ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Воронин Анатолий Яковлевич
Парикмахер и его сын. Или истории одной маленькой трагедии афганской войны

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.44*28  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Афганцам, кого помнил и не смог забыть...

   Парикмахер и его сын. Или история одной маленькой трагедии афганской войны.
  
   - Эй, бача, тебя как величать?
   Пацаненок лет восьми молча разглядывал меня своими большими, карими глазами, контрастно выделяющимися на худощавом смуглом личике, не выражавшем никаких эмоций. Я попытался, было протянуть руку в его сторону, но он сорвался с места и отбежал в сторону. Остановившись метрах в десяти от меня, он стал корчить рожицы, и прихлопывать себя по ягодицам ладонями маленьких ручонок, выразительно крутя своей худенькой задницей.
   - Вот, чертенок! - невольно вырвалось у меня.
   - Не обращай на него внимания, и он отстанет от тебя - заметил переводчик Шарафутдин. - Это сын парикмахера, что стрижет всех царандоевцев, да и советников тоже. Его мастерская во-он в том углу находится, под нишей в стене. Как только у тебя отрастут волосы на голове - обязательно познакомлю с ним. Хороший мастер. У него лучше всего турецкая стрижка получается. Вот, смотри - переводчик погладил себя по коротко остриженной голове с очень коротким чубчиком волос на лбу.
   Ничего особенного в той стрижке я не узрел, но на всякий случай согласился с ним, что она ему была к лицу. А и то, правда, это намного лучше, чем быть остриженным под "ноль". При той жаре, что стояла в Кандагаре в ту пору, ходить по улице с лысой головой было явным смертоубийством. А так, короткий ёжик волос под названием "турецкая стрижка", хоть как-то спасал кожу черепушки от палящих лучей солнца.
   Тогда, при первом знакомстве с тем пацаненком, я не придал особого значения тому, что он крутится возле комнаты, в которой размещались царандоевские советники. Ну, крутится и крутится, а чему ему еще заниматься в этот летний месяц. Ведь если в Афганистане есть школы, то должны быть и каникулы, а поскольку на дворе август месяц, то в самую пору им быть - каникулам-то.
   Это уже потом, спустя несколько дней, я узнал, что пацан за всю свою непродолжительную жизнь, еще ни разу не побывал в школе. И причиной тому был его отец, который считал, что минимум образования он и сам сможет дать своему ребенку, но отдавать его в школу, которую местные душманы могли взорвать в любой момент, никак не входило в его планы. В семье сын был четвертым, самым младшим ребенком в семье, и единственным продолжателем рода. Наверно именно поэтому он не хотел рисковать его жизнью. Особенно после того, как во время очередного обстрела Кандагара душманскими ракетами, погибла старшая дочь, работавшая медсестрой в военном госпитале.
   Специфика работы советника спецотдела не позволяла мне постоянно прозябать в "мушаверской", тем более что кабинет подсоветного - начальника максуза, располагался совершенно в ином здании, метрах в двухстах от провинциального управления царандоя. Зачастую в ООНовский городок я возвращался именно оттуда, но случались и такие дни, когда автомашин в максузе в наличии не было, и поэтому приходилось идти пешком по пыльной улице до управления, а оттуда, вместе с остальными советниками добираться домой на советнической "таблетке".
   В такие дни, дожидаясь пока все советники соберутся в "мушаверской", я без дела мотался по двору управления, смотрел как повара в двух огромных казанах варят постный плов для личного состава царандоя, как мастеровые авто-слесаря за считанные минуты раскидывают движки, не выдержавшие бешеной нагрузки и преждевременного износа от проникающей во все щели липучей пыли. Любопытно было смотреть как умудренный житейским и военным опытом сержант, с пышными усами, обучал неуклюжих, лысых рекрутов навыкам строевой подготовки. Как солдаты на людях исполняют обряд омовения, перед тем как помолиться в специально отведенном месте в углу двора.
   А однажды, я заметил того самого пацаненка - сына парикмахера, опрометью бежавшего через весь двор с зажатой в руке кукурузной лепешкой. Добежав до конца двора, он ловко юркнул в небольшую арочную нишу, которая была скрыта под рваным в нескольких местах куском целлофановой пленки. Чисто из любопытства я проследовал к той нише, и, откинув пленку в сторону, вошёл внутрь помещения. После яркого солнечного света на улице, мне показалось, что я попал в какую-то полутемную пещеру. То была небольшая комнатушка, размером метра три на четыре, а может быть и того меньше. В глубине комнаты, из досок от артиллерийских ящиков, было сооружено нечто подобное тюремным нарам, на которых лежал ворох грязного тряпья. Посреди него, ловко поджав под себя босые ноги, восседал бородатый афганец, на вид лет сорока трех - сорока пяти. Перед ним стояла большая эмалированная миска, наполовину заполненная каким-то непонятным варевом. Рядом с этой миской, стояла миска меньших размеров, точно с такой же бурдой. Возле второй миски сидел пацан, подогнувший под себя маленькие, грязные ножки, точно также как и его отец. В тот момент, когда я вошел в комнату, мужчина разрывал лепешку на мелкие куски, раскладывая их возле мисок.
   Я поздоровался с мужчиной, выполнив при этом весь полагающийся обряд приветствия, в ответ на что, тот ловко соскочив с нар, предложил мне место, где сам только что сидел, давая тем самым понять, что приглашает меня к импровизированному обеденному столу. Естественно, я от его предложения вежливо отказался. Хоть и сосало у меня в тот момент под ложечкой, но ни за какие коврижки я не стал бы впихивать в свою утробу эту подозрительную на вид похлебку, состоящую непонятно из каких ингредиентов и специй.
   Видимо полагая, что я зашел с целью постричься, парикмахер указал мне на старенький, расшатанный табурет, стоящий сбоку от входа в каморку. Прямо напротив табурета на закопченной стене висело небольшое зеркало, нижняя часть которого было отколота. Рядом с зеркалом, на вбитом в стену гвозде, висел обычный армейский кожаный ремень, видимо служивший парикмахеру для правки опасных бритв. Тут же, рядом с ремнем, на стене висел кусок дерматина, с пришитыми к нему многочисленными дерматиновыми кармашками разных размеров, в которых были аккуратно сложены расчески, ножницы, бритвы и даже две ручные машинки для стрижки волос. Под всем этим "хозяйством" на земляном полу стояла обычная армейская тумбочка, на которой также были разложены парикмахерские атрибуты, коими были пару помазков и ржавая консервная банка, где в мыльной воде плавал обмылок хозяйственного мыла.
   - Какая трижка дэлай будым - цовцэм лыцый, турэцкый? - спросил парикмахер, учтиво смахивая рукой невидимую пыль с табурета.
   Я глянул на свою физиономию в зеркало, и, не обнаружив на голове признаков буйной растительности, решил повременить с этим мероприятием. Жестами я дал понять, что мне пока еще рано стричься, а на словах заверил, что приду постригаться ближе к ноябрьским праздникам. Парикмахер удовлетворенно закивал головой, беспрестанно повторяя одно и тоже: - "Хуб, хуб! Бисиор хуб!". Можно было подумать, что он понял, о чем это я веду речь. Потом мы с ним стали прощаться, и на это у нас ушло еще минут пять-десять. Я почему-то подумал, что своим любопытством только испортил мужику аппетит, и с этими мыслями невольно глянул в сторону нар. Пацаненок за все то время пока я общался с его отцом, даже не прикоснулся к еде, видимо ожидая, пока это не начнет делать глава семьи.
   Время летело быстро. Вот и лето уже закончилось, и наступила осень. Внешне это никак не отразилось на окружающей природе, потому как на улице стояла точно такая же жара, а с неба не упало ни капли дождя. Сентябрь и октябрь практически ничем не отличались от августа, разве только тем, что по ночам стало немного прохладней. К концу октября шевелюра на моей голове отросла до таких больших размеров, что я уже ничем не отличался от местных жителей. Если бы я еще и не брил бороду по утрам, то на все сто процентов выглядел бы как местный абориген. На очередном рабочем совещании, проводившихся у нас едва ли не ежедневно, старший советник Зоны "Юг" - Виктор Лазебник, заставит меня приподняться из-за стола и сделает замечание насчет буйной растительности на голове. При этом он даст мне пару дней на то, чтобы я привел свою голову в порядок.
   Деваться некуда - команду начальства надо было выполнять неукоснительно. Стричься у наших переводчиков я не стал, поскольку ножницами они постригать не умели, а после их "экспериментов" с ручной машинкой для стрижки волос, необходимо было еще и бриться. В противном случае, голова со следами их "пахоты", выглядела весьма неприглядно. Оставался один выход - идти на прием к царандоевскому цирюльнику.
   Утром следующего дня на работе была небольшая "напряженка", от которой я освободился часам к одиннадцати. Помня о вчерашнем "напутствии" Лазебника, я нехотя поплелся в парикмахерский "салон" - "Прощайте мои волосы!" Увы, но с первой попытки постричься мне не удалось, потому, как мастер кромсал ножницами волосяной покров на голове какого-то царандоевского офицера. Там же, сидя на нарах, дожидался своей очереди еще один клиент, скорее всего сарбоз. Как бы там ни было, но моя очередь подошла довольно быстро, поскольку сарбоза цирюльник своей ручной машинкой остриг буквально за пару минут.
   Наконец-то подошел и мой черед. Я со страхом глянул на грязнущий кусок материи, которым цирюльник прикрыл мою одежду, оберегая ею от падающих стриженых волос. Потом он деликатно осведомился насчет того, какую именно прическу я желаю себе сделать. Можно было думать, что кроме "нуля" и "турецкой" он мог предложить какие-то иные альтернативы. Пришлось согласиться на универсальную - "турецкую" прическу. Не лысым же мне щеголять по Кандагару.
   Когда цирюльник вытащил из висящего на стене парикмахерского "органайзера" здоровущую расческу, мне едва не стало дурно. Складывалось такое впечатление, что последние лет десять ею вычесывали колтуны у бродячих собак. Просветы между зубьями расчески были настолько забиты грязью и жиром от потовых желез, что их практически не было видно. Если такую расческу бросить в ведро с кипящей водой, то наверняка можно было бы вытопить достаточное количество жира, чтобы он плотной пленкой покрыл поверхность воды. От одной только мысли, что в недрах этого "клондайка" может находиться всевозможная "живность" типа стригущего лишая, или каких-нибудь клещей и волосоедов, у меня сразу зачесалось в затылке. Однако, отступать было уже поздно - расческа заходила по моей шевелюре, а острые ножницы заклацали в умелых руках мастера. Процесс пошел.
   Минут через десять мои мучения закончились, и в грязном зеркале я увидел отражение физиономии претерпевшей значительные изменения. Теперь я наблюдал там не заросшего бича, а вполне приличного мужчину, голову которого украшали коротко остриженные волосы. Удовлетворенный своей работой, мастер собрался побрить мне шею, но, завидев, как он завозюкал помазком по обмылку, плавающему в ржавой консервной банке, я вежливо отказался от данной услуги, мотивируя это тем, что моя кожа раздражается от бритья опасной бритвой. Врал, конечно же, потому как никогда в жизни не брился опасными бритвами.
   Уже по возвращению домой мне пришлось затопить баню, и до одурения сидеть в парилке, с тем, чтобы в целях профилактики прожарить волосы и уничтожить всех возможных паразитов, какие могли остаться в них от грязной расчески. Все последующие походы к царандоевскому цирюльнику я стал приурочивать к "банным дням" - четвергам, с тем, чтобы лишний раз не топить баню.
  
   Незаметно прошли ноябрьские праздники, в том числе и наш профессиональный - День Милиции. Рутинная советническая работа шла своим чередом, и однообразные, вялотекущие дни не выделялись какими-то яркими событиями. За это время я несколько раз побывал в "зеленке", капитально полазил с подсоветным Амануллой и его подчиненными по закоулкам Кандагара, участвуя в проводимых операциях по зачистке города от "духов". Все, как всегда. Еще до праздников мы дружно проводили в отпуск жильца нашей виллы - Сашу Васильева. Перед отъездом в Союз, он сходил к царандоевскому парикмахеру, и тот сделал ему аккуратную прическу. Саша пообещал цирюльнику, что привезет из отпуска его сыну пальтишко младшей дочери, из которого она уже выросла. Оно еще довольно приличное, и вполне сойдет пацану бегать по улице в промозглые зимние дни. Афганец будет удовлетворенно кивать головой, и цокать языком.
   А в первых числах декабря произойдет страшная трагедия, которая круто изменит жизнь парикмахера и его сына. В тот день, а было это восьмого декабря 1986 года, советские военные летчики из полка штурмовой авиации, прилетевшие из Шинданда на замену отслужившим свой срок сослуживцам, по ошибке нанесут по Кандагару БШУ. Несколько бомб упадут недалеко от провинциального управления царандоя, аккурат в то место, где рядом с обелиском на площади с пушками находился один из многолюдных базаров.
   Буквально за пару минут до этого трагического случая, сын парикмахера прибежит к отцу, и скажет, что мать вместе с дочерьми сейчас ходят по базару и делают закупки продуктов.
   А потом был ад. Взрывной волной от первой упавшей на базар "полутонки", с входа в парикмахерскую сорвало целлофановые занавеси. Парикмахера отбросило вглубь комнаты на нары, и от удара о них он едва не сломал себе руку. Худенькое тельце сына со всего размаха ударило о стену, и кровь хлынула из разбитого носа.
   В тот страшный день в городе погибло много ни в чем не повинных мирных жителей, а на месте падения бомб и ракет образовались огромные воронки. Парикмахер весь день бродил по развалинам разбомбленных дуканов, пытаясь отыскать тела своих домочадцев. Но он их так и не смог найти, видимо те мгновенно испарились в адском огне взрыва.
   Из-за боязни попасть под самосуд, советники почти неделю не появлялись в городе, пока там не улеглись страсти, связанные с массовой гибелью людей. Трупы и части людских тел схоронили довольно быстро, но вместе с ними невозможно было похоронить память о произошедшей трагедии. Чтобы хоть как-то сгладить вину перед людьми, госвласть приняла решение - выделить три миллиона афгани для выплаты компенсаций семьям погибших. Позже выяснится, что эти деньги так и не дошли по назначению, а были просто-напросто разворованы. Парикмахеру не перепало ни одного афгани, потому как он так и не смог доказать факт гибели своих близких. Нет трупов, нет и денег.
   А спустя пару дней после той ошибочной бомбардировки, "духи" в отместку за случившееся обстреляли реактивными снарядами практически все стратегически важные объекты Кандагара. Крепко досталось в тот день и советническому городку, на территории которого разорвалось около двух десятков зажигательных и осколочных реактивных снарядов. По фатальному стечению обстоятельств, одна ракета угодила в жилой дом, где последнее время жила семья парикмахера. Небольшое помещение в Дехходже, которое он арендовал под парикмахерскую еще со времен правления Захир Шаха, летом 1984 года разрушили советские танкисты, отражавшие нападение моджахедов на советскую военную автоколонну. Теперь же, после того как он лишился практически всего, каморка в царандоевском дворе стала для парикмахера не просто мастерской, но и единственным жилищем для него и его сына. Из вещей, что были у обоих, сохранились только те, во что они были одеты в день бомбардировки. Наверно именно поэтому цирюльник был рад всему, что советники отдавали ему от себя, чтобы хоть как-то сгладить вину своих соотечественников в том, что произошло. Правда, гордый пуштун поначалу не хотел от них ничего брать, но, как говориться - голод не тетка, да и наступившие холода повлияли на слом его гордыни.
   А тут и Васильев к сроку вернулся из отпуска. Он привез обещанное пальто для сына парикмахера. Цирюльник даже не стал перешивать на нем пуговицы - пацан как влез в него, да так и не снимал его почти два месяца, пока на улице не устоялась теплая погода.
   То ли оттого, что он стал немного взрослее, то ли смерть близких родственников повлияла на его детское сознание, но он стал каким-то более сдержанным, и детские игры у него отошли на второй план. Однажды, когда я в очередной раз зашел в каморку к цирюльнику, то увидел следующую картину: отец стрижет очередного клиента, а сын, сидящий в позе лотоса, держит на коленях Коран, и заунывно читает суры и аяты. Я подивился тогда тому, что малыш в свои неполные девять лет отлично знает прописные буквы арабского языка. Позже, я понял, что ошибался в своих суждениях. При прочтении им очередного аята, отец вдруг резко развернулся к нему всем телом, и скороговоркой сделал какое-то замечание. И тогда я понял, что пацан не совсем верно сказал фразу из читаемой им молитвы, а стало быть, он эту молитву не из Корана вычитал, а сказал по памяти, немного исказив оригинал текста. Выходило так, что, визуально запоминая буквы, слоги, слова и предложения на арабском языке с одновременным восприятием их на слух, он, таким образом, осваивал грамматику арабского языка. Интересный подход к освоению арабской письменности.
   Вместо того чтобы гонять по улицам, пацаненок стал проявлять интерес к оружию. Его все чаще можно было видеть возле царандоевцев, которые проводили практические занятия по боевой подготовке. Те гоняли пацана, не подпуская его к оружию и боеприпасам, и тогда он стал регулярно появляться в "мушаверской". Имя его так и осталось для всех советников тайной, а поэтому, чтобы не обращаться с ним как с обезличенным существом, решили звать его не иначе как - Бача.
   Бача оказался на редкость сообразительным малым. Стоило Васильеву показать ему один раз, как делается полная разборка автомата, и уже через неделю он мог дать фору любому советнику. А чуть позже, он это делал уже с закрытыми глазами, и в этом виде "спорта" среди советников ему не было равных. Между делом Саша Васильев стал обучать его некоторым хитростям разведывательно-поисковой работы. Ему, советнику по безопасности как воздух нужны были сведения о возможных путях проникновении "духов" в город. Так вот, он и обучил Бачу простым методикам выявления подозрительных типов в толпе обычных граждан, и теперь, к концу рабочего дня советников, то бишь - к обеду, Бача возвращался из людных мест города и докладывал Васильеву обо всем, что он там увидел необычного. Получился эдакий малолетний симбиоз Шерлока Холмса и Павлика Морозова. И ведь что самое интересное, у Бачи это получалось не хуже чем у взрослых агентов, состоящих на связи у оперативных сотрудников царандоя. Удивляться было нечему, потому как Александр всю свою сознательную жизнь отдал работе в уголовном розыске, и в Афган попал с должности начальника уголовного розыска ГУВД города Сокол, Вологодской области. Уж кто - кто, а он-то знал, как вербовать агентов.
   Вот только он тогда не мог даже и предположить, что наступит такой момент, и все те навыки, которые он привьёт Баче, сыграют с пацаном злую шутку. Но это будет потом, спустя год, после того как Бача станет внештатным малолетним "разведчиком". А пока он осваивал не только азы оперативно-розыскной работы, но и по ходу дела изучал русский язык, дабы было легче общаться со своим "шефом-наставником".
   Советники поначалу смеялись над тем, как Саша дает "ценные" указания своему малолетнему шпиону, воспринимая всё это как детскую игру. Но когда по информации пацаненка царандоевцы задержали одного весьма влиятельного полевого командира, нафары которого вырезали накануне личный состав поста на первом поясе обороны Кандагара, все прикусили свои язвительные языки, и стали относиться к нему с большим уважением.
   Но, пожалуй, самым громким делом, раскрытым с его помощью, было изобличение члена душманского подполья, который под видом добровольца поступил на службу в царандой, и через некоторое время пристроился поваром на царандоевскую кухню. Выполняя задание своих руководителей, он должен был в определенный момент подсыпать яд в приготовляемую им пищу, и все кто отведал бы сваренного им плова, спустя пару часов должны были умереть в страшных муках.
   Бача давно приглядывал за этим человеком, потому как недолюбливал его за ту скрытую злобу, что кипела в нем всякий раз, когда вечно голодный пацаненок просил дать ему немного еды. Своим детским чутьем Бача вычислил в нем затаившегося врага, но до поры до времени никому не сообщал о своих подозрениях. Он просто наблюдал за ним со стороны, пока тот готовил пищу. И вот однажды, он обратил внимание на то, как повар, опасливо оглянувшись по сторонам, высыпал в казан с варящимся пловом какой-то белый порошок. Хитрый Бача решил спровоцировать повара и, подойдя к нему с пустой миской, попросил дать ему и его отцу немного плова. Повар разозлился как никогда прежде, и едва не ударил пацана деревянной лопаткой, которой он мешал плов в здоровущем казане. В его планы никак не входило преждевременное разоблачение. Ведь если бы пацан и его отец отведали плов еще до того как начнется его раздача военнослужащим, все наверняка догадаются о причине их смерти, и тогда возмездия не избежать. Он тогда и предположить не мог, что какой-то сопливый малолетка разгадал его коварные замыслы, и уже спустя несколько минут ему придется давать показания оперативным сотрудникам царандоя, которые потом передадут его в ХАД.
   В тот день личный состав царандоя остался без обеда, но зато никто не умер от банального пищевого отравления.
   Глубокой осенью 1987 года Саша Васильев засобирался домой, поскольку срок его заграничной командировки подошел к концу. Бача, пришедший в "мушаверскую" провожать своего шуравийского наставника, плакал навзрыд. Саша его успокаивал как мог, и, прощаясь, подарил Баче бинокль, который привез с собой во время первого визита в Афганистан. Но видимо не это нужно было пацану. Он так прикипел душой к этому толстому, доброму "дяде Сасе", что никак не хотел с ним расставаться. Васильев заверил его, что будет его ждать к себе в гости, сразу же, как только он немного подрастет. Ну, а если его отец надумает приехать в Союз, то он их обоих встретит со всей душой. Покидая в последний раз двор царандоя, Васильев невольно оглянулся. В глубине двора, прижавшись одним плечом к кирпичной стене, одиноко стоял худенький Бача, одетый в девчачье пальтишко с капюшоном...
  
   В то теплое, весеннее утро восемьдесят восьмого года ничто не предвещало приближающейся беды. С серо-голубого небосклона также ярко светило солнце, звонко чирикали воробьи, радующиеся зеленой прохладе молодой листвы оживающих после зимней спячки деревьев. Часовой, стоящий у въезда во двор провинциального управления царандоя, также как и во все предыдущие дни, не спеша, проверял документы у всех, кто проходил мимо него. Он картинно взмахнул рукой, приветствуя, таким незамысловатым образом, проходивших мимо него советников. Уж кто-кто, а он-то отлично знал, что спрашивать у них документы не имеет никакого смысла, потому как их у них никогда при себе не было. Всех их надо было просто знать в лицо, а большего от него ничего и не требовалось.
   - Четурасти? - полюбопытствовал кто-то из советников, обращаясь с дежурным вопросом к часовому, на что тот мгновенно отреагировал таким же дежурным ответом:
   - Хубасти! Бисиор хубасти!
   Вступать в дальнейший диалог с сарбозом никто из советников не стал. Они молча разошлись кто куда, отыскивая в лабиринтах плохо освещенных служебных помещений своих подсоветных. Те из них, чьи подсоветные были в отъезде или на выполнении ответственных заданий командования, не спеша, побрели вглубь двора. Там, в прохладе советнической комнаты, они уединятся вплоть до наступления знойного полудня, выпьют не одну пиалу горячего, зеленого чая, и будут сочинять депеши в Кабул, о том, в каких упорных трудах провели еще один день своей чрезвычайно опасной загранкомандировки.
   Бача в "мушаверскую" забежал часам к десяти. На этот раз он отказался от предложенного чая и карамельных конфет. Быстро тараторя на адской смеси из дари, пушту и русского языка, он радостно сообщил присутствующим шурави, что отцу сегодня день рождения, и по этому поводу тот ему дал аж целых двести афгани, для того, чтобы он сбегал на базар и купил пару маринок, лепешки, зелень для праздничного обеда, а также жвачку для себя. Дремавший до этого без дела переводчик Юра Анцупов оживился, и, достав из кармана сто афганиевую купюру, отдал её Баче со словами:
   - Заодно купишь мне на базаре пачку сигарет с фильтром. Сам знаешь, какие я курю.
   Потом, подумав о чем-то своем, он достал из кармана купюру в пятьдесят афгани, и небрежно сунув её в руку Баче, добавил:
   - А это тебе от меня бакшиш за услугу. Купишь себе бутылку Фанты или Колы.
   Прыгая на одной ноге, радостный Бача выскочил на улицу, и уже в следующее мгновение было слышно быстро удаляющееся топанье его босых ног.
   Вспомнили про него минут через сорок, когда Юра стал "стрелять" сигарету у вошедшего в "мушаверскую" советника по тылу. "Ложестик" Николай сигарету Юре конечно же дал, но при этом недовольно буркнул:
   - При такой зарплате, свои бы надо иметь.
   - Дык, вот, сейчас Бача вернется с базара, сразу и верну должок с процентами, - отшутился Юрий. И тут же добавил - А кстати, что-то припозднился наш внештатный разведчик. Уж не просадил ли он на радостях мои сигаретные денежки на свои фуфлыжные жвачки?
   В тот момент на его реплику никто не обратил особого внимания. Да и не было особых причин для беспокойства, потому как Бача был исполнительным малым, и весьма серьезно относился к деньгам, особенно чужим.
   А "ложестик" тем временем распекал нового советника оперативного батальона, за то, что тот не проявил достаточной оперативности и не обеспечил через своего подчиненного бензовоз, который с утра должен был залиться бензином для нужд подразделения. Накануне, во второй половине дня, два огромных царандоевских бензовоза в составе советской военной колонны прибыли в Кандагар, и всю ночь простояли во дворе, неподалеку от КПП. Прошедшая ночь для "ложестика" была отнюдь не спокойной, потому как он опасался что "духи" пронюхают о местонахождении ценного груза, да и шарахнут ракетами по царандою. Вот фейерверк-то будет, если одновременно рванут двадцать тонн бензина и почти столько же дизельного топлива. С утра должны были прибыть представители всех строевых подразделений для дележа ГСМ, но уже почти одиннадцать часов дня, а объявились только две машины, да и те не "наливники", а обычные грузовики с несколькими пустыми бочками в кузовах. Если раздача топлива будет вестись такими темпами, то, пожалуй, и за неделю не опорожнить бензовозы-тяжеловозы. А это такой геморрой, что та пороховая бочка, стоящая под носом у всех - загорятся, мало не покажется. И придется тогда советникам всей толпой удирать через высокие, глинобитные дувалы, окружающие охраняемую территорию царандоя по всему периметру, потому как через единственные ворота, что имеются на КПП, выскочить уже будет просто не возможно. Пожалуй, так и изжариться живьем недолго.
   Словно в подтверждение мрачных прогнозов тыловика, со стороны КПП донеслась длинная автоматная очередь. Все кто был в "мушаверской" повскакали с насиженных мест, и, похватав свои автоматы, мгновенно выскочили на улицу. Все отлично знали, что стоящим на КПП солдатам было категорически запрещено стрелять из автоматического оружия. И уж тем более очередями. Только в крайнем случае, при отражении нападения на КПП. В тот момент они еще не знали, что именно вынудило дежурный наряд открыть стрельбу средь бела дня, но пока бежали под прикрытием одноэтажного здания, предположения в их головах строились самые наихудшие.
   Каждый из советников знал, где ему занимать позицию на случай отражения нападения противника, но на этот раз они не стали прятаться по заранее оборудованным щелям и норам. Толпой они выскочили из-за угла одноэтажного дома, в котором собственно и находилась "мушаверская", готовые в любую секунду открыть шквальный огонь из полдюжины стволов. Но пострелять им в тот день так и не довелось, поскольку стрельба возле КПП прекратилась также неожиданно, как и началась, и вновь воцарилась райская тишина.
   А у ворот КПП к тому времени собралась небольшая толпа царандоевцев, в глубине которой слышался истошный детский крик. Когда советники подбежали к столпившимся людям, то увидели ужасную картину - на земле лежал человек в царандоевской форме, тело которого автоматной очередью было фактически разорвано на две части. Из-под разодранной в клочья форменной одежды, словно огромные, жирные черви, наружу вываливались кровоточащие, зловонные кишки. Земля под трупом была залита двухцветной кровью - ярко-алой и темно-красной, ручьи которой, смешиваясь друг с другом, превращались в бурую, студнеобразную массу, постепенно впитывающуюся в прогретую солнцем землю.
   Метрах в трех от первого трупа, лежал труп еще одного мужчины в национальной афганской одежде. До меня не сразу дошло, что это был тот самый царандоевский парикмахер, у которого они стриглись буквально на днях. Бача, склонившийся над телом мертвого отца, отчаянно тряс его за плечи, наивно полагая, что таким образом он приведет его в чувство. По мутнеющим глазам парикмахера было ясно и понятно, что его старания были тщетными.
   Юра Анцупов попытался, было, что-то спросить у Бачи, но тот, оглянувшись назад, и окинув взглядом стоящих в толпе зевак советников, завопил с еще большей силой.
   Свой вопрос Юра переадресовал стоящему у ворот часовому. Короткий диалог, и Анцупов уже мчится к бензовозу. Никто из присутствующих еще не сообразил, с чего это вдруг тарджимон так резко рванул к машинам, а он уже возвращался обратно, аккуратно неся в руках небольшую китайскую магнитную мину, кумулятивного заряда которой вполне хватило бы для того, чтобы разворотить дыру в стальном резервуаре бензовоза, и воспламенить находящееся в нем топливо.
   Мину немедленно обезвредили саперы, сообщившие между делом о том, что до её взрыва оставалось менее пяти минут, а Юра, за свой героический поступок получил в свой адрес слова восхищения от афганцев.
   А на следующий день советники до мельчайших подробностей узнали о трагедии, разыгравшейся накануне.
   Бача быстро сбегал на базар и принес все, что заказывал ему отец и Юра. Еду, он оставил в каморке отца, а сам не спеша, направился в сторону "мушаверской", с тем, чтобы отдать тарджимону Юре пачку сигарет. И вот, в тот самый момент, когда он пересекал двор, его внимание привлек сарбоз, которого он до этого никогда не видел во дворе царандоя. Вел он себя как-то неестественно, постоянно озирался по сторонам, словно разыскивая кого-то. При этом он медленно продвигался в сторону стоящих в углу двора бензовозов, возле которых уже шла бойкая раздача казенного топлива.
   Позабыв обо всем на свете, Бача стал незаметно следить за чужаком. А тот, подойдя к столпившимся у бензовозов военнослужащим, затеял разговор с одним из них. Спустя некоторое время он вновь отошел в сторону, после чего, сделав вид, что его приспичило по малой нужде, углубился во двор, и, обойдя бензовозы с противоположной стороны, стал расстегивать ширинку. Бача посмотрел на часового стоящего у ворот КПП, полагая, что действия постороннего человека его тоже должны были заинтересовать, но часовой проверял документы у очередного посетителя, и ему не было совершенно никакого дела до происходящих во дворе событий.
   Бача подкрался поближе к месту, где стоял чужак, и увидел, как тот достал из-под гимнастерки форменных дрешей небольшую круглую коробку, похожую на обыкновенную консервную банку. Продолжая делать вид, что справляет малую нужду, он проделал какие-то манипуляции с коробкой, после чего быстро сунул её под цистерну бензовоза.
   Бача, наглядевшийся за свою короткую жизнь на всевозможные выставки трофейного вооружения, устраиваемые прямо во дворе царандоя после каждой удачно проведенной операции, мгновенно сообразил, что это была магнитная мина, с помощью которой чужак пытается взорвать бензовоз. Он тут же помчался в каморку отца, и сбивчиво рассказал ему обо всем увиденном. Поняв, о чем идет речь, и, прикинув в уме, к чему приведет взрыв бензовозов, тот выскочил на улицу, и кинулся в сторону КПП, через ворота которого чужак уже пытался выйти на улицу. Он схватил бандита за руку и стал звать на помощь стоявших неподалеку караульных. Те не сразу сообразили - с чего это вдруг царандоевский парикмахер держит за руку военнослужащего царандоя и диким голосом орет - "Мина! Мина!".
   Бандит не стал дожидаться, когда часовые врубятся в смысл слов выкрикиваемых парикмахером, и, выхватив откуда-то из рукава небольшой кинжал, вогнал его острое, кривое лезвие ему прямо в сердце. Вот только уйти ему самому далеко так и не удалось - автоматная очередь одного из часовых поставила окончательную точку в его подлой жизни.
   Труп "духа" в тот же день свезли на пустырь, коих за городом было бесчисленное множество, и прикопали в каменистую почву, не оставив никаких следов захоронения. С похоронами парикмахера задержки тоже не было. Как и полагается в таких случаях, штатный царандоевский мулла прочел над его телом молитву, и ещё до захода солнца тело правоверного мусульманина, чья безгрешная душа отлетела в рай до обеденного намаза, уже покоилось в земле близлежащего кладбища. И только несколько разноцветных ленточек, повязанных на воткнутом в землю деревянном шесте, свидетельствовали о том, что в земле покоится прах человека, которого на грешной Земле еще помнят.
   А Бача исчез бесследно буквально через неделю. Отлично понимая, что каморка, в которой он жил вместе с отцом, наверняка заинтересует кого-нибудь из царандоевских чинуш, советники обратились к командующему Мир Акаю с просьбой не выбрасывать малолетку на улицу. Тот пообещал, выполнить их просьбу, но на деле всё оказалось с точностью до наоборот. Придя однажды утром на работу, советники обнаружат в каморке парикмахера каких-то посторонних людей, которые приступили к незатейливому ремонту. Занавески из целлофановой пленки и шерстяных одеял, висящие до этого при входе в неё, были сорваны и валялись неподалеку в пыли, а их место заняла деревянная перегородка, с застекленной дверью и окном. Нары и вся нехитрая утварь, ранее принадлежавшая парикмахеру и его сыну, была разломана, и эти обломки пронырливые царандоевские повара уже перетаскивали на свою кухню, с тем, чтобы потом использовать их в качестве дров для приготовления пищи. А еще через пару дней, мы узнали, что в бывшей каморке разместился кабинет заместителя начальника тыловой службы царандоя. На вопрос советников: "Куда делся их друг - Бача", он ответил с ухмылкой:
   - А кто ж его знает. Может быть, к душманам подался.
   Возможно, он был и прав. Сколько еще таких вот малолетних пацанов, выброшенных бездушными функционерами от госвласти на улицу, остались один на один с суровой действительностью жизни. Куда им было податься, чем заняться, чтобы не сгинуть со света от голода и холода? И чем они потом, по прошествию многих лет, отплатили за всё это своим обидчикам?
   История об этом умалчивает.
  
  
  
  
   Бача в девчачьем пальтишке у мастерской своего отца [] Описание: Автор: Удалить Переименовать
Оценка: 8.44*28  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023