Встреча Нового года, с такой помпой отмечаемая накануне, наутро следующего дня была уже недосягаемо далеким моментом нашей повседневной жизни. И хотя дождливое утро первого января фактически было продолжением точно такого же дождливого дня года ушедшего, это был уже совершенно иной год.
В Афгане все советники без исключения жили одним днем, не строя никаких иллюзорных планов на будущее, и стараясь не думать о том, что будет с ними завтра, послезавтра, через неделю, месяц, год.
День прошел, зачеркнуто ещё одно число в дембельском календаре, и на том спасибо, что остались живы и невредимы.
Строить перспективные планы на любой войне - дело неблагодарное, а порой даже очень опасное занятие. В грезах и мечтаниях начинает постепенно расслабляться сжатая внутри каждого человека пружина, заставляющая его ежесекундно быть готовым к самому наихудшему в обыденной жизни. Теряется форма, притупляется бдительность, а это - ловушка, попадая в которую, уже очень трудно выбраться. И чем мечтательней был человек, тем больше у него было шансов сгинуть на этой войне.
Но это все сумбурная лирика. Реалии жизни были куда прозаичней.
Вставать в первый день нового года пришлось рано утром, когда на улице еще стояла кромешная темень. А головка-то - того. Не совсем на своем месте находится. Да и не удивительно, ведь сколько её, "родимой", по скончанию старого года употребили.
А-а, один хрен, чем дышать на высокое начальство: прошлогодним перегаром, или новогодним свежаком. Дабы соблюсти требования нарождающейся в Союзе демократии, единогласно проголосовали - "За".
За неё - похмельную норму, которая сейчас нам была так необходима. Закусывали "следами" вчерашней разгульной жизни, оставшимися в холодильнике. В запасе было еще минут двадцать, и на посошок мы решили испить еще и чайку горячего. Вряд ли в "зеленке" нам сегодня удастся получить такое удовольствие. Так что лучше уж заранее наполнить мочевые пузыри, чтобы было потом, чем "метить" "духовскую" территорию.
В восемь утра я, Михалыч и переводчик Юра вышли за КПП городка и стали ожидать царандоевский транспорт.
БТР, на котором уже восседал Мир-Акай и еще несколько бойцов царандоя, подъехал вовремя, так что мокнуть под дождем нам особо не пришлось. Еще когда собирались отъезжать от городка, Мир-Акай пригласил нас внутрь бронированной коробки. Мы сначала отказались от его предложения, но, после того как командующий с помощью пальцев правой руки и кадыка изобразил международный жест, дружно полезли в БТР.
Да-а! Видимо здорово мы вчера "загрузили" Мир-Акая, если он до утра так и не смог оклематься. Такой же болезненный, как и мы сами. Не сговариваясь, решили всей компашкой поправить подорванное здоровье. Не зря же командующий нам "маяк" подавал. При нем оказалась обычная алюминиевая фляжка, наполовину заполненная водкой. Ни кружек, ни стаканов у нас не было. Да и БТР оказался "не укомплектованным". Поэтому, пришлось пустить фляжку по кругу, и пить прямо из горла. Хорошо хоть Мир-Акай догадался прихватить с собой полусухую кукурузную лепешку и пару банок тушенки. Было чем закусить эту теплую, противно пахнущую "Столичную" пакистанского разлива.
После выпитого спиртного находиться в духоте БТРа стало невозможно, и мы выбрались наружу. Так дальше и ехали всю дорогу, сидя на холодной и сырой броне.
Командующий оказался прав - "духи" действительно разрушили обваловку арыков, и хлынувшая из них вода, в буквальном смысле слова превратила всю "зеленку" в непроходимое болото. Пыль, еще накануне лежавшая толстым слоем на всех дорогах, схватив влагу, превратилась в густое и липучее месиво.
Нашему БТРу эта грязь не была помехой, и мы уверенно продвигались вперед. Правда, скорость уже была не та. Участок дороги, проскакиваемый накануне за каких-то полчаса, на этот раз пришлось преодолевать почти два.
Но это было только начало.
За первым постом обороны дороги пошли еще хуже. Точнее сказать, это были уже не дороги, а реки разливанные. Буксуя всеми восьмью колесами, наш БТР медленно полз вперед, утюжа своим плоским днищем земляной вал, выпирающий по центру глубокой колеи. Выскочить из нее не было никакой возможности.
Как на грех, на нашем пути раскорячилось сразу несколько груженых КАМАЗов. Быстро вращающиеся колеса машин только еще глубже зарывали их в непролазную жижу. Афганцы, подъехавшие со второго поста на танке, попытались разрешить эту проблему. Зацепив впереди стоящий автомобиль стальным тросом, танк рванул с места. Буксирный трос, зацепленный за крюк на бампере грузовика, "с мясом" вырвал сам бампер. Слабоват, оказался наш "татарский красавец" перед заграничной распутицей.
Афганцы собрались в кучу и стали шумно обсуждать, как им поступать дальше. Кому-то из них пришла в голову идея - тащить машины задом, зацепив буксирный трос за фаркоп грузовика.
Попробовали, и все пошло как по маслу. Танк поочередно стал вытаскивать машины, буксируя их до более-менее сухой площадки на втором посту обороны.
На всё это у него ушло больше часа, и только после того как дорога была полностью расчищена от образовавшегося затора, мы смогли двигаться вперед на своем БТРе.
До второго поста мы смогли добраться лишь к обеду.
Если ехать дальше, неизвестно, сколько это еще займет времени, поскольку за вторым постом грязища была еще круче. А нам нужно было успеть в один световой день проделать обратный путь до города. С такими дорогами не было никакой уверенности, что нам это удастся.
Мир-Акай принял единственно верное в этом случае решение. По рации он связался с командирами остальных постов и вызвал всех их к себе на "джиласу".
Пока командиры съезжались на пост, мы успели немного перекусить в импровизированной столовой, нашедшей свое пристанище в каком-то полуразрушенном сарае, а может быть - кошаре. У этого строения полностью отсутствовала крыша, видимо, обвалившаяся или сгоревшая еще во время весенне-летних боев с "духами". Сообразительные сарбозы-повара приладили вместо неё несколько корявых жердин, поверх которых натянули кусок брезентового тента от "шишиги", подорвавшейся на "итальянке" неподалеку от этого поста.
На обед был вареный рис с бобовым соусом и чай. И на том спасибо. На свежем воздухе уплели все это за милую душу.
А потом была "джиласа" и командиры докладывали командующему о состоянии дел на своих постах и прилегающей к ним "зеленке". В один голос они жаловались на нехватку необходимых продуктов питания, теплых вещей и обычных дров для обогрева землянок и приготовления горячей пищи. Мир-Акай записывал в свою рабочую тетрадь всё, о чем ему говорили подчиненные, и обещал, что уже в ближайшие дни все их просьбы будут удовлетворены. На том "джиласа" и закончилась.
Пока Мир-Акай, окруженный командирами постов, общался с ними в неформальной обстановке, мы втроем шмондили по посту, заглядывая во все закоулки, и проверяя его обороноспособность. Придраться вроде бы было не к чему.
Обратная дорога показалась короче, чем утром. Но все равно, к своему городку подъехали уже в сумерки и, попрощавшись с командующим, пошли на свою виллу. Предлагали ему заглянуть к нам на пять минут, но он, видимо помня еще свои вчерашние похождения, сославшись на нехватку свободного времени, вежливо отказался.
Вечером, после того как позволили себе "по чуть-чуть", уже совершенно ничего не хотелось делать, и поэтому сразу же завалились спать.
А утром мы констатировали, что вчерашний дождь и не думал прекращать свое небесное излияние. В самом советническом городке ранее протоптанных дорожек уже просто не существовало, и пройти от виллы до "удобств" во дворе стало для нас большой проблемой.
А что сейчас творится там - в "зеленке"?
От одной этой мысли на душе становилось тошно.
Пожалел мужиков и решил ехать на посты один. Даже переводчика с собой не стал брать. Какой в нем смысл, если командующий по-русски "шпрехает" не хуже наших переводчиков. Уж как-нибудь разберемся.
В течение дня вместе с Мир-Акаем мотались по всем семи постам, обживаемым царандоевскими военнослужащими, и на базовый - четвертый пост, вернулись уже затемно. Ехать в город было поздно, а посему решили заночевать на этом посту.
До полуночи при свете "летучей мыши" разбирались с документами, что подготовили командиры постов, сверяя их со своими записями, сделанными в ходе визуальной проверки боеспособности подразделений.
В ближайшие дни наступал самый ответственный момент операции. Подразделения царандоя должны были наконец-то выдвинуться на самые дальние посты.
В принципе, эти посты уже были "оседланы" нашими десантниками, круглосуточно отбивавшимися от наседавших со всех сторон "духов".
Генерал Варенников наконец согласился с нашими доводами, в том, что решающий штурм надо делать именно ночью, в тот самый момент, когда "духи" его меньше всего ожидали. Правда, эту новость знали всего несколько посвященных человек. Даже командиры подразделений царандоя были в полном неведении относительно того, что планирует для них их вышестоящее командование.
Эта мера была вынужденной, поскольку среди афганских военнослужащих мог найтись какой-нибудь предатель, и "духи" узнали бы о планах нашего нового "блицкрига".
Тогда - пиши пропало. Колонну грузовиков с военнослужащими "духи" запросто расстреляли бы из засады, устроенной где-нибудь в камышах, густо растущих вдоль дороги пролегающей между постами. И тогда...
Спать легли уже далеко заполночь, когда переделали все дела. Правда, сном это можно было назвать с очень большой натяжкой. Никаких кроватей в землянке не было. Только один самодельный стол, сделанный из нескольких крышек от снарядных ящиков и врытый в землю, да две такие же самодельные лавки с двух его сторон. Мир-Акай как был - в верхней одежде, так и улегся прямо на столе, почти сразу же захрапев. Мне же пришлось довольствоваться сырой и холодной стеной землянки, прислонившись к которой спиной, я тоже вырубился буквально через пару минут.
Холодина ночью была жуткая, - замерз как на дне морском, до самого последнего нервного окончания. Так всю оставшуюся ночь и провел в полудреме, натянув себе на голову какую-то подвернувшуюся под руку дерюжку. А утром, когда вылезал из землянки на свет божий, мои зубы клацали, словно затвор автомата.
Спасибо Олегу Андрееву за то, что дал мне свои резиновые сапоги. Они мне очень здорово помогли в этой непролазной грязюке и холодрыге.
А афганцам хоть бы хны. Видимо в целях экономии, они поснимали свои ботинки и мотались босиком по этой жидкой, ледяной грязи.
Я смотрел на них и удивлялся: - железные они что ли? Ведь какая никакая, но всё-таки зима на улице стоит.
Мы уже подъезжали к шестому посту, когда "духи" неожиданно обстреляли наш БТР из крупнокалиберного пулемета. Стреляли из "кишмиш-ханы", что стояла почти в полутора километрах севернее дороги. Водитель-афганец мгновенно среагировал на выстрелы и, съехав в низину, увел бронемашину из зоны обстрела. Крупнокалиберные пули, прожужжав шмелями над нашими головами, улетели в сторону сыпучего Регистана.
Мы не стали испытывать свою судьбу и до поста пошли пешком, укрываясь за естественными складками местности и развалинами каких-то глинобитных строений.
Когда добрались до поста, я попросил афганских артиллеристов обстрелять ту самую "кишмиш-хану". Те, с превеликим удовольствием исполнили мою просьбу, сделав несколько выстрелов осколочными снарядами. Но стрелки они видимо были хреновые, - ни один снаряд не попал в цель. "Духовского" пулеметчика это лишь только раззадорило, и он принялся методично обстреливать сам пост и позицию орудийного расчета.
Не выдержав такой наглости с его стороны, я забрался на крышу полуразрушенного дома, где размещался наблюдательный пункт поста, и оттуда стал корректировать огонь артиллеристов. Корректировка велась по принципу: чуть левее, чуть правее. При очередном выстреле снаряд угодил в сухое дерево, стоявшее неподалеку от поста. Осколки разорвавшегося снаряда просвистели буквально в полуметре, и меня словно ветром сдуло с крыши. Хорошо, что никто не пострадал от этих осколков. Вот бы еще была проблема.
Плюнул на этих горе-артиллеристов. Залез в БТР, стоящий тут же на посту, хорошенько прицелился в то место, откуда стрелял "дух", и всадил туда длинную очередь из КПВТ.
Не знаю, попал я по невидимому пулеметчику или нет, но больше ДШК в этот день уже не тявкал.
Из-за боязни вновь быть обстрелянными, решили бронемашину оставить на посту, а сами пешком двинулись дальше. В течение дня исходил по грязюке не менее десятка километров, и вымотался до такой степени, что еле шевелил ногами, когда проходил через КПП нашего городка.
Зашел на нашу тринадцатую виллу, а там паника. Смотрят на меня как на пришельца с того света. Оказывается, когда я второго января не вернулся домой, все почему-то подумали, что со мной случилось что-то очень плохое. Витя "Камчатский" во время вечернего радио-сеанса с испугу доложил в Кабул о моем таинственном исчезновении. Там, естественно, тоже задергались и закидали Михалыча ценными указаниями.
Пришлось самому срочно связываться с "Центром" и объяснять сложившуюся ситуацию. В Кабуле обрадовались, что я цел и не вредим, но на всякий случай насовали мне мандюлей за необоснованную самодеятельность и сделали еще одно дежурное китайское предупреждение. Судя по всему, оно было не последним в моей жизни.
Вместе с мужиками порадовался своему счастливому возвращению из "зеленки", и по этому поводу немного употребили. Сидели в моей комнате, у горящего камина, и я вспоминал, как мерз прошлой ночью в той сырой землянке. Тепло, исходящее от горящих в камине дров и разливающееся по всему телу от сорокаградусного "сугрева", быстро сморило меня. Не помню даже, как добрался до своей кровати.
Вырубился в момент и спал той ночью мертвецким сном.
Глава 22. Ночной поход
Следующий день был примечателен тем, что мне и Мир-Акаю пришлось ехать в Бригаду на совещание, которое проводил лично Варенников. Совещание проходило в коттедже, специально отстроенном для генерала. В небольшой комнате с одним большим окном и двумя дверями кроме самого Варенникова уже сидели оба его помощника и еще несколько высокопоставленных руководителей 70-й Бригады.
Мир-Акай и я по очереди доложили генералу о готовности царандоевских батальонов к выдвижению на восьмой и девятый посты обороны. На карте уточнили уязвимые места, где от "духов" можно было ожидать любых сюрпризов. Варенников спросил нас о том, какая еще реальная помощь нужна царандою от советских военнослужащих, с тем, чтобы эта решающая стадия операции прошла быстро и успешно. Не сговариваясь с Мир-Акаем, в два голоса попросили помочь с обеспечением "коридора" при движении колонны с афганскими военнослужащими. Тут же, не откладывая в долгий ящик, Варенников поднял с места командира дивизиона установок залпового огня - "Град" и командира дивизиона гаубичной артиллерии. Обоим была поставлена задача - обеспечить запрашиваемый нами "коридор".
Командир "Градов" выступил с инициативой, предложив загодя обработать всю "зеленку" в районе предполагаемого перемещения колонны царандоевцев. Варенников согласился с ним и дал добро и на эту упреждающую акцию.
На том совещание и закончилось.
Уже после него на улице к нам подошел "Седой полковник".
- Ну, что, мужики! Значит, завтра воюем?
- А куда ж нам деваться с этой подводной лодки, - с издевкой в голосе вторил я ответом на его вопрос.
- Ну, вот и чудненько. Значит, завтра перед обедом все вместе встречаемся в штабе у Пищева, и оговариваем детали операции. Кстати, а вы знаете, что он со всем своим штабом перебрался на первый пост?
Накануне, когда мы с Мир-Акаем мотались по постам, я обратил внимание на то, что на пустыре около первого поста, где до этого были подготовлены позиции для артиллерийских орудий, ко всему прочему появились еще и мачты разнокалиберных радиостанций. А там, где столько средств радиосвязи, следует искать и штабников. Это истина стара как мир. Стало быть, ход моих мыслей был верен.
Договорились, что ровно в 11.00 часов утра встречаемся все вместе на первом посту. "Седой полковник" желал лично удостовериться в готовности афганских военнослужащих к решающему штурму...
Утро пятого января ничем не отличалось от предыдущих дней. Одна лишь была отрада - противный дождь, досаждавший нам несколько дней подряд, заметно поутих и перешел из разряда льющего в разряд моросящего.
Выезжая на завершающую стадию операции, никто из нас еще не знал, чем всё это закончится. Оставалось только надеяться на то, что ночная вылазка удастся, и уже завтра все мы вернемся в городок живыми и невредимыми.
Очень хотелось верить, что именно так всё и будет.
Из городка вновь выехали втроем: я, Михалыч и Юра. Олег Андреев остался на "хозяйстве", руководить остатками нашей заметно поредевшей группы советников.
Мир-Акай, видимо тоже решивший усилить руководящие ряды царандоя, на этот раз прихватил с собой заместителя по безопасности - Сардара, моего подсоветного - Амануллу, и вновь назначенного начальника "джинаи" - майора Хакима. Кое-как протиснувшись между царандоевцами, облепивших бронетранспортер словно мухи, последующие пару часов ехали как в переполненном трамвае. В тесноте да не в обиде. Зато не так холодно.
Штаб операции действительно перебрался на первый пост и его ПБУ размещался в "кунге", прикопанном в полузатопленный капонир. Кроме Пищева там уже сидел "Седой полковник" и еще несколько старших офицеров, с большинством из которых я не был близко знаком.
Совещались не меньше часа. За это время обговорили все детали предстоящей операции. Еще до нашего приезда "Седой полковник" решил все вопросы с обеспечением того самого "коридора", о котором мы накануне просили у Варенникова, и в наше распоряжение был выделен молоденький старлей - артиллерийский корректировщик.
После совещания к нам подошел "Седой полковник". По панибратски похлопывая меня по плечу, он поинтересовался:
- Ну как? Выполним мы сегодня поставленную задачу?
- Обязательно выполним, - ответил за меня Мир-Акай.
- Ага. Выполним и перевыполним, - вторил ему Михалыч.
- Это как так - перевыполним? - недоуменно переспросил "Седой полковник".
- А как завещал нам товарищ Никита Сергеевич.
- Я серьезно спрашиваю, а вы, товарищ полковник, всё шуточки шутите, - психанул "Седой полковник".
- Так и я серьезно, - в тон ему ответил Михалыч. - А если еще серьезней, так это надо не у нас, а у "духов" спрашивать, чего они там - в "зеленке" думают по этому поводу. А потом, вы же сами с нами поедете, а коли так, поставленная задача обязательно будет выполнена в срок и в полном объеме.
"Седой полковник", видимо, уловив язвительность в голосе Михалыча, махнул рукой и отошел к стоявшим в сторонке офицерам Бригады.
Но Михалыч на этом не успокоился и решил добить его окончательно. Нарочито громко, так, чтобы его слышал "Седой полковник", он возмущенно произнес:
- Мужики! Я чего-то не понимаю, мы что, на голодный желудок сегодня воевать будем?
Я решил подыграть Михалычу, и, показывая на дымящуюся трубу походной ПХД, добавил:
- Да ты что, Михалыч! Как можно! Вон видишь, для нас хавку уже варят. Сейчас с товарищем полковником порубаем и поедем все вместе с "духами" воевать. А то, что же это получается, "духи", ожидаючи нас, сейчас наверняка жирный плов наворачивают, а мы, отощавшие за последние дни, да еще и с пустыми желудками воевать с ними? Не-е, так не бывает.
- А вообще-то, на фронте в таких случаях и "наркомовские" полагаются, - не унимался Михалыч.
- Хренка вам с бугорка, а не "наркомовские", - не выдержав приколов, огрызнулся "Седой полковник".
- Не-е! Ну, это совсем непорядок в Червонной армии, - зацепился за его слова Михалыч. - Жуков, и тот так не поступал с бойцами в самый ответственный момент. Даже штрафникам давали сто грамм перед боем. А мы что, хуже штрафников что ли? А ну как нам больше уже не придется на этом свете её "родимую", попробовать.
- Да хватит вам брехать, - по всему видно было, что "Седой полковник" уже начинал выходить из себя. - Вы про свои "наркомовские" и не помышляйте. Думайте хоть, что говорите, целый полковник как-никак
- Товарищ полковник, так ведь я же для пользы общего дела, - лицо Михалыча было настолько глуповато-наивным, что я едва не рассмеялся. - Ведь если пуля попадет в живот, в котором полным-полно жратвы, это же гангрена может сразу произойти. А "винус-спиртус" - он как раз для дезинфекции, чтобы перитонита мгновенного не случилось. А потом, причем здесь мое звание, пуля она ведь дура, для неё что рядовой, что генерал, всё едино - кого колбасить.
- Э-э! Взрослый человек, а такие вещи говоришь. Типун тебе на язык. - "Седой полковник" явно не дружил с чувством юмора. Если бы оно у него было, он наверняка нашел бы, что ответить Михалычу. Но, видимо - не дано.
Я незаметно "маякнул" Михалычу, давая понять, что нет смысла продолжать эту словесную дуэль. Дюже толстая кожа и его оппонента, одним язвительным словом её не пробить. Тут гранатомет нужен.
Еще с полчаса ждали пока приданный к нашей группе корректировщик, согласует с артиллеристами координаты предполагаемых целей и отметит их на своей карте. Оставалось за малым, как он будет поддерживать связь со своими коллегами. Частоты радиостанции на царандоевском БТРе не совпадали с частотами радиостанции артиллеристов. Носимую "сто пятку" бесполезно было использовать. Её с четвертого поста уже не будет слышно, а с седьмого, и уж тем более - с восьмого и девятого постов, и подавно.
Свои доводы старлей доложил "Седому полковнику".
"Седой полковник" подозвал к себе командира БТРа, на котором он все эти дни рассекал с нами по "зеленке", и спросил его о том, на каких частотах работает радиостанция, и можно ли по ней связаться с артиллеристами. Сержант тут же связался с кем-то по бортовой радиостанции и буквально через минуту доложил, что такое вполне возможно.
- Ну, вот вам и решение проблемы, - удовлетворенно ответил "Седой полковник". - БТР в вашем распоряжении, так что пользуйтесь им по полной программе.
Я что-то не понял "Седого полковника". По всему было видно, что он не собирается ехать с нами на эту ночную операцию. Хотел было уже спросить его об этом, но он опередил меня.
Взяв за локоть, он отвел меня в сторонку, где доверительно сказал:
- В общем, так. Варенников запретил мне ехать с вами и обязал координировать действия отсюда, со штаба Пищева. Так что, придется тебе, Анатолий, комиссарить самому. У тебя, вон какие бравые мужики, да и командующий не один едет. Думаю, что вы справитесь с поставленной задачей. Только у меня к тебе большая просьба, как только выставитесь на посты, сразу возвращайся назад. Считай это приказом самого Валентина Ивановича. Утром мне надо быть в Бригаде у него с докладом и поэтому понадобится БТР.
- Так я могу его прислать вам, а сам останусь на постах, пока окончательно не буду знать о том, что там все нормально, - пытался возразить я "Седому полковнику".
- Не-е, так дело не пойдет. Прежде чем я поеду к Варенникову, должен во всех деталях знать, как проходило выдвижение на посты. По рации о таких вещах много не поговоришь, а посему ты мне нужен здесь. Обсудим итоги операции и подумаем, что докладывать Варенникову. Надеюсь, что ты меня хорошо понял?
Да все я хорошо понял. Господин полковник не хотел брать на свою голову ответственность за эту ночную вылазку, а посему и решил подставить под это дело меня. Если операция сорвется, все шишки будут на моей голове, а "Седой полковник" останется не при делах. В случае удачного завершения операции, он все лавры отхватит себе. Ведь не собирается же он брать меня на доклад к Варенникову.
Правда, мелькнула в моей голове и иная мыслишка. О том, что он просто струсил и не рискнул ехать темной ночью вместе с афганцами. Но не "духов" он боялся, а боялся получить пулю в спину от этих "муртузеев". Видимо сильно запало в его голову наше посещение мятежного батальона. А сейчас, когда командир этого батальона убит, кто даст гарантию, что какой-нибудь сарбоз, затаивший злобу за обидные высказывания, прозвучавшие в тот день из уст полковника, не пристрелит его под шумок возможного боя. Хотя, как знать, точно такая же участь могла постигнуть и меня.
Ничего не стал я больше говорить "Седому полковнику". Только пообещал, что обязательно вернусь. На том и расстались.
От первого поста отъехали часа в три дня. Нам предстояло до темноты прибыть на седьмой пост, где сейчас сосредоточились подразделения царандоя, которым предстоял ночной рейд по "духовским" тылам. Кроме "мятежного" батальона там сейчас находился Джаузджанский оперативный батальон, временно прикомандированный в Кандагар, а также наш опербат, во главе с майором Алимом. На его батальон выпала незавидная доля - быть неким подобием заградительного отряда, на тот случай, если личный состав прикомандированных батальонов попытается под шумок сбежать в "зеленку". А такое, с учетом упаднических настроений, царящих в этих подразделениях, вполне могло произойти.
Пока добирались до седьмого поста, обратил внимание на то, что количество грузовиков, подорвавшихся на минах или подбитых "духами" из гранатометов, заметно увеличилось. Обиднее всего было видеть сгоревшими те самые новенькие ЗИЛы, прибывшие в царандой накануне нового года. Они погибли как необстрелянные бойцы, так и не успев намотать на своих спидометрах первую тысячу километров афганских дорог.
К седьмому посту подъехали уже в сумерки.
Мир-Акай сразу же собрал командиров подразделений для постановки им боевой задачи. Согласно утвержденному плану операции, Джаузджанскому оперативному батальону предстояло закрепиться на восьмом посту, а 48-му БСГ рулетка судьбы предоставила возможность "оседлать" самый дальний - девятый пост. Капитан, исполняющий обязанности командира "мятежного" батальона, эту новость воспринял без особого энтузиазма. Ему предстояло еще озвучить её своим подчиненным, а те-то уже знали, что летом прошлого года именно девятый пост "духи" раскатали "под ноль". Тогда "духи" даже в плен никого не взяли. Просто отрезали головы всем защитникам поста, в том числе и тем, кто уже был мертв.
Поскольку впереди нас ждала неизвестность, командующий распорядился выдать всем бойцам суточную норму сухпая. Стоя с Михалычем в сторонке, мы наблюдали, как сарбозы, только что отужинавшие горячей пищей, вскрывали банки с тушенкой и кашей и, давясь, запихивали их холодное содержимое в свои ненасытные желудки. Наверно считают, что если ночью погибнут, то эти консервы им уже не достанутся.
Действительно - "муртузеи".
Ровно в 22.00 со стороны первого поста мы услышали канонаду, и буквально сразу же над нашими головами провыли десятки, если не сотни реактивных снарядов. Первые снаряды упали невдалеке от седьмого поста, и всполохи от их разрывов осветили всю округу.
При каждой новой серии взрывов афганцы бурно выражали свои эмоции. Нашлись даже такие, которые стали отплясывать одним им известные ритуальные танцы. А несколько сарбозов от нахлынувших на них чувств открыли беспорядочную стрельбу в воздух из своих автоматов.
Обработка "зеленки" "градами" велась почти час. И как только она закончилась, прозвучала команда: "По машинам!"
Мы с Михалычем и Мир-Акаем сели на БТР, любезно предоставленный нам "Седым полковником", а Сардар, Аманулла и Хаким, оседлали царандоевскую бронемашину. На наш БТР сели еще несколько афганцев, в том числе два "инзибода" командующего. На своем бронетранспортере мы возглавили колонну, а "зеленые" замкнули её с хвоста.
Всего в колонне было около двух десятков грузовиков, везших не только бойцов, но и весь скарб, так необходимый на постах. Чего только не загрузили в эти машины: и железные кровати с ватными матрацами и шерстяными одеялами, и дрова, и продукты питания, и боеприпасы.
Как только колонна покинула седьмой пост, офицер-корректировщик связался по рации с артиллеристами и те начали методично обстреливать подступающую к дороге "зеленку". Пару раз они ошиблись в своих расчетах и снаряды едва не угодили по колонне. Давя на тангенту гарнитуры, старлей матюгался на чем свет стоит, обзывая своего невидимого радиокорреспондента всеми известными матерными словами.
В одном месте дорога делала резкий поворот влево. Странно, но на карте этот поворот вообще не был обозначен. Видимо, мотавшиеся до этого советские танкисты и десантники, нарвавшись на "духовские" мины, сошли с опасного участка дороги и набили новую колею.
Вот тут-то нам пришлось туго. Артиллеристы, наверное, тоже ничего не знали об этом повороте, и вместо того чтобы бить по прилегающей "зеленке", уложили несколько снарядов по колонне. Один из снарядов, не долетев до нашего БТРа, разорвался буквально в двадцати метрах от него. Сидевший у моторного отсека сарбоз громко закричал и схватился за плечо. Между пальцами его руки почти сразу появилась кровь. По всей видимости, его здорово зацепило осколком. Все, кто сидели на бронетранспортере, в том числе и я, мигом перескочили на правый борт, а раненый боец, корчась от дикой боли, остался лежать на броне.
Со своей инициативой мы явно поспешили, поскольку следующий снаряд разорвался именно с той стороны, где мы искали для себя укрытие. Слава богу, он упал намного дальше от БТРа, чем предыдущий снаряд. Иначе всем нам не поздоровилось бы.
Бедный старлей! Что он только не орал в микрофон. Невольно поймал себя на мысли, что в этот момент он, не задумываясь, перестрелял бы весь артиллерийский расчет, который только что едва не угробил всех нас.
Видимо артиллеристам надоело выслушивать матерные слова в свой адрес, и они вообще прекратили стрельбу, и теперь только надрывное урчание двигателя БТРа да стоны раненого бойца нарушали эту звенящую ночную тишину. Оставалось лишь надеяться, что "духи" не воспользуются моментом и не обстреляют колонну из гранатометов и стрелкового оружия.
А условия для этого были почти идеальными. По закону подлости, именно в этот момент облака на небе разошлись, и в их разрывах появилась яркая луна. Вся наша колонна теперь была видна как на ладони.
"Боже, спаси и сохрани!" - пронеслось у меня в голове. Машинально потрогал рукой то место, где под одеждой на тонкой капроновой веревочке вместе с офицерским жетоном висел простенький крестик и "молитва-оберег", бережно зашитая моей матерью в черную суконку.
Возможно, Всевышний услыхал мою молитву. Вновь набежавшие на Луну облака потушили этот "фонарь в ночи", и все вокруг вновь погрузилось в кромешную темень.
А ранение у сарбоза действительно оказалось серьезным. Сидевшие на БТРе афганцы сдернули с него одежду и стали перетягивать раненое плечо резиновым жгутом, которым до этого был обмотан приклад его же автомата. Потом на место ранения наложили ватно-марлевый тампон и плотно замотали его бинтами. Добровольные санитары, накладывавшие повязку, сами изрядно перепачкались в крови, бившей пульсирующей струей из раны. Видимо у сарбоза была здорово повреждена артерия, потому-то так много крови из него вытекло. Да и осколок наверняка остался в теле.
Та-ак, один "трехсотый" уже есть. А сколько их еще будет, пока доберемся к месту назначения?
Но, слава богу, все обошлось.
Минут через двадцать из темноты появились очертания каких-то развалин. Это и был тот самый восьмой пост.
- Стоять! Дреш!
Прямо перед нашим БТРом словно из-под земли выросла фигура человека в зимнем камуфляже. В руках он держал пулемет, направленный стволом в нашу сторону.
Водитель нашего БТРа резко тормознул, и все сидящие на нем люди, едва не слетели с брони.
Хоть мы и знали, что десантники на посту уже предупреждены о передвижении нашей колонны, эта "гостеприимная" встреча была для нас неожиданностью.
- Ты чего, мудила, охренел совсем, - подал голос Михалыч. - Ты пулемётик-то свой спрячь куда-нибудь, а то у нас тут тоже нервных хватает.
Заслышав родную речь, пулеметчик обернулся назад, и закричал в темноту:
- Замена приехала!
В следующее же мгновение из развалин выскочили еще несколько человек. Подбежав к нашему БТРу, они начали бурно изливать свои эмоции, закончившиеся "салютованием" из всех видов стрелкового оружия.
От группы десантников отделилась высоченная фигура военного без знаков различия. Приблизившись к нам, он осипшим голосом представился:
- Капитан Игнатьев. Кто тут у вас старший?
- А у нас тут все старшие, - съязвил Михалыч, - одних полковников аж целых два штука.
- Тогда кто будет все это дерьмо принимать?
- Ну, так бы и говорил, - слезая с БТРа, ответил я. - Будет тебе сейчас старший.
Мир-Акай послал гонца по колонне на розыски командира Джаузджанского батальона, засевшего в кабине одного из грузовиков.
Буквально через несколько минут развалины представляли собой копошащийся муравейник. Сарбозы сбрасывали с машин кровати, тюки с различным барахлом. Аккуратно разгружали и складывали в штабеля ящики с боеприпасами.
Капитан Игнатьев поинтересовался у Мир-Акая о том, какими силами его подчиненные будут удерживать пост и, услышав в ответ, что здесь разместится аж целый батальон, многозначительно произнес:
- Ну-у, тогда конечно. Это не то, что я здесь с одним взводом мудохался. Но имейте ввиду, что "душары" вокруг поста дюже шальные. Так что пусть ваши бойцы не расслабляются, а сразу подыскивают укрытия понадежнее. За то время пока мы тут торчали, немного понарыли всяких разных крысиных нор, но думаю, что этого будет маловато, на всех не хватит. "Духи" уже с рассвета начнут колбасить по посту из минометов и безоткаток. Я уже пятерых "трехсотых" и одного "ноль двадцать первого" отсюда отправил. И это всего за какую-то неделю. А "духи", судя по всему, только-только начинают звереть. Совсем скоро здесь будет конкретная жопа. Так что я не завидую вашим мужикам.
Мир-Акай отлично понимал, какая "мясорубка" ждет уже в ближайшее время его подчиненных, и поэтому попросил капитана поделиться соответствующей информацией с афганским комбатом, принимающим все это "беспокойное хозяйство". Чтобы процесс общения не имел сбоев, я оставил на посту нашего переводчика Юру.
А нам предстояло двигаться дальше. Нужно было проехать по "зеленке" еще около трех километров, туда, где располагался девятый пост.
Поехали уже меньшим составом, поскольку половина колонны с грузом и людьми осталась на только что покинутой точке. Эту половину машин мы должны были прихватить на обратном пути, когда, окончательно разгрузившись на девятом посту, грузовики будут возвращаться обратно.
Не успели отъехать и полкилометра, как между движущимися грузовиками произошел взрыв. Неужели "духи" очухались и начали обстрел колонны? Но больше взрывов не было, и колонна за какие-то пятнадцать минут достигла девятого поста. В отличие от предыдущей дороги, по последнему её участку было даже приятно ехать, поскольку дорожное полотно было сплошь каменистым, а вдоль него росли какие-то деревья. Ну чем не автобан.
На девятом посту нас уже встречали. Не успели мы остановить свой БТР у какого-то подобия шлагбаума, как к нему подбежал военный. Выяснилось, что это был прапорщик, замкомвзвода десантников. Лицо и руки у прапора были черными от копоти.
Выяснив, что за колонна подъехала, обернувшись назад, он закричал в ночную тишину:
- Мужики! "Зеленые" на замену приехали! Дембель!!!
Боже, что тут началось. Не сговариваясь, все кто был на посту, открыли сумасшедший огонь из всех видов оружия. А стоявшая на посту БМПэшка стала стрелять из пушки по высокой скале, выпиравшей из земли зубчатым гребнем примерно в километре от нас.
Звуки выстрелов отражались от скалы дребезжащим эхом, словно кто-то невидимый, сидящий на ней, бил колотушкой в огромный медный таз. Я обратил внимание, что трассеры летят в одном направлении, в большой круг, белеющий на отвесной стене этой скалы. Круг этот словно мишень притягивал к себе малиновые трассы пуль, ударявшиеся о камни и рассыпавшиеся мелкими брызгами.
А "муртузеев" хлебом не корми, только дай трассерами пострелять. Они попрыгали с машин и присоединились к десантникам.
Мир-Акай быстро пресек это безобразие. Он громко гаркнул в сторону "стрелков", и солдаты, разом прекратившие стрельбу, с большой неохотой стали расходиться в разные стороны.
Командующий отдал распоряжение о построении личного состава.
Дисциплина, конечно хорошее дело, но собирать людей в кромешной темноте - дело не из легких. Некоторые сарбозы уже успели найти себе укромные местечки, и, накинув на плечи шерстяные одеяла, пристраивались отойти ко сну. Алим со своими подчиненными бегал по развалинам, коих на посту было великое множество, и вытаскивал хитрожопых лодырей буквально за шиворот, толкая их пинками под зад.
Нужно было спешить с разгрузкой машин, а не бока отлеживать. На все про все времени было отведено не больше часа. Но сарбозы и не думали приступать к разгрузке. Пришлось мне с Михалычем выступить в роли "грузчиков-стахановцев". Буквально за пять минут мы сбросили с одного из грузовиков спинки и сетки от металлических кроватей. Чохом, в одну кучу. Пусть потом "муртузеи" разбирают в темноте эту груду металла, если конечно захотят спать в цивильных условиях.
А сарбозы тем временем, скинув с одной из машин немного дров, принялись разжигать костры.
Ну, козлы! Тепла им, видите ли, захотелось. А ну как сейчас "духи" засекут эти костры, да и шандарахнут по ним из минометов?
Михалыч демонстративно "отлил" на один такой разгорающийся костер, чем вызвал недовольство у собравшихся около него сарбозов. Но их ропот был в корне пресечен Алимом. Он заявил, что расстреляет всякого, кто будет разводить открытый огонь. Если кому-то не терпится согреться, пусть срочно хватает чугунную "буржуйку" и тащит её в укрытие. И только там может ею пользоваться.
Часть солдат забралась в кузов грузовика, с которого мы только что побросали кровати, и категорически отказалась с него слезать. Мир-Акай стал разбираться - в чем дело, а они, в свою очередь, выдвинули ультиматум, что, мол, не слезут с машины, пока их не отвезут обратно в Кандагар. Ни на какие уговоры и увещевания командующего они не реагировали.
И тогда он был вынужден вызвать к себе их командира. Все стали искать этого капитана, но его нигде не было. Сардар высказал предположение, что заместитель комбата наверняка укрылся в БРДМке, что была на вооружении у 48-го БСГ.
И действительно, именно там он и спрятался. Закрыв изнутри все запоры, категорически отказался оттуда вылезать. Твердил только одно, мол, привезли мы их всех сюда на погибель.
Не знаю, как долго еще продолжалась бы полемика между Сардаром и этим трусом. Но в этот момент к бронемашине подошел командир опербата - Алим. В руках он нес гранатомет. Что уж он там такого сказал засевшему в ней капитану, не знаю, но тот буквально через пару секунд пулей выскочил наружу через верхний люк. Могу представить, что было бы, если б этот горе-вояка остался сидеть там и дальше. Алим - парень горячий, и запросто мог шандарахнуть по БРДэмке из гранатомета. Так, в назидание другим.
Алиму видимо понравилось, как он "выкурил" капитана из бронемашины. С этим же гранатометом он двинулся к грузовику, в котором на корточках сидели около двух десятков бойцов. Пока он шел к машине, нервы у сарбозов не выдержали, и они по одному стали выпрыгивать на землю.
Да-а! Не зря Мир-Акай взял Алима в этот ночной рейд. Если бы не этот лихой офицер, еще не известно, чем бы все это закончилось.
Примерно к часу ночи разгрузка машин была полностью завершена, и они стали выстраиваться на дороге в колонну, готовясь в обратный путь. После небольшого совещания Мир-Акай принял решение оставить свой БТР на посту. Там же остались все офицеры, что прибыли с ним на девятый пост. Кто знает, что еще взбредет в головы бойцам этого "мятежного" батальона...
На первый пост мы вернулись часа в три ночи. Доехали без приключений. Кстати, еще на "девятке" выяснилось, что за взрыв произошел между машинами, когда мы еще к нему ехали. Оказалось, что один сарбоз, решив проверить, не учебные ли им выдали гранаты, выдернул чеку из РГДэшки и выбросил из кузова.
Урод! Хорошо, что никого не зацепило осколками.
На обратном пути прихватили раненого сарбоза, которого до этого оставили на восьмом посту. Пока мы колготились на девятом, "шурави" всадили ему двойную дозу промедола, и теперь он пребывал в состоянии полнейшего "пофигизма".
По прибытии в штаб нашли "Седого полковника" и доложили ему о том, как прошла ночная операция. Тот был на седьмом небе от приятных новостей. Теперь ему было, что докладывать Варенникову. На радостях он напоил всех нас чаем, а потом даже помог найти нам "теплые местечки", где мы смогли бы перекантоваться до утра.
Лично я в тот момент мечтал только об одном - как можно скорее отогреться. Подсчитав в уме, я пришел к выводу, что на "броне" я провел почти 15 часов. А поскольку поверх сарбозовских дрешей на мне была надета всего лишь китайская ветровка на "рыбьем" пуху, тело промерзло до такой степени, что его трясло как осиновый лист на ветру.
Какое счастье! Мне достался кусочек пола в какой-то "колымаге", рядом с "буржуйкой, в которой потрескивали горящие дрова. Я сидел на голом полу, облокотившись спиной о фанерную стену, и холод, скопившийся за последние сутки в моем теле, словно по каким-то тонким стеклянным трубочкам выходил наружу. Озноб побежал по коже, а мышцы стали наполняться теплом.
Сознание еще пыталось сосредоточиться на чём-то очень важном, что я упустил сегодня, не сделал, но бренное тело отказывалось подчиняться нервным импульсам головного мозга и само по себе камнем летело в черную пропасть сна.
Глава 23. Суразоволь
Видимо вчерашнее пребывание на холоде не прошло даром. Все тело ломало и крутило, а в горле сильно першило. По всему видно, ангину я себе уже заработал. Хорошо, если только её, а не грипп. Придется тогда не меньше недели отлеживаться. Как все не вовремя.
С этими мыслями я и возвращался в Кандагар.
Как я и предполагал, "Седой полковник" не взял меня с собой на доклад к Варенникову. Может быть, это и к лучшему. Что-нибудь новое от генерала я вряд ли бы услышал, а вот на какую-нибудь неприятность нарваться мог элементарно. И хотя ругать меня в этот день вроде не было никаких оснований, как-никак ночной рейд удался на все сто процентов и практически без потерь, но, кто знает, что взбредет в голову Валентину Ивановичу. Генералы - они все непредсказуемы. Будет пребывать в плохом настроении, и попадешь "под раздачу".
Колонна с порожними царандоевскими грузовиками пошла в город только после того, как силами советских военнослужащих на дорогах было выставлено боевое сопровождение. Я сел кабину новенького ЗИЛа вместе с Мир-Акаем, а Михалыч с Юрой поехали в кабине другой машины. И хотя моя рожа изрядно заросла суточной щетиной, в ООНовский городок заезжать не стал, покатив сразу на работу. Мне необходимо было встретиться с сотрудниками спецотдела, чтобы разузнать у них о последней оперативной информации из "зеленки". Михалычу с Юрой на работе делать было практически нечего, поскольку там им не с кем было контачить. Подсоветный Михалыча - Сардар остался на девятом посту, а рисоваться на работе просто так, ради "галочки", не было никакой необходимости. Пусть уж лучше вдвоем с Юрой баню кочегарят, будем сегодня сухим паром и эвкалиптовыми вениками хворобу из себя выгонять.
Когда разговаривал с офицерами спецотдела, туда прибежал посыльный от командующего. Мир-Акай вызывал меня к себе. Причем срочно. Пока шел к нему, разные мысли в голове крутились. Уж не на постах ли что произошло?
Но все оказалось намного проще. Из Кабула пришла срочная шифровка о том, что в Кандагар вылетает заместитель министра внутренних дел генерал-лейтенант Суразоволь, и Мир-Акай должен ехать на "Майдан" его встречать. Командующий поинтересовался у меня, не желаю ли я поприсутствовать при встрече этого высокопоставленного руководителя. У меня не было никакого желания терять время на прозябание в аэропорту, да еще именно в тот момент, когда наши мужики будут уже париться. Да и сдался мне этот генерал. Одного Варенникова с его помощниками мне хватало за глаза.
Так я и объяснил Мир-Акаю. Мол, твой он шеф, вот ты его и встречай. Если бы он прилетел со своим советником, тогда другое дело, а так у меня совсем другие планы на этот день. Пригласил его с прилетающим гостем в нашу баньку, но Мир-Акай вежливо отказался. Видимо, не принято у них, у афганцев, разнагишаться перед высоким начальством. Ну, коли так, насильно мил не будешь.
Попарились мы в этот день действительно от души. "Изнутри" тоже хорошо прогрелись, уговорив на четверых литруху самогона. Хорошо жить, когда ты сам себе хозяин и нет над тобой вышестоящих начальников.
А ближе к вечеру меня вызвали на коммутатор к дежурному по городку. Звонил сам Мир-Акай. Он рассказал о том, как встретил зам министра, как они с ним ходили к Варенникову. Сейчас Суразоволь отдыхает в специальной гостинице, усиленно охраняемой царандоевцами, а завтра планирует посетить посты второго пояса, и уже согласовал свою поездку с Варенниковым. Намек я понял и переспросил у командующего, в какое время они планируют туда ехать. Мир-Акай ответил - в десять часов утра. Стало быть, с десяти утра я должен ждать их во всеоружии около КПП городка. На том и порешили.
БТР оперативного батальона подъехал к ООНовскому городку с опозданием на полчаса. Сзади него шла грузовая машина. Усиленная охрана, стало быть.
Не успел БТР приостановиться у нашего городка, как царандоевцы горохом высыпали из грузовика, и моментом встали вокруг БТРа, шаря глазами по окружающей местности.
"Грамотно работают ребятишки. Видимо, не впервой они это делают", - подумал я. - "Наверняка с генералом в одном самолете прилетели. Вон, рожи-то какие свирепые, того и гляди, в клочья растерзают. Да и росточком Аллах их тоже не обидел, - шкафы конкретные. И где только таких отыскали в Афгане?"
Спрыгнувший с броника Мир-Акай сразу полез ко мне лобызаться, будто не виделись мы с ним как минимум год. Что поделаешь - обычай. А в это время за его спиной с БТРа соскочил еще один мужик. На вид лет сорока пяти, фигура атлета, да и роста не малого. Странно, зам министра, а одет в обычную сарбозовскую робу, хоть и новёхонькую, и обычную ватную куртку с воротником из искусственной цигейки. Никаких знаков различия. Маскируется, однако.
Суразоволь, а это действительно был он, сдержанно протянул мне руку и, мы поздоровались. Что-то очень знакомое показалось мне в чертах его лица. Где я мог раньше видеть этого человека?
Генерал широко улыбнулся и на чистом русском произнес:
- Ну, как тут у вас дела? Моджахеды не сильно досаждают?
Я даже растерялся. Не от неожиданного вопроса, а оттого, что афганский зам министра так чисто говорит по-русски. Если бы я не знал, что он афганец, запросто принял его за выходца с Кавказа. Хотя эти самые "наши" кавказцы зачастую на русском говорят намного хуже. Вот тебе и метаморфоза жизни. Наверняка учился генерал в свое время в одном из советских учебных заведений, и за годы проживания в Союзе наблатыкался так хорошо шпрехать по-нашему. А может быть, это наши советники за годы совместного сотрудничества его так натаскали.
И тут я вспомнил, что одним из первых его советников был мой земляк, заместитель начальника Астраханского УВД Уразалиев Ильдар Ильясович. В свое время он много чего интересного рассказал мне об этом человеке. Судя по его рассказам, Суразоволь был довольно жестким, если даже не жестоким человеком. Лично расстреливал врагов революции. Как и его шеф - Гулябзой, был ярым "халькистом". "Парчамистов" на дух не выносил, всячески изгоняя их из рядов родного министерства.
И вот этот самый человек стоит сейчас передо мной и широко улыбается. И всё-таки я откуда-то знаю эту угловатую челюсть. Этот "орлиный" нос и горящие глаза. Где я их раньше видел? Буду теперь мучаться в догадках, пока не вспомню.
- Товарищ зам министра, "духи" в Кандагаре не хуже и не лучше чем в других провинциях. Мы воюем с ними, а они воюют с нами. Как говорится: "На войне, как на войне", - бодро ответил я на вопрос генерала.
Мой ответ ему понравился. Рассмеявшись, он похлопал меня по плечу.
- Алягер ком алягер! Знаем такое. Мне нравится разговаривать с деловыми офицерами. А то встречаются порой такие советники, которые все время на жизнь свою сетуют. Особенно в Кабуле таких нытиков очень много. Но вы, я смотрю, не из той категории. Мне ваш командующий рассказывал вчера, как вы тут по ночам воюете. Молодцы. Спасибо за то, что учите наших сотрудников всему, чего сами умеете делать.
Меня едва не расперло всего от гордости, за самого себя - такого хорошего.
- А вам передавал большой привет Ильдар Ильясович Уразалиев, - вдруг ни с того ни с сего ляпнул я.
На самом деле Уразалиев никакого привета Суразоволю и не думал передавать. Однако со своей подхалимажной фразой я попал "в цвет".
Брови у генерала полезли вверх.
- А вы откуда его знаете?
- Так ведь он был моим непосредственным начальником.
- Стало быть, вы тоже из Астрахани?
- Из неё самой.
- А почему "был"? Он что - уволился из органов?
В этот момент краем глаза я заметил, что Мир-Акай смотрит на свои наручные часы. Действительно, что-то мы немного задержались около городка. Пора уже было ехать на посты. Пообещав рассказать обо всем, что было связано с Уразалиевым, я жестом пригласил генерала на броник.
В этот день я не стал брать с собой ни Михалыча, ни Юру. Нужно было и других сотрудников "обкатывать" в "зеленке". Буквально накануне к нам прислали нового переводчика - Якубова Джумабая. Родом он был из Узбекистана, и до Афгана работал участковым в одном из районных отделов милиции в Ферганской области. Дослужился до капитана. Жил бедно, в постоянной нужде. Вот и отважился поехать в Афган "на заработки". Чтобы закордонная служба медом не казалась, решил я его сразу в "зеленку" тащить. Человек, с первых дней побывавший в зоне боевых действий, быстрее привыкает к той обстановке, в какую он попадает в Афгане. Тем более в Кандагаре. Не будет потом "шугаться" при каждом выстреле или взрыве.
Пока ехали на первый пост, я в деталях рассказал генералу о судьбе Уразалиева. Как он после Афгана попал в немилость к нашему начальнику УВД, заподозрившему его в том, что он "подсиживает" своего шефа. История эта закончилась весьма плачевно для Уразалиева. Даже умудрились уголовное дело состряпать. Не посчитались ни с полковничьими погонами, ни с боевыми орденами. Враз перечеркнули жизнь человеку и испортили всю его дальнейшую карьеру.
Суразаволь мое повествование слушал молча, и когда я его закончил, коротко изрек:
- Везде мудаков хватает. Поверь мне, в нашем министерстве их тоже не мало.
Не знаю, кого он в тот момент имел в виду, но из этических соображений уточнять ничего не стал.
Суразаволь в тот день очень долго общался с генералом Пищевым. Выяснилось, что они были хорошо знакомы. И не удивительно: рабочий кабинет Пищева был в Кабуле, а непосредственное рабочее место вот в таких вот штабных "кунгах" в провинциях, где велись боевые действия. Видимо именно там, "в деле", они и нашли друг друга. Когда расчувствовавшиеся генералы решили немного "почаевничать", мы не стали им мешать, и с Мир-Акаем пошли на поиски местной "рыгаловки".
Что мы, не люди что ли? Мы тоже любим чайком побаловаться. Заодно и перекусим чего-нибудь.
После довольно сытного обеда мы еще с полчаса дожидались Суразоволя на улице. От Пищева он вышел раскрасневшимся. По всему было видно, что в "кунге" они не только один чаек попивали. Мы бы и сами сейчас были не против "сугрева", но - не положено.
А зам министра оказался дотошным человеком. Уже на первом посту он облазил все загашники, чего-то выискивал, что-то высматривал. Потом подозвал к себе командира поста и дал ему хороший разгон, за то, что несколько огневых точек было оборудовано не в том, как он считает, месте.
В завершении визита он выступил перед строем защитников поста и почти полчаса говорил "пламенную" речь. Сарбозы стояли навытяжку, поедая глазами своего генерала. Одному сержанту и нескольким сарбозам несказанно повезло: Суразоволь наградил их какими-то афганскими медалями. Получая их из рук самого зам министра, награжденные топали каблуками и дикими голосами выкрикивали слова благодарности за оказанное им доверие.
Суразоволь заявил перед строем, что это только начало. Всех, кто будет отлично нести службу на посту и геройски отражать нападения моджахедов, ждут не только медали, но и ордена Республики Афганистан. Царандоевцы это известие приветствовали дружным криком.
Потом мы все поехали на второй пост, где встреча генерала с личным составом прошла точно по такому же сценарию, что и на первом. И на третьем, и на четвертом постах, Суразоволь не отличился оригинальностью. По всей видимости, процедура с посещениями низовых структурных подразделений у него была отработана до "автоматизма".
Все бы ничего, но именно из-за того, что генерал на всю эту "показуху" тратил уйму времени, сумерки застали нас уже на четвертом посту, и наш дальнейший вояж по "зеленке" на том и закончился.
Насколько я понял Суразоволя, в его планы не входило сегодняшнее возвращение в город.
Завтра, где-то после обеда, за ним прилетит "борт" из Кабула, а ему кровь из носа нужно до этого времени объехать оставшиеся пять постов. А посему на пятый пост мы должны были ехать рано утром.
Вот что значит крутиться рядом с генералами. Буквально накануне мне пришлось ночевать в сырой, не отапливаемой землянке. А сегодня командир четвертого поста выделил нам сухую, просторную землянку, посреди которой была установлена чугунная "буржуйка". Печь была изрядно протоплена и в землянке стояла жарища. Кроме стола и нескольких стульев (и откуда они здесь только взялись) в землянке стояло три металлические кровати, укомплектованные всеми необходимыми постельными принадлежностями.
На столе уже стояло пять комплектов посуды и большая миска с вареной бараниной, от которой исходил пар.
Командир поста пригласил генерала, Мир-Акая, меня и тарджомона Джумабая к столу. Джумабай вообще офигел от оказываемых ему знаков внимания. В своем зачуханом районном отделе милиции он, наверное, не то чтобы с генералами, с полковниками никогда не сидел за одним столом. А тут - целый зам министра будет с ним ужинать. Я подтолкнул застывшего в нерешительности Джумабая к столу, и он, скромно присев на краешек стула, быстро снял с головы форменную "чаплашку".
Пока мы рассаживались за столом двое "нафаров" занесли в землянку здоровенное блюдо с жирным пловом, а так же большую чашку с вареными картофелинами и фасолью, обильно политыми соевым соусом. Землянка мгновенно наполнилась специфическими запахами восточных специй.
Уплетали, как в таких случаях говорят, за все щеки. Командир поста, тоже севший с нами ужинать, не столько ел сам, сколько ухаживал за своими гостями.
Плотно, однако, поели. А потом был чай.
После такого ужина и воевать не захочется.
Поскольку в землянке было всего три кровати, командир поста увел Джумабая в соседнюю землянку, где этой ночью он сам был вынужден "квартироваться", пока его "апартаменты" занимали знатные гости.
Оно может быть и верно. Незачем переводчику быть при мушавере, когда тот общается с такими людьми. Вдруг надумают афганцы обменяться информацией, которая не для мушаверских ушей. А переводчик, стало быть, для них будет помехой, - все потом передаст советнику. Ну не на улицу же им выходить из-за этого. В тот момент я еще и не догадывался, о чем уже в ближайшие минуты мне предстоит говорить с Суразоволем.
Но обо всем по порядку.
Оставшись втроем, мы завели разговор на отвлеченные темы. Мир-Акай вспоминал, как по молодости, еще при короле Захир Шахе, он учился на военного летчика, а потом ездил в Советский Союз получать реактивный истребитель. Как почти полгода стажировался на военном аэродроме в Киргизии. За почти двадцатилетний срок военной службы дослужился до полковника. Поскольку нынешний министр внутренних дел - Гулябзой в свое время тоже служил в ВВС Афганистана, я попытался разговорить Мир-Акая, чтобы он рассказал про тот период своей жизни, когда Гулябзой в звании сержанта служил под его началом. Но командующий сделал вид, что не расслышал моего вопроса, и дипломатично ушел от ответа. Но я и сам уже осознал, что, задав Мир-Акаю такой каверзный вопрос в присутствии его вышестоящего начальства, тем самым поставил его в очень неловкое положение. А хитрый Суразоволь тоже сделал вид, что не расслышал или не понял моего вопроса, давая тем самым понять, что меня действительно понесло "не в ту степь".
Как-то так незаметно получилось, что наша доверительная беседа постепенно перешла в русло событий, происходивших в Афганистане последний десяток лет.
И вот тут-то я услышал очень много интересного.
Суразоволь, не стесняясь в выражениях стал крыть матом и Доктора Тараки и его заместителя - алкаша Бабрака Кармаля, которые по сути и развязали эту междоусобную войну в Афганистане.
Для меня было откровением такое высказывание человека, который сам занимал в рядах НДПА не последнее место. Если мне не изменяла память, Суразоволь в ту пору был членом ЦК НДПА. Откуда у него такая ненависть к лидерам этой партии?
Я хотел уж, было спросить о чем-то генерала, но мой взгляд вдруг остановился на профиле его лица, тускло освещенного "летучей мышью".
