Глава 31

Василий Трубачев сосредоточенно ковырял пальцем в пулевом отверстии автомобиля. Ерохин и Плотник с хмурыми лицами наблюдали за ним, находясь несколько в стороне. Оба жевали жвачку, которой их угостил старший товарищ, и молчали.

Вокруг "Форда" суетились лица в милицейских мундирах, господа в гражданском, фотографы, эксперты, просто непонятно кто -- народу было много.

Трубачев перестал ковыряться в машине, и направился к Сергею и Валентину. Те несколько оторопели: недовольно-недоуменное выражение лица Трубачева сменилось, как ни странно, на широкую улыбку. Казалось, еще немного, и Василий захохочет.

-- Ну что, друзья мои, опять ваш район отличился.

-- Чем же? -- настороженно спросил Плотник.

-- Иван Бананан убит -- личность, которая мне, во всяком случае, хорошо известна.

-- Чем же известен тебе, Василий, этот почтенный, надо думать, гражданин, неожиданно ушедший от нас в мир иной?

В ответ Трубачев процитировал давно забытое творение советских поэтов времен "холодной войны":

-- Всем известна эта схема увлечений дяди Сэма: гонка к пропасти, грабеж, культ насилия и ложь!

Коллеги невольно рассмеялись, и неожиданно мир вокруг них стал теплее и красочнее.

-- Опять наш человек? -- спросил Ерохин.

-- Так скажем, экспертизу еще не проводили, в смысле, гильз, но ставлю сто баксов против одинокого гульдена, что это сделал наш клиент. А из этого следует, что снайпер находится в Новопетровске, никуда не уезжает, ниоткуда не приезжает. Искать его надо здесь!

-- Скажи Василий, как ты думаешь, кто им руководит? Откуда он узнаёт место и время?

-- Почерк у него стандартный, если вы успели заметить. Особыми изысками не отличается -- засада у дороги, обстрел, и уход. Типичная тактика диверсионных действий. Хорошо, что еще мины не ставит.

-- Так может, это кто из чеченских ветеранов умом тронулся, а? Вернулся домой, а думает, что все еще на войне?

-- И такое не исключаю. Но тогда ему безумно везет: что ни акция, то шум и грохот. На всю область резонанс... Кто ему дает информацию?

Молчавший Ерохин неожиданно оживился и выдвинул свежую идею, он даже не успел ее обдумать про себя, а сразу высказался:

-- А может, снайпер вообще не из наших, может, он за чечен воевал. Наемник какой-нибудь. Наловчился там в засадах сидеть, а сейчас здесь порядки наводит -- конкурентов, например, ликвидирует. Смотрите, кого ухлопали: азеры, москвичи, сегодня -- русские и цыгане; чечен-то -- ни одного! Хотя их у нас в районе предостаточно.

Трубачев уважительно взглянул на молодого коллегу:

-- Соображаешь, брат! Версия интересная. Но не дай бог, если это так -- тогда мы можем его и не найти.

-- Почему?

-- А кто может сейчас чеченские группировки в области проконтролировать? Скажи спасибо, что они нас еще не контролируют. Задоньем сейчас они практически распоряжаются... Ну да ладно, у меня есть еще одна интересная версия.

-- Какая же?

-- А не сотрудники ли вашего доблестного райотдела все это устраивают -- "черный эскадрон", так сказать. Смотри, как гладко все получается. Вот у тебя, Валентин, нелады с водкой -- и торговцев паленкой расстреливают прямо в месте торговли; возникают неприятности у градообразующего предприятия -- и незваные гости украшают своим присутствием только местный морг; не справляетесь с наркоторговлей -- и убиты перевозчики. Как-то все очень складно больно получается.

Ерохин выслушал тираду с открытым ртом:

-- Э-э-э, а что такое "Черный эскадрон"?

Трубачев хотел сказать -- "темнота", но сдержался:

-- Это такая организация была, в зарубежной полиции. Когда они не могли справиться с преступником по закону, то убивали его безо всякого закона -- просто во имя справедливости, так сказать. Понятно?

-- Круто, ничего не скажешь.

Подъехал трактор; к нему тросом прицепили искалеченный "Форд", вытащили его из кювета, и потащили на стоянку райотдела. Тела в блестящих мешках отправились на багажнике "Ижа" в местный морг. Следователи проводили процессию взглядами.

-- Братвы у вас тут сегодня будет... Сочувствую, искренне сочувствую, -- ехидно сказал Трубачев, -- познакомитесь.

-- Ладно, Василий, не прикалывайся, лучше скажи, как у тебя дела по этому снайперу. Я вот думаю теперь, что это точно кто-то из наших -- превосходно знает местность. Я все-таки не коренной -- и иногда путаюсь; а вот этот человек, он так проходит, что его никто не видит и не слышит. Я думаю -- это кто-то из здешних.

-- Знаешь, Валентин, надо немного подождать. Скоро мне сообщат результаты. Но я не могу давить на людей. Они и так только по старой дружбе помогают, а если еще и напрягать... Это нехорошо. Но скоро информация будет. Другой вопрос -- даст ли нам это хоть что-нибудь?

Место происшествия опустело. Рассосалась даже толпа цыган, которая несколько часов простояла поодаль, наблюдая за работой милиции. Впрочем, как и ожидалось, они никого не видели, ничего не слышали, и убитых граждан первый раз в жизни видели.

-- Ничего, -- кивнул в их сторону Трубачев, -- ничего. Сегодня же у них будет беседа с другими "следователями" -- там не промолчишь. Все расскажут.

-- Не найдут ли они снайпера раньше нас?

-- Кто знает? Что они видели, что они слышали... Может быть, все может быть... Поехали, братва, подкину до райотдела.

Глава 32

Саша и Оксана сидели на скамейке у палисадника, тесно прижавшись друг к другу. Ее голова покоилась у него на плече, а он механически поглаживал ей правую руку своими твердыми пальцами, и думал о чем-то своем.

Оксанка подняла голову, и нежно укусила Сашу за мочку уха.

-- Ты чего молчишь? Почему на меня не смотришь?

Саша опомнился, счастливо улыбнулся и сильно прижал девчонку к себе.

-- Да так, что-то взгрустнулось. О вечном подумал.

-- О чем?

Саша стал серьезным, и попытался объяснить:

-- Вот о смысле жизни думаю: зачем жить, если все равно умрешь. И все исчезнет. И Земля сама тоже исчезнет. Как подумаю, страшно становится -- мурашки по коже бегут.

-- Ну и не думай о всякой ерунде. Обо мне лучше думай.

Саша зарылся лицом в копну волос своей будущей невесты. Она пахла чем-то сладким, не духами, нет; запах был естественным, и от этого казался еще милее, еще ароматнее. Влюбленный вдыхал запах ее волос широко раздувая ноздри, как будто этого можно было захватить много, вобрать в себя по максимуму...

Оксанка хихикнула:

-- Сашенька, мне щекотно. Перестань.

Он перестал, но опустил голову и начал легонько целовать ее в шею: слегка, чуть касаясь, и тут же отдергивая губы. Оксана замерла, и казалось, затаила дыхание. Она будто боялась пошевелиться. Саша почувствовал, что девчонка целиком во власти чувства, и усмехнулся про себя. После этого его поцелуи потеряли естественность, и девушка тут же вышла из оцепенения.

-- Саша! Ты просто чудо!

Он усмехнулся: "Знала бы ты, какое я чудо!".

-- Сашенька, а мы когда поженимся, где будем жить?

-- Где мы будем жить, милая? Я же тебе уже говорил -- бабушка умерла, там мы и будем жить... Очень скоро. После свадьбы.

-- А когда у нас свадьба, Сашенька?

-- Скоро, очень скоро. Я денег отложил, на работе ссуду получу, и сразу отпразднуем -- приблизительно в сентябре.

-- А раньше нельзя?

-- Нельзя, глупая, тебе же восемнадцать только в августе исполнится.

В другое время и на другого человека Саша очень сильно разозлился бы: разве можно по сто раз спрашивать одно и то же. Но удивительно, сейчас от бесконечного повторения одних и тех же слов он не ощущал ничего кроме тихой радости. И еще много раз слушал бы Оксанкины вопросы, и отвечал на них...

Теперь она обхватила его за шею, и крепко поцеловала в губы. Крепко -- крепко, до боли. На губах появился привкус крови, но Саша не отказался бы и от еще одного такого поцелуя. Он смотрел на свет уличного фонаря, окруженный мириадами мошек, которые как камикадзе кидались на пламя, и так тревожно, печально и сладко стало у него в груди, что он решился сделать то, о чем еще час назад даже и не думал.

-- Оксана, ты же ведь никогда не была у моей бабушки в доме?

-- Нет, ни разу. А что, милый?

-- Тогда пойдем со мной, я покажу тебе и двор, и дом. Ты скоро там будешь жить со мной.

Оксана как-то боязливо взглянула любимому в глаза, что-то попыталась прочитать в них, потом опустила голову, и сказала:

-- А стоит?

Саша поразился:

-- Что значит стоит? Конечно стоит. Пойдем!

Он протянул ей ладонь, она взяла ее и легко встала на ноги. Саша поцеловал ее в щечку, красиво предложил ручку, и они направились по безлюдной, но хорошо освещенной вечерней улице к дому бабы Насти, которой уже не было на свете, и за которую, как ему казалось, Саша рассчитался сполна.

Ключи от калитки оказались в его кармане из-за того, что сегодня он ходил поливать огород во дворе. Хотя бабушки уже не было, не в привычках семьи Куценко было бросать начатое родным человеком дело. Растения же не виноваты в том, что остались без хозяина. Саша вздыхал, но безропотно шел поливать бабин Настин огород, как на святое дело.

Он вел в дом к бабушке свою невесту, и радовался про себя, что баба Настя все-таки видела ее, и сказала ему, что его выбор ей нравится.

Они прошли во двор, и Саша просто сказал Оксане:

-- Смотри сама.

Вдоль дорожек росла масса самых разных цветов; недавно отцвели тюльпаны, но готовились раскрыть свои головки маки, голубели, розовели и белели цветы, названия которых Саша не знал, а если и знал, то намертво забыл; впрочем, ему это было и не нужно.

Оксана же просто упивалась всем этим. Она осматривала цветы и грядки с таким нелепым восторгом, что заставила вспомнить Сашу её глубоко городское происхождение.

Он усмехался во весь рот, наблюдая за ее восторгами со стороны, но ему приятно было чувствовать себя невольным обладателем сокровищ, которые пленяют сердце любимой женщины.

Но темнота сгустилась, и Саша тихо прошептал прямо на ухо девушке:

-- Пойдем в дом, пора.

Она словно нехотя оторвалась от чудесной растительности, и безропотно отправилась за ним. Они поднялись по порожкам, открыли двери в дом, осторожно прошли внутрь.

-- Саша, включи свет.

-- Зачем? Уличный фонарь прекрасно светит, а если зажечь лампочку, то нас будет превосходно видно с улицы -- зачем нам это?

-- Хорошо, осторожный мой. Как скажешь.

Влюбленные присели на диван не сговариваясь, и замолчали. И замерли, будто готовились к чему-то, что должно было произойти в этой комнате. У Саши бухало сердце, он давно ждал этой минуты, но почувствовал ее осуществимость только сегодня, что-то заставило его действовать решительнее, а Оксана молчаливо согласилась с ним: иначе разве пришла бы она сюда?

Они целовались, никуда не торопились, никуда не оглядывались. Саша медленно, не спеша, то продвигаясь на два шага вперед, то отступая на шаг назад, но неутомимо и неумолимо раздевал свою девчонку. Сначала она лишилась платья, и теперь поцелуи покрывали ее плечи, шею, живот, бедра. Дальше Оксана уступила лифчик, и бесконечное время Саша терзал ее соски, пока она не начала тихо постанывать, и терять окончательную волю к сопротивлению.

Чутко уловив этот миг, Саша сделал самый решительный шаг: запустил свои пальцы под ее нижнее белье. Там было горячо и влажно. Он парировал слабые попытки девчоночьих рук закрыться от него. Тяжесть разбухшего члена, тугое напряжение его гнало Сашу вперед, все дальше и дальше. Он, как пионер, осваивал все новые и новые, ранее незнакомые ему, пространства; погружал пальцы в эту манящую жаркую влажность, до тех пор, пока Оксана не начала сначала слабо, а потом все сильнее извиваться.

Сбросить с себя все шмотки долой в одно мгновение не составило для Саши никакого труда: такие операции он проделывал в армии бесчисленное количество раз. А теперь, летом, и снимать-то с себя было почти нечего.

Им овладело одно простое, чисто биологическое, желание -- разрядиться. Он взобрался на девчонку, но с ужасом обнаружил, что не знает, что же ему делать дальше. Чисто теоретически, конечно, он все себе представлял; но на практике! Не было у него практики. Тем более, не могло быть у Оксаны.

Она не сопротивлялась, когда он попробовал войти в нее. Но только тихо сказала:

-- Мне больно. Кажется, ты не туда засовываешь.

Саша так растерялся, что на мгновение отпрянул. В голове крутился вихрь самых разных, противоречивых мыслей. Но он справился с ними, и стал делать так, как казалось ему самым правильным и безопасным: он осторожно нащупывал своим членом тот путь, который должен был безболезненно для любимой привести его к желанной цели. Он попадал во что-то твердое, во что-то мягкое, и старался делать это понежнее.

Так продолжалось, как показалось Саше, довольно долго, и он с тревогой стал ощущать приближение оргазма. Опасаясь попасть спермой не туда куда надо, Саша нажал сильнее, и как-то незаметно для самого себя очутился внутри своей любимой. И вовремя -- еще два -- три движения, и он кончил. Ему показалось, что из него льется река.

И сразу после этого наступили опустошение и бессилие. Он нависал на руках над Оксаной. Она лежала с закрытыми глазами, и улыбалась. Потом широко распахнула их, и радостно смотря в Сашины, смешно сказала:

-- Мокро...

Саша внезапно захохотал, вышел из нее, и свалился рядом...

Домой они пришли только под самое утро. Это утро было одно из самых чудесных в недолгой Сашиной жизни.

Глава 33

-- Брат, у меня для тебя есть новости.

-- Надеюсь, хорошие, Арсан?

-- Хорошие, не хорошие -- не знаю. Но есть.

В большой столовой Арсана ужинали. За столом опять не было женщин. Зато вся мужская компания находилась в полном составе. Сегодня ели баранью голову. Хозяин даже причмокивал от удовольствия. Когда он прекратил чмокать, то вытер губы, и не мешая остальным есть, стал тихо рассказывать Мусе обо всем, что узнали в Новопетровске его друзья и знакомые.

-- Есть такой парень там -- Саша Куценко. Ты был прав, твой кафир не соврал. Он живет на очень тихой окраинной улице. Людей там ходит мало, что вечером, что днем: так что действовать можно спокойно. Он работает охранником на птицефабрике, сутки через двое. Родители днем на работе, так что вполне возможно застать его дома одного.

-- Это все, что ты узнал?

-- Это я узнал точно. А вот есть еще интересная информация. В этом районе, за последние месяцы случилось три больших убийства. Все говорят, что орудует какой-то снайпер-маньяк. Его никто не видел, а он уже больше десятка уложил.

-- Ого, брат, значит, мы правильно приехали. Есть у него винтовка.

-- Ты уверен, что это не совпадение?

-- Кафир говорил, что Куценко отличный стрелок. Я не сомневаюсь, что все это делает он. Наверняка его кто-то нанимает: за бабки рубится. А иначе зачем он притащил домой оружие -- русским это не свойственно.

-- Его пока не поймали, но думаю, могут, в принципе, вычислить. Так что нам нужно поторопиться.

-- Да, Арсан, да... Кстати, ты не знаешь, есть у него во дворе собака?

-- Знаю, нет.

-- Чудесно... Как туда добраться?

-- Я уже подумал, Муса. Слушай. У меня стоит здесь старая "шестерка" -- я ей не пользуюсь, но она на ходу. За долги забрал у одного алкаша. Он мне генеральную доверенность выписал. Вот на этой машине мы и поедем в Новопетровск.

-- А через пост придется ехать?

-- Водителем возьму Филю. Такая старая тачка да плюс испитая рожа -- ни один мент не остановит.

-- А если остановит?

-- У Фили есть права. А меня там знают. Я сына возьму с собой. А ты побреешься, и за русского можешь даже сойти.

-- Побриться?!.. Ну ладно, во имя Аллаха милосердного пожертвую бородой -- дело важнее... А Филя твой не выкинет какой-нибудь номер?

-- Нет. У меня он каждый день получает пол-литра -- где еще его так обеспечат? Он сделает все как надо. Кстати -- бывший шофер.

-- Хорошо брат. Тогда подъедем ко двору, и Филя пойдет к калитке. Пусть позовет этого Куценко и попросит подойти к машине.

-- А с чего ты взял, что он подойдет?

-- Филя скажет ему, что есть информация от Борьки-водителя. Если парень взял винтовку, то он подойдет -- клянусь. Психология, брат, штука тонкая.

-- Давно ли ты стал таким ученым, Муса?

-- Да я никогда и не был глупым... Если я правильно понял, ты завтра сможешь со мной поехать?

-- О чем речь, брат? Конечно, смогу. И Руслана возьму... Да, для Якуба места не остается в машине, извини.

-- Ничего. Мы сами справимся.

Братья ударили по рукам. Арсан вышел из-за стола, и отправился предупредить Филю, чтобы тот не смел сегодня вечером напиваться.

Если он, конечно, уже не напился.

Глава 34

Саша открывает глаза. В спальне очень темно. Это и не удивительно в три часа ночи, но мрак с тишиной царят и за окном. "Странно", -- думает проснувшийся, -- "почему же не горит уличный фонарь? Лампочка сгорела?"

Гробовую тишину прорезает скрип открываемой входной двери, и Саша покрывается холодным потом. Дверь не может открываться в три часа ночи -- она же замкнута изнутри. Теперь он чувствует, что нечто ужасное происходит в этот час в его доме. Что-то пришло за ним, за Сашей. Что-то из другого мира, оттуда, где остались непогашенными его старые долги.

И еще он понимает, что кроме него в доме никого нет: ни матери, ни отца. Он совершенно один. Один одинешенек. И еще есть тот, кто пришел.

Внезапно фонарь на улице загорается; комнату заливает бледным ночным светом. Но одновременно с этим в коридоре слышатся тяжелые шаги. Очень медленные, но очень тяжелые. И неумолимые как смерть.

Саша не может спокойно лежать и ждать неизбежного, он пытается осторожно подняться с кровати, но скрип пружины выдает его с головой. Звук шагов замирает. Саша понимает, что обнаружен. Ярость и отчаяние придают ему сил: он становится к окну напротив двери, сжимает кулаки и ждет врага.

Дверь из коридора отворяется со зловещим скрипом. Из чернильной густоты в комнату входит человеческая фигура в черном капюшоне. Саша напряженно ждет. Ноги прирастают к полу, как будто каждая весит по сто килограмм. Он с ужасом думает, как же он будет драться, если не может пошевелить ногами?

Капюшон откидывается, и мертвые глаза двумя огненными струями сверлят Сашино лицо.

Саша пытается вспомнить, где же он видел этого человека, и внезапно узнает -- это араб!

Это араб пришел к нему за своей винтовкой. "Почему именно ко мне?" -- недоумевает Саша. -- "Не я убил его. Я забрал его оружие уже у мертвого. Почему он приперся ко мне?"

Араб стоит молча и чего-то ждет. Из-за его спины выходит Борька-водитель. Он весь в потеках крови, через голову, грудь и живот у него четко проходит красная кровоточащая полоса.

"Шурик!" -- говорит он. -- "Отдай ему винтовку, пожалуйста. Хуже будет!".

"Да пошли вы все!" -- кричит в ярости Саша, позабыв о страхе. Тяжесть в ногах исчезает, он поворачивается и кидается боком в окно. Чувствует удар, осколки стекла впиваются в его тело, и он в ужасе кричит что есть мочи...

-- Саша! Саша! Проснись! -- это мамин голос.

Саша открыл глаза: над ним стояли бледные родители и в смятении не знали за что хвататься.

-- Сынок, что с тобой? Ты так кричал! Так кричал! Что случилось?

Саша молчал: не мог сообразить, где он, и куда исчезли Борька и араб. Потрогал лоб -- он был мокрым, сердце колотилось как бешенное.

-- Я кричал что ли? -- наконец спросил он. -- Громко?

-- Да уж, -- ответил слегка успокоившийся отец. -- Заорал так, что я чуть с кровати не свалился. Думал, режут кого.

-- Нет, папа, не думай. Просто мне кошмар приснился.

-- Про войну? -- напряженно спросила мама. -- Чеченский синдром мучает?

-- Да какой там синдром! Успокойся... Чертовщина какая-то приснилась. Тьфу, гадость!.. Не переживайте, ложитесь спать... А я пойду посижу на улице, успокоюсь.

-- Может выпьешь сто грамм, для успокоения души?

-- Не надо папа, я обойдусь. А если захочется, то знаю где взять. Ложитесь! Ложитесь спать -- вам на работу завтра обоим.

Родители ушли, а Саша надел майку и вышел на крыльцо. Он сел на верхнюю ступеньку и глубоко задумался.

"Это все неспроста мне приснилось. Что-то будет... Борька наверняка мертв. Он предупредить меня приходил. Настоящий друг оказался... А может и не настоящий, может сдал меня? И пришел грех искупить?.. И такое возможно... Что же будет? Где опасность? В чем?.. Или менты на меня вышли?.. Но как? Каким образом? Кто меня видел? Ничего не понимаю... А может пустое все? Так просто -- глупый сон?.. Нет, не может быть. Что-то случится: я в вещие сны верю. Часто бывает, что-то происходит, или куда-то прихожу, и кажется мне, что я уже все это видел. И потом вспоминаю -- во сне видел. Значит, и сейчас что-то важное должно случиться, плохое... Надо хоть как-то подготовиться!".

Он просидел довольно долго, пока утренняя свежесть не прогнала его в дом, под теплое одеяло, которым Саша любил укрываться даже летом. Но и там, засыпая, он все обдумывал, что же ему предпринять?

Родители ушли на работу, не став его будить. Из-за этого Саша проснулся поздно, за окном уже было очень жарко, в комнате душно, а он лежал под одеялом мокрый от пота. Слегка болела голова. Саша встал без большого удовольствия. Включил электрочайник, и приготовил себе крепкого кофе -- оно помогало ему при легкой головной боли, вот примерно как сейчас.

После кофе ему действительно стало легче. Он оделся, вышел во двор, где приятный прохладный ветерок добавил ему жизни. Саша на всякий случай, как всегда, огляделся и нырнул в тайник. Он вытащил кейс с винтовкой, и перенес его в дом.

-- Жаль, собаки нет, -- сказал снайпер вслух сам себе, вздохнул, и попытался собрать винтовку на время. Получилось не так быстро, как ему хотелось бы, но в целом он остался доволен собой. Проблема заключалась в другом: как спрятать оружие в комнате, чтобы оно даже случайно не могло попасться никому на глаза, например, во время уборки в доме.

Саша тщательно осмотрел комнату, но ничего подходящего не нашел.

-- Ну не спать же мне на нем!? Что делать-то?

Идеально не получалось. Саша вышел в коридор и подошел к внутреннему шкафу в стене. Там были свалены старые чемоданы, сумки, какая-то ветхая верхняя одежда. И насколько помнилось, мама там никогда не убиралась -- руки не доходили. Летом -- огород и заготовка, зимой -- холодно. Так как-то все и оставалось не тронутым. Хотя после сна у Саши осталось некоторое подсознательное неудовлетворение коридорным вариантом, но делать было нечего, и он поместил кейс там, замаскировав его старыми сумками.

-- Ну, надеюсь, никакой случайности не произойдет!

После решения проблемы с оружием, Саша снова отправился к тайнику, и снова достал кейс, но уже другой, тот, который появился здесь совсем недавно -- серебристый кейс с деньгами. Саша уже пересчитал наличность в рублях; валюту перевел по курсу. Там оказалось около шестнадцати миллионов с небольшим. Не так много, как хотелось бы, но и не так мало, как могло оказаться.

Саша вернулся в дом, достал из письменного стола маленький ключик, который он сам подобрал, чтобы закрывать и открывать этот кейс. Сейчас он замкнул его, ключ положил на место в стол и отправился к Оксане.

Через десять минут они вернулись уже вдвоем: он оторвал ее от подготовки к экзамену по физике. Но дело, по его мнению, не требовало отлагательства.

-- Оксана, -- подчеркнуто серьезно он обратился к ней, -- возьми этот чемодан, и спрячь у себя во дворе, так чтобы родители ничего не знали.

-- Хорошо, -- растерянно согласилась Оксанка, -- но что там такое?

-- Пока я не могу тебе сказать ничего. Но для нас с тобой это очень, очень важно -- поверь мне!

-- Да я верю, конечно, Сашенька. Но почему ты не хочешь все-таки мне сказать, что там? Не доверяешь, да?

-- Доверяю, а главное -- люблю. Поэтому тебе лучше этого не знать, пока... Потом, очень скоро я тебе все покажу и расскажу. А сейчас иди и спрячь.

Оксана уже повернулась к выходу, успев, конечно, поцеловать его крепко в губы, когда Саша, вздохнув про себя, все-таки решился кое -- что добавить, хотя и понимал, что вопросов это вызовет еще больше, чем просьба просто спрятать кейс у себя.

-- Милая, еще вот что: если вдруг произойдет что-нибудь нехорошее, ты открой его. Просто сломай замки -- этого будет достаточно. А потом ты поймешь, что делать дальше, поверь.

Оксана замерла на месте, потом повернулась, и на лице ее было написано такое изумление, что Саше стало даже нехорошо.

-- Что может случиться нехорошее, а, Сашенька? Ты что, связался с бандитами?

-- Милая, клянусь, я ни с кем не связывался. Я не делал ничего противозаконного -- я же постоянно думаю о тебе, и не хочу тебя огорчать. Поверь! Но сейчас просто спрячь это у себя, и все будет хорошо.

Оксана стояла и молчала.

-- Ну не могу я тебе сейчас ничего объяснить! -- Саша разозлился и расстроился одновременно. -- Пожалуйста, выполни мою просьбу и ни о чем не спрашивай больше. Клянусь, все будет хорошо.

Девчонка покачала головой, но отвернулась и ушла. Саша хотел броситься за ней следом, просить прощения, говорить что-то еще, но скрепя сердце, удержался.

-- Пусть лучше немного подуется на меня -- ничего страшного. я чувствую, что приближается какая-то гадость. Пусть родная в это время будет подальше отсюда.

Саша рухнул в неубранную постель, и, глядя в потолок, снова и снова прокручивал в голове зловещий ночной кошмар.