ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Галахов Владимир Владимирович
Охота На Карыча

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  ОХОТА НА КАРЫЧА
  
   - Карр..Каррр...Карррр!
  Этот сидящий в густоте березовых ветвей мерзавец старался специально, чтобы не оставить мне никаких шансов поспать. На часах 4 утра, Светло, ночи то белые. Запустить в него чем-то вроде тапка - бесполезно. Ветки помешают, потом босиком спускаться по крутой лестнице-трапу... А, черт с ним!
   - Каррр! Каррр!
  С частотой, слово отмерянной метрономом, выдавал свою порцию этот серый гад. А все равно не даст доспать. На улице тепло, лето разгоняло утренние температуры до совсем уж непривычных для края Ленинградской области, примыкающего к Карелии значений. Вон она, Карелия, в окошко видна, на той стороне залива Лехмалахти.
  Рогатку что ли смастерить? Вроде где-то валялся кусок резинового бинта. Но все время некогда. Некогда и сегодня - надо готовить ранний завтрак себе, чтобы потом, не отвлекаясь, работать на подготовку выхода в море целой компании туристов на наших ялах и швертботах.
  А ведь я предупреждал. Началось-то все в первом же туре, который мы между собой зовем "открывашкой" - то есть открытием летнего сезона туристических походов на острова ладожских шхер, которые так и тянет назвать архипелагом. Их множество, мелких, средних, крупных и даже очень больших. Все изрезаны узкими проливами, заливами. Древний ледник, продавливая чудовищным весом своего панциря гранитный балтийский щит, прошелся своими зазубринами словно расческой с кривыми зубьями. Но хоть направление общее выдержал, и на том спасибо. Все протоки и заливы вытянуты в примерно одном направлении, все открываются в великое наше озеро - самое большое в Европе, самое глубокое, самое чистое, самое красивое. Выйдя из залива, куда впадающие в него речки и ручьи наносят ил из болот и мусор из канав, пройдя каких-нибудь пятьсот метров, можно смело черпать кружкой воду из-за борта и пить. Вода эта чище той, что течет к нам по ржавым водопроводным трубам. Она чуть желтовата, словно экстра сухое вино высочайшего разбора, типа французского "Шабли" или просто того домашнего имеретинского, что когда-то давно делали мои грузинские родственники. Не пьянит, это уж точно, но очищает от сомнений и шлаков. Опять отвлекся...
  ...Каррр!
  Вот в первом же туре кто-то из помощников капитанов заметил, как из гнезда выпал птенец серой вороны. И быть бы этому отбракованному природой экземпляру лесного вредителя самым обыкновенным кормом для кого-то из братьев наших меньших, так ведь нет. Какой-то гуманоид из туристов подхватил его и притащил на базу...
  Карррр!
  Что-то совсем разошелся! А так, как говаривал незабвенный Дерсу Узала, "енот ходи, лиса ходи, норка ходи, ласка ходи (да мало ли там, в шхерах живет зверушек) ворону кушай, помирай нету...". И давно бы уже его останки удобряли самым естественным путем тощую песчаную почву одного из островов, так нет же - пожалели, усыновили, или удочерили, кто его разберет, кормят как на убой. А тот и рад клюв разевать. Сколько говяжьих сердец перевели на эту тварь! Червячков ему из этой вкуснятины нарезали, в клюв заталкивали и водичкой заливали. Перья отросли, стали летать учить. Водопьяновы хреновы! Лапу вороненку вывихнули. Ему же никто не показал, что крылья у него, чтобы ими махать. Похромал недельку.
  Кошка, живущая на базе, уж было когти начала подтачивать на этого приблудного любителя говядины. Уж как я ее уговаривал: "Машенька, зарежь ты эту тварь по-тихому. Дичь она вкусная". Так нет, посадили пернатого в большущую клетку, а кошке по носу и лапам надавали - "Низззя!" Собачонке тоже строго настрого велено было пасть не разевать. И высшей отметкой того, что я называю глупостью человеческой, стало вызывание на проживание на базе и уход за птицей специального человека. Прибыла эта мадам, которая оказывается, уже какую-то подобранную на улице раненую ворону выходила и в природу вернула, с той самой собачонкой, которая и сама оказалась совсем не подарком - визгливым высоким тявканьем она встречает и провожает всех, кто даже просто идет мимо базы по дороге к берегу озера. И по собачьей своей сущности при этом на часы она не смотрит, и без разницы ей утро ли это раннее, вечер ли поздний, когда люди добрые уже первый сон видят, поскольку вставать им зело рано. И живут эти вороньи воспитатели в большущей отдельной палатке, куда в соответствии с современными требованиями проведено электричество, холодильник для хранения корма вороньего и собачьего установлен, Интернет подключен для возможности дистанционной работы. Оно и понятно, пока клетка стояла в главном доме, комната воронятиной провоняла так, что пару недель потом проветривалась. Вороненок, прозванный Карычем, Кар-карычем и Карлушей, нагло гуляет по всей территории, манкируя собаке и кошке. Только растет эта тварь быстро и превратилась уже полноразмерную серую ворону...
  Карр! Да, чтоб тебя! Среди густой березовой листвы его почти не видно. При такой весьма незначительной для броска старым тапком дистанции, шансов наказать негодяя никаких. Не пролетит тапок.
  Ведь живут эти твари долго из-за своего природного ума и смекалки. В советские времена за отстрел серой вороны в охотничьих угодьях, охотовед или егерь в обмен на предъявленные лапы серой вороны выдавал призовые патроны. Только добыть ворону было непросто. Иди к ней, сидящей на каком-нибудь дереве, с простой палкой в руке или за спиной - подпустит и улетит, если увидит, что палка у тебя не для поиска грибов под листьями. А иди к ней с ружьём, висящим за спиной - улетит, не давая сократить расстояние до дистанции корректного выстрела. Кстати, о лапах чуть дальше.
  Весенняя охота давно закончилась, а до осенней еще есть время. Выдавая мне путевку на охоту на водоплавающую дичь в выбранном мной обходе, в котором собственно и находится наша база, охотовед удивился моему вопросу о возможности отстрела серой вороны, а потом пояснил. Теперь, оказывается, серая ворона выведена в особый вид дичи. При этом в полголоса он доверительно мне сообщил: "Мне безразлично, где и из какого оружия, получится эту тварь уложить. Чем больше уничтожишь, тем лучше". Все это не просто так. Серая ворона - главный вредитель в охотничьих угодьях. Разбивают яйца в гнездах, убивают вылупившихся птенцов прямо на гнездах, охотятся за нелётышами всех прочих птичек. Короче, враг номер один. Поэтому вперед и с песнями. Только вот когда на защиту этого вредителя становятся люди, не понимающие того, что делают, упираешься в стену непонимания. Обзывают тебя злодеем, жестокосердым кровопийцей, убийцей птичек и прочими ласковыми словами. И уговаривать их бесполезно, поскольку выкормили себе на голову этого гадящего везде круглосуточно птеродактиля, который, отвечая на заботу, охотно дает себя гладить по перышкам, а то и на плечо садится и ухо клюет. Жрать продолжает много со всеми последствиями для окружающей среды, мебели, всего того, что ему удается проклевать своим отросшим клювищем. Особое развлечение - расклевывать мусорные мешки и растаскивать все добытое по сторонам.
  Из трех пивных банок и рыбьего хвоста я соорудил нечто, в надежде, что оно сработает как капкан. Одна из банок взрезана неровными острыми лепестками, а внутрь положена вонючая рыба в качестве приманки. Хотелось, чтобы он полез за рыбой и застрял в банке головой. Тут его мог накрыть периодически появляющийся в пределах базы здоровый котище, которому все запреты на охоту - как еноту долото. Так ведь серый негодяй таки вытащил из банки рыбу, не застряв, хотя возился с ловушкой долго, гремя банками.
   Сезон осенней охоты все ближе. Торжественно продемонстрировал вороньим приемным родителям путевку, где черным по бумажному был прописан отстрел серой вороны, и объявил полосу вдоль берега озера бесполетной зоной для всех представителей семейства врановых, без различия по цвету оперения и опознавательных знаков. Меня тут же объявили врагом свободы птичьих перелетов, извергом и нетолерантным представителем охотничьего кровопийского сообщества. И бесполезно им доказывать, что вполне возможно, что научившегося хорошо летать Карыча с удовольствием прикончит любой оказавшийся на берегу охотник.
  В то утро мой хороший товарищ - прекрасный рыбак, выйдя покурить на наше крыльцо-балкончик, взволновано позвал меня посмотреть на то, что осталось от вороны. В десятке шагов от нашего трапа лежал хорошо выпотрошенный трупик вороны. "Ну, вот! Я же говорил, что Карыч обречен. Кто-нибудь ему кишки выпустит". Мое заявление прозвучало мадригалом и эпитафией одновременно. Мы развернулись, и, потирая руки, направились готовить вынос тела, траурный митинг и поминки по безвременно почившему юному вороненку. Одевшись поприличнее ради такого торжества, мы зафиксировали для себя при осмотре тела, что пал ворон в неравной борьбе с ястребом, которого про себя мы тут же назвали "сталинским соколом" и мысленно нанесли алую звездочку на его фюзеляж, то есть пестрые перышки... В целях назидательных решили тело не убирать сутки для поучения неразумных и оплакивания павшего. Уже направившись, чтобы поднять первую рюмочку "за упокой" увидели, как из-за стоявшей на поляне машины, как ни в чем ни бывало, марширует, прихрамывая на когда-то вывихнутую лапу наш Карыч. Черт! Выпивка сорвалась. Лапы сбитого "сталинским соколом" вредителя были в назидание и устрашение подвешены над входной дверью. Но под яростным напором птицефистов и примкнувших к ним сочувствующих пришлось вывесить их за окно.
   Должен признаться, что предпринимались и другие попытки извести серого с помощью очень несвежего мяса с отложенными мухами личинками, рыбы, пойманной моим товарищем, и по своим размерам способной застрять где-то в глотке этого потомка древних птеродактилей, тем самым, нарушив естественный ход его пищеварения. Но ничего этого проглота не брало, поскольку мать природа оснастила его пищеварительным трактом для переваривания всего, что вообще способно пролезть ему в глотку.
   День открытия осеннего охотничьего сезона приближался неудержимо, словно форштевень дредноута, вспарывавшего поверхность морской глади, только в нашем случае это гладь Ладоги, а шарились по ней надувные и ненадувные лодки, привозимые любителями рыбной ловли прямо на берег за нашей базой. Ну, добро бы просто приехали, скинули на воду плавсредство, погрузились и отбыли за рыбой, оставив на нашей стоянке свои авто под нашим неусыпным присмотром за скромную плату. Так ведь нет! Семейка, наладившаяся провести на берегу свои выходные решила, что под вековыми соснами, украшающими берег, самое место для прослушивания радио, а именно местной радиостанции, гнавшей дурнотную попсятину, при этом громкость автомобильных динамиков была такова, что в полусотне метров от них на нашей базе надо было напрягать голос, чтобы тебя услышал собеседник. Что-то надо было делать. Из самого простого я выбрал вариант психологического давления. Приготовленный к новому сезону ненадеванный маскировочный костюм "туман" был самым подходящим средством исполнения задуманного. Взяв свой мощный бинокль и принарядившись в "туман" я неспешным шагом очень заинтересованного в объектах на воде человека, приблизился к владельцу истошно орущего стасмихайловской шансонью автомобиля и задал вопрос: "А вы здесь надолго обосновались?" На что получил решительный ответ, что здесь они будут отдыхать и рыбачить все выходные. Изобразив на лице затрудненность восприятия, я вновь обратился к нему: "Простите, я вас не слышу, потому и не понял, что вы сказали". Привычное уху "А чего такого?" затерялось в воплях очередного попсовика. "Да, так, ничего особенного, завтра начинается охотничий сезон, будет много стрельбы...". На лице любителя громкоговорителей обозначилось беспокойство. Видно, собственный покой он ценил гораздо выше покоя окружающих. Направившись уже к урезу воды и обозревая в бинокль поверхность залива, я услышал вопрос жены этого меломана - извращенца - "А что, по нам стрелять будут?" Смутившись на полсекунды от глупости вопроса, я ответил, "Ну что вы, вы как дичь нам совершенно неинтересны..." Демонстративно продолжая держать бинокль у глаз, я уже не контролировал происходящее на "дискотеке" за моей спиной. Обойдя участок берега, я вернулся на базу. Через 10 минут музыка на берегу прекратилась, еще через полчаса с берега исчез и джук-бокс на колесах. Вожделенная тишина отозвалась звоном в ушах после пережитого давления на перепонки.
   И вот настал час отмщения. Но Карыч оказался запертым в клетке. Странно, но даже после того как этот отщепенец научился летать и каркать достаточно громко, местные дикие вороны и сороки отказывались от общения с ним. Общих интересов, поклевать там что-то или стырить, что плохо приколочено, как-то не наблюдалось. На разных языках они, очевидно, изъяснялись, и общих тем у живущего на всем готовом и у добывающих хлеб насущный тяжким поисками не находилось. И тут я услышал посвист благородного ястреба, нашего "сталинского сокола". Четкий звук, выпугивающий его потенциальных жертв под удар метких когтей и клюва, раздался прямо у меня над головой. Его полет был изумителен. Пока растерзанный им ворон лежал еще сутки в назидание прочим, это красавец прилетал что-то там доклевать. Выйдя утром на крыльцо, я напугал его звуком открывающейся двери и увидел только его красивое хвостовое оперение, распущенное на взлете, словно закрылки набирающего высоту истребителя. У природы, у природы искали технические решения наши конструкторы, создавая то, что в принципе летать не должно.
   И теперь я с удивлением наблюдал, как организовали свою оборону члены общества пернатых любителей помоек - вороны и сороки. Ближнее оповещение взяли на себя сороки, мелькая между кустов, явно вне досягаемости для ястреба, они отчаянно и громко стрекотали. И тут с вершины огромной сосны на берегу раздалось громкое карканье, тут же эхом сигнал был повторен с вершины высочайшей осины на макушке холма, снова на дальних деревьях в полукилометре от базы прозвучало карканье. И тут я увидел пару перехватчиков - две крупные вороны шли четким строем наперерез ястребу. Каждая была крупнее его. Скорость они набирали практически такую же, - ну просто "мессершмиты" воспользовавшиеся численным превосходством. Сцена была волнительная. Не сближаясь с ястребом для явного столкновения, дежурная пара оттесняла его от берега и отвернула к своим позициям на деревьях только после того, как ястреб скрылся за вершинами деревьев за заливом. Вот, оказывается как! А я остался сторонним наблюдателем, не имея в руках ружья, и не поддержав "сталинского сокола" огнем ПВО с земли. Все! Готовность номер один - форма одежды ноль - каска трусы в скатку, патронташ через плечо, патроны в патронник, курки на взводе.... На берег, где есть место для поддержки огнем с земли. На подходе к позиции меня встретила стая сорок. Не боясь, они обсматривали меня через кусты, громко стрекотали, сигнализируя об опасности. С вершины сосны наблюдатель подал громкий сигнал карканьем и снялся с позиции, продолжая каркать на лету. Сигнал приняли и повторили на других наблюдательных постах. Постепенно карканье удалялось и стихало. Первый бой за превосходство в воздухе был проигран вчистую. Взяв мысленно на себя обязательство, выходить с заряженным ружьем на береговую линию каждое утро и каждый вечер, я вернулся на базу и погрозил Карычу в клетке кулаком.
  Через несколько дней мой "Зауэр" сказал свое веское слово в борьбе за право определять, кому летать, а кому ползать. Утро выдалось ясным, солнечные лучи просвечивали кроны сосен настолько ярко, что занятая очередным вороньим наблюдателем позиция оказалась на виду. Да и выбрал он сук не на самой вершине, где за ветвями кроны был бы практически не виден, а значительно ниже. Прицелиться было можно. Дистанция предельная, но не критичная. И тут я понял, что ворон смотрит на меня, видит и ружье, и мою изготовку. Правый ствол полыхнул огнем и снопом дроби. Маневр ворона был просто неожиданным. Отреагировав на вспышку, он, не расправляя крыльев, что явно подставило бы его под второй выстрел, нырнул головой вниз метров на шесть - восемь. И только кода громыхнул левый ствол, практически в пустое место, там его уже не было, он затормозил снижение и, резко отвернув, убрался с линии огня. Вот и скажи, что в крупную птицу попасть легче, чем в того же бекаса, который взлетает, дергаясь из стороны в сторону, и по вертикали словно эпилептик. Информация по птичьему телеграфу прошла четко, дней пять вороны на берегу не появлялись. О неудачном выстреле напоминала только сбитая дробью небольшая сосновая веточка.
  Через неделю любители ворон решили, что опасность миновала, и Карыча можно выпустить на волю. Этот потребитель говяжьих сердец начал нарезать круги вокруг березы, но в объявленную мной бесполетной зону проникнуть не пытался. Увидев его на ольхе, на самой кромке зоны, я уже было вставил в патронники заряды, но что-то меня остановило. Минутного сомнения с моей стороны хватило Карычу, чтобы убраться в безопасное пространство над моим крыльцом - балконом, откуда он с издевательским выражением произнес свое осуждающее "карр" в очередной раз и подчеркнуто небрежно нагадил на лестницу. Мне оставалось только швырнуть в него шваброй, что я с удовольствием сделал, но упреждения для столь тяжелого снаряда опять не хватило.
  Борьба за чистоту окружающей среды велась мной постоянно и везде, но за этим проворным и всегда готовым нагадить хулиганом было не угнаться. Едва я успел вымыть пол на крыльце гостевого домика и поставить на входе три табуретки специально, чтобы никто не ходил и не следил, как на всех трех появились, будто в издевку, его издалека видные отметины. Сказать, что гнев мой был выражен словесно в самых нелестных выражениях, это просто не дать никакой информации, поскольку лексический пласт, называемый ненормативным, был в значительной степени расширен за счет применения новых грамматических приемов, включения в мое выступление всех мало приличных слов на четырех доступных мне языках, а также нескольких слов, не имеющих отрицательного значения, на языках знакомых мне весьма относительно. Короче, выговорился я основательно, пригрозив Карычу карами небесными, нелетной погодой, бродячими собаками и кошками, рассеянными водителями автомобилей, тракторов и мотороллеров. Но не зря, видно, живут эти серые твари долго, ибо вся словесная шелуха к его серым перьям просто не приставала. При этом Карыч усвоил правило прятаться от меня под машинами на стоянке. Не будешь же кидать камнями в сторону машин, которые сам же и принял на ответственное хранение. Никто так на него и не наехал. Надежда на то, что привлеченный блеском и формой отработавшей батарейки, он ее схватит и как-нибудь проглотит, тоже не оправдалась.
  Время шло, сезон работы базы подходил к завершению, хлопот было достаточно. Карыч бдительности не терял и под броски всем тем, что могло нанести ему, если не смертельный вред, но тяжкие телесные повреждения, не подставлялся. При этом мерзавец выбрал для себя новое развлечение - долбить стену своим клювищем над моим окном, при этом, выбирал для осуществления своих упражнений время, когда утренний сон особенно ценен. То есть советь потерял окончательно, даже не пытаясь найти компромисс. Ему все позволялось друзьями пернатых пиратов. Максимальное наказание за его проделки и выходки выглядело цирковым номером для маленьких детей. Впрочем, точно также "подвергалась наказанию" и собачонка, которая продолжала своим тявканием нарушать тишину и покой. Хозяйка шавки и смотритель за вороной становилась в позу учителя, обращающегося к нашкодившему первокласснику, и, грозя объекту внушения пальцем, старалась воззвать к его совести и здравому смыслу словесно, подкрепляя совершенно бессмысленные для обеих тварей звукоряды интонационными переходами. Хотел бы я видеть, где у этих тварей совесть находится. При том абсолютно серьезно утверждаю, что предпочел бы искать этот орган в порядке анатомического исследования. Стать столь кровожадным любого заставит постоянное пронзительное гавкание и карканье.
  Ежедневные утренние и вечерние патрульные выходы с ружьем на изготовку после прошедших обильных дождей превратились в неизбежный сбор ринувшихся вырасти грибов. Громкая охота практически перешла в тихий эндшпиль. Как можно высматривать и выцеливать дичь, когда под твоими ногами стоят, поблескивая шляпками десятка полтора маслят. Или за сотню метров прогулки до причала успеваешь, глядя только на одну сторону дорожки, подрезать с десяток белых и моховиков. И дело тут не в добыче, а в качестве ее. Собранное тут же отправлялось на переработку. Тушеные с лучком грибочки становились дополнением к лапше, украшались сметанкой и... Далее привычным путем исчезали внутри распаленного охотничьим азартом организма, приводя его в состояние покоя, умиротворенности и склонности к мирному решению конфликтных моментов. Вот так и завершались день за днем, при этом шансов на выживание у Карыча становилось все больше, а желания свести с ним счеты все меньше.
  Пора уезжать, сентябрьское солнце уже не прогревает ладожскую воду до желания влезть в нее для добывания пернатой дичи. Дождь все чаще встречает тебя утром и провожает ко сну. Как когда-то мне объясняли в Сортавала - "июнь в Карелии еще не лето, а август уже не лето". Но на прошедшее лето жаловаться грех - было жарко и солнечно. Но все-таки по карельским меркам, сентябрь - уже глубокая осень. Значит, Карыч все же уцелел. Проживет, может быть, и зиму под присмотром. А весна придет... А с ней новый охотничий сезон. Разберемся, как поется в одной современной песне: кому летать, а кому-то ползать.
  
 Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023