ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева

Фролов Игорь Александрович
Первый бой

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 9.28*35  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это отрывок из растущего романа. В Бортжурнале о том дне тоже есть запись, но здесь - совсем другой формат. Как и БЖ, роман строится "на основе реальных событий", но теперь, спустя 33 года, эти события осмыслены участником, им проведено большое расследование, которое он и перековывает сейчас в роман. А пока - отрывок о сегодняшнем февральском дне 33-летней давности.
  ...Однажды ранним февральским утром, когда небо на востоке только начало розоветь, а силуэты гор еще были темны, пара вертолетов поднялась с аэродрома древнего Сабзавара и, выйдя из охраняемой зоны, взяла курс на древний Кандагар. В кабине ведущего борта за носовым пулеметом сидел возбужденный, как перед первым свиданием, борттехник. Он уже знал, что примирение не задалось, и там, куда они летели, началась настоящая войсковая операция по разгрому перевалочной базы духов. Перед поворотом на Кандагар, срезая угол, прыгнули через похожий на зуб мамонта хребет и прошли над отрядом спецназа. Территория его была пуста - ни вертолетов на площадке, ни боевых машин в парке. Как я понял, генерал Ахромеев прилетал сюда не просто так, - он забрал отряд на войну. Мне показалось это странным. Мало того, что генерал оголил фланг, - отряд контролировал сеыверо-запад до самой иранской границы, - он и саму точку оставил без защиты, - тут недалеко горный массив Луркох, где не так давно в очередной раз громили духовскую базу, раз за разом воскресавшую из пепла, как птица Семург. Значит, - продолжаля шахматный расчет позиции, - должна быть засада где-то рядом. Так всегда делали в фильмах про басмачей - Часть уходила из гарнизона якобы на поимку банды, и, сделав крюк, возвращалась, - и банда, соблазненная легкой победой над опустевшим гарнизоном, попадала в огненный мешок...
  Пока я считал ходы за гроссмейстера, мы просвистели мимо сторожевой заставы возле Галамеха. На танке сидели два бойца и махали нам руками. Я тоже приветственно поднял руку. Но ее тут же опустила властная длань сзади. Я совсем забыл, что наша пара везла в штаб кандагарской мотострелковой бригады командира сабзаварской мотострелковой дивизии и несколько полковников, прибывших, судя по мучнистой белизне лиц, даже не из Ташкента, а из Москвы.
  - Не машите руками, товарищ борттехник, - сказал сидящий за моей спиной на откидном сиденье комдив. - Лучше возьмитесь ими за пулемет и шмальните во-он по тому столбику из камней, - он вытянул над моим плечом руку с целеуказующим перстом. - Вперед двести, вправо пять!
  Я кинул свой взгляд по направлению командного пальца, уже делая поправку на встречную скорость цели (от двухсот осталось сто) , уже доворачивая ствол, увидел и нажал на гашетку электроспуска, и строчка пыльных фонтанчиков полетела навстречу каменной пирамидке на обочине, - и прошла мимо на расстоянии в длину ладони. Я не успел вернуть ствол,чтобы поддеть цель очередью со второго раза, - мелькнув справа, она пропала. Штурман, высунувшись в открытый блистер, проводил ее взглядом, втянул голову в кабину и посмотрел на меня сочувственно, как бы говоря: ничего не попишешь, брат, сейчас комдив тебе вставит...
  Я ответил ему едва заметным пожатием плеч и скорчил горимасу, означавшую готовность к неизбежному. Вообще-то, без ложной скромности, работа с курсовым пулеметом мне удавалась, я даже не пользовался зенитным прицелом, всегда ориентировался на подводку ттрассы либо по трассерам, либо по фонтанчикам, но тут времени на прикидки и подводки не оставалось, все началось и закончилось мгновенно. И комдив, привстав сзади, успел увидеть результат.
  - Молодец! - крикнул он мне в шлемофонное ухо. - Почти попал!. Духи такими знаками предупреждают друг друга о проходе колонны. Но наши "наливники" уже в Кандагаре, уже слились и назад идут. Опоздали бородатые...
  И, действительно, скоро мы увидели колонну порожних "наливников. Она еще только выползала из отстойника после ночевки возле кишлака Диларам. Перед кишлаком, у моста через речку, стояла наша застава. Два дня назад, оставив Ахромеева на фарахрудской "точке", мы привезли сюда начальника разведки мотострелкового полка. Здесь, в каменных домиках автокемпинга, построенного все теми же болгарами, что возвели мотель возле Фарахруда, квартировали развечики. Над кемпингом возвышалась водонапорная башня, в которой не было воды, зато на верхушке угнездился наблюдательный пост с парой мощных прожекторов и пулеметом Дягтерева-Шпагина крупнокалиберным. Сухая Башня - так ее называли в эфире, используя в качестве псевдонима заставы у кишлака Диларам, - стояла как маяк на берегу пустыни, предупреждая плывущие по пескам караваны, что сюда им лучше не причаливать. Хотя, я не знал, светят ли прожекторы ночью, или включаются в экстренной ситуацции, для внезапного ослепления решившихся на штурм. Разведчики напоили нас отваром верблюжьей колючки, и один из них, веселый взводный с русыми вихрами и железной фиксой на левом верхнем резце, поведал, что название Диларам с персидского переводится как Успокоение сердца.
  - Здесь всегда был караванный отстойник, - сказал он, показывая через дорогу, - А вон там с древности караванщики и верблюды успокаивали свои сердца после опасных переходов, и та горушка вся сложена из окаменевшего человеческого и верблюжьего навоза. Так и называется - Дерьмо-гора...
  - Кончай, Василий, свои байки травить, - укоризненно сказал начальник разведки. - Иди, лучше, проверь еще раз готовность группы к выходу на задачу.
  - Есть, товарищ капитан! - весело козырнул взводный,. -Как сказал поэт, На задачу еду плача, возвращаюсь хохоча!
  Закинув на плечо автомат, он пошел к стоящей неподалеку БМП с рисунком пантеры на броне.
  - Не зглазь, балабол! - крикнул ему в спину капитан.
  Не останавливаясь, лейтенант трижды поплевал через левое плечо.
  - Дуракам везет, - сказал капитан. - И слава богу...
  Сейчас мы прошли над цепочкой цистерн с головным танком и замыкающим КамаЗом с зенитной установкой в кузове, - бойцы махали нам, я, помня о комдиве за спиной, отвечал им сдержанной ладонью. Пролетели мимо башни на уровне ее прожекторов, - боец у пулемета тоже махал, - и я заметил, что площадка перед кемпингом пуста - все боевые машины, стоявшие здесь два дня назад, теперь исчезли, значит, разведка ушла на работу.
  К моему разочарованию, комдива мы до Кандагара не довезли. Он пожелал свернутьк Лашкаргаху, где стояла бригада спецназа. Дракон был совсем рядом, ночужая прихоть поворотила коня рыцаря за мгновение до встречи. На аэродроме, сдав комдива с полковниками комбригу-спецназовцу, решили, что как раз успеем домой к обеду. Можно было найти попутный бронетранспортер или машину советнников, и скатать на главную улицу городка, прошвырнуться по дуканам, но у нас нечего было предложить дуканщикам, - в полет с начальством на борту мы не брали на продажу никакого товара - ни конфет, ни сигарет, ни соков, - а тратить деньги в без восполнения не хотелось. тому же, если сейчас задержимся, то придется здесь обедать, а потом лететь домой навстречу солнцу, то есть почти вслепую, - да и кабину, несмотря на февраль, солнышко прогреет дотемпературызапекания молодого барашка. Не стали даже дозаправляться, чтобы не тратить время на поиск топливозаправщика, - керосина хватало как раз на полет домой с двадцатиминутным запасом.
  - Раньше выйдем, раньше сядем, - сказал командир. - Давай к запуску...
  Взлетели, пошли над дорогой. Солнце светило в правый глаз,но через несколько минут пара довернула к Гиришку, и Солнце уплыло нам за спины. Движки пели песню силы, машины шли ровно, вскоре после Гиришка миновали Диларам, а еще через несколько минут дорога начала взбираться на перевал. Здесь она довольно круто поворачивала вправо, петляла в неровностях отрога, и на спуске возвращалась на прежний азимут. Между подъемом и спуском колонны теряли много времени - наверное, не меньше часа. Вертолеты же, идя напрямик, сшивали дорогу до и после перевала за минуты. Здесь бетон был густо уляпан черными пятнами, - некоторые вытягивались в длинные языки, свешивающиеся в ущелья и распадки - следы огненных рек, текшихх из взорванных бензовозов.
  Я был занят осмотром исключительно ближней сферы - поводя стволом пулемета, давал ему обнюхивать подозрительные складки местности в радиусе полутора километров - его убойной дистанции. На горизонт мне смотреть было некогда, но мозг мой фильтровал не только зрительную информацию. В это время пустыня в тени гор еще пахнет влажным камнем, аее уже нагретая солнцем часть источает запах глиняно-песчаной обмазки горячей печи, -к тому же, соли здесь сколько угодно, она проступает на сухих желтых почвах белыми разводами, как на солдатском хэбэ, а, значит, февральское утро на берегу Пустыни Смерти пахнет, как июньское утро на черноморском побережье Кавказа. Конечно, если закрыть глаза. Но вот этого делать здесь не рекомендуется.
  Над перевалом в букет афганского позднего утра вдруг начала подмешиваться серая горечь, - будто на пляже зажгли автомобильную покрышку.
  - Чем пахнет? - спросил правак, оторвавшись от карты. - Горим, не горим?
  - Если кто и горит, то не мы, - сказал командир, показывая подбородком вперед. - Вон там, где-то в районе фарахрудской "точки" что-то дымит... А , может, ближе, там дорога петляет, за скалами не видать. Подпрыгнем,посмотрим, , заодно эфир послушаем...
  Вертолет только начал подниматься, и сразу вдалеке, за поворотом, стали видны черные столбики дымов, верхушки которых трепал ветер, размазывая по небу серую грязь.
  - Колонна горит, командир, - сказал правак, глядя в бинокль.
  - Утро перестает быть томным, - пробормотал командир и нажал тангенту внешней связи: - "Пыль", я три-пятнадцать, как слышите?
  Эфир молчал, - наш аэродром закрывали горы. Мы поднялись выше, командир запросил снова.
  - ...Да, слышу вас, триста пятнадцатый, - отозвалась "Пыль"..
  - Нахожусь азимутсто десять, удаление двести, прошли Сухую башню, наблюдаю впереди на дороге, ориентировочно километрах в пятнадцати по полету, горит "ниточка". Через пять минут буду в районе работы, прием...
  - Вас понял, триста пятнадцать, сейчас запрошу дивизию, у нас пока никаких данных. Подлетишь, осмотрись, сориентируй нас по обстановке. Сразу в драку не лезь...
  - Понял вас, - буркнул командир,и, посмотрев на нас с праваком, уже по внутренней связи сказал: - Что, воины, опять бронежилеты не взяли? Впрочем, я тоже... Давайте хоть "горшки" наденем. - и, когда все трое были в тяжелых защитных шлемах, он сказал "Поехали!" и отдал ручку циклического шага. Мы нырнули к дороге.
  Я выписывал стволом пулемета вензеля, - казалось, что так я готов среагировать на опасность с любой стороны, - Страха не было, я чувствовал себя - как вратарь в тот момент, когда форвард разбегается, чтобы пробить одиннадцатиметровый. Вратарю казалось - он знает, куда полетит мяч.
  Форвардом сейчас была неизвестность поджидавшая нас в районе горящей колонны.
  На подлете к заставе у Каравангаха я увидел, как на бетонку, рывками на поворотах, выруливают две боевые машины пехоты, облепленные бойцами в касках, бронежилетах, с автоматами. Мы прошли низко над ними, и бойцы подняли стволы, то ли приветствуя нас, то ли показывая нам туда, где в небо упирались черные колонны дымов.
  - "Воздух", я - "Броня" - вдруг ожил эфир. - Сразу за поворотом прямой участок, там бородатые рвут "нитку". Духи слева по ходу, наши - в сухом русле справа. Связи на дорожной частоте нет. Мы идем туда двумя "коробочками".
  - Понял вас, "Броня", мы тоже идем туда, но двумя "пчелками", - чуть улыбнулся командир и, уже обращаясь к ведомому: - Двести пятый, займи две со стороны солнца, не теряй связь с "Пылью", а мы залезем туда, посмотрим, что и как...
  Мы упалиь еще ниже и шли в двух метрах от бетона - в наушниках пищал выставленный на пятерку радиовысотомер. Навстречу летели две скалы, за которыми дорога довольно резко поворачивала, - я понял, что командир хочет сделать духам сюрприз,, появившись без стука. Мои ладони, державшие резиновые ручки пулемета, взмокли так, будто я силой сжатия выдавил из твердой резины воду.
  - "Воздух", опять "Броня" беспокоит, - быстро сказал в наушниках уже знакомый голос, - Осторожно, бородатые могут сразу за поворотом засаду устроить, может, вам не напролом, апобоку облететь?
  - Какая вежливая и умная здесь пехота, ,- ехидно сказал командир по внутренней связи и взглянул на нас с правым: - А вы оба, смотрите у меня в оба!
  И он свалил ручку вправо. Войдя в вираж правым креном и, едва не чиркнув лопастями о бетон, мы влетели в ворота.
  
  За воротами был ад. Во всяком случае, он должен выглядеть именно так. все было в черном дыму, и в его пахнущей горящей резиной тьме мелькали оранжевые лоскуты огня.
  Командирвыругался, закашлялся, и потянул ручку на себя. Мы продолжили вираж - уже с набором. Через мгновение, пробив дымную пелену лбом, вертолет вырвался в синь. В кабине воняло бензиново-резиновой гарью, ветер продолжал нести дым на нас, и мы поднимались все выше, чтобы увидеть, что под нами творится. Я смотрел вниз и среди грязных клочьев дыма видел не дорогу, а облезлые, как верблюжьи горбы, холмы, и не понимал, где мы находимся, где дорога, куда смотреть. Сначала холмы под носовым остеклением бежали влево, потом земля качнулась, и они заскользили вправо. Мыкуда-то разворачивались.
  - Три-пятнадцать - двести пятому, - сказал командир по внешней, - не теряйй меня из виду, зайду с подветренной стороны... - и, уже по внутренней, мне: - Как развернемся, сразу работай по правой обочине, видишь-не видишь, все равно долби, пока я смотрю, куда бить...
  Выбраввшись, наконец, из дыма, мы развернулись флюгером на вершине "горки" почти на сто восемьдесят, и, валясь в правый крен, заскользили вниз. Я увидел дорогу, на которой в разных позах, будто их в момент разбегания по сторонам застала команда "замри!застыли десятка два машин с цистернами. Половина горела, некоторые уже лежали в сухом русле за обочиной, там же, опрокинувшись набок, горел танк без башни - из моторного отсека валил дым, дыра на месте башни сверкала молниями, выстреливая дымные щупальца, - и с нашей высоты метров в триста, все это выглядело побоищем игрушечных машинок и танчиков. Людей я нигдене видел, но, помня о приказе командира, направив ствол пулемета за правую обочину дороги, нажал на гашетки. На фоне нижних дымов я увидел свои трассы - они были кривыми, словно, упираясь в скальные обломки у дороги, выгибались, как раскаленные металлические прутки. По этой выгнутости я понял, что мы пикируем с боковым скольжением, - в летящий юзом вертолет труднее попасть с земли, но и мне тоже никак не прицелиться по любому ориентиру на скольской земле.
  - Двестипятый, вызови звено "шмелей" для начала, а я сейчас... - сказал командир, откидывая ногтем большого пальца красный колпачок с кнопки пуска неуправляемых реактивных снарядов. Не переставая давить на гашетки, я водил стволом, стараясь не задеть дорогу, засевая горячим свинцом обочину до скальной грряды. Вдруг трассы оторвались от ствола моего пулемета и закружились вокругвертолета, мелькая то справа, то слева, перекрещиваясь, сплетаясь в красную, с большими прорехами, сеть, кривой трубой уходящую куда-то в придорожные скалы. Я не сразу понял, что это не мои трассы, что они тянутся к нам с земли. Было похоже, наш борт, как огромный глупый карась, сунул морду в гигантскую вершу, - еще немного, и... Я повернул голову к командиру, но он уже давил на кнопку пуска ракет. Вертолет сказал "ффуршш!", вздрогнул, будто налетел на невидимую преграду, - и кабина окуталась пороховым дымом. Его тут же смыло набегающим потоком, - я даже успел увидеть, как две дружные стаи ракет, пущенных командиром сериями по восемь с каждого блока, ушли вниз. Вертолет, трясясь от перегрузок, вышел из пике и шел влево вверх, прячась от метущих по небу трасс в дымы горящих машин. Глядя себе под ноги, я видел, как правая обочина вскипает разрывами. В наушниках трещало - то ли от разрывов, то ли от помех, - и сквозь треск был слышен голос ведомого, - он просил "Пыль" прислать звено "шмелей" и пару "пчел" с "таблеткой", - что отвечала "Пыль", мы не слышали, только ведоомый после паузы говорил "понял вас, понял вас", - и я даже не сразу уловил, когда он, прервав переговоры с базой, обратился к нам.
  - Три пятнадцать, - сказал ведомый, - второй заход сделай по скальной цепи, бородатые туда ушли с обочины...
  - - Понял, двести пятый, - сказал командир, - если бы я еще мог нормально зайти... Тут бомбы нужны, может, пару "свистков" вызовешь...
  Мы сделали круги снова зашли на боевой. То ли ветер усилился, то ли мы своими винтами оказали ему содействие, но со стороны нашего захода небо и земля совсем очистились от дыма, - его пелена, причесанная ветром,почти легла, и, просачиваясь между горушками вытягивала серые пряди до самого перевала. Первая из подожженных машин горела ярким пламенем и сильно чадила, и сверху была похожа на брошенный смоляной факел. Пока мы разворачивались, я вставил в пулемет новую ленту - старую, в которой осталось патронов десять, я бросил себе под ноги, на остекление, - и, передернув затвор, приготовился к новой атаке. До сих пор никаких духов, как и наших, я не видел, - то ли высота мешала, то ли дым, а, может, они все хорошо маскировались, - за камнями, машинами, в ямах. Или сразу, услышав звук наших винтов, ушли за скалы, как и сказал ведомый, а мы молотили по обочине впустую.
   На этот раз командир заводил борт на боевой повыше, чтобы ударить нурсами сверху, - закинуть их за скалы, как за крепостную стену. Когда мы были на вершине, и вертолет уже перевалился на нос, чтобы начать пикирование, а я готов был нажать на гашетки, правак заорал, выбрасывая руку за борт:
  - Командир, по нам пуск, вижу шлейф, уходи на солнце..!
  Я даже не успел взглянуть, куда показывал правак. все мгновенно изменилось. Земля вдруг опрокинулась и завертелась перед моим лицом, словно была не огромным пространством с пустыней и горами, а всего лишь листиком, сорвавшимся с дерева и падающим на нас, беспорядочно кружась и переворачиваясь. Мой вестибулярный аппарат даже не успел понять, что это не земля, а наш вертолет, послушный руке командира, то ли падает в штопоре, то ли пикирует, одновременно выполняя "бочку", - я только видел , что земля закрыла собой все носовое остекление, и прямо на меня , стремительно увеличиваясь и вращаясь, летели горящие машины. Чтобы не всплыть над сиденьем, я вцепился в пулеметные ручки, и вдвинул колени между труб пулеметной станины. И зажмурился, потому что невозможно смотреть, как падаешь в огромное пламя.
  - Не ссать! - прохрипел в наушниках голос командира, и тут же меня приплющила к сиденью многотонная тяжесть. Мои внутренности, налившиеся вдруг свинцом, припечатались к спине и тянули меня назад. Держась за ручки пулемета, как за рога взбесившегося быка, и упираясь лбом в чугун защитного шлема, я едва разлепил веки, - и сквозь щелки увидел, что стена земли передо мной опускается, как рампа военно-транспортного самолета, открывая дымное небо. Я чувствовал, что мои щеки стекают и трясутся студнем, а сердце и легкие, тоже трясущиеся, упятерившаяся сила тяжести вытягивает из грудной клетки в живот, сдавливая так, что я не мог дышать. Вертолет, нырнув почти до самой земли, теперь судорожно рвался вверх, отчаянно загребая горячий дыммный воздух лопастями, и, казалось, земля побеждает, но - потом я вспомню - все трое орали, толкая машину вверх этим криком, и вертолет вырвался. Мы вышли из пике над левой обочиной дороги - справа мелькнула стена огня, в блистер дохнуло жаркой гарью. Тряска вдруг кончилась, словно мы вылетели с небесной брусчатки на гладкий небесный асфальт, и через мгновение вертолет всплыл над дымом в синее небо, - судя по куску ландшафта под моими ногами, где-то за скальными воротами, в которые влетели несколько минут назад. Легкие вернулись в грудную клетку, и я смог, наконец, вздохнуть.
  - Ушли? - спросил командир, вертя головой.
  - Ушел, ушел, - сказал голос ведомого. - Ты обманул ее!
  - Я даже асошки не успел отстрелить, - сказал правый. - Хорошо еще, при таком маневре сам в блистер не вылетел!
  - - Просто до горящих машин нам было ближе, чем до солнца, - сказал командир. - А вот и наша змея...
  Мы уже развернулись, и там, куда командир ткнул пальцем, я увидел плывущий нам навстречу уже распушенный ветром , дымный след - его серо-перламутровая, безвольно повисшая петля , действительно, была похожа на мертвую змейю в голубой воде. Теплонаводящийся глаз ракеты вел ее на жар выхлопа двигателей, но огонь и дым от горящих цистерн, видимо, показались ей добычей поинтересней, на что и был мгновенный расчет нашего командира.
  - Показывай, откуда был пуск, - сказал командир. - Сейчас с этой стороны зайдем, хватит подставляться.
  - Да вон из тех камней у отдельной скалы, - показал правый. - Оттуда, кажется, и пулемет по нам работал, а потом и зенитчик...
   На этот раз мы зашли со стороны дыма, и, дав залп, снова, правым разворотом ушли в дым. О результате нам сообщил ведомый:
  - Хороший удар, три-пятнадцать, бородатые побежали к кишлаку у дороги.
  - Работай, двестипятый, - сказал командир, - а я потом заполирую...
  - Наконец-то, - облегченно выдохнул ведомый, а то керосин скоро кончится...
  Откинувшись назад, я посмотрел на топливомер, - керосина, и правда, оставалось впритык, а, может, и меньше, - в любом случае, нужно было уходить.
  - Командир, - сказал я, - топлива осталось только дотянуть, и то...
  - Ничего, в Фарахруде присядем, - сказал командир, - у нас еще нурсов на пару заходов...
  Мы увидели, как ведомый, отработав, свалил с боевого правым креном, и разрывы его нурсов покрыли холм, отделяющий скалистый развал от кишлачка в пять дворов, давно нежилого, с проломленными,опаленными дувалами.
  Мы не успели набрать нужную высоту для атаки, как в эфире возник знакомый голос:
  - "Воздух", я - "Броня", нужна ваша помощь! Мы перед поворотом с духами бодаемся, они тут горушки оседлали, не дают нам к колонне пройти. Попробуйте их сбросить оттуда. Вы как раз только что над нами пролетели...
  - Понял вас, "Броня", - сказал командир, - Только обозначьте себя, чтобы мы по вам не долбанули...
  - Заходите от перевала прямо вдоль дороги, - сказала "Броня", - Я группу на правой обочине спешил, сейчас бородатых "Тучей" накрою, бейте прямо по дымовой завесе...
  - Попробуем, "Броня", - сказал командир, и, уже по внутренней, добавил язвительно: - Нам как раз дыма не хватало...
  Поднявшись на четыреста, мы развернулись у перевала и пошли над дорогой. Ветер нес дым на северо-восток, и до скальных ворот воздух был чистым, хоть и пах гарью. Я увидел на дороге две боевые машины пехоты, -держа дистанцию в полсотни метров, они неслись к воротам, и их пушки плевались дымками. Первая БМП стреляла в сторону ворот, вторая, повернув башню, длинными очередями поливала вершины невысоких холмов - от дороги их отделяла уже зазеленевшее, ровное, как футбольное поле, пространство. Верхушки двух холмов пыхали ответными дымками - от них тянулись дымные нити в сторону дороги, но не дотянувшись, утыкались в футбольное поле, выбрасывая фонтанчики земли. Вдруг вторая машина резко остановилась и, вращая башней, выплюнула в сторону холмов все свои дымовые гранаты. Они рвались над холмами, - дымные цветы, распускаясь, заволакивали гряду по всей длине темно-серой завесой, действительно похожей на грозовую тучу с тянущимися к земле черными космами.
  - Работаю, "Броня", - сказал командир, и, едва отдав ручку вперед, нажал кнопку пуска. Опять вертолет вздрогнул, опять ракетные хвосты мазнули по кабине, а когда видимость вернулась, наши снаряды уже рвались на склонах холмов, а дымовую завесу ветер уже оттащил на середину футбольного поля. Мы вошли в правый разворот прямо над двумя нашими "коробочками", и, прежде чем дорога ушла нам за спину, я успел увидеть, что обе БМП, свернув с дороги, уже мчатся по футбольному полю навстречу редеющей стене дыма, и впередиидущая забирает чуть влево от тех двух холмов, где еще вспухали взрывы наших ракет.
  - "Броня", у меня еще один залп остался, - сказал командир. - Могу повторить...
  - Сейчас, "Воздух", - быстро и прерывисто сказала "Броня", - Я под дымок с фланга зайду, а вы уже вдогонку бейте, когда с холмов побегут...
  Мы развернулись и вышли на боевой. Дымовую завесу ветер уже подтащил к дороге, она посерела и разлохматилась. На поле боя картинка тоже изменилась. Одна БМП уже поднялась на пологий холм и молотила из пушки и спаренного с ней пулемета по двум холмам перед ней. А вот вторая все еще была на футбольном поле - она продолжала двигаться на большой скорости в сторону холмов, и сзади из десантного отсека, выбивались языки пламени и тянулся черный шлейф, и можно было подумать, что это какая-то новая секретная машина с ракетным двигателем. Я знал, что там, в дверях десантного отсека находятся баки с топливом, и сейчас они должны рвануть. Не успел я подумать, что там внутри, где люди? - как из открытого люка машины показалась голова в шлемофоне, потом руки, потом вверх, как вытолкнутый пружиной, взлетел человек в серо-зеленом комбинезоне, и, в одно касание ноги о броню, продолжил полет уже к земле, коснувшись которой, перекатился клубком, дал с колена длинную очередь в сторону холмов, и побежал. Он бежал в сторону первой машины, а с духовских позиций к нему тянулись две дымные нити, и было видно, что одна - недолет, другая - перелет. Человек упал, перекатившись через голову, два взрыва - до и после - взметнули землю почти одновременно, - и человек, вскочив, снова побежал, то и дело высоко подпрыгивая.
  - Воин херов, - пробормотал командир, - Сейчас они его накроют... - и уже мне: - Отсекай их, чего смотришь!
  
  И тут я, наконец, увидел их. Несколько человек быстрыми скачками, полубоком лавируя между еще дымящихся воронок от нашего залпа, спускались с холма по направлению к горящей машине, и уже были в мертвой зоне для бээмпэшки, стреляющей по каменным брустверам на вершинах соседних с ней холмов. Они прикрывались от ее очередей склоном холма, а горящая машина заслоняла их от огня спешенных на правой обочине бойцов - я видел боковым зрением дульные вспышки за бетонкой. До бегущего человека им оставалось чуть больше ста метров, - один из преследователей остановившись, опустился на одно колено и поднял к плечу трубу с наконечником. Я успел подумать, что перед ним есть три цели - "коробочка" на холме, бегущий к ней человек, и уже пикирующий вертолет, - эта мысль была мгновенной, но все равно медленнее, чем уже достигшая моих пальцев на гашетках команда "огонь!". Все вообще замедлилось вдруг - я видел, как плавно летят мои пули в сторону спускающихся с холма духов, теряясь где-то на подлете, и я не мог понять, как скорректировать свою стрельбу, где фонтанчики, которых, скорее всего, не видно на уже травянистом северном скате, я- видел, как плавными длинными прыжками летела прямо на духов горящая машина, , видел, как вставший на колено взмахнул трубой гранатомета и упал на бок, скользя ногами по траве, будто бежал лежа, - и тут же с направляющих наших ракетных блоков сошли нурсы, вертолет споткнулся, но не ушел в вираж с выходом с боевого, а продолжал резкое снижение, прямо к упавшему человеку в комбинезоне. Беря ручку на себя, командир осаживал машину, она снижалась, задирая нос, ветер винта трепал комбинезон на спине лежащего, я продолжал стрелять в наши разрывы на склоне холма, где тлько что бежали духи, давя на ручки пулемета уже всем телом - инерция стремилась опустить ствол - - и правак, высунувшись в блистер по пояс, стрелял туда же из автомата, а голос командира внаушниках кричал мне, чтобы я вышел в грузовую кабину и открыл дверь этому идиоту, пока нам в лобешник не закатали...
  Мне казалось, что я очень долго выбираюсь из-за пулемета, путаясь коленями и остальными частями ног в переплетении труб его станины, потом разворачиваясь на своем сиденье между левой и правой приборными досками - а наши ракеты все рвали с треском холм, и уползая от пулемета на коленях по сиденью, я думал, что сейчас можно получить собственный осколок прямо в подставленный ему зад, и я то ли икал, то ли хихикал, когда выпал из пилотской в грузовую, как раз в тот момент, когда основные колеса шасси коснулись земли, пол был покат, и, чтобы не укатиться на створки, я ухватился за откидное сиденье у двери, потом дотянулся до дверной ручки и рванул. Дверь открылась, когда земли коснулось переднее колесо, и вертолет приселл на амортстойках, и передняя продолжала обжатие под давлением переносимого на нее веса машины, и тут же, с разбегу, грудью на металлический пол, в длинном прыжке с автоматом в вытянутых руках влетел человек в комбинезоне, и, схватив его за капюшон, я помог ему втянуться, и когда закрывал дверь, вертолет уже оторвал от земли задние колеса, вставая на переднем, почти роя винтом землю перед собой, повернулся на одной точке, и пошел, пошел вверх, все еще носом книзу, постепенно выправляясь...
  Человек лежал на полу лицом вниз и хрипло повторял:
  - Охренеть!.. Охренеть- не встать...
  - Не ранен? - потряс я его за плечо, и увидев, что он помотал отрицательно головой, перешагнул и вошел в кабину.
  Мы летели непонятно где - ни тех скал, ни той дороги, - только степь с шариками верблюжьей колючки. Но, пока я садился за пулемет и подключал к шлемофону фишку переговорного устройства, слева в поле зрения начал вплывать задымленный перевал.
  - Ну, что? - спросил командир. - Как там наш герой, надеюсь, по-прежнему, с одной дырой? Я видел в зеркало, как он в дверь впорхнул, - и командир засмеялся. - Пока вы там копошились, "крокодилы", наконец, подошли, попросили нас удалиться, не мешать их боевой работе. С Галамеха бронегруппа прискакала, так что на сегодня наша война окончена, мы свободны. Сейчас только раненых заберем...
  Мы медленно заходили на посадку кзаставе перед перевалом. Там, рядом с выносным постом нас уже ждали два бронетранспортера. Возле них суетились солдаты, один выбежал на дорогу и махал ладонью вниз, показывая нам, что садиться нужно здесь.
  Погрузку раненых я помню плохо. Когда открыл дверь и выставил стремянку, по ней первым сбежал наш пассажир - он сразу начал помогать грузить раненых. Я сошел за ним, но меня тут же повело, как будто это был не бетон дороги, а палуба корабля в шторм. Я даже не смог устоять - упал, ударившись коленом. Поднялся и стоял, держась за трубу подвески ракетных блоков, и меня все еще качало. Мимо меня в грузовую кабину заносили и заводили раненых , на которых я почему-то не смотрел, глядя на дым за поворотом, где мы еще несколько минут назад кувыркались, так что мой вестибулярный аппарат до сих пор не привык к твердой земле. Запомнились только двое, шедшие на своих ногах - один нес перед собой согнутую в локте, обмотанную набрякщим кровью бинтом культю, другой был по пояс гол, на красном лице не было ни ресниц, ни бровей, грудь и плечи были в лохмотьях кожи, и пузыри продолжали вздуваться и лопаться. Ко мне подошел человек в "эксперименталке", пропитанной кровью на животе и на коленях, кисти рук тоже были в крови, как будто он упал в лужу крови. На боку у него висела сумка с красным крестом.
  - Я - доктор колонны, - сказал он мне, - я лечу с ранеными, нет ли у вас промедола, мой весь вышел...
  Я кивнул, отцепился от трубы, сделал шаг, - равновесие возвращалось.
  - Всех погрузили? - спросил я сипло, и прокашлялся. - Промедол сейчас дам, он в аптечке в кабине. Можем взлетать?
  - Да, - сказал доктор, - все трехсотые на бортах, двухсотых потом заберем, им уже не к спеху.
  Подняв перед собой окровавленные руки и, как бы показывая их мне, он попросил у меня ветошь, смоченную в керосине. Не поднимаясь в вертолет, я вынул измешка под огнетушителем у двери кусок чистой портяночной ткани, которую использовал для протирки лобового остекления, залез под подвесной бак, повернул вентилек сливного крана, смочил тряпку, выбрался, подал доктору. Старший лейтенант медслужбы был спокоен, он мыл руки, как хирург после рядовой операции, и розовый керосин стекал на бетон. Я достал еще одну чистую тряпку, подал ему, чтобы он вытер прокеросиненные руки насухо. Он поблагодарил кивком.
  На ведомом уже убрали стремянку и захлопнули дверь, и от него по дороге быстрым шагом к нам приближался наш пассажир в сетчатом комбинезоне, и махал нам рукой, чтобы мы не улетали. Подойдя, сказал:
  - Извините, мужики, свой автомат на борту оставил, - заглянул в грузовую, достал из-под сиденья автомат, закинул его за спину, подал мне руку: - Спасибо, что подобрали, а то бы точно к богу в гости сегодня попал.
  Он улыбнулся чумазой улыбкой, и я увидел железную фиксу на правом верхнем резце.
  Тут на обочине остановилась БМП с рисунком волка на броне. С нее спрыгнул человек в таком же комбезе, что и мой собеседник и подбежал к нам, чуть пригибаясь, как делает почти вся пехота, приближаясь к вертолету с вращающимся винтом. Он хлопнул своего двойника - у обоих были русые короткостриженые волосы и закопченные лица, - по плечу, а когда тот обернулся, обнял его и прокричал:
  - Не знал, что ты так быстро бегаешь!
  Судя по голосу, это был человек с позывным "Броня". Еще улыбаясь, он отпустил своего товарища и повернулся ко мне:
  - А вам, что, нурсов жалко? - крикнул он. - Если бы сразу всеми долбанули по верхушкам, то мы бы машину не потеряли...
  Это было неожиданно. Меня бросило в жар от того, что я уже протянул ему руку, думая, что и он скажет нам "спасибо", но моя рукаповисла, и я выглядел идиотом, - к тому же, он еще и посмотрел на мою руку с презрительным недоумением, и это меня взбесило, но я не знал, что ответить сейчас по существу. Я сказал первое, что всегда приходит в таких случаях мужчине на язык.
  - Да пошел ты на..., пехота!
  - Что?! - прищурившись, он шагнул ко мне одной левой ногой, оставляя правую чуть сзади, и по его стойке я понял, что сейчас он ударит меня правой в челюсть. Но я продолжал стоять, не двигаясь, мне почему-то казалось, что я успею среагировать, уйти нырком влево, - время опять замедлилось, как там, у холмов.
  - А, ну, петухи! - сказал доктор, вставая между нами и толкая своим окровавленным животом моего оппонента. - У меня там четыре тяжелых, а они тут бои собрались устраивать, вам войны мало было?..
  
  
Оценка: 9.28*35  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2018