Аннотация: В чужой стране с чуждыми беспорядками, но задание надо выполнять!
"Если революция принесет России и ее народу позитивные изменения, то она благо и в этом случае я могу только приветствовать ее".
В.Кандинский
Владимир Волшенюк. ЗОЛОТО РОДИНЫ
Часть 2
Глава 3.
Одни восстали из подполий,
Из ссылок, фабрик, рудников,
Отравленные темной волей
И горьким дымом городов.
Другие - из рядов военных,
Дворянских разоренных гнезд,
Где проводили на погост
Отцов и братьев убиенных.
В одних доселе не потух
Хмель незапамятных пожаров,
И жив степной, разгульный дух
И Разиных, и Кудеяров.
В других - лишенных всех корней -
Тлетворный дух столицы Невской:
Толстой и Чехов, Достоевский -
Надрыв и смута наших дней...
М.Волошин
Поезда из Петрограда прибывали в первопрестольную на Николаевский вокзал. Вокзалы и в Петрограде, и в Москве носили одно название. Это был первый в Москве железнодорожный вокзал с вантовым дебаркадером перрона.
В здании вокзала Георгий ощутил имперскую монументальность. На первом этаже размещались роскошные императорские палаты и залы ожидания для пассажиров. В залах был уложен дубовый паркет, на стенах установлены огромные зеркала. Для обогрева использовали шведские печи, каждая из которых была облицована мрамором.
Санду выразил свое восхищение ватер-клозетами с индивидуальными кабинами тоже исполненными в мраморе. Комфортные отхожие места до свержения царского режима отапливались каминами.
С Каланчевской площади на извозчике они отправились в отель "Савой", бывший до начала войны "Берлином".
Аница сказала, что Теофил разместился в 12-м номере. Здесь же в отеле находились два чиновника румынского казначейства. Они должны были получить королевские драгоценности, находящиеся на хранении в кладовых Алмазного фонда Кремля, а также казначейские билеты.
Ценности, отправленные вторым эшелоном, в том числе казна Румынского депозитарного дома, хранились в помещении Российского ссудно-депозитарного дома. Складские помещения были опечатаны румынскими и русскими печатями и охранялись казачьей стражей. Румынский директор Хранилища К. Ионеску, имел право в любое время осматривать ценности.
Согласно документам, подписанным официальными представителями России в августе 1917 года, российское правительство гарантировало перевозку, хранение и репатриацию румынских ценностей.
Но в декабре уже не было того правительства, как и не было той России.
По пути в гостиницу они увидели много поврежденных от артобстрела зданий. В некоторых местах остались неубранные баррикады, возле одной еще оставалось разбитое орудие.
Извозчик, словно гид, стал им рассказывать о ноябрьских событиях в Москве.
- Шесть дней тут кровавая бойня была. Разгромили людоеды Москву!
- А когда ж это было, дядя? - спросил его удивленный Санду.
- А когда в Петрограде Керенского скидывали. Креста на них нет. Святыню России - Кремль из пушек обстреливали два дня. Старинный образ святителя Николая Чудотворца на Никольских воротах сорвали, а он уцелел в 1812 годе.
- А с кем воевали? С немцами что ли?
- С детьми воевали, с юнкерями да гимназистами, - извозчик тяжело вздохнул и перекрестился. Осквернили себя пролитием братской крови. Господь им этого не простит.
- И много погибло?
- А кто ж их считал. Тыща говорят. Так они и своих красногвардейцев похоронили не по-людски, в канаве под стеной.
- А юнкеров? - спросил обескураженный Георгий.
- Юнкерей и охвицеров, их по православному. Отпели в церкви большого Вознесения, что возле Никитских ворот. Гробы несли на руках до самого Братского кладбища. Служил Митрополит Евлогий.
17 ноября 1917 года Собор Русской православной церкви принял постановление, в котором объявил, что "в преднамеренно совершённом без церковной молитвы погребении под стенами Кремля людей, которые осквернили его святыни, разрушали его храмы и, поднявши знамя братоубийственной войны, возмутили народную совесть, Собор видит явное и сознательное оскорбление церкви и неуважение к святыне".
На похоронах юнкеров присутствовал Александр Вертинский. Потрясенный увиденным, он написал романс "То, что я должен сказать". Вертинского вызывали в ЧК для объяснений. Согласно легенде, Вертинский тогда сказал: "Это же просто песня, и потом, вы же не можете запретить мне их жалеть!". На это ему ответили: "Надо будет, и дышать запретим!".
- А вот и ваш "Савой". Целёхонек остался, слава Богу.
Отель "Савой" в отличие от Метрополя во время ноябрьских боев не пострадал. Ресторан отеля по-прежнему предлагал посетителям барские кушанья и хорошие спиртные напитки из старых запасов. Правда, мраморный фонтан, из которого раньше официанты вылавливали свежую рыбу по выбору гостя, чтобы потом её приготовить, стоял без воды.
Георгий слегка постучал в дверь номера и, не дожидаясь ответа, открыл дверь.
Теофил сидел за столом с каким-то отрешенным видом. Телефонная трубка лежала возле аппарата. Он взглянул на вошедших и не поздоровавшись произнес.
- Я в полном отчаянии.
- Что в карты проигрался? - ернический вопрос Георгия, как ни странно, вывел его из оцепенения. Сначала он с удивлением посмотрел на Санду в солдатской шинели с обернутым вокруг шеи красным шарфом, а потом обратился к Георгию.
- Если бы. Ты себе не представляешь. Королевские драгоценности и 100 миллионов кредитными и казначейскими билетами получены. Чиновники нашего казначейства не знают, на каком основании им передавать все это Бойлю и Хиллу. Они категорически заявили, что будут оставаться с грузом до конца.
- Как будет отправляться груз?
- Почтовым поездом с прицепленным к нему салон-ќвагоном вдовствующей императрицы Марии Федоровны, отданным в распоряжение Бойля для поездки на Юго-Западный фронт.
- Ну, это не самый худший случай.
- Бойль отказался от взвода румынской охраны, присланной сюда специально для этой цели. Кроме того, на станции находятся четыре вагона с имуществом румынского красного креста. Пришло распоряжение правительства их также отправить с этим поездом.
- И что?
- Он также не хочет этого делать.
Тут обозвался Санду, внимательно слушавший стенания Теофила.
- Может шлепнуть вашего Бойля по законам революционного времени?
Теофил схватился за голову от услышанного и, казалось опять впал в прострацию. Георгий хмыкнул и с усмешкой посмотрел на Санду.
- А может тебя отправить к товарищу Троцкому с твоим предложением?
- Нет, - быстро ответил революционно настроенный солдат. А где здесь туалет? Я хочу руки помыть.
Не дождавшись ответа, он пошел на поиски ванной комнаты.
- Когда можно увидеть твоих злых гениев? - Георгий положил трубку на аппарат.
- Я жду их с минуты на минуту. Я не знаю, что докладывать Послу.
- Когда не знаешь, как поступить, действуй по уставу, так нас учили в армии.
В дверь громко постучали и Теофил с грустным видом пошел встречать гостей.
"Толстый и тонкий", - подумал Георгий, увидев двух джентльменов, в дорожных костюмах, вошедших в номер.
- Это...... мой брат, - промямлил Теофил и указал на Георгия.
- Господин Теофил так разволновался после беседы с Послом, что забыл меня представить джентльменам по всей форме, - Георгий улыбнулся.
- Представитель Генерального штаба румынской армии, Моцко Георгий. Прибыл для руководства операцией и координации с союзниками.
Толстый выпучил на него глаза и недовольно произнес.
- Мы не нуждаемся ни в каком руководстве. И вообще мне неизвестно ничего о вас и ваших полномочиях.
- Простите, полковник, я не захватил с собой верительные грамоты, - иронично заметил Моцко и продолжил.
- Я ни коим образом не намерен руководить вами. Но здесь находятся официальные представители правительства Румынии и воинское подразделение. При всем уважении, они тоже не могут вам подчиняться. Вся ответственность, вплоть до уголовной, за невыполнение задачи по доставке ценностей ляжет на них, и вы должны это понимать.
- В каком управлении Генерального штаба вы служите? - вежливо спросил "тонкий".
- В управлении информации.
- Понятно, - буркнул "толстый".
- Учитывая ваши приятельские отношения с послом Диаманди, вы можете связаться с ним и получить все разъяснения. Я хочу заверить, что румынское государство очень ценит ваше союзническое бескорыстное стремление оказать помощь в этом сложном деле.
- Джозеф Бойль, - "толстый" протянул руку.
- Очень приятно, полковник.
- Джордж Хил, - "тонкий" улыбнулся и крепко пожал руку.
- Предлагаю присесть за стол и обсудить текущий момент, как говорят большевики. Теофил, у тебя найдется, что предложить гостям.
- У меня есть коньяк.
- Очень хорошо, угощай. Приходится подсказывать ему все, как младшему брату.
Гости стали раздеваться. В этот момент в комнату вошел Санду. Бойль открыл рот от удивления.
- Это мой помощник, - быстро отреагировал на замешательство Георгий.
- Он что большевик?
- Судя по его отдельным высказыванием, скорее сочувствующий. Не удивляйтесь, он вживается в роль красногвардейца перед экспедицией через семь фронтов.
За столом переговоров после нескольких рюмок коньяка атмосфера несколько потеплела, но периодически сопровождалась вспышками гнева у Бойля. Он долго не соглашался чтобы четыре вагона с имуществом Красного креста были прицеплены к их поезду. В конце концов аргументы Георгия подействовали на него.
- Во-первых, это распоряжение Премьер-министра, о нем знает Королева, имущество очень пригодится в наших госпиталях. Во-вторых, они могут послужить для отвлечения внимания от главного груза. Пусть уж лучше грабят эти вагоны, если возникнет непредвиденная ситуация. А румынский конвой может оказаться полезным в дороге. И в-третьих, пикантность ситуации заключается в том, что после подписания в Фокшанах румыно-германского соглашения о перемирии, формально мы уже не союзники. А вдруг у вас изменятся планы в отношении золотого груза? Шучу.
Бойль несколько раз недовольно "хрюкнул" во время речи Георгия, но упоминание о Королеве подействовало на него успокаивающе.
После достигнутого согласия стали обсуждать, как доставить к поезду безопасно драгоценности и банкноты. На улицах творилась вакханалия проверок, экспроприаций под революционными лозунгами и просто грабежей. Взвод румынских солдат в данном случае мог больше навредить чем помочь. То, что он привлечет внимание активных граждан не вызывало ни у кого сомнения.
И тут подал голос Санду, исполняющий обязанности буфетчика и официанта одновременно. Кроме коньяка он обнаружил в запасах Теофила приличные закуски и щедро потчевал ими гостей под неодобительные взгляды хозяина. На десерт он подал Мадеру, чем заслужил одобрительный кивок Бойля.
- Прощения просим, во время одного ограбления почтового поезда в Бессарабии цыганской бандой добро увозили в корзинах, а сверху в них была тухлая рыба.
Хилл расхохотался.
- Джозеф, представляете наш вагон после доставки корзин пусть даже не с тухлой, а свежей рыбой.
- А мы можем доставить корзины, но без рыбы - заметил задумчиво Бойль и обратился у Санду.
- А скажи - ка товарищ, не участвовал ли ты в развозке тех корзин? Можешь не отвечать, но идея принимается.
Георгию идея тоже понравилась.
- Вы сейчас, если я не ошибаюсь, поедете в консульство для приема ценностей? Так вот, Теофил распорядится, чтобы консул помог вам с приобретением корзин. А завтра утром доставим их к поезду с помощью нескольких извозчиков.
- Вы отпустите с нами этого красногвардейца? - Хилл указал на застывшего с бутылкой в руках Санду.
- Да, - поддержал его Бойль. Я вижу, что он большой специалист и не только по корзинам.
- Он в вашем распоряжении, полковник. Я же, с позволения хозяина, останусь в номере и приведу себя в порядок. Хотя мы ехали первым классом, в вагоне почему-то было людей гораздо больше, чем предусмотрено количеством мест. Я чувствую до сих пор спертый революционный воздух.
- Может тебе снять в гостинице номер на сутки? - неуверенно спросил Теофил.
- Попробовал, но администратор сказал, что вожди революции стали активно заселяться в отель, поэтому свободных номеров нет. Заселение происходит по личному распоряжению комиссара Московского военного округа товарища Муралова.
- С его помощью мы добились разрешение на вывоз ценностей в Румынию, - заметил Хилл.
- Да, я его знал раньше. До февраля 1917 года он служил во 2-й московской автороте. Я одаривал его сигаретами, когда мы пользовались автомобилями роты во время служебных командировок в Москву, - подтвердил Бойль.
- Вот видишь без протекции товарища комиссара никак, зато у нас будет возможность вечером за чаем поговорить по-братски. А до этого я должен выполнить одно парижское поручение.
Проводив всех, Георгий сел за стол и пододвинул к себе телефонный аппарат, ему вдруг очень захотелось услышать голос Аницы. Посидев несколько минут перед телефоном, он сказал себе: "Остынь!" и пошел в ванную принять горячий душ.
Поручение, о котором он обмолвился, на самом деле не являлось таковым. Выполняя просьбу Аристида, Мария написала коротенькое письмо Василию Кандинскому, с тем, чтобы Георгий передал его, если представится такая возможность, и заодно познакомился с этим удивительным человеком. В письме Мария настаивала на том, что Кандинскому надо уехать из России, где его талант не найдет должного понимания и поддержки. Она познакомилась с ним в Мюнхене еще до начала войны в знаменитом сообществе художников "Синий всадник", которое он организовал.
С необыкновенным восторгом Мария рассказала его историю любви, как когда-то Аница рассказывала о трагической любви Эминеску.
В 1916 году Кандинский познакомился со своей будущей женой. Нина Андреевская была студенткой и позвонила ему по просьбе своих друзей, чтобы передать новости об организации его выставки. После ее звонка художник нарисовал акварель "Незнакомому голосу". Когда они познакомились ей было 17 лет, ему 50.
У Георгия был московский адрес художника. Как ему объяснил портье, Доходный дом в Долгом переулке находился в центре.
Он нанял извозчика, стоявшего возле отеля. Извозчик отличался от того, с кем они ехали с вокзала. Он был из "лихачей". Прозвище к этой категории извозчиков прижилось за лихую манеру езды. "Лихачи" носились по городу на лакированных экипажах с резиновыми шинами.
Остановились возле шестиэтажного особняка. Получив щедрую плату, извозчик взялся помочь ему найти квартиру нужного жильца. Он обратился к дворнику, расчищавшему снег перед входом в подъезд, тот охотно вступил в беседу.
- Василь Васильич тут проживают. Это ихнего батюшки дом. Только его эксперировали, - у дворника не получилось произнести модное слово "экспроприировали".
- И где ж он проживает, если дом эксперировали? - спросил извозчик.
- Так ему оставили квартиру на пятом этаже.
- И что, он дома?
- Нет в больнице.
- Что заболел?
- Нет, его жена должна родить.
Георгий с интересом слушал беседу двух представителей победившего пролетариата.
- А не могли бы вы передать письмо Василию Васильевичу? - он протянул конверт.
- Могу, от чего же, - дворник внимательно посмотрел на тисненный конверт розового цвета с надписью не по-русски.
- Это вам на чай, - он протянул ему целковый.
- Ваше благородие, а вас как, доставить обратно в отель? - обратился к Георгию извозчик.
- Нет, спасибо. Я пройдусь. Хочу посмотреть на Кремль.
Георгий пошел, куда глаза глядят. На улицах он подходил к собравшимся и спорящим людям. Их горячие споры перерастали в митинги с ораторами разных мастей.
"Пропала Рассея!", "Дезелтир, так твою так!", "Ишь, буржуй недорезанный, чего захотел", - слышалось из толпы.
В трактире он слушал рассказы, как громили барские усадьбы и сворачивали головы павлинам на "Казанскую" (день иконы Казанской Божьей Матери). Жгли хлеб, скотину, жарили свиней и пили самогонку.
"Нам теперича стесняться нечего. Вон наш теперешний главнокомандующий Муралов такой же солдат, как и я, а на днях пропил двадцать тысяч царскими"".
Возвращаясь в отель поздно вечером, он вышел на Тверскую. На доме на углу Тверской и Настасьинского переулка он увидел невзрачную вывеску "Кафе поэтов".
"Должно быть, там поэтов кормят, как в Париже художников", - решил он и пошел разыскивать это поэтическое кафе.
Оно располагалось в подвале. При входе висели чьи-то распятые брюки, а надпись на стене гласила : "Облаки лают, ревет златозубая высь... Пою и взываю: Господи, отелись".
Внутри имелась небольшая эстрада и стояла грубоструганая мебель. На полу опилки. Стены и потолок были выкрашены в черный цвет и расписаны, как заборы на фабричных окраинах. Среди росписей выделялся красный слон с закрученным хоботом и надписью на животе: Маяковский.
Народу битком. Никого тут не кормили. Разношерстный народ в основном пил. Выделялись группки вооруженных людей в форме, скорее маскарадной, чем военной. Со сцены орали стихи, те, что были писаны при старом режиме, которые публика встречала свистом и улюлюканием.
Моя жена - наседка,
Мой сын - увы, эсер,
Моя сестра - кадетка,
Мой дворник - старовер.
Кухарка - монархистка,
Аристократ - свояк,
Мамаша - анархистка,
А я - я просто так...
Дочурка - гимназистка
(Всего ей десять лет)
И та социалистка -
Таков уж нынче свет!
Новые, наполненные революцией духа и освобождающие человека от оков старого искусства, громкими аплодисментами и одиночными выстрелами в потолок!
Широким шествием излейтесь в двери.
Я вывел кистью цитату из "Разина":
И сегодня
В полете волнений
Вспоминая Степана привычку,
Станем праздновать
Тризну гонений,
Распевая - Сарынь на кичку.
В этот момент на сцену вышел "футурист", и начал разбивать доски о голову.
"Кафе поэтов" в помещении бывшей прачечной в Настасьинском переулке с финансовой помощью московского богача Филиппова основал Василий Каменский осенью 1917 года. "Очень милое и веселое учреждение" по словам Маяковского просуществовало всего один год.
Георгию сначала хотелось чего-нибудь выпить, но потом желание пропало и он вышел на улицу из прокуренного и душного помещения. Задумавшись о неисповедимости путей анархистского социализма, он пошел по переулку, удаляясь от Тверской.
Когда он проходил мимо соседнего дома, из подъезда вышли две фигуры и перекрыли ему дорогу.
- Смотри-ка их благородие, небось из театра? - кривляясь, спросила первая фигура.
- А мы вот не ходим, - в тон ему ответила вторая.
На Георгия был наставлен наган.
- Нет, - спокойно ответил он. Я был в кафе.
Обе фигуры захохотали.
- В общем так, ваше благородие, мы "деловые ребята" Яшки Короля, "Козырь наш мандат", так что давай по-мирному свой кошелек и иди спокойно к своей институтке.
- Хорошо, - сказал он и полез в левый нагрудный карман пальто. Там он нащупал браунинг и снял рычажок флажкового предохранителя. Достав его, он трижды выстрелил в направленную на него руку с наганом.
Фигура взвизгнула от неожиданности и выронила наган. Затем развернулась и побежала по переулку. Вторая фигура бросилась вдогонку за ней.
Георгий посмотрел на убегающих, отшвырнул ногой наган и пошел назад к Тверской.
Про особенности своего любимого Браунинга ему рассказал Морузов после того, как ранили Санду. Он не рекомендовал его носить со взведенным ударником, потому что возвратно-боевая пружина быстро растягивалась и ослаблялась. Недостаточно надежный предохранитель не обеспечивал полную безопасность при ношении пистолета с патроном в патроннике.
И тем не менее, наслушавшись кровавых историй в трактире, он зарядил пистолет в туалете и почувствовал себя увереннее. И все же одну из рекомендаций босса он выполнил, а именно стрелять в жизненно важные органы, делая в быстром темпе несколько прицельных выстрелов.
В номере Георгий застал Теофила, разговаривающего по телефону.
- Я тебя целую, дорогая. Не волнуйся, здесь обстановку контролируют большевики - произнес тот, прикрыв рукой трубку, и затем положил ее на рычаг.
- Где Санду?
- Он остался ночевать в Консульстве.
- Понятно, я буду спать на диване. Дай мне чем-нибудь укрыться.
Он долго не мог уснуть, пытаясь осмыслить все увиденное и услышанное. Когда в горах шли дожди, мелководные горные речки разливались и несли грязные, мутные потоки в долину, разрушая деревянные сельские мосты и дамбы, заливая крестьянские подворья и огороды. Но где здесь был источник этого вылившегося грязно-кровавого потока несущего беды и разрушения? Он терялся в ответах.
"Боже, храни Короля!", - с этой мыслью он заснул.
Из хроники событий в России в декабре 1917 года
В декабря 1917 года текст и ноты романса А.Вертинского "То, что я должен сказать" опубликовало московское частное издательство "Прогрессивные новости".
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023