ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Воронин Анатолий Яковлевич
Чайхана

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.17*13  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ опубликован в тринадцатом номере сборника "Астраханский детектив", вышедшем в декабре 2018 года тиражом 300 экземпляров

  

Чайхана

  
   Зачистки в Кандагаре случались довольно часто.
   То духи царандоевский блокпост ночью вырежут, и вся местная милиция несколько дней подряд перетряхивает закоулки старого города. То после следующей ночной вылазки духи заодно заложников прихватят, и уведут их с собой в неизвестном направлении. Хотя, почему - в неизвестном? Знамо дело - в "зеленку" они их уводили, с тем, чтобы потом поиметь хороший хаир с их родственников или с самой госвласти. Всякий раз после очередного ЧП силовые структуры почему-то выворачивали наизнанку сам Кандагар, а не подступающую к нему "зеленку", откуда духи по ночам просачивались в город. Видимо, делалось это потому, что властные структуры провинции считали "зеленкой" в первую очередь сам Кандагар. Кто знает, может быть, они были и правы.
   До поры до времени я тоже удивлялся тому, как руководство царандоя организует поиски бандитов. Казалось, ну чего проще: блокируй город со всех сторон и, двигаясь сплошной волной с севера на юг, или с запада на восток, проверяй подряд всех, кто будет находиться в тот момент в городе. У кого нет при себе документов - в кутузку. Подозрительных типов и всякого рода бомжей - туда же. А потом сиди потихоньку, просеивай их через фильтрационное сито и решай кого куда. Да-а! Действительно, до чего же я был еще наивным тогда, коли считал, что именно такими превентивными мерами можно было переловить всех духов...
   История, о которой я хочу поведать, произошла ранней весной 1987 года, спустя каких-то пару недель после того, как наступил Навруз. Точно уж и не помню, но сдается мне, что был это 1366 год по мусульманскому календарю. А может быть - 1365-й. Запамятовал. Одним словом, вторая половина четырнадцатого века. Что там у нас на Руси-то было во второй половине 14-го века?
   Весь казенный люд в Кандагаре в те приснопамятные дни полным ходом готовился к предстоящей девятой годовщине Саурской революции. А праздники в воюющей стране, сами понимаете, предполагают проведение соответствующих "профилактических мероприятий", направленных на срыв коварных замыслов моджахедов, которые спят и видят, как они будут досаждать ненавистной госвласти в ее самый любимый и почитаемый день.
   В преддверии наступающего праздника и удумало кандагарское начальство провести в городе тотальную зачистку.
   В отличие от аналогичных мероприятий, проводимых в Кандагаре едва ли не ежеквартально, на этот раз решено было обойтись силами только афганских силовых структур. Наверное, это было связано еще и с тем, что 70-я Бригада на ту пору почти в полном составе убыла в район Шиннарая, где совместно с Лошкаревской Бригадой спецназа громила многочисленные духовские склады с боеприпасами, искусно укрытые в горных карстовых пещерах. Не до зачисток было советским военнослужащим, поскольку духи, защищавшие свое "добро", оказывали шурави яростное сопротивление. "Черный тюльпан" вылетал тогда из кандагарского аэропорта едва ли не каждый день.
   План проведения операции разрабатывали ХАДовцы совместно с провинциальным комитетом НДПА. Такую ахинею насочиняли - читать тошно было. А исполнять этот бредовый план в первую очередь должны были царандоевцы и военнослужащие 2-го армейского корпуса ДРА.
   Дабы не искушать судьбу и не подставляться самим под грозные взгляды партийного руководства, командующий 2-го армейского корпуса генерал-лейтенант Улеми и командующий царандоем полковник Ушер-Зой на очередное заседание провинциального Совета обороны пошли не одни, прихватив своих высокопоставленных советников. Те, в свою очередь, потащили за собой советников рангом пониже, непосредственно работающих в оперативных подразделениях царандоя и разведывательных структурах афганской армии. С учетом переводчиков толпа получилась довольно внушительной.
   Совещание проходило в штабе Второго армейского корпуса. Поскольку присутствующих было достаточно много, Улеми принял решение проводить заседание Совета обороны в актовом зале. Пожалуй, громко сказано - актовый зал. Это был обычный красный уголок, по советским меркам - ротного значения, с большим столом по центру комнаты и четырьмя десятками стульев, расставленными в несколько рядов.
   Совещание еще толком не началось, а в помещении уже нечем было дышать. Весна весной, а на улице припекало градусов за тридцать. Большие окна комнаты выходили на солнечную сторону, и в помещении стояла страшная духота. Маленькие форточки не успевали пропускать через себя застоявшийся горячий воздух. А тут еще десятка три мужиков начали выдыхать из себя всякие пары со специфичными запахами. Одним словом - мрак. Мне и еще нескольким офицерам не повезло больше всех, поскольку стулья нам достались у окон, прямо под лучами палящего солнца. Уже через пару минут я места себе не находил. А тут еще зимние солдатские "дреши", в которые я так некстати удумал облачиться в этот день. Было чувство, что я сижу в парилке. Пот по спине бежал ручьями.
   Выступающие афганские ответственные лица монотонно гундосили об одном и том же, постоянно перебивая друг друга и доказывая окружающим правоту своих слов. Наши переводчики, сидевшие бок о бок со старшими советниками, не успевали переводить их пламенные речи. Было совершенно не понятно, чего хотят эти разгоряченные полемикой афганцы. То ли жара, то ли это непонятные диалоги "рафиков" так подействовало на меня, что я начал потихоньку кемарить. Мой подсоветный Аманулла и переводчик Рахматулло, сидевшие справа и слева, толкали меня локтями всякий раз, когда мой храп начинал превышать предельно допустимые децибелы, и мог привлечь внимание окружающих. Пробудившись, я делал вид, что внимательно слушаю очередного докладчика и даже что-то пишу в свою рабочую тетрадь. Но буквально в следующее мгновение мои глаза самопроизвольно закрывались, и я вновь погружался в сладкую дрему. Вот так, незаметно для самого себя, я и проспал все то совещание, так и не услышав, о чем на нем говорили присутствующие. Окончательно проснулся я от сильного шума. Это "прозаседавшиеся" задвигали стульями, которые они в течение двух часов грели своими задницами.
   Уже выйдя на улицу, я поинтересовался у Рахматулло, о чем шла речь на совещании, на что он лаконично ответил:
   - Да я и сам ничего не понял. Делили они между собой, кто где будет проверки проводить. Почему-то никто не хотел старый город шерстить. Вот и всучили его, как обычно, царандою, а твоему Аманулле дали задание подготовить список домов, в которых проживают родственники духов.
   - Ну, че, Аманулла, готов к труду и обороне? - Я только представил, какую он должен был проделать работу, и мне стало тошно. Это сколько же времени ему нужно потратить на подготовку этих списков. Уму не постижимо.
   Но Аманулла стоял передо мной спокойный как слон и только широко улыбался. Дурачок, чего улыбается? Ведь если он не выполнит указание своего вышестоящего начальства, то мое начальство в первую очередь лично с меня начнет шкуру спускать.
   Когда мы втроем приехали в спецотдел, Аманулла достал из шкафа огромную амбарную книгу, которую я до этого у него никогда не видел. Сдув пыль, он с важным видом раскрыл ее на первой попавшейся странице. Водя пальцем по тексту, стал называть какие-то имена и названия улиц. Оказалось, что Аманулла зачитывает адреса, где проживают родные духов. Судя по тому, как часто он тыкал пальцем в книгу, у меня сложилось впечатление, что духовская родня живет в старом городе едва ли не в каждом доме. М-мдя! Дурачком то, выходит, я оказался. У Амануллы-то учет моджахедов был поставлен вон на какую широкую ногу.
   Я что-то съязвил по этому поводу, но Аманулла пропустил мой комплемент мимо ушей. А потом как бы невзначай заметил:
   - В этой книге сделаны записи по последней переписи жителей Кандагара, которую проводили еще при Захир-шахе. Не знаю, как она попала в царандой, но мне её дал наш командующий. Вот, теперь веду свою перепись. Вычеркиваю из нее всех убитых моджахедов. Дописываю тех, кто ушел в "зеленку" воевать на их стороне.
   Аманулла оставил книгу двум сотрудникам спецотдела, которые принялись усердно переписывать адреса, по которым необходимо делать зачистку. Засомневавшись в том, что два человека смогут проделать такой титанический труд за какие-то оставшиеся полдня, я высказал свои доводы Аманулле. На что тот, усмехнувшись, заметил:
   - Того, что они сегодня напишут, всему царандою нужно будет неделю проверять. А там видно будет. Глядишь, и зачистка к тому времени закончится.
   Мудрый, однако, этот Аманулла...
  
   Зачистка шла уже третий день.
   Как и предполагал Аманулла, сарбозы не особо-то и шевелились при ее проведении. Не спеша, дом за домом, они осматривали каждый двор, каждую подворотню. Если зачистка и дальше будет так продолжаться, проверять город придется до скончания века. Ну, какой здравомыслящий дух будет дожидаться, когда в его дом войдут представители госвласти? Бегающие по улицам бачата, как те казаки-разбойники, а точнее сказать - их глаза и уши, мгновенно разносили по всему городу информацию о сарбозах, только появлявшихся на горизонте. А уж играть в прятки духи были большие мастаки.
   За те несколько дней, пока мы с подсоветным лазили по дворам старого города, столько всего насмотрелся. Каких я только схронов там не увидел. А уж подземная система каналов в городе, с глубокими кяризами, это вообще исключительное место для перемещений духов из одного конца города в другой. А мы-то думаем, куда это они исчезают, когда их вроде бы обложили со всех сторон, и им как бы и деваться-то некуда.
   В один из дней, пока в городе шла зачистка, удумал Аманулла почаевничать. День был жаркий и, налазившись по душным дворам, мы изрядно притомились. Вот и решил тогда Аманулла предложить мне заглянуть в одну чайхану, где мы могли бы немного передохнуть и утолить жажду. Меня уговаривать долго не пришлось, поскольку вся имевшаяся в моем теле влага на тот момент покинула это самое тело и соленым потом пропитала сарбозовские дреши, в которые я был облачен с целью маскировки под местных царандоевцев. В чайхану решили идти втроем, прихватив с собой Рахматулло.
   Чайхана, которую заприметил Аманулла, притулилась между дуканом, в котором торговал пестрыми тканями пожилой индус, и небольшой мастерской, где под гул горящей паяльной лампы двое шустрых подростков ремонтировали прохудившуюся бытовую утварь. Все внутреннее помещение чайханы по площади было не больше комнаты стандартной советской "хрущевки". Почти половину его занимали деревянные полати, поверх которых был постелен старенький выцветший ковер. Достархан, стало быть.
   С трех сторон достархана вдоль глинобитных стен с развешанными на них плюшевыми ковриками были уложены валики и подушки, облокотившись на которые полулежали несколько посетителей. Посреди комнаты, ближе к дверному проему, больше напоминавшему ворота автомобильного гаража, прямо на земляном полу стоял огромный самовар. Таких я в своей жизни никогда еще не видел. Он напоминал двухсотлитровую медную бочку с четырьмя здоровущими ручками по бокам и двумя кранами, размещавшимися на противоположных сторонах и увенчанными фигурными ручками.
   Самовар был отполирован чьими-то трудолюбивыми руками до такой степени, что в нем, как в выпуклом кривом зеркале, отражались искаженные лица посетителей чайханы и вытянутые фигуры людей, проходящих по улице. Сверху была установлена длинная жестяная труба, которая через дыру в потолке чайханы выходила за пределы помещения. Тут же, в небольшом металлическом ведре лежали кусочки древесного угля. Какой-то чумазый бача лет двенадцати-тринадцати постоянно крутился рядом. Вот он, ловко схватив трубу за приделанную к ней сбоку ручку, поднял ее над самоваром. Заглянув в топочное отделение, бача, видимо убедившись, что угли в нем догорают, не выпуская ручку, нагнулся к ведру и, выхватив из общей кучи пару кусочков угля, ловко забросил их внутрь медного монстра. Установив дымоход на прежнее место, бача отбежал к проему и, подняв с земли латунный "кумган" с длинным носиком, начал усердно разбрызгивать воду перед чайханой. Делал он это, по всей видимости, только для того, чтобы дорожная пыль, перемолотая ногами прохожих и колесами многочисленных телег, не мешала посетителям чайханы спокойно вкушать чай.
   Слева от самовара стену чайханы подпирал небольшой буфет, на полках которого лежало несколько десятков разнокалиберных пиал, уложенных стопками друг в друга. Там же расположилась дюжина небольших фарфоровых чайников, расписанных пестрым восточным орнаментом. Один чайник, стоявший особняком на краю буфета, был во много раз больше своих "собратьев" и, судя по всему, вмещал в себя никак не меньше двух литров жидкости.
   Рядом с буфетом стоял небольшой резной столик, заставленный всевозможными стеклянными и металлическими банками и баночками. В этой посуде чайханщик хранил все сорта чая, какие только производились на белом свете. И чем больше была емкость, тем дешевле был сорт чая. На каждой банке - поверх фирменной наклейки на индийском или английском языках - была наклеена красочная картинка с арабской вязью. По всей видимости, чайханщик таким образом обозначал сорта чая, подаваемого в его питейном заведении. Сам хозяин был уже в весьма солидном возрасте, голову его украшала короткая стрижка "бобрик", а подбородок прикрывала небольшая седая бородка. По всему было видно, что чайханщик ревностно следит за своим внешним видом, постоянно пользуясь услугами цирюльника. Одет он был довольно своеобразно. Поверх длиннополой рубахи и широченных штанов, обязательных атрибутов любого афганца, на нем была надета суконная блуза, расшитая не только разноцветными нитями, но и всякого рода "причиндалами". Здесь были перламутровые блески, которые в сочетании с разноцветными бусинками бисера образовывали не только орнамент, но и слова; какие-то маленькие зеркальца, в которые любой посетитель мог мельком увидеть свою физиономию; даже обыкновенные фигурные жестянки, вырезанные из разнообразных металлических банок из-под чая.
   Одним словом - ходячая реклама чая.
   На ногах его были надеты смешные кожаные штиблеты с сильно загнутыми вверх носами, а голову венчала тюбетейка, больше похожая на купол мечети. И штиблеты, и тюбетейка, как и блуза, были расшиты цветными шелковыми нитками, блесками и мелким бисером.
   - Пугало с бахчи, - ни с того, ни с сего промелькнуло у меня в голове. Я едва не рассмеялся, но уже в следующее мгновение осекся, внезапно ощутив на своей персоне пристальные взгляды посетителей чайханы. Один любитель чаепитий, приподнявшись на подушке и разинув от удивления рот, немигающими глазами вперился в автомат, висевший у меня на правом плече. Его собеседник, сидевший до этого спиной к входу, резко развернул голову в нашу сторону, да так и застыл в этой позе, совершенно позабыв, что на его ладони стояла пиала с горячим чаем. Остальные посетители, словно по мановению волшебной палочки прервавшие свои досужие разговоры, тоже уставились на меня.
   Для афганцев появление живого шурави, пожалуй, было сродни миражу, который они никак не ожидали увидеть в этом забытом Аллахом закоулке Кандагара.
   Под их пристальными взглядами я даже несколько стушевался и, обращаясь сразу ко всем посетителям, сказал первое, что пришло в голову:
   - Ассалям алейкум.
   Афганцы, никак не ожидавшие, что стоявшее перед ними видение в образе невесть откуда свалившегося шурави поздоровается с ними на их родном языке, нестройными голосами ответствовали:
   - Вуалейкум ассалям.
   Приложив левую руку к груди, в том месте, где в волнении трепеталось мое сердце, я изобразил общепринятый в этих местах жест доброжелательного приветствия, давая понять афганцам, что у меня по отношению к ним нет никаких дурных замыслов. Те, в свою очередь, тоже закивали головами и начали что-то негромко бубнить себе под нос, видимо, обмениваясь мнениями. Первый контакт с кандагарскими аборигенами в этой экстравагантной, неформальной обстановке у меня, кажется, получился. Посмотрим, что будет дальше.
   Стараясь казаться эдаким расхлестанным рубахой парнем, я решил и дальше продолжить эксперименты в области языка дари. Обратив взор на чайханщика, окаменевшего от неожиданности с заварным чайником в руке, я задал ему обычный в таких случаях дежурный вопрос:
   - Четур-асти?
   Стало быть, я спросил о том, как у него обстояли дела. В широком смысле этого слова.
   Чайханщик, словно очнувшись от спячки, закивал головой и быстро затараторил:
   - Хуб-асти, хуб-асти.
   Значит, все у него было хорошо.
   Потом хозяин с аналогичным вопросом обратился ко мне, и я констатировал, что и у меня все слава богу. Я, наверное, и дальше бы продолжал обмениваться с ним любезностями, справляясь за его здоровье и, интересуясь тем, как обстоят дела в его семье. Все эти "джонат-джурасти", "бахайр-асти" и "хайра-хариаты" уже готовы были сорваться с моего языка. Но на самом ответственном этапе моего дружеского общения с чайханщиком в разговор вмешался Аманулла. Он перекинулся парой фраз с владельцем питейного заведения и тот, засуетившись на месте, видимо не зная, что ему делать с полным кипятка заварным чайником, жестом пригласил все нашу доблестную троицу к достархану.
   Двое афганцев, сидевших с краю палатей, прихватив с собой пиалы и тарелочки с сушеным урюком, передвинулись вглубь комнаты. Наблюдая за тем, как Аманулла, сняв штиблеты, лихо заскочил на достархан и уселся на него, поджав ноги калачиком, я последовал его примеру.
   Ага, разбежался.
   Для того чтобы снять ботинки ума много не надо, а вот как потом заставить ноги занять позу "лотоса" - это было проблемой. После недолгих мучений я все-таки кое-как скрючил их у себя прямо под носом. Мои не первой свежести носки своими "ароматами" сразу напомнили о себе, и я вынужден был сменить позу, поджав ноги под задницу. Но и в этом положении я долго не выдержал. Ноги начали затекать, и вынужден был вновь сменить позу. Афганцы, сидевшие напротив меня, улыбались и между собой о чем-то говорили. Рахматулло видимо уловив смысл их разговора, толкнул меня в бок:
   - Анатолий, ты знаешь, о чем они гутарят? Они полагают, что если тебе отрезать ноги по самые колени, то они совсем не будут тебе мешать сидеть.
   Я мельком глянул на улыбающихся соседей, и в тон их рекомендациям подумал: "Уж лучше пусть они свои ноги отрежут по самые яйца, чтоб не бегать по "зеленке".
   Мои мысли прервал подошедший чайханщик. На металлическом подносе он держал два заварных чайника, три пиалы и небольшую тарелочку, на которой горкой лежали сушеные плоды инжира и урюка. Расставив все это перед нами, хозяин поочередно показал на чайники, и о чем-то спросил Амануллу.
   - Он спрашивает, какой чай будем пить - грина или индицкий.
   Сколько уже твержу Аманулле, что зеленый чай тоже индийский, но он все никак не уяснит для себя данное обстоятельство. Тем более, знает, что я пью только зеленый, мог бы и не спрашивать.
   Все трое изъявили желание пить только грину.
   Чайханщик разлил чай. Его в чайнике хватило ровно на столько, чтобы пиалы наполнились наполовину своего объема. Таков здесь обычай. Афганцы объясняют это тем, что чай в пиале быстро остывает, и поэтому целесообразнее чай наливать малыми порциями, тогда он всегда будет горячим.
   Возможно, они и правы, но по мне в этот жаркий день лучше было бы чтобы чай был ледяным. После нескольких глотков кипятка спина под сарбозовскими дрешами вспотела, и капли пота начали медленно стекать к пояснице.
   Увлекшись чаепитием, а точнее - поеданием сушеного инжира я, не заметил, как в помещение вошел очередной посетитель.
   Я обратил на него внимание только тогда, когда он уже усаживался на достархан.
   Мужчина моих лет, среднего роста, совершенно безбородый и коротко остриженный, он разительно отличался от всех сидящих в чайхане афганцев. Ко всему прочему вместо обычного малахая на нем был одет вполне европейский костюм и светлая рубашка.
   "Наверное, какая-нибудь местная канцелярская крыса, - пролетело у меня в голове. - Бухгалтер из какой-нибудь шарашкиной конторы.
   Единственное, что никак не вписывалось в образ чиновника, были руки этого афганца. Они у него были здоровенными и грубыми.
   "Загребущие ручонки-то, - вновь подумалось мне. - Такими клешнями только землю грести на нашем огороде. Да и кулачок видимо не хилый будет, если все пять костяшек собрать в одну кучу".
   А афганец тем временем молча сидел и попивал свой чаек.
   Я решил более детально разглядеть внешность этого человека, и как бы невзначай стал бросать взгляды в его стороны. В какой-то момент наши взгляды встретились и, я увидел в глазах незнакомца неподдельный интерес к моей персоне. Афганец поставил свою пиалу на достархан и правой рукой полез во внутренний карман пиджака.
   Я весь напрягся. А ну как у него там волына захована. Вытащит сейчас из кармана, и перестреляет всех нас троих. И имени даже не спросит. На всякий случай я опустил свою левую руку на пояс, туда, где у меня всегда висела эргэдэшка.
   Видимо мое напряженное выражение лица и этот, едва уловимый жест, не ускользнули от незнакомца. Слегка улыбнувшись, он медленно вытащил руку из-под пиджака. Между пальцами была зажата початая пачка ментоловых сигарет.
   Достав сигарету, незнакомец не спеша препроводил ее себе в рот. Услужливый чайханщик тут же подскочил к нему и чиркнул одноразовой пластмассовой зажигалкой. Прикурив, незнакомец глубоко затянулся, несколько мгновений сидел словно истукан, а потом, чуть-чуть приоткрыв рот, стал выпускать кольца дыма. В узком луче солнца, пробивавшемся сквозь щель между трубой самовара и отверстием в потолке, они, изгибаясь и кривясь, медленно поплыли вверх. Я сидел, боясь шелохнуться, дабы не испортить картину изящно плывущих в пространстве колечек.
   Незнакомец сосредоточенно смотрел на плоды своего "труда", давая тем самым понять всем окружающим, что процесс курения доставляет ему удовольствие. Потом он, продолжая сопеть сигаретой, вперил в меня пристальный взгляд.
   - Шурави?
   Проглотив очередную порцию чая, я не спеша отставил пиалу в сторону и, приложив руку к груди, коротко ответил:
   - Нист, мен мушавер джинаи. (Нет, я советник уголовного розыска).
   Сам не знаю, почему я в тот момент соврал и не сказал, что являюсь советником спецотдела. Видимо, сработало чувство некоей осторожности, развитое за семь месяцев пребывания в Афганистане.
   "Джинаи" в Афгане существовал еще до Саурской революции и для местного криминала, а тем более для простых обывателей, был в каком-то роде - загадочным ведомством. Политические ветры, веющие в этой стране все последние годы, не вытравили из сознания афганцев уважительного отношения к этому правоохранительному органу, призванному стоять на страже правопорядка в стране и борьбе с уголовной преступностью. А тут, нате вам, аж целый советник "джинаи" пьет чай вместе с обычными афганцами.
   Незнакомец ощерился в улыбке и жестом показал, что испытывает уважение ко мне.
   - Я в Советском Союзе почти шесть лет прожил, - на чисто русском продолжил он. - Учился в университете в Ташкенте. Имею диплом инженера-энергетика. При короле работал на гидроузле в провинции Гильменд. Хорошие деньги зарабатывал и если бы не переворот в Кабуле, наверное, был бы сейчас большим человеком. Но видимо не судьба.
   Неожиданно прервав разговор, инженер повернулся в сторону чайханщика и жестом попросил его подлить горячего чая. Потом, не спеша сделав пару глотков ароматного "Липтона", продолжил свой рассказ:
   - Сам то я родом из кишлака Лой-Бала-Карз. - Афганец показал рукой, куда то в сторону светящего солнца. - Это почти рядом с Кандагаром. У нас в кишлаке не было школы, и я каждый день ходил пешком в город. Давно это было, уж и забывать стал.
   Меня заинтересовал этот человек, вернее то, как он ведет беседу с неизвестным иностранцем. Сидящие рядом с нами, побросав чаепитие, крутили головами то на моего собеседника, то на меня, видимо пытались понять, о чем это ведет речь их земляк.
   А неизвестный тем времени продолжил свое повествование. Он рассказал, что является выходцем из не бедной семьи. Его отец не был собственником земли, но арендовал у одного местного землевладельца большой участок, на котором развел виноградники. По советским меркам он был кулаком, использовавшим наемный труд бедных декхан. Но он никогда их не угнетал. Они сами были заинтересованы в том, чтобы собранного по осени урожая винограда было как можно больше. От этого зависело и их благополучие.
   Переворот в Кабуле, совершенный Даудом, а потом и второй переворот, устроенный военными совместно с партийцами из НДПА, поломали судьбы многих нормальных людей в Афганистане. Отца от нервного срыва хватил удар, а все его земли пришедшие к власти чиновники раздали вчерашним батракам. Но они не захотели там работать, и заросшие бурьяном виноградники за несколько лет полностью погибли. Те же батраки порубили их на дрова и растащили по домам. Короче говоря, нет в стране того порядка, какой был при Захир Шахе.
   Слушая инженера, я удивлялся тому, с какой легкостью он говорит это совершенно незнакомому ему человеку. Неужели он совсем не боится возможных для себя репрессивных последствий? Ведь тот же Аманулла сносно говорит по-русски, и наверняка отлично понял, о чем сейчас рассказал "инкогнито". Со стороны это выглядело как некая пропаганда против действующей власти. Находись среди нас сейчас хоть один ХАДовец, не избежать моему собеседнику серьезных неприятностей.
   Свои сомнения по данному поводу я и озвучил ему.
   Незнакомец широко улыбнулся, и только сейчас я заметил у него во рту два золотых зуба. Блеснув в пробивавшемся в чайхану узком лучике солнца, они, как своего рода визитная карточка, давали понять окружающим, что этот человек действительно был не из плебеев. В Афгане такие зубы были редкостью, и их могли себе позволить только зажиточные люди.
   - Афганистан - вольная страна. Здесь каждый вправе говорить все, что он думает о жизни и власти. Только глупец и трус боится говорить правду. А я не считаю себя ни тем, ни другим. Я вольный человек. Я пуштун.
   Последние слова незнакомец произнес с таким пафосом, словно выступал с высокой трибуны перед многотысячной толпой.
   Я хотел было подковырнуть его по данному поводу, но в этот момент в чайхану вошли двое молодых патлатых парней. У одного в руке был автомат, а у второго из-за спины выглядывал гранатомет.
   "Уж не духи ли?" - пронеслось у меня в голове.
   Пришельцы окинули взглядами посетителей и, заметив моего собеседника, выкрикивая какие-то нечленораздельные слова, полезли с ним обниматься. Потом один из них, кивнув головой в мою сторону, о чем-то его спросил. Мой собеседник коротко ответил, и оба "волосатика", повернувшись ко мне, жестами изобразили приветствия.
   Я ответил им тем же.
   Потом "волосатики" подозвали чайханщика и о чем-то с ним пошептались. Тот утвердительно закивал головой и жестом руки пригласил их пройти в соседнюю комнату. Ее я заметил только сейчас, когда хозяин откинул висящий на стене плюшевый коврик с изображением какой-то мечети, и вновь пришедшие посетители, пригнув головы под низким проемом двери, прошли внутрь помещения, больше похожего на кладовку.
   - Кто это? - спросил я своего собеседника.
   - А-а, это малиши Муслима Исмата - выразительно махнув рукой, ответил он.
   - А я-то грешным делом подумал, что это моджахеды, - с иронией в голосе ответствовал я.
   - Так они и есть моджахеды, только теперь уже бывшие, - встрял в наш разговор Аманулла. - Хотя, порой, неприятностей от этих анархистов бывает больше, чем от настоящих моджахедов. Знаешь, Анатолий, зачем они сейчас пришли в чайхану? Опий курить. Вот накурятся они этой дури, глаза в разные стороны, и начнут куролесить. Так что, давай, пошли отсюда от греха подальше, пока их мозги еще на месте находятся. Неровен час, нарвемся на неприятности.
   Аманулла был прав на все сто процентов. Эти недобитые в свое время духи, перешедшие пару лет тому назад вместе со своим главарем Муслимом Исматом на сторону госвласти, постоянно создавали ей какие-нибудь проблемы. Вот и сейчас, накурившись дури, рядовые бойцы этого разношерстного воинства запросто могут вспомнить старые обиды, нанесенные им в свое время шурави. И тогда - туши свет.
   Когда мы уже выходили из чайханы, мой собеседник вдогонку произнес:
   - Меня зовут Резван. В Дехходже все меня знают. Заходите при случае в чайхану, я тут часто бываю. Поговорим о жизни, о политике.
   Обещать я ничего не мог, поскольку сам не знал, когда еще придется бывать в этих темных закоулках древнего Кандагара. И только дружески махнул ему рукой...
  
   Под майские праздники пришлось мне выехать на один из постов первого пояса обороны Кандагара. Накануне, темной безлунной ночью, до полусотни вооруженных до зубов моджахедов пытались проникнуть в город. Нарвавшись на засаду ХАДовцев, они вынуждены были отступить вглубь города, где были встречены плотным огнем царандоевцев. Бой длился почти два часа и потери понесли обе воюющие стороны.
   На этот раз, фортуна изменила духам, и они, словно тараканы, разбежались, растворились в узких улочках и подворотнях старого города. А поутру трупы убитых бандитов сволокли на внутреннюю территорию оборонявшегося поста, где их предъявили для опознания местным жителям.
   Мы приехали в тот самый момент, когда над одним из убитых в истерике билась женщина. По всей видимости, она была женой, а может быть, сестрой мертвого духа. Завидев нас, афганка вскочила с земли и попыталась вцепиться мне в лицо своими ногтистыми пальцами. Двое сарбозов не позволили ей этого сделать. Они оттащили ее в сторону, но и оттуда она продолжила посылать проклятья на мою голову.
   Мне стало как-то не по себе, и я начал было уже подумывать о том, что зря сюда приехал. В этот момент, мой взгляд остановился на одном из трупов. От остальных он отличался тем, что на нем был надет вполне цивильный костюм. Где-то я уже видел этот костюм. Или мне показалось?
   Я зашел с другой стороны и попытался разглядеть лицо духа. Но оно было залито кровью, которая по прошествии столько времени все еще сочилась из огромной раны, зияющей на левом виске.
   Аманулла ногой толкнул голову мертвеца, и та, безжизненно перекатившись по земле, подставила моему взору левую часть лица. Челюсть немного отвисла, и в приоткрытой полости рта блеснули два золотых зуба.
   Я стоял как вкопанный, смотря на эти золотые зубы.
   Сомнений быть не могло - это был Резван.
   Легкий озноб пробежал по моей спине и ушел куда-то в ступни ног.
   В этот день, пожалуй, впервые за все время нахождения в Афганистане я так близко ощутил на себе коварство и вероломность афганцев.
   А до дембеля мне оставалось еще целых 487 дней.
   Сколько еще таких вот "Резванов" уготовила мне Госпожа Судьба встретить здесь, на этой чужбине...
  
   Астрахань. 2004 год
  
  
  
  
   3
  
  
  
  
Оценка: 7.17*13  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023