ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Боуден Марк
Чёрный Ястреб - Штурм

[Регистрация] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Найти] [Построения]
Оценка: 6.28*74  Ваша оценка:

ШТУРМ

  
   На взлете Мэтт Эверзман вознес про себя молитву деве Марии. В пилотской кабине вертолета сержант втиснулся посередине между двумя летчиками, и в такой тесноте его длинные ноги тут же коленями плотно уперлись ему в грудь. По бортам десантного "Блэкхока" плотно, один к одному, сидели бойцы его группы, двенадцать молодых мужчин в бронежилетах поверх выгоревшего на сомалийском солнце песочного камуфляжа. Всех он знал так хорошо, как не знал бы, даже если они были его братьями. Старшие, как сам Эверзман, в возрасте двадцати шести уже пять лет пробывший старшим сержантом, прошли через годы совместной службы и учений. Некоторые были вместе и во время курса молодого бойца, в парашютной учебке, и в учебке рейнджеров. Они вместе служили в Корее, Таиланде и в Центральной Америке, и знали друг друга лучше, многих родных братьев. Вместе же они выпивали, попадая в самые разные переделки, спали на голой земле, прыгали с парашютом и сплавлялись вниз по пенящимся порогам рек, где сердце уходило в пятки. Вместе голодали и изнемогали от жары и холода, дразнили друг друга бесконечно из-за подружек или отсутствия оных, уходили в самоволку с базы Форта Бенин, чтобы вытащить кого-то, кто напился до потери сознания или подрался с официантом в каком-то из местных баров или стриптиз-клубов. И все это время они жили и тренировались для такого вот момента - для войны. Крепкий сержант был впервые поставлен во главе группы и очень волновался.
  
   - ...Помолись за нас, грешников, Господи, сейчас и в час наш смертный... Аминь...
  
   Была вторая половина дня, 3-го октября 1993 года. Группа рейнджеров номер четыре - отделение сержанта Эверзмана - была в составе команды 75-го полка рейнджеров и бойцов спецназа "Дельта", которые сутки пребывавших в готовности номер один для рейда внутрь сомалийской столицы Могадишо на захват сходки лидеров столичного клана Хабр-Гидр Предводитель этого, к этому времени порядком потрепанного гражданской войной военного клана генерал Мохаммед Фарра Айдид в этой войне избрал путь противостояния с США, и поэтому судьба его была предрешена. Целью сегодняшнего налета были два помощника генерала. Они должны были быть схвачены и изолированы вместе с другими лидерами на небольшом острове недалеко от другого города страны, Кисмайо.
  
   Задача четвертой группы по плану операции была проста. Каждая группа рейнджеров должна была удерживать угол квартала вокруг заранее указанного здания. Эверзман с группой должен был десантироваться с вертолета к северу-западному углу здания и удержать близлежащий перекресток. Никто не долже был проникнуть на территорию здания, внутри которого работает спецназ, и не должен был скрыться с нее в то время, когда рейнджеры будут блокировать периметр. Подобную операцию бойцы Группы специального назначения в Сомали уже проводили множество раз без проблем на учениях и во время предыдущих рейдов в городе.
  
   Необходимый план действий Эверзман держал в голове. Он досконально знал, и куда следует бежать лично ему, как только его ноги коснутся земли, и где в этот момент должны быть его бойцы. Все, кто сидел по левому борту вертолета, обязаны были держаться левой стороны улицы, те, кто сидел справа, должны были разбегаться вправо. Группа должна была организованно рассредоточиться в обоих направлениях, удерживая в центре боевого порядка новичков и двух полевых медиков. В команде Эверзмана новичком был рядовой Тодд Блэкберн - подросток из Флориды, только что окончивший школу, еще даже не успевший пройти рейнджерской учебки. За ним необходимо было присматривать. Сержант Скотт Гэлентайн был старше, но точно так же пока не имел никакого опыта в рейдах. Он только что прибыл с базы в Форте Бенин на замену одному из ранее раненых бойцов. Ответственность за двух "молодых" бойцов давила на Эверзмана., так как на этой операци за них отвечал он лично.
  
   Как только он сел в пилотскую кабину, ему, как командиру группы вручили громоздкий авиационный шлемофон,. Спереди к наушникам был прикреплен микрофон для переговоров, а длинный шнур шел к разъему в потолке вертолета. Эверзман снял кевларовую каску и надел шлемофон.
  
   - При десантировании не забудь снять! - хлопнул его по плечу один из летчиков, указывая на шлемофон.
  
   Целый час час или больше бойцы плавились от жары на асфальте взлетной полосы, дыша едким выхлопом двигателей, исходя потом под снаряжением и бронежилетами и нервно теребя оружие. Каждый думал про себя, что операцию, скорее всего, отменят еще до того, как как машины смогут сдвинуться с места, поскольку чаще всего так и случалось - на каждый боевой вылет приходилось до двадцати ложных тревог. Когда они только прибыли пять недель назад в "Мого", как военные между собой называли Могадишо, во всех горел энтузиазм, и каждый раз, когда объявляли вылет, на взлетке от вертолета к вертолету неслись ободряющие крики. Потом тревоги стали рутиной, и ни к чему особенному не приводили.
  
   Армада людей и вертолетов, ожидающая сегодняшней команды на вылет - кодовый сигнал "Айрин", выглядела чрезвычайно внушительно. В группу на взлетной полосе входили четыре двухместных штурмовых вертолета АН-6 "Литл Берд". Их маленькая круглая кабина, напоминала мыльный пузырь, и они способны были летать в самом сложном рельефе городской местности. В этом рейде каждый вертолет впервые нес блоки неуправляемых ракет. Первым двум экипажам была поставлена задача первоначальной зачистки района цели, и двум, следовавшим за ними - задача непосредственной поддержки десанта во время и после его высадки. Также четыре таких же "Литл Берда", снаряженные сиденьями для десанта по бокам кабины должны были доставить на поле боя ядро ударной силы - взвод "С" отряда "Дельта", группы спецназначения, чья репутация даже в армии была покрыта завесой секретности.
  
   Сразу за этой ударной силой следовали восемь десантных вертолетов "Блэкхок": два со спецназовцами"Дельты" и их командирами на борту, и еще четыре машины с бойцами второй роты третьего батальона 75-го пехотного полка ("рейнджеров") . Один "Блэкхок" также нес группу ПСС (поисково-спасательной службы), и последний, тринадцатый по счету, служил воздушным штабом для управления операцией - в нем постоянно на связи находились старшие офицеры: подполковник Мэтьюз, координировавший действия пилотов вертолетов из 160-го полка специальных операций ВВС ,и подполковник Хэррел из "Дельты", задача которого состояла в управлении наземными силами.
  
   У ворот базы приказа на выход ожидала транспортная колонна в боевой готовности с запущенными двигателями. В колонну входили девять бронированных армейских джипов "Хаммер" и три военных пятитонных грузовика. В "Хаммерах" находились бойцы 75-го полка, бойцы "Дельты" и четыре бойца шестой группы отряда спецназа ВМФ США. Всего в сводной группе (включая три вертолета и один самолет воздушной разведки) было девятнадцать единиц авиатехники, двенадцать наземных транспортных средств и около ста шестидесяти человек личного состава.
  
   Все говорило о том, что, в этот день приказ к непосредственному началу операции действительно вот-вот будет отдан. На взлетное поле проводить группу лично вышел Командующий Оперативной группы специального назначения в Сомали генерал-майор Уильям Гаррисон - он никогда еще не делал ничего подобного до сегодняшнего дня. Гаррисон, высокий худой седоволосыйй мужчина в камуфляже, с незажженной сигарой, торчащей изо рта, медленно шагал от вертолета к вертолету и от машины к машине.
  
  -- Прошу быть готовыми ко всему! - отдавал он приказ своим тягучим техасским голосом экипажу одной машины, подходил к следующим бойцам, произнося здесь:
  -- Удачи! - шел к следующей машине, говоря опять:
  -- Приказываю быть все время начеку! - и шел далее.
  
   Асфальт взлетной полосы сотрясся от рева запущенных моторов, пульсирование многочисленных двигателей наложилось друг на друга. Каждого захватило ощущение себя в качестве части огромного сжатого кулака военной мощи. Горе врагу, ставшему на его пути! Обвешанные гранатами и боекомлектом, сжимающие в руках винтовки солдаты ждали наступающего со странной смесью страха и нетерпения , их сердца все более учащенно стучали под бронежилетами. Командиры последний раз проверили готовность групп, бойцы прочитали про себя молитвы, по сто раз проверили оружие, повторили каждое свое движение после приземления, кто-то даже успели совершить свои непонятные ритуалы - все сделали то, что могло хоть как-то подготовить их к бою. Все почему-то чувствовали, что в этот раз вылет, скорее всего, окажется не прогулкой.
  
   Сегодняшний рейд был запланирован, как дерзкая вылазка армии прямо в опорный пункт генерала Айдида посреди белого дня. Целью удара было трехэтажное белое домом с плоской крышей, одно из современных зданий в одном из немногих кварталов города, где уцелели крупные постройки. Вокруг здания расстилались кварталы и кварталы грязных глинобитных хижин, крытых жестью. В запутанном лабиринте грязных улиц и закоулков в этом районе города жили сотни тысяч сторонников клана Айдида. Карт и схем города просто не было - самая настоящая "зеленая зона". После посадки в машины бойцы наблюдали, как маленькие штурмовые вертолеты на взлетной полосе доснаряжали неуправляемыми ракетами. Командующий никогда не отдавал подобного приказа ни в один из прошлых рейдов, и всем казалось, что генерал как будто предвидел неприятности. Солдаты набрали дополнительные боеприпасы, набив магазины и гранаты в карманы одежды и в подсумки разгрузочных жилетов, оставили на базе фляги, штыки, приборы ночного видения - все снаряжение, которое станет мертвым грузом в дневном рейде. Перспектива боя не пугала, наоборот, люди рвались туда, в один момент став хищниками, непобедимыми закованными в броню мстителями, не остановящимися ни перед чем. Все как будто почувствовали, что после шести недель пустого времяпрепровождения в Сомали они получили шанс наконец серьезной стычки с противником.
  
   В 15:32 командир группы в первом "Блэкхоке" с позывным "Супер 6-4" услышал по прибору внутренней связи голос своего пилота, прапорщика Майкла Дюранта, в нем было явственно слышно удовлетворение:
  
  -- "Айрин", все, вашу мать!! - вопил он.
  
   Огромная армада вертолетов медленно оторвалась от взлетного поля старенького аэропорта Могадишо, и так же медленно, набрав высоту, растянулась в объятиях голубизны неба и синевы Индийского океана. Группа прошла над белым песком большого засыпанного мусором океанского пляжа и пошла на малой высоте над водяными бурунами, выстроившимися в белые гребни вдоль линии берега. Не размыкая строя, пилоты заложили вираж и полетела вдоль линии берега к юго-западу. С десантных кресел и из открытых бортовых дверей каждой из машин свешивались многочисленные ноги в тяжелых ботинках.
  
   Пейзаж Могадишо, расстелившийся вдаль к зыбкому горизонту пустыни, в свете послеполуденного солнца был ослепителен, и казалось, что кто-то непривычно широко раскрыл диафрагму огромного фотоаппарата. Улицы были занесены желтым песком, крыши в красной испанской черепице, перемешанной с ржавой жестью - все это с расстояния птичьего полета окрашивало древний город в необычно яркий рыжий оттенок. Кое-где над домами возвышались украшенные мечети из белого камня - единственной святыней для сомалийцев оставался ислам. Между домами виднелись причудливо изогнутые деревья, поднимавшиеся лишь немного выше уровня низеньких крыш. Кое-где виднелись высокие каменные ограды бледно-желтого, серого и розового оттенков - вымирающие останки довоенной "цивилизованности". Вид города напоминал картину раскинувшегося вдоль побережья сонного средиземноморского курорта, зажатого с запада желтой пустыней, а с востока - сверкающей синевой воды.
  
   Вертолеты зашли на город со стороны побережья, заложив еще один глубокий вираж, и на большой скорости снизились над северо-западными окраинами. Внизу Могадишо раскрылся во всем своем ужасном израненном виде столицы страны, разрушенной гражданской войной. Казалось, что город поразила тяжелая болезнь: асфальт немногих замощенных улиц растрескался и был завален горами мусора, обломками, обгоревшими остовами автомобилей. Стены зданий, еще не расстрелянных в до основания в постоянных уличых боях, были покрыты шрамами от рикошетов пуль. Покосившиеся в разные стороны телефонные столбы напоминали страшных языческих идолов с патлами спутанных волос - обрывками сорванных и проданных на мгновенно раздувшемся черном рынке медных проводов. На некоторых площадях между улицами кое-где виднелись бетонные пьедесталы, на которых когда-то высились статуи старого диктатора Мохаммеда Барре. Статуи были свалены вовсе не из революционного порыва, а из желания продать цветной металл, из которого они были отлиты. В нескольких все еще высившихся правительственных зданиях и в здании университета теперь жили беженцы. Внутри домов все, что имело хоть какую-нибудь ценность, включая металлические оконные рамы, ручки, петли дверей и многое другое, было разворовано. Ночью в окнах третьего и четвертого этажа здания Политехнического института виднелись огни костров. Все свободные места были до отказа заняты поселками из лачуг из палок и прутьев, крытых коврами и тряпьем или же домиков из обломков деревьев и листьев жести. Сверху все это выглядело, как будто город был покрыт многочисленными страшными язвами.
  
   В тесной и тряской пилотской кабине "Блэкхока" сержант Эверзман еще раз проиграл в своей голове предполагаемый план действий: все десантируются на свою уличную позицию, а к этому моменту в здании спецназовцы из "Дельты" уже должны будут обезоружить и захватить пленных и добить огнем тех боевиков, которые посмеют оказать сопротивление.. По не полностью подтвержденной информации, в здании находились двое больших людей, опознанных, как "деятели высшего звена" и заместители Айдида. В то время, как спецназ будет выполнять свою задачу, рейнджеры будут отгонять толпу от места операции, а наземная колонна подойдет прямо через город к зданию. Пленных посадят в кузова грузовиков, ударная группа погрузится следом, и все отправятся на базу с пляжем счастливо заканчивать удачно начавшееся воскресенье. По плану предполагалось, что вся наземная операция займет не более часа.
  
   На "Блэкхоках" в кабинах десанта были демонтированы сиденья , чтобы освободить места для большего количества солдат. Те, кто не сидел в дверях, разместились на цинках с патронами и на кевларовых плитах, уложенных на пол кабины. Солдаты были в бело-коричневом песочном камуфляже, кевларовых шлемах с камуфляжными чехлами, бронежилетах и разгрузках поверх жилетов. Все несли еще примерно по двадцать пять килограммов снаряжения и боеприпасов, на всех шлемах висели штурмовые очки наподобие мотоциклетных и на поясе - перчатки из толстой кожи, что вкупе со всем снаряжением придавало бойцам устрашающе роботоподобный вид. Но на базе, будучи одеты в армейские защитные футболки и черные шорты, бойцы выглядели щуплыми подростками, какими, собственно, и были (средний возраст каждого бойца не превышал девятнадцати лет). Все чрезвычайно гордились своим статусом рейнджеров, освобождавшим их от армейской рутины и службистики, могущих довести слабых духом до умственного помешательства. Рейнджеры же 75-го полка постоянно учились воевать. Это были самые приспособленные к войне, самыми быстрые, самые сильные солдаты - первые во всем. "Рейнджеры всегда идут впереди!" - звучал девиз. Каждый из бойцов был, как минимум, трижды добровольцем - в армию, в десантные войска, в рейнджеры. Все они были сливками армии, самыми патриотически настроенными людьми своего поколения, отобранными для того, чтобы соответствовать ее идеалу, и почти все были белыми американцами мужчского пола ( из 140 человек личного состава роты было только двое чернокожих). Некоторые были профессиональными военными, как лейтенант Перино, окончивший Вест-Пойнт в 1990 году, некоторые идеалистами и искателями приключений, как рядовой Водделл во второй штурмовой подгруппе, записавшийся в армию сразу после того, как он окончил школу в штате Миссисипи с высоким средним баллом в аттестате. Некоторые были сорвиголовами, пришедшими в армию в поисках испытаний. Многие искали исправления, оказавшись не у дел после школы, часто после проблем с наркотиками, алкоголем, законом или со всем сразу.
  
   Они были крепче, чем многие их сверстники, у которых к тому времени уже несколько недель, как начался осенний семестр в университетах. Многие из рейнджеров уже были раз выкинуты на обочину жизни и узнали цену поражения, но отнюдь не стали от этого слабаками. Каждый из них, чтобы попасть сюда, работал, наверно, тяжелее, чем ему приходилось работать во всей его жизни. Те, у которых прошлое было запятнано, приняли серьезные меры для пересмотра своего поведения и исправления. Под личиной жесткого, готового к любым испытананиям солдата, многие были до боли патриотичны, убежденны и идеалистичны. Они буквально поняли и приняли предложение армии "Будь всем, чем ты можешь стать", они сами устанавливали для себя более высокую планку, чем другие солдаты. Себя они видели верхушкой армии: накачанные мышцы, четкие военные прически, чисто рейнджерское приветствие "Ху-ха!". Многие, если будет возможность, мечтали попасть в войска специального назначения, может быть, даже быть отобранными для поступления в "Дельту", как всесильные покрытые секретностью суперспецы, которые сейчас вели их в бой. В "Дельту" приглашались только самые лучшие, и только один из десяти приглашенных проходил отбор. В издавна существующей мужской армейской иерархии рейнджеры стояли очень высоко, но только "Дельта" занимала самую верхнюю ступеньку лестницы. Рядовые бойцы рейнджеров знали, что самый верный путь к этой верхней ступеньке шел через участие в боевых действиях. До сего момента сомалийский город дразнил их возможностью столкновения. Война могла разразиться в любой момент. В любой, но пока все рейды, как бы захватывающи ни были они для бойцов в взлетающих вертолетах, заканчивались нулевым результатом. Сомалйские партизаны, которых военные прозвали "черняшками", несколько раз обстреливали вертолеты и машины с десантом, вызывая шквал ответного огня. Но пока ни в одном из рейдов в городе не случилось ничего, что можно было назвать серьезной дракой, чего жаждал каждый из бойцов. Если у кого-то и были сомнения, то они были загнаны поглубже. Многие из бойцов пришли сюда точно также ощущая внутри боязнь войны, как и все нормальные люди, но все это было выколочено еще в учебках. Особенно в учебке 75-го полка. Четверть добровольцев отсеялась - достаточно для того, чтобы бойцы, получившие в конце испытаний рейнджерские нашивки купались в самом ярком доселе ощущении успеха в своей жизни. Слабые отсеялись, сильные достигли вершины. После всего этого опять прошли недели, месяцы и годы непрекращающихся тренировок и учений. "Ху-Ха!" - солдаты не могли дождаться того, когда они поедут на войну. Cборная команда лучших игроков, прошедшая болезненные, изнурительные и опасные тренировки по двенадцать часов в день каждый день в течение нескольких лет, до сих пор не получила шанса сыграть вживую с серьезным противником.
  
   В буквальном смысле все не могли дождаться боя. По рукам ходили зачитанные воспоминания солдат предыдущих войн, многие из написанные бывшими рейнджерами, и наследники смаковали теплое дружеское отношение старых солдат к товарищам, жалели тех, кто не дошел до конца, оказался раненным или изувеченным, но каждый неизменно отождествлял себя с теми правильными героями, которые оказались невредимыми после всех трудностей. Они изучали старые фотографии, на которых, к какой бы войне они ни относились, везде были изображены грязные усталые молодые люди в армейском камуфляже с жетонами на шее, позирующие с оружием в руках в обнимку с товарищами на фоне экзотических ландшафтов. Рейнджеры видели себя на этих фотографиях в обнимку со своими товарищами, воюя на своей войне. Только такая война стала бы именно тем испытанием, которое бы засчиталось всей команде. Сержант Гудэйл когда-то попытался объяснить это своей матери, уезжая из родного Иллинойса. Его мать была медсестрой, не понимавшей его бравады:
  
  -- Почему кто-то хочет ехать на войну? - спрашивала она.
  
   Гудэйл ответил, что это все равно как если бы медсестра, пройдя все обучение, так никогда и не получила никогда возможность работы в настоящей больнице,.
  
  -- Хочется узнать, действительно ли я могу сделать свою работу, - так это объяснил он матери.
  
   Так, как эти ребята в книжках. Они прошли испытание и доказали, что они годны, и теперь наступила очередь следующего поколения - их очередь.
  
   Совершенно неважно, что ни у одного из парней не было достаточно знаний, чтобы написать о Сомали сочинения в школе. Все без колебаний приняли версию своего командования о том, что вожди противоборствующих кланов довели народ в гражданской войне до того, что люди просто умирали от голода тысячами. Когда цивилизованные страны послали гуманитарную помощь, лидеры группировок разграбили ее и убили тех, кто пытался сопротивляться. Поэтому цивилизованный мир решил взять вождей на короткий поводок, и предложил самым злостным преступникам быстро исправить то, что они успели натворить. Этой информации было для всех вполне достаточно, и очень мало из того, что солдаты увидели здесь после прибытия на базу в конце августа, как-то смогло переменить их мнение. Могадишо напоминал апокалиптический мир из кинофильма, где царствовали и управляли бродячие банды головорезов на старых автомобилях. Армия верила, что она здесь, чтобы убрать худших главарей и восстановить в стране цивилизованный порядок.
  
   Эверзман всегда был доволен тем, что стал рейнджером, но все никак не мог понять, как он чувствует себя на месте командира, пусть и временного. Это случилось просто вследствие естественного хода событий - командир взвода уехал домой из-за болезни кого-то из членов семьи, его заменщик оказался эпилептиком, и тоже был вскоре отправлен домой. Сержант был следующим в цепочке, но принял взвод с нелегким сердцем. Во время воскресной службы на базе он молился про себя. Но после всего ожидания, напряжения и волнениий перед предстоящим боем при одном только взгляде на всю несущуюся в горячем воздухе армаду вертолетов, Эеверзман вдруг почувствовал гордость и восторг, переполнившие его. Боевая техника на вооружении армии была настоящим произведением технического искусства. Высоко в воздухе над целью кружили самые лучшие аппараты, какие только могли предложить свои ВВС: спутники космической разведки, высотный самолет-разведчик "Орион" и три вертолета-разведчика ОН-58, представлявшие из себя маленькие "Литл Берды" с двухметровым обтекателем спецаппаратуры над главным ротором. Все машины в воздухе были оборудованы видеокамерами и средствами связи для передачи хода операции в реальном времени генералу Гаррисону и старшим офицерам на объединенный командный центр (ОКЦ) на базе. В кино и литературе часто можно видеть то, на что способны изображаемые там вооруженные силы, но все та армада, что находилась в данный момент над целью, была, в отличие от кино, вполне реальна и осязаема. Прекрасно оснащенная и добросовестно смазанная военная машина конца двадцатого века - все лучшие силы Америки были отправлены на войну, и среди них и сержант Эверзман.
  
   Полет до цели занял только три минуты. В своем шлемофоне Эверзман мог принимать большинство используемых частот: на частоте командования велись переговоры между офицерами управления Мэтьюзом и Хэрэлом на воздушном командном пункте и генералом Гаррисоном в ОКЦ. Свою частоту для связи с Мэтьюзом, ответственным за действия ВВС, имели пилоты всех вертолетов, отдельные частоты для голосовой связи были выделены "Дельте" и рейнджерам. На протяжении всей операции все остальные частоты в городе должны были подвергнуться глушению. В треске помех Эверзман слышал часто перекрывающие друг друга бесстрастные голоса, которые указывали на то, как подразделения готовились к штурму. В то время как "Блэкхоки" с десантом снижались вдалеке над городом на подлете к цели, маленькие "Литл Берды" с бойцами спецназа уже заложили вираж над проспектом с нужным зданием. Пока еще оставалось время для отмены операции. Дым горящих шин, стлавшийся над улицей неподалеку от указанного здания, был сигналомом тревоги для десанта: сомалийцы жгли резину, чтобы подать сигнал опасности и предупредить свои формирования. Возможно, что группа летела прямо в засаду.
  
  -- Они давно уже жгут шины или только разожгли дымы? - запросил по радио голос пилота одного из штурмовых "Литл Бердов", круживших над целью.
  -- Дымы горят с самого утра, как только на базе сыграли подъем, - ответили в эфир с одного из разведывательных вертолетов.
  -- Две минуты до цели, - в этот момент сержанта Эверзмана в кабине "Блэкхока" хлопнул по плечу сидящий рядом пилот .
  
   Ударные "Литл Берды" над целью приготовились сделать горку, чтобы спикировать прямо на здание и занять позицию для высадки спецназовцев. К этому моменту всем подразделениям в эфире уже был доведен кодовый сигнал "Люси", означавший начало штурма. Позывные командиров и подразделений на время этого рейда были определены следующие: "Ромео 6-4" - полковник Хэрел на борту воздушного командного пункта; "Кило 6-1" - капитан "Дельты" Миллер, командующий штурмовыми группами спецназа, находившийся на одном из "Блэкхоков"; "Парикмахер 5-1" - пилот первого штурмового "Литл Берда", прапорщик Джонс, один из самых опытных летчиков группы; "Джульетта 6-4" - капитан Стил, командир роты рейнджеров, находившийся на борту "Блэкхока" с позывным "Супер 6-4" прапорщика Дюранта; и "Форма 6-4" - подполковник МакНайт, командир наземной колонны, предназначенной для завершающей эвакуации наземных сил. Наземная колонна уже подошла к точке выдвижения в нескольких городских кварталах от места штурма.
  -- "Ромео 6-4" всем подразделениям. "Люси", "Люси", "Люси"!
  -- "Кило 6-4", вас понял, "Люси".
  -- "Парикмахер 5-1", вас понял, "Люси".
  -- "Джульетта 6-4", вас понял.
  -- "Форма 6-4", вас понял.
  -- Повторяю, всем подразделениям - "Люси"!
  
   Было 15:43 воскресеноья, 3 октября 1993 года. На экраны ОКЦ на базе всем находившимися в воздухе средствами авиаразведки передавались картинки переполненных народом кварталов и улиц города, которые в этом районе сохранились в несколько лучшем состоянии, чем в других местах. Самым заметным ориентиром здесь была гостиница "Олимпик" - белое пятиэтажное здание, сделанное, на первый взгляд, из уложенных друг на друга в несколько слоев каменных блоков с прямоугольниками балконов тянущихся по стене. Здание похожего вида высилось по той же стороне улицы кварталом южнее. Оба здания отбрасывали длинные тени на относительно широкую заасфальтированную улицу Гольвадиг, на многочисленных перекрестках которой с пересекающих ее немощеных проулков ветер гонял туда-обратно кучи желтого песка, а в свете клонящегося на запад солнца улица приобретала странный оранжево-охряной цвет. Во дворах домов и кое-где в проулках меж некоторыми хижинами росли деревья. Здание, определенное десанту целью штурма, находилось на противоположной стороне по улице от гостиницы и кварталом севернее ее. Выглядя так же, как и другие высотные здания в районе, данное здание имело форму буквы "Г" в плане, причем короткое крыло, выходившее фасадом на улице было двухэтажным с плоской крышей, а задняя его более длинная поперечная часть была на этаж выше. За зданием находился небольшой двор, какой часто бывает в Средиземноморье, перекрывал весь квартал и был обнесен по периметру высокой каменной стеной. По самой улице Гольвадиг перед зданием протискивались автомобили, пешеходы и вьючные повозки, как в обычный воскресный день. Искомое здание располагалось всего лишь в нескольких кварталах от самого большого городе Бакарского базара. Уже привыкшие к барражировавшим над головой вертолетам люди возле здания даже не повернули головы, когда два "Литл Берда" вынырнули над улицей, заложили вираж на восток и опять исчезли из поля зрения камер. Ни один из двух экипажей не произвел ни одного выстрела.
  
  -- Минута до точки десантирования, - в эту же секунду предупредил Эверзмана пилот его машины
  
   Штурмующая "Дельта" должна была прорваться в здание первой, а группы рейнджеров - десантироваться по горным веревкам с вертолетов на перекрестках по углам здания и занять периметр вокруг квартала.
  
   "Дельтовцы" находились в специальных десантных креслах по бокам кабин штурмовых "Литл Бердов", штурмовая группа из четырех бойцов на каждом из вертолетов. Спецназовцы были экипированы в маленькие бронежилеты черного цвета и пластиковые шлемы, наподобие хоккейных, оснащенные ларингофонами для поддержания постоянного голосового контакта в здании, и не имели никаких знаков различия на камуфляже. Свесившись с вертолета, в то время, как он на малой высоте несся над улицей, бойцы вглядывались в людей внизу, запрокинутые испуганные лица, движения их рук и поведение, стараясь определить возможно развитие ситуации сразу после десантирования. Когда вертолеты приблизились, толпа бросилась врассыпную. Вихрь от винтов повалил некоторых в толпе с ног и сорвал цветастые одеяния с нескольких женщин. Некоторые из рейнджеров в вертолетах с большой высоты различали фигуры людей внизу, которые, как казалось, жестикулировали, как бы приглашая спуститься и принять участие в схватке.
  
   Первый из штурмовых вертолетов снизился близко от южной стены здания в узенький изборожденный колеями проулок, подняв тучи пыли и песка. Облако было столь густым, что ни пилоты, ни бойцы не могли сразу разглядеть, что происходит на улице. Еще один из экипажей собрался приземлиться вслед на то же место, но отвернув вправо, отошел западнее и сел непосредственно на улице перед фасадом здания. Старший сержант Хутен, командир группы спецназа на первой машине, почувствовал, как винт вертолета зацепил во вращении стену здания. Поняв, что машина опустилась так низко, насколько только было возможно, четверка по команде Хутена сбросила десантные канаты для десантирования в проулок, которое оказался самым коротким из всех, которые им пришлось выполнять - ноги спецназовцев оказались уже в метре от земли. Десантировавшись, группа сразу сделала рывок к штурмуемому зданию. Захват помещений - основная задача "Дельты", где главным элементом является быстрота и скоординированность действий всех участников. Помещение, в котором находится противник, сначала наполняется дымом и вспышками взрывпакетов, а люди внутри должны моментально оказаться в состоянии шока и дезориентации. Опыт операций показывает, что большинство находящихся в помещении в этот момент бросаются на пол или пытаются найти укрытие в углах комнаты. Спецназ должен застать атакуемых в помещении в состоянии шока, когда пленные, не успевая оказывать сопротивления, повинуются быстрым жестким командам,. Рейнджеры видели "Дельту" в работе в нескольких рейдах, где штурмующие группы действовали с такой скоростью и отдавали приказы с такой решительностью, что трудно было представить, что кто-то сможет сохранить присутствие духа настолько, чтобы оказать сопротивление. Но здесь все решали секунды, и чем больше времени у атакуемых будет на оценку происходящего, тем труднее будет подавить их сопротивление.
  
   Главная штурмовая группа, приземлившаяся в южном проулке, под командованием сержанта Раерсона, через стену забросала шумовыми гранатами дворик здания и тут же следом сорвала металлические ворота, ворвавшись внутрь. Бойцы взлетели по ступенькам крыльца и ворвались внутрь помещений, громко приказав всем находящимся в помещении лечь на пол. Четверка сержанта Хутена с еще одной группой, ведомой сержантом Хау, приземлившись перед фасадом здания на улицу, совершили рывок к главному входу с улицы Гольвадиг. Они ворвались в помещение на первом этаже, стены которого были расписаны изображениями письменных приборов: пишуших машинок, ручек, фломастеров и тому подобного. Это был магазин письменных принадлежностей "Олимпик". Шесть или семь сомалийцев внутри мгновенно прореагировали на пролаянные спецназом команды и упали на пол лицом вниз, заложив руки за голову. Сержант Хутен уже слышал отзвуки стрельбы на улице снаружи здания, гораздо более громкой, чем то, что приходилось слышать во время всех предыдущих рейдов. Четверка Хау быстро прошла в следующую дверь, где мускулистый сержант мгновенно сбил с ног сомалийца, в состоянии прострации показавшегося в проеме двери. Сержант проверил комнату, придерживая свой М-4 - весьма футуристически выглядевший черный складной автоматический карабин 5,56 мм в сочетании с укороченным дробовиком, прикрепленным снизу к цевью оружия. Было необходимо немедленно взять под контроль ситуацию внутри самого здания, а задняя комната, куда попала группа, оказалась магазинным складом, забитым мешками и различным мусором. Обеим группам было четко определено, кого следует искать в здании в первую очередь, поэтому бойцы тут же выбежали из магазина обратно на улицу. Пробежав несколько десятков метров на юг по улице и повернув в проулок налево, они, следуя за главной группой, вошли во двор и ворвались внутрь здания. Когда они заворачивали за угол, тучи пыли на улице стали еще гуще - к проспекту по воздуху подходило несколько "Блэкхоков" с десантом.
  
   Первая из машин (с командиром штурмовых групп спецназа капитаном Миллером и одной резервной группой на борту) выпустила сигнальные ракеты и зависла в воздухе над целью несколько в стороне вверх по улице, спецназ с борта мгновенно десантировался по канатам на улицу. Эта группа составляла часть второго эшелона штурмующих вместе еще с одной на борту второго "Блэкхока". За ними на некотором удалении над городом подходили вертолеты с рейнджерами, которые высаживались по углам квартала для блокирования периметра, внутри которого проходил штурм. Через минуту одна из групп рейнджеров на борту "Блэкхока" с позывными "Супер 6-6" начала десантирование по канатам над юго-западным углом квартала. Десантировались по двое с канатов по бортам вертолета.
  
   - Не бояться! - кричали пилоты тем, кто спускался из двери с их стороны вертолета.
  
   "Иди ты, это не тебе падать вниз!" - только успел подумать про себя сержант Кени Томас, схватившись за толстый канат.
  
   Двумя кварталами севернее над улицей Гольвадиг пилот "6-7-го" сказал Эверзману:
  
  -- Приготовиться к выброске канатов для десантирования!
  
   Вертолет четвертой группы Эверзмана завис примерно на высоте двадцати метров, гораздо выше, чем когда-либо приходилось десантироваться рейнджерам, но, тем не менее, тучи песка и пыли влетали в распахнутые десантные двери. Экипаж ждал, пока остальные пять машин займут позиции для выпуска десанта, но Эверзману казалось, что они уже висят они опасно долго. Треск стрельбы доносился с земли даже сквозь рев двигателя и грохот винтов, а зависший в небе "Блэкхок" представлял крупную мишень. С обоих боков рядом с десантными дверьми уже свисали девятисантиметровые нейлоновые канаты. У правой двери наготове стоял рядовой Димер, в голове очереди с левой стороны был "молодой" Блэкберн. Когда канаты были выкинуты по команде пилота, один из них упал на автомобиль, стоявший внизу на улице, что замедлило десантирование, поскольку вертолету пришлось сильно сместиться вперед, чтобы освободить площадку внизу.
  -- Мы в стороне от вашей позиции! - крикнул пилот вертолета Эверзману, и они действительно были примерно в квартале на север от угла штурмуемого здания.
  
   Но Эверзман только прокричал в ответ:
  -- Все нормально! - поскольку почувствовал, что на земле они будут в большей безопасности.
  -- Мы примерно в ста метрах от вашей точки десантирования, - тем не менее, еще раз криком предупредил его пилот. В ответ Эверзман поднял большие пальцы обеих рук вверх. Бойцы уже начали десантироваться. Бортстрелки в дверях командовали прыгающим: "Следующий! Следующий!". Эверзман, как командир группы, должен был прыгать последним. Когда он сдвинул шлемофон, грохот винтов и выстрелы, доносившиеся снизу, оглушил его. Обычно на операциях он всегда пользовался затычками для ушей, но не вставил их в этот раз, поскольку ему пришлось пользоваться шлемофоном в вертолете, и они висели на чехле его фляги. Он достал свои штурмовые очки, стараясь одновремнно обдумать свои действия, чтобы побороть возбуждение и неуверенность. Собираясь надеть очки, он вспомнил об инструкциях пилотов оставить свой шлемофон на сидении перед тем, как покинуть вертолет. Но злополучная застежка треснула, и ему пришлось повозиться с ней несколько секунд, которых хватило, чтобы десантировались последние из его подчиненных, после чего он бросил очки и выпрыгнул из кабины, вырвав шнур шлемофона из разъема и вылетев наружу вместе с наушниками.
  
   Из кабины вертолета не было ясно видно, насколько высоко они находились, но спуск по канату занял намного больше времени, чем на любых учениях. Трение прожгло насквозь толстые кожаные перчатки, и с голыми руками сержант почувствовал себя чрезвычайно беззащитно, к тому же проскользив вниз по канату в два раза дольше, чем обычно. Близко от земли сквозь клубы пыли от винта под своими ботинками у конца веревки он заметил бойца, распластанного на земле. У Эверзмана резко упало сердце: "Кого-то уже задело?!" - подумал он. Он успел стиснуть канат, чтобы задержать падение и не приземлиться прямо на лежащее внизу тело - раненым оказался "молодой" Блэкберн. Эверзман спрыгнул на землю рядом с лежащим, и тут же бортстрелок вертолета сбросил вниз оба каната, которые с тяжелым хлопком упали на асфальт рядом с раненым. Вертолет быстро отошел в сторону от улицы, грохот и клубы пыли начали ослабевать, и острый мускусный запах чего-то перезрелого, висевший над всем городом начал вползать на улицу, куда только что десантировались солдаты.
  
   Изо рта и ушей Блэкберна шла кровь, медик группы Эверзмана Гуд уже работал над ним. Один глаз бойца был приоткрыт, второй закрыт полностью, и изо рта с булькающим звуком на асфальт вытекала кровь - боец был без сознания. Медики проходят специальный курс реанимационной медицины, но это было самое тяжелое ранение, полученное за время пребывания контингента в Сомали, и оказалось выше всех полученных им навыков. Блэкберн попал не под огонь противника, а рухнул на землю с двадцати метров высоты, каким-то образом выпустив из рук десантный канат,. По штатному расписанию в группе Эверзмана он был вторым номером ручного пулемета, нес много дополнительных боеприпасов, и поэтому его вес при десантировании намного превышал средний. Из-за этой перегрузки, возбуждения, высоты десантирования или еще по какой-то причине боец не удержался за канат, упал на асфальт с высоты двадцати метров, и было похоже, что он отбил себе внутренние органы.Эверзман отодвинулся от лежавшего раненого, осмотрелся вокруг и быстро пересчитал людей своей группы. Улица была в ширину около полутора десятков метров и была завалена горами мусора, как и все улицы Могадишо. Пыль от вертолета немного рассеялась, и Эверзман разглядел группу, распределившуюся, согласно приказу, вдоль грязных каменных домов по обеим сторонам улицы. Сам Эверзман с Блэкберном и Гудом остался посередине проезжей части. Было очень жарко, песок забивал глаза, уши и нос. По группе откуда-то вели огонь, но очень неточно, и сержант даже поначалу не осознал, что по ним стреляют. Летящие в его сторону пули привлекли его внимание, но поначалу он был слишком занят. Теперь он заметил, что пули производили резкий звук, как сломанные ветви деревьев. В Эверзмана до этого ни разу не стреляли. "Значит, это выглядит именно так..." - подумалось сержанту, но в этот момент он осознал, что на мостовой представляет отличную мишень, и быстро огляделся вокруг в поисках ближайшего укрытия для себя, медика и раненого. С Гудом они подхватили раненого Блэкберна под руки и голову и потащили его к западному углу перекрестка в отдалении, стараясь держать прямой шею. Там они залегли между двумя брошенными машинами.
  
   Криком Эверзман привлек внимание находившегося в укрытии неподалеку связиста группы Мура и приказал ему связаться на ротной частоте с капитаном Стилом - командиром рейнджеров. Капитан и два лейтенанта роты, Перино и Лекнер десантировались с первой группой на юго-восточном углу здания, а четвертая оказалась гораздо ближе к юго-западному. Шли минуты, и наконец Мур прокричал в ответ, что не может выйти с капитаном на связь.
  -- Что значит, нет связи? - крикнул Эверзман, но Мур в ответ смог только пожать плечами. Мур, здоровенный парень, любитель табачной жвачки, старался поплотнее прижать к горлу ларингофон рации, позволявший ему вести переговоры, не занимая рук. Перед посадкой в вертолет он приклеил слишком длинный провод от ларингофона скотчем к автомату, чтобы он не болтался под руками, посчитав это наиболее безопасным ввиду возможного столкновения. Но во время десантирования он сильно прижал винтовкой провод к канату, и трение пережгло его. Мур пока ничего не заметил и не мог понять, почему никто не слышит его вызовов в эфир. Эверзман попробовал связаться с командиром по личному уоки-токи, капитан все еще молчал, однако после нескольких вызовов отозвался по своей рации лейтенант Перино. Сержант понимал, что это для всех десантников первый раз под огнем и первый для него в роли командира группы, поэтому заставил себя доложить максимально медленно и четко. Он передал лейтенанту, что Блэкберн упал с высоты при десантировании, тяжело травмирован и нуждается в эвакуации. Эверзман постарался передать голосом всю срочность своего первого сообщения, не создавая при этом паники.
  --
  -- Повторите! - раздался в рации далекий голос лейтенанта. Эверзман повторил, после чего голос Перино раздался вновь с некоторой задержкой:
  -- Повторите все сначала еще раз, прием, - Эверзман закричал в рацию, повторяя опять:
  -- Имею раненого, необходима немедленная эвакуация!
  -- Успокойтесь! - голос лейтенанта обжег Эверзмана. "Вот сейчас самый подходящий момент для любого снайпера, чтобы свалить меня." - подумал он. Услышав переговоры по радио, по улице Гольвадиг к рейнджерам уже бежали
  
  
   раненого, чтобы дать ему дышать, второй ввел противошоковый раствор с питательной жидкостью через полевую капельницу.
  
  
   Тем временем, огонь на улице становился все плотнее. Офицерам в ОКЦ, смотревшим на экраны камер наблюдения, казалось, что кто-то растревожил осиное гнездо. Вид боя в реальном времени захватывал и внушал страх одновременно. Высоко расположенные камеры выхватили из общего плана толпу сомалийцев, возводящих баррикады и поджигающих груду автомобильных покрышек, призывая людей вокруг на помощь. Тысячи людей влились на близлежащие улицы, было видно, что многие вооружены. Со всех сторон люди бежали в сторону рынка Бакара, где скопление вертолетов в воздухе указывало на разгоревшийся бой. Из более отдаленных частей города передвигались автомобили, наполненные воору-женными людьми. Наибольшее машин число приближалось к штурмующим с севера, со стороны позиции группы Эверзмана, а также с противоположной стороны, прикрываемой сейчас второй группой, которая десантировалась на юго-восточном углу квартала.
  
   Люди Эверзмана рассеялись по улице и им уже приходилось отвечать на эпизодический огонь сразу со всех направлений, исключая штурмуемое здание. На противоположной стороне улицы, лежа прямо напротив укрытия, где врачи работали над Блэкберном, сержант Джойс навел свою М-16 на толпу, начавшую собираться на углу перекрестка. Сомалийцы группами до десятка человек приближались к позициям группы несколькими из нескольких кварталов дальше по улице, а отдельные вооруженные боевики выскакивали из проулков, и делали одиночные выстрелы в их сторону, пересекая улицу. Они остерегались ответного огня американцев, но подходили все ближе и ближе. Рейнджеры же пока были связаны жесткими правилами открытия огня - миротворческим войскам было предписано вести только ответный огонь и только после того определения того, откуда они были обстреляны, но такой подход не срабатывал против толпы на улице. Всем было ясно, что по группам стреляют, бойцы наблюдали в толпе вооруженных людей, но те умело перемешивались с безоружными, в том числе с женщинами и детьми. В этом смысле сомалийцы вели себя очень странно - обычно гражданское население, как от огня, бежит с места происшествия, как только становятся слышны стрельба и разрывы, но в Могадишо при любых отголосках далекого боя люди сразу бежали туда, откуда они доносились. Здесь присутствовал всеобщий порыв: увидеть все самим! Занявшим боевые позиции на улицах рейнджерам оставалось только про себя молить глупцов уйти с линии огня.
  
   Разворачивающиеся события уже давно шли совершенно не по плану, выработанному сержантом в голове внутри кабины вертолета, а его группа все еще была в квартале к северу от определенной ей позиции. Он полагал, что им просто придется бегом добраться до нужного перекрестка, переместившись южнее по улице, но падение Блэкберна и плотный огонь спутали все карты десанта. Время играло с ними злую шутку, которую было трудно объяснить тому, кто не был под огнем: все, что происходило вокруг, казалось кином, а само восприятие замедлилось, и секунды казались уже минутами. Эверзман плохо представлял, сколько уже времени прошло, две минуты, пять или десять? Очень трудно представить, сколь много произошло в уличном пекле за столь короткий промежуток времени. Он знал, что спецназ работает быстро, но время от времени проверял, оборачиваясь назад, не виднеется ли уже дальше по улице наземная колонна. Видимо, было еще слишком рано, но он все равно оглядывался с надеждой, поскольку появление машин стало бы сигналом к концу операции. Должно быть, он оглянулся с десяток раз, прежде чем увидел первый джип, выворачивающий из-за угла тремя кварталами южнее по улице. Это было большим облегчением: значит, спецназ закончил работу, и они могли выходить.
  
   Один из спецназовских медиков, Шмидт произвел осмотр Блэкберна прямо на поле боя и был сильно им обеспокоен: молодой солдат получил тяжелую черепно-мозговую травму, на шейном позвонке сзади вздулась большая шишка, свидетельствовавшая о возможном переломе. Шмидт прокричал Эверзману:
  -- Сержант, ему нужна немедленная эвакуация, или он умрет!
  
   Эверзман опять вызвал лейтенанта Перино:
  
  -- Послушайте, нам необходимо эвакуировать раненого, или он умрет! Вы можете послать кого-нибудь у нам севернее по улице?! - видно было, что из-за стрельбы машины не могли продвинуться далее по дороге, и сержант сказал об этом врачу.
  --
  -- Нам необходимо эвакуировать его немедленно! - опять прокричал Шмидт в ухо Эверзману.
  
   Эверзман криком приказал приблизиться двум залегшим неподалеку сержантам своего отделения, Джойсу и МакЛафлину, которые подобрались к нему. Перекрикивая беспорядочную трескотню перестрелки, Эверзман приказал МакЛафлину, как старшему:
  
  -- Вы вдвоем должны обеспечить переноску Блэкберна до машин, к зданию!
  
   Они развернули полевые носилки и положили на них раненого. С носилками отправились пятеро: Джойс и МакЛафлин - спереди, Буллок и Шмид - сзади, а Гуд бежал рядом, поддерживая капельницу с питательным раствором. Бойцы побежали, сгорбившись под грузом. МакЛафлин подумал, что Блэкберну не выжить - тот лежал на носилках без признаков сознания, кровь текла из его носа и рта. Несшие носилки бойцы время от времени кричали товарищу "Держись!", но по его виду можно было уже предположить, что он не жилец. По пути несшим несколько раз приходилось опускать носилки на асфальт улицы и отстреливаться от выбегавших и-за зданий людей. Они то бежали, то все вчетвером разом клали носилки и начинали стрелять, опять бежали и опять клали Блэкберна на землю.
  
   - Нам нужно, чтобы машины подошли к нам! - крикнул наконец всем Шмидт, - Если мы будем все время опускать его на землю, то мы убьем его прямо здесь! - подозвать джип вызвался Джойс, который побежал к стоявшим машинам один.
  
   На экранах же в ОКЦ создавалось впечатление, что все идет гладко. Центр располагался в двухэтажном выбеленном здании авиабазы, примыкавшем к большому аэродромному ангару, служившему базой для всех подразделений Оперативной группы сил специального назначения в Сомали. Крыша ОКЦ с одной стороны была выщерблена разрывом мины, упавшей на здание во время одного из обстрелов. В то же время она ощетинилась таким количеством антенн, что личный состав базы звал Центр не иначе, как "дикобразом". В длинном коридоре первого этажа располагались три комнаты, где штабные офицеры в наушниках сидели перед телевизионными экранами.
  
   Генерал Гаррисон напряженно жевал сигару у стены комнаты оперативного управления, анализируя сложившуюся ситуацию: "Орион" на большой высоте и барражировавшие ниже разведывательные вертолеты передавали на экраны цветное изображение с видеокамер, а в динамиках слышались переговоры, ведущиеся на пяти или шести используемых частотах. Гаррисон и офицеры штаба имели в своем распоряжении, вероятно, намного более подробную информацию о ходе боя, чем любые другие полководцы в любом другом сражении, но пока все, что они могли предпринять - это молча наблюдать и прислушиваться к происходящему.
  
   Пока все шло по намеченному плану - все ключевые решения принимались на поле боя. Задачей генерала и штаба было наблюдение за развитием событий и просчитывание ситуации на несколько ходов вперед. Если что-то пошло бы не так, они бы связались с базой "голубых касок" на другом конце города, где в различных степенях готовности находились три роты пехоты 10-й горной дивизии США, но пока надобности в их поддержке не было. Операция шла успешно, если не считать одного раненого рейнджера. В тот самый момент, когда в штабе узнали о падении Блэкберна с вертолета, спецназовцы в здании доложили о захвате тех, ради кого был организован штурм, что означало успешное завершение операции. В данном районе города, которому было присвоено кодовое наименование "Черное море", и который полностью контролировался формированиями Айдида, рейд небольшими силами нес в себе большой риск, а вдобавок ко всему расположенный практически вплотную Бакарский базар был центральным нервным узлом окружающей части города, полностью принадлежащей Айдиду. Штурм одиночного здания небольшими силами в непосредственной близости от Бакарского базара очень напоминал нападение на медведя прямо в его берлоге. Составлявшие большую часть войск миротворческого контингента после вывода пять месяцев назад в мае морской пехоты США части пакистанской армии, даже и не пытались заходить в этот район города. Здесь практически в любом месте боевики Айдида могли навязать и выдержать любой серьезный бой, и Гаррисон ясно видел всю опасность открытого нападения на боевиков именно в этой части города - политики не простили бы ему возможных серьезных потерь американского контингента в Сомали. Еще несколько недель назад в своих записках он отметил: "В районе Бакарского рынка мы выиграем любой бой, но легко можем проиграть войну"
  
   Рискованным было и само время назначенной операции. Оперативная группа сил специального назначения в Сомали предпочитала работать ночью. Пилоты вертолетов принадлежали к личному составу в 160-го авиаполка специального назначения, отличаясь большим опытом ночных полетов, и называли сами себя "ночными охотниками", поскольку все пилоты могли вести свою машину при полной темноте с приборами ночного видения так же уверенно, как и ярким днем. Летчики 160-го авиаполка участвовали практически во всех спецоперациях сухопутных сил со времен вьетнамской войны. Когда полк не воевал, он тренировался, и уровень подготовки пилотов действительно превосходил всякое воображение. Казалось, пилоты не боялись ничего и летали туда, куда не могли проникнуть ни пехота, ни техника. В темноте скорость и точность совместных ударов вертолетов, спецназа и рейнджеров становились уже убийственными. Ночь давала и еще одно преимущество: многие сомалийцы, особенно молодые люди, передвигавшиеся по городу на автомобилях с установленными в кузове крупнокалиберными пулеметами употребляли "кат" - местную траву, содержавшую слабый амфетамин, по виду похожую на обычный салат. Они начинали принимать наркотик с полудня, и днем наступал пик их жизнедеятельности, они были возбуждены, активны и были готовы к решительным действиям. Ночью же они впадали в состояние апатии и физического упадка. Сегодняшняя же дневная операция была запланирована на самое невыгодное в тактическом отношении для спецназа время. Но все дело было в том, что такую возможность захватить двух высших руководителей в клане Айдида упустить было просто невозможно. Также, до этого в городе в дневное время без осложнений были проведены уже три рейда, а сам риск - это часть профессии солдата. Спецназ и десантники были сильными ребятами, и именно поэтому были именно здесь, в Сомали.
  
   Сомалийцы успели повидать рейнджеров во время шести предыдущих рейдов в городе, и имели время изучить тактику действий ударных групп, однако военные каждый раз старались, тем не менее, ввести противника в заблуждение. Обычно, три раза в день командование оперативной группы поднимало личный состав в воздух и посылало десант в барражирование над городом. Поначалу солдаты находили тряские полеты в десантном отсеке "Ястребов" увлекательными. Переворачивающие все внутренности виражи захватывали дух, пилоты закладывали их на сверхмалой над самыми зданиями, где крыши и стены сливались в одну сплошную желтую массу. После этого "Ястребы" обычно опять уходили на высоту, откуда пикировали вниз, и карусель повторялась. Капрал Джейми Смит даже восторженно написал родителям, что это "напоминало поездки на американских горках в парке дома". Но после стольких тревог на базе и это приелось. Командование Группы сил спецназначения старалось не применять однообразную тактику, иногда десантируя подразделения с вертолетов и выводя их при помощи автоколонны, иногда поступая точно наоборот, или же используя один и тот же способ и для десантирования, и для отхода, ни в коем случае не опускаясь до шаблонности. Необходимо, отметить, что подразделения были хорошо натренированы и быстро приобрели необходимый практический опыт. Несколько раз они почти поймали Айдида, это было их главной, но не единственной целью. Шесть предыдущих операций в городе внесли разброд в ряды сторонников генерала, и следующей ступенью действий спецназа стали захваты ключевых людей в руководстве клана. Несмотря на то, что в прессе писали о неэффективности специальных операций, Гаррисон считал, что оперативная группа в Сомали действовала блестяще. Когда они во время первого рейда по оплошности арестовали группу служащих ООН, пресса нарекла их... Однако следовало бы также сказать, что "служащие" были схвачены с грузом контрабандных товаров в запрещенном к пребыванию районе города. Вырезки из газет генерал приказал развесить в ангаре базы.
  
   Это еще более распалило солдат, но для общественного мнения и чиновников в Вашингтоне, более озабоченных тем, как все это выглядит в подаче CNN, все действия группы сил специального назначения в Могадишо были безрезультатными. Казалось, войскам была поставлена простая задача: захватить или, если это окажется невозможным, уничтожить местного лидера и его организацию, но за полтора месяца оперативная группа пока не выполнила ни одного из этих условий условия. Терпение командования уже иссякало, а давление на Гаррисона все усиливалось. Утром в день операции генерал обдумывал сложившееся положение в своем кабинете. Все предпринятое до этого походило на попытку ловли верткой птицы с завязанными глазами. В его распоряжении были люди, способные в считанные минуты десантироваться в любой точке города, специалисты, превосходившие по своему умению и боевому опыту практически всех солдат мира. Стоит только указать здание, и "дельтовцы" могли провести штурм столь быстро, что противник внутри будет захвачен и обезврежен до того, как в его ушах перестанут греметь взрывы шумовых и световых зарядов. После этого ребята вывезли бы всех на грузовиках или вертолетах раньше, чем местные боевики успели выбежать на улицу. Спецназовцам вполне по силам проделать это и вдобавок записать свои действия на видеопленку в качестве пособия для тренировки бойцов, но основной вопрос в том, что все это бесполезно, пока нет точной информации о местонахождении целей, которую могли доставить только агенты в городе. Ударная группа три ночи подряд находилась в готовности номер один для вылета на захват дома, в котором. по информации агентуры, находился или должен был прибыть Айдид но каждый раз операция срывалась.
  
   С самого первого дня Гаррисон знал, что добыча точной информации будет сопровождаться сложностями. Первоначальный план предполагал, что агент ЦРУ в Могадишо, человек, отличающийся смелостью и решительностью, ко времени прибытия оперативной группы преподнесет генералу изящную трость ручной работы, в ручку которой будет вмонтирован радиопередатчик. Все казалось вполне элементарным до того, как, в первый же день пребывания группы в Могадишо начальник штаба подполковник Макнайт доложил генералу, что агент, от которого зависело проведение всей операция, выстрелил себе в голову из пистолета, играя в русскую рулетку - подобные вещи нередко происходили с теми, кто долго ходит "по лезвию бритвы".
  
   - Он жив, но наш план пошел ко всем чертям! - докладывал Макнайт.
  
   Стало очевидно, что при работе с местными не избежать накладок. Мало кто знал это лучше генерала. Хотя внешне он был живой картиной простоватого американского ковбоя-военного: седоватые волосы с военной стрижкой, пустынный камуфляж и армейские ботинки, пистолет в плечевой кобуре и неизменный окурок сигары, торчащий из уголка рта - Гаррисон жил жизнью военного уже три десятка лет, и был, видимо, наименее известным широкой американской публике высоким военным чином. В свое время он командовал специальными операциями во всех частях света: в Азии, на Ближнем Востоке, в Латинской Америке и Карибском бассейне. Во всех этих операциях была необходимо участие людей из местных, подобные операции привели бы в ужас чистоплюев-политиков, но сам генерал был исключительным циником, который, к тому же, никогда ни на что и ни на кого надеялся - кроме как на своих людей.
  
   Его грубоватые манеры больше подходили тому, кто начал путь в армии с простого рядового, а не с военной академии. Гаррисон прослужил два срока во Вьетнаме, в том числе, участвовал и в программе "Феникс", печально известной своей жестокостью. В ее рамках армия вылавливала и уничтожала лидеров вьетнамских коммунистов, и подобного опыта было достаточно, чтобы выжечь идеализм из кого угодно. Гаррисон стал генералом, не имея необходимых для этого необходимых способностей к туманным политическим высказываниям и эвфемизмам, будучи трезвым реалистом, избегавшим претенциозности, свойственной высшим эшелонам власти. Дело солдат - сражаться и убивать до того, как убьют тебя. Им приходится прокладывать себе дорогу силой и хитростью в трудных и опасных условиях, месяцами не видеть благ цивилизации, идти по нужде за ближайшее дерево, переносить все трудности, какие только могут быть, и осознавать весь риск погибнуть - что иногда и случалось. Такое видение мира может кому-то показаться искаженным, но тем не менее некоторые из людей получали от этого удовольствие и жили ради этого. Гаррисон был одним из таких людей, получая в жестокости удовлетворение. Он говорил просто: "Этот человек должен умереть", и такова была жизнь - кто-то должен умирать. Ничто не доставляло генералу большего удовольствия, чем успешная акция, а если все летело в тартарары, то... Что это за солдат, который не имеет права ввязаться в безрассудную схватку когда захочет? Наверное, именно эта черта генерала делала его настоящим бойцом.
  
   Он внушал симпатию и уважение и тем, что не относился слишком серьезно к собственной персоне. Если генерал рассказывал байки - а делал он это изумительно - то обычно объектом своего юмора оказывался он сам. Он любил рассказывать о случае, когда во время миротворческой операции на Синайском полуострове, для того чтобы повеселить своих ребят, за свой счет (потратив около пяти тысяч долларов) он вызвал на базу откуда-то страшно издалека рок-группу только, чтобы один не подозревавший ни о чем боец доверительно заявил ему, что выступление было "хреновее некуда". Генерал в ответ только передвинул сигару в противоположный угол рта и ухмыльнулся своей скромной улыбкой. Он подшучивал даже над своим собственным честолюбием - вещь в армии редкая. "Если вы будете и дальше заваливать меня своим бумагомаранием, я никогда не стану генералом!" - заявлял он вышестоящим штабным начальникам. На пути к вершине своей карьеры в виде должности начальника Командования Специальных Операций, генерал выслужил срок в качестве командира "Дельты". Когда он прибыл на базу спецназа Форт Брэгг свежеиспеченным полковником в начале восьмидесятых, его уставная армейская прическа возбудила недоверие и неприязнь "ребят", носивших длинные волосы, усы и бакенбарды. Но не успел Гаррисон вступить в командование, как спецназовцы сразу оказались ему обязаны. Некоторые из тогдашних офицеров суперсекретного подразделения попались на ведении двойной бухгалтерии, покрывая расходы на операции по всему миру и из кармана армии, и за счет Госдепартамента. Скандал вполне мог привести группу, которая и так вызывала неприязнь у многих старых родов войск, к расформированию. Новый коротко подстриженный полковник мог бы набрать себе очки, обрушив справделивый гнев на подчиненных и проведя кардинальную чистку подразделения, однако Гаррисон поставил на кон свою собственную карьеру, защитив группу и сосредоточив внимание следствия лишь на наиболее злостных нарушителях. Этим он спас от обнародования многие профессиональные секреты группы, что спецназовцы ему не забыли. В то же время беззаботный техасский стиль командира и его уверенность в себе отразились и на всем подразделении: нью-йоркские ребята после пары недель в "Дельте" щеголяли в остроносых сапогах, начинали жевать табак и тянуть слова, словно заправские ковбои.
  
   Сейчас Гаррисон уже полтора месяца жил в оперативном центре, сидя в основном в своем маленьком кабинете за пределами комнаты управления, где он мог развалиться в кресле, забросить на стол длинные ноги и отгородиться от шума. В его деле шум был главной помехой, поскольку было необходимо от него отделять важные сигналы. В личном помещении генерала не было никаких частных вещей или фотографий - так он вел все свои дела. Через минуту после приказа он мог покинуть помещение, не оставив там никаких следов своего пребывания. Сделать дело и исчезнуть - в этом была вся философия работы, а сама работа крутилась вокруг стрелок часов. В задней комнате у генерала была койка, куда он время от времени исчезал, чтобы урвать часов по пять сна, но большую часть времени он находился на своем посту, спокойный, но постоянно готовый к прыжку.
  
   Так было и в предыдущую ночь. Сначала разведчики в городе кодовыми фразами передали, что Айдид, которого окрестили "Винни Пухом" прибыл в район "Черного моря", чтобы нанести визит шейху Адену Адеру. Агенту это сообщил слуга, работавший во дворце. На резиденцию шейха нацелились камеры "Ориона" - самолета воздушной разведки ВМФ, почти постоянно находившегося в воздухе над городом, и двух вертолетов воздушной разведки, немедленно поднятых с базы по приказу Гаррисона. Личный состав также был поднят по тревоге. Резиденция шейха была одной из заранее предполагавшихся к захвату целей, поэтому времени на подготовку ушло минимум. Но спецназ, а, возможно, и сам Гаррисон, отказывались начинать действовать без подтвержденной информации - слишком уж много провалов было на счету группы до этого. До того, как отдать приказ на штурм, Гаррисон потребовал от двух агентов войти в резиденцию, визуально подтвердить нахождение в ней Айдида, а затем пометить искомое здание инфракрасным маяком. Агенты сумели проникнуть в резиденцию, но, не выполнив ни одного приказа, покинули ее. По их словам, в резиденции в тот момент было гораздо больше охраны, чем обычно - около сорока боевиков, и генерал точно находился там - было ясно, что зачем-то они старались заставить спецназ пойти на штурм. Гаррисон лично потребовал, чтобы один из агентов вернулся в резиденцию, нашел этого "чертова "Винни Пуха" и пометил его местонахождение маяком". Только тогда агенты сказали, что обратно попасть не могут, потому что в темноте после девяти вечера охрана заперла ворота, а пароля для прохода внутрь они не знали. Вероятно, что группам просто в очередной раз не повезло, но в этот раз Гаррисон, отменил операцию очень неохотно. В конце концов летчики заглушили двигатели, а поднятым по тревоге солдатам пришлось сдать оружие и боеприпасы и вернуться в казармы.
  
   Затем пришла последняя сводка. Те же двое агентов докладывали, что Айдид покинул резиденцию в колонне из трех автомобилей с габаритными огнями. Один из агентов последовал за автомобилями, двигавшимися в сторону гостиницы "Олимпик", но, по его словам, потерял их, когда они свернули на север в сторону улицы 21 Октября. Такая информация могла бы представлять чрезвычайную важность, если бы не факт, что ни висевшие в воздухе вертолет воздушной разведки ОН-58, оборудованные приборами ночного видения и телекамерами, ни другие воздушные пункты наблюдения ничего подобного не зафиксировали. "В результате, в отношениях между оперативными группами спецназа и местными агентами появилась неловкость" - писал генерал этим утром в рапорте, выпуская раздражение, накопившееся за сорок три дня пребывания в Могадишо. Рапорт был адресован непосредственному начальнику Гаррисона в центральном штабе специальных операций на базе ВВС Макдил во Флориде - генералу Корпуса морской пехоты США Хоару. "Судя по всему, наши оперативники считают достаточной информацию из вторых рук от человека, который не имеет никакого отношения к органам нашей разведки в городе. Я придерживаюсь другого мнения. Вполне естественно, что в том случае, когда наземная агентура докладывает о чем-то, что совершенно противоречит данным нашей воздушной разведки (которые мы можем получать здесь же в оперативном центре), то естественно, что в оценке вопроса о проведении силовой операции я противопоставляю достоверность данных авиаразведки достоверности докладов агентуры. Еще более подрывает наше доверие к агентурной информации произошедшее вчера, когда группа агентов доложила о выходе генерала Айдида колонной в составе из трех автомобилей, когда из данных воздушной разведки мы достоверно знали, что ни одно транспортное средство не покидало резиденции" - писал генерал в рапорте.
  
   За все время было слишком много промахов и ложных тревог, и долгих перерывов между рейдами в городе. Группу поднимали по тревоге ровно шесть раз за шесть недель, причем большинство выходов закончилось безрезультатно. В Вашингтоне были очень недовольны, когда во время первого своего рейда спецназ арестовал девятерых сотрудников международных организаций в Лиг Лигато. Начальник Объединенного Комитета Начальников Штабов генерал Пауэлл позже сказал: "В Пентагоне меня просто размазали по стенке". США принесли свои извинения, и захваченные сотрудники были немедленно отпущены. 14 сентября штурмовая группа спецназовцев захватила, как впоследствии выяснилось, резиденцию генерала Ахмена Жилао - союзника ООН в Сомали и кандидата на пост главы полиции. Личный состав Оперативной группы находился в чрезвычайно возбужденном состоянии и жаждал активных действий под любым предлогом. При таком настрое личного состава, командованию группы особых предлогов для проведения операции не требовалось. Когда одному из рейнджеров показалось, что он заметил Айдида в одной из машин, покинувших итальянское посольство, ударная группа была немедленно поднята по тревоге, и ошарашенный произошедшим генерал Жилао был захвачен в числе тридцати восьми других арестованных. После перед генералом извинились, все оставшиеся также были отпущены. В телеграмме с разъяснением провала, направленной в Вашингтон, посланник в Сомали Роберт Гозенде писал, что "с юридической точки зрения, при проведении операции были допущены многочисленные просчеты... Все официальные лица принесли извинения генералу Жилао. Также неизвестно, был ли Жилао перепутан с Айдидом, но это весьма маловероятно - генерал Жилао на две головы выше Айдида, и цветом кожи Айдид намного темнее. Внешене Жилао намного крупнее Айдида, имеющего, к тому же, ярко выраженные семитские черты лица..."
  
   В официальных кругах оперативная группа Гаррисона опять выглядела ... И ни малейшего значения не имело то, что каждая из этих операций по уровню своей организации, координации действий различных подразделений и по своей рискованности вполне могла быть поставлена в ряды шедевров тактического искусства. Совершенно неважно было и то, что во время одного из этих рейдов был арестован Осман Атто - один из приближенных Айдида и его казначей. Вашингтон пребывал в нетерпении, поскольку,, с одной стороны, Конгресс требовал возвращения американских солдат домой, администрация же Клинтона желала избавиться от Айдида, как от участника политических игр в Сомали. Август 1993 плавно перетек с сентябрь, а потом - и в октябрь. Даже еще один день пребывания Айдида в Могадишо был невыносим для Вашингтона, а представитель США в ООН Маделейн Олбрайт открыто называла генерала Айдида "душителем". Таким образом, Гаррисон не мог позволить еще одного провала, даже если осторожность в действиях в его положении и означала множество упущенных возможностей. Он хорошо знал, что многие его непосредственные начальники и даже некоторые люди в собственном штабе считали, что он был нерешителен в использовании вверенной ему оперативной группы. Но что мог предпринять в данном случае генерал, как командующий оперативной группой, если ему приходилось опираться на столь шаткие разведданные? "Обстановка диктует нам, что мы можем активно действовать только в случае, когда агентура сообщает нам о точном местонахождении Айдида или его подчиненных, и если эти данные одновременно подтверждаются воздушной разведкой и они достаточно своевременны для подготовки операции захвата." - писал Гаррисон в своем рапорте. "В Могадишо нет места, где наши войска могли бы проиграть бой, но достаточно мест, где мы можем оказаться жертвой серьезных тактических просчетов".
  
   И именно в это воскресное утро 3 октября 1993 года ситуация как нельзя лучше удовлетворила всем условия, изложенным генералом в его рапорте. Обычно каждое воскресенье сторонники клана устраивали митинг у пустого пьедестала на улице Ленина, где они выкрикивали оскорбления в адрес ООН и американских войск. Одним из лидеров митинга был Омар Салад - политический советник Айдида. Судя по всему, рукводство клана еще не поняло, что целью рейдов спецназа являлся захват всех его членов. Омар Салад не предпринимал никаких попыток уйти в подполье, хотя уже считался в ООН "лицом первостепенной важности", чья поимка была представляла чрезвычайную важность для разрешения конфликта. Когда митинг на площади в городе закончился, белый "Лэнд Круизер" Салада повели от самого бакарского рынка до большого дома только в квартале к северу от гостиницы "Олимпик" на улице Гольвадиг. Примерно в 13:30 агентура подтвердила нахождение Салада в этом доме и сообщила, что он встретился с Абди Гасаном Авалем по прозвищу "Кебдид", министром внутренних дел в теневом "кабинете" генерала Айдида. Это значило, что в одном месте соединились две главные цели. Айдид также мог быть там, но опять никто не смог достоверно подтвердить его местонахождение. Высоко над городом уже парил "Орион", разведывательные "Литл Берды" также были подняты по тревоге. Все аппараты авиаразведки передвинулись к району "Черное море" для наблюдения за искомым домом. На телеэкранах в оперативном центре можно было видеть типичную картину запруженной людьми и автомобилями рыночной улицы в воскресенье.
  
   Для окончательного определения цели, агенту из местных было приказано подвести свою заметную с воздуха серебристую машину к фасаду гостиницы, поднять капот и сымитировать поломку двигателя, что позволит точно навести на него камеры вертолетов; после чего он должен был проехать дальше по улице и вновь остановиться точно напротив цели. Агент сделал все в точности, но закрыл капот автомобиля так быстро, что вертолеты не успели навести свои камеры, поэтому ему приказали повторить все с самого начала. Теперь он должен был подъехать прямо к цели, выйти из машины и открыть капот. Гаррисон и его офицеры, затаив дыхание следили за тем, что происходило на экранах. Камеры вертолетов позволяли четко видеть, как машина агента возникла на экранах и двинулась на север по улице Гольвадиг. Она остановилась у здания возле гостиницы, после чего агент вышел из машины и открыл капот, что на первый взгляд исключало возможность ошибки. По отданной команде рейнджеры и спецназ начали готовиться к выходу. Командиры ударных групп согласовывали тактику действий тут же в оперативном центре, используя картинки, передаваемые воздушной разведкой, составив точный план штурма и расставив позиции вспомогательных подразделений рейнджеров. Копии плана были выданы командирам отделений рейнджеров, а за это время была произведена подготовка вертолетов к вылету. Все было готово к старту, но приказ задерживался. Через некоторое время выяснилось, что агент испугался и не доехал до искомого здания, остановившись неподалеку от него на улице, где и открыл опять капот машины. Несмотря на все предосторожности, подразделения были в шаге от того, чтобы опять атаковать не ту цель. Командиры групп вновь собрались в оперативном центре для получения новых указаний. Агенту по рации был передан прямой приказ объехать еше раз квартал и на этот раз остановиться прямо у требуемого здания. Все офицеры следили на экранах, как машина агента вновь появилась на улице Гольвадиг. На этот раз она прошла дальше по улице и остановилась одним кварталом севернее гостиницы "Олимпик", возле того самого здания, въезд в которое Омара Салада был ранее засечен вертолетами воздушной разведки.
  
   Было 3:00 пополудни. Штаб оперативной группы сил специального назначения проинформировал генерала Томаса Монгомери, заместителя командующего контингента американских войск в Сомали и командира 10-й горной дивизии США - подразделения оперативной поддержки - что Оперативная группа специального назначения готова к проведению операции. Гаррисон хотел удостовериться, что в районе штурма не было представителей ООН или каких-либо неправительственных организаций, что было естественной предосторожностью после инцидента с арестом служащих ООН в Лиг Лигато. Всем летательным аппаратам был отдан приказ очистить воздушное пространство над целью. Командованию 10-й горной дивизии приказали привести одну роту в состояние готовности номер один. Подразделения электронной разведки начали глушить все радиочастоты и линии сотовой связи в Могадишо, так как в городе еще не было стационарной телефонной сети. Гаррисон же в последнюю минуту принял решение снарядить штурмовые "Литл Берды" блоками неуправляемых ракет для поддержки гтурмовых групп, что предлагал лейтенант Лекнер, у рейнджеров отвечавший за огневую поддержку. Он хорошо знал, как эти ракеты могут облегчить работу войск, если бой на земле перейдет в неблагоприятную для спецназа стадию, а на каждом из маленьких "Литл Бердов" была предусмотрена возможность внешней подвески двух блоков неуправляемых ракет по шесть в каждом блоке. На последнем совещании Лекнер задал в очередной раз все тот же вопрос:
  -- Получат ли вертолеты поддержки в этом выходе ракеты для огневой поддержки войск?
  
  -- Я обещаю, - твердо ответил генерал.
  
  

4.

   Али Гасан Мохаммед выбежал из двери закусочной-кондитерской, принадлежавшей его отцу, когда услышал шум вертолетов и стрельбу. Он был студентом - высоким худым подростком с выпирающими скулами и редкой бородкой. В первой половине дня он изучал английский язык и коммерцию в университете, а во второй - работал в магазине, располагавшемся совсем рядом с отелем "Олимпик", а дверь его приходилась прямо напротив дома Абдурахмана Юсуфа Галле, который атаковали американцы. Выскочив из двери, Али увидел американских солдат спрыгивавших по длинным веревкам на аллею, которая вела на запад от улицы Гольвадиг. Его магазин был как раз на углу этой аллеи, и ворота его родительского дома находились рядом. Американцы начинали стрелять, как только их ноги касались земли - казалось они стреляли во все, что движется. Сомалийцы на улице стреляли по американцам. Эти американские солдаты отличались от тех, кто раздавал гуманитарную помощь, Али знал это. Это были рейнджеры - жестокие люди в бронежилетах, носившие оружие на ремне спереди и мазавшие свое лицо черной краской во время ночных рейдов, чтобы наводить ужас. Дальше по Гольвадиг он увидел группу рейнджеров, попавших в серьезную переделку и двоих из них, вытаскивавших с улицы еще одного, казавшегося мертвым.
  
   Группа рейнджеров напротив вошла во двор здания, где завязалась перестрелка. Один из вертолетов снизился и выпустил ливень огня из бокового пулемета, которая разметала по кускам противоположную сторону улицы - как во сне, Али Гасан увидел, что его младший брат, пятнадцатилетний Абдулла Гасан Мохаммед, замертво упал возле ворот дома, истекая кровью из большой раны на голове прямо у него на глазах. Рейнджеры выбежали из двора дома напротив и побежали к дому Абдурахмана, где уже собралось большинство солдат. Али пробежав мимо брата, увидел, что пуля из пулемета расколола его голову, точно арбуз. Он постарался отбежать подальше от стены дома так быстро, как только смог В конце грязной улицы он свернул влево и оказался за стеной гостиницы "Олимпик". Улица была заполнена кричащими и плачущими женщинами и детьми. Некоторые побежали туда, где разгорелся бой, а другие наоборот старались убежать подальше от схватки: казалось, что люди не понимали, что им делать. Все это перекрывалось грохотом вертолетов и треском автоматного огня. На улицах бойцы отрядов Айдида уже кричали в мегафоны: "Выходите и защищайте свои дома!". Али не был бойцом - этим занимались люди, которых называли "мурян" - боевики личных армий, нанятых богачами, служившие за рис и наркотики. Сам Али был студентом и продавцом в магазине и вступил в местную милицию только для того, чтобы защитить свой дом от агрессивно настроенных боевиков. Но теперь рейнджеры напали на его дом и убили его брата. Охваченный одновременно гневом и ужасом, он бежал дальше по переулку и свернул в сторону улицы Гольвадиг, к дому своего друга Ахмета, где он прятал свой автомат. Там он забрал "калашников" и встретился с несколькими знакомыми ему людьми. Они побежали обратно к гостинице "Олимпик". По пути Али рассказал им о смерти брата и повел всех к своему дому, горя жаждой мести.
  
   Прячась за оградой гостиницы они сделали несколько выстрелов в сторону рейнджеров за углом здания. Затем, укрываясь за автомашинами и зданиями они побежали дальше по улице на север. Али время от времени выскакивал из-за укрытия для того, чтобы сделать несколько выстрелов по солдатам, затем снова прятался, затем то же самое проделывал кто-то другой. Иногда они просто высовывали наружу стволы автоматов и вслепую давали несколько очередей в сторону американцев - никто из троих не был профессиональным боевиком. Рейнджеры стреляли гораздо лучше, и через несколько мгновений друга Али Гасана Адан Варсав, когда он в очередной раз высунулся наружу, ранили пулей в живот, а сила от удара опрокинула его навзничь на мостовую. Али и еще один друг с риском для жизни затащили Адана обратно в укрытие. Пуля пробила отверстие в брюшине, а кровь из большой выходной раны на спине заливала землю. Когда его затащили в укрытие, запах крови распространился вокруг них, а сам раненый был без сознания, как бы находясь где-то между жизнью и смертью. Али побежал дальше по улице, оставив раненого с двумя товарищами. Он жаждал убить рейнджера или умереть в попытках это сделать, не понимая, что нужно этим американцам и почему они пришли в его дом сеять смерть и разрушение.
  

5.

   После того, как четверка сержанта Хау с другой группой сержанта Хутена ворвалась в магазин писчебумажных принадлежностей и обезвредила нескольких находившихся там человек, бойцы вновь выбежали обратно на улицу, завернули за угол стены здания в проулок и вбежали во двор. Они вошли в здание последними, когда группа сержанта Раерсона, приятеля Хау, уже обезвредила и захватила на первом этаже группу из двадцати четырех пленных, в составе которой были и главные фигуры операции: Омар Салад и Мохаммед Хасан Аваль, пресс-секретарь генерала Айдида - хотя и не министр внутренних дел Абди Хасан Аваль по прозвищу "Кебдид", о котором докладывали агенты, но, тем не менее, руководитель того же уровня. Пленные лежали ничком на полу и не пытались оказывать сопротивление в то время, как спецназовцы надевали на них легкие пластиковые наручники. Хау спросил Раерсона, проверили ли уже верхние этажи:
  
  -- Пока нет, - крикнул Раерсон, и Хау со своей группой взбежал по лестнице на второй этаж.
  
   В большом по местным понятиям доме, построенном из выбеленных шлакоблоков не осталось стекол ни в одном окне. Взбежав на верхнюю лестничную площадку, Хау жестом приказал одному из спецназовцев бросить шумовую гранату в первую комнату в коридоре этажа, куда четверка тут же ворвалась так, как они проделывали это много раз на тренировках - каждый из спецназовцев четко контролировал свой сектор огня. В комнате штурмующие не обнаружили ничего серьезного, кроме голого матраца на полу. Внезапно в один момент снизу с улицы совсем рядом с одним из спецназовцев в потолок и стену ударила очередь, наполнив комнату грохотом и пылью. Вся группа упала на пол - пули влетели сквозь окно, выходящее на юго-западную сторону, а это значило, что очередь скорее всего была выпущена группой блокирования на юго-западном углу здания. Скорее всего, пулеметчик рейнджеров на улице заметил движение в окне с тыла и обстрелял его. Это явственно говорило о том, что некоторые из десантников не имели ни малейшего понятия, в каком именно из зданий идет штурм. Этого с самого начала боялся Хау, который уже серьезно разочаровался в уровне подготовки рейнджеров. Предполагалось, что они должны были быть элитой армии, но за помпой и ерундой, вроде постоянно выкрикиваемых боевых кличей, сержант не увидел в них ничего, кроме вооруженных юношей, почти подростков, которые при таком низком уровне выучки могли принести в реальном бою куда больше вреда, чем пользы. Некоторые из них только что окончили школу, и на учениях на базе Хау заметил, что они больше косились на него и других спецназовцев вместо того, чтобы сосредоточиться на своей очень важной части работы. А работа требовала очень многого а иногда еще большего, потому что ценой любой ошибки была смерть. Именно же поэтому Хау и другие спецназовцы так любили эту работу. Это отличало их от многих других людей. Война ужасна и жестока, но именно так делаются реальные дела на большей части планеты. Цивилизованные государства могут решать дела цивилизованными путями, но для этого необходима готовность кого-то идти на уступки. В развивающихся странах люди еще не научились уступать, по крайней мере, до того момента, когда прольется действительно много крови. Победа доставалась тому, кто был готов сражаться и умереть.
  
   Интеллектуалы могут теоретизировать до потери сознания, но в реальности любая власть всегда зиждится на штыках. Если кому-то необходимо накормить голодающих в стране, то необходимо сначала выиграть схватку с людьми, вроде Айдида, для которых голод означал личную власть и выгоду. Можно посылать дары гуманитарной помощи, петь гимны, взявшись за руки, следить, затаив дыхание, за развитием ситуации по CNN и BBС, но единственной возможностью накормить чернокожих детей с экранов телевизоров является присутствие армии, а в этом мире ни у кого пока нет лучшей армии, чем у Америки. И если кто-то хочет, чтобы гуманистические идеалы одерживали победу, то кто-то должен ее одерживать - и "Дельта" одерживала победы. В армии слово "Дельта" не произносили вслух, а называли бойцов группы "спецами" или одной только буквой "Ди", иногда добавляя всяческие эпитеты: "грозная "Ди" и тому подобное. Рейнджеры, которые превозносили спецназовцев, называли их "ребятами из "Ди". Секретность, возможно, несколько показная, была главным спутником спецназа. Это обеляло группу в глазах идеалистов и политиков: вся грязная работа делалась за кулисами, а спецназовцы представали героями. Если какой-то международный террорист или колумбийский наркобарон должен исчезнуть в интересах американской политики и внезапно умирает скоропостижной смертью, это считается счастливой случайностью, а любые действия спецназа всегда останутся в тени. И никто из них никогда не откроет, как удаются такие операции - ведь никакой"Дельты" попросту не существует. В группе служили благородные, безмолвные и невидимые бойцы - они делали самую важную работу, но бежали от известности, публичного признания и успеха - как настоящие рыцари современности.
  
   Хау не скрывал пренебрежения, которое у него вызывала солдатчина, охватывающая практически все этажи регулярной армии. Он, как и другие бойцы группы, внешне жил жизнью простого гражданского - любой из них отрекомендовался бы на прямой вопрос о своей профессии очень скромно. Их присутствие в жизни базы войск специального назначения Форт Бенин было очень трудно заметить. Если вы случайно встретите в каком-нибудь баре неподалеку от базы Форта крепкого загорелого парня с широченными плечами, водолазными часами "Касио" на руке и жвачкой за щекой, то он охотно расскажет вам, как служит по контракту программистом в какой-то околоармейской конторе. Все в отряде звали друг друга по дружеским кличкам, не придавали значения отданию чести и прочей армейской шагистике, а офицеры и сержанты относились друг к другу, как к равным. Показное пренебрежение к армейской иерархии было визитной карточкой отряда, здесь переступали через чины и носили длинные модные прически. Бойцам часто приходилось выдавать себя за гражданских, и с длинными стрижками это было сделать гораздо легче. Эти стрижки были своеобразной гордостью спецназа - карикатура, когда-то сделанная остряком из группы, изображала "дельтовца", снаряженного к бою, с засунутым в пистолетную кобуру феном для волос. Бойцы спецназа терпеть не могли, когда раз в год им приходилось позировать для официального армейского портрета, поскольку приходилось обкарнывать волосы в стандартную военную стрижку. В Могадишо им пришлось опять отдать себя в руки парикмахеров для того, чтобы смешаться с рейнджерами, но свежевыбритые виски и затылки, скорее, наоборот, привлекали в разнородной массе внимание. В армии только "Дельте" предоставлялась такая свобода действий и личной инициативы, о которой в остальных войсках даже и не слышали, однако ценой этой свободы была жизнь в условиях постоянного риска и работа, которая простым солдатам была порой просто не под силу. Сам Хау в был разочарован очень многим - и он, и другие спецназовцы много раз указывали командиру роты рейнджеров капитану Стилу на недостаточный уровень подготовки его личного состава, но так ничего и не добились. Стил всегда делал все по-своему, вернее, по-армейски, Хау же сразу для себя определил этого бывшего капитана футбольной сборной университета штата Джорджия в бездарные надутые павлины. Сам сержант успел пройти учебку рейнджеров и получить нашивки, и из полка сразу был отобран в "Дельту". С тех пор он относился к рейнджерам с некоторой иронией, считая, что настоящих солдат выковывает только тяжелая, долгая и трудная учеба, а отнюдь не показная воинственность, выпиравшая наружу из всех громогласных рейнджерских приветствий. Из ста двадцати курсантов его года (по-настоящему патриотически настроенных, отлично выученных солдат) только тринадцать прошли отборочные испытания в "Дельту". Сам Хау отличался от всех сочетанием комплекции чемпиона-тяжелоатлета и нетерпеливого аналитического ума. Многие рейнджеры побаивались его, а его отношение к ним ярко окрасило взаимоотношения между подразделениями. Сейчас же опасения Хау относительно неготовности рейнджеров подтвердились: призванные прикрывать работающий спецназ десантники вели огонь по своим.
  
   После того, как рассеялась цементная пыль от пулеметной очереди, четверка Хау вышла из комнаты с матрацем в коридор и через окно выскочила на плоскую крышу более низкого переднего крыла здания. По краю крыши шла полутораметровая каменная ограда с декоративным орнаментом. Как только спецназовцы попали на залитую ярким дневным солнцем крышу, и им тут же бросились в глаза вспышки выстрелов с крыш зданий кварталом дальше по улице. Все четверо присели, чтобы укрыться за каменной оградой, а двое бойцов сделали несколько ответных выстрелов в сторону противника. В это время в ограду снаружи вновь ударила длинная очередь и выбила из нее крупные осколки камня. Спецназовцы залегли, надеясь, на то что пули не попадут в отверстия каменного орнамента ограды и не отрикошетят от стены высившегося сзади трехэтажного крыла. Вслед за первой сразу же еще несколько длинных очередей подряд ударили в ограждение. По звуку выстрелов было ясно, что огонь велся из ручного пулемета М-249, на этот раз с северо-восточной угловой позиции рейнджеров. Хау был просто в бешенстве - ясно было, что перепуганные стрельбой на улице рейнджеры на углу здания заметили на крыше силуэты вооруженных людей и начали обстреливать их. Лежа Хау связался по радио с капитаном Миллером, командиром "Дельты", находившимся во дворе здания, и потребовал немедленно приказать людям капитана Стила прекратить огонь по своим.
  
  

6.

   Специалист Джон Стеббинс пустился бежать как только его ноги коснулись земли. Перед тем, как он сел в вертолет капитан Стил окликнул его, хлопнув по плечу:
  -- Стеббинс, ты знаешь правила поведения в бою?
  -- Так точно, сэр.
  -- Ладно, но запомни, что я буду на канате сразу за тобой, так что двигайся быстрее!
   В вертолете образ летящего ему на голову командира в полной выкладке не покидал его, поэтому, спрыгнув с каната, он рванулся вперед так быстро, что столкнулся с бегущим пулеметчиком первого отделения и оба они рухнули на землю. Стеббинс на минуту остался на асфальте, подождав, пока рассеется пыль, после чего увидел, что его отделение уже рассредоточилось по стене здания справа от него.
  
   Стеббинс нервничал и был и взволнован одновременно. Он никак не мог освободиться от ощущения, что ему несказанно, даже слишком повезло. Он, двадцативосьмилетний ветеран своей роты, проведший последние четыре года в попытках попасть на войну и попал на нее после многих уговоров, заискиваний. Он - это неуклюжий Джонни Стеббинс, "ротный специалист по завариванию кофе и перекладыванию бумажек". Его путь на эти задворки Могадишо начался дома, в маленьком городке штата Нью-Йорк. Стеббинс, невысокий коренастый блондин с голубыми глазами и белой, совершенно не поддающейся загару кожей - в Могадишо он лишь немного порозовел - учился в университете Св.Бонавентура на отделении радио, надеялся стать журналистом на радиостудии, и подрабатывал на некоторых мелких пригородных радиостанциях в Нью-Йорке. Однако, когда в одной кондитерской ему предложили стать главным пекарем, предложенной достаточно высокой зарплаты стало достаточно, чтобы прервать в зародыше его так и не сбывшуюся репортерскую карьеру. В кондитерской, когда он пек пончики и мечтал о приключениях, в его сердце давно проникли армейские рекламные ролики "Стань всем, чем ты сможешь стать!" Стеббинс учился в университете по военной стипендии, однако когда он наконец закончил его, армия была так переполнена младшими лейтенантами, что он не смог получить никакой должности и остался на гражданке. Когда пришла пора Бури в Пустыне, ему опять не повезло - истек срок его контракта с Национальной Гвардией, и Стеббинс вновь остался дома. Но он твердо решил найти свой путь на войну, поставил свое имя в три списка волонтеров, но ему не пришло ни единого ответа. Стеббинс женился, у него родился ребенок, и зарплаты в кондитерской стало не хватать. Ему чрезвычайно нужны были жизненное разнообразие и медицинская страховка, армия наконец предложила ему и то и другое, и наконец он все же записался уже рядовым добровольцем. Его спросили, чем он хотел бы заниматься в армии:
  -- Прыгать с парашютом, стрелять из всего, из чего только можно, и делать все покупки в военторге, - таков был его ответ.
  
   Так он опять оказался в армейской учебке, хотя успел пройти ее, когда получал военную стипендию, затем дважды побывал в учебке рейнджеров, потому что под конец курса на парашютных прыжках получил травму и был вынужден повторить все сначала. Когда он окончил тренировки, то быстро понял, что ему придется служить с людьми намного младше его, но кто-то наверху не обнаружил, что в его бумагах значится университетский диплом и, что еще более важно - умение обращаться с компьютером. Стеббинса посадили за стол в канцелярии второй роты, где он стал главным клерком. Ему сказали, что это только на полгода, но он застрял на целых два. Его все знали, как "канцелярского рейнджера", а он поддался всем соблазнам сидячей работы: пока остальные лазили по горам, прыгали с парашютом и совершали долгие марш-броски, Стеббинс за конторским столом курил одну сигарету за другой и поглощал пончики с кофе. Сослуживцы саркастически говорили: "Если что, Стебби утопит всех врагов в кипящем кофе". Когда вся рота отправилась в Сомали, никто не удивился тому, что Стебби был одним из тех немногих, кого решили оставить на базе.
  -- Пойми, тут нет никаких личных счетов, - объяснял ему его сержант, и не было худшего способа скрыть прямое оскорбление, - просто мы не можем тебя взять. Места ы самолете ограничены, а ты нужен здесь, - как еще яснее ясного можно было объяснить, что на время войны Стеббинс был самым ненужным солдатом в полку?
  
   Все опять было, как во время Бури в Пустыне, когда кто-то очень не хотел, чтобы Джон Стеббинс поехал воевать. Он помогал всем своим друзьям собирать вещи, а когда наконец на следующий день было объявлено, что оперативная группа прибыла в Могадишо, то он почувствовал себя еще более покинутым, чем два года назад - в 1991каждую ночь по CNN показывали развитие событий в Ираке. Но хотя бы в этот раз он не был один - в роте также остался сержант Скотт Гэлентайн, с кем они вместе скоротали несколько дней, пока не пришел факс из Сомали.
  -- Стебби, собирай вещи - ты едешь на войну! - сказал ему офицер роты, также оставшийся в полку. То же объявили и Гэлентайну - несколько бойцов получили ранения во время минометного обстрела базы, и была необходима замена. По пути в аэропорт Стеббинс успел заскочить наскоро попрощаться домой, где разыгралась душещипательная сцена, после чего они с Гэлентайном приехали в аэропорт, где выяснили, что им придется возвратиться обратно, потому что вылет отложили до завтрашнего дня . Через полчаса после бурного прощания мистер и миссис Стеббинс вновь воссоединились.Стеббинс провел ночь дома, в душе боясь телефонного звонка, отменяющего приказ на вылет. Но звонка не случилось. Чуть более, чем через сутки он и Гэлентайн стояли на взлетной полосе аэропорта Могадишо. В честь своего прибытия им пришлось упасть на землю и сделать пятьдесят отжиманий в честь прибытия в зону боевых действий. Стебби был в восторге - ему все же удалось исполнить свой план.
  
   На всех не хватало специальных рейнджерских легких кевларовых бронежилетов, и Стеббинсу достался большой тяжелый жилет черного цвета, какие использовали спецназовцы из "Дельты". В нем боец чувствовал себя неуклюжей черепахой в большом панцире. Стеббинса тут же предупредили, что выход за загородку базы без табельного оружия запрещен, а друзья вкратце ввели в курс дела. Прежде всего ему объяснили,что нечего бояться минометных обстрелов - сомалийцы редко вообще умудрялись попасть хоть во что-нибудь. К тому времени сослуживцы Стеббинса уже побывали в пяти рейдах, и все для них было проще простого. Любая операция проходит по одному сценарию: десант заходит в зону зачистки, вертолеты рассеивают все живое вокруг, "Дельта" работает, десант прикрывает "Дельту". Все, что требуется от рейнджеров - обеспечить безопасность спецназовцев. Сослуживцы упомянули и то, что боевики любят прятаться за женщинами и детьми, а летящие увесистые булыжники весьма опасны. Стеббинс был возбужден и взволнован рассказами. Но затем ему объявили новость: собственно, от него лично участия в рейдах не требовалось, поскольку именно ему предписывалось нести караульную службу в ангаре базы. Вполне понятно, что кому-то совершенно необходимо обеспечивать безопасность базы в карауле. Кому же как не Стеббинсу? После такого поворота событий Стеббинс срывал зло на судьбу на тех, кто попадал на базу через КПП. Он отнесся к караульной службе так серьезно, как это только было возможно, стараясь не пропустить за загородку ни единого посетителя досконально не досмотренным. Каждого местного входящего на территорию базы и выходящего с нее обыскивали с головы до ног. Стеббинс лично осматривал грузовики, автомобили и все тележки, забирался для осмотра под автомашины и заставлял каждого водителя грузовика открывать тент кузова и предъявлять груз. Более всего его раздражало то, что он никак не мог придумать способ качественно обыскивать цистерны заезжающих водовозок. Разведка сообщила, что через границу с Эфиопией сомалийцы провозят контрабандой различное тяжелое вооружение. Сообщалось, что эфиопцы досматривают на границе каждый грузовик, следующий в Сомали, но Стеббинс очень сомневался, что они досконально досматривают водовозки, а в каждой цистерне можно нелегально провезти большую партию гранатометов и зарядов к ним. В конце же концов Стеббинс правдами и неправдами добился для себя разрешения на участие в облетах местности на вертолетах. Когда пилоты закладывали низкий вираж над городом, десант радовался как дети, а Стеббинс поправлял на голове каску и затягивал потуже подбородочный ремень. Он понял, что ближе к войне он уже не приблизится никогда... но и это было совсем неплохо по сравнению с кипящей кофеваркой в комнате штаба на базе Бенин.
  
   А сегодня утром, как только прибежавший вестовой из ОКЦ передал приказ на сборы, один из командиров отделений сказал ему:
   - Стеббинс, у рядового Сайзмора инфицирован локоть, он только что вернулся от врача. Тебе придется занять его место на время рейда, - Сайзмор по расписанию был вторым номером ручного пулемета у ефрейтора Херда.
  
   Успев пробежать по ангару и обменять у кого-то свой громоздкий черный бронежилет на камуфлированный кевларовый рейнджерского образца, Стеббинс набил разгрузку и подсумки дополнительными боеприпасами и взял несколько лишних гранат. Глядя на более опытных сослуживцев, он оставил флягу с водой - в одно-двухчасовом рейде она была просто не нужна - и взял побольше снаряженных магазинов к оружию. Также он взял дополнительную ленту к ручному пулемету с тремястами патронами и попытался набить лишние боеприпасы в десантный рюкзак, где уже лежали прибор ночного видения и большие кожаные перчатки для десантирования с каната, но потом решил не делать этого, потому что ему нужно будет где-то хранить все снаряжение, если оно не понадобится во время операции. Он пытался действовать обдуманно и сохранять хладнокровие, но возбуждение слишком переполняло его.
  
   - Стеб, доложи-ка, что у тебя, о чем ты тут раздумываешь? - подошел к нему старший сержант Бурн, чья койка была рядом с койкой Стеббинса. Заметив, что его приятель выглядит несколько потерянно, сержант посоветовал ему успокоиться и отнестись к предстоящему заданию просто и без лишней суеты. Задача состоит, собственно, в том, чтобы прикрывать то место, какое укажут, и подавать пулеметчику боеприпасы, как только в них появится необходимость.
   расквартирован - база спецназа армии США , Форт Бенин
   расквартирован - базa ВВС США, Форт Кэмпбелл, штат Кентукки
   аббревиатура ВМФ США - SEAL
  
  
Оценка: 6.28*74  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023