Носилки резко ударились о бетонный пол и от этого сотрясения я сразу пришёл в себя.
-Где я?
слабый мой голос не был адресован кому-то конкретно. Он просто спросил эту чёрную пустоту вокруг меня.
-Аэропорт Северный... Госпиталь. - ответил на ходу какой-то солдат.
Наверное, это он нёс носилки со мной и сейчас, сильно шаркая стоптанными каблуками, шёл мимо меня. Как я понял, к выходу. Там громко хлопнула дверь.
Чёрная-пречёрная пустота, которая окружала меня буквально со всех сторон... Она была... Абсолютно чёрной... И всё-таки живой... Входная дверь опять стукнулась о косяк и затем издала какой-то неприятный звук. Отовсюду слышались чьи-то торопливые шаги, приглушённые людские голоса и другие непонятные мне звуки. Вот снаружи завёлся двигатель автомобиля, который в несколько приёмов развернулся у входа, выехал на дорогу и быстро исчез.
Мне стало понятно, что сейчас я лежу в просторном, но очень уж продуваемом и оттого холодном вестибюле 'Северного медсанбата'. То есть военно-полевого госпиталя Министерства Обороны, который вот уже целый год действовал в сохранившемся одноэтажном здании на въезде в аэропорт Северный.
Это было лишь временным пристанищем для пострадавших военнослужащих всех, без различия министерств и ведомств, которые находились в Чечне. Обычно здесь, на Северном делали срочные неотложные операции и подготавливали раненых к дальнейшей эвакуации в стационарные госпитали. Я уже давно знал про этот медсанбат. В сотне метров,стоило только пройти через дорогу, находилась пятиэтажка, в которой проживали наши разведгруппы, с января по март 'работавшие' в чеченской столице. Тогда с лестничного балкона я часто наблюдал за тем, как в этот действительно прифронтовой госпиталь спешно доставлялись раненые... Почему-то меня никогда не тянуло подойти туда и удовлетворить свое военное любопытство с близкого расстояния... Считая кощунством такой праздный интерес...
Правда, месяца полтора назад я вместе со всеми офицерами нашего 3-го батальона всё-таки посетил это медицинское учреждение. Тогда в декабре прошлого года нам следовало подтвердить свою пригодность к совершению парашютных прыжков, поэтому мы и приехали сюда для прохождения плановой медкомиссии. А вот теперь я сам угодил сюда в качестве серьёзного пациента.
'Всё-таки Попал к ним...'
Брезент носилок прогнулся под моей тяжестью и в одном месте очень уж явственно касался холодной поверхности бетонного пола... Самым коварным и подлым образом передавая нижней части моей спины всю мерзость отрицательных температур этого январского утра.
Толстая брезентовая ткань подо мной была очень сырой и она совершенно не грела. Мне сейчас как раз-то не хватало тепла и я осторожно поёрзал на своих носилках, стараясь сместить центр тяжести тела на остальную часть полотнища, лишь бы не касаться отвратительно-леденящего пола. Моё обмундирование, предназначенное для летнего использования, тоже было очень влажным, а потому вдвойне холодным и противным. Через некоторое время меня начал бить неприятный мелкий озноб. И я опять почувствовал, что мёрзну...
Вот так... Без каких-либо мыслей я просто лежал и ждал неизвестно чего. Со всех сторон меня окружало до ужаса чёрное и страшно промозглое пространство, в котором я чувствовал себя ничтожной и мельчайшей песчинкой... Всё моё тело, сознание и мироощущение сковало непривычно жуткое оцепенение и только лишь неровное дыхание настырно доказывало мне то, что я пока ещё живой...
Внезапно сбоку из какой-то двери с шумом вышло несколько человек, которые быстро направились прямо ко мне.
-Давайте вот этого, сразу же на рентген! -скомандовал энергичный женский голос. - Только куртку снимите сначала. Вся в крови.
Меня осторожно приподняли за плечи и чьи-то пальцы стали ловко расстёгивать пуговицы на горке.Вот люди без особой спешки и суеты выудили мою правую руку из рукава и принялись за левую... Но тут я вспомнил про своё личное имущество...
- Подождите... - процедил я сквозь стиснутые зубы и залез левой рукой в карман за запасной обоймой.
Мне не мешали и потом я уже правой рукой достал из внутреннего левого кармана свой ПСС. И только после этого кто-то ловко и быстро сдёрнул с левой руки мою запачканную куртку.
Я медленно откинулся назад на носилки, осторожно улёгшись сперва телом и только потом своей израненной головой... И я уже приготовился к дальнейшей транспортировке, как опять вмешалась женщина.
-Заберите у него пистолет!
'Ага... как же.' - впервые осознанно подумал я и ещё увереннее взялся за тёплую рукоятку.
Но крепкие мужские руки уже схватили ствол пистолета и потянули его вверх... Затем они начали попросту вырывать ПСС из моей вытянутой вверх руки. Вернее, из моей намертво сжатой ладони. Я невозмутимо молчал, флегматично ни о чём не думал и ещё сильнее держался за свой родной 'последний, но верный выбор разведчика'. К принятию которого вполне осознанно оказался настроен совсем недавно... В моем мозгу в этот миг не находилось ни одной мало-мальски вразумительной мысли насчёт происходящей сейчас схватки... В данной ситуации надо мной властвовали какие-то непонятные мне глубинные инстинкты... Хотя... Эта согретая у сердца воронённая сталь была, пожалуй, уже единственным, что ещё хоть как-то и, главное, осязаемо связывало меня с моим недавним благополучным прошлым. И потому я не собирался 'за просто так' расставаться с крайней ниточкой, за которую теперь был готов бороться до самого завершающего мой жизненный путь вздоха...
- Мы его сдадим в вашу часть!-нервно прокричала местная командирша, после чего призвала на помощь кого-то еще. - Помогите, пожалуйста...
'Знаю я... вашу часть...'- со злой иронией мысленно ответил я, лёжа на спине и сопротивляясь уже нескольким мужчинам, которые яростно старались отобрать у меня моё же личное оружие.
Силы были неравны: кто-то мощно тянул вперёд за ствол, другие старательно и поочерёдно разогнули мои пальцы, обхватившие широкую, а
потому весьма неудобную пистолетную рукоятку. Казалось, что ещё немного и я буду побеждён...
Но мой средний палец, пропущенный через пистолетную скобу, по-прежнему хранил мне верность и преданность, а потому никому не поддавался. Чужие пальцы пытались разжать его, но эти происки были безрезультатны...
Тут в шуме разгоревшейся борьбы внезапно послышался чёткий металлический щелчок, отлично мне знакомый по старым временам. Это огибающая спусковой курок скоба, спаянная воедино с моим средним пальцем, не выдержала напора и выскочила из своего паза под стволом. После этого устрашившего их щелчка сразу же ослабла цепкая хватка 'вражьих лап' и моя вытянутая до предела правая
рука осмелела настолько, что тихонько потянула оружие вниз...
Однако эта моя скромная инициатива была замечена и ствол пистолета вновь потащило вверх. Но я не сдавался... Тем более что мои остальные пальцы опять обхватили широкую рукоятку. На этом обе стороны выдохлись и наступила короткая передышка.
Откуда-то слева подбежали женские туфли и я вновь услышал всё тот же голос:
- Пистолет мы сейчас же отдадим вашему офицеру! Вот он рядом лежит! Харин - его фамилия... Харин!
Это слово мне было почти знакомо, а потому вызывало доверие и успокоенность.
'Не Харин, а Гарин.' -равнодушно подумал я, как бы поправляя смысл её слов.
Но уже вслух я негромко сказал другое:
-Ему можно... Забирайте.
Мой верный средний палец нехотя разжался и выпустил пистолет. Левая рука самостоятельно поднялась вверх и отдала запасную обойму, заряженную шестью бесшумными спецпатронами.
'Гарину можно отдать. А то ствол здесь про_бётся, и хрен потом что докажешь... А в батальоне найдутся ведь... скажут, что Зарипов ПСС с собой на тот свет прихватил.' -устало и отрешённо думал я, уже покачиваясь в такт шагов, несущих меня санитаров-солдат.
К слову... Странное конечно дело! Но действительно... В расположении части замкомбата Каменнюка поднял такой переполох по поводу личного оружия раненых офицеров, которое те едва-едва не умыкнули под своими окровавленными повязками... Дежурный по ЦБУ майор Отто промчался на БТРе через весь Грозный, добрался до медсанбата в аэропорту Северный, благополучно разыскал здесь Гарина и с добрый час допытывался у него о деталях ночного боестолкновения... Уже уходя, товарищ майор спохватился и, извиняясь, конфисковал тире изъял у подстреленного Стасюги оба пистолета...
А меня уже несли... Борьба окончательно выбила меня из сил и сейчас я, не обращая никакого внимания на окружающие звуки, пребывал в отстранённом состоянии, когда слух и мозг лишь фиксировали голоса врачей и медсестёр, лязганье инструмента и какого-то оборудования.
Вскоре меня перенесли в другое помещение и вместе с носилками положили на стол. Но спокойно полежать мне не дали... Всё тот же женский голос начал отдавать мне различные приказания повернуть мою подбитую башню то туда, то обратно. Все эти команды исполнялись мной медленно и осторожно...
Рентгеновский аппарат сделал снимки моего черепа в фас и профиль, после чего я остался лежать на этом же столе. Через несколько минут затекла шея и я тихонько приподнял голову, чтобы развернуть её лицом к предполагаемому потолку.
'Много снимков нельзя делать... Мне ведь месяц назад здесь же делали... Хотя тогда это была флю... флю... Забыл. Ну, и память. Что там болтают?..'
Мне было непонятно... Слушая эти отчего-то радостные и возбуждённые голоса врачей... Которые сейчас рассматривали ещё мокрые плёнки... И всё же их голоса вселили небольшую надежду и в меня. По их репликам выходило, что крупных инородных тел в моей головушке сейчас не наблюдается, механических повреждений черепушки тоже не видно, срочная операция мне не требуется, и вообще я очень даже транспортабелен для дальнейшей переправки в стационарный госпиталь.
'А чего ей там задерживаться... Вошла с одной стороны, с другой вылетела... Нашли чем удивить... Хотя нет... Доктора здесь - молодцы...'
От всех этих услышанных фраз у меня появлялись свои собственные мысли и даже комментарии: сперва иронично-язвительные, а затем абсолютно безразличные.
Сейчас мне было совершенно безразлично, что там они собираются со мной делать. Единнственное, что мне хотелось - это просто-напросто отогреться в тёплом помещении, пусть даже в этом рентгенкабинете.
Но моё пребывание в тёплых краях было недолгим и по окончанию медицинского консилиума меня вынесли обратно в холл.
Горную куртку мне здесь не вернули, но зато заботливо укрыли тонким армейским одеялом. На короткое время я даже согрелся, но потом опять замёрз и, по-волчьи лязгая зубами, стал дрожать от холода.
'Надо попросить еще одеяло... Может дадут... Надо как-то сказать... Или попросить...'
В этот самый момент мимо меня, дробно стуча каблучками по полу, быстро проходила медсестра или даже докторша. Нужно было действовать и я громко сказал первое,что пришло на ум:
- Холодно...
Женские шаги резко остановились и пошли в другом направлении.
Спустя минуту медсестричка или докторша быстро вернулась ко мне и стала накрывать моё тело чем-то тёплым.
-Я одеяло вдвое сложила... Так теплее будет... Хорошо?
Этот милый девичий голосок уже давно растворился в окружающем шуме и её громко постукивающие каблучки исчезли навсегда... Но мне было до невозможного приятно от такого проявления тёплого женского внимания, участия и заботы по отношению ко мне - в общем-то постороннему человеку. У меня почему-то даже запершило в горле...
'Ах, как хорошо... Молодец... Что-то нужно было ей сказать... Не помню... Что...'
После этих приятных мыслей моё сознание дружески помахало мне ручкой и быстренько отправилось куда-то погулять...
Вот... Как всегда... На самом интересном месте.
*
Глава вторая.
Автомобиль сильно тряхнуло на ухабе и от этого ко мне вернулось моё пропавшее на время восприятие окружающего мира. Я лежал на носилках. Натужно ревел двигатель, в щели старенького медицинского УАЗа со свистом врывался ледяной ветер и я еще несколько минут молча пытался определиться в этом непроглядном чёрном пространстве.
- Где мы? - не выдержав, спросил я.
-Беслан. Сейчас едем в госпиталь... Владикавказ. -с резким кавказским акцентом громко ответил мне водитель.
"Да я же только что лежал в Грозном, а сейчас уже... А здесь холоднее, чем там..." - успел вяло сообразить я как раз перед следующим уходом в провал Большого Космоса.
Я вновь пришёл в сознание. Но это произошло как-то неожиданно и резко. И мне никак не удалось понять почему.
Сейчас мои носилки опять находились на бетонном полу холла приемного отделения. В котором было очень холодно из-за открытых дверей. Снаружи доносились обычные уличные звуки: кто-то проходил мимо, стуча стальными женскими набойками или шаркая каблуками... Изредка доносился шум проезжающих или разворачивающихся автомобилей.
Всё моё тело непроизвольно сотрясалось от крупной дрожи и я попытался накрыть разрезанным рукавом свою оголённую правую руку. Мне удалось это сделать с большим трудом. Затем я попробовал защитить от мерзкого холода свои вытянутые ноги. Закинув правую ногу на левую, я вроде бы смог выполнить всё то, что было в моих силах.
После этого моим конечностям стало чуть-чуть теплее и я приготовился к долгому ожиданию.
Внезапно совсем рядом прозвучала размеренная женская поступь, которая остановилась у моих носилок. Чья-то рука бесцеремонно подняла мой правый валенок и перебросила его обратно на прежнее место. Выполнив это действо, женщина отошла обратно к своему месту, находившемуся в нескольких метрах. Там заскрипел стул.
'Холодно ведь.' -недоумевающе подумал я.
Затем, так ничего и не понимая, я минут пять пролежал без каких-либо телодвижений. Но морозец был приличный и с некоторым усилием я вновь закинул ногу на ногу чтобы хоть как-то сохранить тепло.
Сразу же застучали дамские каблучки и мой уже левый валенок-нарушитель так же беспардонно оказался возвращённым в исходное положение.
Теперь-то я понял, что в сознание-то я пришёл именно от того, что мою закинутую ногу подняли и просто бросили на брезент носилок.
-Что... Вы... Делаете?
Эти слова с очень слабым усилием слетели с моих губ в перерывах между вздохами и выдохами... Но они всё-таки были услышаны.
- Больной, так лежать не положено!
Этот женский голос ответил мне крайне категорично и, судя по интонации, звучал как боевой приказ.(* ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА: Как мне потом объяснили... Сотрудница приёмного отделения была права, поскольку именно в позе со скрещёнными ногами ухудшается кровоток по венам и артериям, отчего снижается кровоснабжение нижних конечностей.)
'Сама ты больная! А я - раненый и мне холодно...' - В моём слабо трепыхнувшемся сознании появились первые признаки возмущенного сопротивления этой дочери гор. Я хотел сформулировать какое-нибудь прилично-дружелюбное предложение... Но толи из-за полученной ночью контузии, то ли из-за окоченевших губ, я так ничего и не произнёс.
Во Владикавказе всё-таки стоял крепкий мороз и, словно в знак моей миролюбивой внешней политики, я ещё целых пять или даже все десять минут лежал совершенно неподвижно. То есть терпеливо располагался на мерзко-холодном полу. Потом эта дипломатическая пауза была признана мной чересчур уж затянувшейся, а условия-не очень то и гостеприимными. Вследствие сего мой правый валенок медленно пополз вверх, а затем и взгромоздился на своего левого собрата.
Тут же с гор понеслась цокающая боевая конница...
- Только попробуй!! Я тебе..., - словарный запас моей агрессии иссяк очень быстро, но этого оказалось достаточным.
Не доскакав метра до цели, амазонка внезапно остановилась, громко фыркнула и всё же издала свой воинственный клич:
- Фу, больной !! Какой вы...
Атака на этом была отбита и противник с позором возвратился на свое место постоянной дислокации на стуле или кушетке. Я устало вздохнул, мысленно обрадовался достигнутой возможности хоть чуточку согреться и уже без какой-либо опаски устроился поудобнее на своём 'царском ложе'.
'Что же я такого нехорошего сделал или сказал? Я же ра-не-ный... Может быть, даже тяжелораненый? Не знаю... ГОСПОДИ, ну, как же так можно?.. А ещё из Владикавказа... Хотя нет!.. Акцент у неё... Не местный... Я же здесь был... Кажется три месяца...'
Я ещё долго пытался найти ответ на волновавшие меня военно-философские проблемы и современные беды армейского страдальца... Пока за мной не пришли.
Резко распахнулись двери, ведущие во внутренние помещения, мои носилки подняли и понесли в тепло госпитальных коридоров и процедурных кабинетов.
Через несколько минут я почти уже согрелся, но тут меня внесли куда-то и вместе с носилками установили на длинный стол.
- Снимите с него валенки! Грязи на них много! - раздался гортанный голос очередной женщины-воительницы.
'Что они так взъелись на мои...' - тут я до конца понял ее высказывание и не стал сильно артачиться. Я вытянул ступни и тем самым позволил стащить с них свою национальную зимнюю обувку, которая с грохотом попадала на пол.
- Положите их по бокам...- попросил я.
Это во мне проснулась рачительность и домовитость. Ведь я не мог разбрасывать направо-налево свои единственные сухие вещи.
'А то ещё неизвестно, сколько ждать придётся на этом морозе...' - подумал я и с явным удовольствием ощутил то, как мои драгоценные валенки разместились справа и слева моих голеней.
За меня уже взялись по-серьёзному и стали задавать интересующие медицину вопросы.
- Что у вас случилось?
- Был взрыв... Сильная вспышка в глазах... Правый глаз выворочен... Сильно шла кровь..., - я медленно вспоминал наиболее запомнившиеся события сегодняшней ночи и хотел сказать как можно больше.
- Сознание теряли? - Задавая свои вопросы, женщина-врач взялась за мою голову и стала легонько её ощупывать.
-Кажется, терял... Точно не помню... - неуверенно ответил я.
- Какую помощь оказывали? - докторша уже нашла кончик бинта и осторожно потянула его. - Поднимите голову и держите её на весу.
- Перевязали... Укололи... Сделали рентген... -рассказывал я, стараясь поднять свою тяжеленную голову.
Мне удалось это сделать со второй или третьей попытки... И я теперь изо всех сил старался удержать голову на весу. Хотя это было довольно-таки тяжело.
Тем временем врач стала разматывать бинт, который с каждым последующим слоем снимался всё больнее и больнее. Пропитавшиеся кровью и затем запёкшиеся участки здесь почему-то ничем не смачивали, но я терпеливо ждал когда же на них наконец-то польётся спасительная пенящаяся жидкость.
'Перекись... Ну... Где...'
Однако это моё терпеливое ожидание было пока-что безрезультатным и напрасным... Ещё минута и я уже не мог удержаться от глухих стонов... Когда женские руки отдирали несколько последних слоёв.
Наконец-то... То есть самый последний слой был 'убран'... Всё также насухую... И на моих глазницах осталось лишь два прикипевших к ранам тампона. Я с трудом перевёл своё дыхание... Наступил самый ответственный момент...
'Ну, сейчас-то должны поли-и-а-а-А!' -подумал было я, но как оказалось уже слишком поздно...
-А-а-а, сука-а! М-м-м... - от дикой и резкой боли я подскочил вверх и тут же упал обратно. - А-А-ах...
-Тихо! Лежать! -Громко прикрикнула на меня эта 'якобы женщина тире врач'.
Если бы сейчас я мог что-то вспомнить из своего довольно богатого запаса ненормативной лексики... То я не стал бы здесь скромничать... Но, увы... Теперь мне оставалось только изредка стонать и приходить в себя после этой, только что перенесённой... Вроде бы медицинской процедуры...
-М-м-м...
Пока я держал свою голову приподнятой, докторица размеренно и равномерно разматывала бинт, лишь слегка задерживаясь на 'трудноподдающихся местах'. Когда на моём лице остались лишь тампоны, прикипевшие снизу к свежим ранам, а сверху закреплённые к концу бинта... То она не стала утруждать себя излишними манипуляциями с перекисью водорода и резко рванула вверх повязку, которая потянула за собой и пропитанные кровью тампоны... После чего 'врачевательнице' оставалось только грозно прорычать на раненого и на этом процедура удаления ненужного перевязочного материала была закончена. Вернее, только лишь для неё была закончена...
Для меня же всё оказалось гораздо больнее и ощутимее. Когда тампоны понеслись ввысь, то мне сквозь ужасающую боль показалось, что вместе с ними из своих глазниц были вырваны с мясом и мои глаза... Вернее то, что от них осталось...
Если там, за валом... В момент ранения я сильной такой боли почти не почувствовал из-за мгновенной потери сознания, то теперь я испытал её в осознанном состоянии и в полном ощущении всего этого ужаса...
Я ещё лежал без движения и все никак не мог отойти от резкого болевого шока, как за меня взялись вновь и дали понять, что испытания ещё не закончились...
- Сейчас я буду светить фонариком, а ты через веки постарайся различить свет! - послышался чёткий приказ.
Женщина уже успела осмотреть мои ранения и теперь склонилась прямо над моим лицом.
Невзирая на продолжающуюся ноющую боль, я подчинился её указанию и постарался узреть хоть какой-то лучик света... Все мои попытки были
бесплодны...
Ведь мой правый глаз был с корнем вырван ещё там, на поле... А левый тогда же зажмурился так сильно, что через зажмуренные веки... Да ещё и залитые кровью... Сквозь них мне не было видно никакого направленного света...
Возможно и эта военная врачиха поняла всю бесполезность своих опытов с фонариком. Зато она решила действовать гораздо основательнее...
- Поморгай или попробуй открыть веки на левом глазе... Я их осторожно буду пальцами открывать...
От её предложения моё внезапно вскипевшее возмущение, гнев и злость... Всё это выразились всего в трёх словах:
- Нет! Я сам!
Инстинктивно закусив нижнюю губу, я опять замычал от непрекращающейся боли в глазах... И всё же попробовал разжать левые веки... Я осторожно напрягал нужные мышцы, чтобы это произошло естественным образом. Но веки были мне неподвластны и ни в какую не хотели раздвигаться... Как будто в этот глаз вонзилось множество тоненьких иголок... Которые крепко-накрепко пригвоздили мои веки к глазному яблоку...
Тогда мне пришлось медленно поднять левую руку и, закусив уже внутреннюю часть щеки, осторожно наложить большой и указательные пальцы на единственный 'уцелевший' глаз. Отлично понимая то, что местная докторица не будет со мной миндальничать... Мне следовало самому приступить к 'добровольному' истязанию своего же единственного ока...
Превозмогая острую режущую боль в глазу, я начал осторожно раздвигать свои пальцы... Сжимая зубы и сдерживая рвущиеся стоны... Чтобы сперва хоть как-то раздвинуть накрепко зажмуренные веки... Которые отзывались дикой болью от малейшего соприкосновения и тем паче движения... Мои веки, которые через эти стальные иголочки увеличивали болевые импульсы уже внутри глаза... Веки, которые своей болью выдавливали наружу и слёзы, и сукровицу... Мои горемычные веки... Которые мне всё же поддались...
Затем, когда мои веки оказались не в зажмуренном состоянии, а в просто закрытом... Тогда я постарался тихонечко отделить верхнее веко от нижнего. Запёкшаяся кровь склеила их не хуже клея 'Момент'... Но вытекающая из уголка глаза жидкость и моё непроизвольное мычание от нарастающей боли... Мои осторожнейшие усилия разъединить спаявшиеся веки хоть на полмиллиметрика... Перебиваемые болью от закушенной коренными зубами уже другой щеки... После десятка таких вот попыток, которые давались мне с большим трудом... Я всё-таки смог сделать и это. Мои веки разъединились.
Но едва это произошло... Едва я только вздохнул... Как мои веки опять зажмурились! Это случилось непроизвольно, из-за яркого сфокусированного луча, направленного мне с очень близкого расстояния прямо в глаз. Хотя этот свет вызвал уже другую боль, но я успел заметить,что луч света не сразу проявил себя, именно в той форме, как это обычно бывало. Сперва сквозь непонятные чёрные пятна-облака показался какой-то неясный блик, а затем в образовавшийся проём сразу и сильно ударил этот направленный в одну точку луч...
-Открой ещё раз и попробуй посмотреть! - скомандовала мне женщина-военврач.
Я был ей благодарен, ведь она не вмешивалась в мою затянувшуюся борьбу за веки. Сейчас же я был готов выполнять любые её команды, лишь бы они шли мне на пользу. Точно также поступил бы любой человек, если бы он (* ПРИМ. АВТОРА: Не дай-то Бог!) очутился на моём месте. И моя персона не являлась каким-то исключением...
Я сглотнул набежавшую слюну, опять закусил губу и осторожно потянул веки в разные стороны.
- Что видишь?
Но я различал только мутно-жёлтый фон, по которому густо клубились чёрные тучи. Вернее, это была темнота с редкими тусклыми просветами.
- Ничего... Свет немного и пятна...
Докторша приблизилась ко мне вплотную и склонилась надо мной:
- А сейчас что?
Сквозь жёлтую муть пробилось и стало увеличиваться какое-то белое пятнышко.
-Ну!
Слыша над собой требовательный голос докторши, я постепенно стал различать в этом пятне размытые контуры белого халата, вслед за которым появились и
светлый овал её лица с едва различимыми чертами глаз и губ. Последними показались её чёрные волосы...
- Очень плохо... Вижу женщину в белом халате и лицо...
Едва я рассказал ей обо всём увиденном, как все детали превратились в удаляющееся от меня размытое светлое пятно. Которое окончательно исчезло среди жёлто-черного пейзажа...
Я осторожно убрал свои пальцы от глаза, тихонечко закрыл веки и вытянулся на столе.
Ещё с минуту до меня доносились приглушённые переговоры врачей, находившихся где-то не так далеко. Я смог уловить только слова об отправке куда-то дальше и в очередной раз провалился в пустоту...
Затем меня бессознательного вынесли обратно в приёмник и опять положили на всё тотже пренеприятнейший пол. В соответствии с местными порядками я пришёл в себя всё также неожиданно и не понимая сути происходящих вокруг меня событий...
Ещё там, на столе мои руки оказались поднятыми к подбородку и, лёжа в таком положении, я своими пальцами крепко сжимал три слоя накинутых на меня одеял. Повинуясь старой армейской привычке, я и в бессознательном состоянии продолжал удерживать эти три спасительных слоя. Но мои пальцы сжимали их даже тогда, когда верхнее сложенное вдвое одеяло стало от меня куда-то уплывать. Мои руки вытянулись на всю длину и в этот момент мой разум окончательно прояснился. И в следующую секунду то ли древние инстинкты помогли... То ли приблизившаяся опасность замёрзнуть... Но мои руки резко дёрнули полушерстяную ткань на себя, вырвав её другой конец из чужих загребущих лапок.
Мой голос тоже приобрёл грозно-агрессивную интонацию, прозвучав как и следовало:
- Кто тут?
В гулкой пустоте уже знакомого мне холла послышался голос всё той же обладательницы цокающих каблуков:
- Больной, вам не положено два одеяла!
- Иди на х_й, сука! Так тебя и разэтак! Это не ваше одеяло! Мне его в Ханкале дали. Так и сяк твою...
Сейчас я практически не отдавал себе отчёта и был готов разорвать на кусочки эту медсестру или санитарку, спустившуюся с гор за солью... Чтобы заодно прихватить моё родное одеяло. Неизвестно сколько времени я ещё должен пролежать практически на открытом воздухе при явно минусовой температуре со всеми вытекающими отсюда последствиями... А тут ушлый медперсонал, да ещё и женского рода пытается меня же и обобрать...
Но видимо подобные выходки раненых здесь не были в диковинку и посему в ответ я услышал всё то же самое.
- Фу, больной! Какой вы грюбый и невоспитанный...
Недовольно фыркающая и громко цокающая всадница ускакала куда-то в никуда... Может быть за подмогой, а может ещё для чего... Через две минуты мне стало ясно для чего...
А я, чтобы хоть как-то унять ноющую боль в глазах и во рту... Я стал осторожно укладываться на носилках, попутно стараясь разгадать непонятные мне причины только что случившегося инцидента.
'Я же раненый... Ну как же можно... у меня, раненого воровать моё одеяло? Что-то я не пойму... Может я уже с ума сошёл? Чего-то здесь возмущаюсь!.. А вдруг всё здесь так и должно быть? И с ранеными офицерами разрешено обращаться как со скотом?... Да нет вроде бы... Думаю я, как нормальный... Веду себя тоже... Вроде бы нормально... И что же я такого плохого ей сказал? Мне было нужно забрать у неё моё же одеяло... которое она хотела у меня украсть! Может теперь действительно... Так и принято обращаться с ранеными? Или я уже умер и нахожусь где-то там?... Хотя не похоже...Как же здесь холодно!'
Тут мои мысли перескочили на сотню километров...
'Какая же хорошая медсестра в Ханкале... Дала мне второе одеяло. А я ей спасибо не сказал и даже имя не узнал. А эта... Ой, бля-а-а..."
В этот момент я медленно натянул до подбородка спасённые одеяла и вдруг почувствовал, как мои ступни пробрало холодом. Я вспомнил что-то и пошевелил ногами в разные стороны. Не поверил и ещё раз двинул ступнями вправо и влево... А потом тихо ужаснулся.
'А-а-а... 'Нормально!' Валенки всё-таки с_издили! Ну, ёп-пе-ресе-тэ!.. Это не местная... Не осетринка... Это... Ну, как же её?!.. Я же умел их по акценту определять!.. Ну... Как мы тогда прикалывались... Дети коньяка... Нет... Не совсем... Ну... Как же я теперь... И быстро ушла... Унесла мои валенки... Ну... Дочка Арарата... И как же я буду без валенок на таком холоде? А если надо будет идти? Это босиком чтоли?'
Ответа на это предположение не было. Тогда как мои ступни уже всерьёз пробрало морозом.
'Бедные раненые... Как же им х_ёво! Почему им? Мне тоже сейчас будет невесело... Мне уже нехорошо... Надо согнуть ноги и подтянуть их под второе одеяло... Вот зараза, мало ей валенок, так ещё и одеяло подавай... 'Не положено...' Вот тварь!.. Прости меня, Господи... Ведь как будто всё действительно перевернулось, сверху в низ! Земля стала небом, а белое - чёрным... Что за жизнь такая пошла... Если уже и на раненых пытаются нажиться...'
Я поджал насколько смог свои озябшие ноги и, стуча зубами от холода, попробовал согреться. Но моё промокшее ночью обмундирование так и не успело хоть немного просохнуть и сейчас служила неплохим проводником температур между окружающей средой и поверхностью моего скрюченного тельца. Два одеяла, конечно, спасали от холода, но ненамного. Ведь до настоящих полушерстяных одеял им было далековато.
'Как же! Станут вещевики хорошие одеяла в Чечню отправлять... Скорее удавятся... Зар-разы... Так и окачурюсь тут...'
Но этот холл приёмного отделения с его распахнутой настежь дверью... Все эти сквозняки, сырое обмундирование и вороватые ручки... Всё это были ещё цветочки...
В следующий раз я пришёл в себя уже в аэропорту Беслан, когда раненых выгрузили рядом с самолётом. Санитарные автомобили ушли за очередной партией и мне пришлось ждать погрузки в гудящий двигателями Ан-72 на взлётке... На этой продуваемой всеми ветрами взлётно-посадочной полосе.
Это был... Самый настоящий... Амбец!.. Я сжался, как только смог, на своих носилках... Но всё было впустую... Январский мороз дополнял такой же январский ветер... Беспрерывно дующий с предгорья... Да по бетонной взлётке... Где я тихо и беспомощно замерзал.
Когда меня подняли, чтобы отнести к рампе, я уже ни на что не обращал внимания. Мой слух, кроме ровного гудения турбин, не различал уже ничего... Я не слышал ни людских голосов, ни шума подъезжавших санитарок... Моё тело ощущало только этот жуткий холод... Но стоило нам троим попасть в тёплую воздушную струю, отбрасываемую назад самолётными двигателями, как я почувствовал дуновение горячего ветра из африканской пустыни. И слегка ожил...
Ну, а внутри Ан-72-го наступило самое настоящее счастье. Ведь здесь не было ни пронизывающего ветра, ни проклятого холода... И хотя я находился неподалёку от открытой рампы... Но мои закоченевшие и скрюченные на морозе руки и ноги отогрелись настолько, что я всё-таки смог выпрямиться во весь рост. Хоть и не сразу... Но выпрямился окончательно и без мучительных усилий...
Так я стал медленно приходить в более-менее нормальное состояние. Мои носилки положили на пол по правому борту. Я по-прежнему ни о чём не думал, а просто отогревался и равнодушно слушал окружающее меня пространство: негромкие голоса людей, знакомое гудение двигателей и чьи-то шаги. Я просто лежал и ждал...
А раненых всё заносили и заносили. Надо мной, как оказалось, были расположены ещё одни крепления, куда вскоре установили носилки с другим раненым. По интонации говоривших с ним людей, да и просто по упоминавшемуся вслух его воинскому званию стало ясно, что сверху расположился какой-то генерал.
Я отнёсся к такому соседству равнодушно. Но затем почему-то вспомнился Хэмингуэй, который воевал в первую мировую где-то в Италии и которого при перевозке в грузовике залило кровью находившегося над ним другого раненого. Перспектива подвергнуться орошению пусть генеральской, но всё-таки чужой кровью меня сначала покоробила и я даже немного поёрзал на носилках из стороны в сторону... Как бы определяясь с пространством для маневрирования...
Но через несколько минут я уже позабыл о своих опасениях, а потом вообще потерял сознание.
Как и всегда...
*
Глава третья.
В Ростовском военном госпитале я очнулся в тот момент, когда меня переложили на каталку и тутже начали раздевать. Мой торс приподняли в вертикальное положение, после чего быстрые и умелые руки девушек из приёмного отделения сняли с меня безрукавку. Я слышал их короткие фразы и никак не реагировал на всё происходящее вокруг. Мое тело сейчас напоминало гибкий манекен, с которым можно было делать всё что угодно. Правда, в сидячей позе его нужно было поддерживать, чтобы оно не завалилось набок или на спину.
Моё сознание включилось и начало действовать как раз в тот самый момент, когда решался вопрос: как же снять два военных свитера, то есть просто вывернуть через голову или же слегка надрезать их горловину сзади?..
-Режь! - скомандовал я обладателю ножниц. - Режь всё.
-Может не надо? - спросил меня мужчина.
- Режь от верха до низа! - упрямо повторил я. - И бельё тоже. Не жалей...
Послышался лёгкий вздох и кто-то из женщин сказал:
-Да тебе же оно пригодится... Давай что ли... Мы осторожненько через голову снимем... А потом со склада нашего всё получишь...
Но внутри меня уже затаился инстинктивный страх перед новой болью... Да и мой правый рукав уже был кем-то разрезан до самого локтя.
-Мне уже не пригодится. - устало пробормотал я. - Только штаны и безрукавку оставьте, чтобы.. А остальное - вам полы мыть... Ну... Режьте...
Меня наконец-то послушали: сзади задрали одежду, вверх вдоль позвоночника скользнул холодок металла и острый инструмент стал с лёгким хрустом разрезать два свитера и нижнее бельё.
Когда вещевой службе армии был нанесён непоправимый урон и кто-то потянул за рукава, то мне оставалось только вытянуть вперёд руки, чтобы окончательно освободиться от этих всё ещё полусырых свитеров и нательной рубахи. Теперь они уже не могли задеть мою повязку на голове при раздевании и тем самым причинить мне новые страдания.
Я отрешённо молчал когда с меня начали стаскивать грязные и окровавленные штаны горного обмундирования. Затем один за другим на пол полетели самые сухие мои вещи, то есть носки. Через минуту такая же участь постигла подштанники из комплекта офицерского белья. В самую предпоследнюю очередь с меня стянули и трусы...
Так из всей одежды на мне остался только лишь окровавленный тюрбан, свёрнутый на голове из бинтов. И теперь мне могли позавидовать даже туземцы Океании... Которые привыкли носить свои узкие повязки, да и то всего лишь на поясе. Но таковое сравнение здесь было крайне неуместным, ибо моё интуитивное чутьё старого разведчика уже подсказывало мне то, что тут имеются почти все признаки какого-то тайного подвоха... Но вот какого именно... Понять оказалось трудновато...
Внезапно я понял, что сижу посреди комнаты абсолютно голый, да ещё и на высокой каталке, а тем паче в присутствии нескольких девушек. Мой автономно функционирующий мозг интуитивно попытался было подобрать какие-то слова возмущения и даже гнева, чтобы остановить это откровенное издевательство и наверняка надругательство над изувеченным российским командиром... Но после тщетных поисков по опустевшим извилинам тире закоулкам тире сусекам... Мой опустошённый разум не подобрал ни одной мало-мальски подходящей мыслишки и затем разочарованный неудачей оставил это бесперспективное занятие.
Вот тут-то, стало быть по причине полного отсутствия каких-либо мыслей, идей и дум вообще, как таковых... Моя правая рука проявила собственную инициативу и решила действовать вполне самостоятельно, причём в отрыве от центрального главнокомандования, то есть далее по обстановке... Неосознанно повинуясь смутным мужским инстинктам, она стала осторожно, чуть ли не ползком подбираться к самому уязвимому месту, чтобы 'своим телом' накрыть его и спасти тем самым чьё-то светлое будущее. Но тут...
-Куда?! Лежите спокойно! Мы вас сейчас обтирать будем. Ишь ты... Какие мы стеснительные...
Крадущаяся рука была наповал сражена очередью слов молодой, но крупнокалиберной медички и рухнула обратно на каталку. Мой разум сделал последнюю героическую попытку сохранить, так сказать, честь не только офицера, но также мужчины, и суметь-таки выдать великую мысль, весьма соответствующую данному моменту, дабы в конце-то концов преподнести какое-нибудь торжествующе-победное изречение типа: 'А начхать! Любуйтесь!!!'
Но, увы... Моя настрадавшаяся головушка вновь дала непредвиденный сбой, то есть так и не нашла среди извилин ничего подходящего...
А сестрички милосердия уже обтирали меня чем-то холодным и мокрым, начав эту процедуру со ступней. Их действия были очень умелыми и быстрыми. Отдельным ватным тампоном осторожно протёрли моё лицо, вернее ту его часть, которая не была скрыта слоем перевязочного материала. Моё обоняние сработало чётко и тут же определило тот особый горюче-смазочный материал, который обычно применяется в армии для ухода за средствами связи и наблюдения, смазки пищевода и обогрева замерзающего технического и офицерского состава. Проигнорировав и это надругательство над спиртом, я дождался того блаженного чувства, охватившего меня, когда на моё тело одели чистые и свежие хлопчатобумажные кальсоны и нательную рубаху.
Только после этого я почувствовал, что в приёмном покое достаточно холодновато. Напоследок заботливые и ласковые руки сестричек накрыли меня военным одеялом и я послушно стал ждать дальнейшего развития событий.
- Марина, ты звонила в глазное? - послышался голос медицинской сестры гвардейской комплекции. - Чтобы забрали его...
-Да мы уже тут. - произнёс молодой мужской тенорок из-за открытой двери.
- Забирайте! Только повнимательнее на порогах... - властно распорядилась всё та же сестрица, но последние слова она произнесла тоном помягче. - У него в голову ранение...
- Да мы не понимаем что ли? - немного даже обиделся парень. - Всё сделаем, как следует...
Ребята действительно сдержали своё слово: аккуратно развернули моё транспортное средство в нужном направлении, после чего оно плавно тронулось с места, а потом незаметно преодолело дверные пороги. И ведь, как я успел заметить, головой вперед... Затем меня на каталке повезли по длинным госпитальным коридорам.
- Где тебя задело? - на ходу спросил голос того самого парня, который обещался сделать всё, как следует.
- Из... Ну... Первое... Мая... - с трудом вспомнил и с ещё большим усилием произнёс я.
-Из Первомайского? - подсказал мне он. - Как там?
Я некоторое время пытался сформулировать коротенькую характеристику всего того ночного кошмара, но попросту не смог... Моё затянувшееся молчание было воспринято, как нежелание разговаривать на неприятную тему...
- Понятно... - С тяжёлым вздохом сказал мой собеседник.
Дальше мы перемещались в полной тишине. Была уже ночь, все пациенты госпиталя давно спали и по гулким коридорам раздавались лишь шаги двух мужчин, сопровождавших меня, да лёгкий шорох четырёх колёс каталки. Минут через пять поездка окончилась в палате и мне помогли перебраться на свободную кроватку.
'Ну, вот, теперь-то я в настоящем госпитале!' -облегчённо вздохнул я, когда меня накрыли уже другим одеялом.
Негромко захлопнулась дверь палаты вслед за уехавшей каталкой и наступила относительная тишина. Сзади послышался какой-то шум.
- Есть тут кто? - осторожно спросил я, обращаясь к пустоте.
-Есть. Тут ещё три человека лежит, - в ответ послышался уже знакомый мне молодой голос. - Я тебя от приёмника сопровождал.
Я полежал немного, но почувствовал яму в желудке и спросил опять:
- Ребята... А есть что-нибудь поесть?
Сзади кто-то молча встал с кровати, зашуршал пакетами в тумбочке и затем подошёл ко мне.
-Возьми, пока печенье поешь, а потом я тебе дам соком запить.
Я ничего не ел целые сутки и сейчас был готов съесть очень много. Но смог разжевать и проглотить всего четвертушку одного квадратика печенья. Выпив два глотка яблочного сока из поднесенного ко рту металлического носика, я внезапно выдохнул и, окончательно теряя сознание, вновь полетел в черную бездну...
То есть на самом интересном месте.
*
Глава четвёртая.
Очнулся я опять от того, что меня тряхнуло, когда колеса наткнулись на какое-то небольшое препятствие. Несколько минут назад мое тело переложили с госпитальной кровати на каталку и теперь везли вперёд по коридору. Этого я не чувствовал ранее, но теперь, после небольшой встряски, сознание снова вернулось ко мне.
Вокруг слышались чьи-то отдалённые голоса, размеренный шорох колёс и непонятный шум.
- Куда меня... везут? - равнодушно спросил я.
- На операцию... Не переживай, всё будет хорошо!- послышался мелодичный женский голос откуда-то сбоку.
'Операция - это хорошо... Может быть, всё будет нормально.' - подумал я, ощущая на своём плече чью-то тёплую руку.
- Ты меня слышишь? - этот же женский голос вывел меня из короткого забытья.
Моё тело уже переложили на операционный стол, вокруг которого сновало несколько человек. Слышались чьи-то негромкие фразы и металлические постукивания.
- Слышу. - бессильным и равнодушным тоном проговорил я.
Со мной уже что-то делали.
- А теперь считай!
На моё лицо положили маску, от которой я инстинктивно попытался увернуться... Чтобы напоследок всё-таки вдохнуть того, ещё свежего воздуха... Но было уже поздно и мне ничего не оставалось, как подчиниться... И начать медленно выговаривать выученные ещё в далёком детстве цифры.
-Один... два... три... четыре...
Хлороформ начал действовать быстро и я опять стал проваливаться в глубокую пропасть беспамятства. Но угасающий мозг всё ещё сопротивлялся и
я почувствовал необычайную лёгкость... Будто бы моё тело воспарило и оказалось в невесомости. Я не понимал что же со мной происходит и старался безучастно запомнить всё это...
Как-то внезапно и по непонятной мне причине резко и сильно заболело горло. Оно заныло как-то изнутри, словно в него попало что-то большое и твёрдое. Я ещё не понял сути происходящего с моей гортанью, как внезапно осознал то, что я всего-то навсего не дышу...
'О, Боже...'
Вслед за этим я внезапно ощутил и полное отсутствие кислорода в моих лёгких... Такого со мной не происходило никогда... Я попытался было вздохнуть, но моя грудь продолжала оставаться неподвижной и никак не поддавалась моим невероятным усилиям втянуть в себя эту живительную смесь кислорода и азота... И всё это я ощущал на самом деле!.. Вот тут-то меня и охватил панический страх и дикий ужас...
'Я же могу задохнуться... Нужно ведь дышать!!! Я ж не могу вздохнуть!!! Надо им сказать...'
Но в этот момент надо мной в чёрном пространстве мгновенно распахнулась белая-пребелая дверь и оттуда на меня полился ярчайший свет. Там, за этим одностворчатым подобием небесных врат всё было таким ослепительно белым... Что оставалось только лишь порадоваться такой счастливой возможности... Хоть это обозревать своими собственными глазами... Пусть они даже и болят от сильнейшей рези...
Но от всего увиденного моё сердце как будто оборвалось и рухнуло вниз, а я в миг пришёл в такое неописуемо тоскливое отчаянье... Что мне захотелось одновременно кричать, выть и плакать...
'Вот суки!.. с_издили мои валенки!.. в этом _баном владикавказском госпитале!.. и теперь меня в рай примут!.. Не хочу в рай!.. Надо что-то сделать!.. Надо закричать!.. хоть рукой замахать!.. На...'
Изо всех ещё остававшихся во мне сил... Я попытался крикнуть... Или пошевелить рукой... Или хотя бы дёрнуть ногой... Но всё было бесполезным: голос мой пропал, руки и ноги не слушались... И я не мог шевельнуть даже пальцем...
'На... до... что... то...'
И вот моё сознание исчезло окончательно... А вслед за ним и я сам... Растворился в чёрном мраке...
Вот... Та-а-ак...
Растормошили меня уже под вечер... Когда госпитальный персонал собирался отправиться по домам.
-Альбе-ерт...
Меня довольно сильно трясли за плечо и на некоторое время наркоз перестал влиять на моё существо. Я почувствовал, что лежу на своей кровати... Что моя голова и плечи приподняты подушкой... Что меня уже в третий раз о чём-то спрашивают.