За свои двадцать восемь лет Максиму ни разу не удалось побывать, ни на курортах, ни в санаториях, ни в пансионатах, а детские мечты - хоть на один день попасть в пионерский лагерь "Артек", и искупаться в теплых водах Черного моря, так и остались несбыточными мечтами.
Детские, а затем и подростковые годы, пролетевшие чередой друг за другом, не оставили никаких ярких отметин в памяти о прожитом времени. Ни одной стоящей зарубки, за исключением, пожалуй, только двух, которые словно мгновенные фотографии навечно застряли в потаенных уголках детского подсознания.
Ему не было еще и четырех лет, когда в их семейную жизнь ворвалось малопонятное для него слово "война". В принципе, он знал, что война - это когда с неба падают бомбы, стреляют пушки, а по дорогам едут танки. Все это он уже неоднократно видел по телевизору и в кино. Но той, киношной войны, на улицах города не было. По-прежнему так же ярко светило солнце, скрипели за углом дома железными колесами трамваи, а неутомимый молочник горланил по утрам под окнами их общежития: "Малако-о! Малако-о!". И не было никаких взрывов и пожарищ - естественных спутников любой войны, не уходили на войну солдаты с винтовками, как это было в самом последнем фильме, на премьеру которого он ходил вместе со своими родителями в кинотеатр "Октябрь".
Из жильцов их общежития, война коснулась только одного его отца, одной их семьи. Вернувшись однажды домой с работы, он уединился с мамкой на балконе, и они о чем-то очень долго говорили вполголоса. Максиму было страшно интересно, о чем это там шушукаются его родители, но всякий раз, когда он пытался приоткрыть балконную дверь, родители заворачивали его обратно в комнату. В самом конце их диалога, услышал он непонятную фразу, которую с горькой усмешкой произнес отец:
- Да-а! Вот уж не думал, не гадал, что под занавес своих двадцати восьми лет, стану я пиджаком. Надо было нам с тобой, Люсёк, сразу после Максимки второго заводить. Глядишь, все было бы совсем по иному.
В ответ на слова батяни, мамка тихо плакала, уткнувшись шмыгающим носом в его грудь. Максимке стало невыносимо обидно за папку, который по не понятной причине вдруг стал "пиджаком", и он разревелся за компанию с мамкой. Потом, родители ещё долго не могли его успокоить.
А спустя пару недель, отец исчез из дома. В тот предвыходной день Максимку из детского сада забрала бабушка. У неё он и заночевал. Так бывало не раз, и Максимка к этому как-то даже привык. Квартира у бабули была двухкомнатная, с большой лоджией. Не то, что их малюсенькая комнатушка в шумном, заводском общежитии. У бабушки была даже большая ванна, где Максимка мог подолгу плескаться, играя в теплой воде с резиновыми ежиком, зайцем и косолапым медвежонком. В их общежитии ничего подобного не было, и мыться ему приходилось в пластиковом корыте на общей кухне, где мать специально для этого грела воду в большой, эмалированной кастрюле, в которой она обычно кипятила бельё.
Как правило, родители забирали сына от бабушки в воскресенье. Это был его - Максимкин день. Втроем они гуляли по городу, ходили в городской парк, где было великое множество аттракционов, в кино, ели мороженное и пили сладкий лимонад. А буквально недавно они провели почти весь выходной в "Луна-парке", проездом побывавшем в их городе. Вот уж где он тогда накатался на диковинных аттракционах. Но больше всего его поразила "комната страха", в которую он поехал вместе с мамкой, сидя в каком-то маленьком вагончике. Вагончик заехал в темное помещение и какие-то светящиеся скелеты, и страшные чудовища начали хватить их за волосы и плечи, отчего они оба громко визжали, а Максимкино сердце едва не остановилось от страха. Жаль, что "Луна-парк" так мало был в их городе. Интересно, а куда его поведут родители в этот выходной?
Но в тот выходной день родители пришли за ним не с утра, как обычно, а после обеда. Максимка уже стал беспокоиться по поводу отсутствия родителей, как в дверь бабулиной квартиры позвонили. На пороге стояла мамка, и какой-то дядька в военной форме с портупеей и при фуражке. Растерявшийся было Максим, признал в этом военном человеке своего отца только тогда, когда тот снял с головы фуражку с зеленой кокардой.
Все то время, пока родители сидели на кухне бабушкиной квартиры, Максим не спускал глаз с отца. Таким он его ещё никогда не видел. В форме он выглядел намного старше своих лет, да и выражение его добродушного лица как-то сразу посуровело. Максим потрогал отцовскую фуражку, и вдруг ни с того, ни с сего спросил:
- Па, а что такое "пиджак"? Это военная форма такая?
Отец, увлеченный диалогом с тёщей, не сразу сообразил, о чем это спрашивает его сын, а потом, громко рассмеявшись, надел военную фуражку на его белобрысую голову, и многозначительно ответил:
- Пиджак, это не форма, сынок, пиджак - это такой человек, которого наша Родина посылает туда, где он всего нужней. Посчитала Родина, что я сейчас нужен там, где очень горячо, вот и стал я пиджаком.
- Значит, ты поедешь на курорт? А зачем тебе на курорте форма и фуражка. Ведь там же жарко будет? А меня ты возьмешь с собой?
- Э-э, дорогой ты мой! А не много ли ты задаешь сейчас вопросов? Нет, сынок, там, куда я поеду, вовсе даже не курорт, хоть там сейчас и очень горячо. Маленьким детям, таким как ты, там делать нечего. Там живут одни только взрослые дяденьки и детей туда совсем не пускают.
- И что, туда даже взрослых тётенек не пускают? - не унимался Максим.
Отец рассмеялся, и мельком взглянув на жену, ответил:
- Не знаю, не знаю. Но думаю, что взрослые тетеньки там есть. Должны наверно быть.
- А почему тогда мамка с тобой не едет?
- Да потому, что кончается на "У". Наша мамка нужна здесь. Ведь кто-то же должен варить для тебя супчики и каши. Да и в детский садик тебя надо еще за руку водить, непоседа ты наш.
Отец ласково потрепал сына за волосы, и нежно прижав к себе, тихо добавил.
- Пока меня не будет дома, ты остаешься единственным мужчиной в доме. Слушайся маму и бабушку, во всем помогай им и не хулигань, а я тебе за это обязательно привезу настоящий патрон от автомата.
- А два патрона привезешь? - У Максимки загорелись глаза.
- А зачем это тебе два патрона? - Удивился отец.
- А я его у Петьки с нашей группы на наклейку "Ну - погоди" сменяю.
- Ну, что с тобой поделаешь. Так уж и быть, привезу я тебе два патрона, и в придачу к ним осколок от настоящего снаряда. Но только, чур, Петьке об этом пока ни слова. Это будет наша с тобой военная тайна. Всё понял?
Максим утвердительно закивал головой. Он только на секунду представил, что станет счастливым обладателем такого редчайшего предмета, каким может быть осколок от всамделишного снаряда, и сердце занялось у него в приятной истоме. Все мальчишки в детском саду, да что там - в саду, во всем их общежитии, станут ему страшно завидовать. Только этот осколок он никому не отдаст, и менять его он ни на что не станет.
- Па, а ты скоро вернешься обратно домой и привезешь мне осколок?
Отец поморщил лоб, словно подсчитывая в уме - сколько времени его не будет дома, после чего ответил:
- Вот, как только ты пойдешь в своем садике в старшую группу, и мама мне об этом напишет, так я сразу и вернусь. Все понятно?
Максим закивал головой в знак согласия, хотя на тот момент он еще весьма смутно представлял, сколько же времени уйдет на то, пока он окажется в старшей группе.
Отец выполнил данное сыну обещание, вернувшись, домой ровно через два года... в цинковом гробу.
Отца Максим так и не увидел, поскольку на похоронах цинковый гроб вскрывать не стали.
Небольшой митинг у могилы открыл офицер, сопровождавший погибшего друга на родную землю. Он пытался что-то сказать о подвиге совершенном Максимкиным отцом, но слова застряли у него комом в горле и вместо этого он смог только выговорить: "Прощай, бача! Прости нас всех, если можешь!". Потом выступил представитель военкомата, пару коллег с прежнего места работы отца. И всё. Мгновенно состарившуюся мать от гроба с мужем оттаскивали несколько женщин. А она, бьющаяся в истерике, продолжала делать отчаянные попытки броситься в могилу, туда, куда опустили гроб с её мужем. В тот момент, для неё был потерян всякий смысл дальнейшей жизни. А когда раздались выстрелы прощального салюта, она потеряла сознание.
Уже позже, на поминальном обеде, устроенном в заводской столовой, где до призыва в армию работал отец, его боевой сослуживец коротко рассказал о том, каким героем был его друг - Володька. Так уж получилось, что в то, самое последнее, боевое сопровождение автоколонны с военным грузом, он вообще не должен был идти, поскольку на руках у него уже были все необходимые дембельские документы, и он дожидался своего "борта", который должен был унести его в Ташкент. Но из-за дувшего на протяжении нескольких дней "афганца", самолет всё не прилетал. А тут, как на грех, у одного из офицеров, что должен был возглавить группу сопровождения, открылась сильная рвота, и его срочно положили в госпиталь. Володька сам напросился в рейс, который оказался для него последним в жизни. Никто его об этом даже не просил. Заскочив на БТР, он улыбнулся всем своей неизменно широкой улыбкой, и то ли в шутку, то ли всерьез, сказал, что в суматохе войны совсем позабыл про данное сыну обещание. Сослуживцы пытались, было отговорить его от излишнего чудачества, поскольку точно таких осколков от душманских мин и эрэсов, в земле и в стенах жилых модулей их военного городка, было не меньше чем в других местах Афгана. Но Володька их доводы слушать не стал, сказал только, что он обязательно привезет сыну осколок из Кандагара, с той самой печально знаменитой "Черной площади", на которой сложили свои головы многие его однополчане.
И Володька сдержал свое слово. Он привез этот осколок, но только в своем сердце.
Его БТР подорвался на фугасе при въезде в Кандагар. Именно на той самой, чертовой "Черной площади", откуда он и собирался привезти сыну такой своеобразный бакшиш. Смерть была мгновенной. Позже, в военном госпитале, тот осколок извлекли из Володькиного сердца, но выбрасывать не стали. Помня о последних словах Володьки, сослуживцы сохранили осколок, с тем, чтобы потом передать его сыну.
В конце своего печального повествования, офицер достал из нагрудного кармана гимнастерки аккуратно завернутый в носовой платок кусочек серого металла, и вложил его в маленькую ручонку Максима. Последние слова, что он тогда сказал, были обращены к нему:
- Помни, бача, теперь это твой талисман. Он будет оберегать тебя повсюду, где бы ты ни был. Храни его как самую ценную для тебя вещь, и сердце твоего погибшего отца, всегда будет рядом с тобой. Отцовский талисман поможет тебе в самую трудную минуту...
Максим слова офицера крепко запомнил, и уже больше никогда не расставался с осколком. А в четырнадцать лет, на уроке труда, он просверлил в осколке маленькую дырочку, и повесил его на капроновую веревочку, на которой к тому времени уже висел серебряный крестик, подаренный ему бабушкой.
После смерти отца удача окончательно покинула их семью. Мать больше месяца провалялась в больнице, куда она попала после нервного срыва. Максим всё это время жил у бабушки, которая, кстати, тоже не особо блистала здоровьем. Она только-только ушла на пенсию, и этой пенсии ей едва хватало на то, чтобы сводить концы с концами. Мужа у неё не было, поскольку он утонул еще задолго до того, как родился Максим. Спасая ранней весной какого-то провалившегося под лед подростка, он успел таки вытолкнуть его из воды на лед, а вот его самого никто не спас.
Спустя пару лет как схоронили Максимкиного отца, в стране началась перестройка, а затем и "прихватизация". На заводе, где до военной службы работал отец, сменилось все руководство. Новое начальство стало наводить "порядок" в своем хозяйстве, распродавая казенное имущество каким-то ушлым коммерсантам. Завод стал постепенно хиреть, пока совсем не развалился. За долги завода перед государством, общежитие, в котором проживала семья Максима, было продано "с молотка", и его приобрел какой-то столичный коммерческий юридический ВУЗ, вознамерившийся открыть в Астрахани свой филиал. Под предлогом реконструкции здания, часть жильцов общаги расселили по другим местам, а большинство семей, как и семью Максима, просто-напросто вышвырнули на улицу. "Юристы" придрались к тому, что из всех членов их семьи ранее прописанным по общежитию был только один отец. А поскольку он по причине своей смерти давно в нем не проживает, то и остальные его домочадцы утратили право на занимаемую жилплощадь. Мать попыталась, было, судиться с новыми владельцами их общежития, да куда там. У них и суд оказался купленным со всеми потрохами, да и милиция была на их стороне. Одним словом - круговая порука.
С тех пор стали они жить втроем в бабушкиной квартире. Маленькую комнату-спальню снимала сама бабушка, а зало стало местом проживания Максима и его матери. Не совсем удобно, да что ж теперь поделать. Такова, видно их судьба.
Незадолго до окончания Максимом средней школы, бабушка в очередной раз захворала и слегла в больницу. Смерть мужа, а потом и зятя, здорово подкосили её здоровье, и она стала едва ли не постоянным пациентом больницы для ветеранов войны и труда. По этому поводу она как-то раз пошутила, мол, скоро её наверно выпишут из собственной квартиры, и пропишут постоянно в больнице, а в штампе прописки, вместо номера квартиры укажут номер палаты. Не совсем удачная шутка получилась. После того последнего посещения больницы, Максим её в живых уже больше не видел. Больное сердце не совсем еще старого человека не перенесло второго инфаркта.
После смерти бабушки, жить стало намного хуже. Если раньше часть её пенсии перепадала Максиму и его матери, то теперь такой "лафы" у них не было. Крутиться приходилось на весьма скудную зарплату, которую мать получала, работая в какой то захудалой фирме, специализирующейся на выпуске бисквитного печенья. Ветеранские льготы по уплате коммунальных услуг, которыми при жизни пользовалась бабушка, после её смерти были в одночасье аннулированы, и матери пришлось очень долго мотаться по всем инстанциям, собирая всевозможные справки, и, переоформляя льготы полагающиеся ей в связи со смертью мужа, которые она своевременно не удосужилась оформить. Сколько унижений ей пришлось натерпеться, чего только она не услышала в свой адрес от всех этих кабинетных чинуш.
Учеба в институте Максиму была практически заказана. Пройти по конкурсу в престижный ВУЗ, и поступить на учебу на бюджетной основе, для него - выходца из простой семьи, было делом практически безнадежным. И это, не смотря на то, что школу он закончил на "четыре" и "пять", немного не дотянув до серебряной медали. Но, тем не менее, он все-таки попытался поступить в местный технический университет.
Не вышло. Срезали его на последнем экзамене. Преподаватель, внимательно слушавший его ответ, хитро улыбался и почему-то все время по-дурацки кивал головой. В оконцовке изъяснений с абитуриентом он буркнул себе под нос: "Хорошо", и отпустил Максима с миром. Каково же было его удивление, когда на следующий день на доске объявлений университета, против своей фамилии, он прочел - "удовлетворительно". Максим попытался, было разыскать "улыбчивого" преподавателя, но выяснилось, что тот в университете вообще не работает, а был приглашен откуда-то со стороны, на период сдачи абитуриентами вступительных экзаменов.
Сдавать документы для поступления в другое учебное заведение, не было никакого смысла, поскольку вступительные экзамены везде уже закончились. Вот и пришлось ему подыскивать себе работу. Не на шее же у матери сидеть, в конце-то концов.
Дядя Федор, сосед по подъезду, старейший работник завода железобетонных изделий, посоветовал идти к нему на завод. На ту пору там уволили за пьянство одного подсобника, и он - Максим, мог вполне бы справиться с несложной работой. Когда Максим поинтересовался у дяди Феди, в чем именно заключаться работа "подсобника", тот, усмехнувшись, скептически изрек:
- Бери больше, кидай дальше, пока летит - перекури.
Позже, когда Максим поступил на работу, он понял глубокий смысл сказанных соседом слов. За едва ли не каторжный труд и восьмичасовое махание лопатой с бетонной смесью, он получал какие-то гроши, да и те ему начали платить только после того, как он отпахал на заводе почти два месяца.
А после ноябрьских праздников домой пришла повестка из военкомата. И хотя ему еще не исполнилось восемнадцать лет, он пошел туда узнать, в чем дело. В военкомате ему предложили пойти на учебу в автошколу РОСТО, по окончанию которой он получил бы вполне приличную профессию водителя грузовой автомашины. Максим попытался, было, отбрехаться от назойливого военного в погонах капитана, ссылаясь на то, что, мол, в их доме и так нечего жрать, а он будет прохлаждаться по каким-то там учебам. Но капитан, словно репей крепко вцепился в допризывника, тут же предложив ему идти на вечернее обучение в той же самой автошколе.
После недолгих раздумий, Максим сломался. А что, собственно говоря, он теряет. Работа подсобником не давала ему никакой квалификации. А тут, как никак профессиональный водила, считай, уже обеспеченный в жизни кусок хлеба.
Работа - учеба - сон, опять работа. И так почти полгода. В марте, едва только подсохла земля от растаявшего снега, началось практическое вождение на учебных "ЗИЛах". Собственного автодрома у автошколы не было, поэтому на первых порах мотались по пригородному бездорожью, так сказать, привыкали к условиям приближенным к боевой обстановке. Потом было несколько поездок по городу. Инструктор по вождению, будто нарочно выбирал маршрут движения грузовика по самым узким и кривым улочкам, где и две легковушки едва могли разъехаться. Но, ничего, и это испытание Максим выдержал достойно. Потом была сдача экзаменов по изучаемым предметам, сдача экзамена в ГАИ, и как апофеоз всем его мучениям - торжественное вручение новехонького водительского удостоверения.
А ровно через месяц он был призван в армию, и попал во внутренние войска, в "Софринскую" Бригаду. Сначала был курс молодого бойца, потом принятие присяги, после которой его распределили в автобат. Не успел он получить "по наследству" не первой свежести транспортный "ЗИЛ-131", как в части начались учения. Почти месяц жили в летнем лагере. За это время пришлось много чего испытать. Самым трудным показался тогда пятисоткилометровый, ночной марш. По завершению учений, комбат, воевавший, как и его отец в Афганистане, сказал перед строем:
- Помните сынки, что это были не самые трудные моменты в вашей жизни. Вот когда вам, не приведи Господи, придется куролесить по дорогам войны, под свистящими над головами пулями и снарядами не условного, а самого, что ни на есть настоящего противника, только тогда вы поймете что такое трудности. Поэтому, постоянно совершенствуйте свое мастерство в вождении вверенной вам боевой техники, и только это может гарантировать вам сохранение ваших и чужих жизней в боевой обстановке.
Позже, Максим еще не раз вспомнит те слова комбата, обучившего своих подчиненных многим премудростям, которые ему самому пришлось когда-то осваивать на афганской войне. Благодаря азбучным истинам, которые преподал им боевой майор, Максим научился безошибочно определять, где на проезжей части или у обочины, противник мог установить мину или фугас. Комбат научил своих подчиненных, как надо правильно управлять машиной, одновременно контролируя прилегающую к дороге местность. Гоняя своих подчиненных до седьмого пота, он словно предчувствовал, что им всё это очень скоро пригодится.
А потом была Чечня.
Были кровь, гной, горящие машины, подожженные чеченскими боевиками, смерть сослуживцев с которыми еще вчера строил планы на будущее.
Как он выжил в той кровавой мясорубке, пожалуй, и сам до конца не осознал. Возможно, помогли ему в те страшные дни бабкин крестик, да отцовский осколок-амулет, которые он постоянно носил у своего сердца. По ночам, украдкой от всех, целовал он их, вымаливая у Всевышнего и покойного отца себе жизнь. Возможно, его просьбы дошли до их ушей, и он выжил на этой страшной, и никому не нужной бойне.
Переслужив почти два лишних месяца, демобилизовался летом девяносто шестого. Уговаривали его остаться на контрактную службу, но он категорически отказался. Не все так просто было в этой армии, не со всем, что он там увидел и пережил, был полностью согласен. А коли уж внутренние противоречия, сталкиваясь с противоречиями внешними, не приходят к единому консенсусу, то ожидать от такой службы ничего хорошего не приходится. Сколько их, таких вот противоречащих самих себе он навидался за полтора года чеченской войны. И где они теперь? Многие из них гниют в могилах разбросанных по всей России, и нет до них никому никакого дела. А у него ещё есть мать, и теперь на его плечи ложится забота о ней. Последнее время она что-то частенько стала хворать. Тяжело ей - вдове, жить в постоянном страхе за своего единственного сына, ежесекундно осознавая, что случись с ним какая беда, она навсегда останется одинокой и совсем никому не нужной. Разве может он такое себе позволить?
После демобилизации Максим очень долго не мог привыкнуть к мирной жизни. Шарахался в сторону от любого резкого выхлопа проезжавшей мимо машины. Постоянно ловил себя на мысли, что тело как бы уже адаптировалось к окружающей обстановке, а сознание продолжает жить войной.
В отличие от других, таких же, как и он пацанов, вернувшихся с чеченской войны и не сумевших найти себе достойного места в мирной жизни, Максим довольно удачно устроился на работу в автоколонну, которая занималась перевозками различных грузов едва ли не по всей стране. За пару лет работы "дальнобойщиком", он сумел скопить относительно кругленькую сумму, на которую приобрел старенький "Москвич-412". Своими руками перебрал двигатель и ходовую часть. Кое-что из запчастей пришлось подкупить, поскольку прежний хозяин машины - пожилой пенсионер, ни разу не делал ей капитального ремонта. И не смотря на то, что дедулька был аккуратным водителем, да и намотал-то на своей машине всего лишь один "круг", на запчасти и покраску кузова Максиму пришлось выложить дополнительно почти треть её стоимости. Зато теперь это был почти новый автомобиль, на котором не стыдно было ездить по улицам города.
Крепко поднявшись на ноги, Максим стал подумывать о создании своей собственной семьи. Тем более что он уже почти год встречался с хорошей девчонкой, с которой случайно познакомился на праздновании дня рождения своего школьного друга.
Светка была почти на три года младше Максима, но это ни коим образом не могло повлиять на их, сначала дружеские, а потом и более тесные взаимоотношения.
Свадьбу сыграли на исходе второго тысячелетия. Хотя, назвать свадьбой небольшую вечеринку в кафе, в кругу самых близких людей, можно было с большой долей фантазии. После свадьбы молодожены поселились в спальне бабушкиной квартиры, где последние годы жил сам Максим. А когда у них родилась Ксюша, мать перебралась в их комнату, а молодые супруги со своим чадом переселились в зало. Одно было ясно как день, что свою квартиру они еще долго не будут иметь, если только вообще когда-нибудь её заимеют. На новую квартиру, или хотя бы "освобождёнку", нужно было иметь как минимум тысяч триста, четыреста. А где взять такие огромные деньги, если Максиму с прежней работой пришлось распрощаться буквально через месяц, после того как у него родилась дочь. Новый директор автоколонны оказался очень шустрым молодым человеком. Вместе с главбухом и еще рядом "заинтересованных" лиц, он так оформил документы на вновь созданное акционерное общество, с последующей передачей автотранспорта в аренду водителям, что предприятие от этой липовой перерегистрации получило в общую казну "кукиш с маслом". На самом же деле все было несколько иначе. Директор провел "разъяснительную" работу с водителями, потребовав от каждого "отступные". Денег, которые он запросил от Максима, у того просто не было. Да и откуда появиться лишним деньгам в новой семье, в которой растет малыш, а работает только один супруг. Кончилось все тем, что закрепленная за Максимом машина была передана в аренду постороннему человеку, а сам он пополнил отряд безработных. Несколько месяцев перебивался случайными заработками, пока не устроился охранником в одну коммерческую фирму. В свободное от работы время "шабурил" на своем "Москвиче". Деньги от частного извоза, были не ахти уж и какие, но, тем не менее, их вполне хватало и на содержание машины, и для решения других житейских проблем.
А когда в августе две тысячи пятого года дочери исполнилось четыре года, надумали супруги всей семьей рвануть на Черное море. Именно в августе "льву" - Светлане исполнялось ровно двадцать пять лет. Вот и решили они еще по весне на семейном совете - отметить эти две знаменательные даты на берегу моря. И чтобы никто им в этом не мешал.
Скопили немного денег, чтобы хватило их и на бензин, и на оплату проживания в каком-нибудь не дорогом "бунгало" или частном доме, да и рванули на свой страх и риск к морю.
Поскольку ехать до него предстояло почти тысячу километров, то решено было преодолеть это расстояние в два этапа, с остановкой на отдых на одной их шоферских ночевок, коих по дорогам Ставропольского края было как грязи. У Максима еще со времен работы "дальнобойщиком" сохранился "Атлас автомобильных дорог", с подробными картами всех российских дорог. По нему он наметил маршрут их поездки, разделил это расстояние поровну, из чего вышло, что заночевать им придется где-то в районе Светлограда. Он хорошо знал эту стоянку, поскольку ранее неоднократно останавливался там и ночевал в кабине своего грузовика. В том месте была не просто стоянка транзитных машин, а целый комплекс из придорожных кафе, небольших магазинчиков и даже овощного базара. Придорожный оазис работал круглосуточно, двенадцать месяцев в году, без перерывов на обед и выходные дни. Любой водила, почувствовавший усталость или голод, мог найти там для себя не только место для отдыха, но и еду на любой изысканный вкус.
Выехав из Астрахани после обеда, не спеша, покатили по трассе на Ставрополь. До Элисты было почти триста километров, но это, относительно не большое расстояние, они смогли преодолеть только к восьми вечера. Несколько раз пришлось останавливаться. Пока Максим проверял уровень масла в двигателе и воды в радиаторе, остальные члены семейства разгоняли застоявшуюся в жилах кровь, да бегали "до ветра". Уже на подъезде к столице Калмыкии, остановились минут на сорок. Основательно поужинав, приготовили кое-что из теплых вещей, которые ночью могли пригодиться для отдыха в машине. Не смотря на то, что на улице стоял последний летний месяц, с наступлением сумерек воздух начинал быстро свежеть, наполняясь сырой, ночной прохладой, и к полуночи его температура падала едва ли не наполовину.
Ксюша уснула практически сразу, как только машина двинулась в путь. Её маленькое, худощавое тельце, укрытое детским байковым одеялом, было едва заметно на заднем сиденье машины.
Редкие встречные "фуры" пролетали мимо, обдавая их легковушку тугой волной из смеси прохладного воздуха с выхлопами мощных дизелей. Легковых машин, как встречных, так и следовавших в попутном направлении, практически не было. Межэтнические и прочие конфликты, то затухающие, то разгорающиеся с новой силой в предгорьях Кавказа, наложили свой отпечаток и на эту сторону людского бытия. Еще днем, когда они ехали по территории Астраханской области, Максим отметил эту характерную особенность, которая коснулась и их, весьма благополучного региона. Передвигаясь с одного места на другое, люди все реже стали прибегать к услугам автотранспорта. С одной стороны, виной тому был подспудный страх перед неизвестностью, страх быть ограбленным и убитым дорожными бандитами, которые за последнее время расплодились повсюду, словно грибы после обильного дождя. С другой стороны, люди не желали испытывать искусственные трудности, которые им создавали многочисленные КПП, блокпосты и "заслоны", коих по трассе теперь было великое множество. Дотошные милиционеры и стоящие рядом с ними вооруженные до зубов "люди в камуфляже", придирчиво осматривали не только документы водителей и пассажиров, но и выворачивали наизнанку аккуратно уложенный в машинах скарб. А кому понравится, если в его личных вещах бесцеремонно роется посторонний человек. Подсознательно все понимали, что это временная, но вынужденная мера, которая призвана для того, чтобы обеспечить их же безопасность. Но сердцем, все отвергали этот, "ненавязчивый сервис", внутренне возмущаясь действиями непрошеных визитеров в их внутренний мирок, куда доступ посторонним был заказан. Наверно, это сравни ощущениям целомудренной девицы, которую ухажер лапает за все места буквально в первый же день их знакомства.
На счастье Максима и его семьи, их машину практически не останавливали. Он, как законопослушный гражданин, притормаживал у каждого восьмиугольного знака "Стоп", ожидая в следующую секунду свистка милиционера, жезлом приглашающего проследовать на досмотровую площадку. Но милиционеры попадались все какие-то добрые. Сопроводив оценивающим взглядом его, не первой свежести "Москвич" с сидевшей внутри салона семейной четой, милиционеры теряли всяческий интерес и к машине, и к сидящим в ней пассажирам.
"Пожалуй, вот так тот, и боевики могут доехать куда угодно", - непонятно с чего вдруг, пролетело в голове у Максима. Но он тут же отбросил в сторону эту крамольную мыслишку. Наверно потому его машину не останавливают и не досматривают, что отлично видят какая публика в ней сидит. Уж кто-кто, а стоящие последнее десятилетие на дорожных постах люди, уже навскидку научились определять, кого они лицезреют перед собой. Вот только бы взяток еще не брали, глядишь, и не было бы всех этих "буденовских", "волго-донских", "первомайских", "гурьяновских" и прочих трагедий.
А убегающая в темноту дорога, перемещающая семью Максима в пространстве и во времени, все накручивала и накручивала на спидометр оставленные позади километры. В какой-то момент Максим почувствовал, что лежавший в желудке ужин начал равномерно отдавать в организм свои килокалории. Супруга, до этого поддерживавшая с ним разговор, уже клевала носом, мерно покачивая головой в такт движениям автомобиля. Дважды поймав себя на том, что он на какие-то доли секунды перестает слышать работу движка, Максим понял, что настало время проветриться на свежем воздухе и попить горячего кофейку. Не хватало еще на ходу заснуть за рулем. От одной только этой мысли у него пробежал неприятный озноб по спине.
- Станция Березай, кому прискало - вылезай, - пошутил Максим.
Осторожно, чтобы не разбудить спящую дочь, супруги вышли из машины. Полная Луна, улыбающаяся с неба своей неизменной "улыбкой", ярко освещала прилегающую к дороге местность. Огромные поля созревшего подсолнуха в сочетании с уходящими до горизонта узкими полосами лесопосадок, в лунном свете выглядели совсем не реалистично, словно сошедшими с картин, на которых художники-сюрреалисты изображают неведомый человеку потусторонний мир. И лишь только звонкое стрекотание сверчков свидетельствовало о реальности всего происходящего. Слившись в единый, многоголосый хор, сотни, а может быть тысячи невидимых глазу "музыкантов", распевали одним им понятную песнь про житье - бытие.
Можно было бы очень долго стоять под звездным небом, вслушиваясь в призрачные звуки ночи, но проникшая в разгоряченные тела ночная прохлада, заставила молодых супругов вернуться в теплое чрево машины.
Примерно к двенадцати часам ночи они подъехали к намеченному для отдыха пункту.
На площадке для автотранспорта стояло несколько "фур" да пара легковушек. Максим подрулил к стоящим на краю парковки легковушкам и поставил свою машину рядом с ними. Водитель и пассажиры соседней "девятки" уже пристроились на ночлег. Во второй машине группа молодых людей, сдержанно смеясь, распивали пиво. Глядя на них, Максиму тоже захотелось пивка. А что, продолжение поездки теперь состоится, как минимум часов через пять. За это время не только пиво, водка из организма окончательно выветрится. Взяв у супруги "стольник", он направился к светящимся киоскам.
Ее успел Максим к ним подойти, как со всех сторон к нему ринулись молодые торгашки. Они наперебой стали расхваливать свой товар, и каждая норовила схватить его за руки.
- Ну, вы, блин и цыгане, - не выдержал он. - Да у меня и денег столько нет, чтобы купить все, что вы здесь предлагаете. Пиво мне надо, "Балтику-троечку", пару бутылок, и чтобы оно было свежее и холодное.
Желаемое пиво оказалось сразу в трех магазинчиках, и борющиеся за покупателя продавщицы, едва не передрались друг с другом. Кончилось это всё тем, что Максим наугад подошел к одному из магазинчиков, и, не обращая внимания на реплики других работниц прилавка, купил у совсем юной девчонки пару бутылок пива. Пока она искала в кармане полтинник на сдачу, к ней подошел какой-то низкорослый, лысый абрек. Он бесцеремонно стал ей предлагать свои интимные услуги, намекая на то, что размер его члена может удовлетворить вкусы самых предвзятых жриц любви. Максим собрался, уж было одернуть наглеца, но рассмеявшаяся в этот момент девчонка перевела весь этот разговор в шутку, чем быстро отшила от себя прилипчивого "секс-гиганта".
Жена от пива отказалась. Откинув спинку сиденья, она почти сразу же уснула. Максим же, в охотку выпил обе бутылки, под свежую воблешку, которую накануне купил на базаре. Правда, вторую бутылку он допивал уже через силу. Да и пиво, показавшееся сначала таким свежим, что-то не внушало особого доверия. Тем не менее, слабый процент алкоголя сделал свое "змеиное" дело, и несколько минут спустя, Максим спал, прислонив голову к прохладному стеклу дверцы автомашины.
Ему снился какой-то приятный сон, когда вдруг резкий стук по стеклу дверцы машины заставил его приоткрыть глаза. В первые секунды он даже не понял, что явилось причиной этого стука. Но стук повторился вновь, на этот раз уже намного отчетливей. Максим глянул сквозь стекло и увидел, что стук этот исходит от молодого парня, стоящего около их машины.
- Чего надо? - недовольно буркнул Максим, слегка приоткрыв окно.
- У нас парковка платная, - невозмутимо ответил незнакомец.
- И сколько с машины?
- Полтинник.
Проснувшаяся к тому времени Светлана молча наблюдала за всем происходящим.
- У тебя есть полтинник? - обратился к ней Максим.
- А что, с сотни вообще ничего не осталось? - парировала она.
Максим машинально сунул два пальца в нагрудный карман рубахи, и ловко выудив из него пятидесятирублевую купюру, передал её парню.
- А квитанцию даёте? - поинтересовался Максим.
- Обязательно, - ответил парень, и тут же просунул в окно какой-то узенький клочок бумажки.
Максиму эту бумажка была совершенно ни к чему, и спросил то он о ней чисто из вредности, как это обычно делал, когда у себя в Астрахани парковал машину возле рынков или крупных торговых центров. Эта "парковочная зараза" завезенная чиновниками и рэкетирами из "первопрестольной", у них в Астрахани прижилась довольно быстро и как плесень распространилась по всему городу. Где ни встань, везде надо платить. Одним словом, грабят водителей все кому не лень, и нет на них никакой управы.
Максим вдруг вспомнил, что на платных парковках в их городе установлены соответствующие знаки, а при подъезде к этой стоянке он никаких знаков не видел. Это что же выходит, его - лоха, только что, какой-то мордатый сопляк, по всему видно рэкетир, кинул на пятьдесят рублей, а он сидит в машине и сопли жует? Не-е, так дело не пойдет.
Максим вышел из машины и направился к стоящему невдалеке столику. Там, под ярким светом уличного фонаря, сидели несколько мужчин. На столе у них стояло несколько бутылок пива, которое они цедили прямо из горла. Парень, только что забравший у него деньги, о чем-то разговаривал с тем самым "секс-гигантом", вальяжно восседавшим на пластиковом стуле.
"Так вот оно что, - пролетело в голове у Максима. Стало быть, этот лысый черт у них за "хазера", а весь этот молодняк - обычные "шестерки" на побегушках. Рэкетиры загребают с водил деньги, а потом вся эта свора вместе их пропивает. Не плохо козлы пристроились.
Подойдя к столику, он бесцеремонно схватил парня за руку и развернул его лицом к себе. Парень удивленно окинул Максима с головы до ног, как бы оценивая его физические возможности, после чего коротко спросил:
- Тебе чё паря надо?
- Может быть, ты мне все-таки покажешь, где у вас здесь установлен о том, что эта парковка платная?
- А ты больше ничего не хочешь? - нагло усмехаясь, парировал здоровяк. Он попытался, было схватить Максима за руку и завернуть её ему за спину, но Максим провел контрприем и не устоявший на ногах противник свалился в дорожную пыль.
Что тут началось! Все, кто до этого сидели за столом, повскакали с насиженных мест и набросились на Максима. Драться против такой своры ему никогда не приходилось, и уже в следующее мгновение он сам лежал в пыли, получая сыпавшиеся со всех сторон удары. В какой-то момент ему удалось изловчиться и самому нанести удар ногой в пах "секс-гиганту". Взвыв от боли, тот присел на корточки рядом с Максимом. Воспользовавшись замешательством в рядах нападавших, он несколькими прыжками преодолел расстояние до машины, и, резко распахнув дверцу, выхватил из-под водительского сиденья небольшой топорик.
Сделал он это вовремя, потому что уже в следующее мгновение увидел в руках подбегающего к машине "здоровяка" блеснувшее лезвие ножа. Мозг Максима еще не успел оценить критическую ситуацию и принять единственно верное решение, а его правая рука уже инстинктивно нанесла удар топором по руке противника. "Здоровяк" заревел от дикой боли, наблюдая за тем, как отрубленное запястье с зажатым в кулаке ножом, падает на землю и фонтан крови хлыщет из обрубка предплечья. Остальные нападавшие оторопев от увиденного, замерли на месте, с ужасом в глазах наблюдая за дальнейшими действиями Максима. Один только немного оклемавшийся "секс-гигант", неестественно раскорячив свои ноги, ковылял куда-то в сторону, поскуливая от боли и держась одной рукой за промежность.
Максим уже начал осознавать, что в его жизни произошло то, чего он больше всего боялся. Он не смог проконтролировать свои действия, и теперь ему придется за все отвечать. Наверняка эта свора рэкетиров перевернет все с ног на голову и обвинит его в том, что драка была спровоцирована им самим. А за отрубленную руку придется отвечать по всей строгости закона. И наплевать будет судье, что он молодой ветеран войны, что у него есть медаль, которую он получил за проявленное на той войне мужество и отвагу.
Что делать?! Что делать?!
Мысли лихорадочно метались в его голове, но ничего путного в тот момент он придумать не мог.
Однозначно надо сматывать удочки с этой проклятой стоянки. Рвануть так, чтобы в клубах поднятой колесами пыли никто не смог разглядеть номера его машины. Умчаться как можно быстрее и подальше от места происшествия, съехать на какую-нибудь проселочную дорогу и, ехать, ехать. Куда угодно, но только туда, где его никто не будет искать.
Наверно, это был единственно возможный вариант в сложившейся ситуации, и им необходимо было срочно воспользоваться. Максим стал задом отходить обратно к машине, держа на изготовке окровавленный топорик.
"Чисто - Раскольников, из романа Достоевского" - промелькнуло в голове, когда он спиной уперся в кузов своей легковушки. Продолжая внимательно следить за реакцией своих обидчиков, Максим левой рукой нащупал дверную ручку, и резко потянул её на себя. Он почти уже открыл дверку, как вдруг, из-под стоящей невдалеке "фуры" сверкнула вспышка неяркого огня. Словно кто-то невидимый пытался зажечь кремниевую зажигалку. Одновременно со вспышкой прозвучал выстрел, и Максим почувствовал резкую боль в животе.
Только тут он понял, что это за вспышку он увидел под "фурой". Из-за её высоченного кузова вышел "секс-гигант" с небольшим пистолетом в руке. Пока он настороженно приближался к Максиму, держа его под прицелом, ноги Максима сами по себе подвернулись, и он упал на колени, выронив при этом из руки топорик.
"Ну, вот и все! - пронеслось в голове у Максима, - теперь уж точно пришел тебе крандец". Он попытался левой рукой залез за пазуху, с тем, чтобы вытащить висящий на шее крестик и осколок-амулет, но в это время "секс-гигант" выстрелил еще раз и пуля попала Максиму в левое плечо. Одновременно с этим двое из нападавших подбежали к нему с обеих сторон и заломили руки за спину. Да так, что Максим сильно ударился лицом о землю.
- Что там у тебя такое? - осклабившийся "секс-гигант" полез за пазуху к Максиму, и, нащупав там веревочку, дернул её, что есть силы. Веревочка лопнула и слетевшие с неё крестик с осколком-амулетом упали в придорожную пыль.
- Теперь тебе это не понадобится, - процедил сквозь зубы "секс-гигант", втирая подошвой ботинка в землю Максимовы "драгоценности". - Сейчас ты сдохнешь как паршивая собака.
Он стал демонстративно медленно целиться в голову Максима, а тот, уже теряя сознание от нестерпимого приступа боли в животе, громко закричал:
- Не трожь семью-ю, су-у-ка-а!
- Максим, ты чего так громко кричишь? Ксюшу ведь разбудишь.
Максим таращил на жену глаза и ничего не мог понять. Он сидит, как и сидел, в своей машине. Никаких мужиков с оружием и без него, рядом с ним нет. Одна только жена, удивленно смотрит на него, пытаясь понять, что происходит с её мужем. Максим попытался усесться поудобней, но ни ноги, ни левая рука ему не повиновались, а резкая боль в животе только усилилась. Да что же это такое, в конце-то концов, что на самом деле с ним произошло?
Именно этот вопрос он и озвучил своей жене.
И та рассказала ему, что проснулась оттого, что Максим громко стонал во сне, скрипел зубами и кого-то ругал. Она попыталась, было, потихоньку разбудить его, но после того как он заорал не своим голосом: "Не трожь семью, сука!", она стала тормошить его за плечо, боясь, что его дурной крик мог не только разбудить, но и сильно напугать спящую Ксюшу.
Максим вообще запутался во всем происходящем. Стало быть, никакой драки не было вообще? И топором он никого не рубил? Тогда отчего он не чувствует обеих ног и левую руку, и что за резкая боль спазмирует у него в животе?
И тут-то наконец до него дошло, что ног и руку он не чувствует только потому, что засыпая принял не совсем удобную позу, и конечности просто затекли. А резкая боль в животе, наверняка появилась оттого, что выпитое пиво все-таки было не совсем свежим, и теперь в кишечнике шел процесс активного брожения с выделением большого количества газов, которые и спровоцировали эту боль.
Максим не сдержался и тихо рассмеялся. На удивленно-вопросительный взгляд жены, он в кратких чертах рассказал обо всем, что ему только что приснилось. Правда, ей почему-то не было так весело, как Максиму, но в тот момент он не придал этому особого внимания.
Вылезая из машины, он как бы невзначай сунул руку под сиденье. Топорик лежал на прежнем месте. Приложив руку к груди и ощутив под рубашкой крестик с осколком-амулетом, Максим удовлетворенно хмыкнул, и побежал искать туалет. Пенное пиво усиленно просилось наружу.
Уже возвращаясь обратно в машину, мельком глянул в сторону, туда, где под ярким светом уличного фонаря, за белым, пластиковым столом сидели несколько мужчин. На столе у них стояло несколько бутылок пива, которое они цедили прямо из горла. Среди сидящих он увидел того самого "секс-гиганта", а рядом с ним широкоплечего парня. Странно, но ведь именно этот парень приснился ему, именно он взял у него полтинник за парковку. Ну, до чего же все-таки реалистичным получился сон. Рассказать, кому - ведь ни за что не поверят.
Перед тем как сесть в машину, Максим решил выкурить сигарету, но обнаружил, что пачка была совершенно пуста. Стало быть, придется покупать новую пачку. Не спеша, подойдя к продавщице, у которой до этого покупал пиво, он поинтересовался, какие сигареты есть в продаже. Из представленного ассортимента выбрал "Парламент" и хотел, уж было расплатиться, но, сунув руку в нагрудный карман рубашки, денег там не обнаружил. Странное дело, но ведь оставался же ведь полтинник, та самая сдача с купленного пива. В карманах шорт денег тоже не было. Извинившись, Максим вернул пачку сигарет продавщице и направился к своей машине.
Была у него привычка - во время дальних поездок класть небольшую сумму денег в кармашек солнцезащитного козырька. Именно для таких вот, мелких покупок сигарет и минеральной воды, держал он там эти деньги. Но, сев в машину и пошарив в том кармашке, полтинника там не обнаружил. Зато нашел узенькую полоску бумаги, на которой черным по белому было отксерокопировано: "Квитанция N на парковку автомобилей. Платная автостоянка "На троих". Максим вытаращил глаза, глядя на квитанцию, совершенно не понимая как она оказалась в его машине. Ведь все, что было связано с ней, ему приснилось во сне? Ну, да! Именно приснилась ему эта квитанция, и во сне он её клал в кармашек козырька. А потом, в том сне, была драка, и его фактически убили. Но ведь никакой драки на самом деле не было, и он жив здоров. А эта квитанция почему-то существует наяву. Как она могла перекочевать из его сна в реальную жизнь?
Максим недоуменно глянул на жену, пытаясь её о чем-то спросить, но та опередила мужа.
- Я знаю, о чем ты меня хочешь спросить. Как эта бумажка попала в машину? Поясняю, ты заплатил охраннику стоянки пятьдесят рублей и он, по твоей же просьбе, дал эту бумажку.
- А что было дальше?
- А дальше ты её сунул туда, откуда только что достал, и, повернувшись на другой бок, сразу же уснул.
Только теперь Максим понял все, что произошло за то время, пока они находились на парковке. Стало быть, вот на какие "шиши" пьют сейчас пиво эти жлобы, которым он добровольно отдал собственные деньги. У Максима внутри груди все закипело от негодования, и он попытался, было выйти из машины, чтобы сделать вполне нормальную "предъяву" этим козлам. Но в тот самый момент, когда он взялся за ручку двери, Светлана поняв намерения мужа, крепко обхватила его руками за плечи, и, уронив свою голову ему на грудь, тихо, но настойчиво произнесла:
- Я никуда тебя не пущу.
Максим отчетливо почувствовал, как острый край осколка-амулета впился ему в тело, и не сильная, но резкая боль нервным импульсом вонзилась ему в сердце. Он отчетливо вспомнил тревожные глаза Светланы, какими она смотрела на него когда он, смеясь, рассказывал ей о своем чудном сне. Только сейчас до него дошло, что тот сон был вещим. Выйди он сейчас на разборку с мужиками, что сидят на улице за столиком, и кто знает, как развернутся дальнейшие события. Возможно, кто-то свыше ниспослал ему этот сон, дабы уберечь от необдуманного поступка. Может быть это его отец, через свой амулет-оберег, дал ему знать, как не стоит себя вести в сложившейся ситуации.
Если это действительно так, то спасибо тебе батяня за отеческую заботу. Тебе сверху виднее как жить дальше на этой грешной земле единственному продолжателю твоего рода. Стало быть, не спешишь ты ещё увидеться с ним на небесах.
Максим через плечо мельком глянул на безмятежно спящую Ксюшу, вдохнул полной грудью ворвавшегося в приоткрытое окно свежего воздуха, и включив первую передачу, притопил рычаг акселератора почти до самого полика. Взревев мотором "Москвич" резко рванул с места, и понес Максима к морю, на встречу с его детской мечтой.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023