ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Воронин Анатолий Яковлевич
Глава 13. Исповедь ветерана

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 5.38*14  Ваша оценка:

   Глава 13. Исповедь ветерана
  
   Девятого марта, на очередной утренней планерке, генерал Шумов довел до сведения присутствующих офицеров, что жить и работать в пятнадцатой школе им осталось ровно пять дней.
   - На следующей неделе в Грозный приезжает правительственная комиссия во главе с вице-премьером Олегом Сосковцом, которая будет смотреть, как функционируют местные органы власти, как идет восстановление порушенных войной инфраструктур. Школам уделяется особое внимание, поскольку после косметического ремонта они уже в первых числах апреля возобновят обучение детей.
   - Товарищ генерал, да какие могут быть занятия со школьниками, если их в городе практически нет? - недоуменно заметил один из присутствующих.
   - Нет, говорите? А Вам известно, сколько их сейчас живет с родителями в палаточных городках в Ингушетии и Осетии? Там едва ли не ежедневно происходят стихийные митинги, и даже потасовки. Народ требует прекращения войны и возврата к мирной жизни.
   - Ну, правильно, как только этих бандюков загнали в горы и там стали добивать, так сразу их родственничкам мира захотелось, - не унимался оппонент генерала. - Сначала они своих безоружных родителей, жен и детей науськивали под танки федеральных сил бросаться, когда те на Грозный колоннами шли, а теперь, те заголосили за своих бедных сродственничков, окопавшихся по схронам да по лесам. Ведь знают же, что если не будут голосить на каждом углу, крандец придет их братьям и мужьям, вставшим с оружием в руках под зеленое знамя Ислама.
   - Товарищ подполковник, не мне и не вам решать дальнейшую судьбу боевиков, - с раздражением в голосе прервал его Шумов. - Если потребуется, будем и дальше добивать зверя в его логове. А пока речь идет о возвращении Грозного к мирной жизни, и если уж такая задача поставлена на уровне первых лиц государства, выполнять её нам придется неукоснительно. Всем советникам без исключения, прошу немедленно приступить к работе по подбору свободных, и хотя бы, относительно целых помещений, где вы смогли бы обеспечить повседневную работу сотрудникам чеченской милиции. И очень большая просьба - если на найденное вами помещение глаз положил еще кто-то, просьба - не конфликтовать, а докладывать лично мне. Не хватало еще, чтобы дошло до перестрелок. Имущество есть имущество, и просто так его никто отдавать не будет. Если что, будем договариваться.
   После совещания генерал попросил меня задержаться на пару минут, и коротко доложить о том, в какой стадии находится работа по подбору помещения под паспортно-визовую службу. Шумов внимательно выслушал мои доводы в пользу бывшего помещения Бюро судебных экспертиз, и пообещал дать ответ уже завтра, после того, как он сегодня доложит обо всем в ГУОШе. Если на это помещение не будет иных претендентов, то уже с завтрашнего дня его можно будет готовить для повседневной работы и приему граждан.
   Всё, о чем мне сказал генерал, я пересказал Мугуеву. Алик радостно потер руки, заметив при этом, что основная часть дела сделана. Он даже не сомневался в том, что Шумов уговорит ГУОШовское начальство на "прихватизацию" пустующего помещения. Тем более что прежних владельцев помещения в городе не было, и возразить ему будет некому.
   Не откладывая в долгий ящик, решили весь день посвятить тому, чтобы разгрести "авгиевы конюшни". Оставив Сашу Телятникова за самого главного начальника ПВС, мы рванули на проспект Победы. Прибыв на место, отметили для себя, что входную дверь Бюро экспертиз никто даже не пытался открывать. Видимо предупреждающая запись на ней, возымела действо, и никто не рискнул подорваться на "мине".
   Первым делом вынесли из кабинетов лабораторное оборудование, которое не имело никакого отношения к деятельности сотрудников паспортной службы. Основную часть его мы складировали в глухой комнате, у которой не было ни единого окна. По всей видимости, до войны там была какая-то лаборатория, о чем свидетельствовало большое количество специфических приборов и оборудования, стационарно укрепленного на стеллажах. Чтобы не расшибить в кромешной темноте свои лбы, на одном из столов установили зажженную стеариновую свечу, найденную в одной из комнат. Когда пространство комнаты было заполнено под завязку, оставшееся оборудование перенесли в самую дальнюю комнату, которую изначально определили под склад и столовую для сотрудников ПВС.
   В общей сложности, было приведено в порядок восемь кабинетов, в которых мы расставили столы и стулья. В окна аккуратно вставили выбитые взрывной волной рамы, с отсутствующими в них стеклами, а сметенный с пола мусор собрали в ведра и выбросили в огромную воронку, образовавшуюся от взрыва бомбы, аккурат напротив здания Бюро. Одно было плохо - все кабинеты были небольшими, и ни один из них не подходил для размещения картотеки адресного бюро. Выход из создавшегося положения предложил Алик. Во второй половине первого этажа здания до войны размещался какой-то магазин, у которого имелся свой обособленный вход. При перестройке помещения магазина, дополнительная внутренняя дверь, ведущая в помещение Бюро, была заложена кирпичом на цементном растворе, и чтобы эту преграду устранить, нам придется основательно поработать ломом и кувалдой. Но в тот день мы решили не приступать к этой тяжелой, физической работе, тем более что окончательное решение о передаче помещения под ПВС, еще не было принято. А ну как откажут, и все наши старания пойдут коту под хвост.
   Физическая нагрузка, которую мы испытали при очистке помещений, требовала компенсации за сожженные килокалории, о чем свидетельствовало неприятное урчание в животе. Алик видимо испытывал те же чувства что и я, и поэтому, отвозя меня к месту временного жительства, он предложил заскочить к нему домой и перекусить тем, что Бог послал. А он послал нам макароны по-флотски, где в роли мяса выступала обычная говяжья тушенка. В качестве дополнительного блюда на стол была выставлена двухлитровая банка с консервированными помидорами домашнего приготовления, которые нам презентовала жена Иваныча.
   Набив свои животы вкусной едой, мы не спешили расставаться. Алик повел вглубь своего двора, где стал рассказывать и показывать, как он будет строить новый дом. Из этого рассказа я понял только одно, что у моего подсоветного планы грандиозные, и если они действительно претворятся в реальную жизнь, существующий деревянный дом на фоне каменных хором будет смотреться жалким сараем.
   За этими размышлениями нас и застал Иваныч. Завидев нас из-за забора, он пригласил к себе в дом, с тем, чтобы наконец-то побаловать своим фирменным чайком.
   На этот раз отказываться не стали, тем более что у Алика кончилась заварка, и горячую чайную прослойку, для относительно жирной пищи, делать было не из чего.
   А чай у Иваныча действительно оказался великолепным. Отхлебывая из блюдца горячий, душистый напиток, я поинтересовался у него, что за компоненты входят в напиток кроме чайных листьев. И он поведал о том, как такой чай его еще в Казахстане научила делать одна пожилая чеченка, работавшая у них на полевом стане поварихой. Я заинтересовался рассказом Иваныча, и попросил его поподробнее рассказать о прожитой жизни.
   И он начал свое повествование...
   Почему-то в память врезался выпускной вечер в школе. Он стоит на сцене актового зала и лично директор школы, потомственный учитель в третьем поколении, вручает ему аттестат зрелости.
   А спустя пару дней, районная газета опубликовала небольшую заметку о том, что тот самый директор школы - Максим Валерианович, арестован, как "троцкист" и злейший враг народа.
   Учеба в школе механизации. Практические занятия по вождению трактора. Отставной танкист, по прозвищу "Фрикцион" объясняет курсантам, для чего трактору нужны те самые фрикционы.
   Армия. Он стоит перед строем сослуживцев и ему объявляют благодарность командования за мастерское вождение танка на военных учениях.
   Лето. Не за горами осень, а значит и долгожданный дембель. Мать в последнем своем письме написала, что председатель колхоза пообещал дать ему новехонький трактор. Лишь бы только он поскорее возвращался на родную Псковщину.
   Все вокруг полыхает, гремят взрывы. В танке пахнет пороховой гарью и горелой краской.
   Война!
   Первое ранение. Госпиталь. Организм у него крепкий, и через месяц опять фронт. Пока лежал в госпитале, командира танка убило шальной пулей и вместо него на эту должность назначили гордого чеченца - Ваху Магомадова.
   Совсем пацан, - еще и двадцати лет нет. До войны Ваха поступил в военное училище, да так и не доучился. Присвоили ему звание младшего лейтенанта, и туда же, - во фронтовую мясорубку.
   Неужели я сам уже такой старый? А ведь мне самому-то двадцать один год.
   Немцы рвутся к Сталинграду, и на Кавказ. Экипаж их "тридцать четверки" в самом пекле.
   Горим братцы, горим!
   Контуженный Ваха умудрился вытащить из горящего танка всех. Даже стрелка-радиста Петруху, которому госпиталь был уже совершенно не нужен.
   Полевой госпиталь в какой-то сельской школе.
   Так уж вышло, что все трое попали в ожоговое отделение, и отлеживались в одной палате. Выписавшись, службу продолжили в своей части. Четвертого члена экипажа подобрали в том самом госпитале. У этого танкиста погиб весь экипаж и только ему одному повезло.
   Потом был Воронеж, Курск...
   Под знаменитой на весь мир Прохоровкой, их танк зацепило конкретно.
   Лобовая атака на "Тигра" закончилась не в их пользу.
   Долг платежом красен.
   На этот раз, тяжело раненный Иваныч, вытащил из горящего танка Ваху. Остальным членам экипажа он просто не успел помочь, поскольку сам потерял сознание, а рванувший боекомплект, поставил последнюю точку на судьбе наводчика - Илюхи, и стрелка-радиста Романа.
   На этот раз ранение было настолько серьезным, что Иваныч провалялся в госпитале почти до "белых мух". Но, судьбе было угодно, чтобы он и в этот раз смог выкарабкаться с того света.
   Бреслау, озеро Балатон и, наконец-то - Берлин. А потом, знаменитый рывок на Прагу, в составе танковой армии генерала Рыбалко.
   Летом 45-го демобилизовался одним из самых первых.
   В этом не было ничего необычного. Врачебная комиссия забраковала Иваныча под самое "не хочу", пригрозив дать инвалидность, в случае если он будет сильно хорохориться.
   Буквально за день до его дембеля танковый полк подняли по тревоге и своим ходом двинули к западной границе СССР. Туда, где "лесные братья" устроили кровавую баню ненавистным "москалям".
   А он, в это время, ехал домой, на встречу с мирной жизнью.
   Лучше бы он домой вообще не возвращался.
   Его родное село было стерто с лица земли еще в сорок третьем. А на месте отчего дома осталась одна огромная воронка от авиабомбы, которую дождевые воды превратили в небольшое тухлое озерцо, с квакающими лягушками.
   Помыкался, помаялся, да и, рванул в Сталинград, по комсомольской путевке восстанавливать разрушенный город и тракторный завод.
   Годы - годы. Как же вы быстро летите.
   Своего жилья так и не заимел, точно так же, как и не создал семьи.
   Холостяцкую жизнь коротал с себе подобными мужиками в дощатом, плохо отапливаемом бараке. Обидно, что жизнь складывается не так, как мечтал в детстве. Начал потихоньку пить "горькую". Был момент, когда совсем сорвался с "крючка", и едва не повесился в общественном туалете.
   Позор! Срамота! На комсомольском собрании стоял опустив голову, сгорая от стыда. Готов был провалиться сквозь землю, лишь бы не выслушивать того, что ему говорили безусые парнишки, никогда не нюхавшие пороха. Если бы не фронтовое прошлое и боевые ранения, не видать ему больше комсомольского билета. Однако, поверили, дав последний шанс на исправление.
   Работа - общага - работа. Замкнутый круг, день за днем, из года - в год.
   Шанс круто изменить жизнь наконец-то появился. Услышал по радио обращение Никиты Хрущева к молодежи страны. Он призывал всех ехать на освоение целинных и залежных земель.
   К молодым Иваныч себя давно уж не причислял. Да и комсомольцем он уже не был. Некий симбиоз молодого тела, с мозгами и сердцем ветерана-фронтовика.
   Тем не менее, решил бросить всё к чертовой матери, и, рвануть на эту, неизведанную целину. Говорят, опытные трактористы там были в особом почете.
   Несколько дней ушло на оформление документов. В райкоме комсомола пространно намекнули насчет того, что он вроде бы староват для комсомольского задора, ну, и всего прочего.
   В ответ, огрызнулся этим казенным чинушам всеми известными ему матерными словами и эпитетами, пообещав загнать их самих туда, где "Макар телят не пас". На ту самую целину, стало быть.
   Видимо, испугались розовощекие аппаратчики "пророчеств" контуженого тракториста. За один день выправили все необходимые документы, и, уже через пару недель Иваныч топтал своими "кирзачами" целинные земли Северо-Казахстанской области.
   Работать трактористом ему нравилось. Пахать и сеять мог круглыми сутками.
   Изнуряющая работа без выходных и отгулов в летний период времени, оказалась посильной не для всех. Многие "комсомольцы-добровольцы" удрали назад к своим мамкам и бабкам уже через пару месяцев, и на замену пригнали расконвоированных зэков и армейских дембелей.
   У большинства зэков-поселенцев срок отсидки в лагерях исчислялся годами, а кое-кто, мотал его уже второе десятилетие.
   Однажды, на улице, его окликнул какой-то мужик. На вид, лет пятидесяти, с сильно обгоревшим лицом, и большим шрамом на правой щеке. Их глаза встретились. Иванычу стало жутко от этого пронизывающего насквозь взгляда. Судя по казенной черной робе, перед ним стоял один из тех самых расконвоированных зэков
   - Стало быть, не узнал, - то ли с сожалением, то ли с разочарованием произнес зэк.
   Иваныча, от этих слов, как молнией ударило. Этот голос он не мог спутать ни с кем.
   - Ваха! Неужели ты?
   - Узнал все-таки, чертяка.
   В этот день они очень долго общались, и Иваныч узнал многое из того, о чем даже и не догадывался.
   По возвращению части с Дальнего Востока, Ваха решил смотаться в краткосрочный отпуск на Родину. В итоге, эта поездка закончилась для него пятнадцатью годами строгого режима. Осудили только за то, что в Ростове-на-Дону он едва не прибил военного коменданта, который обозвал его бандитом. Исковерканная жизнь, сломанная судьба...
   Ваха отсидел назначенный срок от звонка до звонка, и только осенью шестидесятого года наконец-то получил возможность вернутся в родные места. Поскольку Иванычу ехать было некуда, на Кавказ решили ехать вдвоем. Но и там, на первом этапе, были свои сложности. Иваныч смог сразу устроится на работу в ПМК, а Ваху - бывшего зека, никто не хотел брать на работу. Ваха злился, что стал обузой своему фронтовому другу, который делился с ним последней копейкой, последним куском хлеба, но ничего поделать не мог.
   Ситуация изменилась к лучшему только после того, как сместили со всех постов Никиту Хрущева. Ваха наконец смог устроиться на работу в то же самое ПМК, где работал Иваныч. А спустя еще пару лет они получили участок земли, под застройку жилья. Первым решили строить дом Иванычу, поскольку к тому времени он был уже женат, и супруга ходила на сносях. Строили планы, как будут жить в собственном доме, втроем вместе с сыном. Увы, но этим планам не суждено было сбыться. На восьмом месяце беременности супруга случайно упала, сильно ударившись о землю животом, и ребенок родился мертвым. Спасая её жизнь, врачи сделали серьезную операцию, после которой она уже не смогла больше рожать.
   А потом наступила очередь Вахи создавать свою семью, и всем колхозом строили дом для него и его супруги. В отличие от Иваныча, Ваха свой кирпичный дом строил на века, как это исстари заведено на Кавказе. А уже через год у него появился сын, которого назвали Махмудом, в честь Вахиного деда - героя гражданской войны.
   Так они и жили все последующие годы - двумя семьями, в двух разных домах, построенных на одном участке земли, так и не удосужившись поделить землю общим забором. Трудно было семье Иваныча - помогал Ваха, появлялись трудности у Вахи, на выручку приходил Иваныч. А малолетка Махмуд, так тот вообще больше времени проводил в доме у Иваныча, где он чувствовал себя намного вольготней, нежели в отчем доме. А в семьдесят втором году, когда его мать трагически погибла под колесами автомобиля, управляемого пьяным водителем, его воспитанием фактически занялась супруга Иваныча. Благодаря именно её стараниям, он хорошо учился в школе и всегда опрятно выглядел. После окончания средней школы, Махмуд успешно сдал вступительные экзамены в университет, и через четыре года, окончив обучение с красным дипломом, поступил на службу в милицию. Правда, и тут не все так просто было, поскольку судимость отца едва не порушила все его планы, но нашелся в чечено-ингушском министерстве внутренних дел человек, который заступился за Махмуда. А был тем человеком наводчик Алексей, которого в сорок втором году Ваха вытащил еле живого из горящего танка, занимавший на ту пору высокий пост заместителя министра внутренних дел. Так вот, встретились три ветерана однажды вечером в летнем ресторанчике Грозного, посидели, повспоминали свое боевое прошлое, и дальнейшая судьба Махмуда была решена.
   А потом, с приходом к власти Дудаева, для семьи Иваныча наступили страшные времена. Соседи, из числа чеченцев, проживавших на их улице, неоднократно посещали их скромное жилище, ультимативно требуя уматывать на все четыре стороны и угрожая убийством. И еще неизвестно, как бы все повернулось, если бы за них не заступались Ваха и его сын. Одного такого "любителя" до чужой собственности, Ваха сильно огрел клюкой по спине, после чего тот пригрозил наслать на него и его сына - мента, своего родственника, к тому времени служившего в Ичкерийской госбезопасности.
   И ведь выполнил же, гаденыш, свои угрозы, наслав во двор Вахи и Иваныча целую свору бандитов, которые запросто могли всех их поубивать. Но в тот раз расправа не состоялась. Махмуд вовремя сообщил своему начальству о готовящейся расправе, и прибывшие ОМОНовцы, смогли полюбовно договориться с головорезами ДГБ.
   После того случая, в их дворе больше никто из посторонних не появлялся и не домогался до чужого добра. А в девяносто третьем году произошла серьезная стычка между сотрудниками МВД и ДГБ, закончившаяся стрельбой и трупами с обеих сторон. Махмуд к этому эксцессу не имел никакого отношения, но последовавшая затем чистка в милицейских рядах, завершилась откровенной травлей честных сотрудников милиции, не пожелавших преклоняться перед разнузданными уголовными элементами, называвшими себя не иначе как "борцами свободной Ичкерии". Махмуд не выдержал разгула беспредельщины в собственном министерстве, и просто уволился со службы. Он не пожелал подстраиваться ни под чьи амбиции, и уж тем более, явно выраженные уголовные запросы.
   Если на первом этапе правления Дудаева пенсионеры могли рассчитывать на полагающуюся им пенсию, то уже к концу девяносто третьего года её просто перестали им выдавать. Дудаев нагло врал своим согражданам, что Россия перестала перечислять пенсии старикам, живущим в Ичкерии, и тут же рекомендовал всем пенсионерам зарабатывать на хлеб трудом. Но если в летнее время те могли хоть как-то выкрутиться за счет собственных подворий и дач, то в остальные периоды года, им приходилось туже затягивать пояса, и уповать на помощь близких родственников, проживающих в других регионах России. У семьи Вахи и Иваныча таких родственников не было, и надеяться на "манну небесную" им не приходилось.
   В канун седьмого ноября 1994 года, устав от нескончаемого безденежья, решили два ветерана навестить районный отдел Пенсионного фонда, располагавшийся в центре города. Но каково же было их удивление, когда они вдруг обнаружили, что в помещении, ранее занимаемом пенсионным учреждением, разместился какой-то штаб боевиков. У входной двери, на металлическом стуле восседал молодой чеченец, на коленях у которого лежал автомат. Попытку стариков войти внутрь помещения, он пресек мгновенно. Вскинув автомат на уровень груди, он уперся стволом в грудь Иваныча, и при этом, громко выругавшись нецензурной бранью, потребовал от него быстро валить дальше. Ваха попытался осадить наглого щенка, и стал стыдить его за непотребные действия, но тот, перейдя на чеченский язык, сказал Вахе, что в гробу видал таких как они старых пердунов, которые пытаются его учить жизни. Заслышав обидные слова в свой адрес, Ваха замахнулся на обидчика клюкой, но тот, оказавшись намного проворней, первым выстрелил из автомата в воздух. На выстрелы из помещения выскочили несколько боевиков, которые пинками и ударами прикладов автоматов, отогнали пожилых людей подальше от места инцидента.
   Всю обратную дорогу Ваха громко ругался, чередуя русские и чеченские бранные слова. Он пригрозил дойти до самого Дудаева и пожаловаться тому на обидчиков. Иваныч слушал его молча. Он отлично понимал, что Ваху и близко не подпустят к президенту Ичкерии, а если и подпустят, то Дудаев его слушать не станет, поскольку в своих публичных выступлениях он неоднократно заявлял о том, что никакую пенсию платить никому не будет. На кого чеченцы и все остальные граждане свободной Ичкерии горбатились всю свою жизнь, с тех пусть теперь и спрашивают эту самую пенсию. Именно так он заявил в одном из своих выступлений по телевидению.
   Спустя пару недель с небольшим, одев выходной костюм с орденскими планками, Ваха засобирался на прием к Дудаеву. Как-никак, он человек военный и должен был понять бедственное положение, в которое попал его соплеменник. Побывал ли он на приеме у отставного генерала, или нет, никто так и не узнал. Возвращаясь домой пешком, и, проходя через парк у Дома Печати, Ваха угодил под перекрестный огонь, завязавшегося в тот момент боя между боевиками и вошедшими в город танкистами из отряда оппозиции. Выстрел подствольного гранатомета угодил ему в грудь, и её разворотило взрывом. Оплавившиеся и обгоревшие наградные колодки вместе с окровавленным куском ткани от левого борта пиджака, на следующий день найдет Вахин сын. Он же, опознает труп своего отца, предъявленного боевиками на опознание вместе с трупами погибших оппозиционеров, которые, со слов Дудаева и "рупора" - Удугова, на самом деле оказались российскими военнослужащими, завербованными спецслужбами Москвы.
   Ваху схоронили на кладбище в Старопромысловском районе, по мусульманским обычаям, как того он желал еще при жизни. После его смерти жизнь в его доме словно замерла. Сын, не откладывая в долгий ящик, вывез всю свою семью в Назрань, к родственникам жены, а сам, вернувшись через неделю обратно в отчий дом, стал присматривать за ним, оберегая от непрошенных мародеров. Так и жили они вместе с Иванычем, по очереди дежуря по ночам с охотничьим ружьем Иваныча, оберегая свое жилье и прочее имущество от непрошенных гостей.
   А когда начался штурм Грозного, Иваныч с женой и Махмудом прятались в надежном подвале Вахиного дома, моля каждый своего бога, чтобы в их схрон не угодила ни одна бомба, ни одна ракета или снаряд. В один из таких дней, когда город обстреливался интенсивнее всего, в дом Иваныча угодила здоровущая ракета. Махмуд приглашал их жить в отцовский дом, да они так и не согласились, обосновавшись на жительство в летней кухне. А однажды вечером к ним во двор ворвались вооруженные люди в бронежилетах и странных касках на головах. Лица нападавших людей были скрыты под матерчатыми масками черного цвета. Они тщательно обыскали оба дома, и, обнаружив охотничье ружье Иваныча, сунули ствол в проем металлических ворот, и с силой надавив на приклад, изогнули его дугой. При обыске в соседском доме, эти люди нашли пустую кобуру от пистолета, после чего они устроили Махмуду допрос с пристрастием, пару раз ударив в лицо прикладами автоматов. Возмущаясь несправедливыми действиями своих обидчиков, Махмуд пытался доказать им, что он никогда не был боевиком, а кобура от пистолета, осталась от прежней службы в милиции. Но его никто не хотел даже слушать. Надев на руки наручники, его вывели со двора. Иваныч попытался, было заступиться за Махмуда, но один из людей в маске, по всей видимости, их командир, сказал:
   - Дед, тебе мало того, что тебя и твою семью эти козлы трахали по полной программе все эти годы? Какого же хрена, ты сейчас за них свою жопу дерешь?
   - Да не боевик же он, а даже наоборот, - возмутился Иваныч. - Если бы не он и его отец, нас уж точно давно в живых не было.
   - Разберемся. Если не виноват - отпустим.
   - А куда вы его уводите?
   - А вот это уже не твое собачье дело, - резко оборвал Иваныча неизвестный. - Тоже мне, благодетель херов выискался.
   Ни в тот день, ни в следующий, ни много позже, Махмуд в своем доме больше так и не появлялся. От соседей чеченцев Иваныч узнал, что на углу соседней улицы, в день исчезновения Махмуда, люди в масках застрелили какого-то нохчу, который попытался от них сбежать. Пуля попала в затылок и снесла полголовы. Был ли это Махмуд, или кто другой, Иваныч не знает до сих пор, потому как труп застреленного человека в указанном соседями месте, он так и не обнаружил. Он также не знает, кто были те люди, что увели с собой Махмуда. Всё те же вездесущие соседи "по секрету" поведали ему, что в те дни зачистки по домам делали "собровцы" и "грушники", и если у кого находили оружие, то тут же расстреливали всех, кто там находился. Иваныч конечно понимал, что это были всего лишь обывательские байки до смерти запуганных людей, но, тем не менее, таинственное исчезновение Махмуда перевешивало чашу его сомнений...
   Внимательно слушая повествование седого ветерана, я машинально смотрел на запыленные окна Вахиного дома. Если бы в доме сейчас жили люди, то они непременно помыли бы после зимы оконные стекла. Стало быть, в доме этом давно никто не живет. Свои предположения я озвучил Иванычу.
   - После того, как Махмуд вывез всю свою семью в Ингушетию, его супруга здесь больше не появлялась. Она наверно ещё не знает о том, что приключилось с её мужем.
   Я мысленно представил, как она будет голосить во весь голос, когда узнает о гибели своего супруга. В том, что он действительно погиб, в тот момент я нисколько не сомневался.
Оценка: 5.38*14  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023