ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Дьяков Виктор Елисеевич
В бурю

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.08*7  Ваша оценка:

   Дьяков Виктор Елисеевич
  
  
  
   В БУРЮ
  
   рассказ
  
   С утра день у старшего лейтенанта Наиля Хакимоллина складывался отлично. В штабе полка ему сообщили, что документы на очередное звание уже подписаны и не сегодня-завтра будут отправлены "наверх". Сердце Наиля билось с радостным учащением и все данные ему на "точке" поручения он делал в охотку с удвоенной энергией. Уже к двенадцати часам он успел "выбить" в автослужбе машину, загрузить в неё две бочки дизельного масла, лично отобрать на радиотехническом складе запчасти на РЛС... Хорошее настроение придавало сил, и всё у Наиля получалось. К полудню солнечного июльского дня он уже готов был ехать на берег и дальше плыть на Полуостров, на свою "точку", поделиться радостной вестью с друзьями. Так бы оно и случилось, приедь он один, но в управление полка с "точки" откомандировали ещё двух человек, и Наиль в этой группе старший. Потому он был вынужден умерить свой пыл.
   Что более может желать офицер, как не своевременно присвоенного звания? Тем более, что если первое звание мало кому задерживают, то второе... Капитана, наверное, каждый второй советский офицер перехаживал, кто месяцы, а кто и годы. А тут посылают так, что до Москвы, до Главкома, может дойти день в день, и через месяц-полтора, в августе-сеньтябре он уже оденет четвёртую звёздочку на погоны. Стройный, свежий, большеглазый, черноволосый, ну никак двадцать шесть лет не дать, самое большее двадцать три. Молодой, красивый, холостой и уже капитан. Ему хотелось улыбаться всем, и чтобы все вокруг улыбались, радовались вместе с ним.
   Отправку задерживали дивизионный старшина прапорщик Мухамеджанов и продавец "точечного" магазина Валентина Сёмкина. Наиль на мог просто стоять и ждать. Он "полетел" на вещевой склад, где никак не мог завершить свои дела старшина.
   - Что это вы мужики здесь закисли!? Машина под парами, ждёт, а вы всё Муму ...!- Наиль словно наполнил свежим воздухом затхлое, мрачное помещение, пронзённое пыльными стрелами света из забранных стальными решётками маленьких окошечек под самым потолком.
   - А ты это вот старшину своего спроси, какую Муму мы тут...- не поддался обаянию дружелюбия источаемого Наилем завсклад, невысокий прапорщик лет за сорок, не по возрасту седой, но с симпатичным точёным лицом.- Смотри, что он мне сдаёт!...- завсклад выхватил из мешка, одну из простыней, привезённых Мухамеджановым на сдачу.- Сам посмотри!
   От простыни осталась едва половина - она была явно разодрана солдатами на подворотнички. Наиль, однако, не смутился:
   - Ну, ты Максимыч как маленький, сам что ли не знаешь, что к нам материал для подворотничков в год раз завозят. Другие будто меньше рвут, только наши.- Наиль недоумённо взглянул на старшину, среднего роста крепко сбитого двадцативосьмилетнего казаха, не сумевшего договориться с завскладом по таким пустякам.
   Мухамеджанов стоял набычившись, его желавки ходили ходуном, дикие гримасы искажали раскосое лицо, придавая ему зверское выражение.
   - Рвут-то везде, но не столько же... На, на глянь... можно такие принимать!?- завсклад схватил сразу несколько простыней и бросил их прямо на цементный пол.
   Наиль наклонился, взял ближнюю за угол, встряхнул, но как только простыня развернулась, брезгливо её отбросил. Она была цела, если не считать небольшого надрыва, но запах, вместе с жёлтыми разводами сразу наводил на мысль, что она снята с койки солдата страдающего ночами недержанием мочи.
   - Что нос воротишь?- торжествовал завсклад.- Не нравится?... А у него чуть не все, не порваны, так обоссаны, или будто ими казарму вместо половых тряпок драили. Как я такие в прачечную повезу!? Ни один старшина такого срамного постельного белья не привозит...
   Полчаса, не меньше уговаривал Наиль завсклада принять эти ужасные простыни и выдать вместо них стиранные. Старшина при этом всё также безмолвно стоял рядом, шевеля желавками. Но едва полученные свежие простыни оказались в кузове машины, старшину будто прорвало:
   - Гнида... его бы к нам на Полуостров, посмотрел, как бы он там запрыгал!...
   Наиль понимающе кивал, успокаивал - не хотелось говорить обидных слов, хоть и был Мухамеджанов, вне всякого сомнения, никудышным старшиной, особенно в хозяйственных вопросах. Но не хотелось никого расстраивать, когда самому так хорошо и радостно:
   - Не бери в голову Габдраш. Сходи-ка лучше в магазин Валентину поторопи, а то ехать уже пора, а она там, наверное, чай пить села.
   - Да пошла она... настроения что-то нет. Если пойду и там с кем-нибудь поругаюсь.
   Нельзя сказать, что старшина был чересчур недисциплинированный, плюющий на субординацию. Напротив, в тех ситуациях, когда приказ исходил, например, от командира дивизиона или замполита, он являл собой прямо-таки образец исполнительности и рвения, но если приказывал не очень высоко стоящий офицер... Здесь играло роль настроение старшины, а оно у него сейчас было прескверным.
   Наиль не обиделся. Он вообще сейчас не мог ни на кого обижаться:
   - Ладно, посиди, успокойся. Я сам сбегаю.
   Предвидение Наиля сбылось: Валентина уже расписалась за полученный товар и чаёвничала вместе с военторговскими продавщицами, увлечённо обмениваясь новостями "сарафанного" радио. Наиль зашёл с чёрного хода и застал собеседниц на каком-то интимном эпизоде, который они эмоционально смаковали:
   - Неужто... прямо в квартире!?... А муж то на полигоне... Ты смотри, что творят!
   Наилю стало неудобно, хоть он и оказался в роли подслушивающего случайно. Он нарочно громко затопал, прежде чем появиться в тесно заставленной товарной тарой подсобке.
   - О, кто к нам пожаловал...- под смешки подруг приветствовала его одна из местных продавщиц.- Садись к нам Наильчик, мы тебя чайком попоим... Когда невесту-то свою привезёшь? А то мы тебе тут другую живо найдём... ха-ха...
   И в этом случае оптимистический настрой помог Наилю корректно избежать втягивания в шутливую, изобилующую слегка замаскированной пошлостью беседу с разбитными бабами... Наконец Валентина, крупная но, несмотря на свои двадцать четыре года уже рыхлая, в однотонных серых кофте и брюках, была извлечена из недр подсобки.
   - Валь, ну ты чего?... Ехать же пора, только тебя и ждём,- Наиль старался, чтобы упрёк звучал как можно мягче.
   - Ой... А я и не думала, что вы так скоро управитесь. Мы и присели-то минут пять назад, а так всё товар пересчитывали,- оправдывалась Валентина.
   "Так я тебе и поверил, пять минут, небось, часа два уже кости всем подряд перемываете",- подумал Наиль, но сам при этом согласно кивал и понимающе улыбался.
  - Ну что, грузим твой товар?- он вроде бы невзначай поторопил продавщицу...
  Наиль давно уже удивлялся той перемене, что произошла с Валентиной за те почти три года, что знал её. Кто бы мог подумать, что некогда худенькая, робкая девушка, жена вновь прибывшего на точку лейтенанта, так быстро превратится в дебелую, уверенную в себе женщину. Ведь продавец единственного на "точке" магазина лицо довольно влиятельное. Валентина, второй год уже "командующая" магазином, это очень хорошо усвоила и нет-нет, да и злоупотребляла своим положением. Поговаривали, что она припрятывает дефицитные товары и не гнушается при случае обсчитать тех, кто обычно плохо считает деньги, солдат и офицеров-холостяков. Сам Наиль это ни подтвердить, ни опровергнуть не мог, он всегда совал сдачу в карман не считая.
   Наиль быстро организовал погрузку товаров для дивизионного магазина силами дневального с близлежащей казармы, и двух солдат из кухонного наряда, прислать которых он упросил прапорщика, дежурного по столовой. Валентине оставалось только покрикивать да подгонять:
   - Поосторожнее, поосторожнее ребята... Ну что вы еле шевелитесь, как неродные... Куда сапожищами встал, коробку продавишь!...
   Старшина всё это время как истукан стоял рядом с сумрачной улыбкой. Но вот, наконец, все мешки и коробки оказались в кузове и солдаты, отряхивая пыль с хе-бе, вопросительно посмотрели на старшего лейтенанта, явно ожидая обычной в такой ситуации награды.
   - Слышь Валь... ты это, дай бойцам чего-нибудь, сигарет, печенья там, или конфет, работали как-никак,- обратился Наиль к продавщице, видя, что та не проявляет догадливости.
   - Ой Наиль, ты бы раньше сказал. А сейчас как... эти коробки как раз в самом низу, не достать...- с наивной улыбкой ответила продавщица.
  Выражение полного удовлетворения чуть было не сползло с лица Наиля. Валентина не собиралась отблагодарить грузчиков за работу, и он оказался в весьма неловком положении.
   - Вот что ребята... вы это... извините... Вот у меня тут "Примы" больше полпачки осталось, возьмите, больше нет... - Наиль виновато развёл руками.
   Солдаты переглянулись, и, взяв по две сигареты, вернули остальное.
   - Не надо товарищ старший лейтенант, мы всё понимаем, у вашей продавщицы зимой снега не выпросишь. На неё ваши с Полуострова всегда жалуются,- дал понять, что в курсе дела один из кухонных нарядчиков.
   Но вот вроде бы и всё, машина загружена, можно ехать. Наиль побежал в штаб звонить на "точку", чтобы на том берегу встретили... Позвонив, он поднимался из подземного этажа, где распологался полковой узел связи, когда его окликнул офицер, дежурный по полку:
   - Хакимоллин, зайди в строевую, там почту для вашей "точки" привезли... не забудь.
   - Как, а разве наш старшина?...- вырвалось, было, у Наиля, но дежурный уже вбегал по лестнице на второй этаж здания штаба.
   Хорошее настроение Наиля опять подверглось "бомбардировке". "Да он что сегодня вообще ничего не делал? Это же его обязанность почту забирать",- внутреннее возмущение, казалось, вот-вот вырвется наружу... Но заряд оптимизма, полученный с утра, оказался настолько силён, что хорошее настроение вновь пересилило. К тому же у Наиля моментально возникло желание выяснить у начальника строевой службы, когда конкретно его представление будет отправлено "наверх".
  
   2
  
   Начальник "строевой" капитан Забродин сидел в кабинете один. Голова разламывалась, а опохмелиться в преддверии суда чести, где его собирались заслушивать, было рискованно. Если застукают всё, с должности попрут, на "точку" загонят. Ему казалось, что весь мир ополчился против него. И надо-то всего грамм сто-двести и уйдёт эта боль, муторное состояние...
   Наиль зашёл, и здесь словно благоуханным ветерком пахнуло в казённой бумажно-беспорядочной ауре кабинета.
   - Здравия желаю товарищ капитан! Тут говорят нашу почту забрать надо?
   Забродин хмуро смотрел на Наиля, манипулируя морщинами на лбу с глубокими залысинами, будто силился зашевелить ушами. На самом деле он таким образом осуществлял самомассаж ноющих висков. До него не сразу дошёл смысл вопроса, зато он отчётливо видел, что Наиль безудержно, бессовестно рад. Ему хорошо, он доволен и у него совсем не болит голова, не подкатывает к горлу содержимое желудка...
   - Что... почта?- переспросил капитан.- Ах да, вот забери... Там кажется и тебе письмо есть.
   Наиль принял небольшую кипу газет, пачку писем. Письма быстро перебрал, нашёл своё. "Так и есть из Семска•, от Гули". Он уже третий месяц не получал от неё писем, беспокоился и сам себя успокаивал: как-никак пятый курс мединститута, летняя сессия, наверняка некогда... Но тревожные мысли, вызванные неожиданным молчанием девушки нет-нет, да и посещали его в последнее время. И вот, наконец-то, долгожданное письмо. До чего же удачный день... На этой вдохновенной волне Наиль уже собирался задать вопрос насчёт своих документов...
   Как чувствует себя человек, у которого буквально всё, в том числе и самочувствие, плохо, при виде искренней радости другого? Зависть... хорошо если белую. Ну, а чёрная зависть плацдарм для желания испортить эту ненавистную радость счастливца, заставить его тоже мучиться, страдать. Именно такое желание и возникло у тридцатисемилетнего вечного капитана Забродина.
   - Чего щеришься... рад небось, что документы подписали? Капитана получишь,- вроде бы без задней мысли начал Забродин.
   - Ещё бы,- бесхитростно признался Наиль.- Знаешь, до сегодняшнего дня всё боялся, вдруг к чему-нибудь прикопаются, задержат. Ты там, когда отправишь-то?- он с некоторой тревогой задал наиболее волнующий его сейчас вопрос.
   Наиль, конечно, понимал, что если представление подписано командиром полка Забродин никак не может его завернуть, даже если очень захочет. Но он может просто придержать бумаги. Ну, мало ли что, замотался, зашился да и забыл, или как это с ним частенько приключалось в запой уйдёт. А документы где-нибудь в сейфе валяться будут, и пока в ресторан не пригласишь, не напоишь... Сейчас, правда, Перестройка, Указ. Политотдел, закусив удила, кинулся на алкашей, согласно инструкции ГЛАВПУРа, рождённой тем же Указом... А всё равно страшновато: возьмёт и придержит. Маленький человек всегда чувствует себя зависимым от любого даже самого ничтожного, но стоящего чуть выше его чиновника, даже если ему и кажется, что он как человек "звучит гордо".
  - Не боись, за мной дело не станет, как только так сразу,- успокоил, было, Забродин, но тут же хитровато прищурясь нанёс неожиданный укол.- Только ты Наиль Габдулхабтович напрасно так цветёшь,- капитан сделал особое ударение на отчестве Наиля, как бы давая понять, что знает про него то, что неизвестно другим.
   Наиль хоть и не понял намёка, но на его лице отчётливо проявилось тревожное недоумение. Оценив на глаз результат своих слов, поднаторевший в штабных интригах Забродин решил немного поиграть со старлеем в кошки-мышки, чуть приободрить, а потом опять бац...
   - За мною, те говорю, не заржавеет. Вот они твои бумаги, с первой секретной почтой отправлю. Из Москвы как подпишут, сразу позвонят, так что узнаешь о присвоении даже раньше, чем бумаги вернутся. Но поверь мне, ничего хорошего это тебе не сулит.
   Вновь было просветлевший Наиль, замер в недоумении:
   - Не пойму, о чём это ты?
   Настроение и самочувствие Забродина улучшалось по мере роста тревоги у Наиля.
   - О том, что у тебя это, скорее всего, последнее звание,- Забродин даже отвернулся, чтобы Наиль не увидел его удовлетворённой мины, которую не мог сдержать.
   - Это почему же ты так решил?- тон Наиля не оставлял сомнений - "удары" достигали цели.
   - А потому...- капитан резко повернулся к Наилю, его лицо уже выражало что-то вроде сострадания.- Потому, что вы товарищ старший лейтенант не ту национальность себе взяли!
   Наиль даже потряс головой, не понимая смысла услышанного.
   - Как не ту, кем же мне быть, если я татарин?- Наиль смотрел на Забродина, подозревая, что тот повредился умом на почве злоупотреблений спиртным.
   - То-то и оно, что татарин, а ведь и не татарином мог быть и уверяю, служба у тебя легче пошла бы. Вон ведь как стараешься, пять лет на самой тяжёлой точке пашешь, благодарностей не счесть, на полигоне два раза стрелял, а на выходе... На выходе еле на капитанскую должность выскребся, а с неё, сам понимаешь, в Академию не поступишь. А ведь ты не так уж и молод...
   В кабинет заглянули двое солдат и попросили какие-то проездные документы, но Забродин, раздосадованный, что его перебили, заревел на них как поднятый среди зимы из берлоги медведь:
   - Марш отсюда... никаких документов... обед уже!
   Опешившие солдаты попятились за дверь, хотя до обеденного перерыва оставалось ещё полчаса.
   - Защёлкни-ка дверь на задвижку... чтобы не мешали,- Забродин не мог отказать себе в удовольствии озвучить одну из теорий служебного продвижения в Советской Армии.
   - Как же это я мог взять другую национальность, если я татарин?- тем временем настороженно переспросил Наиль.
   - Не надо... ты кому другому лапшу на уши вешай, а мне не надо,- весело погрозил пальцем капитан.- Я же всю твою подноготную знаю,- он кивнул на большой стальной сейф, где хранились личные дела офицеров полка.- Ну, чего ты скрываешь, я же отлично знаю, что твоя настоящая мать не татарка, а казашка была...
   Наиль наверное и сам себе не смог бы объяснить, что почувствовал, услышав эти слова. Это было всё равно, что обухом по голове. Но он ведь и сам это знал... знал, а как будто и не знал. Ему никогда вот так в глаза не говорили, что его давно умершая мать, которую он совсем не помнил, была казашкой. Дома ему об этом никогда не напоминали, ни отец, ни мачеха. Его младшие брат и сестра были уже стопроцентными татарами, а он... Он никогда всерьёз не задумывался о "составе" своей крови и в семье ощущал себя старшим сыном и братом, а мачеху почитал как мать. Да и какое значение имела тогда национальность в таком городе как Семипалатинск. Там подростки и пацаны всегда делились на левобережных и правобережных, и стычки жестокие, костоломные с кровью там случались, и банды, кодлы там тоже были, но не было деления по национальному признаку, не было татар, казахов, русских, были левобережные и правобережные. Хотя... что-то всё-таки было, татары почему то чаще корешились с русскими, нежели с казахами, к которым относились с некоторым пренебрежением. Наиль об этом никогда не задумывался. Хорошо или плохо, но были семьдесят лет Советской власти, и были люди рождённые и воспитанные этими годами, которые не знали ни своего родного языка, ни своих корней, истинной истории - это советские люди. Они были не лучше и не хуже всех прочих, хоть именно в Перестройку их презрительно стали обзывать "совками" и рисовать только чёрной краской. И что должен чувствовать истинный советский человек, услышав вдруг от какого-то спившегося типа, что продвижение в Советской Армии зависит и от национальности!?
  - Я не скрываю... А что ты хочешь этим сказать?- упавшим голосом спросил Наиль.
   - Ну, как же,- лицо Забродина было бесстрастно, но глаза... глаза торжествовали.- Ты что сам догадаться не можешь? Мы же в Казахстане с тобой служим, и здесь куда выгоднее казахом быть, чем татарином.
   - Что-то я в нашем роде войск ни одного не то, что генерала, полковника казаха не встречал,- Наиль старался говорить без эмоций, словно отгораживаясь равнодушием от этой неприятной для него темы.
   - То-то и оно, что у нас совсем нет казахов,- с воодушевлением подхватил капитан. Он явно выздоравливал от представившейся возможности влить ложку дёгтя в радость ближнего.- Ты бы у нас в Корпусе вне конкуренции был, один единственный представитель коренной национальности. Да тебя бы сейчас на руках носили, тебя бы не то, что на ваш Полуостров, вообще в наш полк бы не заслали. В Алма-Ате, в штабе Корпуса бы служил, на Медео на коньках катался, в шикарных ресторанах девочек бы снимал. И в Академию поступать, никто бы тебе препятствий не посмел чинить. Корпусное начальство вынуждено заигрывать с руководством республики, и ты бы мог здесь много выгадать... Хотя, конечно,- Забродин, окинув взглядом Наиля, с сожалением покачал головой,- вид-то у тебя чисто татарский, ничего казахского. Но всё равно, назовись ты казахом, здесь бы на "точке" не гнил.
   - Ерунду городишь,- Наиль было дёрнулся на выход, толкнул дверь, но не открыл, забыв, что сам же закрыл её на защёлку.
   - Постой... не веришь!? Чем хочешь поклянусь. Мы же кадровики все друг с другом контачим. Вон в пехоте казахов много, не то что у нас, так они в Округе все в нормальных местах сидят.
   - Ну и пусть сидят, я то здесь при чём?- Наиль потянулся к защёлке.
   - Как это при чём, чудак-человек?- Забродин подскочил и удержал Наиля за локоть.- Подожди, я ведь тебе не всё сказал. Понимаешь, ты же по матери мог национальность взять, многие так делают. Вон у Фишмана мать русская, так он русским записался... Хотя всё равно бестолку, ему бы, дураку, и фамилию матери взять, но у тебя совсем другая история, у тебя бы всё было хоккей.
   - А я татарин и татарином хочу быть,- Наиль отбросил руку Забродина.
  
   3
  
   Наиль вышел из штаба, будто в бане побывал, красный, вспотевший. От хорошего настроения не осталось и помина. Старшина и Валентина стояли возле машины и негромко, но неприязненно препирались. Продавшица, было, подошла к Наилю с каким-то вопросом, но увидев его лицо, не решилась спросить.
   - Ты почему почту не забрал!?- Наиль так обратился к старшине, что тот в свою очередь тоже присмирел.
   - Да понимаешь... забыл как-то с этими простынями... извини.
   - Держи!- Наиль бросил старшине газеты и тот, неловко растопырив руки, часть поймал, остальные рассыпал...- Ну что, все на месте... поехали!?
   - Поехали... тебя одного ждём,- лениво отозвался прапорщик, помощник дежурного по части, который должен был в качестве старшего машины отвезти "точечников" и их груз на берег водохранилища и пригнать машину назад.
   По дороге Наиль молчал. Слова Забродина буквально засели в мозгу, рождая тягостные размышления. Клин надо выбивать клином - с этой целью Наиль достал письмо от Гули, надеясь, что оно поможет вернуть хорошее расположение духа. Письмо оказалось неожиданно коротким. Обычно Гуля писала две-три страницы, сейчас не более полстранички.
   "Наиль! Прости, что так долго не отвечала на твои письма. Я вообще не хотела тебе больше писать, но это было бы нечестно по отношению к тебе. В моей жизни произошли большие перемены, и они непосредственно касаются наших с тобой отношений. Мне тяжело писать, но иначе нельзя, ты должен это узнать. Я встретила человека, который... В общем, мы любим друг друга, и этим всё сказано. Не хочу больше терзать тебя и себя всевозможными словоизлияниями. Не пиши мне больше. Искренне желаю тебе счастья. Прости, если можешь".
   Гуля.
  
   Машина ползла вверх преодолевая крутой подъём, туда где плотина перегородила реку, где разлилось водохранилище. Наиль сидел словно поражённый громом. Он ещё раз перечитал короткий текст письма...
   На верхнем бьефе плотины у бетонного причала была пришвартована "Дора", большая лодка-баркас с двигателем, на которой в безлёдный период осуществлялось снабжение расположенной на противоположном берегу водохранилища "точки". При ней находился рядовой Разбицкий, моторист, в обязанности которого входила поддерживать "Дору" на плаву, а её двигатель в исправном состоянии, ну и конечно управлять ею. Водохранилище вроде бы не очень сильно, но заметно волновалось, брызги от волн нет-нет, да и перехлёстывали борт. Обычно Наиль принимал самое деятельное участие в перегрузках, но сейчас он словно отключился и весь груз пришлось перетаскать двум солдатам, мотористу и водителю машины. Валентина опять же покрикивала, когда носили её товары, а старшина и старший машины... Прапорщики в этом полку вообще считали физический труд недостойным себя, скорее можно было увидеть офицера с ломом, лопатой или несущего какую-то тяжесть.
  Наиль сидел на пристани, свесив ноги к воде, и тупо смотрел, как по длинной палубе пришвартованной рядом самоходной баржи весело бегали друг за дружкой, по всей видимости, практиканты речного профтехучилища, две девчонки и парень лет по шестнадцать-семнадцать. Набегавшись, они разделись и бултыхнулись в воду. Девчонки, плотные загорелые с двух сторон нападали на парня, шутливо топили... а под водой, возможно даже не нарочно, а повинуясь инстинкту, льнули к его мосластому, поджарому телу. При этом каждая бросала время от времени недовольные ревнивые взгляды на подругу. Вот парень ухватился за какой-то крюк, торчащий из бетонного основания причала, а девчонки облепили, повисли на нём... Рука парня соскользнула и весь "клубок" с брызгами, со смехом и визгом плюхнулся в воду...
  Этот молодняк наслаждался жизнью, не ведая никакого стыда, им было так хорошо. Наиль вдруг почувствовал себя ужасно старым, к тому же что-то безвозвратно упустившим в жизни, в этой погоне за должностями и званиями. До сих пор он связывал своё будущее с военной карьерой и с Гулей. И вот Забродин заронил сомнение в первом, а письмо... Почему так случилось, ведь, казалось, они так хорошо дружили с Гулей, и вроде бы всё складывалось: она заканчивает в будущем году институт, а он... он надеялся вырваться, наконец, с "точки", при идеальном раскладе поступить в Академию. Везти сюда Гулю ... Нет, этого он не хотел, ему было стыдно, ведь он скрывал от неё, как плохо живут офицеры и как мучаются их жёны, в основном горожанки, в отрыве от цивилизации. Но ещё больше не хотелось ему, чтобы Гуля увидела, что даже в этой дыре он фактически никто, а значит и его жена тоже там будет в "толпе", ждать пока "дефицитом" в магазине отоварится жена командира, потом замполита, потом согласно субординации жёны начальника штаба и зама по вооружению и когда очередь дойдёт до неё... И так во всём. Один раз, именно в такой момент он забежал в магазин за сигаретами... Его пропустили без очереди, женщины вошли в положение спешащего холостяка, но тоже со смехом поинтересовались, почему же к нему не приезжает его невеста, тем более от Семска тут и ехать-то всего-ничего. Тогда Наиль возьми да и брякни, что он вообще на "точку" молодую жену не привезёт, нечего ей тут мучиться и вообще она не для того учится, чтобы диплом здесь гробить. Он сначала всего добьётся, а потом... Больше всех тогда обиделась пышнотелая красавица Наташа Безбородова, жена командира дивизиона. Как всегда она стояла первой в очереди и на правах командирши, отобрав фактуру на товар у Валентины, читала её, откладывая в первую очередь, конечно, для себя. Она так и застыла с той фактурой в руках, приняв слова Наиля в первую очередь на свой счёт - ведь именно у неё "гробился" институтский диплом. Тогда он не оценил её ответа, но сейчас вспомнил всё до последнего слова: "А ты уверен, что она тебя так долго ждать будет?"
  Наиль отрешённо смотрел, то на барахтающихся в воде малолеток, то на снующих от грузовика к "Доре" солдат с ящиками и коробками. В его голове чередовались мысли о письме с тем, что он услышал от Забродина. Он сначала интуитивно, потом всё более явственно стал ощущать связь в этих вроде бы совсем не связанных событиях...
  - Товарищ старший лейтенант!... Погрузили. Отчаливаем?- обратился к Наилю моторист.
  Наиль очнулся. Старшина с Валентиной уже разместились в загромождённой грузом на три четверти "Доре", а моторист стоял на корме возле движка в готовности его запустить. Наиль прыгнул в колеблющийся на волнах баркас.
  - Давай, заводи!
  - Ветер усиливается... Может, чуть переждём?- заколебался вдруг Разбицкий, видя, что Наиль совсем не обращает внимания ни на ветер, ни на плотные низкие облака, наползающие с Севера, закрывшие солнце, отчего сразу стало прохладней.
  Наиль тоже бросил взгляд на уходящую вдаль гладь водохранилища в обрамлении скалистых гор, по которому им предстояло пройти на этой тарахтелке около десяти километров. Погода портилась, но Наиль как-то отстранённо осмотрелся, чувство опасности, самосохранения сейчас были явно притуплены.
  - Заводи... прорвёмся,- он равнодушно махнул рукой.
  Наиль привалился к какому-то ящику, и им вновь овладели безрадостные размышления... Неужто, и во взаимоотношениях с Гулей, национальный вопрос сыграл роковую роль? Гуля татарка, но татарка чистокровная. В семье Наиля всячески скрывали от посторонних, что его мать казашка, к тому же на его внешности это никак не отразилось. И когда их познакомили с Гулей, а познакомили их через родственников мачехи, естественно тоже ни словом не обмолвились... Когда они стали встречаться и переписываться, тоже никаких вопросов не возникало. Скорее всего, она не сомневалась, что Наиль тоже чистокровный татарин... Неужели узнала и... Он вспоминал как его встречали в доме Гули. Он там всем понравился. Вне всяких сомнений его принимали как будущего жениха, иначе бы ей просто не позволили ни встречаться с ним, ни писать. Но в то же время... Он ведь знал, как в гулиной семье плохо относились к казахам. В отличие от отца Наиля, простого рабочего на мясокомбинате, отец Гули был майор милиции, а мать завуч средней школы. В той семье часто велись разговоры, где казахов именовали не иначе как тупыми баранами. Однажды мать Гули со злостью говорила одной из своих знакомых:
  - Если бы русские так же зажимали калбитов• как нас, ни один бы из них дальше пастуха не пошёл.
  Тогда Наиль не воспринял этих слов как оскорбление и для него, как бы забыв, что написано в его матрике в графе мать. А теперь... теперь он почти не сомневался: если в семье Гули узнали об этом... Скорее всего, так оно и случилось.
  
   4
  
  Вернуться к действительности заставил порыв ветра, сорвавший с него фуражку. Наиль недоумённо поднял голову, проследил, как фуражка исчезла в серых мрачных волнах. Он огляделся и обнаружил, что "Дора" отошла от плотины всего километра на полтора, но погода настолько ухудшилась, что бетонное её тело виделось с трудом, словно в туманной дымке. Потемнело всё вокруг, вода казалось вот-вот сольётся в одно целое с тучами, как слились с ними вершины гор. "Дора" тяжело разрезала неспокойную толщу вод. До пристани, на которой их должна ждать машина с "точки" было ещё очень далеко. Наиль глянул вперёд, потом назад - вернуться пока еще гораздо ближе. Валентина куталась в тёплую кофту и опасливо косилась на волнующуюся стихию. Старшина... Мухамеджанов буквально вцепился в борт и, округлив полные ужаса глаза, вращал головой то вправо, то влево. Ветер был боковой, перпендикулярно курсу и волны всё чаше перехлёстывали через борт.
  - Поверни чуть к ветру, а то нас заливает!- скомандовал Наиль.
  - Тогда плыть долго придётся!- перекрикивая ветер отозвался моторист, поворачивая руль.
  - Наиль, возьми накидку, холодно,- Валентина протягивала одну из плащ-палаток, которые обычно возила с собой для укрытия товара.
  Наиль уже и сам, будучи в одной рубашке без кителя, чувствовал, что у него зуб на зуб... За короткий промежуток времени, температура резко упала, и уже ничего не напоминало, что где-то с час назад было не менее двадцати пяти градусов тепла. Тяжело гружёная "Дора" всё хуже слушалась руля. Вода по-прежнему перехлёстывала борта... её набралось едва не по щиколотки. Повернуть назад в почти штормовом море было уже невозможно. Ко всему пошёл секущий дождь, сначала мелкий, потом сильнее.
  - Вычерпывайте воду!- кричал Наиль.- Валь, у тебя там банки какие-нибудь есть!?
  - Посуда... миски есть... но они в ящиках... сейчас не найти,- продавщица беспомощно всплеснула руками.
  - Там кружки, банки консервные... под лавкой!- кричал с кормы, с трудом удерживая руль Разбицкий.
  - Да ты что... какие банки, это всё-равно, что чайной ложкой!... Эх фуражка улетела... Габдраш, давай фуражку!
  Старшина посмотрел на Наиля так, что стало ясно, он не понял, что от него требуют... и вообще оторвать его от борта, казалось, можно было, только отрубив руки. Наиль сорвал с него фуражку и стал в бешеном темпе вычерпывать ею воду из баркаса. Валентина соорудила что-то вроде черпака из какой-то клеёнки и тоже выливала воду за борт... старшина бессмысленно наблюдал... Разбицкий не мог удержать лодку на курсе, её как флюгер постепенно разворачивало кормой к ветру. Волны теперь всё сильнее заливали корму... и движок. Наиль кинулся на помощь Разбицкому, но опоздал, мотор, получив очередную порцию воды, чихнул несколько раз и замолк. Неуправляемый баркас понесло прямо на скалы, но до них оставалось ещё где-то метров четыреста, а волны хлестали, и дождь усиливался. Вода прибывала, баркас оседал...
  - Разбицкий ты плавать умеешь?!- кричал безуспешно пытающемуся запустить движёк мотористу Наиль.
  - Умею... но не очень... Тут далеко и волны... не знаю... боюсь не доплыву.
  С остановкой движка невозможно было не почувствовать свою полную беспомощность... Хотя Наиль ощущал это в меньшей степени, ведь он прекрасный пловец. Что такое для него, выросшего на берегу бурного Иртыша четыреста метров. Мальчишкой он переплывал свою реку туда и обратно на спор, и на перегонки, а это больше километра при сильном течении. И сейчас он боялся не за себя. Он боялся, что если "Дора" пойдёт ко дну, он сможет спасти только одного...
  - Я нет... я как топор!- дрожала всем телом Валентина.
  Наиль повернулся к старшине...
  - Брат... брат!!- Мухамеджанов, наконец, отцепился от борта, чтобы теперь мёртвой хваткой вцепиться в Наиля.- Спаси меня брат... я совсем не умею плавать... спаси!
  - Ты что Габдраш пусти... лодку надо спасать... да пусти, ты что сдурел! Возьми себя в руки, ты что... вон женщина и та воду черпает, а ты...
  - Да шайтан с ней с сукой, пусть черпает... Брат, ты же мусульманин... мы с тобой мусульмане, а они... они неверные, пусть подохнут, ты должен меня спасти!!- старшина с мокрыми, иссиня чёрными всклокоченными волосами и дикими глазами сам походил на перепуганного сатану.
  - Кончай базар, бери чего-нибудь и воду вычерпывай, тонем ведь!- Наиль оттолкнул старшину, и тот отлетел к борту.- Всем воду вычерпывать!
   Но это не помогало, вода прибывала и "Дора" явно не успевала к берегу - чем ниже она оседала, тем медленнее двигалась.
  - Брезент!... Разбицкий срывай брезент, парус делаем!
  - Там же под ним товары, продукты... они же промокнут,- запричитала Валентина, стоя уже почти по колено в воде.
  - Какие продукты!?... Мы сами сорошке• на корм пойдём!- закричал на неё Наиль.
  Нашли шесты, которые старшина загрузил по заданию замполита, для наглядной агитации, сделали мачту с перекладиной, закрепили на ней брезент... Не бог весть какой парус, но "Дора" сразу пошла быстрее. Наиль с Разбицким удерживали прибитую к лавке мачту с парусом, чтобы не унесло, а Валентина из последних сил отчерпывала воду... Когда стало очевидным, что лодка всё-таки дойдёт до берега, к ней вдруг присоединился и старшина, хватая воду пригорошнями. Валентина оправилась от испуга и злобно шипела на него:
  - Быстрее клешнями шевели, калбит проклятый... Приедем, я тебе покажу и суку, и мусульманина, ты у меня попляшешь...
   Их прибило к отвесной скале. Опять же с помощью самодельного паруса Наиль с Разбицким сумели направить баркас вдоль скалы, а потом завести в небольшую бухточку, образованную впадающей в водохранилище речушкой. Чтобы вытащить "Дору" на каменистый берег пришлось её частично разгрузить. На этот раз работали все и старшина. Он старался задобрить Валентину, преданно заглядывал в глаза, хватал самые тяжёлые ящики - она действительно могла довести до сведения вышестоящего командования слова, вырвавшиеся у него в критической ситуации. И тогда неминуем вызов в политотдел, с непредсказуемыми последствиями. Сама же Валентина выглядела мокрой курицей, дрожала от холода и перенесённого стресса. Далеко не красавица, сейчас она смотрелась просто неприятной. Её тяжёлый бюст и плечи особенно уродливо выделялись на фоне сравнительно узких бёдер и худых ног. В своих мокрых, облепивших её брюках она напоминала персонаж карикатурного творчества Кукрыниксов.
  Когда баркас вытащили, а выгруженный груз укрыли брезентом, столь успешно выполнившим роль паруса, Наиль понимая, что стоять нельзя, иначе все замёрзнут, скомандовал:
  - Пойдём вдоль берега, тут километра три до "Голубого залива"!
  Впрочем, все и без команды понимали, что для них единственное спасение как можно скорее дойти до Дома отдыха, расположенного на берегу водохранилища несколько дальше. Там можно обогреться и обсушиться, позвонить в полк... Но Наиль намеренно неправильно определил расстояние - до Дома отдыха было километров шесть-семь. Он боялся, что кого-то это может вновь повергнуть в апатию. Однако Валентина вдруг воспротивилась совсем по иному поводу - она не хотела бросать без присмотра товар, значительная часть которого всё равно промокла и пропала. Бегая вокруг брезента, она заглядывала под него и причитала:
  - Так и есть... так я и знала... порошок стиральный намок... Безбородиха заказывала, она же меня убьёт...
  Не без основания опасаясь гнева архичистоплотной командирши, Валентина вовсе не собиралась сама остаться сторожить свой товар. Она хотела, чтобы Наиль приказал солдату... Если бы Наиль пребывал в том же расположении духа, что и с утра, возможно, он бы даже не возмутился, он бы вежливо терпеливо объяснил продавщице... Но Наиль был уже не тот.
  - А если он здесь кони двинет, барахло твоё сторожа!?... Люди вы или!?...- Наиль не договорил, бросив презрительный взгляд сначала на Валентину, потом на Мухамеджанова. - Всё, отставить разговоры, вперёд и не отставать! Дождь вроде заканчивается.
  Он двинулся вперёд, остальные гуськом вслед. Никто уже не перечил, не давал советы, все подчинялись беспрекословно. Метров сто прошли по берегу, потом пришлось свернуть, подняться на сопку. Наиль прокладывал дорогу через кусты, иногда останавливался, чтобы подождать отстающую Валентину... Часа через полтора дошли до соснового леса. Здесь оказалось значительно теплее, ветер не так пронизывал... Ещё через полчаса они вышли на такое место, откуда открылась живописная картина на раскинувшуюся внизу долину, упирающуюся в побережье, где возвышались коробки корпусов Дома отдыха. До них оставалось ещё где-то с час хода.
  Наилю уже не было необходимости выполнять роль вожака, и он уступил лидерство старшине, который теперь буквально рвался вперёд, покрикивал, подгонял... Наиль не обрывал его, не ставил на место - ему было всё равно. События прошедшего дня будто выбили какую-то несущую опору в его, казалось, незыблемом мировоззрении, уничтожили без остатка его романтическую составляющую, веру... Буря на водохранилище словно довершила этот процесс - он не стал мудрее, опытнее, он постарел, постарел намного...
  
  
  
  
  
  

Оценка: 7.08*7  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023