Господь, восседающий на престоле с книгой о семью печатях
Художник Н.А. Кошелев
М. Катуков
Особенно запомнилось...
(фрагменты из кн. "На острие главного удара")
Военным комиссаром корпуса был назначен бригадный комиссар Николай Кириллович Попель, невысокий, энергичный человек. Наши фронтовые биографии во многом были схожи. В составе 8-го мехкорпуса Николаю Кирилловичу летом сорок первого года пришлось с тяжелыми боями отступать от западных границ Советского Союза. Человек он обстрелянный, бывалый, умевший быстро найти общий язык со всеми командирами и политработниками.
**
Среди тех, кто прибыл тогда, были подполковник Д. А. Драгунский, назначенный на должность начальника разведки корпуса. На этой работе Д. А. Драгунский проявил себя с самой лучшей стороны -- способным и энергичным командиром. Позднее он убыл от нас в 3-ю гвардейскую танковую армию к П. С. Рыбалко, где был назначен командиром бригады. Дважды удостоен звания Героя Советского Союза. В настоящее время Д. А. Драгунский -- генерал-полковник танковых войск и начальник "Выстрела".
С ним у меня до сих пор самые теплые отношения, и мы время от времени встречаемся и вспоминаем наши боевые дела.
**
В те дни и я, и Попель, и командиры корпусов Гетман и Кривошеий не засиживались подолгу в блиндажах своих командных пунктов. Собирали офицеров, вплоть до ротных и взводных командиров, выезжали с ними на рекогносцировку, изучали по разным направлениям всю округу. Выверяли каждый рубеж и с точки зрения наиболее выгодного расположения частей и подразделений, и многослойной системы огня, и естественных и искусственных препятствий. Намечали места огневых точек.
К сожалению, боевым частям не удалось по-настоящему отдохнуть при переезде на новый участок фронта. Минувшая зима и весенняя распутица крепко измотали танкистов и бойцов мотострелковых подразделений. Первоочередные окопные работы под Обоянью тоже отняли немало сил. Но на новой оборонительной полосе воины в самый короткий срок выполнили свою первую предбоевую задачу.
**
...В просторном кабинете Верховного собрались командующие 2-й танковой -- Семен Ильич Богданов, 3-й -- Павел Семенович Рыбалко, 4-й -- Василий Михайлович Бадацов, 5-й -- Павел Алексеевич Ротмистров. Вместе с командующими приехали и члены военных советов всех пяти армий: Петр Матвеевич Латышев, Семен Иванович Мельников, Василий Георгиевич Гуляев, Петр Григорьевич Гришин, Николай Кириллович Попель.
Сталин поднялся нам навстречу из-за письменного стола.
Как обычно, на нем был глухой, с отложным воротничком френч, в руках неизменная трубка. Верховный поздоровался с каждым из нас, и по его приглашению мы расселись по сторонам длинного стола для совещаний, Кроме нас, танкистов, в кабинете секретарь ЦК партии, он же начальник Главного политического управления Красной Армии и Военно-Морского Флота, Александр Сергеевич Щербаков.
Сталин вернулся к письменному столу, набил трубку табаком и сказал:
-- Товарищи! Вместе с вами я хочу разобраться в некоторых организационных и штатных вопросах. Пусть каждый поделится своим опытом и расскажет, как он представляет себе организационную структуру танковых армий. В ближайшее время нам придется вести крупные наступательные операции, и мы должны быть к ним готовы.
Особенно запомнилось выступление П. С. Рыбалко.
Оно содержало конкретное предложение, касавшееся всех присутствовавших командармов. Рыбалко вносил предложение максимального "облегчения" танковых армий. Он предлагал изъять из армейских штатов госпитали, санитарно-эпидемический отряд, дорожно-мостовые батальоны.
-- Не нужны танковой армии, -- убеждал он, -- эти "довески". Они сковывают танкистов, доставляют лишние хлопоты. Пусть танковые армии по медицинской части и дорожно-мостовому строительству обслуживаются войсками и учреждениями полевых армий, в полосе которых придется воевать танкистам.
Предложение Рыбалко заинтересовало Верховного, и он с интересом поглядывал на командармов.
После выступления П. С. Рыбалко попросил слово я, сказал, что не поддерживаю его заявление по следующим соображениям.
Наши врачи приобрели опыт по лечению ранений танкистов. Их ранения -- особенные, специфические, связанные очень часто с сильными ожогами. Кроме того, снаряд, попавший в танк, если и не пробивает броню, то делает откол ее внутри танка, нанося этим тяжелые повреждения.
В обычных полевых госпиталях не всегда найдешь таких специалистов. Врачи наших танковых госпиталей своим умением и опытом помогают нам сохранять самое ценное -- золотой фонд армии -- кадры танкистов. И если у нас в каждой операции будут новые госпитали, новые врачи, то многие танкисты не вернутся к нам в строй. Воинский коллектив танковой армии потеряет опытных, обстрелянных бойцов. И не случайно, комплектуя новые экипажи, мы всегда стараемся в составе экипажа, расчета оставлять одного-двух бывалых воинов.
А санитарно-эпидемические отряды? Разве можно назвать их "довеском" в танковой армии? При частой передислокации войск санитарно-эпидемические отряды идут впереди, проводя специальную разведку. История знает немало примеров, когда эпидемии уносили больше жертв, чем самые кровопролитные бои.
Да и опыт 1-й танковой армии подтверждает, насколько важны санитарно-эпидемические отряды. Я уже упоминал, что накануне Курской битвы мы попали в район, пораженный сыпным тифом, и только наш санитарно-эпидемический отряд отвел большую беду.
Верховный Главнокомандующий слушал внимательно.
Затем я сказал о дорожно-мостовых батальонах и попросил сохранить их в штате танковой армии. После успешного ввода танковой армии в прорыв она отрывается от полевых армий на трое-четверо суток и уходит далеко вперед. В таких условиях необходимо непрерывное снабжение танкистов боеприпасами, горючим и продовольствием. Необходимо также срочно эвакуировать раненых с ноля боя. Полагаться на средства и помощь полевых армий рискованно и ненадежно, и я попросил все тылы во вверенной мне армии оставить такими, каковы они есть. Они нам нужны и тормозить движение наших армий не будут. Я попросил Сталина дать нам в танковые армии гаубичную артиллерию Пушек у нас много, а вот достать врага в укрытии и лощинах орудиями своих танков прямой наводкой мы не можем
**
Верховный ходил вдоль кабинета, за нашими стульями, и курил.
Выражение лица его непрерывно менялось.
После моего выступления Сталин спросил мнение других командармов Они меня поддержали. Члены военных советов не выступали.
Относительно гаубиц Верховный Главнокомандующий сказал:
-- Товарищ Катуков, у вас нет гаубиц не потому, что мы не хотим их дать, а просто гаубиц у нас нет сейчас, но скоро вы их получите.
И действительно, через некоторое время в штат танковых армий была введена гаубичная артиллерия
Разговор о штатах в кабинете Верховного закончился Сталин поддержал мою точку зрения, а это значило, что госпитали, санитарно-эпидемические отряды, дорожно-мостовые батальоны остаются в штатах танковых армий
**
Затем Верховный предоставил слово Александру Сергеевичу Щербакову. Тот объявил, что всем командующим танковыми армиями решением Центрального Комитета и Советского правительства выделены в столице квартиры.
Мы поблагодарили за внимание. Но нам в то время было не до квартир.
Мы торопились в свои армии: поля войны были тогда нашим постоянным домом
**
Можно было бы и уезжать на фронт, но еще перед совещанием у Верховного Я. Н. Федоренко предупредил меня и Н. К. Попеля, что нас хочет видеть Михаил Иванович Калинин.
И вот мы в кабинете Всесоюзного старосты.
Эта встреча оставила глубокий след в моей памяти.
-- А ты большой драчун, я тебя знаю, -- сказал, мягко улыбаясь, Михаил Иванович, как только мы поздоровались. -- Да и земляки мы вроде... Слышал, как вы освобождали мои родные тверские земли.
Дальше из разговора выяснилось, что Михаил Иванович в курсе всех наших дел, хорошо знает, как воевали и 3-й механизированный корпус, и 1-я танковая армия. Оказывается, один из старейших политработников полковник Александров, служивший в политотделе тыла с первого дня формирования армии, регулярно сообщал Михаилу Ивановичу о наших боевых делах.
Александров писал Михаилу Ивановичу не случайно: они были старыми друзьями. Еще задолго до революции работали в Питере на одном заводе, на одном станке. Старый рабочий, коммунист с подпольным стажем, Александров пошел на войну добровольно, хотя по возрасту и не подлежал призыву.
Н. К. Попель, хорошо знавший Александрова, характеризовал его как необычайно скромного человека, пользовавшегося большим уважением среди воинов тыла 1-й танковой. Именно из-за своей скромности старый большевик никогда никому и словом не обмолвился, что близко знает Калинина. Трудился добросовестно, как подобает коммунисту-фронтовику, делил вместе со всеми тяготы походной жизни. Жаль, что в горячее фронтовое время не удалось ближе узнать этого замечательного человека, представителя старой большевистской гвардии в наших рядах.
В беседе с нами Михаил Иванович интересовался жизнью танковых войск во всех подробностях: как мы решали боевые задачи на Курской дуге, как устроен фронтовой быт наших бойцов, в чем они нуждаются, как снабжают их продовольствием, обмундированием и всем необходимым для боя.
**
Беседа затянулась.
Неловко было отнимать драгоценное время у государственного человека.
Мы поднялись, но Михаил Иванович попросил нас задержаться на минуту.
Открыл ящик стола, вынул маленькие красные коробочки и вручил мне и Н. К. Попелю боевые ордена, которыми Советское правительство наградило нас за Курскую битву.
Я получил полководческий орден -- орден Кутузова I степени. Его статусу как раз и отвечали действия нашей армии на огненной Курской дуге -- переход от активной обороны к решительному контрнаступлению.
Обычно мы получали правительственные награды прямо на фронте. Ордена, как правило, высылали из Москвы для вручения генералам, офицерам, солдатам на месте.
А наши ордена за Курскую битву, как мы потом узнали, Михаил Иванович специально приберег у себя. Решил вручить нам лично. Надо ли говорить, что такое его внимание тронуло нас до глубины души. На прощание Михаил Иванович подарил нам свою фотографию.
-- Если вас кто обижать будет, пишите мне, -- сказал он, провожая нас до дверей кабинета.
Мы пожелали Михаилу Ивановичу доброго здоровья и ушли.
К сожалению, это была моя единственная и последняя встреча с удивительно обаятельным человеком, большим государственным, подлинно народным деятелем.
**
В Москве пробыли еще несколько дней.
Утрясали дела в бронетанковом управлении.
Я выступал с докладом в академии. Как прошел доклад, мне, конечно, сказать трудно, но слушатели были внимательны и, как я и предполагал, больше всего вопросов задавали о действиях танковой армии в оборонительных боях. Текст доклада, боевые схемы, составленные Шалиным и Никитиным, оставил в академии.
Уезжая из Москвы на фронт, сделал маленький крюк -- завернул в родной дом, под Коломну, в Большое Уварове.
Решил повидать отца.
Писали, что плох стал здоровьем, тоскует, удастся ли еще свидеться.
**
Отца застал в тяжелом состоянии.
Сильно одряхлел и беспрестанно болел Ефим Епифанович.
Но о войне расспрашивал с большим интересом.
Это была моя последняя встреча с отцом.
В феврале сорок четвертого года его не стало.
...Бродил я по местам далекого детства. На луга вышел, поглядел на синь-даль приокскую, по-осеннему тихую, прозрачную. Хотел найти кого-нибудь из друзей мальчишеских и юных лет.
Но никого не нашел. Все они сражались на фронте.
**
Каждый дом в Уварове, каждая тропинка, каждый камень воскрешали в памяти прошлое.
Вспомнилось, как из покосившегося бревенчатого дома начал свой путь по длинной дороге жизни.
С корзинкой из ивовых прутьев, в которую мать уложила кое-какое бельишко да нехитрую деревенскую снедь, отправился я к отцу, в Питер. Как и большинство односельчан, поехал в столицу, на заработки, ибо с земли нашей коломенской -- песок да суглинок -- большого урожая не соберешь.
Владелец молочной фирмы Сумаков принял меня на работу мальчиком. От зари до зари бегал я по городу: разносил заказчикам молоко, драил дверные ручки, протирал мокрыми опилками кафельные полы, мыл стекла витрин и дверей, молочную посуду.
И так на протяжении пяти долгих лет.
Без выходных и отпусков.
Интересно, что примерно в те же годы ту же судьбу разделили со мной ставшие потом прославленными военачальниками Павел Иванович Батов и Павел Алексеевич Курочкин. Они тоже служили мальчиками в гастрономических магазинах Петербурга.
Многие люди моего поколения после революции избрали солдатскую профессию потому, что войны на долгие годы стали тяжелой, но необходимой реальностью. Симпатии бедняков были на стороне новой власти рабочих и крестьян. Поэтому я, как и многие мои сверстники, попросился добровольцем в Красную Армию.
**
В составе группы войск особого назначения мне пришлось участвовать в подавлении восстания Донского казачьего корпуса, выбросившего пресловутый лозунг "Советы без коммунистов", воевать с белополяками в качестве конного разведчика 507-го стрелкового полка, затем ликвидировать остатки белогвардейских банд, в том числе известных тогда в Белоруссии банд Булак-Булаховича, барона Кныша, Савинкова и других головорезов. Операции по борьбе с бандитами имели широкий размах в Могилевской губернии, в окрестностях Гомеля и по берегам реки Сож.
За эти годы я полюбил военную службу и твердо решил стать красным командиром, о чем не раз говорил своему взводному, носившему экзотическую фамилию Шейх-Калимуллин. Стремление мое нашло поддержку: как-то вызвал меня командир взвода и объявил:
-- Поедешь, Катуков, в Могилев на командирские курсы.
**
Учились мы, не выпуская из рук винтовок.
Нередко поднимали нас по тревоге и посылали в самые отдаленные районы Могилевщины, где бродили и терроризировали местное население бандитские шайки. Ранней весной двадцать первого года должны нас были направить на подавление кронштадтского мятежа. Начали грузиться, по тут пришло сообщение -- погрузку отменить.
1 марта 1922 года на наших курсах состоялся выпуск молодых краскомов. Командирские свидетельства вручал Николай Каширин, тогда командир кавалерийского корпуса и старший войсковой начальник в Могилеве.
Выдали нам новое диагоналевое обмундирование, английские шинели, белые заячьи папахи, командирское снаряжение и наганы.
Получил я также предписание явиться для дальнейшего прохождения службы в 27-ю Омскую стрелковую дивизию, входившую в состав Западного военного округа.
Штаб Западного военного округа находился в Смоленске. Командовал округом Михаил Николаевич Тухачевский. Стояла наша дивизия сначала в Орше, а затем в Вязьме. Зиму 1923/24 года провели мы в Смоленске.
**
Летом 1924 года вышли в лагеря в окрестности города. Однажды рано утром дневальный, стоявший на передней линейке, заметил человека, идущего по направлению к лагерю. Он был в шинели с зелеными петлицами. Такие в то время носили наши военные медики. Дневальный хотел было вернуть человека, но дежурный, находившийся тут же, сказал:
-- Пусть идет. Этой тропкой лекпомы всегда ходят в госпиталь.
Каково же было удивление дежурного и дневального, когда тот, кого они приняли за лекпома, оказался не кем другим, как начальником Штаба РККА Михаилом Васильевичем Фрунзе.
Зеленые петлицы запутали наряд. Оказывается, в то время такие же петлицы носили представители штаба РККА, а дневальный и дежурный, как и многие из нас, не знали этого.
Как тут же выяснилось, Михаил Васильевич Фрунзе приехал в Смоленск, чтобы проверить, как в частях округа идет летняя учеба войск. Вагон его стоял неподалеку от вокзала. Рано утром без сопровождающих направился он в нашу дивизию.
**
В лагере сыграли сбор.
Михаил Васильевич, слегка прихрамывая, вошел в красноармейский клуб и неторопливо повел речь о текущем моменте, о том, что происходит в нашей молодой Советской республике, что делается за рубежами нашей Родины.
Говорил просто, так, что каждому красноармейцу все было понятно.
После полкового митинга в клубе остались командиры и политработники. Разговорился М. В. Фрунзе с нами, расспрашивал, кому и в чем надо помочь. Записал все предложения и пожелания себе в книжечку.
-- Приеду в Москву, разберусь, ждать не заставлю, в ближайшее время получите ответ.
Кто-то пожаловался, что не только красноармейцы, но и командиры ходят в лагере в лаптях. Михаил Васильевич задумался, тень набежала на его лицо. Помолчав, сказал:
-- Ничего не поделаешь, товарищи! Страна наша пока еще небогата. Так будем, где только можем, беречь народную копейку. Летом походим в лаптях, а на зиму сбережем обувь.
Прошло немного времени после его отъезда, как по всем вопросам, что он записал в книжечку, к нам в полк пришел ответ, полный, исчерпывающий. По всем пунктам -- первостепенным и второстепенным -- он принял решение.
**
И еще сохранилось в памяти.
Зиму 1923/24 года, как я уже говорил, мы стояли в Смоленске.
Каждую неделю в определенный день собирались в Доме Красной Армии.
Командующий войсками Западного военного округа Михаил Николаевич Тухачевский читал нам лекции по истории военного искусства.
Мне хорошо запомнилась лекция командующего о роли гаубичной артиллерии в войне. На ярких исторических примерах М. Н. Тухачевский показал, какие существенные изменения она внесла в вопросы огневой поддержки войск. Михаил Николаевич неопровержимо доказал, что недооценка царским правительством гаубичной артиллерии пагубно отразилась на действиях русских войск в ходе войны с Японией в 1904--1907 годах. Те же гаубицы при разумном использовании помогли японцам успешно провести ряд боевых операций.
Так учились мы, молодые краскомы, у замечательных советских полководцев гражданской войны и постепенно сами овладевали командирскими знаниями.
**
Осенью 1926 года меня послали учиться на "Выстрел" -- в Высшую стрелковую школу усовершенствования командного состава.
Многие из молодых командиров, ставших в Великую Отечественную войну крупными военачальниками, учились в двадцатые и тридцатые годы в этом учебном заведении.
"Выстрел" существовал еще в царское время, размещался в Ораниенбауме и назывался тогда Высшей офицерской стрелковой школой. В дни Октябрьской революции школа в полном составе во главе с начальником генерал-майором Н. М. Филатовым перешла на сторону Советской власти.
Нужно ли говорить, что Николай Михаилович Филатов -- основоположник в России научной теории стрельбы из стрелкового оружия -- пользовался в военных кругах громадным авторитетом. Еще в начале века его ценные труды получили признание не только на родине, но и за границей. Советское правительство также отметило научную деятельность Филатова высокой наградой -- орденом Трудового Красного Знамени.
Когда я учился на "Выстреле", Н. М. Филатов уже не был начальником школы.
Он работал тогда в инспекции пехоты и возглавлял стрелковый комитет РККА. Но приезжал к нам часто. Без преувеличения скажу, в то время в Красной Армии не было старших и средних командиров, которые не знали бы стрелковой линейки Филатова, к тому же большинство умело ею пользовались. Этот простейший прибор значительно облегчал управление огнем на полигоне и в бою, "Выстрел", когда я учился, размещался в Лефортово, в одном из тех зданий, где ныне находится Академия бронетанковых войск. Летом мы ушли в лагерь. Раскинули палаточный городок на берегу речки Пехорка, что протекает вблизи села Быково, в 40 километрах от Москвы.
Справка:
Николай Михайлович Филатов (11 ноября 1870 -- 24 февраля 1935) -- генерал-лейтенант, русскийспециалист по стрелковому оружию. Герой Труда (1928).
--
Образование получил в Нижегородской гр. Аракчеева военной гимназии.
--
В 1887 году окончил Михайловскую артиллерийскую академию.
--
В 1887--1892 преподавал в Московском пехотном юнкерском училище.
--
С 1892 года -- учёный секретарь опытной комиссии Офицерской стрелковой школы.
--
С 1896 в Артиллерийском комитете ГАУ.
--
В 1900--1914 редактор "Вестника Офицерской стрелковой школы".
--
В 1902 пожалован чином полковника.
--
С 1904 года -- начальник Ружейного полигона офицерской стрелковой школы. Активно содействовал работам первых отечественных изобретателей и конструкторов автоматического оружия (В. Г. Фёдоров, Ф. В. Токарев, Я. У. Рощепей, В. А. Дегтярев, И. Н. Колесников и др.)
--
В 1909 пожалован чином генерал-майора.
--
С 1911 одновременно сотрудник редакции "Военной энциклопедии".
--
В 1914 состоял при ГАУ для особых поручений.
--
С октября 1914 года -- начальник Офицерской стрелковой школы, затем начальник Запасной пулемётной бригады.
--
Осенью 1914 году разработал проект пушечно-пулемётного бронеавтомобиля "Гарфорд-Путилов", а в 1915 году -- проект лёгкой трёхколёсной бронемашины, известной, как "трёхколёска" или бронеавтомобиль Филатова. Впоследствии руководил работами по серийной постройке и тех, и других бронемашин.
--
Генерал-лейтенант (1917).
--
С 1918 года -- в РККА.
--
Начальник Высшей стрелковой школы командного состава РККА (1918--1922), начальник оружейно-патронного отдела ГАУ.
--
С 01.11.1922 -- председатель стрелкового комитета РККА, затем в инспекции пехоты.
--
Умер в Москве. Похоронен на Даниловском кладбище.