Начало зимы ознаменовалось тем, что именно первого декабря проводимая в провинции войсковая операция вступила в завершающую стадию. По легенде штабных разработчиков плана операции, духи, вытесненные афганскими военными из "зеленки", подались подальше от города, в том числе, и в соседний Пакистан. Но часть из них, те, чьи семьи и многочисленные родственники проживали в Кандагаре, как раз наоборот, всеми правдами и неправдами просочились в город, и до поры до времени осели в нем на полулегальном и нелегальном положении.
А поскольку от такой публики можно было ожидать всё, что угодно, было решено проверить городские закоулки, заглянуть в каждый двор, где духи и их сообщники могли скрываться.
Еще в ноябре в Управление царандоя поступило указание из Кабула о подготовке списка адресов, где мятежники ранее проживали, или могут в настоящее время скрываться. Особое внимание обращалось на домовладения зажиточных афганцев, сбежавших после Саурской революции за границу, и граждан, примкнувших к контрреволюционному движению по политическим, или каким иным мотивам.
Следуя данному указанию, сотрудники джинаи провели сверку фамилий полевых командиров и активных членов бандформирований засветившихся в агентурных сообщениях. В общей сложности, в Кандагаре было установлено более сотни адресов, где необходимо было провести самую тщательную проверку.
А тут, как нельзя, кстати, один из информаторов максуза сообщил, что совсем недавно, он общался со своим родственником проживающим на южной окраине Дех-Ходжи. Последний рассказал, что на днях видел, как во двор его соседа вошли несколько незнакомых мужчин, по внешнему виду похожих на моджахедов. Пробыв там меньше часа, они по одному удалились оттуда, неся с собой какие-то мешки и свертки.
Двор, куда заходили незнакомцы, принадлежал семье Хаджи Аскара, который уже несколько лет был полевым командиром одного из отрядов непримиримой оппозиции. И вполне возможно, что теми посетителями были члены его отряда, которые наведывались в дом своего главаря, чтобы забрать оттуда припрятанное оружие и боеприпасы. А коли так, то проверку подозрительного адреса было поручено максузу.
Утро первого декабря выдалось солнечным и довольно теплым. Период муссонных дождей еще не наступил, и к полудню воздух прогревался до двадцати градусов тепла. Как-то незаметно прекратил задувать и противный "афганец". Одним словом, наступило кандагарское "бабье лето".
После непродолжительного совещания и инструктажа проведенного мной вместе с подсоветным, группа сотрудников спецотдела в количестве пяти человек пешком направилась по указанному адресу. Возглавил эту "процессию" сам Аманулла, а я увязался с ним для пущей важности. Было интересно посмотреть, как будут действовать мои подопечные.
В тот момент я как-то даже и не задумывался о том, что могу запросто попасть в засаду и окажусь пленником духов, либо погибну в перестрелке с ними. Беззаботно разговаривая с Амануллой, мы миновали одну из центральных улиц Кандагара - Герат-Базар, и, пройдя мимо поста 4-го РОЦа, оказались на широкой улице, другим своим концом выходившей на восточную окраину города и соединявшейся в другой улицей, по которой советские военные колонны шли из Союза на Майдан и обратно.
Дом полевого командира находился южнее, и чтобы до него добраться, нам пришлось пройтись по узким улочкам-закоулочкам, на которых не было замечено ни одной живой души. Словно и не жил здесь никто. И вот, мы стоим возле высокого глинобитного дувала в стене которого имелась массивная деревянная дверь. Один из сотрудников максуза взяв в руку металлическую скобу, одновременно выполнявшую роль дверной ручки, начал стучать ею о дверь. Со двора послышались шаркающие шаги. Дверь открылась, и я увидел стоящую возле неё женщину неопределенного возраста. Свое лицо она прикрывала платком повязанным таким образом, что один конец его образовывал что-то вроде медицинской маски закрывающей нижнюю часть головы, от глаз и до шеи.
Аманулла поинтересовался у женщины, где в данный момент находится её супруг Хаджи Аскар, на что та ответила, что он давно здесь не живет, и где может сейчас находиться, она не знает. Тем более, что не жена она ему, а всего лишь родственница его первой жены. Аманулла объяснил ей о цели визита столь большой компании лиц мужского пола, после чего она безропотно проследовала в дом, тем самым давая понять визитерам, что не имеет ничего против того, что её жилище будет подвергнуто тщательному досмотру. Судя по всему, такие проверки здесь бывали и раньше, и она уже свыклась с ними.
Двор, в котором мы оказались, занимал площадь не менее двух соток. Земля во дворе была тщательно убрана и представляла собой ровную поверхность без единой пылинки. Еще в первый день своего посещения максуза, я увидел, как афганцы добиваются подобного эффекта при помощи обычной воды и веника. А еще, я обратил внимание на то, что во дворе не было ни одного деревца, ни одного кустика. Там вообще не было ничего из растительности. Вполне возможно, что когда-нибудь там и росло дерево, но хозяевам пришлось его спилить, а древесину пустить на обогрев помещений в зимний период времени или приготовление горячей пищи.
По левую сторону двора стена была глухой, без каких-либо примыкающих к ней строений. Эта стена отделяла территорию двора от соседей, и если у тех возникало желание одним глазком подсмотреть, как живут их соседи, то для этого пришлось бы приставлять к стене лестницу и взбираться почти на четырехметровую высоту.
К тыльной стене, за которой располагался проулок с узеньким каналом для сброса нечистот, вплотную примыкали жилые помещения, состоящие из двух одноэтажных домов со сферическими крышами. Между домами имелся небольшой проем, завершавшийся калиткой в стене. Своеобразный запасной выход, на тот случай, если у владельцев дома возникали какие-нибудь серьезные проблемы, и они вынуждены были экстренно покидать свое жилище. Говоря проще - уходить тылами.
Стена справа одновременно была тыльной стеной хозяйственных построек, о целевом предназначении которых было не трудно догадаться. Это, и летняя кухня, где в центре комнаты стоял тандыр - печь для выпечки лепешек, и небольшое помещение, которое, судя по всему, было молитвенной комнатой, о чем красноречиво свидетельствовал лежащий в небольшой нише Коран, и два молитвенных коврика, аккуратно свернутых в рулоны. А на стене, рядом с нишей, висел красочный плакат с видом священной Каабы и комплекса строений вокруг нее, куда все мусульмане стремятся попасть хотя бы один раз в жизни, совершая хадж.
Особняком стояло строение похожее то ли на хлев для домашней скотины, то ли на сарай для хранения дров. Скотины в нем не было, а вместо этого он под завязку был заполнен высушенными кустами "перекати поле", которые местными жителями использовались как горючий материал для обогрева жилых помещений и приготовления пищи.
Когда я открыл дверь сарая, то сразу понял, что на его осмотр придется потратить уйму времени. "Перекати полем" было забито все пространство помещения от пола и до потолка, и если в глубине его кто-нибудь прятался, или что-нибудь было спрятано, нам придется вытаскивать наружу всё содержимое, с тем, чтобы добраться до противоположной стены. Я попытался вытащить несколько кустов "сушняка", но тут же, услышал какой-то странный шум. Не поняв в чем дело, я машинально сорвал с плеча автомат, и, передернув затворную раму, едва не начал стрелять, но уже в следующее мгновение понял, что является источником подозрительного шума.
Мыши - сотни, если не тысячи полёвок, нашли себе убежище и прокорм в этом убогом сарае. И как только я попытался нарушить их размеренный покой, вся эта живая мышиная масса пришла в движение. Несколько мышей стремглав выскочили из сарая и начали метаться по двору, а одна из них, то ли с перепуга, то ли потеряв ориентацию в пространстве, прыгнула мне прямо на грудь, и тут же свалилась на землю. Я попытался придавить её ботинком, но она ловко заскочила обратно в сарай и исчезла среди травы.
После всего увиденного, у меня почему-то пропало желание копошиться в сарае и искать там то, зачем мы сюда пришли. Да и какой дурак будет прятаться в этом мышином царстве, ежесекундно рискуя быть обглоданным ими до самых костей. Да и оружие там хозяин дома вряд ли хранил, поскольку всякий раз, когда приходилось бы его доставать оттуда, нужно было выволакивать во двор все содержимое сарая.
Мы продолжили осмотр двора, в надежде найти хоть какие-то признаки потайных мест, где это самое оружие могло бы реально храниться. В одном месте, там, где между кухонным помещением и молитвенной комнатой нам пришлось передвигаться по переходу, выполненному в двухъярусном варианте, я обратил внимание, на большое квадратное зеркало, висящее почти под потолком.
- И какой чудак его туда повесил, - подумал я.
Чтобы увидеть свое отражение в нем, придется слегка подпрыгнуть на месте, что было крайне неудобно и бессмысленно. Свои умозаключения я высказал Аманулле, а тот, в свою очередь, потянулся обеими руками, и довольно свободно снял зеркало со стены, за которым обнаружился какой-то проем.
Меня это сильно заинтересовало, и, выйдя во двор, я отыскал там небольшую лестницу из жердей. Приставив её к стене с проемом, я поднялся наверх. В тот момент я был в предвкушении, что именно сейчас и обнаружу в тайнике то самое оружие, ради которого мы здесь появились.
Увы, ничего этого не произошло. За проемом я обнаружил нишу, в которой, если согнуться в три погибели, могли запросто разместиться человек десять. Но людей там не оказалось, а вместо этого, я нашел несколько бумажных свитков с отпечатанным на них текстом на арабском языке. А показал свитки Аманулле, на что он сказал:
- Это Коран, предназначенный для служителей мечетей. Им так удобнее читать суры и аяты, нежели аналогичные тексты из книги.
- Стало быть, для нас эти бумаги не представляют никакого оперативного интереса? - поинтересовался я.
- Совершенно никакого, - улыбаясь, ответил Аманулла.
Я положил свитки на место, где они до этого лежали, и вдвоем с подсоветным повесили зеркало на прежнее место.
Осмотр остальных помещений, положительно результата также не дал. И вот когда мы фактически завершили свою безрезультатную работу, один из присутствующих вместе с нами офицер максуза, вдруг вспомнил, как пару лет тому назад, на подобном "мероприятии", они обнаружили под землей тайник с наркотиками. Тогда им в этом помогло простукивание земли деревянным шестом.
Мы решили заново провести обследование территории двора с использованием подобного "научного достижения". Правда, никакого шеста во дворе мы так и не нашли, но зато в одной из комнат еще до этого заприметили пару точеных ножек от сломанного стола. Ими то и решили воспользоваться в поисках возможного тайника.
И надо же было такому случиться, что при простукивании земли в дальнем углу двора, неподалеку от туалета, была выявлена какая-то пустота под её поверхностью. Раскапывали двумя штыковыми лопатами, на время позаимствованными у владельца соседнего двора. И когда был снят верхний слой земли толщиной в один штык, лопаты уперлись во что-то пружинящее. Дальше землю разгребали уже руками.
"Пружиной" оказался кусок плотной ткани. Выдернув его из земли, мы увидели решетчатый накат из жердей.
- Всё! Наконец-то мы нашли тайник с оружием, - подумал я.
Моя попытка выдернуть одну из жердей не увенчалась успехом. Она даже не прогнулась, когда схватившись двумя руками, я потянул её на себя. Стоявший рядом со мной офицер спецотдела решил последовать моему примеру, но и у него ничего из этого не вышло. И тогда к образовавшейся дыре подошел Аманулла. Он не стал показывать окружающим свою силу, а низко склонившись над дырой, стал то ли прислушиваться, то ли принюхиваться. Поначалу, я даже не понял, зачем он это делает, и даже пытался спросить его об этом, но Аманулла, увидев мой недоуменный взгляд, сказал:
- Оттуда пахнет свежей водой. А если так, то это подземелье наверняка связано с кяризом.
Не сговариваясь друг с другом, все присутствующие устремили свои взоры в сторону горловины колодца возвышающейся над поверхностью земли возле глухой стены.
Чтобы спуститься в колодец, нужна была длинная лестница, или веревка. Ни того ни другого во дворе не оказалось, и в очередной раз пришлось обращаться к соседу, который дал деревянную лестницу лежавшую на крыше его дома. Один из оперативников спустился по ней в колодец, предварительно сняв ботинки и засучив брючины до колен, и буквально через минуту его голос раздался из-под жердей вырытой дыры.
- Здесь только какие-то старые дреши. Никакого оружия или боеприпасов тут нет.
- Неси их сюда, - ответил ему Аманулла. - Посмотрим, что это за дреши такие.
Дрешами оказались несколько порванных рубах, какие афганцы носят и зимой и летом.
Разглядывая тряпье, Аманулла опять стал принюхиваться.
- Оружие однозначно было, - констатировал он. - Дреши пахнут ружейным маслом.
Я последовал примеру Аманнулы, и тоже понюхал тряпье. И действительно, на фоне затхлого запаха, пробивался знакомый масляный запах.
- Опоздали, стало быть, - заметил я. - Скорее всего, в тех мешках и свертках, про которые говорил агент, и было оружие.
Самым последним помещением, которое мы еще не осматривали, оказалось женской половиной дома. Когда мы только подошли к двери в это помещение, она распахнулась, и в проеме показалась фигура пожилой женщины, точнее сказать - старухи. Она даже своего морщинистого лица не стала скрывать перед посторонними мужчинами. Громко крича, старуха с кулаками бросилась почему-то на меня, и я едва успел увернуться от неё. Спасибо Аманулле и еще одному оперативнику - они перехватили её руки и оттащили в сторону.
Старуха продолжала кричать, а Аманулла спокойно ей о чем-то говорил. Наконец-то "буйная" успокоилась и позволила Аманулле зайти в дом, а все остальные сотрудники, в том числе и я, остались дожидаться его во дворе.
Спустя минуту Аманулла вышел из дома, и, скрестив перед собой обе руки, дал понять, что там, где он только что побывал, для нас нет ничего интересного.
И в этот момент с улицы донесся громкий возглас "Дреш!". То кричал один из оперативников, которого Аманулла оставил на улице осуществлять визуальное наблюдение за окружающей обстановкой.
Мы выскочили со двора и увидели, как оперативник держит автомат наперевес, направив его ствол на низкорослого мужичка, на вид лет сорока - сорока пяти. Чалма на его голове, была больше похожа на шляпку гриба-боровика, а закопченное солнцем лицо, на негра из Африки. Но больше всего меня рассмешили огромные резиновые галоши, надетые на его голые ноги.
Оперативник закинул автомат за спину, и приступил к личному обыску задержанного. В этот момент, я и сфотографировал обоих своим "Зенитом".
Однако, не совсем простым оказался сей задержанный. Под подкладкой куртки оперативник нащупал посторонний предмет. При более тщательном осмотре, было обнаружен пропуск НИФА, дающий право его владельцу беспрепятственно передвигаться по "зеленке". Такие пропуска обычно выдавались не только духам, но и их связникам и разведчикам из числа сочувствующего гражданского населения.
- И что теперь с ним будет? - поинтересовался я у Амануллы.
- Доставим к себе в максуз, допросим, проверим по нашим оперативным учетам, и если он ранее не совершал уголовных преступлений против сограждан, то ближайшую ночь проведет у нас в камере, а завтра передадим его в ХАД.
- А зачем в ХАД? - не понял я, - ведь если он моджахед, то самый раз им нам и заниматься.
- Это не совсем так. Моджахеды тоже бывают разные - одни грабят, убивают, совершают другие преступления не связанные с политикой. Одним словом - чистейшая уголовщина, которой и занимается царандой, и, в первую очередь, джинаи и максуз. А другие, совершают теракты, нападают на органы государственной власти и их представителей, убивают шурави, и под все эти деяния они подводят политическую основу и священный джихад. Так вот, вторыми и занимаются сотрудники ХАДа. Они же проводят проверку людей подобных этому задержанному, когда у них обнаруживают пропуска и удостоверения личности, выданные оппозиционными партиями.
- Как же так, - опять не понял я, - а для чего же тогда сотрудники максуза вербуют агентуру в бандах, выявляют склады с оружием и наркотиками, занимаются тем, чем мы с тобой уже дважды занимались, когда выезжали в Аргандаб и Даман?
- А вот тут, самое интересное начинается, - заулыбался Аманулла. - Вот представь себе, обстреляли моджахеды город, но никто от этого обстрела из военных и чиновников не пострадал, а погибли простые граждане. В тот же день хадовцы заявят, что такой обстрел не по их ведомству, мол, не усматривают они в нем никаких признаков политического преступления. И кто тогда всем этим будет заниматься?
- Царандой, наверно, - не совсем уверенно ответил я.
- Вот видишь, ты сам же и ответил на свой вопрос, - рассмеялся Аманулла. - А чтобы раскрывать подобные преступления, и действовать на упреждение, и нужны царандою те самые агенты в бандах.
Ну, дела. Я, почитай, уже четвертый месяц "кувыркаюсь" в Кандагаре, а до сих пор не усвоил прописных истин афганского варианта перекладывания насущных проблем с больной головы, на здоровую. Оказывается, что не только в Союзе существуют подобные порядки, когда разные силовые ведомства, всеми правдами и неправдами, стараются спихнуть от себя подальше всё то, что не имеет перспективу получения "пряников".
Но ничего этого, своему подсоветному я говорить не стал.
Всей толпой мы тронулись в обратный путь. Когда до центральной улицы оставалось не более ста метров, я увидел, как по ней на большой скорости пронеслась БМП с сидящими на ней советскими военнослужащими. Буквально через несколько секунд проследовала еще одна БМП.
- Странно, - подумал я, - и чего это они делают в этих местах? Ведь дорога, по которой они должны были передвигаться, находится северней. Заблудились, что ли?
Только я об этом подумал, как до моего слуха донесся страшный взрыв, и через пару секунд, в том месте, где предположительно должна была находиться первая БМП, в небо поднялся клуб черного дыма. Судя по всему, бронемашина подорвалась на противотанковой мине, либо на фугасе.
Первое, что пришло мне в голову - бежать к месту взрыва, и по мере возможности оказывать помощь раненым соотечественникам. Я озвучил это Аманулле, но тот посмотрел на меня как на сумасшедшего.
- А что бы ты подумал, окажись на их месте, когда бы увидел, как из прилегающей улицы выбегают люди по гражданке, да еще с оружием?
Я не успел ему ничего ответить, как услышал беспорядочную стрельбу из автоматического оружия в том самом месте, где только что прогремел взрыв. Судя по всему, военнослужащие со второй БМП посчитали, что на них напали духи, и заняв круговую оборону, стреляют по принципу - "На кого Бог пошлет".
Два - ноль, в пользу подсоветного. Правда, в данной ситуации, еще неизвестно, кто из нас двоих советник, а кто подсоветный. Всю жизнь учись, а все равно дураком помрешь.
Такие мысли лезли мне в голову, пока мы добирались до максуза. После всего произошедшего, теперь уже и я, шел по улицам на взводе, всматриваясь в лица прохожих, и подозревая каждого их них в связях с духами. Всякий раз, когда какой-нибудь бородач проходил мимо нас, я оборачивался и провожал его взглядом до тех пор, пока он не удалялся на значительное расстояние от нас.
Сдав "лазутчика" дежурному по максузу, вдвоем с Амануллой проследовали в Управление царандоя. Там, в мушаверской, я повстречался с советником ложестика. В его руках был большой сверток, который он вручил мне со словами - "Носи".
Я сразу догадался, что в этом свертке.
Дело в том, что все-то время пока я находился в Кандагаре, у меня не было своей форменной одежды. На работу выезжал по гражданке, а на операции в камуфлированном марлевом комбинезоне, доставшемся мне в наследство от "кобальтеров", живших в свое время на нашей вилле. Я частенько получал замечание от старшего советника Зоны "ЮГ" полковника Виктора Лазебника, что на все официальные мероприятия, когда те проводятся в присутствии руководства провинциального управления царандоя, должен приходить исключительно в форменной одежде. Но так уж получилось, что у царандоевского тыловика долгое время не было в запасе полушерстяной ткани, из которой шилась форма офицерам царандоя. И только в ноябре такая ткань на складе наконец-то появилась, и мне выдали трехметровый отрез. Кстати, кусок поменьше размерами, тогда урвал для себя и Головков, пустив его на пошив дембельского баула.
Портной из службы тыла снял с меня необходимые мерки, пообещав при этом, что через пару недель пошьет форму. И вот этот день наступил. Развернув сверток, я стал разглядывать, что входит в комплект форменной одежды. Брюки, подобие кителя на выпуск с цивильными пуговицами защитного цвета, рубашка и даже галстук. Правда, и рубашка, и галстук наверняка шились не в Кандагаре, а попали в Афганистан с одного из вещевых складов Министерства Обороны СССР.
- Ну что, нагляделся? - раздался у меня за спиной голос Лазебника. - Ты не смотри, а сразу же примеряй. А ну как не по размеру она тебе. А мы сразу и оценим, как она на тебе сидит.
Делать нечего. Прямо там - в мущаверской, скинул с себя цивильные дреши и облачился в форму.
- Ну вот, теперь совсем другое дело - настоящий боевой советник царандоя, а не какой-то колхозник с базара. И чтоб я тебя больше не видел здесь вот в этом - Лазебник указал рукой на лежащую на стуле гражданскую одежду.
- Такое дело надо обмыть, - встрял в разговор Саша Екатеринушкин.
- Я вам обмою, - пригрозил Лазебник. - Ты лучше сфотографируй нас.
- Это без проблем, - оживился Александр. - Но только не здесь, уж больно фон убогий.
Втроем мы вышли на улицу и направились к памятнику Неизвестному афганскому воину, погибшему в битве с англичанами при Майванде. Но сфотографировались не возле него, а рядом с грузовиком, в кузове которого, находилось трофейное безоткатное орудие и ДШК, захваченные у духов в ходе зачистки "зеленки". Пока Александр наводил на нас свой "ФЭД", устанавливал диафрагму и выдержку, в кузов автомашины заскочили несколько бойцов оперативного батальона, и наш переводчик Махмуд.
Нормальный фон получился.
А вечером Лазебник собрал всех советников на вилле старшего советника Белецкого, где объявил новость.
- На днях в Кандагар прилетают высшие кабульские чины, как с афганской, так и с советской стороны. От МВД ДРА прилетает сам министр - Гулябзой со свитой. Также прибудет заместитель министра обороны ДРА со своим советником. Пока еще не точно, но обещает прилететь и командующий Сороковой армии - Дубынин. Будут представители и от политического руководства Афганистана. Сами понимаете, что уровень очень высокий, и поэтому, всем нам надо быть предельно внимательными и аккуратными. Еще раз повторю, о чем я сегодня уже говорил - все те дни пока высокое кабульское начальство будет находиться в Кандагаре, на работу выезжать исключительно в форменной одежде. Никаких отговорок и сказок об оперативной целесообразности, я в зачет брать не буду. Вот когда уедет начальство, тогда и встречайтесь со своей агентурой, облачившись, кто во что горазд.
Последняя фраза полковника была адресована явно в мой адрес, поскольку, никто из присутствующих советников царандоя, с агентурой не работал. По крайней мере, официально.
Уже возвращаясь на свою виллу, мы услышали как со стороны бетонки раздается какой-то скрежет. Мы посмотрели в сторону въезда в городок, и увидели, как артиллерийский тягач тащит за собой на тросе подорвавшуюся БМП. Одной гусеницы и нескольких катков у неё не было, и теперь, она елозила по всей дороге, мотаясь то в одну, то в другую сторону, и издавая противный скрипучий звук трения металла о бетонное покрытие дороги.
Военные советники, с которыми мы чуть позже играли в волейбол, сказали нам, что при том подрыве погибло несколько военнослужащих из Семидесятой Бригады. На той городской улице, это был первый подрыв за все время присутствия советских войск в Кандагаре, поскольку при передвижении по городу, бойцы Бригады никогда на эту улицу не заезжали. И откуда, только, духи прознали, что именно в этот день они там окажутся? Хотя, вполне возможно, что мина была установлена ими много раньше, и все это время дожидалась своего "звездного" часа.
На следующий день, по прибытию к подсоветным, мы узнали, что с раннего утра в Кандагаре началась операция по отлову дезертиров и кандидатов в рекруты. Военнослужащие Второго армейского корпуса, хадовцы, и царандоевцы, устроили в Кандагаре тотальную облаву, задерживая всех лиц мужского пола в возрасте от шестнадцати и до шестидесяти лет. Тех из них, у кого при себе не было документов или справок подтверждающих освобождение от военной службы, доставляли на фильтрационные пункты. Закрепленный за царандоем фильтрационный пункт размещался на футбольном поле технического колледжа, располагавшегося в Шестом районе города.
Туда-то и направились Асад, Аманулла с их подчиненными, а вместе с ними пошел и я.
По прибытию на место размещения фильтрпункта, я увидел следующую картину: посреди стадиона, окруженного по периметру высоченными тополями, стоит несколько столов и стульев. За этими столами восседают сотрудники царандоя, которые по очереди опрашивают задержанных граждан, показавшихся кому-то из служителей правопорядка весьма подозрительными личностями. И хоть было дано указание, доставлять только тех, кто не старше шестидесяти лет, среди задержанных было много седобородых стариков, которым на вид было далеко за семьдесят.
После опроса, проверки документов и прочих процедур, связанных с идентификацией личности задержанного, он отпускался, и ему на тыльной стороне кисти левой руки ставилась печать, с тем, чтобы его повторно не тащили на аналогичную проверку. Тех же, у кого не было при себе никаких документов, или кто по внешним признакам мог быть членом банды, сгоняли в одну кучу и там их охраняли вооруженные бойцы оперативного батальона. Когда таких набиралось человек сорок, за ними приезжал грузовик ЗИЛ-131, и под охраной их увозили в расположение опербата, и уже там их повторно идентифицировали и "фильтровали".
Глупость, конечно, но тех, кто изъявлял желание служить в царандое, тут, же заносили в соответствующий список, и определяли в одно из строевых подразделений. Узнав про такую возможность избавить себя от излишних проблем связанных с проверкой, я не вытерпел, и задал вопрос Асаду:
- А что если такой "доброволец" не просто человек без паспорта, а самый настоящий душман? Вы его призовете на службу, оружие ему дадите, а он уже на следующий день сбежит в "зеленку", и вам еще спасибо скажет за такой хороший "бакшиш". И это хорошо, что он просто сбежит. А если он напоследок натворит чего-нибудь?
- Это не совсем так, - возразил Асад. - Оружие ему сразу никто не даст. По крайней мере, на первых трех месяцах службы. Будет полы в казарме драить, казаны от плова чистить, дрова на кухню таскать, и выполнять другие хозяйственные работы. И только потом, по истечению трехмесячного срока службы, начнется боевая учеба, которая продлится еще три месяца. А пока он будет находиться на службе, о нем соберут довольно достаточно сведений, где и кем он был до военной службы, и если подтвердится факт его причастности к непримиримой оппозиции, его однозначно ждет тюрьма, и последующие лет десять он проведет уже там.
- Хорошо если так, - скептически заметил я. - Но что-то не верится мне, что каждого новобранца проверяют столь тщательно, как ты мне сейчас говоришь. Уж если их на службу призывают способом отлова, как бродячих баранов в степи, то что говорить обо всем остальном. Поймали, притащили в подразделение, вроде бы добросовестно чистит казан и полы драит, придраться не к чему. Да кому он на фиг нужен, чтобы его еще и проверять?
- Не-е, мушавер, ты не прав. Как бы добросовестно он не служил, проверять его все равно будут. Вот у вас - в Союзе, есть же особисты и прочие чины, кто занимается личным составом в этом плане, и у нас они тоже имеются. У того же Алима, в его оперативном батальоне, на шее сидят аж два хадовских контрразведчика. А кроме них у самого Алима тоже стукачи имеются. Если с новичком пойдет что-то не так, в момент ему донесут.
На этом наш "диспут" закончился, но я все равно остался при своем мнении. Ну не верю я в то, что проникший в ряды царандоя враг, станет совершать что-либо непотребное, чтобы вызвать подозрение у хадовских особистов или доморощенных стукачей-сослуживцев. Он как раз наоборот - затаится до поры до времени, дождется, пока ему оружие выдадут, и сбежит с ним в "зеленку". А попутно порешит своих же однополчан, или сдаст их духам при случае.
Такие мысли не покидали меня все последующие дни, когда мы выезжали на фильтрационный пункт и в строевые подразделения царандоя. Глядя на всю эту разношерстную публику, я затылком ощущал на себе ненавистные взгляды. Окажись я сейчас с такими "новобранцами" наедине, наверняка пустили бы они пулю мне в спину, или сунули нож в печенку.
А тем временем, операция по призыву рекрутов, подходила к завершающему этапу. На подведение её итогов в Кандагар прилетело все кабульское начальство. Министр внутренних дел Гулябзой прилетел отдельным военно-транспортным бортом своего ведомства, в окружении свиты высокопоставленных подчиненных и личной охраны. Второе лицо в НДПА и член Политбюро партии рафик Нур, прилетел гражданским самолетом авиакомпании "Бахтар". Своим бортом также прилетел заместитель министра ВС ДРА генерал Гафур вместе со своим советником генералом Строговым. Каким образом в Кандагаре оказался командующий Сороковой армии генерал Дубынин, не знал никто. Но наверняка одним из тех бортов, что в тот день в кандагарском аэропорту "Ариана" приземлялись друг за другом.
На одном из них в родные пенаты из отпуска вернулся Александр Васильев.
Надо себе представить, какая бурная встреча ему была устроена жильцами тринадцатой виллы. В тот вечер мы засиделись допоздна. Говорили о многом. А когда я спросил его, не встречал ли он в Кабуле Головкова, Александр рассмеялся.
- Захожу, стало быть, в здание аэровокзала в Кабуле, вещи сдаю на проверку таможенникам, а навстречу мне Володька бежит. Он, оказывается, в Союз вылетал тем же самолетом "Аэрофлота", на котором я прилетел в Кабул. Поговорить толком не успели, поскольку объявили посадку на самолет. Но насколько я его понял, весело сейчас у вас в Кандагаре.
- Не у вас, а у нас, - заметил Юра Беспалов. - Как и всегда - особо не забалуешь.
Спать легли далеко за полночь, пока не допили содержимое "Маруськи".
А поутру мы не поехали на работу, а пешком пошли на тот самый пустырь, где высокому кабульскому руководству предстояло ознакомиться с трофеями, захваченными в ходе войсковой операции. Пользуясь моментом, Васильев сделал несколько снимков своим фотоаппаратом. Не каждый же день в Кандагаре собираются вместе столь представительные люди.
Потом были всевозможные встречи и совещания, на которых люди из Центра выступали с пламенными речами и мудрыми указаниями. Были встречи и в неформальной обстановке. Командующий царандоя - генерал Хайдар затащил Гулябзоя в один из кандагарских ресторанов, где имел с ним приватную беседу, о содержании которой на следующий же день по Управлению заходил слушок. Поговаривали, что Хайдар решил вопрос о своем переводе на службу в министерство, и министр пообещал, что уже в самое ближайшее время пришлет ему замену.
Гулябзой и Дубынин покинули Кандагар самыми первыми, пробыв в городе всего лишь двое суток. Все остальные военные и гражданские чины в Кандагаре немного подзадержались. Уж больно гостеприимной оказалась принимающая сторона. Ко всему прочему, под занавес операции, военные пообещали устроить показательное рандеву. На восьмого декабря было запланировано массированное нанесение БШУ по прилегающей к городу "зеленке". Так сказать - "на посошок".
Вот, только, показуха эта получилась не совсем удачной. Вместо "зеленки" бомбы и ракеты упали на территории города. Погибло много ни в чем не повинных людей. Обстановка в городе, и без того напряженная, ухудшилась в разы. Почти неделю советники не покидали своего городка, опасаясь расправы над собой не только со стороны духов, но и простых горожан. Да и подсоветные не отличались особым миролюбием в те смутные дни, поскольку у некоторых из них в том "показательном" БШУ погибли родственники или сослуживцы.
После всего случившегося второй этап операции был досрочно завершен, а план по призыву рекрутов безнадежно провален.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023
