ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Дудченко Владимир Алексеевич
Мои встречи с Виктором Конецким

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.83*22  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Накануне Дня ВМФ захотелось вспомнить известного писателя-мариниста Виктора Викторовича Конецкого,творчество которого обожают не только моряки...

  
   Мои встречи с Виктором Конецким
  
  
   ...В 1973 году в маленьком гарнизоне советских военных специалистов в местечке Салах Эд-Дин на юге Аравии (Южный Йемен) мне в руки попалась донельзя потрепанная книга Виктора Конецкого "Среди мифов и рифов". Прочитал ее залпом и удивился тому, насколько точно мысли писателя созвучны с моими собственными.
   Странствуя далеко от Родины, каждый человек испытывает сложные, порой противоречивые чувства, несмотря на окружающую его экзотику южных или северных морей. Но не каждый писатель, даже маститый, способен пронзительно выразить подобные ощущения на бумаге. Конецкому это блестяще удалось. Потом, путешествуя по странам и континентам, у меня всегда был с собой томик произведений Виктора Конецкого, который я мог перечитывать много раз...
   Весной 1994 года, работая корреспондентом петербургской газеты "Смена" после увольнения из кадров ВС в запас, я получил задание редакции взять интервью у Конецкого. Решался вопрос замены начальника ГУВД Аркадия Крамарева (в настоящее время - депутат Законодательного Собрания Санкт-Петербурга, председатель комиссии по правопорядку и законности - прим. В.Д.), и в редакции посчитали, что веское слово его друга, Виктора Конецкого, не будет в этой ситуации лишним.
   Маленькая двухкомнатная квартира Конецкого в "писательском" доме на улице Ленина, что на Петроградской стороне, поразила меня своей простотой. Книги, картины, собственноручно написанные акварелью и маслом, да заморские диковинки в виде морских ракушек и кораллов были, пожалуй, единственным ее украшением. Меня встретил сам Виктор Викторович, познакомились. Татьяна, его жена, угостила чаем. Конецкий тогда уже себя неважно чувствовал - болели ноги, и он расположился полулежа на диване под огромной картой Мирового океана. Давать интервью в защиту Крамарева, несмотря на дружбу с Аркадием Григорьевичем, он отказался. Я убрал диктофон, и мы разговорились на другие темы. Вот тогда-то я и признался Виктору Викторовичу, что являюсь давним читателем его произведений, и рассказал о первом знакомстве с "Мифами и рифами" в далеком Южном Йемене. Почти сразу между нами возникло полное взаимопонимание, что-то вроде родства душ. Общались допоздна и с трудом расстались друг с другом. Потом я бывал у Конецкого довольно часто, и каждый раз нам не хватало времени, чтобы вволю наговориться...
  
   * * *
  
   В ноябре 1994 года в Санкт-Петербурге был создан Клуб моряков-подводников ВМФ. Понятно, что только что появившейся общественной организации нужна была широкая поддержка. Попросили заняться этим Виктора Конецкого, громкое имя которого во флотских кругах могло сыграть большую роль для популяризации идей клуба. Но Виктор Викторович, сославшись на болезнь, отказался и предложил писать о подводниках мне, журналисту "Смены". Так с легкой руки Конецкого мне пришлось стать первым журналистом, "раскручивавшим" философию клуба в СМИ. Виктор Конецкий, несмотря на свои болячки, любил бывать на вечерах подводников, около его столика неизменно толпились и ветераны, и молодые флотские офицеры.
   Бывал Конецкий и колючим - если человек ему не нравился, он не выбирал выражений. Мог и матюгнуться. Но все его многочисленные друзья прекрасно знали, что за его нарочитой грубоватостью прячется тонко чувствующий интеллигент с легко ранимой душой.
   Любил Викторыч и пошутить. Представляя меня, одетого в синюю парадную форму офицера ВВС, кому-либо из своих знакомых моряков, он спрашивал: "Как, ты еще не знаком с "арабским шпионом"? Вот он - знакомься!" Пожимая мне руку, человек, как правило, недоумевал: среди черных флотских мундиров моя авиационная форма смотрелась довольно странно, а слова "арабский шпион" и вовсе обескураживали. Конецкий же смеялся и лишь потом объяснял, что Алексеев (мой псевдоним в "Смене" - прим. В.Д,) - бывший военный переводчик, а возможно, и разведчик. И добавлял, показывая на ленточки моих наград: "Володя даже мне в этом не признается. Но меня не проведешь..."
  
   * * *
  
   Однажды мы с Конецким напились. После какого-то официального мероприятия "тормознули" частника и вскоре сидели на своих обычных местах: Викторыч на диване под Мировым океаном, а я - рядышком на стуле. Пили водку. Татьяна, предполагавшая, как может завершиться наше общение, поворчав, подала немудреную закуску - ветчину, сыр, хлеб... Но закусывал Конецкий мало - больше курил свой неизменный "Космос", время от времени гася очередную сигарету в пепельнице, а затем вновь зажигая чинарик.
   Говорили обо всем. Виктор Викторович вспоминал свои морские дела, похождения с друзьями в Москве, драки (подраться очень любил), Георгия Данелию, Беллу Ахмадулину, Женю Евтушенко, Вику Некрасова. Я рассказывал о своих приключениях в арабских странах, нынешней работе в криминальной журналистике... Когда кончилась водка, мне пришлось "слетать" до ближайшего киоска, и мы, несмотря на растущее возмущение Татьяны, продолжили беседу. Надрались основательно. Я спохватился где-то в половине .второго ночи.
   - Алексеев, ты никуда не пойдешь! - безапелляционно сказал Конецкий. - Это приказ! Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Таня, постели Володе на полу.
   Татьяна высказала все, что она думает о нас, пьяницах, бросила на пол тонкий матрац, одеяло и подушку и удалилась к себе в комнату. Мы с Викторычем еще долго продолжали беседовать лежа. Потом заснули. Утром мне было неудобно перед Татьяной...
   Пенсия у Виктора Конецкого была маленькая. Денег на нормальную жизнь хронически не хватало, много съедали лекарства. Виктор Викторович писать из-за болезни уже практически не мог. Но не жаловался никогда. Как-то он позвонил мне в редакцию и сказал, что нашел вещь, которая была опубликована всего один раз и очень давно. Если редактор "Смены" не против, сказал мне Конецкий, то он готов отдать нам этот материал. Тогдашний главный редактор Сережа Балуев не возражал. Я взял такси и поехал к Викторычу.
   Вещь называлась "В морском канале" и через пару дней появилась в "Смене". Предисловие Конецкого было таким: "Как автор, я сам виноват в том, что не успел предложить этот очерк газете "Смена" к 22 июня - 53-й годовщине начала Великой Отечественной войны. Однако, являясь одним из руководителей общественного совета "300 лет Российского флота", я все же решил, что читателям будет небезынтересно познакомиться с данным материалом - тем более что сейчас уже мало кто из ленинградцев знает об описываемом событии, предшествовавшем началу войны..."
   К моей радости, так получилось, что на той же полосе газеты было опубликовано мое интервью с вице-адмиралом в отставке Георгием Николаевичем Авраамовым, который учился в Военно-морском подготовительном училище вместе с Виктором Конецким и Валентином Пикулем. (Собственно говоря, Виктор Викторович и вывел меня на Авраамова и других "подготов".) Потом я получил за Конецкого его гонорар и вместе с коробкой конфет (насчет водки не помню) привез деньги к нему домой.
   Вообще, благодаря Виктору Викторовичу мне посчастливилось познакомиться со многими из его старинных друзей, военных моряков. Одним из таких людей был Владимир Дмитриевич Тимашев, однокашник по подготовительному и 1-му Балтийскому военно-морским училищам, капитан 1-го ранга в отставке, служивший военным советником в Египте. Именно Тимашев явился прообразом адмирала в "Мемуарах военного советника". Конецкий мне рассказывал, как ему пришлось обивать пороги ГлавПУРа, чтобы эта вещь увидела свет. Политработники никак не хотели пропускать "Мемуары", усмотрев в рассказе что-то, на их взгляд, секретное и крамольное.
   Когда Виктор Викторович готовил свои произведения к переизданию, он попросил, чтобы "Мемуары" и еще пару вещей, связанных с Арабским Востоком, отредактировал я, работавший до этого в Египте и Сирии и владеющий арабским языком. Речь шла не о редактировании как таковом, а о правильном написании географических названий и использованных автором арабских слов. Я с радостью выполнил просьбу моего старшего друга. А в январе 1995 года получил от Конецкого подарок -переизданную книгу "Среди мифов и рифов" с надписью:"Крестному отцу этой книги - Володе Алексееву в День Рождества Христова".
  
   * * *
  
   Познакомил меня Конецкий с еще одним "подготом", профессором Александром Дмитриевичем Слобожанкиным. Так уж получилось, что вместо капитанского мостика Слобожанкину пришлось стоять в операционной в качестве военно-морского врача-хирурга. Они дружили всю жизнь, и, наверное, Александр Дмитриевич был последним, кто выпил с Виктором Викторовичем по паре рюмок водки за пять дней до его кончины. "Вместо чая Витя вдруг потребовал водки..." - вспоминал профессор.
   Уже после смерти Конецкого Слобожанкин рассказал мне историю о том, как они подрались в подготовительном училище. Оба за какую-то провинность были наказаны мыть гальюн. После долгих препирательств поделили гальюн пополам. Слобожанкин начал мыть свою половину, а Конецкий сидел на подоконнике и болтал ногами. Ведь он был на целый курс старше салаги Слобожанкина. Все закончилось дракой грязными тряпками от швабр. Потом подружились навсегда...
  
   * * *
  
   Пару раз я пытался расспросить Конецкого о Валентине Пикуле, романами которого зачитывался всласть.
   - А чего рассказывать, - говорил Виктор Викторович, дымя своим "Космосом". - Вальку через год отчислили за неуспеваемость... И надо же - стал писателем! При его ужасной безграмотности... Встречались потом несколько раз, выпивали, спорили... Жаль, что Вальки уже нет... Великий был труженик!...
   Конецкий говорил о Валентине Саввиче Пикуле скупо и желчно, многое не договаривал, скорее всего, не желая вспоминать некие, известные только им двоим моменты общения. И я тогда подумал о духе соперничества, много лет витавшем между ними, талантливыми, но такими разными писателями.
  
   * * *
  
   ...Телефонный звонок. Поднимаю трубку и слышу знакомый голос Конецкого:
   - Володя, я по тебе соскучился. Срочно дуй ко мне...
   Он, мой любимый писатель, бывал порой неожиданным в своих вопросах. Как это было в тот раз.
   - Алексеев, ты изучал в своих "бурсах" вот это? - спросил с места в карьер Конецкий и протянул мне учебник "История античной литературы" 1946 года издания.
   - Ну что вы, Виктор Викторович, у нас в программе такого и близко не было, - ответил я, листая толстую, с пожелтевшими от времени страницами монографию профессора Тронского.
   - Представляешь, Володя, а мы это изучали по программе военно-морского училища. Возьми, очень полезная книга... Уже дома, внимательно просматривая учебник Конецкого, я понял, как досконально будущий писатель его проштудировал. Большая часть страниц была испещрена карандашными и чернильными пометками курсанта 1 -го Балтийского высшего военно-морского училища Виктора Конецкого. На последней, чистой, странице книги его рукой написано: "Необыкновенное лето" Федин" (наверное, собирался прочитать). И ниже на той же странице:
   "Мировоззрение складывается из:
   1. Основ философии вопроса
   2. Отношения к Богу
   3. Отношения к сверхъестественному
   4. Отношения к человеку
   5. Отношения к собственности
   6. Практической этики
   7. Отношения к государству".
  
   Это было в 1949 году. Конецкому исполнилось 20 лет...
  
   * * *
  
   В Викторе Конецком самым поразительным образом сочетались профессиональный моряк и профессиональный писатель. И трудно сказать, кто превалировал. Он был просто питерским интеллигентом, человеком, прошедшим суровую школу блокады, флотской службы, странствий по белу свету, - повторюсь - грубоватым внешне, но душевно ранимым и едва ли не по-детски незащищенным внутри. Он легко прощал маленькие человеческие слабости, однако в принципиальных вопросах отстаивал свою позицию с непримиримостью.
   Сказать, что все, написанное пером Виктора Конецкого, - маринистика, было бы не совсем верно. Ведь во всех его произведениях прослеживается глубокий нравственно-философский смысл, скрывающийся за тонким юмором и иронией.
   Особую любовь и уважение к творчеству писателя испытывали (и, надеюсь, испытывают до сих пор) моряки. Еще бы. Ведь Конецкий, в прошлом флотский офицер, а затем капитан дальнего плавания торгового флота, четырнадцать раз прошедший по Северному морскому пути, как никто другой знал и чувствовал душу моряка. Не знаю, как сейчас, а раньше трудно было отыскать офицера флота, в каюте которого не было бы пары книг Виктора Конецкого...
  
   * * *
  
   Как-то раз я принес на суд Конецкого свой первый нежурналистский опус-воспоминание под названием "В чужой стране, в чужой войне..." с описанием своей службы военным переводчиком в Египте во время одного из арабо-израильских вооруженных конфликтов.
   Виктор Викторович внимательно прочитал и вынес свой нелицеприятный вердикт:
   - Я бы такое публиковать не стал.
   - Почему?
   - А ты сколько раз материал переписал? - прищурившись от попавшего в глаза
   сигаретного дыма, спросил Конецкий.
   - Раза два.
   - Вот когда перепишешь восемь раз, тогда и будем говорить. Чтобы читатель ощущал жар, идущий от каждого египетского камня...
   Разговорились о некоторых писательских секретах. Конецкий поинтересовался, вел ли я, будучи в Египте, дневник. "Ну и дурак, что не вел", - констатировал он мой отрицательный ответ. Посоветовал: если трудно пишется материал, рассказывать под диктофон, а затем расшифровывать запись. "Можешь выпить рюмку коньяка. Но не больше, - Виктор Викторович немного задумался: - Некоторые предполагали, что я писал и одновременно употреблял. Не буду врать - пробовал. Ничего хорошего из этого не получилось. Поэтому писал всегда на трезвую голову... Алексеев, я сделаю из тебя писателя..."
   Не успел. 30 марта 2002 года Виктора Викторовича Конецкого, капитана дальнего плавания, писателя-мариниста, художника и просто удивительно интересного человека не стало. Отпевали его в Николо-Богоявленском морском соборе Санкт-Петербурга. Я стоял тогда у гроба, в котором, облаченный в офицерский мундир, прикрытый Андреевским флагом, лежал мой любимый писатель, мой большой друг... Я всматривался в знакомые черты Викторыча, и вдруг показалось, что его губы тронула едва заметная ироничная улыбка... Я прощался с Конецким, зная, что на самом деле он не ушел в небытие, а остался со мной, со всеми нами, его читателями и друзьями, в своих многочисленных книгах...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
Оценка: 8.83*22  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023