ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Воронин Анатолий Яковлевич
Мабас

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 5.74*7  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Не знаю почему, но после этого дал себе зарок: никогда больше не совершать "экскурсий" в Мабас. Хотя бы только потому, чтобы не видеть взгляда кандагарского палача.

  

Мабас

  
   Мабас, это вовсе не Магас - новая столица Ингушетии. Мабас - Кандагарская тюрьма и ничего более.
   Не многие из бывших советских граждан, живущих сейчас в России и за ее пределами, могут похвастаться тем, что имели возможность побывать в этой средневековой цитадели страха и смерти в качестве туристов, или хотя бы сторонних наблюдателей. А уж находиться в ней в качестве узника, такое я не то чтобы припомнить, но даже и предполагать не хочу, поскольку о таких фактах мне вообще ничего не известно.
   За почти девятилетнее присутствие шурави в Афганистане лишь несколько советников силовых структур СССР, выполнявших специальную миссию в этой стране, имели возможность перешагнуть за кованые ворота Мабаса.
   Я был одним из таких "счастливчиков". О том, как это произошло, я и хочу поведать любезному читателю...
  
   Произошло это "знаменательное" событие осенью 1987 года, сразу же после нашенских, ноябрьских праздников.
   На работу к своим подсоветным в те предпраздничные и праздничные дни советники силовых ведомств не выезжали. Временно приостановилось и передвижение по провинции советских военных автоколонн.
   Ну, во-первых, как-никак праздник, а раз так - положен законный передых даже на войне. А во-вторых, по всем оперативным каналам пошла информация о том, что "духи" затевают что-то серьезное, и никому не хотелось лишний раз рисковать своей головой.
   И действительно, воспользовавшись благоприятным стечением обстоятельств, "духи" проникли в город и устроили в нем полнейший погром. По всей видимости, у них было очень жгучее желание показать неверным, кто на самом деле в этом городе хозяин.
   За те несколько дней, пока по всему Афганистану торжественно отмечалась семидесятилетняя годовщина Октябрьской революции, "духи" начисто уничтожили несколько постов первого пояса обороны Кандагара, вырезав или захватив в плен находившихся на них военных. В те тревожные дни погибли или пропали без вести более ста военнослужащих ДРА.
   "Повоевав" немного на постах, "духи" перекинули всю свою злобу и мощь оружия на стратегически важные объекты в городе.
   Одним из таких объектов они избрали местную тюрьму.
   На тот период в ней скопилось очень много "духов", осужденных на длительные сроки лишения свободы за бандитизм, убийства и прочие зверские преступления. О том, что бандиты планировали эту акцию, оперативным сотрудникам Царандоя и ХАДа было известно заранее. Соответственно были приняты все необходимые в таких случаях меры.
   В ночь с седьмого на восьмое ноября разношерстная группа "духов" общей численностью не менее двухсот человек напролом поперла на Мабас. Жаркий бой длился практически до рассвета. И хотя нападения "духов" ожидали, сделав все, чтобы свести потери личного состава к минимуму, среди защитников тюрьмы все-таки погибло несколько человек. Около трех десятков оборонявшихся получили ранения различной степени тяжести.
   Со стороны "духов" потери тоже были значительными. Нападавшие находились в более невыгодном положении, чем оборонявшиеся. На открытой местности перед тюрьмой им негде было укрыться. Элемент неожиданности, на который они так рассчитывали, оказался не на их стороне, а попытка таранить тюремные ворота начиненной взрывчаткой "бурбухайкой" закончилась ничем. Сидевший за рулем шахид метким выстрелом снайпера был убит наповал и машина, съехав по инерции с дороги, уткнулась своим тупым рылом в полуразрушенный дувал.
   Рано утром бой затих и "духи", унося с собой тела убитых и раненых, откатились от стен Мабаса. В последующие сутки они даже и не пытались повторить ту ночную вылазку. По всей видимости, защитники тюрьмы их здорово "пощипали" за заднее место.
   А после праздников из Кабула пришла срочная депеша, в которой руководитель Представительства МВД СССР потребовал детального доклада обстоятельств нападения "духов" на городскую тюрьму. Стало быть, информация об этой вылазке дошла до самых высоких афганских инстанций. Иначе чего это нашему начальству так упорно интересоваться обстоятельствами рядового, по кандагарским меркам, боя с душманами.
   Советник по безопасности царандоя - Саша Васильев по завершении своей загранкомандировки буквально на днях уехал в Союз и руководитель нашего контракта - полковник Денисов возложил на меня подготовку необходимых материалов по данному происшествию.
   Для того чтобы готовить подобные документы и делать объективные выводы, одного ознакомления с материалами служебного расследования подсоветной стороны было недостаточно. Необходимо было встретиться и побеседовать с участниками боя в ту роковую ночь, побывать на месте боя, прочувствовать всю остроту ситуации.
   И хотя кандагарское начальство не горело особым желанием допускать "лишние глаза" на тщательно охраняемый объект, кладезь секретов их политических, военных и амбициозных устремлений, я настоял на обязательном посещении тюрьмы. В противном случае пригрозил решить этот вопрос через министра внутренних дел - Гулябзоя. Хотя, если честно сказать, таких полномочий у меня отродясь не было, так же, как не было и особого желания наведываться в Мабас. Одно то, что тюрьма располагалась на печально известной "Черной площади", подсознательно отталкивало от возможного визита в ее чрево.
   Но деваться некуда. Решение принято и отступать уже поздно. Ко всему прочему, подспудное любопытство увидеть неведомое ранее подталкивало на такой шаг. Побывать на войне и не увидеть плодов своей "работы". Интересно было посмотреть, как себя чувствуют "духи", находящиеся в застенках Мабаса.
   Не знаю, в связи с чем, но сопровождающим по тюремным казематам ко мне был приставлен ни кто иной, как сам заместитель командующего Царандоя по безопасности - майор Сардар. Хотя, чему удивляться, тюрьма была вотчиной возглавляемой им службы общественной безопасности.
  
   Серо-черная цитадель, эмблема печально известной "Черной площади" в Кандагаре, тюрьма, наверное, во все века была исчадием ада для ее посетителей. Никто из афганцев толком не мог мне ответить на вопрос - когда же она все-таки была построена. Сохранившиеся архивы об этом умалчивали, поскольку Мабас существовал еще задолго до того, как появились эти самые архивы. Оставалось исходить только из того, что в далеком прошлом во всех азиатских странах тюрьмы возводились почти одновременно с мечетями и другими гражданскими постройками. Ну, а если припомнить, что Кандагар существовал еще при Пророке, то выходило, что тюрьма стоит никак не меньше четырнадцати веков. Кто знает, может быть, она существовала еще во времена Александра Македонского.
   Крепостные стены высотой метров десять и толщиной не менее пяти, опоясывающие по периметру участок земли площадью в несколько гектар, были весьма серьезным инженерным сооружением. При строительстве стен были использованы бутовые камни темно-серого и черного цветов. Вес каждого такого камня составлял не одну сотню килограммов, и мне, современному человеку, имевшему диплом техника-строителя, не совсем было понятно, как средневековые строители умудрялись затаскивать эти камни на высоту почти четырехэтажного дома. Видимо, нашлись среди них смекалистые мастеровые, использовавшие при строительстве одним им известные подъемные механизмы. Ну, чем не строители пирамид.
   При возведении крепостных стен Мабаса древние строители предусмотрели, казалось бы, все. Зубчатый верх стен и почти двухметровая полоса верхней части стены, по которой перемещались охранники тюрьмы, в определенной мере создавали им условия безопасного несения службы. Но это в том случае, если рассматривать этот вопрос применительно к средневековью, когда потенциальный противник имел на своем вооружении луки со стрелами, или в лучшем случае - пищали. От современных видов вооружения с их беспощадными осколками крепостные стены уже не спасали. Наверное, поэтому в архитектуре возведенных в древности крепостных стен во второй половине восьмидесятых годов появились элементы современного военно-фортификационного "зодчества". По углам крепостных стен были сооружены сторожевые вышки, скорее всего напоминающие мини ДЗОТы. Такие импровизированные огневые точки были установлены не только по углам крепости, но и на всем протяжении длинных стен.
   На территорию тюремного двора можно было пройти через единственные ворота, установленные под большой сводчатой аркой. Ворота были сделаны из кованых листов железа, соединенных между собой большими заклепками и дополнительно прошитых полосками металла. В древности такие ворота возможно и могли быть непреодолимым препятствием для нападающих. Но для современного гранатомета они не были серьезной преградой, и "духам" не составляло особого труда развалить их в считанные минуты. Тюремное начальство, видимо, осознавая всю бутафорность этих ворот, соорудило под аркой еще одни ворота. Вторые ворота были сделаны из толстой стальной арматуры, сваренной вполне современной электросваркой в крупную ячею. Между обоими воротами стоял часовой, единственным оружием которого была связка ключей, коими он открывал запоры ворот и врезанных в них дверей.
   Сами ворота открывались только тогда, когда на территорию тюрьмы въезжали автомашины с осужденными. В остальных же случаях проход внутрь тюремного двора осуществлялся через небольшие двери в обоих воротах.
   Скрипнув плохо смазанными петлями, дверь тюремных ворот захлопнулась за нашими спинами. Щелкнул ригель замка.
   Вот и все. Теперь мы полностью изолированы от внешнего мира. Повседневная суета и хлопоты остались там, за воротами. Впереди был совершенно иной мир, о котором я практически ничего не знал. В Союзе мне неоднократно приходилось бывать в астраханском СИЗО-1, так называемом "Белом лебеде", в котором содержались подследственные и осужденные. Но то было там, дома. А здесь совсем другая страна, другие законы, обычаи и нравы. Что я увижу здесь?
   Сразу же за тюремными воротами сопровождавший нас охранник предложил мне и Сардару пройти в небольшой кирпичный домик с плоской крышей. Как я понял, это было караульное помещение. Дежурный офицер, окинув нас цепким взглядом с ног до головы, попросил полностью "разоружиться", сдав все находящееся при нас оружие в специальное помещение. Мой ПМ и автомат он уложил в отдельный металлический ящик, а вместо них выдал клочок картонки с арабским номером и оттиском печати. Офицер поинтересовался, нет ли при мне каких-либо документов или просто бумаги и письменных принадлежностей. У меня действительно ничего с собой не было. Подсоветный Аманулла заранее предупредил, чтобы я не брал с собой в Мабас ничего лишнего и, помня об этих рекомендациях, я оставил свой "талмуд" в машине, на которой только что приехал с Сардаром. Ничего особенного в моей рабочей тетради записано не было и опасаться, что кто-то прочтет эти каракули, мне не было никакого смысла.
   Дежурный офицер, выяснив цель нашего визита в тюрьму, порекомендовал, с кем из персонала Мабаса необходимо пообщаться. Также он поинтересовался у меня, бывал ли я в Мабасе раньше. Узнав, что эта "экскурсия" для меня первая, офицер охотно согласился быть "гидом". Ну, если уж так хочется человеку сделать услугу мушаверу, так и флаг ему в руки.
   "Обзорная" экскурсия по Мабасу началась.
   От ворот крепостной стены до центрального здания тюрьмы было не более восьмидесяти метров. Все это пространство было засажено невысокими гранатовыми деревьями, на многих из которых еще висели небольшие, но сочные плоды. По обеим сторонам дороги, вымощенной плоскими камнями неправильной формы, росли кусты роз. Цветов было очень много. Они росли не только вдоль дороги, но и в стороне от нее, в аккуратно разбитых грядках, соединенных между собой узким водогоном.
   Офицер быстро затараторил на пушту, отчаянно жестикулируя при этом. Он перебегал от одного куста роз к другому, и двумя пальцами правой руки изображал нечто вроде ножниц, срезающих стебли цветов.
   - Эти цветы, заключенные Мабаса выращивают специально для того, чтобы заработать себе на пропитание, - пояснил Сардар.
   - Но ведь сейчас не сезон для цветения роз, да и нет их уже на кустах. Неужели зэки только за счет продажи цветов питаются, - усомнился я.
   - Да нет, конечно. - Сардар жестом руки показал на правую сторону двора.
   Под сенью деревьев с желтеющей на ветвях листвой я увидел какие-то странные деревянные конструкции. Подойдя ближе, разглядел, что они собой представляют. Это были примитивные ткацкие станки, на которых афганцы обычно ткут свои ковры. Несколько заключенных, одетых в национальную афганскую одежду, усердно двигали рамки с нитями и били небольшими деревянными киянками по разноцветным шерстяным нитям, завязанным на ковровой основе хитроумными узелками. На моих глазах рождался очередной шедевр тюремно-прикладного творчества.
   - И сколько нужно времени, чтобы соткать такой ковер? - спросил я у Сардара.
   - Это смотря какой ковер, и какой сложности орнамент. Но в среднем один заключенный за месяц делает один ковер. Денег от его продажи, с учетом разных издержек, хватает на то, чтобы арестант мог кормиться за счет тюрьмы два месяца.
   - Так выходит, что ваши зеки зарабатывают себе на будущее, и после освобождения могут безбедно существовать.
   Своими "экономическими" доводами я здорово рассмешил Сардара. Потом он объяснил мне, что после освобождения из Мабаса узник не получает ни афгани. Если что он и заработает, у него вычтут все подчистую. Найдут причину к чему придраться, припомнят даже то, чего никогда не было. Да и кто будет предъявлять какие-то претензии по поводу не выплаченных "кровных". Лишь бы скорее на волю выйти. Ведь выращивают розы и ткут ковры только уголовники. Политические заключенные к этому не имеют никакого отношения. Почему именно так, Сардар пообещал рассказать мне в конце "экскурсии". Это при условии, если я сам не докумекаю, что к чему.
  
   Мрачноватое одноэтажное здание тюрьмы было возведено точно из таких же бутовых глыб, что и крепостная стена. Если смотреть на это здание сверху, оно было похоже на огромную букву "Ш". По крайней мере, таковой она мне тогда показалась, после того, как я походил по её мрачным казематам. Вместо окон, на высоте около трех метров, в стенах здания располагались небольшие оконца с замурованными в них коваными решетками. Толщина внешних стен была никак не меньше полутора метра. В моей голове ни с того ни сего промелькнула мыслишка: "Ну, чем не Бастилия".
   Когда втроем подошли к огромной металлической двери, выполненной в том же стиле, что и ворота в крепостной стене, сопровождавший нас офицер ухватился двумя руками за металлическую серьгу, игравшую роль дверной ручки, и несколько раз ударил ею по двери. Металлическая дверь издала утробный гулкий звук. Буквально через мгновение в центральной части двери открылся небольшой "глазок" и из темноты помещения на нас глянул немигающий человечий глаз. Глаз двигался из стороны в сторону, поочередно осматривая стоявших у двери людей. Дежурный офицер рявкнул что-то владельцу глаза и дверной "глазок" закрылся. Заскрипели пружины замка, задвигались какие-то засовы, и дверь наконец-то распахнулась. В проеме двери, щурясь от яркого солнечного света, стоял низкорослый афганец, держащий в правой руке связку здоровенных ключей. Одного глаза у афганца не было, и это обстоятельство меня почему-то здорово развеселило.
   "Доподглядывался, однако, - пролетело в голове, - вот, наверное, кто-нибудь и сунул ему пальцем в глаз". Я даже мысленно представил, как стоящему "раком" у камерной двери сарбозу неизвестный хулюган тычет пальцем с длиннющим грязным ногтем прямо в глаз.
   Сарбоз, выпятив вперед живот, перебросил связку ключей из правой руки в левую, задрал руку к голове, отдавая честь офицерам.
   "Мудак, кто же к пустой голове руку прикладывает", - чуть было не вырвалось у меня. Но сарбоз, словно уловив мое мысленное возмущение, выхватил из-за пояса форменную кепку и нахлобучил ее на голову, продолжая отдавать честь до тех пор, пока мы не прошли мимо него внутрь здания.
   В первый момент, как только за нами закрылась дверь, я не смог разглядеть помещение, в котором мы оказались. Было темно, сыро и прохладно. Потребовалось не меньше минуты, чтобы глаза привыкли к полумраку тюремного коридора. То ли в целях экономии электроэнергии, то ли из-за отсутствия таковой вообще висящие под потолком лампочки не горели. Лучи солнечного света, пробивающиеся через небольшое отверстие в сводчатом потолке коридора, были единственным источником освещения тюрьмы.
   Пройдя небольшой коридор, мы уперлись в кованую решетку. Охранник одним движением пальцев руки извлек из общей связки нужный ключ и, не глядя, сунул его в замочную скважину.
   После того, как мы прошли в следующий коридор, охранник закрыл за нами дверь, оставшись в том коридоре, где мы только что были. Я так и не понял, зачем ему было нужно таскать с собой столько ключей, если он пользуется всего двумя. Афганцы вообще все с причудами и этот, видимо, тоже не был исключением. По всей видимости, именно этой огромной связкой ключей он подчеркивает свою значимость, давая понять окружающим, что в этой тюрьме он не последний человек. Чудо с перьями.
   Коридор, в котором мы оказались, был очень длинным и шел в оба конца от того места, где мы стояли. Перпендикулярно к нему примыкал еще один коридор, но уже размером намного короче. В самом начале маленького коридора была установлена металлическая решетка, аналогичная той, через которую мы только что прошли. За этой решеткой, буквально в двух метрах, была установлена еще одна решетка, точно такая же, как и первая. Между двумя решетками, словно в клетке, стоял здоровенный детина с погонами царандоевского сержанта на плечах. Он внимательно наблюдал за каждым нашим движением, пытаясь понять - с какой целью мы появились в Мабасе. В какое-то мгновение наши взгляды пересеклись, и я увидел в глазах сержанта что-то такое, отчего у меня по спине пробежал легкий озноб. Сержант криво усмехнулся, но глаза его продолжали излучать смертельный холод. Я первым не выдержал этих "переглядок" и отвел глаза в сторону.
   Сардар в этот момент о чем-то громко разговаривал с нашим "гидом". Потом он повернулся в мою сторону и спросил:
   - С кого начнем смотреть, с уголовников или с политических?
   Уголовники мне как-то были ближе к телу. Как-никак вся моя прежняя работа в уголовном розыске была напрямую связана с постоянным общением с ними. Так Сардару об этом и сказал.
   Сардар только усмехнулся моей "уголовной" ориентации, но ничего не ответил, и мы все трое пошли по правому коридору.
   Странно, но на дверях я не увидел ни "кормушек", ни "глазков". Как же они секут за тем, что творится в камерах, и как кормят зэков. Свои сомнения я высказал Сардару, на что он мне ответил:
   - А где ты здесь увидел зэков. Мы до них еще не дошли. За этими дверями располагаются кабинеты администрации Мабаса, следственные комнаты и служебные помещения охраны.
   Я понял, что поторопился со своими выводами. Не настолько уж и глупы эти афганцы, чтобы не знать элементарных вещей.
   В самом конце узкий и высокий коридор под прямым углом сворачивал влево, и на самом повороте мы вновь уперлись в металлическую решетку. За решеткой стояли два охранника, у одного из которых в руках была связка ключей, намного больше, чем у того, что встречал нас у входа.
   Охранник впустил нас за решетку, и мы пошли вдоль камер.
   Ну вот! Совсем другое дело. И "кормушки", и "глазки" как и положено на своих местах. Сардар дал распоряжение открыть одну из камер, и мы вошли внутрь.
   "Гид" гаркнул что есть мочи, и сидящие на каменном полу узники вскочили со своих насиженных мест.
   Кого я только не увидел в этой камере. И совсем молодой бача, почему-то без единой волосинки на голове, и скрюченный годами старый бобо, и еще какие-то темные личности. И вся эта разношерстная публика, выстроившись в ряд, вперла свои очи не в кого-нибудь, а в меня. У бачи от удивления даже рот открылся. Наверное, никогда в жизни не видели вот так вот близко живого "шурави", потому и стал я центром их всеобщего внимания. Мне даже как-то неловко стало.
   Мама родная! Кого я вижу!
   На левом краю импровизированной шеренги стоял улыбающийся афганец лет тридцати.
   Да это же тот самый "дух", которого за неделю до этого пленили ребята с разведроты.
   История вообще занятная. Темной ночью он прошел через все минное поле, опоясывающее подразделения 70-й Бригады, и прямиком вышел в подразделение разведчиков. Тогда все удивлялись, каким образом ему это удалось. Наверное, в рубашке родился. Разведчики пытались его допросить, но он тараторил только на пушту, и они не смогли от него ничего добиться.
   Начальник разведки Миша Лазарев тогда созвонился со мной и попросил привезти в Бригаду кого-нибудь из местных, который бы "шпрехал" на пушту и по-русски. Выбор пал на инженера Саида, нашего афганского переводчика. Вдвоем мы приехали к разведчикам и увидели следующую картину. Посреди огромной палатки, прикопанной немного в землю и обложенной снаружи ящиками из-под снарядов, прямо на полу по-турецки сидел бородатый "дух" и смотрел по телевизору шуравийскую телепередачу. В руках "дух" держал алюминиевую миску с гречневой кашей и за обе щеки ее наворачивал. Когда мы вошли в палатку, он отставил в сторону почти пустую миску и, встав с земли, поклонился всем чуть ли не в пояс. Для меня это было так необычно. Впервые довелось повстречать такого воспитанного "духа".
   Мы отвели его на ЦБУ, где допросили по всей форме. Сначала он от всего отнекивался, а потом выяснилось, что и переводчика ему вовсе не надо. По-русски говорил не хуже наших переводчиков.
   Когда началась Саурская революция, он учился в политехническом институте в Кабуле. Волею случая оказался на службе в царандое. В 1983 году даже выезжал на учебу в СССР и полгода учился в Новочеркасске. Там-то и научился русскому языку. Потом опять служил в царандое. На службе не по его вине произошло ЧП, но из-за страха быть осужденным вынужден был дезертировать. Прибился к "духам". Те тоже решили повысить уровень его знаний и послали в учебный центр, располагавшийся около пакистанского города Кветта. По окончании учебы получил квалификацию оператора ПЗРК "Стингер". После двух неудачных пусков ракет по шуравийским самолетам месяц сидел в зиндане. А когда произвел третий неудачный пуск, понял, что "духи" его кончат. Бежал. Вот так и оказался в Бригаде. Сейчас ему терять нечего, поскольку к "духам" возврата тоже нет. Те, за нанесение им огромного экономического ущерба, однозначно прирежут.
   Допрос завершился тем, что мы всей гурьбой сфотографировались вместе с этим бородачом, предварительно повестив ему на шею АКМ, а ему сказали, что если и дальше будет бегать от нас, расклеим эту фотографию по всему Кандагару и напишем, что он добровольно перешел на службу к шурави. У бородача от испуга глаза на лоб полезли. Боится, стало быть, он своих "духов". Значит еще не все потеряно...
   И вот теперь я вижу этого бородача живого и невредимого и совсем даже без бороды в камере с уголовниками. Когда я с ним обнимался, все присутствующие, в том числе и Сардар с "гидом", с недоумением смотрели на нас двоих как на конченных придурков. Ну, надо же такому произойти, шурави повстречал в Мабасе своего закадычного знакомого. Уму не постижимо.
   - Сколько лет-то влепили? - спросил наконец-то я у "крестника".
   Тот растопырил пальцы обеих рук.
   - Ни фига себе, - удивился я, - это за что же тебе червонец впаяли?
   - За дезертирство со службы.
   - А за то, что в моджахедах ходил, ничего не дали?
   - Ну, я ведь никого не убил, и с оружием меня не задержали. Поэтому меня и судили как уголовника, а не как политического.
   - Однако быстро у вас судят, и недели не прошло, - посочувствовал я.
   Зэк только пожал плечами.
   Да-а! Страна чудес, этот Афганистан. Чего только здесь не насмотришься.
   За то время пока я мирно беседовал с этим несостоявшимся душманом, его сокамерники с любопытством разглядывали нас обоих, перебрасывая взгляды то на одного, то на другого, пытаясь понять, о чем же это мы все-таки беседуем.
   - Они тебя потом не придушат в камере? - Я показал в сторону остальных зэков
   Зэк рассмеялся:
   - Да они теперь будут думать, как для себя извлечь пользу из того, что один из сокамерников знаком с мушавером. Теперь у меня появится дополнительная статья дохода. Так что за меня не беспокойтесь. Лучше скажите, скоро ли война кончится? Если она закончится, обязательно будет амнистия, и меня выпустят на волю.
   Интересный вопрос. И что на него можно ответить. Немного подумав, ляпнул наугад:
   - Думаю, что совсем скоро эта война закончится, но с годик тебе еще придется посидеть. Так что уж не обессудь.
   Зэк понимающе закивал. Больше от него вопросов не поступало.
   А мы пошли дальше. Посетили еще несколько камер. Везде одно и то же. Обшарпанные стены, голые каменные полы, прикрытые дранными, ватными матрацами. Серость и убогость. Ничего лишнего. Ни в одной камере не увидел ни одной толстой морды.
   Да-а! Не сладкая жизнь в Мабасе у кандагарских уголовничков. Совсем не сладкая.
   Покончив с осмотром камер с уголовниками, решили перенести свою "экскурсию" к политическим заключенным. Их камеры размещались совершенно в противоположном - левом крыле Мабаса. Опять пришлось идти по длиннющему коридору, проходить мимо того сержанта со страшным взглядом. На это раз я сделал все, чтобы не смотреть на эту гориллу в обезьяньей клетке. Но все равно, спиной, почувствовал его взгляд, и озноб в очередной раз пробежал по всему телу. Да что же это со мной такое происходит? Почему я интуитивно ощущаю этот уничтожающий взгляд? Словно сама старуха смерть заглядывает мне в душу. Бр-р-р. Чур меня!
   Коридор, в котором располагались камеры с политическими, был зеркальным отражением того, в котором мы только что побывали. И двери в камерах были точно такими. Но когда мы вошли в первую же камеру с политическими узниками, я опешил. Все стены камеры были увешаны красочными плакатами с изображением каких-то мечетей и хазар. Чаще всего попадалось изображение мусульманской святыни - Каабы и окружающего ее комплекса мечетей, посещаемых мусульманскими паломниками всего мира во время ежегодного хаджа.
   Многие плакаты были исписаны арабской вязью и изрисованы замысловатым восточным орнаментом. Насколько я понял, то были отдельные суры из Корана. На нескольких плакатах были изображены пять циферблатов часов, стрелки которых указывали на время вознесения молитв Всевышнему. В отличие от камер уголовников, на полу лежали довольно добротные матрацы, и даже цивильные тюфяки. Более того, вдоль стен камеры стояло несколько деревянных кушеток. Фактически у каждого узника был свой молитвенный коврик, свернутый в рулон и лежащий в изголовье спального места.
   В отличие от камеры с уголовниками, где кроме плесени и пота ничем не пахло, в камере для политических стоял устойчивый специфичный запах. Такой запах мне был хорошо знаком. Именно так пахло в кандагарских чайханах. Стало быть, и в тюрьме "духи" живут своей обычной жизнью. А вон и подтверждение моим догадкам. В углу стоит небольшой казан, на дне которого еще сохранились остатки жирного плова.
   "Шикарно пристроились ребятишки, - пронеслось у меня в голове. - Стало быть, прав был Асад, когда рассказывал мне о том, что за счет политических заключенных "жирует" вся тюремная охрана Мабаса. Жратву духам ежедневно приносят прямо с базара. Все самое свежее и самое вкусное. Да-а! Не забывают моджахеды своих дружбанов, даже в Мабасе".
   В камере было человек пятнадцать заключенных разного возраста. Публика, примерно такая же, как и в камере с уголовниками. Самому младшему "духу" было лет шестнадцать, а самому старому, матерому "душаре" - уже далеко за шестьдесят. Основная масса заключенных была примерно одного возраста - возраста Христа. Их не изможденные долгой отсидкой лица, с аккуратно постриженными бородками, излучали умиротворение и всеобщее любопытство. Один "дух", завидев вошедшего в камеру шурави, едва не свалился с топчана, на котором только что дремал. Показывая жестами в мою сторону, "духи" дружно загалдели. Сардар на их гомон отреагировал незамедлительно. Он рявкнул что-то такое, отчего постояльцы камеры мгновенно притихли, продолжая с любопытством разглядывать чужеземца. Вперед сгрудившейся толпы пробрался низкорослый мужичишка с редкой, можно даже сказать - козлиной бородкой. Хихикая и похлопывая себя руками по ляжкам, он затараторил:
   - Шурави-душман, шурави-душман.
   Потом он повернулся ко мне свой задницей и, хлопая по ней ладонями обеих рук, стал выкрикивать какие-то не понятные фразы.
   Его намека я не понял, но на всякий случай, повернувшись к Сардару, нарочито громко спросил, показывая жестом в его сторону:
   - Дивана?
   Услышав, что его обозвали придурком, мужичишка мгновенно прекратил свое "представление" и, резко развернувшись всем телом на сто восемьдесят градусов, уставился на меня своими злющими глазками.
   Но в этот момент, положив мне на плечо свою правую руку, Сардар произнес небольшую речь. Я ничего не понял из того, что он сказал, но после того, как он завершил свое "пламенное" выступление, у всех присутствующих "духов" отвисли челюсти. Мужичишка с козлиной бородкой, споткнувшись о чью-то ногу, потерял равновесие и, упав на четвереньки, так и застыл в этой позе.
   Взяв меня под руку, Сардар спокойно произнес:
   - Анатолий, пошли отсюда.
   Уже когда мы были в коридоре, я не выдержал, и спросил у Сардара, что он такого сказал зэкам, что ввел их в глубочайший ступор.
   Сардар, рассмеявшись, объяснил, что представил меня моджахедам как нового начальника Мабаса. А еще он им сказал, что в связи с плохой обстановкой в стране и участившимися случаями нападения их собратьев на Мабас по обоюдной договоренности советского и афганского правительства с завтрашнего дня охрану тюрьмы будут осуществлять шуравийские десантники, которые всех заключенных, что будут нарушать внутренний распорядок в Мабасе, сделают бачами.
   Я только на секунду представил, какой кисель сейчас творится в головах у "духов" от сказанного Сардаром, не выдержав, заржал как жеребец. Да-а, есть теперь о чем посудачить этим бородатым мальчикам. Можно только догадываться, какие перед их глазами строятся картины насчет перспектив своего дальнейшего существования в Мабасе.
   "Экспериментировать" с остальными политическими не стали, пожалев их неустойчивую психику. Какой смысл смотреть на эту свору безобидных овечек в волчьих шкурах. Достаточно было взглянуть на них в одной камере. Это сейчас, в тюрьме, они такие тихие, забитые. Попадись я им на воле, порвали бы в клочья, и как звать не спросили бы.
   Сардар предложил посетить заднюю часть тюремного двора, где в ту ночь происходили основные события. Я согласился. Уже подходя к выходу, машинально глянул туда, где стояла "горилла". Мне почудилось, что за то время пока мы блуждали по камерам Мабаса, он не сдвинулся ни на миллиметр. Мне опять стало не по себе. Я не мог объяснить самому себе, почему так страшусь этого человека. Просто все внутри сворачивалось, съеживалось и уходило куда-то вниз, в становившиеся ватными ноги. Действительно, мистика какая-то.
   Уже когда покинули казематы и, щурясь от яркого света, вышли во двор, я не выдержал:
   - Скажи Сардар, кто тот сержант, что стоял там в клетке? У него такой взгляд, будто он меня хотел съесть живьем.
   Оглянувшись на сопровождавшего нас "гида", Сардар негромко произнес:
   - Я потом тебе все объясню.
   Таинственность в голосе Сардара заинтриговала меня еще больше.
   Задняя часть тюремного двора представляла собой огромный пустырь, на котором не росло ни единой травинки. Вся земля была изрыта и больше всего напоминала местность, на которой ведутся археологические раскопки. Наш "гид", заметив, что я с любопытством разглядываю все эти неровности земли, начал что-то рассказывать. Я попросил Сардара перевести его слова. Сардар с неохотным видом сказал пару фраз:
   - Здесь находится тюремное кладбище, где хоронят умерших зэков.
   - И часто в Мабасе случаются эпидемии? - съязвил я в ответ.
   Сардар видимо не понял подвоха в моем вопросе и простодушно ответил:
   - Очень редко. По крайней мере, на моей памяти их не было. А почему ты подумал, что в Мабасе могут быть эпидемии?
   - По количеству нарытых могил. Ведь все эти бугры и бугорочки не что иное, как могилы? - уточнил я, показывая на "пейзаж" тюремных задворков.
   Сардар окинул меня с ног до головы и, покачав головой, давая понять, что уже начинает сожалеть о том, что привел меня сюда, медленно, с расстановкой каждого слова произнес:
   - Мы пришли сюда, чтобы посмотреть на то, как героически сражались защитники Мабаса. Я правильно понял мушавера?
   Я молча кивнул в ответ.
   - А коли так, - не обращая никакого внимания на меня, продолжил Сардар, - в первую очередь нас должно интересовать то, что здесь было несколько дней тому назад. Вот мы и будем смотреть на то, как погибали героические защитники Мабаса. А мертвыми узниками Мабаса пускай занимается Аллах. Они теперь его подопечные и ему с ними разбираться.
   Да-а! Видимо на больной мозоль я наступил Сардару. Не хочется ему быть откровенным со мной. Прав, видимо, был начальник уголовного розыска - Асад, когда по секрету рассказывал мне, что во дворе тюрьмы похоронены несколько десятков тысяч узников, казненных после Саурской революции. Причем, большинство из них были сами же члены НДПА, ставшие жертвами политических репрессий и внутрипартийной междоусобицы. Я почему-то вспомнил, что Сардар являлся ярым "халькистом", а коли так, то он тоже мог иметь прямое отношение к тому, что творилось во времена правления Амина.
   Поразмыслив, решил к этой теме больше не возвращаться.
   Мы осмотрели оборонительные сооружения на тюремной стене. Ящики для снарядов, набитые доверху камнями и песком, крупные камни, крышки бронелюков от сгоревшей военной техники. Чего только не было на этих импровизированных огневых точках. Все, что могло защитить живую плоть от пуль и осколков, было затащено на стену. То тут, то там виднелись следы запекшейся на солнце крови. Ее даже не удосужились смыть, или хотя бы присыпать песком.
   После слов Сардара, сказанных им у захоронений узников Мабаса, я находился словно в прострации, и все его последующие комментарии, по поводу увиденного на стене пропускал мимо ушей. У меня никак не выходил из головы образ того "гориллы" в клетке. Что за наваждение такое?
   По завершении "экскурсии" забрали свое оружие и, напоследок взглянув на здание Мабаса, вышли за тюремные ворота.
   Словно какой-то огромный мешок с тяжелым грузом упал с моих плеч. На душе стало намного легче. Видимо там, в Мабасе, на меня очень здорово подействовала отрицательная аура, навсегда зависшая над этой "кузницей" смерти.
   Не успел я об этом подумать, как перед глазами опять встал образ той "гориллы". Я не стал откладывать в долгий ящик и обратился к Сардару:
   - Ты обещал мне сказать что-то о том сержанте, который стоял там в клетке.
   Сардар посмотрел на меня как-то так, словно перед ним стоял совсем глупый человек, так ничего и не понявший из только что увиденного, но потом, посмотрев мне в глаза, коротко изрек:
   - Это палач.
   Потом, немного подумав о чем-то своем, добавил:
   - Этот человек, единственный, кто имеет право заходить за вторую решетку в той клетке. В коридоре, что за ней находится, размещаются камеры приговоренных к смерти.
   Я сразу все понял. Мне стал понятен тот животный страх, который я испытал, глядя на этого звероподобного сержанта. Глядя мне в глаза, он наверняка оценивал меня как своего потенциального клиента.
   Не знаю почему, но после этого дал себе зарок: никогда больше не совершать "экскурсий" в Мабас. Хотя бы только потому, чтобы не видеть взгляда кандагарского палача.
  
   2004 год
  
  
  
   9
  
  
  
  
Оценка: 5.74*7  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023