Аннотация: Ниже описанные события относятся к истокам зарождения афганского социалистического режима в результате Апрельской революции. Данный первоисточник немного проливает свет на характер, течение и суть постреволюционных репрессий в отношении несогласного афганского населения и зарождения первого вооруженного сопротиления. Тексты собраны Р.Ф. Страндом в виде монологов-диалогов с будущим участником и лидером молодого повстанческого движения Мохаммадом Анваром Амином.
"Правдивая история нашего джихада" (Мемуары командира Мохаммада Анвар Амина)
Перевод на английский Ричарда Ф. Странда, перевод на русский язык Дмитрия Кузина (kdm2001@yandex.ru)
Анвар Амин был предводителем первого организованного сопротивления против коммунистического режима в Афганистане. Когда коммунисты захватили власть в 1978 году, он служил в должности провинциального чиновника (/alБqadБr/ вариант перевода на английский этой должности /Sub-District Administrator/ - прим. перев. Д.К.) в городе Нарандж южной провинции Кунар. После заточения и последующего освобождения он поклялся бороться с коммунистическим режимом. Его большой опыт гражданского служащего и предводителя партизан в племенных распрях хорошо подготовил его к этой роли, и его преданность делу сделала его лидером зарождающегося партизанского движения, чтобы освободить регион от коммунистического влияния.
Предисловие к данной главе Д.М.Кузина
Ниже описанные события относятся к истокам зарождения афганского социалистического режима в результате Апрельской революции. Данный первоисточник немного проливает свет на характер, течение и суть постреволюционных репрессий в отношении несогласного афганского населения. Тексты собраны Р.Ф. Страндом в виде монологов-диалогов с будущим участником и лидером молодого повстанческого движения Мохаммада Анвара Амина.
Глава 2: Заточение
В течение этих дней я был заключенным в Джелалабаде. Они сказали нам пару слов об этих событиях. Ты спрашиваешь, почему я был заточен в тюрьме подобным образом?
Однажды утром я встал с кровати и включил радио, по нему передавали популярные и народные песни. Раньше, во время переворота Дауд Хана, передавали те же песни, те же популярные песни. Так что я задумался: "Что это могло значить?" Пока я обдумывал эту мысль, ко мне прибыли несколько человек. Это были офицеры на машине, которые спросили меня:
"Тут все в порядке?"
"Тут все в порядке. Ничего такого я не заметил", - сказал я им.
"Хорошо, если что-то произойдет, дайте нам знать, мы будем в столице провинции", - сказали они. "Началась народная революция, революция масс", - сказали они мне тогда.
Меня все еще занимали те же думы: Что из себя представляют народные массы? До этого мы охотились и арестовывали членов партии "Народ", избивали их. О чем они говорят?
Одна из моих дочерей заболела; я вернулся домой и пошел ей за помощью, я просто не мог сидеть дома. Я уходил ночью, прошел день и вскоре наступил вечер. Когда тот превратился в ночь, я включил радио, чтобы послушать новости в 8 часов вечера. Там говорилось, что к власти пришло правительство Тараки, это было правительство партий "Народ" и "Знамя". Мы были в шоке. Дауд Хан получил свое. Правление королей и господ закончилось, настал час простого народа. Пока это прокламировалось по радио, мы мрачнели, понимая, что эти коммунисты, неверные сукины дети, пришли к власти. Теперь мне оставалось удивляться. Я подумал: если мне придется бороться против них, с чем я буду воевать? У меня нет ни людей, ни соратников, ни родственников, никого. Солдаты меня и слушать не будут. Если когда-нибудь придет еще одно правительство, ни один не пойдет на это. В это время одна из моих дочерей была больна, серьезно больна. Ее звали Шама - она была чуть жива, она задыхалась. Послали за доктором, он пришел и занялся ей. Я же вынужден был гадать, что произойдет и что мне делать.
Утром, когда я отправился на службу, то увидел там солдат в машине - в военной машине! В джипе сидело два или три офицера. Они вошли ко мне и поздоровались. Они присели у меня ненадолго и сказали мне, что меня вызывает к себе управляющий в Чахан Сарай.
"Хорошо. Поехали!" - ответил я, осознавая, что эти сукины дети, забирают меня ни за что, понимаешь?
У меня там был свояк, Байдулла Хан. Он был учителем в Нарандже. Он сказал мне, что эти люди пришли арестовать меня. Он, должно быть, разговаривал с ними. Может быть, он был членом партии "Народ" или просто в сговоре с ними. Он пришел и предупредил меня: "Закрой на замок свой рот, язык и слова. Следи за собой. Прекрати свои проповеди. Не болтай!"
Когда я спросил, почему, он ответил:
"К власти пришло народное правительство, разве не слышал?"
"Эх, ты говорил мне, что в партии "Народ" состоят очень хорошие люди, и что если к власти придет их правительство из простого люда, то это очень хорошо. И вот оно пришло, чего еще? Что я такого сделал, что они пришли забрать меня?"
"Ты слишком много болтаешь. Раньше ты слишком много прохаживался на их счет, что, мол, партия "Народ" такая - сякая. Ты арестовывал и преследовал ее людей. Вот за что они забирают тебя".
"Я не трахал ничьих жен, и если кто-нибудь хочет забрать меня, то пусть забирает. Извини меня за грубость, но пусть они мной подавятся!"
Сказав это, я присел, вошел солдат, и они забрали меня с собой и посадили в машину. Они посадили меня в джип с людьми, сидящими напротив и вооруженными автоматами Калашникова. И меня повезли. Сидя в машине, я думал: "Черт побери, я арестован!"
После того, как мы по долине въехали в столицу провинции и вошли в дом губернатора, я понял, что губернатора там не было. Я тотчас подумал о том, что губернатор вызывал меня, так? Но в доме я его не видел. Мне сказали: "Сядь здесь", и я присел. После этого подошла пара солдат с автоматами и встала у дверей. Офицеры ушли. Теперь было ясно, черт побери, что я арестован.
День прошел таким образом, вечером во время вечерней молитвы кто-то спросил меня, пытаясь заговорить со мной:
"Вы не хотите чаю? Покурить? Понюхать табаку?"
Я сказал, что не имею таких вредных привычек, но вот именно здесь я бы выкурил сигарету, но у меня нет ни одной. Я был взят в одной рубашке и брюках, ничего больше. Меня ведь забрали прямо с работы, не так ли? Потом после вечерней молитвы мне дали пару простыней и подушку. Я постелил первую на одном из диванов, второй укрылся и заснул.
Утром, когда я проснулся, меня спросили, не хочу ли я чаю. Сказал, что хочу, и мне принесли стакан с чаем. Я попил чаю, через некоторое время мне сообщили:
"Губернатор зовет вас к себе".
"Ну что же, если губернатор зовет меня, то поехали", - сказал я, и мы отправились в путь. Я сел в машину, не зная, где находится губернатор и куда меня везут. Меня везли через реку Чаган Сарай, знаешь, вверх по склону, там, где находятся несколько могил? Вверх по склону, через могильный дворик. Около могил они остановились.
Там нас ждал другой джип. Оттуда вытащили человека и посадили в нашу машину. Ты знаешь сына депутата Моакам Хана, доктора Кайима? Да простит его Бог, он умер в прошлом году. Я узнал, что это его завели в машину. Он поднял глаза и увидел меня, поднял руки и воскликнул:
"АlБqadБr sahib, мы стали жертвой людских страстей!"
"Доктор, какой грех вы совершили, что плачете сейчас? Придите в себя и сядьте. Это революция. Подобные вещи происходят во время революции. Восставшие обычно забирают представителей властей. Когда меняется режим, одних людей смещают, других назначают, каких-то преследуют и каким-то делают неприятности. С нами, кто ни в чем не повинен, ничего не случится. Пускай делают с нами именем революции все, что хотят", - сказал я ему, и он успокоился и сел рядом со мной. Мы ехали вниз по долине. Все дальше и дальше вниз увозили нас. Когда, наконец, мы достигли Наранджа, я сказал им: "Позвольте мне взять немного денег в дорогу".
"Не говорите о деньгах, у меня есть. Давайте поедем дальше", - сказал доктор мне.
Моя дочь была больна, и я думал: "Пусть будет так, она будет печалиться, если я попаду в тюрьму", и мы не остановились там, а только в низине.
В полдень мы достигли Джелалабада. Нас доставили в штаб джелалабадской дивизии. В нем располагался огромный приемный зал, и когда мы вошли туда, там было много людей. Там были несколько титулованных полковников, майоров, докторов и прочих. Там было много народа разного сорта. Нас завели внутрь и разрешили присесть. Мы сидели до вечерней молитвы, как выяснилось, там же был армейский офицер Васталай. Он вроде бы был уполномоченным губернатора от партии "Народ". Он знал меня. Мы одно время учились вместе в школе. Он увидел меня и сказал:
"Привет,alБqadБr sahib, ты тоже здесь?"
"Да, нас созвали сюда. Нам сказали, губернатор созвал нас, и нас доставили сюда".
"Сегодня утром ты мой гость, как и доктор, мой двоюродный брат по отцу; вы оба будете этим утром моими гостями. Оставайтесь тут, и если повезет, утром я отпущу вас, и вы сможете уехать".
Мы сказали "Хорошо!" и остались ждать; когда наступило время послеполуденной молитвы, у дверей остановился очень длинный автобус. Затем нам сказали сесть в него. Мы вышли из здания и забрались в автобус, заполнив его. Вошли два-три конвоира. Когда они уселись, мы поехали вверх по долине. Несколько человек в автобусе плакали. Когда я спросил, почему они плачут, они ответили:
"Нас увозят, чтобы убить!"
"Какой грех мы совершили, что они должны нас убивать?"
Я онемел, я не знал, что коммунисты убивали, потому что они были тиранами. В то время я еще не знал о таких вещах. Почему люди были такими деспотами? Своим сердцем я не мог признать этого.
Мы дальше ехали вверх по долине, пока не достигли большой тюрьмы, и автобус остановился за ней. Я подумал: "Сукины дети, у них нет причин убивать нас, может нас привезли, чтобы тут временно подержать". Большие ворота тюрьмы открылись, автобус въехал и остановился и нам сказали:
"Выходите!"
Когда я огляделся, то увидел, что там много важных персон! Там был ректор университета Джелалабада. Там был главврач, доктор Тараки; он там был. Начальник таможенного управления был там. Министр просвещения, чиновники из Кунара и Джелалабада были там. Когда я увидел их, мне полегчало. "Все будет хорошо: те, кто опасаются того, что их убьют, волнуются зря. Если они собираются убить здесь кого-нибудь из нас вместе с такой большой толпой людей, то пусть убивают. Больше нам бояться нечего!"
Мы высадились и смешались с остальными арестантами. Вы знаете, как загоняют скот в стойло. Вот таким же образом нас собрали там и оставили. Когда мы все собрались, я спросил их:
"Что тут происходит? Как вы сюда попали?"
"Нам сказали, что нас вызвали в Джелалабад, и нас привезли с долины и собрали тут, как видите. Я ничего больше не знаю".
"Мы были доставлены абсолютно таким же образом".
Вскоре наступил вечер и вечерняя молитва. После нее нам был предложен ужин. Ух, он был действительно хорош. Нельзя такое не упомянуть, правда? На столах были расставлены несколько больших самоваров. Солдаты стояли в белых рабочих передниках поверх униформ, ходили по залу и спрашивали всех: "Не хотите чаю, господин? Сигарету? Понюхать табаку? К власти пришло народное правительство, господин. Все, что вы желаете, может сбыться!" Когда я спросил, к кому они обращаются, они (узники - автор часто говорит неопределенно "они", позволяя по смыслу догадываться, кто именно - прим. перев. Д.К.) ответили: "Они поставили самовары, сиденья с ковровым покрытием, нам разносят чай, дали карты. Да тут все культурно, развлекайся; отныне тюрьмы это цветочные кровати, цветочные сады", - говорили они.
В итоге я тоже задумался: "Черт побери, это действительно цветочный сад. Нас привезли в тюрьму как узников, а это цветочный сад. Да тут великолепно!"
Я чувствовал себя хорошо, но кто-то сказал:
"Они накормят и задобрят тебя. Они набьют твой живот, а затем убьют тебя".
"Зачем им наполнять наши животы, если они собираются нас убить, - возразил я. - Здесь культурно, зачем им делать это?" На это мне кто-то возразил: "Ты не знаешь их. Это коммунисты. Они убивают людей. Разве ты не читал историю Октябрьской социалистической революции?"
"Да я читал, - ответил я. - Но то действительно была революция. Это же не революция; тут произошел небольшой переворот. Ты думаешь, кто-то совершил здесь революцию? Революцией называют восстание людей по плану. Когда пара-тройка солдат атакует Дауд Хана и отбирает у него власть, это не революция". На что мне сказали: "Не говори этого тут, тебя убьют здесь за это!"
"Ну хорошо, - ответил я. - Ты говоришь, что нас убьют, когда мы говорим или когда мы ничего не говорим, так, стало быть, какой смысл молчать!?"
Как выяснилось, нас было 200-300 человек. Из этих двухсот-трехсот они ночью вызывали несколько человек. Когда я спрашивал (охрану - прим. перев. Д.К.), куда их увели, мне отвечали, что их отпускают; но когда мы спрашивали кого-то из них тайком, то шёпот их рассказывал другое: всех, кого они забирают по ночам, убьют. Скорее всего, то большое количество людей, которых они увезли ночью, были убиты. Наверняка они были убиты. Со временем они также стали забирать людей днем. Этих людей они непременно тоже убивали! Пока это продолжалось...
Ричард: Их убивали неподалеку от вас?
Анвар: Нет. Их тайком вывозили в пустыню, строили в ряд и расстреливали, затем зарывали с помощью трактора. Таковы были слухи, которые доходили до тюрьмы.
Так прошло три-четыре месяца, и месяцем ранее меня посетил старший брат Гази, царствие ему небесное, он приехал навестить меня. И я думаю, пока он ехал ко мне, кто-то следил за ним. Выяснилось, что они его спросили:
"Вы едете к Анвару?"
"Да", - ответил он.
"Ну что же, посетите его на несколько дней, - сказали они. - Поезжайте в тюрьму и побудьте с ним". Так они обманом арестовали его и кинули к остальным. Его присоединили к арестованным!"
"Ты искал встречи со мной?" - спрашиваю я его. Я полагаю, что люди могли попасть в тюрьму с каким-то разрешением. Я думаю, он задействовал какие-то связи, чтобы приехать. Когда я спросил: "У тебя все в порядке, старший брат? Зачем ты приехал?" Он ответил: "Я хотел навестить тебя и мне разрешили провести с тобой несколько дней и привезли к вам". На это я ответил: "Хорошо, я скучал, пока ты не пришел", и мы оба рассмеялись, несмотря на то, что были в тюрьме.
Так шло время, прошло три, четыре и затем пять месяцев. С того дня, когда мне сказали, что я гость и что меня отпустят утром, прошло пять месяцев. Мы сидели там уже пять месяцев, и по ночам они забирали людей и убивали их - много людей.
Три или четыре раза хотели забрать меня, кто-то приходил и выкрикивал не настоящее мое имя, а просто "alБqadБr". Они выдергивали из массы каких-то людей по неясным причинам и забирали их, чтобы убить, как я предполагаю. И тогда мои сокамерники спрашивали меня: "Почему ты не отзываешься?" Я ответил: "В Афганистане две или три сотни людей можно назвать alБqadБr". Они, что, назвали мое настоящее имя? И зачем вы столько вопросов задаете?" Мне было уже известно, что если тебя вызывают ночью, это значит, что тебя убьют, поэтому я ушел в отказ и вел себя очень тихо. И они никогда этого не узнали. Но однажды ночью прозвучало мое имя:
"АlБqadБr Мухаммад Анвар!"
"Да, господин!"
"Иди сюда, свои вещи не бери!"
Подобным образом они вызвали из массы семь или восемь человек. Мы все знали друг друга. Один из них был сын Малик Бабы из Даррэ-Нур - ты знаешь его? Другой, царствие ему небесное, тоже был какой-то Малик, я забыл его имя, он был очень хороший человек. Третий был директором, директором фермы Хадда. Там был один завуч, двое мулл, кто-то еще, ну и я, всего нас было восемь человек. Нас вывели и посадили в машину. Мы сели в темный автомобиль. Люди, назвавшие наши имена и сопровождающие нас, сели позади. Еще один, офицер полиции, сидел за рулем. После того, как мы погрузились, машина тронулась. Он повез нас назад в штаб дивизии. Пока мы ехали туда, на нашем пути возник другой автомобиль и остановился напротив нас, и нам приказали остановиться. Нашего водителя спросили, куда он направляется.
"Я ехал в штаб дивизии".
"Кто сказал вам ехать в штаб?"
"Вы сказали, что их дела закрыты. В прошлый раз мы везли людей назад в штаб; вот почему я ехал туда". Тот похлопал водителя дважды: "Давай разворачивайся!" Мы повернули назад и поехали вверх в город.
Некоторое время я хранил молчание. По дороге узники плакали и повторяли слова молитв. Когда я спросил, отчего они плачут, те воскликнули: "Замолчи! Даже перед смертью ты пытаешься с нами болтать!"
"Почему вы плачете без причины? Они забрали нас, ну и что же, нас забрали для допроса", - ответил я.
"Нет, нет! Нас увезли, чтобы казнить!" - говорили они.
"Куда нас везут казнить?"
"В пустыню Гамбири!"
"Кто сказал вам это?"
"Никто, но нас забрали, разве ты не знаешь, почему? А мы знаем!"
"Я тоже знаю, что нас куда-то везут на допрос. Какое преступление мы совершили, что они должны убить нас?"
"Они уже убивают нас!"
Ну что ж, мы повернули назад. Когда мы достигли города, автомобиль привез нас к дому Дауд Хана и остановился у дверей. Дом Дауд Хана находился в Джелалабаде. Четверых из нас вывели из машины. Один их них был сыном Малик Бабы, Малик Али звали его. Высадили обоих мулл. Еще одного человека, которого я не знаю, тоже высадили. Тех четверых увели, мы остались вчетвером: один был директором фермы Хадда, другой -исполнительным директором, третьим был я, и последним остался завуч. Нас осталось четверо. Я посмотрел по сторонам, куда это нас привезли. Итак, четверых высадили здесь. Я не мог слышать в машине, но я смог прочесть по губам, когда кто-то сказал: "Доставьте их в приемную коменданта". Мне так показалось. "Ну что же, если нас везут к коменданту, значит, допрос состоится там", - подумал я про себя.
В тот момент мои оставшиеся товарищи разразились слезами и начали горячо повторять молитвы, восклицая с рыданиями: "Бог велик!" Когда я спросил: "Отчего вы рыдаете?" Те отвечали: "Бога ради, перестань трепаться на смертном одре! Повторяй слова молитвы!"
"Что ж, мы повторим слова молитв, мы мусульмане. Но нас везут не для того, чтобы убить. Вы плачете напрасно!"
"Что ты слышал?" - спросили они.
"Я ничего не слышал, но по губам я прочитал, как один из них сказал: везите их к коменданту".
Итак, мы подъехали к комендатуре, черт побери, я был прав! Другие пассажиры пришли в себя. Мы вышли из машины и вошли в дверь комендатуры. В ней были две террасы на крыше, нас завели на крышу, а те солдаты остались с нами. Мы спросили их:
"Вы мусульмане или кто?"
"В душе мы мусульмане".
"Когда людей привозят сюда, что с ними делают?" - спросил я их.
"С вами были другие пассажиры?"
"С нами было еще четыре человека", - сказал я им.
"Где их высадили?"
"Их высадили у дома Дауд Хана", - сообщил я солдатам.
"Они в опасности, вы же - в безопасности, - сказали солдаты. - Здесь они допрашивают людей, а тех, кто остался там, убьют!"
Это меня повергло в уныние. Мы ждали там, затем сразу двоих из нас повели на допрос. Завуч и исполнительный директор поднялись и ушли. Я и директор фермы Хадда остались, пока тех допрашивали. Исполнительный директор был высокий очень красивый молодой человек с волосами, ниспадающими до плеч. У него были густые усы, он был очень хорошо выглядящим молодым человеком. Когда он вернулся с допроса, у него не было ни волос на голове, ни усов; оттуда он вышел другим.
"Эй, Кадыр, что с тобой случилось?"
"Не заставляй меня говорить, - сказал он. - Они сбрили мои усы и волосы. Они побрили меня по сухой коже!"
Это меня повергло в уныние. Затем я увидел второго, тот вышел из комнаты довольным. Его брат был членом партии "Народ", тот нашептал другим: "Это мой брат; отпустите его. В конце концов, он к вам примкнет". Вроде бы он сказал им что-то подобное.
Когда тех двоих вывели, затем пришла очередь моя и директора фермы Хадда. Нас завели внутрь, его в одну комнату, меня - в другую, там уже сидели допрашивающие. Когда я вошел в нее, там находился только что назначенный ректор университета. Его звали Гуль Дад. Еще кого-то звали Усман Ландагар, он был главным счетоводом. Еще один был исполнительным директором, его звали Сафи, он был халькистом с Пехвала. Всего там было несколько человек; командовал ими всеми капитан. Они все говорили на афганском языке, на кандагарском диалекте. Всего там сидело четыре человека. Ландагар и другой, исполнительный директор, подошли ко мне с двумя пистолетами и приставили их к моей голове с двух сторон.
"Если ты не будешь говорить правду, мы выпустим из тебя дух!" - сказали они.
От испуга мой рот открылся. Я не мог смеяться, мой рот был открыт. Я ответил им:
"Если вы действительно хотите меня убить, то уведите отсюда. Если вы собираетесь говорить со мной, то говорите по-человечески. Я сяду и поговорю с вами, как подобает культурным людям".
В этот момент армейский офицер в центре комнаты, очевидно, он был командиром стражи, произнес: "Назад! Я хочу сам побеседовать с ним". Он отозвал их назад, сел на стул, придвинул мне другой и приказал сесть. Я сел, и он начал допрос.
"Почему ты оказался в тюрьме?"
"Я был счастлив оказаться в тюрьме".
"Как ты мог быть счастлив, оказавшись в тюрьме?"
"К власти пришло правительство народа, правительство бедноты. Я беден. Я оставался на посту провинциального чиновника /alБqadБr/ 12 лет. Клерки, которых я повышал, мои писари, уже назначены /hakims/ и стали начальниками надо мной. Я же оставался тем же самым бедным чиновником. Я был очень счастлив, когда к власти пришло правительство бедных. Я разбил портрет Дауд Хана", - солгал я.
"Значит, ты утверждаешь, что был очень счастлив, и, тем не менее, ты во имя Аллаха затевал мятеж, за что и был нами заключен в тюрьму. Как ты относишься к Дауд Хану?" - спросил он.
"Дауд Хан - правитель. Я же бедный человек, житель Нуристана, босяк. Я никак не отношусь к нему".
"Как ты относишься к Кадыру?" - спросил тот.
"Я никак не отношусь к Кадыру. Он из долины Виллов, я из племени Ком. Мы очень далеки друг от друга. Его зовут нуристанцем, как и меня. Вот и все. И ничего больше".
"Нет, нет! Говори правду!" - потребовал он.
"Правда заключается в том, что я из племени Ком, а он из долины Виллов. Он из племени Ката, я - Ком. Между нами было много вражды, - сказал я. - Еще одна причина быть счастливым заключается в том, что пара моих врагов из Ката, которые были большими шишками, пошли ко дну вместе с режимом Дауд Хана, и я думал, что настало мое время, вот почему я был так счастлив".
"Кто были эти твои враги?"
"Одним был Сарвар, другим был Кадыр", - ответил я.
"Как Кадыр мог быть твоим врагом?"
"Сородичи отца Кадыра, люди /nБibsalБr's/ раньше воевали с людьми моего отца. Каждый из них был предводителем своего рода. Мой отец был вожаком нашего племени. Когда война между нами закончилась, мы убили у них девять или десять человек. Кто-то из наших тоже был убит ими. До сих пор это дело не урегулировано, эта вражда между ними и нами".
"Этот Сарвар был моим школьным товарищем. Он очень плохой человек".
"Я так и думал. Они действительно пошли плохой дорогой? Но сейчас, я слышал, что пришло новое правительство, правительство бедных, не так ли? Я беден, я прозябал на одной и той же должности 12 лет. Я должен заявить о своих правах. Вот почему я был счастлив, что вы нашли и арестовали меня. Я восхищаюсь таким правительством бедных", - сказал я на это.
Мой собеседник был поражен такими словами:
"Принесите чай для господина чиновника". Они принесли чаю. "Принесите кока-колы". Они принесли мне колу, которую я попил и запил чаем. Затем они начали допрос, записывая его на бумагу. Они исписали тринадцать страниц вопросами и ответами. Я понимал, что люди они были малограмотные. Записать все стоило им массу времени. Я сам быстро отвечал на вопросы и молниеносно записывал их на бумагу. Думаю, я был немногословен. Мда, почему бы мне не подумать немного и не выдавать ответы медленно? Вместо этого я отвечал на вопросы так быстро и спонтанно, что Усман Ландагар снова встал и атаковал меня:
"Как ты мог написать все так быстро?"
"Мои слова кратки, господин, но если вы хотите спросить что-то другое, то задайте вопрос им, и я напишу их ответы так же быстро. Мои слова будут такими же", - сказал я.
"Как /mirzБmu/! Ты говоришь бездумно!" - сказал он.
"Я действительно не раздумываю. Но скажите мне описать ваши добрые дела, и я опишу их так же быстро", - сказал я. Просто скажите мне, чего вы хотите?"
"Ну что ж, вы - человек нашего мышления", - сказал мне командир, затем он спросил: "Были ли вы рады тому, что произошел переворот Дауд Хана? Вы были членом его партии?"
"Чтобы быть членом его партии, я должен послать запрос, заявив, что признаю его партию, - ответил я. - Этот Кадыр не допустил бы этого и разорвал бы мой запрос. Настолько он ненавидел меня. А вы говорите, что я его сородич!"
"Так вы не были членом той партии?" - спросил он.
"Нет, - сказал я. - Если я был членом той партии, если мое имя и фото стоит в ней, то я виновен".
"Почему вы не вступили в нашу партию?" - спросил он.
"Люди из вашей партии никогда не звали меня. Если вы найдете кого-нибудь, кто может сказать, что я был приглашен и не вступил, то я также виновен. Я маленький бедный человек, чиновник. Я всего лишь живу повседневными делами. Мне было не до этого", - сказал я.
"Достаточно. У меня есть к вам дело", - сказал командир стражи.
Допрос был закончен, затем командир охраны, ты знаешь, они звали его заведующий, сказал: "Возьмите его с собой". Он собирался уйти в отпуск: "Возьмите его с собой и поселите его в доме заведующего. Дайте ему также вентилятор. Хорошо позаботьтесь о нем, ладно? Отдайте ему мою еду после ночного поста". Они ведь не соблюдали пост, не так ли? То было время поста. Он так и сказал: "Отдайте ему мою еду после ночного поста".
Я был счастлив, и когда я выходил из двери, спросил:
"Что будет с моими товарищами?"
"Возьмете их с собой, - сказал он. - Но не разрешайте им спать на постели, пусть спят на полу".
Они повели меня с собой, и этот человек принес кровать и вентилятор и так далее. Кто был тем человеком, кто забрал меня? Когда я был провинциальным чиновником /alБqadБr/ в Дэх Дади, он был моим сержантом, командиром охраны. Он сначала был переведен сюда оттуда. Там был особый случай: несколько людей затеяли судебный процесс против него, и он вышел из этого дела благодаря мне. А он не узнавал меня! Может быть, он делал вид, что не узнавал меня? Но когда я выходил, то понял, что это был он. Я сказал: "Эй, парень! Тебя зовут Касим?"
"Да, господин, я и есть Касим", - ответил он.
"Ты не узнаешь меня?" - сказал я.
"Вы alБqadБr sБhib?" - спросил он.
"Разве я стал таким неузнаваемым?"
"Сначала я не опознал вас, господин. Простите меня", - сказал он.
Он повел меня за собой, но он не оставил мне дом. Он отдал его моим товарищам. Снаружи его находилась просторная веранда; это была очень большая веранда. Он поставил на нее кровать и вентилятор; он принес другой небольшой вентилятор и поставил его на пол, ночью мы спали там. Поспав, мы проснулись утром, и люди Шапура сообщили нам, что кто-то совершил переворот, вот что произошло в Кабуле. С улицы было видно бегущих людей с возгласами: "Смерть Шапуру!" "Черт побери, опять что-то стряслось", - подумали мы, и были рады этому, но потом мы выяснили, что ничего не произошло.
Прошло 19 дней с момента моего заточения в этом доме. На 20-ый день к нам пожаловал шеф разведки. Один человек сделал мне протекцию для главы разведслужбы. Он был членом партии "Знамя" и командиром спецназа. Этот человек прибыл для этого из Мазари-Шариф и сказал начальнику разведки: "Этот человек - мой друг; вы должны закрыть его дело". Он подошел и сказал мне: "Я закрою ваше дело, не бойтесь. Никто не убьет вас". Он сказал главе разведки: "Не обижайте этого человека, непременно разузнайте его ситуацию". Однажды он приехал ко мне с допросом, сказав следующее: "Не бойтесь моих вопросов, я на вашей стороне; то да сё".
Затем однажды, когда я попытался выяснить положение дел, я был очень болен, я подхватил простуду - люди вокруг меня кашляли; кто-то заразился, а кто-то остался здоров. Там был очень маленький дворик, который охватывал четыре комнаты, нас же было там 75 человек. Там же находился один туалет и душ. Днем мы сходили с ума из жары. Ты знаешь, как дерутся петушки? Они токуют: "Клук, клук!", так делали и люди, когда били друг друга. "Эй, люди, не деритесь!" - я был их /malik/. Я собрал все эти пары ссорящихся и заставил их помириться, и люди сильно зауважали меня. Поскольку я помирил их, они говорили мне, что я хороший человек. И когда я хотел пойти в туалет, мне уступали очередь, а когда я шел в душ, они пропускали меня. Они очень уважали меня; да будет милостив господь к тем людям.
Так прошло 19 дней, затем у нас появился начальник разведки, он держал список. Первым в нем стояло имя Гази. Он сказал:
"Для него сделана рекомендация, отпустите его".
Ричард: Кем?
Амин: Его звали Хан Заман, сын Хаджи Байдуллы Хана, это он написал рекомендацию.
Ричард: Так они были солидарны с поручителями?
Амин: Да, они были солидарны. Если какой-то человек из их партии или близкий к ней давал рекомендацию, то они признавали ее. Они не признавали моего поручителя. Если бы кто-нибудь вызвался стать им, то они очевидно заявляли, что у Анвара такового быть не может. Мы слышали об этом.
"Гази!" - выкрикнул начальник.
"Да, господин!"
"Возьми свои постельные принадлежности, ты свободен", - сказал он.
Они принадлежали мне, и я сказал ему: "Бери! Я достану постельные принадлежности для себя". Начальник разведки был знаком со мной; он подошел ко мне и сказал: "Приказа о твоем освобождении пока нет".
"В тюрьме я оказался однозначно раньше всех, я был заточен в первый же день, - ответил я. Девять или десять тысяч человек, кто попал сюда вместе со мной, были отпущены и ушли; кто знает, куда они делись!" Я не мог сказать, "кто-то был убит", правильно? "Кто знает, куда они делись, но тех девяти или десяти тысяч человек нет. А я остался. Что ж, все хорошо, когда-нибудь, в другой день, отпустят и меня".
Его слова несли такой подтекст, что я буду освобожден. Я был удивлен, когда он говорил мне это, я подошел к нему бочком и глянул на список, в самом низу было мое имя! Прежде чем он дошел до моего имени, я зашел внутрь, разделил свои вещи и раздал их людям, и приготовился.
"Анвар!" - сказал он.
"Да, господин!"
"Возьми свои вещи", - сказал он.
Я зашел внутрь, взял свои вещи и вышел. Черт побери, я выпутался из одной передряги, не правда? Когда мы попали дом для арестантов, в тот небольшой дом, в Джелалабаде все пылало жаром. Это был месяц девы (имеется в виду время действия этого знака зодиака август/ сентябрь - прим.перев. Д.К.) Это было такое время года, когда холмы были в огне подобно печи /tandur/. Даже земля дышала огнем. Невозможно было сидеть или стоять. У нас не было тогда покрывал, только рубахи и штаны. Все наши вещи остались в тюрьме. У солдат не было воды, не было воды и во дворе дома. Им приходилось пользоваться водой из шланга с другого двора. Но шланг порвался. Я спросил у солдат: "Вы мусульмане?"
"Да, слава богу, мы мусульмане!"
"Так если вы являетесь ими, как вы можете оставить нас здесь без воды? А? На чем мы будем спать? На чем мы будем сидеть? Здесь все в огне, как в печке!"
"Мы достанем для вас воды из шланга".
"Значит, воду вы принесете; а на чем нам спать? Все горит огнем; земля под нами горит".
"Мы сами ничего не можем сделать. Наш шеф, начальник этого тюремного дома, здесь. Он скоро придет сюда, в восемь часов. Когда он придет, поговорите с ним", - сказали они.
Когда наступил восьмой час, пришел тот человек. Он был моим школьным товарищем. Он учился со мной до восьмого класса, он был офицером запаса. Когда произошел переворот Дауд Хана, он прикинулся его сторонником и стал лейтенантом. Он не узнавал меня, но я узнал его. Когда я обратился к нему как к знакомому, то и он узнал меня. Тогда он подошел ко мне, я сказал ему: "бmir sahib, мы все тут мусульмане, и сейчас у нас такая проблема. Вы можете устранить ее, сходите и принесите наши постельные принадлежности из тюрьмы. Если вы не можете принести их, найдите, пожалуйста, другой выход из нашего положения".
На это он ответил: "Я не могу сейчас пойти за вашими постельными принадлежностями; уже ночь. Меня не пустят в тюрьму. Я что-нибудь соберу для вас", - и он вышел, и долго не показывался, затем вернулся с толстой грубой тканой материей. Ты знаешь, такие огромные дерюги? Она была действительно большая. Ее производили в тюремной фабрике. Он принес ее, и мы свернули ее в несколько слоев и расстелили ее. Это было блаженство! Мы выбрались, что же еще? Хотя я был уверен, что наша смерть последовала бы вслед за этим. Вода была подана в шланг. Вода просачивалась отовсюду, шел пар, и мы чуть не умерли от него. Пар мгновенно испарился, затем подул легкий ветерок, и мы чувствовали себя прекрасно. Вот так мы проводили наши дни, Ричард. Нам было хорошо там, до утра, пока нас не набралось 75 человек. Затем настало время нашего освобождения, были названы наши имена, как я вам рассказывал, не так ли?
Затем утром нас вывели из здания, посадили в машину и привезли в столицу провинции. Нас привезли туда, поскольку губернатор хотел поговорить с нами. Как оказалось, его не было на месте, поскольку у того внезапно появились какие-то дела. Там был исполнительный директор, тот самый, который допрашивал нас, вспоминаешь? Он пришел и выступил перед нами как заместитель губернатора: "Время вашего освобождения пришло. Но если вы попадете в тюрьму снова, то живыми от нас не уйдете. Мы следим за вашими шагами. Мы будем следовать за вами как тени. Живыми вы от нас не уйдете. Берегите ваши жизни". Тот Алиф, один мужчина по имени Саид Алиф, который был директором фермы Хадда, я вроде рассказывал о нем? Мы сказали ему, чтобы он прокомментировал то, что тот сказал. Его посадили в тюрьму, потому что он раньше боролся с членами партии "Народ", пока он был директором. Тот подумал, что должен что-то сказать, как те прервали его: "Заткнись! Молчи! Мы тебя знаем; ты реакционер". [конец записи]
Ну что же, я рассчитывал, что они не дадут нам сказать что-то еще, но я заговорил сам: "Господин директор, - произнес я, - кто бы ни были эти люди, стоящие здесь перед вами, они жители этой страны. Они родились в ней, и они в ней умрут. Хорошие или плохие, они умрут здесь. Но все они любят свою отчизну, родину своих предков. Сейчас к власти пришло новое правительство, хорошее правительство. Пришло народное правительство. Правительство бедных людей пришло к власти. И на каждого из нас возложена обязанность сотрудничать с этим правительством. Это правительство - наше правительство", - и так далее. Когда я произнес свою небольшую речь, мне немного похлопали; затем нам велели уходить.
Таким образом люди ушли, неся свои постельные принадлежности на спине. Свою постель я, ты знаешь того начальника тюремного дома? Утром кто-то еще сказал ему: "Этот человек - Анвар; разве ты не узнал его?" Это был полковник, который попал в тюрьму вместе со мной, он был моим одноклассником; он сказал это тому. Его посадили со мной за то, что он пришел ко мне. Идя ко мне еще раз после своего освобождения, он прибежал к начальнику. Он спросил его:
"Эй, друг, среди вас есть Анвар?"
"Я не знаю никакого Анвара".
"Как ты можешь не знать Анвара? - сказал он. - Ты просто ничтожество!"
"Я не знаю, но если это так, я пойду посмотрю. Там был кто-то, похожий на него; может быть это он и есть?" - сказал он. Затем он вошел тем же утром к нам и поискал меня, затем он узнал меня и извинился передо мной: "Ох, господин, я обознался".
У него я оставил свои постельные принадлежности и ушел.
Мы спустились вниз к машине, Гази и я сели в нее со своим бельем. Внизу жил торговец, один из наших по имени Нур Махмад, мальчик Юрмюра. Он содержал магазин рядом с джелалабадской тюрьмой. Он попытался отстирать нашу одежду, принес нам фрукты, помог выбраться оттуда. Я взял белье и отдал ему на хранение. Он внес за меня свои деньги, тысячу двести афганей. Мы отдали ему потом полторы тысячи афгани, попрощались, и отправились вверх по долине, оба, я и старший брат Гази.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023