- 1 -

Старший лейтенант Александр Васильевич Денисов находился в Афганистане четвертый месяц и за этот короткий срок успел схлопотать два партийных взыскания с занесением в учетную карточку, что автоматически перечеркивало его дальнейшую военную карьеру. Самым обидным было то, что виновным во всех бедах, свалившихся на его голову, Денисов себя не считал.

Что за такой короткий срок мог сделать он, только прибывший из Советского Союза офицер, если первое, что увидел, прибыв на командный пункт своей роты возле кишлака Души, был обкуренный, со стеклянным и бессмысленным взглядом капитан, у которого Денисов должен принять дела и должность командира роты. Роты, в которой сто семьдесят бойцов. Боец -- только звучит грозно, а на деле это вчерашние мальчишки, которых оторвали от материнской сиськи, дали в руки оружие и отправили исполнять интернациональный долг в чужую страну. Которые не нужны вечно обкуренному ротному и потому полностью предоставлены сами себе. Что творилось на секретах, расположенных высоко в горах, представить было нетрудно, если даже на КП роты, на глазах офицеров некоторые солдаты курили гашиш и распродавали все, что могли стырить друг у друга -- вещи, обмундирование, боеприпасы, ракетницы.

Разобраться с этим болотом сразу не удалось. Личный состав смотрел на потуги нового ротного с недоумением и относил их на счет того, что тому надо просто повыпендриваться, чтобы боялись и уважали подчиненные. Через месяц командования ротой Денисов получил свой первый выговор "за слабый контроль", когда особисты взяли его старшину роты, торговавшего боеприпасами. Пасли они того давно, получив информацию о преступной деятельности прапорщика еще при предыдущем ротном, а взяли при Денисове, отчего он косвенно тоже оказался замаранным в этом дерьме.

Еще через месяц на самом дальнем секрете старослужащий солдат, которому до дембеля оставалось два месяца, не выдержав нервного напряжения, взял и разрядил в своего сослуживца, молодого солдатика, полный магазин патронов. Потом в таком же бессознательном состоянии прошел через минные поля и ушел в горы, где его и взяли сотрудники афганской госбезопасности.

За второе чрезвычайное происшествие Денисову грозило понижение в звании и должности, но к немалому удивлению всех, спас молодого офицера от неминуемого наказания особист. Подтверждая, что есть исключения из правил, он как-то выбил заключение экспертизы, что солдат был невменяемым, и вины Денисова за случившееся нет, потому что попади этот рядовой в любое другое подразделение -- результат мог быть тем же самым.

Однако, "на всякий случай", на партийной комиссии ему все-таки влепили еще один выговор, в полной уверенности, что скоро все равно придется этого неспособного разобраться с ротой офицера выгонять из партии и разжаловать. Дело времени.

Но Денисов не собирался сдаваться. Через месяц прибыло молодое пополнение из Союза, а дембеля убыли на родину, в результате чего рота обновилась на треть, избавившись от самой гнилой и развращенной предыдущим ротным части личного состава. А уж из молодых солдат он сам слепит то, что надо.

Правда, в Джабали за получением молодого пополнения Денисов с замполитом прибыли позже всех, когда другие начальники на десять рядов провыбирали из прибывшего пополнения что получше, а им остались так называемые "отбросы", кого другие офицеры ни за что не хотели видеть своими подчиненными. И потому Денисов не удивился тому, что среди пятидесяти новобранцев, от которых уже невозможно было отказаться или заменить на других, тридцать оказались чеченцами, про которых ходила дурная слава.

Старший лейтенант Денисов в свою очередь считал, что дурной славой себя покрывает тот, кто боится, не умеет и не хочет работать с людьми, выбирая себе послушных и забитых существ. Зато, если сработаться и найти ключик к душе этих гордых и воинственных горцев, с ними можно свернуть горы, что и собирался сделать офицер. Потому, не сильно обращая внимание на сочувствующе-насмешливые взгляды других офицеров, загрузил молодежь в машины и убыл к себе.

В перераспределении личного состава здорово помог замполит роты Кушнир Володя, который служил в Афганистане год, знал и понимал многое гораздо больше Денисова, но при старом ротном ничего не мог добиться и потому опустил руки. Увидев желание и рвение нового офицера, он как-то вечером, вежливо постучав в дверь, обратился к командиру:

-- Разрешите, Александр Васильевич?

-- Заходи, замполит, -- кивнул Денисов, -- присаживайся. За делом, аль от дела?

-- По делу, -- улыбнулся тот, -- поговорить к вам пришел. Вижу ведь, что хотите все поменять здесь к чертовой матери, сделать нормальное, управляемое подразделение, может быть, что-нибудь и я присоветовать смогу, все-таки меня специально учили работать с людьми.

Замполит Денисову нравился: не имел партийного гонора, который часто бывал у политработников, а немного смущенная улыбка была открытой и доброй, отчего сразу хотелось ему верить.

-- Спасибо, -- ответил ротный, -- ну, если можешь -- помоги, а то вот сижу решаю ребус, как нам перераспределить личный состав, чтобы было меньше предпосылок к возникновению неуставных взаимоотношений. Слушай, может быть нам по национальному признаку по заставам и секретам раскидать? К примеру, есть тридцать узбеков, а у нас как раз командир третьего взвода узбек, вот мы его земляков ему и отдадим, поставив их всех вместе на заставе под Чаугани?

Кушнир снова улыбнулся:

-- Я тоже вам хотел это посоветовать. Правда, полностью избавиться от неуставщины таким путем не удастся, но, по крайней мере, позволит во много раз снизить психологический накал в коллективе. У них, у узбеков, есть своя четкая иерархия социального положения, есть богатые и бедные узбеки. Поэтому убираться там все равно будут те, кто принадлежит к низшим слоям, но это не будет приводить к чрезвычайным происшествиям, потому что они сами будут воспринимать это, как само собой разумеющее. И прибавьте к этому командира взвода -- узбека, который всегда сможет вмешаться в ситуацию, если она будет грозить выйти из-под контроля. А вот по чеченцам надо бы подумать, куда их и кем поставить.

-- Не надо думать, -- покачал головой Денисов. -- Во-первых, их я от себя никуда не отпущу. Все тридцать будут здесь, на командном пункте. И кроме них здесь не будет никого. Они сами будут делать все, что необходимо, потому что другого выбора я им не оставлю. Во-вторых -- они будут моей ударной силой и опорой, потому что все -- прирожденные воины, и с ними сам черт не страшен. И, в третьих, личные дела видел? Они же почти все прибыли из Тольятти, где работали на обкатке автомашин на заводе. Значит, нам сам бог послал асов-профессионалов на бронетранспортеры. Восемь машин, значит восемь водителей, восемь наводчиков, а остальные -- боевые дежурства на командном пункте и выходы в рейды. А вот как строить работу с ними? Может, что подскажешь?

-- Что советовать? Шут его знает. Если исходить из исторической предпосылки кровавого покорения Кавказа, и прибавить к этому депортацию 1944 года, когда чеченцы были поголовно сосланы в Северный Казахстан и Среднюю Азию, получив при этом ярлык спецпереселенцев, то у них к русскому народу может быть только одно отношение. Так что хоть мы и в мире живем, но... На Кавказе два кровных врага, даже замирившись и горячо поклявшись в дружбе, расходятся, оглядываясь, чтобы не получить пулю в затылок. А вот уважают они сильных и смелых людей. В горах сразу раскрывается слабость характера. Там человек в авторитете только по своим личным качествам. И этот авторитет зарабатывать надо. А вообще, есть одна идея, точнее старый испытанный способ -- попробовать воздействовать на каждого из них через семью. На Кавказе семья -- в первую очередь мужчина, хозяин семьи, а слово "отец" тогда имеет смысл, когда сын вырастает достойным человеком. И представь, если каждый из родителей наших солдат получит письмо от нас, от командования роты, где мы поблагодарим за то, что они воспитали сына настоящим воином, смелым и храбрым солдатом, достойным сыном своих родителей. Пусть это будет авансом, и не знаю, что родители конкретно напишут своим сыновьям, но посмотришь, те за нас будут готовы и в огонь и в воду.

-- Хм, молодец, замполит! Ну, так как ты у нас умный, тебе и карты в руки, садись, сочиняй письма, и отправляй! Слышал -- инициатива имеет инициаторов. И в прямом, и в переносном смысле.

Через две недели все планируемые перестановки были завершены. Через месяц стали приходить ответные письма с благодарностями от родителей солдат, которые Денисов зачитывал перед строем. Параллельно понемногу воспитывая.

Однажды под утро он поймал заснувшим на посту рядового Вархаева. К обеду привезли почту, и там было письмо от отца Вархаева, где он писал, что гордится сыном, что все родственники рады за него и верят, что он будет настоящим солдатом. Денисов построил свою чеченскую заставу.

-- Рядовой Вархаев! Выйти из строя!

-- Есть! -- вышел тот на два шага и повернулся лицом к своим сослуживцам-землякам.

-- Товарищи сержанты и солдаты! Все вы знаете, что сегодня ночью рядовой Вархаев был пойман спящим на посту. Своим проступком он подставил под угрозу не только мою, но и ваши жизни. Все слышали, как под Ташкурганом духи заставу на гэнээске* вырезали? Девять солдат с перерезанными глотками? Они тоже на часового надеялись! Вархаев, слышали?

-- Слышал, -- сквозь сжатые зубы ответил солдат.

-- А если слышали, почему спите? Что молчите? Или мне написать вашему отцу письмо, чтобы он прочитал его перед всем вашим тейпом, как из-за вас чуть не вырезали нашу заставу, где под вашей охраной, надеясь на вас, спали спокойным сном двадцать девять чеченцев и два офицера?

-- Товарищ старший лейтенант! Не надо! -- с горящими от чувств глазами взмолился Вархаев.

-- Не надо? Спать не надо было, товарищ солдат! Я не знаю, верить вам теперь, или нет? Товарищи солдаты! Верите ли вы Вархаеву, или мне писать письмо его отцу?

-- Товарищ старший лейтенант! -- раздалось из строя несколько голосов. -- Мы с ним сами разберемся, только не пишите отцу об этом? Отец зарежет его, если узнает.

Денисов глядел в горящие от возбуждения глаза чеченцев и вдруг понял, что они не шутят, и отец действительно зарежет своего сына, за то, что он опозорил их род. И понял, что теперь каждый из них будет стремиться быть лучшим солдатом, чтобы не совершить какого-либо позорящего воина проступка, о котором могут узнать родные и близкие.

Постепенно положение в роте стало выправляться. По крайней мере, прямых проявлений неуставных взаимоотношений не было. Водители-чеченцы быстро освоили бэтээры, а остальные несли службу, и Денисов не мог на них нарадоваться.

Из массы чеченцев ему приглянулось двое, быстрых и смышленых, понимающих все с полуслова, и теперь при выезде с заставы Денисова постоянно сопровождали два немногословных жилистых и крепких солдата -- Дагаев и Берциев. Денисов не обучал их специально и не инструктировал, что и как делать, но они всегда были за его спиной, прикрывая сзади. И у него появилось ощущение крепкого и надежного тыла.

* * *

До майских праздников оставалось несколько дней, когда по линии контрразведки поступило сообщение, что на участок Денисова пожаловали гости. Оснований не верить информации хадовцев не было. Если они сообщали, что в ущелье Белаусанг, в заброшенном кишлаке на той стороне речки Андораб скрывается банда, значит, так оно и было. При этом сразу подтверждалось то, что духи пришли из Пакистана, что было ясно и так, потому что своих, местных моджахедов, хадовцы не сдают. Слишком крепко они все повязаны здесь родственными и клановыми узами.

И это был уже непорядок, потому что именно он, старший лейтенант Денисов, отвечает за все двадцать восемь километров участка, на котором находится его рота, размещенная на четырех заставах и пяти секретах, отвечает за все четыре ущелья, что выходят на кабульскую трассу.

Надеяться на то, что банда совершила длительный переход из Пакистана в туристических целях, было смешно. Значит, цель была одна -- диверсия, или террористический акт, для которого и выбран участок Денисова. Командир батальона для проведения операции по ликвидации незаконного бандформирования в помощь ротному отправил своего заместителя по политической части, майора Кравца, который и должен был передать боевой опыт недавно прибывшему из Союза офицеру.

-- Ну что, Саша, -- пожал Денисову руку прибывший замполит, -- чем обрадуешь? Карту смотрел?

-- Смотрел, -- вздохнул тот, -- ничего хорошего, Александр Георгиевич. Старые развалины, с двух сторон нависают горы, на технике к кишлаку не подойти, потому что отсекает река, объезда нет, даже мостика через речку нет, по которому смогут пройти пешие группы. От переправы до кишлака метров пятьсот открытого пространства.

Замполит присвистнул:

-- Не хреново девки пляшут, по четыре штуки в ряд. Вообще какие-нибудь выходы туда еще есть, чтобы нам перекрыть отход духов к горам, если они там будут? Может, как-нибудь зайти со стороны гор?

-- Нет. Ни выходов, ни проходов, ни подходов. Полностью духовская зона.

Как ни анализировали они ситуацию, как ни просчитывали варианты действий, но выбора не было. Вертолет для огневой поддержки с воздуха им тоже не дадут, потому что планировалась рядовая зачистка кишлака, и приходилось надеяться только на свои силы.

Подразделение из двадцати шести человек на трех бронетранспортерах вышло к бурной горной речушке Андораб незадолго до обеда. Речушкой она была только по российским меркам, потому что имела в ширину всего какой-то десяток метров, но быстрый мутный поток стремительно несущейся воды делал ее серьезным препятствием для движения. Через нее переходили связками по восемь человек, потому что меньшее количество людей просто сносило мощными потоками воды. На той стороне, не теряя времени, тремя группами рванули к развалинам кишлака. Самым главным было проскочить открытое пространство. С трех бронемашин их прикрывали пулеметчики, готовые в любую секунду открыть огонь.

Проскочили. В кишлаке давно никто не жил, потому сооружений, напоминающих целые и жилые дома, было немного. Кишлак был пуст. Только в одном из домов сохранилось недавнее пепелище и лежаки, говорившие о том, что недавно здесь ночевало и готовило еду несколько человек.

-- Или опоздали мы, или хадовцы, сдав духов нам, после этого оповестили и тех о зачистке, -- разочарованно вздохнул Кравец, -- как говорится, и нашим, и вашим.

Кишлак располагался чуть ли не под скалами, резко взметнувшихся ввысь за последним дувалом, и от них веяло смертью.

-- Ладно, уходим, -- дал команду Кравец.

Первая группа благополучно миновала открытый участок и за ней пошла вторая, в которой был Денисов и Кравец. Они только переправились через речку, как им в спину с горы ударили очереди из крупнокалиберного пулемета. Второй пулемет бил по последней, третьей группе.

-- Быстро за броню, -- заорал Кравец.

Когда они, наконец, укрылись за бронетранспортерами, которые вступили в огненную дуэль с пулеметными горными гнездами духов, то поняли, что дела третьей группы плохи. Расстояние между техникой и врагом было довольно большим, около километра, а вот третья группа пыталась укрыться за полуразрушенными строениями, а почти что сверху по ним било несколько пулеметов.

Останки глиняных строений служили плохим прикрытием от крупнокалиберного оружия, постепенно разбивающего дувалы, за которыми укрывались бойцы третьей группы. Времени на принятие решения не было. Или их сейчас всех положат прямо там, или надо было под огнем выходить к своим через открытое пространство. Группа пошла, а от речки ее из всех стволов прикрывали сослуживцы.

Словно в замедленном фильме Денисов видел, как к нему рвались его солдаты, которых взметавшиеся фонтанчики пыли от разрыва пуль то догоняли, то уходили в сторону. И казалось, что расстояние не сокращается, и Денисов жал и жал на спусковой курок, одним за другим опустошая магазины, с ненавистью паля в жестокие горы.

Группа вышла вся, неся с собой троих раненых. Один был тяжелый. И как только они укрылись за броней, обстрел прекратился. И тут обнаружилось, что, эвакуируя под огнем товарищей, с собой не вынесли один автомат, который, видимо, и остался лежать возле дувала, где пуля разворотила плечо одному из солдат.

-- Дерьмо, -- выругался Кравец, -- вот дерьмо. Никак теперь не вытащишь.

Он вышел по связи на командира батальона и доложил обстановку.

-- А на хрена я тебя туда отправил! -- орал по рации комбат. -- Как обосрался, так и вытирайся! Но чтобы оружие вернули! Или вместе с командиром роты под суд пойдете!

-- Это невозможно, -- попытался доказать Кравец, -- мы просто людей положим зря!

-- Зря ты на свет родился, если автомат не найдете! Лично поедешь командиру дивизии рассказывать, как струсил!

Кравец вздохнул, и зло уставился на кишлак, который выглядел мирно и спокойно.

-- Людей туда я не пошлю. Не хочу брать грех на душу. Но идти надо. Иначе мне конец. Если духи решат, что мы ждем подкрепления и вызвали вертолеты, то они должны уже быть где-то вон за тем хребтом, -- подбодрил себя замполит батальона.

-- А если нет, товарищ майор? -- покачал головой Денисов.

-- Вот об этом лучше не думать.

Они наблюдали за горами около часа, но ничего подозрительного не заметили. Ни одного выстрела по ним сделано не было.

-- Пошел я, -- решительно поднялся Кравец.

-- Я с вами, -- взглянул на него Денисов.

Майор внимательно посмотрел на него и вздохнул:

-- Если ты пойдешь со мной -- мне будет легче. Но я не могу гарантировать, что мы не попадем опять в засаду. Я не могу гарантировать тебе жизнь.

-- Понимаю я все, Александр Георгиевич, -- твердо ответил ротный, -- но пойду с вами.

Идти было безумием. Не идти он тоже не мог. Остаться -- означало струсить. Остаться -- значит бросить товарища. Как ни крути, сам погибай, а товарища выручай. Денисов подозвал Кушнира и передал тому командование. Тот смотрел на них как на сумасшедших. Денисов с Кравцом взяли по несколько дополнительных автоматных магазинов и пошли.

До кишлака они дошли спокойно, отчего в сердце даже закралась надежда, что духи действительно ушли, и все закончится хорошо. И благополучно нашли оставленный под обстрелом автомат. Но когда они развернулись и попытались уйти, горы снова взорвались огнем. Духи были просто в недоумении, когда увидели, что два шурави снова пошли в ловушку, и потому не стреляли по ним, пытаясь разобраться, в чем дело. Но выпускать из мышеловки этих глупых шурави они не намеревались.

Офицеры лежали под остатком стены глиняного строения и пытались отстреливаться, но враг зажимал их плотным огнем, не давая прицелиться и не выпуская к своим. От бэтээров их безуспешно пытались поддержать огнем, но духи не обращали на основную группу внимания.

-- Вот, Саша, встряли, -- проорал ротному Кравец, -- будем сидеть здесь, пока вертолеты действительно не придут.

А через несколько минут поняли, что сидеть долго им не дадут. Потому что к обстрелу сверху присоединились автоматные очереди, которые шли откуда-то сбоку. Их зажимали, и при этом огонь раздавался все ближе и ближе. И оба поняли, что живыми, или мертвыми, но духи решили забрать их с собой.

-- Товарищ майор, -- крикнул Денисов, -- что делать будем?

Кравец лежал возле дыры в стене, кого-то выцеливая, и не ответил. Метрах в ста от места, где они укрылись, мелькнула чалма, и Денисов понял, что идут за ними.

Через несколько минут Денисов повторил свой вопрос, и неподвижность Кравца ему не понравилась. Он подполз к майору, похлопал по плечу, но тот не пошевелился. Денисов перевернул тело замполита батальона на спину, и на него уставился остекленевший взгляд застывших глаз.

-- Александр Георгиевич! -- не веря своим глазам, потому что нигде не было видно раны и крови, снова позвал он. Тот не шевелился. Денисов торопливо расстегнул на груди Кравца пуговицы и распахнул. И сразу увидел возле ключицы входное пулевое отверстие. Выходное он с трудом нашел со стороны спины в районе поясницы.

Пуля, пройдя наискосок через все тело, разворотила внутренности, и Денисов понял, что майор почти мгновенно сгорел от обильного внутреннего кровотечения. В погибшем майоре Денисов на секунду увидел себя, так же бессмысленно глядевшего в небо, и сначала его тело сковал ужас перед возможной смертью. Выбившие над головой Денисова из стены каменную крошку пули, вернули его в реальность, и дикий ужас мгновенно сменился такой же необузданной яростью к врагу.

Он огляделся. Двое душманов подобрались к нему уже метров на пятьдесят. Офицер нажал на спусковой крючок, автомат коротко вздрогнул, и замер. Денисов отсоединил магазин -- пуст. Похлопал себя по карманам, но патронов больше не было. Он схватил автомат Кравца, и дал длинную очередь по перебегавшим чуть ли не в открытую к нему духам. И понял, что патроны кончились и здесь.

Обшарив карманы Кравца, вытащил две эфки, добавил к своим трем. До духов было метров тридцать, но те не стреляли, видимо выбирая момент для броска и захвата советского офицера живым.

На миг приподнявшись, он со всей дури, одну за другой, метнул две гранаты. После мощных разрывов на него обрушился шквал огня, и от пытавшихся подобраться к нему духов, и с гор. Офицер вылеживался, внимательно прислушиваясь, когда те снова попытаются приблизиться к нему. И, услышав подозрительный шорох, кинул на звук еще одну гранату. К эху взрыва присоединился дикий вопль раненого человека, и он понял, что кого-то зацепил.

Лежать дальше и надеяться на чудо, было бессмысленно. Надо было попытаться выбраться к своим. Денисов взвалил безжизненное тело майора на спину, зажал в каждом кулаке по гранате, зубами вырвал кольца, и до хрипа задыхаясь от усилия, пополз к окраине кишлака, за которой были его солдаты.

Боковым зрением увидел, как справа мелькнул халат одного из врагов, разгадавшего его маневр, и пытавшегося отрезать его от своих. Поняв, что не успевает, моджахед дал по нему очередь, и пули выбили пыль где-то под ногами. Боли Денисов не почувствовал, но в одной старенькой раздолбанной кроссовке сразу что-то захлюпало. Он сполз в небольшой арык, и бросил еще одну гранату.

И вдруг неожиданно понял, что обстановка резко изменилась. В горах продолжалась стрельба, которая стала ожесточеннее и злее, но почему-то она велась между кем-то в горах, больше не пытаясь причинить ему вреда.

Офицер снова подхватил тело погибшего товарища, и пополз дальше, пытаясь воспользоваться моментом. Почти одновременно с ним, наперерез ему, справа кинулось еще двое духов, которые не заметили, как навстречу Денисову выскочил солдат Гусейнов, который срезал обоих моджахедов короткой очередью, и бросился к командиру.

Солдат перехватил у Денисова тело Кравца, ротный безропотно подчинился, потому что сил не было совсем, и они рванули в сторону своих, которые прикрывали их огнем, поливая без остановки кишлак из автоматов и пулеметов. Только упав за бэтээром, Денисов осознал, что жив, что он среди своих.

В горах еще минут пять продолжалась перестрелка, которая неожиданно стихла, и наступила звенящая тишина.

-- Что произошло? -- прохрипел ротный Кушниру, стянувшему с раненой ноги кроссовку, и бинтующему отстреленный палец, -- Почему там был бой?

-- Телохранители твои там, -- покачал головой Кушнир, -- Дагаев и Берциев. Увидели, что вы пошли туда, я и не заметил, как они забрали пулемет, набрали патронов и гранат, и рванули в обход по горам. Мне потом Гусейнов об этом сказал. Когда вас в кишлаке зажали. А твои абреки вышли в спину духам, сверху, и накрыли их. Вот черти бешенные. Это ж каким здоровьем надо обладать, чтобы такой марш-бросок совершить?

Дагаев и Берциев появились минут через тридцать, с горящими от возбуждения лицами, и обвешанные трофейным оружием.

-- Товарищ старший лейтенант, вас комбат по связи, -- обратился к ротному водитель.

Чувствуя растущую ненависть к человеку, пославшему их на верную смерть, Денисов взял в руки шлемофон и, еле сдерживая себя, ответил:

-- Аргон! Я -- Визит! Прием!

-- Визит! Доложите обстановку! -- нетерпеливо забормотал комбат.

-- Аргон! Докладываю! -- в бешенстве заорал Денисов по связи. -- Ваше приказание выполнено ценой жизни вашего замполита! Ты слышишь, сволочь?! Это ты его туда послал! За какой-то железкой! Это ты его убил, гад! Слышишь меня?!