ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Barbudos
Васико

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 3.45*31  Ваша оценка:

Васико

   Очамчира, осень 1994 года. Прибрежная полоса дышит осенней моросью холодного дождя. Кажется что влага повсюду, проникает за плотно застегнутый воротник гимнастерки, серебристыми бусинками оседает на шинельном ворсе. Влагой напоен воздух причерноморского захолустья, Очамчира дышит запахом прелых листьев, пороховой гарью и дымом. Пустыми провалами сожженных, брошенных домов город смотрит в сплошную пелену морского тумана.
   Вчера нам поступил приказ выдвинуться "на точку". Дальнейшие указания получим от "особиста", который с утра маячит на крылечке штаба ВГВ. "Мы" - это отделение оперативной связи штаба и начальник связи, огненно рыжий, веснушчатый тип по кличке "Ачарпын". Прогреваю движок "шестьдесят шестого", втихаря ругаю: погоду, которая мокрой лапой стирает с лица ночную дрему, "особиста", так некстати свалившегося на нашу голову, своих нерасторопных солдат, еле двигающихся в тяжелых ботинках с еще "после вчерашнего" жесточайшего бодуна.
   Когда все собираются, вешаю на двери бронники, больше для понта, чем по делу, с хрустом врубаю передачу; и армейская КШМка тяжело переваливаясь на ухабах, выползает на трассу. Город спит тревожным сном, в устье Галидзги маячят два грузинских судна, вчера по береговой линии барражировала чужая "вертушка". На траверзе военно-морской базы России дежурят сторожевые катера. И у нас маленькая неприятность - на днях в Гале пропали два солдата из 2-го МСБ. Их комбат долго выслушивал от командующего тирады про воинскую дисциплину, идиотизм его подчиненных и беспорядочные половые связи своей матери. В конце концов, порешили, что солдат надо "отбивать", ибо менять их не на кого. Уже думали про рейд в сторону Зугдиди, как начальник штаба подал мысль: "Если нет заложников на обмен, так надо взять, какие проблемы?!"
   Решили брать рейсовый Зугдидский автобус, чтобы уж наверняка.
   Но впрочем, это все мы узнали потом, а пока за узкими окнами ГАЗона летит унылый, одноэтажный пейзаж. В кабине мы с Ачарпыном одни, особист сел в салон. Ачарпын безбожно чадит местной "Астрой", то и дело заходясь в чахоточном кашле. Рука с заскорузлыми мозолями (по привычке - в горсти держит вонючую сигаретку), слезящиеся красные глаза невидящим взглядом смотрят за стекло на дворник, с паралитичным скрипом царапающий стекло, на город своего детства, еще не очнувшийся от тревожного, пьяного, разгульного забытья. Ведь, как известно "Очамчира - город комаров, блядей и военных частей". На приборной панели ласково светит синеватый индикатор АЗИ, движок КШМки работает как часики, неся пять своих пассажиров на встречу неизвестности. По дороге, на одном из блокпостов, в кабину подсаживается проводник из местных резервистов, группа "Чегем". Он воняет мокрой псиной, костром и плохой чачей. Показывает, где свернуть и поторапливает, давай, мол, скорее, там, рядом с местом живет классный мужик - Васико, у него чача "просто бомба", похмелиться надо.
   Узкий каменистый проселок сменяется расквашенной колеей - приспускаю давление в скатах. И послушный вездеход ползет, подминая под себя Гальскую грязь, глотая последние метры до "точки". Машина проползает мимо дома, сиротливо белеющего мшистой шиферной крышей в окружении орешника и запущенного, поросшего диким, местным бурьяном и какой то травой с желтыми метелками садом.
   Резервист, оживленно жестикулируя, тычет пальцем в дом, мол, здесь и живет тот самый Васико, у которого крутая чача. Выдвигаемся на исходную, поднимаем штыри и разворачиваем АЗИ, этого должно быть достаточно, а вечерком вытянем еще и телескоп с "куликовкой". Сажаю дежурного радиста раскачать коробочки и послушать эфир, строго-настрого наказав в переговоры не вступать. "Особист" деловито мнется около отсека радиста, то и дело с понимающим видом глядя на подмигивающие разными огоньками радиостанции. Проверяю блокнот с частотами, на них мы выйдем только вечером, в контрольное время, и будем вести группу. Сажусь рядом с радистом, надеваю гарнитуру и слушаю грузинские "дорожки" - рабочие частоты, на которых работают наши сопредельщики. Посты начинают просыпаться, докладывают обстановку, куда-то спешит "скорая помощь", кому-то везут хлеб и сигареты, кто-то лениво ругается с Российской береговой охраной.
   К обеду подтягиваются резервисты, из которых строится боевое охранение, оцепляющее рабочий квадрат. Давешний знакомый - проводник советует сходить к Васико: "Он в натуре мужик правильный, похаваем и вмажем, а то ночью дубак...".
   Что же, идем к Васико - я, Ачарпын, "особист", который вместе с выглянувшим солнышком, потихоньку оттаял душой и оказался разговорчивым и веселым мужиком по имени Зурик. Подходя к дому, отмечаю, что, не смотря на кажущуюся запущенность, по двору около дома проторены несколько внушительных тропок, из круглой жестяной трубы летней кухни курится ароматный дымок приготовляемой пищи, собаки нет и это странно - дом стоит на отшибе, вокруг не души, а хозяева вроде и не боятся никого. Навстречу нам никто не выходит, хотя машину явно видели, здесь привыкли не задавать глупых вопросов, не доверять даже самому себе.
   Вваливаемся в дом за резервистом, он чувствует себя здесь как дома. Хриплым голосом зовет хозяина, тот появляется, откуда-то из глубины мрачного пахнущего пригорелой мамалыгой и прокисшими соленьями неприветливого нутра дома.
   - Здорово, Васико! Мы жрать хотим как собаки, видишь к тебе каких гостей привел, давай встречай... - что-то в таком роде еще долго извергает из своей пропитой утробы резервист. А мне вдруг становится стыдно и неуютно в этом чужом доме, неуютно от взгляда румяного дородного человека в сванке и шерстяной майке на голое тело. Его карие навыкате глаза настороженно оглядывают нас, упираются в мой АКМ с подствольником, в Ачарпынову "Ксюшу" и грязные ботинки "особиста". Также хмуро он удаляется в соседнюю комнату с резервистом, там происходит оживленный диалог на жуткой смеси мегрельского, грузинского абхазского языков и русского мата.
   В результате из комнаты серой мышью вышмыгивает женщина неопределенного возраста, с тарелками и графином; мы садимся за стол и, опрокинув грамм по сто "за хозяев" начинаем жадно пожирать яичницу, сыр, курятину обильно смачивая это все чачей. Процесс замедляется только когда расстегивается ремень уже не вмещающий сытого живота. Мужики закуривают, жмурясь от сигаретного дыма.
   Хозяин говорит не много, с сильным акцентом, но грамматически правильно строя фразы. Оказывается в прошлом Васико сельский учитель, отец четверых детей, их фотографии, пожелтевшие и поблекшие от времени, смотрят на нас из серванта, сиротливо соседствуя с тарелками с большими аляповато-голубыми цветами. Детей уже нет здесь: все самостоятельные, про родителей совсем не вспоминают, "на Руси живут" - сетует Васико.
   - А ты воевал?- спрашиваю его.
   Тот божится что нет, мол, не могу поднять на ближнего руку и т.д. и т.п.
   Почувствовав, что обед может плавно перерасти в обыкновенную пьянку встаю и говорю Ачарпыну:
   - Я пойду к машине, может хозяйка соберет что ни будь для ребят они ведь с сух пайком?
   Васико делает жест, женщина исчезает в подсобке и почти сразу появляется с объемным мешком из под гуманитарной муки, по очертаниям там угадываются кружки сыра, банки солений, какие-то свертки и головка пластмассовой полторалитрушки с водкой. Ачарпын извлекает из мешка бутылку и говорит, что это он нам отдаст потом, когда приедем домой, в штаб.
   Я не обижаюсь, все-таки не надо забывать, зачем мы здесь. Иду по тропинке, оскальзываясь на мокрой земле - вполголоса матерюсь. Чуть позже идут офицеры, оживленно разговаривая. Резервист уходит к своим, предварительно о чем-то переговорив с "особистом". Подходит контрольное время, когда за радиостанцию сядет Ачарпын, вылавливая из шипящего эфирного моря позывные группы, тоненькой ниточкой связывающие наших ребят на чужой земле с домом, друзьями, жизнью. Мы задраиваем отсек наглухо, а сами рассредоточиваемся вокруг машины, в густом орешнике. В таких случаях лучше ночной холод, нервная дрожь и пневмония, чем аккуратненькая дырочка в неположенном месте. Мы с легкостью меняем теплый уют КШМки на мегрельскую холодную темноту, холодящую затылок навязчивой мыслью: "Когда они придут?". То, что можно ждать сюрпризов, это к бабке не ходить! Слишком сладкая конфетка, штабная радиоточка для местных партизан. А у них здесь под каждым кустиком свое волосатое ухо, в каждом дворе свои, а мы ЧУЖИЕ...
   И ОНИ приходят. С резервистами есть договор, чтобы к машине ночью не совались, будем ставить растяжки. В кустах действительно навесили "сигналок" и пару серьезных подарочков ночным гостям. Я дремлю под кустом ореха, как вдруг ночное черное покрывало разрывает резкий свист и вспышки пиротехники, со стороны резервистов будто проснувшись, лупят несколько "семерок", естественно, в белый свет как в копеечку. Вжимаюсь в землю, надо мной жужжат трассы, сшибая ветки с ореха. Ну думаю, полежу тихонько, может подумают, что меня и нет здесь, все равно ночью больше своих покосишь, чем биджориков. Бой постепенно откатывается от нас, деловито вступает в ночной разговор "ротник", громко хлопают подствольники, свои или чужие не разобрать. Мои пацаны молодцы, лежат тихонько, не обнаруживая себя, ждем. Вдруг, совсем рядом рвется наша растяжка; оглушенный понимаю, что это на тропинке к дому Васико. Почти сразу, с этой же стороны, длинной очередью полоснул АКМ, к нему присоединяются еще два ствола, явно чужие "пятерочки". Рвется вторая растяжка, "хор" смолкает. И на фоне далекой перестрелки жуткая тишина, только шелест кустарника, там, что-то тащат в сторону дома Васико. Отщелкиваю предохранитель и пускаю на звук длинную очередь, а затем, перекатившись и воткнув автомат прикладом в землю - патрон из подствольника. Следом ухают еще два наших подствольника и короткие очереди, прикрывающих меня, солдат. Откатываюсь подальше в сторону орешника и ползу поглубже в заросли, за моей спиной завязывается перестрелка, со стороны дома работает только один ствол, к нашим же двум солдатским "семеркам" присоединяется деловитое буханье "Стечкина" "особиста". Натыкаюсь на заборную сетку, раздираю руки в кровь о колючки, осторожно ползу вдоль нее, по моим расчетам обхожу дом вокруг.
   И точно - попадаю к курятнику на заднем дворе, от меня удаляется темная масса, видимо, что-то несут несколько человек. Они близко, их много, и поэтому тихонько лежу в траве и думаю: "Господи, хоть бы пронесло!". Группа удаляется, а перестрелка приближается к дому. Две тени, одна массивная, бегущая к дому, и вторая, пятясь и огрызаясь автоматным огнем, приближаются к крыльцу. Когда большая скрывается в провале дверного проема, бью из подствольника прямо с плеча и валюсь за фундамент дома. Взрыв затыкает автомат и осыпает меня грудами битого стекла; из окна лупит СКС, как раз в то место, где я недавно так мирно отлеживался. Я молчу, справедливо полагая, что могу скромно полежать под крыльцом. СКС замолкает, и слышится скрип половиц - человек переходит из комнаты в комнату, на ходу переставляя обойму. Вот щелчок затвора и два хлопка в сторону КШМки, оттуда ему щедро отвечают два автомата, и прилетает пара "подарочков" из подствольника. СКС замолкает, а ночь заполняет тишиной и влагой одинокий дом, и двор накрывает покрывалом, скрадывая под ним кровь, порох и грязь.
   Я не жив и не мертв, дрожу, прижимаясь к шершавой холодной стене. В доме слышен какой-то шорох, а у меня в голове мысль: "А что, если эти орлы вернуться на помощь своему стрелку в доме, вот тут-то меня и прижучат..." Думать некогда, рву кольцо с "лимонки" и кидаю ее в окно, грохает взрыв, выбрасывая на меня новую порцию штукатурки, мусора и стекла. Вваливаюсь в дверь и качусь к плинтусу - в угол, ожидая выстрелов, но в ответ гудящая тишина. Вдруг, в электропроводке, что-то коротит, и в комнате зажигается свет. Как в диком театре открывается сцена - на полу лежит стол и уже знакомый сервант, в комнате пусто. Я, осторожно высовываясь из-за косяка, являюсь зрителем в этом чудном представлении.
   Вдруг, сервант начинает приподыматься сам собой, и из-под него слышен стон. Волосы становятся дыбом, дуло автомата вскидывается в сторону движения, а палец сам рвет собачку спускового крючка. Весь рожок махом уходит в светлое дерево, выбивая щепки, кроша в мелкую труху остатки посуды, разрывая и кромсая конвульсивно дергающееся под ним тело. Автомат замолкает. Я оказываюсь в соседней комнате, где трясущимися руками переставляю спарку рожков, рву затвор и пускаю еще полрожка в дверной проем. Явно зря, но что поделать, страх давит на загривок, мертвенно целуя в затылок, сдавливая и наматывая на кулак внутренности.
   Дом молчит, молчит черная ночь за окном, а из-под деревянного крошева и щепы вытекает черный ручеек, и в нем как детский кораблик кружится желтая фотография чернявой девочки с огромными бантами и неестественно красными, подрисованными губами.
  

* * *

  
   В этой стычке мы не потеряли ни одного человека, только сильно посекло пулями кузов машины, резервисты получили двух легко раненых и кучу трофеев в пустом доме Васико, особенно им понравился винный погреб запасливого хозяина. От нападавших нам остались: лужица крови на тропинке, кучи стреляных гильз от румынских "калашей" и труп Васико в доме. Жена его исчезла бесследно, видимо еще вечером, уйдя в лес к партизанам.
   Ачарпын перестрелки не слышал (!), наглухо задраенный в отсеке связиста и увлеченный радиоигрой, а на высоте 15см над его головой как сувенир светились две аккуратненькие дырочки калибра 7,62.
   Группа благополучно вернулась с той стороны. Операцию провели лихо - захватили автобус с одиннадцатью пассажирами в салоне. Просто наш НШ ввалился в прокуренный салон старого ЛАЗа и сказал шоферу на чистом грузинском языке: "Двери закрываются, следующая остановка Очамчира...", и для внушительности сунул ему в нос ствол "Калашникова". Возражений не было и у грузинской таможни на Ингурском мосту, когда грязные и заросшие бородой люди в маскхалатах держали их на мушке; а мимо, сбив шлагбаум, уходил на абхазскую сторону старый ЛАЗ, воняя сизым выхлопом и надсадно воя двигателем. Среди захваченных оказались: один гражданин Украины, помню, что его звали Сашко, четверо пастухов, одноглазый, мрачный мужик, который во время войны командовал одним из подразделений грузинской гвардии и откликался на кличку "Нельсон" и другие местные жители Зугдидского района.
   Наших двоих солдат вскоре обменяли на часть заложников. Сашко выкупили родственники с Украины, а судьба одноглазого мне неизвестна, его, в конце концов, забрали особисты из Сухума.
  

1994-2002гг.

Очамчира - Гагра

  
Оценка: 3.45*31  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023