Аннотация: Было в курсантском распорядке дня такое строго регламентированное, но очень желаемое понятие, как "личное время".
В. Волошенюк Не учебой единой
Было в курсантском распорядке дня такое строго регламентированное, но очень желаемое понятие, как "личное время". Это время после ужина и до вечерней прогулки, что-то около двух часов. И если оно не забиралось ретивыми сержантами для занятий "как Родину любить", то можно было заняться тем, чем хочется. Выбор был невелик, но все же. Даже короткие минуты побыть наедине с собой или провести его с друзьями в задушевных беседах "о странностях любви" ценились очень дорого. А став старше и опытнее, вокеры часто использовали его для коротких "самоходов" в близлежащие женские общежития. И не только романтические чувства влекли их в эти "заповедные" места. Так Шура Ливашников, киевский кадет, облюбовал женское общежитие Киевского института инженеров гражданской авиации совсем не для поиска любовных приключений. У него в этом институте училась землячка. Пользуясь этим, он стал другом всей группы. Приходя в гости, он вояжировал из комнаты в комнату. Везде его тепло принимали, кормили вкусненьким, как перспективного жениха. И позже, когда он ввел своих однокашников в общество не только красивых, но умных будущих инженеров гражданской авиации, друзья могли наблюдать Шуру, выходящим из какой-нибудь комнаты в женском халате или спящим, свернувшись калачиком, на женской кровати, более мягкой и приятной чем ротная железная койка.
В училище в течение года было несколько дней открытых дверей для барышень и дам. Кроме официальных праздников принятия Воинской присяги и выпуска молодых офицеров, "пенаты" курсантов-фрунзенцев разрешалось посещать с целью празднования Нового года. Каждая рота устраивала "елку" у себя в расположении. А еще приглашали в училищный клуб на концерты художественной самодеятельности.
В выходные дни гости допускались в отведенное место для встреч возле КПП. Там скрашивались часы для тех, кому не посчастливилось уйти в увольнение. В строгом соответствии с общевоинскими уставами, увольнение разрешалось только для 30% личного состава для поддержания постоянной боевой готовности. А если к этому добавить воскресные выезды в лагеря, то не так уж много выпадало вольного времени на курсантскую душу. Разлуку компенсировали перепиской с барышнями, поэтому получение почты тоже было маленьким праздником.
График увольнений составлял замкомвзвода по заявкам командиров отделений. При этом старались соблюсти принцип справедливости. А на старших курсах "женатики" получали свободный выход в город по выходным.
В субботу увольнение проводилось после парко-хозяйственного дня с 16.00 до 23.00. В воскресенье же с 12.00 до 22 часов. Поэтому театралы и любители танцев предпочитали субботу. Для любителей драматического искусства - это возможность спокойно досмотреть спектакль до конца, а для любителей потанцевать в концертно-танцевальном зале "Юность", возможность продлить знакомство в темных аллеях парка после танцев. Кстати, танцоров насчитывалось больше чем театралов.
Для любителей драматического искусства - это возможность спокойно досмотреть спектакль до конца, а для любителей танцевального жанра в концертно-танцевальном зале "Юность", кстати, их насчитывалось больше чем театралов, возможность продлить знакомство в темных аллеях парка после танцев.
"Юность" в КВОКУ имела кодовое название "Гадючник". Считалось, что приличным девушкам там делать нечего, поэтому туда тянуло, как магнитом. И этот веселый зал уж никак не воспринимался, как место для выбора невест.
Остроту ощущений добавляло еще и то, что в "Юность" на вечера танцев продавалось ограниченное количество билетов. Поэтому иногда ближе к началу вечера возле билетных касс по своему накалу картина напоминала более поздние сюжеты кинохроники в очередях за водкой во времена антиалкогольной кампании.
Директором танцзала был знаменитый в своих кругах Киева исполнитель и учитель бальных танцев по фамилии Чапкис. Однажды, потерпев поражение у касс, Васильев - со-товарищи пошли в "контратаку" на администрацию зала.
Услышав, что в кабинете директора идет бурное мероприятие по поздравлению его с Днем Рождения группа курсантов вошла в кабинет и от имени КВОКУ поздравила артиста. Далее последовала скромная просьба о получении "контромарок" на танцы для тех, "кто в шинелях". Просьба была, конечно, удовлетворена. Ну, а потом последовали два отделения с перерывом на перекур "танцев до упаду". С обязательным "белым" танцем, когда дамы приглашают кавалеров, а иногда с сольным выступлением вокеров, когда в центр круга танцующих в едином порыве летели кителя.
Следует заметить, что этот зал имел притягательную силу не только для курсантов киевских училищ, но и для Военной комендатуры. Там легко можно было выполнить план по замечаниям и задержаниям военнослужащих за нарушение формы одежды, распитие легких алкогольных напитков и т.д., было бы желание. Подчас комендатура вообще вела себя не по-спортивному, производя облавы на нарушителей воинской дисциплины, и, не давая отдохнуть курсантам после напряженных военных будней.
Так что иногда патрули получали достойный и дружный отпор от курсантов КВОКУ, особенно это относилось к патрулям в составе которых находились извечные враги вокеров - "траки", как звали курсантов танкового инженерного училища. Традиция эта была давняя и ее чтили...
Позднее история взаимоотношений КВОКУ и Киевской Комендатуры пополнилась ярким примером в назидание потомкам. Решив, очевидно, показать, кто в городе хозяин, комендантские начальники в выходной день провели "операцию" по блокированию территории КВОКУ для "отлова" всех самоходчиков и других нарушителей воинской дисциплины. По рассказам очевидцев, КВОКУ держалось, как Брестская крепость в годы войны, и не один взрывпакет полетел на головы осаждающих и их начальников.
Существовал еще один праздник выходного дня, а именно "спортивный праздник", назначаемый регулярно руководством училища. Назвать праздником кросс на 3 км или 1 км могло только воинское начальство, обладающее определенной долей военной фантазии и юмора. Радость же от него испытывали только взводные спортсмены, потому что первая тройка, приходящих к финишу курсантов получала в награду увольнительные записки. Остальные при этом празднично ругались и плевались после дистанции.
Кроме выходных дней, в буднях тоже находилось место для маленьких курсантских радостей, и начинались они с завтрака. Но не тогда, когда в его меню входила сухая каша из неведомых зерновых культур, слегка окропленная подливкой, с куском жилистого говяжьего мяса, принадлежащего, по всей видимости, животному-долгожителю, а когда "ответственному" курсанту удавалось купить в гастрономе, расположенному через дорогу, свежие, еще теплые "Городские" булочки по 6 копеек за штуку. Они были размером в половину батона с хрустящей корочкой. Перед употреблением их разрезали вдоль пополам и на половинки намазывали тонким слоем сливочное масло, полагающееся к завтраку. Это считалось утренним деликатесом и было утренней радостью.
Усилить утренний общевойсковой рацион можно было еще с помощью курсантского кафе "Звездочка", находившегося на первом этаже столовой. Но когда на прием пищи прибывало почти одновременно 12 курсантских рот, пробиться к стойке буфета и получить желанную литровую бутылку молока могли сильные духом и крепкие телом, в основном, это были старшекурсники.
За стойкой буфета героически держала осаду буфетчица по имени Маша. Среди курсантов прозванная ласково "Машка". Она одна феерически работала по быстрому обслуживанию курсантов, как теперь работает смена в "Макдональдсе". В руках у нее был огромный хлебный нож, размахивая им, как самурай, Машка при этом, грозно повторяла каждому следующему в очереди:
- От винта!
Позже в училище построили новое кафе. Название осталось старое, а внутри установили автоматы с бутербродами и десертами. Машка осталась на боевом посту, а курсанты посещали его теперь в свободные минуты в течение дня. Вот так романтика буфетных боев ушла в историю.
В столовую же, кроме приемов пищи, ходили еще и по-взводно в наряд для постижения азов военного кулинарного искусства.
Поскольку среди должностных лиц наряда по столовой были несоизмеримо различные обязанности, каждый получал свой "кусок пирога" в строгом соответствии со жребием. Завернутые подписанные бумажки с "кодовым" названием должностей складывались в фуражку или шапку в зависимости от сезона и вытаскивались каждым курсантом, назначенным в наряд.
Самой интеллигентной и чистой, по праву, считалась должность "хлебореза". Сутки в чистой "хлеборезке" в белой тужурке, при сахаре, масле да еще и в кампании женщины (девушки), работнице военного общепита. А, кстати, комната для хранения хлеба во время нарезания его и подготовки порционного масла и сахара к приемам пищи запиралась на ключ...
Полной противоположностью этой непыльной работе, была служба по выносу продовольственных отходов в огромных алюминиевых баках после завтрака обеда и ужина в железный контейнер, установленный на границе территории училища, возле забора за которым находилась "рембаза". Содержимое этих бачков, надо сказать, несправедливо называли "парашей". Носильщики бачков в записках жребия значились "парашютистами". Они тоже облачались в спецодежду, а именно - в старые замызганные танковые "комбезы". Несмотря на специфику этой деятельности, некоторые "вокеры" предпочитали именно ее в наряде и даже обменивали свои бумажки. Преимуществом в этом деле считалось наличие свободного времени между "выносами" после приемов пищи.
"Овощерезка", где работали под лозунгом: "Дочистить картошку до рассвета!" и "Моечная", обитатели которой носили гордое имя "Человек - амфибия", не пользовались особой популярностью в курсантской среде.
Постоянное пребывание в воинском коллективе и в строю взводном, ротном, батальонном, порождало естественное желание уединиться, и каждый старался найти для себя отдушины. И даже в "казарме" находились "сакральные" места для душевного общения и приятного времяпровождения. Это были предусмотренные мудрым уставом внутренней службы: канцелярии, каптерки, сушилки. Приятельские отношения с ответственными за эти помещения давали возможность вечером немного расслабиться. Вскипятив воду в сушилке запрещенным электрокипятильником, можно было устроить чаепитие под Демиса Русоса, звучащего из кассетного магнитофона "Весна". И даже стойкий "аромат" сапог, "гроздьями" развешенных для просушки, не портил впечатление от вечера.
Когда же на 4-м курсе рота переселилась в общежитие, это стало настоящим праздником жизни, почти, как переезд в Париж для Хемингу"я. По-настоящему прочувствовать его можно было только после трех лет "казармы". Комнаты почти все были на четыре человека. Селились в них сдружившимися маленькими коллективами. И теперь в комнате можно было устраивать настоящие чаепития, особенно после увольнений, когда "киевляне" приносили от мам сумки с домашней провизией.
Отдельным удовольствием стали и построения. Старшина роты Петя Ваулин зычным голосом на первом этаже надрывался, давая команды на построения.
Его коронным номером было периодически путать цель построения.
Он орал так:
- Рота, строиться на обед, то есть на завтрак!
Иногда команда могла прозвучать, ко всеобщему удовольствию, и с двумя правками:
- Рота, строиться на обед, то есть на завтрак! Тьфу! То есть на ужин.
Конечно же, никто не торопился выполнять даже такие желанные команды. "Господа курсанты" вальяжно сходились к месту построения, как бы в отместку за прыть, проявлявшуюся на первом и втором курсах.
Свои особенности обрела и вечерняя поверка. Если в былые годы на произнесенную старшиной фамилию, к примеру:
- ИВАНОВ!
Мог прозвучать оправдывающий ответ:
- Болен, отдыхает!
Теперь чаще звучал вызывающий своей откровенностью ответ:
- Пьяный, отдыхает!
К досугу, в связи с расселением по комнатам, добавилось еще одно вечернее занятие. И этим повальным увлечением стал "Преферанс". Как считалось у вокеров, это была настоящая офицерская игра. Некоторые даже предпочитали не пойти в утратившее остроту чувств увольнение, а, "скупившись", в соседнем гастрономе, расписать "пульку" в дружеской компании. Безусловно, это было достойное занятие для "почти господ офицеров".
Это было несравнимо с тем, что некогда на младших курсах организовывалась игра в "Крокодильчика". Находясь в "Гадючнике" группа играющих, "выбрасывала пальцы" и на кого выпадало при счете это "счастливое" число, должен был приглашать на медленный танец "Крокодильчика". Дама под таким кодовым названием выбиралась всем коллективом играющих. Она могла быть значительно выше, толще и старше проигравшего. И тогда "невольник чести" под наблюдением строгих товарищей мужественно шел навстречу своему "счастью".
Учили же нас на кафедре ППР, что в жизни всегда есть место подвигу...
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023