ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Солдат элитарного военного образования

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

Мое кредо:

http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html

0x01 graphic

Отшельник. 1643.

Художник Саломон Конинк

Анатолий Каменев

СОЛДАТ ЭЛИТАРНОГО ВОЕННОГО ОБРАЗОВАНИЯ

(Если о прусском учителе говорили, что он выиграл сражение, то брежневское политбюро и главный его идеолог, М.А. Суслов, проиграли эту идеологическую битву)

Какие уроки преподал нам советский опыт подготовки офицерских кадров?

Мне представляется необходимым кратко раскрыть некоторые важнейшие положения данного исследования, получившего название "История подготовки офицерских кадров в СССР" (Новосибирск, 1991).

См.: История подготовки офицеров в Советском Союзе 709k Годы событий: 1917-1984. "Очерк" История. Размещен: 06/04/2007, изменен: 25/04/2010. 709k. Статистика. 20.681 читателей (на 12.4.2015 г.)

Советский опыт подготовки офицеров. 1917-1984 гг.

Прежде всего, подготовка нового офицерства началась с крушения всей старой системы:

-- новые власти закрыли все учебные заведения, разогнали кадет, юнкеров и преподавателей;

-- перекроили все учебные планы и программы;

-- изменили состав обучаемых (вместо дворян, разночинцев, ими стали преимущественно рабочие и крестьяне; крестьяне даже преобладали),

-- и, наконец, политизировали школу, учредив должность комиссара, введя в учебный план политические науки и поручив большевикам задачу "огромной важности" - попытаться перевоспитать в марксистском духе старую военную профессуру" (См.: Горев Б. Марксизм и ленинизм в Военной академии // Война и революция. --1928. --Кн. 11).

Во время дискуссии о перспективах развития военной школы, возникшая мысль о возрождении кадетских корпусов была признана правильной, т.к. "желательно с детского возраста развивать у будущего офицера качества, необходимые воину и вооружать его соответствующими познаниями", но практической реализации она не получила.

Этим советская власть похоронила идею элитарного военного образования, т.е. систему, благодаря которой высшие военные руководители готовились заблаговременно и в особых для того условиях.

В целом же, идея элитарного военного образования, безусловно, позитивна и перспективна.

Советская власть продемонстрировала жесткое отношение к военным кадрам, осуществив ряд репрессий и тем самым привела к тому, что к началу Великой Отечественной войны вооруженные силы СССР располагали недостаточно зрелыми в военном отношении кадрами.

Особенно подробно эта тема представлена в материалах 3-го диска серии "Наука побеждать" под названием: "Воспитание офицера и генерала - основа побед и поражения (исторический опыт русской и советской военных школ":

0x01 graphic

В то же время, в военно-учебном строительстве царила полная неразбериха: система военных школ не была стабильной - то разворачивалась, то сворачивалась.

Учебные планы и программы постоянно менялись, а ГУВУЗ ошибочно требовал готовить не офицеров-руководителей, а инструкторов, т.е. методистов военного дела.

Лишь война с финнами (зима 1938-1939 гг.) заставила Сталина признать слабость подготовки офицерских кадров.

Впрочем, Тимошенко, назначенному на пост министра обороны после Ворошилова, он дал задание лишь усилить дисциплину в войсках.

По свидетельству писателя Владимира Карпова, в то время курсанта Ташкентского пехотного училища,

-- "дисциплина была доведена до крайней педантичности, за опоздание из увольнения на 15-20 минут красноармейцев отдавали под суд.

-- Помню, однажды на учениях двое курсантов из нашего училища, утомленные до изнеможения, сорвали по веточке винограда...

-- Тут же, через час, состоялось заседание трибунала... Курсантам дали по шесть лет" (См.: Карпов В. Маршал Жуков, его соратники и противники в годы войны и мирах // Знамя. --1989. --N11. - С. 106).

Пока мы готовились шапками закидать немцев

Немцы, готовясь к войне, поступали иначе.

Они изыскивали всяческие способы повышения боеспособности войск. Для этого проводились различные эксперименты и учения.

К примеру, учились за две недели ставить новобранца в боевой строй, не обременяя его разного рода ерундой. Пытались осуществлять подготовку командных кадров с расчетом на ступень выше, что было важно в условиях развертывания массовой армии.

Особенно ярко данная задача представлена в книге Б. Винцера "Солдат трех армий".

Но особенно бережно немецкое руководство относились к офицерским кадрам.

С объявлением в марте 1935 года о создании рейхсвера, началось создание военно-учебных заведений, опытно-испытательных полигонов и учебных частей.

Только в сухопутной армии за короткий срок стали действовать 3 военные академии (Военная академия, Военно-медицинская академия и Военно-ветеринарная академия), 5 военных училищ и 30 различных военных школ (пехотная, по подготовке унтер-офицеров, кавалерийская, артиллерийская, танковая, инженерные, связи, автомобильная и др.)( См.: Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии. 1933-1945 гг.: В 2 т. Т. 1. -М.: Иностранная литература, 1956. -С.175-176).

Изыскивали всевозможные способы пополнения офицерского корпуса:

-- 1.Было отобрано из числа молодых солдат максимально возможное количество кандидатов в офицеры (о масштабах подобной акции говорят такие цифры: если в 1933 году кандидатами в офицеры зачислялось 180-200 молодых людей, то в 1938 -- до 2 тыс.);

-- 2. Кандидатами в офицеры были зачислены около 300 студентов юридических, вузов.

-- 3. На офицерские должности было допущено около 1.500 унтер-офицеров сухопутной армии рейхсвера.

-- 4. Из полиции было взято около 2.500 офицеров.

-- 5. Вновь были призваны на службу около 1.800 офицеров, уволенных ранее в запас.

-- 6. Включение австрийской армии в состав рейхсвера дало 1.600 офицеров.

-- 7. Были значительно снижены требования об увольнении офицеров в связи с несоответствием (См.: Мюллер-Гиллебранд Б.).

Но возрождение военной мощи Германии началось с воссоздания и широкого распространения военной идеологии и традиций в государственном аппарате и школе.

Значительная часть работников культуры и науки (прежде всего -- исторической) сыграла важную роль в этом вопросе.

0x01 graphic

Бисмарк О. (справа) и Х. Мольтке Старший (слева) при Кёниггреце 3 июля 1866 г.

Если о прусском учителе говорили, что он выиграл сражение за создание германской империи при Бисмарке, то работники культуры, науки, учителя Веймарской республики все сделали для того, чтобы идеологически подготовить молодежь для агрессии против других народов.

От самой глухой деревенской школы до университета немцу твердили:

"Все величайшее в истории военные подвиги -- прусские, все величайшие творения искусства -- германские, самые великие изобретения и самые выдающиеся ученые - немецкие, самые сильные гимнасты - немецкие, самая лучшая промышленность - германская, а самые толковые рабочие - немцы" (См.: Абуш А. Ложный путь одной нации. К пониманию германской истории / Пер. с нем. -М., 1962. -С. 193).

В Германии была создана обширная система общественных и государственных учреждений, с помощью которых велось воспитание молодежи.

-- Сначала ребенок попадал в организацию "Юнгфольк".

-- Достигший возраста 15 лет зачислялся в "Гитлерюгенд". Важной задачей этой организации, насчитывающей к началу второй мировой войны 8 млн. юношей, являлась военная подготовка молодежи и воспитание ее в фашистском духе.

-- Построенная по военному образцу, она имела свои воинские части и подразделения, члены ее носили униформу, имели ранги и звания, обучались стрелковому делу, изучали военную технику, проводили военные игры.

-- Особо отличившихся членов "Гитлерюгенда" направляли в "Школы Адольфа Гитлера", где по специальной программе готовились кадры для партийного и государственного аппарата (См.: Комков Г. Д. На идеологическом фронте Великой Отечественной... - М.: Наука, 1983. - С.49).

Подготовку кадров для танковых и моторизованных войск вел автомобильный корпус, который охватывал до 400 тыс. автомобилистов и имел мощную учебно-техническую базу: 26 автошкол и 23 отдельных мотогрупп.

Личный состав ВВС готовился в школах гражданской авиации и многочисленных спортивных союзах.

К 1933 году только общество "Спортфлюг" и его филиалы подготовили 3.200 летчиков и 17 тыс. планеристов (См.: История второй мировой войны. 1939-1945: В 12 т. -T. I. -C. I57).

С приходом фашистов к власти в Германии быстро развернулась сеть различных военизированных обществ.

К ним относились "Стальной шлем", "Союз немецких офицеров", "Национальное объединение немецких офицеров" и другие. Члены этих союзов выступали с проповедью реваншизма, вовлекая в свои ряды молодежь.

0x01 graphic

"Родина-мать зовёт!" --

знаменитый плакат времён Великой Отечественной войны, созданный художником Ираклием Тоидзе в конце июня 1941 года.

Наши и немецкие просчеты в войне

Начало Великой Отечественной войны показало многие просчеты и нашей военной идеологии, и нашей военной системы, включая учебную.

-- Паникерство и трусость отдельных командиров и бойцов (См. постановление ГКО от 16 июля 1941 г. и Приказ НКО СССР N227 от 28. 07. 1942 г. // Знамя. --1989. --N11. --С. 162-163; Московские новости. --1988. --7 февраля. --С. 12; Красная звезда. --1988. --26 марта. --С. 3, 4 и др.);

-- неумение осмыслить сложившуюся обстановку и принять разумное решение;

-- преувеличение боевых возможностей фашистских войск и появление так называемых "пораженческих" настроений;

-- проявление таких явлений, как "танкобоязнь", "самолетобоязнь", "радиобоязнь" и т.п.;

-- неумение командиров и политработников восстанавливать моральную стойкость людей, выводить их из состояния шока, предупреждать и пресекать явления массового психоза и невроза и др., - все это имело место в начальный период войны.

Немцы тоже не все рассчитали и, когда вынуждены были отказаться от плана "молниеносной войны", они показали все негативы своей фридриховской системы, прежде всего, склонность к догматизму и шаблону.

Это обстоятельство было подмечено в приказе НКО к 23 февраля 1943 г. В нем, в частности говорилось следующее:

-- "Их (немцев - А.К.) стратегия дефективная, так как она, как правило, недооценивает сил и возможностей противника и переоценивает свои силы.

-- Их тактика шаблонна, так как она старается подогнать события на фронте под тот или иной параграф устава.

-- Немцы аккуратны и точны в своих действиях, когда обстановка позволяет осуществлять требования устава. В этом их сила.

-- Немцы становятся беспомощными, когда обстановка усложняется и начинает "не соответствовать" тому или иному параграфу устава, требуя принятия самостоятельного решения, не предусмотренного уставом. В этом их основная слабость" (см.: Правда. --1943. --2З февраля. --С.1).

0x01 graphic

Почему немцы забыли Шарнгорста?

Этот кардинальный национальный просчет имеет давние корни.

Пруссия, лишившаяся в конце ХVIII в. своего короля-полководца Фридриха II, сразу же утратила свою боеспособность.

Прусские генералы и офицеры, приученные беспрекословно исполнять приказания своего короля, отвыкли от инициативы.

Французский офицер, посетивший Пруссию в эту эпоху, приглядевшись к манере короля все делать самому, вникая во все мелочи управления и обезличивая своих сотрудников, писал следующие знаменательные слова:

"Король непременно делает все сам, его министры ровно ничего не значат и им, как и генералам, не достает самостоятельности и одушевления. Кажется, что король, делающий так мало для их подготовки, ведет свое государство к пропасти, на краю которой оно очутится тотчас после его смерти".

"Подобный принцип механической строгости, - пишет историк, - мог действовать до тех пор, пока во главе армии стояла колоссальная сила. Исчезло со смертью короля его влияние на армию, осталась в ней лишь доведенная до высокой степени техническая выучка, стали понятны явления 1806 года и нисколько неудивительно ужасающее отсутствие самостоятельности начальников".

Финал такой политики известен - прусские войска были наголову разгромлены французами при Иене в 1806 году. Потребовалось 7 лет и гений генерала Шарнгорста для того, чтобы возродить былую славу и в 1813 году разгромить французов.

См.: Уроки Иенской катастрофы 136k Годы событий: 1806-1813. "Документ" История . По материалам сообщения капитана Генерального Штаба Русской Армии Н.А. Морозова в Обществе ревнителей военных знаний 14 декабря 1911 г.

0x01 graphic

Сталин. 1936.

Художник Филонов Павел Николаевич (1883-1941)

Нам уроки не "впроки"...

В проведенном мною исследовании было отмечено, что уроки войны не пошли в прок ни военным, ни идеологам.

Сам Сталин, в 1950 году в журнале "Большевик" вынужден был признать:

"Имеются, к сожалению, и такие, правда, единичные, случаи, когда отдельные научные работники уклоняются от прямой и ясной оценки того или иного научного открытия или изобретения...

Некоторые профессора -- серьезные специалисты в своей области -- не находят мужества отстаивать свою точку зрения в вопросах, касающихся их специальности, только потому, что в какой-нибудь газете появилась по этим вопросам рецензия или статья к тому же не всегда достаточно квалифицированная.

Так, например, некоторые выступления "Литературной газеты" по конкретным вопросам науки молчаливо принимались отдельными научными работниками чуть ли не как директивные..." (См.: 3а творческое развитие передовой науки // Большевик. --1950. --N11. --С. 12).

Общественные науки продолжали оставаться партийными дисциплинами, без какого бы то ни было проблеска собственной мысли.

Но самое худшее заключалось в другом.

Драгоценный опыт Великой Отечественной войны, в частности, уроки начального периода были забыты уже в 1947 году.

Хотя в Военной академии им. М.В. Фрунзе в 1947/1948 учебном году была предпринята попытка изучить опыт неудавшихся операций, но вскоре и там от этого отказались (См.: Академия имени М. В. Фрунзе. --С.196).

Поверженные немцы вновь "на коне"?

В то время, как в нашей стране началась новая волна репрессий среди военных, немцы стремились как можно быстрее восстановить свою военную силу.

Быстрое восстановление военной машины было возможным лишь при сохранении генерального штаба. После первой мировой войны так и было сделано.

Совсем иное положение сложилось в 1945 г.

От германского генерального штаба ничего не осталось. Даже проблема высших военных кадров стояла иначе. Если после первой мировой войны ни один немецкий генерал не попал в плен, а потери убитыми среди генералов были незначительны, то вторая мировая война обошлась германскому генералитету не так дешево.

-- Всего в вермахте насчитывалось немногим более 1.500 генералов и адмиралов.

-- Во время войны было убито 233 генерала сухопутных войск, 64 покончили самоубийством, 20 были осуждены на смертную казнь немецкими военными судами, 33 -- приговорены к смертной казни за военные преступления судами союзных стран.

-- В ВВС 20 генералов погибли в боях, 15 покончили жизнь самоубийством, 4 были приговорены к смертной казни за военные преступления.

-- Во флоте число погибших адмиралов составило 18 человек.

-- По подсчетам генерала Фольтмана, общие потери германского генералитета в войне составили 963 человека (с учетом смерти по болезни и от несчастных случаев).

-- В плен попало 553 человека (См.: Безыменский Л.А. Германские генералы с Гитлером и без него. --2-е, перераб. и доп. изд. --М.: Мысль, 1964. --С.399-400).

Другими словами, аппарат генерального штаба прекратил свое существование. Германской военной машине не удалось бы так быстро подняться, если бы не помощь со стороны командования американских оккупационных войск в Германии.

Одним из первых действий этого командования было сосредоточение всех пленных союзными войсками немецких генералов в нескольких специально оборудованных лагерях.

Собранные там генералы получили задание составить описание боевых действий в период войны. В их распоряжение были даны немецкие архивы.

Вся эта работа проводилась под контролем американских и английских офицеров в течение 1946-1948 гг.

Подход американских военных и политиков к возрождению германской военной машины базировался первоначально на идее непосредственного подчинения немецких войск американскому командованию (период 1945-1950 гг.).

Данная концепция определялась с расчетом на то, что поверженная Германия и ее военные лидеры с готовностью примут любые условия и не будут возражать даже в том случае, если им будет отведена роль "пушечного мяса".

Под этим лозунгом проходили мероприятия по ремилитаризации Германии в первый период. Их главной формой было создание так называемых служебных частей при западных оккупационных войсках. По данным на конец 1951 г. таких частей в 3-х западных зонах было численностью 164 тыс. чел.

Наряду со "служебными частями" в 1949-1951 гг. шло активное собирание всех военных кадров в рядах полиции. Ядром всех полицейских формирований была так называемая пограничная полиция.

-- В 1951 г. среди офицеров "пограничной полиции" 93% составляли бывшие офицеры;

-- 99% всех командиров взводов также являлись бывшими офицерами;

-- 96% унтер-офицеров служили в вермахте (См.: Безыменский Л. А. Германские генералы с Гитлером и без него. --С. 405).

Эти и другие меры позволили быстро возродить военную машину ФРГ

Идеологическое наступление Запада

Изучая развитие политической ситуации в стране во времена Хрущева-Брежнева, мне удалось установить, что ставка на развитие национализма в нашей стране была сделана идеологами Запада давно.

В это время в различных регионах страны (Прибалтика, Средняя Азия, Казахстан, Кавказ, Закавказье и др.) националисты стали действовать открыто уже при Брежневе.

Используя религию, как средство, с помощью которого можно объединить народ, они предприняли ряд акций, наносящих ущерб единству советских народов, их дружбе.

Так, в Таджикистане появились бродячие мулы, которые в ряде мест республики создали буквально нетерпимой обстановку для тех, кто порвал с религией.

Под влиянием религиозных фанатиков кое-где было введено обучение детей Корану (См.: Материалы семинара-совещания по вопросам организации и повышения эффективности конттшропаганды. Львов. 28-30 июня 1984 г. --М.: Прогресс, 1985. --С. 20).

Ставка на религию в углублении национализма была не случайна, т.к. религия в СССР является единственной легально существующей идеологией противостоящей марксистско-ленинской идеологии.

Под религиозным знаменем можно было закамуфлировать разные идеи. Кроме того, религия - это мировоззрение, стиль жизни, регулятор поведения людей. Все это делало религию мощным средством управления людьми.

В руках коварных и расчетливых людей религия была чрезвычайно действенным средством дестабилизации обстановки.

Руководство СССР, тем не менее, не заметила этого мощного фактора, хотя и могло использовать конструктивный потенциал религии для укрепления позитивного сознания масс. Но оно и не думало этого делать...

Зато враги СССР, как единого, сплоченного и мощного государства, воспользовались деструктивным потенциалом религии и обратили религиозные чувства людей во вред добрососедству людей разных национальностей и вероисповедания.

Надо признать, что враги СССР рассчитали точно: яд национализма поразил почти все народы большой империи и дал кровавые всходы в 80-90-х годах ХХ века:

См.: Букет Абхазии 18k Оценка:8.00*3 "Фрагмент" Мемуары Комментарии: 1 (26/10/2008)

О пагубе национализма

Детонатор спокойствия 24k "Фрагмент" Мемуары

Проклятие тем, кто открывает ящик Пандоры

Приложение 1:

ЭКСПЕРИМЕНТ

(Извлечения из кн.: Б. Винцер Солдат трех армий. - М., 1971.- с.56-65)

По нашему календарю новый год начинается 1 января; излюбленная дата для переезда с квартиры на квартиру --1 апреля или 1 октября; к работе на новом месте приступают чаще всего в первый день месяца. А в повестке из рейхсвера мне предлагалось явиться 13 апреля 1931 года в 13-ю роту 4-го пехотного полка в Кольберге, что на Балтийском море.

-- Как бы не было беды! Два раза тринадцать, нет, это не к добру!

-- Да полно тебе, мама! Две чертовых дюжины взаимно уничтожаются, и притом я не суеверен.

И хоть срок явки оказался несколько непривычным, скоро выяснилось, что это не описка, а до мельчайших подробностей разработанное постановление министерства рейхсвера на Бендлерштрасее.

В этом возглавляемом тогда Гренером министерстве имелся отдел, который, обходя ограничительные предписания Версальского договора, занимался планированием мобилизации; он-то и разработал подробную программу краткосрочной подготовки. Там были планы трехмесячных, восьминедельных, четырехнедельных и даже двухнедельных курсов обучения.

Эти учебные планы надо было проверить на практике, а я оказался одним из тех ста двадцати подопытных кроликов для двухнедельной программы, которым надлежало явиться 13 апреля в 13-ю минометную роту в Кольберге.

Моя служба началась совсем иначе, чем я себе представлял. После регистрации в канцелярии нас послали в каптерку, где мирно и вежливо пригонялось обмундирование. Мы могли обменять его на другой день, если, на наш взгляд, оно плохо сидело. Убирать шкафы и заправлять койки в спальнях нам помогал старший по казарме. А если мы что-нибудь клали или ставили не так, как положено, на нас никто не орал.

Старший по казарме был одновременно командиром отделения и вел у нас учебные занятия: основные правила поведения в армии, знаки различия, внутренний распорядок в казарме и субординация. Если мы путали знаки различия, именовали капитана "господином лейтенантом", нам не устраивали выволочку, а ограничивались лаконичным замечанием. Так было в первый день.

На второй день мы вышли в полной форме и стальных шлемах в казарменный двор и приняли присягу:

"Присягаю на верность конституции и клянусь, что всегда буду, как мужественный солдат, защищать Германское государство с его законными установлениями и повиноваться президенту и своим командирам!"

Обычно к присяге приводили только через четыре недели. А нас заставили дать ее сразу, так как, вероятно, принятие присяги обязывало к молчанию о том, что наша ускоренная подготовка нарушала установленное мирным договором ограничение численности германской армии: ода не должна была превышать ста тысяч человек.

Рейхсвер находил нелегальные пути, чтобы всячески использовать возможности, заложенные в установленном длительном сроке службы. В итоге солдаты получали подготовку как будущие унтер-офицеры, а унтер-офицеры -- как будущие командиры взводов, А обучение командиров взводов было опять же построено так, что она могли в любое время принять командование ротой, а командиры рот по квалификации представляли собой командиров батальонов. Таким образом, рейхсвер фактически являлся оптовым поставщиком унтер-офицеров, офицеров, командиров и генштабистов для будущей германской армии.

Частицей этой системы были и наши курсы. Старшие по чину солдаты или ефрейторы назначались командирами орудий. Унтер-офицеры командовали взводами, а минометной ротой -- молодой лейтенант, командир взвода. Это был так называемый кадровый состав -- всего около тридцати человек. Затем шли мы, сто двадцать рекрутов, в качестве "пополнения", и рота была укомплектована. Оставалось только, согласно двухнедельной программе, обучить нас, "равняясь на направляющего", сформировать из нас годное к строевой службе в военное время подразделение и представить его господам с Бендлерштрассе. Следовательно, на переднем плане была подготовка якобы на случай войны, а на заднем--заправка коек, уборка шкафов и прочие мелочи казарменной жизни. Оттого-то так уютно и было все сначала обставлено. Но после присяги стало неуютно.

Сообразуясь со структурой минометной роты, нас разделили па три разряда: связные, стрелки и ездовые.

Связные учились верховой езде, азбуке Морзе, светосигнализации, а также прокладывать телефонные линии, или "тянуть провод", как это у нас называлось; обслуживать дальномер, делать чертежи, составлять короткие донесения, передавать приказы. Не последнее место в обучении занимал и метод наводки при стрельбе с закрытых огневых позиций.

Стрелки учились обращаться с минометами. Выдвинуть эту махину в позицию, да еще согнувшись, да за две-три минуты, стоило большого труда, мы обливались потом, не обходилось и без синяков. Заряжать, наводить, устранять помехи,. разбирать затвор, менять позицию, прицеплять к тягачу -- в этом необходимо тренироваться, и мы тренировалась до изнеможения.

Ездовые учились скакать верхом и править лошадьми. Каждый, кто знает, сколько сил отнимает одна только уход за лошадьми, может себе представить, что пришлось проделать этим парням за две недели.

Все три категория, прохода специальную подготовку, учились стрелять из карабинов и пистолетов, включая стрельбу боевыми патронами, а также пользоваться ручными гранатами и карманной буссолью, читать карты и ориентироваться ночью.

К началу второй недели рота выстроилась в полном составе для выступления в поход. Впервые все то, чему вас учили, муштруя в одиночку и группами, предстояло испробовать во взаимодействии: поход по дорогам, противовоздушное укрытие, развернутые боевые порядки к снова марш по местности, разведка и занятие позиций, потом рытье окопов и маскировка, команда для ведения огня, стрельба и занятие новых позиций.

Вечером, усталые как собаки и покрытые грязью, приходили мы в казармы. После ужина следовала чистка минометов и личного оружия, причем обучение продолжалось. Потом мы повторяли проработанный материал и получали всевозможные указания. В полночь мы валились на койки, а в пять утра все начиналось сызнова.

В день окончания курсов явились офицеры из министерства рейхсвера проверить результаты эксперимента. В метель и холод мы отправились в Россентин на учебный плац, куда добрались, вымокнув до нитки. На холме стояло такое количество чиновников с Бендлерштрассе, что на каждого из них приходилось чуть ли не по рекруту. Вскоре они заняли свои места и стали наблюдать за всеми манипуляциями. Тут уж нельзя было "ловчить", выражаясь нашим языком. Правда, это и не было смотром в обычном смысле -- проверялась часть мобилизационного плана.

Когда мы, замерзшие, выстроились, чтобы пуститься в обратный путь, в казармы, какой-то генерал в монокле сказал нам на прощание:

-- Молодцы, ребята! Вы доказали, что из штатского можно за две недели сделать настоящего солдата. Выражаю благодарность и одобрение участвовавшим офицерам и младшим командирам, хвала вам, солдаты рейхсвера!

В УЧЕБНОМ БАТАЛЬОНЕ РЕКРУТОВ

Прошло две недели с тех пор, как мы прибыли в Кольберг; потом мы прошли специальную подготовку, затем в последний раз почистили оружие и наконец впервые собрались за кружкой пива в столовой вместе с инструкторами.

На следующее утро мы, снова в штатском, прошли маршем в полном составе на вокзал. Осталось около четверти часа до отправления поезда, который должен был нас доставить в Нойштетин, в учебный батальон. Не всем удалось за эти пятнадцать минут купить открытку с картинкой и послать привет родным.

Почти все сто двадцать молодых солдат прибыли из глубины страны, и большинство их впервые выехали из дому. Но никому не пришло в голову повести нас хотя бы ненадолго на берег, показать Балтийское море, находившееся в каких-нибудь трех километрах от казармы.

Итак, нас повезли в Нойштетин. По справке путеводителя--"это жемчужина Померании", маленький городок на берегу красивого Штрейтпгского озера, окруженный лесами "померанской Швейцарии". Вдалеке виднелись казармы.

Тот, кого полгода там муштровали, вряд ли забудет название этого городка, хоть он его почти не видел. Жизнь рекрутов протекала во дворе казармы, на стрельбище или на расположенном поблизости учебном плацу, именовавшемся "пустошью". Каждое четвертое воскресенье большая группа лютеран и небольшая группа католиков маршировали в церковь на богослужение; по пути туда и обратно мы любовались маленькими девочками как чудесными существами из незнакомого мира.

Уже при встрече во дворе казармы, когда нас принимал ротный фельдфебель, представший в окружении унтер-офицеров, у нас мелькнула мысль, что генерал с моноклем, вероятно, глубоко ошибался. Все выглядело так, как если бы пае встречали укротители диких зверей. И тут ротный высказался:

-- Вы, юнцы, как видно, думаете, что чего-то достигли. Вы, наверно, воображаете, что уже стали солдатами. Вы, ребятки, играми занимались, две недели играли! Забудьте про это! Вы вообще и не были в Кольберге, ясно? Вы штафирки, жалкие штафирки. Теперь только мы сделаем из вас людей. Только теперь вы научитесь стоять в ходить, ясно? Вы ухмыляетесь? Ничего, это у вас скоро пройдет. Ряды сдвой! Шагом марш! Рассчитайсь!

Конечно, у нас это получилось плохо, конечно, мы не построились по росту, хотя нам это и не было приказано, конечно, должного равнения не было. Мы держали наши чемоданы и картонки как снарядные ящики в мчались с одного конца казарменного двора в другой, взад и вперед. Когда рубашки прилипли к телу и мы действительно имели вид жалких штафирок, нас разбили на отделения и отправили по комнатам.

-- Ох, ребята, я думаю, мы здесь хлебнем горя! --полушутя жаловался на берлинском диалекте Генрих Шульц из Шарлоттенбурга .

Он оказался прав. Впрочем, для этого и не нужно было большой проницательности.

Обучение рекрутов в рейхсвере длилось шесть месяцев и было необычайно суровым. Может показаться смешным, что мы с чрезвычайным рвением и усердием заправляли свою койку и, накрывая ее одеялом, подсчитывали число шашечек на одеяле вдоль края кровати; мы с вечера готовили себе бутерброды на утро и съедали их стоя, так как на порядочный завтрак времени не хватало. Через несколько минут после побудки унтер-офицер уже стоял в помещении и неистово нас подгонял. Он наблюдал, как мы моемся ---для кое-кого это было необходимо, проверял одежду, уборку комнаты, заправку постели, следил, чтобы был порядок в шкафах и за чистотой посуды. Каждый из нас был уже весь в поту и измучен, когда настоящая "служба" только начиналась.

Итак, как нас предупредили, мы стали учиться правильно стоять и ходить.

-- Ну-ка, напрягите, пожалуйста, ягодицы, да так крепко, чтобы могли ими вытащить гвоздь из доски стола!

Первое время мы думали, что разрешается смеяться при этакой шутке, что мы даже должны смеяться, это, мол, солдату положено. Глубокая ошибка! Солдат должен терпеливо сносить все, не обнаруживая никаких чувств. Только в этом случае он стоит правильно.

Сначала надо было стоять, потом ходить" после ходьбы бегать, после бега лежать. Затем встать, потом лечь. Встать! Лечь! Встать!

А так как непрерывное выкрикивание команды могло унтеру наскучить, да и голосовые связки уставали, то скоро дело свелось к жестам. Если унтер указывал большим пальцем вниз, это значило "ложись!" Если он поднимал большой палец вверх, мы вставали.

Потом мы учились делать повороты и развороты:

-- Нале-е-е-во! Отделение, кругом марш! Напра-а-а-во! Отделение, кругом марш!

Нас обучали отдавать честь, на обычном языке -- "приветствовать". В фуражке и без фуражки. С чемоданом и без чемодана. В одиночку, вдвоем, группами. Стоя и на ходу.

Мы учились ползать на боку, на четвереньках, по-пластунски. Мы мчались галопом, перепрыгивая препятствия, по беговой дорожке, которую мы прозвали "карьерой чиновника", и вскарабкивались на деревья с проворством обезьян. Первый месяц мы ходили шагом только по команде. Остальное время главный способ передвижения был бегом.

Мы выучили наизусть правила внутреннего распорядка в казарме, в помещении и правила хранения вещей в шкафах. Мы изучили знаки различия в армии и на флоте. Мм заучивали названия гарнизонов и номера соединений, пока не усвоили их так прочно, что могли и со сна ответить на вопрос о них. Мы научились наводить глянец на поясной ремень и сапоги, дабы они "блестели, как бычье брюхо при лунном сиянии".

Мы научились чистить ребром монеты внутренние швы сапог и ботинок.

Мы научились песком и металлической щеткой соскабливать нагар с кофейников и котелков.

Нас приучили к тому, что железные печки надо зимой и летом изо дня в день, днем и ночью драить, чтобы они сверкали, как новенькие.

Мы научились натирать мастикой уборные и деревянные части "очка".

Мы научились маршировать. По отделениям, повзводно и ротой.

Мы научились выносить боль не моргнувши.

Мы научились проглатывать оскорбление и тотчас о нем забывать.

Нас приучили говорить, только когда спрашивают.

Мы многому научились -- и почти автоматически все больше теряли способность понимать, что в этой мясорубке мы в совершенстве научились только одному -- отказываться от собственного мнения, от собственного суждения -- и превратились в бездумных исполнителей приказов, для которых существует только слепое повиновение, и больше ничего. Правда, нам казалось, что мы знаем, для чего мы стали солдатами, у нас были расплывчатые национальные идеалы, но мы сознательно или бессознательно уклонялись от возможности, не говоря уж об обязанности, сопоставить полученную здесь "науку" с нашими представлениями и спросить себя, может ли подобное "воинское обучение" привести к добру народ и отечество. Мы отмахивались как от "придирок" от того, что в действительности было системой, такой системой, которая вела к деградации человека и превращала его в безотказно функционирующий винтик военной машины.

Мы не только не способны были постигнуть значение роковой эволюции в нашей собственной жизни, но и уловить зависимость нашей психологии от роковой эволюции, происходившей в нашем отечестве; напротив, мы уже мыслили в согласии с извращенной системой понятий наших инструкторов и гордились тем, что перестали быть "жалкими шпаками" и сделались "людьми". И чем дольше мы служили в рейхсвере, чем глубже укоренялось в нас сознание нашей избранности, тем сильнее была уверенность, что "человек" лишь тот, кто принадлежит к "расе господ". Но сначала мы радовались, что наконец стали настоящими солдатами. Правда, в Кольберге генерал уже назвал нас солдатами, и мы ему поверили. Но после строевого обучения мы поняли: хоть генерал, может статься, и важная птица, но царь и бог для нас--ротный фельдфебель.

Итак, мы стали "людьми", и нам дозволено было получить винтовки.

Вручение винтовок было торжественным событием, почти как помолвка или свадьба. Ружье и было "невестой" солдата, его надлежало беречь и лелеять и не отдавать в чужие руки.

Формально лишь теперь истекал срок, в течение которого мы могли взять обратно свое ходатайство о зачислении нас добровольцами в рейхсвер. Однако нас уже в Кольберге привели к присяге и, кроме того, никто и не думал об отказе. Только два солдата, физически непригодные для службы, отправились домой, и то не по собственному желанию, а да основании заключения врачей. Печальные и подавленные, они расстались с нами. Мы их жалели.

Все, чему мм до сих пор обучались, мы теперь повторяли с винтовкой и штыком. К этому прибавились ружейные приемы.

-- Ружье на-а плечо! Внимание! На караул! На-а плечо! К ноге!

Засим нас учили стрелять, подняв прицельную рамку, и ловить цель на мушку, заряжать и ставить на предохранитель, разряжать и вынимать патрон.

Мы получили две патронные обоймы и учебные патроны из латуни, а ведь ребенком я играл боевыми патронами. Учебные патроны полагалось ежедневно чистить асидолом. Если они недостаточно блестели, назначались дополнительные полчаса строевой подготовки.

Потом мы занимались маршировкой -- строевым шагом и старопрусским парадным шагом, гусиным шагом. В одиночку, отделениями и ротой.

И снова ружейные приемы. В одиночку, отделениями, ротой. Постепенно мы превращались в единый механизм.

Когда, бывало, рота построена, никто не шелохнется, все стояли как вкопанные.

Мы носили сапоги или башмаки на шнурках. Каждая подметка была приколочена тридцатью двумя гвоздиками. После пятичасовых упражнений или дальнего похода, естественно, нескольких гвоздиков не хватало. Но горе тому, у кого при следующем построении не было сколько положено гвоздиков на подметке. А подбить подметку мы не успевали.

Рота вступала маршем во двор, мчалась в помещение, ставила винтовки в козлы, штурмовала умывальную, и уже слышались трели свистка дежурного унтер-офицера:

"Построиться на обед!" В одно мгновение мы снова были на месте.

Дежурный унтер рапортовал фельдфебелю. Фельдфебель шагал позади роты.

-- Левую ногу выше! Правую ногу выше!

Каждый, у кого не хватало гвоздей на подметке, отмечался и должен был полчаса дополнительно проходить строевую подготовку.

Затем фельдфебель шагал вдоль строя.

-- Показать руки!

Пять часов мы копались в грязи, тем не менее ногти у нас должны были быть под стать ноготкам парикмахерши. Если фельдфебелю не нравились наши "лопаты", полагалось полчаса дополнительных упражнений.

Если у бедняги не все пуговицы были застегнуты, на него обрушивалась буря.

-- Вы что, нарочно? Хотите простудиться? Это членовредительство, мальчишка! Стоит тут полуголый! Записать на полчаса!

Если же у солдата на одежде не хватало пуговицы, значит, он расхищает государственное имущество.

И пока продолжался этот спектакль, рота стояла как вкопанная. Время шло. Для еды оставалось всего несколько минут. Мы, давясь, глотали пищу и мчались в казарму. Может, кому-нибудь надо было в уборную, но уже слышалась трель свистка унтера: "Построиться на перекличку!"

И снова все стояли как вкопанные. Механизм функционировал правильно.

Ротный фельдфебель был вроде бы солдатской матерью. Практически он занимался всем и должен был обо всем заботиться.

Командира роты можно было бы сравнить с отцом семейства, который поручает матери повседневные дела и его нельзя обременять всякой чепухой. В первую очередь его интересовал механизм в целом, а каждый новобранец в отдельности был в его глазах только номере м. Стоит рота как вкопанная, значит, все в порядке.

Нашу "мать" мы видели ежедневно, а "отца" в течение полугода очень редко, да и то недолго, разве что по время заключительного смотра, когда наш капитан фон Шверин торчал перед нашими глазами несколько часов.

Приложение 2.

Хронология идеологических акций против СССР

Покажем в хронологическом порядке развитие событий на идеологическом фронте.

1964 год. США и другие капиталистические государства проводят так называемое "идеологическое перевооружение": создается сеть специальных исследовательских центров, где создается "привлекательный образ" капитализма, а также те политические идеи, которые должны увлечь широкие массы, население всего мира. Расширяется фронт "психологической войны", усиливается контроль за умонастроениями масс. Под идеологическую войну подводится стабильная экономическая база, вплоть до привлечения на эти цели средств налогоплательщиков.

1965 год. На вооружение антикоммунистов принят прием кражи лозунгов. Эта практика началась несколько раньше, но к середине 60-х годов она достигла кульминации. Самые высокопоставленные деятели США не упускали случая напомнить о "революционных усилиях США", о "горниле революционных идей", которыми-де призвана стать Америка.

1968 год. Перенос воздействия в область социальной психологии, национальных чувств и религиозных убеждений людей. Примечательны в этой связи рекомендации одного из специалистов по "психологической войне" А. Шака: "Используя все средства современной пропаганды, умелые приемы психологической борьбы, необходимо насаждать нашу мораль и идеологию в общественное сознание стран коммунистического лагеря. Используя национальные различия, религиозные предрассудки, человеческие слабости: зависть, женское тщеславие, стремление к удовольствиям, необходимо развивать безразличие к ценностям коммунистического государственного руководства".

В этот период начинает муссироваться миф о советской военной угрозе в связи с вводом советских войск в Чехословакию (август 1968 г.).

1969 год. Новый "тур" использования мифа о советской военной угрозе начался в связи с конфликтом между СССР и КНР. Применительно к странам социализма, в частности, Чехословакии буржуазные политические и идеологические центры стали апеллировать к коммунистам и партийным работникам, открыто вмешиваться в вопросы подбора кадров, внутрипартийной жизни.

1970 год. Идеологическое противоборство проводится под флагом "деидеологизации". Смысл этой акции заключался в том, чтобы посредством "мирной эволюции" провести идеологическое разооружение коммунистического движения. С этой целью интеллигенции активно подбрасывалась идея "плюрализма" мнений.

1971 год. Акцент в идеологическом противоборстве направляется на дискредитацию интернационального характера марксистского учения. Идеологическая борьба сосредоточивается вокруг вопросов строительства и развития социализма, прав человека, места и роли коммунистических партий в обществе.

1973 год. Новой чертой империалистической стратегии, нацеленной на подрыв единства социалистического содружества, на противопоставление Советскому Союзу остальных социалистических стран, явилось усиленное стремление использовать в интересах этой стратегии процессы капиталистической интеграции в Западной Европе.

Антикоммунисты сформулировали даже основные направления практического воздействия "европейских сообществ" на социалистические страны Европы:

- во-первых, установление и развитие экономических и научно-технических связей между ЕЭС и теми социалистическими странами, которые подходят для этого с целью, чтобы последние децентрализовали экономику и, таким образом, стали более уязвимыми для экономического воздействия капиталистического рынка;

- во-вторых, развитие связей с ЕЭС должно быть всемерно использовано для ослабления связей социалистических стран с СССР;

- в-третьих, изменение экономической перспективы должно привести к изменению политики восточноевропейских стран.

1975 год. В связи с начавшейся разрядкой, появилась концепция "прохладной войны". Ее специфическое функциональное назначение состояло в том, чтобы не допустить резкого перехода от "холодной войны", сохранив при этом фундаментальные принципы антикоммунизма. Эта линия была рассчитана на выискивание в социалистических странах националистически настроенных элементов, создание с их помощью "внутреннего давления" с целью эволюционизирования социализма в сторону от его главной перспективы.

Прокатившиеся в середине 70-х годов по странам капитализма волны "экологических забастовок", возвестили миру о новом фронте идеологической борьбы. Буржуазия быстро уловила новую опасность, а ее идеологи постарались извлечь для себя пользу из проблем защиты окружающей среды, обвиняя в грядущем экологическом кризисе страны социализма и развивающиеся государства.

1977 год. В условиях разрядки международной напряженности буржуазные идеологи выдвинули концепцию "свободного общества", т.е. общества не имеющего цензурных ограничений для потока информации извне. Реализация этой концепции позволяла бы без
ограничения вести обработку населения социалистических стран. Основными объектами западной пропаганды стали "целевые аудитории" социалистических стран. Подобный подход подразумевал массированную обработку не всего населения, а технической и
художественной интеллигенции, студенчества и других слоев населения и молодежи, чтобы воздействовать на них противопоставлением "всемирного родства интеллекта" "закостенелой ортодоксии" в той или иной социалистической стране.

1979 год. Правящие круги западных держав все чаще стали координировать свои пропагандистские акции. Примером тому служили такие акции, как: "операция Солженицын", "дело Сахарова", "кампания в защиту советских евреев" и др. Эти и другие акции призваны были решить следующие задачи: создавать атмосферу уныния, пораженчества и апатии; поощрять людей к тому, чтобы они свои личные интересы ставили выше общественных; усиливать их интерес к частной жизни, распространять скептические настроения в отношении политических целей, идеологии, местных и центральных властей; раздувать разногласия и вздоры, вносить дезорганизацию и сумятицу в поведение людей; поддерживать движение сопротивления властям.

1980 год. В связи с вводом советских войск в Афганистан вновь активно используется миф о советской военной угрозе.

1982 год. Буржуазная пропаганда сбрасывает маску "деидеологизации" и переводит пропагандистскую машину на режим "психологической войны". Форсирование гонки вооружений обеспечивалось раздуванием мифа о "советской военной угрозе", пытаясь изобразить дело так, что "усилилось военное превосходство СССР". Спекуляции на событиях в Польше использовались для разобщения социалистических стран.

Антисоветская кампания обострилась с приходом к власти в США Р. Рейгана, призвавшего к лобовой атаке на социализм. Особую ставку антикоммунисты стали делать на общественные организации. Новым явлением стало утверждение западных идеологов о якобы растущем бонапартизме в странах социализма.

1983 год. Белый дом все откровеннее делает ставку на широкомасштабные пропагандистско-политические акции. Администрация Рейгана взяла курс на "рейдеологизацию", т.е. возрождение бескомпромиссного, злобного антикоммунизма, реанимацию мессианских идей относительно роли США, на разжигание шовинистических, великодержавных устремлений.

1984 год. Империалистическая пропаганда значительно активизирует радиопропаганду, направленную на СССР. Сооружение мощного передатчика на радиостанции "Голос Америки" позволил преодолеть систему глушения и расширить объекты обработки населения СССР. Уплотняется информационный поток, дается своя трактовка событий в конкретных регионах СССР.

Таковы самые общие изменения в идеологической борьбе за 20 лет (1964 - 1984 гг.). Они показывают, что идеологический противник был чрезвычайно активен и гибок. Он остро чувствовал развитие событий и немедленно реагировал на них.

Брежневское политбюро и главный его идеолог, М.А. Суслов, проиграли эту идеологическую битву.

Информация к размышлению

0x01 graphic

Могильщик.

Художник Васнецов Виктор Михайлович

М. Бурцев

"Письмо могильщика"

Доклад на эту тему был представлен в Центральный Комитет партии, а 5 мая состоялась беседа у кандидата в члены Политбюро, секретаря ЦК ВКП(б) А. С. Щербакова. Эта беседа, на которой присутствовал и Д. З. Мануильский, хорошо запомнилась мне.

"Большое видится на расстоянье", -- справедливо заметил русский поэт, и сегодня, по прошествии многих лет, я понимаю, что в докладе нам не в полной мере удалось осветить основные вопросы идеологической борьбы. Но и тогда, в текучке напряженной работы, мы все-таки сделали ряд важных выводов.

-- В частности, в докладе отмечалось, что, несмотря на крупное поражение вермахта, фашистской верхушке удалось не только предотвратить разложение своих войск, но и привести их в порядок, подготовить к новому наступлению.

-- Мы подчеркивали, что на данном этапе войны наибольшей силой воздействия обладают не общеполитические, а конкретно-оперативные листовки и агитпередачи для солдат определенных частей и соединений, касающиеся наиболее чувствительных для них переживаний.

-- Однако фронтовые и армейские политорганы еще недостаточно занимаются такой агитацией, повторяя главным образом тезисы и аргументы общеполитической пропаганды. Между тем из миллиарда экземпляров пропагандистских материалов, изданных и распространенных среди войск противника, четвертая часть приходится на долю политорганов фронтов, армий и дивизий. Следовательно, возможности используются далеко не в полную силу.

Отмечались в нашем докладе и другие недостатки: недокомплект технических средств, нехватка квалифицированных дикторов, слабое знание многими пропагандистами языка противника, а также недооценка значения идеологической работы со стороны некоторых командиров и политработников.

Но главный недостаток в содержании общеполитической пропаганды сформулировал Д. З. Мануильский.

-- Нужны четкие, ясные, определенные, понятные для немецких солдат лозунги о перспективах Германии и немецкого народа, -- сказал он. -- В изданиях политорганов все еще нет развернутой программы борьбы за свободную и независимую Германию. А ведь немецкого солдата больше всего волнует: что будет с ним и его родиной, семьей, народом после неизбежного военного поражения?

Да, Дмитрий Захарович прав. Гитлеровцы говорят немецкому солдату: победа или смерть. Они твердят: в случае поражения Германия будет уничтожена, немецкий народ -- истреблен. Наша же пропаганда недостаточно активно разъясняет тезис "гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское -- остается".

Должен признать, что мы не совсем трезво оценивали первые результаты идеологического воздействия на вражеские войска.

Трофейные документы, цитированные выше приказы, письма, показания пленных как бы подталкивали нас к мысли, что перелом в отношении к советской пропаганде у значительной части солдат вермахта уже произошел. На деле же, однако, перелом к тому времени еще не наступил. Центральный Комитет поправил нас.

-- Явного разложения немецко-фашистской армии нет, -- подытожил свои впечатления от доклада А. С. Щербаков. -- Немецкие солдаты партиями в плен не сдаются. Причины: угроза расстрела со стороны гитлеровских офицеров, опасения расстрела в плену, боязнь поражения, тревога за судьбу Германии и всего народа после нашей победы. -- Он говорил спокойно, не торопясь, четко формулируя свою мысль. -- Задача нашей пропаганды в том, чтобы рассеять страх немцев, разбить главные тезисы фашистской пропаганды, особенно тезис о том, будто поражение Гитлера означает уничтожение германского государства и народа. Надо неустанно доказывать неизбежность поражения гитлеровской Германии, но в то же время подчеркивать, что это станет гибелью фашистского режима, а не Германии и ее народа. Все это есть в последних приказах товарища Сталина... -- А. С. Щербаков сделал небольшую паузу, поправил свои большие круглые очки и продолжил: -- И вот еще что... Надо активнее привлекать к работе немецких товарищей-политэмигрантов, тем более что они сами жаждут такой работы, а также добровольцев из военнопленных. Но не смешивать их выступления против войны и фашизма с пропагандой наших политорганов. Выступления политэмигрантов и военнопленных привлекательны, так как ведутся немцами и для немцев с национально-патриотических позиций! Они отстаивают в первую очередь интересы своей родины и своего народа. Мы и немцы-антифашисты -- это единый фронт идеологической борьбы. Этот фронт надо создать! Установить более тесное и активное содружество Красной Армии, ее политорганов с национально-патриотическими антифашистскими силами Германии и оккупированных ею стран.

Антифашистская школа

Еще в начале войны под Москвой, в районе Красногорска, был создан пересыльный лагерь для военнопленных, главным образом офицеров вермахта. Близость к Москве и частая смена состава лагеря позволяли нашему отделу получать здесь свежую информацию, а заодно и проверять, как реагируют пленные на наши пропагандистские материалы.

В Красногорском, а затем и в других лагерях постепенно выявлялись и сплачивались антифашисты, создававшие под влиянием немецких коммунистов различные самодеятельные организации: советы, комитеты, кружки, группы содействия газете "Фрайес Дойчланд". К марту 1942 года в Красногорском лагере уже действовала группа антифашистски настроенных пленных немецких офицеров во главе с артиллерийским капитаном Э. Хадерманом, учителем по профессии. По его заявлению, он и в Германии не разделял программы национал-социалистской партии, уродовавшей, как он считал, молодое поколение. В лагере же Эрнст Хадерман открыто выступал против нацистских взглядов офицеров, обличал Гитлера, осуждал войну, доказывал, что в интересах Германии покончить с ней. Ему, да и всей его группе, на первых порах было трудно -- многие офицеры третировали их, даже угрожали физической расправой. Но антифашисты не сдавались, смело отстаивали свои взгляды.

И вот они выступили с листовкой-обращением к офицерам вермахта (это было после поражения группы армий "Центр" под Москвой). Листовка-обращение изобличала Гитлера, обнажала противоречия в вермахте и направляла растущее недовольство среди офицеров против Гитлера. Авторы обращения указывали, что "смещение генерал-фельдмаршала фон Браухича -- это пощечина всему германскому офицерству. Верховное командование Гитлера -- это несчастье для всей германской армии, для каждого офицера и солдата... Гитлер внес раздор в ряды немецкой армии. Недоверие друг к другу, групповая борьба раскалывают офицерство. Тон задают сопляки из СС и гестапо. Дух нацистских ландскнехтов вытесняет дух дружбы, традиций и чести".

Далее пленные офицеры доказывали соотечественникам, что "ни при каких обстоятельствах Германия не может выиграть войну против Англии, России и Америки ". Выход? "Взять знамя в собственные руки и спасти наше отечество" -- пусть даже ценой внутренней борьбы "между присягой, которую мы принесли недостойному, и долгом по отношению к нашему отечеству".

"Начинайте борьбу за спасение Германии, за свержение Гитлера и его режима!" -- таким призывом заканчивалось это обращение, ставшее, без преувеличения, новым словом в пропаганде среди офицеров вермахта, ибо оно, во-первых, учитывало недовольство Гитлером старых служак-офицеров и даже генералов бывшего рейхсвера -- недовольство, еще не вылившееся, правда, в какие-либо формы противодействия, а во-вторых, оправдывало нарушение военной присяги, коль скоро принесена она "недостойному". Понятно, что такой афронт со стороны еще недавних "боевых друзей" вызвал в лагере жаркие дискуссии, способствовавшие дальнейшему размежеванию среди пленных офицеров.

Эта политическая акция бывших офицеров вермахта, перешедших в лагере для военнопленных в стан антифашистов, стала, конечно, известна и в самом вермахте -- из листовок и специальных статей, опубликованных газетой "Фрайес Дойчланд", вызвав, как утверждали новые пленные, в офицерской среде расслоение, скорее, разумеется, тайное, скрытое, нежели явное и открытое, которому еще предстояло зреть и зреть...

Красногорский лагерь часто посещали руководящие деятели коммунистических партий Германии, Румынии, Италии, Венгрии и Австрии. Они встречались с военнопленными, вели среди них антифашистскую пропаганду. 9 апреля я получил указание сопровождать в Красногорский лагерь Председателя ЦК КПГ Вильгельма Пика и члена ЦК Антона Аккермана. Германские коммунисты уже не раз адесь бывали, но вот контакты с пленными офицерами налаживались трудно. Поскольку влияние политорганов Красной Армии на офицерский корпус противника все еще было незначительным, эта поездка имела определенный смысл и для меня. Я до сих пор слышу глуховатый, рокочущий бас Вильгельма Пика, несколько резковатый, когда он возбуждался, разговаривая с офицерами, которые, словно бы нарочно, не хотели понимать его.

Полемическому темпераменту страстного пропагандиста марксизма я подивился еще раз, год спустя, когда сопровождал его в Суздальский лагерь для военнопленных на встречу с генерал-фельдмаршалом Паулюсом. Но о той встрече еще пойдет речь. Результатом же этой поездки явилась листовка-обращение "К соотечественникам на фронте", с которой мне хочется познакомить читателей.

"Солдаты! Соотечественники!

К вам обращается Вильгельм Пик, избранный немецким народом депутат рейхстага. Прислушайтесь к словам старого человека, всю жизнь бывшего борцом и всегда говорившего правду своему народу. Я изведал много горя, пережил тяжелые времена. Но теперь, оглядываясь на 66 лет, прожитых мною, я могу сказать: бороться стоило!

Я боролся за дело трудового народа, я хотел уберечь наш народ от войны. Я боролся за доброе, правое дело, которое победит вопреки всем временным ударам судьбы. Вы сражаетесь за ложь, неправое, проигранное дело. Вы сражаетесь за Гитлера, который хочет поработить свободный советский народ, за того, который умножает прибыли немецких военных спекулянтов. Вы умираете за Гитлера, который толкает Германию в пропасть. Для меня ужасна мысль о том, что так много сынов немецкого народа бессмысленно проливают свою кровь.

Мне от души хотелось бы дать вам совет: уходите с фронта! Возвращайтесь на родину, и лучше сегодня, чем завтра. В России вы ничего не выиграете и все [94] потеряете. Но я знаю, что этому совету последовать трудно. Этот путь в Германию далек. Он ведет через страны, где вас проклинают, где вы будете окружены ненавистью народа. Поэтому я советую вам -- изберите более легкий и краткий путь. Последуйте примеру ваших товарищей, которые перешли в русский плен и счастливы, что война для них кончилась, что они вернутся в Германию, мирную и свободную!"

Иллюстрированная фотографией автора, беседующего с группой немецких военнопленных, листовка заканчивалась призывом: "Спасайтесь от бессмысленной смерти! Германии нужна не ваша смерть, а ваша жизнь!" Не буду комментировать этот замечательный пропагандистский документ, укажу лишь на доверительность его интонации, которая как бы поглощает всю "агитацию и пропаганду", но на самом деле вовлекает в размышление, неназойливо доводит идею до сознания того, кто прочтет это выстраданное послание. Кто возьмется подсчитать, сколько немецких солдат перешло к нам с этой листовкой, провозгласившей: "Германии нужна не ваша смерть, а ваша жизнь".

Мы получили для издания обращение "К немецким солдатам-соотечественникам" старейших германских коммунистов, бывших депутатов рейхстага -- Вильгельма Флорина, Вальтера Ульбрихта, Густава Собботки. От группы деятелей революционных профсоюзов "К рабочим в шинелях, соотечественникам" обращение подготовил Антон Аккерман.

Антифашистская школа создавалась на базе лагеря, располагавшегося в Горьковской области, затем она была переведена в Красногорск. Обучались в ней 3 месяца. Для начала отобрали 60 пленных солдат и несколько офицеров -- противников фашизма и войны. 2 мая школа была открыта. Система обучения включала лекции, самостоятельную подготовку и семинары. Нелегко давалась нам разработка учебной программы. Подобных школ, казалось, не было, во всяком случае, мы не знали о них и опытом не могли воспользоваться. (Лишь позже нам стало известно, что такие школы для польских солдат -- перебежчиков и пленных существовали в 1920 году.) Поэтому дебаты о том, какой должна быть антифашистская школа для солдата, еще вчерашнего нашего врага, шли горячие, заинтересованные. Вставал, например, вопрос: преподавать курс марксизма-ленинизма или курс актуальных проблем антифашистской борьбы на основе марксизма-ленинизма? Верх одержала вторая точка зрения.

Утвержденная программа содержала 4 раздела: правда о гитлеровской Германии; Советский Союз -- страна социализма; вторая мировая война и неизбежность поражения фашистской Германии; основные понятия об обществе и государстве. В ходе обучения программа, естественно, совершенствовалась. Уже для второго набора был включен пятый раздел -- об опыте пропагандистской работы антифашистов, а затем -- это было уже в 1944 году -- еще один раздел -- о будущей новой Германии.

Постоянными преподавателями школы были известные немецкие коммунисты Гейнц Гофман (ныне министр национальной обороны ГДР), Герман Матери, Эдвин Гернле, Рудольф Линдау, а также Георге Стойко (Румыния), Ференц Мюнних (Венгрия). Часто посещали школу Вильгельм Пик, Вальтер Ульбрихт и другие деятели КПГ. Вальтер Ульбрихт, можно сказать, был политическим шефом школы, он хорошо знал всех курсантов, принимал непосредственное участие в их наборе и обучении, в распределении выпускников. Вел занятия с курсантами и руководитель школы Янцен. Периодически наезжали в школу сотрудники нашего отдела -- читали доклады и лекции. У меня сохранился "План тематических лекции на ближайшее время". Он невелик, и я приведу его целиком: "1) КПГ на современном этапе. -- В. Ульбрихт. 2) Современная фашистская пропаганда. -- А. Пик. 3) Борьба сил реакции и прогресса в Германии. -- Ф-. Рубинер. 4) Борьба прогресса и реакции в истории русского народа. -- Подполковник Н. Н. Берников. 5) Учение В. И. Ленина по национальному вопросу. -- Подполковник К. Л. Селезнев. 6) Политический разгром фашизма. -- Капитан Ю. А. Жданов. 7) Законы социалистической экономики. -- Майор Г. Е. Константиновский. 8) Культура и быт в СССР. -- Подполковник М. М. Кияткин. 9) Военно-политический обзор. -- Подполковник В. И. Немчинов. 10) Борьба за коммунистическое мировоззрение. -- Полковник И. С. Брагинский. 11) Советская художественная литература. -- Капитан В. Л. Мартенс. 12) Крах германской военной доктрины. -- Капитан В. В. Лосев".

Закончившие школу антифашисты принимали присягу, в которой клялись: "Бороться, пока мой народ не будет снова свободным и счастливым, пока не будет смыт позор и стыд фашистского варварства и не будет уничтожен гитлеровский фашизм".

Выпускники так отзывались о школе: "Здесь я научился наконец самостоятельно мыслить", "Какими же мы были идиотами! Нам надо было попасть в плен к русским, чтобы стать настоящими людьми!". Но эти отзывы появились потом. В первые же недели занятий школы никто бы не мог сказать, не покривив душой, что сознание курсантов заметно изменилось. "Многие из них не откровенны, сдержанны, общественно и политически недостаточно, активны", -- доводилось мне слышать от Янцена.

В августе в антифашистской школе состоялся первый выпуск. Большинство курсантов сдали экзамены на "хорошо" и "отлично". Часть из них тут же попросилась на фронт -- агитаторами или дикторами "звуковок". Другая часть вошла в пропагандистские бригады А. А. Самойлова и И. С. Брагинского, выезжавшие на Сталинградский и Калининский фронты. Немецкие антифашисты успешно выдержали боевое крещение. Отличились в районе Великих Лук рядовой Ф. Гольд и обер-лейтенант Ф. Аугустин -- за умелое и мужественное выполнение задания командования первый был награжден орденом Красной Звезды, второй -- медалью "За боевые заслуги".

Итак, антифашистская школа принесла первые плоды. Вскоре состав ее слушателей был увеличен вдвое. Кроме того, в Южском лагере Горьковской области были открыты курсы, на которых обучалось до 1000 антифашистов. Во главе этого учебного центра был поставлен М. М. Кияткин, способный организатор, эрудированный и вдумчивый сотрудник нашего отдела. Позднее, уже в 1943 году, политуправлениям фронтов разрешалось по мере необходимости открывать фронтовые антифашистские школы, служившие учебной базой для политработы среди противостоящих войск противника. Такая школа была создана и при нашем отделе. В ней помимо обучения антифашисты участвовали в разработке тематики и аргументов пропагандистских выступлений, рассчитанных на фронт и тыл вражеских стран.

Антифашистская школа в Красногорске стала центральной. Среди первых ее выпускников, активных фронтовых пропагандистов, были, в частности, Г. Кесслер -- ныне заместитель министра национальной обороны ГДР, начальник Главного политического управления Национальной народной армии, Ф. Шефлер, ставший в последующем контр-адмиралом ВМС ГДР, Ф. Райер, Ф. Гольд, Г. Флайшнер, Г. Циппель, Г. Вольф, И. Шредер. Кстати, окончили Центральную школу и два пленных немецких генерала.

К весне 1942 года Гитлер не сумел подготовить и начать обещанного "решающего" наступления, которое мы в листовках к немцам называли "весенним блефом Гитлера". Но он продолжал готовиться к боям, безудержно рекламировал свой новый поход на восточном фронте, который откладывал на лето. Для этой цели Гитлер поставил под ружье более 6 миллионов человек -- немалую часть этой армии (810 тыс. чел.) составляли войска сателлитов. На его стороне было превосходство в боевых самолетах и транспортных средствах. Главный удар был намечен на южном направлении -- на Кавказ и Волгу, на Сталинград.

Зная о предстоящем летнем наступлении вермахта, Красная Армия усиленно готовилась как к оборонительным, так и к наступательным сражениям.

Директива способствовала развитию инициативы политорганов. В этой связи важное значение имели и такие меры, как реорганизация фронтовых газет на иностранных языках (за исключением газеты Карельского фронта на финском языке) в редакционно-издательские отделения (РИО) седьмых отделов политуправлений.

Укреплялись и седьмые отделения политотделов армий, им. кроме того, придавались подвижные типографии.

Одновременно газеты, издававшиеся седьмым отделом ГлавПУРа для военнопленных, теперь предназначались и для солдат вермахта и других вражеских армий. Увеличивались тиражи этих газет: они распространялись не только в лагерях военнопленных, но и по ту сторону фронта -- среди войск противника. И это было весьма разумно: центральные газеты были более интересными и содержательными, в них принимали участие квалифицированные литераторы-политэмигранты, а также пленные антифашисты.

И еще об одном должен сказать: для непосредственного руководства идеологической борьбой с противником по решению ЦК ВКП(б) в июле 1942 года был прикомандирован к Главному политическому управлению член ЦК партии Дмитрий Захарович Мануильский. Мы хорошо его знали. Видный деятель международного коммунистического движения, талантливый пропагандист и агитатор, он с первых дней войны принимал активное участие в работе по идеологическому воздействию на войска противника. Теперь же он был с нами постоянно. Повседневное общение с Д. З. Мануильским неизмеримо много дало всем нам. Так и стоит перед глазами картина; знакомый кабинет полон людьми -- политработники, писатели-антифашисты, сотрудники нашего отдела... Обсуждаются актуальные проблемы пропаганды, содержание листовок, убедительность аргументов... Дмитрий Захарович расхаживает по кабинету, размышляя вслух и стараясь придать занимающей его мысли четкую, законченную формулировку.

Лозунги в листовках, над которыми тут же трудились авторы, должны были быть, по убеждению Д. З. Мануильского, короткими, афористичными, стреляющими. Ему это, как правило, удавалось с ходу. А когда не получалось, он, бывало, останавливался смущенно, морщил лоб, потирал виски и с глубоким вздохом усаживался за стол, но листовку доводил до кондиции. Поздно вечером он уезжал домой, но мы не расходились -- знали, что через 15-20 минут последует звонок и Дмитрий Захарович кого-то пригласит к себе: "Знаете, у меня тут по дороге кое-какие новые мысли появились..." Только тогда, когда работа над листовками завершалась окончательно, я докладывал о них начальнику ГлавПУРа, чтобы получить разрешение на массовое издание и распространение.

С приходом Д. З. Мануильского неизмеримо вырос научный уровень постановки и разработки проблем политработы среди вражеских войск, повысилось качество пропагандистских материалов. Была создана по-настоящему творческая обстановка, способствующая развитию коллективной мысли. Высоко ценились смелость и инициатива в пропагандистских поисках. К разработке проблем пропаганды среди войск противника были привлечены опытные люди, в том числе руководящие деятели антифашистских организаций ряда стран.

Мы доложили Д. З. Мануильскому, что в личном составе вермахта произошла заметная дифференциация. Ударную силу группы армий "Юг" все еще составляли "старые фронтовики". И хотя среди них зрело глубокое недовольство ходом войны -- более других они устали от беспрерывных боев, -- в целом "старые фронтовики" не потеряли веры в обещания Гитлера добиться победы; развращенные захватами и грабежами, мечтая о реванше за поражение под Москвой, они сломя голову бросались в новые его авантюры. Заметим, что части вермахта, продвигавшиеся на южном и юго-восточном направлениях, сами непосредственно не испытали горечи катастрофы под Москвой. Они шли на Восток в благоприятных климатических условиях, захватывали богатые продовольствием области Украины, Северного Кавказа.

Влились в вермахт и сотни тысяч мобилизованных юнцов 17-18 лет из гитлерюгенда. Эти юнцы слепо верили фюреру, беспрекословно повиновались командирам и рвались в бой, мечтая о чинах, наградах и грабежах, но, не имея боевого опыта и достаточной выучки, быстро скисали в горячей обстановке.

Немало находилось в группе армий "Юг" и резервистов от 40 лет и старше, в основном рабочих, лишенных брони и замененных на своих предприятиях пленными или пригнанными рабочими из оккупированных фашистами стран. Встречались среди резервистов и давние противники нацизма. Многие воевали еще в первую мировую войну на восточном фронте, то есть против России. Они не лезли вперед, старались спасти свою жизнь и вернуться домой.

И, наконец, такой контингент вермахта, как тыловики, пригнанные на фронт, в основном побывавшие ранее в сражениях, выздоровевшие раненые и больные. Пережитые страдания оставили в их сознании страх перед окопами, и отправка на фронт после спокойной и безопасной службы в тылу вызывала известное недовольство, не выходившее, однако, за рамки послушания.

Успехи могли увлечь немецких солдат. Тем более что нацистская пропаганда, отличавшаяся непомерной парадностью, крикливостью, хвастовством, прославлением сверхъестественных качеств фюрера, поддерживала их дух, а гестапо пресекало нарушения дисциплины всеми возможными средствами. Солдат ободряли, в частности, и тем, будто резервы Красной Армии иссякли, а союзники СССР -- Англия и США -- открывать второй фронт отказались.

Группа армий "Юг" была сильно разбавлена не очень-то желающими воевать, да и недостаточно вооруженными румынскими, итальянскими, венгерскими и словацкими частями. Это -- самое слабое звено вермахта...

-- Его ахиллесова пята, -- вступил в разговор внимательно слушавший нас Д. З. Мануильский. -- Стало быть, в условиях нового летнего наступления фашистских захватчиков это обстоятельство надо учитывать. В нашем активе по-прежнему остаются и провал гитлеровского блицкрига, и страх перед еще одной такой же развязкой, как разгром под Москвой. А как только вступят в строй наши свежие танковые и воздушные армии, части реактивной артиллерии, можно быть уверенным: фактор страха, как в вермахте, так и особенно в подвассальных ему армиях, станет действовать еще сильнее и это, рано ли, поздно ли, приведет к росту пораженческих настроений.

Пропагандистское оружие Красной Армии теперь нацеливалось на то, чтобы ослабить наступательный натиск противника, вселить в сознание немецких солдат чувство неизбежной обреченности. Это направление в пропаганде мы подкрепили в листовках новыми военно-стратегическими аргументами. "Побеждает не тот, кто выигрывает отдельные сражения, -- говорилось в одной из наших июльских листовок 1942 года, -- а тот, кто выигрывает войну. Длительную же войну может выиграть тот, у кого более могущественные союзники, у кого больше возможностей для производства вооружения, у кого более крепкий тыл, у кого меньше врагов и больше друзей в мире. По всем этим и другим показателям войну выиграют СССР, США и Англия. Дело Гитлера безнадежно. Наше правое дело победит". Но поскольку гитлеровцы усиленно наступали на Сталинград и Кавказ, в листовке разъяснялось, во что им обходятся эти временные успехи: "Вы считаете свои победы количеством пройденных километров, а мы считаем победы количеством уничтоженных немецких дивизий. Наша земля к нам вернется, а ваши погибшие дивизии не вернутся к вам никогда. Победа будет за нами".

Мы снова обращались к урокам истории: "На Россию ходили ваши предки -- рыцари Тевтонского ордена. Их кости сгнили на дне Чудского озера. На Россию ходил Фридрих II. Его поход закончился капитуляцией Берлина перед русскими войсками. На Россию ходил Наполеон. Он окончил свои дни в заточении как пленник. На Россию ходил Вильгельм II. Он погубил миллионы немцев и потерял корону. По их следам ведет вас Гитлер. Вы истекаете кровью, но победы не добьетесь. Победить Россию невозможно!"

Главной темой пропагандистских выступлений политорганов становились теперь потери врага.

"Сколько потеряла ваша дивизия в последних боях?" Следуют цифры и факты. "Сколько стоит жизнь солдата вашего полка?" Следуют примеры из вчерашнего боя этого полка. "И тебя настигнет пуля, -- предупреждали агитпередачи перед новой атакой вражеской роты или батальона, -- как настигла она вчера твоих товарищей". "Сколько немцев погубил Гитлер на восточном фронте?" И следуют итоги, свидетельствующие о том, как редеет армия, как истощаются ее резервы. Оригинальную листовку "Письмо могильщика" издало политуправление Воронежского фронта.

Ее текст гласит:

"Солдаты и офицеры 323-й пехотной дивизии! С 17 июля по 15 сентября я своими руками захоронил на кладбище в Николаевке 620 солдат и офицеров 323-й дивизии. Всего же дивизия потеряла под Воронежем убитыми и ранеными не менее 5000 человек. Вы сами видите, как от рот, батальонов, даже полков остаются жалкие остатки. Если так будет продолжаться и дальше, то скоро вся 323-я дивизия переселится на кладбище в Николаевке. Во время последних атак русских даже нас, солдат похоронной команды, послали в бой. Зачем эти ужасные жертвы? Подумайте о ваших женах и детях! Кончайте с войной! Переходите в плен! Могу вас заверить, что русские с пленными обращаются по-человечески".

Под листовкой стояла подпись -- имя и фамилия солдата похоронной команды.

Трудно, да, наверное, и невозможно, было командиру" дивизии опровергнуть листовку с письмом могильщика. Эта листовка равносильна меткому выстрелу. Причем "духовную пулю" не вынешь никаким хирургическим инструментом -- она проникает и в сердце и в разум, если только солдат способен хоть в какой-то мере воспринимать правду.

"Почему здесь нет эсэсовцев?" -- обращалась к немецким солдатам листовка политуправления Южного фронта. "Обильно льется ваша кровь под Сталинградом, смекая на пыльную степную землю. За любую попытку продвинуться вперед вы ежедневно платите тысячами трупов". И те, к кому обращались, видели это своими глазами. Теперь они невольно задумывались. А им подавалась "информация для размышления" о роскошной жизни эсэсовцев в Германии: там они "получают теплые местечки", "выколачивают теплые вещи для "добровольной зимней помощи", "пристают к солдатским женам", "гонят вас на смерть" и т. д. Одним словом, здесь, под Сталинградом, "их нет". Вывод? "Спасайтесь от неотвратимой массовой гибели на фронте! Пусть вас заменят толстобрюхие гитлеровские крысы!"

Или вот листовка-обращение "К солдатам 3-й и 23-й танковых дивизий!", изданная политуправлением Закавказского фронта: "Не считаясь с огромными потерями, Гитлер гонит немецкую армию на Кавказ. Вашими трупами он хочет завалить ущелья и горные потоки Кавказа. Только за один день боев, 23 августа, в районе Моздока уничтожено 73 ваших танка". И это -- только начало, предупреждала листовка, в которой по именам я фамилиям были названы перешедшие в плен немецкие солдаты и унтер-офицеры, решительно заявившие: "Довольно этой бессмысленной и страшной войны. Плен -- наше спасение, нам он несет покой, нашим семьям -- счастье!"

"Кавказ -- могила для немецких солдат", -- говорилось в агитпередаче. В ней содержался призыв "не опьяняться временными успехами", а подумать о своей жизни и о своей семье. "Здесь, на Кавказе, каждый аул, каждая гора, каждая скала и каждое ущелье станут вашей могилой!"

Пропагандистские усилия политорганов фронта и флота по разложению вражеских войск на Кавказе способствовали успеху оборонительных сражений наших войск и, в частности, явились, как показывали пленные, "побудителями антивоенных настроений" некоторой части немецких и румынских солдат, их групповых переходов на сторону Красной Армии.

Кстати, до войны моряки не создавали отделов по работе среди войск противника, ссылаясь на специфику флота ("кругом вода"), но когда такая необходимость возникла, они их ввели. Вспоминается одна из встреч с Н. В. Краснопольским -- в то время уже подполковником, -- высоким, несколько сутуловатым, с простым и добрым лицом, на котором выделялись небольшие, но очень пышные усы. Рассказывая, Николай Васильевич то и дело поглаживал или подкручивал их.

-- Под Севастополем мы были загружены до отказа, работали в напряженном, бешеном темпе, но нам приходилось учиться многому, хотя и получили кое-какой опыт еще под Одессой. -- Он помолчал, подыскивая, видимо, какой-нибудь пример. -- Вот, скажем, подбор действенной аргументации. Это была, пожалуй, наибольшая трудность для нас: противник-то оказался не тот, что под Одессой. К немецким солдатам, крепко оболваненным фашистской пропагандой, нужен был иной подход... Да, Начали мы с показа потерь, убеждая немцев, что они не окупаются достигнутыми успехами. Вроде бы верно? Но знаете, что нам сказал пленный офицер-тиролец, когда мы ему показали свою листовку? -- Николай Васильевич лукаво глянул на меня и подкрутил левый ус. -- Он сказал: "Напрасно вы начинаете с многозначных цифр наших потерь. Геббельс приучил нас относиться к большим числам с недоверием. Читаем мы его сводки о потерях русских, делим число на 4, а то и на 5 и говорим: вот это ближе к истине. Так отнесутся к вашим цифрам и прусские мармеладники или баварские пивовары -- ведь их мышление прямолинейно, как дышло. Я не имею оснований не верить вашим цифрам, но я сделал бы иначе. Сначала я показал бы, сколько потеряла под Севастополем одна какая-то рота, потом -- другая, третья, назвал бы кое-какие фамилии убитых, а уже потом делал бы вывод, что не лучше обстоят дела и на других участках фронта. Вот тогда итоговая цифра вызвала бы большее доверие". -- Изобразив в лицах свой разговор с тирольцем, Николай Васильевич серьезно закончил: -- Добрый совет этого немецкого патриота, ненавидящего гитлеровские порядки, пошел нам на пользу. Наши листовки стали более убедительными, а всего под Севастополем политорганами было издано 250 листовок, информационных бюллетеней, газет, брошюр, открыток, писем, памяток, советов, обращений и другой печатной продукции...

Такого рода листовки говорили о многом: и о том, что политорганы изучают противника, используют по назначению добытые о нем сведения, и о том, что агитация находит отклик у солдат врага даже в период его наступления, и о том, наконец, что наши пропагандисты по-настоящему учатся работать с пленными. Таким образом, в летне-осеннюю кампанию 1942 года наша пропаганда на войска противника, действующие на сталинградском и Кавказском направлениях, приобретала все более конкретный, целеустремленный характер.

Ощутимее становилась "внешняя политработа" и на других фронтах. Свое воздействие на противника политорганы все чаще осуществляли путем концентрации сил и средств. Например, на Карельском фронте были созданы две звуковещательные батареи (по четыре окопные громкоговорящие установки в каждой). Развернутые с интервалом в 800-1000 метров, эти батареи в течение двух-трех дней одновременно вели агитпередачи в полосе немецкой дивизии. Тут уж, хочешь не хочешь, передачу приходится слушать: ее ничем не заглушишь. И немецкие солдаты слушали. Работа звуковещательных батарей, по мнению политуправления фронта, была более эффективной. К тому же выводу пришли и политработники Брянского фронта, сконцентрировавшие средства агитации против 56-й немецкой пехотной дивизии, по которой только что был нанесен удар в районе Волхова. В течение двух дней три мощные звуковещательные станции с земли и воздуха усиленно агитировали гитлеровцев сдаваться в плен. Появились и перебежчики, которые согласились выступать по "звуковкам".

С лета 1942 года налаживалось наше взаимодействие с партизанскими отрядами. Наряду со своей главной задачей -- вооруженной борьбой -- они воевали и оружием слова. В этом у них было неоспоримое преимущество: находясь в тылу врага, партизаны имели возможность развернуть агитацию непосредственно в его гарнизонах, установить связи с солдатами-антифашистами, пользоваться помощью тех советских людей, у которых квартировали или останавливались проходившие на фронт или to фронта оккупанты. Приведу один пример. Политуправление Воронежского фронта из 350 тысяч экземпляров листовок, которые были обращены к венгерским войскам, брошенным против партизан, 120 тысяч распространило через подпольные организации и партизанские отряды.

Командир венгерской восточной дивизии в своем приказе за N 796 от 31 декабря 1942 года объявлял циркуляр командующего 2-й венгерской армией, в котором указывалось, что большая часть гонведов (венгерских солдат) до сих пор не понимает, почему они "должны участвовать в войне против Советов. По их мнению, венгерские дела не имеют ничего общего с нынешней войной; война -- исключительно дело немцев", по отношению к которым "развивается до известной степени антипатия. Солдаты между собой говорят о том, что венгры только используются немцами, а в нужных случаях не получают от них достаточной поддержки. И продовольствием немцы снабжают венгров хуже, чем собственные войска". В этом "легко распознать влияние разлагающих лозунгов вражеской пропаганды... Солдаты подхватили эти лозунги и уже частично усвоили их... Нынешнее положение не может быть терпимо, ибо существует угроза, что идейным руководством войск завладеет враг. Описывать последствия этого излишне".

Излишне, вероятно, и нам комментировать документ, свидетельствующий, с одной стороны, о нежелании солдат продолжать войну, а с другой -- об успехах советской пропаганды, вызвавшей такие настроения среди гонведов. Командующий 5-м румынским армейским корпусом в приказе от 1 октября 1942 года также предлагал создать в каждой дивизии, в каждом полку и батальоне особую "службу пропаганды" для борьбы с "пропагандой противника", то есть нашей. Он требовал "не только собирать и уничтожать листовки, но и оспаривать их, разъяснять солдатам их подрывное содержание".

Специальный "Контрразведывательный бюллетень" (N 9), изданный штабом 2-й германской армии 3 ноября 1942 года, целиком и полностью был посвящен "большевистской пропаганде". Едва ли не впервые мы получили анализ работы политорганов Красной Армии, сделанный с той, вражеской стороны.

Противник подтверждал широкий размах советской пропаганды:

-- "находящиеся на восточном фронте немецкие войска буквально засыпаются разлагающими советскими листовками и слухами";

-- признавал ее предметность и целенаправленность: "большевистская разлагающая пропаганда и ее методы работы продуманы и систематизированы";

-- подчеркивал ее общедоступность, демократичность, антифашистскую направленность: "интересно отметить, что по возможности избегаются такие выражения, как "коммунизм", "большевизм", "буржуазия", "классовая борьба";

-- обращал внимание на ее массовость: "советская пропаганда работает как истинно массовая пропаганда на широчайшей базе... говорит она народными, солдатскими и специфически местными выражениями, дает возможность немцам обращаться к немцам"; признавал ее опасность, давал конкретные указания о борьбе с ней.

А в конце 1942 года даже само ОКВ -- верховное командование германских вооруженных сил -- обратилось к офицерскому корпусу с таким предупреждением: "Пропаганда противника является оружием, направленным на разложение армии. С каждым месяцем противник все чаще пускает в ход оружие пропаганды. К ней надо подходить серьезно".

В докладе "25-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции" И. В. Сталин четко и ясно сформулировал задачи советского народа и его армии: уничтожить гитлеровское государство, разгромить гитлеровскую армию, разрушить "новый порядок в Европе" и покарать его строителей.

При этом в докладе подчеркивалось: "У нас нет такой задачи, чтобы уничтожить Германию... Но уничтожить гитлеровское государство -- можно и должно". И далее: "У нас нет такой задачи, чтобы уничтожить всякую организованную военную силу в Германии... Но уничтожить гитлеровскую армию -- можно и должно".

Можно смело сказать, что в Сталинграде пропаганда стала "личным оружием" не только работников седьмых отделов, но и всех звеньев командиров и политорганов -- снизу доверху. Именно здесь она получила всеобщее признание как неотъемлемая часть того неисчерпаемого арсенала, который, обрушиваясь на врага, деморализует его войска и тылы.

Сказанное в полной мере можно отнести не только ко времени контрнаступления, предпринятого нашими войсками, но и к оборонительным боям на сталинградском рубеже. Уже тогда наши листовки и агитпередачи взяли верный тон. Они сбивали у гитлеровцев спесь, заставляли немецких солдат поразмыслить, в какую пропасть они несутся, предупреждали, что их не ждет ничего, кроме смерти. На стенах Тракторного завода рабочие написали: "Немцы! Вы проклянёте тот день, когда пришли сюда. За вами по пятам ходит смерть. И нет для вас другой дороги, как в могилу!" "Не лезьте, Сталинград будет вашей могилой!" -- говорилось в листовках Красной Армии. "Сталинград -- трагедия для немецкой армии", -- утверждали листовки, предвосхищая печальный для врага финал битвы на Волге.

Политуправление Сталинградского фронта применило новинку: довело до вражеских войск содержание приказа Военного совета, в котором излагалась задача, поставленная перед воинами фронта: "Уничтожить врага под Сталинградом и заложить начало его разгрома и очищения нашей страны от кровавых захватчиков!" В приказе упоминалось и о том, что более 100 мощных атак 6-й немецкой армии было отбито войсками этого фронта всего лишь за 2 месяца и что 300 000 немецких солдат уже нашли свой бесславный конец в бессмысленных попытках овладеть городом.

"Подумайте, к чему ведут ваши атаки!" -- обращался к немецким солдатам политотдел 62-й армии. И если листовки призывали солдат: "Подумайте!", то снаряды и пули заставляли их думать, размышлять. Об этом свидетельствовали письма, найденные в карманах убитых немецких солдат. Вильгельм Мушинг писал: "До Дона война была еще терпима, но теперь русский стал наносить такие удары, что мы часто впадаем в полнейшее отчаяние. Здесь истребляются целые роты и батальоны, даже полки, без остатка. Сталинград стоит больше жертв, чем весь Восточный поход".

Контрнаступление началось 19 ноября. Мощнейший удар был нанесен по 6-й и 4-й танковой немецким армиям, по их флангам, где находились 3-я румынская и 8-я итальянская армии. Прорвав оборону, 5-я танковая и 21-я армии Юго-Западного фронта стремительно двинулись вперед, поддержанные войсками Донского фронта, действовавшей в их авангарде 65-й армией, а в это время три армии Сталинградского фронта также начали наступление, преодолевая отчаянное сопротивление частей вермахта. Ни шквал огня, ни беспрерывные контратаки врага -- ничто не могло остановить героических советских воинов в их неудержимом стремлении вперед. Поддержанные воздушными армиями, они брали крупнейшую группировку противника в кольцо, пока -- на четвертые сутки наступления, 23 ноября, -- не замкнули его. А затем началась эпопея по расчленению и уничтожению 330-тысячного авангарда вермахта. [123]

"Мы переживаем здесь большой кризис, -- писал своей жене из окружения 27 ноября генерал Гобеленц, командир одной из немецких дивизий, -- положение в общем и целом настолько критическое, что, но моему скромному разумению, дело похоже на то, что было год назад под Москвой". Похоже, что это понимали не только представители генералитета. "Битва за Сталинград близится к концу, -- записал в своем дневнике ефрейтор Герман Машер. -- Враг громит ураганным огнем из орудий всех калибров. Самолеты появляются группами по 36 штук. Изготовляем белые флаги!"

"Немецкие солдаты!

То, о чем мы предупреждали вас, свершилось!.. -- говорилось в нашей листовке "Разгром немецкой армии начался", сброшенной над группировкой противника еще 22-23 ноября. -- Германские армии у Сталинграда и к востоку от Дона окружены. Одновременно Красная Армия начала наступление на Тереке, у Владикавказа. Германские армии на Кавказе оказались в западне. В Северной Африке разгромлена армия Роммеля. Железное кольцо вокруг Гитлера сжимается. Это начало конца гитлеровской армии.

ЕСТЬ ТОЛЬКО ОДИН ВЫХОД! Сдавайтесь в плен -вы останетесь живы и вернетесь на родину, или снимайтесь с фронта и уходите домой сами, убирайте с пути гитлеровских офицеров, эсэсовцев и всех, кто будет мешать.

РЕШАЙТЕ БЫСТРЕЕ! ПРОМЕДЛЕНИЕ СМЕРТИ ПОДОБНО!"

За этой листовкой последовали сотни фронтовых и армейских листовок, многочисленные агитпередачи по "звуковкам" и радио, рассказы пленных солдат, добровольно согласившихся вернуться в свои части, -- немецких, румынских, итальянских, венгерских... Агитация, боевое слово словно бы спаялись с боевым оружием, задававшим тон в той невиданной в истории морально-психологической битве, которая продолжалась более двух месяцев, за склонение окруженных войск к массовой капитуляции. Два слова -- "Вы окружены!" -- подсказывали ошеломленному солдату и офицеру противника, как надо действовать в сложившейся ситуации. Обстоятельства делали восприимчивым и лозунг: "Сдавайтесь в плен -- иначе будете уничтожены". Чуть позднее листовки с этим лозунгом стали своеобразной "путевкой в жизнь" для многих окруженных.

В первые три дня наступления стояла нелетная погода, поэтому листовки распространялись танками прорыва! С улучшением погоды подключилась авиация, ежедневно доставлявшая окруженным румынским дивизиям по 40-80 тысяч экземпляров листовок, лозунгов-молний, пропусков в плен. Непрерывно вещали и мощные говорящие установки. И все это призывало, предлагало, требовало прекратить сопротивление, порвать с войной. В плену гарантировалось содержание согласно международным регламентациям, лечение больных и раненых. Указывался маршрут следования к сборному пункту пленных. Этот маршрут был для них дорогой к миру.

Начальник седьмого отдела политуправления Юго-Западного фронта полковник А. Д. Питерский поздней ночью докладывал по прямому проводу об агитоперации под кодовым названием "Кольцо", начавшейся 22 ноября.

-- Как только были окружены 5, 6 и 14-я румынские дивизии в районе станции Распопинская, по личному указанию представителя Ставки генерал-полковника артиллерии Н. Н. Воронова 70 рупористов-агитаторов 21-й армии с разных точек переднего края непрерывно передавали условия сдачи в плен. Одновременно в расположение окруженных дивизий были посланы добровольцы-пленные для вручения ультиматумов, предъявленных командирами 63-й и 96-й стрелковых дивизий, о немедленной капитуляции.

В тех условиях политорганы не могли ограничиться выпуском тематических листовок и агитпередачами. Было решено издавать специальный бюллетень "Последние известия для солдат немецких войск в сталинградском котле". Мы условились, что редактировать его будет Артур Пик, черпавший необходимый материал из общения с пленными и перебежчиками, а также из трофейных документов и радиоперехватов.

"Известия" выходили два-три раза в неделю. Вместе с сообщениями Совинформбюро в бюллетене печатались материалы, изобличавшие Гитлера, который лгал, уверяя, будто сопротивление 6-й армии обеспечивает "устойчивость всего фронта на Востоке". Наряду с этим доказывалась невыполнимость его обещания деблокировать окруженные войска. Каждый номер изобиловал рассказами о том, чему сами окруженные были очевидцами: о новых ударах Красной Армии, о сужении кольца, о растущих потерях в окруженной группировке, об увеличении числа раненых и обмороженных, не получающих должного ухода и лечения, о надвигающемся голоде. Материалы бюллетеня, как правило, иллюстрировались схемами, картами, фотоснимками. Печатались письма или отрывки из дневников, отражавшие настроения солдат, их откровения, признания, даже завещания, в которых они выражали "свою последнюю волю", просили прощения у родных за нанесенные им обиды и т. д.

В кармане убитого солдата Гаубальда обнаружено письмо к родителям, в котором он прямо писал: "Пребывание на фронте здесь, в России, способствует полному изменению прежних взглядов" (подчеркнуто мною. -- М. Б.). Ефрейтор Альберт Оттен был еще более откровенен. Перед смертью в письме к другу он признавался: "Часто задаешь себе вопрос, к чему все эти страдания?.. О подобных вещах думают 90% сражающихся в России немецких солдат. Это тяжелое время наложит свой отпечаток на многих, и они вернутся домой с иными взглядами (подчеркнуто мною.-М. Б.), чем те, которых они придерживались, когда уезжали".

Бюллетень оказывал сильное влияние на окруженные немецкие войска. Вместе с тем остро ощущалась потребность в каком-то официальном документе. И такой документ 30 ноября появился. Это было обращение командующих Сталинградским и Донским фронтами генерал-полковника А. И. Еременко и генерал-лейтенанта К. К. Рокоссовского. В обращении приводились точные данные о потерях немецких и румынских войск за первые 8 дней наступления Красной Армии под Сталинградом, в результате которого 4-я танковая и 6-я армии оказались в плотном кольце окружения. Командующие двумя фронтами убедительно доказывали, что дальнейшее сопротивление окруженных приведет лишь к ненужным и массовым жертвам: "Немецкий солдат, сдающийся в плен в безнадежном положении, совершает не поступок позора, а акт благоразумия". Это был новый, ранее не использовавшийся в нашей агитации аргумент -- он не противоречил ни солдатской "клятве верности", ни офицерским "законам чести" и убедительно подводил к мысли о капитуляции и плене. "Тот, кто сдается, -- говорилось далее в обращении, -- перестает быть врагом". Следовательно, о мести, которой так опасались немецкие солдаты и офицеры, не могло быть и речи. "У вас есть выбор: жизнь или бессмысленная смерть!" -- этими словами заканчивалось обращение.

Политрук Лобанов, инструктор политотдела 284-й стрелковой дивизии, начал с того, что пожаловался на отсутствие у него ОГУ! получить ее -- "самая большая мечта на сегодняшний день". Главным своим делом, пока нет "кричалки" (так любовно прозвали в армии МГУ и ОГУ), он считал своевременную доставку в расположение противника листовок, которые либо присылает политотдел армии, либо он сам печатает на шапирографе. В каждом взводе у него есть "персональные" распространители, всего же по дивизии их "более сотни". В атаку они всегда идут с запасом не только боевых, но и "бумажных" патронов. Распространители листовок открыли личный счет -- кто и сколько доставил листовок противнику, иногда "прямо к входу в опорный пункт". За полтора последних месяца они распространили десятки тысяч листовок. Пятеро активистов удостоены медали "За боевые заслуги": с листовками, распространенными этими активистами, пришли пленные...

Спустя много лет в одной из его книг я прочитал: "Уже слышалось, когда наступали холода, вместо: "Рус, сдавайся, буль-буль Волга!"-другое, радовавшее нас: "Рус, давай ушанку". Может быть, такие факты покажутся кое-кому не стоящими внимания, для нас же такие донесения о моральном состоянии войска противника имели большое значение. Мы пристально изучали эти настроения, делали из них собственные выводы".

В седьмом отделе подполковник Здоров дал мне справку: только на Сталинградском фронте издано (и распространено в армии Паулюса) свыше 2 миллионов экземпляров листовок, обращений, газет, лозунгов, пропусков и других пропагандистских материалов. Но на окруженную армию издавали листовки еще и политорганы Донского и Юго-Западного фронтов! Кроме того, специально для Сталинграда Главное политическое управление выпустило 50 различных агитационных изданий. Всего же в декабре было распространено среди окруженных солдат более 5 миллионов экземпляров...

Среди этого множества печатной продукции выделю листовку "Секретный приказ немецкого командования", доставившую немало хлопот противнику.

Дело в том, что в этой листовке была склиширована копия совершенно секретного приказа командира 376-й пехотной дивизии, адресованного командиру 672-го пехотного полка этой дивизии, от 6 декабря 1942 года. Командир дивизии указывал: "Мне известно, что среди рядовых солдат и даже офицеров... советская листовка за подписью генералов Еременко и Рокоссовского вызвала стремление к капитуляции, так как создавшееся положение рассматривается как безнадежное".

Далее командир немецкой дивизии сообщал, что до него дошли сведения "о случаях неповиновения во время атак, переходов на сторону врага, особенно групповых, о выступлениях перед рядовыми солдатами с призывом складывать оружие и сдаваться в плен". А посему он приказывает "пресечь разговоры солдат или офицеров о капитуляции -- вплоть до расстрелов" и требует внушить строжайшее исполнение приказа фюрера: "Немецкий солдат должен умереть на совершенно безнадежном посту". Но именно копия этого совершенно секретного приказа попала в руки русских.

Об этом рассказывалось в коротенькой преамбуле листовки: 7 декабря 1942 года был сбит немецкий транспортный самолет Ю-52, в котором находились 25 офицеров 384-й пехотной дивизии. Через два дня был сбит другой Ю-52 -- с 29 офицерами 376-й пехотной дивизии, и у одного из них обнаружена копия этого приказа. Она и была целиком склиширована в листовке.

"Гвоздем" приказа был пункт третий: "Имеющееся в вашем распоряжении горючее выдавать только с моего личного согласия, так как оно предназначено для транспортировки воздушным путем персонала штабов, которая, согласно желанию фюрера, должна начаться завтра с отправки корпусных штабов". В примечании к третьему пункту предлагалось все мероприятия, связанные с его исполнением, "сохранять в строжайшей тайне".

Комментировать немецким солдатам смысл этого приказа, и особенно его третьего пункта, не было надобности. Солдатам только предлагалось ответить на вопрос: "Куда летели офицеры?" Тем, кто затруднялся подыскать правильный ответ, листовка подсказывала его: "Генералы и офицеры удирают, а вас, солдат, оставляют на гибель". Следовательно: "Берите судьбу в свои собственные руки! Силой заставляйте офицеров сложить оружие! Посылайте к нам своих делегатов с предложениями о сдаче в плен!"

Листовка, как показывали пленные, ослабила доверив солдат к офицерам, хотя и не подорвала его полностью. А их повиновение -- даже в критической ситуации -- оставалось серьезным препятствием на пути к массовой капитуляции.

Работа по разложению окруженной группировки изнутри могла стать более эффективной. Конечно, отправка агитаторов-добровольцев из числа пленных через линию фронта была связана с какой-то долей риска: отпущенные в свои части пленные могли вернуться к нам и привести новых пленных, но могли и не вернуться -- гитлеровские офицеры не упустят случая, чтобы схватить, их. И все же в тех условиях разложение противники изнутри сулило наибольший успех. К сожалению, некоторые командиры и политработники по-прежнему не проявляли инициативы в этом направлении. Из беседы о начальником политуправления фронта генералом П. И. Дорониным мне стало ясно: работа по разложению окруженных изнутри в какой-то мере сдерживалась.

А ларчик открывался просто -- использовать этот прием мешала нерешительность члена Военного совета фронта Н. С. Хрущева. Неизвестно, как долго колебался бы он, если бы не разговор командующего фронтом генерала А. И. Еременко с И. В. Сталиным. Командующий, в частности, спросил, куда девать пленных немецких летчиков, выбросившихся с парашютом из подбитых самолетов, и получил ответ -- послать их обратно к Паулюсу с предложением начать переговоры о капитуляции.

Собрав пленных летчиков, А. И. Еременко сделал им соответствующее предложение, но они сказали: "Если мы вернемся и предложим герр генералу Паулюсу начать переговоры о капитуляции, нас неминуемо расстреляют. С вашего разрешения, герр генерал, мы не пойдем к Паулюсу, а останемся в плену, каким бы горьким для нас он ни стал".

И хотя летчики отказались вернуться к своим, сам факт такого указания И. В. Сталина положил конец всем колебаниям, и работа по разложению изнутри получила на этом фронте "зеленую улицу". Начальникам политорганов было приказано устанавливать "живую связь" с немецкими солдатами, склонять их к переходу в плен или к капитуляции, направлять в окруженные войска парламентеров от имени командиров частей Красной Армии. Политорганы получили также указание создавать на сборных пунктах и в пересыльных лагерях антифашистские группы из пленных, готовить из них агитаторов, которые затем могли бы быть посланы, разумеется добровольно, во вражеские части.

На КП армии мы встретились с ее командующим генералом М. С. Шумиловым и членом Военного совета генералом З. Т. Сердюком. Настроение у них было хорошее -- армия с боями продвинулась на 18 километров, а в эти декабрьские дни, активно атакуя врага, не позволяла ему перебросить отсюда ни одного полка на другие участки. Но когда за обедом я заговорил на свою излюбленную тему, лицо командующего сделалось недовольным, и он ответил мне точь-в-точь, как В. И. Чуйков:

-- Их легче уничтожить, чем пленить... Конечно, мы ведем соответствующую работу, и товарищи Ульбрихт и Вайнерт много делают в этом направлении... Неистово, скажу вам, работают немецкие коммунисты. Стараются вразумить своих соотечественников, помочь им уйти от смерти, но... Приходят только одиночки я небольшие группы. -- Он замолчал, а потом решительно произнес: -- Хотите знать мое мнение, мнение кадрового командира? Пока немецкий солдат не получил приказа офицера, а офицер в свою очередь от вышестоящего командования, массовой, организованной капитуляции не будет.

-- Солдаты еще не вышли из повиновения офицерам, -- поддержал командующего З. Т. Сердюк, -- к тому же они не собраны вместе, а рассредоточены по опорным пунктам, и в каждом из них есть фельдфебели или унтер-офицеры. А они консервативны, -- З. Т. Сердюк мягко улыбнулся, -- как старые, закоренелые холостяки, которые не любят менять привычки. Во всяком случае, очень неохотно делают это. -- И став снова серьезным: -- Нужно давление извне. Лучше всего приказ сверху.

Что ж, в этом было что-то рациональное. Но ведь не сидеть же у моря в ожидании погоды? Мне хотелось подискутировать, чтобы сообща найти пути решения проблемы, но в это время вошел с докладом, адъютант командующего: на КП доставлены какие-то тюки, сброшенные на парашютах немецкими самолетами и упавшие в расположении армии.

Внесли несколько тюков. В них оказались небольшие символические посылочки для солдат от родных к рождеству. В основном, красочные семейные фотографии. Мы отметили почти полное отсутствие продуктов -- редко-редко попадалась тощая плиточка шоколада, но зато огромное множество рождественских открыток с пожеланиями скорейшего возвращения домой, беречь себя ради детей и семьи, счастливого рождества и т. п.

И не эти, в общем-то банальные, и обязательные приметы такого рода посланий поразили меня. Я подумал о том, какое впечатление должны были произвести они на солдат, находящихся в котле, как в аду. В их нынешнем положении на грани жизни и смерти -- ближе к смерти, чем к жизни, -- эти высказывания чувства личной приязни могли исторгнуть в ответ лишь протяжный и безнадежный стон отчаявшегося сердца. Я вспомнил, как удачно использовали политорганы прошлой зимой под Москвой те же "рождественские мотивы": листовки и агитпередачи, свидетельствовали пленные, наводили в окопах тоску по дому, будили в памяти идиллические картинки мирного времени, вызывали острое желание очутиться в кругу семьи. Сама мысль о войне: об окопах, морозах, отдающих приказания офицерах -- казалась кощунственной и ирреальной.

Подполковник Головчинер, начальник седьмого отделения политотдела армии, образованный и энергичный организатор пропаганды, зажегся идеей "рождества под Сталинградом".

Тут же был разработан план действий:

-- отобрать открытки "Счастливого рождества!" и дополнить их призывами переходить в плен -- иного смысла это пожелание теперь иметь не могло;

-- сделать выписки из писем родных и в комментариях разъяснить, что последовать их призыву "сберечь себя для детей и семьи" -- это значит переходить в плен, ибо плен -- это самый короткий и безопасный путь "скорейшего возвращения домой";

-- в листовках и агитпередачах напомнить солдатам об обещании Гитлера, данном еще в прошлом году: "Закончить войну к рождеству и вернуть своих верных солдат к семейному очагу";

-- напомнить и о том, как он это свое обещание выполняет: полмиллиона жен и детей остались вдовами и сиротами, война продолжается -- как было под Москвой, гак будет и под Сталинградом;

-- предусмотреть "рождественские послания" и к офицерам -- они не могут не видеть бессмысленности сопротивления, поэтому на них ложится вся ответственность перед будущей Германией за судьбу вверенных им солдат.

Поручив двум литературным сотрудникам немедленно засесть за работу, Головчинер предложил мне выехать в 204-ю и 38-ю дивизии, чтобы подключить к "рождественской агитации" старших инструкторов политотделов. Он самым лучшим образом охарактеризовал капитана Никифорова и старшего лейтенанта Кипяткова, и я имел случай убедиться в энергичности и инициативности этих пропагандистов, а также в той помощи, которую оказывают им начальники политотдедов.

Поездки по Сталинградскому фронту необычайно меня обогатили: опыт армейских и дивизионных пропагандистов, личное знакомство с ними -- неутомимыми идеологическими бойцами, участие вместе с ними в конкретных делах -- все это оказалось, да иначе и не могло быть, куда полезнее, чем только изучение донесений. Недаром говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Я готовился выехать во 2-ю гвардейскую и 5-ю танковую армии, но начальник Главного политического управления не разрешил продлить срок командировки ни на один день.

Читатель легко поймет меня: уезжать накануне решающих событий по ликвидации окруженной группировки под Сталинградом, в которой оружие пропаганды начинает играть все более и более активную роль, очень не хотелось...

Простые, бесхитростные, проникнутые страданием слова

"Пора вперед идти..." еще долго не выходили у меня из головы: они всплывали в памяти всякий раз, когда Совинформбюро сообщало о новых успехах наших мужественных воинов.

М. И. Бурцев

Прозрение. -- М.: Воениздат, 1981

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 12/04/2015, изменен: 12/04/2015. 121k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 10 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: Тогда советская власть похоронила идею элитарного военного образования, т.е. систему, благодаря которой высшие военные руководители готовились заблаговременно и в особых для того условиях. В целом же, идея элитарного военного образования, безусловно, позитивна и перспективна...

Каменев Анатолий Иванович Солдат элитарного военного образования

Каменев Анатолий Иванович
Солдат элитарного военного образования