- 2 -

На своей заставе Денисов с солдатами соорудил небольшой памятник майору Кравцу. Командир батальона на участок Денисова никогда не приезжал, изредка оповещая о своем приезде, но, выслушав на границе с соседним участком сухой доклад офицера о состоянии дел в роте, сразу разворачивался и уезжал к себе.

Летом Денисов получил очередное звание -- капитан, и следом пришел орден Красной Звезды. Майору Кравцу орден Красного Знамени был присвоен посмертно.

Попытки установить тесный контакт с местным населением успеха не принесли. Афганцы смотрели на шурави с подозрением, а главный в кишлаке старейшина Абдуламид вообще вызывающе игнорировал любую встречу с Денисовым.

Однажды, понаблюдав, как трудолюбивые афганцы организуют систему полива своих крошечных полей, небольшими ровными уступами спускающимися сверху вниз по склону горы, Денисова озарило, как можно легко и просто помочь им в орошении участков. Для этого требовался списанный двигатель от ГНС, и метров триста труб. Плюс электроэнергия.

Командный пункт роты обслуживался десятикиловаттной дизельной станцией, но им на все свои нужды с лихвой хватало четырех киловатт, в связи с чем станция работала наполовину впустую.

Потому, когда на заставу приехал начальник политического отдела дивизии, командир роты был готов задать несколько наболевших вопросов. Политработник выслушал его внимательно, немного подумал:

-- А что, товарищ капитан! Верно мыслишь! Это будет лучшей наглядной агитацией дружбы наших народов и демонстрацией того, как нашими военнослужащими оказывается помощь мирным труженикам. Давай, организуй работу, если что не получится, приезжай -- поможем!

Движок с гэнээски после реставрации качать воду не захотел, но технари быстро разобрались, что к чему, и заменили манжеты, так как плотность воды и керосина разная, и после этого насос заработал, как часы.

Трубы пришлось выбивать с боем, и здесь помогла поддержка и помощь начальника политотдела. Наконец-то все необходимое было готово.

Когда Денисов пришел к старейшине Абдуламиду, тот выслушал его недоверчиво, с подозрением. Если помогают, значит, что-то надо в ответ. Ведь не может же просто так советский офицер взять, и задарма оказать помощь? Но тот, к огромному удивлению старейшины ничего не требовал, наоборот, разъясняя, что они все сделают сами, просто просил показать, в какую точку подвести воду, которая будет качаться насосом из речки.

Окончательно засомневался в умственном здравии советского офицера Абдуламид тогда, когда тот предложил еще и провести в кишлак электрический свет от дизельной станции, обслуживающей командный пункт. "Совсем больной шурави", с огорчением подумал Абдуламид, "он что, хочет давать нам свет в дома, как в больших городах?"

-- Командор! Сколько это будет стоить? -- ради приличия поинтересовался старейшина.

-- Нисколько, -- поморщился офицер, -- Абдуламид, пойми, это все бесплатно, в целях оказания помощи афганскому народу. Посмотри вокруг, вы же, как в средневековье живете! А представь, у вас ночью будет свет! Телевизоры, радио.

Абдуламид смотрел недоверчиво, но головой качал утвердительно -- устанавливайте, делайте, проводите. А вдруг и, правда -- дураки? Возьмут и сделают?

Сделали. И ничего за это не взяли.

Оказалось, что к хорошему привыкаешь быстро. Когда через месяц в кишлаке неожиданно пропал свет, все население отправилось к советскому "командору".

Денисов смотрел на прибывшую делегацию с удивлением.

-- Командор! Что случилось? Кто провинился, что ты всех нас наказал?

-- Как провинился? В чем провинился? Что вообще произошло? -- ничего не понял Денисов.

-- Ты у нас свет выключил, командор! Значит, мы в чем-то виноваты?

Шурави -- от солдат до офицеров хохотали до упаду, глядя на расстроенных афганцев.

-- Вы что?! Да у нас просто станция поломалась! Через час сделаем, и включим свет, -- с улыбкой пояснил командир роты.

Свет действительно скоро дали, но, посовещавшись, старейшины кишлака решили задобрить шурави, и по очереди от каждой семьи ранним утром относить на командный пункт русских по тазику персиков и ведру кислого козьего молока.

Отношения с местным населением после установки труб и насоса для полива земельных участков вроде бы наладились, но некоторая напряженность в отношениях осталась.

Ее надо было растопить, и желательно хорошим совместным застольем, где дают обещания в дружбе и верности. Нужен был только повод.

По просьбе Денисова замполит роты Кушнир привез несколько фильмов на таджикском языке, но простая демонстрация выглядела бы обычной пропагандистской акцией. Нужна была "изюминка".

Идея пришла неожиданно, когда Денисов увидел, как техник роты перекладывает свои вещи, среди которых была и медаль "За 10 лет безупречной службы".

-- Ну-ка, ну-ка, дай сюда! -- обрадовался он. -- Слушай! Тебя ведь к медали "За отвагу" представили? Зачем тебе эта юбилейная побрякушка?

-- Дали -- и есть, -- пожал тот плечами, -- выкидывать жалко.

-- Давай мы ее Абдуламиду, старейшине вручим! Отдашь?

-- А. -- махнул техник рукой, -- Забирайте, Александр Васильевич.

Замполит роты достал из своих запасников самую цветастую грамоту на лощеной бумаге и озадаченно спросил у ротного:

-- Командир! А за какие десять лет, и какой службы мы награждать Абдуламида будем? Наши войска здесь только восемь лет?

-- Какая разница, Володя? Он что? Считать года будет? А в грамоте ты так и напиши -- в честь приближающегося десятилетия безупречной службы Абдуламида!

Когда все было готово, Денисов на бронетранспортере лично поехал и привез недоумевающего старейшину кишлака с переводчиком, которые с подозрением поглядывали на советского офицера, но тот сохранял невозмутимый и торжественный вид.

На заставе все было готово. Солдаты, в отутюженной форме с боевыми наградами стояли в строю, и как только Денисов с Абдуламидом вошли в небольшой дворик КП роты, замполит скомандовал:

-- Равняйсь! Смирно! Равнение на средину! Товарищ капитан! Застава для награждения старейшины Абдуламида построена!

-- Вольно! -- дал команду Денисов, чувствуя, как отвисла челюсть у стоящего рядом Абдуламида, которому что-то быстро шептал на ухо переводчик. Замполит подал командиру коробочку с медалью и грамоту.

-- Товарищи офицеры, сержанты, солдаты! Сегодня у нас торжественный день! За заслуги перед Советским Союзом, за безупречную службу делу афганской революции и укрепление дружбы с советским народом, старейшина Абдуламид награждается высшим знаком отличия -- медалью "За 10 лет безупречной службы". От имени и по поручению правительства Союза Советских Социалистических Республик грамота подписана мною, губернатором провинции капитаном Денисовым и министром обороны провинции старшим лейтенантом Кушниром!

Денисов извлек из коробочки начищенную блестящую медаль, и нацепил ее на рубаху старику, по лицу которого бежали слезы благодарности.

-- Абдуламид! В честь твоего награждения сегодня будет организован показ художественных фильмов на таджикском языке. Начало в 21.00.

Весть о награждении Абдуламида высшим знаком отличия Советского Союза и демонстрации в его честь кино разнеслась по Салангу мгновенно. Абдуламид сразу стал самой известной и популярной в провинции личностью, и уже после обеда к нему стал стекаться народ, проживающий от Пули-Хумрей до Саланга.

Денисов дал команду установить кинопроектор и на специально вкопанных трубах вывесить экран, сшитый из четырех белых простыней, а сам с веселым ужасом наблюдал за прибывающими афганцами. Места перед экраном стали заниматься за несколько часов. Женщины не было ни одной, а мужчины, от млад до стар, все прибывали и прибывали.

Вместе с Кушниром он попытался сосчитать зрителей, но, несколько раз сбившись, бросили это бесполезное занятие, приблизительно прикинув, что афганцев собралось около шестисот человек. Для них демонстрация советского кино было целым событием.

И вот, наконец, этот миг настал. Гул голосов мгновенно стих, как только загудел кинопроектор, и на экране появились титры. Афганцы, большинство из которых ни разу не были в кинотеатре, словно малые дети предались волшебному миру кино. Они смеялись, плакали, сопереживали героям фильмов про гражданскую войну в Средней Азии, про Великую отечественную войну. На экране один за другим сменялись фильмы: "Таинственный монах", "Алые маки Иссык-Куля", "Москва, 41-й".

На следующий день начался праздник. Абдуламид резал баранов, а одним из самых почетных гостей стал Денисов. Вырвался он оттуда с трудом, через сутки, еле отделавшись от гостеприимного хозяина, которого вдруг осенила мысль женить шурави на афганке.

* * *

После награждения старейшины и "кина" в его честь, Абдуламид стал одним из самых известных и уважаемых людей в районе Саланга. Денисов стал его другом, но окончательно Абдуламид стал обязанным советскому офицеру после родов своей третьей, любимой жены. Был поздний вечер, когда Денисова вырвал из постели дежурный по заставе.

-- Что случилось? -- накинув одежду, вышел во двор ротный.

-- Старейшина пришел, плачет, к вам просится, -- доложил дежурный.

-- Пропусти, -- кивнул Денисов.

Вошедший Абдуламид и впрямь был не в себе, и из его быстрого лепета через переводчика Денисов с трудом понял, что у третьей жены старейшины, шестнадцатилетней девчушки, которая была на сносях, открылось сильное кровотечение. Повитухи справиться с ним оказались не в состоянии, и теперь у Абдуламида оставалась последняя надежда на Денисова, которого он умолял отвезти жену в больницу ближайшего города Пули-Хумри.

-- Ты что, Абдуламид?! -- изумился Денисов. -- Да кто нас ночью пропустит? Если духи не завалят, так свои, советские подобьют! У нас же приказ -- стрелять во все, что движется ночью без предварительного согласования.

Старейшина упал перед офицером на колени и запричитал.

-- Да ты что, Абдуламид? -- командир стал поднимать того, но старейшина вырывался и продолжал выть, умоляя спасти жену и ребенка.

-- А, черт!: -- махнул рукой Денисов. -- Едем! Дежурный! Поднимай Рамазанова, пусть бэтээр готовит к выезду, выезжаем через пять минут, и в сопровождение Берциева и Дагаева! Давай бегом!

Из дома старейшины в машину загрузили стонущую женщину, и вместе с ней внутрь запрыгнул Абдуламид и трое мужчин, его ближайших родственников, под легкими накидками которых угадывались очертания оружия.

Дагаев вопросительно взглянул на ротного, но тот махнул рукой -- пусть едут. Затем Денисов повернулся к Рамазанову:

-- Абдурашид! Подкачка колес включена? Молодец! Останавливаться нам некогда будет и нельзя. Ну что? Гони вперед, в Пули-Хумри! Да побыстрее, чтобы по нам только из автоматов, а не из пушек успели наши же шандарахнуть!

Бэтэр взревел и рванул в ночь. До Пули-Хумрей дошли удачно, попав только два раза под обстрел, и хоть было пробито несколько колес, выручила подкачка.

А вот в Хумрях в гражданской больнице вышел облом. Дежурила лишь медсестра, которая вообще ничего не знала и не умела, а врач уехал куда-то к своим родственникам, и медичка объяснила, что тот будет только на следующий день.

Абдуламид тихонько выл от безысходности, прижавшись головой к косяку двери в больнице, и Денисов, немного подумав, решительно махнул рукой:

-- Залезай! Поехали! Да побыстрее!

Старейшина, у которого не оставалось никакой надежды на благополучный исход родов, безропотно подчинился команде что-то придумавшего шурави.

-- Так, Абдурашид! Ну-ка, давай теперь в наш госпиталь! Да-да! К нашим! Гони быстрее!

Они подъехали к пропускному пункту, где ходил вооруженный часовой.

-- Стой! Кто такие? Куда?

Денисов спрыгнул с машины

-- Капитан Денисов. У нас раненый. Срочно в госпиталь!

Часовой мельком глянул документы. Командир роты из соседней дивизии, граничащей с хумрийским полком. Затем поднял шлагбаум -- заезжай.

Они подъехали к госпиталю, и Денисов знаком показал афганцам -- сидеть тихо, а то будут вам сейчас роды -- духам с оружием под накидками. Те сидели смирно и лишь согласно кивали в ответ.

На счастье Денисова дежурил знакомый анестезиолог, который, выслушав офицера, аж подскочил со стула:

-- Ты что, Саша?! Совсем сдурел? Как я тебе афганку в советский военный госпиталь приму?

-- Как, как! А как я в ночи под обстрелом к тебе ее привез?! Тоже нельзя! Ты понимаешь, она же сейчас с дитем помрет!

-- А-а! -- неуверенно заерзал тот, затем крикнул, -- Любовь Петровна!

В комнату вошла операционная сестра.

-- Любовь Петровна! Вы ведь раньше акушеркой работали?

-- Работала, -- кивнула женщина.

-- Афганка рожает, кровотечение сильное, посмотрим?

-- Где пациентка? -- мгновенно преобразилась та.

-- У меня, в бэтээре, -- с надеждой произнес Денисов.

-- Давайте быстро ее в операционную!...

Денисов кинулся к выходу.

Время тянулось медленно. Абдуламид, сидящий внутри бэтээра, напряженно молчал, не отводя глаз от смотровой щели и наблюдая за входной дверью в госпиталь. Наконец, уже под утро, из дверей вышла уставшая женщина в белом халате. Денисов вопросительно взглянул ей в лицо, и она улыбнулась:

-- Мальчик. Все хорошо. Можете сейчас забрать, только потихоньку, сильно не трясите.

Денисов прыгнул в люк:

-- Абдуламид! Сын у тебя! Все хорошо! Тихо только!

По лицу старейшины бежали слезы радости и облегчения. Сын! С-ы-н!

Когда, наконец они загрузили в машину женщину с ребенком, Абдуламид кинулся к Денисову и что-то с благодарностью лепетал.

-- Тихо сиди, я тебе сказал, -- зашипел офицер, потому что подъезжали к пропускному пункту. И так же благополучно миновав тот же пост, отъехали от него метров на триста, как афганцы откинули крышки люков и начали палить в небо длинными очередями, украшая ночное небо трассирующими лентами.

* * *

Кушнир, выслушав ротного, покачал головой:

-- Рисковый вы, Александр Васильевич! Вы хоть понимаете, кто вы теперь для Абдуламида? У них рождение девочки вообще не отмечается, а рождение сына считается большим и радостным событием. Ох, чувствую, сопьетесь вы. Ждите с утра гостей.

Денисов махнул рукой, и завалился спать. Из сна его вырвал тот же Кушнир:

-- Идите встречайте, по вашу душу явились!

С улицы раздавался бой барабанов и стрельба. Когда офицер вышел на улицу, звуки усилились, народ расступился в разные стороны, и прямо перед ним вдруг расстелился огромный ковер метров шесть на восемь, по которому под грохот и вой каких-то музыкальных инструментов неспешно прошли все прибывшие.

-- Они вам, Александр Васильевич, этот ковер подарили, -- негромко пояснял переводчик.

-- А зачем они по нему ходят, -- недоуменно спросил Денисов, -- замарают же?

-- Что вы, товарищ капитан?! Это проявление высшего уважения! Чем больше гостей по нему пройдет, тем больше ковер проживет и тем мягче будет. У нас в Средней Азии такие же обычаи. А этому ковру вообще цены нет. Ручная работа. Причем в течение нескольких лет. В Союзе вам за него сразу машину дадут. И еще приплатят.

-- А на кой черт он мне нужен? Меня все равно с ним отсюда не выпустят, а если и выпустят, то он и в самолет не влезет, да и не подъемный.

-- Только не вздумайте отказываться! Страшнее обиды не может быть, если вы от подарка откажетесь.

Так на заставе появилось огромное мягкое чудо.

А через некоторое время Денисов услышал, как во всех близлежащих кишлаках его стали называть Хасан-хаджи. В полном недоумении он обратился к своему замполиту:

-- Слушай! Что это обозначает -- Хасан-хаджи?

-- Что вы святой, Александр Васильевич! -- засмеялся тот.

-- Как святой? -- не понял Денисов.

-- Хасан -- переделанное Саша, Саня, Хасан, а хаджи -- это обозначает святой, человек, совершивший хадж, паломничество к святыням ислама.

-- И какой же я святой? -- засмеялся офицер, -- Не мусульманин, хадж не совершал, тем более советский военный?

-- Если в их глазах вы святой, значит душа у вас святая! -- подмигнул замполит, и серьезно добавил, -- Они же все добро помнят, которое вы для них сделали. И действительно верят, что вы -- хаджи. Между прочим Абдуламид своего сына Хасаном назвал. В вашу честь.