Возвратившись из Чечни, я вплотную занялся своей дачей. Дом, который я возвел под крышу ещё в 1993-м году, до конца так и не был достроен. Стены внутри дома не оштукатурены, а на втором этаже полностью отсутствовал потолок. Жить в таком доме можно было, хотя бы от дождя, где было укрыться, а вот оставаться на ночь в этой "незавершёнке", желание как-то не возникало. Астраханские комары проникали в дом сквозь многочисленные щели, и в ночной тишине стоял сплошной гул от этих летающих кровопийц, всю ночь напролет не дававших уснуть. От них не спасал даже полог, установленный на балконе. Проснувшись поутру, я обнаруживал внутри него несколько десятков комариных особей женского пола, успевших за ночь насосаться моей кровушки, а на местах их укусов, кожа на теле начинала зудеть и чесаться, отчего появлялись волдыри.
Первым делом я начал делать окна. А поскольку пиломатериалов для изготовления рам у меня не было, все оконные проёмы завесил полиэтиленовой плёнкой. С дверными проёмами сей "фокус" не прошел, и я вынужден был сделать простенькие двери, сколотив их из не оструганных досок. На первое время сойдут и такие, посчитал я. На этом, строительные работы завершились, и я занялся самой дачей, где сорняки, в том числе камыш, за считанные дни выросли заново, после их интенсивной прополки. А ещё, грядки с овощами надо было постоянно поливать водой, поскольку жаркое солнце осушало землю буквально за пару суток, и она спекалась до состояния степных такыров, из-за чего её приходилось постоянно рыхлить мотыгой.
Одним словом, дел было невпроворот, и времени на "сон-тренаж" уже не оставалось.
Как-то незаметно пролетели отпускные денёчки, и в первых числах июля я вынужден был раньше срока выйти на работу. Мой "шеф" решил уйти в краткосрочный отпуск, и все его должностные обязанности легли на мои плечи. А быть руководителем обособленного подразделения, это не только четкое и неукоснительное исполнение приказов, инструкций и наставлений, регламентирующих деятельность вверенной службы, но и множество других обязанностей, не имеющих никакого отношения к деятельности ПВС.
В один из первых рабочих дней пошел я обедать в столовую УВД. В общем зале оказалось много посетителей, и чтобы не терять время на стояние в очереди, решил заглянуть в "малый" зал. На мое счастье генерала там не было. Заказав официантке "разблюдовку", стал дожидаться её возвращения.
Мне не повезло. Как только она принесла поднос с едой, буквально следом за ней в помещение ввалился Волкодав. Поздоровавшись с офицерами, он уселся на свое коронное место за столом стоящим возле двери, и только после этого заметил меня.
- Как отдохнул? - поинтересовался он.
Я оторвался от тарелки с супом, и, мельком глянув на генерала, коротко ответил:
- Нормально.
- Нормальные люди отдыхают нормально в нормальных местах, - съязвил Волкодав. - А то, куда ты ездил на отдых, это далеко не нормальное явление.
- То же самое мне сказал сержант внутренних войск у блокпоста на границе Дагестана и Чечни, - невозмутимо ответил я.
- Вот видишь, даже сержант и тот понимает, где можно проводить свой отпуск, а где не стоит этого делать. А ты дослужился до целого подполковника, а всё никак не прекратишь в детство впадать. Что, не навоевался ещё?
- А причем здесь это? Просто хотелось пообщаться со старыми знакомыми, а заодно узнать, как там дела обстоят.
- Ну и как - узнал?
- Узнал. Много чего интересного узнал. И даже видеокассету привез, на которой боевики запечатлели казни наших военнослужащих.
- Даже так. В таком случае, прихвати эту кассету, когда в среду пойдешь на совещание.
На этом наш разговор закончился, и генерал приступил к трапезе. Я последовал его примеру.
Совещание, о котором в столовой упомянул Волкодав, проводилось в зале, предназначенном для заседаний Коллегии УВД, и всякого рода встреч руководства Управления с представителями СМИ и общественных организаций. В самом начале совещания генерал предоставил слово своему заместителю, который доложил о мероприятиях, проводимых сотрудниками милиции по обеспечению охраны общественного порядка на избирательных участках, где проходил второй тур выборов президента России.
Слушая его, я почему-то вдруг вспомнил визит Ельцина в нашу южную Астрахань. А произошло это, сразу же после празднования Дня Победы. Бориса Николаевича сначала отвезли в дельту Волги, где он целый день посвятил рыбалке. И не только ей одной. На следующий день он провел небольшое совещание с руководителями области и города, после чего решил выйти в народ. Как это происходило, отдельный разговор.
Чтобы с кандидатом в президенты не произошло чего-нибудь непотребного, руководитель охраны генерал Коржаков потребовал от руководства астраханских силовых структур обеспечить "массовку". Борис Николаевич наверно не догадывался, что стоящая перед его очами ликующая толпа горожан, целиком и полностью состояла из сотрудников УВД и УФСБ, переодетых в цивильную одежду. Но были и сотрудники милиции в форме. Они живой цепью перекрыли улицу на близлежащих перекрестках, не позволяя случайным прохожим проникнуть на "спектакль".
Ельцин стоял буквально в пяти шагах от меня, и я успел заметить, что он пребывал далеко не в трезвом виде. "Наверно, еще со вчерашней рыбалки не отошел" - подумал я. И словно в подтверждение моей догадки, Борис Николаевич сильно пошатнувшись, едва не упал. Но ему не позволил это сделать стоящий рядом "мордоворот" из личной охраны. В отличие от остальной "массовки", облаченной в рубашки с короткими рукавами, на телохранителе был одет костюм черного цвета.
Кандидат в президенты произнес несколько дежурных фраз, суть которых сводилась к тому, что он искренне рад приветствовать жителей солнечной Астрахани. Закончив свое короткое выступление, Ельцин, повернувшись к стоящему рядом с ним губернатору области Гужвину, спросил:
- А где у вас в Астрахани находится центральный рынок?
Гужвин несколько растерялся от такого вопроса, но быстро сориентировавшись, ответил:
- Недалеко отсюда. А почему Вы спрашиваете про рынок?
- Я хочу посмотреть, чем на нём торгуют.
Пока он садился в лимузин, пока кавалькада из десятка автомобилей добиралась до рынка, сотрудники милиции вместе с офицерами ФСО на рысях летели на базар "Большие Исады", где в мгновение ока разогнали всех уличных торговцев, тасовавшихся возле главного торгового корпуса. Когда кортеж с Ельциным и его супругой прибыл туда, на прилегающих к базару улицах, не было ни одной подозрительной физиономии.
Смешно было наблюдать, как Борис Николаевич, в окружении толпы "девяточников", ходит вдоль торговых рядов, и приценивается к выложенному на прилавках товару. В итоге, он купил пучок зелени, демонстративно вручив продавцу десятитысячную купюру...
После того как докладчик закончил свою речь, генерал жестом руки поднял меня с насиженного места, и подозвал к столу за которым сидел вместе членами Коллегии. Я уже знал, по какому поводу он пригласил именно меня, и, не дожидаясь лишних вопросов, положил на стол видеокассету.
- Сейчас все вы посмотрите, чем в Грозном торгуют на базарах, и воочию убедитесь, что до сих пор творится в Чечне.
Присутствующий на совещании руководитель оперативно-технического отдела вставил кассету в видеомагнитофон, и на экране телевизора замелькали кадры документальной хроники. Ужасной хроники, с мест казней российских военнослужащих, захваченных в плен чеченскими боевиками. Палачи резали их, словно жертвенных баранов, нисколько не скрывая своих лиц. Чаще всего мелькала физиономия чеченца по кличке "Тракторист", которого на ту пору уже разыскивали федеральные спецслужбы. Были среди палачей и женщины, вдовы погибших боевиков. Эти "дамы" обходились с пленными с особой жестокостью, и прежде чем добить их окончательно, отрезали "мужское достоинство".
В какой-то момент просмотра всех этих "ужастиков", Волкодав дал команду прекратить демонстрацию фильма, и, обратившись к присутствующим, сказал:
- Я так думаю, что мне не стоит комментировать всё то, что вы только что увидели. Теперь вы воочию убедились, чем в Чечне занимаются "свободолюбивые" чеченцы. А то в нашем УВД развелось много пацифистов, разводящих всякие разговоры насчет прекращения боевых действий в Чечне. Вы сами видите, что там еще не скоро наступит мир, а чтобы он реально пришел на чеченскую землю, всю это сволоту, безнаказанно режущую наших солдат, надо извести под корень. Думаю, что будет правильным, если эту видеокассету я передам сотрудникам ФСБ, которые напрямую занимаются розыском террористов, и документальные кадры станут доказательством преступлений, совершаемых этими ублюдками.
В своей речи генерал не упомянул лишь о том, что вопрос с передачей видеокассеты, он накануне согласовал со мной, когда я ходил к нему на приём, подписывать какие-то бумаги.
Да и сам я не горел особым желанием оставлять её у себя в квартире. Где-то вычитал, что в доме, в котором живешь, не стоит держать картин, книг, фотографий и прочих вещей, свидетельствующих о гибели или смерти людей. Наверно, именно поэтому, на Руси исстари повелось относить в церковь вещи умершего человека, где после соответствующего молебна над ними, они раздавались нуждающимся людям. А однажды, побывавшая в моей квартире соседка, которую жильцы нашего дома считали колдуньей, порекомендовала убрать со стены зала фотообои, на которых был изображен осенний лес. На мой вопрос, почему ей не понравились именно эти фотообои, она ответила:
- Если бы на них был изображен весенний лес с распускающимися на ветвях почками, я не стала бы тебе ничего говорить. Но на них изображен увядающий лес, и такое изображение не несет ничего хорошего тому человеку, кто постоянно находится в зоне отрицательного биополя, излучаемого данным изображением.
Тогда я не прислушался к совету "шаманки", но несколько месяцев спустя, едва не утонул в реке, когда ныряя в воду, ударился головой о лежащий на её дне обломок бетонной плиты. А потом была моя первая командировка в Чечню, где так же были моменты, когда я находился на грани жизни и смерти. Но и тогда я даже не подумал о том, что причиной всему этому могли быть обычные фотообои в моей квартире. И вот теперь, вспомнив, о "рекомендациях" соседки, я решил не испытывать свою судьбу, избавившись от видеокассеты запечатлевшей смерть людей.
Уж насколько она способствовала розыску и поимке боевиков, которые на ней отметились, я не знаю, но то, что "Тракторист" чуть позже был пойман, и осужден к лишению свободы, об этом я узнаю из публикаций в российских СМИ. Правда, он недолго просидит в колонии. Те же СМИ сообщат чуть позже, что он якобы был убит заключенными, но согласно свидетельству о смерти, причиной его преждевременной кончины был суицид.
Совесть, наверно, замучила головореза, вот и наложил он на себя руки.
В первых числах августа ко мне на работу вдруг заявится Умар. И не один, а с братом Турпулом. На мой вопрос: "Каким ветром занесло?", Умар ответит:
- Да вот, решили до Ульяновска прокатиться. У Турпула там дела остались незавершенные, надо бы встретиться с бывшими компаньонами по лесному бизнесу. Если получится, будем заниматься поставками леса в Грозный.
Я попросил секретаршу организовать нам чаю, и мы ещё с час беседовали за житьё-бытьё. От Умара я узнал, что свою супругу и сына он по пути завез в Калмыкию, к своим родственникам. Мол, пусть отдохнут, пока они будут в Ульяновске, а на обратном пути заберут обратно.
Как бы между прочим, мои собеседники завели разговор о складывающейся в данный момент обстановке в Грозном. В один голос они сообщили, что в городе неспокойно. Ходят слухи, что боевики очень скоро нападут на Грозный, и эти базарные сплетни в последние дни всё чаще муссируются не только торгашами из числа чеченцев, которые, кстати, в последние дни исчезли практически со всех рынков, но и жителями города. А слухи, как известно, на пустом месте не рождаются. Именно по этой причине, Умар и прихватил членов своей семьи. Так, на всякий случай. И если в Грозном действительно произойдет очередная заваруха, то придется им пережидать её у сородичей в Калмыкии.
Спросил я у него за Алика Мугуева, мол, как тот поживает, и вообще.
- Твой Мугуев всё никак свой дом не достроит. Говорит, что некогда ему этим делом заниматься. На днях я заходил к нему на работу, весь на понтах. Сказал, что в ближайшие дни в Москву сваливает, в ментовскую академию едет учиться. Кстати, а известно ли тебе, что генерала Иналова на пенсию спровадили? Куликов - новый министр внутренних дел России, на его место какого-то своего бывшего сослуживца из внутренних войск прислал.
- А тебе, откуда про это стало известно? Тоже базарные сплетни?
- Обижаешь, гражданин начальник. Мугуев и рассказал мне об этом. Жалуется, что не заладились у него взаимоотношения с новым шефом, потому и не жалеет, что вовремя в Москву линяет.
- А чем Куликову Иналов не угодил? Вроде на своем месте мужик был.
- А чёрт его знает. Но ты наверно помнишь, как в прошлый раз я тебе говорил, что он миром разрулил бузу, которую в феврале устроили в Грозном чеченцы. Так вот, поговаривают, что Куликов его как раз за это и снял. Мол, не выполнил приказ о принудительном разгоне того сходняка. Дюже либеральным оказался Иналов, а от него требовали жестких мер к митингующим. Мугуев тоже такого же мнения об этом.
Проводив нежданных гостей, я призадумался. Сказанное ими, меня сильно озадачило. Неужели, всё это, правда, и Чечня в очередной раз окунается в кровавое месиво?
На следующий день, встретив генерала в столовой, я, как бы, между прочим, поделился с ним "горячей" новостью. Но он к ней почему-то отнесся с недоверием, и в присутствии других офицеров, находившихся в тот момент в "малом" зале, обвинил меня в преднамеренном распространении слухов. Я не стал с ним спорить, сказав лишь известную фразу: "За что купил, за то и продал".
Спустя несколько дней вся страна узнала, что на Грозный напали боевики, и в городе идут ожесточенные бои. Генерал по телефону вызвал меня к себе в кабинет, и потребовал на бумаге изложить всё то, что мне было известно о предстоящем штурме города боевиками.
- А разве теперь это имеет какое-то значение? - задал я прямой вопрос шефу. - На вашем месте, я сразу бы доложил в Москву, как только узнал о готовящемся нападении на Грозный, и кто знает, но вполне возможно, что ничего подобного и не произошло бы.
- Вот когда будешь на моем месте, тогда и докладывай, что угодно и кому угодно! - резко оборвал меня Волкодав. - Тоже мне, умник выискался. Один такой перестраховщик уже отдокладывался в Москву, сейчас на пенсии штаны протирает.
- Уж не про генерала Иналова Вы сейчас говорите? - осторожно поинтересовался я.
- А про кого же еще? - вопросом на вопрос ответил Волкодав. - Когда от тебя требуют четкого и неукоснительного выполнения приказов и распоряжений вышестоящего руководства, не хрен рассусоливать, и сопли жевать. А то, видишь ли, заигрались в гуманизм, либералы хреновы, вот и доигрались.
- Если я правильно понял, как раз при Иналове все конфликтные ситуации решались миром, а это нападение на Грозный, произошло уже при новом министре внутренних дел.
- Не умничай, - вновь прервал меня генерал. - Пиши, о чем я тебя просил, да помалкивай в тряпочку. И вообще, в следующий раз, когда тебе взбредет в голову говорить про подобные вещи, постарайся делать это с глазу на глаз, а не в присутствии посторонних, как это ты сделал в столовой. Дюже говорливый, как я посмотрю. Ты что же думаешь, я ничего не знаю, почему тебя в прошлом году не представили к государственной награде за Чечню? Твое счастье, что я не стал принимать крутых мер в отношении тебя, о чем меня просил твой руководитель в Чечне. А то бы уже год на пенсии прохлаждался, правдоруб хренов.
Я хотел что-то ещё сказать генералу, но решил этого не делать. Стало быть, не зря мне угрожал Сан Саныч, когда я виделся с ним в последний раз в Грозном. Выполнил свою угрозу, и "настучал" Волкодаву про моё хамское поведение в отношении его персоны. Странно другое - почему Волкодав не сказал мне об этом раньше, а только сейчас напомнил, про тот инцидент. Может быть, у него самого были какие-то трения с Сан Санычем, который после командировки в Чечню получил генеральские погоны и солидную должность в кадровом аппарате министерства. А может быть, у него были какие-то свои собственные планы в отношении меня.
Поскольку на прием к генералу пришли другие руководители Управления, "маляву" я дописывал в кабинете начальника секретариата. В ней я не стал "светить" фамилии "первоисточников", сообщивших мне о предстоящем нападении боевиков на Грозный. Кто знает, как там развернутся дальнейшие события, и не будет ли моя докладная записка использована впоследствии во вред этим людям.
Воспользовался ли Волкодав моей информацией для доклада министру, я так и не узнал.
А события в Чечне, тем временем, разворачивались стремительным образом. За несколько дней боевики подавили сопротивление федеральных войск, и взяли под свой контроль не только Грозный, но многие другие населенные пункты республики. И всё это происходило в то самое время, когда в Москве проходила инаугурация вновь избранного президента России Ельцина.
Да-а, подпортили чеченцы праздничное настроение Борису Николаевичу. Нужно было срочно искать выход из сложившегося положения, и он его нашел, направив в Чечню генерала Лебедя, который еще совсем недавно был одним из кандидатов на выборах президента, но отказавшийся от участия во втором туре голосования в пользу Ельцина.
Что случилось, того уже не изменить. И вот теперь, Лебедь летел в Дагестан, где в Хасавьюрте у него должна была состояться встреча с Масхадовым, новым главой Ичкерии. Встреча закончилась подписанием позорного для российского руководства соглашения, после чего все боевые действия на территории Чечни официально прекратились. Но это только на бумаге, а в реальной жизни, боевики и дальше предпринимали попытки своих бандитских вылазок, грабя и убивая не только мирных жителей Чечни и близлежащих республик, но и представителей российских силовых структур.
По условиям кабального договора, подразделения российских силовых структур до конца года должны были покинуть территорию Чечни. Кроме этого, с января 1997 года сотрудникам российских правоохранительных органов, ФСБ и министерства обороны, въезд на территорию Ичкерии категорически запрещался. Новое руководство мятежной республики не гарантировало им безопасность, поскольку среди местного населения было много "кровников", которые запросто могли с ними жестоко расправиться, мстя за гибель своих близких родственников.
В конце августа я вновь встречусь с Умаром. На этот раз он был один. Я поинтересовался насчет брата, на что он ответил:
- Турпул остался в Ульяновске, налаживать контакты с нужными людьми, чей бизнес связан с лесозаготовками.
- И куда он собирается этот лес поставлять?
- В Чечню.
- Да ты что!? Какая Чечня, если там боевики вновь к власти пришли.
- Нормалёк, - успокоил меня Умар. - Какая бы власть там не была, а лес всем нужен. Дома надо же восстанавливать, а коли так, то от покупателей отбоя не будет.
- И каким же образом вы собираетесь переправлять лес с Ульяновской области к себе в Грозный?
- На фурах. Ты что же думаешь, его до этого никто не возил в Чечню?
Я неопределенно пожал плечами.
- Ещё как возили, - продолжил мой собеседник. - Правда, военные на блокпостах постоянно "шкурили" дальнобойщиков, но все равно, игра стоила свеч.
- М-мда, действительно - кому война, а кому мать родная, - резюмировал я.
В тот день Умар заночевал у меня на квартире, и мы допоздна обсуждали последние события, произошедшие в Чечне и в России. А рано утром, он сел за руль своей "буханки", и двинул в Калмыкию, забирать жену и сына. Прощаясь, я пожелал ему успеха во всех делах, на что он ответил:
- Будешь в наших краях - заскакивай.
- Нет уж, лучше вы к нам, - пошутил я, вспомнив фразу из популярного комедийного фильма.
В тот момент я и предположить не мог, что очередная наша встреча произойдет очень скоро, причем, в Грозном.
Где-то в середине сентября ко мне в кабинет заглянет Ахмед Богатырев, и я узнаю, что с бизнесом в Грозном у него так ничего и не вышло. Уж дюже много шустрых ребят там появилось, и как только те пронюхали о появлении "конкурента" по авторемонтному бизнесу, сразу же пошли угрозы и "рекомендации" не вставать у них на пути. В противном случае, могли и мастерскую спалить, да и жилой дом тоже. А могло случиться что-нибудь и похуже.
Но Ахмед заглянул ко мне не ради того, чтобы рассказать о своих проблемах. Вместе с собой он привел молодую девушку, свою племянницу, которую вывез из Грозного.
- Она совсем немного проработала в "наружке" в Грозном, и едва не погибла. До сих пор пребывает в стрессовом состоянии от всего того, что там пережила. Если у тебя есть такая возможность, помоги устроить её на работу по специальности в вашем УВД.
Одно то, что Ахмед упомянул слово "наружка", меня несколько озадачило. По условиям работы в этом совершенно секретном подразделении в системе МВД, никто из близких родственников, в том числе, родители или супруг, не должны знать, где именно она работает. А Ахмед был даже не близким родственником, а всего лишь её дядей, и мне не было понятно, как он смог узнать, где и кем работает племянница.
Но я не стал его расспрашивать об этом, и, пригласив в свой кабинет дожидавшуюся в приемной молодую девушку, Ахмеду же, предложил погулять с часок на свежем воздухе.
Девушка в нерешительности стала в дверях, и я жестом указал ей на стул, стоящий рядом с моим письменным столом. Расспрашивая, я задавал дежурные вопросы, какие обычно озвучивал незнакомому человеку, которого видел впервые в своей жизни.
Мадина, именно так звали молодую чеченку, после окончания в 1994 году педучилища в Ростове-на Дону, вернулась в Грозный, но устроиться на работу по специальности так и не смогла. В Грозном в ту пору было неспокойно, и её родители посоветовали не спешить с трудоустройством, тем более, что в школу, где она будет работать учителем, придется ходить пешком, а это далеко небезопасно. По улицам то и дело шныряли вооруженные молодчики, от которых можно было ожидать, что угодно. Вон, соседскую девушку, изнасиловали эти бандюганы, и хорошо ещё, что не убили.
Потом началась война, и Мадина вместе с родителями перебралась к родственникам в Ингушетию, где находились до прошлого лета, пока в Грозном не стабилизировалась обстановка. Кстати, Ахмед, который сегодня привел её сюда, доводится дальним родственником тем людям, кто приютил их у себя.
Вернувшись в Грозный, Мадина самостоятельно стала подыскивать себе работу в школах, и практически уже нашла, в одной из грозненских школ. Но идя однажды по улице, она вдруг встретила своего бывшего одноклассника, которого не видела пять лет. Он первым её заметил, и подошел как-то незаметно, словно из-под земли вырос. От неожиданности она чуть было не испугалась, но когда он назвал её по имени, вспомнила эту, вечно улыбающуюся физиономию.
Разговорились. После окончания средней школы, Руслан поступил в грозненский нефтяной институт, где проучился до четвертого курса. А когда в конце 1993 года в Грозном начались беспорядки и люди Дудаева разогнали республиканский Парламент, а также арестовали нескольких преподавателей из их института, студенты объявили байкот, перестав ходить на занятия. Всех "бузотёров" из института отчислили, в том числе и его, и он вынужден был почти год работать обычным сторожем на гормолзаводе. А когда российские войска начали штурм Грозного, он понял, что охраняемый им объект далеко небезопасное место в городе, и просто - напросто сбежал оттуда. Тем более, его там ничто не удерживало, поскольку зарплату за последние три месяца, ему так и не выплатили.
А когда боевые действия в Чечне ушли далеко в горы, начал подыскивать себе новую работу. Устроился в одну контору, типа "Рога и копыта", и поначалу даже не понял, чем будет заниматься. Но потом втянулся, и она ему даже понравилась. Что-то наподобие ЖЭКа - ходишь по домам и квартирам, узнаёшь, где вода протекает, а где с газом или электричеством есть проблемы. А потом, эту информацию передаешь по инстанции, и туда идут слесари, сантехники и прочие ремонтники.
Когда Руслан узнал, что Мадина до сих пор никуда не устроилась, предложил ей идти работать в их "контору".
- Самое главное, зарплату платят вовремя, да и сумма по нынешним временам, весьма приличная. Если надумаешь, я походатайствую за тебя перед шефом. У нас сейчас недокомплект в сотрудниках, и женщины как раз нужны.
Они договорились встретиться в ближайший выходной день на рынке "Березка", что на Старопромысловском шоссе. А до этого Руслан пообещал переговорить насчет неё со своим руководителем, и если того устроит её кандидатура, то он наверняка захочет с ней познакомиться.
Когда Мадина в обусловленное время появилась на рынке, то еще издали заприметила Руслана. Он был не один. Рядом с ним стоял мужчина лет сорока, облаченный в джинсовые брюки и "олимпийку" с короткими рукавами. Завидев Мадину, Руслан кивком головы дал знать, куда ей следует идти, дабы находящиеся на базаре продавцы и покупатели, не стали невольными свидетелями их "случайной" встречи.
Мадина была крайне удивлена тем, что руководитель Руслана свой разговор повёл таким образом, словно знал её уже много лет. Хотя, чему удивляться - наверняка сам Руслан и сообщил ему обо всём, что про неё знал ещё со школы.
Но её ещё больше удивил тот факт, что "шеф", в процессе беседы, предупредил, что о состоявшейся встрече она не должна рассказывать, ни одной живой душе. Даже своим родителям, не говоря уж о подругах и просто знакомых. Она не стала переспрашивать его о причине столь странной секретности, которая никаким образом не вязалась с деятельностью сотрудников обычной жилищной конторы.
После этой встречи, она пару недель ходила словно неприкаянная, всё чего-то ожидая. А чего именно, и сама не знала. Может быть, о ней просто забыли, или по каким-то критериям она не подошла для работы в ЖЭКе.
Но волновалась она зря. Как-то раз, подойдя к окну своей квартиры, она увидела сидящего на лавочке Руслана. Он её тоже заметил, и подал знак, чтобы она вышла во двор. Когда они отошли подальше от дома, Руслан передал ей лист бумаги, на котором были записаны несколько адресов в Грозном. А ещё он передал ей удостоверение, согласно которому она уже несколько дней работала инспектором жилищной конторы.
На вопрос - что ей надо делать, Руслан ответил:
- Надо пройтись по указанным адресам, и поговорить с проживающими там жильцами. Разговор надо начинать с того, нет ли у них каких жалоб и пожеланий по поводу снабжения их жилищ коммунальными услугами. И, как бы, между прочим, необходимо расспросить их о том, кто живет по соседству с ними, и нет ли у этих соседей аналогичных жалоб.
- А не проще ли самой сходить к этим соседям, и от них самих узнать всё что требуется?
- Не проще. И ты сама поймешь - почему.
По адресам Мадина пошла на следующий день. В первой по списку квартире, дверь ей никто не открыл. На всякий случай, она постучала в соседние двери, но и там никого не оказалось. На втором адресе дверь ей открыла пожилая чеченка. Узнав о целее визита, та повела "инспекторшу" на кухню, и подведя к раковине, открыла вентиль водопроводного крана. Вода из крана не потекла. Женщина стала жаловаться, что в их доме воды нет с декабря прошлого года, и ей теперь приходится ходить за ней до колодца, сохранившегося с незапамятных времен на соседней улице. Вот, только, не одна она такая умная, и от желающих до колодезной водицы нет отбоя. Никого не волнует и тот факт, что вода эта слегка попахивает нефтью. Но, как говорится - на безрыбье и рак рыба.
А когда Мадина перевела разговор за соседние квартиры, женщина сообщила, что в них до сих пор никто не живет. Как ушли воевать с русскими, так больше и не появлялись. Хотя, совсем недавно, поздно ночью, она слышала, как хлопнула дверь квартиры напротив, но выглянув на лестничную площадку, она никого там не застала. А именно в этой квартире до войны жил Асланбек Исманов, занимавший большую должность при Дудаеве, и домой он частенько приходил, до зубов вооруженный.
Покидая квартиру словоохотливой женщины, Мадина мельком глянула на дверь квартиры, про которую та говорила, и на всякий случай запомнила её номер.
В тот день она обошла все квартиры указанные в списке. Где-то, она так и не смогла достучаться, но были и такие, где люди проживали. И ведь что интересно, разговор о проблемах ЖКХ и проживавших по соседству людях, происходил аналогично тому, что состоялся с пожилой чеченкой. Но на этот раз, Мадина делала пометки в списке, с тем, чтобы потом не запутаться в шквале полученной информации. Она сама до конца не осознавала, для чего это ей надо, но внутренний голос подсказывал, что именно это от неё хочет услышать руководитель "конторы".
О том, что это за "контора", она узнает чуть позже, проработав в ней около двух месяцев. До этого, все поручения она получала через Руслана, но в первых числах сентября, он наконец-то приведет её в офис, которым окажется обыкновенный вагончик, притулившийся к жилому дому на Старопромысловском шоссе, неподалеку от рынка "Березка". Сбоку от входной двери вагончика, висела частично выгоревшая на солнце вывеска с длиннющим названием, свидетельствующая о том, что сие заведение является филиалом Северо-Кавказского Управления по вопросам жилищных и коммунальных услуг, и чего-то там ещё. В вагончике стояло несколько столов со стульями, парочка шкафов, и один металлический сейф. У сотрудников "конторы" постоянных рабочих мест не было, поскольку вся их повседневная деятельность осуществлялась за её пределами. И только когда им необходимо было писать отчеты о проделанной работе, у них выпадала возможность разместиться за одним из свободных столов.
К тому времени, Мадина сама уж начала догадываться о сути своей "шпионской" работы, но до конца так и не знала, какому именно ведомству эта липовая "контора" принадлежит. И вот, наконец-то она оказалась в её офисе, где произошел откровенный разговор с руководителем. Выяснилось, что она успешно прошла стажировку в должности "установщика", а "контора" имеет вполне конкретное название: "Филиал Северо-Кавказского оперативно-поискового управления МВД Российской федерации".
Пройдет ещё несколько месяцев, и в январе 1996 года её направят в Питер, где вместе с такими же новичками "семёрочниками", она пройдет полугодичный курс первоначальной подготовки. Домой вернется уже в июле, и сходу окунётся в оперативную работу. Шеф пообещает, месяца через два предоставить ей отпуск, но она так и не успеет отдохнуть.
В августе Грозный захватят боевики, и по всему городу начнутся бои. Неизвестно откуда, но они узнают об истинном предназначении их "фирмы", и в первый же день уличных боев, на офис будет совершено нападение. Вагончик обстреляют из стрелкового оружия и гранатометов, и в огне погибнут трое сотрудников, которые на тот момент находились внутри него, в том числе, и её "протеже" Руслан.
Мадине несказанно повезло. Она еще с вечера получила задание на проведение установок по двум адресам, где по оперативным данным уголовного розыска, совсем недавно объявились разыскиваемые члены незаконных вооруженных формирований. Хорошо, что она так и не успела приступить к выполнению задания. В противном случае, оно могло стать самым последним в её короткой жизни.
Повезло ещё и в том, что ни в их офисе, ни в МВД Чечни, на сотрудников "семерки" не было никакой информации. Вся документация по их подразделению, в том числе, и личные дела сотрудников, хранились в Ростове-на-Дону.
Предполагая, что разгром офиса явился результатом предательства кого-то из сотрудников "семерки", Мадина вместе с родителями несколько дней прятались у родственников в Грозном, а потом, улучшив момент, они сбежали в Ингушетию...
Слушая её, я представил, каким испытаниям подверглась сидящая передо мной худенькая девушка. Но меня свербела мысль несколько иного плана, и когда она закончила свою исповедь, я напрямую задал ей вопрос:
- А откуда Ахмед узнал про то, что ты служила в "семерке"?
- Ему об этом сказал мой отец, когда мы перебрались в Ингушетию, а до этого он об этом ничего не знал.
- А отец, он то, откуда узнал?
- Когда я вернулась из Питера, к нам домой приходил мой руководитель. Рано или поздно, но мои родители наверняка бы догадались, в какой - такой "конторе" я работаю. И чтобы не произошло разбирательства со стороны сородичей, мой шеф всё им объяснил, и отобрал от них подписку о неразглашении.
- А ты не допускаешь мысли, что именно твои родители могли проболтаться посторонним, про то, кто их дочь, и где она служит?
- Не-ет, Они на эту тему ни с кем не разговаривали. А соседи по дому все считали, что я реально в жилищной конторе работаю, и даже просили помочь им в решении тех, или иных вопросов, связанных с коммуналкой. И я им помогала, как могла. Ведь наша служба имела не только липовую вывеску, но и хорошее оперативное прикрытие, позволяющее заниматься делами, в соответствие с заявленными услугами.
- Ну, и где бы ты хотела служить в Астрахани?
- Я не знаю.
- Обещать ничего не могу, но поговорю с нужными людьми, а там, как получится. Жить в Астрахани, где собираетесь?
- Пока в квартире дяди Ахмеда, а потом, будем что-нибудь подыскивать. Дядя Ахмед обещал папе на работу в свою фирму устроить.
В тот день Ахмед забрал свою племянницу, и мы договорились, что если у меня что-нибудь получится с её трудоустройством, я обязательно ему об этом сообщу. А Мадине порекомендовал не появляться в УВД, и самостоятельных действий по своему трудоустройству не предпринимать.
Первым делом, я встретился с руководителем "семерки". Его я хорошо знал еще с тех самых времен, когда он возглавлял РОВД, где я проработал семь лет. А чуть позже, он будет одним из первых старших офицеров нашего УВД, кого пошлют на советническую работу в Афганистан. Именно по этой причине я буду поддерживать с ним нормальные отношения, даже не будучи представителем оперативной службы.
Полковник запишет установочные данные Мадины, и выслушает мои доводы о целесообразности дальнейшей её работы в "семерке". Но он, точно также как и я, ничего конкретного не пообещает, поскольку, подобные вопросы с кондачка не решаются. Придется сделать соответствующие запросы в Ростов-на-Дону и в Москву, а когда оттуда придут ответы, и придут ли вообще, от него это никак не зависит. Но был другой момент, не в пользу моей протеже - её национальность. Ведь если она будет по "малым бумагам" работать, то кто даст гарантию, что ей не доведется делать установки на выходцев с Кавказа. А те быстро её "срисуют", и наверняка задумаются - А что это за чеченка такая, которая интересуется их персонами? По неписаным законам горских народов, женщина не должна влезать в чужие дела, и уж тем более, в дела горячих "джигитов".
Но у меня был запасной вариант. В одном из городских РОВД через пару месяцев на пенсию проводят сотрудницу паспортно-визовой службы, и занимаемая ею офицерская должность станет вакантной. В крайнем случае, если не получится с "семеркой", будет работать в ПВС.
Но я допустил непростительную глупость. Ведь не зря же говорят: "Язык мой - враг мой". Как-то раз, довелось мне побывать в том РОВД. Сейчас уж и не помню, по какому такому случаю, но меня там заметила руководительница ПВС, пригласившая к себе в кабинет испить чаю. Слово за слово, разговор повелся о делах наших насущных, в том числе, об укомплектованности подразделения личным составом. И надо же было мне заикнуться за имеющуюся в "заначке" чеченку, которая запросто справится с работой в паспортной службе.
Я совсем не учел одного немаловажного обстоятельства. В ПВС именно этого РОВД работала дочь нашего генерала. Как она узнала о состоявшемся моём разговоре с начальницей, я так и не узнал, но, скорее всего, у той язык оказался намного длиннее, чем у меня, и она проболталась о его содержании, совершенно не задумываясь о возможных последствиях для самой себя. Уже на следующий день генерал вызвал к себе моего шефа, и "накрутил ему хвоста" за самодеятельность зама.
Но на этом Волкодав не успокоился, и спустя несколько дней, вызвал меня к себе в кабинет, где в довольно грубой форме прочел "нотацию", о том, что только он один вправе решать кадровые вопросы в УВД и территориальных органах внутренних дел.
На ту пору я уже знал от наших кадровиков, что генерал органически не переваривает нацменов, которых он невзлюбил еще в бытность работы в Карачаево-Черкесии, и по этой причине, дал указание своему заместителю по кадрам - не принимать на работу ни одного выходца с Кавказа. А тут, какой-то подполковник из паспортно-визовой службы, решил поставить под сомнение авторитет самого начальника Управления.
Одним словом, всё задуманное мной, летело в тартарары. Чтобы не подставлять начальника "семерки", я встретился с ним, и попросил свернуть работу по проверке Мадины.
А чтобы не выглядеть балаболом, я встречусь с Ахмедом, и сообщу ему, что в данный момент вакансий, на которые его племянницу можно было бы трудоустроить, в нашем УВД, увы - нет. В свою очередь, он скажет мне, что у племянницы случился сильнейший нервный срыв после всего того, что с ней произошло в Грозном, и она впала в депрессию. Ни ест, ни пьёт, а только молчит и частенько плачет. Он уже начал опасаться за неё, боясь, что племянница наложит на себя руки. А спустя несколько дней, от него же я узнаю, что Мадина, не предупредив дядю, исчезла из Астрахани, оставив записку, в которой напишет, что жить так больше не может, и возвращается в родной Грозный. Возвращается, чтобы мстить тем, кто погубил жизни её товарищей по работе, и, в первую очередь - Руслана.
В тот момент, я даже представить себе не мог, как эта, с виду беззащитная девушка, сможет противостоять матёрым головорезам. Именно об этом я сказал генералу, когда тот, подписывая мне какие-то документы, поинтересовался судьбой чеченки, которую я пытался "пристроить" на службу в астраханскую милицию. Волкодав только усмехнулся, после чего заметил:
- А ведь я в свое время говорил, что твоё упрямство и явное нежелание считаться с мнением руководства, до добра не доведёт. Или забыл уже?
Нет, ничего я не забыл, и потому хорошо понимал, про что именно он мне хотел сказать.
Ещё накануне нового 1996 года, вызвал он меня к себе в кабинет, и сделал заманчивое предложение - занять должность руководителя вновь созданной службы внутренней безопасности УВД, вместо ранее упраздненной Инспекции по работе с личным составом.
Я отлично понимал, чем придётся заниматься сотрудникам этой службы, и без всяких обиняков заявил генералу, что не имею никакого желания руководить бойцами "невидимого" фронта. Волкодав был крайне удивлен моему категоричному ответу, и по этой причине, попросил объяснить мотивы отказа.
- Как вы сами понимаете, Александр Терентьевич, служба эта, которую предлагаете мне возглавить, будет нацелена на то, чтобы в рядах милиции выискивать всякого рода предателей, оборотней, взяточников и прочий неблагонадёжный элемент, наносящий существенный урон авторитету милиции. Вот только по опыту той же Инспекции по работе с личным составом, я отлично знаю, что решение о привлечении к ответственности того или иного нарушителя, будет принимать не руководитель данной службы, то бишь - я, а именно Вы. И как вы скажете, так оно и будет, поскольку, только вы будете определять, кого казнить, а кого помиловать. А быть человеком, даже руководителем такого ранга, которому вышестоящее руководство будет определять "жертвы" на растерзание, у меня нет никакого желания.
- Вы посмотрите на него, как запел! - вспылил генерал. - Да кто будет спрашивать, желаешь ли ты, или не желаешь. Что я скажу, то и будешь делать.
- Вот, именно про это я и хотел сказать, - съязвил я. - Прикажете загнобить неугодного Вам человека, и придется мне на него всю компру собирать, А тех, кого реально надо гнать из милиции поганой метлой, по вашему же распоряжению я и тронуть не смогу.
- Если ты не хочешь работать там, где тебе предлагает руководство, так и говори, - резко прервал на полуслове Волкодав. - А то, видишь ли, развел антимонию - желаю, не желаю. Иди вон отсюда, а я ещё посмотрю, не засиделся ли ты в ПВС. Уж больно не в меру говорливым стал.
Выходя из генеральского кабинета, я затылком почувствовал, каким ненавидящим взглядом смотрит мне вслед Волкодав. Оно и понятно, в его жизни наверняка ещё никто не говорил с ним в таком тоне. Не привык он выслушивать от подчинённых подобные вещи. Но одно я понял, что с этого момента в покое он меня не оставит. Вот только в чем будет выражаться его "пристальное" внимание к персоне строптивого сотрудника, я тогда ещё не догадывался.
И вот теперь, с этим случаем моей попытки трудоустроить Мадину на работу в астраханскую милицию, я лишний раз убедился в том, что генерал сдержал своё слово, пристально отслеживая каждый мой шаг, подыскивая случай, когда меня можно было бы поймать на чём-то неблаговидном. Судя по всему, и ту мою поездку в Грозный, он тоже рассматривал как некую попытку совершения чего-то противозаконного.
Если бы я знал тогда, что в ПВС завелся "стукачёк", который через своего отца докладывает буквально каждый мой шаг, то, возможно, я и дня не стал бы задерживаться в милиции, и по возвращению из командировки в Чечню, написал рапорт о своей отставке. А чего тянуть - количество лет выслуги, вместе со льготами, вполне хватало для назначения приличной пенсии, которая, в отличии от зарплаты, выплачивается вовремя, и не надо будет думать о том, как прокормить собственную семью, ожидая, когда высочайшее милицейское руководство в лице начальника УВД, соизволит облагодетельствовать своих подчиненных выплатой им зарплаты.
А она, эта самая зарплата, выплачивалась с большим опозданием, порой, на три - четыре месяца позже положенного срока. Но и эти деньги сотрудники получали не в полном объёме. Часть зарплаты выдавалась не деньгами, а продуктами. Подобное "новшество" исходило от самого Волкодава, который объяснял его проявлением заботы о личном составе и их семей. Но уже тогда заходил слушок, что все эти крупы, растительное масло и прочий "минимальный набор продовольственного пайка", генералу достаётся задаром, от поставщиков из Ставропольского края, которых, ещё в бытность работы в ставропольской милиции, он обложил "данью".
Злые языки объясняли и причину длительной задержки в выплате зарплаты. В ту пору, как грибы после дождя, по всей стране стали появляться всяческие "фонды" и "пирамиды", обещавшие доверчивым вкладчикам баснословные дивиденды. В числе таких мошеннических организаций особняком держалась финансовая "пирамида" "Властелина", куда свои "кровные" несли не только граждане России, и даже соседних суверенных государств, но и высокопоставленные руководители всех рангов. Последние умудрялись "прокручивать" зарплату своих подчинённых, "закладывая" её на несколько дней "Властелине". А если учесть, что в ту пору зарплата у рядового сотрудника милиции составляла сумму из шестизначных цифр, то можно себе представить, какую сумму в виде дивидендов получал недобросовестный начальник областного УВД, на несколько дней "отслюнявив" зарплату своих подчиненных той же "Властелине".
Когда летом 1994 года Волкодав возглавил астраханскую милицию, следом за ним из Карачаево-Черкесии прилетел слушок, мол, не повезло астраханским милиционерам, которым придётся теперь вместо зарплаты "сосать лапу культиватора". Выяснилось, что в бытность руководителем МВД Карачаево-Черкесии, Александр Терентьевич не мелочился, и фондом заработной платы министерства, распоряжался как собственными карманными деньгами, перечисляя их "Властелине" не на день - два, а на месяц, а то и на все два.
То же самое он решил провернуть с зарплатой астраханских милиционеров. Но случилось непредвиденное - "Властелину" пустили под сплав, а все вложенные в неё деньги, бесследно исчезли. Погорели очень многие любители до дармовой халявы, среди которых оказались и высокопоставленные милицейские чины, в том числе, Волкодав.
В прежние времена его наверняка бы привлекли к уголовной ответственности за грубейшее нарушение финансовой дисциплины, или за мошенничество в особо крупных размерах. Но поскольку в системе МВД погорел не он один, поднимать бучу не стали, а предложили генералу выкручиваться самостоятельно. Он и "выкрутился" за счет выплаты денег из фонда заработной платы поступающих за последующие месяцы, а часть денежных средств компенсировал выдачей натурпродуктов.
Естественно, подчинённые начали роптать, жаловаться во все инстанции, но с генерала как с гуся вода. Пока он верховодил на Кавказе, у него в гостях побывали очень многие влиятельные чины из министерства. Всех он привечал, всем угождал, и по этой причине, прослыл своим в доску парнем, которого никак нельзя давать в обиду. А с теми жалобщиками, что "сигнализировали" в МВД, он разбирался крайне жестоко, и увольнение на пенсию, было для них, пожалуй, самым ожидаемым и безобидным "наказанием".
Но не только к жалобщикам он проявлял своё пристальное внимание. В его "чёрный список" попадал всякий, кто имел смелость перечить генералу, либо высказывать личное мнение, отличное от его собственного. За свою неугомонную строптивость, в этот список попал и я.
Тогда я еще не догадывался об этом, хотя, и замечал некое охлаждение во взаимоотношениях с начальником УВД. Всякий раз, когда я публично высказывался по тому или иному случаю, связанному с деятельностью астраханской милиции и его руководства, это становилось известно генералу, и он не упускал случая прилюдно оскорбить меня в присутствии подчинённых сотрудников или руководителей других подразделений. Я не воспринимал всерьёз на свой счет публичные "порки", поскольку генерал подобное проделывал практически со всеми своими подчиненными, независимо от занимаемых ими должностей.
Но однажды, произошло то, чего я никак от него не ожидал.
Как-то раз, числа десятого октября, я пошел обедать в "малый зал", где напоролся на генерала. Тот пребывал в хорошем расположении духа, и, завидев меня, тут же задал мне вопрос:
- И с чего это тебя московское начальство так любит?
Не поняв сути сказанного им, я состроил недоумённую физиономию, но генерал, не дав мне возможности задать встречный вопрос, продолжил:
- Ты после обеда обязательно зайди в отдел кадров, ознакомься с приказом.
Пока я доедал "разблюдовку", в моей голове крутились мысли весьма далёкие для поднятия аппетита. И вполне естественно, что после обеда я сразу же рванул к кадровикам, от которых узнал новость, которая для меня оказалась не только неожиданной, но и не совсем приятной.
В трёхдневный срок я обязан был прибыть в Москву на краткосрочные сборы, после чего убыть в двухмесячную командировку в Чечню. В качестве кого на этот раз мне предстояло торчать в Грозном, после всего того, что там произошло в августе, в приказе ничего не было сказано. Ведь если боевики захватили власть, то они наверняка сменили всё руководство в республиканском МВД, а стало быть, и в ПВС. Неужто в нашем министерстве кто-то думает, что новый начальник ПВС будет нуждаться в услугах федерального советника?
За разъяснениями я в тот же день обратился к руководству ПВУ. Но генерала Кузнецова на рабочем месте не оказалось, поскольку он находился в отпуске, а его заместитель ничего путного так и не сказал, но пообещал разобраться, откуда поступило указание об откомандировании представителя ПВС. Чуть позже, он перезвонил мне по телефону, и сказал, что в связи с ротацией сотрудников Координационного центра в Грозном, от Астраханского УВД в эту командировку должны поехать три человека. Никаких персональных данных о командировочных, в этом распоряжении нет, а коли так, руководителям региональных УВД дано на откуп формирование списка "счастливчиков".
Я всё понял.
Не было никакого приказа насчёт моей персоны, и Волкодав всё это придумал, преследуя одну лишь меркантильную цель - избавиться от строптивого подчинённого. Как минимум, он не будет лицезреть мою физиономию пару месяцев, а там, как карта ляжет.
Именно это я и хотел сказать генералу, когда утром следующего дня оказался в его кабинете. На ту пору мой непосредственный руководитель находился ещё в отпуске, и подписывать документы у руководства УВД приходилось мне самому. С этого я и начал свой разговор с генералом, но Волкодав коротко ответил:
- Это не ваша забота. Я уже распорядился об отзыве из отпуска начальника ПВС, и завтра он приступит к исполнению обязанностей. А ваша обязанность, не рассусоливать, и не обсуждать действия руководства УВД, а вовремя прибыть в Москву. Если струсил, то так и скажи - пошлю кого-нибудь другого. Например, твоего начальника. Но имей ввиду -держать тебя при себе не стану. Откажешься - рапорт на стол, и иди к хренам собачим, на все четыре стороны, пополняй ряды пенсионеров.
Генерал знал, на что давить. Моё самолюбие никогда бы не позволило, чтобы из-за меня пострадал другой человек. Как я потом буду жить с навешанным ярлыком труса, из-за которого пострадает другой человек, даже если он мой непосредственный начальник.
А-а, чёрт бы с ним - двум смертям не бывать, а одной не миновать! Будь что будет! Вот только как супруга воспримет эту, далеко не радостную для неё новость?
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023
