ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Солдатский телеграф

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

Мое кредо:

http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html

0x01 graphic

"Егерь с тремя борзыми" 1872.

Художник Френц Рудольф Федорович (1831--1918)

Н. Попель

Солдатский телеграф

(Военный министр, граф Чернышев, узнав секретной миссии "Левши", закричал с гневом: "Знай свое..., а не в свое дело не мешайся: в России на это генералы есть")...

(фрагменты из кн. "В тяжкую пору")

Продолжение

Я часто вижу наступление в кино. Из орудийных стволов лихорадочными вспышками вылетает пламя, с нацеленных в небо "катюш" срываются веретенообразные снаряды, на экране мелькают танки, самолеты, с дружным "ура" пехотинцы бегут среди разрывов...

Все так: и залпы, и танки, и цепи стрелков.

Но наступление -- это труд, тяжелый кровавый ратный труд.

Танкисты на поле боя ремонтируют свои машины. Пехотинцы не столько бегут, сколько идут, делая по 30, 40, а то и 50 километров в сутки, и останавливаются лишь для того, чтобы снова рыть землю. Шоферы по трое суток не вылезают из кабины. Связисты разматывают и сматывают катушки, ползут по проводу в поисках обрыва. Врачи, шатаясь от усталости, круглые сутки извлекают пули, осколки, ампутируют конечности.

Нормальный сон, отдых -- несбыточная мечта.

Засыпают в танке, на марше, у руля, со скальпелем в руках. Засыпают на снегу, в сырой траншее, в воронке от снаряда... Но спать нельзя. Отдых может обернуться твоей гибелью или гибелью людей, так или иначе зависящих от тебя.

И даже в такие дни нечеловеческого напряжения находится кто-то, уверенный в своем праве на покой, жирную еду, развлечения.

Транспортер зачихал и нехотя остановился, водитель полез в мотор.

Я зашел в ближнюю хату.

Она была побольше, посолиднее соседних, наличники сверкали зеленой краской.

В сенях встретила хозяйка.

-- У нас уж стоят начальники. Двое суток, как стоят.

-- Пускай их стоят.

В просторной горнице дым коромыслом.

Кудрявый капитан в гимнастерке без ремня лихо отплясывает на затоптанном полу. За столом старший лейтенант с напряженным красным лицом выводит нетвердым голосом -- "Разпрягайте, хлопцы, конив..."

Две сверх меры веселые молодки суетятся у стола, на котором банки со свиной тушенкой, американской колбасой которую бойцы называли "вторым фронтом", тонкими ломтиками английского бекона и крестьянскими кринками (отнюдь не с молоком).

-- Кто там еще приперся? -- недовольно уставился на открытую дверь старший лейтенант.

Плясун остановился, посмотрел на меня, медленно опустил руки, нерешительно вытянулся.

-- Т т-товарищ генерал... Капитан Анисимов...

И в замешательстве умолк.

Я видел где-то это толстогубое лицо с кудрями, падавшими на гладкий молодой лоб.

-- Какой части?

-- Зам по тылу командира...

Минувшей ночью я был в этом полку, занимавшем оборону километрах в восьми к западу от Казатина.

Люди два дня не видели горячей пищи, ходили в мокрых валенках -- сапоги в тылах, а тылы отстали.

-- Собирайтесь, -- приказал я капитану.

Умолкнувший певец ошалело смотрит на меня, хватает с подоконника шапку, срывает с гвоздя шинель и, пошатываясь, направляется к выходу.

-- Разрешите пройти, товарищ генерал.

-- Кто вы такой? Удостоверение личности.

Это был начальник полевой почты одной из стрелковых дивизий, действовавших с нами.

Я велел Балыкову записать фамилию загулявшего почтовика.

Капитан Анисимов решением Военного совета был разжалован в рядовые и направлен в штрафной батальон.

Но, конечно, дело не решалось наказанием того или иного лоботряса или пенкоснимателя.

(Это о них солдаты говорили: "Кому -- война, а кому -- мать родна".)

Слаженность всего механизма наступления зависела от честности и самоотвержения тысяч людей, от множества обстоятельств.

Горячая, сытная пища и доставка газет, боеприпасы и обувь, бинты и консервированная кровь, бумага для писем и запчасти для танков -- все по-своему важно.

Но чем дальше продвигались передовые части, чем больше растягивались коммуникации армии и шире становился ее фронт, тем сложнее было Военному совету решать эти вопросы.

В Попельне, в школьном зале с еще сохранившейся на стене надписью "Gott mit uns", мы с Катуковым собрали начальников политорганов соединений.

Каждого из них Катуков поднимал одним и тем же вопросом: "Как кормите бойцов?" Инструкторы поарма дополняли доклады.

Едва я успел выступить, как меня вызвали к ВЧ.

Член Военного совета фронта Кальченко спрашивал о Казатине -- расчищены ли улицы, помогаем ли местным властям, проводим ли митинги, подбрасываем ли продукты.

-- Крепко держите город? -- спросил Никифор Тимофеевич.

-- Немцам не отдадим.

-- А как с Бердичевом? Доложите обстановку.

Я признался, что положение на правом фланге не совсем ясно, собираюсь туда ехать.

-- Ближайшие пятнадцать минут не выезжайте, -- предупредил Кальченко. -- С товарищем Катуковым и с вами будет говорить командующий.

Ватутина тоже интересовал Бердичев.

-- Поймите, это -- ключ к Шепетовке, ко Львову. Возьмете Бердичев, легче дышать будет Киев, у фронта новые возможности появятся. Вечером обязательно доложите обстановку у Бердичева, -- закончил Ватутин.

Было решено, что Катуков останется в штабе руководить наступлением, а я немедленно, не дожидаясь конца совещания, выеду к Гетману, корпус которого дрался на правом фланге.

Грузный Гетман в расстегнутой пышной дохе (подарок монгольской делегации, с которым генерал не расставался всю зиму), возвышаясь на маленьком табурете, объяснял мне обстановку у Бердичева.

Город сильно укреплен -- минные поля, артиллерия, врытые танки.

Бригада Гусаковского пыталась взять с ходу.

Но обожглась.

Понеся потери, откатилась километров на шесть -- восемь к востоку.

-- Силенок у Гусака маловато,-- цедил Гетман.-- Стрелковый полк с ним действует -- три с половиной солдата. Ночью снова наступали. С севера батальоны Орехова и Карабанова, с юга батальон Боридько. Орехов и Карабанов ворвались в город. А пехота отстала. Немцы за танками дверь захлопнули. Те в окружении теперь кукуют. Думать тошно... Танков двадцать, человек полтораста вместе с автоматчиками... Боридько продвинулся на ноль целых ноль десятых... Гусак горючего просит, боеприпасов, людей...

Гетман сопел, уставившись на карту.

-- Понятное дело -- немцам Бердичев вот так нужен, -- комкор провел ладонью по горлу. -- Железные дороги, шоссейные... Надо к Гусаковскому ехать, на месте решать.

Больше от Андрея Лаврентьевича ничего не добьешься.

То, что ему известно не доподлинно, с чьих-то сомнительных слов, так при нем и останется.

Гетман считает: лучше отмолчаться, уклониться от ответа, чем доложить недостоверное...

-- Если не возражаете, сперва подзаправимся.

Ординарец внес два сверкающих алюминиевых котелка с неизменным гороховым супом. Положил на стол пайки ржаного хлеба.

Адъютант достал из полевой сумки ложки нержавеющей стали и старательно протер их чистой тряпочкой.

Гетман не признавал "генеральской" столовой, личных поваров.

Приезжая в части, обедал на батальонной кухне. Единственная роскошь, которую позволял себе командир корпуса,-- ложки из нержавеющей стали ("Больно уж легки алюминиевые, в руке не чувствуешь").

-- У Гусаковского в бригаде сейчас генерал Ломчетов -- представитель штаба фронта. Знаете? -- спросил Гетман, обжигаясь супом.

Я кивнул головой.

Гетман сел в сразу накренившийся "виллис".

Я забрался в свой транспортер.

Темнело, когда в зарослях кустарника к юго-востоку от Бердичева мы нашли командный пункт Боридько.

Беспроволочный солдатский телеграф, как обычно, предупредил комбата о приезде начальства.

Боридько без шинели выскочил из землянки.

Замер около "виллиса".

Гетман не спеша сошел с машины.

Махнул рукой:

-- Ладно, там доложишь.

Спустились в добротный блиндаж, отрытый еще немцами.

Дверь из толстых досок с железными скобами, стены выложены березовыми кругляшами. Откуда-то украденный раздвижной стол со следами полировки.

Немцы всегда обосновывались прочно, землянки оборудовали так, словно будут жить годами.

Махорка еще не перебила чужой запах, смешанный с сыростью.

Не раздеваясь, усаживаемся за стол.

Боридько докладывает о неудачной ночной атаке.

Гетман слушает не перебивая, качает головой в такт словам комбата.

Боридько поглядывает на командира корпуса, на меня. Его возбужденное лицо со светлыми глазами отражает горечь, надежду, предчувствие неприятностей.

-- Что, майор, ждешь, когда начальство долбить будет? -- поднимает Гетман голову.

Боридько обреченно улыбается, разводит руками -- ваша, дескать, воля.

-- Не стану клевать, Федор Петрович. Сделал, что мог. Давай думать, как дальше воевать.

Неожиданно Гетман перебивает себя:

-- Генерал Ломчетов был?

-- Ночью с нами ходил, боевой генерал...

-- Говорил что-нибудь?

-- Нет, все молчит, трубку сосет. С утра к подполковнику Гусаковскому поехал.

-- Поехал так поехал... Зови командиров рот. Я иду к танкистам.

Люди возятся у машин...

Не слышно обычных шуток, подначек.

Неудача горькими складками легла на хмурые лица. Там, в темнеющем впереди Бердичеве, дерутся стиснутые со всех сторон товарищи. Слабым эхом доносятся выстрелы.

Меня спрашивают об окруженных: будем вызволять?

-- Будем, обязательно будем, -- заверяю я. -- Только нелегко это.

Бойцы должны знать о прочной обороне немцев, о приказах гитлеровского командования, запрещающих сдачу Бердичева.

Рассказываю все, что мне известно о противнике, его приготовлениях, о настроениях немцев, об их планах вернуть Киев.

-- Ну это уж черта с два, -- вставляет кто-то.

И снова:

-- А хлопцы наши как там в городе?

-- Рад бы сообщить. Да знаю столько же, сколько вы.

Молчание.

Тяжелое молчание.

Мне дорога эта тревога за товарищей.

Если судьба попавших в беду людей сжимает твое сердце, лишает тебя покоя, значит, ты впрямь проникся чувством фронтового братства.

Быстро смеркается.

Наступает новогодняя ночь.

Мы сидим на сваленных деревьях.

Вспышки самокруток освещают перемазанные лица.

-- Может, нынче ночью по случаю Нового года попытаться? -- предлагает маленький танкист в шлеме, сползающем на глаза.

-- Может, -- соглашаюсь я.

Опять "виллис" и транспортер петляют по полям.

Ищем не найдем командный пункт бригады Гусаковского.

Когда совсем было отчаялись, а Гетман израсходовал весь запас ругательств, из кустов на слабо освещенную месяцем дорогу выскочил солдат.

-- Стой!

И, лязгнув затвором, вскинул карабин.

-- Чумной ты мужик, -- успокаивает солдата, вылезая из машины, Гетман. -- Сразу стрелять готов.

-- Виноват, товарищ генерал-лейтенант, -- узнал комкора боец.

-- Ни черта ты не виноват. Где капэ?

Машины свернули в кустарник.

Мы идем, не выпуская из рук провод, который нам показал часовой.

В темноте Гетман чуть было не свалился в ровик. Ругаясь, поднимается он в летучку командира бригады.

Слепит резкий электрический свет от маленькой голой лампочки, покачивающейся над столом.

Нелепо переломанные черные тени скользят по стенкам, потолку.

Доклад Гусаковского еще горше, чем доклад Боридько.

Да, немцы ударили во фланг, отсекли танки. Те автоматчики, что сидели на броне, проскочили в город, остальные либо полегли, либо откатились на исходные.

-- Что делает противник? -- помолчав, спросил Гетман.

-- Минирует подступы к своему переднему краю, подтягивает артиллерию, бросает ракеты.

-- Ждет нас?

-- По-видимому, ждет.

-- "По-видимому",-- раздраженно ворчал Гетман.-- Где донесения от Орехова?

Гусаковский протянул большой блокнот с узкокрылым орлом на обложке.

Гетман брезгливо поморщился.

-- Своей бумаги нет...

Читаем торопливые карандашные записи радиста, поддерживающего связь с Ореховым.

"31.12. 6:17. Нахожусь вместе с Карабановым в квадрате 13 -- 85. Веду бой пехотой и танками противника".

"31.12. 10:48. Вас слышу хорошо. Атаки противника прекратились. Подбитые танки действуют как неподвижные огневые точки. Один танк сгорел вместе с экипажем".

"31.12. 14:40. Отбили сильную атаку. Несу потери живой силе. Боеприпасы экономим. Прошу огонь по квадрату 13-86 б".

"31.12. 20:24. Отбили пять атак. Много раненых. Медикаментов нет. Положение сложное. Воды нет. Держимся. Вас слышу хорошо".

"31.12. 22:00. Противник ведет минометно-артиллерийский огонь. Маневрируем в квадрате 13--85. Положение трудное. Раненые в танках и в подвалах".

Одно донесение не совсем обычно.

На вопрос Гусаковского Орехов докладывал об отличившихся: звание, фамилия, телеграфно короткое представление к награде.

Гетман резко захлопнул блокнот.

-- Передайте Орехову: "Ч" три пятнадцать. Будем пробиваться в город. Где квадрат 13--85?

Гусаковский обвел карандашом площадь в районе вокзала, примерно 400 на 400 метров.

-- Ставьте задачи, организуйте взаимодействие. Я -- на передний край.

Гетман шумно встал, запахнул доху.

Потом вдруг, вспомнив, обратился к молчавшему все время Ломчетову:

-- У вас будет что-нибудь?

Генерал, не торопясь, вынул трубку, выпустил дым.

-- Нет, чего уж тут...

Я видел Ломчетова впервые.

Маленькое бледное лицо, мешки под узкими черными глазами, тонкогубый рот. Генерал очень худ, не по возрасту гибок в талии.

-- Если не возражаете, товарищ комкор, я с вами,-- говорит Ломчетов, надевая шинель.

Уже выйдя из летучки, Гетман бросил Гусаковскому:

-- Приготовьте к бою управленческие танки. Распорядитесь, чтобы почистили тылы: всех -- в атаку.

С молодым длинноногим командиром стрелкового полка, щеголявшим в хромовых сапогах со шпорами, я направился к пехоте.

Майор доложил, что у него в батальонах осталось по тридцать -- сорок активных штыков.

Обошли притихшие перед атакой роты, рассказывая бойцам об окруженных в городе танкистах.

Нехотя валил традиционный в новогоднюю ночь снежок.

Небо озарялось плавными всплесками ракет и медленно гасло. В темноте, зябко ежась, приплясывали солдаты. Стряхивали с ушанок снег, согнувшись, курили в рукав. Люди заметно устали, перемерзли. Мысли их в эту ночь бродили где-то далеко.

Артналет прогнал сонливость.

Слева затарахтели танки Гусаковского, затараторили скороговоркой пулеметы. Пехота тоже двинулась вперед.

По частым пушечным выстрелам из города можно было предположить, что немцы ждали этой атаки. Минные разрывы черными пятнами усеяли поле.

Молчаливый капитан, заместитель командира стрелкового полка по политической части, зло сплюнул, вынул из лаково блестящей широкой кобуры парабеллум и быстро пошел к залегшей впереди цепи.

Снег сыпал теперь густо, сплошняком.

Сглаживал воронки, следы танков. От белизны его посветлело.

Командир полка сменил наблюдательный пункт. Связисты ползли, разматывая катушку.

Неподалеку, справа, ударили танковые пулеметы немцев. Минные разрывы наползали на балку, в которой залегли батальоны.

-- Полковую батарею вперед! -- приказал майор.-- Выдвинуть разведвзвод на правый фланг.

Нагнулся ко мне, вытер мокрое от снега лицо.

-- Последний резерв пустил в дело.

Бойцы толкали короткоствольные полковые пушки.

Разведчики на бегу меняли автоматные диски.

По контратакующим немецким танкам ударила замаскированная на опушке иптаповская батарея. Короткое пламя распласталось над землей.

Бой принимал затяжной характер, и теперь рассчитывать на успех не приходилось. С нашими силами мы могли делать ставку лишь на стремительный рывок.

В летучке Гусаковского я застал Гетмана.

Он ходил из угла в угол.

Офицеры почтительно молчали. Ломчетов сосал свою трубку.

-- От Орехова ничего нет. Стрельба в городе вроде не такая сильная, -- сказал, ни к кому не обращаясь, Гетман и повернулся к углу, в котором сидел радист.

-- Вызывайте, все время вызывайте Орехова... Потом подошел к столу.

-- Товарищи офицеры, надо привести в порядок подразделения, днем снова будем атаковать, оттягивать силы от Орехова.

Ломчетов кашлянул.

Гетман вопросительно посмотрел на него.

Генерал вынул из брючного кармана кожаный кисет, не глядя, тонкими пальцами набил трубку и подошел к столу.

-- Да будет позволено мне сказать.

-- Пожалуйста, товарищ генерал, -- Гетман отодвинулся, пропуская Ломчетова.

-- Я не полномочен изменять решения комкора. Тем более в присутствии члена Военного совета армии. Однако полагаю своим долгом изложить здесь свои соображения, ибо буду докладывать их командованию фронта.

Он быстро обвел всех взглядом жестких черных глаз.

-- Считаю сегодняшнее ночное наступление ошибкой. А если не бояться резких слов -- авантюрой. Бригада и действующий с ней стрелковый полк не располагали достаточными силами для овладения городом. Теперь, как я слышу, готовится еще одна бессмысленная, по моему глубокому убеждению, атака...

-- Так ведь в городе наши люди, танки! -- перебил Гусаковский.

-- Да, товарищ подполковник, -- и люди, и танки. Война как мы знаем, без жертв не обходится... Окруженное подразделение будет героически защищаться и выполнит свой воинский долг до конца. А силы, находящиеся восточнее города, -- я имею в виду вашу бригаду, товарищ Гусаковский, -- пополнятся и во взаимодействии с подошедшими частями овладеют Бердичевом...

Офицеры -- кто с интересом, кто с недоумением, а кто и сочувственно -- прислушивались к веско произносимым словам.

-- На войне,-- продолжал Ломчетов,-- приходится порой жертвовать одними подразделениями, чтобы другие получили возможность выполнить боевую задачу. Это -- азы, и прошу прощения, что я вам их напоминаю.

В летучке стало тихо.

Монотонно стучал движок. В такт ему вспыхивало и опадало белое пламя лампочки.

Первым заговорил подполковник Сербии.

Заговорил горячо, жестикулируя, поправляя указательным пальцем ржавые стрелки усов.

-- Верно, совершенно правильно товарищ генерал нас учит, критикует наши ошибки, вскрывает недостатки... Надо нам перестраиваться в свете его указаний, делать выводы...

Гетман встал, исподлобья взглянул на Сербина, и тот умолк на полуслове.

-- Вы, товарищ генерал, о живых людях как о покойниках говорите, -- упругие щеки Гетмана побагровели, глаза сощурились.

Я знал, что Гетман -- человек очень выдержанный и, если он идет на прямой конфликт с представителем штаба фронта, значит, протест его сильнее всяких иных соображений.

-- Там люди кровью обливаются, -- гремел Гетман, забыв о своих мудро-житейских правилах. -- А вы, товарищ подполковник, -- Гетман резко повернулся к Сербину,-- больно спешите перестраиваться. Спешить надо было вчера ночью, когда Орехов вперед прорвался, а вы, вместо того чтобы с ним находиться, черт знает где болтались...

-- Я высказал свое мнение, -- поморщился Ломчетов. -- А вам, товарищ генерал-лейтенант, решать.

-- Не было так, чтобы танкисты своих братов на съедение врагу бросали,-- кипел Гетман. -- От каждой нашей атаки Орехову великая польза. Даже если не ворвались в город. Мы на себя те силы оттягиваем, который смяли бы его. Я атаки прекращу лишь в том разе, если прямой приказ дадут.

Гетман перевел дыхание и уставился на меня.

-- Такого приказа вы не получите,-- твердо сказал я. -- Военный совет армии согласен с вашим решением.

Генерал Ломчетов выразил только свое личное мнение.

Насчет того, что сил недостаточно -- верно. Но не всегда же числом воюем.

Ломчетов поднял брови.

Пожал плечами -- поступайте, мол, как знаете, мое дело сторона.

"На войне не без жертв... пожертвовать одними, чтобы потом овладеть городом".

Эти будто бы разумные доводы казались мне опасными, как зараза. От них сейчас веяло ледяным равнодушием.

Я, как Гетман и Гусаковский, считал, что мы должны выручать окруженных товарищей.

Решил сегодня же поговорить с политработниками бригады о помощи окруженной группе.

Помощь эта имела, помимо всего прочего, большой политический смысл.

В своей пропаганде мы настойчиво проводили одну мысль: тому, кто боится окружения, не место в танковых войсках; будешь в окружении, твердо знай -- тебя выручат любой ценой.

И вот человек с генеральскими погонами советовал махнуть рукой на попавших в беду танкистов, списать их со счета как "неизбежную жертву" и неторопливо, по всем правилам заняться подготовкой солидного наступления.

Немного стоила бы наша пропаганда, если бы мы так легко отказывались от помощи тем, кто попал в беду! А главное -- с каким бы чувством уходили танкисты в глубокий рейд?..

Возбужденный голос радиста прервал мои мысли:

-- Орехова слышу! Орехова!

Гусаковский сунул радисту блокнот. Карандаш быстро забегал по желтоватому разлинованному листу.

Мы читали из-за плеча радиста.

"1.1. 8:14. Ночь прошла спокойно. Противник вел артиллерийско-минометный огонь. Семь раненых умерло.

Плохо водой. Связались местным населением. Боеприпасы на исходе. Жду указаний".

Я взял микрофон.

Назвался и с помощью установившегося у нас нехитрого кода передал в эфир:

-- Все сделаем, чтобы помочь. Постараемся переправить боеприпасы и медикаменты. Противнику не дадим покоя. Военный совет верит в вашу стойкость. Держитесь, товарищи. Мы придем на помощь...

Потом поднес к глазам отпечатанные на машинке и подписанные Гусаковским реляции:

-- Вы, товарищ Орехов, и лейтенант Петровский представлены к званию Героя Советского Союза...

Дважды прочитал весь список представленных к наградам.

Едва я кончил, дверь летучки распахнулась.

Начальник разведки бригады громко доложил:

-- Прибыл человек от Орехова -- старшина Голомзик.

И пропустил вперед невысокого старшину с мятыми погонами на черной, туго перехваченной ремнем телогрейке. Из пропоротой на рукаве дыры лезла вата. Левая ладонь белела свежим, только что наложенным бинтом.

Старшина окинул всех взглядом широко раскрытых серых глаз. Скуластое крестьянское лицо было обожжено ветром и зимним загаром.

Мы сидели с Голомзиком в углу летучки.

Подходил то один офицер, то другой.

Послушает молча и спешит по своим делам.

Раза два останавливался возле старшины генерал Ломчетов.

Не выпуская изо рта трубку, сверлил Голомзика острыми черными глазами. Но Голомзик, рассказывая, никого и ничего не замечал. Он жил там, с окруженными в Бердичеве, и все происходившее по эту сторону было для него чем-то далеким и не совсем реальным. Он принес донесение и поведет обратно в окруженный город группу солдат с боеприпасами и медикаментами.

-- Отправляйтесь отдыхать, старшина, -- встал я.-- Впереди нелегкая ночь.

-- Да, товарищ генерал, ночка предстоит веселая...

Вытянулся и строго спросил:

-- Разрешите быть свободным?..

С улицы доносилась крутая ругань Гетмана.

Гусаковокий резко кричал в телефонную трубку. Начальник штаба чертил красно-синим карандашом на большом листе, что-то приговаривая себе под нос.

Бригада готовилась к очередной атаке.

Но и новая атака не принесла нам успеха.

Танки и стрелковые подразделения вернулись на исходные позиции.

Под вечер меня остановил Ломчетов:

-- Я остался при прежнем своем мнении, так же, вероятно, как и вы при своем. Считаю нужным незамедлительно доложить свою точку зрения командующему фронтом, о чем и ставлю вас в известность.

Я пожал плечами.

Говорить нам было не о чем.

Когда стемнело, группа Голомзика двинулась к передовой, чтобы пробраться в Бердичев.

Со старшиной отправлялось десять бойцов и один фельдшер -- все добровольцы. За плечами у них были вещмешки, набитые под завязку гранатами, бинтами, медикаментами.

Голомзик получил также несколько свежих номеров армейской газеты.

Мы с Гусаковским стояли под запорошенной свежим снегом сосной.

Мимо неторопливо, согнувшись под грузом "Сидоров", шли бойцы. Автоматы покачивались на груди в такт тяжелым шагам. Старшина Голомзик задержался около меня, кивнул головой и зашагал дальше в темень фронтовой ночи.

Неожиданно Гусаковский разговорился.

До того он все время мотался по частям, а появившись ненадолго на КП, сразу хватал телефонную трубку.

Армейская судьба его складывалась негладко.

В 1937 году он расстался с военной формой и лишь через два года, реабилитированный, вернулся в часть.

Начал войну помощником начальника штаба танкового батальона, а вот теперь возглавил бригаду. Я чувствовал, что его несколько связывает присутствие начальства, особенно -- молчаливо сосущего трубку Ломчетова.

Гусаковский со своей сложной биографией воспринимал это по-своему.

-- Из ума не идет давешний разговор с представителем штаба фронта,-- признался он.-- Гоняешь круглые сутки туда-сюда, а в мозгу свербит одно -- верно ли поступаем?..

Командование поддерживает, генерал Гетман согласен.

Но и Ломчетов не вчера на свет белый появился, тоже понимает вроде.

Откуда же у него такой ход мыслей? Не легко ли он чужими жизнями жертвует?..

Прежде думалось, для командира самое главное -- верно оценить обстановку, оперативно принять решение и проводить его...

Главное-то оно главное, да только это еще не все.

Ломчетов не хуже других обстановку понимает, а вывод у него противоположный нашему...

Не люблю, когда говорят: война без жертв не бывает. Кто же этого не знает? Зачем талдычить? Иной людей ни за грош уложит и спокоен: без жертв не бывает, для Родины ничего не жалеем...

А жертва жертве рознь.

Вот в чем суть...

Не впервой я наблюдал, как командир, получивший большую власть, начинает ломать голову над тем, что прежде представлялось совершенно ясным.

В нем пробуждалась тревога за людей, идущих по его приказу на смерть.

К утру подтянулся артиллерийский полк и своим огнем дружно поддержал атаки танков и пехотинцев.

Но и на этот раз кольцо прорвать не удалось.

Немцы подбросили свежие силы, хотя значительную часть их вынуждены были использовать на отрывке новых траншей и отсечных позиций.

В тринадцать часов получили по радио короткое донесение от Орехова: "Голомзик прибыл. Огурцы на исходе. Питание для раций кончается".

Ломчетов уехал на КП Ватутина и не возвращался.

Видимо, Военный совет фронта отклонил его доводы. Но то ли благодаря докладу Ломчетова, то ли в ответ на наши просьбы, над Бердичевом появились бомбардировщики.

Огибая площадь, занятую батальонами Орехова и Карабанова, они сбрасывали бомбы на передний край немецкой обороны, на свежевырытые траншеи, на огневые позиции.

В вечернем донесении Орехов благодарил летчиков.

Гетман усилил бригаду Гусаковского двадцатью танками, и атаки возобновились с новой яростью.

Мы понимали, во что обходится Орехову каждый час осады, представляли себе темный подвал под хлебозаводом, подбитые, но не сдающиеся танки, в которых уцелело по одному--два человека.

От осажденных пришла странная радиограмма: "Атакуют сверху".

Попросили повторить, Орехов снова сообщил: "Атакуют сверху".

Все эти дни немецкая авиация не появлялась над Бердичевом, не было ее и сейчас. Что же значит "атакуют сверху"

Гусаковский молчал, уставившись на серый ящик рации словно она могла ответить на наш недоуменный вопрос.

Теребил редкие волосы, мял пальцами мясистую нижнюю губу.

-- Кажется, догадываюсь. Их немцы с земли взять не могут. Решили пустить автоматчиков по крышам. В районе хлебозавода есть высокие здания. Вот и пользуются. Я

-- Чем можем помочь Орехову? -- спросил я.

-- Ничем... Ровным счетом ничем...

Гусаковский вышел и с силой закрыл за собой дверью

Наша артиллерия дала огневой налет по переднему краю немцев.

В это время рация заработала на прием.

Орехов просил огонь на себя.

Все, кто был в штабной машине, понимали, что это значит.

Я приказал ударить шрапнелью по квадрату 13--85.

Радиостанция снова перешла на прием.

Но Орехов молчал.

Я посмотрел на часы. С минуты на минуту должна была подойти стрелковая дивизия, переброшенная сюда по приказу Ватутина. Надо было встретить пехоту, помочь ей подготовиться к завтрашнему наступлению.

Лишь поздно вечером я вернулся в штабную летучку:

Начальник штаба, не дожидаясь расспросов, доложил:

-- От Орехова никаких известий. Вызываем каждые полчаса.

-- Вызывайте каждые пятнадцать минут...

Ночью в город отправились разведчики, чтобы выяснить судьбу окруженной группы. Но наскочили на засаду. На другом участке удалось захватить "языка". Это был смертельно испуганный пожилой немец, который ничего толком не знал и подобострастно повторял вопросы переводчика.

-- Есть в городе русские солдаты?

-- О да, есть.

-- Они сражаются?

-- О да, сражаются.

-- Они погибли?

-- О да, погибли.

-- Когда они погибли?

-- Давно погибли...

За всю ночь мы ничего не узнали об окруженной группе.

Но перед рассветом вернулся с передового наблюдательного пункта Гусаковский и сообщил:

-- Вроде бы стреляют у хлебозавода. Поручиться трудно, однако похоже...

Авиация помогла нам взломать "затвердевшую" оборону немцев.

В тесный прорыв, насквозь простреливаемый пулеметами, потекли танки с десантами на броне, побежали, падая и снова поднимаясь, стрелки. Миновав первую линию, атакующие разделились на два рукава. Один охватывал город с севера, другой продолжал движение на юго-запад, к площади у хлебозавода.

Немцы держались стойко, пока не почувствовали угрозу окружения.

Страх перед "котлом" сковывал немецких солдат, заставляя порой бросать отлично оборудованные позиции.

Транспортер мчится мимо бронированных колпаков, из амбразур которых торчат черные стволы пулеметов, мимо длинножерлых немецких пушек, мимо толстотрубых минометов.

Левее извивается речушка, вдоль которой пробирался к нам старшина Голомзик, позади осталось рассеченное траншеями и ходами сообщения поле. Замелькали одноэтажные домики Комнезамовки.

Здесь нет противника.

Танки идут не останавливаясь. Пехотинцы хоть и выбиваются из сил, но не отстают. Навстречу им бегут женщины, вылезшие из подвалов, бункерных ям, погребов.

Танкистам сейчас не до встреч.

Быстрее пробиться к своим, быстрее на площадь!

Первый, кого я вижу на площади, Гусаковский.

Пистолетом он указывает направление проносящимся танкам.

Я соскакиваю на землю.

-- Где Орехов?

-- Жив, во дворе.

Вот он -- двор хлебозавода. Обгоревший кирпич, остатки толстых стен, черные захламленные четырехугольники -- следы некогда высившихся здесь домов. Под самый большой, заваленный кирпичом, балками, рваной арматурой четырехугольник ведет лаз.

По нему, шатаясь, поддерживая друг друга, выползают раненые.

Прежде чем я успеваю приблизиться к подвалу, подъезжают санитарные машины.

В суматохе наступления Гусаковский не забыл вызвать их.

Передо мной стоит офицер в замасленном полушубке, из дыр которого свешиваются завитки грязноватого меха.

-- Не узнаете, товарищ член Военного совета?

-- Помазнев?..

-- Так точно. Он самый. Майора Орехова и вовсе не признаете. Товарищ Орехов! -- зовет Помазнев.

Подходит невысокий командир в шинели, натянутой поверх ватника.

Узкие раскосые глаза Орехова почти закрыты темными веками. Черная щетина, черные губы.

Сейчас не до расспросов.

Надо скорее эвакуировать раненых. Отсюда, из подвала и из танков. Необходимо проверить каждый танк. С иными из них не было связи двое-трое суток.

Спускаюсь в подвал.

Тесно, один подле другого, на тонко постеленной соломе, не покрывающей каменный пол, лежат раненые. Дальний угол теряется во мраке, который не под силу разогнать коптящим "катюшам".

После этого подвала морозный воздух кажется величайшим благом.

Капитан Карабанов, шея которого обмотана побуревшей от крови тряпкой, стоит, опираясь на палку, и глубоко, захлебываясь, дышит.

Бой откатывался на западную окраину города, за речку Гнилопять.

Здесь же, где еще недавно пылало побоище, где кирпич почернел от огня и крови, а убитых нельзя было похоронить, потому что снайперы и автоматчики караулили на крышах, вдруг стало тихо.

Люди, не оглядываясь, ходят во весь рост.

Женщины носят раненым воду, обмывают и поят их.

Ребятишки собирают гильзы.

-- ...Политработа была простая, -- рассказывал мне Помазнев, -- возьмешь с собой для ребят кусок хлеба да фляжку с водой (если вода есть) и где на ногах, где на животе -- пробираешься к какому-нибудь дальнему танку. У Орехова каждый на схеме был обозначен... А в танках всяко бывало. Добрался раз до младшего сержанта Беликова и узнаю: он один третьи сутки в машине сидит и здесь же с ним двое убитых. Представляете себе, какое состояние у человека? Сел я рядом. Он молчит. "Ты говорить разучился?" -- спрашиваю. "Не разучился, товарищ подполковник, но те слова, что раньше знал, теперь не годятся". -- "Тебе же майор Орехов передавал, чтобы уходил". -- "Никуда я не уйду, покуда живой".

-- А сейчас жив он? -- перебил я Помазнева.

-- Жив. Пятеро суток один отбивался. Я к нему дважды ходил. Когда второй раз пришел, обнял он меня, заплакал. Совсем пацан, двадцать шестого года, доброволец...

Помазнев перевел дух и продолжал:

-- Из каждого такого похода приносил заявления в партию. В одном Т-70 никого в живых не застал. Днем-то они еще отбивались, а тут снаряд боковую броню пробил. Но один, видно, не сразу умер. Написал, чтобы весь экипаж считали партийным. Заявление орудийным замком прижал...

И, может быть, потому что рассказывал это человек прозаический, серьезный, не склонный драматизировать события, человек с обыденно простым лицом, деловито достававший из порыжевшей полевой сумки клочки бумаги, на которых писались заявления, мне становилось не по себе. А казалось, столько уже позади, что теперь ничем нельзя потрясти душу...

Помазнев кончил и вопросительно посмотрел на меня:

-- Будут задания?

-- Завтра проведем делегатское партийное собрание. Пока другие батальоны далеко не оторвались. Надо, чтобы вся бригада узнала об этом. Докладчик Орехов. Помогите ему и сами подготовьтесь...

-- Верно. Партсобрание -- это сейчас уместно...

Из остановившегося "виллиса", кряхтя, вылез Гетман.

-- Бердичев -- наш!

Прищурился на небо.

-- Ишь валит, опять без авиации наступать придется.

На наших глазах преображалось все вокруг.

Снег торопливо укрывал развалины, бесформенные груды битого кирпича, наспех отрытые мелкие траншеи, обожженный металл танков.

См. далее...

Николай Кириллович Попель (1901 - 1980) - генерал-лейтенант танковых войск, автор книги "В тяжкую пору"...

*****************************************************************

Если посмотреть правде в глаза...

0x01 graphic

Свежий кавалер. 1847.

Художник Федотов Павел Андреевич (1815-1852)

Правда Драгомирова и "кривда" Толстого 59k Годы событий: 1897-1917. "Статья" История Комментарии: 1 (10/03/2007) Размещен: 22/02/2007, изменен: 12/03/2012. 59k. Статистика. 5070 читателей (на 2.11.2014 г.)

Сейчас мало кому известно о той нешуточной полемике, которая в конце ХIХ - начале ХХ вв. развернулась на страницах русской печати. Л.Н. Толстой, признанный писатель, и генерал М.И. Драгомиров, высоко чтимый среди русского офицерства, сошлись в поединке за честь и достоинство офицерского звания. Это было сражение не просто двух достойных людей, а битва за умы соотечественников. Исход этого сражения мог сильно повлиять на отношение образованного общества к военному делу, офицерству, пониманию необходимости укреплять обороноспособность страны.

Для нас эта дискуссия носит не историко-просветительский характер, а имеет важное практическое значение. На протяжении последних 20-ти лет, т.е. со времен перестройки М.С. Горбачева и в годы правления Б.Н. Ельцина у нас в стране неоднократно возникали дискуссии о необходимости обороноспособности, целесообразности вооруженных сил и роли офицерского корпуса. С начала 90-х года обществу усиленно навязывался миф о полной безопасности страны, ненужности вооруженных сил и "офицерах-дармоедах". Деятели культуры, науки и спорта разразились целым рядом открытых писем к гражданам и властям с призывом максимально сократить армию и флот и избавиться от ненужных офицеров и генералов.

При таком негативизме со стороны интеллектуалов вооруженные силы РФ стали терять офицерские кадры, особенно молодые, составляющие фундамент военной силы страны. Достаточно сказать, что морально-психологическая атака на умы молодых людей со стороны введенных в заблуждение или же сознательно действовавших интеллектуалов привела к тому, что из 100 поступивших в военное училище молодых людей, 50 отсеивалось из-за нежелания продолжать учебу и еще 25-30 выпускников покидали вооруженные силы страны в течение первого года офицерской службы. Продолжали офицерскую службу всего 20-25 человек из 100. Причем в числе ушедших 75-80 молодых людей много было достойных личностей, а среди оставшихся - большинство из тех, кому больше некуда податься...

Драгомиров, анализируя ход исторического развития, совершенно естественно пришел к выводу: не в нашей воле устранить войну, следовательно: "Лучшая подготовка к ней - развитие чувств, совокупность коих составляет воинский дух; без него, не взирая на совершеннейшее вооружение, армия - подлое стадо, неспособное сопротивляться врагу и более опасное своим, чем чужим"[1].

Исходя из понимания того, что в бою приходится считаться не с одними потерями в людях и орудиях, но и с утратой порядка, мужества, доверия, сплоченности, внутренней силы и духа войск, справедливо считать, что "важнейшим военным элементом является человек; а важнейшим свойством человека - его нравственная энергия" [2]; и тогда "... победа будет, до известной степени, в руках той армии, в которой солдаты проникнуты решимостью добыть ее, хотя бы ценою собственной гибели, ибо тот только может победить, т.е. погубить другого, кто сам способен решиться на погибель" [3].

Кодекс чести, верно отражающий национальный дух, национальное достоинство, верный национальным понятиям чести - это тот инструмент, благодаря которому можно и нужно укреплять нравственную энергию военнослужащих, столь необходимую для одержания победы над врагом.

Но противникам здравого смысла и оппонентам генерала Драгомирова было недосуг укреплять боевой дух воинов, они, эти "прогрессисты", спешили похоронить войну. И впереди всех был писатель Л.Н. Толстой.

Еще в "Войне и мире", а также в ряде статей он выдвигал ошеломляющие идеи, способные были нанести колоссальный урон идее защиты Отечества, званию солдата и офицера. В частности, в "Солдатской памятке", в "Письме к фельдфебелю" он утверждал, что армия нужна не народу, а правительству и всем тем лицам высших сословий, примыкающим к правительству, чтобы иметь средство для властвования над рабочим народом, а защита от внешних врагов - только отговорка[12].

Второй противостоящей силой был "цвет" русского общества, аристократия и интеллигенция. Во второй половине - конце ХIХ века в этой среде особенно ярко стало проявляться следующее уродливое[15] явление: полное пренебрежение высших слоев общества к проблемам армии и вооруженной защиты России в мирное затишье, некий всплеск патриотических чувств и внимания к этим вопросам с началом очередной военной кампании и злорадство пишущей и политиканствующей интеллигенции по поводу военных неудач России.

Драгомиров был в числе немногих[16], кто силой своего писательского, научного, военного и публицистического таланта пытался противостоять этой тенденции, старался правильно расставить точки в спорных вопросах войны и мира, армии и народа, солдат и офицеров, мирных задач армии и боевой подготовки войск. Его военные произведения с большим успехом печатались в России, переводились на иностранные языки и имели широкое хождение на родине и за рубежом. По поводу каждого крупного события военной жизни в стране напряженно ожидали: "А что скажет по этому поводу Драгомиров?" И он, как правило, быстро откликался на все вопросы, волновавшие русскую общественность и офицерский корпус.

Драгомиров не писал специального Кодекса офицерской части[19], но все его труды основаны на четких и ясных понятиях о воинской доблести, которые берут свое начало от доблестных русских витязей, выдающихся русских князей, от Петра Великого и А.В.Суворова.

Изложив, таким образом, исторические обстоятельства и факторы, мы вправе определить те методологические основы, на которых сформировался Кодекс офицерской чести генерала М.И.Драгомирова.

В противовес многим досужим и унизительным оценкам офицерской профессии, М.И.Драгомиров, следуя мысли Петра Великого[22], так определил свое понимание офицерства: "Велика и почетна роль офицера ... и тягость ее не всякому под силу. Много души нужно положить в свое дело, чтобы с чистой совестью сказать: "много людей прошло через мои руки, и весьма мало между ними было таких, которые оттого не стали лучше, развитее, пригоднее для всякого дела" [23].

Это - первое методологическое кредо генерала Драгомирова.

Второе - понимание офицерства, как особого вида братства, скорее даже, ордена, в котором все равновелики, равноответственны и крепко связаны между собой узами товарищества. Вступивший в это братство имеет перед собой только два пути: 1)действовать, не нарушая законов чести, товарищества, взаимовыручки, или 2)покинуть его (братство), если не в состоянии жить по высшим законам чести или в случае нарушения хотя бы малейшего требования этих законов.

Третье - патриотизм, честное и самоотверженное служение интересам отечества, преклонение перед отечественными героями, национальными воинскими добродетелями[25], исключающими какое бы то ни было умаление достоинств русского человека, пренебрежение отечественными воинскими традициями, уроками национальной истории. Из этой духовной сокровищницы, равняясь на лучших защитников Отечества, учитывая национальные особенности русского человека, его исторические идеалы, естество, можно строить и выстроить могущественное здание военной силы России.

При всей своей нелюбви к военачальникам и умалении их роли, Толстой все же вынужден признать глубочайшую прозорливость и мужество М.И. Кутузова:

"Действия его - все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1)напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2)победить их и 3)изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска" [30].

Ни гнев Александра I, ни козни людей из его окружения, ни соображения его военных товарищей-полководцев, * ничто не могло поколебать его.

М.И.Кутузов - наш национальный тип военачальника, способный рискнуть не на карте, а перед грозным врагом, принести в жертву жизнь многих людей, орудий и знамен, вверенного участка позиции ради достижения победы над врагом. Так может поступить только особенно воспитанный человек, обладающий высокими нравственными качествами: удивительным пониманием своего долга, благородным и неустрашимым духом, горячим желанием победы, заставившим молчать все личные чувства.

Четвертое положение - ясная и четкая ориентация на простых смертных людей, говоря словами генерала Н.Морозова, рядовые массы командного состава, которые бы не гонялись за блестящими эффектами, не искали красивых лавров, а смело и твердо шли в бой, гордые своим высоким призванием и крепкие своим понятием о долге и истинном благородстве[34].

Изучение трудов М.И.Драгомирова показало, что Кодекс чести русского офицера в своем основании имеет ряд составляющих:

во-первых, это православная вера, служащая внутренним стражем нравственности, цементирующей силой войска русского.

во-вторых, это гуманизм.

в-третьих, законность отношений.

в-четвертых, всякому своя самостоятельность и своя ответственность.

в-пятых, пример старшего

Обращаясь к конкретным идеям Кодекса чести русского офицера, необходимо отметить, что в нем есть две части: во-первых, мысли, относящиеся ко всем военнослужащим * это его "Военные афоризмы" и "Солдатская памятка"; во-вторых, * принципиальные нравственные суждения, относящиеся к офицерам.

"Военные афоризмы" и "Солдатская памятка"генерала Драгомирова[41]

Мысли М.И.Драгомирова о долге, чести и доблести русского офицера

Сегодня уже не первый год "артиллерия крупного калибра" бьет по своим. Не нужно никого навлекать со стороны: "свои" все раздолбят в пух и в прах, не боясь в усердии лоб расшибить. Примечательно и то, что иные "канониры" в погонах, с большими звездами, лупят по своим не с меньшим азартом, а с большим пылом.

Иной хотел бы заступиться "за бедного гусара", да побаивается гнева основных политических тусовщиков. А тот, кому по долгу службы надо бы это сделать, мелькает где-то на задворках политической кухни, боясь расстаться с насиженным креслом и потерять милость идеологических заправил.

Так кто же за "бедного гусара" замолвит словечко?

В последние годы много грязи вылилось на мундир нашего офицера. "Таежный роман" представил таких офицеров, которые не снились в страшном сне А.И. Куприну, когда он работал над своим "Поединком" и представлял русскому обществу мечтательного и наивного подпоручика Ромашова, в противовес нравственным уродам, типа Назанского, Арчаковского, Клода и др.

И только "Грозовые ворота" за последнее время, по моему мнению, показали достойных офицеров и тем немного сняли горечь обиды за тех, кто, несмотря ни на что, служит честно и достойно.

Однако, пока школьный учитель и вузовский педагог будут относиться к профессии офицера, в лучшем случае, с иронией, в худшем - с сарказмом, а телевидение представлять хитрых прапорщиков Шматко и его недалеких командиров, в обществе будет господствовать негативный взгляд на армию, а мнение представителей комитета "Солдатских матерей" будет решающим и негативным в оценке всего офицерского корпуса.

Пора бы и войсковому начальству научиться вступаться за своих офицеров, а не продолжат выдавать их "с головой" любому, желающему покуражиться над ними. Примеров тут много...

И последнее: Господа-товарищи, не рубите сук, на котором сами сидите. Упадете и больно будет не только вам, но и многим другим.

Запомните это!

0x01 graphic

Волки ночью. 1910.

Художник Степанов Алексей Степанович (1858-1923)

Ящик Пандоры 1917-го 212k Годы событий: 1917. "Документ" История Комментарии: 8 (18/01/2008) Размещен: 11/02/2007, изменен: 12/03/2012. 212k. Статистика. 4635 читателей (на 3.11.2014 г.)

Собрание свидетельств очевидцев трагедии русского офицерства в феврале-октябре 1917 г. об истинных виновниках этих событий).

90 лет назад Россия стала свидетельницей свершившейся драмы: тысячи офицеров пали жертвой кучки негодяев, которая хотела, говоря словами П.А. Столыпина, "великих потрясений", для того, чтобы с еще большей жадностью грабить страну и наживаться на бедствиях, горе и несчастии своих сограждан.

Если кто-то думает, что речь идет о большевиках, то его ждет разочарование. Это потом, в октябре 17-го года, они перехватили власть из рук тех, кто начал смуту в России еще в феврале. Это "гучково-милюковы" и К? устроили смуту и все сделали для того, чтобы вызвать недовольство обывателей, наэлектризовать толпу.

На пути этой мерзкой группки стояла армия, которая, как известно, всегда и везде держится на офицерстве. Без офицеров армия - толпа неуправляемая, жестокая и очень опасная - более своим, чем чужим.

Нашелся и подлый способ устранить офицеров: в крупных городах, Москве, С-Петербурге, Севастополе и т.д. "домогатели власти" организовали зверские убийства солдатами и матросами своих офицеров. После этого армия раскололась на жаждущих мести офицеров и бесчинствующих, готовых к новым преступлениям солдат и матросов.

Армия, как преграда на пути к власти, была устранена всего в течение 3-4 недель.

Но, развязав буйство толпы, ее организаторы не рассчитали своих сил и не смогли взять бразды правления в свои руки. Мастера политических интриг оказались негодными правителями и вскоре сами вынуждены были капитулировать перед большевиками, бежав за границу к припрятанным там капиталам, особнякам и дворцам...

Тех же, кого они втянули в братоубийственную войну на протяжении долгих лет проливали кровь и кончили тем, что либо обрели "покой вечный", либо получили "право" на нищенское существование вдали от родины. Не пощадила судьба и тех, кто волей-неволей остался в России... Горше всего, конечно, была не судьба предателей, изменников, шкурников и приспособленцев, а незабвенных сынов отечества - простых русских офицеров, верой и правдой служивших Отечеству и так подло преданных "солью земли"...

Хоть и прошло 90 лет с той поры, но, как мне кажется, никто из "гучково-милюковых" и их потомков так и не покаялся в тяжком грехе перед русским офицерством.

Но и в самом офицерстве того времени не было должного осознания факта предательства со стороны политико-экономической "элиты".

Мало кто и из нынешних политиков и историков делает верные выводы из тех прискорбных событий февраля-октября 1917 г. для современной практики. А надо было бы!!!

"Опыты всех минувших войн в одинаковой мере подтверждают то громадное значение, которое в жизни народов и ар-мий принадлежало и принадлежит командному составу.

Если дисциплина есть душа армии, то командный состав по справедливости можно назвать ее сердцем.

Вот почему все антигосударственные партии при всех попытках внутреннего переворота старались, прежде всего, внести раскол между народом и солдатом, с одной стороны, и офицером -- с другой и подорвать его авторитет; вот почему и французская, и русская революции первой своей целью стави-ли неистовое уничтожение старого командного состава, вырос-шего на традициях государственности, усматривая в нем опас-ную силу".

Далее привожу извлечения из следующих источников:

-- А. Верховский. Россия на Голгофе

-- А. Будберг. Дневник. 1917 г.

-- А.Ф. Редигер. Мартовские события в Петрограде

-- П.Н. Краснов. Армия на распутье

-- А.Н. Деникин. Очерки русской смуты

-- С.Е. Рабинович Борьба за армию в 1917 г.

-- П. Краснов. На внутреннем фронте

-- В.Б. Станкевич Воспоминания. 1914-1919 гг.

-- И. Калинин Русская Вандея

-- П.Н. Врангель. На фронте и в тылу в дни переворота

-- А. Мариюшкин. Трагедия русского офицерства

-- А.А. Керсновский. Без Веры, Царя и Отечества

0x01 graphic

Лошади и борзые.

Художник Сверчков Николай Егорович (1817-1898)

Явись сейчас Скобелев 37k Годы событий: 1861-1917. "Статья" История Комментарии: 12 (03/03/2007) Обновлено: 17/02/2009. 37k. Статистика. 3674 читателей (на 2.11.2014 г.)

...Нужно поставить во главе армии, на посту министра - героя, военного генерала, а не штатского. Тут решительно необходимо знаменитое имя, уважаемое, если не обожаемое всей армией. Явись сейчас Скобелев (допустим чудо), с ним взошло бы закатившееся солнце веры в себя. (М.О. Меньшиков)

Увы, этой идее М.О. Меньшикова, блестящего военного публициста конца ХIХ - начала ХХ веков, не суждено было сбыться. Власть слабая боится сильных личностей, особенно в военной среде. Таким, как М.Д. Скобелев путь в военные министры заказан... Почему так?

Давайте разберемся.

Михаил Дмитриевич в качестве представителя генерального штаба побывал на границе с Бухарским ханством, выезжал на Кавказ, под руководством Н. Столетова участвовал в экспедиции на юго-восточные берега Каспийского моря. В 1872 г. Скобелев стал подполковником. В 1873 г. он участвовал в Хивинском походе русских войск под командованием генерала К. Кауфмана, имевшем целью принудить хивинского хана к мирным отношениям с Россией. В 1873 году, командуя авангардом войск, действовавших против Хивы, М.Д. Скобелев участвовал в делах под Итабаем, Ходжейли, Мангитом, Ильялами, Хош-Купыром, Джананыком, Авли и Хивой, а также и в иомудской экспедиции. В августе того же года он произвел скрытую и опасную экспедицию к Ортакую. Уже тогда его встретил на боевом поле Мак-Гахан и посвятил ему не одну из самых задушевных и блестящих страниц своего описания Хивинского похода. Через год после того мы уже видели Скобелева в южной Франции. Поехал он в Париж, но, наскучив бездействием и заинтересовавшись партизанскими действиями карлистов, пробрался к Дон Карлосу, оборонительные действия которого считал более достойными изучения, чем действия регулярной испанской армии. Тут он был свидетелем битв при Эстеле и Пепо-ди-Мурра

Из сражений он вышел сформировавшимся полководцем, добившимся признания своей деятельности не путем интриг или чьего-либо содействия, а лишь благодаря собственным заслуга

Заслуга Скобелева состояла в том, что все свои планы он строил на осмысленном выполнении воинского долга, на доскональном знании изумительных боевых качеств русского солдата

Неординарность Скобелева, заслуги в войне создали ему заслуженный авторитет не только в русской армии, но и у военных всей Европы

В кругу близких Скобелев не раз говорил: "Мой символ краток: любовь к Отечеству, наука и славянство. На этих китах мы построим такую политическую силу, что нам не будут страшны ни враги, ни друзья! И нечего думать о брюхе, ради этих великих целей принесем все жертвы".

Как истинный патриот, Скобелев сознавал в себе способность и мощь вдохновить целый народ и вдохновил его.

Антинемецкие настроения Скобелева не мог не учитывать Александр II. С первых шагов по немецкой земле Скобелев ощутил не только неприязнь к себе, но и пренебрежительное отношение к России.

Скобелев вернулся на родину в угнетенном настроении. Все увиденное на маневрах в Германии утвердило его в мысли, что война с немцами неизбежна. До поздней осени он трудился над составлением отчета, предупреждая правительство, что никакое "шапкозакидательство" недопустимо

Без Скобелева, однако, официальный Петербург обойтись не мог. Никто не знал Среднюю Азию лучше него и никто иной не мог разрубить гордиев узел неудач русских войск, прочно завязанный на берегах Каспия[8].

Ознакомившись подробно с материалами, Скобелев пришел к выводу, что неудача экспедиции кроется в слабом материальном оснащении и в отсутствии должного снабжения. Представленный Скобелевым расчет был всеобъемлющ, а подбор помощников говорил о том, что он умеет ориентироваться в массе военных и знает истинную цену каждому.

В самом начале экспедиции Скобелев выдвинул формулу: "Верблюды, верблюды и еще раз верблюды". Да, без этих "кораблей пустыни" невозможно было рассчитывать на успех в походе.

В конце мая 1881 года Скобелев прибыл в Петербург. Для него были далеко небезразличны события, которые произошли в столице империи в его отсутствие. Официальные сообщения о покушении и смерти Александра II во многом дополнили подробные рассказы родственников. Но слушая их, Скобе-лев невольно ловил себя на мысли, что вместе с уходом из жизни Александра II внезапно оборвалось взаимопонимание, которое, он, можно сказать, завоевал.

Новый самодержец Александр III встретил прославленного генерала крайне сухо, даже не поинтересовался действиями экспедиционного корпуса.

Популярности Скобелева в то время мог позавидовать любой из европейских правителей. Вокруг Скобелева складывалась обстановка ненависти, зависти к че-ловеческом личности, к блестящему, ясному и дальновидному уму, к уникальным военным дарованиям, к трудолюбию и терпению. В нем придворная камарилья видела опасного конкурента, и потому полный генерал пребывал все еще на должности командира корпуса. Слухи, муссировавшиеся в обеих столицах, пророчили военный переворот во главе со Скобелевым и даже определяли его дату -- день коронации Александра III, и даже то, что Скобелеву суждено взойти на российский престол под именем Михаила III.

Сознавая в себе возможного лидера, Скобелев пытался найти поддержку в военных кругах, где Александр III не имел авторитета.

22 апреля 1882 года Скобелев, после короткой беседы с императором накануне, отбыл в штаб корпуса в Минск. Закрепить уроки войны, создать в русской армии атмосферу подлинной боевой учебы, искоренить крепостнические пережитки, клещом впившиеся в вооруженные силы России, -- вот тот минимум задач, который ставил перед собой Скобелев.

Трудно и, по существу, невозможно судить о дальнейших планах Скобелева, в которые он посвящал только близких. Известно, что 22 июня 1882 г. он выехал в Москву. 25-го ужинал в гостинице "Англия" (на углу Столешникова переулка и Петровки), затем спустился в гости к некоей девице Альтенроэ, а ночью она прибежала к дворнику и сказала, что в ее номере умер офицер. Прибывший медик констатировал смерть Скобелева от паралича сердца и легких. Подозрения в том, что он пал жертвой политического убийства, так и остались подозрениями.

Историкам известна фраза фельдмаршала Мольтке: "Не скрою, что смерть Скобелева доставила мне радость"... В этом случае немка Ванда [девица, в номере которой был найден Скобелев] могла быть агентом германского генштаба, который с ее помощью убрал Скобелева, как опасного противника в будущей войне.

Александр III направил Надежде Дмитриевне письмо: "Страшно поражен и огорчен внезапной смертью вашего брата. Потеря для Русской армии трудно заменимая и, конечно, всеми истинно военными сильно оплакиваемая. Грустно, очень грустно терять столь полезных и преданных своему делу деятелей". В искренности этих слов трудно усомниться.

Историческая оценка первых гражданских военных министров России

Керсновский, автор замечательной книги "История Русской Армии" 9в 4-х т.) пишет о последствиях первом назначении военным министром А.И. Гучкова:

Краткое резюме

Явись такой, как Скобелев, и все в вооруженных силах современной России пойдет совсем по-другому...

А пока балом правит другой...

**********************************************************************

0x01 graphic

Россия. Застигнутые бурей.

Художник Сверчков Николай Егорович (1817-1898)

Труд выполнен в

Научно-исследовательском центре

Военной академии Генерального Штаба

Вооруженных Сил РФ

Автор-составитель

А.И. КАМЕНЕВ

Боевое искусство русских полководцев (ХIХ - начало ХХ в.) / Наука побеждать. В 7 т. Т.2. Авт.-сост. А.И. Каменев; Под ред. В.С. Чечеватова; ВАГШ ВС РФ. - М., 2002. - 467 с.

Данный том является хронологическим изложением боевого искусства русских полководцев со времен Кавказских войн (начало ХIХ в.) до 1-ой мировой войны 1914-1918 гг. Работа предназначена для научных работников, преподавателей, слушателей и курсантов военно-учебных заведений. Идеи, изложенные в работе, могут быть полезны органам власти и управления Российской Федерации при подготовке и принятии решений по военным вопросам.

No А.И. Каменев, 2002 г.

ВВЕДЕНИЕ

Исторически достоверно установлено, что народы, так же как и отдельные лица, имеют свои характеры, свои наклонности, нравы, страсти, обычаи, свой дух и свою храбрость. Во все времена полководцами справедливо ценилась сила духа войск, взаимовыручка, способные сплотить всю армию в один мощный организм. В то же время, недооценка требований и задач национальной психологии применительно к военному делу, в определенные периоды нашей истории, заставляла обращаться к заграничным источникам. Особенное значение имели руководства из Германии, пользовавшиеся большим престижем после ее счастливых войн. "Свои самобытные пути и самостоятельная мысль стушевывались. Германия возвеличивалась, становилась на пьедестал, казалась чем-то высшим и лучшим по сравнению со своим. Ее почти боялись и тем более, чем меньше понимали. Русская психика по отношению к будущему противнику подавлялась". Нужно ли говорить о том, какой серьезный ущерб боевому и моральному духу войск наносит такая практика?

Где следует искать истоки названного явления? Думается, в том, что одной из особенностей, определивших направление просвещенных умов в России, было то, что после известного Манифеста Петра III "о вольности дворянства", западное влияние, доселе еле просачивающееся в русскую жизнь, "хлынуло сюда широкою волною, и ... прежние пути, по которым оно направлялось, из едва заметных тропинок стали торными дорогами". Сие приобщение к западной цивилизации можно было бы приветствовать, если бы не одно обстоятельство, исказившее идейную жизнь России. Суть в том, что стесненные доселе рамками жестких церковных, сословно-этических, должностных и иных предписаний дворяне с головой окунулись в жизнь Запада. Европа шокировала и "перековывала" русского человека: уезжая из Москвы с тревогой и враждебным чувством к Западу, навигаторы или дипломаты нередко возвращались с сознанием его превосходства; дальнейшим шагом являлась критика своих порядков, сознание негодности и мысль о замене их новыми, заимствованными с Запада. Незрелый ум, быстрые и резкие суждения приводили к скоропалительным выводам о превосходстве Запада и отсталости России. Если формально так и было, то с точки зрения обязанностей гражданина следовало бы на место огульной критики существующих порядков поставить желание и умение поправить положение дел на родине. Но, критиковать и обличать легче, чем врачевать заболевшего и оказывать ему посильную помощь.

Думается, вся наша беда заключается в том, что мы, русские, сами себя в должной мере не знаем. В невежестве этом нам "помогают" и недруги России, которые пытаются "вызвать Россию на отречение от себя самой" и привить ей "дух западной цивилизации" и тем самым "обезвредить ее природную силу, поработить ее духовно и нравственно".

Интеллигенция, подхватившая из рук дряхлеющего дворянства знамя духовного лидерства, не оправдала надежд нации. Погрязшая в партийной борьбе, склоках между собой, превратно понимая свою миссию, зараженная доктринерством, увлеченная "передовыми" западными идеями, умеющая говорить, но не творить, она и сегодня (как и в ХIХ - ХХ вв.) не в состоянии выполнить роль единоличного духовного лидера нации. Как и 200 лет назад среди тех, кто влияет на политику, общественное мнение, умы граждан, воспитание молодежи, не так много патриотов, заботящихся о благе России и ее граждан, но несметное число тех, кто пропитан корыстью, шкурничеством, прагматическим расчетом... Можно ли ждать от этих людей, зовущих себя "солью земли" блага для своей Родины? Ответ здесь только один: нет!

В силу специфики России и русского характера, всегда было так: разумная, полезная инициатива, как правило, исходило из низов. Простой русский человек был куда более "государственник", чем самый крупный чиновник. В России всегда было много (да есть и сейчас!) "левшей" (Н.С. Лескова), да мало тех чиновников, кто заботится о благе России подобно тульскому работяге. "Соль земли" русской составляют патриоты России, не кричащие на митингах и демонстрациях и прилюдно выражающих свою "любовь" к ней, а делающие благо для своей страны каждый на своем месте, без надежды на благосклонность властей, почести и привилегии, т.е. бескорыстно, с искренним желанием подставить свое плечо под общую ношу.

Думается, не к интеллигенции, как обособленной группе людей, должен быть направлен призыв стать духовным пастырем народа, а к тем честным патриотам, которыми русская земля всегда была богата. Прав был И.А. Ильин, который еще в 1934 г. сказал, что "ныне бороться за Россию и победить могут только люди, воспитавшие и закалившие в себе национальный духовный характер; они должны найти друг друга, сговориться и сорганизоваться". Нам представляется вся сложность этой задачи сегодня в условиях резкой политизации общества. Но безмерно велика и цена - сорганизовать мыслящих патриотов России. И тот, кому это удастся сделать, заслужит признание ныне здравствующих россиян и их потомков.

Наряду с самопознанием национальных особенностей, не менее важной задачей является познание того института, которым являются вооруженные силы. Задача эта не новая, но и не менее актуальная ныне. В свое время С. Кедрин предупреждал русское общество, правительство и военное руководство: "Без знания своей армии не может быть никакого движения вперед, ибо только солидарная осведомленность о своих институтах может открыть своевременно их достоинства и недостатки. Не зная своей армии, мы можем лишь слепо верить в ее мощь, а потому и жестоко поплатиться за свою неосведомленность".

Знание вооруженных сил покоится на знании национальной психологии ведущей (определяющей) нации, понимании природы войны, боя, психических явлений, сопутствующих боевой обстановке, а также психики различных категорий военнослужащих: простого солдата, частного начальника, главнокомандующего (старшего войскового начальника).

Исторический опыт, однако, показывает, что "мы нередко упускаем из вида наши национальные особенности, а потому не можем никогда ни воспользоваться преимуществами своего народа и страны, ни устранить некоторые недочеты".

Ошибка многих наших правителей (за исключением, пожалуй, великих князей Владимира, Александра Невского, Дмитрия Донского, Иоанна Клиты, царей Иоаннов III и IV, императора Петра Великого и императрицы Екатерины II) состояла в том, что они или не понимали свой народ, презрительно относились к нему, или же действовали во вред исконным интересам русского народа, но в угоду державам иностранным.

В то же время деятельность Петра Великого показывает как много может сделать русский народ при умелом верховенстве. При таких правителях как Петр Великий, становится очевидным значение вооруженной силы для государства: его развитие, самостоятельность и независимость, достижение (реализация) национальных интересов, связанных с расширением жизненного пространства, выходом к морям и международным коммуникациям, обретение уважения со стороны близких и дальних соседей, сведение к минимуму агрессивных устремлений недругов, их желаний поживиться за чужой счет, _ все это невозможно без надежной армии и флота. Только при таком Императоре как Петр Великий все внешние акции Армии и Флота продиктованы национальными интересами, а не стремлением других государств использовать потенциал России, ее армию и флот в своих корыстных интересах (как то было во времена Петра III, Павла I, Александра I и Николая II). Петру Великому принадлежит заслуга особого рода: он умел прививать на "русском теле" ростки западной цивилизации, не подрывая, не гася природной энергии русского народа. У него не грех сегодня учиться тем, кто правит Россией.

Сила Петра Великого как руководителя нации состояла в его всесторонней умелости, государственности и прозорливости. Вот почему сегодня следует ставить вопрос о наличии этих качеств у первых лиц государства Российского. В первую очередь речь должна идти о необходимости серьезной психологической и военной подготовке первых лиц государства Российского. Только это может исключить разного рода авантюры и шараханья в таком тонком деле, каким является дело военное. Не пора ли в России открыть "высшую стратегическую школу" для действующих первых лиц государства (с серьезным уклоном в область духовных и психологических проблем)?

Говоря об Армии, как самостоятельном организме, не следует забывать что победоносная, непобедимая армия - могучее дерево, выросшее на почве своей родной страны, с корнями, глубоко проникшими в ее духовную и физическую толщу. Степень мощности дерева зависит от тех живительных соков, которые оно пьет из страны, из общества, и которые, перерабатываясь в школе армии, не теряют все же своей первоначальной сущности. Отсюда - громадная роль писателей, затрагивающих вопросы в области духа, из области повседневной жизни общества и армии в философских и беллетристических произведениях, так как на их поучениях и образцах воспитываются мысли и чувства современников.

В войнах XIX - ХХ вв. главной двигательной силой борьбы было национальное начало. Один только беглый взгляд на историю этих столетий показывает, какое громадное значение для приведения в движение народных масс получает национальный принцип. Опыт пережитых войны заставляет ныне все прогрессивные государства строить свою вооруженную силу на воспитании в подрастающем поколении чувства глубокого патриотизма, других высоконравственных начал в народе и в его вооруженных защитниках. Нужно ли говорить о том, как мало сделано в этом направлении у нас?

В военной литературе исследованию значения "нравственного элемента" в войсках отведено весьма почетное место, в форме теоретических положений и виде богатого материала, выясняющего различные способы владения "нравственным элементов" великими полководцами всех народов и времен. Нравственный же элемент, как понятие собирательное, вмещает в себя всю сумму душевных явлений, от наиболее возвышенных, поднимающих человека в его собственных глазах, и кончая простыми, обыденными, так сказать, присущими человеку, как живому существу. Тем не менее, приходится констатировать, что необходимые для осмысления факты и примеры разбросаны по значительному числу источников, многие из которых стали библиографической редкостью. Учитывая важность проблемы и необходимость совершенствовать "моральную упругость войск", целесообразно дать в собранном виде те материалы, которые не утратили своей ценности на сегодняшний день. Эту цель и имеет данная книга.

До последней поры считалось ненужным (а то и вредным) писать о негативных психологических проявлениях на войне, как-то: страхе и панике. Бой представляет собой величайшую драму, происходящую не только на поле боя, но и в душе бойца: человек в бою ставит на карту самое дорогое, жизнь, в силу чего человек ввергается в водоворот таких событий и явлений, которые в иные (мирные) времена не могли бы иметь место и за все время существования. Даже храбрейшим воинам приходится считаться со страхом. Другое негативное явление - паника - психологическое проявление одного из явлений ослабленного духовно войска. Явление это парадоксальное: до того дисциплинированное войско превращается в неуправляемую толпу, бежит от воображаемого или же малочисленного противника. Здравомыслящий полководец не может игнорировать указанные реалии. "...Элемент страха должен быть всегда принят во внимание, как специфический фактор психологии боя", - писал в свое время Н.Н. Головин. Страх, паника, другие психические явления боя и боевой деятельности следует изучить в максимально возможной степени, чтобы вносить соответствующие поправки в решения полководца, его обращения, боевые распоряжения и т.п.

Не следует думать, что войска, раз дисциплинированные и обученные, таковыми останутся на протяжении всей кампании. Существуют кризисные моменты боя, есть и пределы нравственной упругость войск. Командир не может до бесконечности эксплуатировать моральный фактор... Упадок духовной энергии так же опасен, как и потеря людей, оружия, техники, занимаемых позиций, а в особые периоды войны и боя утрата способности сопротивляться, наносить удары по врагу является основной причиной поражения. Вот почему стремление выдающихся полководцев "бить по воображению" противника всегда стояло на первом плане в их боевой деятельности.

Великие русские полководцы всегда ценили взаимовыручку, значение безостановочного движения вперед, стремление "положить душу за други своя", инициативу и самостоятельность частных начальников и рядовых воинов, внезапность, "быстроту, натиск, глазомер", прекрасно понимая, что эти психологические составляющие боевой мощи войск всегда утраивают или даже удесятеряют их войска и в столь же большой степени ослабляют войска противника. Они прекрасно понимали значение командирского слова в боевой обстановке, проявление внимания к простому солдату и все делали для того, чтобы их появление в войсках, слово, обращенное к бойцам, поднимало дух солдата, вселяло в них уверенность в победе и вызывало стремление одолеть врага. Экономия духовных сил в подготовительный период боя и крайнее напряжение в кризисе боя (т.е. в решительный период боя), - всегда вели к боевому успеху.

Придавая большое значение привычке, навыку, опыту, зная о силе воображения, выдающиеся русские полководцы учили войска только тому, что было необходимо им для боя и для победы. Они всячески старались исключить из программы подготовки и из воображения солдат и офицеров то, что снижало боевой дух войск, развивало уныние, подрывало веру в отцов-командиров, вызывало сомнение в победе или же преувеличенное мнение о противнике. Но они никогда не обманывали своих солдат, не приукрашивали действительности, не умаляли опасности, не расходовали зря человеческие жизни. Прежде, чем чему-то учить войска, они сами учились, не боясь обратиться за советом к более опытным и знающим солдатам и офицерам. Русские полководцы прекрасно понимали силу личного примеры и в трудные минуты боя бросали в бой последний резерв - самого себя. Солдаты ценили такое самопожертвование, но никогда не восхищались напускной бравадой, бесцельным риском, неоправданным лихачеством и т.п.

Секрет побед наших выдающихся полководцев заключен не в гениальности принятых и проведенных ими в жизнь тактических или стратегических решений. Он в другом: в знании психологии войны и боя, психологических особенностей ведомых им войск, в умении верно рассчитать психологию предстоящего сражения. Выведя на возможно большую величину все позитивные психологические составляющие своих войск, снизив психологические данные войск противника, экономя до поры кризиса духовные силы войск и дав им полностью проявить себя в решающее время, они с успехом били противника.

Невероятно велик арсенал психологических средств русских полководцев. На каждый случай нет рецептов. Но есть опыт великих и умелых воителей, который ждет тех, кто становится в ряды вооруженных защитников России. Часть этого опыта представлена в данной книге.

При подготовке данного тома использованы труды следующих русских историков, писателей, военачальников и офицеров: Аксакова И.С., Апухтина А.Н., Баланина Д., Белинского В.Г., Бескровного Л.Г., Блюме В., Бобровского П.О., Богословского М., Болотникова И.Н., Будберга А., Буртомеева В., Бутурлина Д.П., Верховского А.И., Волгина А. М., Волкова С. В., Воронецкого В., Галкина М.С., Гастева М., Геруа А., Глиноецкого Н., Головина Н.Н., Грулева М.В., Гучкова А.И., Давыдова Д.В., Делюбрюк Г., Деникина А. И., Дермана В., Достоевского Ф.М., Драгомирова В.М., Драгомирова М.И., Дрозд-Бонячевского, Ермолова А. П., Заглухинского В., Загоскина Н., Заичкина И.А., Зенченко М.В., Зыкова А., Изместьева П.П., Ильина И. А., Калинина И., Калнина Э. Х., Каменева А.И., Карамзина Н.М., Карцова П.П., Касвинова М. К., Кедрина С., Керсновского А.А., Клаузевица К., Клеман де-Грандпре, Ковалевского Н.Ф., Колесникова Н. В., Коломина С., Комеровского Л., Короткевич В., Костомарова Н.И., Краснова П., Крит М., Кудленко С.О., Лазаревича Ю., Лебедева В. И., Легар, Лескова Н.С., Мажного Д., Макарова С.О., Маслова И., Масловского Д.Ф., Месснера Е., Милюкова П., Милютина Д. А., Михневича Н.П., Морозова Н.А., Никулищева Б., Оберучева К. М., Павленко Н. И., Парского Д., Петрушевского А.Ф., Попова В.В., Почкаева И.Н., Пушкарева И., Ратч В., Режепо П., Резанова А. С., Розеншильд-Паулин, Романовского, Рыскина Н., Свечина А.А., Синюкова В.А., Снегирева И., Соколовского И.В., Соловьева К., Станкевича В.Б., Сухомлинова В., Теплова Б.М., Теттау, Толмачева Я., Толстого Л.Л., Толстого Л.Н., Трескина Д.Н., Уварова М., Федотова Г., Флуг В., Холманских А.Е., Червинки Я. В., Чернавина В. К., Шалапутина Н., Шишова А.В., Яковлева П.П. и др.

Труд подразделен на два взаимосвязанных раздела: раздел основной содержит извлечения из работ по психологии боя и сражения (труды П. Изместьева, Б. Никулищева, В. Заглухинского, А. Зыкова, Д. Мажного, Б. Теплова). В приложении (раздел второй) содержатся извлечения из трудов В. Белинского, М. Гастева, Н. Карамзина, И. Аксакова, И. Снегирева о психологии великоросса, а также мысли Ф. Достоевского, И. Ильина о задачах грядущей России. Следующая часть приложений раскрывает особенности психологии русского солдата. Здесь также приведены сведения о ярких примерах боевой доблести русских воинов, 117 поучительных примеров из русской политической и военной истории от Святослава до Николая II, 79 реляций, донесений, приказов, распоряжений, рапортов и предписаний русских полководцев и советы генералу о том, как писать и что говорить на войне и о войне.

Профессор А. Каменев

0x01 graphic

В метель.

Художник Сверчков Николай Егорович (1817-1898)

См.: Михневич Н.П. Эволюции и прогресс в военном деле: Сообщение на собрании членов Общества ревнителей военных знаний // Общество ревнителей военных знаний. Кн.I .- СП б., I906. - С.50-51.

Вот что пишет Дюра-Лассаль, ссылаясь на опыт Петра Великого: "Чтобы доказать генералам, как необходимо для них знание народа, к которому принадлежат его войска, приведем пример из истории России: несмотря на неудачи, которые претерпел Карл ХII во время зимы I709 г., он не оставил намерения и надежды дойти до Москвы; но для этого он должен был занять Полтаву, место, где русский царь устроил свои магазины. Взятием этого города король Шведский открывал себе вторично путь к столице России, и мог доставить своей армии все пособия, которых она уже давно была лишена. В конце мая он обложил крепость и спешил осадою со свойственной ему горячностью. Петр Великий, чувствуя, как важна была для него Полтава, собрал военный совет, чтобы узнать, какими средствами можно было бы скорее заставить Карла ХII снять осаду. Некоторые генералы хотели окружить короля Шведского и сделать вокруг его армии большой окоп, чтобы заставить его сдаться; другие предложили сжечь и разорить весь край на сто миль в окружности, чтобы отнять у шведов все средства продовольствия; некоторые, наконец, были того мнения, что надобно было еще раз попытаться на сражение, ибо в противном случае Полтава могла быть взята приступом. Тогда царь, обратясь к генералам, сказал: "Так как мы решили сразиться со Шведским королем, рассмотрим средства, которое нужно употребить, чтобы остаться победителями. Шведы стремительны, имеют хорошую дисциплину, хорошо обучены; Русские равняются с ними в храбрости, но они менее искусны в бою и дисциплина у нас слабее; нужно стараться уничтожить преимущество Шведов. В открытом поле наши войска всегда были разбиваемы искусством и ловкостью маневрирования наших неприятелей: нужно сделать это превосходство бесполезным. По моему мнению, следует приблизиться к шведскому войску, соорудить вдоль фронта нашей пехоты несколько редутов с глубокими рвами, укрепив их рогатками и палисадами и занять пехотою; это потребует несколько часов работы, и потом мы будем ожидать неприятеля за нашими редутами; он должен разделиться, чтобы атаковать укрепления, потеряет много людей, будет ослаблен и расстроен, когда дойдет до нас; как не подлежит сомнению, что он снимет осаду и атакует нас, когда увидит, что мы близко, то нам нужно выступить с таким расчетом времени, чтобы явиться пере ним к вечеру, и как он отложил нападение до следующего дня, то мы между тем, во время ночи, построим редуты". Военный совет согласился с мудрым предложением царя; план его был выполнен, и, как всем известно, все случилось как предвидел этот великий человек. Таким образом, знание своего народа покрыло славою Петра Великого и навсегда избавило Россию от опасного врага". - См.: Дюра-Ласаль Л. О звании генерала или о воспитании, образовании, познании и достоинствах, нужных главнокомандующему и прочим офицерам для командования армией. Основано на правилах великих полководцев ученых и знаменитых писателей древнего и настоящего // Военная библиотека, т.I. - СП б., 1871. - С.362-363.

Драгомиров В. Подготовка Русской Армии к Великой войне. I. Подготовка командного состава // Военный Сборник .- кн. IУ.- I923 .- С.110.

Манифест был объявлен Петром III 17 января 1762 г. на заседании Сената. В правительственном сообщении говорилось, что император "объявил Сенату свое решение - дворянам службу продолжать по своей воле, сколько и где пожелают, и когда военное время будет, то они все явиться должны на том основании, как и в Лифляндии с дворянами поступается". - См.: Корф С. А. Дворянство и его сословное управление за столетие. 1762 - 1855. - СП б., 1906. - С.4.

Богословский М. Быт и нравы русского дворянства в первой половине ХVIII века. М., 1906. - С.1.

Там же. - С.15.

Аксаков И.С. Славянофильство и западниченство. I860 - I886. Статьи из "Дня", "Москвы", "Москвича", "Руси". - т.II. - М., I886. - С.53.

Мы не имеем возможности подробно остановиться на указанном вопросе, имея в виду, что этот "дух" входит в явное противоречие с духовными ценностями России, всегда самобытного и самодостаточного в духовном смысле государства. Даже, заимствуя у Византии религию, Русь никогда не становилась в услужение Византийской империи, а тем более не подпадала под ее духовный гнет, несмотря на то, что первые духовные пастыри были именно из Византии.

Аксаков И.С. Указ. соч. - С.53.

В повести Н.С. Лескова "Левша" поражает чистота и цельность русского характера. Простой тульский работяга не только английскую блоху подковал, но и государственную мудрость проявил будучи в Англии: присматривал как англичане ухаживают за оружием, чем чистят, как смазывают. Лежа на смертном одре, он пытался рассказать об увиденном царю, да не смог... Зато граф Чернышев (военный министр) закричал на своего слугу, который донес до него слова Левши: "Знай свое рвотное да слабительное, а не в свое дело не мешайся: в России на это генералы есть". - См.: Лесков Н. С. Левша: Сказ о тульском косом левше и стальной блохе. - Калининград, 1981. - С.47. [Генералы в России всегда были и есть, да вот беда: не у каждого из них такое отношение к России и ее благу, как у Левши.]

Ильин И. А. Творческая идея нашего будущего. Об основах духовного характера: публичная речь, произнесенная в 1934 году в Риге, Берлине, Белграде и Праге. - СП б., 1993. - С.8. [К сказанному можно добавить еще одну мысль И.А. Ильина: "Идеи вообще рождаются не в хаосе, а в созерцании; и не авантюристами, а верными патриотами. Масса, да еще кипящая в слепых страстях, не создает ничего жизненного. Гете был прав: масса может иметь великие заслуги в драке, но силы ее суждения остается жалкою". - См.: Там же. - С.5.]

Кедрин С. Военная история, как один из главных источников прогресса военного дела // Братская помощь. - 1908. - N4. - С.41.

К категории частного начальника относятся все те командиры, которые исполняют волю главнокомандующего (командующего самостоятельной частью войск).

Кедрин С. Указ. соч. - С.42.

Всякого рода россказни о сокрушении основ русской самобытности несостоятельны, что можно увидеть из прекрасной статьи В.Г. Белинского "Россия до Петра Великого", помещенной в данном томе. К данному свидетельству следует добавить мнение В.О. Ключевского, выраженное в следующем: "Как относился Петр к Западной Европе? Предшественники поставили Петру между прочим и такую задачу - "все делать с примеру сторонних чужих земель", именно земель западноевропейских. И в этой задаче было много уныния, отчаяния в национальных силах, самоотречения. Как принял ее Петр? Как он смотрел на отношение России к Западной Европе, видел ли он в последней всегдашний образец для первой, или западноевропейский мир имел для него лишь значение учителя. С которым расстаются по окончании выучки?.. Петра часто изображали слепым беззаветным западником, который любил все западное не потому, что оно было лучше русского, а потому, что оно было непохоже на русское, который хотел не сблизить, а Ассимилировать Россию с Западной Европой. Трудно поверить, что всегда расчетливый Петр был расположен к таким платоническим увлечениям. Из обзора жизни Петра мы видели, как в 1697 г. под прикрытием торжественного посольства, в свиту которого замешался и Петр под вымышленной фамилией, снаряжена была секретная воровская экспедиция с целью выкрасть у Западной Европы морского техника и техническое знание. Вот для чего нужна была Петру Западная Европа. Он не питал к ней слепого или нежного пристрастия, напротив, относился к ней с трезвым недоверием и не обольщался мечтами о задушевных ее отношениях к России, знал, что Россия всегда встретит там только пренебрежение и недоброжелательство. Составляя в 1724 году программу торжественной оды или чего-то подобного на празднование годовщины Ништадтского мира, Петр писал между прочим, что все народы особенно усердно старались не допустить нас до света разума во всем, особенно в военном деле; но они проглядели это, точно у них в глазах помутилось... Вот почему хочется верить дошедшему до нас через много рук преданию о словах, когда-то будто бы сказанных Петром и записанных Остерманом: "Нам нужна Европа на несколько десятков лет, а потом мы к ней должны повернуться задом". Итак, сближение с Европой было в глазах Петра только средством для достижения цели, а не самой целью. Чего же хотел он добиться этим средством? В ответ на это вопрос надобно припомнить, зачем посылал Петр десятки русской молодежи за границу и каких иноземцев выписывал из-за границы. Посланные обучались математике, естествознанию, кораблестроению, мореплаванью; выписывали офицеров, кораблестроителей, мореходов, фабричных и других мастеров, горных инженеров, а потом правоведов и камералистов, знающих науку управления, особенно финансового. С помощью тех и других Петр заводил в России то, что он видел полезного на Западе и чего не было в России. У России не было регулярной армии - он сформировал ее; не было флота - он построил его; не было удобного морского пути для внешней торговли - он армией флотом отвоевал восточный берег Балтийского моря; была слабая промышленность добывающая и почти отсутствовала перерабатывающая - после него осталось более 200 фабрик и заводов; для всего этого необходимо было техническое знание, - заведены были в столицах морская академия, школы навигацкая и медицинская. училища артиллерийское и инженерное, школы латинские и математические и до полусотни начальных цифирных школ в губернских и провинциальных городах да столько же гарнизонных для солдатских сыновей; казны недоставало на покрытие государственных расходов - Петр увеличил доходный бюджет в три слишком раза; недоставало рационально устроенной администрации, способной вести все эти сложные новые дела, - специалисты - иноземцы помогли учредить новое центральное управление... Он хотел не заимствовать с Запада готовые плод тамошней техники, а усвоить ее, пересадить в Россию самые производства с их главным рычагом, техническим знанием... Трудовое поколение, которому достался Петр, работало не на себя, а на государство, и после усиленной и улучшенной работы ушло едва ли не беднее своих отцов. Петр не оставил после себя ни копейки государственного долга, не израсходовал ни одного рабочего дня у потомства, напротив, завещал преемникам обильный запас средств, которыми они долго пробавлялись, ничего к ним не прибавляя. Его преимущество перед ними в том, что он был не должником, а кредитором будущего". - См.: Ключевский В.О. Сочинения. Т.4. - М., I958. - С.77.

См.: Куропаткин А.Н. Влияние произведений графа Льва Николаевича Толстого на умственное развитие наших офицеров и нижних чинов // Военный сборник. - I911. - N4. - С.161.

См.: Головин Н.Н. Предисловие к книге П.Н Краснова "Душа армии". - В кн.: Душа армии. - М., 1997. - С.24,25.

См.: Яковлев П.П. Влияние веры на военное деле в нашей и иностранных армиях. Очерк. - М., 1900. - С.26 - 27.

См.: Головин Н.Н. Исследование боя. Исследование деятельности и свойств человека как бойца. - СП б., 1907. - С.52.

0x01 graphic

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 05/11/2014, изменен: 05/11/2014. 108k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 10 штук. Скачать FB2	Ваша оценка:
Аннотация: В истории есть сказ о том, как русские мастера, подковав стальную блоху английскую, совершенно посрамили их. "Туляки ("Левша"), люди умные и сведущие в металлическом деле, известные также как первые знатоки в религии", предупреждали государя, "что у англичан ружья кирпичом не чистят: пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни бог войны, они стрелять не годятся" (Н.Лесков). А доведи они левшины слова в свое время до государя и поражения в Крыму не было бы...

Каменев Анатолий Иванович Солдатский телеграф

Каменев Анатолий Иванович
Солдатский телеграф