Глава 20
Сашина смена закончилась через полчаса после того, как на территорию птицефабрики въехали непрошеные гости. Куценко сдал пост сменщику, и ответил на пару вопросов о прибывших москвичах. В пределах своей компетенции, разумеется. Посмеялись, поприкалывались над ними минут пять, хотя особенного повода для смеха как раз и не было, и Саша помчался на служебный автобус, отправлявшийся с ночной сменой в Новопетровск. Люди в автобусе клевали носом, ему и самому хотелось спать, но стоя много не поспишь.
А тем более, перебивая сон, крепла в Саше, росла и развивалась мысль. Точнее не мысль, а непреодолимое желание, противиться которому не хотелось.
Саша поднял голову, и сон вылетел из нее без остатка, как будто его и не было, и не могло быть в эту минуту. А снайпер усиленно размышлял, и незаметно для себя принялся грызть ногти; старая детская привычка, от которой с годами он так и не смог избавиться.
Предвкушение удовольствия нарастало пропорционально приближению к дому. Войдя в родной дом, снайпер не позволил себе ни минуты расслабления, а сразу начал переодеваться. Он достал с антресолей давно пылившуюся там армейскую "песчанку". Охране не птицефабрике выдавали камуфляж, но в данную минуту Сашу интересовала именно "песчанка". Он переоделся, помчался в сарай -- мастерскую, вытащил удочки, нашел рюкзак, который он и отец всегда брали с собой на рыбалку. Осмотревшись предварительно по сторонам, нырнул в тайник за кейсом. Что-то вспомнив, остановился в задумчивости, потом вернулся в дом и вышел с маленьким биноклем.
Через пять минут снайпер выехал из дома и отправился, как могло показаться, на рыбалку. На одной из маленьких улиц поселка он притормозил у ларька, купил две шоколадки, положил их в большой карман на правом бедре, и уж дальше нигде не останавливался.
Граница Новопетровского заканчивалась за железнодорожным полотном нерегулируемого переезда. Дальше асфальта не было. Дальше шел только песок, и некоторое подобие проселочной дороги. По этой дороге рыбаки добирались до небольшого озерка, где уже и сейчас чудно ловились караси, потому рабочие, оказавшиеся в этот час на путях, не обратили на Сашу никакого внимания: поехал человек за карасями -- ну и что?
За переездом снайпер смог проехать метров сто, не больше. Ехать на велосипеде по песку оказалось мучительно, и он пошел пешком. Конечно, это увеличивало время прибытия в контрольную точку, но в таком песке и велосипед не давал особого преимущества в скорости, а сил забирал немеренно. Но не это волновало снайпера.
"Так, рано они не уедут. Переговоры за один день, я думаю, не заканчиваются, значит, они останутся ночевать где-то тут. Не поедут же они на ночь в Москву? У нас в поселке ночевать им будет гребно, и, скорее всего, поедут они в гостиницу в город. А если все-таки нет? Ладно, тогда надо занять позицию недалеко от выезда с фабрики, так я их не упущу точно. Но если они поедут в Москву, то стрелять уже будет неудобно, и стрелять я не буду. Но они не должны поехать в Москву. Неужели же решат все за один день? Да не может такого быть! Или решат? Ну и что? Вернусь спокойно домой, а потом видно будет".
За обсасыванием этой основной мысли -- куда они поедут и когда, он как-то незаметно достиг лесополосы. Озеро осталось по правую руку, и отсюда его не было видно, как не было видно и Сашу с озера. А вдруг там есть кто-нибудь из рыбаков? Саше не хотелось это проверять -- все предусмотреть, так или иначе, никогда не удастся. Положимся на судьбу -- пусть она сыграет на нашей стороне.
Двигаясь уже внутри посадки вечнозеленых сосен, снайпер осторожно подобрался к заранее намеченному по памяти месту: недалеко от въезда на фабрику, где дорога была как на ладони, а он незаметен. Саша задумался: собрать винтовку сейчас, или дождаться появления кортежа? Он ведь совершенно не предполагал, когда они смогут выбраться, и после пятиминутных колебаний кейс открывать не стал. Снайпер достал бинокль, вытащил плитку шоколада, лег поудобнее, и принялся за наблюдение.
Саша несколько раз засыпал. Потом чувствовал мучительный стыд: не пропустил ли он отъезда джипов. Смотрел на часы, и успокаивался -- засыпал он не надолго, шансов упустить врага было не много. И все-таки он съел и вторую плитку шоколада, а обертку аккуратно положил в карманы, и вообще, старался особо не наследить.
Час шел за часом, а цели не появлялись. Но Саша был терпелив. "Что же ты за снайпер, если не можешь терпеливо ждать. Хорошо стрелять -- это еще не все. Хорошо ждать -- вот главное достоинство снайпера!" -- рассуждал он. От безделья Саша принялся повторять наизусть материал к сессии, которая начиналась через три дня. Изредка он пользовался биноклем, но, впрочем, все было хорошо видно и без него. Машины неслись туда -- сюда, не обращая никакого внимания на знак ограничения скорости, стоявший на этом участке трассы. Саша усмехался. Солнце стало клониться к закату, и снайпер занервничал: неужели он пропустил их, когда заснул?! Просидеть здесь весь день без толку -- это был бы верх невезения. Саша решил подождать еще полчаса и уезжать домой. Он замерз, хотел есть, и хотел спать; дежурил же всю ночь, все-таки.
Через десять минут после начала получасового отсчета на федеральную трассу со стороны птицефабрики вывернул первый джип. Сашино сердце ухнуло вниз, прыгнуло вверх; он посмотрел в бинокль на номер. Сомнения отпали -- цель выходила на убойную дистанцию. И поворачивала в сторону города.
Снайпер взял в руки оружие. Теперь его тело ему не принадлежало: знакомая волна возбуждения пробежала снизу вверх. Все окружающее стало резче, ярче, объемнее. Красная точка прицела поползла по джипу. Трудность состояла в том, что снайпер не знал, где точно находиться в этой машине бензобак. Он мог только догадываться. Но на случай неудачи Саша приготовился к стрельбе очередями. Он был готов просто изрешетить машины -- вряд ли тогда кто-нибудь сможет оттуда выйти живым.
Позиция была очень удобной: джипы еще не набрали скорость, только начинали разгоняться, и подставили свои борта для работы специалиста.
"С Богом!" -- прошептал снайпер, и отпустил свою душу в свободное плавание.
Первая машина взорвалась. Вторая влетела в обломки первой и тоже загорелась. Третий джип резко затормозил, но на его горе, летевшая сзади на всех парусах иностранная фура не смогла остановиться; она наехала на машину и превратила ее в груду металлолома. Сдвинула несчастный джип вперед, и теперь все три машины превратились в один гигантский костер.
Движущийся по встречной полосе транспорт дружно, как по команде, начал уходить в кювет. Что там с ними происходило дальше, Саше не мог определить, да ему это было и не нужно. Он осматривал полосу дороги перед собой: не побежит ли какой-нибудь олух в его сторону. Никто не побежал. А Сашу распирала гордость: одним патроном он достиг практически всех поставленных им целей. Всего одним! Какой восторг, братцы! Вот это виктория, малыми силами одержанная!
Снайпер подобрал гильзу, добродушно усмехнулся еще раз, и спокойно принялся выбираться из укрытия. Он шел домой той же дорогой, что и приехал, и пламя позади него было видно еще далеко -- далеко.
"Что там такое?" -- спросила женщина, дежурившая на переезде.
"Авария большая на трассе", -- спокойно ответил Саша, -- "я на озере рыбу ловил. Слышал удар, потом пожар. Наверняка авария".
"Много наловил"?
"Да нет, плохо клевало сегодня. Зря поехал".
"Бывает".
На том и разошлись.
Родители были дома и, естественно, поинтересовались: где же ты был, сынок? Саша улыбнулся, сказал, что открывал рыболовный сезон. И на заинтересованный взгляд отца засмеялся: "Как всегда, папа, первый блин обязательно комом". Отец тоже засмеялся. Он обожал посидеть с удочкой на реке или озере. Правда, старея, выезжал на рыбалку все реже и реже. Поужинали вместе, как обычно. И Саша лег спать. Спокойный, умиротворенный, счастливый. Он и представить себе не мог, катаклизм какого масштаба вызвала его образцово-показательная стрельба.
Глава 21.
Владимир Иванович только что закончил свой долгий и подробный рассказ о бедах и горестях последнего времени.
В огромном губернаторском кабинете от человеческих слов шло даже как бы эхо, и генеральный директор не раз во время рассказа ловил себя на мысли, что выступает с кафедры в студенческой аудитории. Это делало его проблемы чуть отстраненнее от действительности, чуть в стороне, как будто и вправду лекцию читал о ком-то.
Губернатор и начальник областного УВД курили, внимательно слушали. Телефоны губернатор отключил, приказал секретарше по пустякам не беспокоить. Такое внимание Владимир Иванович ценил, и оно давало ему слабую надежду на благополучное разрешение этого кошмара.
-- Что же вы сразу ко мне не обратились, Владимир Иванович? -- с хрипотцой в голосе спросил губернатор.
-- Понимаете, Александр Павлович, хотел узнать сначала, чего хотят эти, эти индивидумы. Вдруг просто мелкий шантаж? Зачем из-за пустяков беспокоить.
-- Логично.
Главный милиционер загасил в хрустальной пепельнице окурок, кашлянул и возобновил беседу:
-- Ответ на запрос из Москвы уже пришел. Новости для вас, Владимир Иванович, не самые приятные.
От этих слов у генерального холодок побежал по жилам сверху донизу. Он затравленно смотрел в лицо говорившему и ждал приговора.
-- Разворотили вы осиное гнездо. Фирма, как это сейчас сплошь и рядом встречается, полукоммерческая, полубандитская, но денег очень много, собственности предостаточно, сейчас они активно легализуются. А этот толстяк, которого у вас пристрелили, был у них далеко не последним человеком. Он, между прочим, без криминального прошлого, бывший третий секретарь в одном из обкомов партии.
-- Надо же!
-- Да, да. Именно так. И хотя сейчас они стараются быть законопослушными, но все проблемы с собственностью предпочитают решать старыми методами.
-- Какими?
-- Стрельбой, в основном.
Разговор утих снова. Владимир Иванович закурил, и пережевывал новости. Губернатор смотрел в окно. Милиционер листал бумаги из папки. В очередной раз нервно затянувшись, Владимир Иванович спросил о самом больном:
-- Что же мне теперь делать?
Начальник УВД перестал копаться в бумагах, и очень твердо произнес:
-- Вам надо уехать отсюда, и быстро!
-- Но куда?
-- Владимир Иванович, у вас квартира в Москве есть?
Генеральный директор всегда понимал, что его приобретения не останутся незамеченными органами власти, но такое прямое и грубое проявление осведомленности милиции о его финансовых делах Владимира Ивановича несколько покоробило. Впрочем, сейчас было не до ужимок и пируэтов -- ситуация-то критическая.
-- Да, есть, трехкомнатная. На окраине, правда.
-- Да бог с ним, какая разница -- где! Вот туда и уезжайте! Вряд ли они вас там будут искать.
-- Хитрый ход, да?
-- Ну, вроде того, и чем быстрее вы это сделаете, тем целее будете.
-- У меня сын в институте, и дочь тоже.
-- И их забирайте, не рискуйте. Ну, посидите полгодика в подполье, замы у вас есть -- отработают за вас, не развалят хозяйство.
-- Не успеют, хотите сказать.
Начальник УВД засмеялся. У него были на редкость здоровые и белые зубы: смех ему шел.
-- Пусть так, да. Возьмут дети академический в институтах -- ничего страшного. А за шесть месяцев убийцу мы найдем.
-- Но если я скроюсь, то ЭТИ подумают, что я заказал бойню! Я ведь как будто сам признаюсь!
-- Не беспокойтесь, Владимир Иванович, они так и сейчас думают. Так что испортить вы уже ничего не можете.
Они опять замолчали. Но тут очнулся от задумчивости губернатор:
-- Леонид Макарович, а как вы все-таки считаете, кто этот стрелок? Кому было нужно сделать все это именно у нас, здесь, а не в Москве, например?
Милиционер замялся, помрачнел, мотнул головой:
-- Версий много, пока все отработаем... Сейчас ничего сказать не могу. Но, если строго между нами, у вас в районе, Владимир Иванович, это уже второй случай.
-- А первый?
-- Да вы должны помнить: черных у вас на Авторынке постреляли. Очень похоже. Отсюда и будем работать.
Осторожно вошла секретарша, и милым теплым голосом сообщила:
-- Вам из Москвы звонят!
Губернатор включил телефон, снял трубку, послушал, и, подняв глаза, кивнул собеседникам: идите мол.
За окнами кабинета с бордовыми шторами снова моросил нудный дождь, снова хлестал по окнам ветер, но только это уже была весенняя погода. А двое немолодых мужчин опять сидели друг напротив друга с большими бокалами кофе из пакетиков.
-- Что скажите, любезный Никита Сергеевич?
-- То и скажу, любезный Геннадий Алексеевич!
Они долго смеялись, и звуки собственного смеха не давали им остановиться. Им стало вдруг тепло и весело, и погода показалась совсем не мерзкой: дождик в апреле -- к урожаю! А скоро можно будет выехать и на озера, и на пруды, карасиков потягать.
-- Наш незнакомый друг -- снайпер -- снова заявил о себе.
-- Да, и я думаю, что мы ошибались. Не простой это человек. Что ни выстрел, то скандал!
-- Вы думаете, профессионал со стороны, не местный?
-- Может быть, -- задумчиво протянул Геннадий Алексеевич, -- но почему всегда в одном и том же месте практически?
-- А не Владимир Иванович все-таки его нанял?
-- Это вряд ли! Он же понимает, что криминалом с криминалом бороться -- самому криминалом стать. Он не такой!
-- Кто знает, времена наши людей меняют так, что и не угадаешь!
-- И все-таки, я не думаю. Могли из Москвы пригласить сюда, чтобы воспользоваться моментом и запутать ситуацию. Чтоб не знали, на кого думать.
-- А могли и наши, местные, не пустить чужаков. Вдруг и у нас в области кто-то имеет виды на "Новопетровскую"?
-- Да уж, вариантов масса, фактов нет.
-- Я послал туда Василия Трубачева, пусть на месте посмотрит, все тщательно проверит.
-- В командировку?
-- Да он сам оттуда родом, у него там родители живут -- ему и карты в руки.
-- Да, кстати! Накрыли в Туле этих ребят! Банда. Сан Саныч героем ходит, пенсия на носу -- и дело большое раскрыли аккурат к пенсии -- надеется на прибавку.
-- Пусть надеется!
Они снова захохотали; и видели уже не темный кабинет, не мерзкий дождь, а камыши, темную воду, свежий ветер, и блестящих от воды, свежевыловленных карасиков.
|