ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Бабченко Аркадий Аркадьевич
Первый день

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.84*20  Ваша оценка:


   Первый день я помню хорошо. Весь день мы ехали - с самого утра и до самой ночи. C рассветом вышли из Моздока и пошли в Чечню. Но не той дорогой, которой меня возили в девяносто шестом, не через Вознесенскую, Малгобек и Карабулак, а другим путем - через Ищерскую и Горагорск, в котором, прямо посреди поселка, стояла разбитая школа - расстреливали её танками с дороги - и вокруг этой школы дети играли то ли в футбол, то ли еще во что.
   Отчетливо помню пряники. Розовые пряники, которые мы купили у торговки на обочине - на повороте наш бэтэр занесло, тремя колесами он завис над пропастью, как раз с моего борта (прикольное ощущение, когда сидишь на броне, а под задницей у тебя четыреста метров свободного полета) братва дристанула на противоположный борт, а я впал в ступор - патологически боюсь высоты - лишь вцепился в поручень и смотрел вниз. Но бэтэр выровнялся, мы стали и по случаю остановки решили затовариться жрачкой.
   Из всей жрачки были только сладости. Купили литров пятнадцать лимонада и все пряники, которые у торговки только были, огромный пакет.
   Эти пряники, которые мы ели грязно-серыми пальцами, были самыми вкусными в моей жизни.
   К полудню в нашем КШМ-ном бэтэре что-то гикнулось, нас оттолкали в канаву и около часа мы стояли на обочине, ремонтируясь и глядя как мимо нескончаемым потоком идет колонна нашего полка. Колонна была просто огромная, километров под десять, наверное.
   За лесопосадкой светились оцинкованные крыши какого-то села. Взводный приказал поглядывать в ту сторону. Никто из колонны не остановился.
   Поломка оказалась пустяковой, починились мы легко и быстро нагнали своих. Но то, что нас бросили, засело в печенках навсегда.
   Потом к нам подсел какой-то офицер в больших очках. Линзы ему забивало грязью, он их снимал, протирал платком, но через две минуты они снова становились грязными. В конце концов чистить очки ему надоело и он просто чертил пальцами две горизонтальных черты, и смотрел сквозь них, как сквозь триплексы.
   В тот день мы прошли почти всю равнинную Чечню - боев здесь уже не было, армия стояла на подступах к Грозному, а полк наш шел вторым эшелоном - и с темнотой остановились перед двумя какими-то горками, возвышающимися уступами прямо над дорогой, которая входила в них, как река в ущелье. Очень нехарактерное для равнинной Чечни место, к слову. Где это было, не знаю до сих пор. Нам никто никогда ничего не говорил: куда едем, зачем; никто не ставил боевых задач и вообще ни о чем не информировал - просто сажали на броню и везли. Для чего - хрен его знает. Серая солдатская скотинка.
   Тучи к этому времени разошлись, светила луна. По всему полю горели костры, стояла разбросанная техника, толпы солдат. По вершине одной из горок долбили САУшки. Это холодило, вызывало тревогу, но ощущения войны, ощущения того что все - ты уже здесь, пересек черту, въехал в круг - еще не было. Да и последствий войны мы еще, собственно, и не видели, если не считать потрепанного Горагорского, который, как выяснилось позже, и потрепан-то почти не был. С Зонами, где я оказался через полгода и в которых не осталось ни одного - вообще ни одного - дома, не сравнить, конечно.
   К этому моменту я шевелился уже с трудом. Ехать весь день зимой на броне, под постоянной изморосью, оказалось катастрофически тяжело. Прямо-таки мучительно.
   Эта ночь стоит до сих пор перед глазами, как фотография. Луна. Две невысоких, но крутых горки совсем рядом. Разрывы на вершине одной из них. Грохот САУшек. Грязь, не грязь даже, а жижа. Костры. Техника. Дорога. Солдаты. Неопределенность. Сидеть негде. Лежать негде. Только стоять.
   Стояли долго. Несколько часов. Никто ничего не говорил. Ничего не приказывал. Не разъяснял, не кормил, не давал указаний и не знал.
   Потом выяснилось, что нам сюда не надо, а надо совсем рядом, но - за ту сторону этих горок. А чехи засели там плотно и не уходят. Долбят их там уже дня три, что ли. И пока не додолбят, ехать нельзя, потому что в ворота эти не пройти никак, а дорога одна.
   Даже не смотря на артобстрел под боком - САУшкам, кажется, даже кто-то отвечал с горы, я тогда не разбирался, не мог различать оружие, направление и расстояние стрельбы по звуку - несмотря на эту перестрелку, ощущения войны один черт все еще не было. Не до войны как-то. Хотелось только одного - лечь, или сесть, или на крайняк хоть прислониться к чему-нибудь!
   Наконец объявили ночевку. Пехота быстро стащила со своих бэтэров и установила палатки. А связь - вот же блин, связь вечно в жопе почему-то оказывается! - у связи было только два бэтэра: один из них КШМ комбата, который постоянно на дежурстве, а второй - начштаба, который на подхвате, поэтому все наши нары, печка, палатка, колья, лопаты были хрен знает где в обозе в хрен знает каком "Урале".
   Сначала искали обоз. Потом искали начальника обоза. Потом с начальником обоза искали хоть кого-то, кто знает какой из "Уралов" наш. Потом искали сам "Урал" Нашли. Лучше бы не находили... Всякого барахла на него было навалено столько, сколько арабы на рынках на свои тележки не грузят - просто гора из кое-как понакиданных бревен, досок, щитов, нар, палаток, кольев, брезента, печек и прочей херни.
   И имущество взвода связи, естественно, было в самом низу. Грузились-то первыми.
   Очень долго откапывали палатку. Потом вытаскивали колья. Потом забили на все хрен и нары с печкой выгребать уже не стали - это было просто не реально.
   Армейскую палатку до этого никто из нас не ставил. Пока разобрались что к чему, проколупались еще час. Установили кое-как: прямо в разъежженую жижу, криво и косо, с провисами, которые тут же стали протекать. Все мокрые, грязные, воды, кроме луж под ногами, нет, тепла нет, жратвы нет, ни хрена нет. И сидеть опять негде.
   К тому моменту у меня в голове остались только две мысли. Первая - на хрена я сюда приехал? Нет, ну действительно, на хрена?
   И вторая - блядь, ведь ТАК теперь будет всегда!
   Где-то сперли две двери. Положили их на цинки с патронами. На одну лег взводный. На вторую набилось еще человека три. Остальные легли прямо в лужи. Кинули спальники в жижу и позалезали в них, не снимая сапог. Я тоже лег в воду.
   Посреди центральной лужи ногами нагребли кучку глины и развели на ней костер.
   Описывать ночь, я думаю, уже не имеет смысла. Жопа.
   Самое смешное, что так действительно было потом всегда. Только мы поумнели. На "Урал" уже ничего не грузили - все только на свои бэтэры. Точнее, на бэтэр НШ. Нары распилили и второй этаж сожгли к хренам собачьим. Из первого этажа делали сплошной щит и ставили его на ящики с запчастями. Ворованные двери берегли как зеницу ока. Печку научились топить миской соляры с плавающей в ней тряпкой, если не удавалось спиздить или отобрать у артиллеристов снарядные ящики. В обозе украли второй калорифер. Все остальное выкинули на хрен. Палатку ставили за двадцать минут.
  

***

   Ночью ворвался начальник штаба. Начал дубасить всех подряд ногами, высадил в потолок полный магазин одной очередью и швырнул гранату. Швырнул, кажется, все-таки за палатку, не помню - выскочил я очень быстро и остановился только когда она бабахнула. НШ пиздил взводного с криками: "Где связь, сука? Где эта долбанная связь?" Связи не было. Бэтэр стоял холодный. Рации отключены. Наушники втоптаны в говно на днище.
   Забыли мы как-то про связь.
   Саббит, наш молодой, зайцем поскакал в КШМку. Утром его вытащили из этой металлической пещеры синего, со стучащими зубами. Никто его не сменял.
   Странно, но в тот раз мне пиздюлей не досталось. По-моему, это единственный случай. Я по штату вообще-то наводчик-радиотелеграфист, и дежурить мне не обязательно (хотя один хрен дежурил потом). Может, поэтому и не досталось. Хотя начштаба особо не разбирался.
   Вернулся в спальник. Прямо над головой через тридцать аккуратных дырочек полукругом светились звезды. Из них капало.
  

***

   А утром мы узнали, что в нашем полку появился первый двухсотый. Молодой, откуда-то с пехоты, застрелился ночью в карауле. И он не выдержал этого дня - нашего первого дня на войне.
   А ведь еще ничего не было. Ни войны, ни обстрелов, ни Грозного, ни гор, ни смертей. Вообще ничего. Мы просто ехали, а потом просто лежали в жиже - сном это назвать нельзя. Но ему оказалось достаточно и этого.
   Тогда эта смерть во всех нас вызвала одно единственное чувство - злобное раздражение. Дурак, дурак, зачем ты это сделал? Зачем? Даже несмотря на отсутствие войны, инстинкт жизни к тому моменту уже проснулся, и мы не могли понять этого, не могли простить, потому что это было предательством: предательством по отношению к нам, слегка уже отупевшим, но все же колупающимся в этой ледяной жиже, все же ищущим тепло, сухость и жрачку. Предательством по отношению к тем, кто погиб до нас. И предательством по отношению к тем, кто еще погибнет - они могли жить, они хотели жить, но у них не оказалось такой возможности, а у тебя такая возможность была, но ты, дурак, застрелился!
   Впрочем, злоба эта была все же смешана с жалостью. Тогда его еще было жалко. Да, еще было. Потом это чувство ушло, и смерти наших - даже случайные и нелепые -вызывали уже только ярость.
   Смерти же чужих не вызывали вообще ничего.
   Но эта первая смерть принесла нам понимание ценности жизни. Хрена лысого, я все вытерплю, все смогу, но сам сне застрелюсь ни за что. Все мы переменились тем утром. Незначительно, чуть-чуть, почти незаметно, но уже необратимо. Утром дня, ставшего для нас вторым на войне.
   Хотя потом, временами, я все же думал, что может, он был и прав. Возможно, ему суждено было не вернутся. Тогда зачем мучаться лишние дни?
   Но мысль эта была чисто логической. Из области математики, а не жизни.
   Чехи то ли ушли, то ли их добили, но стрельбы больше не было. Странно, но ночью эта близкая канонада меня совсем не беспокоила, хотя привычки к ней быть еще не могло. Мы могли выдвигаться, но погибший задержал отправление колонны на какое-то время. Этого хватило как раз чтобы успеть накипятить чаю в котлах.
   Сели пожрать сухарей. И тогда кто-то вытащил розовые пряники. Те самые, из-под Горагорска. Как из прошлого тысячелетия.
   Какими длинными, оказывается, могут быть сутки.
   Хотя сейчас я знаю, что тот нескончаемый день, на самом-то деле, был самым коротким.
  
  
  
  
   3
  
  
  
  

Оценка: 7.84*20  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023