МЕДВЕДЬ ОТСТУПАЕТ
(перевод с немецкого Дмитрия Кузина kdm2001@yandex.ru)
"Для бегущих нет ни славы, ни власти!" Гомер, Илиада, XV
В конце марте 1987 года генерал Ахтар cтал 4-звездным генералом. Это означало, что он оставляет свою должность генерального директора ISI и становится руководителем объединенного комитета начальников штабов. Его повышение не нравилось ни мне, ни партиям, ни моджахедам, ни даже самому генералу. Более восьми лет генерал Ахтар был стратегом афганского Джихада. Под его руководством эта война постепенно приближалась к военной победе моджахедов. Это он был советником президента в начале конфликта, что сделало возможным поддержку партизан со стороны Пакистана. Это он успешно пытался создать политическое единство между руководителями партий моджахедов. в котором они нуждались в качестве основной предпосылки для военной победы. Он очень хорошо понимал афганскую психологию и особую необходимость сначала достичь военные цели, чтобы затем объединиться политически. К сожалению, партийные лидеры и командиры моджахедов могли одновременно заниматься только одним делом. Он как никто лучше понимал, что преждевременное политическое давление ослабляло Джихад.
В течение 1986 года он наблюдал, как разделились мнения советского руководства (Скорее всего, тут имеются в виду споры о выводе ОКСВ из Афганистана - прим.перев. Д.К.). В этом году президент Горбачев на XXII съезде партии КПСС заявил, что контрреволюция и империализм превратили Афганистан в кровоточащую рану. А в мае того же года на Женевских мирных переговорах Советы предложили календарный план вывода войск за четыре года. В июле в СССР вернулись 6000 солдат, в том числе два мотострелковых батальона, один танковый, а также два батальона ПВО. 1986-ой год был годом ракет "Стингер".
Генерал Ахтар получил должность, на которой он имел очень небольшое влияние. С самой могущественной должности в пакистанской армии, на которой он в течение долгих лет вел борьбу с советской сверхдержавой, он "упал, двигаясь по лестнице вверх", оказался в ссылке. Прошло две недели, пока генерал Ахтар передал свои дела в Афганистане своему преемнику (генерал-майору по имени Хамид Гуль). Шли беседы о том, что он и дальше должен был работать на этой должности. Ахтар считал, что по личным и военным соображениям именно он должен довести Джихад до окончательной победы моджахедов. Но также и это задание было перенесено его наследнику, в этом президент Зияя был непреклонен. До и после советского отхода это было первой серией ударов, которые едва не привели к поражению моджахедов незадолго до ощутимой победы. Генерал Ахтар стал, как я считаю, жертвой давления американцев. Это давление существовало, уже с давних пор, и наконец в апреле совпало с желаниями нашего президента. Хотя американский посол протестовал и говорил президенту Зия, что генерал Ахтар и дальше должен курировать Афганистан, он говорил недостаточно убедительно. Американцы не были никогда довольны им на посту директора ISI.
В течение нескольких лет США имели множество расхождений во мнениях с генералом Ахтаром. В начале войны цель ее, казалась, была ясна: прогнать советские войска из Афганистана, тем самым заставив их заплатить за американское унижение во Вьетнаме. Это было первоначальной военной причиной, которая сделала возможным массивную поддержку партизанской войны. После того, как военные дела моджахедов пошли хорошо, и Советы начали думать об отходе из Афганистана, американцы начали размышлять над тем, каким будет выглядеть Афганистан без советских войск. То, что они видели. их тревожило. Они не верили в то, что коммунистический режим в Кабуле выживет без советской помощи, так же, как Южный Вьетнам недолго выстоял после американского отхода. Американцы видели исламских фундаменталистов в составе нового правительства в Кабуле, они видели во главе его руководителей Хали, Саяфа, Раббани, и прежде всего, Хекматияра, которые хотели создать в Афганистане нечто вроде религиозной диктатуры по иранскому образцу, что сделало бы Кабул, наверное, таким же антиамериканским, как Тегеран. По этой причине американцы с возрастающим напряжением пытались уменьшить власть руководителей партий. Они хотели четко размежевать их, выявить противоречия между партиями и их руководителями. Генерал Ахтар понимал методы и цели американцев, и поэтому был против всех их действий.
ЦРУ всегда требовало, чтобы разведка Пакистана раздавала оружие непосредственно командирам, в обход партий. Они обосновывали это решение тем, что оно было по-военному рациональным. Црушники наверняка были бы вне себя от счастья, если бы они сами могли решить, кто получит оружие, а кто - нет. Хотя мы объясняли им, что наш метод основывался только на оперативных факторах, они не принимали его, и со временем в них росло разочарование, так как ISI отказывалась менять систему. Если бы мы передавали оружие непосредственно командирам, это привело бы к коррупции, хаосу и беспорядкам в Афганистане. Интересно, что ситуация вплоть до смены власти в начале 1991 не менялась. В 1990 американцы получили наконец зеленый свет и ввели в действие свой метод. Оружие передавалось непосредственно командирам, с последующей за этим внутренней борьбой за власть и отсутствием какого-либо контроля. Стал обыденностью тот факт, что командиры атаковали караваны моджахедов, чтобы украсть оружие, которое, как они считали, и так должно принадлежать им. Эти распри, конечно, были на руку американцам, а также русским, поскольку те боялись фундаменталистского правительства в Кабуле, который усилил бы проблемы Советов со своими мусульманскими республиками.
Генерал Ахтар всегда был против идей американцев, которые хотели поставить главой правительства коалиционного правительства в Кабуле давно находящегося в изгнании короля Захир Шаха. Эту идею уже пытались претворить в 1986 году, добившись только еще одной ссоры между умеренными исламистами и фундаменталистами. Последние рассматривали бывшего короля как некомпетентного правителя, который упек в тюрьму пять премьер-министров за десять лет и худшем случае рассматривался как марионетка американцев. Гайлани, руководитель умеренной партии, был в те времена неофициальным советником короля, так что поддержка Захир-Шаха разожгла бы соперничество между моджахедами.
Помимо этого имелись возражения генерала требованиям американского и пакистанского министерств иностранных дел о том, что должны быть созваны все руководители Совета (Shoora), чтобы выбрать будущее афганское правительство, на том принципе, что каждая партия получит одинаковое количество мест без учета своей величины. Это означало бы, что численно крупные партии, усилия и эффективность которых в Джихаде были очень незначительными, позже приобрели бы в политике больший вес в ущерб более маленьким, но более активным в борьбе партиям. Как генерал Ахтар, так и я были против этого. Мы оба также были против образования временного правительства партиями до победы в войне - до того, как Советы покинут Афганистан, а моджахеды войдут в Кабул. Генерал Ахтар правильно рассудил: эти предложения американцев, а также пакистанского МИДа были направлены на то, чтобы вызвать раздоры между партиями и помешать руководителям и командирам вести войну. Генерал Ахтар и я считали, что моджахеды сначала должны были добиться военной победы, а потом уже начать решать политическое будущее Афганистана. Если бы командиры только однажды проявили интерес к политике в Пешаваре, то они оставили бы поле боя, чтобы принять участие в политической борьбе. Да и зачем после всего этого продолжать вести войну с энтузиазмом и большим личным риском, если политическую власть в Пешаваре раздают бесплатно? Им пришлось бы лично ввязаться в интриги, в поиск союзников и борьбу за власть - таковы были черты афганского характера. Генерал Ахтар боялся, что любые политические действия до того, как Кабул будет в руках моджахедов, ослабят Джихад, и военная победа не будет столь ощутимой. К сожалению, у генерала Ахтара было немного друзей, в армии все генералы относились к нему со смесью подозрения и недоверия. У него были хорошие отношения с премьер-министром, в то время как американцы рассматривали его в качестве фаворита ненавистных им фундаменталистов. Последнее решение освободить его от должности в Межведомственной разведке Пакистана, исходило от президента Зия. Если бы президент захотел, чтобы генерал Ахтар остался, ничто не смогло бы воспрепятствовать ему в этом, однако в начале 1987 года Зия хотел перемен в верхушке ISI.
Генерал Ахтар сделал чудо почти возможным. Теперь этот факт, что моджахеды могли победить коммунистическую сверхдержаву, оказался в области реального. Советы говорили о выводе своих войск, а теперь и ракеты "Stinger" были обращены против них. Военный триумф сделал бы генерала Ахтара героем; тот в числе первых начал войну и создал стратегию той войны. Это была бы его победа. Я полагаю, что повышение генерала Ахтара президентом Зия укрепило бы позицию самого Зия. Эта победа невероятно укрепила бы и его личный авторитет и престиж. Он вышел бы победителем из самой крупной "священной войны" в течение последних столетий, что сделало бы, наверное, неуязвимой также и его позицию как президента. Когда эти мысли американцев и пакистанцев совпали, желание сместить генерала Ахтара стало сильнее, это решение стало твердым. Генерал Ахтар был не первым офицером, которого сместили с помощью повышения, если тот представлял, прямо или косвенно, хотя бы небольшую скрытную угрозу для президента. Моей реакцией на изменения в ISI было смятение. Будучи военным, я полагал, что победа на войне имеет наивысший приоритет. Мои представления об этом совпадали с генеральскими. Сначала нужно выиграть войну, а затем власть может быть отдана политикам. Я думаю, что эта точка зрения была слишком простой, и вероятно, и слишком наивной. Конкретные инциденты и способ их проведения (подробнее о них в другой главе) доказывают, как политические расхождения во мнениях могут привести к военному хаосу, который несколько лет господствовал в Афганистане.
Мои усилия по ведению войны руководствовались на боевых операциях, однако, воздействия политики на их течение были частью повседневности. Зачастую казалось, что эта политика мешала моджахедам вместо того, чтобы помогать им. Пакистанский министр иностранных дел, Шахибзада Якуб, участвовал в Женевских мирных переговорах между Пакистаном и Советским Союзом при посредничестве ООН. Он информировал вождей моджахедов о ходе переговоров, я однако был разочарован тем, что он повторял то, что и так было известно общественности и стояло в прессе. Он никогда не оказывал им доверие или когда-либо посвящал их в свои планы. Он не хотел обращать внимание даже на их точку зрения. Наше Министерство иностранных дел было решительно настроено заключить сделку, и предводители моджахедов ни при каких обстоятельствах не могли участвовать в переговорах. В конце 1986 года взаимное доверие и уважение между ними и нашим МИДом было на нуле. Как-то министр иностранных дел задал Хекматияру вопрос о его представлениях, как должен осуществляться вывод советских войск, тот ответил: "Для вывода Советам надо дать столько же времени, как и для входа в Афганистан, не более трех дней".
Предводители моджахедов считали что, что Советы должны были вести переговоры непосредственно с ними. Не могу себе представить, чтобы русские пошли на это в 1986 году, но наше Министерство иностранных дел было не готово к этому, и могло только возразить, что это невозможно, и добавляло также, что они никогда не пойдут на сотрудничество с дельцами Наджибуллы или Советов. Подобная сделка была бы обманом миллионов афганцев, наша борьба велась во имя Аллаха с целью создания исламского правительства в Кабуле. Даже президент Зия пытался успокоить (вождей партий - прим. перев. Д.К.) и ожидал от них большей политической дальновидности, предполагая, что им придется делить с коммунистами власть во временном правительстве на некоторое время, на что те, однако, не согласились. В этом вопросе афганцы были принципиально неуступчивы. В конце концов, я перестал слушать указания Шахибзада - они были слишком удручающими.
Генерал-майор Хамид Гуль заменил генерала Ахтара на его посту в ISI в апреле 1987 года, на котором он пробыл два года. До этого он был директором военной разведки в Ставке главного командования (GHQ), и я слышал много вещей о его профессионализме и силе характера. Оглядываясь назад, я симпатизирую ему. Он был обречен отвечать за серию неудач, которые, несмотря на выход советских войск из Афганистана, породили хаос послевоенного времени. В течение его службы в ISI военная победа вырвалась из его рук, и вместо нее он вынужден был довольствоваться патом.
Генерал Гуль стал новым инструментом и тотчас приступил к работе. Он так же, как и все, нуждался во времени, чтобы войти в курс дела, встретиться с лидерами партий. Он должен был начать с того, чтобы понять жизненный путь афганцев, и он должен был узнать, что было возможно и невозможно. Поначалу это иногда было очень трудно. Будучи военным бронетанковых войск, он ратовал за то, чтобы создать армию с резервом из мобильных ударных сил быстрого реагирования ("Task Force") т.е. вооруженных сил, которые могли оперативно прибыть в район конфликта, чтобы правильно использовать слабости противника и решить исход боя в свою пользу. Это было хорошей идеей, важной для успеха в обычной войне, а также была желательной в партизанской войне, которая, однако, была невозможной для моджахедов в Афганистане. В начале своей службы генерал Гуль не имел никакого или почти никакого понятия относительно связи между партиями и командирами, а также никаких представлений о том, насколько они на практике ухудшают боеспособность моджахедов. Он не понимал, что большинство командиров не допускали передвижения моджахедов других партий по своей территории, не говоря уже о разрешении проводить там операции крупными силами.
Я разъяснял ему все эти проблемы, после чего он назвал меня малодушным и боязливым к новым идеям. Из-за лояльности по отношению к моему начальнику я прилагал титанические усилия и старания, чтобы свести моджахедов всех партий к образованию этих самых его "вооруженных сил". Мы работали 4 недели, пытаясь устранить трудности с финансированием, логистикой, управлением и связью, но недалеко продвинулись вперед. Генерал Гуль теперь начал понимать некоторые из особенностей афганского характера и согласился приостановить на некоторое время эту идею всеобщих вооруженных сил.
С этого момента я уже знал, что уйду из армии. В апреле 1987 года я узнал, что меня все-таки не повысили до генерал-майора. Я был разочарован, но не удивлен. Почти никто из генералов, которые отвечали за повышение, меня не знал. Я не служил вместе с ними. Все, что они знали, что я работал четыре года в Межведомственной разведке Пакистана. Они предпочитали повышать в звании известных лиц вместо неизвестного бригадного генерала, который сравнительно долгое время находился за пределами обычной карьеры военного, работая в организации, к которой те испытывали только недоверие. Я думаю, что президент поддерживал меня, но он был не готов встретить такое сопротивление. Для него это было бесспорно. Я мог бы остаться в ISI в качестве бригадного генерала, но я отказался пойти на это. Я еще раньше решил, что уйду, если меня не представят к званию генерал-майора, так что я действовал по принципу: сказано - сделано. Загвоздка этого вопроса была в том, что я не мог уйти в отставку, а должен был подождать, пока не получу разрешение от руководства армии. Состоя на службе в качестве бригадного генерала, можно было получить также и новое назначение. Генералы Ахтар и Гуль, даже президент в своей присланной ноте, пытались убедить меня в том, что мне нельзя уходить в отставку, так как они все еще нуждались в моих услугах.
Я приготовился к тому, чтобы в течение нескольких последующих месяцев остаться в армии и инструктировать моего преемника, но не более того. После долгого и относительно успешного ведения этой войны моя гордость была уязвлена. Но более важным открытием для меня стало изменение политической атмосферы, которое ослабило Джихад в то время, когда необходимо было продолжать военное давление. Я больше не верил в то, что целью политиков была победа на поле боя. Запах политического прагматизма и компромиссов витал в воздухе. Даже президент Зия разговаривал с предводителями о том, чтобы поделить власть во временном правительстве с Наджибуллой. Для меня это выглядело как проклятие. С приближающейся победой американцы предполагали, что война уже выиграна, и все их мысли сводились к тому, чтобы воспрепятствовать партиям фундаменталистов захватить власть в Кабуле.
Я хотел бы процитировать выдержку из письма Абдула Хака от 1 июня 1989 в "Нью-Йорк Таймс". Хотя это письмо появилось два года после того, как я ушел из армии, высказанные в нем чувства, были сродни чаяниям моджахедов во время войны. Со ссылкой на американское правительство он писал:
"Наше правительство всегда требовало сопротивления против режима советских марионеток. Марионеточный режим все еще сидит в Кабуле. Президент Наджибулла не был министром здравоохранения и образования, он (будучи главой ХАДа) был министром пыток и смерти. С тех пор как он стал президентом, число жертв у нас возросло на тысячи... Больше чем 1,5 млн. людей были убиты, 70% страны разрушены, 5-6 миллионов жителей вынуждены были бежать из страны. Говорят, что мы должны образовать многопартийное правительство с президентом Наджибуллой и его друзьями. На данный момент Америка не дает вид на жительство Курту Вальдхайму, поскольку тот обвиняется в участии в военных преступлениях 45 лет назад. Но вы настаиваете, чтобы мы заключили компромисс с Гитлером нашей страны".
Некоторое время решался вопрос, можно ли мне покинуть армию. Между мной и генералом Ахтаром разгорелась горячая дискуссия в его офисе. Он настаивал на том, что я должен остаться в армии, он попытался уговорить меня на другие должности, но я оставался непреклонен. После того, как я сказал ему в конце беседы, что ничто заставит меня изменить свое мнение, генерал Ахтар потерял самообладание и заявил мне, что я ни при каких обстоятельствах не могу уйти в отставку. Я объяснил генералу Гулю, что готов отказываться от моего пенсии и повышений, но я в любом случае уйду из армии.
Прежде чем покинуть разведку и армию 8 августа 1987 года, я пообещал армейскому комитету, что вернусь, чтобы служить Джихаду, как частное лицо. После того, как я осел в Карачи, 8 апреля 1988 года я забронировал рейс в Равалпинди - я возвращался назад на войну. В последний момент я позвонил своему преемнику в ISI и сообщил ему о моих намерениях. Тем не менее, он посоветовал мне отложить свою поездку, так как у партий почти не было оружия и боеприпасов для проведения какой-либо значительной операции. Это было плохим знаком, так как система требовала постоянного круговорота. Я решил немного подождать. В течение недели я узнал ужасающую новость о том, что все запасы боеприпасов были уничтожены при взрыве в лагере Охри, в моей старой штаб-квартире.
Давно уже январь 1989 года в Афганистане не был таким холодным месяцем. В середине месяца большинство советских войск было выведено, оставался лишь арьергард, чтобы до 15 февраля обеспечить отход. Радист Василий Совенок с нетерпением и волнением ожидал предстоящего возвращения домой и встречи со своими друзьями в Москве. Он провел один год в небольшом укрепленном районе Харга, наблюдая за дорогой из Газни на северо-западе Кабула. Его выносной пост обозначался на советских армейских картах как "Гора 31". Его построили около старого круглого бетонного резервуара с водой, оттуда под землей были проложены туннели к бункерам командования и связи. В центральном жилом бункере горел костер, вокруг него собралось несколько солдат, чтобы погреться перед началом двухчасового караула. На одной из стен висел плакат, на котором было написано: "Десантники, покройте славой вашу миссию в Афганистане!" За пределами бункера мир был холодным и черно-белым. Укрытые в горах, защищенные мешками с песком, рядом стояли две 122-мм гаубицы и танк T-62. Возле них валялись пустые гильзы, наполовину занесенные снегом. Этот пост был частью кабульского внутреннего оборонительного кольца, которое должно было предотвратить захват города моджахедами после выхода советских войск. Гарнизон нетерпеливо ожидал передачи позиций "зеленым", так русские прозвали афганскую армию.
На аэродроме на северо-востоке Кабула нес службу полковник Александр Голованов. Его ответственным заданием было обеспечение круглосуточной работы аэродрома, пока не будут эвакуированы последние советские воинские части. Хотя большая часть солдат убывала в Советский Союз по автотрассе Саланг, воздушное движение в аэропорту Кабула было плотным как никогда - каждую пару минут из Ташкента прибывали транспортные самолеты. Бомбардировщики Ту-22 "Backfire" совершали боевые вылеты из СССР, сбрасывая до 6000 кг бомб, чтобы обезопасить пути отхода, в то время как полковник Голованов организовал дежурство боевых вертолетов вокруг аэродрома, чтобы пресечь ракетные атаки на транспортные самолеты. Его комментарий, данный корреспонденту "Sunday Times" звучал так: "Они (моджахеды) очень хорошо воюют в гористой местности ... тем не менее, они все-таки являются бандитами. В бою их нельзя встретить лицом к лицу, и они всегда стреляют исподтишка". Милый комплимент для партизан! В Кабуле среди сторонников афганского сопротивления царило большое воодушевление. Советы уходили; без них афганские коммунисты не могли долго продержаться, таковым, кажется, было мнение дипломатического корпуса. Большинство посольств было закрыто. Дипломаты и их семьи тревожились о своей безопасности и покидали страну, как тонущий корабль. Они, полагали, что вернутся назад, как только в Кабуле появится новое правительство. Но в данный момент, казалось, что город падет в течение нескольких недель. Я нашел немного странным, что даже американцы в тот момент уезжали из страны. Это выглядело так, как будто Советы защищали американцев все это время, и вот теперь те испытывали страх, поскольку моджахеды, казалось, вот-вот выиграют войну, хотя мы были союзниками США. Американский национальный флаг был медленно спущен перед тем, как остаток персонала отправился в аэропорт. Там, однако, янки вынуждены были задержаться на сутки из-за сильных снегопадов. Следующими британцы покинули свое элегантное здание колониальных времен. Неделю спустя за ними последовали французы и австрийцы. Все обещали, что они вернутся, когда обстановка нормализуется.
Советы точно выдержали план вывода войск. Последний советский солдат пересек мост из Харатона в Термез 15-го февраля 1989 года. В течение последних недель тысячи солдат пересекли автостраду Саланг в направлении дома на танках, грузовиках, БМП. Они покидали Кабул батальон за батальоном, обычно по ночам. Они были нагружены новыми телевизорами "Панасоник" и другими западными электротоварами, которые были недоступны дома. На груди блестели ордена, некоторые солдаты везли с собой собак. Это был более-менее достойный отход. Их дипломаты не пытались судорожно залезть в последний вертолет с крыши посольства, как это происходило у американцев в Сайгоне 14 лет назад.
Последним границу с Советским Союзом пересек 45-летний генерал-лейтенант Борис Громов. Он шел. ни разу не оглянувшись. На счету Громова было три операции в Афганистане. Трудно было вывести армию, не устроив по пути домой кровавой бойни вплоть до самой границы. Хотя моджахеды сделали все возможное, чтобы воспрепятствовать отходу, погода и очень тщательные меры безопасности предотвратили катастрофу Советов. По словам Громова, только один солдат погиб 15 февраля. Он был застрелен снайпером в 20 км севернее Кабула. Москва была поражена выполненным приказом Громова; он был назначен командиром Киевского военного округа и представлен к звезде Героя Советского Союза.
В тот же самый день, за тысячи километров в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли Уильям Вебстер, преемник Кейси, устраивал вечеринку с шампанским. Звучали тосты за победу, поражение во Вьетнаме было отомщено - теперь Советы вынуждены были уйти и заплатить человеческими жизнями, а также понести материальные и финансовые потери в девятилетней войне. Месть за жесткий прием вооруженных сил США во Вьетнаме, где Советский Союз поддержал врагов Америки, была завершена. Я полагаю, что с Женевским соглашением о выводе войск в середине апреля 1988 года американцы потеряли интерес к продолжению войны. С этого момента подтвердилось мое сомнение в том, что вместо военной победы их намерения изменились на компромиссное примирение. Я еще поясню на последних страницах, как США хотели воспрепятствовать образованию в Кабуле фундаменталистского правительства. В глазах американцев оба врага были равносильны друг другу. По иронии судьбы в этом пункте интересы США и СССР совпадали, которые также опасались, что ислам всколыхнет религиозные или националистические чувства в советских республиках к северу от Амударьи. С того момента, как Советы согласились уйти из Афганистана, обе сверхдержавы пытались помешать моджахедам победить в войне.
Советы пытались достичь этого, поставляя огромное количество военного снаряжения в афганскую армию. Генерал Громов не был последним советским солдатом в Афганистане. Несколько сот человек оставались в Афганистане в качестве военных советников и техников для обслуживания ракет средней дальности "СКАД", которые использовали в боях под Джелалабадом в середине 1989 года. Афганская авантюра стоила Советскому Союзу более 13000 убитых, 35000 раненых и 311 пропавших без вести. Согласно сводкам новостей, война стоила СССР миллион рублей в день. После вывода войск цены (в Афганистане - прим.перев. Д.К.) резко поднялись. Только огромные поставки вооружения позволили солдатам Наджибуллы продолжить борьбу. Американские эксперты считали, что в Афганистан с февраля 1989 года поставлялось военное снаряжение на сумму 300 млн. долларов в месяц. В течение полугода после отхода из Афганистана в стране совершили приземление как минимум 3800 самолетов с продовольствием, горючим, оружием и боеприпасами. Если сравнить это с годовой американской помощью 1988 года в размере 600 миллионов долларов, то разница будет видна налицо.
Также существуют и такие, кто утверждает, что Советы не потерпели никакого военного поражения в Афганистане. Как военный, который четыре года сражался против них, я не могу согласиться с этим. Без военного давления моджахедов никакой политический аргумент не заставил бы русских уйти из страны. Никогда во время войны коммунисты не могли считать своими любую территорию, кроме городов и мест своей дислокации, считать защищенными свои линии связи и снабжения, а также проводить операции "Search and destroy" любого масштаба. В общем и целом, достижения советских солдат были неважными, так как они воевали без большого энтузиазма. Они уклонялись от ночных боев и наступательных операций, стараясь избегать потерь. Они оставались в своих бронетранспортерах на дорогах, не поднимаясь в горы. Внедрение ракет "Stinger" увеличило потери ВВС СССР, в среднем, до одной машины в день. Советскому командованию стало ясно, что оно не может выиграть войну. А если уничтожить партизан нельзя, то это поражение. Советы поняли это, когда покинули Афганистан. Чтобы победить на войне, необходимо было значительно увеличить расходы. Не было никаких признаков того, чтобы Горбачев вообще собирался заплатить такую цену.
Горбачев, который на первый взгляд не имел ничего общего со вторжением в Афганистан, также извлек пользу из вывода войск. Вторжение стоило Кремлю еще и международного авторитета. Это привело к расколу в мусульманском мире, советское влияние на прочие страны ухудшалось. Я уверен в том, что Горбачев очень быстро вывел своих солдат, когда командование сообщило ему о необходимых затратах для достижения военной победы. Он добивался ореола международного признания. Запад рассматривал Горбачева как великого реформатора, а вторжение в Афганистан ему очень быстро простили и вскоре забыли. В сентябре 1990 года, когда я писал эту книгу, Министр иностранных дел СССР на заседании ООН осудил Ирак за его вторжение в Кувейт, как будто его страна никогда не планировала и не устраивала подобного вторжения. Память у политиков была довольно короткой.
С подписанием Женевского соглашения общая структура прежней военной стратегии начала разрушаться. После того, как Советы покинули Афганистан, все, в том числе русские и афганцы, предполагали, что моджахеды добьются военной победы. Невероятно тяжело было смотреть на то, как поворот в американской политике воспрепятствовал этому. Обе сверхдержавы желали ничьей на поле боя. Советы пытались достичь этого с помощью массивной поддержки афганской армии и военной авиации, а также с помощью поставок ракет "СКАД" и военных советников, а также концентрации афганских вооруженных сил в немногих стратегических городах и базах, в частности, в Кабуле. Афганские солдаты окопались, перешли к обороне, используя воздушное превосходство и поддерживая наземное и воздушное сообщение с СССР. Советские стратеги были не уверены, переживет ли афганская армия вывод советских войск. Если Наджибулла не мог держать прежние позиции, то имелись хотя бы хорошие шансы придти к политическому компромиссу. На поле боя победитель получает все; однако ни русские, ни американцы не хотели видеть моджахедов в этой позиции.
Сначала о военных средствах: хотя не было никаких договоренностей с Советами, чтобы ограничить поставки оружия своим союзникам, но США сделали именно это. Чтобы предотвратить победу моджахедов, которые еще раз хотели нанести удар во время отхода русских, поставки оружия тем были урезаны. Это якобы должно было воспрепятствовать тому, чтобы Советы затянули свой вывод, но я считаю, что это было лишь прикрытием для резкой смены политики США, поскольку после отхода Советов поставки так и не возросли.
Союзники моджахедов в конгрессе громко выражали свои сомнения. Двое американских сенаторов требовали начать следствие в конгрессе, чтобы выяснить причины прекращения поставок оружия. Как сообщила "Washington Times" в начале апреля 1989 года, сенатор Оррин Хатч, член сенатского комитета по спецслужбам, написал жалобу руководству и потребовал расследования действий ЦРУ в Афганистане. Мистер Хатч был озабочен массивными советскими поставками оружия, тогда как американские поставки оружия сократились до нуля. Четырьмя месяцами позже "London Times" сообщила, что председатель комитета по спецслужбам подтвердил и одобрил сокращения поставок. Энтони Бейленсон сказал, что военная помощь афганским мятежникам не входит более в наши интересы после того, как Советы вывели войска. Наверное, нельзя дать более ясную характеристику новой американской политике.
Даже Чарльз Уилсон утратил свой былой энтузиазм к военной победе. Как я знал из опыта, большинство американских официальных лиц чувствовали себя оскорбленными Межведомственной разведкой Пакистана, поскольку моя организация не допускала их вмешательство в операции или в распределение оружия. Американцы всегда хотели контролировать войну. После перевода генерала Ахтара и моего ухода в отставку, американцы могли теперь сконцентрировать свои усилия на менее опытных новичках в ISI. Член палаты представителей, Билл Макколум из Флориды, очень мило сообщил в "Insight Magazine" в апреле l990 года, что вся военная помощь США Пакистану, которая была третьей по величине среди объема внешних поставок США, будет сокращена или даже прекращена вовсе, если ISI не будет взята под контроль.
Все планы американской политики свелись к пату. Здесь они применили хорошо известную привычку всех афганцев к внутриполитическим распрям и соперничеству между партиями. После вывода советских войск из Афганистана, моджахеды добились значительной победы, Джихад возымел успех, а неверные были прогнаны. Общий враг и эта общая война долгое время сохраняла определенное единство между обычно непримиримыми группировками моджахедов. Партии и командиры в отсутствие русских снова начали думать о своих политических позициях и будущих намерениях. На поверхность всплыла также старая вражда, которая некоторое время была подавлена антисоветским "крестовым походом"; США поддерживали ее. Теперь они пытались переключить внимание моджахедов с военной арены на политическую. Чем больше моджахеды ссорились, тем больше руководство партий и командиры заботились о том, что происходило в Пешаваре, а не в Афганистане, тем меньше они воевали. Американцы хотели еще раз привести к власти Захир Шаха и поддерживали созыв "Шуры" с одинаковым количеством представителей от каждой партии, независимо от ее величины, и поощряли образование коалиционного афганского правительства в Пакистане, так как они знали, что это никто, даже они сами, всерьез их не воспримет. У меня нет никаких сомнений, что все эти действия должны были расколоть единство моджахедов в плане продолжения войны.
В этой деятельности их неосознанно поддержал генерал Гуль. От него ожидали, чтобы он профессионально выполнял свои обязанности и чтобы он предпринял изменения в существующей до сих пор военной системе, чтобы лучше организовать ведение войны. Казалось, тот хотел придать вооруженным силам моджахедов обычную окраску, непосредственно участвуя в военном управлении Джихадом и оказывая давление на политических лидеров. Чтобы ускорить этот процесс, он взял на себя командование армейским комитетом. Генерал Гуль верил, и в этом его поддерживал президент Зия, что некоторые лидеры имели чрезмерную власть. Чтобы укротить их власть и одновременно повысить эффективность моджахедов на войне, генерал Гуль снова начал поставлять оружие непосредственно их командирам. Это конечно, порадовало американцев, поскольку ЦРУ желало этого с самого начала конфликта.
С давних пор американцы считали, что поставки оружия непосредственно моджахедам приведут к тому, что командиры на поле боя покажут лучшие результаты. Может быть, в течение некоторого времени или для проведения какой-нибудь специальной операции, это действительно было так, однако из имеющегося опыта мы знали, что в конечном итоге этот метод вел к коррупции и хаосу. Партийные лидеры, конечно же, вследствие этого были исключены из системы снабжения, что их обеспокоило. Между командирами вдобавок разгорелась внутренняя междоусобица, так как они больше не получали оружия в ожидаемом количестве, и те перешли к захвату его друг у друга. Каким образом ISI могла непосредственно поставлять оружие сотням командиров? Эти противоречия были в системе, которая в 1983 году привела к "Инциденту в Кветте" (Вскрытый случай коррупции среди руководства ISI с поставками вооружения в Афганистан - прим.перев. Д.К.), благодаря которому меня перевели в Межведомственную разведку Пакистана.
Следующим звеном в новой системе распределения оружия, которое также имело плачевный итог во время снабжения моджахедов во время отхода советских войск, было хранение запасов вооружений в лагере Охри. Теперь этот склад оружия и боеприпасов ISI должен был принять большое количество оружия для командиров. Индивидуальные поставки сортировались в Охри, поскольку их более не доставляли непосредственно в склады партий моджахедов. За несколько дней до подписания Женевского соглашения Советами в апреле 1988 года мы потеряли весь запас оружия и боеприпасов на складе в Охри в результате чудовищного взрыва. Если суммировать этот взрыв, сокращение американских поставок оружия и стратегическую ошибку партизан при нападении на Джелалабад несколько недель спустя, то теперь отчетливо видны причины, из-за которых моджахеды не могли добиться победы в короткие обозримые сроки.
