ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Воронин Анатолий Яковлевич
27 декабря

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 5.91*32  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    По этическим соображеним имена и фамилии реальных героев этого рассказа мной изменены.

   27 декабря
  
   Так получилось, что экзамены за третий курс в Волгоградской высшей следственной школе МВД СССР нам довелось сдавать не в мае-июне, как это было предыдущие два года обучения, а в декабре-январе. А причиной переноса экзаменационной сессии на заочном факультете на столь ранний срок, стали предстоящие Олимпийские игры в Москве. Преподавательский состав школы и слушатели-очники убывали в столицу на обеспечение охраны правопорядка, а посему, экзаменационная сессия у них смещалась на пару месяцев и наслаивалась на так любимые нами весенне-летние денёчки. Стало быть, не суждено нам было иметь дополнительный отпуск в виде сорока беззаботных суток, когда не надо было думать ни о преступности, ни о процентах её раскрываемости. Грызи себе потихоньку гранит наук, которые к третьему курсу уже вплотную перехлестывались с нашей повседневной деятельностью.
   Всё бы ничего, но было у этой сессии одно существенное неудобство. Самый разгар её приходился на дни, когда вся страна праздновала наступление нового года, а если учесть что экзамен по психологии выпадал на тридцать первое декабря, а консультация по гражданскому и семейному праву на второе января, то выходило, что встречи новогоднего праздника в кругу семьи нам не видать как собственных ушей. Да и как можно было попасть к праздничному столу, если поезд из Волгограда в Астрахань отходил вечером и прибывал рано утром следующего дня. Как не крути, но мы всё равно опаздывали к праздничному столу. Тем более что, приехав рано утром первого января, уже вечером нужно было возвращаться обратно, дабы успеть на консультацию по гражданскому и семейному праву.
   Перспектива встречи Нового года в чужом городе, или в поезде, повергла нас, оперов уголовного розыска в уныние. Все пятеро были, пожалуй, единственными "безлошадными" на курсе, кому в лучшем случае был уготован трясущийся, плацкартный вагон. Если только мы ещё сможем достать билеты на поезд в эти предпраздничные дни. Как тут было не позавидовать троим сотрудникам ГАИ, учившимся с нами в одной группе, которые на все экзаменационные сессии приезжали как "белые люди", двумя легковушками. "Рыцари жезла", конечно же, могли прихватить с собой всех "уркаганов", но на фига были нужны эти бесплатные пассажиры, ежели сдавать экзамены им помогали совсем другие люди, имеющие вполне конкретный блат среди преподавателей.
   Первая неделя экзаменационной сессии как всегда была полностью отдана установочным лекциям по всем сдаваемым предметам. А их было не мало - четыре зачета и пять экзаменов.
   Первым был экзамен по философии, предмету весьма мудреному и по этой причине не любимому ни одним практическим работником. Наверно поэтому только два человека со всего курса получили отличные оценки. Ни один из оперов выше трояка так и не смог прыгнуть. Но они к этому особо и не стремились, да и не было у них времени, чтобы серьезно готовится к сдаче экзамена по данному предмету, поскольку именно в те самые дни в учебно-производственном центре Волгоградского мясокомбината завершился выпуск очередной группы специалистов, в большинстве своем - женщин. Молодых и симпатичных, съехавшихся со всей страны повышать свою квалификацию. А поскольку "опера" традиционно жили не в гостинице, а именно в общежитии мясокомбината, они не могли упустить возможности, чтобы не поучаствовать в торжественных мероприятиях по поводу и по случаю.
   Был торжественный ужин со столами, ломящимися от деликатесной мясной продукции, той самой, что выпускалась на местном мясокомбинате, и был вселенский гужбан, который красноречиво отразился на лицах оперов, пришедших на следующий день сдавать экзамен. Нелегкое это дело - сдавать экзамен по предмету, если учебник по нему так и не побывал ни разу в руках, а все познания о нем ограничены несколькими часами установочной лекции и скоротечной консультацией. Но вдвойне труднее этот предмет сдавать в тот момент, когда голова озабочена совершенно иными мыслями. Видимо поэтому опера, первыми пришедшие на сдачу экзамена, за счастье посчитали те "уды", что им выставил преподаватель, и, не дожидаясь окончания экзаменов, толпой рванули обратно в общежитие, где вчерашний банкет вступал в новую фазу. На этот раз к "мероприятию" присоединилось практически все женское население мясокомбинатовской общаги, которые не могли упустить возможность "поэксплуатировать" мужское меньшинство по самому, что ни на есть, прямому назначению. А тем только того и надо. Так увлеклись, что потеряли счет времени и только на вторые сутки вспомнили, что им предстоит сдавать зачет по марксистско-ленинской этике и эстетике, предмету малоизученному и совсем даже непонятному.
   Преподаватель - бывший комсомольский работник, по призыву партии надевший на свои худосочные плечи милицейские погоны, наверно тем и занимался всю свою сознательную жизнь, что с утра до ночи читал окружающим его людям нотации на тему морали, о том каким примерным должен быть строитель коммунизма. Вот ему то и должны были опера сдавать зачет по предмету, который совсем даже не вкладывался в рамки их образа жизни, далекого от прописных истин этики и эстетики. А уж как опера были "рады" тому, что это моложавый очкарик начнет сейчас промывать им мозги своими вопросами. И они приготовились к самому худшему, поскольку накануне так увлеклись женщинами, что пропустили консультацию по предмету, а это могло стоить им отлучением от сдачи зачета.
   Однако пронесло. Учебная группа, в большинстве своем состоящая из земляков, оккупировала небольшую, душную аудиторию. Час общения с преподавателем, который вместо индивидуального принятия зачетов по предмету решил применить собственное "Ноу-Хау" в виде колоквиума, для не совсем протрезвевших оперов показался неимоверным испытанием, сравнимым разве что с иезуитской пыткой в гестаповских застенках. В тот момент они думали вовсе не о том, как сдать зачет, а о том, как под благовидным предлогом смыться из аудитории и успеть добежать до ближайшего туалета. Вчерашние мясные деликатесы так и подкатывали к горлу, гонимые из внутренних органов перегаром "адского коктейля" из смеси водки с лимонной эссенцией.
   И вот когда стадия кипения внутриутробного содержимого подошла до критической отметке, дверь аудитории вдруг распахнулась, и в проеме появился какой-то старлей, скорее всего один из молодых преподавателей. По его всклокоченным волосам и вытаращенным глазам можно было сделать вывод, что за пределами этой душной комнатенки произошло что-то из рук вон выходящее, отчего он вот так вот, запросто, без стука и приглашения ворвался в аудиторию и прервал процесс научного общения преподавателя со слушателями школы.
   - Вы слыхали, что в мире творится?! - С порога ошарашил всех присутствующих старлей, и тут же, даже не дав им опомнится, выпалил - Война!!!
   Все повыскакивали из-за столов и в едином порыве закричали:
   - Как, война?! Какая война?! Где война?! С кем война?!
   Старлей быстрым шагом подошел к столу, за которым наш преподаватель сидел с полуоткрытым от удивления ртом, и быстро с ним поздоровавшись за руку, сказал, обращаясь ко всей аудитории:
   - Только что по радио передали, что Советский Союз ввел войска в Афганистан, и в Кабуле новый президент страны Бабрак Кармаль выступил с обращением к своим соотечественникам.
   - А-а ка-ак же друг Советского Союза, товарищ Амин? - заикаясь, произнес бывший комсомольский номенклатурщик. - Ведь он только-только начал наводить порядок в стране.
   - Не знаю, что там с товарищем Амином приключилось, но я, ко всему прочему, успел послушать "вражьи голоса", а они утверждают, что кердык ему пришел. Убили Амина во время перестрелки, когда захватывали его дворец в Кабуле.
   - Кто убил? Зачем убили? - Закидал вопросами "комсомолец".
   - Кто, кто, да наши же военные и убили, - невозмутимо ответил старлей. - То ли десантники, то ли еще кто, но то, что убили, это точно. Сказали ещё, что при захвате президентского дворца были слышны не только выстрелы, но и сильные взрывы.
   - Это что же получается, в Афганистане переворот произошел, и СССР к этому приложил свою руку? - Не унимался "комсомолец". - Не может такого быть, ни за что не поверю. Ведь у нашей страны заключен договор с ДРА о дружбе и взаимопомощи.
   - Договор - договором, но видать что-то там у них не срослось, - заметил старлей, многозначительно тыча пальцем вверх.
   "Заушники" все это время молча наблюдали за диалогом двух преподавателей, перебрасывая взгляды с одного говорящего на другого. До их сознания еще не совсем четко дошло, что же на самом деле произошло в Афганистане. Первые эмоции, вызванные словом "война", как-то незаметно притухли. Да и какая это война, когда на твою Родину никто и не думал нападать, а даже наоборот, наши солдаты и офицеры перешли государственную границу СССР и вошли в соседнюю, дружественную страну для оказания интернациональной помощи. Ну и что, что убили Амина. Поговаривали что он еще тот "супчик", и сам был причастен к убийству лидера НДПА - Тараки. Правда, ничего об этом в советской прессе не писалось, и всю мало-мальски правдивую информацию о происходящем в Афганистане опера черпали из тех же самых "вражьих" голосов, коими были "Немецкая волна", Радио "Свобода" и "Голос Америки". Гэбэшные "глушилки" давили среднечастотный диапазон этих мощных радиостанций, но кое-что из радиопередач все-таки проскакивало по коротковолновому диапазону, и находящиеся на дежурстве сотрудники милиции, порой отыскивали своими "транзисторами" полулегальные частоты. Оттуда-то и черпалась вся "левая" информация, которую официальные СМИ всячески старались замалчивать от советских граждан.
   Опера, буквально минуту тому назад мечтавшие о глотке свежего воздуха, уже и подзабыли, зачем им это было нужно. Вместе с другими слушателями они ввязались в жаркую дискуссию на тему весьма далекую той, по которой они должны были сдавать зачет. Причем, каждый затронутую проблему видел со своей "колокольни".
   Одни утверждали, что вся эта затея с интернациональной помощью всего лишь предновогодний демарш, который был необходим для того, чтобы сменить власть в ДРА. По всей видимости, Амин чем-то не угодил Брежневу, и тот попросил его тихо, мирно уйти с политической арены. А поскольку тот не внял словам "генсека", то и получил по "мусалам", дабы другим неповадно было. Посидят советские военнослужащие пару тройку недель в Кабуле, да и вернутся обратно, как только там все стабилизируется.
   Другие горячо с ними спорили, и, проводя аналог с Венгрией и Чехословакией, утверждали, что этого вообще нельзя было делать. Как можно было вводить войска на чужую территорию, где основная часть населения вела средневековый, полудикий образ жизни. А ну, как им не понравится вероломное вмешательство "северного брата" в их повседневную жизнь? Кто знает, чем все это тогда может закончиться для Советского Союза.
   Сколько людей, столько мнений. И только в самом конце этого жаркого диспута из-за стола поднялся самый старый "заушник" - Володя Кушнаренко. За плечами этого вэвэшного капитана был почти двадцатилетний опыт работы в системе исправительно-трудовых учреждений. Все слушатели не переставали удивляться тому, как он вообще мог попасть на учебу в высшее учебное заведение в столь преклонном возрасте. Но никто, ни разу не попрекнул его этим, не спросил его, зачем вообще ему нужно было высшее образование, если через несколько лет он должен был уйти на пенсию. Да и вряд ли бы он кому ответил на столь каверзный вопрос. Еще на сессии за первый курс среди слушателей заходил слушок, что Володя самый, что ни на есть настоящий палач, и что он частенько выезжает в служебные командировки в Новочеркасск, где приводит в исполнение смертные приговоры. Амбал Кушнаренко прознавший об этом разговоре, быстро вычислил "первоисточника" слуха, поймал его в коридоре "вышки", и слегка придавив к стене своей волосатой лапищей, коротко сказал:
   - Не пиз.. о том, в чем не имеешь ни малейшего понятия.
   После того инцидента все слушатели сторонились Володю, стараясь без излишней надобности не попадаться ему на глаза. И только опера, забухавшие по случаю успешно сданного экзамена, приглашали его в свою компанию. Но и они никогда не лезли ему в душу с лишними расспросами. И о чем, собственно говоря, было расспрашивать? Если это действительно было так, то они не хотели бы оказаться на его месте. Уж лучше кодлу "мокрушников" отловить, нежели хладнокровно застрелить человека, которому по определению суда "намазали" зеленкой лоб, даже если он самая что ни на есть конченая мразь. На то была нужна определенная сила духа и... черт знает чего еще.
   - Я не знаю, как будут развиваться дальнейшие события в Афганистане, - не спеша начал свою короткую речь, Володя, - но чую что это надолго, и кровушки людской там прольется немало. Неужели у наших правителей не хватает мудрости и прозорливости, чтобы не повторять ошибок, что уже однажды сделали американцы во Вьетнаме? Глупо это всё, глупо.
   В аудитории воцарилась полнейшая тишина. Наверно потому, что в тот момент каждый из сидящих слушателей вдруг отчетливо понял смысл сказанного Володей. Если страна втянется в долголетнюю войну, то кто знает, как выпадет масть, и не придется ли кому из них умыться кровавыми слезами. От одной только мысли, что такое могло произойти, становилось не по себе.
   "Комсомолец" видимо тоже прочувствовал Володины слова. Он молча расписался в зачетках, что стопкой лежали у него на столе, и, передав их старосте группы, удалился из комнаты. Все присутствующие проводили его недоуменными взглядами до двери, и когда его худощавая, сутулая спина скрылась за ней, вопросительно посмотрели на старосту - ГАИшника Татарчука. Тот, в свою очередь, открыл первую попавшую зачетку, и его лицо расплылось в широчайшей улыбке. Лихорадочно вытащив откуда-то из середины пачки еще одну зачетку, он раскрыл её на нужной странице, и выражение его лица стало вообще как у блаженного. Словно он только что выиграл в лотерею автомобиль "ГАЗ-24".
   - Мужики, я ху..! "Марксист" всем зачет поставил!
   Не веря сказанному, все рванули к старосте и стали лихорадочно разбирать свои зачетки. И точно, во всех них против предмета "...этика и эстетика" стояла запись "зачет" и подпись преподавателя.
   По всей видимости, происшедшие в Афганистане события, оставили в душе преподавателей высшей школы неизгладимый след. Они стали какими-то совсем иными, более податливыми во время общения со слушателями-"заушниками". Особым шиком теперь считалось, когда слушатель при сдаче очередного экзамена, выдавал "на гора" очередную "горячую" порцию информации о происходящих в Афганистане событиях. Считай, что такому счастливчику, даже если он был неисправимым двоечником, светил как минимум твердый "удов". А тому больше и не надо было, поскольку большинство слушателей, выходя на "финишную" прямую очередной экзаменационной сессии, жили под лозунгом: "Лучше иметь синий диплом и красную рожу, нежели наоборот".
   В преддверии новогоднего праздника слушателям объявили весьма приятную для их слуха новость о том, что запланированный на тридцать первое число экзамен по высочайшему повелению сверху переносится на тридцатое число. Уж как обрадовались опера этой вести и вместо того, чтобы усиленно готовиться к экзамену, они всей толпой ринулись на железнодорожный вокзал за билетами. А там - фиг вам. Билеты на поезд практичные пассажиры раскупили загодя, и в кассе остались только билеты в общий вагон. Да и тех было всего ничего, поэтому операм пришлось довольствоваться тем, что было.
   Экзамен по психологии мы, конечно же, сдали. И не последнюю роль в этом сыграл неформальный контакт с преподавателем на тему "Аля - Афган". Как обычно в таких случаях, после сдачи экзамена был небольшой сабантуй "по поводу", за которым последовали скоротечные сборы в дорогу. Ничего лишнего с собой брать не стали, за исключением грязного белья. Учебники по гражданскому и семейному праву оставили по месту своего временного пристанища, поскольку имелась реальная угроза забыть их дома, или потерять в дороге. Да и не будет времени их читать, коли домой ехали конкретно праздновать.
   Протискиваясь в общий вагон, я вдруг вспомнил период гражданской войны, когда люди точно так же, словно селедка в бочке, набивались в расхлестанные теплушки. Современная "теплушка" была больше похожа на трамвайный вагон в час "пик". На сотню сидячих мест претендентов на них оказалось раза в четыре больше. Шум, крики, возмущенные возгласы, плач маленьких детей. Все слилось в один сплошной гул, скорее всего напоминавший монотонное гудение большого, высоковольтного трансформатора. В этой ситуации достаточно было одного неосторожного телодвижения, или чьего-то неуместного замечания по данному поводу, и без того напряженная ситуация могла выйти из-под контроля. Контролер, попытавшийся было еще на выезде из Волгограда проверить у пассажиров картонные посадочные талоны, с позором был вытолкан ими в тамбур и больше в вагоне не появлялся. Только к полуночи, когда поезд наконец-то добрался до крупной узловой станции "Верхний Баскунчак", народ в вагоне немного рассосался, и практически все оставшиеся в вагоне пассажиры получили возможность притулить свои задницы на жесткие сиденья. Наиболее отчаянные из них расположились на вещевых полках, висевших под самым потолком вагона.
   Именно в этот момент опера заметили Володю Кушнаренко. Он сидел особняком, в самом конце вагона прислонившись к стене, за которой располагался туалет. Опера не могли себе позволить, чтобы хороший человек сидел у "сральника" вдыхая все прелести запахов человеческих экскрементов. Володя Литвинов, самый старший из оперов, проявил инициативу и уже через минуту его тезка сидел в кругу однокурсников. Как говорится, - в тесноте, да не в обиде. Последние сутки уходящего года уже наступили, и был вполне серьезный повод, отметить это обстоятельство. Тем более что следующая их встреча теперь произойдет аж через год. Ну, если и не через год, то через тройку дней это уж точно.
   Не спеша, попивая водку, опера по очереди рассказывали занятные байки из своей практики. Когда очередь дошла до меня, я тоже поведал грустную и трагическую историю из жизни одной простой семьи.
   Буквально незадолго до ноябрьских праздников в городе была задержана банда грабителей, состоящая из трех наркоманов. На их счету было около десятка разбойных нападений на квартиры граждан. Во всех случаях преступники не просто грабили квартиры, но и убивали потерпевших, пытавшихся оказывать отпор злодеям. Именно от их рук погиб Герой Советского Союза - Алиев, длительное время проработавший водителем в таксомоторном парке. Но самое интересное было в том, что по "низам" один из наркоманов "раскололся" на преступление, которое числилось в списке раскрытых. Еще в 1976 году на одной из городских квартир было совершено зверское убийство. Когда вызванные соседями милиционеры приехали на место преступления, они увидели ужасную картину. В небольшой комнате заводского общежития в лужах крови лежали две женщины, а возле одной из них сидел в дымину пьяный молодой человек, который, всхлипывая, монотонно твердил одну и ту же фразу: "Прости меня, Маша". Около мужчины на полу валялся окровавленный нож кустарного производства с пластиковой рукояткой. Но самым шокирующим во всей этой картине было то, что в маленькой кроватке, стоящей в углу комнаты, держась за решетчатую спинку, пританцовывал маленький пацаненок, которому на вид было не больше года.
   Позже, при проведении следственных действий, парень будет утверждать, что он не убивал свою жену и тещу. Что в квартиру вошел, когда они уже были убиты, и нож он вытащил из груди жены, в надежде на то, что этим спасет её. Но все улики будут свидетельствовать против него. Скандал, что произошел накануне у него с женой, отпечатки его пальцев на том самом ноже, следы крови, неимоверным образом попавшие на его майку и трусы. Парень не выдержал прессинга со стороны оперов и следователя прокуратуры и дал "признательные" показания. А потом был суд, и впаяли парню "вышку". Того самого маленького ребенка - сына "убийцы", еще в первый день сдали в дом малютки, и дальнейшая его судьба мне была не известна.
   И вот, теперь, когда задержали этих наркоманов, выяснилось, что тот парень действительно не убивал своих родственников. Кровь невинных жертв была на руках этих мерзавцев. После небольшой оперативной комбинации они были изобличены в содеянном, и как говорится, раскололись до самой задницы. А парень, что оговорил себя на следствии и в суде, в прошлом году был расстрелян. Выходит, зазря мужик пострадал.
   Кушнаренко сидел напротив меня ни живой, ни мертвый с зажатым в руке стаканом с водкой, а на его лице не было ни единой кровинки. Он как-то сразу постарел, а глаза его стали пустыми. Я удивился такой реакции Володи на мое повествование, и поинтересовался в чем дело, не плохо ли ему. Но он, словно выйдя из забытья, только спросил:
   - Как фамилия того парня.
   Я хорошо помнил ту фамилию, поскольку её нельзя было забыть.
   - Его звали Иваном, а фамилия его была самая, что ни на есть русская - Иванов.
   Володя тяжело вздохнул и, опрокинув стакан с водкой, заплакал.
   Было совершенно неестественным видеть перед собой плачущего мужика, в котором было не меньше центнера веса. С Володей произошла истерика, и он начал биться затылком о деревянную перегородку, чем вызвал возмущение пассажиров, сидящих в другой секции плацкартного вагона. Мы всей толпой кинулись его успокаивать, но он продолжал рыдать, а тело его билось словно у эпилептика.
   У кого-то из присутствующих появилась дельная мысль - дать Володе "ударную" дозу спиртного, дабы ввести его окончательно в состояние "отключки". Что мы и сделали, заставив его через силу осушить два стакана с водкой. Только после этого он немного успокоился, и сказал всего лишь одну фразу:
   - Ведь это же я, я, вот этой вот рукой.., - после чего тут же завалился спать.
   Мы отлично поняли, что он имел в виду, но никаких разговоров на эту щекотливую тему продолжать не стали. К тому времени вагон покинули еще несколько десятков пассажиров, высадившихся на станциях и полустанках по пути следования пассажирского поезда под номером 606, и вконец подуставшие "гуляки" смогли вожделенно растянуться на незастеленных полках.
   До прибытия поезда на конечную станцию оставалось чуть больше четырех часов, и надо было хотя бы немного выспаться перед трудным днем, но сон совершенно не брал меня в свои "морфейные" объятия. В голову лезли разные мысли о смысле жизни, о случайностях и закономерностях бытия. Из головы не выходил этот расстрелянный Иванов, который не намного пережил свою супругу. Почему-то подумалось и о том, что сейчас происходит в Афганистане. Сплошной каламбур в голове. Я тогда и предположить не мог, что через каких-то шесть с половиной лет "Афган" ворвется в мою собственную жизнь, и что я поделю её на две части - на ту, что была до него, и ту, что будет после.
   И каждый год, именно 27 декабря начиная с 1988 года я буду встречаться со своими боевыми друзьями у обелиска воинам-интернационалистам, и будем мы поминать погибших товарищей, и пить за живых. Тех, кто выжил в афганской войне.
   А на двадцатилетие этой памятной даты, встретятся у того обелиска два человека.
   Одним из них был Володя Кушнаренко. В 1982 году, по окончанию обучения, он напишет рапорт, по которому его направят в Афганистан. Я тогда ничего не знал об этом факте, и был крайне удивлен, когда, придя в очередной раз по делам службы в Следственный изолятор, не обнаружил его в кабинете. Совершенно другой, незнакомый мне человек заявит, что теперь он занимает должность зам начальника СИЗО, а Володя убыл к месту службы в другом регионе. Я тогда не вник в смысл сказанного, и только спустя семь лет встретился с Володей у нашего ветеранского обелиска. Только тогда я узнал, что он, как и я был советником Царандоя в ДРА, а подсоветным у него был начальник тюрьмы в "Пули-Чархи".
   Вторым был молодой парнишка - Саша Иванов, вернувшийся без руки с чеченской войны. С малолетства он воспитывался в детском доме, и его некому было отмазывать от службы в армии. Служил Саша пулеметчиком в Софринской бригаде, а осколочное ранение в руку получил в 1996 году, во время проведения плановой зачистки "зеленки" в районе населенного пункта Ведено. Пока его везли до Грозного, началась гангрена, и военные врачи вынуждены были оттяпать у парня руку по самое плечо.
   Когда в тот день Володя впервые увидел Сашу, он мгновенно изменился в лице. Он стал расспрашивать нас о том, что это за молодой ветеран. Поскольку Саша уже второй год тасовался с ветеранами-"афганцами", мы рассказали ему все, что знали об этом парне. А когда Володя узнал Сашину фамилию и отчество, у него случился сердечный приступ.
   Когда его загружали в подъехавшую машину скорой помощи, он поманил меня пальцем, дав тем самым понять, чтобы я склонился к его лицу.
   - Это его сын. Боже, как он на него похож, - тихо произнес Володя и почти тут же потерял сознание.
   Вечером того же дня мне домой позвонил председатель нашей ветеранской организации Александр Калюжный, который сообщил печальную новость, - Володя Кушнаренко не приходя в сознание, умер в больнице от инфаркта.
   Сегодня двадцать седьмое декабря, и мы - ветераны последних войн второго тысячелетия, обязательно соберемся вместе, и вспомним поименно тех, кого нет с нами.
   Вспомним и тебя, Володя.
  
  
  
  
Оценка: 5.91*32  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023