ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Воронин Анатолий Яковлевич
Хайвай

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 3.85*7  Ваша оценка:


   Хайвай
   В детстве, я не блистал особой покорностью и дисциплинированностью, за что не единожды получал подзатыльники от своих родителей, и даже подвергался порке отцовским ремнем. А когда в 1958 году пошел в школу, то к шалостям сугубо домашним и уличным, добавились школьные проказы.
   Учился так себе. Самым нелюбимым для меня предметом было "чистописание". Ну не получалось у меня писать аккуратно, буквы получались какие-то корявые, словно это и не буквы вовсе, а какие-то уродцы, вперемешку с чернильными кляксами.
   Но вот, наконец-то закончилось мое мученье в начальной школе, и я перешел на более высокую ступень школьного образования. Нашим классным руководителем стала Рогаткина Евгения Ивановна. На ту пору ей было уже 34 года, но руководить тремя десятками малолетних оболтусов, доверили впервые. После окончания пединститута, она пару лет преподавала в нашей школе русский язык и литературу. На одном из танцевальных вечеров в заводском клубе, познакомилась с молодым человеком, инженером судоремонтного завода имени Сталина, который, как говорят в таких случаях, еще в довоенные годы стал градообразующим рабочего поселка, где мои родители в 1956 году построили свой дом.
   Через год Евгения Ивановна и её молодой ухажер сыграли свадьбу, а еще год спустя, у них родился сын. Учительство ей пришлось временно забросить - надо было с ребенком заниматься, и назад в школу она вернулась три года спустя. Как и прежде вела уроки русского языка и литературы. Преподавала грамотно, и наверно именно по этой причине дирекция школы решила доверить ей классное руководство.
   Чтобы завоевать определенное доверие у учеников, на собственные деньги купила стеклянные чернильницы и залила в них чернила. Тогда она еще не знала, с кем связала её судьба.
   В нашей семье был карбидный фонарь, которым приходилось частенько пользоваться, поскольку отключение электричества в рабочем поселке было обыденным делом. Карбид для фонаря отец хранил в большой стеклянной бутыли укупориваемой винтовой крышкой, дабы он не разлагался на открытом воздухе. Я втихаря тырил карбид, и вместе с пацанами нашей улицы использовал для изготовления бомбочек, и запуска в воздух пустых банок из-под сгущенного молока.
   В один из сентябрьских дней я принес в школу этот карбид, и вместе с еще одним одноклассником решил провести химический опыт, поместив его во все чернильницы. Опыт удался, и чернила пузырящейся пеной полезли из чернильниц наружу. Чтобы скрыть следы злодейства, мы решили избавиться от "вещдоков", выбросив их в открытое окно. Нам было интересно наблюдать, как падая с четвертого этажа, на котором размещался наш "5-й "Б", чернильницы вдребезги разбивались об асфальт, и на нем появлялись большущие кляксы. Когда учительница появилась в классе, на партах не осталось ни одной чернильницы.
   Потом было разбирательство с пристрастием, и меня "сдала" староста класса Надька Аншакова. Не говоря ни слова, Евгения Ивановна забрала у меня дневник, и проставила в нем большущую единицу красного цвета, которая заняла аж три строчки, а внизу страницы написала: "Родителям срочно зайти в школу".
   Закончилась эта история тем, что моему отцу пришлось покупать новые чернильницы, а чтобы до моих мозгов быстрее дошло, за что наказан, по заднице несколько раз прошелся отцовский кожаный ремень.
   После этого случая "русичка" стала предвзято относиться к моей персоне, а в дневнике по её предметам практически не было ни одной "четверки", и уж тем более "пятерки". И как я не старался, больше "трояка" она мне никогда не ставила. Одним словом, попал я в её "черный список".
   А в шестом классе произошло "ЧП", из-за которого меня едва не исключили из школы. Теперь уже и не вспомнить, с чего все началось, но учился в нашем классе толстый пацан, которого все звали "жиртрестом". Однажды, мы поссорились, и "жиртрест" вызвал меня "стыкнуться" с ним. Сначала мы дрались под лестницей запасного выхода из школы, под подбадривающие возгласы одноклассников. Но замкнутого пространства было маловато, и выяснение отношений решили продолжить на улице. Не придумали ничего умного, как драться на пустыре напротив школы. Естественно, наша "дуэль" не осталась без внимания завуча школы, чьи окна кабинета выходили на тот пустырь. Драка прекратилась мгновенно, как только кто-то из зрителей, заметив бегущих к месту драки завуча и директора школы, крикнул:
   - Атас!
   Один из одноклассников чуть позже скажет мне:
   - "Жиртрест" конечно сильнее тебя, но ты его победил по очкам.
   Что это такое - "победить по очкам", я воочию увидел на следующий день. В школу заявился отец "жиртреста", такой же тучный мужчина, как и его благоверный сыночек. Он прямиком направился к директору школы, ведя за руку отпрыска, у которого оба глаза заплыли от синяков.
   А потом был педсовет, на который вызвали мою мать. Не выдержав критики в мой и свой адрес со стороны присутствующих на "судилище", она прямо там выпорола меня припасенным для такого случая ремнем. Но это не спасло меня от принятия довольно жесткого решения по отношению к моей персоне. Большинством голосов члены педсовета проголосовали за исключение хулигана из школы. Мое "последнее слово" сопровождаемое размазыванием соплей, никого из присутствующих не разжалобило.
   Никого, кроме одного человека.
   Был в нашей школе преподаватель рисования и черчения, о существовании которого я узнал после окончания обучения в начальных классах. Своеобразный мужик, в возрасте лет сорока пяти. Он был немногословен, когда принеся в класс какие-нибудь предметы, давал задание изобразить их в альбоме для рисования. После этого он удалялся из класса на несколько минут, чтобы покурить в туалете, и, возвратившись обратно, обходил сидящих в классе учеников, давая конкретные указания, что надо подправить, чтобы рисунок соответствовал оригиналу.
   Мне до сих пор неизвестно, когда, и при каких обстоятельствах, к этому молчаливому человеку прилипло прозвище "Хайвай", и что сие означает. Но все ученики, и даже преподаватели в разговоре между собой, за глаза его обзывали этим прозвищем, хотя была у него и фамилия - Корнеев. Его сын учился в параллельном классе, и особой дисциплинированностью не отличался.
   Однажды, когда дав нам задание нарисовать голову античного героя, бюст которого принес с собой, "Хайвай" тут же покинул класс. "Жиртрест" выскочил из-за парты, и, хлопая руками себя по ляжкам, громко прокукарекал, чем вызвал дружный смех одноклассников. Он не успел сесть обратно за парту, как входная дверь резко распахнулась, и в класс буквально ворвался "Хайвай". Не говоря ни слова, он схватил молодого "петушка" за ухо и вывел его из класса, после чего вернулся обратно, и как ни в чем небывало, продолжил занятие. После этого случая мы все ждали, когда же "Хайвай" вызовет в школу родителей "жиртреста", но ничего этого не произошло, словно бы и не было никакого инцидента. Наверно, сам уже понял, что слегка перегнул палку
   И вот сейчас, на заседании педсовета, "Хайвай" вдруг вспомнил за этот случай, и обращаясь к отцу "жиртреста", присутствующего в учительской, сказал:
   - Я не знаю, и даже не хочу знать истинных причин случившейся драки, но я бы посоветовал вам обратить более пристальное внимание на воспитание своего сына. Ничего не происходит на пустом месте просто так. Всему бывает логическое объяснение.
   В итоге, на том педсовете меня исключать из школы не стали, дав испытательный срок до конца учебного года. Если я за это время натворю ещё что-то подобное, то очередного заседания педсовета не будет, и меня, с волчьим билетом, попрут из школы.
   После этого случая я проникся чувством уважения к человеку, который фактически спас меня от неминуемого позора на всю оставшуюся жизнь. Я даже представить себе не мог, как бы жил в дальнейшем без образования. Может быть именно поэтому, я стал усердно заниматься рисованием, и довольно быстро преуспел в этом деле. Теперь, в моем дневнике по данному предмету стояли исключительно отличные оценки. Обратив внимание на мои скрытые таланты в деле изобразительного искусства, "Хайвай" предложил ходить в кружок любителей живописи, который он самолично вел в школе по выходным. И я согласился на его предложение.
   А в мае 1965 года в стране возобновили празднование Дня Победы, в связи с чем, было принято решение провести в школе торжественное мероприятие с участием фронтовиков. Девятого мая нас собрали в актовом зале школы, и мы с нетерпеньем ждали появления на сцене этих самых фронтовиков. И какого же было удивление всех сидящих в зале школяров, когда на сцену поднялись три человека, у одного из которых вся грудь была в орденах и медалях.
   То был наш "Хайвай".
   Смущаясь, он рассказал, что во время войны был фронтовым разведчиком, брал "языков", и ходил в рейды по вражеским тылам. В одном из таких рейдов получил ранение и контузию, после чего долго лечился в военном госпитале, а после выписки из него, вернулся в свою часть и вместе с ней дошел до Берлина.
   Мы, словно завороженные, с открытыми ртами, слушали его, не веря, что наш немногословный "Хайвай" оказался таким героическим человеком. Больше всех восхищался я, поскольку был ближе всех моих одноклассников к ветерану, и ничего не знал о его прошлом, совершенно не подозревая, что он воевал на той страшной войне.
   Закончив восьмилетку, я решил не оставаться в школе, и по рекомендации соседа по улице, подал документы для поступления в автодорожный техникум. Сосед сам когда-то закончил это учебное заведение, и работал начальником одного из цехов нашего завода, на ту пору получившего статус судостроительного.
   Вместе со всеми остальными документами, я представил в приемную комиссию техникума характеристику на себя любимого, которую написала наша классная руководительница. Ознакомившись с оной, председатель комиссии изрек:
   - Да с такой характеристикой даже в тюрьму не примут.
   Мое поступление в данное учебное заведение повисло на волоске, но узнав обо всем этом, сосед сходил к директору техникума, уговорил его принять от меня документы и допустить к вступительным экзаменам.
   Экзамены я, конечно же, сдал, но не набрал нужного балла для поступления на механическое отделение, поскольку, там был большой конкурс. И тогда мне предложили пойти учиться на строительное отделение, где проходной балл был намного ниже. Мне ничего не оставалось, как согласиться с данным предложением, и впоследствии я нисколько не сожалел об этом. Полученные знания по таким специальным дисциплинам как "Геодезия и картография" и "Карьеры и взрывные работы", много позже мне очень здорово пригодились, когда я волею судьбы оказался в Афганистане.
   Много лет прошло с тех пор, как я покинул стены школы. Изредка, бывшие её выпускники встречаются друг с другом. Пару раз и я побывал на таких встречах, устраиваемых неугомонной Надькой Аншаковой. Теперь она жила в Москве, вышла замуж, сменила фамилию, родила двоих детей, и в нашей Астрахани бывала наездами, навещая свою престарелую мать. На последней встрече я узнаю от неё, что наша классная руководительница еще жива и дала мне адрес её жительства.
   А у меня как раз появился повод навестить её. В московском издательстве вышел мой роман, экземпляр которого я и хотел ей подарить. С намеком на то, что она в свое время не распознала во мне писательский талант, и зазря гнобила по своему предмету, ставя тройки, двойки и колы.
   Евгения Ивановна жила в двухкомнатной "хрущевке". Жила одна, поскольку в разные годы потеряла и мужа, и сына. Теперь это была уже не шустрая "училка", а восьмидесяти шестилетняя бабулька, еле передвигавшаяся по квартире, опираясь обеими руками на старенькую клюшку.
   В тот день мы о многом с ней поговорили, о многом вспомнили. Я подарил ей экземпляр своего романа, который она приняла из моих рук со словами:
   - Вот только смогу ли я прочитать твои мемуары, зрения то совсем не стало.
   А потом я спросил насчет учителя рисования.
   - Это Хайвай, что ли? - переспросила она. - Так он давно уж помер. В ту пору я сама уж на пенсию вышла.
   На том наша встреча и закончилась. А через год я совершенно случайно узнаю, что Евгения Ивановна ушла из жизни. На ее похоронах мне не довелось побывать, поскольку информацию о её кончине я узнал много позже, от одной из бывших моих одноклассниц.
   В преддверии празднования 75-тилетия Дня Победы, захотелось мне увековечить память о фронтовом разведчике "Хайвае", написав про него очерк или рассказ. Стал я рыться в сети, чтобы получить хоть какую-то информацию о героическом человеке. Совершенно случайно натолкнулся на газетную публикацию. В ней говорилось о ветеране Великой Отечественной войны, Корнееве Владимире Александровиче, который в октябре этого года справил свой сто четырехлетний день рождения. В очерке также было сказано, что на войне он был разведчиком и участвовал в форсировании Днепра, где и получил тяжелейшее ранение и контузию.
   У меня перехватило дыхание. Неужто Евгения Ивановна ошиблась, и "Хайвай" до сих пор ещё жив? Покопавшись в открытых базах данных Интернета, я без особого труда нашел точный адрес проживания ветерана.
   Пятого ноября, в день, когда военные разведчики отмечали свой профессиональный праздник, я решил наведаться в квартиру, в которой он проживает. Попытка дозвониться по домофону, установленному на металлической двери подъезда, не увенчалась успехом. Я позвонил в другие квартиры, но и там мне никто не ответил. И в этот момент к подъезду подошла девчушка лет восьми с ранцем за плечами. Я спросил, её, знает ли она старенького дедушку, что живет в двенадцатой квартире, на что она ответила:
   - Он сейчас в другой квартире живет
   - А в какой? - поинтересовался я.
   - В пятой.
   В эту квартиру я не стал звонить по домофону, а проследовав за школьницей открывшей мне входную дверь подъезда, поднялся на третий этаж, и позвонил в нужную мне квартиру.
   Дверь открыла пожилая женщина, казашка по национальности. Я ей коротко объяснил причину своего визита, на что она предложила пройти в квартиру. То, что предстало моему взору, иначе как складом старых вещей не назвать. Всё пространство однокомнатной квартиры было заставлено допотопной мебелью, какими-то картонными коробами, мешками и пакетами, хаотично сваленными друг на друга. Во всем этом хаосе я не сразу заметил старенькую кровать с продавленным матрацем, на которой лежала человеческая мумия. Именно мумия, поскольку телом живого ещё человека, это никак нельзя было назвать. Тела, как такового, под байковым одеялом не было видно, только какие-то слабые очертания. А то, что оно принадлежало человеку, свидетельствовал обтянутый полупрозрачной кожей череп с редкими волосами на макушке. Глаза у черепа, глубоко ввалившиеся в глазницы, были закрыты, как это бывает у покойников, и я уже начал сомневаться, что мне удастся пообщаться с человеком.
   Но казашка меня успокоила, сказав, что Владимир Александрович сейчас спит, но ей не составит труда разбудить его, и он ответит на все мои вопросы. Проблема лишь в том, что он совершенно ничего не слышит, и вопросы ему можно задать, написав их фломастером на небольшом листке бумаги, коих на стоящем возле кровати столе, лежала целая стопка.
   Прежде чем будить ветерана, я спросил женщину о том, почему он проживает в другой квартире, а не в той, что указана в базе данных Интернета.
   - Так это, у него действительно была квартира на пятом этаже этого дома. Хорошая, трехкомнатная квартира. Но несколько лет тому назад, его сын Игорь, который был в ней прописан, оформил документы на размен с предоплатой, и фактически продав квартиру, все деньги с этой сделки взял себе, а отцу от размена досталась эта однокомнатная квартира. Сюда же, он перетащил всю мебель и вещи из прежней квартиры, и теперь вы видите, во что она превратилась.
   - А не проще ли выбросить на свалку весь этот хлам? - осторожно поинтересовался я.
   - Игорь запретил это делать, сказав, что кое-что из вещей ему могут ещё понадобиться. А зачем они ему нужны, я ума не приложу.
   - А Вы как доводитесь хозяину квартиры?
   - Если говорить честно, то никак. Я живу в квартире напротив, приглядываю за стариком, за продуктами в магазин хожу, пищу готовлю. Опять же, кормить его самой приходится, поскольку самостоятельно есть он не может. После перенесенного инсульта его руки и ноги отнялись.
   - А что же сын, он то, хоть приходит к отцу?
   - Приходит, когда отцовскую пенсию получает. Пенсия то, хорошая у ветерана. Основную часть денег он забирает себе, а что остается от неё, дает мне, чтобы я ухаживала за отцом. А последнее время вообще перестал деньги давать. Приносит дешевые продукты из которых я варю супы и каши. А еще он приносит лекарства, которые по льготным ценам покупает в аптеке. Вот, и вся его забота об отце.
   Услышав такое, у меня возникло жгучее желание отыскать этого "сынка", и съездить ему по наглой физиономии. Упырь, твою мать!
   Немного успокоившись, я попросил "сиделку" разбудить дедулю. Проснувшись, он не сразу сообразил, что от него хочет незнакомый мужчина. Пришлось написать несколько записок, прежде чем до него наконец-то дошел смысл моего визита.
   Нет, он никогда не работал преподавателем рисования в школе, где я учился. Но зато он был преподавателем в строительном техникуме, где вел занятия по дисциплине "Гражданские здания и сооружения". И войсковым разведчиком он не был, это корреспондент, побывавший у него в гостях, неправильно его понял. Приходилось заниматься разведкой местности, где планировалось наступление войск, но это, далеко не то, чем занимаются настоящие военные разведчики. И годков ему не сто четыре, а уже все сто пять стукнуло. И не знает он, доживет ли до юбилейного Дня Победы. Последнее время что-то совсем плохо себя чувствует.
   Слушая рассказ ветерана, я невольно задавался вопросом:
   - Почему! Ну почему так получается, что люди, дожившие до столь преклонного возраста, становятся совершенно ненужными ни стране, которую они в свое время спасли от фашистской нечисти, ни собственным детям, коим совершенно наплевать на то, чем и как живут брошенные ими на произвол судьбы родители? Ведь мог же Игорь оформить отца в тот же дом престарелых, где за ним и уход был бы получше, да и лечение качественней. Наверно испугался, что при таком раскладе лишится халявы в виде родительской пенсии, за счет чего он строит собственное благополучие.
   Мерзавец, одним словом. Вот только, будет ли кто за ним самим ухаживать на закате жизни? А ведь он уже седьмой десяток разменял.
   Уходя, я пожелал ветерану крепкого здоровья и бодрости духа.
   И, самое главное, дожить до юбилейной даты Дня Победы в Великой Отечественной войне, которой он отдал самые лучшие годы своей жизни.
   Астрахань
   Ноябрь 2019 г.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   5
  
  
  

Оценка: 3.85*7  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023