Апрель, в делах и заботах, пролетел настолько быстро, что в памяти не отложилось ничего такого, на что стоило обратить особое внимание. Обычная рутинная советническая работа вперемешку с заботами сугубо бытового плана. По возвращению в городок, когда не было угрозы обстрела ракетами и минами, советники всех контрактов подтягивались на волейбольную площадку, где устраивали турнирные матчи друг с другом. Зачастую, прежде чем приступить к состязаниям, на нашу виллу заскакивал командир взвода охраны городка, задавая один и тот же вопрос:
- Что скажет доблестный царандой? Духи, будут нас сегодня попусту беспокоить?
И если была информация о готовящемся обстреле городка, то я отвечал:
- Духи сильно обеспокоены тем, что шурави давно не пили кишмишовку, а поэтому, сегодня они планируют прислать нам "бакшиши", давая возможность выпить и закусить, не отвлекаясь на пустопорожнее тисканье мяча.
А вечером, когда давали электричество, все разбредались по своим "кельям", и занимались своими делами. Кто-то печатал фотографии с отснятых накануне пленок. Кто-то, лежа на кровати, слушал музыку, звучащую из китайской "мыльницы". Да так этим "процессом" увлекался, что засыпал с наушниками на голове. Кому заняться было нечем, до тех пор, пока в городке не отключат свет, резались в карты, или просто "злоупотребляли". И только один человек в "кампайне" был не от мира сего. Все свое свободное он время тратил на оформление сборника стихов собственного сочинения.
То был Жора Даценко, который за два года пребывания в Кандагаре, написал их не одну дюжину. Практически не было такого царандоевского советника, кому бы он не посвятил свои поэтические поэмы.
Но были и стихи совершенно иного плана, посвященные тому, что он видел на чужбине. Вот только некоторые цитаты из этих стихов:
- Здесь, у них, революции,
А у нас по ночам поллюции...
- Кто побывал в Афганистане.
Тот честен, прям и прост.
Без лишних слов он, молча, встанет,
Когда предложат третий тост...
Жора задался целью издать сборник своих стихов еще до убытия в Союз, и в марте месяце приступил к воплощению запланированного в жизнь. На портативной печатной машинке "Любава" имевшейся на вилле старшего советника, Жора под копирку печатал страницы будущего сборника, закладывая одновременно по шесть листов писчей бумаги. Класть больше было нецелесообразно, поскольку последующие копии получались отвратительного качества, и прочитать напечатанное было затруднительно.
Меня Жора попросил оформить обложку сборника, а поскольку он решил выпустить два десятка экземпляров своих "Кандагарских былей", дабы он достался всем советникам царандоя, то рисовать пришлось с использованием трафарета. За основу была взята фотография центральных ворот старой крепости Кандагара под названием Идго. Экземпляр сборника, предназначенный для самого автора, был дополнительно проиллюстрирован рисунками и фотографиями, сделанными мной, Васильевым и Екатеринушкиным.
Но не только изданием книги занимался Жора. Вошло уже в традицию, что по его инициативе проводились поэтические вечера. На них он читал свои новые стихи, а приглашенные советники декламировали стихи советских и русских поэтов, и пели песни под гитару. Эти вечера сопровождались, либо заканчивались застольем, в котором участвовали не только Жорины коллеги, но и его друзья из других советнических коллективов.
Поскольку до майских праздников оставалось всего ничего, было принято решение привести в порядок бассейн и залить в него свежую воду. После зимних дождей и продолжительного бездействия, в бассейне скопилось много грязной воды и различного бытового мусора. Для откачки всего этого "шемурдяка", потребовалась мощная помпа с защитным фильтром. Долго думали, где ею разжиться, и тут на выручку пришел Саша Васильев. Он договорился со своим подсоветным Сардаром, а тот, в свою очередь, дал указание начальнику пожарной службы царандоя, и тот привез в кампайн компактный пожарный насос, который, несмотря на свои небольшие размеры, мог за одну минуту откачать до двух кубометров воды. "Джяпан", одним словом. Выкачиваемая из бассейна вода, двумя пожарными рукавами подавалась в пересохший арык, и по нему уходила за пределы городка.
В очистке бассейна участвовали практически все жители городка. Одни, щетками и швабрами драили стены бассейна, удаляя с них слизь грязно-зеленого цвета. Другие, лопатами сгребали ил, скопившийся на дне бассейна, и собирали в ведра гниющий мусор, унося его за пределы чаши водоема. Делать это было довольно просто, поскольку дно бассейна было не на одном уровне с поверхность воды, а под определенным наклоном. И если на одной его стороне глубина достигала примерно четырех метров, то на другом, она сходила практически до полуметра, что позволяло купаться тем "водоплавающим двуногим", кто совершенно не умел плавать. Стоя по пояс в воде, они отчаянно плескали воду руками, создавая видимость мастеров водных видов спорта.
После того как бассейн был окончательно приведен в порядок, наступила очередь закачки в него чистой воды из артезианской скважины. Всех жильцов городка заблаговременно предупредили о том, чтобы они запаслись питьевой водой как минимум на сутки, поскольку снабжение ею городка будет временно прекращено, и вся она уйдет на заливку бассейна. В процессе заполнения его водой, одновременно проводилась дезинфекция, на что ушло целое ведро хлорной извести. Под палящими лучами солнца, вода в бассейне лишенная принудительной циркуляции и хлорирования, спустя неделю начинала зеленеть и в итоге "зацветала", что делало её не только непригодной, но и крайне опасной для купания.
И вот, наступило тридцатое апреля. Вода в доверху заполненном бассейне, отливала небесной голубизной и манила к себе. Вот только искупаться в этот день, никому не довелось. Процесс растворения хлорки в холодной воде длился почти сутки, и купание в бассейне среди взвеси из частиц "химии", могло привести к ожогу кожного покрова купающихся. Кроме всего прочего, температура воды в скважине составляла не более десяти градусов, и ныряние в неё после прогрева тела жарким солнцем, грозило другой напастью - температурным шоком, вплоть до остановки сердца. И поэтому, прежде чем купаться, вода должна была прогреться как минимум до двадцати градусов. А чтобы ни у кого из жильцов кампайна не возникло шальных мыслей окунуться раньше времени, по распоряжению старшего партийного советника, возле бассейна был выставлен вооруженный автоматом часовой, с унылым видом обходивший водоем по периметру, сам наверно мечтая, как в нем окунуться.
А на следующий день было первое мая. По приятному стечению обстоятельств, это была пятница, являющаяся официальным нерабочим днем для всех советников. В десять часов утра в Красном уголке городка собрались представители всех советнических коллективов. Вместе с военными советниками пришли их жены.
Первым выступил старший партийный советник, поздравивший присутствующих с Первомаем. Пожелав всем здоровья, личного счастья и скорейшего возвращения на Родину, он озвучил долгожданную для всех новость:
- Сегодня, ровно в четырнадцать ноль-ноль будем торжественно открывать наш бассейн. Форма одежды вне строя, но плавки обязательны.
Все дружно загалдели, предвкушая предстоящую процедуру купания в прохладной воде. Шум и гвалт прекратился после того, как слово взял старший военный советник. Он зачитал приказ о присвоении двум военным советникам очередных воинских званий, и вручил им погоны, в которых им не доведется пощеголять перед афганцами. Не положено здесь носить знаки отличия, поскольку за советскими офицерами душманы охотились по всему Афганистану, а за головы советников им были обещаны хорошие деньги.
Потом, кто-то еще выступил. Советник ДОМА, вспомнив про сидящих в первом ряду женщин, поздравил их персонально, чем вызвал гул одобрения присутствующих. А кто-то из сидящих в зале советников, тут же задал провокационный вопрос:
- А женщины, тоже будут сегодня купаться в бассейне?
На что одна из них съязвила:
- А что, очень хочется?
Зал разразился хохотом.
Вот так, в непринужденной обстановке, и прошла та праздничная джиласа.
Потом был праздничный обед, который советники на скорую руку отметили на своих виллах. Все торопились поскорее попасть в бассейн, и по этой причине старались не злоупотреблять со спиртными напитками, перенеся данное мероприятие на ужин.
Но была и другая причина, по которой нам не очень-то и хотелось пить спиртное раньше времени. По информации поступившей накануне от царандоевской агентуры, во второй половине дня, перед вечерним намазом, душманы запланировали обстрел кампайна эрэсам. А это значило, что долбить они нас начнут около пяти часов вечера. В нашем распоряжении будет почти три часа, чтобы накупаться до посинения, и вовремя разойтись по своим виллам.
Поскольку в прошлом году бассейн не функционировал после того как в нем погиб какой-то прапорщик, свой купальный сезон в Афганистане я открывал впервые. Наверно именно поэтому мне так хотелось опробовать все бассейновые прибамбасы сохранившиеся еще от американцев. А ими были три вещи: трамплин, горка, и кольца. Все они были установлены по трем сторонам бассейна, в том месте, где его глубина была максимальной.
Трамплином служила широкая доска, пружинящая под телом прыгуна, когда тот начинал делать на ней поступательные движения. Раскачавшись и оттолкнувшись от неё, можно было высоко взлететь над поверхностью воды, и, сгруппировавшись, плавно войти в воду вниз головой. У кого-то из прыгунов этот фортель не получался, и он плюхался в воду сильно ударившись о водную гладь спиной, животом, или задним местом. Боли не ощущалось, а только вызывало смех, как у самого ныряльщика, так и у зрителей.
Горка была сделана в виде прогнутого металлического желоба, высотой примерно два метра. Чтобы забраться в верхнюю точку, нужно было подняться по металлической лестнице, и прежде чем съехать по желобу вниз, кто-то из присутствующих должен был плеснуть на него воду, почерпнутую ведром из бассейна. Если этого не сделать, то скольжение по сухому желобу напоминало съезд по школьным лестничным перилам, чем мы занимались в далеком детстве. Не совсем удобно, да и кожу на теле можно было запросто ободрать или обжечь. Каждый был волен, каким образом ему съезжать с горки - кто на животе, головой вперед, а кто-то на спине или даже сидя. Но в любом случае, купающийся человек получал удовольствие от подобной процедуры.
Кольца, а ими были обычные гимнастические кольца, закрепленные веревками к металлическим столбам, стоящим по краю бассейна, позволяли прыгуну с разбега и последующей раскачки прыгать в бассейн. Находились такие индивидуумы, кто умудрялся допрыгнуть до его середины. Правда, в воду они плюхались, кому, как удавалось, но чаще всего спиной или задницей. Всё это вызывало хохот у остальных купающихся. Но это в том случае, если прыгун не приводнялся на голову другого человека, оказавшегося в зоне падения туши прыгуна.
В тот день, вдоволь накупавшись и напрыгавшись, за полчаса до наступления часа "икс", мы покинули купель. Зачем лишний раз испытывать свою судьбу и попадать под духовский обстрел. Тем более, что возле бассейна не было никаких укрытий, и случись чего, пришлось бы отсиживаться в воде. А попади ракета в бассейн, то еще неизвестно, чем бы все это закончилось. Плавать в бассейне свежим утопленником, как-то не очень хотелось.
В тот вечер ООНовский городок действительно был обстрелян, но не ракетами, а из безоткатного орудия. Духи успели выпустить несколько снарядов, которые разорвались за пределами городка, но скорректировать свою стрельбу они не успели, поскольку ответным огнем гаубиц, их огневая точка замолчала и обстрел прекратился. Кто его знает, может быть, было прямое попадание, а может духи посчитали лишним испытывать свою судьбу, и вовремя скрылись в убежище, или вообще смотались с места стрельбы.
После вечерних посиделок, мы решили принять ночной моцион и всей гурьбой направились в сторону бассейна. Когда к нему подошли, там уже купались другие жители городка. Не одни мы такие хитровыделанные оказались.
А накануне девятого мая Белецкий собрал всех нас, и объявил новость. Поскольку через месяц у него дембель, то решил он подлечить подорванное на чужбине здоровье, а посему, на пару недель ложится в кандагарский военный госпиталь. А пока он там будет находиться, временно исполняющим обязанности старшего советника назначается Геннадий Стрепков, поскольку, в советническом коллективе он единственный, кто имеет звание полковника. Кроме самого Белецкого, конечно же. Полковник Лазебник тоже не в счет, у него своих забот полный рот, отвечая за деятельность советников царандоя в Зоне "Юг".
Так, нежданно, негаданно, постоялец нашей виллы стал ВРИО старшего советника. С первого же дня ответственного руководства коллективом, он стал "закручивать гайки". Нас, его соседей по вилле, это не коснулось. Да и попробовал бы он это сделать, в момент был бы отлучен от совместного "злоупотребления". А вот переводчикам от него досталось изрядно.
Для начала, он потребовал от них, чтобы изучение языка пушту стало для них обязательной нормой. Знание только одного языка дари, в Кандагаре было недостаточно, чтобы полноценно общаться с местным населением, а игра в "испорченный телефон" с привлечением подсоветного, его никак не устраивала. Почти каждый вечер Геннадий наведывался к переводчикам, и принимал от них зачеты по вновь освоенным словам языка пушту. В день, они обязаны были изучить и запомнить как минимум двадцать слов. А поскольку Геннадий не знал ни дари, ни тем более пушту, то переводчики начали его дурить, называя слова из языка дари, выдавая их за язык пушту.
Переводчик Шарафутдин находился на "сохранении", и сидел на дембельских баулах, ожидая команды из Кабула, в связи с чем, от поездок в город был освобожден. Теперь, с Геннадием ездили другие переводчики, кто был свободен от работы с закрепленными за ними советниками. А поскольку переводчики были нарасхват, то ему доставались те из них, кто по каким-то причинам их не устраивал. Одним словом: "На тебе Боже, что нам негоже".
Как-то раз, довелось Геннадию побывать на совещании у командующего. И надо же было такому случиться, совещание Ушерзой провел, говоря с подчиненными на пушту. Естественно, что переводчик Садулло, который был вместе с Геннадием на том совещании, так и не смог дословно перевести речь Ушерзоя, и всё то, о чем говорили находящиеся в его кабинете руководители служб и подразделений царандоя.
В тот же день, на джиласе с советниками, Геннадий устроил капитальный разнос Садулле, заявив при этом, что начиная с этого момента, все переводчики по очереди будут ездить с ним на встречи с Ушерзоем, и если кто из них точно также будет мямлить с переводом, то он будет ходатайствовать перед руководством Представительства о замене переводчика, который не в состоянии выполнять свои функциональные обязанности.
Загрустили тарджимоны, начали думать, как выкрутиться из столь щепетильной ситуации. А ну как старшой, хоть он и ВРИО, действительно сдержит свое слово и завернет их обратно в Союз? Позора не оберешься. И решили они действовать.
В ближайший выходной день, они напросились съездить на Майдан. У каждого из них была хоть какая-то уважительная причина, чтобы Геннадий не смог им отказать в просьбе. Знал бы он в тот момент, чем всё это для него закончится.
А переводчики всей гурьбой завалились в модуль госпиталя, где отлеживался Белецкий. Что уж они там ему "напели", но Владимир Степанович, тотчас покинул больничную палату и возвратился в кампайн.
Я не присутствовал при его разговоре со Стрепковым, но когда Геннадий вернулся на виллу, то был крайне возбужден и ходил из угла в угол, матерясь и грозя разбирательством со "стукачами". А когда немного успокоился, вкратце пересказал содержание его разговора с Белецким.
Степаныч начал упрекать Геннадия в том, что он, своими, далеко не профессиональными действиями, вносит раздрай в работу коллектива, что может отрицательно сказаться на морально-психологическом климате, который он с таким трудом налаживал почти два года. Геннадий не выдержал, и в ответ на упреки в свой адрес, порекомендовал Белецкому вернуться в госпиталь, и продолжить свое лечение. А пока тот будет находиться там, все вопросы касаемо морально-психологического климата в коллективе, решать будет он самостоятельно, без указок со стороны.
Вполне естественно, что Белецкий в госпиталь не вернулся, и на следующий день, собрав подчиненных на совещание, объявил о том, что его "лечение" удачно завершено, и он приступает к исполнению своих обязанностей.
Переворот, затеянный было Геннадием, не удался, и вечером того же дня, переводчики закатили у себя сабантуй, на который никого из советников не пригласили.
Мы тогда еще не знали, что Степаныч отослал в Кабул депешу, в которой расписал не совсем хорошие морально-деловые качества Геннадия, и попросил руководство Представительства при решении вопроса о новом руководителе советников царандоя, подыскать более подходящую кандидатуру, кто смог бы найти общий язык как с советниками, так и подсоветной стороной.
Через неделю из Кабула поступит шифровка, в которой сообщалось, что на должность старшего советника царандоя, вместо убывающего в Союз Белецкого, назначен полковник Денисов. Тот самый Денисов, прилетавший к нам в январе улаживать проблему с Ушерзоем.
Спустя несколько дней. мы поедем на Майдан провожать Шарафутдина, улетающего афганским военно-транспортным самолетом в Кабул, и тем же рейсом из Кабула прилетит Денисов.
Я сфотографировал их обоих стоящих в Кандагарском аэропорту - Денисова, в афганских форменных дрешах, и Шарафутдина, в цивильном костюме и зеркальных очках на лице. Для одного все уже закончилось, второму, предстояло начинать практически все заново.
А пять месяцев спустя, из Кабула поступит шифровка, в которой говорилось о том, что Стрепков назначен старшим советником в провинцию Гильменд, на место убывшего в Союз коллеги, и с Геннадием я больше уже никогда не увижусь. А еще через месяц в отпуск уйдет Денисов, откуда он в Афганистан больше не вернется, и мне, находясь в должности советника максуза, довольно долго придется отдуваться за обоих.
Но это будет позже, после того, как я сам побываю в отпуске, и вернусь в ставший таким мне родным Кандагар.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023
