ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Злобин Евгений Валентинович
Расстрел генерал-полковника или как я поступил в адъюнктуру

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Академия Ленина
  Расстрел генерал-полковника или как я поступил в адъюнктуру
  
  Несколько лет назад в центре Москвы убили одного из братьев Ямадаевых (пламенный привет питерским КГБ-шникам!). Вместе с ним был тяжело ранен генерал-полковник С. Кизюн. Я поначалу не обратил внимания на фамилию, но тестируя вечером на моей даче привезенные из Португалии портвейны, Алекс Долгих (СВВПТАУ, 7б, 77 г.) вдруг сказал, что это сын другого генерал-полковника Кизюна Николая Фаддеевича (сын генерал-полковника должен быть генерал-полковником!). И сразу ожили в памяти события двадцатилетней давности, которые сыграли ключевую роль в моей жизни! Суть в том, что папа раненого генерал-полковника сам будучи в то время генерал-полковником коренным образом изменил мою жизнь в 1989 году, за что буду я ему благодарен до конца дней своих. И да благословенно будет имя его в моих святцах!
  Поступив случайно в ВПА, о чём, учась в СВВПТАУ и имея классический советский бэкграунд - папа врач и мама - учительница, - даже и не мечтал, на втором году решил я выполнить свою мечту - сдать хотя бы кандидатский минимум. В те годы сдача офицерами экзамена кандидатского минимума в армии воспринималась как небольшой подвиг, даже в СВВПТАУ, кто из ветеранов этого славного училища на Уктусе, помнит, висели на лестнице учебного корпуса фото преподавателей на доске почёта с подписями типа "Успешно сумел сдать кандидатский минимум!".
  Когда я выпускался из училища, для самых умных офицеров УрВО организовали группу МЛП при ОДО (аббревиатуры не расшифровываю сознательно) с последующей сдачей минимума по философии. Но т.к. я со своей золотой медалью в итоге оказался в Чебаркуле на учебной батарее учебного же артполка вч 33193 численностью около 140 человек личного состава, мне этот кандидатский минимум не угрожал даже в самом страшном сне, хотя я очень на это рассчитывал.
  В 1989 году я решил вернуться после академии (ВПА, она же ГАВС, она же ВУ) в Свердловск (к счастью, этого не произошло) со сданным хотя бы экзаменом минимума, чтобы тоже иметь полное право хотя бы повисеть на доске почёта. Как золотой медалист я уже висел, но на другой доске, этажом ниже и без фотографии. Самое простое было, как мне казалось, сдать экзамен по иностранному языку, по которому мы с кадетом Юриком Ермолаевым (недавно умер в Приднестровье) дополнительно занимались у нашего по-моему, Кузьмича (ОСНАЗ ГРУ форэва), в СВВПТАУ, который потом стал зав. кафедрой.
  Помогла мне в этом наша препод по английскому в ВПА, молодая симпатичная курящая девушка. С ней, по слухам, как-то более тесно общался наш групповой начальник штаба Саша Калмыков (фото памятника также есть в Одноклассниках). Он потом слинял на ПМЖ в Исландию, изредка звонит оттуда и обещал обязательно вернуться, как только у него в Твери закончится срок давности. Может это по его делам мы вдруг почему-то решили кинуть им 4 млрд. баксов?
  Оказалось, что сделать это в принципе можно, и даже бесплатно (?!), но надо иметь одобренную тему диссертации на кафедре. Так как я знал, что шансов остаться в адъюнктуре у меня в принципе нет, руки мне ничего не связывало (волосатых не было вообще), и я быстро накропал страничек 10 обоснования темы кандидатской диссертации "Историко-партийные исследования с использованием математических методов и ЭВМ", и внаглую пошел к зам. начальника кафедры истории КПСС по науке.
  По-моему, он от вида такого борзого второкурсника Педфака без всякого прикрытия со стороны волосатых рук просто остолбенел, но так как формально все было выполнено (визы начальника курса, факультета, которые были заинтересованы показать, какие, блин, умные слушатели у них изредка водятся), он все это безобразие вставил в повестку дня кафедры.
  А в то время кафедра истории КПСС - это было всего лишь меньше раза в три, чем кафедра ППР, но человек-то 60(!!!) насчитывала точно. Во как! Завкафедрами университетов нынешних просьба большая вытереть слюни и сопли! Правда, на кафедре Истории КПСС в математических методах, а особенно, в ЭВМ не петрил из преподавателей никто, никто в этом и не признался, поэтому кафедра тему мне одобрила, и я получил соответствующую официальную выписку из протокола заседания. А это очень важно! Без бумажки ты...
  С нашей рыженькой симпатичной англичанкой (и почему я так поздно понял, что некоторые заповеди Нагорной проповеди - морального кодекса строителя коммунизма, имеют скорее рекомендательный характер!?), мы пошли к заведующему кафедрой иняза ВПА, бывшему хмурому военному переводчику, фронтовику. Его, кстати, все знают, он в ВПА сидел лет сорок. В смысле преподавал. С подачи и личной просьбы нашей симпатюги (если кто помнит, в СВВПТАУ одно время английский вела совершеннейшее чудовище внешне, но исключительно обаятельная женщина, о внешности которой забывали через пять минут), я получил визу и был включен в приказ ВПА на сдачу минимума.
  Сдать на пять его не удалось, хотя были задействованы все внешние силы, и меня специально вызвали последним. Но до меня сдавал какой-то бывший кадет, специально приехавший уже препод Бакинского училища. Как мне, извиняясь, объяснили, на фоне его диплома военного переводчика мой язык тянул только на четыре. Правда, на твердую четыре. Позднее выяснилось, что лучше бы было вообще тогда язык не сдавать, но я был счастлив и этим.
  А в голове вдруг созрел новый план. Поскольку приказ был рассчитан на целый год, у меня была еще возможность сдать кандидатский и по философии. в то время марксистко-ленинской. Убитый позже за бабки Березы Сергей Юшенков меня уважал, и даже предлагал свою протекцию в адъюнктуру по кафедре Чалдымова. Там кстати обреталась и дочка Волкогонова (такая сейчас бабушка в одном из пиндонстанских университетов), но я пошел другим путем. Попросил полковника Бондаренко (еще один честный и бескорыстный пахарь научной нивы, для него я переписал обучающую программу на "Искру 226"), проконтролировать процесс через генерала Никиту Чалдымова, который когда-то моей теперешней жене предлагал адъюнктуру.
  Написал фамилию Чалдымов, и задумался. Какие были люди, корифеи и глыбы! Пишу столь многословно, дабы ветераны нашли знакомые фамилии, и усмехнулись в седые усы, вспоминая ВПА-шную молодость. А молодежь могла лучше понять тот дух (spirit!, а не духан - это уже из Афгана), который был присущ ВПА в то, теперь уже далекое, позднесоветское время.
  В общем, целый старший преподаватель полковник Бондаренко пришел к началу экзамена (это уже подвиг!), чтобы напомнить Чалдымову, чтобы тот не перепутал, что Злобину надо поставить пять. Что будущий первый гражданский зам. начальника ВПА по науке и сделал.
  Где-то в конце 2-го курса закончили мы обучающую программу по бессмертному труду "Что делать", кафедра истории КПСС прогнала через нее всех, кого только можно было для повышения собственного имиджа. Педагогический прорыв, все-таки...
  Лично я генералам гнул пальцы на клавиатуре в дисплейном зале ЭВМ СМ-1420, когда они перечисляли формы классовой борьбы пролетариата. Все было замечательно, но науськал меня один б. свердловский подполковник Лилин с кафедры истории, вопросом типа: "А знаете ли Вы, что Степанищев с Малекой уже в приказе начальника Академии на ценный подарок за Вашу программу, а Вас там и близко нету".
  Программа была не совсем моя, но сидел я за компьютером безвылазно две недели, и сдуру возбух по этому поводу. В итоге получил я грамоту в приказе начальника ВПА, а, в добавок, двух заклятых друзей, которым такая борзость какого-то слушателя совсем не понравилась. Цуканье на кафедре истории КПСС еще никто не отменял.
  На третьем курсе оформили мы с Андрюхой Ивлевым первые (и м.б. последние в академии) свободные посещения занятий, и весь курс вместо уроков я пытался заниматься наукой. Где-то зимой закончил обсчет "Записок" декабриста Горбачевского на предмет авторства, выяснилось, что писал "Записки" вовсе не он. Сделал об этом краткое сообщение на кафедре истории, и на семинаре академика Ковальченко на истфаке МГУ.
  А потом подумал, а что пропадать такой замечательной работе (позже она была опубликована в переводном журнале "История СССР"), и напросился еще выступить на компьютерной кафедре ВПА К-11. Кстати, на последней народ принимал меня намного теплее, т.к. статистика и ЭВМ были для них ближе к телу. И это выступление сыграло позже очень важную роль в моей судьбе.
  Когда до нашего выпуска оставалось месяца два, вдруг стало ясно, что как минимум три слушателя претендуют на поступление в адъюнктуру по истории. По такому поводу (во сколько было демократии в то время!!!) нас заслушивали на кафедре и по каждому голосовали. Я набрал голосов 40 с чем-то, друг мой Пляскин 30 с чем-то, и Коля Печень (будущий зам. нач. Музея Красной армии по науке) 20 с чем-то. По иронии судьбы, никто из нас на кафедру в тот год не поступил, но Влад и Коля честно стали позже историческими докторами. Кстати, Коле Печеню потом год собирали по кусочкам обе ноги после того, как его прямо у дома сшибла машина. Машину не нашли, так как Коля очнулся только спустя месяц в реанимации и ничего не помнил. Остался он в результате без обоих менисков. Но слава богу жив.
  В итоге в последнюю сессию пришлось мне сдавать целых 14 (!) экзаменов вместе с Госами. 13 я сдал на пятерки, а 14 (вступительный по истории КПСС в адъюнктуру) якобы завалил на четыре. Думаю, что все уже было решено заранее, т.к. за всю учёбу в академии ВПА в зачётке это была у меня первая четверка.
  Попытался узнать свою оценку за вступительный реферат, но в адъюнктуре со мной разговаривать не стали, послав куда подальше. Проверял реферат заклятый друг мой Малека, и если он ставил за него "четыре" (что он, кстати, и сделал, пока я ему к его занятию как дурак подбирал литературу по теме использования ЭВМ в преподавании истории), то по сумме баллов с одной "пятеркой" по философии я оказывался за чертой призеров. Позже за этот же самый реферат пришел мне на адрес ВПА диплом победителя Всесоюзного конкурса студенческих научных работ.
  Сложив без труда в уме два плюс два, я понял, что пролетаю мимо адъюнктуры со всеми своими рейтингами, красными дипломами, медалями и пр. А так как я уже числился в распоряжении, это означало, что все нормальные места были уже забиты, и даже СВВПТАУ с городом Свердловском мне не светило. Надо было как-то ходить и желательно с туза, т.к. шестерки стратегические вопросы не решают.
  Командир моей группы Вовик Базака... Хороший был мальчик, на первом занятии по физо прыгнув в бассейн легко проплыл соточку за минуту с хвостиком (2 р-д!), и больше на физо мы его не видели. Вместо этого ходил он играть в футбол с Витей Озеровым (нынче - Совет Федерации, не доплюнешь)...
  Так вот, именно Вовик отдал мне свой билет на встречу выпускников военных академий в Кремле, т.к. были мы с ним дружны, вместе раз ходили по девушкам - он, правда, успешно... Надо ему было также как-то компенсировать тот факт, что группа с ним во главе не отстояла мою золотую медаль перед начальником военно-педагогического факультета Гореликовым, хотя я Вовика об этом просил лично, и он мог это провернуть легко (гласность была тогда, понимаете ли).
  В Кремле в наше время уже/еще не наливали, и Горби нас презрел. На следующий год он, понимая, что дело пахнет керосином, примчался к военным академикам, но было поздно - Форос и все дела. Начальник академии, Николай Фаддеич, стоял во главе соседнего столика, и в завершении приема пользуясь доверительной обстановкой всеобщей демократии, гласности и вседозволенности, я непринужденно к нему подвалил.
  "Товарищ генерал-полковник, Вы в Академию возвращаетесь после приема?", - в этом месте он чуть не подавился салатом, подумав, видимо, что я, какой-то там майор, попрошу его меня до академии подвезти.
  "Да, а что?"
  "Разрешите к Вам подойти по личному вопросу, майор Злобин, афганец".
  Кизюн облегченно прокашлялся: "Да сынок, конечно, обязательно заходи".
  Поскольку нам не наливали (см. выше), прием прошел быстро и скучно. Впервые в жизни видел, правда, как подполковник, вытерев носовым платком, коммуниздит в карман какую-то плошку под салат с кремлевским вензелем. Приехав в ВПА я быстренько поскакал к кабинету Кизюна. Рыжий старший прапор пытался меня остановить и записать в журнал, но я со словами: "Мне назначено", ворвался к Кизюну.
  "Садись, сынок, что случилось?"
  "Обижают афганца", - сказал я, вывалив на стол красный диплом и медаль за СВВПТАУ, синий диплом радиофака УПИ, красный диплом ВПА и засаленное после 6 лет карманного ношения в ТуркВО афганское удостоверение, - "Кафедра КПСС голосовала, но чувствую, заваливают. Может быть, хотя бы на 11-ю кафедру, я там выступал, и в компьютерах соображаю...".
  Кизюн снял трубку какого-то прямого телефона прямо на Ратозия (чуть ли не ТА-57).
  "Что там со Злобиным?"
  Судя по трубке, Ратозий, великий историк крейсера "Аврора" (сына своего он потом пристроил в отдел кадров), что-то блеял про четверки, Кизюн посмотрел на меня вопросительно, я приподнял два красных диплома, золотая медаль покатилась по столу.
  "А 11 кафедра, там что?"
  В ответ в трубке снова слышалось какое-то блеяние. Видимо, Кизюну это надоело.
  "Найди ему место", - сказал он и бросил трубку.
  "Иди сынок, и не волнуйся. Все будет нормально".
  Как ни странно, генерал-полковнику я поверил не совсем, и на всякий случай пошел не пьянствовать домой, а к начальнику 11 кафедры на предмет зондажа - не будет ли часом генерал-майор против.
  Генерал-майор Звенигородский был личностью достаточно уникальной. Кстати, в книжке к 85-летнему юбилею ВУ есть его портрет. С удовольствием посмотрел и вспомнил. Во-первых, он был сыном генерал-полковника. Во-вторых, на моей памяти он был единственным генералом, сидевшим какое-то время в Москве на подполковничьей должности - с начальника (!) Кемеровского училища связи он перевелся в ВПА на зам. начальника кафедры связи! Потом под него сделали кафедру ? 11, но должность все равно была только полковничья. В-третьих, по дембелю создал он фирму в Вешняках, которая занималась, в том числе, строительством высокоскоростной железной дороги Москва-Ленинград, но почему-то до сих пор ее не построила. На месте ямы под вокзал в Питере построили торговый центр, а сам он умер лет семь назад...
  Но в тот день он сидел в своем кабинете, и принял меня. Выслушав мой сбивчивый доклад, заметил: "Просить за тебя я не пойду, но если мне дадут адъюнкта на халяву, отказываться не буду". И правда, какой же дурак, а, тем более, генерал-майор, откажется от лишней ставки...
  Меня это совершенно устраивало, и я отправился ждать завтрашнего торжественного объявления итогов зачисления в адъюнктуру ВПА. А набор был немаленький, в то время зачислялось больше 100 человек, между прочим... Самое интересное, что на выпускном фото спустя три года нас стоит человек 40, максимум. Кто дожил и дошёл...
  И вот вся эта шушера набилась в потоковую аудиторию. Проходя мимо меня, шестерка из докторантуры (полковник запаса), которая вчера со мной разговаривать не захотела, дружески потрепал по руке.
  "Не волнуйся, сиди спокойно до конца".
  И вот началось это действо - зачитка приказа о зачислении в адъюнктуру. Только сейчас я начинаю понимать, какие силы были вовлечены в составление итогового текста, какие шекспировские страсти кипели в аудитории. Ведь для многих, особенно из войск, адъюнктура была единственной возможностью вырваться из беспросветной тоски отдаленных гарнизонов.
  Приказ зачитывался по схеме - кафедра, поступало, поступило, кто именно. Слушали затаив дыхание... Правда, никто в обморок не падал, как упала на нашем выпуске в ВПА тогдашняя жена Валеры Мохова, услышав про назначение вместо Киева в Харьков, но все же...
  И вот, в самом конце, как бы спохватившись, Ратозий добавил: "Да, еще кафедра управления (на самом деле, она имела тогда чисто военное название К-11), мест одно, поступал один, зачислен один, майор Злобин". Сразу после завершения, когда народ отправился праздновать зачисление (или, как мой бывший сосед по квартире, запивать горечь поражения) ко мне подвалило пару челов, поинтересоваться, что это вдруг за кафедра такая и нет ли там еще парочки вакантных мест.
  Я, вежливо послав их на три буквы (то есть, в НИО, к которому относилась тогда адъюнктура), побежал за тортиками. Традиции еще никто не отменял, и в тот же день в лаборантской кафедры ? 11, я вливался в коллектив. Правда, чаем, т.к. шел 89 год, антиалкогольная компания еще не закончилась, да и я пока еще бегал марафоны и супер. По-моему, генерала не было, но был мой заклятый друг Боря Кузьменко, который уже сумел пролезть на зам. начальника кафедры вместо Августа Дорожкина, и слегка ревновал по поводу внезапного появления без его, Бориного, ведома адъюнкта на его кафедре. Наши отношения уже были достаточно испорчены к тому времени, но до полной войны время еще не дошло.
  Так, благодаря одному звонку генерал-полковника Кизюна, я остался в Москве. Без всяких взяток, спонсоров, блата и пр. Не знаю, что бы стало со мной и моей семьей, сложись все по-другому. Но на этом поворотном пункте ангелом-хранителем совершенно бескорыстно стал Николай Фаддеич, дай бог ему здоровья!
  Еще один маленький анекдот про Кизюна. В то время практиковались в армии офицерские собрания, на которых начальники выслушивали (!) мнения подчиненных, и даже вынуждены были давать ответы на их вопросы (!). Одно из таких собраний было в клубе ВПА, и в президиум поступила записка. Кизюн прочитал ее, попросил (!) слова, встал и сказал дословно:
  "Тут в записке спрашивают, какой дурак назначил начало занятий на 8 утра?"
  Это была давняя, еще при мэре Попове попытка разгрузить утренние пробки. Палка о двух концах, с одной стороны, в час уже свободен (если только на сампо не припашут), с другой, из дома надо было выходить без пятнадцати семь, и масса народа опаздывало. Хотя моя дочь, чтобы на работу на машине успеть из Жулебина на Полянку, во столько же сегодня и выезжает.
  "Отвечаю", - продолжал Кизюн, - "Это сделал я. Но если не приживется, то мы этот порядок отменим".
  Ни до, ни после из уст начальника академии я ничего подобного не слышал. Мне довелось с ним встречаться в коридорах Академии и после его ухода, даже с этой Умалатовской звездой Героя на груди. Я всегда старался погромче, поуважительнее поздороваться, он как-то стеснительно кивал в ответ. Конечно, он меня не помнил... И на столетнем юбилее ВПА хотел я к нему подойти, но застеснялся...
  А слушатели моих групп по кафедре социологии, где дотягивалась сермяжная лямка 27-летней службы, на моем примере защищали социальные проекты на тему "Как по выпуску остаться в Москве". Тогда мы еще не знали про социальный инжиниринг. В итоге полгруппы успешно осталось...
  Как и я в свое время. Дай бог здоровья сыну - генерал-полковнику, и здоровья и долгих лет папе генерал-полковнику - обеим Кизюнам!
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023