Помолимся, братья, у могил безымянных,
Где нет обелисков, надгробных стихов...
Россия стоит на костях и на ранах,
Устала от крови за столько веков.

Земля наша помнит проклятый двадцатый...
Сверканье клинков - твоя страшная суть.
Россия - Голгофа...Народ наш распятый,
Когда ж ты воскреснешь, найдёшь новый путь?

Туманная муть поднималась над степью,
И шашкой порубан кровавый рассвет.
Расстреляно солнце, изранено плетью,
И боль не утихла за семьдесят лет...

Я вам расскажу, что однажды услышал
От двух поседевших в боях казаков.
И эти рассказы ненавистью дышат,
Рассказы двух старых, заклятых врагов.

Свернув самокрутки, нахмуривши брови,
Взглянув исподлобья, задумались враз.
Как тут не припомнить о пролитой крови?
И тот, кто из "белых", начал свой рассказ.

"Сиваш, Перекоп штурмовали отряды.
"Сдаёшься? - Свобода и жизнь", - был приказ,
И многие сдаться тогда были рады,
Хотели вернуться на Дон, на Кавказ.

Но наш есаул говорил нам: "Ребята!
Вперёд, в Севастополь, успеем ещё.
У каждого шашка, винтовка, граната.
Не верьте, наш брат здесь не будет прощен".

И вправду, стреляли, кто сдался, на месте.
У стенки казак, офицер и солдат.
Их смерть забирала отдельно и вместе
И каждый в могиле другому стал брат.

А мы одержимо вперёд прорывались,
Патронов у нас не осталось совсем.
Ни боли, ни смерти уже не боялись,
И каждый  в пути был задумчив и нем.

След в след нашей сотне мчат красные кони...
Прощайте, станицы, прощай, Тихий Дон,
Ещё бы чуть-чуть - и уйдём от погони,
Нам в порт бы прорваться, а там - за кордон.

Но кони устали, и люди устали,
И знали мы, где-то засада нас ждёт.
О, Господи - Боже, неужто пропали?
И в лоб нам надрывно всхрапнул пулемёт..."

Ну что же, казак, успокойся, послушай,
Что скажет теперь тот, кто был тебе враг.
Ведь в злобе иссохли у всех тогда души,
И было в войне той у них точно так.

"Не ваша ли сотня, когда уходила,
Прорвалась к нам в тыл, захватив лазарет?
Как видишь, тогда вы меня не добили.
Я б зараз бил контру, да сил уже нет.

Охрана опомниться враз не успела,
Порубана вся от плеча до седла.
И поняли мы, что отряд этих белых
Судьба наша злая на нас навела.

"Эй, кто коммунисты? А ну признавайся!-
кричал есаул. - Хватит пуль нам на всех.
Давай-ка, подлюка, скорей поднимайся,
А Бог мне простит, убивать вас не грех.

Предателей Терека, Дона, Кубани,
Жидов - комиссаров приказ - расстрелять!
Дадим мы вам красным кровавую баню,
Положим рядами, тут вечно вам спать".

И клочья летели одежды и кожи,
И мясо дымилось, и хлюпала кровь,
И пьяные злобой бандитские рожи
Винтовки убрав, шашки вынули вновь.

Да хоть хорошо, не пустили в потеху
Сестёр милосердья - погоня близка.
Их просто топтали конями для смеха,
Рубили, толкая в овраг у леска..."

И смолк старый конник - сын красного Дона,
Не стал возражать ему белый казак.
Услышал ли ты эхо русского стона?
Услышал ли боль поседевших рубак?

Уж семьдесят лет над великой равниной,
В осеннюю ночь, перед мутной зарёй,
Мы слышим рыданья по мужу и сыну:
"Ой, где ж ты, мой милый, родимый ты мой!"

Не плачьте, казачки, над Доном, над степью,
Не плачьте, к кургану прижавшись щекой,
Не плачьте, сдержите, уймите вы стоны,
И слёзы, прошу вас, смахните рукой.

Не плачьте, казачки, не надо рыданий,
И души не рвите в лохмотья, в куски,
Не плачьте, но верьте, и сердцем зовите,
И ждите,
Вернутся домой казаки!
                    Вернутся домой казаки...