ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева

Воронин Анатолий Яковлевич
Командировка на войну (полная версия)

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 4.18*12  Ваша оценка:


  
   Командировка на войну
   (повесть)
  
   Когда страна впрягается в войну, народу так и говорят - началась война, и все граждане обязаны как один встать на защиту Отечества от посягательств внешнего врага. Но как быть, если никакого внешнего врага нет, а всё то, что послужило толчком для начала боевых действий, кроется в банальной безграмотности отечественных политиков, которые, то ли по причине отсутствия у них здравого ума, то ли в силу безмерных амбиций, не смогли уладить все возникшие проблемы, сидя за столом переговоров.
   Именно это и произошло в 1994 году, когда, до конца так и не поняв сути возникшей проблемы, первый президент России, по наущению заинтересованных в том приближенных к его "телу" лиц, подписал всем известный Указ о наведении конституционного порядка в отдельно взятом субъекте страны. Наверняка, в тот момент он не осознавал, что одним росчерком пера открывает ящик Пандоры, и выпускает на волю дьявольскую рать, которая унесёт в преисподнюю жизни многих тысяч его сограждан.
   Но даже после всего того, что в итоге произошло, ни у кого из высокопоставленных лиц страны, не нашлось смелости назвать эту авантюру войной, а её участники, по настоятельному требованию общественности, лишь спустя годы, будут приравнены к ветеранам боевых действий.
   Опять же, не войны, а боевых действий, куда все они были откомандированы.
   Эта повесть о том, как сотрудникам правоохранительных органов России, призванным неукоснительно стоять на страже Закона, в Чечне пришлось заниматься делами, не свойственными их должностным обязанностям, а само их фактическое пребывание в зоне вооруженного конфликта, по всем отчетным документам значилось как очередная служебная командировка...
  
     
      Глава первая. Умар
     
      Май 1984 года ничем не отличался от весенних месяцев предыдущих лет. Точно также страна испытывала дефицит в колбасе и мясе, не хватало на всех жителей страны и остальных продуктов питания. Как и прежде, руководящей и направляющей силой в стране была Коммунистическая партия, возглавляемая очередным дряхлым генсеком, сменившем на этом месте недавно умершего Андропова.
      Как бы там ни было, но за тот небольшой срок, что Юрий Владимирович подержался за руль власти, он смог таки всколыхнуть это гниющее, застоявшееся болото, в какое превратилась страна за период правления Брежнева. Показательные судебные процессы над нуворишами всех мастей прокатились практически по всей стране. Не обошла очистительная волна и Астраханскую область. Именно при Андропове было инициировано возбуждение уголовного дела против Рудольфа Астахова. Человек, сколотивший вокруг себя преступную группу, никого не грабил и не убивал. Он даже не занимал высокопоставленных постов, а был всего лишь обыкновенным кормоприёмщиком.
      Весьма расплывчатое определение этой скромной профессии таило в себе столько всего, что непосвященному человеку было невдомек, чем именно занимался этот, с виду жизнерадостный, гостеприимный человек, и какими огромными деньгами он ворочал.
      Вотчина Рудольфа располагалась на брандвахте, пришвартованной к берегу Волги в двадцати километрах к северу от областного центра, внешне похожей на причал для пригородных речных судов. О двойной жизни Рудольфа, которую он вёл на протяжении нескольких лет, знал узкий круг посвящённых людей, позже прошедших его подельниками по материалам расследуемого уголовного дела о хищениях государственной собственности в особо крупных размерах. Правоохранительными органами будет доказано, что за счёт приписок и банальных хищений Астахов и его преступное окружение похитили у государства более двадцати тонн черной икры. По современным рыночным ценам на эту деликатесную продукцию, государство не дополучило в казну около полумиллиарда рублей чистого дохода. В те годы эта цифра была намного скромнее, но и её было вполне достаточно, чтобы Астахова приговорили к высшей мере наказания.
     После принятия окончательного решения об аресте всех членов преступной группировки, одному из её участников Умару Сулейманову удастся скрыться от правоохранительных органов. За пару дней до того как начнутся повальные аресты и обыски, он уйдёт в отпуск и по не проверенным данным уедет в Грозный, где на ту пору проживала его престарелая мать. Это обстоятельство станет известно только после того, как остальные фигуранты оперативной разработки ОБХСС окажутся за решёткой. Поиски Сулейманова в нашей области в те дни не дадут положительного результата, а на запрос в МВД ЧИАССР из Грозного придет категоричный ответ - разыскиваемый по месту жительства матери не появлялся.
      В мае 1984 года, выполняя специальное задание совершенно по иному делу оперативной разработки, я приеду в Грозный, и параллельно с выполнением основной миссии, побываю по месту жительства матери Умара, дом которой располагался неподалеку от грузового двора железнодорожной станции.
      Высокие железные ворота скрывали от глаз посторонних людей небольшой дворик со стоящим в его глубине деревянным домом. Но я и не стремился тогда попасть в тот двор, с тем, чтобы наводить соответствующие справки у его хозяев. Мне было достаточно несколько минут общения с жившей по соседству пожилой женщиной, чтобы удостовериться в том, что Умар давно уж не появлялся в этом адресе. Словоохотливая баба Катя, даже не поинтересовавшись, кем я довожусь Сулеймановым, рассказала много чего интересного. Для начала она высказала предположение, что Умар мог уехать в Кемеровскую область, откуда был родом. Еще в войну мать Умара была депортирована вместе с трехлетним сыном Турпулом и полуслепой матерью в глухомань Северного Казахстана, где они жили втроем до тех пор, пока с фронта не вернулся её муж. После демобилизации из армии ему не разрешили возвращаться в родные места на Кавказе, и после долгих мытарств, он разыскал свою семью в далеком Казахстане. Как участнику войны и орденоносцу ему позволили в 1946 году переехать с семьей в Кемерово, где у них родился второй сын - Умар.
      Буквально за месяц до его рождения отец поедет на грузовике в дальнюю командировку в Читу, и в дороге машина, вместе с ценным грузом и самим водителем, бесследно исчезнет. Поначалу гаражное начальство посчитает водителя причастным к хищению ценного груза, а милиция перевернет вверх дном халупу, в которой они проживали. Но, ни обыск, ни дальнейшие поиски водителя и пропавшей машины положительных результатов так и не дали. А по весне, когда в тайге начнет сходить снег, какой-то местный охотник-бурят случайно натолкнется на лежащий ничком человеческий труп, обглоданный дикими зверями. Отца опознают по чудом сохранившемуся военному билету, который он всегда хранил в нагрудном кармане рубахи. Честное имя ни в чем невиновного человека будет восстановлено только после того, как судебные медики однозначно заявят - водитель погиб от огнестрельного ранения в голову. Что за трагедия разыгралась тогда на "зимнике", и кто был тем злодеем, лишившим человека жизни, так и осталось неразгаданной тайной.
      Свое шестнадцатилетие Умар встречал уже в Грозном, куда они перебрались с матерью незадолго до этого, после того как чеченцам было разрешено вернуться на родину своих предков. К тому времени его брат уже дослуживал срочную службу в Прибалтике и должен был в скором времени вернуться домой. Но не довелось братьям свидеться, ни в тот год, ни много позже. В тревожном шестьдесят втором году в воздухе запахло третьей мировой войной, и воинская часть, в которой служил Турпул, долгое время находилась в боевой готовности. На своем "козлике" он возил командира части, и мотаться приходилось днём и ночью, ни на минуту не сомкнувши глаз. Именно это обстоятельство и привело к трагической случайности, которая стоила жизни одному из пассажиров его машины. Следуя ночью по скоростному автобану, он на какое-то мгновение задремал. Этого было вполне достаточно, чтобы потерявшая управление машина залетела в кювет и перевернулась. Ни он сам, ни командир части особо не пострадали, отделавшись ушибами и ссадинами. А вот сидевшему на заднем сиденье полковнику из штаба округа, крупно не повезло. Через открывшуюся дверь он вылетел из машины и ударился виском о пенёк спиленного дерева. Смерть была практически мгновенной.
   По приговору военного суда Турпула осудили на пять лет лишения свободы, и армейскую форму он сменил на зэковскую робу.
      В те далекие годы при призыве на срочную службу в армию, да и вообще, при любом оформлении на работу, весьма строго относились к факту наличия судимости у ближайших родственников. Нашлось место для компрометирующей записи и в анкете Умара, когда тот проходил комиссию в военкомате, и пришлось ему служить не в десантных, и уж тем более - ракетных войсках, а шоферить три года в обычном стройбате, в Забайкальском военном округе.
      Его дембель совпадёт с освобождением Турпула, и произойдет это событие осенью 1968 года. На семейном совете братья твёрдо решат, что будут работать дальнобойщиками в одной из грозненских автоколонн.
      Почитай десять лет они колесили по стране, изъездив её вдоль и поперек. За это время скопили деньжат, на которые фактически заново отстроили дом. Старая, покосившаяся лачуга к тому времени совсем развалилась, и жить в ней было практически невозможно. Престарелая мать постоянно болела, и для неё любые сквозняки оборачивались обострением хронического заболевания легких, загубленных зимой сорок четвертого года.
      У братьев на ту пору произошли существенные изменения в личной жизни - оба создали свои семьи, и у Турпула уже рос маленький, ушастый карапуз, а жена Умара - Залпа, ходила на седьмом месяце беременности. Казалось бы, только жить, да добра наживать. Но накануне майских праздников 1978 года с Умаром приключилась беда. Спешил он тогда из Ростова домой и гнал свою порожнюю машину без остановок. Только один раз остановился у придорожного кафе, с тем, чтобы перекусить. Эх, знать бы, чем ему обойдется та непредвиденная остановка, проскочил бы это кафе без оглядки. Вот уж поистине - не зарекайся ни от тюрьмы, ни от сумы.
      Вполне солидный мужик в очках и при шляпе, подсел за столик, за которым обедал Умар. Слово за слово, расспросил его, куда тот путь держит, а когда узнал, что "Колхида" Умара порожняя, тут же предложил выгодное дело. Всего-то и делов - перебросить за сотню километров пятитонный контейнер с барахлом. Мол, переезжает он к новому месту жительства, а вот контейнер с вещами не на чем довезти. За такую пустяшную услугу пообещал он Умару "стольник". Подумал Умар, да и согласился. Ехать все равно было по пути, а сто рублей на ту пору был немалыми деньгами.
      В районе города Усть-Лабинска его машину остановили сотрудники милиции. Сидевший в кабине хозяин контейнера, буркнув себе под нос: - "Я шас, всё улажу", - выскользнул на улицу. Каково же было удивление Умара, когда минуту спустя в окне двери появилась физиономия сотрудника милиции.
      - Ну, и чего ты сидишь? - возмущенно вопрошал человек в форме, - или тебе особое приглашение надо?
      - Так ведь... - растерянно начал было вышедший из кабины Умар, но, оглядевшись по сторонам, не увидел своего попутчика. Тот словно сквозь землю провалился.
      Документов на перевозимый груз у водителя не было, и поэтому проверка машины и перевозимого груза была проведена основательно. Умар попытался, было оправдываться, рассказав милиционерам историю со случайным человеком и его контейнером, но по всему было видно, что те не поверили ему. А когда сорвали пломбу и вскрыли дверь контейнера, Умар понял, что влип в весьма скверную историю. Контейнер был под завязку забит коробками с импортной обувью. Позже выяснится, что этот контейнер по подложным документам был похищен на железнодорожной станции в Краснодаре, и вывезен в неизвестном направлении. Умар вдруг вспомнит, какие сомнения он испытывал, когда контейнер, прибывший якобы по железной дороге, в его машину загружался на какой-то заброшенной стройке. Видимо жулики вывезли его туда на другой машине, но везти по трассе не рискнули, а может быть, были какие-то иные причины.
      А потом было следствие, на котором Умар так и не смог доказать своей непричастности к крупному хищению, и впаяли ему три года общего режима. Срок отбывал в одной из исправительно-трудовых колоний Астрахани. Среди зэков ходил в "мужиках" и пахал за двоих. Там же познакомился с местным браконьером, до отсидки на "зоне" промышлявшим незаконным ловом рыбы осетровых пород. Когда его спрашивали, мол, за что сел, этот юморист отвечал: "За убийство осетра".
   Освободились оба практически одновременно, и прежде чем возвращаться к себе на Родину, решил Умар немного подзаработать деньжат за счет халявных денег, которые сами плыли в руки. А через пару - тройку месяцев так втянулся в это дело, что уже и не подумывал о скорейшей встрече с семьей, отделываясь денежными переводами своей супруге...
      Слушая тогда соседку Умара, я поймал себя на мысли, что в принципе, любой человек в нашем государстве мог стать судимым, чему был ярчайший пример из жизни двух чеченцев, двух братьев. Их судьбы были схожи с судьбами многих других советских людей, отбывавших наказание в многочисленных колониях на просторах нашей необъятной Родины. И не было наверно в стране такой семьи, родственники которых хоть раз в жизни не имели нелады с законом, зачастую совершая преступления без злого на то умысла.
   Пройдя через жернова исправительной системы, многие в корне меняли свое отношение и к стране, которая упекла их в тюрьму, и ко всему окружающему их миру. По крайней мере, колония Умара не исправила, а только озлобила, и теперь он уже не думал о том, как будет честно ургучить на свое государство, получая от него мизерные гроши. Дармовые деньги развратили его, и, почувствовав их пьянящий запах, Умар уже не смог вернуться в ту прежнюю, честную жизнь, которой жил до этого. По наклонной плоскости покатился вниз, и в итоге угодил в очередную яму, из которой выбраться уже не смог.
      Через пару месяцев после моей поездки в Грозный, скрывавшийся от правосудия Умар, будет случайно задержан сотрудниками милиции Кемеровского УВД и препровожден по этапу в Астраханский следственный изолятор. К тому времени все фигуранты уголовного дела уже будут осуждены, и, наверно поэтому, суд над Умаром будет скоротечным, а вынесенный ему приговор весьма суровым - пятнадцать лет лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовой колонии строгого режима.
  
   Глава 2. Нашла коса на камень
     
      Вернувшись в 1988 году из Афганистана, я строил весьма радужные планы насчет перспектив своей дальнейшей служебной карьеры. Согласно установившемуся в МВД СССР порядку, сотрудник, успешно выполнивший свою миссию в воюющей стране, по возвращению в Союз имел полное право претендовать на должность, которая была бы на ступень выше той, что он занимал до загранкомандировки. Но если таковой не оказывалось, то, по крайней мере, никто не имел права назначать его на должность с меньшим окладом, чем до поездки в Афган.
      Лично я на многое не претендовал, и в душе надеялся на то, что вернусь на прежнюю должность, на которой успел "порулить" почти год. Однако, все складывалось совсем не так, как мне хотелось. Сразу же после моего отъезда в Афганистан мое место занял подполковник Фоменко, работавший до этого в другом регионе. При всех его положительных качествах, водился за ним один грешок - частенько заглядывал он в стакан. А поскольку супруга его была весьма строгой женщиной, чётко отслеживающей побочные траты денег своего муженька, то пропивал Владимир Иванович не свою собственную зарплату, а деньги, которые постоянно "цыганил" у своих подчиненных. А когда те перестали их ему одалживать, стал поступать намного проще - вызывал сотрудника к себе в кабинет и без обиняков заявлял:
      - Ты опер или как? Организуй сегодня пузырёк и закуску, мне нужно встретиться с нужным агентом.
      Никакой встречи с негласными сотрудниками, конечно же, не было, и пол-литра водки он выпивал в своем кабинете в гордом одиночестве, предупредительно закрыв входную дверь изнутри. Как правило, пил почти всегда без закуски, поскольку, опера никогда на неё не тратились, не потому, что жалели денег, а по причине того, что в астраханских магазинах на ту пору не водилось чего-либо стоящего, типа колбасных изделий и прочих деликатесов. Да и ублажить шефа за свой собственный счет никто не горел особым желанием. Поговаривали мужики, что Фоменко нашел родственную душу в лице начальника УВД, и тот поздними вечерами приглашал его к себе в генеральский кабинет, дабы составить компанию.
      Кто знает, может это были всего лишь домыслы досужих распространителей слухов, но стоило мне на встрече с генералом высказать свое пожелание вернуться на прежнее место работы, тот резко изменился в лице. Потом он очень долго объяснял мне, что новый заместитель УГРО успешно справляется с порученным участком работы и имеет весьма неплохие личные показатели как в агентурной работе, так и в раскрываемости тяжких и резонансных преступлений. Я не стал спорить с генералом, полностью положившись на то, что он примет по моей кандидатуре верное решение, пока я два месяца буду прохлаждаться в отпуске. Глядишь, на горизонте появится хоть что-то существенное.
      Появилось. На ту пору, на пенсию ушел начальник Паспортного отдела УВД, и в этом подразделении произошла рокировка, в результате чего освободилась должность зама. Вот её то мне и было предложено занять. Все попытки увещевать генерала в ошибочности принимаемого им решения и мои доводы, что не смогу заниматься рутинной, бумажной работой, поскольку не по душе она мне, да и в милицию я шел совсем не за этим, не возымели на него никакого действа. Внимательно выслушав меня, он коротко подытожил:
      - Хочешь заниматься живой работой? А кто сказал, что её у тебя не будет на новом месте? Наша область сейчас здорово отстает по показателям розыска скрывшихся преступников и злостных алиментщиков. Да и раскрываемость преступлений совершаемых с использованием поддельных паспортов, находится на низком уровне. Вот, тебе и карты в руки - поднимай эти показатели. Ты всё про свой богатый опыт в оперативной работе говоришь, он то, как раз и пригодится. Иди, работай, и помни, что я своих решений не меняю.
      Надо представить, с каким гнетущим чувством я принимал дела в новом подразделении. Но, деваться некуда, пришлось входить в курс дела и приступать к изучению нормативных документов регламентирующих повседневную деятельность паспортно-визовой службы. Никогда бы не подумал, что после работы в уголовном розыске придется так туго. В УГРО все просто - парочка совершенно секретных приказов министра и несколько не менее секретных инструкций. Здесь же, одними приказами деятельность сотрудников паспортных подразделений не ограничивалась. Пришлось заново штудировать кучу законов, кодексов и постановлений правительства, так или иначе связанных с повседневной работой сотрудников паспортных подразделений. Даже Конституцию пришлось перечитать заново, выискивая в ней нужные для работы статьи. А когда я окунулся в дебри связанные с пропиской граждан и их правами на жилплощадь, голова пошла кругом. Тут уж не до розыска беглых алиментщиков было.
      Прошло много месяцев, прежде чем я стал довольно сносно разбираться во всех этих хитросплетениях сотканных из законодательных актов и непростых житейских ситуаций. Но, как говориться - человек ко всему привыкает. Вот и я, втянувшись в новую работу, потихоньку стал к ней привыкать. В отличие от работы в уголовном розыске контингент граждан, с которыми пришлось общаться, был несколько иной, и темы разговоров с ними намного обширнее. Тем не менее, старая оперская привычка докапываться до первопричин той или иной конфликтной ситуации, порой мне здорово помогала. Приходил, к примеру, посетитель с пустячной жалобой на соседа, а в итоге я собирал информацию практически про всех жильцов дома, в котором проживал данный заявитель. И вот тут начинали всплывать и "блатхаты", и притоны наркоманов, и перекупщики краденого имущества, и много чего ещё такого, что могло заинтересовать оперативных работников.
      Поначалу я снабжал всей этой любопытной информацией своих бывших коллег из уголовного розыска, а чуть позже они сами зачастили ко мне в кабинет, превратив его в некое подобие явочного места для встреч со словоохотливыми посетителями. Мой шеф, в прошлом тоже оперативный сотрудник, по этому поводу как-то раз сказал полушутя:
      - Тебе уже пора на полставки "резаком" оформляться, а деньги за проделанную работу мы уж как-нибудь найдем, куда с умом потратить.
      По всей видимости, до ушей генерала дошли слухи о моей нелегальной оперской работе. Как-то раз, вызвал он меня к себе в кабинет и стал расспрашивать о том, как работается на новом месте. Что я тогда мог ему ответить, вот и сказал, что весьма доволен работой, и она меня вполне устраивает, и прав он был, направив меня на этот "непаханый огород". Ухмыльнулся он тогда моему ответу, и тут же сделал предложение:
      - Тут вот приказ министра пришел, о создании в структуре МВД Шестых отделов. Я подумал, подумал, и решил, что твоя кандидатура как нельзя, кстати, подходит на должность начальника этого отдела. Так что, придется тебе очень скоро завязывать с этой бумажной волокитой, на живую работу пойдешь.
      Генерал не ведал, что еще до визита к нему, я уже знал о существовании данного приказа министерства. Переговорили мы тогда с мужиками, и пришли к выводу, что "наверху" здорово приперло, если наконец-то решили взяться за организованную преступность. Вот только не поздновато ли, да и даст ли ощутимые результаты эта самая борьба с организованной преступностью, если она запустила свои щупальца в такие места, от одного упоминания которых дух захватывало. Да и потом, как там наверху предполагают бороться с этим "спрутом", если министерская верхушка сама погрязла в неблаговидных делах. Брать больших "тузов" просто-напросто не дадут - быстро руки укоротят. А гоняться за мелкой шушерой, которая нынче проходит по делам о групповых преступлениях, только время попусту терять, тем более что этим же самым занимаются и уголовный розыск, и ОБХСС, и КГБ и даже прокуратура.
      Сделав вид, что тщательно обдумываю заманчивое предложение генерала, в итоге я разочаровал его, заявив буквально следующее:
      - Извините, товарищ генерал, но у меня нет никакого желания заниматься онанизмом.
      Надо было видеть его ответную реакцию. Он буквально подскочил в своем кресле от моих слов.
      - Да как..! Да ты..! Да я тебя..! Да кто тебя учил так с генералами разговаривать, щенок! Да я тебя сейчас мигом из кабинета вышвырну!
      Я встал из-за стола, и став по стойке "смирно", спросил:
      - Разрешите идти?
      Зыркнув в мою сторону, генерал указал рукой на стул, на котором я только что сидел, после чего, срываясь на крик, рявкнул:
      - Сядь-те на место!
      Я присел на стул, наблюдая за дальнейшей реакцией генерала. Конечно же, в тот момент я отлично понимал, что с генералами нельзя так себя вести, и уж тем более, говорить им такие гадкие слова. Но слово не воробей, что сдуру ляпнул, за то и ответ держать.
      А генерал, тем временем, прикурив от зажигалки сигарету, нервно жуя фильтр, гонял её по всему рту.
      - Нет, ну надо же до такого додуматься - онанизм! - генерал встал из-за стола и заходил по кабинету. В какой-то момент он резко приблизился ко мне, и уже более спокойным тоном продолжил: - Объясните мне, почему все-таки онанизм?
      - Все очень просто, Геннадий Аркадьевич, - начал я, - Оперативные работники разрабатывают группу преступников. Обычную группу из двух, трех и более человек, занимающихся кражами, грабежами и прочими преступлениями. Как вы думаете, станут опера отдавать материалы разработки во вновь созданный отдел?
      - Да причем здесь групповая преступность и преступность организованная? - не понял моего намека генерал.
      - Извините, но она не моя, эта самая групповая преступность, но я не вижу совершенно никакой разницы между двумя этими терминологиями. Наши законодатели и ученые криминологи, какой уж десяток лет талдычат об одном и том же, что в нашей стране нет организованной преступности. И вдруг, в одночасье, она материализовалась ниоткуда, словно свалившиеся с неба инопланетяне. Со всей ответственностью могу заявить, что благие намерения руководства страны и нашего министерства уже на первом этапе существования таких подразделений, разобьются в пух и прах о ту невидимую стену, которая преступным сообществом возводилась десятилетиями. И уж если надо начинать борьбу с организованной преступностью, то начинать её надо с выкорчевывания коррупционных корней, коими обросла вся властная верхушка. Ведь именно с молчаливого согласия властьпридержащих мужей расцвел ядовитый цветок организованной преступности, и чтобы бороться с этой заразой, его нужно рвать с корнями.
      - Постой, постой, - перебил генерал, - Что ты мне за ахинею здесь несешь, про какие-то цветки, корни? Я тебя конкретно спросил - почему ты, совершенно новое и нужное дело, обозвал таким нехорошим словом?
      - Так вот, я как раз к этому и подхожу, - спокойно продолжил я. - Коли уж эту коррупционную стену одним наскоком не одолеть, поскольку, руки у нас пока что для этого дела коротки, да и ногами двери высоких кабинетов открывать нам никто не позволит, то на первом этапе придётся отлавливать жульё помельче, кучкующееся по различным группировкам, зачастую уже разрабатываемым оперативниками уголовного розыска и БХСС. И получится из всей этой затеи только то, что будем мы вырывать друг у друга кусок хлеба, не давая никому нормально работать. Одним словом, будем заниматься этим самым онанизмом.
      - Тьфу ты! - возмущенно перебил меня генерал. - Ещё раз повтори это поганое слово. Не упоминай о нем больше в моем кабинете!
      - Вещи надо называть своими именами, - невозмутимо парировал я, - и тогда все становится ясно и понятно.
      - А я считаю, что причина кроется совсем в другом, и твой отказ вызван не тем, о чем ты мне сейчас напел, а нежеланием работать на новом, более ответственном участке работы. Что, возле бабья в паспортном отделе пригрелся? Блатную работу себе нашел?
      - Извините, товарищ генерал, - вспылил я. - Но справедливости ради должен заметить, что эту блатную работу я нашел не сам, а с вашей помощью. И я не привык скакать с одной должности на другую, не проработав чуть больше полугода. Поэтому, мне сейчас не совсем понятны ваши упрёки насчет теплого места. Разве не вы говорили, что меня направляют в паспортный отдел для укрепления там оперативных позиций? Что изменилось за такой короткий промежуток времени, пока я там работаю? И с чего вы взяли, что я там протираю штаны и ничего не делаю? Может мне в свою защиту статданные озвучить?
      - Ну, ну, успокойся! Ишь, как раздухорился! Совсем генерала перестал уважать - я ему слово не успеваю сказать, а он мне уже рот затыкает! Ты давай бросай, свои мушаверские замашки, не с подсоветным общаешься! Ты что же думаешь, я буду настаивать на твоем назначении? Да на фига мне это надо?! Если человек от новой руководящей должности отказывается, стоит наверно подумать и о целесообразности его дальнейшего использования на той должности, какую он занимает в данный момент. Как ты считаешь?
      - Товарищ генерал, - я уже начинал выходить из себя, - если вы считаете, что я не справляюсь со своей работой, пришлите проверяющих, там и разберёмся. А делать такие вот заявки, какие вы сейчас себе позволяете - увольте.
      - Ладно, идите! - генерал демонстративно перешел на "вы". - Но имейте в виду, что я не дам вам отлеживать бока в этом заскорузлом паспортном болоте, и уж поверьте, найду для вас работёнку повеселей. Но тогда уж не обессудьте - никаких причитаний и жалоб на трудности от вас не приму. На язык, как я посмотрю, вы дюже остры, посмотрим, каковы вы будете в настоящем деле. Всё, можете быть свободны!
      Не прошло и недели, как генерал сдержал своё обещание. На ту пору в городе по ночам совершалось много тяжких преступлений, а показатели их раскрываемости были ниже среднесуточных. Чтобы хоть как-то разрешить эту проблему, начальник УВД собрал своих заместителей и начальников ведущих служб, и потребовал от них конкретных предложений. Именно на том совещании в чьей-то горячей голове зародилась идея о создании мобильной оперативной группы, которая смогла бы блокировать наиболее уязвимые участки города в ночное время суток. А когда встал вопрос о том, кто возглавит эту "ночную банду", генерал вспомнил обо мне.
      С этого момента у меня и началась та самая "сладкая" жизнь, которую он мне пообещал устроить. Почти пять с половиной лет свою основную работу в ПВС я чередовал с ночной работой. Знакомые ребята по этому поводу даже кличку мне придумали - "ночной генерал". Чего только не пришлось наглядеться за период ночных облав, засад и прочих мероприятий, при проведении которых постоянно приходилось импровизировать.
      Общеизвестно, что нормальный руководитель никогда не отдаст хорошего сотрудника на сторону, потому как он нужен ему самому. Вот и сплавляли в нашу сборную солянку по принципу - "На тебе Боже, что самому негоже". Запойные алкаши, неисправимые лодыри, откровенные крохоборы, или просто "зеленая" молодежь - из всего этого в основном и формировалась наша "оперативная" группа. Конечно же, были и нормальные ребята, но их было крайне маловато.
      В рейды ходили с двадцати трех часов и до шести утра. С вечера каждый сотрудник получал табельное оружие в своем подразделении, а связисты из Отдела связи УВД обеспечивали каждую мобильную группу носимой радиостанцией. Сами группы формировались с учетом имеющегося у прикомандированных сотрудников служебного и личного автотранспорта. Перед тем как расставлять людей в местах вероятного совершения преступлений или появления преступников, мне приходилось изучать подшивку суточных рапортов дежурной части УВД. Иначе невозможно было правильно определить направление "главного удара".
      Как не странно, но уже в первую ночь пошли задержания, что вдохновило моих новых подчиненных на подвиги. Руководство Управления пообещало поощрять всякого, кто задерживал преступника на месте совершения преступления, или раскрывал преступление по горячим следам, и за первый месяц своих ночных вылазок мы отловили не один десяток жуликов, грабителей и прочей нечисти, портившей кровь нормальным гражданам. Отработав один массив, мы, особо не задерживаясь, перемещались в другой, и никто, даже сотрудники территориальных органов милиции не знали, где мы объявимся в очередной раз.
      В одну из таких ночей со мной произойдет несчастный случай. При задержании трех подростков пытавшихся снять аккумулятор с мотоцикла, один из них бросит в меня самодельную бомбу, изготовленную по "казанской" технологии, с использованием сурика, алюминиевой пудры и еще чего-то. С диагнозом "термохимический ожег лица и глаз" я окажусь в ожоговом отделении областной больницы, на четыре дня лишившись зрения.
      Всякое передумал, пока был незрячим, едва не записав себя в список инвалидов. Особенно переживал по поводу того, что не смогу теперь сесть за руль "Жигулей", которые на днях должны были появиться в автосалоне, и за которые я накануне расплатился остатками денег заработанными в Афгане. Но, славу Богу, все обошлось, и уже через пару недель я вновь мотался с мужиками по ночному городу, с еще большей злостью и азартом наводя шороху в преступном мире.
      А когда в соседней Чечне к власти придет генерал Дудаев, в городе начнут происходить странные вещи. Все чаще мы станем задерживать подозрительных людей вооруженных холодным и огнестрельным оружием. А один раз в наши руки попадет человек, при обыске которого мы обнаружим пару гранат РГД-5. А это уже было не шуточное дело, и руководством УВД будет принято решение - вооружить каждую мобильную группу автоматом.
      И не зря! В одну из таких бессонных ночей, ребята из нашей группы попытаются задержать двух кавказцев, несших с собой большую спортивную сумку. Но вместо того чтобы подчинится требованию сотрудников милиции, те откроют стрельбу из револьвера. Ответным огнем стрелявший будет ранен, и чуть позже, на место происшествия понаедет толпа всякого разного начальства. При осмотре сумки, которую несли те двое, в ней будет обнаружена отрезанная женская голова, две руки и верхняя часть женского торса. Одному из дюже любопытных начальников, осматривающему содержимое сумки, станет дурно, и он свалится в обморок.
      Недостающие части расчлененного тела чуть позже будут обнаружены при осмотре квартиры, где и было совершено злодейское преступление. Задержанные признаются, что убитая женщина им доводилась матерью, а убили они её только за то, что она нарушила закон гор, сбежав от собственного мужа и семьи к своему любовнику. При проверке их показаний выяснится, что никакой матерью эта женщина им никогда не доводилась, а была хозяйкой квартиры, в которой братья прожили без прописки почти год. Убийство домохозяйки, с целью последующей продажи жилого помещения своим сородичам, они спланировали давно, но исполнить злой умысел смогли только после того, как, съездив к себе на Родину, возле центрального рынка Грозного прикупили револьвер. Из него то и застрелили они несчастную женщину, а уж потом, при помощи кухонного ножа и топора, расчленили в ванной труп, планируя под покровом ночи по частям вынести его на улицу, и утопить в протекавшей неподалеку реке.
      Наше ночное бдение разрушило все их коварные планы.
  
   Глава 3. Предчувствие войны
     
      С Алексеем я познакомился совершенно случайно. Его гражданская супруга Люба работала воспитателем в детском саду, куда до 1991 года ходил мой сын Сергей, и между ней и моей женой сложились весьма дружеские отношения. Несколько раз Люба бывала в нашей квартире, да и моя жена тоже захаживала к ней в гости. В их взаимоотношения я никогда не вмешивался, считая это чисто бабьим делом. Но как-то раз, летом 1992 года, Люба пригласила нас к себе в гости, с тем, чтобы вместе отпраздновать день рождения её мужа.
      В тот день у меня не было особого желания идти к ним в гости, но жена всё-таки настояла на этом. Сломался я только после того, когда она рассказала, что Алексей бывший десантник, как и я воевавший в Афганистане. В гости шёл чисто из любопытства, поскоьку о существовании данного ветерана ранее ничего не слышал, а на наших ветеранских тусовках он вообще никогда не появлялся.
      Крепко сложенный, чуть ниже меня ростом молодой мужчина, с коротко остриженной головой, и широкой, жизнерадостной улыбкой, сразу расположил на дружеское общение. Пока сидели за праздничным столом, разговор шел об имениннике и текущих житейских проблемах, но стоило нам уединиться вдвоем на лоджии, я плавно перевел тему разговора на афганское прошлое Алексея.
      По всему было видно, что Алексей весьма неохотно идет на откровенность. Рассказал совсем немного - служил под Кабулом, дембельнулся осенью восемьдесят третьего года, награжден медалью "За отвагу" и двумя почетными грамотами командования части. В боевых действиях участвовал, но рассказывать что-либо конкретное о своем героическом прошлом, категорически отказался, мотивировав это тем, что не хочет возвращаться ко всему тому, что было связано с этой войной. После Афгана почти семь лет прослужил прапорщиком во внутренних войсках, и был начкаром в одной из астраханских колоний. Когда по стране прокатилась приватизационная волна, со службы уволился и с группой единомышленников организовал собственный бизнес по скупке и перепродаже рыбы. Денег на жизнь вполне хватает и он на неё не жалуется.
      С этого дня между мной и Лёхой завязались дружеские отношения, и встречаться мы стали намного чаще. Уже позже я понял, что он не брезгует дружбой с местными "бракушами", а рыбой поторговывает не только частиковой. Как-то раз я спросил его, мол, не боится он залететь за незаконный промысел, на что рассмеявшись, Лёха ответил:
      - Те вахлаки, кто за этим должен следить, сами по уши в дерьме, и мне постоянно приходится отстегивать им пайсу, чтобы чересчур не беспокоили своим излишним вниманием.
      О том, что дела обстоят именно так, я смог убедиться уже в ближайшие дни, побывав на живорыбном садке, арендованном Лёхой и его партнерами по рыбному бизнесу. Сотрудники отдела по охране рыбных запасов появились там как хозяева, и ни слова не говоря, увезли с собой с полцентнера свежей рыбы, не заплатив за неё ни копейки. В тот момент меня так и подмывало выйти из небольшой комнатушки, где мы отмечали день рождение одного их Лёхиных друзей, и задать этим лихим ребятам пару вопросов, но Лёха удержал меня от необдуманного поступка, мотивируя это тем, что до добра моя принципиальность не доведёт.
      Летом следующего года обе наши семьи отдыхали на даче, отмечая астраханский национальный праздник День рыбака. Взрослые сидели под навесом, в тени сплетенных виноградных лоз, не спеша, попивая пиво с водкой и закусывая шашлыком из осетрины, а дети купались в реке, протекавшей в каких-то ста метрах от дачи. Все было чинно, благородно, и ничего не предвещало каких-либо неприятностей. А они начались после того, как прибежавшие с реки дети стали наперебой рассказывать о каких-то голых дяденьках, нагнавших их с импровизированного дачного пляжа. Естественное дело, мы пошли разбираться, в чем дело, и уже на подходе к песчаной отмели заметили группу взрослых мужиков, часть из которых, действительно были в чём мать родила..
      Определив в группе "нудистов" самого старшего по возрасту, я попытался внушить ему, что не подобает взрослым мужикам в таком виде появляться на людях, и уж тем более перед малолетними детьми. То, что произошло потом, позже я помнил как в тумане. Пьяный голый мужик, которому я сделал замечание, вдруг ни с того ни с сего ударил меня ногой в пах. Резкая боль заставила согнуться в три погибели. Мужик попытался, было ещё раз ударить ногой по моей низко склоненной голове, но я успел отклониться в сторону и нога, слегка задев ухо, пролетела мимо, а потерявший равновесие мужик, грохнулся возле меня.
      Поняв, что у меня нет иного выбора, я подобрал с земли толстенную ветку дерева и со всего маху опустил дрыну на голую спину своему обидчику, пытавшемуся в тот момент подняться с земли, отчего он вновь рухнул на землю как подкошенный. Двое голых мужиков кинулись, было на меня, но Леха провел молниеносные приемы, и они оказались лежащими рядом с зачинщиком драки. Еще один мужик, на этот раз в плавках, предпринял попытку напасть на самого Леху, но улетел в заросли растущего неподалеку камыша. Поняв, что с Лёхой шутки плохи, остальная гопкомпания пустилась наутек с пляжа, с ходу запрыгнув в стоящий неподалеку пассажирский автобус "КВЗ".
      Но преследователей, то бишь, меня и Лёху, это уже не могло остановить. Под руку попались невесть откуда взявшиеся булыжники, которые полетели в окна автобуса, навылет выбив несколько стекол. Все, кто в тот момент находился в автобусе, ничком попадали на пол, а сидящий за рулем водила взмолился о пощаде. Его слова возымели действо и, прекратив "осаду крепости", мы с гордым видом покинули поле битвы.
      В тот же день выясниться, что веселая компания, полностью состоявшая из военнослужащих местной бригады внутренних войск, приехала в наш дачный поселок отмечать уход на пенсию зам комбрига. Автобус, что мы штурмовали, принадлежал прапорщику, ранее выезжавшему в зону вооруженного конфликта в Нагорный Карабах, и вернувшегося оттуда с этим "боевым трофеем".
      Когда на следующий день я пойду разбираться в случившемся к командиру бригады - Володе Шубину, с которым был знаком еще по Афгану, то выясниться, что зачинщик драки, а им окажется зам по тылу бригады, накануне смылся в служебную командировку в Ростов-на-Дону. В принципе, мне можно было "наехать" на остальных участников драки, но, увидев их разбитые физиономии, я не стал этого делать, сказав им на прощанье, что в любой ситуации надо оставаться людьми, а не уподобляться животным с их дикими инстинктами.
      Через пару лет, с двумя из них я случайно встречусь в Чечне, и мы с улыбкой будем вспоминать об том дурацком инциденте. А голый подполковник, тот самый, заместитель комбрига по тылу, которого я дрыной огрел по спине, после контузии полученной в первую чеченскую кампанию уйдет в отставку. В том же году он купит дачу по соседству с моей, и волею судьбы мы станем закадычными друзьями.
      Но, это будет позже. А в апреле 1994 года, в один из выходных дней, накануне моего дня рождения, Лёха заедет ко мне домой на своей машине, и предложит прошвырнуться в колонию строгого режима. На мой вопрос: "Что мы там забыли", он простецки ответит:
      - Я тебе бакшиш ко дню рождения приготовил, надо съездить, забрать.
      В саму колонию мы не стали заходить, хотя, при наличии у меня служебного удостоверения, такое было вполне возможно. Да и у Лёхи там было полно старых друзей. С одним из них - в звании прапорщика, он переговорил в сторонке, и тот, утвердительно кивнув головой, скрылся за воротами колонии. Спустя пять минут, оттуда появится мужик лет пятидесяти, в черной зэковской робе. В руках он держал большой сверток из плотной "селедочной" бумаги.
      - Вот, это и есть мой бакшиш, - сказал довольный Лёха, разворачивая сверток.
      У меня едва не перехватило дыхание при виде того, что я увидел. То были красивые нарды, сделанные из досок сразу нескольких сортов ценных пород дерева, с резьбой по дереву, инкрустацией и лаковой росписью. Игральные шашечки тоже были резными с выгравированным в каждой из них замысловатым восточным орнаментом и рисованными фигурками полуголых танцовщиц.
      - Ну, ни фига себе! - вырвалось у меня. - Это что же за умелец, сделавший такую красоту? Уж не Вы ли?
      Человек в робе широко улыбнулся, блеснув парой золотых зубов.
      - Да есть у нас тут один - "Пикассо". Он не только нарды режет, но и мебель может резную на заказ сварганить. Если надо, можем организовать.
      От мебели я естественно отказался, поскольку ставить её в моей квартире было всё равно некуда, а вот расписанный под Хохлому журнальный столик с маленькими кривыми ножками, заказал.
      Слово за слово, разговорились. В чертах лица заключенного мне показалось что-то до боли знакомое, но я не стал уточнять, где мы с ним ранее могли встречаться, поскольку за долгие годы работы в уголовном розыске через мои руки столько народа прошло - всех и не упомнишь.
      Мы уже практически расставались, и Лёха от моего имени отдавал тому мужику несколько пачек индийского чая - своеобразная оплата выполненного заказа, как вдруг я услышал фразу сказанную Лехой:
      - Короче так, Умар, я теперь к тебе заскочить смогу недели через две не раньше. Сам понимаешь - путина, рыба шквалом прёт, только успевай разворачиваться. Все эти дни буду на низах колобродиться с рыбаками. Как закончу с делами, сразу же и появлюсь.
      - Умар, Умар... - свербело у меня в голове. - До чего же знакомое имя.
      Я еще раз внимательно глянул на черты лица осужденного, и тут меня словно прострелило.
      - Умар Сулейманов! Угадал?
      - Да, Сулейманов, а что? - в свою очередь удивился моей бурной реакции собеседник.
      - Ё - моё! А я всё думаю - ну откуда мне твоё лицо знакомо. Ну, надо же, как свела судьба. Так ты же вроде где-то на Урале должен сейчас свой срок отбывать? Как в Астрахани-то оказался?
      Теперь наступило время удивляться Умару. Он был крайне поражён моей осведомленностью о его персоне, и чтобы рассеять все его сомнения, мне пришлось рассказать ту давнишнюю историю с его розыском по Грозному.
      Примерно с полчаса мы вели задушевный разговор, и я узнал много чего интересного из его жизни. Оказалось, что в те дни, когда были арестованы все члены преступной группы Астахова, он еще находился в Астраханской области. Не желая появляться в родном доме с пустыми руками, выехал к одному из своих друзей, такому же браконьеру как сам, где вместе с ним выловил пару-тройку осетров и заготовил несколько банок чёрной икры. Вот только к матери он так и не поехал, совершенно случайно узнав о том, что произошло с Астаховым и остальными его подельниками, Умар понял, что ему нужно как можно быстрее сматывать удочки, и уезжать подальше от Астраханской области. Он договорился с другом и тот на своей лодке отвез его в село Ганюшкино, располагавшееся на берегу одного из рукавов Волги, на границе Астраханской области и Казахской ССР. Оттуда, на попутной машине он добрался до Гурьева, где купив билет на поезд, покатил в Кемеровскую область, где у него было много друзей и просто хороших знакомых.
      После суда он действительно убыл на "отсидку" в Пермскую область, где пробыл до лета прошлого года. А потом в колонию из Москвы пришло непонятное распоряжение о переброске всех чеченцев поближе к их исторической Родине. Вот так, он вновь оказался в Астрахани, от которой до Чечни было рукой подать. Правда, до сих пор и сам не может понять, чем была вызвана такая "рокировка". Возможно, генерал Дудаев заботится о своих согражданах, и, беспокоясь об их подорванном в северных колониях здоровье, договорился с Борей Ельциным о переводе осужденных чеченцев поближе к югу, так сказать - в теплые края.
      А совсем недавно его вызвал к себе зам начальника колонии по режиму, и зачитал вырезку из какой-то газеты с письмом-обращением президента Ичкерии к своим соотечественникам, проживавшим за пределами Ичкерийской Республики. В своем письме Дудаев призывал всех чеченцев вернуться на историческую Родину, пообещав им всевозможные блага. Хитро улыбаясь "кум" спросил тогда у Умара:
      - Ну, как? Хочешь остаток своего срока провести в Науре? Или как?
      Умар тогда ответит, что ему и тут не плохо, а в Науре вряд ли будет лучше. Так что, как говорится: - "Хрен на хрен менять, только время терять".
      Посмеётся тогда "кум" над его поговоркой, а потом, вдруг посерьезнев, скажет:
      - Умная у тебя голова, Умар. Не зря, что совсем седая. Но, боюсь, как бы вашего чеченского брата очень даже скоро не погнали туда в добровольно-принудительном порядке. Не знаю почему, но есть у меня предчувствие, что в вашей Чечне совсем скоро заваруха начнется, а потому, всю вашу братию, отсиживающую свои сроки по всей нашей необъятной Родины, подставят капитально. А тебе ведь еще больше пяти лет париться на зоне. Поэтому, вот что я тебе порекомендую - напиши-ка ты маляву в комиссию по помилованию. У тебя в конце года две трети срока заканчивается, глядишь, и попадешь под амнистию. К чему я все это тебе говорю, да к тому, что если придЁт из Москвы казенная бумага с предписанием отправить всех чеченцев этапом в вашу Ичкерию, помочь я тебе уже ничем не смогу. Так что, думай, Умар, крепко думай.
      Я тогда здорово призадумался над тем, что рассказал мне Умар. И действительно, с чего это вдруг "кум" стал проявлять "отеческую" заботу об одном из осужденных? Возможно, ему не очень хотелось терять рассудительного и спокойного зэка, числящегося на зоне в авторитете. Кто знает, но может "кум" насчет него имел какие-то свои, сугубо оперативные планы. Не знаю. Одно только я понял тогда, что в верхних эшелонах власти страны начались какие-то непонятные игрища, связанные и с Чечней, и с чеченцами. С чего это вдруг зэков-чеченцев потребовалось гнать через всю страну ближе к границам с этой мятежной республикой, когда практически все ИТК на юге страны и так были переполнены осужденными, и администрация колоний не могла обеспечить их работой, а порой и питанием. Что-то тут было не так.
      Конечно же, я смутно догадывался, что ни к чему хорошему вся эта затея с рокировкой чеченских зэков не приведёт. Но в те дни и предположить не мог, что страна одной ногой уже вступила в дерьмо, которое для Чечни обернется массовой гибелью ни в чем не повинных людей, и смертями многих тысяч российских военнослужащих.
      В конце лета снимут с должности нашего генерала, проявившую излишнюю ретивость и принципиальность при решении вопроса о задержании левой партии оружия направлявшегося в Чечню. Всё это произойдет по команде. поступившей от высокопоставленных лиц нашего министерства, и я вновь призадумаюсь над всем происходящим.
      "Чирий" лопнет в ноябре месяце, когда группа российских офицеров и солдат предпримет попытку "победоносного" похода на Грозный. Въехавшая в город колонна бронетехники в считанные минуты будет сожжена дудаевскими гранатометчиками возле сквера у Дома Печати, и вся страна увидит по "ящику" оставшихся в живых пленников, робко лопочущих о том, что их на эту авантюру сагитировали представители российских спецслужб. В те дни я так и не услышал чёткого опровержения данной информации руководством этих самых спецслужб, но зато, обращу внимание на то, как по железной дороге проходящей мимо нашего дома, на Кавказ начнут интенсивно перемещаться воинские эшелоны. Поначалу они шли через наш город только под покровом ночи, но потом их стало настолько много, что долгих зимних ночей не стало хватать. Отдельные эшелоны с военной техникой и людьми часами отстаивались в тупиках и на запасных путях, и, пользуясь благоприятным моментом, военнослужащие рыскали по всей округе в поисках ларьков и магазинов, где можно было приобрести курево и спиртные напитки.
      В те дни я отметил для себя еще одну, немаловажную деталь. Как правило, в составе каждого воинского эшелона кроме платформ с техникой, всегда присутствовала пара замызганных пассажирских вагонов и примерно столько же теплушек, в которых ехал личный состав воинской части. Но во второй половине декабря, после того как Ельцин объявит о начале операции по наведению конституционного порядка в Чеченской республике, я все чаще стану замечать странные эшелоны, в которых не будет ни одного пассажирского вагона. Теплушки, если таковые и были, были наглухо закрыты, и признаков присутствия в них людей, я не обнаруживал. Не было видно и вооруженной охраны возле боевой техники стоящей на железнодорожных платформах, а обшарпанные, тронутые ржавчиной бронированные корпуса танков и БМП, скорее были похожи на груды металлолома. У некоторых танков не было защитных кожухов над гусеницами, а у одного такого танка гусеница сползла на платформу и кучей лежала возле переднего катка. Складывалось такое впечатление, что весь этот хлам везли на переплавку.
   Я вдруг отчетливо вспомню слова безвестного бродяги, с которым весной того же года случайно повстречался в Москве. Неизвестный, представившийся бывшим офицером ГРУ, разоткровенничавшийся после выпитого спиртного, расскажет невероятную историю, про то, как высшее военное руководство страны занималось масштабными махинациями с военным имуществом вывозимом из Восточной Европы. По его версии именно они - высшие военные чины, будут причастны к войне, которая уже в самое ближайшее время разразится на Кавказе.
      Поначалу я не уделю особого внимания его "пророчествам", посчитав это обычным бредом полупьяного бродяги. И вот теперь, когда собственными глазами увижу не совсем понятные для меня вещи, здорово призадумаюсь. Увиденное, попытаюсь увязать со скоротечным увольнением на пенсию нашего начальника УВД, отчего вопросов по складывающейся в стране ситуации, у меня возникнет ещё больше.
      Буквально за неделю до наступающего 1995 года Умар выйдет на свободу. Он появится у меня на работе и сообщит о своем намерении уехать из Астрахани. Вот только не в Грозный он собирался ехать, где жили члены его семьи, а в Ульяновск, туда, где его родной брат Турпул всё это время находился по делам своего бизнеса, связанного с закупкой и перепродажей лесоматериалов. Я тогда поинтересуюсь у Умара, почему, мол, он не хочет сначала встретиться со своей семьей живущей в Грозном, на что он ответит:
      - Моя семья, так же как и семья Турпула, совсем недавно покинули Грозный, и сейчас проживают у родственников в Калмыкии. Все здравомыслящие люди стараются уехать из Грозного, куда угодно, но только подальше от этого города, где очень скоро будет совсем плохо.
  
   Глава 4. Стать добровольцем не очень просто, а очень просто.
     
      В 1993 году в системе МВД будут созданы специальные отряды быстрого реагирования - СОБРы. Своим появлением новые спецподразделения, в первую очередь, будут обязаны Шестым отделам, переименованным на ту пору в Отделы и Управления по организованной преступности. Именно - "по организованной преступности", а не по борьбе с ней, что вызвало неоднозначную реакцию и иронию даже среди сотрудников милиции, не упускавших возможности лишний раз подшутить над своими коллегами, задавая им провокационные вопросы типа: "Ну, как, выполнил сегодня свой персональный план по организации преступности?" Чуть позже, до высокого МВДэшного начальства наконец-то дойдет, что такая аббревиатура антимафиозного ведомства здорово его дискредитирует, и к названию будет добавлена буква "Б", после чего всё станет на свои места.
      При комплектовании новой спецназовской структуры в системе МВД особое внимание уделялось физической подготовке кандидатов, в связи с чем, спортсмены-разрядники, и в первую очередь те из них, кто в совершенстве владел техникой рукопашного боя, имели намного больше шансов попасть в отряд, нежели остальные. В отличие от ранее созданных отрядов милиции особого назначения в СОБРе все должности были офицерскими, в связи с чем, уровень образования его сотрудников должен был быть не ниже средне - специального, или неоконченного высшего. Отбор кандидатов велся весьма жестко, с обязательным кроссом на десятикилометровую дистанцию, преодолением полосы препятствия, стрельбой из пистолета и автомата, и под завязку - спаррингом в рукопашном бою.
      Тех, кто успешно выдерживал все эти испытания, напоследок ждало собеседование с руководством отряда. Именно командир СОБРа должен был разглядеть в новичке будущего профессионала, по своим морально-деловым качествам способный справиться со стоящими перед отрядом задачами, основу которых составляло силовое обеспечение проводимых УБОПом операций на стадии реализации материалов оперативных разработок. А чтобы бойцам СОБРа не было в диковинку то, чем занимались УБОПовцы, им самим надлежало заниматься оперативной работой в рамках возложенных на них должностных обязанностей.
      Летом 1993 года у меня состоялся откровенный разговор с двадцативосьмилетним мужем моей племянницы, по странному стечению обстоятельств тоже Алексеем, на ту пору имевшего четвертый дан по "Карате-До". Молодой человек днём работал в какой-то строительной организации, а вечерами пропадал в спортивном зале, где оттачивал свое мастерство в деле махания руками и ногами. В тот день я посоветовал ему найти более достойное применение своим спортивным достижения, нежели иступленное битьё мешков с песком и прочих тренажёров. Рассказал о СОБРе и настоящих парнях, пришедших туда работать. По тому, как у парня загорелись глаза, понял, что попал в точку.
      Через месяц Алексей числился бойцом СОБРа, а в канун 23 февраля следующего года ему было присвоено специальное звание - младший лейтенант милиции. Во время наших, не так уж и частых встреч, Алексей рассказывал о героических буднях отряда, и о том, какую роль во всем этом играет он сам. Знание приемов рукопашного боя способствовало тому, что он стал внештатным инструктором, и теперь обучал сослуживцев всему тому, чему сам научился за годы тренировок. Для него - романтика по натуре, и ребенка по складу характера, все это казалось какой-то детской игрой и не более того. Он до конца ещё не осознавал степень опасности работы, которой занимался вместе со своими товарищами.
      Осенью того же года Алексей обратится ко мне с не совсем обычной просьбой. На ту пору из МВД поступит указание о начале подготовки бойцов СОБРа по программе близкой по своему содержанию к боевым условиям. Командирам отрядов будет рекомендовано привлечь к этому процессу ветеранов Афганской и Великой отечественной войн, с тем, чтобы те могли поделиться с молодыми сотрудниками воспоминаниями о своем боевом прошлом. Самое любопытное крылось в тематике предполагаемых "задушевных" бесед. Ветераны должны были рассказывать о том, как надо правильно вести бой в условиях пересеченной и горной местности, как использовать естественные укрытия в населенных пунктах при отражении внезапного нападения противника, или, наоборот - при нападении на него самого. Дошло до того, что молодых бойцов спецназа необходимо было посвятить в секреты минной войны, вплоть до разъяснения таких мелочей, как снятие и установка "растяжек", обнаружение мест установки мин и фугасов и всё в том же духе.
      Поскольку в нашем регионе горы никогда не водились, да и местность была далеко не пересеченной, а даже наоборот - плоской как огромный стол, у меня сразу же возникло подозрение, что СОБРовцев начинают исподволь готовить для участия в боевых действиях на Кавказе. Мои сомнения усилились еще больше, когда от приехавшего из Саратова сына своего соседа по дому, я случайно услышу, что их - курсантов высшего военного училища МВД, еще с весны начали гонять по Жигулевским горам, а занятия по тактико-специальной подготовке расширили за счет совершенно нового предмета - альпинистской подготовки.
      Просьба Алексея заключалась в том, чтобы я согласился выступить перед личным составом СОБРа, и рассказал бойцам обо всех интересных случаях из своего афганского прошлого. До этого, я уже рассказывал "по секрету" ему самому кое о чём на эту тему, а он, соответственно, также "по секрету" пересказывал услышанное своим сослуживцам. Теперь же, его коллег по работе интересовали подробности тех давних историй, услышанные из первых уст.
      Пришлось порыться в домашнем архиве и отыскивать рабочую тетрадь, куда я добросовестно записывал всё, о чем в свое время говорили преподаватели специального факультета Ташкентской ВШМ. Сделал для себя открытие, что о многих интересных вещах уже основательно подзабыл.
      Встреча с СОБРовцами прошла накануне Дня милиции, и вместо запланированных двух часов растянулась на полдня. Пришлось не только рассказывать, но и рисовать на доске всевозможные схемы известных мне взрывных устройств, применявшихся афганскими моджахедами, планы участков пересеченной местности, обозначая при этом варианты скрытого передвижения по ней, и прочее, прочее, прочее. Вопросов в тот день мне было задано много, и на каждый пришлось отвечать.
      А спустя неделю дудаевская оппозиция предпримет не совсем удачное наступление на Грозный, и колонна бронетехники, ведомая российскими военнослужащими, будет расстреляна в упор. Всем станет понятно, что до начала войны на Кавказе осталось совсем немного времени. Моя племянница под давлением своей матери поставит мужу ультиматум - или она и их семилетний сын, или СОБР. Если он сделает выбор в пользу второго, то она тут же подаст на развод. Алексею не хотелось терять интересную работу и расставаться с сослуживцами, с которыми успел сдружиться, но и терять семью ему тоже было не с руки. В те трудные для него дни он попросит у меня совета - как быть, но я не стану ему приводить доводы ни "за" ни "против". Случись с ним что-нибудь серьёзное, на мои плечи лег бы непомерный груз неразрешимых проблем его семьи, и всю оставшуюся жизнь мне пришлось бы корить себя за этот грех.
      Победителем из этой житейской ситуации вышла его супруга, отлично знавшая, на что надо давить. Алексей написал заявление на увольнение из Органов, после чего почти сразу же ушел в глубокий запой, из которого выйдет только после того, как узнает новость, что 8 декабря 1994 года отряд почти в полном составе убыл в Грозный.
      Спустя несколько лет их семья все равно распадётся, и Алексей будет сожалеть о том, что не настоял на своем, а пошел на поводу у супруги.
      А потом в Чечне произойдет то, о чём все давно знают. В неразберихе новогодней ночи бойцами Астраханского СОБРа усилят какую-то военную или эмвэдешную группировку, и мужики будут воевать вместе с остальными военнослужащими в районе улицы Лермонтова, отбивая у боевиков мясокомбинат и гормолзавод. По счастливой случайности ни один из них не погибнет, но, тем не менее, несколько человек получат ранения и контузии. В суматохе скоротечных боёв командир отряда потеряет связь со своими подчиненными, и вместо того, чтобы принять меры к установлению местонахождения отряда, не предупредив никого, вернется в Астрахань, где заявит руководству УВД, что его подчиненные трусы, сбежавшие с поля боя и бросившие на произвол судьбы своего командира.
      Позже выяснится, что сказанное им было откровенной ложью, и пока он прохлаждался в Астрахани, поливая грязью своих подчиненных, те геройски сражались против боевиков. Когда об этом станет достоверно известно, опозоренный командир будет вынужден вернуться обратно в Грозный, и с этого дня у него с подчиненными произойдет полный разлад. По завершению командировки в январе месяце, отряд вернется домой, и сотрудники СОБРа обратятся к руководству УВД с ходатайством о замене своего командира. Но начальник УВД по не совсем понятной причине займет сторону командира, оставив его в занимаемой должности. В ответ на это, многие бойцы отряда, побывавшие в Чечне, напишут рапорта об увольнении, или же попросятся перевести их в другие подразделения. Держать их никто не станет, а попутно, будут отозваны Представления на награждение уволившихся бойцов государственными наградами.
      В те дни, когда будут происходить описываемые события, я в очередной раз буду возглавлять "ночные мероприятия". После разразившейся в Чечне войны, весь личный состав УВД будет переведен на казарменное положение, и бывать дома мне доводилось крайне редко, отсыпаясь после ночных вылазок в служебном кабинете, лежа на сдвинутых вместе стульях. В один из таких дней раздастся телефонный звонок, и секретарша взволнованным голосом сообщит мне, что со мной сейчас будет разговаривать генерал Кузнецов. Спросонья я не сразу понял, о каком таком генерале она ведёт речь, но сняв с телефона трубку, уже в следующий момент услышал:
      - Добрый день! С вами говорит начальник паспортно-визового управления министерства внутренних дел. Мне уже доложили о том, что вы отдыхали после ночной смены, но я все-таки вынужден был вас побеспокоить, поскольку обстоятельства складываются так, что этот разговор нельзя откладывать на более поздние сроки. А для начала хотелось бы узнать как ваше здоровье, как работа, как семья? Нет ли каких нерешенных служебных и личных проблем?
      За шесть с лишним лет работы в ПВС я не мог припомнить случая, когда первые руководители данной службы в министерстве опускались до общения со мной по телефону. В голове почему-то промелькнула подлая мыслишка, что я в своей жизни сделал что-то не так, или же генералу пришел грязный пасквиль о моей персоне. Хотя, если честно и откровенно, то не мог я припомнить ни одного существенного случая, за который последовала бы такая реакция со стороны высокого начальства. Ведь если бы что-то подобное и было, генерал наверняка поручил бы разобраться во всём своим подчиненным, а не стал общаться со мной по телефону.
      Как бы то ни было, но я ответил на все поставленные генералом вопросы, и стал ожидать, что он мне скажет дальше. А дальше он почему-то стал расспрашивать о моем афганском прошлом, о том, как работалось и воевалось на чужбине. И вот тут, до меня наконец-то дошло, к чему это он клонит. На душе сразу стало муторно.
      Неужто Чечня?! Неужто опять эта грёбаная война?!
      Генерал, словно подслушав мои мысли, пространный разговор перевёл в русло конкретики.
      - Все дело в том, что за период ведения боевых действий в Чеченской Республике была разрушена вся инфраструктура нашей службы, и её теперь придется воссоздавать буквально с нуля, начиная с подбора и расстановки новых кадров, и заканчивая восстановлением действующей и архивной документации. Объем работы предстоит выполнить огромный, а для этого потребуется не только высокая профессиональная подготовка, но и недюжинная работоспособность, а также отличное понимание складывающейся военно-политической обстановки в республике, я бы даже сказал - некая прозорливость наперёд. Министр внутренних дел настаивает на том, чтобы на период восстановления правоохранительных органов Чеченской республики, туда были направлены не просто руководители конкретных служб, а такие из них, кто способен разобраться в складывающейся обстановке, не дрогнет, и не испугается трудностей, с которыми им придётся столкнуться. Конечно же, работать там будет не только трудно, но и крайне опасно. Именно поэтому, при рассмотрении кандидатуры на эту должность, я остановился на вас. У вас богатый опыт работы с мусульманами, а в Чечне, насколько мне известно, после трехлетнего бардака, они сейчас составляют основную часть населения. Я не имею морального права заставить вас ехать в очередную горячую точку, но поймите и вы меня правильно - если я пошлю туда человека неподготовленного, никогда не сталкивающегося с особенностями работы в условиях боевых действий, у меня не будет полной уверенности, что деятельность паспортных подразделений там восстановится в кратчайшие сроки. Более того, я отдаю отчет своим действиям, поскольку точно знаю, что у человека прошедшего одну войну, шансов выжить на второй, будет на порядок выше, чем у человека не воевавшего вообще. Ну вот, пожалуй, это всё, что я хотел вам сказать. Последнее слово за вами.
      Мне почему-то вспомнилась ситуация девятилетней давности, когда точно также меня обрабатывал начальник нашего УВД. Правда, тот не делал упор на моем боевом опыте, коего у меня на ту пору просто не было. Но, сценарий прежнего собеседования и нынешнего, был практически один и тот же. Генералы, они и в Африке генералы, знают, как давить на психику своих подчиненных, чтобы у тех не возникло и тени сомнений в искренности ими сказанного.
      Но я прикинул в уме и другую ситуацию - откажись я от этой поездки в Чечню, наверняка туда загремит мой шеф. А он уж точно там не выживет, и его смерть потом ярмом повиснет на моей шее на всю оставшуюся жизнь. Нет, такого я не мог допустить.
      - Сколько мне отводится времени на обдумывание вашего предложения? - спросил я у Кузнецова.
      - Завтра исполняющий обязанности министра собирает руководителей всех главков и управлений министерства, и каждый руководитель должен будет доложить конкретные предложения по кандидатурам, направляемых на сорок пять суток для работы во Временном федеральном органе внутренних дел в Чеченской Республике. У вас до утра есть время обдумать моё предложение. Жду вашего звонка до десяти ноль-ноль. До свидания.
      История моей жизни, сделавшая очередной виток замысловатой спирали бытия, возвратилась к исходной точке, начав новый отсчет времени, аналогичный тому, что произошел ровно девять лет тому назад. Правда, на этот раз я не стал скрывать от жены о предстоящей поездке, чем довел её до истерики. Пока она выла в соседней комнате, я на кухне без всякого аппетита глотал ужин. Нарыдавшись, и немного успокоившись, она вошла в кухню и коротко бросила:
      - Ну, и езжай в свою долбанную Чечню, экстримал, хренов! Ты хоть о детях то подумал?!
      В свою защиту, я пытался, было ей что-то возразить, но она даже слушать меня не стала, и сильно хлопнув дверью, стремглав выскочила из кухни. Я же, наскоро доужинав, уехал на работу.
      А утром следующего дня, не дожидаясь десяти часов, позвонил Кузнецову, и подтвердил свою готовность ехать в Чечню. В трубке было слышно, как генерал облегченно вздохнул, а может, мне это просто показалось. После короткой паузы он сказал:
      - В ближайшие дни ждите вызова.
     
      Руководители управлений, отделов и служб УВД, обычно обедали в так называемом Малом зале. Был рядом с общим обеденным залом нашей управленческой столовой небольшой кабинет, рассчитанный на три стола в двенадцать посадочных мест. В предпраздничные дни, когда начальника УВД навещали высокопоставленные гости в лице руководителей властных структур и силовых ведомств области, этот кабинет превращался в своеобразный банкетный зал. В такие дни доступ в него был заказан всем, за исключением отдельных счастливчиков приглашаемых генералом персонально. Лично мне, за многолетнюю службу в милиции, ни разу не довелось побывать в числе оных.
      Но я о том особо и не сожалею, поскольку, у этой, с виду светлой стороны медали, была и обратная - темная сторона. Генерал Волкодав - наш новый начальник УВД, довольно часто пребывал в плохом расположении духа, и попасть ему на глаза в такой неблагоприятный момент, ничего хорошего не сулило. Вместо пожелания - "Приятного аппетита!", он мог такое сказать присутствующим в Малом зале руководителям, отчего у всех их надолго пропадал этот самый аппетит. Зная об уникальной способности генерала портить всем настроение, подчиненные шли на хитрость. Одни приходили в столовую задолго до его появления, другие, наоборот, выжидали время, пока он не пообедает и не покинет помещение столовой. Но, не дай бог, если генерал застукивал своих подчиненных в столовой в неурочное время. Для них это могло закончиться гораздо хуже, нежели просто испорченный аппетит.
      Лично я в Малом зале появлялся редко, обычно в те дни, когда запаздывал с обедом, и в общей столовой уже нечего было есть. Но в тот день так уж получилось, что когда я зашел в общий обеденный зал, там стояла огромная очередь. Сказалось введенное казарменное положение, и все сотрудники, кто до этого обедал дома или на стороне, были вынуждены пользоваться услугами общепита. Поняв, что в очереди я простою довольно долго, а в итоге могу остаться ни с чем, рискнул заскочить в "блатной" зал. Два стола уже были заняты, и мне пришлось сесть за третий, где обычно обедал генерал. Зная о крутом нраве генерала, за тот стол практически никто не садился. Бывали исключения, когда в Малый зал заскакивал какой-нибудь офицер, и свободных мест там не оказывалось. Генерал в таких случаях проявлял милость и приглашал "счастливчика" за свой стол.
      Как не старался я в тот день перекусить побыстрее и исчезнуть из Малого зала до появления там генерала, ничего у меня из этой затеи не вышло. Я уже приканчивал второе, когда он там объявился. Недовольно зыркнув исподлобья на присутствующих, и буркнув что-то себе под нос, он плюхнулся на стул, вперившись в меня своими крысиными глазками.
      - Вы не скажете мне, товарищ заместитель начальника паспортно-визовой службы, - забасил генерал, - с каких это пор, министр внутренних дел стал посылать персональные вызовы сотрудникам низовых подразделений? Вы что, ему кумом, сватом, братом доводитесь, что он вам уделяет такое пристальное внимание?
      - Не понял, товарищ генерал? - растерялся я.
      - А что тут не понять, - криво усмехнулся Волкодав. - Вы, после того как сейчас пообедаете, загляните-ка к шифровальщикам, да почитайте, что он там вам написал. Ну, я понимаю, что министр подписывает указания, когда в командировку посылают сводный отряд УВД, но чтобы он давал такое распоряжение по конкретному сотруднику, убей Бог, не припомню.
      Последние слова генерала, наверняка были рассчитаны не на меня, а на сидящую в столовой публику, с открытыми ртами слушающую, о чем он глаголит. Я не стал поддерживать дальнейший разговор, сделав вид, что все сказанное начальником УВД для меня самого было неожиданной новостью. И уж тем более, я не стал распространяться о состоявшемся у меня накануне разговоре с Кузнецовым, поскольку отлично знал, что Волкодав крайне ревностно относился к тому, что его подчиненные позволяют себе прямое общение с министерским руководством, не ставя его об этом в известность.
      После обеда сходил к шифровальщикам, и те ознакомили с текстом шифровки, где за подписью исполняющего обязанности министра внутренних дел Абрамова Е.А., мне предписывалось прибыть не позднее 1 марта 1995 года в село Знаменское, Чеченской Республики, в распоряжение руководителя Временного федерального органа внутренних дел. При себе надлежало иметь табельное оружие и сухой паек на трое суток.
      Я машинально посчитал в уме, сколько дней осталось до первого весеннего дня, когда я должен был неукоснительно выполнить приказ министра и появиться в Чечне.
      В моем распоряжении оставалось ровно шесть суток.
  
   Глава 5. Свидетельства очевидца
     
      Сотрудник любой организации или ведомства, направляемый в служебную командировку, должен пройти через обязательную процедуру оформления командировочных документов, получить в кассе энную сумму на командировочные расходы, приобрести билеты в оба конца, и подумать, что ему еще понадобится в командировке, дабы не чувствовать себя дискомфортно.
      Это только так кажется, что поехать в командировку пара пустяков - получил бумагу за подписью И.О. министра, и все вокруг тебя сразу забегали, засуетились, услуги свои предлагают. Не тут-то было. Никто за тебя бегать не станет, а вовсе даже наоборот, тебе самому придется набегаться столько, что к концу дня ты будешь едва волочить ноги от усталости. Вот и я, получив на руки министерскую бумагу, первым делом направился в отдел кадров, поскольку основанием для оформления командировочных документов мог быть приказ по УВД, по сути, и содержанию, один в один повторяющий текст министерского указания, но только в местной интерпретации, с учетом резолюции начальника УВД, гласившей: "Решить все вопросы, связанные с отъездом".
      Для того чтобы маховик бюрократической машины закрутился, на том документе нужна была резолюция начальника рангом поменьше, того самого, кому генерал его отписал. Судя по генеральской резолюции, этим человеком был его первый заместитель по кадрам. Именно к нему я и пошел в первую очередь, однако секретарша меня разочаровала - шефа на рабочем месте нет. В суматохе я позабыл совсем, что следующим днем было 23 февраля, и работники кадрового аппарата все как один были задействованы в подготовке мероприятий посвященных этому праздничному дню. Одни строчили приказы по личному составу, приурочивая к этой дате поступившие из министерства приказы о награждении сотрудников астраханской милиции медалями за выслугу лет и присвоении очередных званий. Другие заблаговременно закупали венки и заказывали муаровые ленты к ним, для последующего возложения их к обелискам и памятникам воинам, погибших в Великую Отечественную войну. Третьи, проверяли, как идет подготовка к проведению праздничных мероприятий в низовых подразделениях.
      Казалось бы - ну, какое отношение имеет милиция к сугубо армейскому празднику? Ан, нет - имеет! Практически все сотрудники правоохранительных органов в свое время прошли срочную службу в Вооруженных силах, а многие из них продолжали носить военную форму, сменив отличительные знаки в петлицах и на погонах. Даже сотрудники паспортно-визовой службы, основную часть которой составляли женщины, и те в 1992 году были переодеты в военную форму.
      Зама по кадрам я отловил лишь во второй половине дня. Вникнув в суть происходящего, он отписал документ руководителям тыловой и финансовой службы. Поскольку тыловая служба и вещевой склад располагались отдельно от УВД, поездку туда решил отложить до следующего дня, а вот визит к начальнику ФИНО, наоборот, в долгий ящик не стал откладывать. Уже через пять минут, покинув его кабинет с очередной резолюцией на документе, я спешил к его заместителю, точнее - замше, где меня ждал сюрприз. Та сунула письмо в одну из лежащих на столе папок, чем дала понять, что сегодня мои хождения по кабинетам бухгалтерии закончились. Я естественно возмутился - как же так, а с чем я пойду к тыловикам? Замша тут же вернула мне документ со словами:
      - Мне некогда за вас копии делать. Сначала решите, что для вас важнее, а потом уж приходите. Но имейте в виду, что расчетная часть принимает документ только с оригиналами подписей, а не его копию. В противном случае, вы просто не получите свои командировочные.
      Пока я бегал в секретариат, пока снимал ксерокопию с документа, пока вернулся обратно в ФИНО, замши уже след простыл. Секретарша пояснила, что она выехала за пределы отдела и вполне возможно, что сегодня на рабочем месте уже не появится. Едва не выругавшись, я решил в этот день свои похождения по начальствующим кабинетам завершить. Тем более что на ближайший час у меня была назначена встреча с руководителем Отдела охраны общественного порядка, кому должен был передать свои "ночные дела". Хотя, если честно говорить, передавать-то было и нечего, поскольку никакой документации мной не велось, а те "выхлопы", что давала группа за ночные дежурства по городу, оседали в виде конкретных материалов регистрируемых в территориальных отделах внутренних дел и приказов о поощрении отличившихся.
      Мне довольно долго пришлось втолковывать майору суть работы, которой я занимался по ночам на протяжении последних лет. В итоге, так ничего не поняв, он попросил, чтобы я показал все это "в натуре", начиная с развода и заканчивая подведением итогов, и мне до пяти утра пришлось мотаться с ним по городу.
      А на следующий день я предпринял очередную попытку с наскока преодолеть бюрократические препоны, чинимые милицейскими бюрократами. Не тут-то было! С утра никого из нужных мне руководителей я так и не смог застать на рабочих местах. "Финансистка" укатила с шефом на возложение венков, "тыловик" исчез в том же направлении. Только ближе к обеду мне удалось выловить обоих, но и тут не обошлось без неувязок. "Тыловик" категорически отказался отдавать распоряжение своим подчиненным по ксерокопированному документу. Вконец рассвирепев, я грязно выругался матом, и сказал, что не уйду из его кабинета, пока не добьюсь своего. Между делом заявил, что если мой вопрос не будет решен в ближайшие пятнадцать минут, я звоню генералу и докладываю о бардаке, который творится под крышей тылового ведомства.
      Угроза возымела действо, и уже через полчаса я получал на вещевом складе полагающееся мне камуфлированное обмундирование, комплект теплого белья, плащ палатку, спальный мешок и рюкзак десантника. По последнему предмету у меня сразу возникли вопросы, поскольку он совершенно не был приспособлен для того, чтобы в нем можно было хранить выданные мне вещи. Для этих целей больше подошел бы обычный вещмешок. Все остальное, чем должен был укомплектован РД, в том числе: магазины к автоматам, гранаты и прочие причиндалы, мне никто и не думал выдавать. Не был выдан и полагающийся сухой паек на трое суток. Сославшись на то, что сухих пайков на складе нет, начальник склада порекомендовал компенсировать его стоимость в финансовом отделе.
      В бухгалтерии только посмеялись, когда я заикнулся о "рационализаторском" предложении кладовщика. Порекомендовали взыскать компенсацию стоимости сухого пайка с него самого, а они - финансисты, посмотрят, что у меня из этой затеи получится.
      Одно я понял в тот день, что все мои проблемы совершенно до лампочки тем, кто по роду своей служебной деятельности должен был отнестись хотя бы с пониманием. Если с руководителем моего уровня так обращаются, то, как же тогда вся эта бюрократическая свора обращается с людьми рангом намного ниже?
      Полученное обмундирование я запихнул в багажник своего "жигулёнка" и повез его домой. А вот весьма солидную сумму выписанных командировочных денег, в тот день я так и не смог получить. Кассирша вместе с остальным, сугубо женским коллективом бухгалтерии, закрывшись в одном из кабинетов, бурно отмечали истинно мужской праздник, позабыв при этом, что я, как представитель мужской половины общества, тоже имею право на их внимание.
      Молчавшая все эти дни жена в праздничный день наконец-то не выдержала, и решила пойти на мировую, выставив на стол бутылку водки, и полагающуюся в таких случаях закуску. Вот только за праздничный стол мы так и не успели сесть. Позвонила моя племянница, и пригласила обоих на посиделки по случаю её дня рождения. Сборы были не долги, тем более что до дома, в котором жила её семья, идти было не более пяти минут.
      Кроме родителей племянницы и её супруга Алексея в числе приглашенных гостей была еще одна молодая семейная пара, которую я ранее никогда не видел в их доме. В ходе общения с сидящими за столом, я познакомился с молодым человеком, как выяснилось, бывшим сослуживцем Алексея по СОБРу.
      Поначалу Виталий мне показался человеком весьма замкнутым, неохотно идущим на конкретные разговоры, касающиеся его службы в спецподразделении. Но, как говорится - водка кому хочешь, язык развяжет. В перерывах между возлияниями хозяева квартиры и их гости все чаще стали выходить на застекленную лоджию - кто перекурить, а кто просто подышать свежим, зимним воздухом, стоя у приоткрытого окна. В один из таких выходов Виталий и начал свое горькое повествование.
      Толчком к откровенному разговору послужила брошенная мною реплика насчет целесообразности Лёхиного увольнения из СОБРа. Глубоко затянувшись, Виталий медленно выпустил струю дыма в потолок, после чего, глянув на меня изучающим взглядом, словно только сейчас меня увидел, сказал:
      - Знать бы, где упасть, соломину постлал бы. Я ведь тоже на днях написал рапорт на увольнение. И не я один такой хитро-мудрый. Хотя, все объясняется очень просто - если бы нас не предали там, в Грозном, я бы ни в жисть его не написал. Когда Лёха уходил из отряда, многие бойцы его осуждали за этот необдуманный поступок. Теперь, мужики совсем по-другому смотрят на всё это, и сожалеют, что не сделали этого вместе с Лёхой.
      - Так что же все-таки произошло в Грозном? - поинтересовался я. - По УВД ходили слухи, что вас бросили на произвол судьбы. И кто бросил - сам командир отряда и бросил.
      - Это не совсем верно, - не дал мне договорить Виталий. - Когда восьмого декабря наш отряд выехал в Моздок, то его возглавил не сам командир, а заместитель по политической работе - Сан Саныч. Мы тогда еще не знали, какие придется выполнять боевые задачи. В Моздоке нам объявили, что в ближайшие дни в Чечню будут введены войска, которые будут выбивать из Грозного и других населенных пунктов засевших там боевиков. То бишь, как сказал Ельцин - наводить конституционный порядок в мятежной республике. После того, как войска вытеснят боевиков в горы, наступит наша очередь и нам придется проводить зачистку освобожденной территории от остатков разрозненных банд. Объявили, что если боевики не будут сдаваться добровольно, и окажут вооруженное сопротивление, то их надлежало уничтожать на месте, как того требуют законы военного времени.
      Практически до конца декабря мы отсиживались в Моздоке и следили за тем, как военные продвигаются вглубь территории Чечни. Уже тогда среди военнослужащих были жертвы - кто попадал в ДТП, а кого убивали снайперы. Были подрывы на минах и фугасах. Много было провокаций с использованием мирного населения, которые вставали живым щитом поперек дорог, по которым передвигались военные колонны. А числа двадцать пятого декабря Грозный начали бомбить, и нам объявили, чтобы мы тоже готовились выехать из Моздока. Как раз в те дни в Моздок прибыла колонна эмвэдэшной бронетехники, которую своим ходом пригнали из Астрахани, и ту колонну возглавлял командир нашего отряда.
      Отряд передали в подчинения генерала Воробьева, командовавшего сводным отрядом МВД, и 28 декабря, посадив на бронетехнику и грузовики, нас погнали в Грозный. То, что мы увидели уже на подъезде к городу, было конкретной жопой. Дома разрушены, кругом пожары, и стрельба такая, что ни посрать ни покараулить. Позже в СМИ говорили, что штурм Грозного начался накануне нового года. Да ни фига подобного, мы его штурмовали уже 29 декабря, причем, не совсем удачно. Сунулись, было, со стороны Петропавловского шоссе, а нам как дали просраться из минометов. Вот только мы не поняли тогда, кто же все-таки по нам стрелял, поскольку мины прилетали не со стороны города, а откуда-то сбоку, справа от нас, где боевиков по всем расчетам не должно было быть.
      А накануне нового года, когда военные штурмовали президентский дворец, нас кинули на зачистку гормолзавода и мясокомбината. Вот там-то и началась для нас конкретное месилово. Мы почти неделю торчали в районе улицы Лермонтова, и воевали хрен знает с кем, получая мандюлей то от боевиков, то от своих. Связи не было совершенно никакой, да и откуда ей было взяться, если в городе отключили свет, и заряжать аккумуляторы наших ментовских радиостанций было нечем. О налетах нашей же авиации, узнавали совершенно случайно, и едва успевали прятаться в подвалах полуразрушенных домов, спасаясь от падающих бомб. Иногда встречались там нос к носу с местными жителями, а один раз напоролись на боевиков. Бля, что было! Это какой-то кошмар! И это называется зачистка?! Да в гробу я видал такие грёбаные зачистки! Суки, пидарасты! Неужели нельзя было как-то иначе сделать, чтобы не губить столько людей?! Сколько я в те дни смертей повидал - на весь мой оставшийся век хватит кошмарные сны смотреть.
      Виталий замолчал, и только трясущиеся пальцы, с зажатой в них тлеющей сигаретой, выдавали его возбуждённое состояние. Мне даже показалось, что по его щеке текут слезы. Может, это мне только показалось, а может, и нет.
      - И что же было дальше? - не утерпел я с вопросом. Как опер, я знал, что в таких случаях надо заставить выговориться человеку по самое, что ни на есть - не хочу. Недосказанные мысли и эмоции, оставшиеся внутри человека в виде не извлеченных заноз, потом могут выплеснуться наружу не совсем адекватными действиями. Особенно, когда человек, пребывающий в таком возбужденном, стрессовом состоянии, ко всему прочему, еще и нетрезв.
      - Что было дальше? - переспросил Виталий. - А дальше было как в той поговорке - "Война в Крыму, все в дыму". Я даже не помню, как мы продержались на том пятачке почти неделю. На Рождество до нас дошли слухи о том, что генерал Воробьев погиб. Поговаривали, что его штаб накрыли огнем наши же миномётчики. Но это были только слухи, которые в те дни никто не подтвердил и не опроверг. И поняли мы тогда, что не на хер никому не нужны в этом грёбаном Грозном, и если не свалим оттуда сами, то "чехи" очень скоро помогут нашим душам взлететь на небеса. Мы метнулись туда, сюда, спрашивая у старших чинов, что нам делать дальше, как быть, но от нас все отмахивались словно от навозных мух.
      В этой суматохе часть бойцов потерялась, и все подумали, что они либо дезертировали, либо погибли. Позже мы узнаем, что их перехватил какой-то вэвэшный полковник, и они вместе с его подчиненными штурмовали дудаевский дворец. Блин, как они остались живы, я до сих пор удивляюсь. Позже, они таких кошмаров нам понарассказали - жить после такого не захочется.
      Заместитель командира нашего отряда оставшийся за старшего руководителя, принял единственно верное решение - сохранить отряд любой ценой, пусть, даже если это в глазах кого-то и покажется дезертирством. Хотя, как на это еще посмотреть, ведь срок нашей месячной командировки подошел к концу, и мы имели полное право на замену. Тем более что до нас дошла информация о том, что в Моздок понагнали собровцев и омоновцев практически со всей страны. Пусть тоже нюхнут, чем пахнут чеченские "зачистки".
      В Моздок ехали верхом на двух БТРах, не зная еще, как нас там встретят, и что скажут. А встретили весьма прохладно, если не сказать холодно. Какой-то мордастый полковник из центрального аппарата МВД наехал на нас с упреками, мол, не в СОБРе нам служить, а ляжки под кустами обоссывать от страха. Потребовал от командира разобраться и доложить, что произошло с личным составом отряда, куда подевались остальные. Грозил трибуналом и прочими крутыми мерами. Сан Саныч тогда не вытерпел, и заявил, что готов показать, где находятся остальные бойцы отряда, но для этого надо проехаться до Грозного, предложив тому толстяку составить ему компанию. В шесть секунд тот "полкан" слинял, и больше его никто на горизонте не видел.
      А мужиков действительно надо было искать. Снарядили один БТР и посадили на него группу поиска из шести бойцов, меня в том числе. Старшим группы назначили командира отделения - Игорька Аверина. Остальные бойцы, во главе с Сан Санычем остались в Моздоке. Чтобы они не деморализовали личный состав вновь прибывших отрядов своими байками об увиденных ужасах войны, всех их изолировали в пустующей казарме какой-то местной воинской части, строго-настрого запретив покидать её пределы.
      В тот же день мы выехали в составе колонны внутренних войск, и уже к вечеру были в Грозном. А там, бои были в самом разгаре. Весь город заволокло дымом, и дышать было практически невозможно. Прямо на дорогах и тротуарах валялись трупы людей, и никто их не убирал. До того было жутко все это видеть, но глаза, тем не менее, не закрывались от страха, а вновь и вновь "фотографировали" эти страшные моменты человеческого безумства, с тем, чтобы они навсегда засели глубоко в сознании.
      Мужиков мы отыскали совершенно случайно. Рыская по частотам бэтээровской радиостанции, Игорек услышит, как один из наших бойцов запрашивал на армейской волне позывной командира нашего отряда. Уже через час пропащие души обнимались с остальными мужиками. Все шесть человек были живы, но трое из них получили контузию, а один так и вовсе оглох. Он глупо улыбался и все не мог понять, о чем его спрашивают керики.
      Тринадцатого января в Моздок приехали два автобуса из автохозяйства нашего УВД, и отряд вывезли домой. БТРы пришлось оставить в Моздоке - их передали какому-то другому отряду, и, укомплектовав новыми экипажами, бросили в очередную "мясорубку".
      Я слушал Виталия, а у самого перед глазами мелькали нарисованные им картины войны. И так тошно мне стало в тот момент, что я уже начал сожалеть, что дал свое согласие "прокатиться" на очередную войнушку.
      Увы, но свои ошибки мы порой осознаем довольно поздно, когда ничего уже изменить нельзя.
  
   Глава 6. Ба-а, знакомые всё лица!
     
      24 февраля была пятница. И хоть говорят что понедельник - день тяжелый, пятницы тоже бывают не легче. После выпитого накануне спиртного голова была не совсем в порядке. По возвращению со дня рождения, я позволил себе усугубить еще немного и дома. Жена, как могла, тоже составила мне компанию. И вот теперь организм требовал похмельной дозы, дабы привести себя в более, менее нормальное состояние. У моего шефа, по всей видимости, накануне вечером тоже было с кем отметить праздник, и он пребывал в аналогичном состоянии. Не знаю, кому из нас первому пришла мысль "подлечиться", но минут через десять, мы приступили к процедуре самолечения путем внутреннего возлияния, предусмотрительно закрыв изнутри дверь его кабинета.
      "Лечиться" вдвоем нам суждено было недолго. Несколько телефонных звонков поступивших из внешнего мира, и вот уже кабинет шефа напоминает растревоженный муравейник. Многовато же "больных" оказалось в эти утренние часы. Среди них был и тот самый зам по кадрам, у которого я накануне подписывал распоряжение о моей командировке, и самый главный доктор нашего УВД - начальник мед отдела Соловьев, и многие, многие другие ответственные работники управления. А народ все прибывал и прибывал, и ближе к обеду не было уже свободных стульев, чтобы гости могли разместиться за двумя сдвинутым друг с другом столами. Дым висел коромыслом, шум, гам. Я сообщил присутствующим, что на следующей неделе уезжаю в командировку в Чечню. Для многих из них это было новостью, о которой они совершенно ничего не знали, и они стали расспрашивать, мол, за какие такие грехи меня спроваживают на очередную войну. Попытался, было, что-то им объяснить, но ничего путного в голову не приходило. Высокопарные слова о патриотизме в тот момент застряли в горле - не та публика, чтобы говорить им о подобных вещах. Однозначно не поймут.
      Как бы там ни было, но мне пришлось бежать за литром водки, дабы обмыть мою командировку, с тем, чтобы "посадка" в Грозном для меня была мягкой. Кстати, когда пили за эту самую "посадку", кто-то из присутствующих поинтересовался у меня, каким транспортом я буду добираться до места назначения. Ответил, что мол, пока еще не решил окончательно, на что присутствующие резонно заметили, что я весьма легкомысленно отношусь к этой проблеме, поскольку поезда в сторону Чечни из нашего города давно не ходят, да и рейсовые самолеты не летают. Остается вариант с автобусом, но и он из Астрахани ходит только до Ставрополя, а ходит ли в данный момент маршрутный автобус из Ставрополя в Чечню, никто из присутствующих припомнить не мог.
      Блин, а ведь и действительно, как я мог упустить из головы этот немаловажный момент. Зам по кадрам порекомендовал созвониться с ПВУ, и поинтересоваться у своего московского руководства, какой они видят выход из сложившейся ситуации. Не откладывая в долгий ящик, тут же позвонил в приемную Кузнецова с телефона шефа, и когда в трубке послышался гудок вызова, цыкнул на галдящую вокруг меня публику, чтобы генерал ненароком не услышал пьяного базара творившегося в кабинете начальника астраханской паспортно-визовой службы.
      По всей видимости, в Москве работали такие же смертные люди, как и те, что сидели сейчас в прокуренном кабинете шефа, и для них ничто не было чуждым, в том числе и возможность пропустить несколько рюмок в тесном кругу сослуживцев и друзей. Секретарша генерала сообщила, что патрон в данный момент находится на выезде, а когда узнала причину моего звонка, тут же переключила на телефон какого-то клерка, отвечающего за оформление командировочных документов сотрудникам ПВУ. Но и он не смог мне ответить ничего внятного, поскольку за организацию служебных выездов в Чечню в министерстве отвечало совершенно другое ведомство. Пообещал во всем разобраться и позвонить в понедельник утром.
      И на том спасибо. На крайний случай, если у меня не останется совершенно никаких вариантов, придется ехать в командировку на своем "жигулёнке". Эту мысль я тут же озвучил присутствующим, на что зам по кадрам поинтересовался, всё ли у меня в порядке с головой. Если честно говорить, то я и сам потом попытался представить, как еду по чеченской дороге на персональной легковушке, а вокруг меня рвутся бомбы и снаряды. Действительно, вариант не самый лучший.
      Воспользовавшись небольшим перерывом в процессе коллективной пьянки, я быстро сбегал в ФИНО, где в кассе получил свои командировочные. Сумма вышла весьма приличная. За предстоящие сорок пять суток командировки мне выплатили зарплату в трехкратном размере, командировочные расходы оплатили тоже с учетом трехкратного увеличения, и кроме всего прочего, выдали материальную помощь в размере двух месячных окладов. В итоге вышло больше трех миллионов, и с их помощью я теперь мог заткнуть имеющуюся в семейном бюджете дыру, которая с каждым месяцем стабильно увеличивалась в размерах.
      На радостях прикупил еще литр водки и кое-что из закуски. Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец! Гулять, так гулять! Кто знает, вернусь ли я живым и невредимым с очередной войны, и вполне возможно, что это застолье в кругу друзей и знакомых будет одним их самых последних в моей жизни. Чего же тогда жалеть эти "фантики", если потом я не смогу ими распорядиться? Гуляй банда, ешь опилки, я директор лесопилки!
      Весьма смутно помню, как вечером того дня оказался дома. Сунув жене пачку денег, и буркнув, что третью часть из них возьму с собой в Чечню, а остальной суммой она может распоряжаться по собственному усмотрению, тут же завалился спать.
      Выходные дни провели в походах по магазинам и родственникам. Прикупили кое-что их вещей для детей. Сын за последний год здорово подрос и уже не влезал ни в одни брюки. Да и о дочери, обучавшейся в выпускном классе, тоже следовало подумать. Одним словом, к концу наших походов от оставленной для жены суммы не осталось и половины. Съездили к теще, побывали у моей матери. Последняя напомнила, чтобы я не забыл прихватить с собой в командировку молитву, которую она дала мне перед поездкой в Афганистан.
      В понедельник из Москвы позвонил тот самый клерк, сообщивший, что ближайшее отправление группы сотрудников МВД в Моздок запланировано на десятое марта. Вылет военно-транспортным самолетом с аэродрома в Чкаловском. Меня это вариант никак не устраивал, поскольку я не смог бы тогда появиться в Знаменской в указанный в распоряжении министра срок. Министерский клерк согласился с моими доводами, и порекомендовал изыскать любую другую возможность, чтобы вовремя прибыть в пункт назначения.
      И вот тут-то я заметался. Обзвонил все известные мне транспортные предприятия, автоколонны и фирмы, занимающиеся междугородними перевозками людей и грузов. В тот момент я готов был ехать как угодно, и на чем угодно, хоть на попутной фуре, хоть автостопом, лишь бы вовремя оказаться в станице Знаменской - районном центре Надтеречного района Чеченской Республики, где и размещался штаб Временного органа внутренних дел МВД России. У меня не было никакого желания объясняться с нашим начальником УВД, после того как ему сообщат из Москвы о моем отсутствии в ППД. Не дай Бог в дезертиры запишет, тогда пиши, пропало.
      Своей проблемой я поделился с Виктором Масловым, начальником отделения нашего отдела. Это был еще тот прохиндей, долгое время проработавший в ГАИ, а потом в хозяйственной службе Астраханской школы милиции. Уж кто-кто, а он лучше всех из сотрудников ПВС ориентировался в таких, не совсем простых житейских ситуациях, и наверняка мог посоветовать что-нибудь дельное.
      В паспортный отдел Виктор пришел незадолго до меня. Когда я с ним познакомился поближе, он откровенно рассказал о причине своего преждевременного ухода из ГАИ. Майорских должностей там было немного, и так уж повелось, что если сотрудник получал первую звезду старшего офицера, он старался в самое кратчайшее время перевестись куда угодно, но только подальше от ГАИ. Весь фокус крылся в том, что претендентов на майорские погоны в ГАИ было в несколько раз больше, нежели имеющихся майорских должностей. Именно по этой причине офицеров в звании капитана в областной ГАИ и двух батальонах ДПС было намного больше, чем в других службах и подразделениях УВД, а отдельные сотрудники перехаживали в капитанах два, а то и три срока. Отсюда и исходили все проблемы для майоров. Если кто-то из них собирался, не покидая занимаемой должности дослужиться до подполковничьих погон, на него тут же начинали строчить доносы во все инстанции, обвиняя во взяточничестве, в профнепригодности, в порочных связях с женщинами и прочих смертных грехах. В итоге, на карьере такого майора можно было ставить жирный крест.
      В феврале 1989 года, уже работая в паспортном отделе, он принял самое активное участие в задержании особоопасного преступника. Будучи уроженцем Лиманского района Астраханской области, Виктор довольно часто бывал у своих сородичей, и знал практически всех председателей рыболовецких колхозов, предпринимателей и просто зажиточных селян.
      В конце января 1989 года одного из его закадычных друзей убили. Зверски убили, перерезав горло ножом. В преступлении сразу же заподозрили чеченца, долгое время жившего по соседству с убитым. Ясен был и мотив - чеченец задолжал крупную сумму потерпевшему, но долг отдавать не спешил. На день трагической гибели предпринимателя и была назначена встреча, на которую чеченец должен был принести деньги.
      Подозреваемого по месту жительства не оказалось, а его жена сообщила, что он уехал к родственникам в Чечню. В процессе её допроса выяснилось, что муж поехал в гости к брату, проживавшему в Чечен-Ауле. Она подробно описала то место, где в селе стоял дом брата.
      Когда стали выяснять, кто из сотрудников милиции знает убийцу в лицо, оказалось, что Виктор неоднократно видел его в доме погибшего друга, и мог свободно опознать, независимо от того во что тот будет одет, и какую бороду или усы он себе отрастит. Кроме того, за годы работы в школе милиции Виктор перезнакомился со многими курсантами, обучавшихся по направлениям министерств внутренних дел Северо Кавказских республик. Они давно уж были офицерами и занимали довольно неплохие должности. В случае чего, их помощь могла оказаться как нельзя кстати.
      Еще перед выездом оперативной группы в Чечню, Виктор встретился со своими бывшими коллегами по совместной работе в ГАИ, и выклянчил у них несколько комплектов ранее изъятых номерных знаков, выданных владельцам автомашин на территории других регионов Советского Союза, в том числе, в Чеченской Республике и Дагестане. Кто знает, в какой ситуации доведется побывать, но излишняя предосторожность делу не повредит.
      Выехали рано утром на двух машинах - автобусе ПАЗ и "Волге" начальника уголовного розыска. Чеченскую милицию решили не посвящать в суть проводимых оперативно-розыскных мероприятий, из-за боязни преждевременной утечки информации. Возглавил оперативную группу начальник астраханского уголовного розыска, полковник Юрий Салтыков. На окраину села добрались уже затемно, и еще на подъезде к нему "Волгу" решили оставить вместе с водителем и одним оперативником в придорожных кустах, дабы не светить её перед местными жителями.
      Задержание подозреваемого произошло настолько стремительно, что никто из родственников убийцы не мог понять происходящего. Пока его брат бегал по селу и поднимал односельчан, для того чтобы отбить родственника у астраханских милиционеров, автобус с милиционерами и задержанным преступником покинул пределы населенного пункта. За это время убийца уже успел сознаться в совершенном злодеянии, и надеялся только на то, что сможет откупиться от оперов, или, на крайний случай, его вытащат из этой дерьмовой ситуации многочисленные родственники.
      При выезде из села связанного по рукам и ногам преступника спрятали в багажник "Волги", предварительно засунув ему в рот кляп, и на полной скорости рванули в сторону Грозного. Ещё до этого, когда "Волга" стояла в кустах, водитель перевесил номера на машине, заменив астраханские номерные знаки на чеченские. Доехав до ближайшей развилки, машины поехали по разным дорогам - автобус, по трассе в сторону Грозного, а "Волга", по объездной дороге в сторону Аргуна.
      На подъезде к Грозному их уже ожидали. На посту ГАИ стояли две иномарки с гражданскими людьми, при оружии, и две патрульные милицейские автомашины. Под прицелом автоматов чеченские милиционеры вызвали из автобуса старшего группы и предложили Салтыкову выдать заложника, которого астраханские милиционеры незаконно захватили в селе Чечен-Аул. Полковник сделал удивленную физиономию, мол, какой такой заложник, ничего не знаем, никого не захватывали, а ездили на задержание подозреваемого, но того не оказалось дома, а сейчас едем в Министерство внутренних дел Чеченской республики просить содействия в поимке убийцы.
      Он отлично понимал, что дезинформацию о захвате заложника выдали родственники убийцы, когда поняли, что не смогут перехватить машину, вывезшую его из села. Теперь, только от его самообладания зависело, как долго удастся потянуть время, пока "Волга" с преступником не покинет пределы Чечни.
      Чеченские опера попытались проверить салон автобуса, но водитель закрыл дверь буквально перед их носами, а сидевшие до этого астраханские оперативники встали возле окон, демонстративно показывая имевшееся при них автоматическое оружие. Чеченцам ничего не оставалось, как вступить в переговоры с Салтыковым. Тот еще минут двадцать рассказывал им байку о том, как неудачно сложилась тщательно спланированная операция по задержанию подозреваемого в убийстве человека. По всему было видно, что чеченцы не верят ни одному его слову, и вновь потребовали допустить их к осмотру автобуса. Салтыков согласился это сделать, но при одном условии, что осмотр будет осуществляться в Грозном, на территории одного из районных отделов внутренних дел, а еще лучше, если это произойдет во дворе самого министерства. Чеченские опера несколько минут созванивались со своим вышестоящим начальством, и только после того, как оно согласилось с требованием Салтыкова, автобус в сопровождении трех чеченских автомашин проследовал в Грозный.
      Осмотр проводился во дворе Октябрьского РОВД. Астраханские милиционеры не спеша вышли из автобуса, прихватив с собой оружие, и только после этого чеченцам было позволено войти внутрь его салона. Надо было видеть их физиономии в тот момент. Они наверняка были уверены в том, что разыскиваемый человек находился в автобусе, и каково же было их разочарование, когда они там никого и ничего не обнаружили.
      Больше всего злорадствовал Салтыков. Он припомнил и академию МВД, которую закончил с отличием, и свою лысую голову и полковничьи погоны. И все это только ради того, чтобы обвинить чеченских стражей правопорядка в том, что их методы работы находятся на уровне каменного века, если они верят подлому навету со стороны родственников разыскиваемого убийцы, а не ему. Между делом он пригрозил доложить об инциденте в Москву, чем окончательно вогнал чеченских оперов в ступор. Чтобы хоть как-то загладить свою вину, те предложили поужинать вместе в местном кафе, но Салтыков, отказавшись от него, попросил организовать милицейское сопровождение автобуса до границы республики. На дворе ночь, и кто знает, что еще взбредет в буйные головы родственников убийцы.
      А в это самое время, "Волга" с восседавшим на переднем сиденье Виктором Масловым, неслась по территории Дагестана. Стоящие на стационарных постах ГАИ дагестанские милиционеры, отдавали честь вслед автомобилю блатного черного цвета, с не менее блатными дагестанскими номерами. Им было невдомек, что на заднем сиденье "Волги", зажатый с двух сторон операми, сидел скованный наручниками особо опасный преступник.
      Вот на такого человека, с которым я проработал шесть с половиной лет, и были возложены мои последние надежды. Если и он мне не поможет с выездом в Чечню, то никто другой уж точно ничем не сможет помочь, поскольку было уже двадцать седьмое февраля, и до моего появления в Чечне оставалось двое суток.
      Узнав о моей проблеме, Виктор тут же созвонился с кем-то по телефону, и через минуту сообщил, что после обеда к нему придет нужный человек, пообещавший всё уладить.
      Этим человеком оказался Ваха Мусаев - астраханский бизнесмен, чеченец по национальности, в прошлом житель Грозного, но давно осевший на жительство в нашем волжском городе. Являясь заместителем руководителя Представительства Ичкерии, он представлял интересы земляков, проживающих в Астраханской области. Одним словом, действительно нужный мне человек.
      Я заново пересказал ему свою проблему, и заверив, что она вполне решаема, он тут же спросил у меня:
      - А вы не побоитесь ехать в Чечню с двумя чеченцами?
      В тот момент я был согласен на все что угодно, хоть на черта с рогами, лишь бы он доставил меня к месту назначения, и поэтому моим ответом на его вопрос был кивок головы.
      - Они ещё позавчера проездом оказались в Астрахани, а вчера заходили в наше Представительство, и интересовались, не надо ли иметь при себе каких-либо специальных документов, по которым разрешается въезд в зону вооруженного конфликта. Я им сказал, что никаких таких документов не требуется, по крайней мере, в нашем Представительстве об этом ничего не известно. Но, окажись на их месте, я не стал бы лишний раз рисковать и дождался момента, когда обстановка в Грозном окончательно нормализуется.
      - А что им надо в Грозном? - поинтересовался я.
      - Да ничего особенного, просто хотят выяснить, уцелели ли их дома, и можно ли возвращаться туда их семьям. Боятся, что пока за домами нет присмотра, любители до чужого добра растащат последнее уцелевшее имущество.
      - Сейчас не о шмотках надо думать, а о том, как самим уцелеть во всей этой катавасии, и не остаться без головы, - с иронией заметил я.
      - Ну, тут как посмотреть, одни о жизни думают, другие о шмотках. Кстати, забыл сказать - один из этих чеченцев совсем недавно освободился из мест заключения.
      Меня это известие несколько покоробило. Представил вдруг, как этот зэчара трескает меня втихаря по голове монтировкой, после чего, забрав пистолет, стреляет из него в меня, и вместе с напарником утаскивают труп куда-нибудь в лесопосадку. Такое развитие событий меня никак не устраивало, и я собрался, уж было отказаться, но вместо этого машинально ответил:
      - Двум смертям не бывать, а одной не миновать.
      Ваха только рассмеялся.
      В конце нашей встречи он надиктовал мне список знакомых ему чеченцев, которые могли мне пригодиться на тот случай, если находясь в Чечне, я ненароком влечу в какую-нибудь неприятную историю. Ну, например, попаду в плен к боевикам. В таком случае следовало требовать встречи с этими людьми, и сообщить им, что лично с ним, то бишь - Вахой, знаком.
      В тот момент я не мог даже представить себе такую ситуацию, но, тем не менее, список спрятал во внутренний карман кителя. Позже, через своего подсоветного, я наведу справки о тех людях. Один из них с 1993 года жил в Москве, где имел свой бизнес, а остальные ходили в полевых командирах у Дудаева, и воевали против федеральных войск. Веселенькую же компанию подогнал мне Ваха.
      Уходя, Ваха сказал, что в течение ближайшего часа найдет тех чеченцев, что едут в Грозный, и обязательно пришлет их ко мне. А как быть дальше, решать мне самому.
      Примерно в пять вечера в дверь моего кабинета сильно постучали. Многочисленные посетители и раньше, таким простым способом сообщали о своем намерении войти в кабинет, но делали это как-то аккуратно, едва слышно.
      - Открыто! Заходите! - крикнул я.
      Сначала резко распахнулась дверь, потом в проеме показалась чья-то рука и рукав дубленки, а затем и сама дубленка. И только после этого я увидел улыбающуюся физиономию... Умара.
  
   Глава 7. Блокпост
     
      Умар был не один. Вторым чеченцем, о котором упомянул Ваха, был его родной брат - Турпул. В тот момент, когда я обнимался с Умаром, он сидел в салоне "шестерки", на которой братья приехали из Ульяновска, и в кабинете появился только после того, как за ним сходил Умар. В отличие от словоохотливого брата, Турпул был немногословен и на все мои вопросы отвечал односложно - "да", "нет". Разговорился он только после того, когда я начал расспрашивать его о лесопильном бизнесе. Вот тут-то он сел на своего конька, и подробно рассказал о том, чем занимался все эти годы. В конце своего повествования Турпул высказал сожаление, что последние три месяца его бизнес пришел в полнейший упадок. Объемы закупаемого фирмой леса, перепродаваемого потом в Чечню, сократились фактически до нуля, а гнать его в другие регионы было не выгодно, поскольку маржа с продажи была минимальной, да и конкуренты наступали на пятки, сбивая цены за счет льготных квот на вырубку леса. Дело дошло до того, что пришлось продать дорогостоящую иномарку и пересесть на "шаху". Очень надеется на то, что в Чечне обстановка в кратчайшие сроки стабилизируется, и он возобновит там свою коммерческую деятельность.
      После разговора на общие темы, мы стали обсуждать детали предстоящей поездки. Было два варианта как попасть в Чечню. Первый, по наиболее кратчайшему маршруту через Калмыкию и Дагестан, я отмел сразу. Ехать почти сто пятьдесят километров по зыбучим пескам степных дорог, в такой период года, мне показалось настоящим безрассудством. Если машина забуксует в какой-нибудь глубокой колдобине, загорать нам придется до скончания века, пока по бездорожью не проедет такой же, как и мы безумец.
      Исходя из этих соображений, я согласился на второй вариант маршрута, который хоть и был намного длинней, но зато проходил по асфальтовым дорогам федерального значения, а это означало, что у нас не должно было возникнуть никаких трудностей связанных с бездорожьем. Да и движение на этих дорогах было намного интенсивней, опять же, заправки имелись в достаточном количестве, и проблем с бензином у нас тоже не будет. Я был готов вложить посильную финансовую лепту, в качестве компенсации за перерасход топлива, но братья на корню отмели мою инициативу, заявив, что все проблемы связанные с поездкой они полностью берут на себя. Моя роль в этом сомнительном путешествии, сводилась к одному - своим милицейским удостоверением и камуфляжной одеждой, я должен был стать неким гарантом того, что мы все-таки доедем до Грозного. Хотя, на тот момент я смутно представлял, как мне это удастся сделать. Тем более, что конечным пунктом лично для меня была станица Знаменская, а братьям надо было преодолеть еще не менее полутора сотен километров, чтобы добраться до Грозного. Но я не стал заводить с ними разговор на эту тему, надеясь на то, что по приезду в Знаменскую, что-нибудь придумаю на месте.
      Ехать решили рано утром следующего дня. Прежде всего, это было продиктовано тем, что существовавшие на ту пору многочисленные проверки на дорогах, не позволили бы нам преодолеть почти тысячекилометровое расстояние за один световой день. А коли так, то чтобы попасть к месту назначения 1 марта, надо было выезжать 28 февраля. Еще общаясь с генералом Кузнецовым, я спросил его о том, что из документации мне следует прихватить с собой. Генерал порекомендовал взять бланочную продукцию, в том числе: листки прибытия и убытия, карточки-заявления по форме один, на вновь выдаваемые паспорта, и самое главное, как можно больше прихватить справок по форме девять, выдаваемых гражданам на случай утери паспорта. После бесчисленных бомбежек Грозного многие его жители лишились не только крова, но и документов удостоверяющих личность, и поэтому проблема с документированием граждан наверняка будет одной из основных.
      Помня о словах генерала, я заблаговременно получил на складе рекомендованную им печатную продукцию и сложил её в одну большую, картонную коробку. В общей сложности получилось не менее сорока килограмм "макулатуры". Составляя на всякий случай сопроводительное письмо, я не стал перечислять виды бланков и их количество, а просто указал примерный вес груза. Коробка с бланками с прошлой недели стояла в углу моего кабинета, дожидаясь своей очереди, а поскольку братья запланировали забрать меня прямо из дома, решили загрузить её в багажник машины заранее, а саму машину на ночь поставить на платную стоянку.
      Ровно в шесть утра машина подъехала к нашему дому, и мы тронулись в дальний путь. К обеду успели преодолеть километров четыреста, и на границе Калмыкии и Ставропольского края на посту ГАИ у реки Маныч, нашу машину впервые остановили. До этого мы проехали мимо стационарных и временных постов милиции без остановки, и до нас никому из находившихся там сотрудников милиции не было совершенно никакого дела. Кто знает, но вполне возможно, что неким сдерживающим фактором служила именно моя форменная одежда. Не доезжая до Ставрополя, свернули с основной трассы влево, сократив дорогу до Минвод на добрую сотню километров.
      Именно там, в Минеральных водах, я впервые почувствовал легкое дуновение войны. Повсюду виднелись люди в камуфлированной форме, а железнодорожные пути были забиты воинскими эшелонами, со стоящей на платформах бронетехникой. И чем дальше от Минеральных вод мы ехали в сторону Северной Осетии, тем чаще стали попадаться стоящие на обочинах дороги автоколонны с военными людьми. Одну такую колонну, двигавшуюся на небольшой скорости, мы обогнали на подъезде к городу Георгиевску. Усталые лица военнослужащих, сидящих в тентованых грузовиках, не выражали никаких эмоций. В нашем городе они наверняка помахали бы руками проезжавшим мимо людям, или больше того - сопроводили машину громким улюлюканьем. Сейчас же, заметив за рулем легковушки кавказца и сидящего рядом с ним русака в форме, они не знали, как им реагировать на столь странный симбиоз.
      В Моздок въехали уже затемно. Проехали по северной окраине города мимо какого-то большого элеваторного узла, перескочили через железнодорожный переезд с автоматическим шлагбаумом, и немного поплутав по слабо освещенным улицам, выехали на трассу. Проехав чуть больше километра, наша машина поравнялась с постом, на котором несли службу то ли военные, то ли сотрудники милиции. Определить их принадлежность к конкретному силовому ведомству не представлялось возможным, поскольку все были облачены в зимний камуфляж, а шевроны на рукавах в такой кромешной темноте невозможно было разглядеть.
   Возле поста стояла старенькая "Волга", а её водитель застыл рядом с открытым багажником, демонстрируя его содержимое двум военным, шаривших в нем тусклым лучом карманного фонарика. Мне почему-то показалось, что нашу машину обязательно должны остановить для досмотра, но военные, ослепленные светом фар "жигулёнка", даже и не предприняли попытку этого сделать. Я в тот момент подивился такой халатности с их стороны, но от комментариев воздержался, поскольку понимал, что на нашем пути этот пост был не последним, и проверить нашу машину ещё не раз успеют.
      Я поинтересовался у Умара насчет того, сколько нам еще осталось ехать до станицы Знаменской, и, услышав в ответ - не менее часа, решил немного прикорнуть. В машине было довольно-таки жарко, и в условиях полнейшей темноты глаза стали непроизвольно закрываться, а голова беспомощно упала на грудь.
      Резкий звук автоматной очереди, совпавший с неприятным скрипом тормозных колодок, прозвучал в тот самый момент, когда я пребывал в полусонном состоянии. Сильно боднув головой лобовое стекло машины, я почувствовал неприятную боль в области верхних, шейных позвонков, словно при приступе шейного радикулита. Не поняв сути произошедшего, я таращил глаза во все стороны, а правая рука уже машинально тянулась к внутреннему карману куртки, туда, где лежал пригревшийся табельный ПМ. Но вытащить я его не успел. Двери машины со стороны водителя и сидевшего на переднем сиденье пассажира резко распахнулись, и в салон хлынул сырой воздух улицы.
      - Не делать резких движений, всем выйти из машины - пробасил из темноты человек, которого я при всем желании никак не мог разглядеть.
      Одно было очевидно - мы находимся неподалеку от блокпоста, под который было приспособлено двухэтажное, стандартное здание стационарного поста ГАИ. В кромешной темноте ярко выделялся прямоугольник светящегося окна, с видневшимися в нем силуэтами нескольких человек в форменной одежде.
      Уже выйдя на улицу, я наконец-то разглядел того, кто только что кричал мне под ухо. То был высоченный молодой парень, облаченный в полевую милицейскую форму, поверх которой была накинута зимняя камуфлированная куртка с меховым воротником. В руках милиционера был зажат автомат, направленный стволом в мою сторону, что свидетельствовало о весьма серьезных намерениях его владельца.
      - Вас что, мудаки, знаки не касаются? - съязвил верзила, показывая рукой на висящий на придорожном столбе "восьмиугольник". - Или вы такие умные, что вам по херу все дорожные знаки? А вы знаете, что у нас есть приказ - открывать огонь на поражение по всякому транспортному средству, который только пытается проскочить мимо поста без обязательной остановки?
      - А вы бы этот знак еще за лесополосой установили, - парировал я. - Есть определенные нормативы, на какой высоте устанавливать дорожные знаки, а вы его вон аж куда взгромоздили. Да чтобы его заметить темной ночью на такой верхотуре, надо как минимум, с прожекторным освещением ездить.
      - Не мы его устанавливали, не нам и перевешивать, - уже более спокойным тоном ответствовал милиционер. - Кто такие будете, откуда и куда едете? И почему передвигаетесь в период действия комендантского часа?
      - А не много ли вопросов Вы задаете? - не выдержал я. - Откуда нам знать, что у вас тут комендантский час наступил. Когда мы мимо соседнего поста проезжали, нам об этом обстоятельстве никто даже и полслова не сказал.
      - А вам, прежде чем ехать через территорию, где происходит вооруженный конфликт, сначала нужно было, соответствующие справки навести в Моздокской комендатуре, - не унимался милиционер. - А то ведь так и пристрелят ненароком, и знать не будете за что такая честь выпала.
      Перепалка эта меня уже начинала раздражать. Наверняка этот парень на посту был не самым главным, а посему, я потребовал отвести к его начальству. В сопровождении милиционера я поднялся по металлической лестнице на второй этаж ГАИшной будки, а Турпул в это же самое время подогнал машину на досмотровую площадку, где уже стоял грузовой мотороллер "Муравей" со стоящим в кузове молоденьким телёнком.
      Начальником поста оказался молодой офицер милиции с погонами старшего лейтенанта. Первым делом он потребовал предъявить документы, удостоверяющие мою личность, и, прочитав запись в служебном удостоверении, поинтересовался целью визита в столь далекие края. Я предъявил ему свое командировочное удостоверение, и старлей долго и очень внимательно изучал сделанные в нем записи. Потом он вдруг ни с того, ни с сего спросил:
      - Оружие при себе имеется?
      Я утвердительно кивнул.
      - А почему об этом нет отметки в командировочном удостоверении? - не унимался он.
      - А с какой такой стати там должна быть какая-то отметка? Достаточно того, что в самом удостоверении личности четко записано, что его владельцу разрешено хранение и ношение табельного оружия.
      - А почем мне знать, что оружие, которое вы сейчас при себе имеете - табельное? Может быть оно трофейное, или хуже того - краденое?
      - Ну, ты, старлей, и фантазёр, однако. Это, каким же надо быть дуриком, чтобы ехать в командировку с краденым оружием. Ты сам-то понимаешь, что сейчас сказал?
      - Что сказал то и сказал, - насупился старлей. - Вот, смотрите, как должно быть!
      Он протянул мне свое командировочное удостоверение, на тыльной стороне которого была сделана запись и проставлена круглая печать. Всего две строки с указанием заводских номеров автомата и пистолета. Я внимательно присмотрелся к оттиску печати, и обнаружил, что она принадлежала военной комендатуре города Моздока. Э-э брат, меня на мякине не проведешь!
      - Значит, вы тоже добирались до Моздока, не имея никаких документов на оружие? - съязвил я. - А сейчас пытаетесь уличать меня в том, что я допустил нарушение установленного порядка.
      - Ну, так у меня есть отметка с печатью, а у вас, её нет.
      Старлей еще не понял, что загнал себя в угол, и я не упустил возможность продемонстрировать ему, как старые опера умеют выкручиваться из сложных житейских ситуаций, задав ему с виду невинный вопрос:
      - Вы, из какого региона приехали в Осетию?
      - Из Ивановской области.
      - И на чем же вы сюда добирались?
      - Поездом до Минвод, а с Минвод на автобусах.
      - Ага, значит, на всем протяжении пути от Иванова до Моздока вы ехали с автоматами, на которые у вас не было никаких документов? И за все это время ни у кого не возникло вопроса к вам, - откуда мол, у вас ребята автоматики и пистолетики с патронами? И вы вот так запросто заявились с ними в комендатуру и там вам сразу всё прописали в командировочных удостоверениях? А откуда комендачам знать, что автоматы эти вам принадлежат, а не прихватизировали вы их где-то по пути у бандюков? Интересная ситуация получается - вы проехали полстраны, а отметку эту вам делают только в конечном пункте. Или я что-то не совсем правильно понял?
      Старлей поморщил лоб, видимо соображая, что мне ответить.
      - Ну, так то, оно конечно так....
      - Значит, вам такую отметку сделали именно в конечном пункте назначения? - не унимался я. - И таковым для вас является Моздок?
      - Ну, да - Моздок.
      - А ты, старлей, внимательно читал моё командировочное удостоверение? Ты видел, что там записано? Что там сказано о том, куда я следую?
      - Ну, в Знаменскую.
      - Только без "ну"! - вспылил я. - Не запрягал еще! Да и со старшими по званию, как я понимаю, ты разговаривать не приучен! Видать учителя были совсем никудышные. Или думаешь, что получил оружие в руки, и сам черт тебе не брат? Война всё спишет?! Человеком надо оставаться в любой ситуации, старлей. Я вот тоже, доберусь до этой долбанной станицы Знаменской, и понаставлю в своем командировочном удостоверении печатей ровно столько, сколько того требуют приказы местных военных начальников. И номер пистолета не забуду вписать. Это я уж тебе точно гарантирую.
      Было видно, что старлей растерялся и не знал, что мне ответить. Но именно в этот момент дверь будки распахнулась и заскочивший внутрь помещения прапорщик милиции, осипшим голосом заявил:
      - Командир, там нохчи!
      При этом он как-то подозрительно глянул в мою сторону, словно это я был нохчем.
      Старлей, до конца не осознавший сказанного подчиненным, машинально накинул поверх бушлата кевларовый бронежилет, стоявший до того на подоконнике, и, схватив лежащий там же АКСУ, загнал патрон в патронник. Прапорщик попытался, было что-то еще сказать своему командиру, но он уже выскочил на улицу.
      Каково же было разочарование старлея, когда вместо нападавших на пост вооруженных до зубов чеченцев, он увидел двух кавказцев, мирно стоящих возле легкового автомобиля. То были Умар и Турпул, дожидавшиеся пока я вернусь к ним из ГАИшной будки. Пока меня с ними не было, сотрудники поста досконально осмотрели содержимое машины и в багажнике обнаружили ту самую коробку с бланками. Видимо для них эти бланки были в диковинку, и они не могли сообразить, с какой целью чеченцы везут их такое несметное количество. Наверняка Умар уже сообщил проверяющим, кому именно они принадлежат, и поэтому, не дожидаясь лишних вопросов, я достал из внутреннего кармана куртки сопроводительное письмо и передал его старшему лейтенанту.
      - А зачем вы везете в Чечню столько бланков? - спросил он.
      - Понимаешь, старлей, вот когда тебя направляли в командировку на Кавказ, ты задавался вопросом - а какого хрена я там буду делать? В чем, собственно говоря, ты видел свою роль в этом медвежьем углу?
      На этот раз он не стал отвечать на провокационные вопросы, видимо боясь, что я вновь загоню его в тупик.
      - А вот я задался, и по рекомендации своего вышестоящего руководства из МВД вынужден был взять всю эту макулатуру, поскольку она сейчас очень даже пригодиться в моей повседневной работе.
      - А-а, дык вот значится, кто снабжает ксивами "Былых колготок"!
      Я оглянулся назад, с тем, чтобы посмотреть на человека, который произнес эти слова. Пьяный в дымину прапорщик милиции, на вид лет двадцати пяти, без верхней форменной одежды и головного убора, стоял в проеме открывшихся железных ворот первого этажа ГАИшной будки. Судя по всему, он там отсыпался после принятия изрядной дозы спиртного, и наши разговоры его разбудили в самый неподходящий момент. Пошатываясь из стороны в сторону и смешно размахивая руками, словно пытаясь за счет них сохранить равновесие худющего тела, прапорщик на автопилоте поскакал в сторону ограждения из колючей проволоки протянувшейся метрах в двадцати позади поста. Добежав до ограждения, он уперся головой в железобетонный столб, а руками стал шарить в промежности, отыскивая пуговицы на ширинке форменных брюк.
      - Михайлов, тебе сколько раз говорить, что для этого есть туалет! - возмутился старлей. - Что ты как кобель все столбы метишь.
      - Всё ништяк, трыщ стырлтнант, шас, все бут нормалёк.
      Возвращался он точно как же, вприпрыжку позабыв застегнуть ширинку. Взглянув на меня тяжелым взглядом мутных глаз, прапорщик хотел что-то сказать, но, потеряв равновесие, рухнул на землю. Чертыхаясь на чем свет стоит, и кляня ненавистных "Белых колготок", он на четвереньках пополз в сторону ворот из-за которых до этого появился.
      - Эх, старлей, старлей, и вот с таким воинством ты собираешься держать оборону блокпоста? Да ежели настоящие "духи" захотят вас раздолбать, то им ничего не стоит подобраться к вашему "курятнику" с тыльной стороны, и с близкого расстояния несколькими выстрелами из гранатометов превратить его в кучу мусора. Да вы и выстрела не успеете сделать, как все окажетесь на небесах. Ха, "Белые колготки", и откуда он только нахватался таких вершков? Не иначе как ужастиков по "ящику" насмотрелся. Здорово же они твоего прапора запугали, если они ему мерещатся в каждом клочке бумаги.
      Старлей молча сносил мои нравоучения, а сам, не спеша, набирал из коробки образцы лежащей в ней бланочной продукции. Для чего ему это было нужно, я понял позже, когда он вернулся в свою будку и стал связываться по рации с ответственным дежурным по комендатуре. Меня несколько покоробило, когда стоя на улице под окнами будки, я четко услышал, как он сообщил о задержании группы подозрительных людей, среди которых один человек имеет документы сотрудника милиции. Даже факт перевозки бланков он преподнес именно так, как это озвучил тот самый пьяный прапорщик, не преминув высказать свои предположения о моей возможной взаимосвязи с боевиками. У меня было жгучее желание заскочить по лестнице в будку и треснуть этому старлею по наглой физиономии, только за то, что буквально на пустом месте сделал из меня пособника эфемерных "Белых колготок", а из себя бдительного борца с терроризмом, достойного награждения медалью, а то и целым орденом.
      Пока старлей отчитывался перед вышестоящим начальством, пьяный прапор вновь выполз из своего убежища. На сей раз, он был одет в теплую куртку, а в руке держал автомат. У меня не на шутку екнуло сердце - кто знает, что взбрёдет в голову пьяному человеку с оружием. Не дай Бог, померещится ему, что блокпост окружают чеченцы или "Белые колготки"- поубивает всех к чёртовой матери. А прапор, словно подслушав мои мысли, вдруг заявил:
      - Если кто попытается напасть на пост, всех замочу. Я тут уже многих козлов замочил, они все лежат сейчас закопанные в канаве, за колючей проволокой.
      Потом он подошел к "шестерке" и, постучав прикладом автомата по багажнику, вынудил Умара и Турпула выйти наружу.
      - Ну, и какого х... вы претесь в свою долбанную Чечню? Что, своим братьям бандитам хотите помочь съеба..ся оттуда? Не успеете, всех козлов замочим! И вас тоже зароем, чмошников вонючих!
      В это время к прапору подошел парнишка лет шестнадцати. Поначалу, в суматохе разбирательства, я его не заметил, и только сейчас понял, что он и есть тот самый водитель "Муравья". Всхлипывая и канюча, пацан стал спрашивать, когда его вместе с мотороллером и бычком отпустят домой. Его наверняка уже разыскивают на ферме, потому что бычка ему поручили отвезти в соседнее село к ветеринару, а он до сих пор торчат на посту. На что прапорщик ответил:
      - А тебя, сопляка, никто и не держит. Забирай свой грёбаный друндулет и дергай отсюдова пока не получил мандюлей по полной программе. А из бычка твоего мы завтра ништячный шашлык сварганим.
      - Нельзя из него шашлык делать, - заплакал пацан, - меня из-за этого бычка с работы уволят, а потом батьку заставят деньги платить. У-у-у, батька меня убь-ё-ёт если вы бычка зарежете-е!
      Я уже не мог спокойно наблюдать за этой сценой. И ведь что интересно, кроме этого бухарика в форме возле поста никого не было видно - все словно сквозь землю провалились или растворились в слоящемся над землей тумане, и прапор вообразил из себя центр вселенной, вокруг которого должны были вращаться все те, у кого не было при себе оружия.
      Как у меня это получилось, я и сам не понял, но в какое-то мгновение прапорщик отвлекся, и машинально перебросил автомат за плечо. Именно в этот момент, пока он говорил пацану очередную бредятину, я сделал вид, что полностью поддерживаю его слова, и даже обнял "по-дружески" за плечо. Прапор даже не почувствовал, как я отсоединил от его автомата магазин с патронами, который тут же перекочевал в карман моей куртки.
      После этого я поднялся в будку и поинтересовался у старлея своей дальнейшей судьбой, на что он ответил:
      - Я доложил о вас в комендатуру, и там сказали, что пришлют ответственного по ФСК. Он и будет выяснять, откуда вы, и почему здесь оказались вместе с чеченцами. А пока, попрошу Вас сдать оружие, которое будет храниться в сейфе, пока идет проверка.
      Спорить со старлеем, было себе дороже, тем более, что он наверняка получил такое указание сверху, после своего дебильного доклада. Я, молча отдал пистолет и командировочное удостоверение, потребовав сделать соответствующую отметку в нем об "экспроприации" служебного оружия. Старлей поначалу заартачился, но я напомнил его же слова, и ему ничего не оставалось делать, как выполнить мою просьбу.
      Майор из ФСК приехал примерно через час. Поначалу он выслушал старлея, а потом меня. Гэбэшкик долго не мог понять, почему я пустился в столь рискованное путешествие с малознакомыми мне людьми. Я не стал с ним дискуссировать на эту тему, а в свою очередь сказал:
      - Если у Вас вдруг возникнет желание, можете накатать представление моему начальству, в котором обязательно отметьте на отсутствие должной организации одиночных выездов подчиненных для наведения конституционного порядка на Кавказе.
      Не знаю, уловил ли чекист иронию в моих словах, но, тем не менее, забрав с собой образцы перевозимых бланков, и записав установочные данные всех, кто был в "шестерке", он укатил в Моздок. Примерно через пару часов старлей вызвал меня в свою будку и даже не извинившись, вернул пистолет. Я тут же зачеркнул его расписку на командировочном удостоверении, и дописав рядом: "Оружие возвращено 28 февраля в 23.30 часов", расписался.
      Это уже потом, когда я вернусь из командировки, мой друг и сосед по дому - Николай Шматов, дежуривший в тот день в нашем УВД, расскажет, как он докладывал по "ВЧ" в Управление ФСК Северной Осетии о том, кто я такой, и что моё появление на Кавказе было далеко не случайно. С бланками тоже всё станет на свои места, поскольку, для чеченских боевиков они могли сгодиться лишь в качестве туалетной бумаги.
      Во всей этой истории был один, не совсем приятный момент. О том, что я еду в Чечню с ранее судимыми чеченцами, мое руководство было в полнейшем неведении, и по возвращению из командировки, у меня могли возникнуть проблемы. Я уже прикидывал в уме, как буду действовать, если на меня вдруг наедут. Все припомню. И то, как отправляли в командировку не обеспечив сухим пайком, и то, как вообще организовали, а если быть точнее, не организовали мой выезд к месту назначения. Пусть только вякнут!
      А со старлеем у меня в тот поздний вечер получился весьма "задушевный" разговор, в процессе которого я многое ему высказал. И о бдительности несения службы его подчиненными упомянул, вручив ему магазин с патронами, и о "горах" расстрелянных людей, покоящихся на дне канавы за колючей проволокой не преминул сказать, и о многом другом. По всему было видно, что ему мои нравоучения не совсем понравились, но, тем не менее, он их выслушал до конца.
      Напоследок я попросил его разобраться с несовершеннолетним водителем мотороллера и его телёнком, и через несколько минут счастливый пацан исчез со своей "тарахтелкой" в опустившемся на землю тумане, увозя в кузове пошатывающийся на тонких ножках несостоявшийся "шашлык".
      Мне не оставалось ничего более, как составить кампанию Умару и Турпулу, и начинающийся первый день весны встретить мертвецким сном, скрючившись в три погибели на переднем сиденье "шестерки".
  
   Глава 8. В Грозный с третьей попытки
     
      Как только забрезжил рассвет, Умар завел двигатель машины, и мы тронулись в дальнейший путь. Еще накануне поздно вечером, когда я откровенничал со старлеем, он рассказал о том, что на следующем посту стоят ростовские СОБРовцы, которые наверняка расстреляли бы нас только за то, что мы рискнули проехать под знак без остановки. Помня о сказанном, я теперь внимательно всматривался в дорожные знаки и стоящие у дороги строения.
      Спустя полчаса мы доехали до поста, размещавшегося слева от дороги, под который был переоборудован небольшой путейский домик у железнодорожного переезда. В том месте железнодорожное полотно, шедшее параллельно автомагистрали, подступало к автодороге так близко, что до шлагбаума было не более двадцати метров. Возле "восьмиугольника" наша "шаха" притормозила, но со стороны СОБРовцев не последовало никакой реакции, словно бы нас и не существовало вовсе. Уже после того, как мы поехали дальше, я сообразил, что их наверняка предупредили о нашем существовании с того самого поста, где мы провели прошедшую ночь.
      "Вот бы так и дальше было", - подумалось мне.
      Минут через пятнадцать - двадцать дорога делала крутой поворот вправо, и, миновав его, мы проехали по окраине какого-то села, и через пару минут уперлись в бетонные блоки, установленные на асфальте в шахматном порядке. Возле блоков стояли несколько вооруженных человек в камуфляже. На этот раз мне пришлось показывать свое удостоверение и объяснять цель поездки, после чего нас пропустили.
      Буквально сразу же за бетонными блоками находился железобетонный мост через бурную горную реку.
      - Терек проезжаем, - констатировал Умар.
      Однако проехать через мост без проблем нам не удалось. В самом его центре зияла огромная дыра, образовавшаяся то ли от взрыва авиабомбы, то ли от подрыва заложенной под мост взрывчатки. Осмотрев место пролома, мы пришли к выводу, что наша машина не впишется по ширине в промежуток от дыры до бордюра тротуара. Посовещавшись, решили, что через мост можно проехать только в том случае, если правыми колесами будет ехать по тротуару. Так и поступили - отъехав к началу моста, заехали правыми колесами на тротуар, и, накренившись градусов под двадцать, машина медленно двинулась вперед. Когда проезжали мимо дыры, мне вдруг показалось, что еще мгновение, и "шаха" рухнет в бездну с бурлящей водой. Мою попытку выскочить долой из салона машины, Умар пресек на корню, заявив, что ситуация под контролем. И действительно, мы успешно преодолели препятствие и уже через пару минут катили дальше.
      Село Знаменское располагалась практически сразу же за мостом, и было оно ничем не примечательным большим селом. Но, было в облике этого райцентра и что-то такое, что делало его своеобразным. Я попытался понять, в чем именно заключается его отличие от аналогичных сел и станиц, мимо которых мы проехали накануне, и только сейчас обратил внимание на обильные вкрапления богатых домов из красного облицовочного кирпича, стоящих за кирпичными заборами и высоченными воротами, украшенными вязью из кованных металлических прутков. Наверняка в таких домах жили не простые селяне, а их зажиточные соседи - чеченцы, сколотившие свои состояния за последние годы, когда воровство и казнокрадство в Чечне было возведено в ранг общепринятых норм.
      Мы без особого труда нашли районный отдел милиции, размещавшийся в центре села в одноэтажном кирпичном доме. Узнав о цели визита, дежурный по отделу разочаровал меня, заявив, что Временный федеральный орган внутренних дел уж больше недели как переехал в Грозный. На мой вопрос - где его там искать, дежурный только пожал плечами. Выйдя на улицу, я подошел к стоявшей у подъезда милицейской машине, и повторил свой вопрос копошащемуся под капотом водителю. Тот какое-то время раздумывал, вытирая грязные руки ветошью, после чего неопределенно ответил:
      - Дык, говорят, что они сейчас в пятнадцатой школе обосновались.
      - А где эта школа находится? - поинтересовался я.
      - А кто ж его знает,- развел руками водитель. - Местные жители наверняка знают, вот, у них и поспрашайте когда в Грозный приедете.
      Поняв, что ничего более конкретного мы здесь не узнаем, решили не задерживаться и ехать дальше. На выезде из села, мы вновь столкнулись с дилеммой, - по какой дороге нам дальше ехать. Умар предложил двигаться на Горагорский перевал, и, перевалив через него, выехать на трассу Ростов - Баку, по которой до Грозного рукой подать. Я с ним не стал спорить, поскольку совершенно не владел ситуацией с чеченскими дорогами. Но когда мы доехали до нужной развилки и попытались поехать именно по той дороге, по которой предложил Умар, оказалось, что она тоже была перегорожена бетонными блоками. Стоявший на посту военнослужащий внутренних войск внимательно выслушал меня, и тут же позвонил по полевому телефону. Из стоящего неподалеку вагончика вышел прапорщик, которому мне пришлось заново рассказывать о нашем намерении проехать через охраняемый пост. Прапорщик, удивленно вытаращив глаза, спросил:
      - И кто же это вам присоветовал ехать этой дорогой? Вы хоть знаете, что трасса Ростов-Баку большей частью еще контролируется боевиками, и что там сейчас идут ожесточенные бои? Да вас же там поубивают к едрени фени, и если не "чехи" то наши уж наверняка. Там сейчас ни одна гражданская машина не ездит, и если вас засекут - крандец вам гарантирован стопудовый.
      Нам ничего не оставалось делать, как ехать по старой трассе, пролегавшей между Тереком и сопками Терского хребта. Поначалу ехали без особых осложнений, поскольку нашу машину никто не останавливал. Да и останавливать то, собственно говоря, было некому, поскольку никаких постов у дороги не было. Мы преодолели как минимум полсотни километров, как вдруг наша машина сильно завиляла задом. Не поняв в чем дело, мы затормозили и стали разглядывать, что могло случиться с задним мостом. По всей видимости, тот рискованный проезд через полуразрушенный мост не прошел даром - кронштейн крепления поперечной тяги обломился у самого основания, и сама тяга теперь утратила свое истинное предназначение. В принципе, двигаться дальше было можно, но только осторожно, поскольку в любой момент мы рисковали заехать не туда куда надо, или хуже того - перевернуться. Делать повороты теперь приходилось на очень малой скорости - при любом отклонении от оси движения, задний мост смещался в ту или иную сторону, и колеса начинали задевать за крылья машины, издавая при этом ужасный треск и гул.
      Доехав до первого попавшего населенного пункта, а им оказалось село Подгорное, мы решили не рисковать, и найти мастера, который смог бы нам приварить сломанный кронштейн. Умар довольно быстро отыскал "сварного". Им оказался чеченец лет пятидесяти пяти, с подходящим для его возраста прозвищем - "Пахан". "Пахан" внимательно осмотрел место поломки и назвал цену, за которую был готов отремонтировать машину. После непродолжительного торга, который Умар вел, изъясняясь с мастером на чеченском языке, договаривающиеся стороны сошлись на сумме в сто тысяч рублей. Машина была загнана в большой металлический гараж, приспособленный под автомастерскую. Турпул остался контролировать ситуацию, а я с Умаром ушел прогуляться на берег Терека, протекавшего в полукилометре от села.
      Это был уже совсем не тот Терек, что мы видели рано утром. Разлившись широкой полноводной рекой, его мутные воды теперь медленно бежали по равнинной местности на воссоединение с Каспийским морем. С виду он был похож на одну из астраханских рек, коих в Волго-Ахтубинской пойме имелось бесчисленное множество. Даже низкорослые ивы, растущие по его берегам, были точно такими же, как в наших краях.
      Буквально накануне ничего не предвещало о приближающейся весне, и вот сейчас, после долгой зимы, я впервые почувствовал витающий в воздухе запах прелой земли. Именно так она пахнет всякий раз, когда начинает отходить от зимней спячки.
      Мы стояли на берегу Терека и вели размеренную беседу о смысле жизни, о происходящих на Кавказе событиях, о никчемности и бесполезности развязанной войны. Умар проклинал Ельцина, Дудаева, и всех тех, кто приложил свои грязные руки к тому, чтобы она началась. До него дошли слухи, что в Грозном погибли его знакомые и друзья.. Большинство из тех, кто уцелел в кровавой мясорубке, остались не только без жилья, но и без средств существования. Больше всего он беспокоился о своем собственном доме, уцелел ли он во время бомбежек и обстрелов, и что осталось из нажитого годами имущества. Залпа - его супруга, прошлым летом закатала почти две сотни трехлитровых банок с черешневым и абрикосовым компотом. Сохранились ли все эти витаминные запасы, или её труд пошёл прахом?
      Потом мы пили чай в доме "Пахана", и хозяин рассказывал нам о том, как ему трудно сейчас приходится. Почти четверть селян доводятся ему прямыми или дальними родственниками, и в условиях начавшейся войны многие остались без работы. Кто немного пошустрей, имеют свои подсобные хозяйства, за счет которых и живут, а те, кто жил на одну зарплату или пенсию, несколько лет влачат жалкое существование, перебиваясь с хлеба на воду. При Дудаеве с зарплатой и пенсиями были сплошные проблемы, поскольку начальники всех уровней их просто разворовывали. Вот и теперь, когда в зиму на селе все хозяйство встало, практически только он один остался при делах, обеспечивая за счет своей мастерской не только собственную, многодетную семью, но и семьи своих многочисленных родственников. Потому, наверно, и прозвали его "Паханом".
      Покидая гостеприимный дом, я оставил пару кульков с карамельными конфетами и печеньем, которые перед отъездом мне всучила жена. Пусть этот маленький бакшиш хоть как-то подсластит не совсем сладкую жизнь незнакомых мне людей, волею судьбы испытывающих житейские невзгоды.
      Спустя час мы доехали до очередной развилки дорог, и Умар предложил съехать с основной дороги и свернуть вправо, объяснив это тем, что за счет этого мы срезаем путь до Грозного на несколько десятков километров. С его слов в столицу Чеченской республики теперь вели только три дороги, и все они проходили через Терский хребет. Дорога, по которой он предложил ехать, проходила через невысокий участок хребта и с противоположной стороны выходила к поселку Первомайское, который фактически был окраиной Грозного.
      Я не стал с ним спорить, и наша машина стала подниматься на перевал, неспешно объезжая рытвины и колдобины разбитой асфальтовой дороги. Еще подъезжая к самой верхней точке перевала, я услышал трески автоматных очередей и разрывы гранат. Меня это несколько насторожило, и я порекомендовал Умару при выезде на противоположную сторону хребта не спешить со спуском. Преодолев очередной серпантин, наша машина оказалась в таком месте, откуда была видна панорама окраин Грозного.
      Прямо напротив нас под хребтом располагался большой поселок. Крыши несколько домов горели, а по прилегающим к ним улицам медленно ползали бэтэры и бегали какие-то люди в форме и без, беспрестанно стреляя из автоматов и гранатомётов. Что именно происходило в поселке, и кто с кем воевал, в тот момент разобрать было трудно, но то, что это был самый настоящий бой, у меня сомнений не вызвало. В таких условиях появляться там было равносильно подписанию собственного смертного приговора. Я хотел, было сказать об этом Умару, но он и сам всё понял, и без лишних слов развернул машину обратно.
      В нашем распоряжении оставалось два варианта, один из которых Умар отмел сразу. Можно конечно было поехать по следующей дороге, но она проходила через самый высокий перевал, и, будучи много лет заброшенной, находилась в ужасном состоянии. Если кто и ездил по ней, так-то были не совсем нормальные люди, которым не было жалко гробить своих "стальных коней".
      Исходя из этих соображений, решено было ехать через самый дальний перевал, мимо поселка Толстой-Юрт. Тем более, что перевал был не таким уж высоким, да и дорога намного лучше. На развилке с дорогой Червлёная - Толстой-Юрт нас остановили на очередном блокпосту, но, проверив документы, оставили в покое, и мы поехали в сторону Толстой-Юрта. Проезжая мимо села я увидел, как военнослужащие оборудуют еще один блокпост, накрывая листами шифера импровизированную мини-крепость выложенную из железобетонных блоков.
      Перевал мы действительно преодолели довольно быстро, поскольку дорога там была практически прямой, без каких либо серпантинов. Мы уже начали спускаться вниз, и подъехали к окраине села Петропавловского, как нашу машину вновь начало бросать из стороны в сторону.
      "Неужели кронштейн снова сломался" - подумал я.
      Но дело оказалось совсем не в нем. Выйдя из машины, мы увидели, что грязное дорожное полотно было усыпано многочисленным осколками от разорвавшихся снарядов и мин. Один такой осколок, впившись острым концом в покрышку заднего колеса, мгновенно выпустил из резиновой камеры весь воздух. А это для нас уже была серьезная проблема, поскольку хранящаяся в багажнике запаска тоже требовала ремонта. Запасных камер в машине вообще не было, и наша дальнейшая поездка оказалась под угрозой срыва.
      Пока соображали, как нам поступить дальше, до моего слуха донесся рокот с присвистом. Еще по Афгану я отлично знал что за "зверь" издает такие звуки, и поэтому стал усиленно вертеть по сторонам головой. Сначала из-за перевала, откуда мы только что приехали, показались вращающиеся лопасти, а затем и сама винтокрылая машина. Хищно задрав хвост, вертолет замер на одном месте, а подвешенные на кронштейнах болванки с НУРСами были направлены в сторону нашей "шестерки". Еще секунда, и парочка выпущенных ракет не оставит нам шанса выжить.
      Предвидя именно такой поворот событий, я мгновенно сорвал с головы форменную кепку, и стал размахивать ею из стороны в сторону, давая таким простым способом понять пилоту вертолета, что на земле стоят свои люди, и что стрелять по ним совсем не обязательно. Вертушка повисела в воздухе еще несколько секунд, после чего, резко завалившись на левый бок, исчезла за перевалом.
      Не успели мы очухаться от одной напасти, как вдруг над нашими головами вновь загрохотало и завыло. Турпул оказался намного проворней всех, и за какие-то доли секунды нырнул в придорожный кювет. Вдвоем с Умаром мы проделали то же самое, распластавшись на асфальте рядом с машиной, где было немного чище, чем в кювете. Поскольку никаких разрывов нигде не было видно, осмелев, я поднялся с земли, и только теперь заметил, что над нашими головами летят "телеграфные столбы". По всей видимости, дивизион "Ураганов" расположился где-то на западной окраине села, и реактивные снаряды преодолевали звуковой барьер как раз над тем местом, где стояли мы.
      Спустя минуту-полторы издалека донеслись гулкие разрывы ракет.
      - Не иначе как Аргун обстреливают, - констатировал Умар.
      Я посмотрел в ту сторону, куда глядел он сам, но ничего так и не увидел. Низкая облачность вперемежку с промозглым туманом, не позволяли различать даже крупные предметы, находящиеся на удалении свыше пяти километров.
      Рядом с дорогой мы увидели полуразрушенный дом, во дворе которого стояла старенькая "копейка" синего цвета. Умар решил спросить у хозяев - не одолжат ли те на время исправное колесо взамен на проколотое, но в доме не оказалось ни одной живой души. Вдвоем мы осмотрели машину и к своему счастью обнаружили на ней два целёхоньких колеса. Хоть и были их покрышки практически лысыми, но послужить еще могли. По всей видимости, незадолго до начала войны владелец машины затеял её ремонт, о чем свидетельствовало отсутствие карбюратора, аккумулятора и двух колес на передней подвеске. Но, скорее всего, это было результатом деятельности обыкновенных мародеров, коими могли оказаться как местные жители, в том числе и боевики, так и наши армейские "плюшкины".
      Мы уже прикидывали, как будем снимать трофейные колеса, как вдруг, Умар заметил пожилую женщину, стоящую возле дома на противоположной стороне дороги. Она молча наблюдала за тем, чем мы занимаемся. Умар направился к ней и несколько минут говорил о чем-то на чеченском языке. Возвратившись, он рассказал о содержании их разговора.
      - Хозяин этого дома погиб еще в январе. В его дворе упал снаряд, и большим осколком ему оторвало голову. Похоронили его за домом, а жена после этого уехала вместе с детьми к родственникам в Ставропольский край и больше здесь не появлялась. Я попросил у соседки разрешения взять на время колеса с машины, а она и говорит, мол, берите, поскольку, военные все равно всё растащат. Они сегодня утром у неё шифер с летней кухни сняли и, загрузив на машину, увезли в сторону Толстой-Юрта. Так что, это видимо из её шифера сейчас делают крышу на том посту, мимо которого мы недавно проехали.
      - А что, бабка не могла урезонить военных? - поинтересовался я.
      - Я тоже её об этом спросил, а она и говорит, что жизнь дороже шифера. На днях её сосед пытался не дать военным вывезти с его двора электрогенератор, так ведь застрелили мужика. Кстати, мужик-то русским был.
      В тот момент я не знал, как реагировать на всё сказанное. Мне почему-то казалось, что это были не более чем досужие домыслы пожилой чеченки, которая, таким образом, хочет опорочить российских военных, которых ненавидит всеми фибрами своей души.
      Втроем мы за считанные минуты заменили неисправное колесо, и вместе со вторым целым колесом запихнули его на заднее сиденье машины, поскольку в багажнике из-за моих документов не оказалось свободного места. Когда работа была полностью завершена, мы тронулись в дальнейший путь. В этот раз мы в три пары глаз внимательно смотрели на дорогу, пытаясь разглядеть там хоть малейший кусочек металла.
      Уже на подъезде к окраинам села нас остановил десантник, с нахлобученным на голову голубым беретом, а на плече у него висел ручной пулемет с присоединенной патронной коробкой. Я подивился такому маскараду - на улице промозглая холодрыга, и все военные носят на головах меховые шапки или вязаные шапочки, а этот фарт в обычном фетровом берете рассекает.
      Выйдя из машины, я поинтересовался, в чем дело, на что десантник сухо ответил:
      - В селе идет зачистка, проезд по дороге закрыт. Поэтому, вам придется возвращаться обратно.
      - И как долго эта зачистка будет длиться? - поинтересовался я.
      - Мне не докладывали об этом, - холодно ответил десантник. - Но думаю, будет лучше, если вы отсюда уедете. И чем скорее, тем лучше же для вас. Тут где-то у села банда боевиков шастает, не дай Бог шмальнут - мало не покажется.
      - Ну, если они и шмальнут, - съязвил я, - то думаю, что в первую очередь они сделают это по очень хорошей мишени.
      - Какой? - поинтересовался десантник.
      Я молча указал пальцем на его берет, отчего десантник насупился и сделал угрожающее движение стволом пулемета в мою сторону, давая тем самым понять, что у него пропало желание дальнейшего общения с представителем другого силового ведомства.
      Уже отходя от десантника, я случайно глянул в улицу, где производилась та самая зачистка, о которой он упомянул. Посреди широкой улицы стояли несколько тентованых "КАМАЗов" и парочка БТРов. Военнослужащие разбрелись по всей улице и переходили от дома к дому. Вот, из одного из домов вышли двое солдат, которые несли на своих плечах свернутый в рулон ковер. Шедший рядом с ними офицер отдавал подчиненным какие-то команды, но под тяжестью огромного ковра тем было не до него. Дойдя до ближайшего грузовика, они запихнули ковер в кузов, после чего, развернувшись, пошли в сторону дома, со двора которого только что вышли. А в это время еще двое военнослужащих вытаскивали из соседнего дома двухкамерный холодильник, который также как и ковер оказался в кузове грузовика. Я не стал больше смотреть на всю эту вакханалию, и смачно сплюнув, забрался в машину.
      Теперь мне нечего было сказать Умару. После всего увиденного я понял, что той пожилой чеченке действительно незачем было оговаривать военных. Своими действиями они стали в один ряд с дудаевскими бандитами, которые на протяжении трех лет третировали и грабили русскоязычное население Чечни. Все вернулось на круги своя.
      Доехав до Толстой-Юрта, мы не стали спускаться к развилке дорог, а проехали по одной из улиц села, которая вывела на ту самую дорогу, по которой Умар не захотел до этого ехать. Теперь, у нас просто не оставалось другого шанса, как двигаться именно по ней.
      Пока мы медленно поднимались вверх, преодолевая один серпантин за другим, я заметил на склоне горного хребта упавший "кукурузник". Турпул тут же пояснил, что на этом самолете генерал Дудаев летал в отдаленные районы Чечни, чтобы посмотреть, как там идут дела. Поговаривали, что он сам садился за штурвал самолёта.
      Проехав еще немного, на очередном горном склоне я увидел сгоревший вертолет. Он лежал на одном боку, а его лопасти были сломаны. По всей видимости, этот вертолет принадлежал Российским ВВС, но что за трагедия с ним произошла, никому из нас не было ведомо.
      Преодолев перевал, мы наконец-то оказались на противоположной стороне хребта, и перед нами предстала панорама Грозного. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять - город и его жители попали в большую беду.
  
   Глава 9. Не совсем удачная "прописка"
     
      Спуск с перевала занял почти столько же времени, сколько и подъём. Дорога действительно оказалась ужасной. По разбитому ещё до войны асфальтовому покрытию, совсем недавно прошла не одна колонна бронетехники, о чём красноречиво свидетельствовали многочисленные вмятины и дугообразные царапины, оставленные гусеницами разворачивающихся на одном месте танков, а также большие масляные пятна, коими повсеместно было пропитано порушенное в крошево дорожное полотно. Теперь это была вовсе даже не дорога, а отдаленно напоминающая о ней звериная тропа. На одном из крутых поворотов очередного серпантина нашу машину занесло, и она едва не свалилась под откос. Мы вынуждены были остановиться, и, осторожно выйдя из машины, удерживали её руками за задний бампер до тех пор, пока Умар не отъехал на противоположную сторону дороги.
      Спустившись в долину, мы очутились на широкой асфальтовой дороге. То было Петропавловское шоссе, на которое мы так и не смогли попасть, когда пытались преодолеть хребет со стороны Толстой-Юрта. Прилегающая к шоссе территория совсем недавно подвергалась обстрелам и бомбежкам. Часть строений были разрушены, а в стенах отдельных из них зияли дыры от разорвавшихся снарядов. Повсюду виднелись следы пожарищ.
      Проехав стоящий посреди дороги огромный указатель, на котором большими металлическими буквами было написано - "Грозный. Основан в 1818 году", мы наконец-то въехали в черту города. Чем дальше мы ехали, тем больше разрушений попадалось нам по обеим сторонам дороги. Я обратил внимание на лежащие на асфальте оборванные троллейбусные провода, и подивился отсутствию оперативности у местных "металлистов". По всей видимости, в Грозном не работал ни один пункт по приему лома цветных металлов, в противном случае, медные провода вряд ли залежались бы без дела. В нашей Астрахани местное жульё такому, весьма ценному вторсырью, быстро бы приделало ноги.
      Пока мы ехали по городу, Умар и Турпул возбужденно обсуждали увиденное, то и дело, показывая на тот или иной сгоревший или разрушенный дом, где совсем недавно проживали их родственники или знакомые. И чем дальше мы углублялись в городские кварталы, тем всё чаще они изливали свои эмоции. Я молча смотрел на то, что происходит вокруг нас, пытаясь увидеть хоть одного гражданского человека. А их практически нигде не было видно, за исключением нескольких древних старух, которые плелись вдоль дороги, везя за собой старые детские коляски с каким-то скарбом. Одна такая бабка везла бутыль, на которой черной краской было написано "Н2SO4". И зачем это вдруг ей понадобилась серная кислота? Уж не бизнесом ли она собиралась заняться, изготавливая аккумуляторную жидкость на продажу?
      Над всем этим угрюмым зрелищем висел то ли туман, то ли смрад от горящих домов, отчего город казался ещё безлюдней. Мимо нашей машины на огромной скорости проносились бронемашины с сидящим на них военным людом, которым до нас не было никакого дела. Где-то в стороне раздавались автоматные очереди и ухали разрывы гранат, что свидетельствовало о ближнем бое, завязавшемся в одном из городских кварталов. Кто с кем там сейчас воевал - нам было не ведомо.
      На одном из перекрёстков был оборудован импровизированный мини-блокпост, для возведения которого военнослужащие использовали подручный материал, экспроприированный со двора стоящего поблизости недостроенного дома. Эдакая кирпичная будка размерами чуть больше дворового туалета, с небольшой амбразурой для наблюдения за окружающей местностью. Одного выстрела из гранатомета было вполне достаточно, чтобы от этого "шедевра" инженерной мысли не осталось и следа. Мы остановились у поста, и я спросил у солдата, выглядывающего из амбразуры каменной будки:
      - Не подскажете, где здесь находится пятнадцатая школа?
      Солдат на какое-то мгновение задумался, но почти сразу же замотал головой из стороны в сторону. Тогда я решил зайти с другой стороны.
      - Может быть, вы знаете, где находится штаб эмвэдэшников?
      Широко улыбнувшись, солдат ответил:
      - Так бы сразу и говорили! Проедете сейчас еще немного, доедете до гормолзавода, а потом повернете направо. Там и найдете эту школу.
      - Всё, поехали! Я понял, где это находится, - вмешался в разговор Турпул.
      И действительно, он безошибочно заехал именно в ту улицу, где стояло частично разрушенное, трехэтажное здание школы. О том, что в этом здании на данный момент располагается какое-то полувоенное учреждение, свидетельствовало большое скопление бронетехники, автотранспорта и людей в форменной одежде. Но кроме военных там было немало и гражданских лиц, часть из которых приехали на собственных машинах. Как-то странно было наблюдать около двух десятков "Жигулей", "Волг" и даже иномарок, сгрудившихся на небольшом пятачке возле школы, в то время, как до этого, на улицах города мы практически не увидели ни одной гражданской машины. И что за нужда привела их владельцев во Временный орган внутренних дел?
      Умар остановил машину метрах в пятидесяти от школы, поскольку подъехать к ней на более близкое расстояние, не было возможности из-за отсутствия свободных мест на обочинах дороги. Прихватив командировочное удостоверение, я пошел разыскивать начальство, которому следовало доложиться о своем прибытии. Стоящий у входной двери офицер СОБРа, с висящим на правом плече "Кедром", внимательно изучил содержимое моего удостоверения личности, и узнав причину появления в Грозном, порекомендовал обратиться в дежурную часть ВФОВД.
      Дежурка размещалась на втором этаже школы в одной из уцелевших классных комнат, на входной двери которой висела ромбовидная табличка с надписью "3-Б". Сказать, что это была дежурная часть органа внутренних дел, в том понимании как это принято считать применительно к самому заштатному сельскому РОВД, значит, ничего не сказать. Обычная классная комната, со стоящими в ней столами, за которыми еще совсем недавно школяры грызли гранит наук. Часть столов были сдвинуты к стенам и окнам, образуя посреди комнаты свободное пространство. За двумя столами, стоящими у боковой стены, сидели сотрудники милиции - один в звании старшего лейтенанта, второй - в звании майора. На столах лежали несколько носимых милицейских радиостанций из динамиков, которых несся постоянный суперный шум, и раздавались голоса невидимых корреспондентов. Старлей с майором по очереди хватались то за одну, то за другую радиостанцию, и, принимая по ним поступающие сообщения, тут же делали какие-то записи в толстых амбарных книгах.
      На тот момент у меня не было ни времени ни желания вникать в суть переговоров, но одно только я уловил в них - корреспонденты сообщали о складывающейся оперативной обстановке по месту своего нахождения. Отдельные такие сообщения сопровождались звуками выстрелов и разрывов, что лишний раз свидетельствовало о крайне неспокойной обстановке в городе.
      Я представился майору и поинтересовался где можно найти представителя паспортно-визовой службы, которого мне надлежало заменять. Майор несколько секунд о чем-то размышлял, но почти сразу ответил:
      - Ваши сидят на первом этаже, в другом крыле школы. Зайдите с торца - там есть еще один вход. Вот, там и ищите своих коллег.
      - А кому сдавать командировочное удостоверение?
      - Да кому оно на хрен нужно, - раздраженно ответил майор, одновременно делая запись в свой журнал. Потом он оторвался от своих записей, и, глянув на меня взглядом человека, только что увидевшего собеседника, добавил - Завтра утром будет развод, вот на нем и доложишься о себе, а заодно узнаешь, кому свое командировочное удостоверение сдавать.
      - А где будет развод? - не унимался я.
      - Слушай...те, товарищ подполковник - майор уже начинал раздражаться, - идите-ка вы уже к своим коллегам, у них всё и узнаете. Неужели не видите, что я занят, и мне некогда с вами лясы точить.
      Следуя рекомендациям майора, я пошел разыскивать своих коллег, на замену которых ехал в такую даль. Только сейчас я обратил внимание, что гражданские люди толпятся у той самой двери, о которой мне сказал дежурный, и мимо которой я поначалу проскочил. За входной дверью располагался широкий коридор, в котором стояла толпа людей, в несколько раз большая, нежели та, что кучковалась на улице. Голова извивающейся змеей и галдящей людской очереди находилась у одной из многочисленных дверей, выходящих в широкий коридор. Подойдя к ней, я взялся за ручку. Спорившие о чем-то до этого женщины, злобно глянули на меня, но выяснять, что я за "птица" такая, и почему лезу без очереди, не стали. По всей видимости, они приняли меня за сотрудника, к которому уже через минуту-другую придется обращаться со своей проблемой, а коли так, то на кой черт лишний раз лезть на рожон.
      Комната, где расположились сотрудники паспортной службы, была таким же классом, что и дежурная часть, но только немного большая по размеру. В окнах практически не осталось ни одного целого стекла, отчего в комнате было сыро и холодно. Наверно именно поэтому все работающие в ней люди были в верхней одежде.
      Одного взгляда мне было достаточно, чтобы в сидящем за столом человеке с полковничьими погонами признать Володю Данилова - начальника отдела ПВУ МВД России. Буквально за год до этого он приезжал в наш город в составе комплексной бригады МВД, проводившей плановую проверку деятельности сотрудников нашего УВД. Ох, и много же мне тогда пришлось с ним водочки попить, с тем, чтобы не было у товарища проверяющего лишних вопросов к нашему отделу.
      Володя меня тоже узнал, и с ревом мы бросились друг к другу с объятиями. Сидевшие в этот момент в комнате посетители, не могли понять, с чего это вдруг два здоровых мужика воспылали такими чувствами друг к другу.
      - Так вот значит, кого прислали мне на замену, - отойдя от лобызаний, изрек Володя. - А я все гадаю - кого же все-таки пришлют в эту дыру? Совсем уж надеяться перестал, что замена вовремя приедет. Ну, и как же ты добирался сюда?
      Во всех подробностях я рассказал о наших злоключениях, не забыв упомянуть про коробку с бланками. Пока мы разговаривали друг с другом, уединившись на "камчатке", я заметил, что сидящие в комнате женщины, по всему видно - бывшие сотрудники местной паспортно-визовой службы, от руки заполняли справки, выдаваемые взамен утерянных паспортов. На каждую такую справку, которую они писали на листах бумаги вырванных из школьных тетрадей, у них уходило не менее десяти минут. Поймал себя на мысли, что с доставленными мною бланками дела у них пойдут намного быстрее. Вот, только жаль, что привез-то этих бланков я не больше пяти тысяч штук. Если верить Володе, то через их "контору", ставшую с сегодняшнего дня и моей, за день проходит не менее двухсот человек. И всем нужны именно эти справки. А если учесть, что эта работа фактически только-только начинает разворачиваться, и основная масса заявителей нахлынет уже в самые ближайшие дни, то привезенного мной запаса этих бланков хватит максимум на пару недель. Потом - суши весла, туши свет.
      В процессе беседы с Даниловым узнал, что по линии ПВС в Грозном сейчас работает всего два прикомандированных сотрудника МВД, и оба они уедут сразу же, как только сменщики приступят к работе. Узнал также, что моим напарником на ближайшие сорок пять суток будет начальник ПВС города Сочи, который должен приехать завтра. Володя посочувствовал мне в том отношении, что если они только-только начинали эту работу разворачивать, то нам достанется самый тяжелый период, когда придется заново формировать паспортную службу за счет местных кадров, начиная с подбора кандидатуры начальника и практически всего персонала отдела. Те женщины, что сейчас выписывают справки гражданам, никогда в паспортном отделе не работали, за исключением двух сотрудниц республиканского адресно-справочного бюро. Поэтому, придется разыскивать не только старых сотрудников, но и подбирать новых. При этом следует учесть, что на первом этапе зарплату им никто не собирается платить. Так что, придется шибко попотеть самим, прежде чем в полуразрушенном городе найдутся такие альтруисты.
      Режим работы устанавливался довольно простой - от рассвета, и до заката, а если быть точнее - с девяти утра и до тех пор, пока помещение не покинет последний посетитель. Кстати, в процессе общения с гражданами им следовало постоянно напоминать о том, что с наступлением темноты в городе вводится комендантский час, и к этому времени они должны успеть добраться до своих жилищ, куда не ходил никакой общественный транспорт, поскольку его в Грозном просто не существовало. Выходных дней на весь период командировки не предусматривалось, а вместо них давались две недели отгула, после того, как командируемый благополучно возвращался домой.
      Володя успокоил меня, что прикомандированные сотрудники паспортной службы, практически никогда не участвуют ни в каких боевых операциях проводимых в городе и за его пределами. В отдельных зачистках все-таки придётся потусоваться, ну, так это для пользы общего дела, когда требуется оперативно проводить проверку соблюдения гражданами паспортного режима. А кому как не паспортным работникам знать все эти премудрости с паспортами, коих после развала СССР расплодилось как тех тараканов. С импортными паспортами и визами тоже есть морока из-за нашествия в Чечню иностранных волонтёров. Не будешь же каждому бойцу объяснять, как работать со всеми этими документами. Проще и быстрее сделать это самому.
      На мой вопрос: "Приходилось ли стрелять в период командировки?", Володя рассмеялся.
      - Приходилось, пару раз - по пустым консервным банкам и бутылкам. Не знаю, как тебе здесь в Грозном доведется покомиссарить, но в дыре под названием Знаменская у нас на это не было ни возможности, ни желания. Ты же сам понимать должен - мы сугубо мирные люди и на эту войну приехали не затем чтобы стрелять, а делать свою, сугубо мирную работу, которая именно сейчас будет не менее важной, чем пальба из всех стволов. Я тебя должен обрадовать - генерал Шумов, который сейчас всеми нами руководит, такие поставил перед нашей службой задачи, на выполнение которых в нормальной-то обстановке не один месяц потребуется, а он, на все про все, две недели нам отмерил. Нам то что, мы через пару дней свалим отсюда, а вот тебе вместе с напарником отдуваться придется по полной программе.
      - А что за задачи такие? - поинтересовался я.
      - Да не спеши ты с такими вопросами. Придет время, сам все узнаешь. Ты где остановился-то?
      - Да пока нигде. Всё барахло еще в "жигулёнке" лежит. Кстати, надо бы ту коробку с бланками сюда перетащить.
      - Ты чё, смеешься? Да ты знаешь, что, уходя с работы, мы даже ручки забираем с собой. В школе практически ни одна дверь не запирается на замок, да и в разбитые окна может любой влезть. С туалетной бумагой здесь тоже напряжёнка, и твои бланки в самый раз подойдут, чтобы сраные задницы подтирать. Глазом не успеешь моргнуть, как всё растащат.
      Потом мы вдвоем с Володей пошли в то крыло школы, где жила часть сотрудников Временного органа внутренних дел, на поиски свободного места, где я смог бы притулить свои бренные кости.
      На третьем этаже, в самом конце коридора, размещался класс географии, где поселились сотрудники уголовного розыска и прикомандированный к ним экипаж бронетранспортера из Бригады внутренних войск. Всего в комнате было восемнадцать раскладушек, одна из которых оказалась пустующей. Еще накануне один из оперов получивший осколочное ранение в руку, вместе со всеми своими хурдами уехал в Моздок в госпиталь. По излечению он не должен был возвратиться в Грозный, поскольку срок его командировки подошел к концу.
      Поначалу опера неодобрительно отнеслись к просьбе Данилова о моем размещении на освободившейся койке, мотивируя это тем, что оперская работа весьма специфичная, и она не приемлет присутствия посторонних ушей и глаз даже в местах отдыха оперативных работников. Но после того как они узнали, что я двенадцать лет тянул лямку в уголовном розыске, резко сменили гнев на милость, и дали добро на вселение, пространно намекнув на то, чтобы я не задерживался со своей "пропиской". Намек мною был понят правильно, и данное мероприятие было назначено на вечер того же дня.
      Чуть позже я расспросил Володю насчет того, где он сам проживает в Грозном. Оказалось, что все сотрудники из числа "приближенных", ранее проживавших в небольшой гостинице в станице Знаменской, при переезде в Грозный обзавелись большой палаткой, и установили её на территории автоколонны, где сейчас дислоцируется Бригада внутренних войск. Он был бы рад поселить меня в ту палатку, но, увы, там не то, что свободных коек нет, в ней вообще нет свободного места, поскольку живёт в ней в полтора раза больше народа, чем положено по инструкции.
      Часов в пять вечера, когда в школе не осталось ни одного посетителя из числа местных жителей, вдвоем с Даниловым мы пошли к операм. Но перед этим я попросил Умара подогнать машину поближе к входной двери, и вдвоем с Володей мы затащили коробку с бланками на третий этаж. Хозяева обители порекомендовали поставить её в небольшое кладовое помещение, в котором они хранили боеприпасы и изъятое оружие. До войны в ней хранились карты, глобусы и другие наглядные пособия - обязательные атрибуты предмета "География". Они и сейчас лежали сваленные в одну кучу в дальнем углу кладовки. Одну из таких карт, ламинированную блестящей полиэтиленовой пленкой, я еще днем заметил лежащей вместо скатерти на единственном на всю комнату столе, составленном из двух, или трех столов, за которыми в свое время занимались школьники.
      Со второго захода я прихватил из машины водку и парочку огромных лещей, запеченных супругой накануне нашего отъезда из Астрахани. Заодно пообещал Умару уладить вопрос насчет того, чтобы их машина вместе с ними переночевала возле входной двери в здание школы. Днём у меня так и не нашлось свободного времени проехаться с ними к месту нахождения их домов, а с наступлением сумерек, это стало невозможно по иной причине - из-за любого закоулка в машину могли стрельнуть, причем, как свои, так и боевики.
      Поначалу "прописка" получилась на славу. Мужикам дюже понравились и истекающие жиром икряные лещи, и фирменная водка, которую они давно не пили. Вот только на восемнадцати ртов её оказалось весьма маловато - бутылка была разлита и распита за один присест. А когда я понял, что слегка обмишулился, и водки с собой прихватил маловато, один из присутствующих дал мне армейский котелок, после чего сказал:
      - Сгоняй в кладовку, там, в одной из фляг, есть какава. Черпани ровно столько, сколько сможешь донести не разлив. Только, смотри, какаву с борщом не перепутай.
      Поначалу я не понял, о чем он вел речь. В кладовке было совершенно темно, и мне пришлось возвращаться обратно, чтобы прихватить горящую свечу. Под одним из стоящих там столов, я обнаружил две алюминиевые молочные фляги, заложенные со всех сторон географические картами. Я открыл крышку одной из них, и наружу пахнуло терпким запахом коньячного спирта. Не раздумывая, зачерпнул почти полный котелок вожделенного напитка, и бережно понёс его к столу.
      - Флягу закрыл? - поинтересовался опер, который до этого дал мне котелок.
      Я отрицательно помотал головой.
      - А какого же, ты..., - беззлобно возмутился он, - градус же из напитка улетучивается. Давай назад, и чтоб демаскировка тоже была устранена.
      В тот вечер, находясь в положении необстрелянного салаги, я ещё не раз нырял в кладовку за "какавой". В процессе коллективного общения, присутствующие мне пояснили, что "борщом", что залито во вторую флягу, было самое обыкновенное вино - херес. Опера его по вечерам пили только в том случае, если "какавы" не оставалось ни капли. А вообще-то "борщ" был предназначен для лечения больных голов, и употреблялся исключительно по утрам.
      Мне хорошо было в теплой компании единомышленников, и, находясь в состоянии алкогольной эйфории, я внимательно слушал, о чем рассказывали мужики. А им действительно было о чем рассказать, поскольку все прошли обкатку совсем свежей войной, и знали о ней не понаслышке.
      А потом один из них, как выяснилось - командир того самого прикомандированного к операм БТРа, рассказал грустную историю о молодом парне - ветеране войны в Афганистане, совсем недавно погибшем в Чечне. Незадолго до своей гибели "афганец" написал слова очень хорошей песни. После этого рассказчик взял лежащую на одной из раскладушек гитару, и тихо запел:
     
      За окном непрерывно стучит теплый дождь,
      И становится грустно от этого шума.
      Вспоминается жажда, кровь и песок,
      И последняя капля воды для друга.
     
      Громко бьют по стеклу капли теплого ливня,
      Как осколки душмановских мин по броне.
      И ты ищешь рукой теплый ствол АКаэма,
      И в душе есть надежда, что еще один день жить тебе.
      И ты ищешь рукой теплый ствол АКаэма,
      И в душе есть надежда, что еще один день жить тебе.
     
      Пули свист, их снайперы сыплют градом,
      И прижавшись к камням, ощущаешь знакомую слабость.
      Посылаешь в ответ свинец вперемешку с матом,
      За их неприкрытую лютую наглость.
     
      Как наяву, слышу взрывы и ротного крик,
      И рев бэтээра спасителя душ наших грешных.
      Продержаться б чуть-чуть, но в душу вопрос проник,
      Кто уцелеет, и кто проживет из здешних.
      Продержаться б чуть-чуть, но в душу вопрос проник,
      Кто уцелеет, и кто проживет из здешних.
     
      А может, всё это мне когда-то приснилось,
      И все пролетит за одну только ночь страшным сном.
      Только нет, ничего не забылось,
      И память тревожишь, чтобы снова вспомнить о том.
     
      Пока он пел, перед моими глазами проплывали картины семилетней давности, и слова песни невольно начали выдавливать слезы из глаз. Чтобы немного успокоиться, я вышел на свежий воздух. Помня о том, что возле дома в машине ночуют Умар с Турпулом, я прихватил с собой кружку с коньяком и пошел их навестить. Еще с вечера был улажен вопрос со стоянкой их машины возле здания ВФОВД. Для этого мне пришлось обращаться к Володе - командиру питерских СОБРовцев, несущих караульную службу по охране здания. Умар с Турпулом только пригубили кружку с коньяком, но пить не стали, мотивируя это тем, что никогда не были большими любителями этого вожделенного напитка. Пожелав им спокойной ночи, с кружкой коньяка я вернулся обратно. По пути заглянул в комнату, располагавшуюся рядом с нашей комнатой, где проживали бойцы того самого питерского СОБРа.
      Так уж получилось, что я застал их за ужином, и они пригласили меня к столу. Есть у них я ничего не стал, поскольку до этого досыта наелся консервированной гречневой кашей с тушёнкой, и она просилась уже обратно, а вот тот коньяк, что оставался в кружке, выпил до дна. Смутно помню, как поучал мужиков правильному несению караульной службы, и рассказывал присутствующим о том, как мы в Афгане использовали пароли на основе арифметических действий с однозначными цифрами. За разговорами почувствовал, что начинаю отключаться, и едва не свалился со стула. Видя, в каком состоянии пребывает товарищ подполковник, СОБРовцы подхватили меня под руки, и оттащили в нашу комнату.
      Поначалу я лег на свою раскладушку, но в какой-то момент, услышав разговор одного из постояльцев о том, что он обеспокоен здоровьем своего отца, я помимо своей воли вскочил с кровати, и предложил мужику погадать по руке. Тот поначалу с недоверием отнесся к сказанному, но после того, как я вкратце рассказал ему о том, где в свое время научился "шаманить", протянул мне левую руку.
      Лучше бы я этого не делал. По линиям руки выходило, что его отцу жить оставалось считанные дни. Скрывать данного факта я не стал, о чем тут же сказал открыто. После моих слов парень сник, а остальные опера накинулись на меня с упреками, что, мол, парню и так не по себе, а тут ещё я со своими предсказаниями. Раздались даже реплики - выселить новоявленного "Нострадамуса" к едрени фени, и пусть он катится куда хочет. Меня это здорово задело, и я тут же заявил, что если мне нет веры, то я тут же застрелюсь. В подтверждение серьезности своих намерений, я резко хлопнул рукой по висящей на поясе кобуре, и с ужасом обнаружил отсутствие в ней пистолета.
      Меня словно прострелило, и, напрягая остатки пьяного сознания, я стал лихорадочно вспоминать, где мог посеять свое табельное оружие. Я даже прикинул в уме, какие меня уже в самом ближайшем будущем ждут неприятности. Однозначно, из органов попрут, да еще и уголовное дело возбудят. Вот будет позорище под занавес моей милицейской службы.
      Ища выход из сложившегося положения, я стал наезжать на мужиков, подозревая, что именно они причастны к краже моего пистолета. Те мои слова не восприняли всерьез, и послали меня очень далеко, далеко, порекомендовав хорошенько проспаться, прежде чем обвинять кого-либо в том, чего не было. Витавшая до этого мысль о моем отселении из оперской комнаты, сама собой растворилась в воздухе. По всей видимости, все присутствующие осознали серьезность дурацкого положения, в которое попал не только я, но и они. Если начнется разбор полетов по факту исчезновения оружия, то всем участником коллективной пьянки мало не покажется.
      После небольшого совещания мне было предложено лечь спать и до утра никуда из комнаты не отлучаться.
      - Утро вечера мудренее, - сказал Николай. Тот самый опер, посылавший меня за "какавой" в кладовку. Эти слова было последнее, что зафиксировал мой отключающийся мозг.
      В тот момент я еще успел подумать, что самое неприятное из всего того, что случалось в моей непутевой жизни, произойдет утром.
  
   Глава 10. Горькое похмелье
        
         Утро следующего дня выдалось смурым во всех отношениях. От чрезмерной дозы выпитого накануне спиртного, внутри черепной коробки стоял невообразимый гул, а рефлекторно сокращающаяся диафрагма живота провоцировала позывы выброса содержимого желудка наружу. Пытаясь привести себя в божеский вид, я в буквальном смысле слова выкарабкался в общий коридор, где еще с вечера заметил висящие на стене рукомойники, со стоящими под ними помойными ведрами. Машинально сунув голову под один из рукомойников, я сделал ею резкое движение вверх, полагая, что тут же буду облагодетельствован струёй отрезвляющей студёной воды. Но, не тут-то было. Рукомойник был пуст, как и два его собрата висящие по соседству. А организм уже не мог больше ждать, и широко раскрыв рот, я стал "пугать" своим рыком помойное ведро.
         В тот момент в голове витала одна единственная здравая мысль - не залететь. Ведь если меня за этим неблаговидным занятием застанет кто-нибудь из высокого руководства, объясняться придется по полной программе. Но именно в этот момент я вспомнил о пропавшем накануне пистолете, и мне стало еще муторней. Почему-то вдруг в сознании ясно всплыла картина "Петр Первый допрашивает своего сына Алексея". На мгновение представил, как стою, низко склонив голову перед генералом Шумовым, и выслушиваю от него весьма нелесные высказывания, которые в итоге заканчиваются сакраментальной фразой - "Ты уволен!"
         Отлично осознавая всю серьезность ситуации, я решил заново пройтись по вчерашним местам "боевой славы". Для начала спустился на первый этаж, и, выйдя на улицу, подошел к стоящей неподалеку "шахе" моих попутчиков. Умар с Турпулом уже бодрствовали, слушая музыку по автомагнитоле. Поначалу я не решился говорить им о своей проблеме, но в процессе разговора так уж получилось, что уйти от откровения мне не удалось. Умар рассказал в деталях о моих вчерашних похождениях, и о том, как я пытался их напоить халявным коньяком. Был ли при мне в тот момент пистолет, они не заметили, поскольку, я сидел на заднем сиденье, и им не было видно - была ли у меня кобура с оружием.
         Ощупав заднее сиденье, на котором лежала куртка Умара, и внимательно осмотрев пространство между передними сиденьями, пистолета я нигде не обнаружил. Стало быть, не здесь я его обронил. А может быть, и не терял его вовсе, а действительно, стащили его у меня те же спецназовцы, пока я вместе с ними пьянствовал. Еще вечером один из жильцов нашей комнаты вдруг вспомнил, что у "СОБРов" совсем недавно был какой-то инцидент с утратой оружия. А что, забьют номер на моем пистолете, и скажут, мол, найдено пропавшее оружие, вот только немного поврежденное, а потом сактируют и спишут его на боевые потери. А мне отчитываться перед своим начальством по полной программе, как я профуфырил свое табельное оружие. Однозначно, надо идти к "СОБРам", тёрки с ними тереть.
         Я уже вылезал из машины, как Умар вдруг вспомнил, что накануне вечером, перед тем как возвращаться в школу, я заскакивал в стоящий неподалеку от неё туалет. А чем чёрт не шутит, может, я его действительно там обронил. Затеплившаяся было надежда найти пистолет в отхожем месте, улетучилась после того, как я самым тщательным образом исследовал данное сантехническое сооружение. В ход пошла длинная сучковатая ветка, которую я отломал от стоящего рядом с туалетом тополя. Словно опытный сапер я сантиметр за сантиметром прощупал лежащие в отхожей яме человеческие экскременты, но ничего существенного так и не обнаружил. Свои поиски я прекратил после того, как снаружи стали стучать кулаками по двери, и громко возмущаться моим эгоизмом и неуважением к окружающим. Нашлись и такие, кто порекомендовал мне пользоваться развалинами сзади школы, куда ходят все кто страдает запорами или поносом.
         От спецназовцев я тоже ничего не добился. Наезд по поводу того, что они причастны к краже оружия, мужики пресекли моментом, порекомендовав поменьше пить какаву, иначе мозги могут вообще расплавиться. Крыть в ответ было действительно нечем. По какому разу пришлось заново обходить всех постояльцев нашей комнаты, но все они отмахивались от меня как от назойливой мухи. Что делать, как поступить в сложившейся ситуации, в тот момент я не мог даже представить. В голову лезли дурные мысли, вплоть до самоубийства, но я их отметал, надеясь в душе на то, что паршивая ситуация, в которую я попал, рано или поздно разрешится сама собой и пистолет обязательно найдётся. Я еще раз перетряхнул все свои вещи, тщательно обыскал кладовку, куда накануне нырял за спиртным, но все было тщетно.
         Обещанное накануне совещание, на котором мне предстояло представиться генералу, не состоялось по "техническим" причинам. Не заезжая в школу, генерал с утра укатил в ГУОШ, где проводилось расширенное совещание руководящего состава всех силовых ведомств. Приехавший на работу Володя Данилов, обратив внимание на то, в каком состоянии я пребываю, порекомендовал до конца дня не появляться на публике, заверив при этом, что всю текущую работу он сделает без моего участия.
         Уже возвращаясь обратно в наш "кубрик", я столкнулся с Умаром.
         - Ну что, может быть, мы все-таки смотаемся в город, посмотрим как там наши дома?
         Я только на секунду представил, как буду мотаться по городу без оружия, в компании чеченцев, и мне стало совсем дурно. Нарвись на боевиков, мне не то чтобы отстреливаться от них - застрелиться будет не из чего.
         Однако, как говориться - уговор дороже денег, и обещанное надо было выполнять. В противном случае, в лице Умара и Турпула я буду смотреться обычным болтуном, или того хуже - трусом. Предупредив Володю о том, что ненадолго уезжаю в город по личным делам, я сел в машину, и мы покатили навстречу неизвестности.
         По сравнению с тем, что я увидел накануне, в центральной части города людей было несколько больше. Но и там они словно неприкаянные призраки бродили по пустынным улочкам, заваленным строительным мусором от разбитых домов, волоча за собой разнокалиберные тележки, груженные нехитрым скарбом. "Словно беженцы во время Великой отечественной войны" - отметил я про себя.
   За потянувшимся слева от нас каменным забором виднелись корпуса какого-то промышленного предприятия. Я подивился тому, что практически все строения были целыми. Разве что частично выбитые стекла в окнах, да дыры в крышах, свидетельствовали о том, что война не прошла мимо них. Не пострадала и высокая кирпичная труба, торчащая посреди заводских корпусов.
         - Завод "Красный Молот" - вслух заметил Турпул. - До войны Дудаев здесь наладил выпуск автоматов местного розлива - "Борз" называется. Но, говорят, не очень-то он был хорошим, и его можно было свободно прикупить возле центрального рынка. Я тоже мог им обзавестись, но зачем мне лишний геморрой.
         Я вдруг отчетливо вспомнил разговор, состоявшийся накануне в нашей комнате. Кто-то из собеседников рассказал, что "Красный молот" в советское время работал на ВПК и выпускал продукцию сугубо военного предназначения. Когда началась "прихватизация" завод оказался не у дел, и на нем начали выпускать запчасти к сельскохозяйственной технике и прочий ширпотреб. С приходом к власти в Чечне Дудаева, завод вообще встал и бездействовал больше года. Но потом какой-то местный "кулибин" изобрел тот самый пистолет-пулемет "Борз" и его выпуск поставили на поток на "Красном Молоте". Поговаривали, что еще до девяносто первого года собственником завода стал кто-то из высокопоставленных лиц в Москве, который реально так и не смог распорядиться своим приобретением. Когда начались бомбежки и обстрелы города, в войска поступил странный приказ - завод не разрушать. Чтобы хоть как-то выбить засевших на его территории боевиков, артиллеристы вместо снарядов использовали болванки, какие обычно используются на учебных стрельбах. По всей видимости, дыры в крышах заводских корпусов и были оставлены теми самыми болванками. Если бы это были настоящие снаряды, то от прямого попадания в строения от них не осталось бы камня на камне.
         Буквально сразу за заводом стояло девятиэтажное здание, фасадная часть которого была отделана ажурным орнаментом из железобетона и металла. В свое время дом был в два раза длиннее, но сейчас половина его, словно острым лезвием отрезанная от остальной части здания, огромной кучей мусора покоилась на фундаменте.
         - А это что за здание? - поинтересовался я.
         - Дом Печати, - ответил Турпул. - Обрати внимание налево.
         Я посмотрел туда, куда он указывал. Сразу за Домом Печати раскинулся парк, большая часть стволов деревьев была посечена и даже расщеплена осколками бомб и снарядов. Практически вся территория парка была изрыта окопами и воронками от бомб. Остатки разбитой военной техники свидетельствовали о том, что еще совсем недавно на этом месте шли сильные бои.
         - Самый первый бой здесь произошел еще в ноябре прошлого года, - заметил Турпул. - Ты наверно знаешь про тот случай с походом на Грозный колонны танков. Это когда Автурханов, Ходжаев и Гантамиров при содействии гэбэшников сфаловали вояк, пообещав им златые горы и халявные деньги только за то, что они доедут до Дудаевского дворца и предъявят ему ультиматум. Ага, доехали! Я смотрел тогда по местному телевидению, как всё это происходило. Танкам дали возможность доехать до этого места, а потом сожгли из гранатометов. Пятнадцатилетние сосунки выскакивали из канализационных люков, стреляли в танки сзади, и обратно исчезали под землей. Для них это было что-то вроде забавы, но народу военного они тогда угробили предостаточно. Это был образцово-показушный расстрел. Дудаев сказал после этого, что у него своих танков на целую армию хватит, и ему не нужен чужой металлолом. Судя по тому, что я сейчас вижу, под новый год ваши военные еще раз наступили на старые грабли. Почему так думаю? В начале декабря я понял, что добром все это не кончится, и свалил из города. Так вот, тогда воронок и окопов в парке практически не было. Только подбитые танки стояли, которые сдвинули в сторону, чтобы они не мешали ездить по дороге. А сейчас, вон, сколько всего наворочено.
         Пока мы ехали вдоль парка, я обратил внимание на одно обстоятельство - ни на одном из канализационных люков не было чугунных крышек. По всей видимости, их действительно поснимали еще до того, как пошла та самая танковая колонна "оппозиционеров", а потом забыли вернуть на место, или же попросту своровали и сдали в металлолом.
         Проехав мимо парка, мы свернули влево, и моему взору открылся широкий проспект, по центру которого пролегала пешеходная дорожка, с растущими по обеим сторонам деревьями. В самом начале проспекта стоял гранитный монумент изображающий трех стоящих в полный рост мужчин держащих друг друга за руки. Голова у одного из персонажей этой скульптурной группы отсутствовала. По всей видимости, её оторвало в результате прямого попадания снаряда.
         - Проспект Победы - фактически, самая центральная улица Грозного, - констатировал Умар. - В советские времена здесь жили партийные шишки, и прочая блатата.
         Я с любопытством разглядывал из окна машины всё то, что осталось от бывшего жилья ушедшей в небытиё номенклатурной элиты Чечено-Ингушской АССР. Пожалуй, именно эта часть города больше всего пострадала от бомбардировок и обстрелов, поскольку потолочные перекрытия большинства из стоящих на проспекте домов, были деревянными, и при попадании в дом бомб или снарядов, его внутренности выгорали дотла, и оставались лишь закопченные стены с глазницами пустых оконных проемов.
         На верхнем этаже одного из таких домов я увидел огромные буквы, сложенные в словосочетание "До моды". Буква "М" в первом слове видимо отвалилась во время бомбежки, и теперь бывший городской Дом моды недвусмысленно намекал на то, что было во времена, когда моды еще не было. На фоне всеобщих разрушений еще абсурдней смотрелся лозунг "Миру - мир", красовавшийся на крыше дома напротив.
         Мы свернули с проспекта направо и оказались возле центрального городского рынка. Точнее сказать, рядом с тем, что от него к тому времени сохранилось. В железобетонных стенах трех панельных высоток, стоящих напротив него, зияли дыры от прямого попадания в них снарядов и ракет.
         - Вот здесь, возле этих самых домов, до войны продавалось оружие, - пояснил Турпул. - Можно было запросто прикупить не только пистолет, но и автомат, и пулемет, и кое-что покруче. Но бизнес этот был весьма рискованным для покупателей. Продавцы оружия были повязаны с бандитами, которые отсиживались в сторонке, дожидаясь пока покупатель расплатится за покупку и начнет сваливать с базара. Если это был какой-нибудь заезжий лох, он не успевал дойти до ближайшего угла, как его догоняли эти молодчики, и под видом ментов начинали прессовать за незаконное ношение оружия. Припугнув более крутыми мерами, они отбирали у него не только купленный ствол или боеприпасы, но и все наличные деньги. Потом этот ствол обратно возвращался продавцу, и тот вновь выставлял его на продажу. Круговорот оружия приносил шальные деньги тем, кто за всем этим стоял. Особенно много оружия на базаре было в девяносто третьем году, когда были разграблены склады воинских частей. Новехонькие автоматы продавались еще в заводской смазке.
         За разговорами я не заметил, как мы заехали в какие-то закоулки и через пару - тройку минут остановились возле металлических ворот окрашенных краской ярко-зеленого цвета.
         Уж что-что, но эти ворота я запомнил еще с предыдущей своей поездки в Грозный в 1984 году, поскольку именно за ними стоял дом семьи Умара. Я машинально глянул на соседние ворота и заметил на них корявую надпись мелом - "Здесь живут люди".
         То были ворота соседки Умара - той самой бабы Кати, которая в свое время рассказала мне всю подноготную о непростой судьбе Умара и его семьи. Все окна её дома с улицы были закрыты глухими ставнями, и не было ни малейшего признака указывающего на то, что в нем находится хоть одна живая душа.
         Умар попытался открыть ворота, но у него с первого раза это не получилось. Створки ворот были связаны веревкой друг с другом со стороны двора, и развязать этот "гордиев" узел с улицы, не представлялось возможным. По всей видимости, после того как он был завязан, кто-то из любопытствующих соседей или просто мародеров пытался открывать ворота, чем только сильнее его затянул. Умар нашел в машине перочинный нож, и с трудом перемахнув через забор, перерезал им веревку.
         Первым делом мы пошли к стоящему в глубине двора дому. Замок во входной двери был вырван с мясом, а сама дверь едва держалась на одной петле. Пройдя внутрь дома, мы обнаружили там полнейший разгром. Дверца стоящего на кухне старенького холодильника, была наискось прострелена автоматной очередью. Открыв её, Умар убедился в том, что пули прошили холодильник навылет, сделав отверстия и в задней стенке.
         - Жаль, а ведь такой хороший был холодильник - хоть и старенький, но работал безотказно. Хорошо, что у меня есть еще один холодильник, двухкамерный. Жена его купила несколько лет тому назад, пока я отсиживался на зоне.
         Умар прошел в соседнюю комнату, где и должен был стоять второй холодильник, но к своему удивлению его там не обнаружил. Желваки заходили на его скуластом лице. Видимо он вспомнил вчерашнюю историю, когда военнослужащие на наших глазах вытаскивали точно такой же холодильник из дома в селе Петропавловском.
         Напоследок мы осмотрели гостиную. Створки стоящего у одной из её стен мебельного гарнитура были распахнуты настежь, а все содержимое платяных и бельевых шкафов свалено на пол. Большая часть книг вместе с полками тоже лежали на полу. Хрустальная и фарфоровая посуда с запыленных стеклянных полок серванта исчезла бесследно, и о том, что она там когда-то стояла, свидетельствовали кружочки, и овалы на полках. Не найдя в чужом доме ни денег, ни золота, ни тем более драгоценных камней, неизвестные злодеи порезали ножом гобеленовую обшивку старинного, кривоногого дивана и двух кресел, а в довершение всему наложили две здоровенные кучи экскрементов на крышку стоящего посреди комнаты стола.
         - Ковер со стены тоже скомуниздили, - угрюмо констатировал Умар. - Хороший был ковер, иранский, чистошерстяной. Нам его родственники жены на свадьбу подарили.
         Чтобы хоть как-то отвести его подозрения о возможной причастности ко всему этому безобразию российских военнослужащих, я нерешительно заметил:
         - Не-е, не могли наши солдаты этого сделать. При той кормежке, что сейчас в армии, такие кучи не наложить. Чтобы столько дерьма накопить внутри себя, надо не меньше недели на мясной пище сидеть, а не на консервированной "дробь-шестнадцать".
         Умар дипломатично промолчал, а я, уловив ход его мыслей, не стал ни в чем переубеждать.
         После того как мы осмотрели весь дом, Умар открыл небольшую дверь, ведущую из кухни на заднюю часть двора, где размещался деревянный туалет и небольшой сарайчик, в каких обычно хранится различный бытовой хлам. Над всеми этими хозяйственными постройками нависали длинные ветки старого, абрикосового дерева, росшего посредине двора. Наверняка, плоды именно этого дерева и консервировала супруга Умара в прошлом году. Видимо эта же мысль посетила не только мою голову. Умар тут же вернулся в дом, и, открыв небольшой люк на кухне, спустился в полуподвальное помещение, оборудованное под частью дома. При тусклом свете газовой зажигалки, он осмотрел стеллажи в подполе, и не обнаружил там ни одной банки с консервированными фруктами и овощами. Грязно выругавшись, он вылез наружу, и с силой захлопнул крышку люка.
         Еще смачнее Умар заматерился, когда выяснилось, что из сарая исчезли электрогенератор УД-1, сварочный аппарат и весь слесарный инструмент. Больше всего он горевал по поводу пропажи генератора, который он давным-давно прикупил за ящик водки у безвестного прапорщика, да так практически ни разу им не воспользовался. Как бы он сейчас был кстати.
         Мы собрались, уж было, уходить со двора, как боковым зрением я заметил, как в окне соседнего дома еле заметно колыхнулась тюлевая занавеска. Первое, что мелькнуло в голове, это была мысль о засевших в доме боевиках, которые скрываются в чужом доме от военных. Если это так, то в любую секунду можно было ожидать автоматной очереди, которая поставила бы точку на всех наших похождениях. Я незаметно тронул руку Умара, и когда он вопрошающе глянул на меня, сделал соответствующий жест глазами, давая понять, что в соседнем доме кто-то есть.
         Недолго думая, он подошел к невысокому заборчику, отделявшему его двор от соседского двора, и громко крикнул:
         - Баб Кать, ты дома?!
         Спустя какое-то время входная дверь соседнего дома медленно открылась, и на пороге появилась сгорбленная фигура человекоподобного существа неопределенного пола и возраста.
         Облаченное в рваное тряпье, оно больше походило на персонаж русских сказок - Бабу Ягу, но никак не на бабу Катю, с которой в свое время мне довелось вести задушевную беседу. Что же такого могло произойти с человеком за какой-то десяток лет, если жизнерадостное лицо с живыми глазами превратилось в безжизненную мумифицированную пародию на него, с ничего не выражающим, полубезумным взглядом?
         Баба Катя долго всматривалась в лицо Умара, видимо соображая - кто это сейчас перед ней стоит, и откуда этому человеку известно её имя, которое она уже и сама-то стала подзабывать. В какой-то момент пелена беспамятства с её глаз вдруг спала, а мелькнувший огонек жизни засвидетельствовал возвращение сознания, и она тихо запричитала:
         - У-у-ума-а-арчи-и-ик, жи-и-во-о-ой-й!
         Доковыляв до забора, она обеими руками ухватилась за штакетины, да так и осталась стоять, полусогнувшись, не в силах выпрямить сгорбленную спину. Минут десять она плакала навзрыд, пытаясь, что-то рассказывать, но её слова, тонущие во всхлипываниях и причитаниях, невозможно было разобрать. Умар свою левую руку положил на сухонькую ручонку бабы Кати, крепко держащуюся за штакетину, а другой рукой, похлопывая ею по спине соседки, пытался успокоить вздрагивающее в конвульсиях тело плачущего человека.
         Наконец-то успокоившись от нахлынувших эмоций, Баба Катя рассказала о том, что ей довелось пережить, пока Умара не было дома. Слушая её повествование, я всё боялся, что она признает во мне того самого человека, который много лет тому назад расспрашивал её об Умаре. Но ничего этого не произошло. То ли мой внешний облик за последние десять лет сильно изменился, то ли память у соседки ухудшилась до такой степени, что она просто не узнала меня. А может это и к лучшему?
         Нет смысла пересказывать о том, что баба Катя испытала в своей жизни в период правления Дудаева и его приближенных. Слушая её откровения, я готов был задушить любого чеченца, который попался бы мне в тот момент под горячую руку. Но тут же, я вынужден был заглушить свой гнев, поскольку двое таких чеченцев стояли рядом со мной, и при всём желании у меня на них никогда бы не поднялась рука. А баба Катя, тем временем, рассказывала в подробностях о том, как в период с 1991-го по конец предыдущего года она и её муж пережили самые тяжелые дни в своей жизни. Оба были пенсионерами и на протяжении почти трех лет не получили ни копейки пенсии. Муж несколько раз ходил в пенсионный отдел выяснять причину неплатежей, но после одного из таких посещений данного воровского ведомства, был жестоко избит какими-то малолетними подонками, которые пообещали убить его, если он еще раз побеспокоит уважаемых людей. После того инцидента муж слег, а через месяц у него случился инсульт и он скончался. Если бы не Залпа - жена Умара, да не её родственники, которые помогли похоронить мужа, еще неизвестно, удалось бы ей одной его схоронить.
         Баба Катя рассказала и о том, как пережила ужасы бомбежек и обстрелов, которые два месяца тому назад стали напастью для города. Пряталась в погребе, каждую секунду ожидая смерти. Залпа с сыном уехали из Грозного еще в декабре, и она приглядывала за их домом, чтобы в него не влезли мародеры. Но как она не старалась, еще до появления в городе российских военнослужащих, в дом Умара залез сосед из дома напротив. Она хотела, было пристыдить его - ведь как-никак русский, сам натерпелся от бандитов за три года, а он ей и заявил: "Потому и забираю у чеченца всё то, что его собратья в свое время забрали у меня". После этого он вывез из дома Умара всё его добро. Несколько раз на своей легковой машине приезжал, и всё вывозил, вывозил куда-то.
         А потом в городе появились военные. Они выворачивали наизнанку все дома, разыскивая прятавшихся там боевиков. Все допытывались у неё, мол, кого из чеченских бандитов она знает, на что она им просто ответила:
         - Не только чеченских, но русских бандюков знаю! - и указала на дом того самого соседа, который грабил дом Умара.
         Вот только никого они там не обнаружили. Сосед сам исчез из города, и все свое имущество успел вывезти. Одни голые стены остались. А солдатики те, что у Умара в доме проверку делали, собрали все закатки и погрузили их в машину. Один усатый военный, наверно офицер, сказал тогда бабе Кате, что солдатам на войне витаминов не хватает, и незачем этому добру просто так пропадать, поскольку при очередной бомбежке или обстреле всё это витаминное богатство наверняка будет уничтожено.
         А потом по дворам стали шастать какие-то темные личности, которые выгребали остатки остающегося там имущества. По виду это были или алкаши, или наркоманы, но однозначно местные жители. Несмотря на то, что баба Катя написала на воротах предупреждающую надпись, они и к ней однажды попытались залезть. На её счастье, на углу их улицы военные оборудовали пост. Видимо с него-то этих жуликов и заметили. Всех троих забрали, и увезли в неизвестном направлении, после чего они в их районе больше не появлялись. Поговаривали, что с мародерами особо не церемонились, расстреливая их за ближайшим же углом. Может быть, этих непрошеных гостей, военные тоже расстреляли.
         Я слушал бабу Катю, а изнутри меня так и распирало. Стало быть, не всё так плохо, и незачем Умару подозревать российских военнослужащих в том, что именно они украли его имущество. Да и с теми кучами дерьма на столе, не все так однозначно, потому как их мог наложить кто угодно, в том числе и те алкаши, которые сделали это из вредности, не найдя в уже разграбленном доме ничего путёвого. Вот только расстрелянный из автомата холодильник никак не вписывался в придуманную мной "отмазку". Именно поэтому, я не стал озвучивать свои доводы в пользу военных.
         Прощаясь с бабой Катей, Умар заверил, что уже в самое ближайшее время он привезет в дом семью, и они все вместе заживут по-человечески. Уж кого-кого, а её-то они теперь не бросят, и будут ей всячески помогать. От этих слов баба Катя вновь горько заплакала, и Умару пришлось её заново успокаивать.
         После этого мы поехали смотреть, что осталось от жилья Турпула. А жил он недалеко от железнодорожного вокзала и его дом находился в тупике улицы, которая оканчивалась у Сунжи. Задняя часть двора вплотную подходила к берегу реки, и даже не была огорожена забором. Противоположный берег реки был крутым и высоким, и на самой его верхотуре, среди диких и плодовых деревьев, притулились разнокалиберные одноэтажные дома.
         Турпул осмотрел свое жилище и тоже обнаружил признаки погрома. Однако, в отличие от дома Умара, практически все вещи оказались на месте, за исключением телевизора и радиоприемника. И здесь, точно так же, как и в случае с Умаром, выяснилось, что за ближайшими заборами проживали две соседки, одна русская, а другая чеченка, которые в самые тяжелые дни не покинули город, оставаясь при нажитом имуществе. Обоим просто некуда было бежать, поскольку родственников у них в Чечне и других городах России не было. У одной из женщин, той, что русская, муж утонул еще по молодости, и детей они так и не успели завести. У чеченки муж погиб пару лет тому назад в Казахстане, куда он уехал шабашничать. Поговаривали, что его убили свои же компаньоны, после того как он отказался отдать их бригадиру часть своей зарплаты, якобы на какие-то благие дела. Но милиция преступников так не нашла, и мужа схоронили в Казахстане. У нее не было даже возможности съездить на его похороны, о чем она узнала с весьма большим опозданием.
         Самую любопытную вещь я случайно обнаружил именно во дворе у Турпула. Обходя двор, я заметил торчащий из земли водопроводный кран. Чисто машинально я повернул рукоятку крана, даже не надеясь на то, что из него потечет вода, поскольку в городе, где не было электричества, и не работал водопровод, из крана не могла упасть ни одна капля воды. Но произошло чудо! Тонкая струйка кристально чистой воды побежала на землю. Не веря своим собственным глазам, я зачерпнул в пригоршню студеную воду, и тут же с жадностью начал её глотать. Никогда в жизни я не пил такую вкусную воду - по крайней мере, именно таковой мне она тогда показалась.
         Позже, историю о необычайном источнике питьевой воды я расскажу сослуживцам, а они перескажут её другим сотрудникам нашей группировки, и не только им, и двор Турпула превратится в место паломничества, куда будут съезжаться за водой военнослужащие внутренних войск и сотрудники МВД едва не со всего Грозного.
         К обеду мы вернемся в пятнадцатую школу. Умар с Турпулом поедут разыскивать своего родственника, проживавшего в четвертом микрорайоне, при этом, пообещав мне, что обязательно вернутся попрощаться со мной, прежде чем окончательно покинут Грозный. Я же, возвратившись в свою комнату, вновь начну мучиться от мыслей о потерянном пистолете. Мужики пригласят меня к столу обедать, и даже нальют дозу "какавы", для аппетита, но, ни еда, ни тем более, спиртное, не лезли мне в глотку.
         Умар с Турпулом вернутся примерно через час, о чем я узнаю от Андрея - водителя БТРа прикомандированного к оперативной группе уголовного розыска. До призыва в армию он проживал в селе Лиман Астраханской области, и, стало быть, был моим земляком. Прощаясь, братья расскажут, что они так и не смогли найти своего родственника. Со слов соседей он успел уехать из города вместе с семьей еще до начала войны, и в настоящее время должен проживать в станице Серноводской, которая бомбардировкам и обстрелам артиллерией не подвергалась.
         В самый последний момент нашего общения, Умар как-то хитро улыбнулся, и посоветовал мне не рвать сердце по поводу утери оружия.
         - Пистолет не иголка, наверняка найдется, - успокаивал он. - Надо только сосредоточиться и хорошенько поискать его в комнате, где ты сейчас живешь.
         В тот момент мне было не до его советов, тем более что ещё утром я вывернул наизнанку практически все закоулки нашей комнаты, но пистолет так и не нашёл. Тем не менее, я пообещал Умару, что ещё раз перетряхну всё своё шмотьё, хотя, если честно говорить, на благополучный исход такой "ревизии" у меня не было никакой надежды, и мысленно я готовился к нелицеприятному разговору, который произойдет на следующий день с руководителем группировки.
         Пистолет я обнаружил в спальном мешке, доставшемся мне от предыдущего хозяина раскладушки. Подняв его с раскладушки, я сразу почувствовал какую-то лишнюю тяжесть. Магазин, снаряженный восьмью патронам, тоже находился на месте. В первое мгновение я не мог даже поверить в то, что все мои переживания закончились вот так вот обыденно просто. Я не знал, кого за это благодарить, но то, что пистолет оказался в спальном мешке не сам по себе, это было однозначно, поскольку я его перетряхивал больше всего, и никакого пистолета там не было. На всякий случай проверил номер пистолета на его затворе и увидел знакомое сочетание букв и цифр.
         Спустя много лет, когда я уже не работал в правоохранительных органах в связи с уходом на пенсию, находясь на свадьбе у одного из моих дальних родственников, совершенно незнакомый человек, расскажет мне историю о милиционере, который по пьяной лавочке потерял в Грозном свой пистолет. Этот рассказ меня сразу же заинтриговал, и я начал выяснять у собеседника детали данного происшествия. И тот вкратце расскажет историю о том, как какой-то майор или подполковник выронил свой пистолет в машине принадлежащей чеченцам, и как они совершенно случайно найдут этот пистолет под сиденьем машины. Что было потом с тем пистолетом, рассказчик уже не помнил, но историю ему эту в свое время рассказал один из родственников его жены проживающий сейчас в их селе Енотаевка. Как бы невзначай я поинтересуюсь личностью того человека, на что собеседник просто скажет:
         - Дык, Андрюхой его зовут. До армии он в Лимане жил со своей матерью, а как из армии дембельнулся, так сразу же в Енотаевку и переехал жить. Шоферит он там сейчас. Если что, могу поспрошать.
         Я ответил ему, что мне совершенно не интересно, что произошло с тем эмвэдэшником, и на этой ноте наше общение завершилось.
         В тот момент мне станет окончательно ясно, что произошло в марте 1995 года, и что вообще могло бы произойти, окажись Умар и его брат непорядочными людьми.
  
   Глава 11. Опасное соседство
     
      На совещание во Временном федеральном органе внутренних дел Чеченской Республики я шел в несколько приподнятом настроении. Да и было ему с чего таковым быть - после перенесенного накануне стресса, предстоящая встреча с генералом представлялась не более чем общение нашкодившего малыша с добродушной няней.
      "Джиласа" проводилась в небольшой комнате, точнее сказать - комнатушке, чьё истинное предназначение в довоенное время было трудно понять. На класс она не тянула по своим размерам, на кабинет завуча или директора школы тем более, из-за убогости окраски стен в грязно-зеленый цвет. Скорее всего, в этой комнате в свое время размешалась какая-то лаборатория, кладовка, или склад хозяйственного и прочего инвентаря. Вместо привычной для школьных дверей таблички, на входной двери комнаты висел лист бумаги с графиком приема граждан, обращавшихся по тем или иным вопросам, к руководителю ВФОВД, генерал-лейтенанту Владимиру Шумову.
      В тот день из новичков нас было трое: я, Александр Телятников - мой коллега из ПВС города Сочи, и представитель ГАИ, прибывший из Москвы для восстановления данной службы в Чечне. Генерал коротко проинформировал присутствующих об оперативной обстановке складывающейся в Чечне за последние дни, рассказал о чем шла речь на вчерашнем совещании в ГУОШ, поднял с мест нескольких советников, потребовав от них доклада о проделанной работе за прошедшие сутки. Когда дошла очередь до нас, все трое встали и представились генералу и присутствующим офицерам. Несколько ничего не значащих наводящих вопросов, после чего Шумов заявил:
      - Вам предстоит проделать большой объем работы и на раскачивание времени не будет. По линии паспортной службы основная работа практически еще не начиналась. Вам необходимо в самый кратчайший срок подобрать кандидатуры руководителя отдела и его структурных подразделений. На всё про всё максимум неделя срока. Теперь, что касаемо помещения, где в дальнейшем будет осуществляться приём граждан. Долго засиживаться в этой школе нам не дадут, поскольку помещение школы должно использоваться по прямому назначению, и здесь вновь будут обучать детей. Война -войной, а учебный процесс не должен страдать от складывающейся в городе ситуации. Уже в ближайшие дни планируется полная разблокировка города, и сюда хлынут тысячи семей беженцев, и они вправе спросить с нас о том, что сделано для того, чтобы мирная жизнь вошла в свое прежнее русло. От того, как быстро развернётся работа по восстановлению учебного процесса, будет зависеть очень многое, если даже не всё. К чему я всё это вам сейчас говорю, а к тому, что параллельно с выполнением кадровой и текущей работой по документированию граждан утративших документы, вы должны найти в городе хотя бы относительно уцелевшее помещение, где вы сможете нормально работать. Это касается не только вас, но и ваших подсоветных. Вам всё ясно?
      В знак согласия мы недружно промычали что-то нечленораздельное, но генерал не стал уточнять, что мы хотели сказать своим мычанием. Он окинул взглядом меня и моего напарника, и, узрев, что на моих плечах звезд было больше, тут же распределил между нами обязанности, назначив меня старшим советником, а Александра - советником. Вот так просто на войне решаются кадровые вопросы.
      В тот момент мне почему-то вспомнился Афган, где я тоже работал советником. Ну, так это же совсем чужая страна, где советник воспринимался действительно таковым, когда нужно было учить представителя другого государства, советовать ему, как всё делать правильно, в том понятии, как это понимали мы сами. А каким советником можно быть в своем собственном государстве, когда в роли подсоветного выступает точно такой же сотрудник милиции, говорящий на одном с тобой языке и имеющий образование не хуже твоего. Что уж говорить о тонкостях работы с местным населением в условиях кавказского менталитета, в чём он разбирается намного лучше самого советника.
      Одним словом, задача нам была поставлена конкретная, и приступать к выполнению намеченных целей мы должны были практически сразу же, как только покинем кабинет своего шефа. Генерал пообещал нам, что в случае возникновения каких либо проблем, он окажет нам всяческое содействие. Что он имел в виду, я в тот момент смутно себе представлял, поскольку житейская логика подсказывала совсем иное - чем больше у подчиненного возникает вопросов, тем дальше ему надо держаться от начальства, поскольку начальство очень не любит когда подчиненные не в состоянии самостоятельно решать текущие проблемы.
      Ну, да ладно, как говориться - поживём, увидим. Тише едешь - дело мастера боится.
      И, завертелась, закрутилась круговерть.
     Паспортная служба в те дни, действительно была самым востребованным подразделением ВФОВД. Люди обращались туда со всеми мыслимыми и немыслимыми проблемами. Приходилось решать вопросы связанные не только с восстановлением утраченных документов, но и со всем остальным, что имело даже самое отдаленное отношение к гражданско-правовым отношениям. Люди, покидавшие полуразрушенный город, приходили за справками на вывоз чудом сохранившегося скарба. Посетители, в основном женщины, требовали выдать им документы, подтверждающие факт их принадлежности к роду людей, а не баранам из заброшенного стойла. Прямо так и говорили в глаза, не скрывая своих обид. Многие посетители настойчиво требовали выдать им справки о смерти ближайших родственников, которые были необходимы для их перезахоронения, или получения предусмотренных законом компенсаций, и многое чего ещё.
      Голова шла кругом от огромного наплыва посетителей, которых за день проходило до полутысячи. Выходных дней не было, так же как не было и установленного графика приема посетителей. Вставали в шесть утра, несколько минут на то, чтобы привести себя в порядок, и вперед. В холодное, не отапливаемое помещение, с выбитыми стёклами в окнах, где работать приходилось, не снимая верхнюю одежду. Одним словом - мрак кромешный.
      Когда рано утром я подходил к комнате для приема посетителей, возле неё в очереди уже стояло не менее трех - четырех десятков граждан. Не зная меня лично, они, тем не менее, учтиво здоровались, кивали головами, и хватали за руки, пытаясь тем самым воспользоваться моим расположением, и проскочить в кабинет первыми, минуя общую очередь.
      Бедный народ, до чего же вас довел Дудаев и его бандитское окружение. А может и мы - федералы, своими ковровыми бомбардировками и тотальными зачистками...
  
      В общей суете повседневных забот, на этого старика я поначалу не обратил внимания. Он, молча стоял в серой толпе посетителей, ничем не выделяясь, и даже не пытаясь прорваться в кабинет, где велся приём посетителей. И вряд ли я узнал о нем, если бы не Юлька - молоденькая девчонка, работавшая вместе с остальными женщинами - бывшими сотрудниками адресного бюро. В один из мартовских дней она подошла ко мне, и сказала, что в коридоре, вот уж который день торчит дедулька, которого наглые чеченки, используя свою принадлежность к слабому полу, мягко говоря, бортуют. Что ему надо, он не говорит, твердя только одно, что ему нужен самый главный начальник.
      Меня это заинтриговало, и я попросил, чтобы этого деда пригласили в наш импровизированный кабинет. Юлька выскочила из комнаты, и буквально тут же, через толпу орущих женщин протиснулся тот самый старик.
      На вид, ему было около семидесяти пяти лет. Старческие слезящиеся глаза, на голове вельветовая фуражка-"аэродром", сероватое лицо инфарктника, и трясущаяся рука инсультника. Пожалуй, это всё, что я в самое первое мгновение отметил характерного в облике невзрачного на вид посетителя.
      Сняв с головы свой "аэродром", и учтиво протянув трясущуюся руку, старик коротко представился,
      - Иваныч.
      Я указал ему на стул, и предложил присесть.
      - Какие проблемы привели Вас к нам? Паспорт потеряли, или ещё что?
      Дед, ко всему оказался глуховатым, в связи с чем, свой вопрос мне пришлось повторить дважды.
      - Не обижайся сынок, я плохо слышу, поэтому говори громче.
      Времени и желания на ведение душещипательных разговоров у меня не было, и поэтому я попросил деда быть предельно кратким, при изложении своей проблемы. Старик понимающе закивал головой.
      - Сынок, я со своей старухой уже два месяца не могу жить в собственном доме. В нашей кровати торчит большая ракета, и мы боимся, что она в любой момент взорвётся.
      Ну, дед! Причем здесь какая-то ракета, и паспортная служба, куда он пришел со столь экстравагантной вестью. Я хотел, уж было, вслух озвучить свое мнение по данному поводу, но, внимательно взглянув на слезящиеся глаза старика, осёкся.
      - А где ваш дом?
      - Да тут недалеко, напротив завода "Красный Молот".
      Я попросил его подождать с часок в коридоре, пообещав, что лично пройду с ним до его дома, и посмотрю, что за ракета там у него застряла. Ну, надо же, - в кровати...
      Небольшой, деревянный дом Иваныча, располагался на пересечении двух узких улочек, и был, едва ли не самым скромным строением среди окружавших его добротных кирпичных домов. С северной стороны покатой шиферной крыши, имелось небольшое, круглое отверстие, диаметром не более тридцати сантиметров.
      - Вот сюда и залетела ракета, - старик показал на дыру в крыше.
      Я прошел вместе с ним в дом. В дверях нас встретила пожилая, седая женщина, которую безошибочно определил как супругу Иваныча. Увидев человека в камуфляже, она радостно засуетилась.
      - Неужели нас наконец-то избавят от этой дурацкой ракеты? Вот, счастье-то, какое!
      В дальней комнате действительно стояла металлическая кровать, с хромированными финтифлюшками и матрацем из металлической сетки. Никаких постельных принадлежностей на ней не было. В самом центре кровати торчал хвостовик ракеты от системы залпового огня "Ураган". Ракета проткнула сетку кровати, пробила деревянный пол, и ушла глубоко в землю.
      От всего увиденного, я всерьёз призадумался.
     Боевая часть такой ракеты содержит около шестидесяти килограмм мощной взрывчатки, и если она рванет в доме - мало не покажется. Не только от дома этой пожилой супружеской пары, но и от соседних домов вряд ли что останется.
      Завтра, на ежедневной утренней планерке, я обязательно доложу об этой страшной находке своему руководству, и пусть оно принимает решение, как поступить в такой ситуации. Я даже представил, как буду озвучивать эту страшилку, но от размышлений меня отвлек женский голос.
      - Может, чайку попьем?
      Я посмотрел в дверной проем, где стояла жена Иваныча.
      - Ага, вот здесь прямо у ракеты и попьем, - съязвил я. Вот делать мне больше нечего, как чаи распивать с малоизвестными людьми. Да ещё в доме, где из пола торчит эта дурила, напичканная таким количеством взрывчатки. Взорвись она, от меня даже мокрого места не останется.
      - Извините, товарищ военный, но я не хотела вас обидеть, - стала оправдываться женщина. - Да у нас в доме и предложить то вам больше нечего, кроме чая. А если вы из-за ракеты боитесь, то чайку мы можем попить в салтенке. Мы с дедом сейчас только там кушаем. Да вон, еще соседка Роза, частенько к себе приглашает. Если бы не она и ее семья, не выжили бы мы в этой войне.
      Тараторя без умолка, словно Трандычиха из фильма "Свадьба в Малиновке", она все пыталась схватить меня за руку, и затащить в ту самую салтенку, а по сути дела обычный сарай-курятник, временно приспособленный под летнюю кухню.
      У меня не было особого желания задерживаться в этом дворе, поскольку со слов своих новых сослуживцев я уже знал, чем могло закончиться такое чаепитие. Люди, озлобленные и униженные этой неправедной войной, зачастую имели неуравновешенную психику. Безобидный разговор за чаепитием или рюмкой спиртного, мог в любой момент перерасти в скандал, в процессе которого граждане, пригласившие вас к себе в гости, начинали предъявлять претензии лично к вам, за все то, что произошло и происходит в Грозном. И все те обиды, которые у них копились в душе всё это время, выльются на вашу голову, словно именно вы бомбили Грозный все предыдущие месяцы, именно вы, ещё совсем недавно, проводили кровавые зачистки, расстреливая ни в чем не повинных людей.
      Нет уж, увольте! Как-нибудь в следующий раз.
      Я так и сказал,
      - Вот, как только ракету вытащат из вашего дома, так я к вам сразу же и приду почаёвничать. А пока, прощевайте господа-товарищи. До скорой встречи. Думаю, что уже в ближайшие дни ваш больной вопрос будет решён положительно. Так, что, ждите сапёров.
      Покидая двор, я заметил, как жена Иваныча перекрестила меня в спину.
      О существовании неразорвавшейся ракеты я в тот же день доложил дежурному по ВФОВД, который занес мою информацию в свой журнал. На вопрос как быстро ракету извлекут из дома, он рассмеялся
      - Да вы хоть представляете, сколько такого дерьма сейчас лежит и торчит по всему Грозному? Сюда надо целую саперную дивизию вводить, чтобы расчистить город от неразорвавшихся бомб, снарядов, ракет и прочей хрени. Вы правы, что озвучиваете эту проблему, потому как работу по разминированию надо делать оперативно, чтобы местные умельцы не понаделали из всего этого фугасов. Ничего вам не гарантирую, но думаю, что в течение недели эту ракету извлекут. Завтра эта информация попадет в сводку происшествий по городу, потом её отразят в справке для ГУОШа. После того как её там прочитают и отпишут непосредственным исполнителям, будет сделана выписка, которую направят в военную комендатуру города. И уж только потом, заявка за подписью военного коменданта попадет к сапёрам, и её включат в график работы сапёрного подразделения. А вот как быстро они эту ракету обезвредят, это уже будет зависеть от того, сколько аналогичных заявок им уже поступило. И потом, ракета от "Урагана" это не какая-то там мина, или снаряд. Чтобы её вытащить из дома, соответствующая техника понадобится. Так что, идите, занимайтесь своими делами, и не думайте больше об этой ракете. Это уже не ваша забота.
      И действительно - "мавр" сделал свое чёрное дело, и теперь мог быть свободен.
      А тем временем текущие дела шли своим чередом. Пока мой напарник отбивался от посетителей, я большую часть рабочего времени отсиживался на мандатной комиссии. Какая бы плохая обстановка в Чечне не была, но от желающих служить в правоохранительных органах не было отбоя. В основном это были бывшие сотрудники правоохранительных органов, ранее работавшие в милиции, но ушедшие из её рядов по этическим соображениям, не желая служить Дудаевскому режиму. Но были и такие, которые находились на службе до самого последнего момента, пока на город не упали первые бомбы.
      Основной задачей стоящей перед членами мандатной комиссии, было выявление среди кандидатов на службу в органах правопорядка таких, кто замарал свои руки кровью невинных жертв, кто принимал самое активное участие в противодействии федеральным структурам власти и российским военнослужащим. Отдельные такие "кандидаты" после перекрестного опроса, в тот же день оказывались в камерах фильтрационного пункта, прозванного местными острословами "пионерским лагерем", и дальнейшая их судьба мне не известна.
      Стандартный перечень задаваемых вопросов был примерно таковым:
      - Ваша фамилия имя отчество?
      - С какого периода времени вы работаете в правоохранительных органах?
      - Какую должность занимали до 1991 года, и на каких должностях находились после 1991 года?
      - Участвовали ли вы лично, или ваши родственники в незаконных вооруженных формированиях?
      - Где находились с ноября прошлого года и по сегодняшний день? Где живете сейчас сами и члены вашей семьи?
      - Как, или каким видом транспорта вы добирались до Грозного? (Этот вопрос задавался тем, кто заявлял о том, что в Грозном появился совсем недавно).
      - От кого конкретно узнали, что здесь заседает мандатная комиссия?
      - Где и в какой должности желаете работать, и почему именно там?
      Кроме этих вопросов было ещё много наводящих вопросов, касающихся профессиональной подготовки проверяемого, его деловых и личностных качеств. Каждый член комиссии делал записи в рабочих тетрадях, которые он озвучивал в конце заседания комиссии путем обычного голосования "За", или "Против". Если "против" высказывалось абсолютное большинство, то по кандидату принималось отрицательное решение. Если по личности кандидата проголосовавших "против" было меньшинство, они озвучивали свои доводы, и только после этого принималось окончательное решение.
      Самое смешное заключалось в том, что практически все кандидаты желали занять должность хоть самого маленького, но начальника, и практически никто из них не хотел видеть себя в роли подчиненного. К примеру, на должность начальника республиканского ГАИ количество претендентов перевалило за десяток. Несколько человек пожелали возглавить чеченский ОМОН. На должность начальника паспортно-визовой службы претендентов почему-то не было, а вот начальником ОВИРа захотели стать несколько человек. Но, ни один из них понятия не имел, в чём будут заключаться должностные обязанности, наверняка полагая, что основная роль сведется к выдаче заграничных паспортов, за которые они будут стричь "купоны" со всех желающих выехать за границу.
      Алимжана Мугуева, или просто Алика, я впервые увидел седьмого марта. В этот день прибыло много кандидатов на замещение вакантных должностей. Прежде всего, это было обусловлено тем, что следующим днём был женский праздник, а поскольку по праздникам в стране не принято работать, по крайней мере, гражданским лицам, то и решили - за один день рассмотреть как можно больше кандидатов, чтобы освободить от работы сотрудниц вновь сформированного секретариата МВД ЧР, активно помогавших в формировании личных дел принимаемых на работу сотрудников воссоздаваемого министерства.
      Мугуев доложил членам мандатной комиссии, что до декабря прошлого года он занимал должность начальника экспертно-криминалистического отдела МВД Чеченской республики. Имеет специальное звание - майор милиции, присвоенное ему еще до 1991 года. К кровавым разборкам, устраиваемых ближайшим окружением Дудаева, никакого отношения не имел, а должностные обязанности выполнял строго в соответствии с приказами и наставлениями МВД РФ. Как и большинство сотрудников МВД ЧР дистанцировался от политических игрищ происходящих в республике за последние годы, строя свою повседневную работу на основе служения букве закона.
      На вопрос Шумова - "Какую должность желаете занимать в МВД Чеченской Республики? - он, не задумываясь, четко ответил:
      - Начальника экспертно-криминалистического отдела.
      Генерал внимательно посмотрел на него, полистал лежащие на столе бумаги, после чего задумчиво произнес:
      - Должен вас разочаровать, майор. В ближайшем будущем работу ЭКО мы не планируем восстанавливать. Надо исходить из реальной обстановки - в городе нет ни света, ни приспособленного для проведения экспертиз помещения, ни соответствующего оборудования. Насколько мне известно, ваш отдел размещался в двухэтажном здании, что стоит на берегу Сунжи, неподалеку от бывшей резиденции Дудаева. Видел я, что там от него осталось. Давайте опустимся на землю, и трезво оценим сложившуюся ситуацию. В соседних регионах сейчас имеется достаточно сил и средств, чтобы на время перекрыть потребность МВД Чечни в проводимых экспертизах. Да и не думаю, что их будет настолько много, чтобы ставить данную проблему во главу угла. Сначала надо с махровым бандитизмом покончить, а уж потом браться за изобличение оставшихся в живых бандитов в их причастности к конкретным преступлениям. Не до отпечатков пальцев сейчас, когда из-за каждого угла стреляют бандитские недобитки, а оружие изымается горами. С бандитизмом надо кончать иными, более кардинальными методами, а не путем исследования папиллярных узоров и баллистики стреляных гильз. Товарищи офицеры, может у кого-то есть предложения по кандидатуре Мугуева?
     Не знаю, что меня дернуло вскочить с места, но, скорее всего, мне вспомнился разговор, состоявшийся в первый день общения с генералом.
      - Товарищ генерал, - начал я с места в карьер, - Вы сами говорили, что на ПВС сейчас возлагаются очень серьезные задачи. В связи с этим предлагаю кандидатуру майора Мугуева на должность начальника паспортно-визовой службы.
      Выслушав мое предложение, генерал ещё раз заглянул в лежащие на столе документы, после чего вполголоса спросил о чем-то сидевшего рядом с ним заместителя, и только после этого задал вопрос Мугуеву:
      - Как вам такое предложение?
      Алик неопределенно пожал плечами, давая тем самым понять, что у него нет особого желания окунаться в работу, в которой он практически ничего не смыслит.
      - Не думаю, что вы не справитесь с новым участком работы, - резюмировал генерал. - Образование у вас высшее юридическое, законы наверняка знаете, ну а если какие вопросы возникнут, так у вас под боком всегда два советника будут - не дадут пропасть. В отличие от прежней должности работа живая, все время с людьми. Ну, так как?
      И Алик согласился.
      В тот момент он и предположить не мог, что спустя пару дней, окунувшись с головой в круговерть событий, перестанет вспоминать о своей прежней работе, и в должности начальника ПВС прослужит ещё много лет.
      Но всё это будет потом - и звание полковника, и Академия МВД, а пока же, ему следовало ближе познакомиться со мной, и решить ряд первоочередных задач, от выполнения которых зависело многое. Не дожидаясь окончания мандатной комиссии, я покинул помещение вместе с Мугуевым. Теперь мне там нечего было делать, по крайней мере, до тех пор, пока на её заседание не будет вынесен вопрос об утверждении других сотрудников ПВС.
      Не откладывая в долгий ящик, я повел Алика в комнату, где велся приём граждан, и коротко объяснил ему суть работы, выполняемой несколькими женщинами, с этого момента ставших его непосредственными подчиненными. Он довольно быстро уяснил для себя упрощенную процедуру оформления гражданам временных справок, ознакомился с документацией. Потом между нами состоялся разговор, в процессе которого я озвучил свою озабоченность отсутствием у ПВС собственного помещения. До войны отдел размещался в здании, которое сгорело в огне пожара еще в январе. Приспосабливать под него несколько комнат республиканского адресного бюро тоже не имело никакого смысла, поскольку здание, в котором оно размещалось, в двух местах обрушилось от прямого попадания авиабомб, и, по сути, стало проходным двором для мародеров.
      Алик тут же сообщил мне, что у него есть на примете одно, вполне приличное помещение, пригодное для того, чтобы в нем можно было разместить не только паспортно-визовую службу, но и картотеку адресно-справочного бюро. До войны там размещалось Бюро судебных экспертиз - ведомство, не имеющее никакого отношения к МВД, но, тем не менее, поддерживающее деловые отношения с ЭКО. Бывшего начальника Бюро Алик знал лично, и этот человек вряд ли будет против того, чтобы его "контора" на время осталась без крыши. Тем более что перспектива дальнейшего существования Бюро точно такая же, как у его бывшего подразделения.
      Я поинтересовался, где это помещение находится, на что Алик вызвался отвезти меня на то место, тем более что у него была машина с водителем - его давнишним другом.
      Странное дело, но когда мы поехали в центр города, я поймал себя на мысли, что уже был здесь. И точно, вот он завод "Красный молот" с дырами в крыше, а вот парк возле Дома Печати. А когда мы свернули на проспект Победы и проехали мимо скульптурной группы из трех мужских фигур, я уже и не сомневался в том, что нахожусь под воздействием де-жа-вю. Однозначно, я здесь был совсем недавно, когда ехал вместе с Умаром и его братом.
      На этот раз мы проехали по проспекту чуть больше сотни метров, и остановились на углу добротного здания монументальной, "сталинской" архитектуры, фактически не имевшего видимых разрушений. Только в одном месте часть крыши была снесена взрывом авиабомбы, но пожара от того взрыва по каким-то причинам не произошло, и окна дома не зияли пустыми глазницами, как это было в соседних домах.
      Входная дверь в Бюро была добротной, металлической, а вот запоры на ней отсутствовали. То ли мародеры, то ли наши военнослужащие приложили свою дурную силушку, вырвав с потрохами и внутренний замок, и металлическую щеколду, на которую дверь закрывалась изнутри помещения. В самом помещении мы обнаружили запустение и полнейший хаос. Наверняка в нем побывали мародеры, стащившие всё ценное, что могло сгодиться в хозяйстве. Единственное что не было тронуто, так это многочисленные колбочки пробирки и мензурки, коими были заставлены застекленные шкафы и стеллажи.
      По завершению осмотра мы пришли к выводу, что помещение вполне пригодно для того, чтобы в нем уже в самые ближайшие дни можно было разместить сотрудников ПВС. Тем более что весьма удачное расположение здания - практически в самом центре города, было удобно для посетителей, проживающих в разных концах Грозного.
      Покидая помещение, мы приторочили на двери кусок проволоки, создав видимость того, что она закрыта. А чтобы у мародеров отпала охота наведываться внутрь, на железной двери сделали надпись мелом - "Осторожно, мины!!! Сапер Иванов".
      Когда возвращались обратно, Алик предложил заехать к нему домой. Вообще-то, он жил в трехкомнатной квартире в Старопромысловском районе, но незадолго до войны купил по дешевке старенький дом неподалеку от завода "Красный молот", куда так и не успел переехать. Алик честно признался, что не собирался туда перебираться, поскольку имел совсем другие планы - старый дом снести, а на его месте построить добротный, кирпичный дом. Вот только начавшаяся война разрушила все его задумки. Из-за пожара произошедшего совсем недавно в доме, где его семья прожила почти десять лет, сейчас это было единственное жильё в Грозном, куда он уже в самое ближайшее время планировал привезти супругу и двоих детей, живущих до поры до времени у родственников в Ингушетии.
      Когда мы сворачивали с улицы Маяковского, у меня ёкнуло сердце. Не может этого быть! Ведь это же тот самый переулок, куда я ходил с Иванычем! И точно, вон она шиферная крыша с дырой - Иваныч так и не заделал её, как я ему это советовал сделать.
      Такому совпадению я не сразу мог поверить - дом Алика стоял буквально в десяти метрах от дома с застрявшей в его подполе ракетой. Я поинтересовался у него насчет того, что ему известно о новых соседях, и Алик ответил, что ещё не успел ни с кем из них толком познакомиться. Чтобы впечатление было максимально убойным, я потащил его в дом Иваныча, где добродушные хозяева продемонстрировали взрывоопасный "бакшиш".
      Надо было выражение его лица. Алик быстро сообразил, чем грозит такое опасное соседство не только его дому, но и семье. По крайней мере, перевозить её в дом, которому грозит смертельная опасность, с его стороны было крайне неразумно.
      Не знаю, сколько бы ещё торчала та ракета в доме Иваныча, пока у саперов дошли до неё руки, но уже на следующий день Алик сообщил мне радостную весть - угроза взрыва миновала, после чего рассказал во всех подробностях, как проходило разминирование.
      В тот же день, когда мы побывали у Алика дома, он смотался на машине в ГУОШ, узнал, где можно было найти командира саперной воинской части, и, пообещав ему канистру коньячного спирта, привёз его в свой дом. Командир саперов, коим оказался низкорослый кореец по фамилии то ли Ли, то ли Пак, осмотрел место падения ракеты, прикинул, что понадобится для извлечении её из дома, после чего попросил Мугуева до утра предупредить всех соседей проживающих в радиусе ста метров от его дома, чтобы они до девяти ноль-ноль покинули свои жилища и до завершения операции по разминированию не показывали там своего носа. Как Алик предупреждал соседей, и делал ли он это вообще, я не знаю, но в девять утра к дому Иваныча подъехал мощный кран, водитель которого был облачен в бронежилет и каску с бронированным щитком для лица. Ракету зацепили за хвостовик стальным тросом и вытянули на свет Божий через ту самую дыру в крыше. Потом её аккуратно уложили в кузов грузовика, и вывезли за пределы города, где и взорвали.
      Тогда я так и не узнал, где Алик раздобыл канистру с алкоголем, но то, что он своё обещание наверняка выполнил, я нисколько не сомневался. Рассказывая мне обо всем этом, он упомянул, что саперы прикомандированы в Чечню из Волгограда, где их часть имеет постоянное место дислокации.
      А ровно через год, я совершенно случайно узнаю об убийстве совершенном в Волгограде. Погибшим окажется командир саперного батальона, подполковник по фамилии Ли. Убийц найдут довольно быстро, ими окажутся двое чеченцев. В суде они заявят, что убийство совершили не из кровной мести, а просто хотели завладеть иномаркой, напав на её владельца возле гаража, куда он ставил машину поздно вечером. Но водитель оказал активное сопротивление, и один из нападавших ударил его ножом под сердце.
      Такая вот ирония судьбы. Хотя, кто знает, вполне возможно, что погибшим мог быть совсем не тот человек, который руководил разминированием дома Иваныча, но в такие случайности я не верю.
  
   Глава 12. Откровенный разговор
     
      Радостную весть о разминировании соседского дома, Алик озвучил в Международный женский день, когда практически все советники были освобождены от повседневной работы, и получили возможность заняться бытовыми делами. Не повезло лишь только советникам ПВС, кому выходной не предвиделся - приём граждан по вопросам их документирования, никто не отменял. И хотя в этот праздничный день желающих нанести визит в ВФОВД было намного меньше чем в предыдущие дни, всё равно нашлись несознательные граждане, для которых женский праздник был не указ, и им не лень было тащиться через весь город, чтобы заполучить нужную справку.
      Женщинам паспортного отдела к 8 Марта мы преподнесли по-настоящему праздничный подарок, коим стала обыкновенная чугунная "буржуйка", накануне с боем вырванная у нашего тыловика. У него же, за бутылку коньяка, мы выклянчили небольшой рулон целлофановой пленки, которую намеревались закрепить на окнах взамен выбитых стекол.
      Пока женщины закрепляли пленку на окнах, советники установили "буржуйку" и вывели на улицу гнутое колено жестяной трубы. С дровами проблем особых не возникло - на развалинах вокруг школы их было, хоть отбавляй. Вот только собирать их нужно было исключительно в дневное время суток, поскольку ночью не было никакой гарантии, что тебя не подстрелят свои же, или ты не нарвешься на кем-то расставленные растяжки. Именно из этих соображений временные постояльцы школы, пропадающие с утра до вечера на работе, по ночам никогда не искали приключений на свою голову, и в качестве дров использовали школьную мебель и даже дубовые дощечки от паркетного пола, коего в коридорах школы, к тому времени, практически не осталось.
      Через пару часов плодотворной работы все окна были окончательно закрыты пленкой, и противного сырого сквозняка, гулявшего до этого по классу, практически не стало. А когда мы наконец-то раскочегарили буржуйку, которая поначалу никак не хотела разгораться, а только сильно дымила, от неё по всему помещению стали исходить волны теплого воздуха. Не сговариваясь, все присутствующие сбросили с себя верхнюю одежду.
      Именно в этот момент мы обнаружили, что все сотрудницы паспортного отдела к своему женскому празднику приготовились весьма основательно, и ни одна из них не была одета в повседневную серо-буро-малиновую робу. У кого-то, под стареньким пальтишком оказалось нарядное платье, у кого-то цветастая блузка. Одним словом, наши малоприметные с виду дамы, предстали перед мужчинами во всей своей женской красе.
      Эта новость самым невероятным образом в мгновение ока долетела до остальных советников. Побросав все свои постирушки и сонтренажи, они толпой ринулись в рассадник "клубники", и через несколько минут в теплом помещении яблоку негде было упасть - на одну женщину приходилось не менее трех - четырех воздыхателей. От столь повышенного внимания, женщины поначалу даже растерялись, но потом, приняв условия игры мужчин, занялись привычным для них делом - флиртом. В тот момент ни у кого из присутствующих язык не повернулся расспрашивать друг друга о прошлой и настоящей жизни, никто не желал спускаться с небес на землю, и радостные мгновения жизни менять на угрюмую обыденность.
      Находившиеся в коридоре посетители рассосались сами по себе. По всей видимости, стоявшие в очереди женщины наконец-то сообразили, что в это время им нужно не в орущей толпе торчать, а сидеть за скромным, но праздничным столом, и выслушивать приятные слова в свой адрес. Мужчинам из ВФОВД тоже не терпелось пообщаться с женщинами - они довольно быстро сдвинули столы, стоявшие до этого у задней стены комнаты, и на них тут же появились всевозможные "деликатесы", извлеченные из обычных сухих пайков. "Буржуйка" превратилась в кухонную плиту, на которой разогретые мясные консервы с повышенным содержанием застывшего жира, становились приятно пахнущим вторым блюдом. Одна из сотрудниц выставила на стол принесенную из дома кастрюлю с отварным картофелем, другая - банку с консервированными огурцами, от вида которых у всех присутствующих мгновенно загорелись глаза, и началось усиленное слюноотделение. Но верхом всего этого барского излишества стала бутылка "Столичной", которую выставила на стол бывшая сотрудница Адресного бюро - Наталья, о которой я знал только то, что ей недавно исполнилось тридцать три года, и что в январе месяце во время бомбежки города погиб её муж.
      Кто-то из офицеров сбегал до нашей кладовки и через несколько минут вернулся обратно с трехлитровой банкой доверху наполненной коньяком. Я сразу предупредил присутствующих, что пить "какаву" завязал раз и навсегда по причине несварения этого напитка моим желудком, а вот от водки не откажусь. Однако, номер этот у меня не прошел, поскольку "Столичная" была пущена по кругу, и с бульканьем перекочевала в кружки и стаканы. Её только и хватило всем, что на первый тост - "За женщин!".
      Алик поспел к столу ко времени, и даже успел в порядке алаверды произнести пару слов "за самых привлекательных". После первого тоста мы решили покинуть теплую компанию - Алику было не с руки распивать спиртные напитки в кругу своих будущих подчиненных, и поэтому он предложил мне проехать до его дома, где в сугубо мужской компании отметить женский праздник. Он заговорщицки сказал мне, что у него в заначке есть бутылка хорошей водки, которую он приобрел незадолго до нового года, но распечатать так и не успел.
      Уходя, я предупредил своего напарника, что он остается самым главным тамадой на этом празднике жизни, и на него возлагается ответственность за то, чтобы дружеская встреча не переросла в неуправляемую пьянку. А то глядишь, потом дети пойдут, и придется кому-то жениться. На мою реплику женщины дружно завизжали, давая тем самым понять, что они вроде как бы и не против замужества.
      Перед тем как поехать в гости, я заскочил в нашу комнату и из картонной коробки, стоящей под моей раскладушкой, достал пару банок говяжьей тушёнки, банку сгущенного молока и несколько пачек ржаных галет. Кто знает, есть ли сейчас у Алика закуска, но лишней еда никогда не бывает.
      Я был крайне удивлен тому обстоятельству, что при отсутствии электричества в городе, газ, как и в прежние времена, бесперебойно поступал в уцелевшие дома. Алик чиркнул спичкой, и над конфоркой вспыхнуло желто-голубое пламя. Потом он ковшом зачерпнул воды из молочного бидона, и наполнил ею старенькую алюминиевую кастрюлю, посетовав при этом, что за период отсутствия семьи в городе, из их квартиры стащили практически всю металлическую посуду, и ему теперь приходится довольствоваться тем старьем, что уцелело в этом доме от прежних хозяев.
      Пока в кастрюле варились макароны, на второй конфорке я разогрел чугунную сковородку, положил на неё жир из тушёнки и обжарил в нём пару луковиц, которые Алик отыскал в кухонном шкафу. Когда лук дошел до готовности, я вывалил в сковороду всю тушёнку и разогрел её до кипения. Дуршлага в доме не оказалось, и откидывать вареные макароны пришлось весьма примитивным способом, аккуратно сливая воду из кастрюли, придерживая при этом выскальзывающие из неё макаронины куском тюлевой занавески. Потом в кастрюлю с макаронами было вывалено содержимое сковородки, и все тщательно перемешано. Получилось что-то вроде макарон по-флотски.
      Тогда мне показалось, что более вкусного блюда я не едал целую вечность. Сладковато-горькую водку не пили, а смаковали, наполняя ею крохотные хрустальные рюмки, чудом уцелевшие в огне войны. И говорили, говорили, говорили. В основном я задавал вопросы, а Алик на них отвечал. А вопросы мои касались событий, произошедших в Чечне за последние годы. Я все пытался понять - почему именно в этой республике Кавказа началась кровопролитная бойня, и почему ни московским, ни чеченским руководством ничего не было сделано, чтобы её предотвратить.
      - Во всём виноват Ельцин, - уверенно заявил Алик. - Если бы он не заявил в 1991 году с высокой трибуны насчет суверенитета, которого все могли брать столько, сколько могли переварить и проглотить, многие горячие головы в Чечне возможно и не стали бы бороться за этот самый суверенитет. Пойми меня правильно, но с давних времен борьба за власть между чеченскими тейпами велась нешуточная. Еще в бытность царского правления в России на руководящие должности на Кавказе ставились наместники из числа местных богатеев, а они, как тебе известно, народ дюже вороватый был, своих сограждан грабили по полной программе. Как ты, думаешь - отчего все эти войны в прошлых веках разгорались на Кавказе, куда их корни тянулись? А я тебе скажу - одни абреки грабили, другие, кто был при власти, пытались заставить грабителей делиться, на что последние отвечали конкретной резнёй. И пошло поехало. Никакой борьбы за самостийность и независимость на Кавказе никогда не было, а была борьба полукриминальных властных структур с остальным криминалом за передел сфер влияния. В Чечне зоной интересов криминалитета во все времена были дороги, ведущие из Азии в Европу. Один бандитский налет на караван с ценным грузом идущий по одной из таких дорог, обеспечивал налетчикам безбедную жизнь на многие годы. И не надо было гонять по горам отары овец, или с утра до ночи горбатиться на виноградниках, чтобы в итоге заработать гроши, на которые семью никак не прокормить.
      Издревле на Кавказе произошёл раздел на два основных клана - тех, что жили в предгорьях, и тех, что жили высоко в горах. В предгорьях была плодородная земля, на которой росло всё что угодно, а стало быть, проживавшие там люди были намного богаче, чем те, кто всю жизнь проводил среди голых скал и снегов. Даже при советской власти этот "водораздел" так и не был устранён, и именно из числа "равнинных" назначались руководители всех рангов, поскольку именно они имели реальную возможность дать "на лапу" тем, кто распределял "хлебные" места. Это обстоятельство и привело к тому, что со временем "равнинные" стали пренебрежительно относиться к своим сородичам, живущим в горной местности. В последние годы даже возникло оскорбительное выражение - "трактористы", коим обзывали всякого, кто был выходцем из горных районов. А для тех, такая обобщающая кликуха, была сродни публичному оскорблению со всеми вытекающими последствиями.
      И ждали эти "трактористы" удобного момента, когда можно было заявить о себе в полный голос. И заявили они о себе, как только в Чечне объявился этот взбалмошный генерал Дудаев. За ним в Прибалтику целая делегация старейшин летала, чуть ли на колени перед ним упали, упрашивая, чтобы он приехал в Чечню и навел там порядок. Вот только кто их этому надоумил, вряд ли мы когда-нибудь узнаем. Одни только домыслы и остаются. Но если учесть, что Джохар в Грозный прилетел не совсем обычным рейсом, то не так уж и трудно догадаться, откуда ноги растут.
      Большую ошибку допустил и Завгаев, когда в августе 1991 года от лица всего чеченского народа заявил о поддержке гэкачепистов. Как только их всех упрятали в "Бутырку", Дудаев, воспользовавшись моментом, скинул Завгаева и всё его окружение со всех руководящих постов, назначив на их места людей из своего тейпа. С этого момента и начался передел сфер влияния, как говорится - во всех отраслях народного хозяйства. И ведь что самое главное - Ельцин поддержал тогда Джохара, и дал зеленый свет всем его преобразованиям. Неужели в окружении президента России тогда не нашлось ни одного здравомыслящего человека, не подсказавшего ему, что это за личность такая - Дудаев, и чем всё это впоследствии может обернуться? Наверняка такие люди были, но вот только вряд ли их слушал самодовольный Бориска, ни дня не просыхающий от беспробудных пьянок. Ну, ты сам подумай, как можно было награждать террориста государственной наградой за то, что тот захватил пассажирский теплоход вместе с пассажирами? А ведь он наградил же Басаева, за то, что тот в августе 1991 года захватил теплоход в порту Поти, и пригрозил взорвать его, если ГКЧП не сложит свои полномочия.
      Я сам родом из Ведено, с Шамилем в одной школе учился, и хорошо знаю, что это за персонаж такой. В те годы он сопливым мальчишкой бегал по улицам, и только потом, спустя многие годы, когда в Чечне стала происходить эта буза, замелькал вдруг в окружении Дудаева. А тому только такие и нужны были - с тараканами в голове, но зато дюже инициативные.
      - А откуда стало известно, что Ельцин награждал Басаева государственной наградой? Насколько мне помнится, об этом в газетах ничего не писалось.
      - В газетах много чего не писалось и не пишется, но факты вещь упрямая, и их от посторонних глаз не спрячешь. Как только Завгаеву пришли конкретные кранты, московский люд в Грозный потянулся нескончаемым потоком. Кого только среди них не было, и банкиры, и бизнесмены, и нефтяные короли, и даже депутаты всех мастей. Так вот, один из таких депутатов и привез целую жменю наград, которые от имени Ельцина раздали тем, кто в те смутные дни был рядом с Басаевым, или нарезал круги на площади возле Совмина. Я тоже пытался выяснить, что это за медали такие, и за что их вручили этим людям, но, ни в одних Ведомостях о них ничего не говорилось. Возможно, что их вручали по какому-то секретному Указу Ельцина, а может быть, и не было никакого Указа. Чему удивляться, если ордена и медали свободно продаются на базаре. Одно лишь точно могу сказать - самолично не видел на груди у Шамиля никаких наград, ни в те дни, ни позже.
      - Так может это обычные байки, и не было у него никакой награды от Ельцина?
      - Всё может быть. Но после всего того, что случилось потом, Ельцин теперь никогда правды не скажет, а тот, кто хоть что-то знает об этой тёмной истории, будет держать язык за зубами. Своя голова дороже, чем чьи-то награды.
      - Да и шут с ними, с Ельциным и Басаевым, ты лучше расскажи, что у вас в Чечне происходило за последние три года. Немного наслышан о том, как у вас осуществлялся дележ военного имущества. Может, всё-таки прояснишь что-нибудь?
      - Э-э, это отдельная тема для разговора. Одно только могу сказать, что Российское военное руководство в лице министра обороны Шапошникова, не проявило принципиальности, а вовсе даже наоборот - пошло на поводу у Дудаева. А тот, не желая делиться с Москвой, решил хапнуть всё и сразу. Правда, военные попытались вывезти кое-что с территории Чечни, но Джохар понял, какое кидалово его ожидает, и дал команду своим подчиненным перекрывать все подходы к воинским частям, а потом поставил ультиматум командованию тех частей - в трехдневный срок личному составу покинуть территорию Чечни без вооружения. Москва этот ультиматум проглотила молча, чем лишний раз доказала свою беспомощность. Поначалу Дудаев боялся, что в республику введут войска и наведут капитальный шорох, но ничего этого не произошло, и он начал такие заявления по республиканскому телевидению делать, из чего можно было сделать вывод, что у него с головой не всё в порядке. Однозначно, он страдает манией величия, или того хуже - шизофренией.
      - И много вооружения досталось Дудаеву?
      - Да уж не мало. Как-то раз я выезжал в одну из воинских частей в Шалях, где какие-то отморозки напали на военные склады и убили сторожа. Не часового, а сторожа. После того как из части ушли военные, склады охраняли местные ополченцы. Не знаю, зачем было убивать того сторожа, он наверняка и сам бы всё отдал нападавшим. Тем более, что на том складе не было ни пистолетов, ни автоматов. Одни только танки, много танков. Позже, часть этих танков была использована на проводимых Дудаевым парадах. И механики-водители отыскались, и командиры. А в 1993 и 1994 году стали наезжать к нам всякие "специалисты". Кто-то из них помогал обучать призванных на службу призывников и добровольцев правильному пользованию всем этим богатством, а кто-то из числа приезжих, сам пошел на службу к Дудаеву. Были среди них и русские, и украинцы, и представители многих других народностей. Военные советники к Дудаеву приезжали из Прибалтики, Украины и даже России. Практически все они жили в гостинице "Кавказ", что стоит напротив президентского дворца, или в гостинице "Чайка", располагавшейся там же, на противоположном берегу Сунжи. Почему говорю в прошедшем времени, да потому, что в отличие от "Кавказа", "Чайка" сейчас полностью разрушена. Когда в декабре российская авиация бомбила город, на нее упало несколько тяжелых бомб, и она прекратила свое существование. Полагаю, вместе с теми, кто в ней на ту пору проживал. Кстати, именно там жили российские военные лётчики, обучавшие чеченских военных летчиков летать на реактивных самолетах. Дудаев мечтал о создании собственных ВВС и даже несколько чеченских лётчиков отправил в Турцию на учёбу. А пока те там учились, за них на самолетах летали русские лётчики. Моя двоюродная сестра Марьям работала администратором в гостинице "Чайка", так вот, она рассказывала мне о том, как те летчики нажрались в стельку после празднования Дня независимости Ичкерии отмечавшийся осенью прошлого года. В тот день они выступали с показательными полетами над городом. Дудаев после этих полетов наградил их чеченскими медалями и дал каждому по пачке баксов. Вот, они и обмывали свои награды. Один из тех летчиков в звании майора, по пьяной лавочке показывал Марьям командировочное удостоверение, подписанное то ли министром обороны России, то ли его заместителем. Я не исключаю, что удостоверение было фальшивым, но Марьям утверждала, что в нем была гербовая печать Министерства Обороны, и какая-то крутая подпись. По всей видимости, прежние друганы Джохара из Министерства Обороны ему действительно своих подчиненных подбрасывали на подмогу. Вот только не повезло им, этим летунам. Примерно за неделю до штурма города федеральными войсками, российские летчики разбомбили и гостиницу "Чайка" и мост возле неё.
      - Постой, постой! Ты хочешь сказать, что город бомбили еще до наступления войск?
      - А ты чё, разве не знал об этом? - в свою очередь удивился Алик. - В таком случае, я тебе должен сказать, что первые авианалёты были совершены ещё первого декабря. Сначала рано утром разбомбили военные аэродромы в Ханкале и в станице Калиновской, а ближе к обеду накрыли и гражданский аэродром "Северный". После этого Дудаев дал команду Гелисханову и нашему министру - разобраться и найти вещественные доказательства, коими могли быть осколки авиабомб с клеймами СССР или Российской федерации. На следующий день я выезжал в аэропорт "Северный" и делал там видеосъемку. Но как не старались дэгабэшники, они так ничего и не нашли. Потом стало ясно, что аэропорт, в принципе, и не бомбили. Просто-напросто на него сбросили бочки с нефтью, а потом подожгли её зажигательными снарядами. При пожаре сгорели все военные самолеты и гражданский ТУ-134, который до этого летал в другие города. На остальных аэродромах произошло то же самое.
      - А что было потом?
      - Через пару дней разбомбили строящийся дом отца Дудаева в Катаяме, но в тот момент там не оказалось, ни отца, ни самого Джохара, но там, кажется, двое строителей погибли. Сам Джохар жил неподалеку от места бомбардировки, в старом отцовском доме, на бугре, недалеко от Старопромысловского шоссе. Видимо те, кто наводил самолеты на дом Дудаева, просто не знали об этом. В тот же день в Шалях разбомбили учебный центр и склады с бронетехникой. Пожар там несколько дней бушевал, и его не могли потушить из-за рвавшихся снарядов.
      После этого случая город недели две не бомбили, поскольку в Грозный понаехали правозащитники всех мастей, и международные наблюдатели, и Дудаев демонстрировал им результаты бомбежек. Джохар потребовал объяснений у Ельцина и Грачева, но те заявили, что российская авиация Чечню не бомбила. Кто-то из правозащитников, кажется Ковалев, пошутил, что это наверно инопланетяне на Ичкерию напали, но в таком случае, где были российские ПВО? Кто знает, а вдруг эти "инопланетяне" захотят Кремль разбомбить?
      А потом стало известно, что российские войска уже приближаются к Грозному. Дудаев по этому поводу выступил по местному телевидению, сообщив, что в ближайшие дни федеральные войска нападут на Грозный и бомбардировки возобновились. Несколько тяжелых бомб упали на завод "Красный молот" и практически на все военные городки, которые достались Чечне после ухода оттуда военнослужащих Российской Армии. По ходу дела были разбомблены укрепления на подходах к городу, сооруженные за последние дни, или находящиеся в стадии возведения. Но, пожалуй, самым существенным ударом для города стала бомбежка телецентра, главного почтамта и здания городской телефонной связи. После этого в городе началась паника - никто не мог понять, чего следовало ожидать уже в самые ближайшие дни, и люди стали спешно покидать город. Свою семью я тоже спровадил к родственникам, живущим в Ингушетии, а сам остался в городе, поскольку от руководства министерства не поступило соответствующей команды на эвакуацию.
      - Алик, я слышал от кого-то, что после того как в девяносто втором году были разграблены воинские склады, оружие запросто продавалось на улицах города. Неужели тот же Дудаев не понимал, к чему всё это рано или поздно приведёт?
      - То, что оружие свободно продавалось возле центрального рынка, это факт. Но что мог сделать Дудаев, если он сам был инициатором разграбления воинских складов. А потом, ты сам должен понимать, что когда у человека в доме имеется дюжина автоматов, а семью нечем кормить, он обязательно пойдет на базар, и продаст излишки оружия и боеприпасов. В Грозном до войны столько народа на этом нажилось - уму непостижимо. Из других регионов приезжали, только затем, чтобы прикупить автоматы, пистолеты, гранаты и даже гранатометы. Как они все это потом вывозили из Чечни - я не знаю, но думаю, что многое из купленного на том базаре потом стреляло и взрывалось вдали от Грозного.
      Когда Чечню захлестнул неуправляемый вал преступности, Дудаев пытался навести порядок с учётом оружия. Он даже отдал распоряжение о проведении тотальной ревизии всего нарезного оружия хранящегося у гражданского населения. Планировалось также, осуществить его перерегистрацию. Но все эти благие намерения Джохара так и остались намерениями, не более того. Не тот менталитет у чеченцев, чтобы светить попавшее однажды в руки халявное оружие. По крайней мере, добровольцев пришедших с оружием на перерегистрацию, были единицы. Позже, когда начался штурм Грозного, все эти "стволы" стреляли по российским военнослужащим.
      - Слушай, Алик, а в связи с чем, по-твоему, вообще началась эта война?
      - Да её в принципе и не должно было быть. До самого последнего момента в Грозном торчали российские депутаты, правозащитники и прочий люд, которые на митингах у президентского дворца орали в мегафоны, заверяя, что руководство России не имеет злого умысла против свободолюбивого чеченского народа. И что ведь самое главное, простые люди верили всему тому, о чем они говорили. Народ даже Дудаеву, обвинявшему во всех бедах Кремль, перестал верить, и к осени прошлого года его рейтинг упал ниже плинтуса. Еще немного и его обязательно бы сместили с должности президента Ичкерии. Две трети полевых командиров уже были против него, а остальная, сомневающаяся часть, практически созрела подпрячься под это дело, если бы на запланированной Конфедерации горских народов Дудаеву был высказан вотум недоверия. Но тут произошло то, что не могло не произойти. Своим дебильным походом на Грозный в ноябре месяце, оппозиция перевернула все с ног на голову. Я до сих пор не верю, что инициатива исходила именно от Гантамирова, Автурханова и Ходжаева. Мне достаточно хорошо знакомы эти личности, и я знаю, что при всей их амбициозности, у них не хватило бы духа на подобную авантюру. Взять власть в свои руки они могли вполне законным путем, и помогли бы им в этом полевые командиры, выступавшие против Дудаева. Оппозиционеры и с Русланом Хазбулатовым наверняка нашли бы общий язык, и в паре с ним у них получился бы весьма неплохой тандем. Но кому-то в Москве такой расклад был весьма не выгоден. Нужно было небольшое кровопролитие, которые развязало бы Москве руки для принятия более жёстких мер.
      - Я тоже считаю, что руководству страны достаточно было перекрыть все входы и выходы из республики, а голодный народ сам бы довершил начатое им дело.
      - В том то и дело, что перекрывать эти самые входы и выходы, конечно же, нужно было, но только не несколько месяцев тому назад, а много раньше. А произошло как раз все с точностью до наоборот. Ты ведь знаешь, что через республику пролегает нефтяная труба, и что в Грозном имеется несколько нефтеперерабатывающих заводов. Но вместо того, чтобы перекрыть кран у той трубы, руководитель Газпрома - Черномырдин втихаря договорился с Дудаевым на перекачку через Чечню "левака". Иди потом, проверь, сколько чего протекло через ту трубу, и сколько бабла было сострижено с этой афёры. При той ситуации, что сложилась за последние годы в республике, ни один проверяющий и носа сюда не совал. А чтобы Джохарка шибко не возмущался, ему было позволено часть перекачиваемого через трубу сырья перерабатывать на грозненских НПЗ с последующим присвоением конечного продукта для нужд Ичкерии. Естественно, всё это стоило огромных денег, и когда Дудаев осознал, какие барыши получает сам Черномырдин, он просто-напросто кинул его, и весь доход от левака прикарманил себе.
      - Неужели поводом для начала войны послужила банальная афёра с нефтью?
      - Не только. Если бы ты видел, сколько вооружения через Чечню прошло, это же тьма тьмущая. Мало того, что Дудаев загнал налево солидное количество бронетехники и пушек, доставшихся ему от дележа военного имущества, так он вошел в сговор с прибалтами и своими друганами, с которыми служил в армии, и они через Чечню такие потоки оружия направили. Два аэропорта работали на полную мощность. Даже военные самолеты и вертолеты умудрялись перегонять. Думаю, что тебе не трудно догадаться, откуда все это бралось. Я так полагаю, что Джохар и военных "коммерсантов" тоже "кинул", и они тут же присоединились к группе "обиженных" товарищей. Для многих из них война в Чечне была желанной, поскольку все то, что они успели разворовать в армии, можно было запросто списать на боевые потери. Опять же, как всё это потом проверить - сгорело, и с плеч долой.
      - Что-то подобное я уже слышал в прошлом году от одного человека, но, откровенно говоря, не думал, что всё зашло так далеко.
      - А ты разве не знаешь, с чего это вдруг в девяносто первом году Дудаев с Гамсахурдия сдружились? Да всё потому, что тот тоже был в доле по торговле оружием, и не зря Басаев в Поти торчал, где не только с братьями мусульманами дрался. Там, кстати, весьма нехилый морской порт имеется, из которого часть военной техники на судах расплывалась по всему миру. Басаев в том порту за "смотрящего" был, которому Дудаев доверял свои и чужие секреты. Правда, чуть позже Джохар сам же и убрал его оттуда. Шамиль ещё тот жучок, и своего никогда не упустит, чтобы не навариться на халяве. Видимо Джохар уличил его в чем-то неблаговидном, вот и сдернул оттуда.
      - А я слышал, что Дудаев еще и наркотой приторговывал?
      - Да чушь всё это собачья! Наверняка кто-то из окружения Черномырдина этот бред сивой кобылы распространял, если не он сам. Жаба давит за упущенную выгоду, вот и придумывает всякую ерунду, чтобы покруче Дудаеву досадить, а заодно и Ельцина убедить, что с Джохаром общих дел иметь никак нельзя, и пришло время кончать его.
      - В таком случае, если опять же следовать логике, то тот же Ельцин должен был сделать ставку хотя бы на того же Хазбулатова, чтобы его же руками и его связями на Кавказе, сбросить Дудаева с насиженного места.
      - Ты это серьезно? Да Ельцин с Хазбулатовым как кошка с собакой жили, постоянно подставляя друг друга. Один - бухарик конченный, другой при любом удобном случае не стеснялся нагадить в душу первому. Ты что, совсем ничего не знаешь за инцидент произошедший между Ельциным и Русланом, когда они вместе в одной бане парились?
      - Слышал как-то, что тот инцидент стал поводом к тому, что Бориска долбанул всей танковой мощью по Белому дому, когда Хазбулатов проводил там голосование парламентариев о выражении ему вотума недоверия.
      - Вот-вот, и я о том же. Когда слово за слово, хреном по столу, а пьяный базар в бане привел к тому, что в Москве погибли ни в чем не повинные люди. До сих пор никто не знает, сколько их положили тогда у Белого дома, потому как никто и не считал. Схоронили словно бездомных собак, и тут же забыли. В Чечне потом аналогично было - один к одному.
      - Ну, хорошо, я понимаю, что Дудаев Черномырдина с "мазутой" кинул, в связи с чем, тот не смог с Бориской в девяносто втором году наваром поделиться, когда в стране предвыборная кампания шла полным ходом. Но ведь Бориска-то всё-таки победил на выборах, и я не думаю, что он на них шёл без гроша в кармане. Наверняка ему тоже перепало что-нибудь от тех афёр, что совершали и военные, и всё тот же Черномырдин со своим Газпромом. Да и вообще, начало правления Дудаева совпало с приватизацией в стране, и "прихватизаторов" в ту пору было предостаточно. Ведь наверняка же не в одном Дудаеве заключался корень зла?
      - Насчет того - откуда Ельцин взял денег на свою предвыборную кампанию, я не в курсе, но в определенной мере догадываюсь. Вот, как ты считаешь, с чего это вдруг возле него тогда Березовский засветился, которого до этого не знала ни одна паршивая собака? И с чего это вдруг он стал частым и желанным гостем в Грозном?
      - Ну, наверно потому, что ему, как коммерсанту, Чечня, прежде всего, была интересна в плане расширения собственного бизнеса. Тем более, что Дудаев объявил Ичкерию свободной экономической зоной. Наверняка почуял, что можно оторвать лакомый кусок от безналогового пирога.
      - А я думаю, что причина кроется совершенно в ином. Ты слышал что-нибудь про фальшивые авизо?
      - Насколько мне известно - это какие-то хитрые схемы увода денег из банков.
      - Вот именно! А ты знаешь, через какие именно банки похищались деньги? А я скажу тебе - через чеченские. В девяносто втором году из МВД России поступило указание проверить более двухсот банков, зарегистрированных в Грозном. Эту проверку делали втихаря от Дудаева, поскольку никто не знал, как он на это вообще отреагирует. Наш отдел провел скрытую съемку адресов, где эти банки находились, и вот тогда-то и выяснилось, что это были обычные жилые дома, в большинстве из которых не было никаких банков. Просто кто-то регистрировал эти банки по своим квартирам или офисам и не более того. Конечно же, несколько десятков банков мы всё-таки обнаружили, но ты бы видел, что это были за банки - одни только вывески, и в лучшем случае убогая комнатушка, в которой сидела пара - тройка клерков. Однозначно, это была весьма серьезная подстава, которую организовал ни кто иной, как сам Березовский. Он практически два года подряд прилетал в Грозный по пятницам, и все вечера проводил в окружении единомышленников, съезжавшихся практически со всей страны. Их излюбленным местом встреч был подземный торговый центр на площади Минутка. Они там обсуждали темные делишки с авизовками, совершенные за истекшую неделю, делили наворованное бабло, и планировали, что будут делать на следующей неделе.
      Дудаев видимо предчувствовал, что всё это добром не кончится, и поэтому дал команду нашему министру, чтобы все эти встречи фиксировались на видео. У Березовского была мощная собственная служба безопасности, которую он лично комплектовал из числа бывших сотрудников спецслужб. С такой охраной к нему на пушечный выстрел нельзя было подобраться. Но нам повезло. В многоэтажном доме рядом с площадью жил один наш сотрудник, из квартиры которого подземный торговый центр был виден как на ладони. С лоджии мы вели скрытую съемку на мощную видеокамеру "Панасоник", а звукозапись осуществляли через радиомикрофон, который незадолго до "стрелки" включал хозяин одного из магазинчиков подземного торгового центра.
      В общей сложности, за два с лишним года мы отсняли несколько видеокассет, которые хранились в сейфе в моем служебном кабинете. Я задницей чуял, что это очень опасная компра, за которую запросто могут и голову оторвать. О существовании видеозаписей знали несколько человек, в том числе Дудаев и руководитель ДГБ - Гелисханов. Некоторые кассеты Дудаев брал просматривать, и ему с них наверняка делали копии. А примерно числа двадцать пятого декабря, после того как город подвергся массированной бомбардировке, попавшая в здание нашего отдела бомба, разрушила часть стены. Посреди ночи через тот пролом в стене в ЭКО ворвались неизвестные люди в масках и бронежилетах. Застрелив одного охранника и тяжело ранив второго, они вынесли сейф с видеокассетами, и исчезли с ним в неизвестном направлении.
      На следующий день я доложил о происшествии министру, а он, как я полагаю, доложил об этом Дудаеву. Дудаев сильно ругал нашего министра, за то, что мы не уберегли важные улики. Он ещё сказал тогда, что к тому ночному налету наверняка причастны российские спецслужбы. Он наорал не только на нашего министра, но и на Гелисханова. Так и сказал, - "Под вашим носом действуют российские диверсанты, а вы сопли жуёте".
      Министр меня потом попытался отдрючить по полной программе, но после того, как я сказал ему, что в моей квартире хранятся копии с нескольких наиболее важных, по моему мнению, видеозаписей, он успокоился и помчался докладывать эту новость Дудаеву.
      Не знаю, что меня дернуло в тот день ехать ночевать не в свою квартиру, а в недавно купленный дом. Наверно какое-то шестое чувство сработало. А может быть, потому я так поступил, что в квартире тепла не было из-за отключившегося центрального отопления, а в доме имелось газовое отопление, работавшее вполне нормально. Переночевав там, я поутру поехал на своей машине в квартиру, поскольку, нужно было переодеться, и кое-что прихватить на работу, в том числе и те самые видеокассеты, о которых я накануне заикнулся нашему министру. Когда я поднялся на лестничную площадку, то обнаружил, что замок в двери вырван с мясом. Войдя в квартиру, я увидел там полнейший погром - все вещи из шкафов и ящиков были выброшены наружу, фарфоровая и хрустальная посуда разбита. Но самое главное, из квартиры исчезли все видеокассеты, в том числе и те, на которых были записаны "стрелки" Березовского и фасады зданий, где якобы размещались несуществующие банки. Соседка из квартиры напротив, которую, уходя из дома, я встретил у нашего подъезда, рассказала, что поздно ночью, услышав грохот на лестничной площадке, она попыталась посмотреть через дверной глазок своей квартиры, но так и не смогла ничего раздеть. Как потом оказалось, он был залеплен жвачкой. А когда погром в моей квартире закончился, она осторожно выглянула в окно на лоджии, и увидела, как несколько человек в камуфлированной форме, в бронежилетах и с касками на головах, загружали какие-то вещи внутрь армейского УАЗика. Что это за люди были, она в темноте не разглядела, да к тому же, на их лицах были чёрные маски. Она попросила меня, чтобы я не втягивал её в эту тёмную историю, и никому не говорил о нашем разговоре.
      В тот день я и сам сильно струхнул. Случайностей просто не могло быть, и наверняка те люди, что напали ночью на отдел, были теми же самыми, что разгромили мою квартиру. В обоих случаях их интересовали только видеозаписи. Одного я до сих пор не могу понять - откуда тем налётчикам был известен адрес моей квартиры, и какое отношение ко всему этому делу имеет Дудаев и наш министр? Ведь только им двоим, было известно про сохранившиеся копии. Или нападавшие, заранее зная адрес моей квартиры, пошли наугад, чтобы до конца зачистить все улики, которые я мог оставить на всякий случай? А может быть, ко всему этому причастен кто-то из моих подчиненных, кто случайно увидел, как я копировал видеозаписи?
      - А незадолго до всего этого ты ничего подозрительного не наблюдал вокруг себя? - спросил я.
      - Да вроде нет. Хотя, постой! И как я сразу на это не обратил внимания. Точно, было! За день до того, как город подвергся массированной бомбардировке, ко мне на работу приехал крутой бизнесмен, которого я давно знал. Он заявил, что совершенно случайно обнаружил в своем офисе какой-то посторонний предмет, внешне похожий на пластиковую коробку размером с пачку сигарет. Бизнесмен почему-то посчитал, что это была радиоуправляемая мина, или подслушивающее устройство, поскольку из коробки торчал небольшой кусок проволоки, похожий на антенну. Я вызвал одного нашего эксперта, специализировавшегося на подобных штучках, но он не смог ничего конкретного сказать, поскольку та коробка не открывалась. Складывалось такое впечатление, что это какая-то одноразовая штучка, не подлежащая разборке. Решили отложить до следующего дня изучение истинного предназначения данного предмета, и сотрудник отнес его в свой кабинет. Именно в тот кабинет и попала потом бомба. Хорошо, что это произошло ночью, и никто из сотрудников отдела не погиб. Теперь-то я начинаю догадываться, что это была за штука. Скорее всего, это было какое-то передающее устройство, что-то вроде радиомаяка, на которое наводились бомбы, и ракеты. Когда я утром вышел из дома, и окончательно решил не ехать на работу, мой путь пролегал мимо нескольких домов, которые мы когда-то снимали на видео в связи с нахождением в них липовых банков. Так вот, я ещё тогда обратил внимание, что именно эти дома подверглись сильным разрушениям, и многие из них продолжали гореть, а пожарные и жильцы этих домов пытались их тушить. Но я не придал особого значения данному обстоятельству, посчитав это случайным совпадением, и вот только теперь начинаю понимать, с чем это было связано. Кстати, дом, где размещался офис моего знакомого, принесшего ту самую коробку, до сих пор целёхонек. А ведь в нем тоже был зарегистрирован какой-то банчок, которого на самом деле там никогда не было. Ё-моё, это что же получается, выходит, что наш отдел разбомбили из-за этой самой пластмассовой коробки, и кто-то загодя умудрился понаставить подобные коробки во все банки, где отмывались авизовки? Если это действительно так, то кто-то же всё это сделал? Не могли же они там сами появиться?
      - Алик, я думаю, что ты сам ответил на свой вопрос, когда говорил насчет съемок помещений этих банков. Они уже тогда были обречены на уничтожение. И не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы не понять, кому это было выгодно. Одно не совсем понятно - кто именно устанавливал эти "шарманки"? Не думаю, что это были сами чеченцы, в противном случае наверняка произошла бы утечка информации ещё до того, как на город упали бомбы, и у Дудаева появились бы вопросы к тому же Березовскому.
      - Ты знаешь, у меня есть одна догадка, но не уверен, что именно эти люди были причастны ко всему этому.
      - Кого ты имеешь в виду?
      - Летом прошлого года в гостинице "Чайка" произошла пьяная драка, закончившаяся несколькими трупами. Инициаторами драки были офицеры ГРУ, которые, попав под сокращение и оставшись без работы в своем ведомстве, подвизались в Чечне инструкторами по специальной подготовке. Поговаривали, что они с самим Басаевым якшались, и обучали его людей методам работы спецподразделений. Так вот, когда они в очередной раз получили баксы за свою инструкторскую работу, то устроили конкретный гудёж в гостинице. Потом они кого-то избили и чтобы утихомирить дебоширов, дежурный администратор вызвала милицию. Приехали почему-то не милиционеры, а горячие парни из ДГБ, и тот дебош закончился небольшой перестрелкой, в ходе которой погибли двое подчиненных Гелисханова и один ГРУшник. Несколько человек с обеих сторон были ранены. После этого инцидента, тех ГРУшников в гостинице больше никто не видел, но я не исключаю, что именно они, из вредности, накануне бомбёжки понаставили там радиомаяки, по чьим сигналам "Чайка" была разнесена в пух и в прах.
      - Да, уж, Алик, наговорил ты мне страстей, теперь в каждом встречном буду видеть диверсанта. А что было с тобой, после того как ты уехал в тот день из дома? Насколько я понял, на работу ты так и не попал?
      - Не попал. Я просто-напросто смылся из города. В тот день я понял, что через пару - тройку дней из него уже не удастся вырваться. А погибать за просто так, как-то не очень хотелось.
      - Надеюсь, что когда-нибудь ты мне расскажешь, про все свои злоключения?
      - Обязательно расскажу. Но ты знаешь, я думаю, что тебе надо забыть обо всем, что я тебе сейчас рассказал. Действительно, кто знает, что за люди за всем этим стояли, и нет ли их сейчас среди вас. Доверишься вот так не тому, кому надо, и останешься без головы. Самое главное, даже не поймешь, за что с тобой так поступили. Кстати, когда я отправлял жену из Грозного, отдал ей ту самую видеокамеру "Панасоник". В камере осталась видеокассета с довольно интересным материалом. Как только в городе обстановка стабилизируется, я смотаюсь за женой, привезу и семью и камеру. Вместе и посмотрим. А пока, тебе наверно пора возвращаться в свою школу, а то начальство наверняка тебя обыскалось. Я довезу тебя до школы.
      Когда мы выходили на улицу, то обратили внимание, что к соседнему дому приставлена длинная лестница. Оседлав конек крыши, Иваныч и изо всех сил пытался затащить веревкой большой кусок шифера, дабы приладить его на пробоину. Лист кособочился, и его волны никак не хотели совпадать с волнами уложенного на крыше шифера. Глядя на мучения старика, я лихо заскочил по лестнице на крышу и в считанные минуты вдвоем мы установили шифер на место, прибив его парочкой гвоздей.
      В знак благодарности Иваныч пригласил нас к себе домой почаевничать, но и на этот раз мы отложили данное мероприятие до лучших времен.
  
   Глава 13. Исповедь ветерана
     
      Девятого марта, на очередной утренней планёрке, генерал Шумов довёл до сведения присутствующих офицеров, что жить и работать в пятнадцатой школе им осталось ровно пять дней.
      - На следующей неделе в Грозный приезжает правительственная комиссия во главе с вице-премьером Олегом Сосковцом, которая будет смотреть, как функционируют местные органы власти, как идет восстановление порушенных войной инфраструктур. Школам уделяется особое внимание, поскольку после косметического ремонта они уже в первых числах апреля возобновят обучение детей.
      - Товарищ генерал, да какие могут быть занятия со школьниками, если их в городе практически нет? - недоуменно заметил один из присутствующих.
      - Нет, говорите? А Вам известно, сколько их сейчас живет с родителями в палаточных городках в Ингушетии и Осетии? Там едва ли не ежедневно происходят стихийные митинги, и даже потасовки. Народ требует прекращения войны и возврата к мирной жизни.
      - Ну, правильно, как только этих бандюков загнали в горы и стали их там добивать, так сразу их родственничкам мира захотелось, - не унимался оппонент генерала. - Сначала они своих безоружных родителей, жен и детей науськивали под танки федеральных сил бросаться, когда те на Грозный колоннами шли, а теперь, те заголосили за своих бедных сродственничков, окопавшихся по схронам да по лесам. Ведь знают же, что если не будут голосить на каждом углу, крандец придет их братьям и мужьям, вставших с оружием в руках под зелёное знамя Ислама.
      - Товарищ подполковник, не мне и не вам решать дальнейшую судьбу боевиков, - с раздражением в голосе прервал его Шумов. - Если потребуется, будем и дальше добивать зверя в его логове. А пока речь идет о возвращении Грозного к мирной жизни, и если уж такая задача поставлена на уровне первых лиц государства, выполнять её нам придется неукоснительно. Всех советников без исключения, прошу незамедлительно приступить к работе по подбору свободных, и относительно целых помещений, где вы смогли бы обеспечить повседневную работу сотрудникам чеченской милиции. И очень большая просьба - если на найденное вами помещение глаз положил ещё кто-то, просьба - не конфликтовать, а докладывать лично мне. Не хватало еще, чтобы дошло до перестрелок. Имущество есть имущество, и просто так его никто отдавать не станет. Если что, будем договариваться.
      После совещания генерал попросил меня задержаться на пару минут, и коротко доложить о том, в какой стадии находится работа по подбору помещения под паспортно-визовую службу. Шумов внимательно выслушал мои доводы в пользу помещения Бюро судебных экспертиз, пообещав дать ответ уже завтра, после того, как он сегодня доложит обо всём в ГУОШе. Если на это помещение не будет иных претендентов, то уже с завтрашнего дня его можно будет готовить для повседневной работы и приему граждан.
      Всё, о чем мне сказал генерал, я пересказал Мугуеву. Алик радостно потер руки, заметив при этом, что основная часть дела сделана. Он даже не сомневался в том, что Шумов уговорит ГУОШовское начальство на "прихватизацию" пустующего помещения. Тем более, что прежних владельцев помещения в городе не было, и возразить будет некому.
      Не откладывая в долгий ящик, решили весь день посвятить тому, чтобы разгрести "авгиевы конюшни". Оставив Сашу Телятникова за самого главного начальника ПВС, мы рванули на проспект Победы. Прибыв на место, отметили для себя, что входную дверь Бюро экспертиз никто даже не пытался открывать. Видимо предупреждающая запись на ней, возымела действо, и никто не рискнул подорваться на "мине".
      Первым делом вынесли из кабинетов лабораторное оборудование, не имевшее никакого отношения к деятельности сотрудников паспортной службы. Основную часть его мы складировали в глухой комнате, у которой не было ни единого окна. По всей видимости, до войны там была какая-то лаборатория, о чем свидетельствовало большое количество специфических приборов и оборудования, стационарно укрепленного на стеллажах. Чтобы не расшибить в кромешной темноте свои лбы, на одном из столов установили зажженную стеариновую свечу, найденную в одной из комнат. Когда пространство комнаты было заполнено под завязку, оставшееся оборудование перенесли в самую дальнюю комнату, какую изначально определили под склад и столовую для сотрудников ПВС.
      В общей сложности, в порядок было приведено восемь кабинетов, где мы расставили столы и стулья. В окна аккуратно вставили выбитые взрывной волной рамы, с отсутствующими в них стеклами, а собранный с пола мусор и осколки стекла, собрали в ведра и выбросили в огромную воронку, образовавшуюся от взрыва бомбы, аккурат напротив здания Бюро. Одно было плохо - все кабинеты были небольшими, и ни один из них не подходил для размещения картотеки адресного бюро. Выход из создавшегося положения предложил Алик. Во второй половине первого этажа здания до войны размещался какой-то магазин, имевший свой, обособленный вход. При перестройке помещения магазина, дополнительная внутренняя дверь, ведущая в помещение Бюро, была заложена кирпичом на цементном растворе, и чтобы эту преграду устранить, нам придётся основательно поработать ломом и кувалдой. Но в тот день мы решили не приступать к тяжёлой физической работе, тем более, что окончательное решение о передаче помещения ПВС, ещё не принято. А ну как откажут, и все наши старания пойдут прахом.
      Физическая нагрузка, которую мы испытали при очистке помещений, требовала компенсации за сожжённые килокалории, о чём свидетельствовало неприятное урчание в моём животе. Алик, видимо испытывая те же чувства что и я, отвозя меня к месту временного жительства, предложил заскочить к нему домой и перекусить, чем Бог послал. А он, опять же, послал нам макароны по-флотски, где в роли мяса была всё та же говяжья тушенка. В качестве дополнительного блюда на стол была выставлена двухлитровая банка с консервированными помидорами домашнего приготовления, презентованная женой Иваныча.
      Набив свои животы вкусной едой, мы не спешили расставаться. Алик повел вглубь своего двора, где стал рассказывать и показывать, как он будет строить новый дом. Из его рассказа я понял только одно, что у моего подсоветного планы грандиозные, и если они действительно претворятся в жизнь, существующий деревянный дом на фоне каменных хором будет смотреться жалким сараем, и уж точно пойдет под снос.
      За этими размышлениями нас и застал Иваныч. Он пригласил к себе в дом, с тем, чтобы наконец-то побаловать своим фирменным чаем.
      На этот раз отказываться не стали, тем более что у Алика кончилась заварка, и горячую чайную прослойку, для относительно жирной пищи, делать было не из чего.
      А чай у Иваныча действительно оказался великолепным. Отхлебывая из блюдца горячий, душистый напиток, я поинтересовался у него, что за компоненты входят в него кроме чайных листьев. И он поведал нам, что такой чай его еще в Казахстане научила заваривать одна пожилая чеченка, работавшая у них на полевом стане поварихой. Я заинтересовался рассказом Иваныча, и попросил его поподробнее рассказать о прожитой жизни.
      И он начал свое повествование...
      Почему-то в память врезался выпускной вечер в школе. Он стоит на сцене актового зала и лично директор школы, потомственный учитель в третьем поколении, вручает ему аттестат зрелости.
      А спустя пару дней, районная газета опубликовала небольшую заметку о том, что тот самый директор школы - Максим Валерианович, арестован, как "троцкист" и злейший враг народа.
      Учёба в школе механизации. Практические занятия по вождению трактора. Отставной танкист, по прозвищу "Фрикцион" объясняет курсантам, для чего трактору необходимы фрикционы.
      Армия. Он стоит перед строем сослуживцев, и ему объявляют благодарность от командования за мастерское вождение танка на военных учениях.
      Лето. Не за горами осень, а значит - долгожданный дембель. Мать в последнем своем письме написала, что председатель колхоза пообещал дать ему новёхонький трактор. Лишь бы только он поскорее возвращался на родную Псковщину.
      Все вокруг полыхает, гремят взрывы. В танке пахнет пороховой гарью и горелой краской.
      Война!
      Первое ранение. Госпиталь. Организм у него крепкий, и через месяц опять фронт. Пока лежал в госпитале, командира танка убило шальной пулей и вместо него на эту должность назначили гордого чеченца - Ваху Магомадова.
      Совсем пацан, - еще и двадцати лет нет. До войны Ваха поступил в военное училище, да так и не доучился. Присвоили ему звание младшего лейтенанта, и туда же, - во фронтовую мясорубку.
      Неужто я уже такой старый? А ведь мне самому-то двадцать один год.
      Немцы рвутся к Сталинграду, и на Кавказ. Экипаж их "тридцать четвёрки" в самом пекле.
      Горим братцы, горим!
      Контуженый Ваха умудрился вытащить из горящего танка всех. Даже стрелка-радиста Петруху, которому госпиталь был уже совершенно ни к чему.
      Полевой госпиталь в какой-то сельской школе.
      Так уж вышло, что все трое попали в ожоговое отделение, и отлеживались в одной палате. Выписавшись, службу продолжили в своей части. Четвертого члена экипажа подобрали в том самом госпитале. У этого танкиста погиб весь экипаж и только одному ему повезло остаться в живых.
      Потом был Воронеж, Курск...
      Под знаменитой на весь мир Прохоровкой, их танк зацепило конкретно.
      Лобовая атака на "Тигра" закончилась не в их пользу.
      Долг платежом красен.
      На этот раз, тяжело раненный Иваныч, вытащил из горящего танка Ваху. Остальным членам экипажа он просто не успел помочь, поскольку сам потерял сознание, а рванувший боекомплект, поставил последнюю точку на судьбе наводчика Илюхи, и стрелка-радиста Романа.
      Ранение было настолько серьёзным, что Иваныч провалялся в госпитале почти до "белых мух". Но, судьбе было угодно, чтобы он и в этот раз смог выкарабкаться с того света.
      Бреслау, озеро Балатон и, наконец-то - Берлин. А потом, знаменитый рывок на Прагу, в составе танковой армии генерала Рыбалко.
      Летом 45-го демобилизовался одним из самых первых.
      В этом не было ничего необычного. Военно-врачебная комиссия забраковала его по самое "не хочу", пригрозив дать инвалидность, если он будет сильно хорохориться.
      Буквально за день до его дембеля танковый полк подняли по тревоге и своим ходом двинули к западной границе СССР. Туда, где "лесные братья" устроили кровавую баню ненавистным "москалям".
      А он, в это время, ехал домой, навстречу мирной жизни.
      Лучше бы он домой не возвращался.
      Его родное село было стерто с лица земли еще в сорок третьем. Вместо отчего дома образовалась огромная воронка от авиабомбы, которую дождевые воды превратили в небольшое тухлое озерцо, с квакающими лягушками.
      Помыкался, помаялся, да и, рванул в Сталинград, по комсомольской путевке восстанавливать разрушенный город и тракторный завод.
      Годы - годы. Как же вы быстро летите!
      Своего жилья не заимел, точно так же, как и не создал семью.
      Холостяцкую жизнь коротал с мужиками в дощатом, плохо отапливаемом бараке. Обидно, что жизнь складывается не так, как мечтал в детстве. Начал потихоньку пить "горькую". Был момент, когда совсем сорвался с "крючка", и едва не повесился в общественном туалете.
      Позор! Срамота! На комсомольском собрании стоял, понурив голову и сгорая от стыда. Готов был провалиться сквозь землю, лишь бы не выслушивать всего того, что ему говорили безусые парнишки, никогда не нюхавшие пороха. Если бы не фронтовое прошлое и боевые ранения, не видать ему больше комсомольского билета. Однако, поверили, дав последний шанс на исправление.
      Работа - общага - работа. Замкнутый круг, день за днём, из года - в год.
      Шанс круто изменить жизнь наконец-то появился. Услышал по радио обращение Никиты Хрущева к молодежи страны, призывавшего ехать на освоение целинных и залежных земель.
      К молодым Иваныч себя давно уж не причислял. Да и комсомольцем он уже не был. Некий симбиоз молодого тела, с мозгами и сердцем ветерана-фронтовика.
      Решил бросить всё к чёртовой матери, и, рвануть на неизведанную целину. Говорят, опытные трактористы там были в особом почёте.
      Несколько дней ушло на оформление документов. В райкоме комсомола пространно намекнули на то, что он как бы староват для комсомольского задора, ну, и всего прочего.
      В ответ, огрызнулся этим казенным чинушам всеми известными ему матерными словами и эпитетами, пообещав загнать их самих туда, где "Макар телят не пас". На ту самую целину, стало быть.
      Видимо, испугались розовощёкие аппаратчики "пророчеств" контуженого тракториста. За один день выправили все необходимые документы, и, уже через пару недель Иваныч топтал своими "кирзачами" целинные земли Северо-Казахстанской области.
      Работать трактористом ему нравилось. Пахать и сеять мог круглыми сутками.
      Изнуряющая работа без выходных и отгулов в летний период времени, оказалась посильной не для всех. Многие "комсомольцы-добровольцы" удрали назад к своим мамкам и бабкам уже через пару месяцев, и на замену им пригнали расконвоированных зэков и армейских дембелей.
      У большинства зэков-поселенцев срок отсидки в лагерях исчислялся годами, а кое-кто, "мотал" его второе десятилетие.
      Однажды, на улице, его окликнул какой-то мужик. На вид, лет пятидесяти, с сильно обгоревшим лицом, и большим шрамом на правой щеке. Их глаза встретились. Иванычу стало жутковато от этого пронзительного взгляда. Судя по казенной черной робе, перед ним стоял один из тех самых расконвоированных зэков
      - Стало быть, не узнал, - то ли с сожалением, то ли с разочарованием произнес зэк.
      Иваныча, от этих слов, словно молнией ударило. Этот голос он не мог спутать ни с кем.
      - Ваха! Неужто ты?!
      - Узнал, чертяка!
      В этот день они очень долго общались, и Иваныч узнал многое из того, о чем даже не догадывался.
      По возвращению части с Дальнего Востока, Ваха решил смотаться в краткосрочный отпуск на Родину. В итоге, эта поездка закончилась для него пятнадцатью годами строгого режима. Осудили только за то, что в Ростове-на-Дону он едва не прибил военного коменданта, который обозвал его бандитом. Исковерканная жизнь, сломанная судьба...
      Ваха отсидел назначенный срок от звонка до звонка, и только осенью шестидесятого года, наконец-то, получил возможность вернуться в родные места. Поскольку Иванычу ехать было некуда, на Кавказ решили ехать вдвоем. Но и там, на первом этапе, были свои сложности. Иваныч смог сразу устроиться на работу в ПМК, а Ваху - бывшего зека, никто не хотел брать на работу. Ваха злился, что стал обузой своему фронтовому другу, делившемуся с ним последней копейкой, последним куском хлеба, но ничего поделать не мог.
      Ситуация изменилась к лучшему только после того, как Хрущева сместили со всех постов. Ваха наконец смог устроиться на работу в то же самое ПМК, где работал Иваныч. А спустя еще пару лет они получили участок земли, под застройку жилья. Первым делом решили строить дом Иванычу, поскольку к тому времени он был уже женат, и супруга ходила на сносях. Строили планы, как будут жить в собственном доме, втроем вместе с сыном. Увы, но этим планам не суждено было сбыться. На восьмом месяце беременности супруга случайно упала, сильно ударившись о землю животом, и ребенок родился мёртвым. Спасая её жизнь, врачи сделали серьёзную операцию, после которой она уже не смогла больше рожать.
      А потом наступила очередь Вахи создавать свою семью, и всем колхозом строили дом для него и его супруги. В отличие от Иваныча, Ваха свой кирпичный дом строил на века, как исстари заведено на Кавказе. А уже через год у него родился сын, которого назвали Махмудом, в честь Вахиного деда - героя гражданской войны.
      Так они и жили все последующие годы - двумя семьями, в двух разных домах, построенных на одном участке земли, не удосужившись поделить его общим забором. Трудно было семье Иваныча - помогал Ваха, появлялись трудности у Вахи, на выручку приходил Иваныч. А малолетка Махмуд, так тот вообще больше времени проводил в соседском доме, где чувствовал себя раскованней, нежели в отчем доме. В семьдесят втором году, когда мать трагически погибла под колесами автомобиля, управляемого пьяным водителем, его воспитанием фактически занялась супруга Иваныча. Благодаря именно её стараниям, он хорошо учился в школе и всегда опрятно выглядел. После окончания средней школы, Махмуд успешно сдал вступительные экзамены в университет, и через четыре года, окончив обучение с красным дипломом, поступил на службу в милицию. Правда, и тут не все так просто было - судимость отца едва не порушила все его планы. Но нашёлся в чечено-ингушском министерстве внутренних дел человек, который заступился за Махмуда. И был тем человеком наводчик Алексей, которого в сорок втором году Ваха вытащил еле живого из горящего танка. На ту пору бывший однополчанин занимал высокий пост в министерстве. Так вот, встретились три ветерана однажды вечером в летнем ресторанчике Грозного, посидели, повспоминали за свое боевое прошлое, и дальнейшая судьба Махмуда была решена.
      А потом, с приходом к власти Дудаева, для семьи Иваныча наступили страшные времена. Соседи, из числа чеченцев, проживающих на их улице, неоднократно посещали их скромное жилище, ультимативно требуя уматывать на все четыре стороны и даже угрожали убийством. И еще неизвестно, как бы все повернулось, если бы за них не заступался Ваха и его сын. Одного такого "любителя" до чужой собственности, Ваха сильно огрел клюкой по спине, после чего тот пригрозил наслать на него и его сына - мента, своего родственника, к тому времени служившего в Ичкерийской госбезопасности.
      И ведь выполнил же, гаденыш, свои угрозы, наслав во двор Вахи и Иваныча целую свору бандитов, которые запросто могли всех их поубивать. Но в тот раз расправа не состоялась. Махмуд вовремя сообщил своему начальству об инциденте, и прибывшие ОМОНовцы, смогли полюбовно договориться с головорезами из ДГБ.
      После того случая, в их дворе никто из посторонних больше не появлялся и не домогался до чужого добра. А в девяносто третьем году произошла серьезная стычка между сотрудниками МВД и ДГБ, закончившаяся стрельбой и трупами с обеих сторон. Махмуд к этому эксцессу не имел никакого отношения, но последовавшая затем чистка в милицейских рядах, завершилась откровенной травлей честных сотрудников милиции, не пожелавших преклоняться перед разнузданными уголовными элементами, называвшими себя не иначе как "борцами свободной Ичкерии". Не выдержав разгула беспредельщины в собственном министерстве, Махмуд уволился со службы. Он не пожелал подстраиваться под чьи-то непомерные амбиции, и уж тем более, явно выраженные уголовные запросы.
      Если на первом этапе правления Дудаева пенсионеры могли рассчитывать на полагающуюся им пенсию, то уже к концу девяносто третьего года её просто перестали им выплачивать. Дудаев нагло врал своим согражданам, что Россия перестала перечислять пенсии старикам, живущим в Ичкерии, и тут же рекомендовал всем пенсионерам зарабатывать на хлеб насущный своим трудом. Но если в летнее время те могли хоть как-то выкручиваться за счет собственных подворий и дач, то в остальные периоды года, им приходилось туже затягивать пояса, и уповать на помощь близких родственников, проживающих в других регионах России. У семьи Вахи и Иваныча таких родственников не было, и надеяться на "манну небесную" им не приходилось.
      В канун седьмого ноября 1994 года, устав от нескончаемого безденежья, решили два ветерана навестить районный отдел Пенсионного фонда, располагавшийся в центре города. Но каково же было их удивление, когда они обнаружили, что в помещении, ранее занимаемом пенсионным учреждением, разместился штаб боевиков. У входной двери, на металлическом стуле восседал молодой чеченец, на коленях у которого лежал автомат. Попытку стариков войти внутрь помещения, он мгновенно пресёк. Вскинув автомат на уровень груди, он уперся стволом в грудь Иваныча, и громко выругавшись нецензурной бранью, потребовал от него валить как можно дальше. Ваха попытался осадить наглого щенка, и стал стыдить его за непотребные действия, но тот, перейдя на чеченский язык, сказал Вахе, что в гробу видал старых пердунов, пытающихся учить его жизни. Заслышав обидные слова в свой адрес, Ваха замахнулся на обидчика клюкой, но тот, оказался намного проворней, и первым выстрелил из автомата в воздух. На выстрелы из помещения выскочили несколько боевиков, которые пинками и ударами прикладов автоматов, отогнали пожилых людей подальше от своего штаба.
      Всю обратную дорогу Ваха громко ругался, чередуя русские и чеченские бранные слова. Он грозился дойти до самого Дудаева и пожаловаться на обидчиков. Иваныч молча слушал его, отлично понимал, что Ваху близко не подпустят к президенту Ичкерии, а если и подпустят, то Дудаев слушать его не станет, поскольку в своих публичных выступлениях он неоднократно заявлял, что пенсию платить никому не будет. Вот, на кого чеченцы и все остальные граждане свободной Ичкерии горбатились всю свою жизнь, с тех пусть теперь и спрашивают эту самую пенсию. Именно так он заявил в одном из своих выступлений по телевидению.
      Спустя пару недель с небольшим, одев выходной костюм с орденскими планками, Ваха засобирался на прием к Дудаеву. Как-никак, он человек военный и должен понять бедственное положение, в которое попал его соплеменник. Побывал ли он на приеме у отставного генерала, или нет, никто так и не узнал. Возвращаясь домой пешком, и проходя через парк у Дома Печати, Ваха угодил под перекрестный огонь, завязавшегося в тот момент боя между боевиками и вошедшими в город танкистами из отряда оппозиции. Выстрел подствольного гранатомета угодил ему в грудь, и её разворотило взрывом. Оплавившиеся и обгоревшие наградные колодки вместе с окровавленным куском ткани от левого борта пиджака, на следующий день найдет его сын Махмуд. Он же, опознает труп своего отца, предъявленного боевиками на опознание вместе с трупами погибших оппозиционеров, которые, со слов Дудаева и его "рупора" - Удугова, на самом деле оказались российскими военнослужащими, завербованными спецслужбами Москвы.
      Ваху схоронили на кладбище в Старопромысловском районе, по мусульманским обычаям, как того он желал еще при жизни. После его смерти жизнь в его доме словно замерла. Сын, не откладывая в долгий ящик, вывез всю свою семью в Назрань, к родственникам жены, а сам, вернувшись через неделю обратно в отчий дом, стал присматривать за ним, оберегая от мародеров. Так и жили они вместе с Иванычем, по очереди дежуря по ночам с охотничьим ружьем Иваныча, оберегая свое жилье и прочее имущество от непрошенных гостей.
      А когда начался штурм Грозного, Иваныч с женой и Махмудом прятались в надежном подвале Вахиного дома, моля каждый своего бога, чтобы в их схрон не угодила ни одна бомба, ни одна ракета или снаряд. В один из таких дней, когда город обстреливался интенсивнее всего, в дом Иваныча угодила здоровущая ракета. Махмуд приглашал их жить в отцовский дом, да они так и не согласились, обосновавшись на жительство в летней кухне. А однажды вечером к ним во двор ворвались вооруженные люди в бронежилетах и странных касках на головах. Лица нападавших людей были скрыты под матерчатыми масками черного цвета. Они тщательно обыскали оба дома, и, обнаружив охотничье ружье Иваныча, сунули ствол в проем металлических ворот, и с силой надавив на приклад, изогнули его дугой. При обыске в соседском доме, эти люди нашли пустую кобуру от пистолета, после чего они устроили Махмуду допрос с пристрастием, пару раз ударив в лицо прикладами автоматов. Возмущаясь несправедливыми действиями своих обидчиков, Махмуд пытался доказать им, что он никогда не был боевиком, а кобура от пистолета, осталась от прежней службы в милиции. Но его никто не хотел даже слушать, и, надев наручники, вывели со двора. Иваныч попытался, было заступиться за Махмуда, но один из людей в маске, по всей видимости, их командир, сказал:
      - Дед, тебе мало того, что тебя и твою семью эти козлы дрючили по полной программе все эти годы? Какого же хрена, ты сейчас за них свою жопу дерешь?
      - Да не боевик же он, а даже наоборот, - возмутился Иваныч. - Если бы не он и его отец, нас уж точно давно в живых не было.
      - Разберемся. Если не виноват - отпустим.
      - А куда вы его уводите?
      - А вот это уже не твое собачье дело, - резко оборвал Иваныча неизвестный. - Тоже мне, благодетель херов выискался.
      Ни в тот день, ни на следующий, ни даже много позже, Махмуд в своем доме не объявился. От соседей чеченцев Иваныч узнал, что на углу соседней улицы, в день исчезновения Махмуда, люди в масках застрелили какого-то нохчу, который попытался от них сбежать. Пуля попала в затылок и снесла полголовы. Был ли это Махмуд, или кто другой, Иваныч не знает до сих пор, потому как труп застреленного человека в указанном соседями месте, он не обнаружил. Он также не знает, кто были те люди, что увели с собой Махмуда. А вездесущие соседи "по секрету" поведали ему, что в те дни зачистки по домам делали "собровцы" и "грушники", и если у кого находили оружие, то тут же расстреливали всех, кто там находился. Иваныч конечно понимал, что это были всего лишь обывательские байки до смерти запуганных людей, но, тем не менее, таинственное исчезновение Махмуда перевешивало чашу его сомнений...
      Внимательно слушая повествование седого ветерана, я машинально посмотрел на запыленные окна Вахиного дома. Если бы в доме сейчас жили люди, они непременно помыли после зимы оконные стекла. Стало быть, в доме этом давно никто не живёт. Свои предположения я озвучил Иванычу.
      - После того, как Махмуд вывез всю свою семью в Ингушетию, его супруга здесь больше не появлялась. Она наверно ещё не знает, что приключилось с её мужем.
      Я мысленно представил, как она будет кричать во весь голос, когда узнает о гибели своего супруга. В том, что он действительно погиб, в тот момент я нисколько не сомневался.
  
   Глава 14. Мародеры, они ведь тоже бывают разные.
     
      Утро десятого марта началось с небольшого скандала.
      Сначала ко мне обратилась русская женщина средних лет, попросившая поставить печать на документе, дающем ей право вывоза из зоны боевых действий принадлежащего ей личного имущества. Я вежливо пояснил ей, что паспортно-визовая служба такими делами не занимается, и для решения проблемы, ей необходимо обратиться к заместителю руководителя ВФОВД, сидящему этажом выше. Она ответила, что его в кабинете нет, а сидящая в канцелярии секретарша, отослала её ко мне, поскольку печать, которой заверяют подобные документы, в данный момент находится в моем распоряжении.
      И действительно, гербовую печать Временного федерального органа внутренних дел в Чеченской республике, я еще утром получил от полковника, когда тот отбыл на совещание в ГУОШ. Обычно, набрав с дюжину готовых справок заменяющих людям утраченные паспорта, я сам бегал к заму, и тот заверял их своей печатью. Но полковник частенько отлучался со своего рабочего места по делам службы, и печать доверял лично мне, поскольку, никакие другие документы кроме справок по форме девять, в первой половине рабочего дня ему практически заверять не приходилось.
      Я стал внимательно изучать бумажку, которую подсунула мне посетительница. Это было рукописное заявление, в котором она просила разрешения на вывоз за пределы Чечни принадлежащую ей мебель, и другие предметы быта. Дойдя до списка перечисляемых в заявлении предметов, у меня сразу же возник к ней вопрос.
     -- У вас что, в Грозном есть свой особняк?
     -- Почему особняк? - вопросом на вопрос ответила заявительница. - Я живу в двухкомнатной квартире, в центре города.
     -- А можно посмотреть Ваш паспорт, не унимался я.
     -- Нет у меня паспорта, есть только справка.
     -- А паспорт Ваш куда делся?
     -- Так, ведь сгорел же, вместе с домом, когда его Ваши летчики разбомбили.
      Произнесенная ею последняя фраза задела меня за живое, и я не упустил возможность съязвить.
     -- Для меня все российские летчики такие же наши, как и ваши. Так что, давайте, не будем их делить на своих и чужих.
      Женщина несколько смутилась, но быстро оправившись, стала требовать ускорить решение её вопроса.
      В этот самый момент, за её спиной возникла фигура одной из паспортисток, которая обеими руками подавала мне знаки, как бы приглашая выйти из кабинета. Извинившись перед посетительницей, я вышел в коридор вслед за паспортисткой.
     -- Да кому вы верите! Это же аферистка! Две недели тому назад она уже обращалась с подобной просьбой, и ей это сошло с рук. Тогда она два КАМАЗа барахла вывезла, и сейчас, наверно, не меньше набрала. В Грозном, сейчас целый синдикат мародеров шурует - тащат всё, что под руку подвернётся. Пользуясь моментом, находят брошенные дома и квартиры, обворовывают их подчистую, забирая самые ценные и дорогие вещи. А потом, находят пострадавших от бомбардировок женщин, обычно русских, и через них вывозят всё уворованное за пределы Чечни. Очень вас прошу - не верьте ей.
      Поблагодарив паспортистку за столь ценную информацию, я тут же вернулся в кабинет.
      На этот раз, я решил разыграть перед посетительницей небольшой спектакль. Задавая ей глупые и наивные, на первый взгляд вопросы, в итоге, сбить её с толку, и задать неожиданный, но самый главный из заковыристых вопросов, на который она наверняка не сможет ответить оперативно и правдиво. Ведь не зря же, горький, оперской "хлебушек" я не один год кушал, да и старшие товарищи по УГРО научили, как "колоть" подобную воровскую шушеру.
      - Тэкс, тэкс, - водя карандашом по списку, я стал делать отметки на полях. Посетительница внимательно следила за мной, нервно теребя руками дамскую сумочку.
      - А-а, что это Вы такое делаете?- наконец-то не выдержав моих манипуляций, поинтересовалась она. - Вы же мне своими черканиями документ испортите, и как я его потом на постах буду показывать?
      - Да я вот всё думаю, - невозмутимо ответил я, - сколько же у вас комнат в квартире было.
      - Как это - сколько? - вспылила дама. - Я же Вам сказала, моя квартира двухкомнатная. Могу ещё добавить, что дом сталинской постройки, в центре города, с высокими потолками.
      - А кухонь, сколько в Вашей квартире, тоже две?
      - Почему две? Как и во всех квартирах - одна.
      - Одна-а-а, - растягивая слово, я стал постукивать карандашом по столу, при этом, взгляд мой насквозь пронизывал посетительницу и упирался в стену, с висящей на ней картой мира.
      - Я не понимаю, в чем, собственно говоря, дело, и к чему все эти глупые вопросы? - дама явно начинала терять душевное равновесие.
      - А сколько квадратных метров было у вашей кухни?
      - Да что же это за издевательство такое!? Да какая вам разница, сколько метров занимала моя кухня. Ну, двадцать, почти, и что с того?
      - Да я вот тут подсчитал немного, и у меня что-то дЕбет с крЕдитом никак не сходится. В своём заявлении Вы указали пять кухонных гарнитуров, и еще четыре обеденных стола. Если всю эту мебель поставить впритык друг к другу, она вряд ли уместится на вашей двадцатиметровой кухне. Маловата ваша кухня будет для такого количества мебели. Но, если даже предположить, что вы её все-таки сумели каким-то образом впихнуть туда, то как тогда вы себе обеды, завтраки и ужины готовили, в такой-то теснотище? Да и поесть нормально никак не получится, если, конечно, вы, и члены вашей семьи, не в цирке работали, и обедать привыкли, летая под потолком.
      - Да что Вы себе позволяете! - попыталась, было, прервать меня посетительница. Не обращая внимания на её истеричную реплику, я продолжил излагать свои математические расчёты.
     - Четыре мебельных гарнитура из двадцати шести предметов, три спальных - двенадцать предметов, стулья мягкие - восемнадцать штук, столы -- пять штук, мягкая мебель - десять предметов, холодильники -- пять штук, три стиральные машины-автоматы, и тэдэ, и тэпэ. Мадам, вы случаем не мебельный магазин грабанули?
      Сидящие в комнате паспортистки прыснули от смеха, а мадам, едва не задохнувшаяся от злобы, пыталась что-то ответить мне, но её крашеный рот только открывался и закрывался, словно у выловленной из воды рыбины.
      - Успокойтесь, и попытайтесь объяснить, в какой это двухкомнатной "сталинке", Вы умудрились разместить всё это богатство, - невозмутимо заметил я.
      - Да какое Ваше собачье дело, где я все это хранила, - наконец-то придя в себя, грубо ответила дама. - От вас всего-то требуется - печать в документе проставить, а Вы тут целое расследование учинили. Имейте в виду, если вы сейчас же не поставите печать, то я буду жаловаться на вас вашему начальнику.
      - Ага, а в жалобе той, вы напишите, что не дал мне паспортный чиновник вывезти из Грозного личные вещи, сгоревшие вместе с документами, - съязвил я в ответ.
      - Да, так вот прямо и напишу, - до конца не поняв подвоха в моих словах, заявила дама.
      Паспортистки, с неподдельным интересом следившие за нашим диалогом, уже не сдерживали себя, и ржали не стесняясь.
      - Не вижу ничего смешного, - заметила посетительница, но девчата рассмеялись ещё больше.
      Понимая, что махинация с вывозом чужого имущества не пройдет, посетительница попыталась забрать со стола своё заявление. Предвидя именно такое развитие дальнейших событий, я, одним движением руки, отправил бумажку в ящик стола.
      Психанув, дама пулей вылетела из кабинета, по пути посылая проклятья в адрес упрямого подполковника и сидящих в кабинете паспортисток.
      Я уж было посчитал, что инцидент полностью исчерпан, но через несколько минут дверь в кабинет распахнулась, и в проеме появилась куча мяса в зимнем камуфляже и с майорскими пагонами на плечах. Физиономия майора была далеко не первой свежести - заросший щетиной скуластый подбородок, красноречиво дополнял сизый нос и здоровущие мешки под мутными глазами. Подойдя ко мне почти вплотную, майор дыхнул таким устойчивым перегаром спиртного, от которого мне сразу захотелось закусить.
      - Это ты, что ли, здесь комиссаришь - подполковник?
      - И что дальше? - невозмутимо ответил я хамоватому вояке.
      - А ты знаешь, хто я? - продолжил наступать майор.
      - Наверно военный, которого так и не научили соблюдать субординацию.
      От моих слов глаза у майора округлились до размеров мячей настольного тениса. Вращая ими по кругу, он, таким образом, пытался изобразить особую свирепость во взгляде, но выглядело это настолько глупо и смешно, что я невольно рассмеялся.
      - Чего смеешься? - возмутился майор. - Ты за что бедную женщину обидел? Или ты из тех, кто за чичей свою жопу рвет? Ну-ну, смотри, не порви её совсем, когда тебя чичи трахать будут. Они тут три года над русскими бабами измывались, насиловали, грабили и убивали их, а ты, рожа ментовская, не позволяешь простой русской женщине, собственным горбом нажитое имущество вывезти из этой поганой Ичкерии. А может быть ты казачок засланный, так, с ними мы быстро разбираемся.
      Майор демонстративно провел ребром ладони по собственному горлу.
     Молча выслушивая его пьяные бредни, я незаметно подал знак одной из паспортисток, и та мигом выскочила из кабинета. С первых дней своей чеченской командировки, я проинструктировал подчиненных, как им поступать в подобных критических ситуациях, и все девчата знали, что им надо делать. Буквально через минуту паспортистка вернулась, но не одна, а с двумя здоровущими Питерскими СОБРовцами.
      Продолжая сыпать угрозы в мой адрес, майор даже не заметил, как бойцы подошли к нему сзади, и встали по бокам, держа наперевес автоматы с укороченными стволами.
      А майор всё не унимался, красноречиво расписывая момент судного дня, который свершится над моей персоной в самом ближайшем будущем. В какой-то момент мне всё это порядком надоело, и, хлопнув ладонью по столу, я прервал его пьные бредни.
      - В общем, так, майор. Та прошмандовка за которую Ты сейчас дерешь глотку, мошенница и мародёрка, и ей, по законам военного времени, могут влепить с десяток лет отсидки в местах не столь отдалённых. Но ведь она, наверняка, переведет все стрелки на тебя - майор, и заявит на суде, что именно ты сбил её с пути истинного, понудив взять на себя наворованное тобой чужое имущество. А вот с тобой, уже не суд будет разбираться, а военный трибунал. А он, как известно, с такими как ты - мародерами в форме, да при погонах, особо не миндальничает. Если учесть, что преступление совершено в зоне боевых действий, можно запросто пожизненный срок схлопотать.
      - Чё-ё! - майор попытался встать со стула, но на его плечи легли лапищи милицейской спецуры. Оглянувшись назад, и увидев вооруженных до зубов верзил, майор мгновенно сник, а прежняя спесь слетела с его физиономии.
      Я решил воспользоваться благоприятным моментом и окончательно добить наглеца, дабы раз и навсегда отвадить его от фамильярного общения с сотрудниками МВД старше его по званию.
      - Пойми майор, если мы сейчас тормознем эту дамочку, которая наверняка дожидается тебя на улице, и арестуем всё её барахло, она мгновенно открестится от него, и паровозом в этом деле пойдешь уже ты. Ты хоть соображаешь, во что вляпался?
      - Мужики, да вы чё? - с дрожью в голосе запричитал вояка. - Да я здесь вообще не при делах. Я эмчеэсовскую колонну с гуманитаркой в Грозный пригнал, а когда разгрузился, ко мне офицеры из внутренних войск подкатили, мол, помоги русской женщине, у которой чечены мужа убили, её барахло из города вывезти. Ну, разве я мог им отказать?
      - Майор, тебе сколько лет?
      - Скоро сорок четыре года будет.
      - Стало быть, одногодки мы с тобой. И вот, дожив до седых волос на жопе, ты купился на такую лажу?
      - Да откуда ж я мог знать, что эти вещи не её. Ну, попросили же за неё.
      Я демонстративно вытащил из ящика стола заявление той дамочки, и популярно объяснил майору свои веские доводы о несостоятельности его версии незнания элементарных вещей, которые он, кадровый тыловик, просто не мог не заметить.
      Майор сидел на стуле, ни жив, ни мертв, и обхватив голову обеими руками, покачивал ею из стороны в сторону. Наверняка, он уже прочувствовал свое незавидное положение, и в его сознании рисовались картины одна страшнее другой. Достаточно было одного моего рапорта на имя руководителя ВФОВД, и на карьере этого горе-вояки можно было ставить жирный крест. И это, в лучшем случае.
      Но мне было вполне достаточно того, что я увидел, как простыми, доходчивыми словами, можно поставить на место зарвавшегося хама. Наверняка, всё то, что сейчас произошло с ним в этом кабинете, будет для него хорошим уроком на будущее.
      Но отпускать его просто так, было не в моих правилах. По своему оперскому опыту я знал, что отпущенный на волю безнаказанный преступник, рано или поздно, вновь скатится на скользкую, криминальную дорожку. А чтобы этого не случилось, нужно внушить ему такую мысль, от которой он каждую ночь будет вскакивать в холодном поту, и в каждом проходящем мимо него на улице человеке, ему будут мерещиться следящие за ним сотрудники милиции.
      - Значится так, майор. У меня нет особого желания проливать твою кровь, как того ты только что желал мне. Я не буду тебя сдавать военной прокуратуре, и все что сегодня произошло, останется сугубо между нами. Но, имей в виду, что я ничего не забываю, и информация о твоих "художествах" в Чечне, будет сохранена там, где ей и положено быть. И не дай Бог, если с тобой случится что-нибудь подобное -- все старые грехи добавятся к новым, и вот тогда уж не обессудь.
      Майор смотрел на меня как на Бога, только что сошедшего с небес.
      - А-а, ч-что с-с грузом-то делать? - заикаясь, вымолвил он.
      - А то ты не знаешь - где загружал его, там и выгружай обратно. Но если ты этого не сделаешь, и всё-таки попытаешься вывезти из Чечни без соответствующих разрешающих документов, однозначно - тюрьма тебе будет обеспечена.
      - А-а-а...
      - А тем "вованам", что подбили тебя на это гнилое дело, так и скажешь, что, мол, влип по самые уши с их барахлом, и если бы не понимающий ментяра, сидел бы уже сегодня в "пионерском лагере" и давал показания на своих подельников. Если тебе слабо подобные заявы делать, сам придумаешь, как отмазаться. А если деньги с них брал - верни.
      - Так ведь...
      - Все пропил?
      - Да нет, кое-что ещё осталось.
      - Вот и верни, что осталось, а их предупреди, чтобы особо не наезжали на тебя и не жлобили. Эти хмыри свою упущенную выгоду быстро возместят, если, конечно, не схлопочут пулю от какого-нибудь реального владельца имущества. Воровство - большой грех, об этом даже в Библии написано. И Бог им всем судья - за всё содеянное, воздастся по заслугам их...
     
      Через пару дней из Москвы доставили новёхонькие печати для вновь формируемого МВД Чеченской Республики, и одна из них достанется Паспортно-визовой службе. Теперь, мне не надо было бегать к начальству, заверять филькины грамоты действительные исключительно на территории Чечни, и не дающие никаких реальных прав их владельцам, за исключением получения дармовой гуманитарной помощи.
      После переезда в новое помещение, обнаружилась одна, не совсем приятная вещь - оказалось, что документировать население было просто нечем. Запас бланочной продукции, что я привёз с собой, иссяк, и справки, выдаваемые взамен паспортов, вновь приходилось писать от руки, на что у паспортисток уходило много времени. Но очень скоро и эти доморощенные справки стало не на чем писать - закончилась бумага. Паспортистки перетрясли все свои домашние заначки, вырывая чистые листы из старых школьных тетрадей, но и их ненадолго хватило.
      Я доложил руководству о наличии проблемы с бумагой, на что генерал Шумов отбился от меня словно от назойливой мухи.
     -- На то вы и старший советник, чтобы самостоятельно решать возникающие проблемы. Ищите где хотите, но работу вверенного вам подразделения обеспечьте в полном объёме.
      Вот, так, очень даже просто, решаются все насущные проблемы, мол, иди туда, не знаю куда, а если пойдешь не туда, то тебя самого возьмут за одно место.
      Поняв, что от генерала реальной помощи не получу, решил действовать самостоятельно.
   В ту пору, розыск боевиков слившихся с общей массой уцелевшего в разбомбленном городе населения, был, пожалуй, основной и самой трудной задачей, стоящей перед оперативными сотрудниками силовых ведомств, прикомандированных в Грозный. А как их искать, если никаких учетов населения практически не сохранилось, за исключением картотеки адресного бюро, размещавшейся в помещении разрушенного жилого дома возле железнодорожного вокзала. Руководство ВФОВД отдавало себе отчет в необходимости её скорейшего спасения, и поэтому вынуждено было форсировать мероприятия по перемещению картотеки со столь важной информацией в надежное и безопасное место. На всё про всё, нам было отпущено три дня, но работа по эвакуации картотеки была проделана всего за один световой день.
   Правда, не обошлось без инцидента. Сначала нас обстреляли спецназовцы. Именно в тот день в Грозный наведался Олег Сосковец, надумавший вдруг лично убедиться в том, что осталось от города, после применения "коврового" бомбометания по жилым кварталам. Кортеж из нескольких бронированных УАЗов и бронемашин сопровождения со "спецурой" на "броне", проезжал мимо разрушенного здания адресного бюро именно в тот момент, когда мы перетаскивали ящики с документами, загружая их в бортовой УАЗ. Не знаю, что уж там померещилось спецназовцам, но заметив людей на развалинах дома, они открыли беспорядочную стрельбу из автоматов. На наше счастье стрелками они оказались никудышными, а может быть, стреляли "шутя", для острастки. Как бы там ни было, но никто из "эвакуаторов" не пострадал. Уже в вечерних сумерках, когда мы перевозили последние ящики с картотекой, нашу машину повторно обстреляли с блокпоста у моста через Сунжу. Расстояние от блокпоста до нашей машины было значительным, и на этот раз мы тоже отделались легким испугом. Пули только вжикнули мимо груженой машины и улетели в сумеречную даль.
   В тот день, когда мы эвакуировали картотеку адресного бюро, я заприметил возле здания бывшего чеченского ДГБ два больших рулона мелованной бумаги. Они лежали прямо на улице, в грязи, как бы напрашиваясь - возьми же нас с собой! Посчитав в уме объем рулонов, я прикинул их вес. Самый маленький тянул почти на тонну. Оставалось лишь придумать, как такую махину оторвать от земли, и плавно переместить к месту назначения, преодолев при этом, расстояние почти в два километра.
      Выручил Ваха - муж одной из паспортисток. В его хозяйстве имелась странного вида самодвижущая тележка, которую, при первом же осмотре, я окрестил бурубухайкой. Чудо техники состояло из стальной рамы с укрепленным на ней откидывающимся жестяным кузовом. В передней части рамы находился движок от мотороллера "Муравей", через цепную передачу соединявшийся с редукторами, передающими вращательное движение двум парам мотороллерных колёс. Между движком и кузовом было установлено небольшое сиденье в виде обитой дерматином лавочки, рассчитанной на водителя и одного пассажира, а управление бурубухайкой состояло из руля, педали тормоза и ручки газа, одновременно выполнявшей роль сцепления.
      Тарахтя, и выпуская в атмосферу клубы сизого дыма, бурубухайка доставила нас к месту назначения. Пока ехали по улицам города, редкие прохожие оборачивались на звуки "тарахтелки", но завидев вместо грозной, военной техники, нечто, внешне напоминающее абортированный эмбрион БТРа, расплывались в широкой улыбке, отпуская колкости в адрес необычного транспортного средства и восседавших на ней двух чудаков. Некоторые из них, выразительно крутили указательным пальцем у виска.
      Благополучно добравшись до места назначения на проспекте Орджоникидзе, мы стали думать, как целую тонну груза в одном флаконе, загрузить в хлипкое, жестяное чрево кузова бурубухайки. Раздумывая, я обратил внимание на то, как из подвала здания бывшей ичкерийского департамента госбезопасности, какие-то подозрительные личности, вытаскивают листы оцинкованной жести. Бригадой мародёров заправляла шустрая чеченка средних лет.
      - Пользуясь моментом, тоже коробчат, - мелькнуло у меня в голове.
      Словно подслушав мои крамольные мысли, чеченка стрельнула глазами в нашу сторону, но, сделав вид, что в упор нас не видит, продолжила отдавать распоряжения свои нафарам.
      А мы, тем временем, установив кузов "бурубухайки" в вертикальное положение, сдали задом и приставили его вплотную к рулону бумаги. Потом, найдя на развалинах кусок ржавой трубы, и используя её в качестве рычага, завалили рулон в кузов, и тот, плюхнувшись вместе с грузом, занял горизонтальное положение. Под тяжестью нежданного "бакшиша" "бурубухайка сначала слегка подпрыгнула, а потом, резко просела, отклячив свои колеса в разные стороны. Я высказал своё сомнение, что сей друндулет вообще сможет сдвинуться с места с такой тяжестью, на что Ваха невозмутимо ответил:
      - И не такое доводилось возить.
      Обратно возвращались не спеша, старательно объезжая все рытвины и кочки, дабы окончательно не доконать эксклюзивное авто. При подъезде к проспекту Ветеранов, откуда-то сбоку выскочил джип белого цвета с символикой ООН на дверях. Джип резко затормозил, и из распахнувшейся боковой двери выпрыгнул человек с огромной видеокамерой. Он принялся нас снимать, а мне осталось только снять с головы камуфляжную кепку, и помахать ею в воздухе, тем самым, давая понять заморскому корреспонденту, что мы сугубо мирные люди.
      Не знаю, что потом в своём репортаже рассказал про нас тот безвестный голландский (как потом выяснилось) корреспондент, подвизавшийся в воюющей Чечне под эгидой международной организации, но, скорее всего, ролик с нашими физиономиями, потом не раз мелькал на Западе, в какой-нибудь тематической телепередаче, посвященной курьезам российской жизни.
      Как бы там ни было, но рулон бумаги мы доставили к месту назначения в целости и сохранности, и в тот же день употребили по прямому назначению.
      Но на этом, наши злоключения со справками не закончились.
     Буквально через пару дней, набив на пальцах мозоли от шариковых ручек, паспортистки взвыли. Одно дело, когда в готовый бланк вписываешь ФИО заявителя, год его рождения и место жительство. И, совсем другое, когда кроме этого, надо ещё вручную писать текст самого бланка. На заполнение такой рукописной справки вместо одной - двух минут, уходило раз в пять больше времени, и к концу рабочего дня, девчата не в силах были разогнуть немеющие пальцы.
      И опять же, нас выручил Ваха - тот самый водитель бурубухайки. От него я узнал, что буквально напротив здания ПВС, с приснопамятных времен располагался штаб гражданской обороны, где при Дудаеве обосновался пропагандист Удугов с сотоварищами. Есть в том здании типография, функционировавшая до самого последнего момента. Если её не разграбили мародеры, то там, наверняка, есть чем поживиться.
      За эту информацию я ухватился как за спасительную соломинку. В тот же день, вместе Телятниковым, провели разведку в бывшем логове Удугова. К нашему великому сожалению, все окна на первом этаже здания были зарешечены, а единственная металлическая дверь заперта изнутри. Мы долго в неё стучались, пока её не открыл заспанный чеченец неопределенного возраста. На мой вопрос - кто здесь главный, и как нам с ним встретиться, чеченец нехотя ответил:
      - В данный момент, это здание, и всё что в нем находится, принадлежит редакции газеты "Красная Звезда". Если у вас есть какие-то вопросы, обращайтесь к ихнему начальству. А я, всего лишь сторож, и ничего другого вам сказать не могу, поскольку на это не уполномочен.
      От сторожа мы узнали, что редакция газеты размещается в одной из комнат, под трибуной стадиона "Динамо". Оседлав автомобиль Мугуева, втроем поехали на стадион. По дороге не обошлось без приключений - какой-то чеченский снайпер, засевший в одном из разрушенных домов вблизи стадиона, простреливал окружающую местность, тем самым, нервируя находящихся на постах военнослужащих и просто цивильных граждан, заставляя их перебежками передвигаться от дома к дому. Нас не пропускали через один из таких постов до тех пор, пока прибывшие бойцы СОБРа не засекли и не пристрелили снайпера.
      В нужном месте оказались ближе к обеду. Несколько минут поиска, и мы стоим перед обшарпанной дверью, являющейся частью застекленного проема под западной трибуной стадиона. Войдя внутрь, мы оказались совершенно в ином мире. На улице свежо, солнце проглядывает сквозь тучи. А здесь, практически в кромешной темноте насквозь прокуренного помещения в смеси с устойчивым запахом перегара спиртного, мы несколько минут пытались разглядеть хоть одну живую душу.
      - Эй, есть тут кто-нибудь? - спросил я.
      В ответ полнейшая тишина. Я повторил свой вопрос, повысив тональность своего голоса.
      В дальнем углу комнаты послышалось шевеление, после чего чиркнула спичка. Огонёк горящей спички, осветил опухшее лицо человекоподобного существа неопределенного пола и возраста, и уже в следующее мгновение оказался внутри колбы "летучей мыши".
      - Кого это еще чёрт принес? - недовольно возмутилось "существо", и не дождавшись ответа, тут же отправило в рот содержимое эмалированной кружки, стоявшей рядом с лампой.
      Смачно крякнув, "существо" нехотя сунуло в свой рот папиросу, и та повисла сосулькой, прилипнув к нижней губе. Было видно, что у болезного нет никаких физических сил, чтобы прикурить её.
      - Какое сейчас время суток? -- поинтересовалось "существо".
      - Да, уж обед скоро, пора бы и пробудиться - съязвил я.
      - А почему тогда так темно?
      - Да все потому, что у вас светомаскировка на окнах не снята. Снимите, и сразу вам будет дневное счастье.
      - Вот ещё, - возмутилось "существо". - Утром снимай, вечером надевай. Делать нам больше нечего, как хернёй заниматься. А вы кто, собственно говоря, и что делаете на секретном объекте?
      Своим вопросом, "существо" изрядно всех нас позабавило, отчего мы дружно рассмеялись.
      - Не вижу повода для смеха, - обиделось "существо". - Сюда запрещено входить посторонним, а вы, к тому же, без стука ввалились. Тоже мне - жентильмены. Попрошу покинуть помещение, мне надо переодеться.
      Только после этих слов мы наконец-то поняли - перед нами дама.
      На переодевание у неё ушло не менее десяти минут. Стоя на улице, мы уж стали подумывать, что она вновь завалилась спать, как вдруг, дверь распахнулась, и наружу выкатился "колобок" в камуфляже.
      Именно колобок - женщина была низкорослой и очень полной, а облаченная в зимнюю, военную форму, она больше походила на колобок из русской сказки, но только с руками и ногами. Её опухшее, синюшнее лицо, смахивало на физиономию запойной бомжихи, но никак не сотрудника военного печатного издания.
      - Чё надо? - наконец-то прозвучал из её уст здравый вопрос.
      Я в общих чертах обрисовал ситуацию, и попросил оказать содействие в её разрешении.
      - Это не ко мне. Шас придёт Михалыч - наш шеф, вот с ним и решайте все свои проблемы.
      Докурив папиросу и театрально выкинув окурок, дама исчезла в своем спасительном убежище.
      Михалыча нам долго ждать не пришлось. Мы сразу признали его в пробегавшем мимо нас майоре с трехлитровой банкой прижатой двумя руками к груди. Содержимое банки не оставляло никаких сомнений, поскольку, по одному только цвету мы признали в нем родненький коньяк.
      Выслушав нас, майор пригласил к себе в "кабинет" для продолжения общения, как он выразился - "с культурными людьми", где, первым делом, достал откуда-то кружки, и разлил в них спиртное. Из гостей пить "какаву" отказался только Мугуев, поскольку, был за рулем. Нам же, пришлось отдуваться по полной программе. Ну, не обижать же хозяина, и его "красавицу" хозяйку. Последняя, после второго пригубления, окончательно отключилась, смачно захрапев. А расчувствовавшийся Михалыч выдал нам рукописную "индульгенцию", дающую право взять из вверенной ему типографии всё, что могло бы поспособствовать реализации наших авантюрных планов.
      Уже на следующий день мы провели "ревизию" в типографии, где нашли всё необходимое, чтобы печатать полноценные бланки справок. Вот только офсетной краски черного цвета, нам так и не удалось найти, и, по этой причине, пришлось довольствоваться зеленой краской, которой в типографии было в избытке.
      По этому поводу Мугуев еще пошутил - "Теперь я точно знаю, где Дудаев печатал фальшивые доллары".
      Печатание справок состояло из нескольких циклов. Для начала резалась бумага, которую заготавливали сами паспортистки. Кромсая рулон ножами и ножницами, они делали заготовки размером с тетрадные листы. Пачка заготовок попадала в "печатный цех", состоявший из набранной из литеров матрицы, двух валиков из фотолаборатории и куска толстого стекла. Зеленая краска раскатывалась резиновым валиком по стеклу, после чего, им же, переносилась на матрицу. Поверх матрицы клался лист бумаги, и по нему прокатывался второй - чистый валик.
      Ловкость рук, и никакого мошенничества - за час упорной работы вдвоем с Телятниковым, мы успевали "изобразить" не менее полутысячи бланков справок. Вот бы, точно также, научиться фальшивые баксы штамповать - цены бы нам не было.
      Как бы там ни было, но общими усилиями, бланочная проблема во вверенном подразделении была разрешена раз и навсегда.
      А через несколько дней в ВФОВД с визитом нагрянул мэр Грозного - Бислан Гантамиров. Высокого роста, в джинсовом костюме, он разительно выделялся на фоне окружавших его вооруженных до зубов головорезов из личной охраны.
      Гантамиров не преминул напомнить Шумову, что все сроки перебазирования федералов из пятнадцатой школы давно истекли, и попросил доложить о проделанной работе. Генерал не придумал ничего лучшего, как отправить его в ПВС, которая, на ту пору, уже принимала граждан по новому адресу.
      Высокого гостя встречал сам Мугуев, а мы, скромно маскируясь среди паспортисток, изображали военную массовку, появившуюся в адресном бюро чисто по служебной необходимости. Узрев початый рулон бумаги, Гантамиров тут же положил на него свой алчный глаз. Мотивы экспроприации награбленного были примитивны -- мол, мэрия не может эффективно работать из-за банального отсутствия бумаги, которая крайне необходима для ведения делопроизводства.
      Одним словом, мздоимец прямо так и сказал Мугуеву, чтобы он поделился излишками бумаги, за что пообещал всяческую помощь, которая может со временем ему понадобиться.
      Алик не смог устоять от напора наглого мэра, и попросил его следующим утром прислать за бакшишем грузчиков и автотранспорт.
      После отъезда Гантамирова со свитой, втроем мы кромсали рулон сапожными ножами, значительно уменьшив его в размерах. Нарезанную бумагу запрятали в кладовку, и её вполне хватило до конца моей чеченской командировки. Оставшийся огрызок рулона, на следующий день был торжественно вручен нафарам Гантамирова.
      Было приятно наблюдать, что обе договаривающиеся стороны остались довольны любезностью друг друга.
      Чуть позже, Гантамиров умудрился выбить через Шумова два мощных дизель-генератора, которые, с его слов, были так крайне необходимы для обеспечения электроэнергией служебных помещений мэрии. В итоге, один из генераторов был установлен во дворе жилого дома Гантамирова, неподалеку от центрального рынка, и вырабатываемой им электроэнергии вполне хватало для освещения не только дома мэра, но и прилегающей улицы, с располагающимися на ней домами его ближайших родственников.
      Куда исчез второй генератор, о том история умалчивает. Но сотрудники мэрии, как и прежде, оставались без света. Точно так же, как и сотрудники ВФОВД, проводившие все вечера при свечах, даже не помышляя о возможных благах цивилизации...
     
      В конце марта, ко мне подошел взволнованный Мугуев, попросивший от меня посильной помощи. Его супруга наконец-то собралась перебраться с детьми из Ингушетии в Грозный, и Алик должен был её перехватить на одном из блокпостов расположенном у дороги на Аргун. Именно там и произошло событие, которое так взволновало моего подопечного. Военнослужащие с блокпоста наглым образом отобрали у супруги, казенную видеокамеру "Панасоник", мотивируя свои действия тем, что имеется приказ командования, согласно которому, гражданским лицам запрещён ввоз в город любой видеоаппаратуры.
      Отлично зная, что никакого такого приказа в природе не существует, я решил разобраться с мздоимцами. Через полчаса вместе с Мугуевым мы прибыли на нужный блокпост, и я, в крайне резкой форме, заявил претензии в адрес молодого летёхи, который был главным на том посту. Пары моих резких фраз насчет законов военного времени и ответственности за мародерство, оказалось вполне достаточно, чтобы видеокамера была возвращена. Радостный Мугуев ухватился за неё двумя руками и прижал к груди. Правда, чуть позже, его радостное настроение улетучилось. Выяснилось, что в видеокамере нет той самой кассеты, о которой он мне до этого рассказывал. Я попытался, было, его успокоить, мотивируя свои доводы тем, что в настоящее время цена видеокассет не столь уж и велика, чтобы по ней так убиваться.
      - Если бы ты знал, что на ней отснято, наверняка, не говорил бы так.
      Я осторожно поинтересовался у Алика о содержимом той кассеты, на что он коротко ответил:
      - Там была бомба. Бомба на ближайшие годы, а может быть и десятилетия. На этом свете есть человек, который выложит огромные деньги, только за то, чтобы ни один человек в мире не увидел её содержимое.
      Я вернулся к летёхе, и отведя его в сторонку, попытался "расколоть" на факт хищения подчиненными казённого имущества. Но он упорно стоял на своем, заявляя, что в камере не было никакой видеокассеты.
      И тогда я пошел на крайнюю меру:
     -- Помни, лейтенант, если содержимое той кассеты, хоть краем глаза, увидишь ты, или кто-нибудь из твоих подчиненных, считай, что вы все трупы. Даже если кому-нибудь из вас удастся выжить на этой войнушке, вас всё равно всех вычислят и перебьют по одному на гражданке. Так что, сделай всё от тебя зависящее, чтобы эта кассета уже сегодня сгорела в огне. Да так, чтобы и пепла от неё не осталось.
      Не знаю, выполнил ли мои отеческие напутствия тот безвестный лейтенант, но я точно знаю, что в одну из апрельских ночей 1995 года, на аргунский пост напали вооруженные до зубов люди в камуфляже и масках, и, практически все находящиеся на нем военнослужащие, погибли.
      Вполне возможно, что их судьбу предопределила та самая видеокассета, содержимое которой, они все-таки успели посмотреть. Если это действительно так, то они уж точно никогда и никому не расскажут, что такого необычного там увидели, что лишило их самого дорогого - жизни.
  
   Глава 15. К чему может привести несанкционированный разведывательный опрос.
     
      Последние мартовские денёчки выдались относительно теплыми, и почки на уцелевших деревьях заметно набухли, а на растущем рядом с Адресным бюро абрикосовом дереве, появились первые цветы белого цвета. Война, какой бы она не была жестокой, перед изуродованной, но живой природой, была бессильна.
      Потепление, и заметное увеличение светового дня, вызвало ещё одно побочное явление, которое напрямую отразилось на деятельности паспортно-визовой службы. Если в начале марта первые посетители появлялись возле отдела не ранее девяти часов утра, то теперь, толпа страждущих у его входных дверей начинала кучковаться уже в восемь часов. И если раньше прием граждан осуществлялся в порядке живой очереди, то сейчас в толпе посетителей обязательно находились "инициативные" граждане, бравшие на себя ответственность регулировать неуправляемый процесс. Как обычно бывает в подобных случаях, не обошлось и без мелкого мошенничества - нашлись дельцы, за определенную плату продававшие посетителям вожделенное место в очереди. Правда, их физиономии, примелькавшиеся в общей массе посетителей, не остались не замеченными сотрудниками отдела, и в один из дней все они оказались в кабинете у Мугуева, где с ними была проведена "профилактическая" беседа. Алик особо рассусоливать не стал, предупредив каждого из них, что при повторном задержании они будут отправлены в комендатуру, а оттуда, прямиком на фильтрационный пункт.
      Пару дней их не было видно, но потом, они появились вновь. Правда, на этот раз они стали действовать несколько изобретательней - в конце рабочего дня обходили посетителей, кому не суждено было попасть на прием в этот день, и вписывали их фамилии в список очереди, формировавшейся на следующий день.
      Рано утром следующего дня, когда возле ПВС не было ещё ни одного посетителя, появлялся один из этих дельцов с заранее составленным списком, в который было вписано не менее сотни человек. Весь секрет фокуса со списком заключался в том, что в него заносились не только опоздавшие накануне посетители, но и люди, которые только планировали обратиться в паспортно-визовую службу по тому или иному интересующему их вопросу. Вот их то, и "шкурили" находчивые мошенники.
      Первый реальный посетитель, появлявшийся рано утром у дверей отдела, таковым уже не был. Его фамилия вписывалась в общий список "в порядке очереди", и, в лучшем случае, на приём к сотрудникам отдела он попадал ближе к обеду.
      Мугуев намеривался выполнить свое обещание насчет фильтрационного пункта, отправив туда всех этих "добровольных" помощников, но я отговорил его от этой затеи. За пару дней, что их не было видно возле отдела, в неуправляемой толпе посетителей постоянно вспыхивали ссоры, переходившие в стычки между очередниками, боровшихся таким неординарным способом с наглыми посетителями, пытавшихся проникнуть внутрь здания ПВС вне очереди. Одна такая стычка едва не переросла в массовую драку, и стоявшему у входа сотруднику чеченского ОМОНа пришлось дать очередь из автомата в воздух, с тем, чтобы охладить пыл драчунов.
      Вернувшиеся к своему прежнему занятию "добровольцы", взяли под личный контроль не только соблюдение посетителями очередности, но и поддержание общественного порядка в толпе.
      Даже в такой, не совсем простой ситуации, в условиях продолжающихся боевых действий, обязательно находились дельцы способные делать деньги буквально из воздуха.
      Кавказ, одним словом.
      А тем временем, в ПВС стали обращаться не только грозненцы, но и жители населенных пунктов освобожденных от боевиков федеральными войсками. Как и прежде, основная часть обращений касалась документирования граждан. Правда, у меня всегда вызывало большое сомнение правдивость подобных заявлений "пострадавших". Ведь, что в первую очередь берёт с собой любой здравомыслящий человек, срочно покидающий свой кров, которому грозит возможное уничтожение в пламени войны? Правильно - документы и деньги. Отлично понимая, что подобная ситуация может возникнуть в любое мгновение, люди всегда держали эти необходимые атрибуты жизни при себе. Кто в кармане, кто в дамской сумочке, а кто и в бардачке личного авто. Тем не менее, основная масса заявителей утверждали, что свои личные документы они утратили в огне пожарища, уничтожившего их дом или квартиру.
      Перепроверить их слова не было никакой возможности, поскольку выезды к месту подобных происшествий регламентом работы сотрудников ПВС не были предусмотрены. Да и не на чем было ездить на подобные проверки, равно как, поездки сие, были весьма небезопасны - подстрелить в любой момент могли не только боевики, но и федералы.
      Чтобы хоть как-то усложнить процесс документирования недобросовестных заявителей, была разработана специальная процедура гласной и негласной проверки, которую сотрудники отдела проводили не покидая своего рабочего места.
      Самый простой способ идентификации заявителей заключался в сравнительном анализе имеющихся при нём иных документов, в том числе тех, где имелась фотография. Такими документами могли быть водительские права, студенческий, партийный или комсомольский билеты, всевозможные справки, трудовая книжка и даже почетные грамоты. Большим подспорьем в установлении истины, служила восстановленная картотека адресно-справочного бюро. Благодаря хранящимся в ней сведениям, недобросовестного посетителя можно было запросто уличить в попытке получения временной справки на чужую фамилию.
      Когда возникали вполне обоснованные подозрения, что заявитель откровенно лжёт, выдавая себя за другого человека, ему предлагалось привести с собой не менее двух свидетелей, которые могли бы удостоверить его личность. При этом, свидетели должны были иметь при себе документы удостоверяющие личность их самих.
      Было придумано еще несколько ухищрений способствующих четкой работе сотрудников ПВС. При собеседовании с заявителем, ему задавалось несколько стандартных вопросов, ответы на которые, фиксировались в соответствующих журналах учёта. Так, слова просителя, что его дом полностью разрушен или сгорел, проверялись по журналу учета разрушенных частных домовладений и многоквартирных домов в городе Грозном. Необходимые сведения в тот журнал заносились со слов самих посетителей или их соседей в процессе аналогичных собеседований с сотрудниками отдела.
      К примеру, обращался в отдел некий гражданин с заявлением выдать ему справку взамен утраченного паспорта, а сотрудник отдела ему тут же встречный вопрос задает - какие еще соседние дома разрушены при обстрелах и бомбардировках города, или сгорели в огне пожара, а какие уцелели. Не подозревая об истинных причинах такого наводящего вопроса, посетитель как на духу выдавал запрашиваемую информацию, и она тут же отображалась в журнале. При обращении в отдел очередного заявителя, достаточно было глянуть в тот журнал, чтобы проверить достоверность его слов.
      Всей этой рутинной работой занимались паспортистки и сотрудники адресно-справочного бюро, в большинстве своем - женщины. Мужская же часть сотрудников отдела, занималась несколько иными делами, которые, особо не афишировались. Перед ними стояли задачи напрямую связанные с проведением розыскных мероприятий. Как правило, их собеседниками были лица мужского пола, которые, по формальным, или каким-то иным внешним признакам, могли быть заподозрены в причастности к НВФ.
      Собеседование с подобным персонажами отнимало уйму рабочего времени, и чтобы хоть как-то ускорить этот процесс, к нему приходилось подключаться не только Алику Мугуеву, но и мне, и Саше Телятникову. И если возникали хоть малейшие подозрения, что сидящий перед тобой человек, может оказаться скрывающимся от правосудия боевиком, уголовником или просто наркоманом, он незамедлительно передавался дежурившим в отделе чеченским ОМОНовцам, а те, в свою очередь, доставляли его для дальнейшей проверки на фильтрационный пункт.
      Однако, не только этим приходилось заниматься советникам МВД. С первых же дней своей работы в качестве советника при МВД ЧР, я понял, что становление новых милицейских структур Чечни это не самое главное, чем мне придется заниматься в Грозном.
     
      Рабочий день начался как обычно - у дверей отдела толпа посетителей человек под двести, и все стремятся оказаться внутри помещения ПВС в числе первых. Я с Мугуевым пробираемся через эту бурлящую и галдящую толпу, боковым зрением, и даже затылком, ощущая на себе как заискивающие, так и злобные взгляды стоящих в ней людей. Кто-то, что-то спрашивает нас, в том числе, и на не знакомом мне чеченском языке, но мы сухо отвечая - "Все вопросы потом", - проскальзываем в приоткрытую омоновцем металлическую дверь.
      Беседы с посетителями в тот день были ничего не значащими, да и явных боевиков среди них я не заприметил. Рутинная работа с наводящими вопросами и поверхностными ответами оппонентов. Ничего интересного.
      Ближе к обеду в кабинет заглянул Алик. В тот момент, я "пытал" очередного страдальца, задавая ему всяческие провокационно - каверзные вопросы.
     -- Давай, завязывай с ним, и пошли ко мне. - Алик жестом выпроводил посетителя из кабинета, попутно указав, куда тому надо проследовать для дальнейшего оформления соответствующей справки, и взяв меня под локоть, повёл в свой кабинет.
     -- Знакомься, Ваха Бироев. В свое время, мы вместе начинали работать в милиции.
      Сидящий в кабинете человек встал, протянув мне свою руку.
      То был мужчина, на вид лет сорока, среднего роста и крепкого телосложения. Из одежды на нем были джинсовые брюки, пуловер темно-синего цвета, и ветровка из плотной ткани коричневого цвета. Головного убора не было, и я заметил, что смолисто-черные волосы на висках отдают редкой проседью.
     -- У Вахи есть интересная информация, которая наверняка заинтересует и тебя, и твоё руководство.
      Алик кивнул посетителю, давая понять, что он может приступать излагать свою информацию.
     -- Я вчера возвращался в город из-под Урус-Мартана, и совершенно случайно подслушал разговор двух боевиков, стоявших на блокпосту у тамошнего моста. Речь шла про то, что в ближайшую пятницу в селе Алхазурово состоится большая сходка местного населения, на которой будет выступать сам Дудаев. Федеральных войск в Алхазурово пока ещё нет, потому, наверно, Дудаев и не боится провести там встречу с согражданами.
     -- И чего же он хочет от чеченцев? - поинтересовался я у Вахи. Но тот, пожав плечами, оставив мой вопрос без ответа.
      Ваха рассказывал об обстановке складывающейся вокруг его родного Урус-Мартана, но я практически уже не слушал его. В голове засела шальная мысль, как одним махом разделаться с Дудаевым, и с его ближайшим окружением, которые наверняка будет присутствовать на этом сходняке. Достаточно было нанести неожиданный и мощный артудар, а еще лучше БШУ по всему этому скопищу, и с мятежным генералом будет покончено раз и навсегда.
      В тот день я постарался пораньше уйти с работы, и первым делом пошёл с докладом к Шумову. Генерал внимательно выслушал мою информацию, но виду не подал, что она его действительно заинтересовала.
     -- До пятницы еще целых два дня, время терпит, - задумчиво произнес генерал. - А ты уверен, что этот твой "информатор" не вешает нам лапшу на уши?
     -- Да кто его знает, - неуверенно ответил я. - Мне его представил подсоветный, и если что не так, ему и держать потом ответ.
     -- Ну да, спросишь с него потом, когда выяснится, что всё это лажа, а стертый с лица земли аул вместе с его жителями, зазря пострадал от жестоких федералов. В нынешней ситуации, когда из Москвы спускаются указания прямо противоположные друг другу, недолго и под трибунал загреметь. Ладно, я доложу завтра обо всём этом на заседании в ГУОШе, но, не факт, что командованием федеральных сил будут приняты адекватные меры по нейтрализации Дудаева.
      Прошел четверг, за ним и пятница, но я ничего так и не услышал от Шумова о реакции вышестоящего военного командования на мои "ценные" сведения. Сам я идти на приём к Шумову не горел желанием, да и он меня не приглашал к себе. Более того, генерал вообще исчез на несколько дней из расположения ВФОВД, словно сквозь землю провалился. Я уж начал подумывать, что он просто не рискнул озвучить в ГУОШе услышанную от меня информацию.
      А в воскресенье, по завершению рабочего дня, Алик пригласил меня к себе домой. Каково же было мое удивление, когда я увидел в его доме Ваху. В тот день, практически без закуски, мы оприходовали бутылку коньяку, которую Ваха принес с собой. В процессе последовавшего затем душевного разговора, он рассказал, что ему стало известно насчет событий в Алхазурово.
      Митинг действительно состоялся, и на нем выступал не только Дудаев, но еще ряд влиятельных полевых командиров. Дудаев заявил присутствующим, что им разработан план по разделению Чечни на две самостоятельные республики, границей которых, станет автотрасса Ростов-Баку. Всё, что находится севернее от неё, будет отдано на откуп федералам, а все, что южнее - свободной Ичкерии. С этим планом, через полномочных представителей, он намерен обратиться лично к Ельцину, и если тот его поддержит, братоубийственная война в Чечне закончится уже в самое ближайшее время. Выступавшие затем полевые командиры не все поддержали идею главнокомандующего. Нашлись такие, кто назвал его план популистским, и не реальным к выполнению.
      Почти два часа длился тот митинг, но к единому мнению выступающие так и не пришли. Среди выступавших был местный старейшина, который начал говорить за добрососедские традиции чеченского народа, но его слушать никто не стал, и он быстренько ретировался с "трибуны", роль которой, выполнял кузов грузовика.
     -- А чего-нибудь необычного в тот день не произошло? - поинтересовался я.
     -- В каком плане? - не понял моего вопроса Ваха.
     -- Ну, там, не было ли каких-нибудь обстрелов села, или же бомбардировок?
     -- Да какие там обстрелы! - рассмеялся Ваха. - Правда, кружили над селом несколько минут два военных вертолета, но они летали на такой большой высоте, что навряд ли их пилоты видели всё происходящее на земле...
     
      Шумов объявился в подразделении только во вторник. От ушлых кадровиков мы уже знали, что он летал в Моздок, где встречался с прибывшим туда заместителем министра внутренних дел. На обратном пути генерал прихватил с собой полковника МВД, назначенного очередным руководителем ВФОВД. Сан Саныч, а именно так впоследствии звали своего нового шефа его подчиненные, на ту пору занимал должность заместителя начальника Управления кадров МВД России. Должность была генеральской, но для того чтобы заполучить вожделенные генеральские лампасы и погоны, ему нужно было трудиться в новой должности как минимум год. Чтобы ускорить процесс своего карьерного роста, полковник на пару месяцев убыл в "горячую точку".
      Сан Саныча мы лицезрели на совещании, в последний раз проводимом Шумовым. Генерал поблагодарил всех присутствующих за те успехи, какие все достигли под его чутким руководством. Не обошлось и без нареканий к отдельным советникам, кто так и не смог в установленные сроки организовать полноценную работу своих подсоветных и вверенных им подразделений вновь сформированного МВД ЧР. Между делом, он похвалил меня и советника ГАИ, за то, что в полном объеме справились с поставленной задачей. Он так прямо и заявил, что два этих подразделения республиканского министерства внутренних дел фактически уже не нуждаются в советниках. Выслушивая лестные слова генерала в свой адрес, меня распирало от гордости за себя любимого.
      По завершению "джиласы" все присутствующие стали расходиться. Я тоже последовал их примеру.
     -- А вас, подполковник, я попрошу немного задержаться.
      До меня не сразу дошло, что Шумов обращается именно ко мне, и я, продолжая свое движение к выходу из кабинета, на всякий случай, обернулся в сторону сидящих за столом генерала и его преемника
      - Вас, вас, - повторил генерал, указывая на стул, куда мне следовало присесть.
      Я выполнил приказание, и, молча уставившись на генерала, стал терпеливо ожидать дальнейшего разговора.
      - Вот, полюбуйтесь, Сан Саныч, это наш местный Шерлок Холмс, который постоянно ищет приключения не только на свою жопу, но и на жопу своего руководства.
      От подобных слов, прозвучавших из уст Шумова, который буквально несколько минут тому назад хвалил меня перед всеми присутствующими на совещании, я едва не свалился со стула.
      - Вы далеко не мальчик, и должны отлично понимать, о чем я сейчас поведу речь. Мне совершенно безынтересно, как у вас обстоят дела во вверенном подразделении. По крайней мере, сейчас, когда на чеченской земле мне осталось находиться совсем недолго. Но мне далеко не безразлично, что у себя в ПВС вы создали внештатный разведывательный центр по сбору шпионской информации. Кто вас на это уполномочил?
      Я сделал слабую попытку возразить генералу, напомнив ему при этом, об одном немаловажном обстоятельстве, которое было учтено руководством МВД при подборе кандидатуры советника ПВС. Мое оперативное прошлое как раз имело весьма существенное значение.
      Генерал видимо понял, про что я сейчас начну говорить в свое оправдание, но такой возможности мне не дал.
      - Знаете, чем лично для меня обернулась эта ваша инициатива с митингом Дудаева? Мало того что на заседании ГУОШ меня обвинили в недальновидности и политической близорукости, когда я выступил с предложением нанесения БШУ по Алхазурово, но нашлись ещ и доброжелатели, которые донесли по инстанции в Москву о моей "инициативе". Да не куда-нибудь, а напрямую в администрацию самого Ельцина. Ты что же думаешь, зам министра просто так наведывался в Моздок, чайку со мной попить, за житьё-бытьё погутарить? Не-ет, дружище. Я таких от него мандюлей поимел, каких за всю свою службу в органах никогда не получал. Знал бы ты, как мне пришлось перед ним изворачиваться, когда он в лоб задал вопрос - откуда у меня такая информация. Пришлось откровенно врать, что мне об этом стало известно от одного из местных жителей, что приходил лично ко мне на приём. Если бы я сослался на тебя, то тебя здесь не было бы ещё до моего возвращения из Моздока, и где бы ты оказался по возвращению к себе домой, я могу только догадываться. Ты хоть понимаешь, во что вляпался со своей оперской инициативой?
      Я сидел, понурив голову, боясь даже мельком посмотреть в глаза генералу. Видимо, я действительно что-то недопонимал из всего того, что сейчас творится в целом на Кавказе, и в Чечне в частности. Пока я крутился с Аликом и его сотрудниками, вокруг происходили неведомые мне процессы, в том числе и политические, о которых мне знать было не положено. Вот, и наступил на грабли по своей собственной глупости.
      - В общем, так, господин подполковник, с сегодняшнего дня я категорически запрещаю вам вести в ПВС какую-либо работу, даже отдаленно напоминающую оперативную. Я уже дал поручение новому заместителю по оперативной работе, чтобы тот выделил двух оперативных работников, которые и займутся сбором информации среди посетителей паспортного отдела. Я понимаю, что в этом гадюшнике можно много чего интересного разузнать, но пусть этим занимаются именно оперативники, которых для этого сюда и прислали. А Вам, ещё раз повторяю, заниматься только тем, что связано с паспортизацией населения и прочими бумажными делами, свойственными подразделениям ПВС. Вам все понятно?
      - Так точно, товарищ генерал! - вскочив со стула, отрапортовал я.
      - Вот и хорошо, что Вы правильно меня поняли. А вас, - генерал повернулся к Сан Санычу, - я попрошу взять под самый строжайший контроль это моё указание. Если с первого раза товарищ не поймет, в чем заключается его роль, здесь - в Чечне, меры можете принимать самые наистрожайшие.
      Полковник, кивнул головой в знак согласия с генералом, при этом, не переставая пристально разглядывать доморощенного "Шерлока Холмса".
      В тот момент я и предположить не мог, чем очень скоро лично для меня обернется эта первая встреча с перспективным руководителем кадрового аппарата министерства.
  
   Глава 16. В поисках киллера.
     
      В отличие от последних мартовских дней, первые числа апреля выдались дождливыми. Словно кто-то там - на небесах, решил излить на землю всю накопившуюся за зиму влагу, и теперь, она почти круглые сутки выпадала на землю в виде нудно моросящего дождя. Все улицы, особенно те из них, где асфальтовое покрытие было изрядно разбито, или вообще отсутствовало, покрылись толстым слоем жидкой грязи. Вот, и отсиживались мы у себя в ПВС, стараясь, лишний раз не глядеть на всю эту унылость ранней весны.
      Посетителей в те дни было относительно мало, да и кому захочется таскаться по такой грязюке, когда проезжающий мимо пешехода БТР или же тяжелый грузовик, мог окатить водой с ног до головы. А уж что вытворяли частники, мотавшиеся по всему городу на раздолбанных автомашинах, закладывая на неимоверных скоростях крутые виражи перед многочисленными выбоинами и колдобинами.
      Как и обещало высокое милицейское начальство, в нашем коллективе случилось прибавление в лице двух молодых старлеев - Павла и Сергея, прибывших в Чечню в конце марта. Оба служили оперативниками уголовного розыска УВД Алтайского края, и в Чечне оказались по плановой замене. В отличие от остальных прикомандированных оперов, им очень здорово повезло, что они оказались именно в ПВС. По крайней мере, хотя бы потому, что ближайшие пару месяцев не придётся мотаться по разного рода зачисткам и облавам, и с риском для жизни проверять поступающую отовсюду информацию о скрывающихся боевиках, наркопритонах, складах с оружием, и т.д. и т.п.
      Накануне, меня вызвал к себе Сан Саныч, и познакомил со своим замом - Игорем Огурцовым, прибывшим по замене на место Хуршета Нуманова. Насколько я понял, это и был тот самый человек, про которого упоминал Шумов. Относительно молодой парень, лет тридцати пяти, в звании майора, занимавший довольно ответственный пост в министерстве. Что его сподобило оказаться на войне, я не знаю, но, скорее всего, попал он на неё, так же, как и все остальные - по разнарядке. Выпал, стало быть, "счастливый" лотерейный билет.
      В принципе, полковник мог меня с ним не знакомить. Игорь с первого дня своего пребывания в ВФОВД поселился не в блатных "апартаментах" для высшего командного состава, располагавшихся в уцелевшей комнате на первом этаже, а в полусгоревшей комнате третьего этажа, где в тесноте да не в обиде, ютилась вся оперская шатия - братия и затесавшийся среди них "паспортист". Раскладушку ему определили возле стены с окнами, выходящими на юг, откуда во время ночных перестрелок, чаще всего прилетали всевозможные "бакшиши". Дабы эти "подарки" ненароком никого не зацепили, оба окна комнаты были заставлены бронежилетами, в какие опера облачались при выездах на реализацию поступившей оперативной информации.
      Моя раскладушка стояла по соседству с раскладушкой Игоря, и в первую ночь своего пребывания в Грозном, он долго не мог заснуть, чутко прислушиваясь к звукам беспорядочной стрельбы за окнами. Как состоявшийся сторожил, второй месяц торчащий в этой дыре, я рассказывал ему про наше непростое житьё-бытьё. За всеми этими байками, даже не заметил, как сам оказался в отключке...
     
      Сотрудницы адресного бюро сразу положили глаз на молодых, здоровых телом мужиков, и в первый же день устроили им смотрины. Ежеминутно забегая в кабинет, где им определили рабочие места, они под любым благовидным предлогом пытались с ними заговорить. Ребятишки тоже оказались не промахи, и сразу же определились, кто, за кем будет ухлестывать, не позабыв наметить запасные варианты.
      Уже на второй день их бурной деятельности на любовном фронте, произошло небольшое происшествие. Кто-то из сотрудниц принес две бутылки коньячного спирта, якобы по поводу очередного дня рождения, и в обеденный перерыв в адресном бюро был устроен небольшой сабантуйчик. Женщины пили мало, а вот опера с непривычки оторвались по полной программе, не рассчитав свои силёнки. Что уж они там не поделили - скорее всего, женщину. В итоге, добросовестно начистили друг другу физиономии, и в расположение ВФОВД явились с абсолютно симметричными фингалами - у Пашки под левым глазом, а у Серёги - под правым.
      С этого "знаменательного" дня, к ним прочно прилипло погоняло - "молочные братья"...
     
      В один из таких пасмурных дней, четвёртого или пятого апреля, в ПВС заявился военный чин с погонами подполковника, представившийся ответственным сотрудником военной контрразведки.
      К подобным визитам военного люда мы уже привыкли. Практически всех их интересовало одно и то же - места проживания жителей Чечни, разыскиваемых за совершение уголовных преступлений, или активно участвовавших в составе незаконных вооруженных формирований. Среди посетителей республиканского Адресного бюро чаще всего можно было видеть представителей ГРУ, ФСК и военной комендатуры. Заглядывали также дознаватели и следователи из "Пионерского лагеря". Этих, как правило, интересовали сведения о паспортных данных задержанных или разыскиваемых преступников.
      Как бы там ни было, но сотрудники ПВС всегда откликались на просьбы визитёров и как могли, помогали им.
      Вот и на этот раз, посетитель из военной контрразведки заглянул к нам не из праздного любопытства.
      - Мужики, - начал он свой разговор, - нужна ваша квалифицированная помощь. Вы наверно уже знаете, что вчера на центральном рынке убит офицер и у него пропало табельное оружие. Нам удалось установить очевидцев преступления, они то и дали показания с описанием вероятного убийцы. По всему получается, что киллером был подросток лет четырнадцати-пятнадцати, скорее всего чеченец. У нас даже есть описание одежды, в какую он был одет. Но вот что плохо, так это то, что этого пацана никто не знает. Правда, одна из свидетельниц по секрету сказала, что накануне видела какого-то пацана возле шашлычной, стоящей неподалеку от центрального входа на базар, но когда мы вчера там побывали, кроме самого торговца шашлыками, никого больше не застали. А сам он клянется и божится, что никакого подростка не видел и ничего про него не знает.
      - Я так и не понял, а чем мы можем помочь вам в расследовании этого преступления? - с недоумением спросил я контрразведчика.
      - К вам ходят местные жители, и среди них наверняка могут быть такие, кто хоть что-то видел или слышал за этот случай. Вполне возможно, что кто-нибудь из них вчера был на рынке, и запомнил в лицо убийцу, а возможно знает его. Я понимаю, что искать его сейчас в Грозном это всё равно, что искать иголку в стоге сена. Но, тем не менее, чем чёрт не шутит. Если Вам не трудно, поспрошайте своих посетителей - а вдруг кто-нибудь из них, хоть что-нибудь, да вспомнит.
      Слушая подполковника, я отчетливо вспомнил недавний разговор с генералом, и у меня сразу же пропало желание делать хоть какие-то телодвижения в проведении разведопроса посетителей. Ни слова не говоря, я поманил его рукой, давая понять, чтобы он следовал за мной, а сам направился в кабинет занимаемый оперативниками.
      - Вот, эти ребята и займутся вашим вопросом, - кивнул я в сторону "молочных братьев". - Введите их в курс дела, и более подробно расскажите обо всём, что вам известно о предполагаемом убийце.
      Контрразведчик с явным недоверием посмотрел на "сладкую парочку" с фингалами на физиономиях, и у него, как мне показалось, сразу же пропало желание дальнейшего общения с несерьезными правоохранителями. Чтобы не разочаровывать подполковника, я взял его под локоть и вывел в коридор.
      - Кстати, опера, которых вы только что лицезрели, совсем недавно разоблачили очень опасную бандитскую группу, и вдвоем, практически без оружия, сумели задержать трех, до зубов вооружённых боевиков. А то, что у них синяки под глазами, так всё могло кончиться намного хуже, если бы не их оперская смекалка.
      Я не стал уточнять подробности этой самой "оперской смекалки", но то, что "контрик" моментально зауважал крутых оперов УГРО, было видно невооруженным глазом. Поблагодарив за проявленную заботу, он тут же скрылся за дверью оперского кабинета.
      О чем именно "алтайские" с ним говорили, мне было неведомо, но после того как они с ним расстались, оба обратились ко мне с деловым предложением. Говорил Сергей, а Павел только поддакивал ему.
      - Если верить словам этого особиста, то возле той шашлычной на рынке по утрам собираются весьма сомнительные личности, но зацепить их реально не за что, поскольку документы у них всегда в порядке. Если эти люди сами не причастны к убийству вояки, то наверняка знают, кто его совершил. Вот, только, как их разговорить? Сами то, они добровольно ничего не скажут, да и задержать их для допроса без веских на то оснований, у нас не получится. На днях мы пытались с мужиками тормознуть на этом рынке одного "чеха", так торгаши и покупатели такой кипишь подняли, что мы сами еле ноги унесли. Не стрелять же в безоружную толпу? А толпа там собралась приличная, человек под двести, а нас всего четверо было. Так и пришлось ретироваться ни с чем. Если кого и придётся ещё раз ловить на этом базаре, там надо будет капитальную облаву устраивать, и оцеплять его по всему периметру, чтоб ни одна сволочь не смылась, и только потом делать конкретную зачистку. Иначе нельзя. Я сегодня доложу Огурцову, пусть начальство принимает решение.
      - А может, есть другие варианты? - поинтересовался я у Сергея.
      - А какие еще могут быть варианты, когда вокруг одна сволота бандитская, да их пособники, - не понял моего вопроса Сергей.
      - А вот давай, пораскинем мозгами немного, и подумаем, что реально можно сделать в сложившейся ситуации, - ответил я. - Здесь, самое главное, сыграть на психике человека. Что мы имеем в заделе - есть какой-то киллер, по описанию подросток, нагло, средь бела дня, у всех на виду убивший российского военнослужащего. Наверняка, на базаре были ещё люди, кто мог знать о готовящемся преступлении. Но, даже если таковых не было, то уж свидетели убийства обязательно будут. Ведь, кто-то же рассказал "контрикам" о приметах преступника. А коли так, то наиболее вероятно, что такими свидетелями могут быть торговцы, постоянно торчащие на базаре со своим товаром, или же, завсегдатаи шашлычной. Торгашей я сразу отметаю, поскольку, по своему прежнему оперскому опыту знаю, что из себя представляет эта публика. А вот с теми, кто постоянно обретается в шашлычной, можно откровенно поговорить. Но только не на базаре, а где-нибудь в другом, более подходящем месте, подальше от глаз людских.
      - Ну да, так они и разбежались говорить всю правду, - засомневался Сергей. - Наверняка заявят, мол, я не я и хата не моя, и не было меня в тот день, когда грохнули федерала.
      - А разве я говорил, что беседовать с таким человеком надо с позиции следователя? Война, батенька, а на ней возможны все методы допроса противника. В Афгане, когда опера царандоя и ХАДа "духов" кололи на признанку, особо не церемонились - пару проводов от полевого телефона к яйцам прицепляли, а потом ручку индуктора крутили. Немые начинали говорить.
      - И что ты предлагаешь? У нас ведь даже полевого телефона нет.
      Вопрос Сергея меня здорово рассмешил.
      - Серёжа, а разве я предлагал именно такой садистский вариант допроса? Ты не понял самого главного. Ведь, в чем заключается проблема подполковника из контрразведки - при наличии вероятных свидетелей преступления, он и его люди не имеют реальной возможности с ними пообщаться тэт-а-тэт. Ты сам только что рассказал как вы лоханулись на рынке, когда вас едва не растерзала толпа. Неужели ты думаешь, что при попытке изъятия из агрессивно настроенной толпы ценного свидетеля, не возникнет подобных проблем? Свидетель, если он хоть что-то и знает о преступнике, никогда в том не признается на людях, тем более здесь - в Чечне, где за длинный язык можно и головы лишиться. А потом, если он реально не захочет контактировать с федералами, что ты сможешь сделать в окружении толпы? С собой в кутузку прихватить? А ты уверен, что вся эта возня не закончится мордобоем, а хуже того - перестрелкой? Будь на месте того подполковника, я не стал бы рисковать жизнью свидетеля, и уж тем более, своей собственной.
      - Ну, и какой из этой ситуации может быть выход?
      - Да очень простой - если станет достоверно известно, что существует реальный свидетель, который знает что-нибудь о личности преступника, то его надо опрашивать таким образом, чтобы ни одна живая душа не прознала за этот разговор. Это, во-первых. А во-вторых, свидетель, если он еще и чеченец, наверняка не пожелает откровенничать и сливать своего сородича под сплав, и вот тут вступает в силу вариант номер два.
      - А это еще что такое?
      - Подрастешь, узнаешь, - съязвил я. - Вариант номер два, на оперском жаргоне означает нетрадиционную форму проведения тех или иных оперативно-розыскных и процессуальных мероприятий. Причем, это не обязательно должны быть какие-то, сугубо физические методы воздействия на свидетеля или подозреваемого. Ну, там, пытки, истязания, на худой конец - "ласточка". Психологическое воздействие на человека зачастую приносит куда более ощутимый результат, нежели все эти гестаповские методы. Лично я всегда был противником применения физической силы к подучетному элементу, за что уркаганы меня безмерно уважали. Противника надо переигрывать не силой кулака, а силой врожденного или развитого интеллекта - именно этому учил на заре моей оперской молодости персональный гуру - Равиль Коняев. Противнику надо создать такую искусственную обстановку, при которой его язык сам развяжется, без активного участия в том опера или следователя. Лекцию про агентурные разработки я вам сейчас читать не собираюсь - о таких элементарных вещах вы уже имеете хотя бы общее представление. Не маленькие, чай.
      - Ну, так что же конкретно можно сделать в данной сложившейся ситуации? - повторил свой вопрос Сергей.
      - Тут есть два варианта. Первый - когда свидетель пожелает сотрудничать и расскажет все начистоту. В этом случае, его надо очень тщательно опросить на какой-нибудь нейтральной территории, где не будут присутствовать посторонние люди. В условиях нынешней Чечни, это весьма существенный момент. Если кто-либо прознает, что субъект "А" сдал с потрохами субъекта "Б", обязательно найдется субъект "Ц", а то и несколько таких субъектов, которые жестоко расправятся с субъектом "А". Но я очень сильно сомневаюсь, что в Чечне, где круговая порука и родоплеменные отношения пронизали все сферы человеческой деятельности, найдется подобная "белая ворона". Скорее всего, придется задействовать второй вариант. В принципе, это и есть тот самый вариант, о котором я только что говорил. Но, и здесь есть небольшие тонкости, и в первую очередь, это связано с определенными условиями, при которых им можно воспользоваться с наибольшей результативностью. Для начала, этого свидетеля надо будет выдернуть из общества таким образом, чтобы об этом не узнала ни одна живая душа. Как такое реально осуществить, надо хорошенько подумать. Но, как я полагаю, именно эту часть операции придется выполнять именно нам, после чего мы сдадим фигуранта особистам, и пусть они его колят до самой задницы. Кстати, нам надо ещё подумать и о том, как мы сами выйдем белыми и пушистыми из всей этой авантюры. Мы же еще не знаем, чем для такого ценного свидетеля обернется знакомство с представителями военной контрразведки. А ну как информация о нашей затее просочится не в ту щёлочку, и об этом узнают родственники или друзья фигуранта? Кто может гарантировать, что нам потом не отрежут головы находящиеся на свободе его подельники или кровники? Поэтому, надо тщательно взвесить и оценить наши реальные возможности. Кстати, а чем закончился ваш разговор с "контриком"? Как вы с ним собираетесь контачить, если вдруг повезёт, и в наших руках окажется ценный свидетель, который прольет свет на эту темную историю?
      - Он заверил, что начиная с завтрашнего дня, сам, или его люди, на протяжении всего рабочего дня будут находиться в адресном бюро. Им, кстати, нужны сведения по боевикам, разыскиваемым за участие в НВФ. В их списках числятся не меньше тысячи человек, и работы им хватит не на один день. Иного способа экстренной связи с его "конторой" в Ханкале, он предложить не смог.
      - Ладно, будем довольствоваться тем, что есть,- подытожил я. - А теперь давайте думать, что можно придумать в такой ситуации. Ждать, пока к нам случайно заглянет нужный нам человек, я считаю не резон - до скончания века мы его не дождемся. Есть у меня одна идея, которая наверняка ускорит сей процесс.
      - Что за идея? - живо заинтересовались "алтайские".
      - "Контрик" говорил за свидетельницу, видевшую возле шашлычной предполагаемого убийцу, незадолго до совершения им преступления. А что мы вообще знаем про эту шашлычную? Кто её хозяин, кто постоянные посетители? Пока что - ничего. Отсюда и будем танцевать. Я что предлагаю - не откладывая в долгий ящик, уже завтра утром, я, и ты - Сергей, идем на центральный рынок. Из оружия я возьму только табельную "волыну" в оперативке, это, чтоб её никто не видел, а ты возьмешь автомат. Ну, там, типа я какой-то начальник, а ты мой сопровождающий. Охрана, так сказать. Легенда такая - я, как представитель ПВС, буду расклеивать листовки в самых видных местах, а в листовках тех, мы дадим объявление, мол, завсегда готовы встретить всех страждущих, кто по каким-то причинам утратил свои документы. Таким образом, мы вполне официально приблизимся к той самой шашлычной, и попросим её хозяина выделить нам видное место для того, чтобы наклеить свою "рекламу". Для большего понта закажем порцию шашлычка, обязательно отметим его отменный вкус, чем подсластим самолюбие шашлычника. Издалека заведем разговор за то происшествие, о котором он мог чего-то слышать. Одно дело военные, которых местное население на дух не переносит, и совсем другое дело мы - менты, которые, при определенных условиях, могут стать для граждан благодетелями. Уж где, где, а здесь - на Кавказе, всем давно известно, что менты, народ дюже продажный, и за деньги маму родную продадут с потрохами. Одним словом, будем действовать по обстановке. А там, как повезёт.
      Вечером того же дня, свою идею мы озвучили Огурцову. Поначалу он засомневался в целесообразности проведения подобной авантюры. Тем более, что не далее как сегодня днем, на ежедневной планерке, новый руководитель ВФОВД призывал присутствующих к усилению бдительности при нахождении за пределами ППД. Я заверил Игоря, что ничего страшного с нами в городе не произойдет, тем более, что для отмазки я возьму с собой видеокамеру, на которую буду снимать все что ни попадя. Пусть публика считает, что в Чечню заехал очередной журналюга, пожелавший наснимать материал для своих репортажей.
      Некоторое время Игорь сомневался, но энная доза левого коньяку, которым я разжился у одной из сотрудниц ПВС, сделала свое дело, и он сдался.
      Договорились, что докладывать Сан Санычу о нашей затее пока не будем, и ответственность за "художественную самодеятельность", я возьму на себя. Единственное, о чём я попросил Игоря, так это прислать в обусловленное время к центральным воротам рынка закрепленный за операми бронетранспортер. На это он согласился, тем более, что назавтра планировалось проведение оперативно-поисковых мероприятий в Шестом микрорайоне Грозного, и на обратном пути мужики обязательно заскочат на рынок. Уточнили время, когда это произойдет - одиннадцать часов. К этому времени, мы должны были завершить все свои дела, и быть наготове.
      Утром следующего дня на работу прибыли чуть раньше обычного времени. И это несмотря на то, что добирались пешком, за полчаса преодолев почти километровое расстояние. Дождя в то утро практически уже не было, но скопившаяся слякотная грязь препятствовала уверенному и безопасному передвижению по улицам. В отдельных местах огромные лужи приходилось преодолевать едва ли не вплавь, задирая до колен штанины брюк, и снимая берцы. Если бы это происходило летом, то куда ни шло, но весенняя дождевая водица была настолько холодной, что при погружении в неё голых ног, судорога тут же начинала сковывать мышцы. Чтобы хоть как-то избавиться от этого неприятного ощущения, водное препятствие преодолевалось вприпрыжку, отчего все наши старания с задиранием брючин в итоге оказалось напрасным, и брюки выше колен насквозь промокли.
      В таком затрапезном виде мы и предстали перед Мугуевым, который, кстати, на работу тоже добирался пешком, поскольку накануне влетел на своей "шахе" в затопленный канализационный люк, и повредил переднюю подвеску.
      - Идите в адресное бюро, погрейтесь и просушитесь, - посоветовал Алик. - Там дежурный омоновец буржуйку протопил. Не хватало еще, чтоб вы гриппер прихватили.
      Гриппер нам был совсем ни к чему, и мы последовали его мудрому совету. Правда, обогревом замерзших ног и просушкой мокрых брюк, это не закончилось. Сергей извлек из тайника нычку в виде плоской "чекушки" коньяка, и мы её мгновенно приговорили к самоликвидации. Теперь уж точно, нас никакая зараза не достанет.
      Посетителей в то утро было не много, и на проведение с ними бесед вполне хватало одного из алтайских оперов, и самого Мугуева, которому все равно было нечем заняться. Об этом, я ему так и заявил. Сославшись на то, что получил от своего руководства ответственное поручение, которое необходимо выполнить именно сегодня, вместе с Сергеем отбыл на оперативный простор.
      Напрямую, по проспекту Победы, до центрального рынка Грозного ходу было не более пятнадцати - двадцати минут. Но этой дорогой мы решили не идти, поскольку воронок от бомб и снарядов, затопленных талой и дождевой водой, там было в изобилии, что существенно затрудняло передвижение. Свернув за угол, двинулись по параллельной улице имени Розы Люксембург, где заасфальтированные тротуарные дорожки сохранились почти в первозданном виде.
      Добравшись до улицы Мира, мы оказались возле центрального рынка Грозного. Еще зимой, когда по городу наносились массированные удары с воздуха, а танкисты и артиллеристы федеральных сил палили по засевшим в домах боевикам, центральный рынок также пострадал в огне пожара, но не настолько сильно, как практически дотла сгоревшие многоэтажные дома, располагавшиеся рядом с ним на проспекте Победы и улице Мира. Железобетонная, куполообразная крыша главного корпуса рынка осталась целехонькой. А вот витражи, опоясывающие здание со всех сторон, пребывали в весьма плачевном состоянии - в них не осталось ни одного целого стекла, а металлические рамы в некоторых местах вырваны с корнем или искорёжены.
      Войдя в здание рынка, мы увидели, как добрая дюжина женщин разбирают завалы из сгоревших или разрушенных прилавков, всевозможных деревянных и пластиковых перегородок и металлических конструкций. Не спеша, перетаскивая весь этот хлам во внутренний двор рынка, они громко переговаривались друг с другом.
      Мы поздоровались, на что женщины недружно ответили нам тем же, настороженно поглядывая на людей в военной форме. Я поспешил их успокоить, и, достав одну из приготовленных листовок с приглашением граждан в ПВС, прикрепил её скотчем на опорную колонну у центрального входа. Кого-то из них, листовка заинтересовала, и, подойдя ближе, они стали знакомиться с текстом. Остальные чеченки, а именно они, в большинстве своем составляли контингент уборщиц, так и не спустились со второго яруса, продолжая сверху наблюдать за происходящим. В этот момент на горизонте появился какой-то шустрый мужичишка в возрасте, тоже чеченец. Он рявкнул в их сторону на чеченском языке, и засуетившись, уборщицы продолжили начатую работу.
      Визитёр подошел к столбу, и уставился в текст листовки. Прочитав его до конца, он спросил:
      - А паспорта вы выдаете?
      Я объяснил ему, что бланков паспортов в отделе нет, и когда их доставят в Грозный, пока ещё не известно. В свою очередь, я поинтересовался у незнакомца:
      - А вы что, свой паспорт тоже утеряли?
      - Не я, мой брат. Его дом сгорел вместе с документами, когда в первых числах января бомбили Грозный.
      "И этот, туда же", - подумал я. Ну как же так могло случиться, что дом у человека бомбят, а его хозяин шляется по городу без документов, в то время, как в Грозном идут интенсивные бои, и документы в любой момент могут понадобиться для проверки. Не окажись их на месте, можно было запросто и пулю в лоб схлопотать, причем, в равной степени, как от боевиков, так и от федералов. В те смутные дни января 1995 года в Грозном именно так всё и было. В конце - концов, не в своей же квартире он находился, когда там случился пожар.
      Свои умозаключения я не стал озвучивать незнакомцу, а просто порекомендовал обратиться его брату в наше ведомство, где ему обязательно выдадут временную справку взамен утраченного паспорта, по которой он сможет свободно передвигаться по городу в дневное время суток до наступления комендантского часа. Потом я осторожно поинтересовался у собеседника, уж не директором ли рынка он сейчас работает, коли уж так усердно командует женским "батальоном" уборщиц. Ухмыльнувшись, он ответил:
      - Если бы я сейчас был директором рынка, я бы не здесь прохлаждался, а собирал мзду с торговцев, на крайний случай, шашлык бы кушал, да чай пил. А если Вам действительно нужен директор рынка Рамзан, то я его несколько минут тому назад возле шашлычной видел. А зачем он вам нужен?
      - А разве я говорил, что мне нужен именно он? - вопросом на вопрос парировал я. - Просто, смотрю, как вы командуете ханумками, стало быть, вы здесь большой начальник. Только лишь и всего.
      Врал я ему в тот момент, самым наглым образом врал. То обстоятельство, что я уже сегодня смогу отловить руководителя рынка, было большой удачей. Шашлычник, конечно же, мог что-то знать, или слышать о личности убийцы застрелившим российского офицера, и наверняка успел поделиться этой информацией со своим хозяином. И теперь, именно он, был тем самым человеком, кого надо было трясти, очень тщательно трясти, дабы докопаться до истины. Такие люди как он, знают фактически всё, что происходит на подконтрольной территории, и без их ведома, там даже "чирий не вскочит". Не исключено также, что Рамзан загодя знал о готовящемся покушении на военнослужащего, и ничего не сделал, чтобы предотвратить теракт. А коли так, то у него наверняка были свои собственные, одному ему известные мотивы подобного поведения.
      Мугуев рассказывал, что в довоенный период центральный рынок Грозного стал неким рассадником зла. Здесь можно было запросто купить наркотики или вещи, добытые преступным путем. А на улице Мира, прямо на тротуаре возле главного входа на рынок и у магазина "Сакля", штабелями лежало оружие всех видов и систем, начиная от пистолетов и вплоть до гранатометов "Муха". Боеприпасы к ним продавались как поштучно, так и оптом. И Рамзан был весьма полезным человеком для "контриков", поскольку, из него можно было "выкачать" информацию о тех торговцах оружием. Ведь, они наверняка сейчас находятся в отрядах боевиков.
      Я решил проверить свои предположения, и задал собеседнику контрольный вопрос:
      - Уж не тот ли это Рамзан, что в прошлом году был директором рынка?
      Незнакомец ответил утвердительно, при этом, поинтересовавшись, откуда я про это знаю. Я нагло соврал ему, что в феврале прошлого года приезжал в Грозный в гости к своему другану Салиму Магомедову, с которым когда-то вместе служили срочную службу в армии, и мы с ним пили коньяк, закусывая бараньим шашлыком, как раз в той самой шашлычной на рынке, а этот Рамзан подходил к нам и здоровался с Салимом.
      Судя по реакции незнакомца, отобразившейся на его ехидной физиономии, мне он не поверил ни на йоту. Да и чёрт бы с ним. Для меня сейчас самым главным было не просчитаться, так сказать - попасть в цвет, когда я окажусь возле шашлычной, и влет определю этого самого Рамзанчика.
   План дальнейших действий, в моей голове созрел фактически мгновенно, нужны были лишь некоторые детали, про которые я мог узнать от своего собеседника.
      - А он все также в дубленке ходит и без головного убора? - задал я ему вопрос, хотя, отлично понимал, что в Грозном почти каждый второй житель носит дубленку, и многие из них, особенно молодежь, даже зимой не носят ни папах, ни шапок.
      По всему было видно, что мой вопрос озадачил незнакомца.
      - В дубленке, - неуверенно ответил он. - Правда, на голове у него сейчас вязаная шапочка фирмы "Адидас".
      - Ага, кто носит шмотки Адидас, тому любая баба даст, - рассмеялся я.
      Собеседник мою шутку не заценил, пропустив её мимо ушей.
      - Слушай, - я панибратски хлопнул ладонью по его плечу, - а не отведать ли нам шашлычка? Лично я, и от коньяка, или ста грамм водочки не отказался бы. Как ты смотришь на это? Кстати, сколько мы с тобой гутарим уже здесь, а я даже имени твоего не знаю.
      - Хасаном меня родители нарекли, - нехотя, словно отбиваясь от назойливой мухи в жаркий летний день, представился собеседник.
      - Во-о, а меня с малолетства Анатолием кличат, что с тюркского языка означает "человек с Востока" - я протянул в его сторону правую руку, тем самым, не оставив Хасану никаких надежд отвязаться от меня просто так.
      Сергей, молча стоявший в сторонке, наблюдал не только за нами, но и за окружающей обстановкой, дабы быть готовым в любое мгновение предпринять соответствующие меры, если вдруг возникнет неординарная ситуация.
      Но она так и не возникла. Я едва ли не силком потащил за собой Хасана, по пути не переставая рассказывать всевозможные байки про то, как великолепно провел время прошлой зимой в Грозном. Такой факт в моей жизни действительно имел место, вот только произошел он пятнадцатью годами раньше, когда в преддверии Дня Советской Армии и Военно-Морского Флота, я по служебным делам приезжал в Грозный. Тогда, я действительно ел шашлык на центральном рынке и даже коньяк местного розлива пил, только моим событыльником был не армейский сослуживец, а оперуполномоченный уголовного розыска МВД ЧИАССР, с которым я контачил во время той поездки на Кавказ. Тогда он здорово мне помог в раскрытии тяжкого преступления, совершенного в нашем городе жителем Грозного. Правда, преступника нам так и не удалось задержать - о цели моего визита его вовремя предупредил кто-то из местных сотрудников милиции, и он скрылся в неизвестном направлении. Тем не менее, доказательная база была собрана вполне достаточная, и, самое главное, во время обыска в его доме были обнаружены золотые украшения, похищенные во время разбойного нападения на квартиру зажиточных армян в Астрахани. Не всё, конечно - часть дорогостоящих побрякушек он успел сбагрить перекупщикам, но кое-что, оставил про запас. И, самое главное, он не избавился от самой важной улики - фамильного перстня с бриллиантами, снятого с пальца убитой им женщины. Второго такого перстня просто не существовало в природе. Всё это дало основание объявить его во всесоюзный розыск, и спустя какое-то время преступник был задержан в Казахстане.
      Подходя к шашлычной, я издали стал внимательно разглядывать посетителей, стоящих за высокими столиками. Их было не больше шести - семи человек, и распознать среди них человека с приметами, которые я успел выпытать у Хасана, для меня не представило особого труда.
      Рамзан стоял к нам спиной, облокотившись локтями обеих рук на круглую столешницу одноногого стола, о чем-то беседуя с двумя чеченцами его возраста. На столе кроме пластиковой тарелки с остатками маринованного лука от шашлыка и трех пустых стаканов, больше ничего не было. Судя по всему, шашлык они успели съесть, и теперь вели размеренный деловой разговор.
      Оперское чутьё подсказывало мне, что в таких случаях надо брать быка за рога, и своим словесным "поносом" не дать опомнится объекту разработки. Что, собственно говоря, я и сделал.
      Подойдя к их столику, широко раскинув руки в разные стороны, я дружелюбно изрек:
      - Ба-а, какие люди в Голливуде!
      Рамзан оглянулся в мою сторону, и вместе с опешившими от беспардонной наглости, исходившей от незнакомого им российского вояки, с любопытством стали разглядывать меня с головы до ног. Они, наверняка, сразу же обратили внимание, что оружия при мне нет, а зажатая в правой руке видеокамера могла свидетельствовать только о том, что перед ними стоит какой-то заезжий журналюга, облачённый для маскировки в толпе в камуфляжную робу.
      Нарочито театрально я стал тискать Рамзана в своих объятиях, отчего тот растерялся ещё больше. Скорее всего, не от того, что с ним лобызается незнакомый ему человек, а офицер федеральных сил, против которых присутствующие в той шашлычной мужчины наверняка были настроены крайне негативно. Как ему теперь оправдываться перед соплеменниками, и доказывать им, что он не повязан с федералами какими-то общими тёмными делишками.
      - Да ты что, действительно не помнишь меня? - гримаса удивления, с долей некой обиды отобразилась на моем лице. - Это же я - Анатолий! Ты что не помнишь, как год тому назад вот здесь же, я, ты, и мой друган Салим, ели шашлыки и пили коньяк?
      - Салим, это Сутыгов что ли? - нерешительно спросил Рамзан.
      - Да какой такой Сутыгов, - парировал я, - Магомедов Салим, из Ачхоя. Он там директором промтоварного магазина работает. А я к нему в гости приезжал, и когда обратно домой возвращался, мы на рынок заскочили, шашлык поели немного, коньячком его запили. Ты что, совсем не помнишь?
      Морщины, образовавшиеся на лбу Рамзана, свидетельствовали о мыслительном процессе происходящем в его голове. Таких случайных встреч на рынке в его жизни было с избытком, и припомнить их все, он был просто не в состоянии. Беспомощно взглянув в сторону Хасана, он наверно хотел получить от него какие-то разъяснения, но тот неопределенно пожал плечами.
      - Да ладно, не помнишь и не надо, - дружелюбно заметил я. - Я сейчас тоже многого не помню, что в моей жизни за все эти годы произошло. Старею, наверно. Я к тебе вот с каким делом пришёл.
      Достав из папки очередную листовку, я положил её на столик, рядом с пластиковой тарелкой. А чтобы её не снесло со стола порывом ветра, придавил одним из стеклянных стаканов. Рамзан и двое его собеседников склонились над листовкой и стали её читать.
      - А я то, здесь причем? - закончив чтение, недоумённо спросил Рамзан.
      - Да не причем, - в тон ему ответил я. - Несколько листовок я уже развесил на рынке, и у меня к тебе будет личная просьба, чтобы их не срывали до тех пор, пока народ не прочитает. Ведь, наверняка же, многие жители Грозного и близлежащих населенных пунктов ещё не знают, где они могут получить документы взамен утерянных, поскольку, и паспортный отдел и районные паспортные отделения города, сейчас размещаются совсем не там, где они находились несколько месяцев тому назад. Именно ради этого я сейчас здесь и нахожусь, так сказать, распространяю рекламную продукцию своего ведомства. Кстати, не за горами Ураза-Байрам, и все желающие совершить хадж в Мекку, смогут реально осуществить свою мечту.
      Судя по реакции внимательно слушающих меня чеченцев, я понял, что последней своей фразой нанес сокрушительный удар по их тщеславному самолюбию. Не давая им опомниться, тут же выдал "по большому секрету", как всё это будет происходить в обстановке не прекращающихся в Чечне боевых действий. Единственно, что им придётся сделать заблаговременно, так это заполнить анкету, где указать все свои данные, а также, реквизиты общегражданского и заграничного паспортов, если таковые у них имеются. В случае, если загранпаспорта у них нет, то дело несколько усложнится. Сами должны понимать, что почти месячная проверка по учетам МВД и ФСК, предшествующая оформлению загранпаспорта в обычных условиях, в Чечне наверняка растянется на несколько месяцев. А посему, господа хорошие, подсуетиться надо уже сейчас.
      Потом я заказал шашлычнику килограммовую порцию шашлыка, и когда он был приготовлен, пригласил к его поеданию всех присутствующих. Правда, выпивки на столике с такой великолепной закуской, так и не появилось. Шашлычник клятвенно заверил, что ни водки, ни коньяка у него нет. Да и леший с ним, может быть оно и к лучшему.
      В ходе трапезы, я, как бы невзначай, завел разговор о том, что по городу ходят слухи об убийстве российского офицера, совершенное совсем недавно в Грозном. Краем глаза я заметил, как у Рамзана дрогнула рука, потянувшаяся за очередным куском мяса. Но он быстро оправился и сделал вид, что сказанное мной не произвело на него никакого впечатления.
      - На базаре много всяких слухов ходит, равнодушно произнес он. - Если всем им верить, то жить не захочется, и уж тем более, появляться на улице.
      - Вот, ты и попался, голубчик, - удовлетворенно подумал я. - Причем здесь базар, если я и полусловом не обмолвился про то, откуда у меня информация об убитом офицере? А ведь я мог получить её совсем из других источников, например, из ежедневных сводок происшествий по городу, с которыми нас знакомили по утрам, на совещании у руководства ВФОВД.
      Стало быть, Рамзан знает что-то конкретное за это происшествие, если так сразу увязал распространяемую информацию об убийстве офицера со своим рынком. Обычный оперской прием допроса подозреваемого, сработал на все сто процентов.
      С этого момента, шашлычник меня уже больше не интересовал, и я про него даже думать перестал. Рамзан - вот кто тот самый человек, который наверняка знает очень многое, если не всё за это убийство. К нему, как руководителю рынка, стекается вся информация о творящихся там крупных делах и мелких делишках. И плохим он был бы хозяином столь беспокойного хозяйства, если бы не проявил повышенного интереса к такому чрезвычайному событию на подведомственной ему территории.
      Продолжая играть роль легковерного раздолбая из паспортного стола, который не прочь погреть руки на бизнесе с загранпаспортами, я смог таки убедить Рамзана ускорить процесс оформления нового загранпаспорта. Выяснилось, что загранпаспорт у него и раньше был, но срок его действия истек еще в прошлом году. Несколько раз выезжал в Европу, Турцию и Эмираты, но совершить хадж в Саудовскую Аравию, ему так и не сподобилось. И вот сейчас, когда в Чечне произошли все эти трагические события, не лишним будет побывать на родине Пророка, совершить там очищающее омовение, с тем, чтобы все насущные проблемы ушли разом, а бизнес, как и в прежние годы, шел в гору.
      Спустя некоторое время, неподалеку от шашлычной лихо затормозил БТР с сидящими на нем операми и бойцами СОБРа. Они дружно замахали руками, тем самым давая понять, что нам пора собираться. Уже покидая рынок, я отвел в сторону Рамзана и ещё раз порекомендовал ему не откладывать в долгий ящик решение вопроса с оформлением загранпаспорта. А то ведь как может получиться - придет ограниченное количество бланков загранпаспортов, и распределят их между теми, кто первым успеет оформить необходимые документы, а кто проволынил, надеясь на авось, тот пролетит как та фанера над Парижем. Рамзан заверил, что уже завтра явится с утра к нам в ПВС, и принесет всё, что от него требуется.
      Проехав на БТРе несколько сотен метров, я попросил водителя Андрюху притормозить на несколько секунд, и спрыгнув с бронемашины, вдвоем с Сергеем вернулись на работу. В принципе, там можно было уже и не появляться, поскольку к тому времени посетителей в отделе практически не осталось. Но нам нужно было довести начатое дело до конца, и обязательно встретиться с "контриком", чтобы обговорить все детали завтрашнего "мероприятия".
      Сразу определились, что брать Рамзана контрразведчики будут не в помещении ПВС, а где-нибудь на улице, подальше от нашей паспортной "конторы", и незаметно для глаз случайных прохожих. А чтобы это задержание было наиболее эффектным, нужно было провести определенную работу по установлению его личности. Одно дело, когда на улице останавливают человека, и просят его предъявить документы, после чего начинают качать права, и, совсем другое, когда его резко останавливают фразой: "Иванов Иван Иванович, вы арестованы!" А если после этой сакраментальной фразы ему еще и руки заламают, и, не говоря ни слова, грубо запихивают в машину, задержанный, если он действительно имеет хоть малейшее отношение к чему-то криминальному, начинает лихорадочно соображать на чём засыпался, и искать выход из сложившейся ситуации. Самый верный способ - обвинить его в причастности к преступлению, о котором ему стало известно всего лишь как свидетелю. Отводя от себя подозрения, как правило, какой "подозреваемый" сразу же выкладывал всё, что ему известно про преступное деяние, инкриминируемое лично ему.
      Часть операции, связанной с получением полных установочных данных Рамзана, я брал на себя, и как только он напишет своё заявление, временно покидал кабинет, якобы для сверки заявления с учетами адресного бюро. Именно там, полковник должен был быстро переписать установочные данные нашего фигуранта, после чего расставить людей из группы захвата возле здания ПВС. Автомашина военной контрразведки в тот момент должна была стоять где-нибудь неподалеку, так, чтобы люди из импровизированной "наружки" смогли своевременно сесть в неё, и уже на машине следовать за объектом разработки.
      О деталях предстоящей операции знал только я и тот "контрик". О том, что в ПВС затевается что-то сверхординарное, ни один из сотрудников ПВС, в том числе, и сам Алик Мугуев, не должны были знать. В данной ситуации, даже малейшая утечка информации, грозила серьезным провалом всей операции.
      Утром следующего дня всё произошло именно так, как и планировалось. Правда, с самого начала нам пришлось немного понервничать - Рамзан в ПВС пришел не пешком, а приехал на "девятке". Такой поворот событий в наши планы никак не вписывался, но, немного поразмыслив, контрразведчики взяли на себя импровизацию с задержанием водителя транспортного средства, которое, якобы, числится в угоне в другом регионе страны.
      Подобные факты с угонами автомашин позже "всплывавших" в Чечне, на ту пору имели массовый характер, и в случае если бы возник какой-нибудь инцидент при задержании в присутствии посторонних лиц, последним можно было бы озвучить именно эту версию задержания, с тем, чтобы у них тут же пропал всяческий интерес к происходящему.
      "Анкетирование" и последующая проверка по САБ, не вызвала у Рамзана никаких особых волнений и, уж тем более, подозрений. Примерно через полчаса он покинул здание ПВС. Больше всего я волновался за то, насколько удачно пройдёт его задержание и не произойдет ли при этом каких-либо эксцессов. А ну как он подсадит в машину ещё кого-нибудь из своих знакомых, которые случайно окажутся в тот день на приеме в паспортном отделе.
      Но мои опасения были напрасными.
      Про то, как проходило его задержание, я узнал от подполковника уже на следующий день.
      В ПВС он объявился часам к десяти утра с дипломатом в руке, которого до этого я у него не видел. А когда "контрик" дипломат раскрыл, я понял, к чему весь этот маскарад. В дипломате лежало, аж целых четыре бутылки водки. Три из них, он тут же распределил между мной и двумя "алтайскими", а четвертую распечатал и разлил в пластиковые стаканчики, лежащие там же, в дипломате. Оттуда же, он извлек пару банок говяжьей тушенки и пачку галет. Поднимая тост, он коротко изрек:
      - Ну, мужики, будем!
      А я добавил алаверды:
      - За успех безнадёжного предприятия!
      Выпив и закусив, несколько секунд молчали, после чего подполковник заметил:
      - Не такое, уж, оно и безнадёжное, - и во всех подробностях рассказал про произошедшие накануне события.
      Как говорят в подобных случаях опера УГРО - задержание подозреваемого прошло без особого шума, пыли, и даже без жертв. Когда Рамзан на своей машине объезжая очередную воронку, слегка притормозил, УАЗик контрразведчиков блокировал его машину, а самого водителя, в мгновение ока выдернули из салона автомобиля и грубо запихали в УАЗ. За руль "девятки" сел один из контрразведчиков, после чего обе машины проследовали на Ханкалу.
      Там директора рынка допросили с пристрастием, популярно объяснив ему, что в таких случаях полагается за совершение убийства офицера российской армии. Вполне вероятно, что он мог не дожить не то чтобы до суда, но и до утра следующего дня. Как альтернативу такой перспективы своего будущего, Рамзану предложили рассказать всё, что ему известно про подростка, застрелившего офицера российской армии.
      Долго уговаривать не пришлось, и уже через час группа захвата на рысях летела к полуразрушенному дому в поселке Калинина, где по словам Рамзана мог скрываться несовершеннолетний убийца. Последний наверняка догадывался, что рано или поздно его вычислят, поэтому встретил визитеров стрельбой из пистолета. Церемониться с ним особо не стали, а просто забросами дом гранатами, от чего тот окончательно развалился. Чуть позже труп убийцы вытащили из-под завала, там же, нашли и пистолет, похищенный у убитого офицера.
      Киллером действительно оказался подросток, которому на тот момент не исполнилось и пятнадцати лет. Со слов уцелевших соседей, в дом, где он до этого жил со своими родителями, в январе угодила бомба, и от её взрыва погибли его родители и младший брат. Будущий убийца в это время где-то шлялся, потому и уцелел. Вернувшись к разрушенному родному дому, он обнаружил лишь его дымящиеся развалины, среди которых раскопал полуобгоревшие трупы родственников.
      Схоронил он их там же, возле разрушенного дома, и соседи ему в том помогали, а на импровизированной могиле он поклялся мстить всем российским военным, кто окажется у него на пути.
      - А чем закончилась история с Рамзаном, поинтересовался я.
      - Да ничем, - спокойно ответил подполковник. - Отпустили мы его на все четыре стороны, и даже машину вернули. Предупредили только, что если будет болтать лишнее, то еще неизвестно, кто его раньше прибьет - федералы, или его же соплеменники.
      - Ну да, вы, пожалуй, отпустите, - промелькнуло у меня в голове. - При такой то железной компре, да не вербануть человека. Будь я на их месте, именно так бы и поступил.
      Но свои мысли я не стал озвучивать подполковнику, так сказать - остался при своем особом мнении.
      После этого случая, ни я, ни "алтайские" на центральный рынок больше не ходили, и уж тем более, шашлыка там не отведывали. Риск, дело конечно благородное, но всего должно быть в меру.
      А Рамзан так ни разу и не появился в паспортном отделе. По крайней мере, в те три оставшиеся недели моей командировки в Грозный.
  
   Глава 17. Благовещение.
     
      Как начался с первых дней апреля моросящий дождь, как никуда он и не исчезал. Находиться на улице долгое время стало невыносимо, поскольку армейские бушлаты быстро намокали, а сушить их было негде. Единственная "буржуйка" в комнате оперов не могла удовлетворить потребности всех её жильцов возвращавшихся из города во второй половине дня со всякого рода зачисток и прочих оперативно-розыскных мероприятий. Каждый спешил оказаться в нашей "берлоге" раньше остальных, чтобы успеть развесить на спинках стульев мокрые бушлаты и поставить их рядом с чугунной печкой.
      Выход из создавшегося положения нашел Мугуев, заглянувший к нам в один из таких дождливых дней. Буквально на следующий день он дал мне моток бельевой веревки, несколько гвоздей и молоток. Гвозди мы забили в рамы окон и в противоположную от них стену, после чего привязали к ним веревку. Теперь, наша комната была похожа на сушилку прачечной, и чтобы перемещаться по ней, приходилось постоянно "кланяться" перед висящими бушлатами.
      Временные неудобства, но куда ж от них деваться. Зато как приятно было на следующий день облачиться в относительно высохшую за ночь одежду.
      Пятого апреля, возвращаясь из ПВС, я заметил Умара, стоящего неподалеку от входа в здание ВФОВД. Завидев меня, он бросился обниматься и тут же сообщил новость:
      - А я вчера свою семью привёз в Грозный. Золушка галушек наварила, так что, давай, заходи сегодня к нам.
      Забросив автомат в нашу обитель, но при этом, оставив при себе пистолет, и предупредив мужиков, что исчезаю до вечера, буквально через пару минут я был в доме Умара. Его супруга, встретив у порога незнакомого человека, как и положено истинной мусульманке, вместе с несовершеннолетним сыном удалилась в зало, а мы расположились на кухне, где уже был накрыт стол. Умар выставил на стол бутылку осетинской водки, и мы приступили к трапезе.
      За разговором мы даже не заметили, как быстро пролетело время, пока супруга Умара не напомнила нам, что на улице смеркается, и скоро наступит комендантский час. Прощаясь, я поинтересовался у Умара, где он достал водку, если в Грозном её нигде официально не продают.
      - Места надо знать, - рассмеялся он.
      - Не, я серьезно. Послезавтра у меня день рождения, а шнапса - шаром покати.
      - Ты завтра, во сколько завязываешь с работой?
      - Если в Грозном ничего серьезного не произойдет, то, наверно, как и сегодня - ближе к обеду.
      - Как закончишь, приходи. Мы с тобой съездим в одно место, где спиртное точно есть.
      Ночью над городом разразился ливень сопровождаемый громом и молниями. Спросонья мы не поняли, что случилось, приняв громыхание за обстрел Грозного из артиллерийских орудий. Вскочив со своих раскладушек и похватав автоматы, мы заняли оборону возле окон, предварительно сорвав с них светомаскировку. Но только после того как мы это сделали, стало понятно, что происходит на улице. Яркое сверкание молний и следовавшие за ними раскаты грома, свидетельствовало о том, что со стороны Кавказских гор на город надвигается серьезное ненастье.
      Несколько минут спустя, небеса разверзлись и пролились весенним ливнем, какого мы до этого в Грозном ещё не наблюдали. Мощные водяные струи, сносимые штормовым ветром, били по натянутой на окна целлофановой пленке с такой силой, что она прогибалась внутрь помещения, готовая в любой момент лопнуть от неистового натиска воды.
      Примерно через час ветер стал стихать, но дождь полил с ещё большей силой. Под его шум постояльцы комнаты, несколько успокоившись, завалились на свои раскладушки, досматривать прерванные сны.
      Утром, наскоро позавтракав сухими галетами с чаем, я направился в ПВС. Добирался довольно долго, подыскивая относительно сухие места, но, тем не менее, пару раз зачерпнул ботинками ледяную воду. Первым делом, что я сделал, появившись в теплом помещении адресного бюро, снял свои промокшие штиблеты и носки, приспособив их сушиться возле "буржуйки". Промёрзшие ступни ног расположил настолько близко от печки, сколько они могли терпеть исходящий от неё жар.
      Алик в отделе появился примерно через час. Свое опоздание объяснил тем, что на одном из перекрестков его машина провалилась в глубокую колдобину, и "захлебнувшись" дождевой водой, заглохла. Ему прошлось вылезать из машины, и засучив брючины по колено, вызволять "шаху" из водяного плена. Если бы не случайные прохожие, которые помогли ему в этом, еще неизвестно, сколько времени пришлось бы "загорать" посреди огромной лужи.
      В тот день на приём в отдел практически никто не пришёл. Проторчав без дела пару часов, я попросил Алика добросить меня до дома Умара. Поскольку ни он сам, ни Умар, ранее не встречались, познакомил их друг с другом. Пользуясь моментом, Умар попросил Алика оформить ему временную справку вместо утерянного паспорта. И хотя я точно знал, что Умар свой паспорт не терял, на всякий случай решил промолчать. Чуть позже, когда Алик уехал, я поинтересовался у Умара, зачем ему нужна временная справка, по которой он чуть позже сможет получить новый паспорт, на что он ответил:
      - Так я же не собираюсь получать новый паспорт. А временная справка мне нужна только для того, чтобы получать халяву в виде гуманитарной помощи. В том паспорте, что мне вернули после освобождения из колонии, стоит астраханская прописка, а "гуманитарку" выдают жителям Чечни с местной пропиской. В справке укажу адрес дома, где до войны жила жена с сыном, и все проблемы будут решены. И хотя в этой гуманитарной помощи особого прока нет, тем не менее, лишний килограмм продуктов семье не помешает.
      Потом мы поехали на его машине по Старопромысловскому шоссе. В отдельных местах дорогу пересекали бурные потоки дождевой воды, скатывающейся с прилегающих улиц поселка Катаяма. То была не просто дождевая вода, а практически селевые потоки оранжевого цвета, так и норовившие спихнуть нашу машину с дороги в кювет. Доехав практически до конца улицы, свернули направо и оказались на территории рынка. Правда, назвать рынком огороженную невысоким забором территорию со стоящими там навесами с прилавками и несколькими небольшими киосками, можно было с большой натяжкой. Большая часть навесов и прилавков были разрушены, словно по ним проехался тяжелый танк, смявший своими гусеницами всё, что попалось на его пути.
      Умар остановил машину возле одного из киосков, и подойдя к двери, со всей силой ударил по ней ногой.
      - Не глухой, слышу, - раздался голос изнутри киоска. Дверь распахнулась, и в проёме показалась фигура чеченца лет сорока. Поздоровавшись с Умаром, он искоса глянул на стоящего рядом с ним человека в камуфляже, и о чем-то спросил на чеченском языке.
      Не трудно было догадаться, что речь шла обо мне. Надо отдать должное Умару, который собеседнику ответил по-русски, сказав, что я не армейский офицер, а советник МВД, занимающийся восстановлением деятельности чеченской паспортной службы. А также, он обозначил цель нашего визита в столь ненастную погоду.
      - Сколько бутылок надо? - поинтересовался хозяин киоска.
      - А сколько можно? - вопросом на вопрос ответил я.
      - Ящика хватит?
      - Вполне.
      - Только сразу предупреждаю - вы меня не видели, и водку у меня не покупали.
      - А что так? - поинтересовался я, хотя отлично понимал, что за торговлю спиртным у него запросто могли возникнуть неприятности не только со стороны представителей федеральных органов, но и от местных борцов за трезвый образ жизни. Чеченские омоновцы в таких случаях особо не церемонились, и могли не только запрещенный для продажи товар уничтожить, но и самого владельца избить до полусмерти.
      В киоске водки не оказалось, и поэтому нам пришлось проехать в гаражный кооператив расположенный неподалеку от рынка, где в одном из боксов, приспособленного под склад, чеченец вручил мне картонную коробку с двумя десятками водочных бутылок.
      - Водка то, хоть нормальная, не палёная? - поинтересовался я.
      - Сам не употребляю, но те, кто у меня её покупает, пока ещё не жаловались на качество. Водка осетинская, я её у одного бизнесмена прямо с завода беру. Чеченцам она ни на фиг не нужна, а вот ваши вояки в Грозном её сходу разбирают.
      Разговаривая с продавцом, я обратил внимание, что многие металлические двери гаражных боксов распахнуты, а в самих гаражах нет ничего ценного. В нескольких боксах двери вырваны "с мясом". Подобное, мне и ранее доводилось видеть во время поездок по городу. Когда в Грозном шла тотальная зачистка возможных мест незаконного хранения оружия и боеприпасов, гаражные боксы подвергались обязательной проверке. И если владельца гаража на месте не оказывалось, военнослужащие внутренних войск срывали ворота, зацепив их стальным тросом за БТР, а порой, наезжали на них бронетехникой, корёжа створки ворот до тех пор, пока они не срывались с петель.
      Возвращаясь в ППД, я договорился с Умаром, что коробку со спиртным оставлю у него дома, забрав с собой пару бутылок. Нужно же было снять пробу, прежде чем пускать на пропой весь ящик.
      Во второй половине дня решили устроить небольшой междусобойчик. Из прикупленной на стихийном рынке картошки и армейской говяжьей тушенки, приготовили целую кастрюлю вкуснейшего варева, и принесенная мной водка была приговорена к уничтожению за считанные минуты. Возвратившемуся с совещания в ГУОШ Игорю Огурцову пришлось довольствоваться только кушаньем.
      Уплетая варево, Игорь, как бы между прочим, рассказал новость, которую он сегодня услышал в ГУОШ:
      - Мужики, а вы в курсе, что в Грозном появилась отравленная водка? Уже есть случаи отравления ею среди военнослужащих внутренних войск. Говорят, что боевики подмешивают в неё яд кобры, и тот, кто выпьет такое пойло, умирает в страшных муках. А чтобы никто из них самих случайно не траванулся, яд подмешивают в бутылки, на пробках которых написано "быкам". Это, наверно, они так всех "федералов" обзывают.
      Сидящий в дальнем углу комнаты компьютерщик. которого совсем недавно прислали в Грозный для оказания практической помощи операм, покопавшись в своем "ноуте", заметил:
      - Наверно, все-таки не "быкам", а "бекхам", что по-чеченски означает - "месть".
      - Вот, вот, и в ГУОШе говорили, что-то про эту самую месть, - подтвердил Игорь. - Так и сказали, что какой-то подпольный водочный кооператив выпускает отравленную водку под названием "Месть".
      - Ха, так вот же она, - заметил Сергей "Питерский", разглядывая пробку от только что выпитой нами водки. - Тут так и написано по-англицки - "Becham".
      - Не может быть, - изумился Игорь, и, выхватив пробку из рук Серёги, стал внимательно разглядывать надпись. - А откуда она у вас взялась?
      - Так, я её принес, - вклинился в разговор я.
      - И что, вы эту водку пили? - с ужасом в глазах спросил Игорь.
      - Пили, аж целых два пузыря уговорили,- подтвердил Серёга, и, достав с пола одну из пустых бутылок, показал её Игорю в качестве вещественного доказательства. - Извини, что тебе ничего не досталось. Вовремя надо приходить.
      Игорь смотрел на присутствующих в комнате людей с таким видом, словно перед ним сидят если не покойники, то уж точно кандидаты в оные. Что в тот момент творилось в его голове, можно только представить, поскольку именно с него потом будет спрос за массовое отравление подчиненных. А какие последствия после всего этого могли его ожидать, не трудно себе представить.
      А в этот момент, Серёга выронил из рук бутылку, и, ударившись о пол, она закатилась под стол. Схватившись обеими руками за горло, он начал громко хрипеть, и корчиться в судорогах. Видя всё это, Игорь побледнел, да так и застыл с ложкой жаркого в руке.
      - Да ладно, тебе, - прекратив "спектакль" успокоил его Серёга. - Если бы водка действительно была отравлена, то ты сейчас не разговаривал бы с нами. Наверняка эту байду с отравленной водкой специально подкинули военнослужащим и ментам, чтобы те раз и навсегда завязали с бухаловкой на войне. А выпустить пробку с нужной надписью, большого ума не надо.
      Чуть позже, Игорь сильно сожалел, что ему не досталось с барского стола ни грамма "отравленного" спиртного, но я его успокоил, заверив, что на следующий день у него будет возможность наверстать упущенное.
      Ночью, дождь наконец-то закончил свою затяжную "рапсодию", и утро заглянуло в окна яркими лучами солнца. Точнее сказать, не сами его лучи, а их отражение, которое отсвечивало от заснеженных вершин Кавказских гор. Такое явление природы никто из нас еще ни разу не видел, поскольку даже в относительно погожие дни вершины гор были окутаны плотными облаками. Чтобы глянуть на эту красоту природы, все опера по пожарной лестнице забрались на крышу здания, и оттуда любовались представшим их глазам пейзажем.
      Где-то там, вдалеке, как минимум километрах в сорока от нас, во весь горизонт растянулась гряда горных вершин, покрытая кипенно белым снегом. Зрелище действительно было изумительным, по крайней мере, лично для меня, и не выдержав, я изрек старую поговорку, которую когда-то услышал от матери:
      - Благовещение, однако. Солнце играет своими лучами, и грех в этот работать. Даже девицы свои косы в этот день не плетут, а птицы гнезда не вьют.
      Всю красоту окружающей природы я отснял на видеокамеру "Хитачи", которую, в свое время, мне презентовал на время её владелец, чеченец по имени Руслан.
      То была отдельная история, о которой следует рассказать, чтобы были понятны все последующие события.
      После того, как я "отличился" при "прописке" в коллективе оперов УГРО, Хуршет Нуманов стал поручать мне "срочную" работу, не имевшую никакого отношения к тому, чем я занимался в ПВС. И если бы я, став в позу, попробовал отказаться от выполнения распоряжений второго руководящего лица в ВФОВД, то наверняка, в тот же день был бы отлучён от дружного оперского коллектива, и сменил своё место жительства в относительно благоустроенном школьном классе, на брезентовую палатку на территории какой-то автобазы.
      Однажды, когда на улице лил затяжной дождь, и все постояльцы оперской комнаты распивали "какаву", к дежурному по ВФОВД обратилась молодая чеченка с ребенком. За несколько минут до наступления комендантского часа, их из Кизляра привез какой-то "шабурщик". Лихой водила не рискнул везти пассажирку к месту проживания её семьи в доме на западной окраине Грозного, отлично понимая, что если он её и успеет туда доставить, то на обратном пути его машину наверняка обстреляют, и если не "федералы", то уж боевики наверняка.
      Дежурный, в свою очередь, не стал рисковать оставлять незнакомого человека, даже если она и женщина, в расположении ВФОВД. Кто знает, что у неё на уме. А ну, как она пособница "дудаевцев", и вся эта лабуда с приездом в отчий дом, не более чем часть хитроумного плана по захвату врасплох милицейского органа. Свои доводы он озвучил Хуршету, а тот, в свою очередь, распорядился сопроводить чеченку к месту назначения. А поскольку иного транспортного средства кроме прикомандированного к операм БТРа не было, то было принято решение именно на нем отвезти к месту назначения запоздалых посетителей. Одна незадача - командир БТРа на тот момент был уже под шафе, и категорически отказался участвовать в этой, как он посчитал, авантюре. Тем более, что комендантский час уже наступил, и любое перемещение по улицам города могло быть расценено стоящими на блокпостах военнослужащими как провокационная вылазка боевиков, со всеми вытекающими последствиями. Но кто-то же должен был руководить остальным экипажем бронемашины. По крайней мере, нужен был такой человек, кто в условиях плохой видимости, руководил действиями механика-водителя. Вот, и решил Хуршет, что таким человеком буду я.
      Деваться некуда. Усадили женщину и ребенка в чрево бронемашины, водитель Андрей сел за руль, а стрелок Сергей за пулемет. Мне досталось место командира, но внутрь машины я не полез. Усевшись снаружи, я спустил ноги в водительский люк, слегка уперев ступни о плечи Андрея. Такой способ вождения БТРа был обыденным явлением в Афганистане, когда при плохой видимости водитель ориентировался по "сигналам" подаваемым сверху. И если "руководитель полетов" упирался ему ногой в правое плечо, то он рулил вправо, а если в левое, то соответственно - влево.
      Так мы и ехали - я давил Андрюхе на плечи, а тот рулил в нужную сторону. Для меня такая поездка была не только неприятной из-за бьющих в лицо струй дождя, но и от осознания того, что я являюсь отличной мишенью. И ещё не известно, кто может стрельнуть в неё - чеченские боевики, шастающие по ночному Грозному, или подвыпившие военнослужащие, стоящие на импровизированных блокпостах, коих в городе было буквально на каждом шагу.
      Но, слава Богу, к месту назначения добрались без происшествий, если не считать того, что я промок до такой степени, что ледяной дождевой водой пропитался не только бушлат, но и вся остальная одежда. Высадив пассажиров возле дома в окнах которого не было видно освещения, и дождавшись, пока ночные визитеры войдут внутрь, мы двинулись в обратный путь.
      Первым делом, как только я оказался в нашей обители, снял с себя практически всю одежду, и стал поочередно сушить её, почти вплотную прижимая к "буржуйке", и используя её в качестве импровизированного утюга. От моих дрешей исходил пар испаряющейся влаги, и как только он уменьшался, я натягивал теплую одежду на тело. Так продолжалось до тех пор, пока на мне не оказалась вся форменная одежда кроме бушлата. Его я вывернул наружу, и в таком виде повесил на спинку стула, почти вплотную придвинув его к печке.
      Кто-то из сидящих за столом оперов налил в кружку "какавы", и предложил выпить. А когда я отказался от спиртного, ко мне подошел Хуршет. В его руке была кружка с хересом, то бишь - "борщом".
      - Пей - командным голосом приказал он. - Не хватало еще, чтобы уже завтра ты свалился с воспалением лёгких.
      Мне ничего не оставалось, как подчиниться его приказу. В тот вечер это была не последняя кружка вина, и спать я ложился с отключающимся сознанием. Увы, "ударная" доза спиртного не избавила меня от болезни. Проснувшись рано утром, я почувствовал, что не могу глотать воду. Словно чья-то невидимая рука перехватила горло, пытаясь задушить меня.
      Ангина!
      Несколько дней я не мог нормально разговаривать и глотать пищу, и пока болел, полоскал горло народным средством, которое состояло из раствора воды, соли, чайной соды и нескольких капель йода. Температуру сбивал обычным аспирином, который прихватил из дома. Никаких других лекарств в ВФОВД просто не оказалось. Спустя несколько дней мои мученья закончились, после того, как однажды поутру, при очередной процедуре полоскания горла, я отхаркался сгустками какой-то зеленой гадости.
      А после того как выздоровел, однажды поздно вечером, ко мне подошёл Хуршет.
      - Пойдешь с нами в засаду? - спросил он.
      - А что за засада? - в свою очередь поинтересовался я.
      - Да какая разница - засада, она и в Африке засада, - уклончиво ответил Хуршет.
      - Ну, если надо, значит надо, - согласился я.
      Оставалось лишь надеяться, что эта засада не станет для меня последней в жизни. Правда, я уже обратил внимание, что опера небольшими группами частенько отлучались из ППД после наступления комендантского часа, и, прихватив свое оружие, исчезали в ночных сумерках. Возвращались они за полночь, и тихо войдя в комнату, так чтобы не разбудить сослуживцев, укладывались спать.
      Покидая школу, Хуршет предупредил командира СОБРа, и договорился с ним, какой пароль будет использован при нашем возвращении. Это на тот случай, если стоящие на посту бойцы вдруг примут оперов за чеченских боевиков и попытаются открыть по нам огонь.
      Местом "засады" оказал жилой дом располагавшийся метрах в двухстах от пятнадцатой школы. Дом принадлежал семье чеченца по имени Руслан. Хозяин поочередно поздоровался со всеми, в том числе и со мной, словно знал меня не первый день, после чего пригласил в дом. Хуршет сразу же стал спускаться в подвал, словно точно знал, куда нам следует идти.
   Я был крайне удивлен, оказавшись в подвальном помещении, коим оказалась обширная и ярко освещенная комната, обставленная добротной мебелью и со стоящим по центру большим столом, на котором, чьей-то заботливой рукой были расставлены тарелки и стаканы. В дальнем углу комнаты, на тумбочке, стоял импортный телевизор с видеомагнитофоном. На экране телевизора демонстрировалась концертная программа с участием артистов зарубежной эстрады.
      Не успели мы сесть за стол, как на нём появилось большое блюдо с пловом, и несколько посудин поменьше размерами, на которых лежали овощи, фрукты и прочие деликатесы, какие я ни разу не видел, пока находился в Грозном.
      - Что будем смотреть? - услужливо поинтересовался Руслан.
      - Давай Брюса Ли, - сказал кто-то из присутствующих.
      - Брюса Ли в прошлый раз смотрели, - возразил другой опер. - А Рэмбо, есть?
      - Да заколебали эти боевики, - вмешался в разговор Хуршет. - А есть что-нибудь такое, что не связано с мордобоем?
      - Комедия, например, - неуверенно заметил я.
      - Есть "Полицейская академия". Вы её ещё не смотрели.
      - Это здесь мы её не смотрели, а у себя дома уже все серии успели пересмотреть, - возразил опер, желавший смотреть Брюса Ли.
      - А может быть, всё-таки порнушку поставить? - спросил Руслан.
      - Никаких порнух, - категорически возразил Хуршет.- Насмотрятся на ночь глядя, а потом всю ночь дрочить будут. Давай, ставь Чака Норриса.
      Мы смотрели фильм, уплетали сытный плов и пили холодную водку, выставленную на стол радушным хозяином дома. А я всё думал, что могло связывать этого чеченца с представителями федеральных органов правопорядка. Ведь, всё то, что сейчас стояло на столе, по меркам военного времени надо же было где-то раздобыть, если на немногочисленных стихийных рынках Грозного ничего подобного достать было практически невозможно. Да и денег, чтобы накрыть столь шикарный стол, требовалось не мало.
      Ответ на свой вопрос я получил от самого Хуршета спустя несколько дней
      До войны Руслан работал инженером на нефтяных промыслах Чечни, где обеспечивал работоспособность насосного оборудования на скважинах. Когда началась война, в его услугах перестали нуждаться. По крайней мере, до тех пор, пока шли активные боевые действия. А вот когда "федералы", переломив ситуацию, погнали боевиков на юг, в горы, к нефтеносным скважинам стали проявлять интерес всякого рода "бизнесмены". Ими были как местные жители, так и представители "федералов". Последние подгоняли дизельные генераторы к скважинам, подключали электричество, и, включив насосы, денно и нощно качали мазуту, заливая ею многочисленные бензовозы. Куда потом уходила нефть, никто толком не знал, но однозначно не в "закрома" Родины.
      Чтобы прекратить вакханалию сравнимую с мародерством вселенского масштаба, было принято решение выводить из строя то самое насосное оборудование, с помощью которого нефть выкачивалась из скважин. С этой целью, при ВФОВД была создана особая группа из числа оперативных сотрудников МВД РФ, в помощь которой были приданы бойцы Питерского СОБРа. В задачи этой группы входили выезды на места расположения скважин, и уже там, они проводили работу по демонтажу насосного оборудования. Непосредственным руководителем демонтажных работ был Руслан. Куда потом вывозилось эти насосы, никто из оперов толком не знал. Да и не входило в их планы устраивать разбирательство в этом вопросе. Руководство ВФОВД требовало от них лишь одно - ежедневные доклады о проделанной работе по демонтажу насосов.
      А работу эту, безопасной назвать было нельзя, поскольку те, кто до этого безнаказанно разворовывал сырье, не могли смириться с таким положением вещей. Последовали не только угрозы физической расправы над "демонтажниками", но и попытки нападения и обстрелов. В одно из таких нападений неизвестных лиц, облаченных в "балаклавы", был ранен один из бойцов СОБРа, после чего опера стали выезжать к месту работы на бронетранспортере, прикомандированном к ВФОВД из Бригады внутренних войск.
      Пока мы жили в пятнадцатой школе, мне еще несколько раз удалось побывать в гостях у Руслана. Во время одного такого визита, я обратил внимание, что у него есть видеокамера "Хитачи". Я упросил Руслана, чтобы он на время дал её мне, чтобы отнять все то, с чем мы все сталкивались ежедневно. Одно дело смотреть на все это глазами профессиональных журналистов, которые зачастую могли и приврать реалии военного бытия, и совсем другое, когда съемку ведет человек, который ежедневно сталкивается с тем, что видит вокруг себя.
      С этого дня на работу в ПВС я ездил не только с оружием, но и с видеокамерой. Снимал все подряд: развалины Грозного, могилы возле жилых домов, лица людей, переживших все ужасы войны, и прочее, прочее, прочее. Перебравшись на новое место жительства, я стал снимать наши вечерние посиделки, зачастую делая это при свечах, поскольку электричество включалось связистами только во время очередного сеанса радиосвязи.
      А когда подошло время отмечать мне свой день рождения, я договорился с Русланом, что сие мероприятие мы проведем у него во дворе, под огромным навесом, где стоял большой, сколоченный из досок стол, по всей длине которого, с обеих сторон, в землю были вкопаны лавки. За таким столом запросто могли разместиться до полусотни человек. Со своей стороны Руслан пообещал обеспечить мероприятие жирным барашком, которого презентует его брат - Арби. Его день рождения совпадал с моим, и поэтому было решено отметить их одновременно.
      Седьмого апреля Умар заехал за мной на своей машине. Прихватив своего напарника Сашу Телятникова, мы поехали в ПВС. Объяснив Алику, что сегодня у нас будет нерабочий день, я достал из машины пару бутылок водки, с тем, чтобы он угостил сотрудников ПВС в этот праздничный для меня день. Его самого, я пригласил на мероприятие, которое запланировал отмечать у Руслана. Объяснять, где все это будет происходить, мне не потребовалось, поскольку однажды, вместе с Мугуевым, мы побывали у того дома. В свою очередь, Алик дал нам в помощь грузина Ваху, того самого, с которым я вывозил рулон бумаги со двора ДГБ. Ваха был хорошим специалистом по готовке всяческих национальных грузинских блюд из мяса.
      По приезду к Руслану, мы стали свидетелями, как его брат Арби ловко разделался с бараном. Только что тот стоял привязанный к столбу навеса и жалобно блеял, предчувствуя свою безвременную кончину, и уже через несколько минут его освежеванная, и еще теплая туша, висела подвешенной за задние ноги на специальной перекладине. Длинным ножом, больше похожим на укороченную саблю, Арби ловко разрубил тушу на куски, отдельно отложив заготовки мяса для приготовления шашлыка, плова, шурпы и других блюд.
      Поскольку я неплохо готовил плов, чему научился еще в Афганистане, делать это кушанье взялся сам, а в помощники мне навязался Телятников. Пока мы его варили в казане, Ваха мариновал баранину для шашлыка, и на газовой плите варил большие куски мяса, обильно переложив их всевозможной зеленью. Мослы от конечностей и лопатки с остатками мяса пошли на приготовление шурпы.
      Управившись с готовкой разносолов, мы расставили на столе посуду, бутылки с водкой и водой, а также тарелки с овощами и фруктами, которые в честь дня рождения двух именинников презентовал Руслан. И как только мы всё это сделали, за воротами послышался сигнал клаксона бронетранспортера, с восседавшими на нем операми, возвратившимися с зачистки злачных мест Грозного. БТР загнали во двор, и за высокими воротами теперь его не было видно с улицы.
      И начался пир горой. Были тосты и хвалебные слова в адрес именинников. Про Арби вспомнили только после того, как я напомнил присутствующим, кому обязан столь шикарным застольем...
      Переговоры с Русланом о барашке у меня начались ещё в конце марта. В тот день, прежде чем поехать в ППД, вместе с Мугуевым заехали к нему домой, и я познакомил их друг с другом. В процессе нашего общения к дому подъехал армейский УАЗ, из которого выкарабкался тучный полковник. Будучи изрядно пьян, он едва держался на ногах. Во двор "полкан" прошёл, шатаясь из стороны в сторону, держа за рукоятку короткоствольный АКСУ. Подойдя к нам, он тут же обратился к Руслану
      - Ну, ты чё, козёл, долго ещё будешь мне нервы мотать?
      Сильно икнув, "полкан" случайно нажал пальцем на спусковой крючок автомата, после чего раздался одиночный выстрел. Ударившись о бетонную дорожку, пуля срикошетила, и с визгом отлетела в сторону стоящего неподалеку грузовика.
      - А вот тут, как раз по вашу душу приехали, - не растерявшись угроз наглого вояки, ответил Руслан. И уже обращаясь к нам, он добавил: - Это тот самый военный, про которого я вам говорил.
      Полковник перевел свой мутный взгляд на нас, словно только сейчас заметил во дворе посторонних людей.
      - А Вы хто такие? Чё здесь делаете?
      - Это у нас будут вопросы к вам. Что вы тут делаете, и почему с оружием в руках угрожаете человеку? - не растерявшись, парировал я.
      - Я полковник внутренних войск России, - гордо ответил "полкан". - А этот чича - "полкан" повел автоматом в сторону Руслана, - козёл, поломал вчера оборудование на нефтяной скважине, на которой мы брали мазуту для нужд нашей Бригады. А, собственно говоря, сами-то вы кто такие, что задаете мне глупые вопросы?
      Сообразив, что передо мной стоит один из тех самых военных чинов, кто, пользуясь моментом, разворовывает халявную нефть из скважин, я решил нагло врать.
      - Я, представитель центрального аппарата Управления по борьбе с организованной преступностью. А это, - я показал в сторону Мугуева, - представитель военной прокуратуры. Еще вопросы есть?
      "Полкан" моментально сообразил, что стоящие перед ним люди далеко не случайно оказались во дворе у чеченца. Они наверняка приехали по его душу, и сейчас будут "вязать". В момент протрезвев, он попятился в сторону ворот, и буркнув себе под нос: - "Извините, я наверно ошибся адресом", - пулей выскочил за ворота, и уже через несколько секунд его УАЗ на форсаже летел подальше от "засады".
      - И как часто к тебе наведываются подобные "бизнесмены"? - спросил я Руслана.
      - Бывает и хуже. Совсем недавно нас чуть не перестреляли на промыслах, когда мы демонтировали насосное оборудование. Уж больно большой соблазн воровать сырую нефть. Местные из неё в своих "самоварах" гонят бензин и соляру, и за счёт этого безбедно живут. Вот, и военные к этому левому бизнесу пристрастились.
      В тот момент я не знал, что спустя год, будет разоблачена деятельность преступной группы состоящей из высокопоставленных военных чинов, под чьим руководством масштабы воровства сырой нефти в Чечне будут измеряться тысячами тонн. Злые языки поговаривали тогда, что генерал Романов пострадал не от рук чеченских боевиков, а от тех, кто был причастен к теневому бизнесу с сырой нефтью...
      В самый разгар нашего пиршества во дворе появился Мугуев и его заместитель Ризабек, накануне назначенный на эту должность. А ещё через несколько минут, с совещания в ГУОШе вернулся Игорь Огурцов, и последующие пару часов я буду выслушивать хвалебные тосты в свой адрес. Но, пожалуй, самыми желанными для меня стали слова сказанные Мугуевым. Не здоровья он мне желал, и не долгих лет жизни. Накануне я напомнил ему, что моя командировка в Чечню подходит к концу, и теперь, ему самому придется справляться со всей той работой, которая свалилась на его плечи. И еще неизвестно, приедет ли в Грозный очередной советник ПВС.
      Алик поблагодарил меня, за всё то, что я сделал для ПВС, и лично для него самого, и пожелал скорейшего возвращения домой. В свою очередь, в качестве алаверды, я заметил, что имею законное право на неделю уйти на "сохранение", прежде чем окончательно покину Грозный, а в руководимом им отделе появляться буду лишь только в том случае, если он не сможет самостоятельно решить текущие проблемы.
      Незадолго до того как покинуть двор гостеприимного Руслана, я подошел к сидящему в сторонке мужчине лет сорока. К тому моменту я уже успел узнать, что зовут его Николаем, ранее жил в Волгограде. Пьянствовал, не имел ни кола, ни двора. Однажды, когда он обретался в пивнушке возле центрального рынка Волгограда, к нему подошел кавказец, предложивший стабильную и хорошо оплачиваемую работу в солнечном Дагестане.
      Ударили по рукам, выпили за удачную сделку, и сознание покинуло Николая. Очнулся только тогда, когда оказался на Кавказе. Но только не в солнечном Дагестане, а в одном из горных чеченских аулов. И понял Николай, что попал в рабство к "чурекам". Попытался бежать, но далеко уйти не удалось, был пойман и избит до полусмерти, после чего несколько дней без еды и воды просидел в холодном погребе. Чуть не околел окончательно, но на его счастье, к владельцу дома, тому самому, что своими посулами заманил его в эту дыру, приехал в гости его родственник. Он то и выкупил несчастного за весьма символическую сумму в один миллион рублей, на которую, в ту пору, можно было прожить пару-тройку месяцев.
      - Слушай, Николай, а разве ты не хочешь вернуться к себе домой? - прямо спросил я.
      - А что я там забыл? - вопросом на вопрос ответил Николай.
      - Ну как же, здесь ты находишься в положении бесправного раба, а дома будешь полноправным человеком.
      - Человеком? - ухмыльнулся Николай. - Никогда я там им не был. Профуфырил всё что мог - работу, семью, собственное имя. А тут, я хоть кому-то нужен, и мне не надо думать о дне грядущем. Крыша над головой есть, кормежка такая, что мои собутыльники по Волгограду от зависти сдохнут. Опять же, и с выпивкой нет никаких проблем. А что я буду иметь, если вернусь обратно? Жилья нет, работы нет, да и кому нужен спившийся бродяга, если все волгоградские базары забиты врачами и учителями с высшим образованием. Оставшись без работы, они в одночасье стали "челноками". Никому я там не нужен, и поэтому возвращаться в прошлое не собираюсь.
      Еще до разговора с ним, у меня в голове промелькнула шальная мысль - оказать своему собеседнику помощь в освобождении из рабства, но выслушав его монолог, от этой идеи отказался. Каждый человек волен решать, кем ему быть в этой жизни, и если его устраивает такое положение дел, то зачем вмешиваться в неё посторонним людям. Не зря же говорят: "Не делай добра, не получишь зла".
      А день подходил к концу. Забрав остатки спиртного и съестного, мы уселись всем скопом на БТР, и двинулись к себе домой, где продолжили гулянку. В разгар её, Огурцов отвел меня в сторону и предложил пригласить на "мероприятие" руководство ВФОВД. Чтобы не нарушать субординацию, продолжение банкета проходило в комнате, где жил тыловик. Правда, там я пробыл недолго - спиртное и пища уже не лезли в глотку, и извинившись перед полковниками, я удалился в свою комнату. Перед уходом тыловик подарил мне тельняшку военнослужащего внутренних войск с полосками крапового цвета. В тот же вечер этот тельник у меня кто-то выпросил, и я отдал его без особого сожаления, поскольку не имел никакого отношения к внутренним войскам, а стало быть - не для меня эти дреши шиты.
      Ещё находясь в кругу полковников, я намекнул новому руководителю ВФОВД, что срок моей командировки через неделю заканчивается, и было бы не лишним, подсуетиться насчет замены. Сан Саныч клятвенно заверил, что домой я вернусь вовремя, в чём могу даже не сомневаться.
  
   Глава 18. Тайна исчезнувшей видеокассеты.
     
      Последняя рабочая неделя моей командировки в Грозный началась не с понедельника, как это обычно бывает в мирной жизни, а с субботы. Хотя, чему удивляться - в повседневной работе сотрудников ВФОВД выходные дни не были предусмотрены. Но никто из нас особо и не возмущался, поскольку работа прикомандированных сотрудников заканчивалась не позднее трех часов дня, а порой, и того раньше. Такой же режим работы существовал и у грозненских милиционеров.
      Прежде всего, это было связано с отсутствием в городе общественного транспорта, на котором жители города смогли бы по окончанию работы в кратчайшие сроки добраться до места жительства. Работая в центре города, человек должен был ещё до наступления комендантского часа покинуть улицу. И если до дома ему предстояло добираться пешком два, а то и три часа, то задержаться на работе он мог не позднее трех часов дня.
      Точно в таком же положении находились посетители паспортно-визовой службы, и если они не успевали попасть на приём к начальнику, или сотрудникам подразделения до двух часов дня, очередь начинала "рассасываться" уже после полудня. Оставались только те, у кого был личный автотранспорт, или они жили буквально в нескольких минутах ходьбы от ПВС.
      После нашего переезда на улицу Поповича, мне вполне хватало пятнадцати минут, чтобы "пешкомобилем" добраться с работы до ППД. А поскольку Мугуев со своими должностными обязанностями вполне справлялся без моего пригляда, я мог позволить себе не торчать у него на виду, и вместе с одним из алтайских оперов удалялся на оперативный простор, при этом, не забыв прихватить видеокамеру. Была у меня на ту пору шальная идея - по возможности как можно больше отснять фактического материала, чтобы потом показать своим землякам, что сталось с Грозным за три месяца наведения конституционного порядка.
      В один из таких апрельских дней мы решили побывать во дворце Дудаева и отснять его "внутренности". Чего мы там только не увидели. Огромное помещение фойе было завалено битым кирпичом и обломками бетонных конструкций, из-под которых исходил дурной запах разлагающейся человеческой плоти. Под потолком висели большие люстры, с хрустальными плашками серыми от копоти. Такими же закопченными были и стены помещения, на которых было нацарапано множество надписей сделанных военнослужащими российской армии, внутренних войск и спецподразделений всех мастей. Снимая все это на видеокамеру, я подумал, что однажды уже видел что-то подобное. То была кинохроника Великой Отечественной войны, и аналогичные надписи были сделаны бойцами Красной армии на стенах Рейхстага.
      В правом крыле фойе я обнаружил блок электронной начинки управляемой авиабомбы, а может быть ракеты. При взрыве боевой части он был отброшен взрывной волной в сторону, и теперь, лежал среди строительного мусора, сверкая платами с микросхемами, транзисторами и прочими элементами электроники. Неподалеку от него в полу фойе зияла огромная дыра, явный результат взрыва от прямого попадания крупного боеприпаса. Подойдя к дыре, и обнаружив под ней подвальное помещение, откуда тянуло сыростью, я тут же вспомнил о том, что мне говорили бойцы Питерского СОБРа. Еще в феврале они спускались в подвальные помещения Дворца, отыскивая там спрятавшихся боевиков. Их они там не обнаружили, но зато сняли несколько растяжек, поставленных неизвестно кем. А ещё они утверждали, что из этого подвального помещения есть подземный проход под проспектом Орджоникидзе, который тянется в сторону здания ДГБ. Он настолько широкий и высокий, что по нему запросто можно проехать на УАЗике.
      Заделываться диггерами и спускаться в подвал мы не стали. Шут его знает, с чем мы там могли столкнуться, а рисковать жизнью и здоровьем, только ради того, чтобы зафиксировать подземный проход, свидетельствующий о тесной взаимосвязи партийной номенклатуры КПСС и органов госбезопасности, лично у меня не было никакого желания. Как-то не хотелось после полуторамесячного нахождения в Грозном, в последние дни нарваться на дурацкую растяжку, или какой другой "сюрпризец".
      Не стали мы изображать из себя и альпинистов, пытаясь подняться на верхние этажи здания, откуда можно было сделать съемку панорамы разрушенного города. Лестничные марши, ведущие на второй этаж дворца, были полностью разрушены, и подняться наверх без специального альпинистского снаряжения не представлялось возможным.
      Во время съемок на улицах города, многие жители задавали один и тот же вопрос, мол, какой телеканал мы представляем, и когда в эфир выйдет сюжет, в котором засветились их физиономии. Приходилось врать, что мы с центрального телевидения, и свои фейсы они смогут увидеть очень скоро, но когда именно, пока ещё неизвестно. Люди верили нам, и даже пытались что-то сказать на камеру, наивно полагая, что их увидит и услышит вся страна.
      В один из теплых апрельских дней, решили опера искупаться. И ни где-нибудь, а в горячем источнике. С помывкой бренного тела в ту пору была большая проблема, поскольку бани в Грозном не функционировали, и все военнослужащие купались, кто, где мог. В середине марта я имел возможность помыться в импровизированной бане, оборудованной военнослужащими внутренних войск в одном из помещений автохозяйства, где размещалась их воинская часть. Никакого банного инвентаря в той "бане" не было, и стоя по щиколотку в грязной воде, я ополоснулся едва теплой водой, которой мое голое тело окатил из шланга боец внутренних войск.
      Чуть позже, когда мы перебрались в здание на улице Поповича, появилась возможность обмываться по утрам холодной водой, доставляемой в бочке из-под пива. Где эту воду набирали - я не знаю, но для приготовления пищи её употреблять было нельзя, поскольку от неё исходил устойчивый запах нефти.
      А вообще, с обеспечением личной гигиены в ту пору было множество иных проблем. Кирпичный туалет, где можно было справить нужду, располагался на территории железнодорожного грузового двора, но чтобы добраться до него, нужно было преодолеть расстояние не менее ста метров. В светлое время суток не было никаких проблем с походами "до ветра", но когда наступала ночь, малую нужду справляли, кто, где мог пристроиться. Опера для этого выбрали одну из сгоревших комнат на третьем этаже здания, а постояльцы актового зала, приспособили жестяные трубы "ливнёвки", предварительно вставив их в отверстия в стенах, образовавшиеся от прямых попаданий снарядов. Приспичит кого-нибудь ночью по малой нужде, подойдет он к импровизированному "унитазу", и давай в него опорожнять свой мочевой пузырь.
      Когда было холодно и шли дожди, стекающая на асфальт моча не приносила ощутимых неудобств самим "квартирьерам", но с наступлением теплых дней, по всей округе стал разноситься её устойчивый, специфический запах. Неизвестно, до каких пор такое безобразие продолжалось бы, но однажды, поздно вечером, решил наш новый руководитель проверить несение караульной службы бойцами Мурманского ОМОНа. Проходя вдоль стены здания, на него сверху вдруг обрушился "водопад" той самой мочи, от которой избавился кто-то из постояльцев актового зала. Поутру был грандиозный скандал устроенный полковником, и торчащие из стены сливные трубы в одночасье исчезли.
      И вот, мы наконец-то получили реальную возможность искупаться в горячем источнике. Конечно, это не классическое японское фуро, но, как в таких случаях говорят: "На безрыбье и рак рыба". Незадолго до обеда практически все постояльцы нашей комнаты уселись на БТР и поехали в сторону Старопромысловского шоссе.
      Горячий источник находился за пределами западной окраины Грозного, неподалеку от асфальтовой дороги. Свернув с неё влево, мы стали подниматься по грунтовой дороге на небольшую возвышенность, являвшуюся предгорьем Сунженского хребта. Проехали совсем немного - метров сто. Горячий источник представлял собой заполненную водой яму диаметром не более трех метров. С одной стороны ямы в воду спускалась металлическая лестница, по которой можно было безбоязненно спуститься в воду. Сделать это, в каком другом месте, было просто невозможно из-за скользких, илистых стен ямы. Точно также, выбраться из ямы с горячей водой можно было только по лестнице.
      В центре источника вода бурлила из недр земли с выделением сероводорода, и находиться в воде больше двух - трех минут было невыносимо и даже вредно для здоровья. Надышавшись отравой, у купающегося человека начиналось головокружение, к горлу поступала тошнота, и в любой момент его сознание могло отключиться.
      Тем не менее, в этой "душегубке" окунулись все, кто решил наконец-то искупаться. Потные, грязные тела, рано или поздно могли обзавестись посторонней "живностью", а там и до серьезных осложнений рукой подать. Пока по очереди залезали в яму с горячей водой, кто-то из оперов достал из бронемашины бутылку водки и пустил её по кругу. Пили прямо из горла, поскольку соответствующей тарой БТР не был укомплектован. Стояли - в чем мать родила, совершенно не думая о том, что окажись где-то рядом боевики, брать нас можно было тёпленькими, в прямом смысле этого слова.
      В какой-то момент по трассе проехала "шестерка", управляемая пожилым чеченцем. На заднем сиденье легковушки сидели две женщины, одна лет пятидесяти, а другая совсем молодая. По всей видимости, то были супруга и дочь водителя. Заметив их, подвыпившие опера стали махать руками, и делая неприличные жесты, приглашать женщин присоединиться к процедуре омовения. Чеченец что-то сказал пассажиркам, слегка повернув голову в их сторону, и пожилая чеченка рукой стала закрывать глаза молодухе, чтобы та не могла видеть обнаженные тела чужих мужиков. А водитель, тем временем, дал по газам, и машина скрылась за пригорком.
      Не знаю, о чем в тот момент думали сидящие в автомобиле люди, но у купающихся было только одно на уме. Наверно, ядовитые газы так повлияли на их воображение, что каждому захотелось поиметь женщину. Хоть какую-нибудь, пусть даже самую завалящую, но только чтобы прямо здесь и сейчас. Хорошо, что среди присутствующих не оказалось "гомосеков", а то бы наверняка поимели друг друга.
      Купель пошла всем на пользу, в смысле соблюдения личной гигиены, и в нашей комнате стало легче дышать. Смытые с тел пот и грязь, унесли с собой неприятные запахи, постоянно витавшие в воздухе. А вечером, после банного дня, мы устроили праздничный ужин, за которым засиделись допоздна. Огурцов играл на гитаре и пел песни из репертуара Визбора и других отечественных бардов, а Серега-"Питерский" аккомпанировал ему, барабаня ладонями рук о дно пустой кастрюли.
      В полутьме, при горящих свечах - романтика. Словно, не на войне мы все находились в тот момент, а на каком-то пикнике в подмосковном лесу.
      Утро следующего дня для меня было неподъёмным. И не потому, что накануне засиделись допоздна. Наверно, виной всему была та самая горячая купель, которая ввергла человеческую плоть в неописуемую расслабуху. В таком же состоянии пребывали алтайские опера, с которыми мне предстояло добираться до ПВС. Пришлось довольно долго домогаться до них, поднимая обоих с раскладушек, прежде чем они наконец-то поняли, что я от них хочу.
      По прибытии в ПВС, опера сразу же ушли в Адресное бюро, поближе к женскому коллективу. Я же, прямиком направился к своему подсоветному. В кабинете Мугуева я застал двух посторонних людей, которые, практически, уже покидали его. Один из посетителей был облачен в полевую военную форму без знаков различия, но по его физиономии без особого труда можно было определить старшего офицера в звании не ниже майора. Второй человек, был прямой противоположностью "вояке". Мало того, что он был в гражданской одежде, но и в самом его обличье не было ничего такого, что могло бы привлечь моё внимание. На вид лет сорока - сорока пяти, одет в джинсовые брюки, вязаный свитер, и матерчатую куртку - ветровку. Головного убора не было, но в левой руке он держал вязаную шапочку, а в правой, толстый блокнот-ежедневник, из которого торчал колпачок шариковой ручки.
      Пропустив посетителей мимо себя, и поздоровавшись с Аликом, я уселся на стул возле стола.
      - Что за персоны, и что им было нужно от тебя? - поинтересовался я.
      - Этим персонам, теперь постоянно что-нибудь от нас нужно, - в тон моему вопросу ответил Алик. - Один из них, подполковник ГРУ, второй - какой-то скользкий тип из Питера. Назвался личным представителем Анатолия Собчака. Занимается поиском двух пропавших корреспондентов, которые ещё в прошлом месяце приехали в Чечню, чтобы разыскивать пропавших без вести военнослужащих федеральных войск. Но что-то мутновата вся эта история, как с пропавшими корреспондентами, так и самим "представителем" питерского мэра.
      - А почему ты так считаешь? - заинтересовался я.
      - Ну, вот ты сам посуди - приезжает человек из Питера, ищет своих пропавших коллег, и к кому он должен обратиться?
      - К кому? - я не понял смысла рассуждений подсоветного.
      - Да в милицию он должен идти, которая как раз и занимается розыском без вести пропавших. А он, вдруг ни с того и ни с сего, сразу попёрся к военным разведчикам. Тебя это не наводит на определенные мысли?
      - А что тут особенного, - не поняв, куда клонит Алик, ответил я. - Приехал человек в воюющую Чечню имея какие-то поручения от того же Собчака. И не просто поручения, но и список людей, к кому должен обратиться в данной ситуации. А Собчак, сам того не ведая, дал ему "координаты" какого-нибудь своего питерского другана, который как раз и служит в военной разведке, и сейчас находится в воюющей Чечне.
      - Насчет "другана" из военной разведки, это ты правильно подметил, - перебил меня Алик. - Но кажется мне, что не всё так просто с этими пропавшими корреспондентами.
      - А что тут такого, не простого? - я в очередной раз не понял, куда в своих предположениях клонит Алик
      - Ты опер, и я не стану тебе лишний раз объяснять прописную истину, которая заключается в том, что каждый второй журналюга, наверняка является шпионом какой-нибудь силовой шарашкиной конторы. Ну, не может же человек, болтающийся в стане явного врага, быть самим по себе. Такой "альтруизм" ему запросто может стоить отрезанной головы, либо его тупо отловят, и потребуют выкуп от его руководства, которое опрометчиво направило своего подчиненного в пекло войны, собирать там жареные факты. Такие случаи у нас уже были ещё до войны, причем, не единожды. Неужели, всех этих "стрингеров пера", чужие ошибки ничему не учат?
      - Ну, я не знаю, чему их учат чужие "грабли", если они в очередной раз на них наступают, но коли уж человек по заданию своего босса приехал сюда искать кого-то конкретно, стало быть, это нужно самому боссу. А вот в чем именно его интерес, тут можно строить множество догадок и предположений. Да и не за спасибо проворачиваются такие делишки.
      - А вот тут ты прав, - ухватившись за мою мысль, согласился Мугуев. - Начнем с того, что определимся кто такой Собчак. Он всего лишь мэр Питера, и к деятельности журналистов ни каким боком. А коли так, то будем исходить из того, что те двое пропавших, якобы журналистов, в Чечне находились по его заданию. А с чего это вдруг, они тут оказались?
      - С чего?
      - А с того, что не журналисты они вовсе, а люди из близкого окружения Собчака, который прислал их сюда с весьма конкретным поручением, и легенда, что они ищут пропавших российских военнослужащих, не более чем байда для легковерных лохов.
      - Тогда, зачем вообще Собчак их направил на войну?
      - А вот тут ты прав - незачем направлять на войну журналистов только ради того, чтобы они кого-то там разыскивали. Да и не журналистов это дело - розыск пропавших. В силовых и прочих структурах страны, есть специально обученные люди, которые за это зарплату получают. На сей счет у меня есть своё, сугубо субъективное мнение, кардинально отличающееся от официальной версии исчезновения журналистов. В её правоте я лишний раз убедился только что, когда просмотрел список жителей Чечни, с которыми этот "представитель" Собчака намеревается встретиться.
      - А что необычного в том списке? - осторожно поинтересовался я.
      - А необычное в том списке то, что все эти люди проживают в Курчалоевском, либо в Грозносельском районах, до сих пор фактически находящиеся под контролем сепаратистов. И мне не совсем понятно, как он собирается оказаться в тех краях, минуя линию противостояния двух воюющих сторон. По воздуху, что ли, перелетит? Я не думаю, что российские вояки, вот так вот, запросто, пропустят его через свои блокпосты. Более того, и тех двоих журналистов они наверняка не пропустили. Да и какой здравомыслящий военный человек будет пропускать через линию фронта в стан врага посторонних, даже если они журналисты. Не проходной же двор, эта самая линия фронта. А потом, кто даст гарантию, что журналисты не шпионы, собирающие информацию разведывательного характера, а потом, за деньги сплавят её боевикам. Такие случаи здесь тоже были, и те, кто занимался чем-то подобным, потом бесследно исчезали. Поди, проверь, кто их замочил - боевики, или федералы. Если федералы "урыли", заподозрив в пособничестве боевикам, то их поиски ни к чему не приведут. Лежат сейчас где-нибудь прикопанные в лесополосе, неподалеку от блокпоста, и никто их трупы никогда не обнаружит. А те, кто всё это сделал, будут молчать в тряпочку. Кому охота сидеть за убийство.
      - Так в чём же суть твоих предположений? - я прервал монолог подсоветного.
      - А мои предположения заключаются в том, что и те двое журналистов, и этот представитель Собчака, преследуют одну единственную цель - сепаратные переговоры с Дудаевым.
      - А на хрена им, и уж тем более Собчаку, это нужно? - искренне удивился я.
      - Я не большой знаток подковёрных игрищ в Кремле, но что-то мне подсказывает, что за спиной Ельцина определенные силы уже давно ведут тайные переговоры с Дудаевым и его свитой. Цель переговоров одна - бабло, которым надо делиться. В свое время, Дудаев, "прихватизировав" нефтепровод проходящий через Чечню, показал кукиш тому же Черномырдину, вот и стал неугоден российским олигархам, а стало быть, и самому Ельцину.
      - Слушай, мне кажется, я уже где-то это слышал. Не ты ли мне говорил про то же самое с месяц тому назад7
      - Говорил, да не договорил. Помнишь, я тебе про видеокассету рассказывал, ту, что потом исчезла на блокпосту?
      - Ну, помню. Только тогда ты мне так ничего конкретного не рассказал. Так, напустил туману, а мне осталось лишь догадываться, что на ней было запечатлено.
      - Дело прошлое, думаю, что сейчас можно рассказать как всё было.
      - А что именно - было?
      - А было то, что буквально за несколько дней до штурма Грозного, на аэродром Северный прилетел пассажирский самолет из Москвы. В тот день мне по телефону позвонил наш министр Эльгиев, который дал указание срочно выехать в аэропорт. На мой вопрос, что там случилось, он ответил:
      - Пока ничего не случилось, но из Москвы спецрейсом вылетел самолет зафрактованный Борисом Березовским. Еще неизвестно, летит ли на нем он сам, но из Москвы поступил звонок, что в том самолете будет кто-то из больших российских чиновников. С какой целью летят эти люди в Грозный, никто не знает, но я так полагаю, что это как-то связано с перемещением российских войск в Чечню. Тебе предстоит отснять всё, что будет происходить в аэропорту. Когда закончишь съёмку, сразу ко мне.
      В аэропорт я приехал в тот самый момент, когда самолет подруливал к зданию аэровокзала. Я уж было приготовился к съёмке, но ко мне подошел высокий бородач с автоматом УЗИ, потребовавший выключить видеокамеру. Я стал доказать ему, что не являюсь корреспондентом, и съёмку веду по поручению руководства МВД, удостоверение свое показал, но "верзила" и слушать не захотел мои веские доводы, предупредив, что если я не уберусь к чёртовой матери, то он разобьет видеокамеру о мою голову.
      Мне ничего не оставалось делать, как восвояси покинуть то место где находился. Но уходить совсем я не собирался. Зайдя в здание аэровокзала, я проследовал в одно из служебных помещений, и, показав присутствующему там сотруднику аэропорта свое служебное удостоверение, подошел к окну, через которое продолжил съёмку.
      Зная гнусную натуру подчиненных Басаева, а именно они обеспечивали встречи прилетавших в ту пору в Грозный всех самолетов, я заранее основательно подготовился. В видеокамере стояла кассета, на которой была какая-то запись. Именно на эту кассету я и отснял первые кадры, до того, как мне запретили вести съемку. Вторая кассета, лежащая в кофре, была совершенно чистой. Её-то я и вставил в камеру, предварительно перемотав пленку чуть ли не наполовину, и только после этого приступил к съёмке.
      От места моего нахождения до самолета было не меньше ста метров, и чтобы приблизить снимаемые объекты, мне пришлось воспользоваться трансфокатором. Правда, при этом изображение стало несколько смазанным, а лица прилетевших и встречающих несколько размытыми и подергивающимися. Чтобы устранить этот недостаток, я поставил видеокамеру на подоконник окна и в таком положении продолжил съемку.
      Прилетевшие из Москвы пассажиры стали спускаться не по механическому трапу-подъемнику, а по приставной лестнице. Первым по ней спустился какой-то молодой парень, судя по всему, охранник чиновника. Потом, еще несколько человек вышли из самолета, но никого из них я, ни то, чтобы в Грозном, но и по телевизору никогда не видел. Так, мелкие сошки при "теле", или же его охранники.
      Собчака узнал сразу. Я просто не мог его не узнать, поскольку его физиономия довольно часто мелькала в "ящике". Не знаю, какую роль он тогда играл в российской политике, но то, что определённое влияние на Ельцина он всё-таки имел, это я усвоил сразу, после того, как однажды увидел по телевизору, как он запанибрата обнимался с подвыпившим президентом на какой-то официальной встрече в Кремле. Не знаю, что могло связывать вчерашнего ректора Ленинградского университета и партийного клерка большого пошиба, но что-то в этом было.
      И вот сейчас, этот человек в Грозном, и наверняка намерен иметь встречу с самим Дудаевым. А иначе, зачем ему лететь в столь неспокойные места, где со дня на день начнется самая настоящая война. Вот только, кто уполномочил его на эту рискованную поездку, и вообще, чего конкретно он хочет от неё поиметь?
      Увы, записывая встречу Собчака с Басаевым, я не имел возможность слышать их разговор. А разговаривали они друг с другом не более пятнадцати минут, и всё это время я вел видеозапись. Кто знает, но вполне возможно, что какой-нибудь сурдопереводчик из общества глухонемых, по артикуляции губ собеседников расшифрует содержание их задушевной беседы. В тот момент их встреча у борта самолета для меня не представляла никакого интереса, и я уже начал подумывать отключить видеокамеру, но в этот самый момент произошло что-то такое, что меня несколько насторожило. Шамиль поднял вверх правую руку, и со всех сторон к самолету подскочили вооружённые люди, держащие свои автоматы на изготовке. И Собчак, и сопровождающие его лица, загрузились обратно в самолет, и через несколько минут, вырулив на взлетно-посадочную полосу, он улетел из Грозного.
      Кассету с отснятым материалом я извлек из видеокамеры, и спрятал в потайной отсек кофра, а на её место вставил ту самую кассету, на которую начинал снимать свой "репортаж". И вовремя это сделал, поскольку, при выходе из здания аэровокзала, был остановлен людьми Басаева, и те заставили меня предъявить им запись. А когда они убедились, что на ней нет ничего особенного, отпустили меня с миром.
      Прибыв в министерство, я прямиком направился к Эльгиеву с докладом. Показал ему изначальную запись, при этом, не упустив возможность упомянуть про то, как меня "бортанули" люди Басаева. На удивление, министр мой доклад воспринял спокойно, словно ничего особенного не произошло.
      - Оно может быть и к лучшему, что всё так получилось, - сказал он, когда я закончил свое откровенное враньё. - Я только что разговаривал по телефону с Дудаевым, и он объяснил причину столь дерзкого поведения Шамиля и его людей. Этот хитрожопый еврей Борис Абрамыч, решил отменить свой визит в Грозный, мотивируя тем, что вместе с питерским мэром летит толпа чекистов. Об этом он по спутниковому телефону сообщил Джохару в тот самый момент, когда самолет с делегацией был в воздухе. А для Собчака и его свиты он придумал отмазку, что сам Ельцин не одобряет его поездку в Грозный, поскольку министр обороны Грачев не гарантирует полную безопасность полётов над воздушным пространством Чечни. Окажись на месте Собчака, я бы не рискнул лететь в Грозный, но, то ли он действительно такой упёртый, то ли кто-то из окружающих его чекистов науськал на столь опасную авантюру, он всё-таки прилетел к нам, и получил от ворот поворот.
      - А зачем он вообще прилетал в Чечню? - осторожно поинтересовался я, хотя, мог и не задавать своему шефу этого вопроса. Ответ на него был настолько очевиден, что только слепоглухонемой не мог понять суть трагических перемен приведших к войне в собственной стране.
   - Примерно о том же мне сказал министр, предупредив при этом, что я должен забыть обо всём, что сегодня видел в аэропорту, и услышал в его кабинете, а заодно попросил оставить плёнку с отснятым материалом. Что я и сделал, отдав министру пленку с "липой".
      - Ну и что такого особенного было запечатлено на той пленке, что вокруг неё произошло столько всяких событий? - осторожно поинтересовался я, хотя уже начал догадываться, что при определенном раскладе этот видеоматериал можно использовать для компрометации как самого Собчака, так и людей, летавших с ним в Грозный.
      - А ты пойди, спроси об этом у тех бойцов, что "замылили" её на блокпосту у трассы на Аргун.
      - Угу, прямо сейчас и побежал, - угрюмо заметил я. - Вот только как попасть на тот свет, я дороги пока ещё не знаю.
      В тот момент мы оба отлично понимали, что дальнейший разговор на эту тему не стоит продолжать. В противном случае, можно было зайти в такие политические дебри, из которых уже не выбраться.
      Да и зачем мне всё это, если именно сегодня исполнилось ровно сорок пять суток моего пребывания в Чечне. А стало быть, моя командировка подошла к концу, и мне пора сматывать свои манатки, и двигать "Нах хауз".
      Именно об этом я и хотел сказать Сан Санычу, когда появился в ППД. Но вместо добродушного и улыбающегося полковника, каким я видел его на своем дне рождения, передо мной предстал угрюмый "полкан". Не ответив на мое "Здрасте", он тут же перешел в атаку.
      - Ты какого лешего по городу шляешься, да еще с видеокамерой?! Член-корреспондент, хренов! Тебе что, действительно нечем заняться в своем паспортном отделе? Или если генерал похвалил, то можно и болт с резьбой забить на службу? Ты меня уже начинаешь доставать, подполковник.
      От такого грубого обращения в адрес моей персоны, я даже опешил. Какая муха "це-це" укусила его в интимное место, что он так окрысился на меня? А полковник, тем временем, продолжил.
      - Что это за мудаки болтаются у тебя в ПВС, о которых я узнаю не от тебя лично, а от руководства ГУОШ? Может, доложишь?
      Я коротко рассказал об увиденном сегодня в кабинете подсоветного, не забыв при этом упомянуть про представителя ГРУ и его визави.
      - Да на хрен мне этот грушник и какой-то там вшивый корреспондент из Питера! Сам-то ты, документы у них проверял?
      А вот тут я действительно дал маху. Полностью доверившись своему подсоветному, я не удосужился лично подержать в руках документы, удостоверяющие личности этих двух визитёров, и совершено не знаю ни их фамилий, ни занимаемые должности, ни цель нахождения в воюющей Чечне. А ну как не те они люди, за кого себя выдают, а я, как тот лопух, прошляпил у себя под носом засланных казачков, которым нет никакого дела до пропавших корреспондентов, а ищут они людей из окружения Дудаева, чтобы иметь встречу с ним самим. А уж для чего им это нужно, остается лишь догадываться.
      Именно об этом и сказал мне полковник, когда я пытался что-то возразить в своё оправдание. Он даже не стал выслушивать мои доводы, а коротко бросив - "Идите, работайте!", - дал понять, что на сегодня в его планы не входит общение с нерадивым подчиненным.
      А я для себя сделал вывод совершенно иного плана, что пить "горькую" с начальством - себе дороже.
  
   Глава 19. Дембель неизбежен, как...
     
      После "воспитательной" беседы с будущим генералом, я решил не лезть на рожон, и своё хождение по Грозному с видеокамерой прекратил. Всё то, что мне нужно было отснять для истории, я выполнил с лихвой. Полтора часа видео свидетельствующего о том, что же на самом деле происходило в собственной стране в конце второго тысячелетия, я зафиксировал. Вполне возможно, что именно это и раздражало Сан Саныча. Одно дело, когда россияне обо всём этом узнают из изрядно "скорректированных" видеоматериалов, демонстрируемых по телевизору, и совсем иное, когда отснятую мной плёнку увидят десятки, если не сотни людей, и сделают определенные выводы о целесообразности наведения конституционного порядка в отдельно взятом субъекте России .
      Да и шут с ним - "Мавр" сделал свое дело, и пора ему уходить со сцены. И зачем мне лишний геморрой со всеми этими "прогулками" по улицам Грозного, когда чуть ли не каждый день, в сводках республиканского МВД читаешь, что ушедшие в горы боевики не сложили оружие, а как раз наоборот, продолжают свои бандитские вылазки в самом Грозном, нападая не только на федералов, но и на сограждан.
      Ну, а коли мое милицейское руководство в Астрахани не считает нужным отзывать домой сотрудника, у которого закончился срок командировки, то и я отплачу ему той же монетой. Да и пора уж реально ложиться на "сохранение". Обидно будет, когда под занавес схлопочешь пулю в свою шальную голову. А оно мне это надо?
      Теперь, я постоянно находился в кабинете подсоветного, попивая с ним чаёк, а порой что-нибудь и покрепче, либо у девчат из адресного бюро, наблюдая за тем, как они оперативно обслуживают многочисленных посетителей. Там я появлялся в гордом одиночестве, поскольку "алтайских" оперов, по требованию Сан Саныча, переключили на работу, проводимую остальными оперативными работниками ВФОВД, и они вместе с ними мотались по городу, отрабатывая всякого рода "сигналы" о появившихся в городе боевиках.
      Своего напарника - Сашу Телятникова, я вынужден был отпустить в родной Сочи, откуда пришла депеша от тамошнего милицейского начальства. Его заместитель по ПВС собрался идти в отпуск, а заменить его было неким. Да и срок командировки у Александра закончился - пора и честь знать. Вот только про меня в моем родном УВД никто так и не вспомнил, и не прислал аналогичную депешу с напоминанием, что я должен вовремя вернуться к месту службы. А вдруг я решил отлынивать от работы, и все это время находился не в Грозном, а у себя на даче. Сделать отметку в командировочном удостоверении с указанием более позднего срока убытия, не представляло особого труда. Тем более, что кадровики ВФОВД не проставляли конкретную дату убытия из Грозного, поскольку, возвращавшимся из командировки сотрудникам добираться до дома приходилось на "перекладных", и порой, это занимало у них несколько дней, а то и целую неделю.
      Но с учетом того, что отношения с новым руководителем ВФОВД у меня были несколько натянутыми, прибегать к такому методу отлынивания от работы я не планировал. Кто знает, а ну как Сан Саныч возьмет да и сообщит нашему генералу, когда я должен прибыть к месту службы, и что я буду тому говорить? Что задержался в пути? Нет, это не моё.
      А жизнь, тем не менее, продолжается.
      Придя на следующий день в ПВС, я узнал от Алика, что у его соседа сегодня день рождения, и нам надо обязательно навестить ветерана, поздравить его с семидесятипятилетним юбилеем.
      С пустыми руками не принято ходить в гости, а коли так, я попросил Алика заскочить на пару минут в нашу обитель, где "за спасибо" выклянчил у тыловика несколько банок говяжьей тушенки и сгущёнки.
      Иваныч был дома, занимался перекапыванием земли и подготовкой грядок для посева семян овощей. Война - войной, но надо и о дне завтрашнем побеспокоиться. Завидев гостей, он воткнул лопату в землю, и с распростертыми руками пошел нам навстречу.
      - Не хочу слышать никаких отговорок, и пока мы не посидим за столом, я вас никуда не отпущу, - тоном, не терпящим возражений, заявил он. - И чаем, вы сегодня от меня не отделаетесь.
      Чай в тот день, мы конечно же пили, но произошло это уже после того, как была приговорена к уничтожению бутылка коньяка, выставленная на стол его супругой. Она сама составила нам компанию, при этом, постоянно одергивая супруга, когда тот подносил очередную рюмку со спиртным к губам, говоря ему одни и те же слова - "У тебя же сердце больное". Иваныч отмахивался от неё как от назойливой мухи, и пил наравне с нами.
      Захмелел он довольно быстро, и в какой-то момент начал беззвучно плакать. Скупые мужские слезы стекали по щекам его морщинистого лица, и, зависая на подбородке, капали на грудь.
      - Ну вот, я же говорила тебе - не пей столько, - заволновалась супруга.
      - Причем здесь больное сердце, - одернул её Иваныч. - Я Ваху сейчас вспомнил. Вот, мы сидим за этим столом, а его нет рядом с нами. Войну прошёл, в танке горел, но выжил, а погиб у себя на Родине. Погиб по-дурацки, от рук своих же земляков. Будь проклят этот козёл Дудаев, который довел свой народ до такого! Гореть ему в аду ярким пламенем!
      Немного успокоившись, Иваныч ударился в воспоминания. Рассказывал о том, как они воевали с фашистами, как трудно жили, после того, как вернулись с фронта. Мы слушали откровения ветерана, а сами, каждый думал о своем. Кто бы из нас мог подумать, что в собственной стране произойдет такое. И во всём этом виноваты политики. Что Хрущёв, едва не доведший страну до третьей мировой войны. Что маразматик Брежнев, втянувший людей в афганскую авантюру. А теперь алкаш Ельцин, развязавший войну в собственной стране. Сколько народа угробил - уму непостижимо. Вот уж кому надо гореть в аду.
      Из гостей ушли "по-английски". Иваныч начал дремать за столом, и проявив настойчивость, супруга увела его в спальню. Ту самую, куда в свое время угодила не разорвавшаяся ракета. Алик жестом руки дал ей понять, что мы удаляемся, на что та, ответила кивком головы.
      В этот день мы больше не усугубляли. Алик отвез меня на своей машине в ППД и я, не снимая верхней одежды, плюхнувшись на раскладушку, практически сразу же уснул.
      И снился мне сон, будто сижу я в купе пассажирского поезда, где кроме меня находятся ещё три пассажира. Все трое "дембеля", возвращающиеся домой с военной службы. Парни наперебой рассказывают про то, как им служилось, через что им довелось пройти, будучи на войне в Чечне. Молча слушая их байки, я думал о том, как приеду домой, как меня встретит жена, дети. Один из попутчиков достав с верхней полки гитару, начал петь песни из репертуара Юрия Визбора...
      И тут, я проснулся.
      То Игорь Огурцов исполнял эти песни, а остальные постояльцы нашей комнаты, кто, сидя за столом, а кто, лежа в своих раскладушках, слушали его, и тихо подпевали.
      - Шурави, иди за стол, тут тебя доза дожидается, - прервав пение, сказал Игорь. - Кстати, есть повод. Сан Саныч сегодня дал указание нашим кадровикам, чтобы они подготовили на тебя Представление к награждению государственной наградой. Повезешь его с собой в Астрахань, и уже оттуда оно уйдет в министерство.
      - Лучше бы он деньгами компенсировал, - мрачно заметил я, но водку, тем не менее, выпил.
      Последующая неделя пролетела как один день. А утром 21 апреля к нам заявился Умар. Он сообщил, что на следующий день уезжает с семьей в Астрахань, и может прихватить меня с собой.
      Я тут же пошел к нашему главному руководителю, и в ультимативной форме потребовал от полковника подписать необходимые документы о завершении моей командировки. Свое требование я мотивировал тем, что иного удобного случая возвратиться домой, у меня не будет.
      - Это вас - москвичей, доставят домой на самолете, а как я буду добираться до Астрахани, с которой нет никакого прямого сообщения из Грозного, никого совершенно не волнует.
      - А как же замена? - заметил Сан Саныч. - Ведь твой заменщик ещё не прибыл в Грозный.
      - Извините, товарищ полковник, но я Вас что-то не понимаю. То вы меня хотели досрочно домой отправить, теперь же оказывается, что моё присутствие здесь крайне необходимо. Зачем я здесь сейчас нужен, когда сам Шумов еще в конце марта при всех заявил, что ПВС может функционировать самостоятельно, без опёки советников со стороны?
      - А вот это, уже не ваше дело! - резко оборвал меня "полкан" - Здесь я решаю, какому подразделению чеченского МВД советник нужен, а какому нет. И вообще, я бы попросил Вас вести себя несколько скромнее. Что-то не по делу Вы раздухорились на приёме у руководства. Я, весь этот пофигизм быстро выбью из вашей головы, будете вприпрыжку бежать в свою Астрахань, а за вами волчий билет будет пущен. Вот, тогда и посмотрим, как у вас сложатся взаимоотношения с руководством УВД. Мне ведь не трудно написать "объективку" на Вас и отослать её Александру Терентьевичу. А у него, насколько мне известно, нрав дюже крутой, не будет он держать при себе подобного супчика, который в любой момент может преподнести какой-нибудь фортель.
      - Товарищ полковник, - вспылил я, - вы лучше напишите ему про то, на каком таком основании задержали меня в Грозном больше положенного срока, за который, кстати, мне в моем родном УВД никто не заплатит ни копейки командировочных. И не забудьте указать номер приказа по ВФОВД, документально подтверждающий сей факт.
      - Ишь, как заговорил, - полковник встал из-за стола и нервно заходил по кабинету. - Мы, значит, на него Представление подготовили, медалью хотим наградить, а он вон как отвечает на наше доброе отношение к нему. Да с таким подходом к порученному делу не медаль надо давать, а взашей гнать из органов.
      - Ну, предположим, это не Вам решать, куда и как меня гнать, - не унимался я. - А что касаемо медали, то за всё то, что произошло в Чечне, не награждать надо, а с занимаемых постов снимать к едрени фени. Всех подряд, начиная с президента Ельцина, и заканчивая нашим министром Ериным. При таком раскладе, я постыдился бы цеплять себе на грудь медаль за пролитую кровь сограждан.
      Мне так и хотелось сказать "полкану", чтобы он засунул Представление себе в задницу. Но что-то удержало от необдуманного поступка. Сам понимал, что в диалоге с без пяти минут генералом, я зашел слишком далеко, и властью, даденной ему свыше, он запросто мог серьезно подпортить мне дальнейшую судьбу, связанную со службой в органах.
      - Ну, коли так, - прервал мои размышления полковник, - я не смею вас больше задерживать. Сегодня же дам команду кадровикам, чтобы они подготовили необходимые документы, и мотай в свою сраную Астрахань. Но только учти, что никакого Представления на тебя я подписывать не буду - мудак, сам отказался от заслуженной награды.
      Ничего не ответив полковнику, я покинул его кабинет, и прямиком направился к Умару, обрадовать вестью, что моё начальство наконец-то "разродилось", и с завтрашнего дня я свободен как та птица в полёте. А поскольку покидать друзей "на сухую" не принято, попросил его посодействовать с приобретением "огненной воды". Не откладывая в долгий ящик, вдвоем смотались на его машине к тому самому чеченцу, у которого я затаривался водкой на день своего рождения. Тот сначала заявил, что водка у него кончилось, но после моей настоятельной просьбы "пошукать по сусекам", он облагодетельствовал двумя литрами спиртного.
      В последний для меня вечер нахождения в Грозном, мы знатно посидели с мужиками нашей обители. Никого из сторонних сотрудников в свой узкий круг приглашать не стали, за исключением моего земляка Олега, кинолога из полка ППС. Мугуеву я тоже ничего не сказал, что утром следующего дня исчезну из Грозного. И скорее всего, что навсегда.
      В процессе "мероприятия", Игорь Огурцов обратился ко мне с весьма заманчивым предложением, которое заключалось в том, что я запросто могу стать владельцем автомата, который всё это время был закреплен за мной, а его номер вписан в моё командировочное удостоверение.
      - Тут этого стреляющего дерьма пруд пруди, и никто не будет проверять, куда подевался автомат, который даже не стоит на учёте. А тебе он на гражданке наверняка пригодится - времена то, вон какие смутные настали. На крайняк, будешь ворон отстреливать на своей даче.
      - Нет, Игорёк, не нужна мне такая проблема. А ну как кто-то прознает про этот автомат, да и стуканёт куда следует. И загремлю я под фанфары на старости лет. Ты лучше прямо сейчас составь акт о приеме от меня этого самого автомата, и завтра поутру заверь его печатью отдела. Это на тот случай, если в нашем УВД найдутся умники, которые заинтересуются судьбой автомата, чей номер был вписан в командировочное удостоверение. Полковник прав, у нашего нового начальника УВД нрав дюже крутой, и если Сан Саныч пошлет вдогонку за мной "маляву", про то, как я ему сегодня хамил, то неприятностей однозначно не избежать.
      Не откладывая в долгий ящик, Игорь вырвал из тетради лист бумаги, и составил требуемый документ.
      - Получишь его утром, когда появится руководитель канцелярии. Кстати, ты во сколько часов собираешься завтра отчаливать из Грозного?
      - С Умаром договорились, что он заедет за мной в десять часов.
      - Ну, вот и ладненько. А я поутру заскочу к Сан Санычу, заберу у него Представление на тебя. Не думаю, что он его не подпишет. Эмоции эмоциями, а результаты проделанной тобой работы в Грозном, заслуживают того, чтобы они были отмечены государственной наградой.
      В последнюю ночь своего пребывания в Грозном я практически не сомкнул глаз. Раз за разом в глубинах памяти всплывали хорошие и не совсем приятные житейские моменты, и я, как бы заново проживал всё то, что со мной здесь произошло. Только ближе к утру задремал, но выспаться по-настоящему мне так и не удалось.
      Проснувшись, я первым делом пошёл к кадровику, чтобы забрать у него командировочное удостоверение с отметкой об убытии. Выйдя от него, я какое-то время стоял в коридоре перед кабинетом руководителя, дожидаясь Огурцова, зашедшего к Сан Санычу с докладом о результатах оперативной работы, проделанной накануне прикомандированными сотрудниками уголовного розыска.
      Выйдя от начальства, Игорь театрально развел руками.
      - Порвал шеф твое Представление. Сказал, чтобы ты радовался, что он не станет сообщать твоему руководству за вчерашнюю выходку, связанную с грубейшим нарушением субординации в общении с вышестоящим по званию и должности сотрудником центрального аппарата МВД.
      - Да и хрен бы с ним, с этим Представлением. И без него у меня наград вполне хватает, Не у всякого милицейского генерала их имеется такое количество.
      А потом было прощание. Провожая меня, к подъезду ВФОВД вышли все опера, и кинолог Олег со своим кобелем Зордом. Сфотографировались "Кодаком", подаренным мужиками на мой день рождения. Так уж получилось, что у меня самого практически не осталось на память ни одного снимка - всё раздал тем, кого фотографировал. Больше всего их досталось водителю прикомандированного БТРа - Андрюхе. Уже перед самым отъездом из Грозного, он всучил мне пачку этих фоток, и дал адрес матери, живущей в поселке Лиман.
      - Передай их маме, и скажи, чтобы в мае ждала моего возвращения домой - попросил он. - Лишнего ей ничего не говори, если вдруг начнет расспрашивать. Не хочу, чтобы она волновалась.
      Возвращаться в Астрахань решили через Шелковской район и Кизляр. И хотя дорога в этом направлении была основательно разбита, но она была значительно короче той, по которой в конце февраля мы добирались до Грозного. Уж больно шибко мне хотелось поскорее оказаться дома, куда по расчетам Умара мы должны были прибыть еще засветло.
      Территорию Чечни преодолели без проблем. Я был крайне удивлен тем, что на пути нашего следования фактически не оказалось ни одного блокпоста. И только когда мы добрались до границы с Дагестаном, и оказались возле "кольцевой" развилки дорог на окраине Кизляра, пассажиров, сидящих в машинах и автобусах, вежливо просили покинуть насиженные места, и, оставив личные вещи в транспортном средстве, пешочком прогуляться до блокпоста, где военнослужащие внутренних войск и милиционеры ограничивались проверкой документов. А вот сами транспортные средства и сидящие за рулем водители, подвергались несусветному шмону.
      Лично мне было достаточно предъявить проверяющим свое служебное удостоверение, чтобы они потеряли ко мне всяческий интерес и не задавали лишних вопросов. В тот момент я почему-то вспомнил про "бакшиш", который накануне мне хотели презентовать опера. Что было бы со мной и Умаром, если бы тот трофейный автомат обнаружили в салоне "жигулей".
      Проверка пройдена, и мы едем дальше теперь уже по территории Дагестана, где не ведётся никаких боевых действий. От одной только мысли, что все тревоги остались позади, я начал дремать, Не знаю, что заставило меня в какой-то момент открыть глаза, но когда я это сделал, то увидел, как нам навстречу на огромной скорости несется бронетранспортер с сидящими на нем военнослужащими.
   БТР летел по "встречке", и его водитель, чья чумазая голова торчала из люка, даже не думал сворачивать в сторону.
      - Уходи на обочину! - крикнул я Умару, и наша машина едва не слетела в кювет. А когда БТР с улюлюкающей солдатнёй пронесся мимо нас, Умар недоуменно спросил меня:
      - Они что, дебилы что ли? Неужто совсем не видели нашу машину?
      - Пьяные они, вот и не видели, - заметила его супруга Залпа.
      Выйдя из машины, Умар ещё долго не мог прийти в себя, и пока не выкурил сигарету, мы никуда с места не тронулись. Успокоившись, он наконец-то сел за руль, и мы поехали дальше. До Лимана добрались часа через три, когда наступили сумерки. Дом, в котором жила мать Андрея, в поселке мы нашли без особого труда. Я передал ей фотографии, и попросил не беспокоиться за сына.
      - Ждите его, он обязательно вернётся. - Это всё, что я смог ей сказать.
      От предложенного чая мы отказались, мотивируя тем, что спешим вернуться сегодня в Астрахань. А вот от пары чалок вяленой воблы отказываться не стали. Будет с чем завтра пивком побаловаться.
      На следующий день - День Святой Пасхи, незадолго до окончания церковной службы в одном из старейших православных храмов Астрахани, на подсвечник стоящий возле иконы Георгию Победоносцу, я поставлю зажженные свечи, и попрошу священника, чтобы их не гасили до тех пор, пока они не погаснут сами. По количеству, их было ровно столько, сколько человек проживало вместе со мной в Грозном.
      Я не знаю, выполнил ли священник мою настоятельную просьбу, но все ребята вернулись из Чечни живыми и здоровыми, и с некоторыми из них, я позже не единожды виделся.
   А водитель БТРа - Андрюха, едва не стал моим зятем...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Оценка: 4.18*12  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2018