ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Анваров Нурлан Акмалевич
Сангуздан - гора воров

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.62*11  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Воспоминания моего товарища - Саидагзама Сабитова

  САНГУЗДАН - ГОРА ВОРОВ
  
  Афганистан. Провинция Бадахшан. Здесь расквартирован 860-ый отдельный мотострелковый полк. Он во всей полноте этого слова был отдельным, ибо располагался вдали от основных сил 40-ой Армии.
  
  Небольшая справка
  Название провинции происходило от персидского "верховье Вахша", такое название носила река Амударья (Вахш - свирепая, беспощадная). Сия провинция Афганистана граничит с Горно-Бадахшанской автономной областью Таджикистана на севере и северо-западе, на юго-востоке с Пакистаном, с Китаем на крайнем востоке. С запада же, граничит с афганской провинцией Тахор, на юго-западе с Панджшером, и Нуристаном с юга. Самое опасное место провинции - Ваханский коридор, простирающийся далеко на восток от основной части не только Бадахшана, но и всего Афганистана. Эта длинная и узкая часть провинции состоит из горных хребтов Гиндукуша и Памира. Этакий "аппендикс", врезающийся в горы Памира, он соединяет Китай с Афганистаном на востоке и отделяет Таджикистан от Пакистана с севера и юга.
  Ваханский коридор длиной примерно 295 км, а ширина его варьируется от 15 (в самом узком месте) до 57 км (самом широком). Стоит ли говорить о том, что по коридору проходит единственная дорогая, соединяющая провинцию с основной частью страны? Дорога с самого начала боевых действий в 1979 году была труднопроходима, и не только из-за своего географического расположения - высокогорный ландшафт, семь перевалов, - самый высокий из них находился на высоте около пяти тысяч метров над уровнем моря, разряженный воздух - и все это перечисленное не самое опасное. Дорога была заминирована моджахедами, простреливалась на всем своем протяжении. Если кто и осмеливался проехать ее от начала и до конца, то доезжал он до пункта назначения не всегда в целости и сохранности. Как пелось в солдатской песне:
  ...А ещё добавить надо,
  Как по взорванным мостам,
  Он дошел до Файзабада,
  И навек остался там...
  
  Но, была здесь небольшая радость для военнослужащих из центральных областей Союза: местная растительность, в долине были широкие красивые луга и берёзовые рощи, ничуть не хуже Российских. На высокогорных плато расположились светлые альпийские луга, а чуть ниже - выжженные солнцем горные пустыни. К югу же, территория представляет собой полупустыни, щедро поросшие колючими кустарниками.
  Но, давайте отвлечемся от созерцания природы и перейдем к нашему повествованию.
  
  Пролог
  
  Жестокое начало
  По прибытию в место постоянной дислокации части в Афганистане, нам пришлось научиться некоторым вещам, которые по мнению командования должны были оградить нас от неприятностей в дальнейшей службе.
  Нам не разрешали носить с собой в карманах ничего: ни военный билет, ни комсомольский билет, ни тем более письма из дома или фотографии близких. Какие-либо личные вещи полагалось сдавать в канцелярию или в каптерку, получать их можно было на время и с разрешения командования. Фотографии моих близких, полученные мной в письме, хранились в канцелярии роты, я получал их в пункте постоянной дислокации и рассматривал в минуты отдыха в казарме, а перед боевым выходом конечно все сдавал обратно.
  Капсулы с адресом родных или близких находились в потайном кармашке брюк - в "пистончике", под брючным ремнем, справа. Это было требованием командования, чтобы в случае чего, товарищи или командиры могли узнать кто ты, и кого надо оповещать при ЧП. Их нам приказали носить после одного случая, произошедшего в самом начале 1980 года. Из нашей части исчез солдат - рядовой Б. Пропал безвести во время несения службы в карауле по охране аэропорта г. Файзабад. Разводящий отвел и выставил его на пост. Когда пришла смена, на посту его уже не было. Никаких следов не было обнаружено. Весь караул опросили, приезжали даже сотрудники военной прокуратуры, поиски длились долгие три месяца, но результатов не было.
  Постепенно в части стали забывать об этом случае, когда нам сообщили, что найдены останки какого-то военнослужащего советской армии. Нашли останки благодаря стараниям офицера особого отдела части - майора Кубатова и солдатам из разведывательной роты.
  При общем построении батальона, на средину плаца несколько солдат разведроты вынесли свернутую плащ-палатку. Над плацем зависла тишина. Офицер особого отдела и начальник медицинской службы части развернули плащ-палатку и начали выкладывать содержимое на плац. Учитывая то, что мы недавно призвались, зрелище было шокирующее, из плащ-палатки выложили отдельные части тела: руки, ноги, потом голову. Многие солдаты не могли смотреть на это, кто-то падал в обморок, кого-то рвало. Части тела уже почернели и начали разлагаться, это было не для слабонервных. По лицу убитого опознать не смогли. Узнали его по надписи, нанесенной хлоркой на внутренней части одежды "ряд. Б........в".
  После того, как плащ-палатку с её скорбным содержимым унесли, на плац вывели троих пленных афганцев. Двое были пожилые и один молодой. Вышел перед строем офицер особого отдела и сказал, что это те, кто казнил нашего сослуживца. Один из пожилых афганцев был зажиточным, он владел дуканом (магазином) в г.Файзабаде.
  Торговец выделялся среди других ладно скроенной одеждой. Даже здесь, стоя на плацу, он всем своим видом показывал пренебрежение к нам. А двое других - были его слугами, исполнителями приказов этого "бая". Они и рассказали, как все произошло.
  Офицер-особист переводил нам их рассказ:
  - Этот солдат и раньше приходил к ним на базар, заходил в дуканчик зажиточного афганца. Когда пришел в первый раз, хозяин угостил его "бакшишем" (подарком), чтобы завлечь. И солдат стал приходить в дукан регулярно. В очередной раз, когда он пришел, хозяин магазина пригласил его домой на угощение. Дома, хозяин позвал своих слуг - вот этого пожилого афганца и его сына - которые теперь стоят перед вами! Хозяин приказал им убить, а затем расчленить тело солдата. Автомат, патроны и снаряжение военнослужащего дуканщик продал за семнадцать тысяч афгани одному незнакомцу.
  Это все рассказали афганцы, перед строем батальона. Потом их куда-то увели. После этого, командир полка полковник Кудлай обратился к нам с речью. Он много говорил о том, что мы находимся на войне, и пощады от бандитов не жди. В конце его речи звучали вопросы, которые мне запомнилось надолго:
  - Скажите, что мне писать его родителям?! Ваш сын погиб геройски или... вот так умирает дурак?!
  Тогда мы и поняли, почему "груз 200" пакуют в цинковый гроб и родным не разрешают его вскрывать.
  
  Глава 1.
  После прохождения учебки, нас отправили в Афганистан, в 860-ый полк. Пропущу описание того, как мы добирались от Кабула до пункта дислокации части, ибо про дорогу эту я еще буду вспоминать долго. Едва мы прибыли в часть, и не успели даже толком обосноваться в расположении, как наше подразделение получило боевую задачу.
  Зная по опыту учебки, готовились мы серьезно, под строгим контролем командиров сержантов и офицеров, мы "первоходки" получили снаряжение, оружие и боеприпасы, продовольствие (сухим пайком) на несколько дней. После чего командиры провели строевой смотр готовности, и рано утром следующего дня, колонна машин с личным составом выдвинулась в сторону указанного в боевом приказе района. Хотя нашу колонну и называли полковой, на самом деле в этом сводном отряде набиралось личного состава - максимум на батальон.
  Полк наш был разбросан по всей провинции: в каком-то населенном пункте находился батальон, а в другом могла находится рота, в населенных пунктах поменьше могли дислоцироваться и отдельные подразделения обеспечения или даже взводы.
  Машины петляли по горному серпантину, механизированная "гусеница" вытянулась на несколько сот метров, дорога оказалась не близкая. Ближе к полудню солнце начало нещадно палить. Нагретый до температуры электроплитки асфальт растекался под колесами и гусеницами тягучей массой, а жар от него припекал нас снизу. Монотонный рев моторов, жаркий и разряженный воздух, духота внутри машин - все это сильно утомляло, мы уже потеряли счет времени. Многим бойцам, особенно тем, кто родился и вырос в средней полосе России, с непривычки было ужасно - тошнота, головные боли, рвота, тепловой удар, - обычная картина того маршрута. У всех были две мысли: напиться воды и не слышать рева мотора.
  
  Горное ущелье пугало нас своей величественностью и неизвестностью: что там, за поворотом? Но на удивление, это первое на нашем пути ущелье мы проехали благополучно, ничего не произошло, и страхи стали понемногу покидать нас. Спустя немного времени мы въехали в ещё одно ущелье, и здесь колонна почему-то остановилась, все разом взволновались и спрашивали друг - друга о причине остановки, но никто ничего не знал. Чуть позже нам сказали, что колонна полка встретилась с другой колонной, идущей во встречном направлении, а в ней находились высокопоставленные чины 40-ой Армии. По колонне передали команду нашего комполка:
  - Привал.
  Конечно, это нас всех обрадовало. Командиры велели достать пайки и подкрепиться. Наскоро перекусив сухим пайком и попив воды из фляги, мы приготовились двигаться дальше. Нам передали "добрые пожелания от командования 40-ой Армии", и колонна полка продолжила путь.
  Впервые услышали слово "Бахарак". Старослужащие нам разъяснили, что Бахарак - это такая старинная крепость. Как говорили между собой солдаты, уже повоевавшие здесь - "крепость-герой". Понемногу стала проясняться задача подразделения: занять крепость Бахарак. Также, мы узнали: в Файзабаде расположен 3-й мотострелковый батальон нашего полка, и что мы едем по дороге, соединяющей г. Файзабад с крепостью. Это единственная дорога, соединяющая город со всеми остальными населенными пунктами провинции. Далеко впереди показался мост.
  Колонна продолжила путь вдоль берега речки Кокча, по пыли, по знаменитой всепроникающей афганской пыли, которая забивается в самые невообразимые места, и спасения от которой не знает никто.
  В горах быстро наступает ночь. До моста мы не доехали, поступила команда остановиться и приготовиться к ночевке.
  Спали прямо в машинах, от усталости заснули быстро. Рано утром нас разбудили и сразу сообщили две новости. Первая: машины дальше поедут без нас, и по другой дороге, а нам приказано спешиться и идти дальше пешком. Вторая новость была интереснее: бойцы батальона ночью взяли "языка". Что он делал ночью рядом с колонной, кто и как его взял в плен, мы так и не узнали.
  Впервые увидели пленного афганца, его провели вдоль колонны мимо нас. По пути его следования, каждый солдат, мало-мальски знающий таджикский язык, лез к нему и пытался что-то спросить или объяснить: будешь сговорчивым - останешься в живых.
  Меня до сих пор интересует вопрос: в провинции объявлен "комендантский час" и ночные хождения грозят любому лишением жизни. А он не только ходил по улицам, он прошел к военной колонне!
  Офицеры разведроты и некоторые из солдат более или менее разговаривали на таджикском языке, и до нас дошел слух, что после короткой "разъяснительной" работы, афганец согласился провести нас "по безопасному участку горной местности" до самой крепости Бахарак. Один из офицеров велел связать ноги пленного метровой веревкой, таким образом, чтобы она не мешала ходить, но не позволяла бегать. На спину пленного нагрузили радиостанцию, четверо солдат взяли афганца "в коробочку" - встали с четырех сторон пленника, предупредили его, что при малейшей попытке к побегу - будем стрелять.
  Командир взвода приказал нам: каждому на рукав повязать кусок белой ткани, чтобы можно было в темноте определять своих от чужих, кроме того, он крепко-накрепко запретил громко разговаривать. Отдельно он сказал о том, что кричать нельзя ни в коем случае, даже при ранении! И колонна уже в пешем порядке вышла в путь. Так мы прошагали почти сутки, с небольшими привалами и одним коротким отдыхом ночью.
  
  Ранним утром следующего дня наша колонна вышла к старому кладбищу. Проходя мимо, мы завороженно смотрели на древние захоронения, мне почему-то казалось, что там были могилы знатных людей, или каких-то святых. Было много семейных склепов, обнесенных глинобитными дувалами, а кое-где были видны одиночные полуразрушенные усыпальницы. Особенно нас поразили черепа горных архаров с огромными рогами, водруженные на длинных шестах у некоторых могил. Наверное, они напоминали о жертвоприношениях во имя Аллаха, сделанных родственниками умерших. Это древнее кладбище сильно впечатлило нас.
  Пройдя чуть дальше кладбища, колонна остановилась, объявили "большой привал". Примерно через полчаса мы услышали стрекот винтов вертолетов: прилетели два вертолета "Ми-24". Они сделали круг над нами и приземлились в поле, недалеко от нас. В них прибыло командование полка и кухня! Нам привезли горячее питание. Еда! Ура! Не сухой паёк, а нормальная еда. Мы очень обрадовались даже "клейстеру", он нам показался "царской пищей".
  
  Немного о "клейстере" и о нашем питании вообще
  (для тех, кто не в курсе что это такое)
  
  Это варево достойно отдельного описания в "Книге поварского искусства". Впрочем, приготовление сего блюда не требует большого мастерства, в отличие от методов его употребления.
  
  Сублимированный картофельный порошок прибывает на солдатскую кухню в запечатанных жестяных банках или картонных коробах. Повару надо лишь высыпать содержимое в подходящую кастрюлю и развести порошок горячей водой в нужной пропорции - пюре готово!
  Употребление в пищу предполагает способ "ешь быстрее, пока не остыло", потому что съесть это можно только горячим. При остывании блюда до комнатной температуры, съесть его невозможно: оно превращается в настоящий клей, очень быстро застывающий. Обычно, если на ужин в солдатской столовой выдавали "клейстер", то в качестве подливки к нему выдавали рыбные консервы под названием "Путассу в томате" или "Килька в томате". Честно говоря, это могли съесть только люди со стальным желудком. После подобного ужина все солдаты мучались страшной изжогой. Консервы почти всегда были с приторным горьковатым привкусом (признак "не первой свежести"), так как не соблюдались правила хранения рыбных консервов, порой холодильников на складе просто не было. Эту горьковатую рыбу мы добавляли в "клейстер" и размешивали. Приходилось есть, потому что другого варианта не было. А если честно, то того начальника продовольственной службы, кто это придумал, следовало бы отдать под трибунал, за вредительство.
  В тот день, когда на ужин подавали "клейстер с рыбой в томате", суточный наряд по кухне не спал до утра: отмыть посуду от засохшего на ней "картофельного пюре" стоит больших усилий, и такой посуды с остатками пюре - тысячи тарелок и котелков!
  
  Использование "клейстера" не в пищу.
  В зимнее время мы заклеивали окна полосками ткани или бумаги, используя это "пюре". Но и здесь оно приносило массу проблем: весной окна не открывались - так сильно все склеивалось!
  Если этот "клейстер" доставался афганским детям, они применяли его для изготовления воздушных змеев, для склеивания бумаги и картона, изготовления каких-то поделок.
  
  Самым лучшим сухим пайком считался комплект под названием "Наркомпрод". Коробочки с такой наклейкой хоть изредка, но попадались. Бывалые солдаты говорили, что это якобы из "Сталинских запасов". Такой паёк состоял из двух железных банок: тушенки и каши рисовой с мясом, покрытых толстым слоем солидола. В бумажной упаковке со специальной пропиткой лежали четыре сухарика черного хлеба - каждый размером с ухо, и два больших куска сахара. А если удавалось разогреть консервы, это было здорово! Но в большинстве случаев приходилось кушать сухой паёк не разогретым, и в сухомятку. Сухари горло дерут, толстый слой застывшего жира тушенки застывает во рту. Воды или нет, или ее очень мало. Давишься, но ешь, потому что восстанавливать силы надо.
  В первые дни пребывания в Афганистане, у нас не было опыта питания сухим пайком, получая коробку с порцией на сутки, каждый солдат съедал свой рацион сам и часто не наедался. Позже научились, не надо жадничать: надо готовить вместе и всем хватит.
  Кстати: к "клейстеру" прилагался томатный сок - по половине кружки каждому бойцу. Мы называли это "наркомовские сто граммов".
  
  Глава 2.
  Вечером нашей роте дали команду занять позицию во фруктовом саду, который находился чуть дальше старого кладбища, в сторону Бахарака. Подойдя ближе к назначенному участку местности, мы увидели, что сад находится у подножья небольшой горы, поросшей кустарником. Нас порадовало то, что сад был обнесен каменным забором, невысоким - примерно метровой высоты, но и это было лучше, чем никакой защиты. Хозяин сада, сам того не зная, приготовил для нас сносное оборонительное сооружение. Мысленно поблагодарив незнакомца, мы вошли в сад.
  Командир роты указал места и распределил личный состав по периметру сада. Мы расположились группами по два-три человека, сержанты определили каждому направление и сектор стрельбы. Наскоро оборудовав укрытия, мы договорились дежурить по очереди и легли отдохнуть. Тишина вокруг успокаивала. Я устроил себе стрелковую ячейку, и тоже прилег отдохнуть.
  "Солдатская почта" как всегда неожиданно несет самые свежие новости. По подразделению прошел слух что, скоро начнется вывод из Афганистана Ракетных Войск и войск ПВО, а также подразделений МТО этих частей, потому что в них нет нужды. Но разговоры быстро стихли, потому что, мы не ПВО и не ракетчики. Мы - "Царица полей" - пехота. Без нас никто никуда не пойдет: ни танки, ни артиллерия. Так что, нас не выведут. Интерес к этой новости быстро пропал и все стали готовиться ко сну.
  Ночь выдалась тихая и безлунная, она запомнилась мне на всю жизнь. Такого я больше не видел нигде: поистине огромное количество звезд, планет, галактик, Млечный Путь - в полнеба! Я завороженно смотрел в небо и не мог уснуть. Таинственное ночное небо смотрело на меня и показывало свои невиданные тайны. Да, именно так: в Афганистане не ты смотришь на небо, а оно смотрит на тебя. Всматриваешься в глубокий Космос, а он тебя затягивает и поглощает, гипнотизирует чарами, блеском звезд и скоплением туманностей, это волшебное зрелище!
  Внезапно началась стрельба. Выстрелы послышалась как раз со склона той горы, у подножья которой мы разместились. По всей вероятности, стреляли в сторону позиций нашей роты. В темноте изредка можно было увидеть вспышки выстрелов на склоне. Ночью тяжело определить дальность, но нам казалось, что стреляли с расстояния около семьсот - восемьсот метров. Команды открыть ответный огонь нам не поступало.
  Неожиданно для меня, рядом послышался звук падающего тела: кто-то упал и начал кататься по земле, но ни крика, ни стона не издает. Кругом темно, фонарей у нас мало, да и те у сержантов. Парни рядом со мной тоже это услышали, началась небольшая суматоха, кто-то догадался зажечь спичку. Разглядели, что какой-то солдат катается по земле, обеими руками схватившись за горло.
  Я постарался схватить катающегося по земле, но один не мог справится, мне на помощь пришел еще кто-то, в темноте я не мог понять кто это, но мысленно его благодарил. Чтобы не кричать, по цепочке шёпотом передали команду вызвать к нам сержанта Зорова: у нас раненый. Сержант Зоров был санинструктором роты. Пока Сашка Зоров добирался до нас, мы удерживали как нам показалось "раненого", надо сказать, что трепыхался он изрядно, нам стоило немалых усилий удерживать его. Прибыв к нам, сержант Зоров приказал отпустить "раненого". Мы посадили его на землю и отпустили, "раненый" перестал кувыркаться, немного успокоился, но все равно держался за горло обеими руками и дрожал всем телом. Наверное, тоже понял, что пришел "доктор" и ему сейчас станет легче. Сашка его осмотрел, и говорит:
  - Ранений нет.
  Мы все в шоке. А "раненый" глухо мычит, и держится за горло. Никто не может понять, что с ним происходит.
  Сержант Зоров проходит за спину "раненого" и неожиданно наотмашь бьёт его по спине ладонью. Тот вдруг прокашлялся и заговорил:
  - Аха-аха! Спасибо!
  Вот по голосу мы и узнали "раненого" - да этот же Колька Морожников, из соседней шестой роты! И как мы не узнали сразу?! Здоровенный парень, этот Морожников, еле мы его удержали.
  Дали ему флягу, он напился воды, и заговорил. Оказалось, незадолго до этого происшествия со стрельбой, он заступил на пост дежурного огневого средства (пулемет), и воспользовавшись спокойной обстановкой, решил немного перекусить. Вынул галеты из сухпая, и только откусил, как начался обстрел. От неожиданности и испуга Николай поперхнулся, галета в руках рассыпалась, и крошки попали в дыхательные пути. Через секунду, он уже ничего не понимал и ничего не видел вокруг себя, потому что начал задыхаться. Понесся бегом по траншейному ходу, в поисках помощи и не разбирая дороги. Ни вдохнуть, ни выдохнуть он не может, а вокруг темно, все бойцы или спят, или заняты своими проблемами, никто на него не обращает внимания.
  Вот ведь парадокс: вроде среди людей, и в то же время наедине с самим собой!
  Бедняга, задыхаясь добежал до нашей позиции и упал, начал крутиться и кувыркаться, кататься по земле, в надежде, что крошка выпадет, пока мы его не заметили и не поймали. Он хочет нам сказать, но и слово не может вымолвить, чтобы объяснить, в чем дело. Хорошо, что сержант Зоров догадался ему "волшебный подзатыльник выписать"!
  Тем временем, обстрел наших позиций все продолжается. Пришла команда открыть ответный огонь. Нашим вооружением "достать" противника не можем: АКС и РПК в калибре 5,45 мм слабоваты на такой дальности, тем более в горах. Сосредоточить огонь не получается.
  
  Командир взвода по радио вызвал расчет крупнокалиберного пулемета. Расчет прибыл, принесли с собой разобранный по частям пулемет, быстро собрали, установили. Мощный и красивый "Утес" (НСВ 12,7 мм). Мы в ожидании: сейчас противник получит по щам!
  Но, после первого же выстрела пулемет заклинил. Расчет пробовал устранить задержку, разобрали пулемет, что-то чистили, что-то выколупывали, что-то смазывали, долго мучились, но у них ничего не получилось. Пулемет молчит. Наши надежды на огневую поддержку растаяли. Конечно, больше всего расстроился расчет пулемета: они столько километров несли на себе этот тяжёлый пулемет, и в результате получается, что все зря. А теперь ещё придется таскать эту "бандуру" обратно, до ремонтной мастерской в ППД (расположение части).
  Наше расположение в саду казалось нам удачным - окруженные толстым каменным забором, мы были относительно надежно укрыты со всех сторон. Можно было сидеть и не бояться выстрелов, даже ходить можно было, правда пригнувшись. А вот тем, кто был слева от нас - там занимало позицию отделение другого взвода, - им сейчас было несладко. Их позиция была выше нашей, практически на обрывистом берегу речки Кокча. и в дневное время они имели возможность контролировать берега речи. Но сейчас они находились на открытой местности, и было несладко.
  Многие из ребят, пришедших в часть со мной, в первый раз попали под обстрел, кто-то начал стрелять во все стороны, не разбираясь откуда по ним ведут огонь. В темноте послышался голос:
  - Давайте все вместе стрелять сплошной линией трассеров!
  На вопрос "а зачем?" получил "убедительный" ответ:
  - Красиво же!
  Солдаты старшего призыва, услышав такой разговор, очень жёстко навели порядок. Кому просто словом, а кому-то подзатыльником объяснили: каждый должен знал своё место, свою позицию и отвечать за свой сектор. Самодеятельность прекратить! До нас быстро дошло, что стрелять трассерами красиво, но твои светящиеся пули выдают место твоего укрытия, и ты становишься легкой мишенью для противника. В ту ночь у нас быстро прошел "мальчишеский задор", мы стали взрослеть, так на смену любопытству приходит опыт.
  Не помню, как мы заснули в ту ночь.
  Раннее утро в Афганистане - в два часа ночи. По цепочке передали команду "общий подъём личного состава". Рота получила приказ переправиться на правый берег реки Кокча, затем подняться на гору, занять тактических гребень. Оттуда мы должны контролировать ситуацию у подножья горы на обратных скатах. Личный состав роты должен быть в готовности "огнем отсечь противника от дороги".
  
  На сбор роты и выход походной колонны к указанному рубежу занял некоторое время, к тому же: мы должны были переправиться на другой берег реки Кокча. А как вы знаете, горная река довольно опасное место. Благополучно переправившись по броду, мы начали подниматься в верх, к тактическому гребню вершины. Едва мы начали подъём, как пришла весть о том, что механизированная колонна, движение которой мы должны были прикрывать сверху, почему-то не дождалась нас и двинулась вперед. Командир роты приказал ускорить шаг. И вот примерно через полчаса пришла информация, что колонна попала под обстрел.
  Стало известно, что на вершине горы, на которую должны были подняться мы, уже находятся душманы и они ведут огонь по нашей колонне, хуже того: они обрушили часть каменистого склона и устроили завал на дороге. Слышим как "разрывается" радиостанция: подразделения, находящиеся внизу, просят помочь, но мы не можем ничего поделать. Душманы засели на тактическом гребне, повыше нас, перед над нами очень крутой утес, подняться по нему мы не можем. Скала нависает над нами, обойти её тоже не можем. Тупиковая ситуация.
  Кто-то из командиров по радиостанции приказал "расчистить завал и двигаться дальше". Солдаты, находящиеся в колонне, стали покидать боевые машины, афганские боевики усилили огонь, увеличилось количество раненых и убитых. Слышим по радио, что выйти из десантных отделений БМП невозможно, сразу попадаешь "под град пуль".
  "Солдатский телеграф" и здесь работал безупречно: кто-то из нашей роты все-таки пробрался наверх, вступил в бой с душманами. Но их огонь слабоват.
  Слышу крик командира роты:
  - Авианаводчик! Авианаводчик где?! Давай, вызывай побыстрее свои вертушки!
  Через некоторое время слышим знакомый гул моторов, и радостные возгласы:
  - Давайте, родненькие! Дайте им жару!
  Вижу, как над нами к цели заходит пара "Ми-24П". Первый "Крокодил" сразу, с первого же захода "нырнул" в узкое ущелье, и открыл огонь НУРСами.
  Мы первый раз в жизни наблюдали атаку вертолетов огневой поддержки, и смотрели как завороженные.
  Вертолет пикирует с бешеной скоростью, выпустив некоторое количество РСов, борт резко взмывает в верх набирая высоту, словно яростный дракон, встающий на дыбы. А в это время второй борт уже заходит на боевой курс, и наполняет ущелье новой "порцией" неуправляемых реактивных снарядов. На втором заходе вертолеты добавили к НУРСам огонь из пулеметов, установленных в подвесных контейнерах, на пилонах. Зрелище было жуткое. Опустошив контейнеры, вертолеты ушли в высь. Наступила тишина. Ущелье застилал дым.
  
  На какое-то время затихли и мы и "душманы". Но тишина длилась лишь минуту. Внезапно вертолеты вынырнули из-за склона и снова начали "заливать" ущелье НУРСами и пулеметным огнем.
  Нервы "душманов" не выдержали: сначала мы видели, как одиночные фигурки людей спускались с горы, а ещё минуту спустя, уже к дороге, бежали группы людей. Противник выскочил из своих "лисьих нор" и стал убегать в сторону кишлака Хаши, который виднелся неподалеку. Но добежать туда "душманы" не успели: очередной залп НУРСов накрыл всех. Там было около тридцати или сорока человек, которые бежали толпой.
  Мы наблюдали, как взрывы реактивных снарядов подбрасывали вверх человеческие тела, иногда фрагменты тел - руки, ноги. Зрелище было не для слабонервных, эдакий "фонтан" из кусков человеческих тел. Ущелье наполнились запахом пороховой гари и горелой плоти.
  Вертолеты закончили свой "адский хоровод", сделали контрольный заход над нами и улетели. Горный ветер довольно быстро разнес пыль, гарь и дым от снарядов. Все вокруг стихло, как будто ничего и не было. Кто-то сказал:
  - Все, кино закончилось.
  Началась обычная работа пехотинцев. Рота обходит утес и постепенно поднимается, преодолевая высоту, и вот мы уже у той самой рощи, из которой нас обстреливали прошлой ночью. Все рады, что завершился трудный подъем. На удивление, вокруг нас "чисто", врага не обнаружено. Командир роты докладывает комбату. Связисты выпустили зеленую сигнальную ракету, это сигнал идущим позади нас подразделениям: путь свободен, надо подтянуться. А для нас это означает, что пока до нас "доползут" отставшие подразделения, есть время отдохнуть! Мы это называли "золотой час".
  Ради этого часа, многие хотели ходить в авангарде батальона, потому что в "золотой час" ты успеешь немного вздремнуть "караульным сном" (как говорят "одним глазком"), а если еще на маршруте найдешь родник - ты удостоишься права первым попить чистой и прохладной воды! Ибо идущему последним никогда этого не видеть: ему достанется взбаламученная мутная и грязная жижа, если вообще что-то достанется. Конечно, эти все "прелести" достанутся авангарду в том случае, если в пункте прибытия "все чисто", а ведь так бывает не всегда, и иногда авангард попадает в засаду.
  
  Глава 3.
  Командир взвода разделил наш взвод на группы. Мне, как закончившему сержантскую учебку, почему-то досталась половина отделения. Это было не самое худшее, но и здесь была "засада": наше "пол-отделения" придали в помощь санинструктору роты. Не успели мы с моими бойцами определиться, кто и за что отвечает, как нам пришла команда спуститься к подножью горы: где-то внизу, выдохся и отстал наш солдат. О таких говорят "сдох".
  Командир взвода приказал спуститься вниз и доставить сюда "сдохшего" воина. Для транспортировки "больного" нам выдали носилки. Так и хотелось сказать "о, нет, только не это!".
   Но, приказ есть приказ, не бросать же его. Вещмешки оставили, к подножью спустились быстро, а вот вверх...
  Носилки были обычные, медицинские, какие в скорой помощи возят. То есть, они совсем не предназначены, чтобы с ними по горам бегали. И вот теперь придётся на себе тащить не только "сдохшего" бойца, но и его "багаж", и носилки.
  Когда мы спустились к подножью горы, обнаружилось, что "сдохший" воин был не один, их двое. Взяли мы их "на буксир", кто-то понес их вещмешки, кто-то оружие, и к позднему вечеру мы поднялись к вершине, где уже полдня отдыхала наша рота. Парни успели оборудовать места для стрельбы и мирно спали, лишь дежурные пулеметчики бдительно охраняли подступы к позициям. Нас окликнул дозорный, назвав пароль, мы вошли на свои позиции. Уронив в ближайший окоп двоих слабаков, побросали рядом их вещмешки и оружие, а сами буквально свалились с ног, и тут же уснули. Даже голая каменистая земля нам показалась периной. Я возблагодарил Всевышнего, что у меня есть шанс выспаться!
  Подъём был как обычно в 02.00 ночи. "Со скрипом" встаю, всем телом ощущая вчерашний день. Перед глазами все еще подъёмы и спуски, как в повторном кадре кино. От командира роты поступил приказ "прочесать" кишлак Хаши, куда вчера побежали "духи". Надо сказать, что командир нас сегодня "пожалел", теперь мы идём замыкающими, в "хвосте" колонны. Солдаты между собой шепчутся, что после вчерашнего авиаудара вряд ли стоить там что-то смотреть. Внезапно слышу окрик командира взвода:
  - Сабитов, а где ваши носилки?!
  Некоторое время собираюсь с мыслями: вчера так устали, что сегодня соображаю медленнее. Начинаю понимать, что носилки забыли на позиции. Взводный не стал разбираться, кто из нас оставил носилки, и отправил всю нашу группу (кроме тех, "сдохших"). Пришлось нашей "пятерке" снова вернуться, найти носилки, а потом догонять колонну. Но теперь было не легче вчерашнего, вчера ходили налегке, а сегодня пришлось все тащить с собой: и оружие, и вещмешки. Хорошо, что колонна не ушла далеко. Догоняем колонну и пристраиваемся в хвост.
  Я краем глаза наблюдаю, что один из солдат, который вчера "сдох" на марше, почему-то идет налегке. Подхожу к нему и интересуюсь, почему он такой веселый и беззаботный? Без зазрения совести он рассказывает, что всю ночь спал с комфортом на наших носилках и выспался, а сейчас идет налегке, потому что его оружие и вещмешок несет кто-то другой. Моему возмущению не было предела: можно сказать я с моим отделением тащили на себе в гору этого слюнтяя, ночью спали на камнях, утром бегали за носилками, и теперь несем его вещи! А он, идя с нами рядом, даже не чувствует вины за то, что его вещмешок несет кто-то другой, а он оставил носилки, за которыми нам пришлось бегать. Но, я переборол себя и "проглотил" эту пилюлю. Ладно, Бог все видит. Переживем. Боженька все видит и знает лучше.
  
  "Возмездие" не заставило себя долго ждать. К обеду солнце высоко поднялось и начало припекать так, что можно было обжечься о каску. Голова у меня гудит как колокол, все кажется нереальным, жара сводит с ума. Мы продолжаем движение в колонне. Тропа петляет по горному склону, монотонность и жара делают свое дело: впереди происходит что-то непонятное, какая-то возня и негромкие возгласы солдат. Подойдя ближе, вижу картину: один из тех двоих, кого мы вчера тащили вверх, лежит без чувств, а второй, который шел навеселе - начинает бредить. Видно, тепловой удар совсем ему ум помутил. Солдаты стоят и смотрят на него, а он ведет себя как маленький ребенок: то плачет и ногами топчет, то падает на землю и кричит в истерике. Взвод собрался вокруг не зная, что делать, и как на это реагировать. Я пробрался сквозь строй к нему и попытался привести в чувство. Увидев меня, он вдруг закричал:
  - Стреляй, убей меня!
  Невольно отшатнувшись от него, я замолчал. Солдат внезапно перешел на шепот, и стал умолять меня, не бросать его здесь. Он упал на землю и начал валяться-кататься у моих ног, просил спасти его и не бросать на произвол судьбы. Окружавшие нас солдаты были в шоке. Мне было очень неприятно все это видеть и слушать его мольбы о спасении. Было вдвойне стыдно еще за то, что этот солдат был моим земляком. Я испробовал все нормальные способы привести его в чувство: разговаривал с ним, соглашался, давал клятвы, что не брошу его в любой ситуации. Это слабо помогало. Кто-то сказал, что его надо напоить, я отдал ему свою фляжку. Он жадно вцепился в нее и выпил все залпом. Мы подумали, что он придет в себя. Но истерика не прекратилась. Он все не унимался. И тут у меня иссякло терпение. Я встал, приподнял свой АК и легонько ударил его по каске прикладом. Он упал. Наступила немая сцена. Все ждали: что же будет? На удивление истерика прекратилась, он успокоился, и мы продолжили путь.
  Дошли до кишлака Хаши. Он представлял собой печальное зрелище, после вчерашнего удара штурмовых вертолетов от него остались лишь руины. Странное и непонятное чувство охватило нас, какая-то нереальная и немыслимая ситуация, мы не могли отделаться от мысли, что все это вчера еще жило своей жизнью, а теперь здесь царит хаос и смерть. Мы никому не хотели зла, и не вторгались в их личные жизни, это такой же кишлак, как и сотни других, расположенных вдоль речки Кокча, люди жили своими вековыми традициями... и вот всего лишь пара вертолетов разнесли вдребезги все вокруг... И нет кишлака. Нет людей. И никому теперь до них нет дела. Меня не покидало чувство какого-то сюрреализма.
  Ведь мы были твердо уверены, что мы тут для защиты завоеваний "Апрельской революции", как нас убеждало командование, мы прибыли по просьбе руководства дружеской страны, защищать народ Афганистана. А сейчас что мы видим перед собой? Как это назвать? Я до сих пор не нахожу ответа. А если не побежала бы сюда эта кучка душманов, к этому кишлаку, он и сейчас жил бы своей жизнью.
  Солдаты старшего призыва говорили, что до этого случая, они много раз проходили через этот участок дороги, и ни разу не заходили в этот кишлак, не нарушали покоя этого зеленого уголка Бахарака, потому что между жителями кишлака Хаши и командованием нашей части существовал договор: жить в мире, не идти на вооруженный конфликт.
  Командир роты и замполит нам позже рассказали, что незадолго до событий в провинцию пришли военные инструкторы из западных стран, они научили местных мужчин вести партизанские действия против Советской Армии. Зная, что народ Афганистана живет бедно, иностранные "советники" предложили местным платить валютой за убийство Советских солдат, за подрыв техники. Кого они не смогли соблазнить деньгами, их под разными предлогами вынуждали совершать террористические вылазки против "шурави". Местных старейшин тоже вынудили нарушить договор с "шурави", им поставили ультиматум: или они воюют с советами, или их детей и внуков убьют.
  И вот десятки убитых, лежащих без погребения в поле, разорванные на части человеческие тела, и полуразрушенный кишлак, плачь вдов и дети-сироты.
  Мы двигались дальше, колонна подразделения постепенно вышла на равнину Бахарака. Справа расстилалось пшеничное поле. В небе снова послышался гул моторов, и немного погодя на это поле, ближе к дороге, приземлились два вертолета "Ми-8". Винтокрылые высадили небольшой десант, который присоединился к нашему батальону. Ротный приказал погрузить в вертолеты больных и тех двух "дохляков", чтобы отправить их в ППД (от греха подальше). Вертолеты улетели.
  Мы сошли на обочину дороги и присели. Перед нами было бескрайнее пшеничное поле! Красота! Кто-то из бойцов сказал:
  - Эх, сейчас бы напиться холодной водички.
  Все конечно посмотрели на пшеничное поле... и приглядевшись, увидели, что между порослью пшеницы - блестит вода! От нее во все стороны исходят "солнечные зайчики", они так и манят к себе. Мы как загипнотизированные идем к воде. На какое-то время мы остались вне внимания командира. Забыв об осторожности, забыв о том, что поле может быть заминировано, мы идем к воде, так заманчиво блестящей и журчащей между рядов пшеницы. Каждый из нас идет и выбирает себе место, где как ему кажется, вода почище. Почти одновременно снимаем с себя каски, и осторожно, очень осторожно разводим руками в стороны золотистые колосья пшеницы. Затем медленно, очень медленно опускаем каски и набираем в них воду. Я делаю это очень медленно и аккуратно, чтобы не взбаламутить глину, приподнимаю каску и смотрю на воду. Мы даже между собой начинаем разговаривать шёпотом, словно боимся растревожить-расплескать эту живительную влагу. Посматриваем друг-на друга и улыбаемся. Делаем все осторожно, потому что не хотим расплескать воду. От всплесков поднимется со дна ил и глина, тогда вода станет мутной и непригодной для питья. Вода не холодная, она уже прогрелась на солнце, а на вкус немного солоновата, но зато чистая и очень вкусная.
  Сейчас, вспоминая наши походы, я удивляюсь вот чему: мы много раз утоляли жажду из разных источников, которые попадались нам на пути, и никто из нас ни разу после этого не заболел! Что это было, адаптация организма к местным условиям, или сильный иммунитет? Конечно, у каждого из нас была индивидуальная аптечка, в которой находился "Пантоцид" - средство для обеззараживания воды, но мы им почти не пользовались, потому что от этих таблеток вода приобретала запах хлорки и привкус металла.
  
  Глава 4.
  Немного вернемся в тот день, когда мы готовились к выходу.
  В то утро, когда наша рота готовилась к боевому выходу, один взвод нашей роты уже был в пути - этот взвод был под командованием старшего лейтенанта Сергея Милюка. Задача взвода заключалась в охране и обороне важного моста, находящегося на дороге в Бахарак.
  Чуть позже этот мост прозвали - "Алимагульский мост", прославился он благодаря взводу Сергея Милюка. Взвод под командованием молодого старшего лейтенанта, удачно проскочил к мосту в Бахарак, душманы не ожидали такой прыти от наших подразделений. Прибыв к мосту, командир взвода быстро организовал позиции для охраны и обороны моста. Пока местные банды собирались с силами, старший лейтенант уже подготовился к отражению нападения. В течение последующих дней взводу, находящемуся в отрыве от батальона, пришлось отражать по несколько атак душманов в день. Солдаты и сержанты стойко держались до прихода батальона. Как говорили во время Великой Отечественной Войны: стояли насмерть, не отступив, не отдав моста. К сожалению, взвод Сергея Милюка за эти заслуги ничем не был отмечен. Страна тогда была скупа на награды, и никого из них не наградили. Но, весь контингент ОКСВА знал про "героический взвод Милюка" и про "Алимагульский мост". Они удерживали мост до прихода основных сил батальона. Но об этом мы узнали позже, когда пришли к мосту и встретили наших сослуживцев.
  И вот мы подходим к мосту, уже видны силуэты крепости и населенного пункта Бахарак. Колонна машин остановилась перед деревянным мостом. Мы в пешем порядке приближались со стороны поля и наконец снова соединились со своей техникой, бойцы были рады: не надо дальше идти пешком. Мост был деревянный, какие редко встретишь в Афганистане - дерево там на вес золота! С виду мост кажется неустойчивым и хрупким, но бойцы взвода охраны с другого берега машут руками, показывая, что можно проезжать. Командир батальона приказал головной БПМ проехать по мосту. Механик ведет машину осторожно, тихонько въезжает на мост. Все смотрят с интересом: выдержит ли мост?
  Все нормально, машина прошла. За ней, по одной, прошли и остальные.
  На блокпосту, по другую сторону моста мы и встретили взвод Сергея Милюка.
  На этих ребят, мы - новички, смотрели как на героев, кто-то даже позавидовал, сказав, что ребята выполняют настоящую боевую работу, не допуская подрыва моста и исключив нападение душманов на колонну техники батальона. А мы, дескать, занимаемся чем-то непонятным.
  Перейдя по мосту, подразделению поступила команда не входить в населенный пункт, и оборудовать позиции в поле. Ужинали мы у костра, сухим пайком. Ребята вспоминали походы в пионерских лагерях, и рассказывали байки, было интересно. Эту ночь мы провели в поле, а с утра пришла команда на "зачистку" населенного пункта и прилегающей территории.
  Командиры рот и взводов разделили личный состав на группы и подгруппы, во главу каждой были назначены опытные солдаты и сержанты. Как нам объяснили, основная цель досмотра - обнаружение незаконно хранящегося оружия и боеприпасов. Нашей роте не пришлось входить в сам город Бахарак или в крепость, нас отправили осмотреть отдельно стоящий кишлак, название которого я уже и не помню.
  Пользуясь сержантским званием, и тем, что был назначен командиром полуотделения, я напросился в авангард колонны. Мои пятеро солдат шли в первой группе, и мы имели возможность увидеть чуть больше, чем те, кто шел позади нас. При подходе роты к кишлаку, мы встретили "парламентариев": три аксакала в почтенном возрасте вышли навстречу и попросили позвать командира. Один из стариков нес в руках длинную палку, на которой развевался кусок красной ткани. Многим солдатам стало смешно, им показалось, что это напоминает сцену из какого-то кинофильма "про войну". Когда аксакалы подошли ближе, мы увидели у одного старика на груди значок с изображением юного Ленина (ну тот, самый значок, с кудряшками, помните?). Такой носили в начальных классах школы, когда были "октябрятами". Наверное, афганцы думали, что красный флаг и значок с Лениным произведут на нас впечатление и вызовут наши симпатии. Конечно же, наши командиры проявили уважение и оценили это. О чем разговаривали аксакалы и наши командиры я не знаю, не присутствовал при общении, но зачистку в кишлаке мы в тот раз не производили.
  До сих пор задаюсь вопросом: и где они взяли значок?
  
  После зачистки Бахарака наше подразделение вернули в пункт постоянной дислокации. Обратно ехали на машинах, особо ничего не запомнилось, доехали без приключений. По приезду нам выдалась передышка - три дня. В первый же день мы пошли в баню, а то мы за неделю заросли грязью и выглядели ужасно. Там же в бане постирали обмундирование. После бани был обед, а потом дали свободное время (такое было нечасто!), чтобы привести себя в порядок, заштопать порванное снаряжение и форму. На второй день командиры организовали чистку оружия и обслуживание техники. На третий день занимались пополнением боеприпасов, ходили в тир, для пристрелки оружия, подготовили снаряжение и технику к следующему выходу.
  
  За эти три дня и ночи мы не только получили почту, которая дожидалась нас в казарме, но и успели написать родным ответные письма, самое главное - мы выспались! Замполит организовал наш досуг: каждый вечер в клубе части показывали кино, все желающие могли сходить и посмотреть.
   На четвертый день на утреннем построении нам довели приказ вернуться в Бахарак, так как командованием полка запланирована операция по зачистке городка Джарм, недалеко от Бахарака. Сообщали, что там скопление больших сил вооруженной оппозиции.
  Снова собираемся в путь: строевой смотр перед выходом, доукомплектование. На построении меня насторожило то, что кроме нашей пятой роты, идет и шестая рота. Почему? Да потому что в шестой роте служили, вернее дослуживали те, кто должен был уходить на дембель. Они уже считались "дедушками", отвоевавшими свой срок, они имели полное моральное право не ходить на выходы, и спокойно дожидаться отправки домой. А тут - внезапно их привлекают на боевой выход, значит операция будет серьезная!
  Кроме шестой роты, на строевом смотре был личный состав минометной батареи батальона и приданная батальону батарея РСЗО БМ-21 "ГРАД". Обычно наши артиллеристы не выезжали куда-то на выполнение задач, они стояли на территории части, и при необходимости поддержки огнем воюющих подразделений, открывали огонь по заранее подготовленным данным с площадок на территории полка.
  Дорога нам уже была знакома, ехали с ветерком. Только ветер разносил вездесущую афганскую пыль.
  Когда мы подъезжали к ущелью Джарм, то уже издали увидели, что там скопилось большое количество бронированной техники. Боевые машины стояли не только на дороге, но и в самом ущелье. В небе над нами кружила пара вертолетов "Ми-24". Петляя по дороге, наши машины лавировали между нависающими скалами. Некоторые места ущелья были так узки, что боевая техника едва могла там протиснуться. Крутые скалы грозили обрушится на голову. Техника идёт очень медленно, временами становится не по себе: потому что знаем, какой легкой мишенью являемся в такие моменты. Меня не покидало чувство, что кто-то нас намеренно затягивает сюда, и он ждёт момент, чтобы захлопнуть каменный капкан. Что скрыто за обманчивой тишиной гор, не знает никто.
  Пришла команда остановиться. Командир приказал провести разведку местности. Выставили охранение, разведчики выдвинулись. Мы ждем распоряжений. Спустя некоторое время разведка доложила: слева, на небольшой высоте находится обширное плато, на расстоянии примерно 1000-1200 м от нас находятся четыре дома, плотно примкнувшие друг к другу. Справа, за склоном - в овраге, находится небольшой кишлак. Нам его не видно, но за пригорком торчат верхушки тополей.
  Как я сказал, шестая рота у нас "дембельская": больше половины личного состава уже отслужили положенные сроки и скоро уедут домой по демобилизации. Солдаты проверенные, матёрые, своё дело знают, поэтому командир батальона отправляет их прочесать кишлак: в качестве "дембельского аккорда".
  Наша пятая рота остались в группе прикрытия, нам поставили задачу расположиться на полпути в кишлак - между шестой ротой и командным пунктом батальона, - с задачей обеспечить связь с шестой ротой и при необходимости поддержать ее огнем.
  Наши минометчики и приданная батарея РСЗО "Град" не стали въезжать в ущелье и остались позади. Им дали команду найти подходящую площадку и приготовиться к ведению огня. С ними остался один взвод из нашей роты, в качестве боевого охранения.
  Пока шестая рота шла на проверку кишлака, мы занялись обустройством позиций. Место попалось каменистое, я со своими бойцами нашел небольшое углубление в грунте и обложились камнями со всех сторон, но все равно ячейки для стрельбы получились неглубокими. А что поделаешь, в камнях много не накопаешь. Через некоторое время дежурные наблюдатели доложили: в небо взлетели две зеленые "звёздки" от ракетницы. Это был условный сигнал от шестой роты "все спокойно". Еще через несколько минут кто-то сказал, что ему с позиции видно, как "дембеля" возвращаются из кишлака. Мы приподнялись и стали смотреть, в надежде увидеть как ребята возвращаются. В глубине души радовались за них, что все прошло спокойно.
  Внезапно длинная пулеметная очередь прерывает нашу радость. Понимаем, что по шестой роте кто-то открывает сильнейший огонь из стрелкового оружия и пулеметов. Видим, как после первых же выстрелов упали несколько бойцов шестой роты. С правой стороны у них - обрыв, значит стреляют слева. Они на тропе, и укрыться им негде: спастись от огня можно лишь упав в пропасть или добежав до наших позиций. Несколько мгновений замешательства в рядах шестой роты. Они тоже понимают, что выйти из-под обстрела, можно лишь в двух направлениях: или в нашу сторону, или вернуться обратно в кишлак.
  Мы тоже в замешательстве. В нашей роте много молодых солдат. Пытаюсь понять: что можно предпринять? Вижу слева, на высоте те четыре дома, и по всей вероятности, оттуда не стреляют. Радиостанция молчит, команды от ротного почему-то нет. Мои подчиненные кричат что надо поддержать огнем "дембелей", но мы не видим позицию противника.
  Казалось, что ситуация патовая, но в этот момент слышим крик:
  - Чори ёр!
  Душманы стали выходить из своих замаскированных позиций и пошли в атаку на шестую роту. Они, вероятно почувствовали своё тактическое и численное превосходство, и решили реализовать его, захватив в плен роту или уничтожить её. Многие из них встали в полный рост и пошли в атаку. Оказалось, что они лежали слева от дороги, в небольшой ложбинке вдоль дороги, и вели "кинжальный огонь" по шестой роте. По сути, они их расстреливали в упор. С расстояния не более двадцати пяти метров.
  Понимаем, что душманы подготовились к нападению, и заняли позиции гораздо раньше, чем мы прибыли в район. То есть они там лежали, когда шестая рота шла в кишлак, и они их пропустили. А вот на обратном пути расстреляли.
  Надо что-то предпринять, надо что-то делать. Не оставаться же на позициях, когда погибают наши братья! Мы видели, как несколько ребят, шедших в первых рядах упали, получив ранения, а возможно кто-то и погиб. Я видел, как некоторые из них корчились от боли, лёжа в пыли. Одного не понимаю: почему нет команды на открытие огня? На командном пункте батальона не слышат стрельбу?
  "Двум смертям не бывать, а одной не миновать" подумал я, и какой-то "внутренний толчок" вывел меня из замешательства.
  - Кетдик, болалар! (Пошли, ребята!) - закричал я на родном языке, снял с предохранителя автомат, передернул затвор и выскочил из укрытия. Я в это время даже не подумал о том, что пошел в атаку без приказа.
  Услышавшие меня мои друзья, разом все встали, и мы ринулись в бой. Бойцы шестой роты уже развернулись лицом к душманам и начали поливать свинцом из всех стволов. Жестокая перестрелка завязалась на дистанции в десять или пятнадцать метров. Душманы не ожидали такого натиска, они на секунду замешкались, и этого было достаточно: их атака захлебнулась едва начавшись. Огнем уцелевших солдат шестой роты и фланговым огнем нашей группы противник был уничтожен. Редкие уцелевшие душманы спасались бегством. В несколько минут все было закончено.
  Наконец-то появилась связь с командиром батальона. Нашей роте приказали оказать помощь раненым солдатам шестой роты. Выносили и выводили всех, не разбираясь - ранен или нет. Сначала эвакуировали к командному пункту батальона, а оттуда на машинах - в медсанбат. Особенно печально было видеть убитых, кто не дожил до отправки домой всего-то нескольких дней.
  После боя командование части стало задаваться вопросом: почему они оказались так близко к нашим позициям и почему бандитов не заметили сразу?
  Разведчиков отправили осмотреть местность. По донесениям разведки, они обнаружили заранее подготовленные, и хорошо замаскированные укрытия вдоль дороги. Вывод был один: они были информированы о наших действиях, и ждали момент, чтобы ударить внезапно. Засада рассчитана так, что попавшему под огонь подразделению не будет пути отхода, кроме как прыгнуть в пропасть или погибнуть под огнем.
  Кроме того, разведчики привели нескольких пленных, они были ранены и это свидетельствовало о том, что они причастны к нападению на шестую роту. Из показаний этих захваченных раненых душманов, стало ясно, что боевики были из отряда "доктора Ибрагима", одного из влиятельных полевых командиров данного района. Тогда же мы узнали от наших командиров, что в ущелье Джарм организована нелегальная добыча лазурита. Добытые там минералы вывозят через "Панджшерский коридор" или по Джармскому ущелью - прямиком в Пакистан.
  
  
  Лазури́т или лазурный шпат, лазуревый камень, ляпис-лазурь или лазурик, реже бухарский камень - непрозрачный минерал от синего до голубовато-серого или зеленовато-серого цвета, подкласса каркасных силикатов. Лучшими считают камни сочного синего цвета или сине-фиолетовые, а также насыщенно голубые.
  "Ляпис-лазурью" назывались только плотные и однородно окрашенные тёмно-синие разновидности лазурита лучшего качества, пригодные для ювелирных вставок и декоративно-прикладных изделий.
  В древности люди принимали их за золото, отчего стоимость и престиж камня росли.
  Афганский лазурит добывают на месторождении Сар-э-Санг, уезда Джарм, провинции Бадахшан в северо-восточном Афганистане.
  Афганский лазурит признан красивейшим в мире. Копи в Бадахшане являются древнейшими в те времена этот камень сложными путями попадал из Афганистана в Китай, Египет, Византию и Рим. Афганский лазурит из месторождения Сары-Санг был обнаружен в гробницах фараонов и при раскопках Трои. По имеющимся сведениям, нелегальная добыча и сбыт бадахшанского лазурита является вторым по величине источником дохода вооруженной оппозиции Афганистана, а также причиной коррупции правительственных структур Афганистана. Лазурит используется в ювелирной промышленности.
  
  
  Кстати: уничтоженная в тот день банда "доктора Ибрагима", как раз имела задачу охранять ущелье и не допустить "шурави" до каменоломен, где добывают лазурит.
  Сведения об этой операции почему-то не рассказано нигде, даже в истории боевого пути части нет сведений. Она живет только в нашей памяти, в памяти непосредственных участников тех событий. Но прошло много лет с того дня и надеемся, что гриф секретности будет снят. Пора отдать дань памяти и почестей тем солдатам, кто погиб на этой операции.
  
  Глава 5.
  После зачистки Джарма и прилегающего к нему кишлака, для нашей роты операция закончилась. Колонна техники благополучно вошла в Бахарак, а нам пришел новый приказ об изменении мест дислокации батальонов полка. Нашему второму батальону было приказано выдвинуться в сторону г. Файзабад, в населенный пункт Сангимур. Я только пожалел об одном: так и не побывал в знаменитой крепости Бахарак!
  Колонна батальона без происшествий доехала до г. Файзабад. Батальон расположился на небольшом пустыре, напротив недавно построенного советскими строителями нового квартала Файзабада. Личный состав занимался обустройством палаточного городка, ограждением и охранением, сооружением оборонительных рубежей вокруг лагеря. Рутина, но никуда от нее не денешься.
  В один из таких рутинных дней, когда мы с солдатами нашего взвода работали над возведением ограждения нашего полевого лагеря, мы заметили, что к нам кто-то приближается. Человек шел из Сангимура в нашу сторону. Видно его было издалека, потому что на его одежде что-то блестело и привлекало наше внимание. Когда он подошел ближе, стало видно - был в пиджаке, а грудь его была полна орденов и медалей. Так и шел, звеня наградами. Когда он подошел, мы сильно заинтересовались, даже работать перестали. Пригляделись внимательнее: а награды-то - времен Великой Отечественной Войны! Мужчина подошел к нам, поздоровавшись, он угостил нас сигаретами, и мы разговорились. Пока курили, ребята стали расспрашивать, кто он и откуда.
  В начале войны, командиры нам ещё не запрещали общаться с местным населением, это позже стали запрещать.
  Мужчина был довольно пожилой, смуглый, с добрыми чертами лица, он чем-то напоминал жителя Ферганской Долины, и весьма неплохо разговаривал на узбекском языке. Представился сказав, что его зовут Нигмат, он узбек, и родом из Ташкента.
  А привела его к нам следующая проблема: неподалеку от места нашего расположения, находится плантация индийской конопли, и он владелец этой плантации. На днях, рядом с его плантацией солдаты из инженерно-саперной роты, начали устанавливать минно-взрывные и проволочные заграждения. Он очень волнуется, что солдаты истопчут и погубят весь урожай. Мужчина спрашивал, не знаем ли мы командира подразделения саперов, чтобы попросить его не уничтожать растения. Мы сказали, что не знаем такого, но постараемся помочь ему решить проблему.
  В разговоре я обмолвился сказав, что я из Ташкента, и Нигмат стал более разговорчивым, на вопросы об орденах и медалях, он ответил, что это его награды, он воевал в ВОВ, немного рассказал о том, где воевал и что пережил. По его рассказу, после возвращения с войны, он не нашел дома никого родственников и тогда решил уехать из советского союза. Он уехал жить в Афганистан. С тех пор он занимается земледелием, выращивает и продает коноплю. Видно было, что он очень рад, что встретил земляка, мы с ним стали вспоминать родной город, и оказалось, что он жил в том же районе, что и я. Вот повороты Судьбы! Потом мужчина попрощался и ушел, а мы продолжили наши работы по возведению ограждений.
  
  Не прошло много времени с того дня, как на очередном построении нам сообщили, что в батальоне ЧП: пропал солдат, и что самое плохое - из нашей роты. Это "залёт", командир роты приказал всему личному составу "хоть рыть носом", но найти беглеца. Пропавший был из тех, кто не ходил на боевую задачу. И многие высказали мысль о том, что он воспользовался отсутствием большей части солдат в казарме, и в ближайшее время его никто искать не будет. Но, тут же возник вопрос: и где он, куда он мог уйти? Афганистан - не Союз, в самоволку в город не убежишь. На том относительно маленьком "пятачке", где размещается батальон, спрятаться практически невозможно.
  Дали команду прекратить работы и начать поиски пропавшего солдата. Командир роты разделил нас на группы, и мы стали искать. Кто-то высказал предположение, что беглец мог перебраться в аэропорт Файзабада, благо он располагался неподалеку. Между расположением батальона и аэропортом есть одна преграда - река Кокча, если найти брод и преодолеть её, то можно оказаться на территории военного аэродрома. Территория аэропорта гораздо больше расположения батальона, там много различных построек, ангаров, складов, хранилищ. А при большом желании можно и улететь попутным "бортом" в Союз. Все согласились с этой мыслью.
  Идти по дороге в Сангимур или Файзабад беглец наверняка не будет, патруль поймает. К тому же, по дороге придется пройти через несколько кишлаков, а это может быть чревато попаданием в плен или даже смертью. Солдаты рассказали командиру о нашем предположении. Командование батальона дало "добро" на прочёсывание воздушной гавани. Через час рота была на аэродроме, еще через пару часов уже проверили все строения аэропорта, и не по одному разу. Результата нет.
  Одного из моих земляков осенила идея: менталитет! Надо мыслить согласно менталитету: кто по национальности наш беглец? Русский. Откуда родом? Из Узбекистана. Так, а куда может пойти уроженец земли узбекской? Правильно, на кухню!
  Я со своей группой бежим на полевую кухню. Ищем повара. Как и предполагали - он наш земляк! Но, понимаю, что такие вопросы сходу не решают. Знакомимся, спрашиваем о службе, о том, о сем. Узнав, что пришли земляки, он сначала угостил нас вкусным обедом, и между делом рассказал, что в охране аэропорта есть один молодой солдат, который несет службу на крыше диспетчерской. Это уже была зацепка. Мы поинтересовались: а что же странного в этом?
  - А странное в том, - сказал повар, - этот солдат сам приходит на прием пищи, отдельно от подразделения. И вот уже несколько дней почему-то берет двойную порцию.
  Я воскликнул:
  - Зёма, зря ты здесь время теряешь, тебе в разведке служить надо!
  Поблагодарив за тёплый прием и угощение, мы попрощались с поваром, тут же двинулись в сторону диспетчерской. Поднялись по пожарной лестнице на крышу здания: и вот он - наш голубчик! Нашелся беглец!
  
  После недельного отдыха, снова подготовка к рейду в Джарм. Раннее утро. Построение. В этот раз довели приказ командования: будет проводиться операция в ущелье Панджшер, во владения известного Ахмад Шаха Маъсуда. Не обошлось без плохих новостей: личный состав минометной батареи в полном составе заболел дизентерией. Начальник медицинской службы сказал, что они напились воды из родника, который протекает рядом с расположением. Странно, мы тоже пили из этого источника, и почему-то никто из нас не заболел.
  Командир роты высказал мнение, что идти на реализацию плана операции без поддержки минометной батареи не стоит, и лучше вообще не проводить операцию.
  После построения, в курилке офицеры приводили свои доводы за и против. Мы, стоя в сторонке все равно слышали их:
  - РСЗО стреляет в основном по настильной траектории, даже если она будет стрелять с максимальным подъемом направляющих по вертикали, РСы не могут обстреливать обратные скаты высот. И в горах от них мало пользы. Труднопроходимые участки горной местности, ущелья и обратные скаты гор не позволяют "БМ-21" развернуться в полную силу. Им лучше работать на равнине и поражать цели на широкой площади. В горах нужны именно минометы, мины которых летят по отвесной траектории. Миномет со стопроцентной гарантией поражает обратные скаты высот, окопы и траншеи.
  
  Пока совещались, командир батальона приказал нашей роте выйти в район ожидания и ждать подхода техники. Получив вооружение, боеприпасы, сухие пайки на трое суток, мы вышли в назначенный район и стали ждать. Ближе к обеду стало понятно, что операция скорее всего отменится. Нам приказали пройти рейдом по окрестностям и вернуться в расположение. Командование приняло решение без поддержки минометов операцию не проводить, и мы, немного "погуляв", возвращаемся в часть.
  
  Глава 6.
  Сегодня мой день рождения. На утреннем построении командир взвода поздравил меня от имени командования и выдал... увольнительную записку!
  У меня было двоякое чувство: и радость, что получил увольнительную и огорчение, потому что пойти в увольнение некуда. Увольнительная записка для солдата - здорово, но только когда ты в Союзе, там есть куда пойти: в кинотеатр посмотреть новый фильм, или в парк, мороженое покушать, и конечно же это возможность позвонить домой. А здесь какие могут быть развлечения? Погулять по расположению батальона? Так это 300 шагов в длину и 200 шагов в ширину! К тому же, я все постройки на территории знал как свои пять пальцев.
  После построения, ко мне подходили ребята-сослуживцы и поздравляли с днем рождения. Получая поздравления и искренне-добрые пожелания, я думал, что мне делать и куда бы пойти, как отметить мой личный праздник?
  В это время роте объявили сбор. Снова построение. Но в этот раз, командир роты не стал зачитывать приказ, а обратился к личному составу по-отечески. Он сказал, что нужны добровольцы для сопровождения колонны грузовых автомобилей по маршруту: аэропорт г. Файзабада - г. Кишим. Нужно собрать экипажи на три БМП, поедут те, кто изъявит желание, приказывать он никому не будет. Над строем повисла тишина, все догадывались, что означают такие слова. Дорога будет непростой. Из строя выходят желающие - обычно старослужащие, солдаты с опытом.
  Недолго думая, тут же отказываюсь от увольнительной и напрашиваюсь в колонну. Потом вместе с набранными добровольцами бежим в казарму - получать оружие и снаряжение, сухой паёк на двое суток.
  Готовлюсь к выезду, а про себя думаю "спасибо Господи, у меня появился шанс оторваться от повседневности"! Радовало то, что не пойдем пешком, а прокатимся на БМП, что называется "с ветерком", тем более, в Кишим я ещё не ездил, а значит посмотрю новые места.
  
  БМП - машина хорошая, ход у нее мягкий, плавный, на бездорожье идет лучше всякого внедорожника. Но удовольствие можно получить только на месте водителя, наводчика-оператора или командира, или сидя сверху, на броне. Ехать же внутри десантного отделения - просто невыносимо. Резкий металлический шум гусениц, лязгающих за тонким бортом, шум двигателя, качка и тряска, всепроникающая афганская пыль... это ужасно.
  В начале, сидя в десантном отделении, мы пытались дышать через установку ФВУ (фильтровентиляционная установка, для подачи вовнутрь чистого воздуха при действиях в условиях ядерного поражения), присоединяли шланги от противогазов к трубе подачи воздуха. Но и она слабо помогала, пыль была везде. Поэтому в Афганистане всеми подразделениями было принято единственное решение - ездим снаружи, на броне. Да, там тоже пыль, но на ходу ее хоть ветром сдувает.
  
  Колонна, которую нам предстояло сопровождать, состояла из сорока грузовиков, загруженных продовольствием, товарами первой необходимости и ГСМ. Машины уже выстроились и ждали нас при выезде из части. Командир распределил нас по машинам. Я оказался на машине с бортовым номером No151, командир БМП - сержант Хаджимухамедов Абдирашид, механик-водитель - Алибаев Джамалутдин, наводчик-оператор Гагеров (имени не помню). В качестве десанта я и ещё несколько ребят.
   Заняв свои места на броне, мы поехали к аэропорту, там ненадолго остановились. Во главе колонны находился БТР. Три наши БМП были распределены по всей колоне, через каждые 10-12 автомобилей. Поехали.
  
  К тому времени, уже все солдаты, хоть по чуть-чуть, но выучили несколько слов на таджикском, пушту или дари. И проезжая мимо местных жителей или солдат других подразделений, приветствовали их размахивая руками и крича слова приветствий на афганский манер:
  - Чито расти!
  - Жони жур!
  - Табиатан хуб!
  - Хубасти!
  Нам это казалось очень уместным и как сейчас говорят "круто".
  Прошли первый контрольно-пропускной пункт при выезде из аэропорта г. Файзабад - столицы провинции Бадахшан. Примерно через два километра, дорога резко свернула влево, и дальше следуем вдоль реки Кокча, вниз по течению. Начались горы, ущелье за ущельем. Маршрут наш пролегал через известный "Каракорумский перевал".
  
  Небольшая справка
  Каракорум (перевал на высоте 5654 м) - на уйгурском языке - черный хребет, горная система Центральной Азии, одна из высочайших на Земле. Находится на северо-западе от западной цепи Гималаев. Простирается примерно на 500 км от восточной части Афганистана в юго-восточном направлении вдоль водораздела между Центральной и Южной Азией. Здесь наибольшая концентрация высоких гор в мире и самые многочисленные ледники за пределами высоких широт. Каракорум являются частью комплекса горных хребтов в центре Азии, включая Гиндукуш на западе, Памир на северо-западе, горы Куньлунь на северо-востоке и Гималаи на юго-востоке.
  Границы Таджикистана, Китая, Пакистана, Афганистана и Индии сходятся в системе Каракорума, что придает этому отдаленному региону большое геополитическое значение.
  Каракорум имеет восемь вершин высотой более 7500 м, причём четыре из них превышают 8000 м. Он состоит из группы параллельных хребтов с несколькими отрогами. Только центральная его часть представляет собой монолитный массив, остальные - разрознены. Ширина горной системы составляет около 240 км, длина 500 км. А если включить восточное расширение - хребты Чанг Ченмо и Пангонг в Китае, входящее в тибетское плато, то можно считать, что длина 800 км. Площадь - около 207 тыс. км2. Средняя высота гор составляет 6,1 км, четыре горных пика превышают высоту 7,9 км. Самая высокая гора Чогори (более известна под названием К2), высотой 8611 м, является второй по высоте вершиной в мире (уступая лишь Эвересту - 8848 м), и первой в мире по трудности подъёма. Это самая опасная вершина, и не только в Гималаях. Каждый год на эту вершину пытаются взойти примерно 600 человек. Но за все время, с начала фиксирования восхождений альпинистов на К2, на вершине побывали всего 577 человек. 90% восходящих или возвращаются, не достигнув конечной цели маршрута или погибают.
  
  Ущелье становится мрачным, состояние какое-то напряженное. Дорога все уже и уже. Сверху скалы очень низко нависают над дорогой. Машины еле протискиваются. Замечаю, что оператор вооружения БТР почему-то начал вращать башней по сторонам, попеременно разворачивая башню то влево, то вправо. Наверное, пытался таким образом осматривать местность. Меня смутило то, что наводчик почему-то задрал ствол КПВТ максимально вверх. Зачем он это сделал? Если осматривает местность, то пулемет должен быть наведен на уровень дороги. Он что, горы осматривает что ли?
  Не прошло и нескольких секунд, как БТР подъезжает к очередному узкому повороту, с левой стороны выпирает и низко над дорогой свисает громадная каменная скала. Дорога поворачивает за скалу, влево, справа - пропасть. Боевая машина медленно входит в поворот, вижу, что водитель сидит по-боевому - люк его закрыт, хотя большинство механиков-водителей в Афганистане ездили с открытым люком, на случай срочного покидания машины. Так и обзор местности шире. А у водителя БТРа сейчас обзор минимален, через триплекс мало что видно. Когда едешь по-боевому, ты должен "нутром чуять" габариты своей машины. Но водитель, вероятно не рассчитал габариты БТРа и траекторию поворота машины.
  Водитель, опасаясь упасть в пропасть, слишком близко прижимается влево, к скале. Оператор вооружения резко повернул башню с задранным кверху пулеметом влево. Ствол КПВТ ударяется пламегасителем о камень, да так, что удар приходится непосредственно вдоль линии ствола: получается "толкающий" удар, отбрасывающий машину вправо. БТР сильно качнулся вправо, все восемь колес его заскользили по гравию, и в мгновенье ока десять тонн металла с экипажем внутри уже летели вниз, с высоты в несколько сот метров.
  Колонна замерла. Сразу же на повороте образовался затор. Водители и экипажи машин выскочили, подбежали к месту, где минуту назад ещё находился головной БТР. Мы тоже спешились и подошли к месту падения БТРа. Среди камней не сразу можно было разглядеть находящийся на дне пропасти БТР: он лежал, перевернувшись колесами вверх. Всех поразил шок от происшедшего. Мы молча смотрели вниз. Эта печальная картина навсегда осталась в моей памяти.
  Подошёл начальник колонны и приказал всем вернуться к своим машинам. Проводка колонны началась с ЧП.
  Согласно боевого приказа, колонна, двигающаяся по враждебной территории, не должна останавливаться, так как при остановке колонны на маршруте возрастает вероятность нападения противника, а как следствие - большие потери личного состава, вооружения и техники. В подобных случаях поврежденную технику и погибших оставляли, а колонна продолжала движение дальше. К упавшему с обрыва БТРу никто спускаться не стал. При падении бронетехники с такой высоты, шансов найти там выживших равны нулю.
  Начальник колонны приказал нашей БМП встать в голове колонны. Дальше мы двигались относительно спокойно, спустились на более пологий участок, доехали до моста.
  Здесь располагались танкисты нашего полка. Дело в том, что при вводе полка в Афганистан, танковый батальон не смог преодолеть перевал: двигатели танков работали на пределе возможностей, разряженный высокогорный воздух содержал мало кислорода, и моторы перегревались, не выдавая нужной мощности. Танки так и не смогли преодолеть перевал и остались в этом районе. Первый танковый батальон прибыл в Бадахшан лишь спустя девять месяцев после нас. Они проехали в объезд, по относительно удобному и более пологому маршруту - через Термез.
  Горы остались позади, можем немного успокоиться и вздохнуть свободнее, начался ровный участок дороги. Мы все спустились вовнутрь десантного отделения БМП. Но и здесь нас ждала неприятность, начался очень пыльный участок дороги. Внутри десантного отделения находиться стало невозможно, сначала мы открыли верхние люки, но от этого стало лишь хуже, и мы высунулись наружу. Но опять лучше не стало. Ощущение было такое, что находишься под мельницей на мукомольном заводе. Дышать невозможно, нос и рот мгновенно забиваются пылью. Командир БМП совсем вылез из машины и сидит на башне, мы тоже выбрались наружу. Намотали на лица куски ткани, кто что нашел. Стало чуть получше. И это на машине, которая едет в голове колонны, а что же чувствуют те, кто едет позади нас? Я оглянулся назад: господи, а там, из-за пыли ничего не видно! Каково же сейчас едущим в середине, или еще хуже - в конце колонны? Боже, дай им терпения.
  Из-за того, что колонна стала отставать от графика движения, на привал не останавливались. Ровный участок местности преодолели быстро, и вновь начался каменистый участок. Все облегченно вздохнули, пыль закончилась.
  По пути был в какой-то кишлак. Проезжая его, мы обратили внимание на то, что он был безлюдным. После кишлака дорога начала петлять. Кто-то сказал, что начинается знаменитый "Каракорумский перевал". Проехали еще несколько километров, въезжаем в ещё один кишлак. Замечаем, что и здесь безлюдно, и это нас насторожило. При выезде из кишлака, вдоль дороги раскинулась бахча, одинокий пожилой дехканин машет мотыгой, что-то вскапывает. Когда мы проезжали мимо него, я поприветствовал старика:
  - Ас салом алейкум...
  Мгновенно получаю удар, и ухожу в нокаут...
  Мощный взрыв подбросил нашу БМП словно игрушку. Сидящих на броне раскидало в разные стороны. Люди летели в разные стороны как тряпичные куклы.
  Медленно прихожу в себя. Осматриваю руки-ноги, вроде целый, но встать не могу. В голове шум. Ничего не слышу, даже своего голоса не слышу. Наверное, это состояние и есть контузия. Мне кажется, что я в немом кино, взгляд выхватывает отдельные эпизоды, вижу отрывочные картинки, но звука нет. Понимаю, что лежу на берегу реки Кокча. А где автомат? Оглядываюсь, ах вот, вроде рядом, нашел, подобрал. Пыль и дым от взрыва рассеиваются, оглядываюсь назад и вижу, что наша БМП лежит, опрокинувшись на правый бок. Боевая машина, весом в тринадцать тонн подлетела как спичечный коробок. Стараюсь встать, руки-ноги не слушаются. Интересно, куда все пропали?
  Я встал, опираясь автомат и шатаясь пошел искать остальных. Подошел к машине. Понял, что мы наехали на противотанковую мину левой гусеницей. Машина лежит на правом боку. В днище, как раз в том месте, где место механика-водителя - зияет огромная рваная дыра. Вся передняя левая часть БМП обуглена, но ничего не горит, уже лучше.
  Заглянув вовнутрь машины, я понял, что от механика-водителя Алибаева Джамалутдина ничего не осталось, только кровавое месиво, размазанное по месту механика-водителя. За механиком-водителем находится место командира машины, и там увидел лежащего без сознания Абдурашида. Вспомнил, что сержант ехал на броне, а сейчас почему-то оказался внутри машины. Абдурашид весь в крови, вероятно изранен осколками. Соображаю, чем могу ему помочь?
  В это время подошли еще несколько ребят, кто выжил после подрыва и мог ходить. Совместными усилиями, очень осторожно вынимаем Абдурашида, несем в сторону, которую мы посчитали более безопасной. Понимаем, что нас сейчас могут атаковать душманы. Приготовили оружие и стали осматриваться по сторонам, где же колонна? Странно, но машин нет. Может колонна ушла без нас, посчитав что выживших нет?
   Около речки, в той самой бахче, где работал кетменем старик, нашли небольшой отгороженный камнями уголок, решили, что он хорошо подходит для круговой обороны, расположились в нем.
  Стали ходить и искать других солдат. Нашли еще нескольких, всех раненых и контуженых перенесли в укрытие. О том, что дехканин пропал, мы не вспоминали. Старика нигде нет. Может и он погиб?
  Только здесь замечаем, что у Абдурашида оторвана половина стопы на правой ноге, ботинки выгорели, ноги обожжены. Надо остановить кровь. Кто-то нашел аптечку, наложили жгут, вкололи морфин. По незнанию и сгоряча сделали два укола. Думали, что так лучше будет. О том, что он может умереть от шока, мы не знали. Абдурашид понемногу приходит в себя, открыл глаза. Видно, что и лицо его обожжено. Обгоревшая кожа лица его похожа на загар.
  Нас так никто не атаковал. И это хорошо, иначе мы бы не выжили.
  
  Оказалось, что при подрыве нашей машины, колонна остановилась. Увидев, что произошло, к нам пришли на помощь. Начальник колонны вызвал вертолеты.
  Первыми подошли саперы. Обследовав местность, сказали, что мы на минном поле. Начали разминировать проход. Отдельная группа стала искать место для безопасной посадки вертолетов. Один из офицеров указал место, где могут приземлиться вертолеты, и после обследования саперами местности, велел нам выбираться в ту сторону. Кто-то принес носилки (те самые, злополучные носилки!), положили на них нашего командира машины сержанта Хаджимухамедова и понесли его к месту посадки вертолета. Саперы шли впереди нас, проверяя дорогу и указывая безопасный маршрут.
  Выясняется, что данный участок дороги весь начинен минами двух видов: противотанковые и противопехотные. Так называемое "смешанное минное поле". Обнаруживая очередную мину, саперы выставляли флажок, так мы и шли, огибая флажки. Меня тогда поразило количество мин: душманы не пожалели боеприпасов нашпиговав дорогу "от и до". У наших саперов вскоре закончились флажки для обозначения обнаруженных мин. Тогда они начали оставлять в качестве обозначения свои головные уборы или части снаряжения. Не помню сколько времени мы шли, но показалось вечностью. Было тяжко, учитывая тот факт, что мы и сами ранены, да еще несем Абдурашида. Пока мы выходили за пределы минного поля, прилетел и приземлился вертолет. Командир экипажа сказал, что всех забрать не сможет, только "тяжелых". Решили отправить в госпиталь Абдурашида, сами доберемся на машинах.
  Когда понесли Абдурашида к вертолету, он пришел в себя, через силу улыбнулся, хотел показать, что с ним все нормально, но слезинки в краях глаз выдавали его состояние. Он обратился ко мне и сказал:
  - Саид, дружок, возьми на память о нашей дружбе.
  Смотрю, а он снимает с запястья и протягивает мне свои часы. А это "командирские часы", они тогда у нас здорово ценились. У меня "в горле ком", я едва не прослезился, взял себя в руки и говорю:
  - Нет, носи сам, ты командир и тебе носить их.
  - Нет, - говорит Абдурашид, - бери!
  Беру в руки часы, а в глазах слёзы.
  Так как на мне не было внешних признаков ранения, меня оставили в строю, только контузия давала о себе знать, далее помню только отрывками: как погрузили на борт вертолетов наших раненых, как колонна продолжила путь в город Кишим. Всю дорогу я провел как будто во сне или как отрывки из кинофильма, что-то помню, а что-то нет.
  Позже сослуживцы мне рассказывали, как увидели подрыв нашей БМП, как остановили колонну, как солдаты из колонны пришли к нам на помощь, как грузили раненых и убитых в вертолеты. Потом бойцы заняли господствующие высоты над дорогой, как "прочесали" все ближайшие кишлаки, все зеленые зоны вокруг места подрыва. Как снимали уцелевшее оборудование с нашей подорванной БМП No151, а потом с помощью другой БМП столкнули её в овраг, тем самым освободив дорогу для прохождения колонны.
  Мне интересен тот факт, что при нашем возвращении обратно из Кишима в Файзабад, на том самом месте, где произошел подрыв, я вдруг отчетливо вспомнил как все происходило! В сознании моментально всплыла картинка. Вскипела злость, захотелось все кругом крушить в отместку. За что они нас так? Мы же шли с мирным грузом, мы людям везли продовольствие.
  Так я получил подарок на свой двадцать третий день рождения. Многие подумают, что я пишу про часы, которые подарил мне Абдурашид. Нет, я тогда получил в подарок жизнь! А часы, я храню их до сих пор. Как напоминание о тех днях, проведенных в Афганистане.
  
  Глава 7.
  Прошло много времени с момента подрыва на маршруте в Кишим. Абдурашид писал мне письма из госпиталя, он уже был в Союзе, сообщал, что оклемался, но ноги вылечить не получается, так и кочует он из одного госпиталя в другой. В военном госпитале города Чирчик, он встретился с нашим командиром полка - полковником В. В. Кудлаем. Пообщался с ним, узнал новости о нашем подразделении. Вернуться в строй Абдурашиду так и не удалось, хотя он писал, что очень хочет вернуться в полк и продолжать службу.
  Осень и зима прошли относительно спокойно. Весну 1981 года я встречал в Файзабаде. Полк переформировали, части и подразделения раскидали по всей провинции. Наша часть стоит на стыке четырех границ: Таджикистана, Китая, Индии и Пакистана.
  Сегодня солнечно и весеннему тепло. Командование объявило банно-прачечный день. Это день медицинской службы, санинструкторы и медики приказали вынести из палаток постельное бельё - матрасы, подушки и одеяла. Посыпали все это дустом (ДДТ) для дезинфекции от вшей, и приказали выложить на солнце, чтобы просушить. Всю зиму маленькие кровопийцы мучили нас. Не было ни одной палатки, ни одного расположения в полку, кто не страдал бы от этой напасти.
  Возможно, кто-то из читателей и засмеется, что мол завшивели солдаты, но так рассуждать могут только те, кто не понимает быта на войне. Находясь постоянно в горах, без помывки в бане и без прачечных, порой не меняя одежды по нескольку месяцев трудно соблюдать личную гигиену. В мирной жизни не обращаешь внимания на такие мелочи жизни как мыло, зубная паста, стиральный порошок и вода! Начинаешь это ценить лишь когда ты в них остро нуждаешься. Вода - вот то, чего нам обычно не хватало, порой не хватало даже напиться, мучила жажда, не говоря уже о том, чтобы полноценно помыться.
   Одного было у нас много: боеприпасы! Бери сколько хочешь, и ещё останется. На них едим, на них сидим и на них спим.
  На батальон по штату выделена всего лишь одна полевая банно-прачечная машина. И её производительности явно не хватало. Старшина приказал вынести табуреты, поставить их перед палаткой в круг, выдали оружие. Сидим, чистим. Тем временем, старшина отправил двух бойцов в автопарк, за бензином. Наверное, он решил не дожидаться, когда до нас дойдет очередь санобработки одежды в полевой банно-прачечной машине. Понимаю, что одежду будем дезинфицировать сами. Делается это так: снимаешь с себя всю одежду, окунаешь её в ведро с бензином (или соляркой), вынимаешь и вешаешь на просушку. Все "бтрчики" (мы вшей так называли) передохнут.
  Мои догадки подтвердились: поступила команда раздеваться. В проход между палатками вынесли две емкости с горючим. Старшина скомандовал всем обработать одежду. Смочили верхнюю одежду, повесили на веревку, натянутую между палаток, и в нижнем белье, строем, пошли в баню. Идем, а самим смешно: вся рота в трусах и в сапогах! Безобразно, зато однообразно!
  Помылись в бане, выходим, а нам команда: снять нижнее белье и также обработать. Прикрылись кто чем мог. Хоть ненадолго, но отделаемся от назойливых атак кровососов. Сидим у палаток голышом, ждем, когда нижнее белье просушится. Хорошо, что на дворе весна, тепло. У кого просохло, тот одевается. Вся рота пахнет бензином и соляркой, но радость на душе: ничего и нигде не чешется.
  
  Сидим у палаток и слышим как кто-то поет. Звук раздается со стороны расположения третьего батальона. А там служил мой земляк. Я знал, что он с детства хорошо поёт, и что его назначили строевым запевалой. в подразделении. Интересуясь, мы потихоньку приближаемся к месту "концерта художественной самодеятельности". Видим, что солдаты третьего батальона в одной из палаток сделали что-то наподобие сцены, повесили плащ-палатки, в качестве занавеса, и уговорили нашего земляка выступить. Он кончено же согласился. Так как музыкальных инструментов не было, он пел без музыкального сопровождения. Все заслушались песнями из репертуара известного узбекского певца - Шерали Джураева. Заворожил он всех.
  А когда закончился "импровизированный концерт", зрители долго аплодировали, а он все краснел и скромно кланялся. После концерта, когда солдаты разбирали "сцену" и расставляли по местам табуретки, он подошел ко мне и предложил побороться с ним.
  Если вы знаете, в республиках Средней Азии очень популярна борьба "кураш" (борьба на поясах). Борются на свадьбах, в дни народных гуляний, на праздники. Обычно, победителю достается чисто символический приз, но в областях, например, в Ферганской Долине, победителя чествует весь народ, ему почет и уважение, призом же за первое место может быть ковер, национальный халат - чапан, или даже автомобиль! Борьба - мой любимый вид спорта, я когда-то тренировался в спортивной секции греко-римской борьбы, и даже до призыва успел поучаствовать в некоторых соревнованиях.
  Я согласился. Оказалось, что певец тоже любит бороться, вот он и подошел ко мне. Ну что же, отказываться от борьбы я не привык. Выбрали "рефери", вышли на площадку, где чистили оружие и приготовились. Командиры тут же поинтересовались: а что тут происходит? Мы сказали, что решили побороться. А спорт у нас в подразделении всегда приветствовался, и бойцы сразу образовали круг. Наверное, в старину также забавлялись воины в дальних походах.
  Начался наш поединок, боролись мы азартно. Несколько раз я пробовал взять его в захват, но не получалось. Одно я уловил сразу: он не профессионал, самоучка. Сила у него есть, а вот техники борьбы не хватает. Тогда я изловчился и своим коронным броском уложил его на лопатки. Зрители аплодировали. Поднялись, он просит ещё побороться, конечно, реванш хочет взять! Хорошо. Сошлись во втором поединке. И в этот раз я его уложил, даже быстрее, чем в прошлый раз. Он ещё просит. Тогда и в третий раз провел я ловкий прием и победил его. Зрители уже стали поговаривать, что мол хватит, уступи другому борцу. А певец никак не угомонится: как в известной узбекской поговорке "ютказган курашга туймайди" - проигравший не насытится борьбой.
  Решили отдохнуть, пусть другие поборются. В круг вышел Мустафакулов Умарбек, мой сослуживец, высокого роста, из города Ургут, Самаркандской области. Прирожденный борец, у него хорошие атлетические данные. Много раз участвовал в соревнованиях. В тот день он многих уложил на лопатки. Следующим был Мансуров Бахром из Касансая, Наманганской области. Тоже сильный парень, в полном расцвете сил, боролся красиво! Потом вышел Исмат, из города Чартак, Наманганской области, и Матлюб из Самаркандской области. Вот Матлюб - это был настоящий "медведь", с ним очень трудно бороться, силы неимоверной, ухватит - не вырвешься. Все они молодцы, им бы на олимпиадах честь страны защищать!
  
  Все было прекрасно, но...
  Самый разгар поединка, смотрим как борются солдаты из молодого пополнения. К нам подошел солдат из второго батальона, из нового призыва, которые пришли на замену тем дембелем, которых мы проводили после событий в Джарме. Их подразделение еще не прошло санобработку, ждали очереди в баню. Он спросил разрешение взять ведро с остатками бензина, чтобы продезинфицировать свою форму. Так как мы уже все помылись и одежду почистили, мы и отдали. Он взял ёмкость и куда-то ушел.
  Мы с ребятами разговариваем и продолжаем смотреть, как борются молодые солдаты.
  А за нашими палатками стоял "ПАК" - Полевая Автомобильная Кухня.
  Внезапно, около ПАКа видим яркую вспышку. Я и мои собеседники соскочили с мест - горит человек. Завертелся - закружился "живой факел" двухметровой высоты, начал метаться среди палаток, бегая то туда, то сюда и не зная, что делать, жуткий крик вырывался из него.
  Все смолкли. Упаси, Аллах от такого!
  Кто-то из бойцов побежал, вынес плащ-палатку и накрыл горящего, кто-то вызвал медиков. Прибежали солдаты из разведроты, медики принесли носилки, положили на них пострадавшего и унесли в медсанчасть.
  
  Командиры объявили общее построение всего личного состава батальона. Выяснилось, что обгоревшим оказался тот молодой солдат, который просил у нас емкость с бензином. Он должен был заступить в наряд. Хотел побыстрее освободиться от вшей и помыться пораньше остальных, чтобы заступить на дежурство в чистой одежде. Взяв у нас ведро с горючим, он вымочил форму в бензине, повесил ее сушиться, но до развода наряда оставалось совсем мало времени.
  Когда позвали на построение заступающего наряда, солдат снял с веревки форму, надел её и понял, что одежда не успела просохнуть. Тогда он принял неверное решение: обсохнуть у полевой кухни. Подойдя к ПАКу, он встал рядом с очагом. Форма, пропитанная бензином - мгновенно полыхнула как факел.
  Медики сообщали на построении, что у солдата ожог 90 процентов тела, и как итог необдуманных действий - горе родителям.
  
  Глава 8.
  Гора Сангуздан. Афганцы её называют "Гора воров", она навевает на мысли про сказку "Али Баба и сорок разбойников". На карте обозначена как "Зуб". Стоит на стыке пяти государств: Таджикистана, Китая, Индии, Пакистана и Афганистана.
  Мы снова идем в рейд в этот район. Подготовились гораздо лучше, чем в прошлый раз. Экипировка, снаряжение, вооружение и поддержка артиллерии, все предусмотрели командиры заблаговременно. Договорились и о поддержке с воздуха.
  При подходе к месту, применили тактику охвата, мы идем в составе пятой и шестой рот второго батальона. Считаем, что нам повезло: с нашей стороны есть тропинка к Сангуздану, по которой можно подойти ближе к противнику.
  С другой стороны, по довольно крутому склону идёт разведбат из Кундуза. Они карабкаются по козьим тропам. Там сложнее и опаснее. Склоны крутые, и дальше пары шагов ничего не видно.
  Два дня в пути, два дня восхождения.
  На третий день мы столкнулись с противником. Нас обстреляли, мы залегли. Душманы ведут мощный огонь, головы поднять не дают. Пока потерь у нас нет, укрылись за камнями, лежим. Отвечаем редким огнем.
  Командование вызвало авиацию. Бомбардировщики около получаса "обрабатывали" склоны ФАБами. Не знаю, какой мощности были боеприпасы, наверное, никак не менее 1000 кг, потому что земля под нами содрогалась, представляю, что творилось в месте падения бомбы. После них взялись за дело вертолеты огневой поддержки "Ми-8" и "Ми-24". Ещё полчаса они обстреливали позиции душманов НУРСами и пушками. Наступила очередь артиллерии, артдивизион тоже не жалеет боеприпасов.
  Пока шла обработка позиций душманов, солдаты воспользовались этим временем и соорудили из камней укрытия, чтобы получше защититься от огня противника. Теперь можно не бояться получить пулю в голову. Но ценой этому были вырванные с корнем ногти и окровавленные пальцы. Камни, они такие.
  Несмотря на это, мы рады, сидим в укрытии и посмеиваемся: вот поднимемся на вершину, а там для нас работы нет: одни трупы. Летчики все сделали, и медалей нам не видать. Ждали команду на штурм, но не дождались, так прошла ночь.
  Утро четвертого дня рейда. Как обычно, около двух часов ночи, по цепочке передали - всем завтракать. Достаем из вещмешка сухпай - банка тушенки, четыре галеты из черного хлеба и два куска сахара и вместо чая фляжка воды на ремне. Этот рацион на сутки. По идее через сутки мы должны получить горячее питание. Надеемся.
  Через пятнадцать минут команда на выдвижение. Шестая рота пойдет первая. Мы следуем за ними - обеспечиваем их огневым прикрытием. Едва шестая рота поднялась и начала продвижение, пулемет душманов снова застрочил. Значит, и они не спали, наблюдали за нами.
  Первой очередью сразили троих солдат. По радио слышим: двое убитых, один ранен. Вытащили их, отошли на свои позиции. Снова залегли. Командир роты дает команду авианаводчику: вызвать вертушки, забрать раненого и убитых. Нашей группе приказ - подготовить место для посадки вертолета. У санинструктора взяли кусок простыни, разорвали её и сделали крест, как ориентир для пилотов. Спустились чуть ниже, нашли ровную площадку, сообщили по радиостанции, что готовы принимать вертолет.
  Рассветает. Солдаты шестой роты принесли на плащ-палатке раненого. Вдалеке видим летящий вертолет. Мой земляк Джура, подбежал к месту посадки вертолета, снял с себя китель и стал им размахивать, показывая куда приземляться. И это была ошибка: по нему тут же начали стрелять душманы. Ребята стали кричать Джуре, чтобы он лег. Он не слышал и все продолжал размахивать снятым себя кителем. Пули ложились рядом с ним, видим фонтанчики пыли вокруг него. Двое бойцов бросились к нему, сбили с ног и уложили. Я со своей позиции видел и подумал, что спасли земляка. Но реальность оказалась хуже. Когда Джура привстал и сказал:
  - Ребята...
  Посмотрев на него, не верим своим глазам: в одной руке у него китель, а в другой руке - половина головы Холдара Чоршанбиева, одного из тех, кто бросился его спасать. Понимаем, что пока спасали Джуру, в Холдара попала пуля какого-то крупного калибра и снесла полголовы. Холдар был земляком Джуры, они были из одного колхоза, под Термезом. Мы в шоке. И перед нами двое убитых: один убит пулей, другой же убит горем.
  Вертолет все-таки приземлился, эвакуировали уже троих убитых и одного раненого.
  
  Снова сидим в укрытии, ждем команды. Днем нас мучила жара. Страшно хочется пить, но воду надо экономить, сюда ее никто не подвезет. На склонах - ни деревца, ни кустика. Есть не хочется, аппетита нет. Все еще лежим. Так прошел еще день. Движения нет. И команды отходить тоже не было. Стемнело. Ночью стало холодно. Выяснилось, что у нас нет зимних бушлатов, когда выходили в рейд, об этом не подумали, зачем, лето же?! А холод такой, что ночью слышно было, как зубы стучат. Костер разводить нельзя, сразу получишь пулю от душмана.
  Снова утро. Позавтракали остатками вчерашней тушенки. Уже пятый день нашего похода на укрепрайон Сангуздан. Понимаем, что горячего питания не будет, экономим еду и воду как можем. Зато мы успели оглядеться и понять, судя по карте местности мы вышли с тыльной стороны укрепрайона. Позади нас - крутой обрыв, а внизу, примерно на расстоянии двести или триста метров - роща грецкого ореха и рядом пять-шесть домов. Чуть левее них, среди деревьев виднеются ещё четыре домика, вплотную пристроенные к склону горы.
  В окопе нас трое: два автоматчика и один пулеметчик Эгамкул Холматов. Внизу послышался крик осла. Так, значит жилище не брошенное, там кто-то есть. Порой затишье утомляет. Ждем команду, а её все нет. Близится полдень, снова жара. Не знаем, куда спрятаться от жары.
  Наденешь каску, она нагревается так, что мозги кипят, если снимешь ее, тоже не легче. Воды у всех ребят было по одной фляжке, и она уже на исходе. Сухпай тоже кончился. Форма насквозь пропиталось солью наших тел, жжет плечи.
  Внезапно раздается вой, который переходит в дикий плачь. Звук доносится со стороны укрытия, где располагается КП командира роты. Слышен шум и топот ног, кажется, кто-то бежит в нашу сторону. Какой-то боец видимо, получил тепловой удар: из носа у него обильно течет кровь. Он держится за голову, корчится от боли и стонет:
  - Мама - ааа...
  Схватили, уложили на землю, укрыли плащ-палаткой. Кто-то из солдат протянул нам свою фляжку. Полили воды ему на голову, чуть полегчало. Лежит, стонет.
  - Ну вот, - подумал я, - кто-то лишился своей фляжки воды.
  Оставили солдата лежать под плащ-палаткой. В это время слышим свист, доносится уже из моего окопа. Прибежал обратно на свою позицию. Дежурный пулеметчик, сидящий в окопе, показывает вниз, смотрю в указанном направлении, в роще замечаю около десяти вооружённых людей.
  Командование нас оповещало, что снизу наши? Нет. Что в таких случаях делаем? Правильно, мочим.
  Даю команду пулеметчику "огонь". Замочили. Вроде больше шевелиться некому.
  Но. Не проходит и десяти минут, как по радиостанции передают:
  - Вы что делаете?! Внизу 24-ый полк афганской армии!
  Взаимодействие наладили называется.
  Отвечаем:
  - А нас кто предупреждал, что с нами афганцы здесь будут?
  Ответа не последовало. Зато командир роты обложил нас матом, но не стал наказывать, типа "потом разберемся".
  
  Время идет. Жара. Офицеры разрешили одному отделению нашего взвода спуститься вниз, провести зачистку "зеленой зоны", найти источник воды и пополнить запасы. Поход за водой во время выполнения боевой задачи - работа не всем по душе.
  Во-первых: надо обойти всех солдат, собираешь у них все пустые фляжки, вешаешь их на один ремень через плечо, в другой руке держишь автомат и идешь искать воду. Если не считать возможности нарваться на засаду противника, то туда идти легко, потому что спускаешься вниз, налегке и с пустыми флягами.
  А вот возвращаться назад с полными - дело непростое. Опять-таки опасность засады. Тут мало того, что надо быть сильным и упертым как мул, еще и действовать порой надо на инстинктах.
  Собрал я желающих "прогуляться до воды", взяли фляжки, обвесились ими и пошли. С нами был грузин - по фамилии Бебия, - высокий, физически сильный парень. Вышли из укрытий, идем по обратным скатам горы, по расчету, душманы не должны нас видеть, они на другой стороне. Но, я на всякий случай говорю:
  - Бебия, пригнись!
  Слышу шутливый ответ:
  - А-ай, не волнуйся дарагой...
  Но не успев закончить фразу, Бебия как-то покосился, упал и покатился в овраг. Мы даже не слышали звука пули. Солдат, кто был поближе, подбежал, посмотрел, и сказал "овраг неглубокий". От сердца отлегло. Спустились вниз, подобрали раненого Бебию. Я осмотрел: в руку попало, чуть выше локтя, перевязал его. Пока я с ним возился, бойцы принесли воды. Стали выбираться вверх. Дошли до позиции. Все довольны.
  Вызвали нашего врача - Сашку Зорова. Он Бебию перевязал и отправил в другой окоп, поближе к командиру. Там и медики есть, помогут.
  
  После полудня душманы осмелели и начали обстреливать нас. Понимаем, что стреляют со стороны Сангуздана. Приходит мысль: надо поглубже зарыться или возвести бруствер повыше. Под ногами сплошные камни, ползаем по дну окопа, собираем камни и выкладываем из них стенку по периметру окопа. Едва успели укрепится, по нам начали стрелять из безоткатного орудия. Успели вовремя, радует.
  Первый разрыв снаряда "безоткатки" пришелся по позициям шестой роты, он вызвал небольшой переполох, сообщили что, рядового Пугача убило. Жаль, парень должен был уйти на дембель, это была его последняя операция. Как говорят у нас "крайняя", и он должен был уехать домой по замене. Чуть позже ребята из шестой роты сказали, что крупный осколок снаряда попал ему в шею, и почти оторвал голову от тела.
  Надо нам менять позицию.
  Слышим по радиостанции, как артиллерийский наводчик просит огневой поддержки у артдивизиона полка. А насколько я знаю, тот находится в 10 км от нас. Через какое-то время слышим, как над нами с тихим шуршанием пролетают снаряд за снарядом. Мы лежим в окопе и молимся, чтобы снаряды не упали на нас.
  Почему-то вспомнилось, как в детстве наблюдал пролетающую надо мной стаю ворон, они так же шуршали крыльями и громко каркали. Шуршанье снарядов все-таки пугает, стараешься как можно плотнее прижаться к земле. Дело в том, что для артиллерии, расстояние между нашими позициями и душманами слишком маленькое, и нам не хочется погибнуть от своих же снарядов.
  Наблюдаем разрывы на позициях душманов, затем начинается "фейерверк" от детонации снарядов на складах с боеприпасами у душманов. Радуемся. Безоткатное орудие душманов перестало стрелять. Считаем минуты, скорее бы все закончилось. Кажется, что мы здесь находимся уже целую вечность. Ещё примерно через полчаса артобстрел прекратился.
  Даю себе слово: если живым вернусь на базу, то обязательно скажу артиллеристам слова благодарности. Наводчик - молоток! Знает свое дело.
  Наступила тишина. Ветер дует от душманов в нашу сторону, он несет запах гари и пороховой дым. По окопам началась проверка личного состава: шёпотом передаём по цепочке, кто жив, кто ранен. Все в норме. Слава Богу, наши вроде все целы! Близится ночь. Поступила команда определить очередность дежурства в каждом окопе. В окопах укрываются или по два, или по три человека. Если в окопе у тебя три человека, то дежурить приходится меньше. Заранее знаем уже: отдых до двух часов ночи, потом подъем. Здесь в горах рано рассветает. В два-пятнадцать ночи - уже светло. Нас в окопе трое: я, автоматчик Кабилов Ибрагим и пулеметчик Холматов Эгамкул. Проводим "жеребьевку", мне выпадает спать первым.
  Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло
  Опять поспать не дают. Слышим как в соседнем окопе кто-то ворчит. Шёпотом спрашиваем, что там у вас, а оказывается, рядового Мизонова "пробил" понос. Ребята из его окопа требуют, чтобы он спустился вниз, и там делал свое дело, а не в окопе. Мизонов один спускаться вниз боится. Ну да, в принципе понять его можно: ночью, по камням, так легко упасть в пропасть. Тогда Мизонов пошел, но не вниз, а в сторону. И вышел на позицию командира роты! Конечно, его и оттуда "шуганули". Все-таки пришлось ему спускаться вниз по крутым скалистым камням, подальше от наших позиций. Он ушел, но не прошло и минуты, как тишину ночи разрывает истошный крик:
  - А-а-а-а-а!!!
  После чего следует отборный мат. Мы в панике, может Мизонов оступился и упал в пропасть? Все вглядываются в темноту ночи, но естественно ничего не видят. И тут из темноты на нас выпрыгивает Мизонов с криком:
  - Там... там душманы!
  Сразу же начинается перестрелка. Видим, что к нашим позициям приближаются темные силуэты, открываем по ним шквальный огонь.
  Оказалось, что душманы под покровом ночи, почти вплотную подошли к нашим позициям. А Мизонов, в надежде найти отхожее место пошёл вниз, и столкнулся "лоб в лоб" с ними и заорал во всю глотку!
  Когда огонь противника уменьшился, мы забросали гранатами дно ущелья. Душманы, поняв, что их план провалился, стали разбегаться. Несколько минут и все было закончено. Ни выстрелов, ни голосов снизу больше не было слышно.
  Так мы и не поспали. Вскоре рассвело, поступила команда на прочесывание местности после ночного боя. Спускаясь вниз, внимательно рассматривали следы ночного боя: душманы забрали с собой раненых. На камнях лежали убитые, на них была какая-то странная форма, мы раньше такой не видели. Офицеры нам сказали, что это форма пакистанских наёмников, у некоторых даже были с собой документы, разведчики собирали отдавали их своему офицеру.
  Как сказал в тот день командир роты
  - Мизонов хоть и засранец, но спас всю роту!
  
  Глава 9.
  Чуть в стороне от "горы воров" находился кишлак, расположенный в окружении четырёх курганов, напоминая небольшую крепость. Атака на Сангуздан все откладывалась, и командование решило провести "зачистку" кишлака.
  Нам снова "повезло": выбор пал на нашу роту. Сформировали отряд, и сказали идти "налегке", без вещевых мешков, и как это обычно бывает, командование сказало "там работы на полчаса".
  
  Что касается снаряжения. В то время ещё не было такого обилия тактического снаряжения и обмундирования. О таких вещах, как "разгрузочные жилеты" ("лифчики"), мы слышали от старослужащих, и иногда видели эти изделие на убитых душманах. Но, у нас ничего подобного не было, и командование не особо поощряло "самодеятельность" в форме одежды. Форма одежды должна быть по Уставу: китель, брюки, сапоги, панама и ремень. Баста! Никаких излишеств. На выходе в поле, на поясе может быть - с одной стороны подсумок для четырех магазинов к автомату, с другой стороны - подсумок для двух гранат. И фляжка. Все!
  
  И вот, выдают нам для выполнения задачи в кишлаке патроны. Каждому по пятьсот штук. Вопрос: куда их положить? Вещевые мешки брать нельзя. Кое-как рассовали по карманам. Вид у нас был, мягко сказать, странноватый, с отвисшими карманами.
  Рано утром, примерно в третьем часу ночи, выдвинулись пешей колонной к кишлаку. Светает. Дошли довольно быстро. Остановились за сотню метров до крайнего дома. Ведем наблюдение.
  Четыре кургана окружают кишлак. В центре - оазис, в котором и расположен кишлак. Наверняка на курганах есть дозорные. Я уже ходил в головном дозоре, поэтому меня и ещё двоих солдат назначили в авангард. Страшно конечно, а идти надо.
  Как сказано в Боевом Уставе "головной дозор действует на удалении зрительной связи и поддержки огнем". Но, это в Уставе написано, а в Афганистане вся местность сложена "не по Уставу". Вот например - оазис. Кругом горы и пустыня, а здесь можно сказать лес - вошел и пропал из виду.
  Прошли между курганами, по узкой тропинке. Тишина, вроде никого нет. Входим в заросли. Тенистый и прохладный островок посреди каменистых скал. Мы в оазисе. Ни малейшего движения. Такое чувство, будто время остановилось. Странная тревожная тишина. Бывает тишина, которая умиротворяет, расслабляет, а бывает вот такая вот тишина, которая тревожит. Странное чувство, вызывающее тревогу.
  Решили остановиться. Выбрали место, где как нам показалось более безопасно. Заняли позицию, ждем подхода основных сил отряда. Дал сигнал зеленой ракетой из СПШ. Спустя некоторое время, по радиостанции сообщили, что основные силы отряда окружили кишлак.
  Отряд разделили на "тройки" и "двойки", дали каждому подразделению свой сектор для проверки и началась работа. Нам тоже назначили свой сектор, выдвинулись к указанному дому, вошли во двор. Навстречу вышел хозяин дома, мужчина в традиционной афганской одежде, на вид старик. Мы поздоровались и постарались объяснить, что идет обычная проверка: все, кто есть в доме, должны выйти во двор. Мужчины отойти в левую сторону, женщины в правую. Он повернулся к дому и что-то громко сказал, несколько женщин очень быстро вышли из дома, вывели с собой детей и встали лицом к стене. Одеты были в обычную паранджу, ни лиц, ни частей тела не видно.
  Мы аккуратно вошли в дом и стали проверять жилище на наличие оружия и взрывчатки. На первый взгляд в комнатах кроме скудной домашней утвари ничего не было. Один мой солдат, войдя в комнату, приподнял одеяло и нашел под ним охотничье ружьё. Это вызвало интерес, он позвал меня. Я вошел в комнату, и уже вместе с бойцом стали поднимать и осматривать одеяла. Нашли тайник, в котором находилась военная форма, как две капли воды похожая на ту, в которой были участники вчерашней ночной атаки на наши позиции.
  - Неужели этот старик напал ночью на нас? - мелькнуло у меня в голове, - но, нет, не похоже, размер не тот, для него он слишком большой.
  Тогда мы спросили у старика:
  - А где хозяин дома?
  В поведении старика замечаем легкое замешательство. Он молчит. Выходим во двор, где находится семья. Детей попросили зайти обратно в дом. Во дворе остались только женщины. По доведенной до нас инструкции трогать женщин категорически нельзя, но сердце чует, что среди них, под паранджой скрывается мужчина.
  И они знают, что мы женщин не тронем. Что делать? Стоим, думаем. Один солдат проявил смекалку, и сказал старику:
  - Если вы - хозяин дома и это ваш гарем, тогда прикажите им чтобы выполняли наши команды.
  Старик сказал женщинам, чтобы они выполняли команды шурави.
  - А ну-ка, Гюльчатай, - сказал боец, - сели! Встали! Сели! Встали!
  И так повторялось много раз. Я со вторым солдатом, на всякий случай вскинули автоматы и держим их на мушке. Через некоторое время мы уже стали сомневаться в правильности своих действий, но развязка наступила именно в этот момент, когда я уже хотел остановить процедуру. Неожиданно, одна из "Гюльчатаев" заныла мужским голосом и повалилась на бок! Раненый боевик!
  Налетаем на него, скидываем паранджу, и скручиваем, попутно замечаем, что он ранен в живот и перевязан. Наверняка, получил пулю от наших во вчерашнем ночном бою. Берем "тепленького" и возвращаемся к своей роте "с уловом".
  
  Больше сюрпризов в кишлаке вроде не было. Вернулись на исходные позиции. Батальону приказ - начать штурм укреплённого района у горы "Сангуздан".
  Еще на подходах по нам открыли огонь душманы. Снова мы залегли. Перед нами - узкая козья тропа, длиной 30-40 метров, с обеих сторон пропасть. Необходимо перейти на другую сторону, там спасительные камни, там можно укрыться. Но как перейти, тропа простреливается.
  Мысли в голове проносятся со скоростью молнии: видел в цирке канатоходца, как он шел по канату мелкими шагами, не смотря ни влево, ни вправо, только вперед! Он даже перебегал по канату с одного конца в другой. Вот и мне бы сейчас надо также, не оглядываясь по сторонам пробежать что есть силы! Надо! Ведь до спасительного укрытия среди камней так близко.
  Следующая мысль почему-то была про Ходжу Насреддина. Однажды, во время дождя жители кишлака прятались в доме одного добропорядочного мусульманина. На улице был ливень. В это время в дом вошел Ходжа Насреддин. И несмотря на проливной дождь, одежда его была суха. Все очень удивились и спросили Ходжу, как он сумел остаться сухим во время дождя? На что, тот лукаво ответил:
  - Я меж капель пробежал, боясь ненароком наступить на божью благодать!
  Невольно улыбнувшись такой мысли, подумал: лишь бы не упасть в пропасть и не попасть под пули.
  Слышу команду, ребята побежали, один за другим. Ринулись все и сразу. Я еще медлил, видел, как кто-то падал в пропасть, кого-то сразила душманская пуля, но большая часть их добежала. Говорю себе "сейчас не время думать, бежать, бежать и бежать!". Встал и побежал. Бегу, а мне кажется, что я как тяжелая машина буксую на месте, ноги так и скользят по гравию, кажется, что я слишком медленно бегу, будто топчусь на месте. Раз - два, раз - два... как в замедленной съёмке набираю ход: раз - два, раз - два ...Шаг за шагом прибавляю. Успеваю вести огонь из автомата налево и направо. Просто машинально. Вижу фонтанчики пуль под ногами... вот рядом одна, вот впереди другая, снова рядом. Кажется, что в меня стреляют все: и душманы, и горы, и камни, все целятся в меня, весь мир сошел с ума. Вокруг меня дым столбом, едкий запах гари, глаза режет. Бегу, зажмурил глаза и бегу. Не упасть в пропасть! Надо успеть пробежать и найти укрытие.
  ...добежал...
  От укрытия к укрытию, бегом...магазин поменял, выстрелы, снова меняю магазин...голова влево-вправо, как на шарнире, на все 360 градусов...снова бегом...
  Все. Укрепрайон наш. Перестрелка потихоньку угасает. То там, то сям еще слышны выстрелы, но они все реже и реже.
  Когда штурм закончился, мы немного отошли от адреналина, стали обследовать гору. Оказалось, что Сангуздан была вся насквозь изрыта подземными тоннелями. Вместе с командирами мы осматривали подземные галереи, нам казалось, что мы находимся в пещере Али Бабы или в подземном городе, так было все огромно и величаво. Были казармы, артиллерийские склады, кухни, пекарни, конюшня и даже кладбище. Много разных тайных ходов и разветвлений дорог, целая система! Почему-то напомнило схему Московского метро. Тоннели уходили не только на все четыре стороны света, но еще спускались вниз и поднимались вверх! Мы были в шоке, от увиденного. Здесь, в подземелье, под толстым слоем камня и грунта, наверняка не чувствовались авиаудары и разрывы снарядов наших войск. В некоторых местах тоннели выходили наружу, в таких местах были оборудованы бойницы, с хорошим сектором обстрела, защищенные от попадания пуль и снарядов вовнутрь. Я даже видел несколько амбразур, подготовленных для ведения огня из пушек. Все подступы к укрепленному району хорошо просматривались и простреливались, ущелье внизу было как на ладони. Солдаты удивлялись: как же мы прошли? Ведь по сути нас могли перебить еще на подходе!
  Снаружи и внутри укрепрайона обнаружили много погибших душманов и разных иностранных наёмников. Полегло там и немало западных военных советников. Слышал, что позже, в укрепрайон приезжали журналисты и делали репортаж, о наемниках писали даже в центральных газетах. Хотя, политики неохотно говорили об этом. Сколько человек мы взяли в плен, я не знаю, но знаю, что их было много.
  
  Пленных собрали в центре крепости, у края небольшой площади. Вызвали вертолеты, которые приземлились прямо на этой самой площади. В крылатые машины сначала погрузили раненых и убитых. Во второй заход вертушки забрали пленных, нам сказали, что их отправили в Кундуз, а некоторых (особо ценных), в тюрьму Пули Хумри. Мы тогда слышали, что там находились бывшие царские казематы, с оборудованной строгой тюрьмой.
  
  Спустя два-три дня, батальону приказали вернуться в место постоянной дислокации. Прошло совсем немного времени, и мы вернулись в Бадахшан. Раненых отправили в госпиталь, погибших помянули и отправили на Родину в "Черном тюльпане".
  Когда события в Сангуздане стали отходить на другой план, когда мы уже готовились к другой задаче, в полку прошел слух, что якобы пленных, взятых нами в укрепрайоне Сангуздан, отпустили из тюрем. Замполит сказал, что власти Афганистана посчитали их как "несознательную часть населения, обманутую и завербованную иностранными инструкторами", а посему, им объявили амнистию и выпустили на свободу.
  Мы были в недоуменье. Но в августе произошло другое событие, мысленно вернувшее нас в Сангуздан.
  
  Глава 10.
  В августе проводилась крупнейшая войсковая операция на всей территории провинции Бадахшан. Задача операции была грандиозная: подразделениями трех усиленных полков, блокировать всю провинцию Бадахшан. Прочесать и проверить все населенные пункты с целью обнаружить, а после и ликвидировать формирования вооруженной оппозиции, по возможности захватить в плен иностранных наёмников, зарубежных инструкторов, образцы техники и вооружения, документов.
  После проведения удачной операции по ликвидации укрепленного района Сангуздан, прошедшее почти без потерь, у командования слегка вскружилась голова, и оно решило провести похожую операцию на перевале Спингов (на высоте 3683 м).
  К этой операции готовились особенно тщательно. Каждый солдат понимал, что ожидается многодневный рейд по горам, передвижение будет в основном в пешем порядке, район действий высокогорный, так что легкой прогулки не будет.
  После череды подготовительных действий: техники и вооружения, получения пайков и боеприпасов, смотров и проверок, батальон наконец-то вышел в рейд. Нам было уже не привыкать, третий день пути, особо нечего интересного не происходит. К полудню вышли к кишлаку Дехканхана, здесь на поле приземлились вертолеты, которые принесли нам дополнительный сухпаек и почту. Это было неожиданной радостью для нас: получить почту в походе - вдвойне приятнее! Но радость была короткой, после прочтения писем, пришла команда сдать почту обратно почтальону. В рейде никому не разрешалось носить с собой письма из дома, нам их обещали вернуть по прибытии в казарму.
  Снова мы в пути, я опять в головном дозоре. Но на этот раз идем впятером: два пулеметчика и три автоматчика. Уже на правах сержанта "старослужащего," всех солдат я подобрал сам, знаю хорошо, даже про их родных и близких. Задача головного дозора разведать пути движения основных сил отряда: если путь свободен - даю сигнал зеленой звездкой из СПШ. Если впереди обнаружен противник, или другая опасность - пытаемся скрытно подойти как можно ближе и даю сигнал красной звездкой из СПШ, в направлении противника. Грубо говоря, при встрече с противником, мы должны встретить и атаковать его первыми, тем самым дать возможность основным силам отряда развернуться в боевой порядок и вступить в бой.
  Идем неспеша, тщательно просматривая местность и выверяя каждый шаг. Кругом тишина. Нас она настораживает. Горы постепенно расступаются, открывая перед нами небольшую долину. Видим кишлак, издали определяем: захудалый, больших и зажиточных домов не видно. Смотрим по карте: кишлак со странным названием "Дукан"(Магазин). Да, так и называется - Магазин. Останавливаемся не доходя до кишлака пару сотен метров. Передаем по радиостанции командиру, что видим кишлак и спрашиваем о дальнейших действиях. В это время к нам на позицию выходит старик, очень улыбчивый. Получается, что он нас видел, и намеренно подошел. После приветствия, он охотно ответил на наши вопросы и сказал, что в кишлаке нынче мало народу, многих нет дома, почти все ушли на работу в поле с раннего утра. Наблюдая в бинокль, мы заметили двух ослов на привязи (сразу вспомнили про наших минометчиков, которые уже пятые сутки несут на себе миномет, тяжко им, бедняги). Спросили у старика разрешение взять ослов с собой, пообещав старику, что на обратном пути вернем. Он сказал, что можем взять.
  Отправляю пару солдат в кишлак, привести ослов. Через полчаса передаем ослов в тыл, к основным силам отряда. Поблагодарив старика, продолжаем путь. Проходим по улице вдоль кишлака, ничего подозрительного, все спокойно. Но, при выходе из кишлака, замечаю одинокое высохшее дерево, на ветвях которого висит сноп соломы. По опыту уже знаю - это условный знак душманам: наш маршрут движения уже им известен.
  Делаю вид, что ничего не заметил, идем дальше. Отойдя на некоторое расстояние, вижу, как кто-то поджег сноп соломы на дереве. Сомнения рассеялись: маяк, значит нас уже ждут. Впереди наверняка есть засада. Дым виден на десятки километров. Ну, спасибо, аксакал! Идем вперед, навстречу судьбе. Сообщаю об увиденном командиру роты.
  Дальше двигались без особых проблем. Ближе к вечеру подошли к подножью горы Спингов. На удивление, все вокруг было спокойно. На вершине горы видна снежная шапка. Казалось бы, вот она красавица, рядом. Но расстояния в горах обманчивы, до горы ещё придется идти не один день. Проведя почти неделю в пути, начинаем чувствовать усталость. Даже самые выносливые солдаты натерли мозоли на плечах, лямки вещевых мешков давят на плечи, от пота кожа покраснела до жжения, в горле пересохло от нехватки воды, соль белым налетом покрыла наше х/б обмундирование. Ноги не слушаются. Командир объявляет короткий привал перед восхождением. Слышу, как то-то матерится, сквозь стиснутые зубы.
  Через несколько минут начинаем восхождение. Как говорят альпинисты, гора "старая", видим признаки дробления породы: если неосторожно наступил на камень, чуть "не так" поставил ногу, камень сразу вырывается из-под ног и улетает вниз - "живой камень". Надо быть очень осторожным. Каким-то чудом удерживаешься, идешь по наитию, чтобы не улететь следом за камнем.
  Снова привал, остановились, едва перевели дух, вижу, как многие солдаты присев на камень мгновенно засыпают. Обращаясь к таким солдатам, капитан Сергей Кашпуров (наш командир роты) даже здесь шутит:
  - Проснись, друг, ты всего лишь шестой день в пути!
  Быстро темнеет. подошли к берегу небольшой речки. Команда остановиться. Надо выбрать позицию и окопаться. Есть и хорошая весть: поступила команда выделить людей, для оборудования места посадки вертолета. Значит будет вертушка. Нужен небольшой и ровный участок местности, примерно пятьдесят на пятьдесят метров. Бойцы быстро нашли такой, правда на другом берегу, каменистый, но относительно ровный. Одна проблема: очень сильное течение.
  Несколько человек спустились к реке, попробовали перейти её вброд. Вода холодная, камни скользкие, течение с ног сбивает, невозможно устоять. Кто-то посоветовал набросать в воду больших камней и сделать дамбу. Командир одобрил идею: стали носить камни и бросать в воду. Солдаты приносят камни и бросают в реку. Вода уносит их, словно песчинки. Ротный понимает: напрасный труд. И дает команду прекратить. Все сильно устали, от холодной воды аж зубы ломит. Одежда вся мокрая. Оставили это гиблое дело.
  Развели костры, чтобы просушить одежду, немного отогрелись. Несмотря на сумерки, прилетели вертолеты, не приземляясь сбросили нам сухпай, боеприпасы и улетели. Слава Аллаху, мы хоть тушенки горячей поели! Потом заварили ароматный чай, из собранных тут же горных трав. Наверное, в тот момент для нас не было более вкусной вещи, чем горячий бульон из тушенки с добавлением разнотравья и размоченных в нем сухарей!
  Лепота: греемся, кушаем нормальную пищу и пьем ароматный травяной чай. Первый раз за неделю! Много ли надо человеку, когда сидишь у костра среди своих друзей, довольный судьбой. Какое же это счастье!
  Подсушив одежду и поев, наскоро вырыли окопчик, и укладываемся спать. В таких условиях главное - научиться вовремя переворачиваться с боку на бок, даже будучи в сонном состоянии. Потому что рядом река, от нее идет влага, а на вершине горы снег, от него веет холодом, и сидя в окопе чувствуешь, как ноги начинают замерзать. Если уснешь на земле, можешь получить воспаление легких, и чтобы это предотвратить, надо как следует прогреться у костра, укутаться в шинель и почаще переворачиваться. На всякий случай назначили дежурных в каждом окопе, чтобы они вели наблюдение и время от времени будили других, заставляя переворачиваться на другой бок, не дать им замерзнуть. Я закрыл глаза и мгновенно провалился в сон.
  Примерно в два часа ночи прошла побудка. Достаем из вещевых мешков сухой паёк и наскоро завтракаем, затем короткий инструктаж от командира взвода, проверяем оружие и в путь. Я со своими земляками, как и вчера напросился в головной дозор, идем по тропе, поднимающейся вверх по склону. Чем выше поднимаемся, тем уже и извилистее становится тропа. Вот за очередным поворотом показались поля, засеянные опийным маком. Местный "наркобарон" бережно собирает дурманящий урожай.
  В Афганистане этого "добра" всегда хватало, опийные поля возделывались по всей стране, особенно много было опийных плантаций в провинции Бадахшан, климатические условия благоприятствуют произрастанию опийного мака, он здесь вырастает и плодоносит особенно щедро. Возделывание и производство опийного мака приносит местным жителям хоть небольшой, но стабильный доход. Никакого запрета со стороны правительства нет и никогда не было. Даже когда пришли "шурави" населению не запрещалось выращивать мак.
  Подойдя ближе, мы увидели сборщика опия, остановились. Залегли. Заняли позиции. Плантация может быть охраняема, и сторож может быть вооружен. На встречу нам, из-за пригорка идут четверо: они ведут за поводья двух верблюдов и двух лошадей. Похоже, это семья кочевников: с ними ребенок. Двое моих парней, кто в голове группы, остановили идущих, спросили:
  - Ас салам алейкум, уважаемые, вы кто, откуда?
  После приветствия, идущий первым мужчина сказал, что они кочевники-киргизы, вчера в их юрту пришли какие-то вооруженные незнакомцы, и попросились на ночлег. Их пять человек. Отказать им мужчина не посмел, потому что пришлые выглядели сердитыми. Он с семьей уступили юрту "гостям", а сами теперь идут к родственникам.
  Доложил об этом по радиостанции командиру роты, поступила команда отпустить их, идем дальше. Нутром чувствуем, что впереди что-то неладное. Тропинка поворачивает за очередной пригорок, а там открывается чудесная панорама горного массива. Вот это пейзаж, все как на ладони.
  Направо от тропы, внизу, в ложбине приютились пять юрт, рядом с которыми пасется большое стадо овец. Подходим ближе, на другой стороне склона видим ещё пять юрт, между ними бегает одинокая собака, никого не видно. Но на душе все равно неспокойно, передернули затворы, автоматы сняли с предохранителей. Только вот вышли мы к юртам с неудобной нам позиции: солнце бьёт прямо в глаза. Расстояние - около пятисот метров. Начинает лаять собака. Из ближайшей к нам юрты выходят двое мужчин. Увидев нас, они сначала пошли в нашу сторону, но пройдя примерно метров сто, почему-то остановились и повернули назад. Мы ускорили шаг, значит что-то там не так! Видим как мужчины вошли обратно в юрту. Подозреваю, что у них там спрятано оружие, надо их опередить, не дать им возможность открыть по нам огонь! Переходим на бег. Через секунду мужчины выбежали из юрты, и бросились бежать от нас. На бегу считаем: их пятеро!
  Даём из СПШ две красные ракеты, в направление юрты. Бежим. Слышится плачь ребенка и женский крик. Выбежавшие из юрты открывают по нам беглый огонь из автоматов, прямо на ходу, и убегают правее нас. Наш пулеметчик ответил им длинной очередью из ПК. Бандиты, а то, что это были они мы уже не сомневались, также отстреливаясь, скрылись за дальними юртами. Мы с парнями уже понимаем друг - друга без слов: окружаем юрты, осторожно подходим, и осматриваем. Нет никого. Как и куда ушли, не можем понять. Начинаем осмотр местности, чуть дальше, за юртой замечаем крутой спуск, там проложена тропинка, уходящая за большой каменный валун. Преследовать мы их не стали, нас слишком мало, и местность незнакомая, к тому же: времени у нас немного, за нами батальон идет.
  Подошли к юрте, в которой прятались те пятеро бандитов. Соблюдая меры предосторожности, вошли. Как мы и предполагали, хозяева жилища были мертвы, ночные "гости" не пожалели никого: ни женщин, ни стариков, ни детей. Доложили о произошедшем ротному, поступила команда ждать подхода основных сил. Осмотревшись, даю ребятам команду на привал. Примерно через полчаса прибыла наша рота. Прочесывать местность и осматривать оставшиеся юрты начали уже в составе роты. Ничего подозрительного не нашли, людей тоже нет.
  Начинает темнеть. Надо подняться выше, на господствующую высоту или хотя бы на тактический гребень. Сейчас мы находимся в узком ущелье между двух хребтов, здесь ночевать - подобно смерти. Потому что ночные "гости" могут вернуться с подмогой.
  Нашей пятерке выпала наветренная сторона склона. Здесь атаковать нас трудно, но обстрелять с противоположного склона могут. Ночь лунная. В Афганистане полная луна совсем не такая, как в России: она здесь просто огромная! Светит как ночное солнце, все видно, как в чёрно-белом кино, даже тени есть, сумрачные, какие-то туманные. Вид нереальный, навевает что-то мрачное, как из фильмов ужаса. Немного похоже на белые ночи, но не так, гораздо мрачнее и на душе как-то жутковато.
  Говорю парням, что надо глубже окопаться, благо земля оказалась здесь мягкая, податливая. Копаем, из камней выкладываем бруствер, укрепляем. Молодость она такая, даже здесь солдаты начали дурачиться, приговаривая "ты копай, нет, давай ты копай", и передаем друг-другу сапёрную лопатку. Так лопатка по круг и ходит, из рук в руки. Когда очередной раз передавали лопату, внезапно раздался одиночный выстрел. Все присели в окопе и замерли. Пуля с жутким визгом пролетела где-то рядом. Мы поняли, что шутить так больше не надо. Кто и откуда стрелял, мы так и не поняли. Я поднял упавшую во время выстрела лопату и увидел в ней отверстие от пули. Все бросились копать с удвоенной силой.
  Вырыли укрытие, выставили охранение и улеглись спать. Несмотря на неудобство и холод я моментально уснул.
  Проснулся, дрожа от холода, и вижу, как мои товарищи "делают зарядку", пытаясь согреться и размять замерзшие за ночь руки и ноги. Снова быстрый и холодный завтрак, короткий инструктаж и в путь. Идти хорошо, сразу согреваешься и вроде как спать не хочется. Ближе к полудню начался крутой подъем - начало перевала Спингов. Дышать становится труднее, чувствуется, что кислорода стало меньше. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Солнце печет сильнее. У каждого солдата полный вещевой мешок боеприпасов и консервов с сухим пайком. Пот крупными каплями стекает по лицу.
  По радиостанции мы услышали, что у минометчиков проблема: издох один из тех ослов (которых мы взяли в кишлаке). Я спросил, что с ним случилось, мне ответили "ослик громко кашлянул, у него изо рта выпал комок густой крови и он умер". Оказалось, что ослик зашатался и чуть было не упал в пропасть, солдаты больше боялись потерять не осла, а миномет, притороченный к нему. Они схватили осла и уложили на тропу. Пока с него снимали груз, тот уже сдох. Миномет бойцы дальше понесли на себе. Кстати, он вскоре нам пригодился.
  
  Боковой походный дозор заметил на противоположном склоне большой конный отряд вооружённых людей. Между нами ущелье, расстояние слишком большое для стрелкового оружия. Из автомата или пулемета их не достать, и командир роты дал приказ вести огонь из миномета. Расчет быстро установил орудие, навели.
  - Огонь!
  Две мины полетели в сторону душманов. Все замерли и ждем результатов огня, но разрывов нет. Командир минометной батареи нервничает:
  - Ничего не понял, дай ещё две!
  Выстрелили ещё две мины. Результат тот же - нет никаких признаков попадания. Даже не видно, куда падают мины. Старшего лейтенанта Болотина - командира той самой минометной батареи посетило озарение: наверное, мины не в порядке! Он подбегает к расчету, выхватывает одну мину и осмотрев её, начинает материться. Причем обвиняет в этом нас. Наш командир роты все отрицает.
  Чуть позже, выясняется, что действительно виноваты наши бойцы. Дело в том, что в Афганистане, групповое оружие при переноске распределялось между всеми военнослужащими поровну, как и боеприпасы. Мины были распределены по всему подразделению: по две штуки на каждого солдата. Их подвешивали на боковые лямки вещмешков. Так вот: солдаты, боясь, что в походе случайно оторвется лямка, мина упадет и взорвется, втихомолку выкручивали взрыватели и носили их отдельно, в кармане. Когда же настала пора стрелять из миномета, они передавали мины расчету, но уже без взрывателей! Из-за усталости и торопясь открыть огонь, расчет не стал проверять боеприпасы и стреляли минами без взрывателей. Хотя внимательный заряжающий мог бы и заметить, что с минами что-то не так.
  Ну вот, мины полететь-то полетели, да падали они у цели просто как камни. Не взрываясь. Поразить противника они могли лишь, упав ему непосредственно на голову. Пока мы разбирались кто виноват, конный отряд душманов скрылся в ущелье.
  
  Глава 11.
  После полудня вышли на самую верхнюю точку перевала Спингов. Высота около 4 тысяч метров. Дует холодный ветер. Морозно. Объявили привал. Попытались укрыться от ветра и заняли позиции за камнями, но пользы мало: здесь ветер часто меняет направление, так что от ветра не укрыться никак. Осматриваем местность, и случайно находим странные тоннели, осматривая которые замечаем внутри еле уловимое движение. Опасаясь внезапного нападения, с мерами предосторожности входим в один из тоннелей. Оказалось, что это пещера. Быстро промелькнула тень человека. Два солдата погнались за ним. Так как пещера была без второго выхода, в глубине её поймали беглеца. Даже не пришлось стрелять. Они его связали и выволокли на свет Божий. Вот здесь нашему удивлению не было предела: настоящий "Пятница" из "Робинзона Крузо"!
  На человеке был надет тулуп из грубо выделанной овечьей шкуры, мехом вовнутрь. На ногах - сшитые вручную меховые "унты". Следом за ним из пещеры вышло маленькое стадо овец. Они один за другим шли чередой, связанные вместе шерстяной грубой веревкой. Такой способ связывания баранов мы никогда раньше не видели, наверное, пастух сделал так, чтобы стадо никуда не разбредалось.
  Пойманный нами "снежный человек" оказался пастухом. Одинокий, живет здесь же, семьи у него нет. "Пятница" рассказал, что лето проводит здесь, а ближе к холодам спускается в долину. Развязали ему руки. Немного успокоившись и уже не боясь, он пригласил нас в пещеру, где угостил кефиром, приготовленным им (катык). Я обратил внимание, что его посуда была изготовлена из глины с добавлением овечьей шерсти, и обожжена на огне. Отведав угощения, мы поблагодарили его, и в ответ предложили тушенку из сухпая. Он принял с благодарностью.
  
  Ночь провели на перевале, прячась от ветра и пытаясь согреться. Рано утром поступила команда спускаться с перевала. Перекусив замерзшим сухпайком, подпрыгивая и приседая, пытались согреться, у многих вода во фляжках замерзла, попить так и не получилось.
  Факт остается фактом: спускаться с горы не легче, чем подниматься, длительный спуск еще труднее чем подъем. При спуске работают другие мышцы ног, которые в обычной жизни мы почти не используем - икроножные мышцы и мышцы передней части бедер. Они быстро "забиваются", ноги начинают дрожать, а потом сильно болят. На спусках по гравию было чуть легче, солдаты садились "на пятую точку", и переваливаясь попеременно то влево, то вправо, съезжали как с детской горки. Но обмундирование от таких "покатушек" быстро превращалось в рвань. В результате, спустившись вниз, мы выглядели как куча оборванцев. Но и это еще не все: мелкие камни, попавшие в сапоги при катании с горки, больно кололи ступню. И если их не вытащить, то в месте утыкания камня образовывалась кровоточащая рана. А кто вам даст команду остановиться и вытащить камешек? Вперед, и только вперед! Никаких остановок!
  От постоянного спуска "на тормозах", пальцы ног упираются в носок сапога, скомканная портянка натирает, концы пальцев и ногти начинают сильно болеть, от долгого давления ногти вылезают "с корнем". Во время короткого привала, все сразу разувались и осматривали ноги. Фельдшер роты - Сашка Зоров обязательно обходил по очереди солдат, осматривал ноги, при необходимости обрабатывал имеющимися средствами натертые мозоли, а у кого выпали ногти - делал им перевязку. Так как медсредств на всю роту не напасешься, то обычно дело заканчивалось перевязкой и словами "потерпи, браток". Когда спустились с перевала, половина солдат подразделения с трудом передвигались на ногах.
  
  Спустились с перевала. В долине, в предгорьях гораздо теплее, чем на вершине, у всех поднялось настроение и вроде даже болячки не так тревожат. Осмотрев себя, прихожу к выводу: хорошо бы постирать и подшить форму, но понимаю, что в походе никто не даст на это времени.
  Во время очередного привала, начальник штаба о чем-то разговаривал с командиром батальона, наверное, какие-то новые задачи будут. Построение, объявили походный расчет, нас в головном дозоре сменили, теперь мы пойдем в арьергарде, в "хвосте" батальона. Вот интересно - то впереди, то позади.
  А вот и новость, которую ожидал: нам на усиление прибыла рота 24-го пехотного полка Вооруженных Сил Афганистана, но и это еще не все. С ними прибыло несколько активистов (отделение) Афганской службы "ХАД" - пропагандисты. Одеты в национальную одежду. Вооружены "ППШ-41" с парой "дисков" к ним. По-русски понимают, это хорошо. А что плохо, мы узнали позже.
  Продолжаем наш поход. Прошли несколько километров, и начались проблемы: пропагандисты отстают. Приходится их подгонять, или ждать, они ноют и "давят" на жалость: вот мол, месяц Великого Поста (Рамазан), они без еды и без питья весь день, им трудно идти. Нам не до жалости, подгоняем, из-за них отстали от колонны на приличное расстояние. Так нельзя, велика вероятность попадания в засаду бандитов. Или надо гнать пропагандистов перед собой или оставить их здесь и дальше идти самим. Оставлять их тоже не выход, с нас командиры спросят.
  Вижу, как основные силы колонны вошли в долину. Окружающие долину горы обильно покрыты арчой. Очень красиво. В провинции Бадахшан, где наш пункт постоянной дислокации, горы лишены растительности, каменистые, и много скал. А тут совсем, другой пейзаж. Прямо Альпийские пейзажи.
  Как я сказал, мы идем замыкающими, до входа в долину нам еще несколько сот метров. Из-за скал, наперерез нам пастух выгоняет большую отару овец. Они вклиниваются между нами и колонной основных сил батальона. Все вроде бы как всегда: отара, пастух, собаки... но что-то насторожило нас. Обычно пастухи, которых мы встречаем на пути, всегда неторопливы, обязательно остановятся, поговорят, предложат угощение или что-то попросят. А этот пастух ведет себя не так: он слишком быстро ведет отару, подгоняет овец и куда-то торопится. Проходя мимо нас, он быстро поздоровался и постарался поскорее удалиться. Странно все это.
  Пока прошла отара, мы опять задержались, головная часть колонны удалилась так, что мы ее уже не видим, основная часть повернула за ближайший склон и тоже стала теряться из вида. Торопим афганцев: давайте быстрее, раф-раф! Мы понимаем, что надо догонять батальон. Просим пропагандистов из "ХАД" и солдат афганской пехотной роты ускорить шаг. Они нехотя ускоряются, спустя какое-то время мы успеваем увидеть, как основные силы батальона входят в "зеленку".
  
  В этот момент слышим как начинается интенсивная автоматно-пулеметная стрельба. Понимаем, что какая-то часть колонны батальона оказалась в западне. Скорее всего в западне оказалась основная часть. Если головная часть успела выйти, то хорошо, они смогут выйти во фланг противника и атаковать его, тем самым постараться вывести основные силы из-под огня. По радиостанции слышим, что подразделения батальона залегли, заняли огневые позиции, но пока никто не понимает, откуда ведут огонь.
  Мы тоже залегли, заняв позиции, пытаемся оценить ситуацию и выйти на связь с командиром. Нам не отвечают, наверное, там сейчас не до нас. По нам не стреляют, что уже хорошо: значит с тыльной стороны противника нет. Похоже, что колонну батальона зажали в "зеленке" и обстреливают с трех сторон: спереди, и с боков. Осмотрелись: спереди в слева от нас, метрах в ста, находится загон для овец и какие-то легкие постройки. На правах сержанта (и командира полуотделения), я указал в сторону укрытий и скомандовал:
  - Короткими перебежками, вперед!
  Наша пятерка добежала до построек, заняли позиции в них, перекличка: вроде все на месте. Афганская рота и отделение пропагандистов куда-то пропали. Вновь пытаемся выйти на связь с командиром батальона. Не получается. Командир роты тоже не отзывается.
  Нас тоже начинают обстреливать, ясно что заметили. Пули хлещут по крыше, сухой камыш сильно шуршит. Промелькнула мысль: как бы душманы не подожгли камыш трассирующими или зажигательными пулями. Обложили нашего брата со всех сторон, душманы видать долго готовились. Противник пользуется своим превосходством и обстреливает нас. Лежим, пытаемся найти выгодные позиции.
  Где-то послышался гром, не то грохот камней, падающих в обрыв, не то гроза, не понятно, но погода ясная, грозы не может быть. По всей видимости противник организовал камнепад с гор. А как известно, это требует определенного уменья и значительного времени на подготовку. Связи все ещё нет. Начинаем понимать, что сейчас многое зависит от нас.
  Посоветовавшись, мы с бойцами решаем подняться вверх и чуть правее по склону чтобы, обойдя противника справа, атаковать его с тылу. И чем быстрее мы это сделаем, тем лучше. Хотели уже покинуть укрытие, как внезапно услышали гул моторов винтокрылых машин. Почувствовали в груди радость от скорой подмоги: сейчас вертолеты начнут палить. Выбегаем из-под навеса и бежим в ложбинку. От грохота турбин вертолетов не слышим выстрелов ни своих, ни вражеских. Добегаем до спасительного укрытия и прыгаем в овражек. Он оказался глубже и шире, чем казался. На дне его небольшая полянка, протекает ручей, возле него поставлены четыре юрты. В овражке замечаю нескольких прячущихся афганцев из приданной нам пехотной роты. Кричу им:
  - Хез, хез! Пошли в укрытие!
  Большинство из них поняли меня и побежали, но один сидит на камне и не реагирует. То ли он не слышит, то ли он в шоке. Ну, думаю, сейчас подбегу и растолкаю. Подбегая к нему, вижу, как очередь скорострельного авиационного пулемета буквально "срубает" бойца наискосок. Фонтан брызг земли, крови и частей тела летит во все стороны, он падает ничком. Не останавливаясь, бегу дальше, рядом со мной бегут и мои товарищи, помогать афганцу нет смысла, но уже мертв. Вертолетчикам сверху не видно, кто там внизу: они сейчас будут "поливать" огнем все на земле, НУРСы не разбирают, где свой, а где чужой. Надо спасать оставшихся в живых.
  Тем временем положение наших подразделений в окружении становится все хуже и хуже. Ведь в горах преимущество у того, кто расположился выше.
  Не помню, сколько мы бежали. Остановился отдышаться, ко мне подбегает пулеметчик Кабилов Ибрагим, говорит, что заглядывал в те четыре юрты, что на полянке: все жители убиты. Душманы никого не пощадили. Успел накрыть тела ковром, и побежал дальше.
  Забрались на вершину ближайшей сопки наблюдаем, что внизу находится наша головная колонна. Узнали по опознавательным знакам и по радиообмену. Также видим, что между нами и ребятами в окружении находятся душманы, которые выйдя из укрытий идут в наступление, идут нагло - во весь рост. Они спускаются с вершины, на которой теперь находимся мы. Противник думает, что уже победа за ним. Их примерно человек тридцать. Мои бойцы перезаряжают оружие, пулеметчики вставляют свежие ленты. Внизу протекает речка, и видим еще вспышки с противоположного берега речки. Далеко от нас, нам их не достать. Досада, аж зубами скрипим.
  И снова мы попадаем под огонь. Что-то больно бьёт меня по пальцам левой руки, пригибаюсь и прячусь за ближайший большой камень. Кто-то хватает меня за одежду и тащит вниз. Послушно ложусь на землю и вижу, что это сержант Джураев. Он начинает меня ощупывать, спрашивает:
  - Что с тобой?
  - Да, все в порядке, - отвечаю, а сам смотрю на ладонь и вижу, что один палец кровоточит. Достал из кармана ИПП, Джураев помог перебинтовать. По нам престали стрелять. Встаем и идем выше, и остальные ребята подошли. С удивлением обнаруживаю, что следом идут и афганские солдаты, которых мы видели в ложбинке, семь человек. С вершины сопки спускаемся на обратные скаты, стреляем из автоматов короткими очередями. Перед нами густые заросли арчи, за пару метров уже плохо видно, душманы могут там прятаться, поэтому не рискуем и стреляем во все, что кажется подозрительным. А вот и первый душман показался, ребята быстро уложили. Они даже не заметили, как мы зашли им в тыл. Ещё минуту спустя душманы поняли, что попали в клещи, началась перестрелка на расстоянии "кинжального огня". Все смешалось: из-за малочисленности нашей группы мы быстро потеряли боевой порядок, началась "свалка", все стреляют во всех, ещё немного и перейдем в рукопашную.
  
  В таких случаях выигрывает тот, у кого лучше подготовка, ведь приходится действовать на "автомате", на инстинктах, страх куда-то уходит, все в мгновенье преображается. Мне казалось, что это какое-то кино идет, и я на все смотрю со стороны. Даже на самого себя.
  До рукопашной не дошло, огонь прекратился также быстро как начался. Мы вышли на опушку небольшой рощи можжевельника. Вроде все целы, осмотрелись, сделали перекличку, и не досчитались Саида. Один из афганских солдат сказал, что видел, как Саида взяли в плен душманы и отступая они увели его с собой. Горечь обиды и ярость одновременно вспыхнули во мне. Хотелось погнаться за ними и освободить земляка. Но, в следующую секунду из зарослей вышел рядовой Гоенко. Он идет, медленно переставляя ноги, почему-то без оружия. Идет к нам, обеими руками держась за живот. До нас доходит, что с ним что-то не так: у него из живота вываливаются внутренности, а он их пытается собрать и удержать. Мы в шоке. Гоенко опускается на колени, и говорит:
  - Я перезаряжал автомат, а душманы успели подойти, ударили, и отобрали его. Они стреляли из моего же оружия.
  Это был первый и последний бой в его жизни. Мы наконец пришли в себя, подбежали к нему, подхватили на руки, перенесли под дерево, в тень. Аккуратно уложили, сделали укол морфина. Он сказал последнее "мама-а" и уснул. Навсегда.
  Я отвернулся, чтобы друзья не видели моих слёз. Очень быстро прямо передо мной промелькнуло что-то белое. Кто-то пробежал: или душман или ещё кто-то?! Маленького роста, в белом одеянии, с лёгкими и бесшумными шагами, он передвигался от одного дерева к другому. Очень быстро. Я схватил лежавший рядом ПК и выпустил половину ленты в его направлении, при этом видел, как пули изрешетили все вокруг него, пули поднимали "фонтанчики" пыли у его ног, но в него явно не попадали. Он куда-то пропал. Странно, как мы его пропустили? Ребята пошли и осмотрели место, куда он побежал. Нет ничего. Странно. И главное - его все видели, не только я. А найти не смогли. Бывают странности на войне.
  Помня, что внизу ждут подмоги, встаем и идем дальше. Теперь надо быть осторожнее со стрельбой, не забывать, что внизу наши: как бы по своим не пальнуть! Спускаемся к дороге, по пути расстреливаем встреченных одиночных душманов. Рядом со мной падает сраженный вражеской пулей рядовой Волошин. Насмерть. Даже помочь ему ничем не успел. Мы с ним половину Бадахшана прошагали вместе. Забрать тело не можем, надо идти спасать остальных.
  Чем ближе спускаемся к своим, тем плотнее и интенсивнее становится стрельба. Патронов все меньше, экономим, гранаты использовать не решаемся, слишком близко к своим. Вот уже видим наших бойцов, машем руками друг-другу. Вернулись вертолеты, радуемся, они обработали НУРСами противоположный склон и ушли на круг. Мысленно благодарим пилотов и авианаводчика, который правильно дал им координаты. После второго авиаудара огонь душманов совсем затих.
  
  Глава 12.
  Бой закончился. Кто-то из врагов остался лежать на склонах гор, кто-то из них успел убежать. Мы наконец-то смогли выйти к своим, и обнялись с ними как с родными.
  Начинало темнеть. Появилась связь с командирами, нашему взводу приказано подняться на тактический гребень, занять оборону, остальным подготовить площадку для сбора раненых и убитых, их эвакуации. Найти и оборудовать площадку для посадки вертолетов. Завтра с рассветом прилетят транспортные вертолеты, работы много, на ночь хватит. За день мы и так вымотались можно сказать "как собаки", ещё и ночь не спать. Присел немного отдохнуть, а ребята уже идут с раненными на носилках, а погибших несут на плащ-палатках.
  
  Я тогда мысленно помолился и попросил Бога, чтобы никому и никогда в жизни не приходилось выполнять такую работу, какую делаем мы сейчас.
  
  Взяли носилки, идем с тяжким грузом... темно, ничего не видно под ногами, камни, от усталости спотыкаемся постоянно, того и гляди, упадешь в пропасть со своим тяжким грузом. Ты пришел служить с другом, ел с ним из одного котелка, пил воду из одной фляги, а теперь несешь его, убитого. Не все спокойно могут вынести такое. Пользоваться фонарями командиры запретили, чтобы не навлечь на нас огонь снайперов и пулеметчиков душманов. Проверять это никто не хочет. Некоторым бойцам пришлось по нескольку раз спускаться вниз в ущелье, за раненными и погибшими и поднимать их вверх, на площадку эвакуации. Руководил процессом командир пятого взвода пятой роты - старший лейтенант Николай Никкель. Мы ему до сих пор благодарны, за человеческое отношение к нашим убитым и раненым товарищам.
  Я не знаю, сколько человек мы потеряли в том бою. Знаю то, что у противника немало убитых, наши взяли в плен тридцать или тридцать пять человек. В качестве трофеев захвачено большое количество иностранного стрелкового оружия, разных модификаций. И кроме оружия бойцы захватили целый табун лошадей.
  Принесли носилки с убитым на площадку эвакуации, уложили. Слышу, как где-то раненый просит воды, думаю "возможно, он в последний раз в своей жизни просит глоток воды". Подхожу к нему и вижу, что это старший брат рядового Гоенко - сержант Гоенко. Я не решился сказать ему о брате, он проведет ночь внизу, в ущелье.
  Здесь же я узнал, что рядовой Морожников, тот самый, который однажды подавился хлебной крошкой, погиб смертью храбрых, прикрывая своих товарищей, когда основная часть колонны батальона попала в засаду. Он до последнего патрона отстреливался из своего пулемета.
  Ночь прошла в тревожном ожидании нового нападения душманов, но его не было. Утром солдаты нашли и принесли тело рядового. Сержанту Гоенко ребята сказали о гибели его брата. Оказалось, что они были двойняшки.
  Судьба распорядилась так, что в тесной утробе матери они помещались вдвоем, а в этом большом мире им не нашлось места пожить вместе. Каково было истинное состояние брата, не знаю. Он воспринял известие внешне спокойно, но что было в его душе?
  
  На утро прилетели "Ми-8", началась погрузка раненых и погибших, командир роты капитан Сергей Кашпуров сказал сержанту Гоенко:
  - Сержант, ты тоже... это...лети с братом. Домой. Ты служил с честью.
  Заместитель командира роты по политической части хотел воспрепятствовать ротному сказав, что ряды сержантского состава после вчерашнего боя сильно поредели, и он против того, чтобы отпускать сержанта домой. Но после его фразы "я против такого решения..!", капитан Кашпуров в сердцах как отрезал:
  - Уйди на... с глаз долой! А не то так получишь... мало не покажется!
  Это было сильно сказано, солдаты нашей роты понимали, что командир роты не любит бросать слова на ветер. Но такие слова могли обернуться против ротного, и разрушить его карьеру, если бы замполит доложил об этом в политотдел полка. Капитан Кашпуров пользовался большим авторитетом среди всех: и солдат и офицеров, и замполит понял, что "перегнул палку".
  Капитан Кашпуров обернулся ко мне и сказал:
  - Вот, Сабитов будет вместо него.
  Характер у нашего командира роты жесткий, строгий и справедливый, за это я его уважаю.
  Вот так ушли "на дембель" оба брата Гоенко, один "грузом 200", а другой сопровождающим его на Родину. Не представляю, как он смотрел в глаза матери...
  
  Подробности того боя и о последних минутах жизни его брата, Гоенко- старший узнает позже, когда судьба сведет нас вновь: мы с ним встретимся через восемь месяцев в штабе ТВОКУ им. Ленина, в Ташкенте.
  
  Вертолеты улетели. Проводив парней, раненых и убитых, в душе у нас возникла какая-то пустота. Большинство солдат молча сидели и смотрели вслед улетающим винтокрылым машинам. После того, как вертолеты скрылись из виду, командиры провели проверку личного состава и поставили новую боевую задачу подразделениям. Мы снова в пути.
  Батальон выполнил свою основную задачу: уничтожил крупнейший в провинции укрепрайон бандформирований, полевой учебный центр боевиков, состоявший из иностранных наёмников и военных советников, был ликвидирован отряд душманов, подготовленных этими иностранными инструкторами. Теперь наш маршрут в г. Файзабад, в место постоянной дислокации.
  И здесь произошел случай, когда нам пришлось вспомнить про пленных, взятых нами в Сангуздане.
  Выстроившись в походную колонну, основная часть батальона уже отошла на расстояние прямой видимости, когда наш тыловой походный дозор стал потихоньку спускаться к речке - как раз к тому месту, где вчера происходил бой.
  
  Попавшие в плен душманы были оставлены здесь, под охраной разведроты полка, они были связаны и выстроены под каменной скалой, как у стенки. Они так и стояли всю ночь. Уходя с перевала, батальон проходил мимо них, и каждый солдат имел возможность увидеть пленных, тех, кто еще вчера стрелял в них. Мне стал интересен факт того, что никто из наших солдат не проявлял злобы или ненависти к вчерашнему противнику: все молча проходили мимо, лишь изредка кто-то, увидев пленного сплёвывал под ноги. И никакой агрессии, никакой другой реакции. Наверное, такова наша природа, природа советского солдата.
  Проходя мимо пленных, мы увидели командира второго взвода нашей роты. Офицер курил, а неподалеку стояла группа солдат второго взвода. Мы поздоровались, и немного задержались чтобы поговорить. И стало известно, что вчера, после боя, когда взяли несколько пленных, разведчики стали их допрашивать, проверять документы и сверять их с данными нашей разведки. К удивлению, среди пленных душманов оказалось много тех, которые уже попадались нам. Мы их брали в плен при операции по взятию укрепрайона Сангуздан!
  И вот, эти "обманутые и обездоленные дехкане" снова с оружием в руках воюют против нас. Приговор им был вынесен сразу, на месте, и решение было бесповоротное. После нашего ухода, приговор был приведен в исполнение здесь же, офицером и солдатами второго взвода. Уходя, мы слышали звуки выстрелов.
  Пройдя некоторое расстояние, мы внезапно обнаруживаем, что догоняем колонну своих подразделений. Оказалось, что комбат дал команду остановиться. Спрашиваем причину и узнаем, что начальник штаба - майор Цебро, с трудом идет - страдает от хромоты. У него распухли ноги, все это время в рейде, он сильно мучился, но старался не показывать это при сослуживцах и солдатах. Но наш комбат это заметил, и ему на ум пришла идея: у нас же теперь целый табун трофейных лошадей! Сначала комбат посоветовал усадить на лошадь начальника штаба, а теперь он приказал всех лошадей использовать по назначению. Мы мигом из пехотинцев стали кавалеристами! На лошадях ехали офицеры, сержанты и солдаты, на запряженных лошадьми арбах везли боеприпасы и трофеи, на повозках ехали минометчики и пулеметчики. Короче говоря, на какое-то время мы стали кавалерийской частью. А началось с начальника штаба.
  Таким образом, за половину дня мы преодолели вдвое больше пути, чем пешком. Марш-бросок прошел без особых происшествий, в полдень на пути попался огромный фруктовый сад, окружённый стеной метровой ширины, сложенной из камней. Такую стену просто так не пробьёшь! Это радовало: не придется копать окопы. Командир батальона объявил "большой привал", и что ночевать будем здесь же.
  Обедаем остатками сухого пайка, после чего приступаем к чистке оружия и снаряжения. Выставляем охрану и распределяем дежурство на ночь. У всех настрой на следующий день: поутру выйдем на "финишную прямую" до места, где нас поджидают БМП, и помчимся на них в г.Файзабад.
  Время летит быстро, начинает темнеть. Все ищут место, чтобы улечься поудобнее и спать-спать-спать. Я со своими земляками нашли место в небольшом углублении, вдоль каменной стены, окружавшей сад. Она за день нагрелась на солнце, и теперь от нее исходит тепло, так что ночью не замерзнем. Выставили дежурных, определили время смены, все, спать. Укутались кто во что мог и "провалились в сон".
  Утром, как обычно часа в два ночи, нас поднимают. Просыпаемся и видим проблему. Даже две: все мышцы "забиты", ноги не разгибаются, руки скрюченные. Но и это еще полбеды. Вторая проблема: одежда на нас насквозь мокрая, причем с одного бока, кто на каком боку спал, вот та сторона и мокрая. Во сне даже не почувствовали, что спим наполовину в воде.
  Мы поняли, что легли спать в поливочный арык. Владелец сада, конечно же не знал, что мы здесь устроились на ночлег, и ночью пустил воду на полив деревьев. Арык медленно заполнялся водой и нас стало заливать. Осматривая мокрую одежду и просушивая ее, ребята шутили, что мы чуть было не заржавели, поэтому руки и ноги такие скрюченные.
  Радовало то, что мы уже в долине, а не на перевале, и здесь лето! Так что одежда на нас высохла быстро.
  
  Глава 13.
  В первые дни в Афганистане, у нас не было опыта питания сухим пайком. Нас никто не учил, просто выдавали коробки сухпая и все. По коробке на человека в сутки. И на полевом выходе каждый солдат ел свой рацион, из коробочки. И не наедались. А теперь научились. Делюсь опытом!
  Рецепт от пулеметчика Э. Холматова: берется банка тушенки, открываем и вываливаем содержимое в котелок. Берем пакет с галетами чёрного хлеба, разламываем галеты до состояния крошек прямо в пакете. Вскрываем пакет и высыпаем содержимое в котелок с тушенкой. Тщательно размешиваем, и вливаем туда половину фляжки воды. Ставим на огонь и разогреваем. Лучшая еда на свете! Королевский завтрак! Вкусно и выгодно: так одной порцией сухпая наедаются три человека. У двоих коробки остаются в запасе. Век живи - век учись!
  Вот и в то утро, мы залили полфляжки воды в котелок, туда же выложили банку тушенки, засыпали все остатками сухарей из вещмешков, и поставили на костер. Размашисто размешали, в котелке закипело, все, вот и можно кушать. Для нас эта еда была лучшей на земле, все эти ромштексы, бифштексы и прочее из ресторанов было ничто по сравнению с этим блюдом, эдаким солдатским деликатесом.
  После завтрака снова в путь. Преодолели очередное ущелье и речку, мост нам не нужен, мы же кавалеристы! Второй день на лошадях. Прошли речку вброд. Слегка намочили ноги, но ничего, погода жаркая, скоро высохнет.
  Через пару часов мы вышли в пункт встречи с нашей механизированной колонной, нас ждали БТРы и БМПешки. Привал и радостная встреча с механиками - водителями наших машин, с операторами вооружения и техниками. Мы обрадовались, что скоро будем в пункте постоянной дислокации части и отдохнем.
  Здесь командир батальона приказал всех лошадей передать афганским солдатам, которые были приданы нашему батальону в рейде. Куда они с ними пойдут и что будут с ними делать, нам не интересно.
  Но, наряду с радостью встречи, была и нехорошая весть: недалеко от города Кишим, у кишлака Шаеста, в засаду душманов попал разведывательный батальон из Кундуза. Нам приказано идти на выручку разведчикам. Командиры распределяют нас по машинам, быстро рассаживаемся по местам, видим, что в машинах уже загружен дополнительный боекомплект, коробки с сухим пайком и медицинские аптечки. Механики-водители на максимально возможной скорости везут нас на аэродром Файзабада. Но, по приезду в аэропорт планы изменились.
  Из разговоров офицеров слышим: командир вертолетной эскадрильи отказывается выполнять задачу, мотивируя это тем, что мы слишком поздно приехали, и пока долетим, пока высадимся - уже стемнеет. Полковник Кудлай, - наш командир полка нервно курит, пытается убедить вертолетчиков вылететь. Но офицер эскадрильи возражает: экипажи новые, у них нет опыта полета в горах, к тому же ночью, нет слаженности экипажей, можем потерять много машин и людей.
  Не добившись результата в разговоре с комэском, командир полка и офицеры во время перекура, стали говорить с экипажами вертолетов. И это дало свои плоды: индивидуальный подход к командирам экипажей оказался эффективнее, не все, но большинство пилотов были готовы лететь. И поздно вечером, командиры экипажей вертолетов получили команду взлетать, но при условии, что приземляться не будут. Местность незнакомая, и чтобы не переломать шасси и не потерять машины, солдатам придется прыгать из вертолетов с позиции "зависания". Нам сказали, что командир полка согласился на их условия, но с оговоркой: вертолеты будут зависать как можно ниже, солдаты - не мешки, чтоб их бросать с Бог знает с какой высоты на камни. Вертолетчики парировали его слова тем, что при жестком обстреле со стороны душманов можно потерять много техники ведь быстро улететь из зоны обстрела не получится. Последний аргумент наших офицеров поставил точку в споре:
  - Пока мы тут с вами спорим, у Кишима идет настоящая бойня, погибает разведбат!
  Я видел, как у многих солдат и офицеров от досады сжимались кулаки, что мы не можем ничем помочь. Стемнело быстро, нам пришла команда "отбой". Спать легли прямо на взлетной полосе, рядом с вертолетами, но сна все равно не было, всю ночь провели в разговорах и обсуждениях про разведбат: как им можно помочь? Мы по себе знали, что такое попасть в засаду душманов, намедни это испытали на себе.
  Аэродром - организм живой, круглосуточно не прекращаются полеты. И ночью взлетали, и приземлялись винтокрылые машины. Некоторые особо ретивые бойцы, услышав, что вертолеты летали под Кишим, подбегали к машинам и расспрашивали пилотов о ситуации. Пилоты вертолетов сказали, что приземлиться невозможно, только успели выбросить мешки с продовольствием и ящики с боеприпасами и еле вышли в безопасную зону. Огонь был сильнейший. Вертолеты, которые не смогли с первой попытки сбросить груз, ушли на второй круг. А вторая попытка сбросить груз была еще тяжелее, пришлось выбрасывать с большой высоты, и сколько груза дошло до бойцов в нормальном состоянии никто не знает. Спаси Господь их души!
  Подъём в два часа ночи, дали пятнадцать минут на завтрак и подготовку. Построение. Распределение по вертолетам и вот уже летим. Вертолеты, натужно гудя двигателями тяжело взлетели, высокогорный воздух разряжен, двигатели работают на износ, машины сделав круг над аэропортом легли на нужный курс. На высоте у нас закладывает уши. Но это длится недолго, скоро борт начинает снижаться, и звучит команда "десант, прыгай!". Выпрыгиваем в открытую боковую дверь. За секунду до прыжка успеваешь заметить, что вертолет находится на высоте около трех метров над землей, но не висит, а продолжает медленный полет. А внизу камни. Успеваешь сделать судорожный вдох, вместе с воздухом грудь наполняется непонятным странным чувством то-ли испуга, то-ли радости... свежий ветер смешан с выхлопными газами турбины вертолета... уже в прыжке мысль: не упасть на камень и не сломать ноги... хлоп! На земле! Кувырок. Вроде цел. Осмотрелся.
  Сморю вверх: освободившись от десанта, вертушка стала легче, она набирает высоту и улетает, подальше от опасного ущелья. Мы высадились, обстрела не было, заняли позиции, теперь прикрываем десантирование шестой роты. Боя не слышно. Кругом подозрительно тихо. Увидел, что рядом со мной под камнями течёт ручеек. Меня внезапно посетила мысль: вот еще совсем недавно здесь был бой, вертолеты не могли приземлиться, в небе было тесно от пуль, гибли люди... а тут протекал себе ручеек, и сейчас течет, какой-то муравьишка тащит соломинку к себе в муравейник, и так будет и после нас... встряхнул головой, отгоняя такие мысли. Привстал.
  Из-за камней в нашу сторону проходит едва заметная тропинка, по ней к нам на встречу выходят несколько бойцов. Понимаю, что это из Кундузского разведбата, многие ранены, они несут на плащ-палатках тяжелораненых и убитых. Понимаем друг - друга без слов. Помогаем разведчикам, ищем подходящую площадку для посадки вертолетов. Слышу, как радист вызывает вертолеты, слава Богу, они не успели далеко улететь. Он говорит пилотам, что огня можно не опасаться, противника здесь нет, можно приземляться.
  Через пару минут первый же подлетевший борт приземляется как можно ближе к бойцам, похоже пилот был опытный. Сразу грузим в него тела погибших, помогаем внести раненых. Погрузка занимает больше времени, чем мы думали, разведчики обессилены, раненые истощены. Вертолетам приходится делать несколько рейсов. Ближе к полудню всех бойцов разведбата отправили на аэродром. Поступила команда отдохнуть. Прилег на валун. Слышится голос командира роты:
  - Боец, а где твоё ружо?
  Один из наших солдат схватился за голову: глядь, а автомата нет! Он помогал раненым разведчикам при их посадке в вертолет, так как автомат висел на плече и постоянно мешал, он его положил в вертушку и на минутку отвлекся, а борт поднялся и улетел. Выслушав это, ротный дал совет:
  - Теперь камни в карманы положи! Если душманы придут, будешь камнями отстреливаться, придурок.
  Командир прав. Один солдат оказался без оружия.
  Капитан Кашпуров поставил задачу: пройти по тактическому гребню высоты до развилки, там спуститься вниз, к ущелью. Найти место боя и обследовать его: не остались ли там еще раненые или убитые, собрать трофеи.
  Мы с земляками снова напросились в головной дозор. Как всегда, идем впятером, иногда слышим редкие одиночные выстрелы. Кто и откуда стреляет - не видно, и это не с нашей стороны. Главное - стреляют не по нам, но бдительности не теряем. Склоны гор голые, растительности нет, только внизу, где протекает небольшая речка, тянется зеленая поросль высокой травы и редкие одинокие деревья, иногда видны проблески воды. Нестерпимо хочется напиться холодной воды. Тропинка ведет к ручью. Спускаемся по ней. Подходим к ручью. Здесь тень, прохлада. Вот она, посреди камней, прохладная водица! Я нашел удобное место, присел, снял каску с головы и собрался наполнить ее водой. Мысленно я уже напился вдоволь, и представляю, как набрал полную каску холодной воды и выливаю ее себе на голову.
  Но, внезапно слышу голос товарища:
  - Брось, брось сейчас же! Это не вода, ты пьешь кровь.
  Я встряхнул голову и оглянулся по сторонам. После ослепительного солнечного света, глаза плохо видят. По обеим берегам ручья из зарослей камыша и среди камней видны торчащие человеческие руки и ноги. Это были тела бойцов разведбата. Я на минуту впал в шок.
  Тут же отложил в сторону каску и флягу, пить расхотелось.
  
  Немного позже, когда пришли на место ночного боя, мы имели возможность хотя бы примерно оценить ситуацию, в которую попал Кундузский разведбат. Шансы разведчиков в этом бою действительно были минимальные: они оказались в каменной ловушке. Ни вперед, ни назад дороги не было, душманы устроили каменные завалы в трех-четырех местах на пути следования разведбата. Судя по завалам, они были искусно подготовлены, и душманы, заняв господствующие высоты по обе стороны ущелья вели огонь по заблокированному внизу батальону. Дойдя до истока ручья, мы поняли, что головная походная застава батальона дошла до этого места, и погибла здесь. Что это было: ошибка при планировании операции, или предательство, мы не знаем. По прошествии времени понимаем, что тогда колонна батальона уперлась в тупик, попав в голое пространство между высокими пяти - шестиметровыми каменными стенами, укрыться здесь просто некуда. Почти высохшее русло ручья, камни до блеска отшлифованы потоками бывшего водопада. Наверняка, головной дозор успел сообщить основными силам колонны, но уйти уже не успели. Вот тут противник устроил первый каменный завал, отрезав головной дозор от колонны от основных сил, количество гильз под ногами было просто немыслимое.
  Второй и третий завалы были устроены в зигзагообразном порядке, на участках узкого прохода, тем самым они расчленили батальон и стали уничтожать их постепенно. Подразделения батальона были лишены взаимодействия и пути отхода были отсечены. Обе боковые стороны русла высохшей реки напоминают узкий каменный коридор, стороны которого невозможно преодолеть без альпинистского снаряжения. Так что боковой дозор у них наверняка отсутствовал. Там невозможно пройти.
  
  Это какая же должна быть сила воли у солдат-разведчиков, чтобы ночью, под обстрелом душманов, выносить тела погибших товарищей и укладывать их на берегу ручья, обложив их камнями, чтобы душманы повторно не обстреливали тела уже мертвых товарищей. Самопожертвование парней зашкаливает.
  У бойцов разведбата не было иной возможности выжить, кроме как стоять насмерть. И они выстояли. Это была первая в истории афганской войны крупная потеря в ОКСВА. Я так её увидел. На всю жизнь запомнился торчащий из зарослей камыша кроссовок "Адидас", на ноге погибшего разведчика, который я увидел у ручья.
  Этот оазис в ту ночь превратился в "Долину смерти".
  
  Командир роты сказал выносить тела погибших. Снимаю камни с тела молодого бойца, юное натренированное тело, под палящим лучами солнца оно уже начало разлагаться, в открытых ранах уже завелись черви. Видно, что душманы мародерствовали: со многих разведчиков сняты маскхалаты, кроссовки, даже фляжки с ремней сняты. Этот парень, похоже был ранен и тянулся к воде, так и умер, с протянутой рукой - не дотянулся, добили в спину. Все тело изрешечено. Тяжко все это рассказывать, а ещё труднее носить все это в себе.
  Чуть выше нас, парни нашли место для посадки вертолета, начали выносить тела погибших наверх. Рядом с этим местом нашли полуразрушенный дом, в нем все выгорело, рядом в хлеву - мертвые домашние животные. Следов стрельбы и гильз не видно, наверное, это работа наших вертолетов огневой поддержки. Решили переносить сюда тела погибших.
  
  Глава 14.
  Несем на плащ-палатке тело очередного убитого солдата, его мы нашли и вытащили из-под завала. Идём, спотыкаемся на камнях, голова убитого несколько раз ударилась об землю, мысленно говорю ему: извини брат, что поделаешь, не уберегли. Устали сильно, решили немного отдохнуть, положили тело на землю, присели перевести дух. Парни говорят: надо повыше поднимать, не волочить тело по камням. Пара минут отдыха, снова поднимаемся, берем тело и дальше идем. Когда в очередной раз, споткнулись на неровностях, "труп" неожиданно заговорил!
  Мы аж чуть не уронили его. Остановились, аккуратно положили его на землю. Слышим, а он по-нашему говорит. Да, ё-мое, живой! Ранен в пах, обессиленный, но живой! Казах оказался. Что тут началось! Все начали его тормошить и расспрашивать: что и как было? Завалили вопросами. Кто-то ему воды подает, кто-то сухарики передает. А он, не знает то ли радоваться, то ли плакать. По выражению лица понятно, что он все ещё в шоке от происходившего. Это были короткие минуты радости, после нескольких дней боев.
  Из его сбивчивого рассказа мы поняли, что как только получил ранение, смог заползти за огромный валун, пытался перевязаться, но потерял сознание, сколько времени лежал даже не знает. Ночью пришел в себя, видел, как пришли душманы и добивали раненых, забирали оружие. Понимал, что возможно он остался в живых один. Притворился мертвым, боясь даже дышать. Молился и просил Бога чтобы они его не заметили и не забрали в плен. Мы нашли живого, и это было здорово!
  
  Но это было ещё не все, что выпало нашему брату в тот день. Перенеся всех в полуразрушенный дом, вызвали вертолеты, началась эвакуация. Один за другим приземлялись и взлетали машины без перерыва. Очередной борт приземлился, загрузили в него тела, и он начал набирать высоту. Едва приподнявшись на небольшую высоту, вертолет почему-то стал заваливаться вправо, может поток ветра изменил направление движения, а может пилот совершил ошибку? Вертолёт развернулся и задел хвостовым пропеллером скалу, потерял управление, его закружило, и повторно ударившись о скалу вовсе лишился хвостовой части. Уже неуправляемая машина подалась вперёд, наклонилась и вращая лопастями, пропахала несущим винтом все, что было на ее пути, уткнулась носом в землю и замерла. Все произошло очень быстро, мы лишь успели увидеть пыль столбом и как летят камни из-под винта. Хорошо, что вертолет хоть не загорелся.
  Как говорится: парни в вертолете второй раз погибли.
  Все бросились спасать экипаж, вытащили из разрушенной кабины пилотов, все они ранены. Тела убитых разведчиков приходится заново доставать, перетаскивать, и загружать в другой вертолет. Командир приказал снять с вертушки все, что можно и унести с собой, остальное сжечь.
  Итог боя у кишлака Шаеста: 49 убитых и 48 раненых.
  
  Глава 15.
  Скоро заканчивается моя служба в Афганистане. Многие наши бойцы, уже не боятся трудностей боевой работы, стали настоящими "псами войны", как нас назвали командиры. После многих дней боевой работы, рейдов и засад на караваны, солдаты начинают тонко чувствовать приближение новой задачи. Новой "охоты". Появляется "нюх", особое чутье на приближение новой задачи. При её отсутствии же, солдат начинает тосковать. Подобно тому, как поскуливает охотничья собака, когда её долго не берут на охоту. Сравнение немного обидное, но что поделаешь, так оно и есть! Прочувствовал на себе. Вот уже месяц не выхожу на задачи.
  Находимся в пункте постоянной дислокации несколько недель, "без дела", и невольно ловлю себя на том, что начинаю посматривать в небо, прислушиваться к гулу вертолетов, и надеюсь: может вертолет принесет приказ на новую операцию? Или на демобилизацию? Но в душе все-таки хочется, чтобы батальон снова начал "шевелиться" и готовиться к выходу. Роты у нас теперь укомплектованные, полнокровные, по сто двадцать человек. Я уже по количеству выданного сухпая научился определять длительность предстоящего рейда: если выдали четыре суточных пайка на человека - значит, рейд на десять дней, если меньше четырех, то поход на неделю. Приказ МО СССР о горячем питании воина на каждый десятый день полевого выхода выполнялся неукоснительно.
  Но, конечно, бывали и грустные моменты. Среди солдат были и "шланги", те, кто боялся идти на боевые задания. Они симулировали болезнь или травму. Как только поступала команда подразделению приготовиться к операции, из ста двадцати человек в строю оставались шестьдесят, в лучшем случае семьдесят человек. Остальные напрашивались в наряд или "случайно" заболевали и попадали в санчасть. Бывало и такое. Командиры и сержанты подбирали солдат не по внешним данным, а по деловым качествам.
  
  Спустя какое-то время после ввода войск в Афганистан, каждый командир войсковой части или командир батальона, иногда и командиры отдельно расположенных гарнизонов или блок-постов, находясь в той или иной местности, находясь под постоянным обстрелом со стороны афганцев, искали способы обезопасить свои подразделения. И часто вопреки инструкциям "сверху", командиры на свой страх и риск вступали в переговоры с вождями местных племен, с командирами отрядов вооруженной оппозиции, или с отрядами местной самообороны, договариваясь не воевать друг с другом. Каждому хотелось сберечь свой личный состав, и нашим противникам тоже. Смысл такого негласного договора был прост: мы тебя не трогаем, и ты нас не трогаешь. Советские войска почти всегда соблюдали эти договоренности, а вот полевые командиры не всегда. Они поступали так, как им было выгоднее.
  
  Что меня поражало в Афганистане? Обилие оружия. Куда бы не заходили мы, везде население было вооружено, от мала до велика, и женщины в том числе, как говорили сами афганцы: они носили с собой оружие в целях самообороны.
  Кроме того, меня впечатлили племена кочевников, их караваны состояли из огромного количества людей и животных, эти многотысячные стада овец, лошадей, верблюдов могли перемещаться сутками. Стада охраняли псы породы "Алабай". Собаки были сильно исхудавшие, но работу свою они знали и выполняли исправно. Всегда думал, что собаки этой породы молчаливые, но оказалось, что они тоже лают, но мало и только по делу.
  
  Вот настал момент прощания. Нас привезли на аэродром Файзабад, в парадной форме, без оружия, у каждого модный тогда кейс-"дипломат" с дембельским альбомом и нехитрыми сувенирами для родных внутри. У многих на груди медали "За отвагу" или "За боевые заслуги". Кое-где мелькают на груди алые ордена "Красная звезда". Я раньше видел, как уезжающие домой по демобилизации солдаты плачут, и не понимал: почему они плачут? Они же едут домой, они остались живы на войне, должны радоваться!
  А когда сам подошел к самолету, который должен был увезти нас в Союз, я остановился у трапа и не смог сдержать слёз. Они сами катились из глаз. Еду домой!
  Прощай страна, которая дала мне истинных друзей, сдружила нас, и в то же время забрала часть из них навсегда. Частичка души моей остается здесь, прощай Афганистан!
  
  Эпилог
  
  В конце моего повествования, хочу рассказать об интересном случае, который произошел в моей жизни сразу после службы в Афганистане.
  На самолете из Файзабада мы долетели до Термеза, а дальше, до Ташкента наш путь пролегал на поезде. Так получилось, что на одном из полустанков, в вагоне случился небольшой переполох: проводник пытался высадить молодую женщину, которая каким-то образом попала в вагон без билета. При ней был малолетний ребенок, она не хотела выходить на неизвестном полустанке, и просила проводника разрешить ей доехать до ближайшего вокзала крупного города. Проводник же настаивал на том, чтобы она покинула поезд, грозился вызвать милицию.
  Я услышал часть из разговора и подошел к проводнику. Посмотрел на женщину с ребенком и мне стало жаль их. Сказал проводнику, что оплачу за женщину и попросил разрешить ей доехать до Ташкента. Проводник нехотя согласился (и только вид денежных купюр вызвал у него снисхождение к женщине). Женщина очень смущалась и сердечно благодарила меня. Мы благополучно доехали до Ташкента, а на вокзале взяв такси я умчался к родителям. В домашних делах и на радостях возвращения быстро забыл о происшедшем в поезде.
  Прошло много времени с тех пор, настали трудные времена, когда наша страна близилась к развалу. Кооперативы и всякие "мутные конторы" делали деньги на купле-продаже. В это непростое время я тоже оказался без работы.
  Один товарищ по службе в Афганистане предложил заработать на перевозке товара в Москву. Недолго думая, я согласился. Взял билет на поезд "Ташкент-Москва" и приехал на вокзал, знакомый привез товар прямо к поезду - две огромные сумки "баулы" были забиты шкурками каракулевых ягнят. Их надо было доставить в Москву, по указанному на бумажке адресу, прикрепленному к сумке. До Москвы доехал я без особых приключений, во время проверки милиционерами мое удостоверение ветерана "воина-афганца" здорово помогало. Я думал, что оно мне поможет и по приезду в Москву, да не тут-то было.
  На вокзале меня никто не ждал, товарищ, который обещал, что "все будет нормально", на встречу не приехал. Наняв грузчика с огромной тележкой, я взвалил баулы на нее, попытался пройти кордон милиции на вокзале. Двое милиционеров осмотрели мои сумки и увидев удостоверение "афганца" пропустили к выходу. Спустившись в подземный переход, мы с грузчиком столкнулись с двумя какими-то здоровенными парнями. Они преградили нам путь, одни из них показал какое-то удостоверение, я даже не успел прочитать что там было написано, но уже понял, что это и есть тот самый "рэкет", о котором меня предупреждали друзья. Как только парни спросили откуда я еду и что везу, грузчик как-то сам собой потерялся. Я остался с ними наедине. Ситуация складывалась не в мою пользу. Парни, поняв, что за меня заступиться некому, наглели с каждой минутой. Раскрыв одну сумку, осмотрев ее содержимое, они назвали сумму, которую я должен заплатить, чтобы они меня пропустили в город. У меня с собой не было таких денег, оплату я должен был получить лишь после того, как доставлю товар до клиента.
  Здоровяки сказали: если у меня нет денег, они заберут весь товар. Стою в раздумье, мне одному с ними не справиться, милицию звать бесполезно. Прохожих в переходе мало и на их помощь рассчитывать не приходится. Что делать?
  В это время мимо проходят две женщины, по виду вроде как мои землячки. Одна останавливается и говорит бандитам:
  - Сколько вам должен этот человек?
  Парни называют сумму. Она молча достает из сумочки деньги и отдает им. Вымогатели быстро уходят.
  - Все, вы свободны, можете ехать по своим делам, - говорит она мне и улыбается.
  Несколько мгновений я нахожусь в шоке и не могу ничего понять.
  - Вы меня не помните? - говорит мне женщина.
  - Нет, не помню. Вы скажите ваш номер телефона или адрес, я вам деньги верну! Я вам очень благодарен, как вас зовут? - все еще не веря в благополучный исход дела, пытаюсь сообразить, как отблагодарить мою спасительницу.
  - Нет, вы что, не надо мне ничего. Я ваша должница. Вы мне тогда в поезде помогли. Помните, в Термезе? Это же вы были?
  Меня как обухом по голове стукнули, я аж присел на тележку грузчика.
  - Вам плохо? - сказали женщина.
  - Да, тогда в поезде был я. Но как вы меня нашли? И так вовремя...спасибо вам! - говорю ей, а у самого сердце колотится, в ушах шум стоит.
  - Ну вот, мы с вами теперь квиты. Я долго молилась, чтобы Аллах дал мне возможность вам вернуть долг. Вот оно как получилось! Ну ладно, прощайте, всего вам хорошего! Мне идти надо, Бог даст, еще свидимся.
  
  Домой вернулся без приключений и решил больше не связываться с подобными "проектами". Наверное, я по жизни просто везучий.
   И моим читателям желаю только хороших приключений, чтобы все ваши начинания оканчивались хорошо.

Оценка: 8.62*11  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023