Аннотация: Почему всевозможные "певуны и плясуны", даже самые примитивные,как правило, хлеб насущный добывают легче, и живут веселее, чем те, кто тяжело и надрывно работает, или жизнью рискует? Оказывается этот вопрос поднимался и много веков назад. Но властьимущим, как прежним, так и ноненшним, скоморохи почему-то милее работяг и ратных людей.
ЭПОХА СКОМОРОХОВ
рассказ
165... год, зима, слобода неподалеку от Москвы. Ясный день, искрящийся снег, безветрие, потому дым над печными трубами поднимается почти вертикально вверх. Выходящий из храма после обедни народ кто в солидных шубах, кто в заплатанных зипунах... все они одевают столь же разные шапки. Последним храм покидает Протопоп. Он высок, плечист, худощав, овчинный тулуп на нем не запахнут и видна ряса, большой серебряный крест чуть ниже груди. Встречные почтительно кланяются и здороваются с Протопопом:
- Здоров будь, Отче!
- Спаси тебя Христос,- отвечает Протопоп и спешно идет дальше.
Некоторые из встречных опасливо косятся на тяжелый посох в руках Протопопа, ибо он не только молитвами и проповедями наставлял свою паству. Когда где-нибудь на улице видел Протопоп безобразия богомерзкие, то гулял тот посох по спинам тех безобразников безо всякого сожаления. Сейчас Протопоп направлялся к местному базару. И вовсе не нужда чего-либо прикупить гнала его туда, нет. Со стороны базара явственно доносились звуки веселой мелодии, издаваемой совместными усилиями дудочки, рожка и бубна. Бродячие скоморохи в последнее время что-то зачастили в слободу. А по твердому убеждению Протопопа сами скоморохи и их дела богомерзкие, есть первейшие враги Святой Православной Церкви. Потому почти бежал Протопоп на эти развеселые звуки, сжимая в руках свой "боевой" посох.
Скоморохов было четверо. Трое дудели и били в бубен, а четвертый под эту музыку распевал частушки-прибаутки. Одновременно все они выделывали ногами плясовые коленца. Тут же рядом с ними на снегу лежала шапка того скомороха, который пел, в нее собравшиеся вокруг зрители бросали монеты. Зрителей собралось уже несколько десятков, подходили новые. Они смехом и одобрительными репликами отзывались на наиболее остроумные куплеты скомороха-певуна. Именно он своим высоким пронзительным голосом в первую очередь приковывал внимание толпы. Персонажами его частушек являлись жадные купцы, толстомясые купчихи, взяточники приказные, высмеивалось, и крестьянское тугодумие, и скучная однообразная жизнь ремесленников, изо дня в день делающих одно и то же: сапоги, бочки, кузнечные или гончарные изделия. Конечно, среди зрителей присутствовали те, о ком пел скоморох. Но, с неудовольствием прослушав куплет про себя, тот же слушатель с удовольствием смеялся над издевательским остроумием в адрес других. В общем, скоморохам внимали, их подбадривали и хоть не часто, но монеты со звоном падали в лежавшую на снегу шапку.
Протопоп!!... Протопоп идёт... Аввакум... разбегайтесь!!!- вдруг в самый разгар представления пронеслось над небольшой базарной площадью. Зрители стали спешно расходиться. Скоморохи же настолько вошли в раж, что не услышали предостережений. А может, видя, как хорошо их тут принимают, они подумали, что зрители в обиду их никак не дадут. Они впервые попали в эту слободу и потому не знали, насколько высок здесь авторитет местного протопопа, насколько он бесстрашен и крепок в своей вере. В своих странствиях они таковых священнослужителей еще не встречали, потому не побежали, а продолжили свое пение, дудение и ногодрыгание, в то время как большинство зрителей на удивление быстро разошлись.
Ах вы дармоеды, бездельники богомерзкие!- с этими словами протопоп с разбега обрушил свой тяжелый посох на обтянутую ветхим зипуном спину дудочника. Тот полетел в снег, выронив свою дудку. Тут же дудка была раздавлена, оказавшись под сапогом протопопа.
- Не замай нас поп, мы к воеводе вашему идем!- пятился от протопопа, прикрываясь бубном бубеньщик.
Вторым протопоп наметил "угостить" рожечника, но своими словами бубеньщик обратил гнев протопопа на себя.
- Ах ты тварь небожья, я те покажу не замай,- протопоп сноровисто перехватил посох и огрел уже бубеньщика, да так ловко, что одновременно и выбил из его рук бубен и сбил с него линялую заячью шапку. По пути от бубна к шапке, конец посоха зацепил бубеньщика и по лицу, ибо тот взвыл, и у него из носа полилась кровь.
Прочие скоморохи сообразив, что не с проста местный поп так себя ведет - бьет не предупреждая и по всему совсем не боится получить сдачи. Для них стало очевидным, что зрители не то, что за них не вступятся, но если они посмеют оказать этому попу сопротивление, скорее всего, именно ему придут на помощь. От осознания такой перспективы скоморохи кинулись на утек в разные стороны. Протопоп погнался за певуном. И хоть певун был молодой парень лет двадцати, а протопопу под сорок... Буквально в несколько скачков протопоп настиг певуна и ударом посоха свалил того в снег. Когда же тот перевернулся лицом вверх, протопоп упер посох ему в грудь и, не давая подняться, сурово спросил:
- Пошто народ провославный от дел полезных отрываешь песнями своими богохульными!? Пошто сам полезных дел не делаешь, хлеб не сеешь, ремеслу не обучаешься, в ратные люди не идешь!?... Ну отвечай, кто ты есть такой, а то я тебя сейчас живо в приказ спроважу!... А ты случаем не беглый?
- Не, отче... не беглый я,- певун лежал на снегу, цепко держа шапку с монетами, но смотрел веселым бесстрашным взглядом. Я не барский крепостной, не монастырский, я из государственных крестьян. Меня от общины отлучили и из деревни погнали, потому как скучно мне землю пахать, да в навозе ковыряться. Батя меня бил, бил, а я все одно не хочу такой жизнью жить, скучно и тяжело. И в ратные люди не хочу - боязно, голову сложить можно, да и в караулах стоять, глаз не сомкнуть - не по мне это. Зато у меня голос звонкий, слышал небось. Так вот я и хочу голосом своим пропитание добывать, жить легко да весело, чтобы горб от тяжкой работы не наживать.
- Голос говоришь... Что ж и голос можно к пользе определить. Приходи ко мне в храм, послушаю тебя, может в певчие определю, господа нашего славить будешь. Как звать-то тебя?- голос протопопа из обличающего трансформировался в воспитательный.
- Не отче, не пойду... Скучно в церкви поют, не по мне это. Я скоморохом хочу быть. У скоморохов свобода, веселье, жизнь легкая. Хоть убивай меня, а другой жизнью я жить не буду,- взгляд певуна говорил сам за себя - с этого пути сбить его невозможно.
Понял это и протопоп. Своими проповедями он мог затронуть души самых разных людей, потому и имел такой авторитет, уважение своей паствы, но здесь... Здесь он понял, что с этой "душой" ничего поделать не сможет. Он зло ткнул певуна посохом в грудь и в расстроенных чувствах пошел прочь. Протопоп всегда расстраивался, когда ему встречались люди, не подлежащие никакому воспитательному воздействию.
Придя домой, протопоп пребывал все в том же неважном настроении. Не пришелся ему по вкусу и поданный женой обед, потом не порадовали сыновья. Старший не выучил, как положено заданную им главу из "Писания", младший ошибся при переписывании текста из "Жития святых". Хотел уже протопоп выписать розог и одному и второму, как тут в горницу забежала взволнованная протопопица:
- Батюшка, воевода к тебе пожаловал, в дверь стучит! Ох, как бы беды не случилось!
- Воевода?... Иш ты... и чего ж это ему распонадобилось?... Ладно, отвори дверь, спровадь сюда,- на хмурое лицо протопопа теперь еще легла печать озабоченности.
Воевода, среднего роста, грузный, лет сорока с небольшим, сурово сведя брови, вошел в горницу, нарочито громко топая и не обив снег с сапог. Сумрачно оглядев горницу, он увидел киот с лампадой, снял свою отороченную соболем шапку, перекрестился.
- Позволь батюшка шубу,- протопопица в смиренной позе стояла за спиной воеводы.
Движением плеч воевода скинул шубу, которую тут же подхватила и унесла протопопица. Протопоп же, как сидел, так и оставался сидеть за столом, с досадой глядя на незваного гостя:
- С чем пожаловал Евсей Ермолаич? Чую дело у тебя важное, ты ж просто так не ходишь...
Воевода с протопопом давно уже пребывали во взаимной нелюбви, но старались друг дружку не задирать. Благодаря этому в слободе поддерживался относительный баланс меж светской и духовной властями. Видя, что протопоп даже не встал при его появлении воевода разозлился окончательно и заговорил с вызовом:
- Ты пошто не в свое дело лезешь отче!? Я к тебе в церковь не прихожу порядки устанавливать, и ты в слабоде свои законы не смей!
- Ты, Евсей Ермолаич, никак с утра хмельного лишку хватил, или я оглупел совсем, никак не уразумею, о чем это ты говоришь. Ты уж разъясни, чем же я гнев твой заслужил?- спокойно отвечал протопоп.
- Ты пошто сегодня на базаре скоморохов побил, зачем дуду сломал, бубен им попортил. А один доселе спину никак разогнуть не может, которого ты посохом своим хватил. Они же говорили тебе, что ко мне, на мой двор шли, петь и на музыке играть. Я их знаю, умение их видел. Веселые они, а певун так поет - заслушаешься. А сейчас простыл он оттого, что ты его в снег затолкал, охрип голос у него. А на базар они по пути зашли, хотели там тоже подзаработать, а ты их посохом. Не свое дело ты делал протопоп, не богово, грозно заключил воевода и присел на лавку напротив хозяина.
- Вона оно как. А я-то думаю, чего это воевода наш так прогневался, а он дармоедов, бездельников пожалел. Ты бы так-то вот о работных людях пёкся, кому хлеб через пот да порванные жилы достается. И запомни воевода, на земле нашей грешной нет дел как ты сказал небоговых, все они божьим промыслом определены!- повысил голос и протопоп.
- Прости отче... сказал не подумав... не серчай,- явно струхнул воевода
- Не у меня у Господа нашего прощения проси,- наставительно проговорил протопоп.
- Да-да, конечно, сегодня же в храм...- явно искал примирения воевода, но в то же время решил высказать и свое мнение.- А вот насчет работных людей здесь ты отче не прав. Вона сколь их работных-то, пруд пруди, чего о них переживать-заботиться. А таких, кто на музыке играть умеет, али петь красиво - раз-два и обчелся и еще...
- Это лет десяток назад их было раз-два и обчелся,- перебил воеводу протопоп,- тогда такие вот скоморошьи ватаги самое большое раз в год в слободу заходили. А сейчас, поди, чуть не каждый месяц заходят, то одни, то другие, то с песнями богомерзкими, то с медведями прирученными. Вона как расплодились, сколь людей-то их легкой жизнью прельстилось и все больше прельщается. Так далее пойдет, не мне одному, а целому войску гонять их надобно будет.
- Эх отче, пойми, жизнь-то наша тоска да скука. Пускай хоть немного повеселее будет, а? Может и народ наш через то лучше станет. А то ведь народ-то у нас больно подлый,- воевода смотрел на протопопа с явной надеждой, что тот хоть частично разделит его мнение.
- Народ наш лучше станет тогда, когда такие начальники как ты будут не дармоедов, а полезных людей привечать, кто хлеб ростит, кто избы ставит, дороги мостит, ремеслом искусно владеет. Когда такие люди в почете будут, тогда может и другие тоже полезным делам обучаться станут, на них глядя, а не завидовать тем, кто поет и пляшет,- не оправдал надежд воеводы протопоп.
Воевода с досадой топнул ногой, и вокруг его сапога образовалась лужица от стаявшего снега. Он вновь заговорил грубо:
- Хоть ты и протопоп, а дурак. Хлеб сеять, али дорогу мостить, наука не хитрая, этому любого обучить можно. Даже ратным человеком почти каждый стать может. А чтобы хорошим скоморохом стать, таким как тот певун, которого ты в снегу валял, это надобно чтобы его Бог отметил, такого из любого не сделать. Понимаешь меня, протопоп?
- Понимаю тебя воевода. Но и ты меня пойми. Если такие как ты, люди при власти будут таких людей привечать и деньги им за их потеху платить... Тогда в скоморохи за легким хлебом пойдут не только те, как ты говоришь, которых Бог отметил, а все кому не лень. И я гляжу, это уже началось и множится как моровое поветрие. Чую от этих скоморохов скоро проходу не будет. Признай, неспроста ты, Евсей Ермолаич, решил на своем подворье завести этих скоморохов, себе душу и супруги своей тешить музыкой да песнями? Ведь эту забаву ты подглядел у других воевод и прочих знатных людей,- протопоп посмотрел на воеводу с усмешкой.
- А хоть бы и так, что в том зазорного?- с вызовом ответил воевода.
- Подумай, что скажут твои дворовые люди, когда увидят, что эти скоморохи с твоего стола едят и пьют...
Тут в горницу легкой поступью вспорхнула протопопица с подносом, уставленным разнообразной снедью, над которой возвышался узорчатый графин:
- Извольте откушать нашего угощения батюшка. Поди, притомился с дороги-то?
- Благодарствую матушка,- несколько смутился воевода, ибо вновь собирался начать ругаться, что стало делать как-то несподручно, ибо отказаться было слишком невежливо.- Благослави хлеб насущный отче,- ему ничего не оставалось, как попросить об этом.
Протопоп перекрестил снедь и тут же заговорил уже более веселым тоном:
- Давай Евсей Ермолаич отведай со мной моей наливочки, моя матушка протопопица хорошо ее делает. Наливочка та и с ног не валит, и голова с нее не болит, а на душе сразу веселее становится безо всяких скоморохов.
Протопоп разлил настойку в чарки. Воевода с ним чёкнулся и одним махом выпил:
- Да... хороша... и крепкая.
Выпил и протопоп, стали закусывать. Протопопица хотела что-то спросить, но протопоп взмахом руки велел ей уйти, и она тут же неслышно скрылась за дверью.
- И все одно неправда твоя отче,- настойка, видимо, не подвигла воеводу к согласию.- Не может такого быть, чтобы дворовые, а тем паче кто хлеб сеет да жнет захотят скоморошеством заняться. Крепостные, кто сеет хлеб, так и будут его сеять и за скотиной ходить будут и оброк платить будут, так же как слободские и посадские люди подати платить будут.
- А не боишься, что те же крепостные да посадские, видя как ты скоморохам за песни их и музыку хлеб раздаешь, что они себе черным трудом добывают... не боишься, что озвереют они. Да и стрельцы твои, что в караулах стоят да лихих людей ловят, головами рискуя. А случись война так их жизни цена совсем копейка. Они что подумают, глядя, как ты скоморохов щедро одариваешь. Не озвереют ли они все разом видя как ты и прочие знатные да богатые привечают тех, кто не сеет, не пашет и головы свои ни под пули ни под сабли не подставляют, а живут чище, едят сытнее, с воеводами за одни столом. Захотят ли они таких воевод слушать, а?- Протопоп вновь разлил настойку в чарки.- Пей воевода да крепче думай, чем ты будешь этих скоморохов потчевать, батогами или деньгами одаривать. Ты же государев человек, тебе о государевой пользе думать положено.
Воевода выпил, закусил, подумал и изрек:
- Да куда уж батогами, ты и так их своим посохом так отделал, а если еще и я прикажу батогов ввалить, эдак ведь и убить можно.
По всему воевода уже колебался. Протопоп, видя это, вновь наполнил чарки и наставительно произнес:
- А я тебе Евсей Ермолач, вот как на духу скажу, как бил их, так и буду бить. Уж очень много их становится, как травы. И надо эту сорную траву с корнем вырывать и не только мне и тебе надо это делать. Не приведи господь дожить до того времени, когда это развеселое племя заполонит все и совсем отвратит людей от труда праведного. Даже если это и после смерти моей случится, не приведи Господь, в гробу перевернусь...
Они чёкнулись и вновь выпили, воевода уже как будто соглашался с протопопом...
Не суждено было протопопу перевернуться в гробу, потому как не было у него гроба. По царскому указу был он заживо сожжен за веру двоеперстную, за несгибаемость своего характера. А последователей ни церковных, ни светских с такой же силой духа у него не нашлось. Потому, когда век за веком все более в чести оказывались певуны и плясуны, а труд полезный, труд тяжкий удостаивался лишь поговорок типа: дураков работа любит... В общем, некому уже было вступиться за работных людей и случилось то, чего более всего опасался протопоп - наступила всемирная эпоха скоморохов.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023