ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Воронин Анатолий Яковлевич
Глава 9. Не совсем удачная "прописка"

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.29*8  Ваша оценка:

   Глава 9. Не совсем удачная "прописка"
  
   Спуск с перевала занял почти столько же времени, сколько и подъем. Дорога действительно оказалась ужасной, потому как, по разбитому еще до войны асфальтовому покрытию, совсем недавно прошла не одна колонна бронетехники, о чем красноречиво свидетельствовали многочисленные вмятины и дугообразные царапины, оставленные гусеницами разворачивающихся на одном месте танков, а также большие масляные пятна, коими повсеместно было пропитано порушенное в крошево дорожное полотно. Теперь это была вовсе даже не дорога, а отдаленно напоминающая о ней звериная тропа. На одном из крутых поворотов очередного серпантина нашу машину занесло, и она едва не свалилась под откос. Мы вынуждены были остановиться, и, осторожно выйдя из машины, удерживали её руками за задний бампер до тех пор, пока Умар не отъехал на противоположную сторону дороги.
   Спустившись в долину, мы почти сразу же очутились на широкой асфальтовой дороге. То было Петропавловское шоссе, на которое мы так и не смогли попасть, когда пытались преодолеть хребет со стороны Толстой-Юрта. Прилегающая к шоссе территория совсем недавно подвергалась обстрелам и бомбежкам. Часть строений были разрушены, а в стенах отдельных из них зияли дыры от разорвавшихся снарядов. Повсюду виднелись следы пожарищ.
   Проехав стоящий посреди дороги огромный указатель, на котором большими металлическими буквами было написано - "Грозный. Основан в 1818 году", мы наконец-то въехали в черту города. Чем дальше мы ехали, тем больше разрушений попадалось нам по обеим сторонам дороги. Я обратил внимание на лежащие на асфальте оборванные троллейбусные провода, и подивился отсутствию оперативности у местных "металлистов". По всей видимости, в Грозном не работал ни один пункт по приему лома цветных металлов, в противном случае, медные провода вряд ли залежались бы вот так без дела. По крайней мере, в нашем городе местное жульё такому ценному вторсырью быстро бы приделало ноги.
   Пока мы ехали по городу, Умар и Турпул возбужденно обсуждали увиденное, то и дело показывая на тот или иной сгоревший или разрушенный дом, где совсем недавно проживали их родственники или просто знакомые. И чем дальше мы углублялись в городские кварталы, тем все чаще они изливали свои эмоции. Я же молча смотрел на то, что происходит вокруг нас, пытаясь увидеть хоть одного гражданского человека. А их практически нигде не было видно, за исключением нескольких древних старух, которые плелись вдоль дороги, везя за собой старые детские коляски с каким-то скарбом. Одна такая бабка везла бутыль, на которой черной краской было написано "Н2SO4". И зачем это вдруг старухе понадобилась серная кислота? Уж не бизнесом ли она собиралась заняться, изготавливая аккумуляторную жидкость на продажу?
   Над всем этим угрюмым зрелищем висел то ли туман, то ли смрад от горящих домов, отчего город казался еще безлюдней. Мимо нашей машины на огромной скорости проносились бронемашины с сидящим на них военным людом, которым до нас не было никакого дела. Где-то в стороне раздавались автоматные очереди и ухали разрывы гранат, что свидетельствовало о ближнем бое, завязавшемся в одном из городских кварталов. Кто с кем там сейчас воевал - нам было не ведомо.
   На одном из перекрестков был оборудован импровизированный мини-блокпост, для возведения которого военнослужащие использовали подручный материал, экспроприированный со двора стоящего поблизости недостроенного дома. Эдакая кирпичная будка размерами чуть больше дворового туалета, с небольшой амбразурой для наблюдения за окружающей местностью. Одного выстрела из гранатомета было достаточно, чтобы от этого "шедевра" инженерной мысли не осталось и следа. Мы остановились у поста, и я спросил у солдата, выглядывающего из амбразуры каменной будки:
   - Не подскажете, где здесь находится пятнадцатая школа?
   Солдат на какое-то мгновение задумался, но почти тут же замотал головой из стороны в сторону. Тогда я решил зайти с другой стороны.
   - Может быть, вы знаете, где находится штаб эмвэдэшников?
   Широко улыбнувшись, солдат ответил:
   - Так бы сразу и говорили! Проедете сейчас еще немного, доедете до гормолзавода, а потом повернете направо. Там и найдете эту школу.
   - Всё, поехали! Я понял, где это находится, - вмешался в разговор Турпул.
   И действительно, он безошибочно указал именно ту улицу, и то место, где стояло частично разрушенное, трехэтажное здание школы. О том, что в этом здании на данный момент располагается какое-то полувоенное учреждение, свидетельствовало большое скопление бронетехники, автотранспорта и людей в форменной одежде. Но кроме военных там было немало и гражданских лиц, часть из которых приехали на собственных машинах. Как-то странно было видеть около двух десятков "Жигулей", "Волг" и даже иномарок, сгрудившихся на небольшом пятачке возле школы, в то время как до этого, на улицах города мы практически не увидели ни одной гражданской машины. Что привело их владельцев во Временный орган внутренних дел?
   Умар остановил машину метрах в пятидесяти от школы, поскольку подъехать к ней на более близкое расстояние, не было возможности из-за отсутствия свободного места у обочины дороги. Прихватив командировочное удостоверение, я пошел разыскивать начальство, которому следовало доложиться о своем прибытии. Стоящий у входной двери офицер СОБРа, с висящим на правом плече "Кедром", внимательно изучил содержимое моего удостоверения личности, и, узнав причину появления в Грозном, порекомендовал обратиться в дежурную часть ВФОВД.
   Дежурка размещалась на втором этаже школы в одной из уцелевших классных комнат, на входной двери которой висела ромбовидная табличка с надписью "3-Б". Сказать, что это была дежурная часть органа внутренних дел, в том понимании как это принято считать применительно к самому заштатному сельскому РОВД, значит, ничего не сказать. Обычная классная комната, со стоящими в ней столами, за которыми еще совсем недавно школяры грызли гранит наук. Часть столов были сдвинуты к стенам и окнам, образуя посреди комнаты свободное пространство. За двумя столами, стоящими у боковой стены, сидели сотрудники милиции - один в звании старшего лейтенанта, второй - в звании майора. На столах лежали несколько носимых милицейских радиостанций из динамиков, которых несся постоянный суперный шум, и раздавались голоса невидимых корреспондентов. Старлей с майором по очереди хватались то за одну, то за другую радиостанцию, и, принимая по ним поступающие сообщения, тут же делали какие-то записи в толстых амбарных книгах.
   На тот момент у меня не было ни времени ни желания вникать в суть переговоров, но одно только я уловил из них - корреспонденты сообщали о складывающейся оперативной обстановке по месту своего нахождения. Отдельные такие сообщения сопровождались звуками выстрелов и разрывов, что лишний раз свидетельствовало о крайне неспокойной обстановке в городе.
   Я представился майору и поинтересовался где мне можно найти представителя паспортно-визовой службы, которого мне надлежало заменять. Майор пару секунд о чем-то размышлял, но почти сразу ответил:
   - Ваши сидят на первом этаже, в другом крыле школы. Зайдите с торца - там есть еще один вход. Вот, там и ищите своих коллег.
   - А кому сдавать командировочное удостоверение?
   - Да кому оно на хрен нужно, - раздраженно ответил майор, одновременно делая запись в свой журнал. Потом он оторвался от своих записей, и, глянув на меня взглядом человека, только что увидевшего собеседника, добавил - Завтра утром будет развод, вот на нем и доложишься о себе, а заодно узнаешь, кому свое командировочное удостоверение сдавать.
   - А где будет развод? - не унимался я.
   - Слушай...те, товарищ подполковник - майор уже начинал раздражаться, - иди-ка вы уже к своим "паспортникам", у них все там и узнаете. Неужели не видите, что я занят, и мне некогда с вами лясы точить?
   Следуя рекомендациям майора, я пошел разыскивать своих коллег, на замену которых ехал в такую даль. Только сейчас я обратил внимание, что гражданские люди толпятся у той самой двери, о которой мне сказал дежурный, и мимо которой я поначалу проскочил. За входной дверью располагался широкий коридор, в котором стояла толпа людей, в несколько раз большая, нежели та, что кучковалась на улице. Голова извивающейся змеей, галдящей людской очереди находилась у одной из многочисленных дверей выходящих в коридор. Я молча подошел к двери, и, взявшись за ручку, открыл её. Спорившие о чем-то до этого женщины молча глянули на меня, но выяснять что я птица такая, и почему лезу без очереди, не стали. По всей видимости, они приняли меня за сотрудника, к которому уже через минуту-другую придется обращаться со своей проблемой, а коли так, то какой черт лишний раз лезть на рожон.
   Комната, где расположились сотрудники паспортной службы, была таким же обычным классом, что и дежурная часть, но только немного большая по размеру. В окнах практически не осталось ни одного целого стекла, отчего в комнате было сыро и холодно. Наверно именно поэтому все работающие в ней люди были в верхней одежде.
   Одного взгляда мне было достаточно, чтобы в сидящем за столом человеке с полковничьими погонами признать Володю Данилова - начальника отдела ПВУ МВД России. Буквально за год до этого он приезжал в наш город в составе комплексной бригады МВД, проводившей плановую проверку деятельности сотрудников нашего УВД. Ох, и много же мне тогда пришлось с ним водочки попить, с тем, чтобы не было у товарища проверяющего лишних вопросов к нашему отделу.
   Володя меня тоже узнал, и с ревом мы бросились друг другу в объятия. Сидевшие в этот момент в комнате посетители, не могли понять, с чего это вдруг два здоровых мужика воспылали пылкими чувствами друг к другу.
   - Так вот значит, кого прислали мне на замену? - отойдя от лобызаний, изрек Володя. - А я то все гадаю - кого же все-таки пришлют в эту дыру? Совсем уж надеяться перестал, что замена вовремя приедет. Ну, и как же ты добирался сюда?
   Во всех подробностях я рассказал о наших злоключениях, не забыв упомянуть про коробку с бланками. Пока мы разговаривали друг с другом, уединившись на "камчатке", я обратил внимание, как сидящие в комнате женщины, по всему видно - бывшие сотрудники местной паспортно-визовой службы, от руки заполняли справки, выдаваемые взамен утерянных паспортов. На каждую такую справку, которую они писали на клочках бумаги вырванной из школьных тетрадей, у них уходило не менее десяти-пятнадцати минут. Поймал себя на мысли, что с доставленными мною бланками дела у них пойдут намного быстрее. Вот, только жаль, что привез-то этих справок я не больше пяти тысяч штук. Если верить Володе, то через их "контору", ставшую с сегодняшнего дня и моей, за день проходит не менее двухсот человек. И всем нужны именно эти справки, потому как вместе со сгоревшими домами люди остались и без документов. А если учесть, что эта работа фактически только-только начинает разворачиваться, и основная масса заявителей нахлынет уже в самые ближайшие дни, то привезенного мной запаса этих бланков хватит максимум на пару недель. Потом - суши весла.
   В процессе беседы с Даниловым узнал, что по линии ПВС в Грозном сейчас работает всего два прикомандированных сотрудника МВД, и оба они уедут сразу же, как только сменщики приступят к работе. Узнал также, что моим напарником на ближайшие сорок пять суток будет начальник ПВС города Сочи, который должен приехать завтра. Володя посочувствовал мне в том отношении, что если они только-только начинали эту работу разворачивать, то нам достанется самый тяжелый период, когда придется заново формировать паспортную службу за счет местных кадров, начиная с подбора кандидатуры нового начальника и практически всего персонала отдела. Те женщины, что сейчас выписывают справки гражданам, никогда в паспортном отделе не работали, за исключением двух сотрудниц республиканского адресно-справочного бюро. Поэтому, придется разыскивать не только старых сотрудников, но и подбирать новых. При этом следует учесть, что на первом этапе зарплату им никто не собирается платить. Так что, придется еще шибко попотеть самим, прежде чем в полуразрушенном городе найдутся такие альтруисты.
   Режим работы устанавливался довольно простой - от рассвета, и до заката, а если быть точнее - с девяти утра и до тех пор, пока помещение не покинет последний посетитель. Кстати, в процессе общения с гражданами им следовало постоянно напоминать о том, что с наступлением темноты в городе вводится комендантский час, и к этому времени они должны были успеть добраться до своих жилищ, куда не ходил никакой общественный транспорт, потому как в ту пору в Грозном его просто не существовало. Выходных дней на весь период командировки не предусматривалось, а вместо них давались две недели отгула, после того, как командируемый благополучно возвращался домой.
   Володя успокоил меня, что прикомандированные сотрудники паспортной службы, практически никогда не участвуют ни в каких боевых операциях проводимых в городе и за его пределами. В кое-каких зачистках все-таки придется потусоваться, ну так то для пользы общего дела, потому как порой надо оперативно провести проверку паспортного режима. А кому как не паспортным работникам знать все эти премудрости с паспортами, коих после развала СССР расплодилось как тараканов. С импортными паспортами и визами тоже есть морока из-за нашествия в Чечню иностранных волонтеров. Не будешь же каждому бойцу объяснять, как работать со всеми этими документами. Проще и быстрее сделать это самому.
   На мой вопрос: "Приходилось ли стрелять в период командировки?", Володя рассмеялся.
   - Приходилось, пару раз - по пустым консервным банкам и бутылкам. Не знаю, как тебе здесь в Грозном доведется покомиссарить, но в дыре под названием Знаменская у нас на то не было ни возможности, ни желания. Ты же сам понимать должен - мы сугубо мирные люди и на эту войну приехали не затем чтобы стрелять, а делать свою, сугубо мирную работу, которая именно сейчас будет не менее важной, чем пальба из стволов. Я тебя должен обрадовать - генерал Шумов, который сейчас всеми нами руководит, уже такие поставил перед нашей службой задачи, на выполнение которых в нормальной-то обстановке не один месяц потребуется, а он на все про все две недели отпустил. Нам то что, мы через пару дней свалим отсюда, а вот тебе вместе с напарником отдуваться придется по полной программе.
   - А что за задачи такие? - поинтересовался я.
   - Да не спеши ты с такими вопросами. Придет время, сам все узнаешь. Ты где остановился-то?
   - Да пока нигде. Всё барахло еще в "жигуленке" лежит. Кстати, надо бы ту коробку с бланками сюда перетащить.
   - Ты чё, смеешься? Да ты знаешь, что, уходя с работы, мы даже ручки забираем с собой. Тут же практически ни одна дверь не запирается, да и в разбитые окна может любой влезть. С туалетной бумагой здесь тоже напряжёнка, и твои бланки в самый раз подойдут, чтобы сраные задницы подтирать. Глазом не успеешь моргнуть, как всё растырят.
   Потом мы вдвоем с Володей пошли в то крыло школы, где жила часть сотрудников Временного органа внутренних дел, на поиски свободного места, где я смог бы притулить свои бренные кости.
   На третьем этаже, в самом конце коридора, размещался класс географии, где поселились сотрудники уголовного розыска и прикомандированный к ним экипаж бронетранспортера из бригады внутренних войск. Всего в комнате было восемнадцать раскладушек, одна из которых оказалась пустующей. Еще накануне один из оперов получивший осколочное ранение в руку, вместе со всеми своими хурдами уехал в Моздок в госпиталь. По излечению он не должен был возвратиться в Грозный, поскольку срок его командировки подошел к концу.
   Поначалу опера неодобрительно отнеслись к просьбе Данилова о моем размещении на освободившейся койке, мотивируя это тем, что оперская работа весьма специфичная, и она не приемлет присутствия посторонних ушей и глаз даже в местах отдыха оперативных работников. Но после того как они узнали, что я двенадцать лет тянул лямку в уголовном розыске, резко сменили гнев на милость, и дали добро на вселение, прозрачно намекнув на то, чтобы я не задерживался со своей "пропиской". Намек мною был понят правильно, и данное мероприятие было назначено на вечер того же дня.
   Чуть позже я расспросил Володю насчет того, где он сам проживает в Грозном. Оказалось, что все сотрудники из числа "приближенных", ранее проживавших в небольшой гостинице в станице Знаменской, при переезде в Грозный обзавелись большой палаткой, и установили её на территории автоколонны, где сейчас дислоцируется Бригада внутренних войск. Он был бы рад поселить меня в ту палатку, но, увы, там не то, что свободных коек нет, в ней вообще нет свободного места, потому как живёт в ней в полтора раза больше народа, чем положено по инструкции.
   Часов в пять вечера, когда в школе не осталось ни одного посетителя из числа местных жителей, вдвоем с Даниловым мы пошли к операм. Но перед этим я попросил Умара подогнать машину поближе к входной двери, и вдвоем с Володей мы затащили коробку с бланками на третий этаж. Хозяева обители порекомендовали поставить её в небольшое кладовое помещение, в котором они хранили боеприпасы и изъятое оружие. До войны в ней хранились карты, глобусы и другие наглядные пособия - обязательные атрибуты предмета "География". Они и сейчас лежали сваленные в одну кучу в дальнем углу кладовки. Одну из таких карт, ламинированную блестящей полиэтиленовой пленкой, я еще днем заметил лежащей вместо скатерти на единственном на всю комнату столе, составленном из двух, или трех столов, за которыми в свое время занимались школьники.
   Со второго захода я прихватил из машины водку и парочку огромных лещей, запеченных супругой накануне нашего отъезда из Астрахани. Заодно пообещал Умару уладить вопрос насчет того, чтобы их машина вместе с ними переночевала возле входной двери в здание. Днем у меня так и не нашлось свободного времени проехаться с ними к месту нахождения их домов, а с наступлением сумерек, это стало невозможно по иной причине - из-за любого закоулка в машину могли стрельнуть, причем, как свои, так и боевики.
   Поначалу "прописка" получилась на славу. Мужикам дюже понравились и истекающие жиром икряные лещи, и фирменная водка, которую они давно не пили. Вот только на ораву из восемнадцати человек её оказалось весьма маловато - бутылка была разлита и распита за один присест. А когда я понял, что слегка обмишулился, и водки с собой прихватил маловато, один из присутствующих дал мне армейский котелок, после чего сказал:
   - Сгоняй в кладовку, там, в одной из фляг, есть какава. Черпани ровно столько, сколько сможешь донести не пролив. Только, смотри, какаву с борщом не перепутай.
   Поначалу я не понял, о чем он вел речь. В кладовке было совершенно темно, и мне пришлось возвращаться обратно, чтобы прихватить горящую свечу. Под одним из стоящих там столов, я обнаружил две алюминиевые молочные фляги, заложенные со всех сторон географические картами. Я открыл крышку одной из них, и наружу пахнуло терпким запахом коньячного спирта. Не раздумывая, зачерпнул почти полный котелок вожделенного напитка, и бережно понес его к столу.
   - Флягу закрыл? - поинтересовался опер, который до этого дал мне котелок.
   Я отрицательно помотал головой.
   - А какого же, ты..., - беззлобно возмутился он, - градус ведь из напитка улетучивается. Давай назад, и чтобы демаскировка тоже была устранена.
   В тот вечер, находясь в положении необстрелянного салаги, я еще не раз нырял в кладовку за "какавой". В процессе коллективного общения, присутствующие мне пояснили, что "борщом", что было залито во вторую флягу, было самое обыкновенное вино - Херес. Опера его по вечерам пили только в том случае, если "какавы" не оставалось ни капли. А вообще-то "борщ" был предназначен для лечения больных голов, и употреблялся исключительно по утрам.
   Мне хорошо было в теплой компании единомышленников, и, находясь в состоянии алкогольной эйфории, я внимательно слушал, о чем рассказывали мужики. А им действительно было о чем рассказать, поскольку все прошли обкатку совсем свежей войной, и знали о ней не понаслышке.
   А потом один из них, как выяснилось - командир того самого прикомандированного к операм БТРа, рассказал грустную историю о молодом парне - ветеране войны в Афганистане, совсем недавно погибшем в Чечне. Незадолго до своей гибели "афганец" написал слова очень хорошей песни. После этого рассказчик взял лежащую на одной их раскладушек гитару, и тихо запел:
  
   За окном непрерывно стучит теплый дождь,
   И становится грустно от этого шума.
   Вспоминается жажда, кровь и песок,
   И последняя капля воды для друга.
  
   Громко бьют по стеклу капли теплого ливня,
   Как осколки душмановских мин по броне.
   И ты ищешь рукой теплый ствол АКаэма,
   И в душе есть надежда, что еще один день жить тебе.
   И ты ищешь рукой теплый ствол АКаэма,
   И в душе есть надежда, что еще один день жить тебе.
  
   Пули свист, их снайперы сыплют градом,
   И прижавшись к камням, ощущаешь знакомую слабость.
   Посылаешь в ответ свинец вперемешку с матом,
   За их неприкрытую лютую наглость.
  
   Как наяву, слышу взрывы и ротного крик,
   И рев бэтээра спасителя душ наших грешных.
   Продержаться б чуть-чуть, но в душу вопрос проник,
   Кто уцелеет, и кто проживет из здешних.
   Продержаться б чуть-чуть, но в душу вопрос проник,
   Кто уцелеет, и кто проживет из здешних.
  
   А может, всё это мне когда-то приснилось,
   И все пролетит за одну только ночь страшным сном.
   Только нет, ничего не забылось,
   И память тревожишь, чтобы снова вспомнить о том.
  
   Пока он пел, перед моими глазами проплывали картины семилетней давности, и слова песни невольно начали выдавливать слезы из глаз. Чтобы немного успокоиться, я вышел на свежий воздух. Помня о том, что возле дома в машине ночуют Умар с Турпулом, я прихватил с собой кружку с коньяком и пошел их навестить. Еще с вечера был улажен вопрос со стоянкой их машины возле здания ВФОВД. Для этого мне пришлось обращаться к Володе - командиру питерских СОБРовцев, несущих караульную службу по охране здания. Умар с Турпулом только пригубили кружку с коньяком, но пить не стали, мотивируя это тем, что никогда не были большими любителями этого вожделенного напитка. Пожелав им спокойной ночи, с кружкой коньяка я вернулся обратно. По пути заглянул в комнату, располагавшуюся рядом с нашей комнатой, где проживали бойцы того самого питерского СОБРа.
   Так уж получилось, что я застал их за ужином, и они пригласили меня к столу. Есть у них я ничего не стал, потому, как до этого досыта наелся консервированной гречневой кашей с тушенкой, и она просилась уже обратно, а вот тот коньяк, что оставался в кружке, выпил до дна. Смутно помню, как поучал мужиков правильному несению караульной службе, и рассказывал присутствующим о том, как мы в Афгане использовали пароли на основе арифметических действий с однозначными цифрами. За разговорами почувствовал, что начинаю отключаться, и едва не свалился со стула. Видя, в каком состоянии пребывает товарищ подполковник, СОБРовцы подхватили меня под руки, и оттащили в нашу комнату.
   Поначалу я лег на свою раскладушку, но в какой-то момент, услышав разговор одного из постояльцев о том, что он обеспокоен здоровьем своего отца, я помимо своей воли вскочил с кровати, и предложил мужику погадать по руке. Тот поначалу с недоверием отнесся к сказанному, но после того, как я вкратце рассказал ему о том, где в свое время научился "шаманить", протянул мне левую руку.
   Лучше бы я этого не делал. По линиям руки выходило, что его отцу жить оставалось считанные дни. Скрывать данного факта я не стал, о чем тут же сказал открыто. После моих слов парень сник, а остальные опера накинулись на меня с упреками, что, мол, парню и так не по себе, а тут ещё я со своими предсказаниями. Раздались даже реплики - выселить новоявленного "Нострадамуса" к едрени фени, и пусть он катится куда хочет. Меня это здорово задело, и я тут же заявил, что если мне нет веры, то я тут же застрелюсь. В подтверждение серьезности своих намерений, я резко хлопнул рукой по висящей на поясе кобуре, и с ужасом обнаружил отсутствие в ней пистолета.
   Меня словно прострелило, и, напрягая остатки пьяного сознания, я стал лихорадочно вспоминать, где я мог посеять свое табельное оружие. Я даже прикинул в уме, какие меня уже в самом ближайшем будущем ждут неприятности. Однозначно, из органов попрут, да еще и уголовное дело возбудят. Вот будет позорище под занавес моей милицейской службы.
   Ища выход из сложившегося положения, я стал наезжать на мужиков, подозревая, что именно они причастны к краже моего пистолета. Те мои слова не восприняли всерьез, и послали меня очень далеко, далеко, порекомендовав хорошенько проспаться, прежде чем обвинять кого-либо в том, чего не было. Витавшая до этого мысль о моем отселении из оперской комнаты, сама собой растворилась в воздухе. По всей видимости, все присутствующие осознали серьезность дурацкого положения, в которое попал не только я, но и они. Если начнется разбор полетов по факту исчезновения оружия, то всем участником коллективной пьянки мало не покажется.
   После небольшого совещания мне было предложено лечь спать и до утра никуда из комнаты не выходить.
   - Утро вечера мудренее, - сказал Николай - тот самый опер, который посылал меня за "какавой" в кладовку. Эти слова было последнее, что зафиксировал мой отключающийся мозг.
   В тот момент я еще успел подумать, что самое неприятное из всего того, что было в моей жизни, меня ожидает утром следующего дня.
  
Оценка: 8.29*8  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023