ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Тезисов о традиции беззакония

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

Мое кредо:

http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html

Я готов подарить офицерам (воинской части, ВВУЗам, конкретным людям) часть моих трудов, из авторской "Энциклопедией русского офицера" .

0x01 graphic

"Куда кривая выведет" 1859

Художник Тимм Василий Федорович (Георг Вильгельм) (1820-1895)

А. Деникин

ТЕЗИСЫ О ТРАДИЦИИ БЕЗЗАКОНИЯ

(Фрагменты из книги "Очерки русской смуты")

Армия вне партий, армия , она за закон. Вовлекать армию в политику - преступление. Она не должна принимать участия во внутренней политической борьбе своей страны: она громадная сила и мощь народа, она слишком грозна, чтобы примкнуть к той или другой партии. Она за закон и действует против беззакония.

И. Болотников

(Опыт настольной книги для гг. офицеров .- СП б., 1910)

"Мы" и "они". Тыл. Традиции беззакония

Борьба Вооруженных сил Юга окончилась поражением. Это обстоятельство наложило свой мрачный колорит на восприятия и переживания, на мысль и память людей. И тех, что томились под властью большевиков и, пережив краткое время просвета, вернулись вновь во тьму советского застенка. И тех, что вместе с последним клочком родной земли потеряли все -- Родину, семью, добро, весь смысл своего существования... Эти углубленные личными переживаниями картины прошлого -- в рассказах, отчетах, мемуарах -- вытесняют часто и те положительные стороны, которые были в истории Белого Юга.

"Народ встречал их с радостью, на коленях, а провожал с проклятиями..."

Так формулируют часто приговор над белым прошлым.

С проклятиями!..

Не потому ли, что мы -- побежденные -- уходили, оставляя народ лицом к лицу с советской властью? Ведь следовавшие за нами большевики не вносили умиротворения; их правление было жестоким, их совдепы, чека и прочие институты не были гуманнее, справедливее "буржуазно-помещичьих губернаторов"; суды большевистские были беззаконны и бессмысленны; народу при большевиках не становилось ни легче, ни сытнее; наконец, Красная армия приносила гораздо более разорения, чем Белая...

Невзирая на все отрицательные стороны белого режима, разница его с отходившим советским была слишком наглядна и разительна. Прежде всего упразднялась система террора, и жизнь освобождалась от тяготевших над ней нестерпимого гнета, ужаса, неуверенности в завтрашнем дне, взаимной подозрительности. На смену тюремных оков, душивших мысль, совесть, всякое индивидуальное проявление личного и общественного, расходившееся со взглядами коммунистической партии, появлялась кипящая жизнь обществ, союзов, политических партий, профессиональных организаций.

Неизмеримо поднялась добыча в каменноугольном бассейне, и хотя очередной транспортный кризис парализовал в известной степени ее успехи, повлекши за собой одно время и топливный кризис, но "кладбище фабрик и заводов" оживало с каждым днем. Свобода торговли и общественная самодеятельность в хозяйственной области вызвали к жизни множество кооперативных товариществ, частью самостоятельных, частью объединенных в крупные союзы. Городские и земские самоуправления жили почти исключительно на правительственные ассигнования; к осени начался переход от полуназначенных городских управлений к выборным, за немногими исключениями давший преобладание национально-демократическим элементам; в значительной степени устранялась правительственная опека над городским хозяйством.

Деревня испытывала общие тяготы и бедствия, сопряженные с гражданской войной.

Обиды от проходящих войск, злоупотребления местных властей и "возвращающиеся помещичьи шарабаны" -- факты бесспорные. Но тягость их все же ограничивалась и умерялась: во-первых, естественным путем -- трудностью, зачастую невозможностью проникновения в деревню "шарабанов" вне фронтовой полосы и вне окрестностей крупных городов -- с одной стороны, и обильным урожаем, посланным судьбою в 1919 году, -- с другой; во-вторых, правительственными мероприятиями: запрещением самоуправного восстановления собственности, возмещением за незаконные реквизиции, ссудами, предоставленными сельским обществом на обсеменение и сбор хлеба, освобождением или отсрочкой по отбыванию воинской повинности хозяйственным одиночкам, нормированием и снижением арендной платы за землю и вообще рядом законодательных актов, подводивших некоторое юридическое обоснование под факт земельного захвата. Повсеместно переход к нам новых территорий вызывал в них резкое понижение стоимости хлеба и предметов первой необходимости.

Наконец, белый режим приносил свободу церкви, печати, внесословный суд и нормальную школу.

Все эти явления заглушались бездной наших нестроений и потонули в общей пучине того всеобъемлющего, всесокрушающего и всенивелирующего события, имя которому поражение. Когда пройдут сроки, отзвучат громы и переболеет сердце, бесстрастное перо историка остановится и на положительных сторонах государственного строительства Юга.

Распространяться об этом я не буду.

Вопрос об отношениях, создавшихся ко мне лично, принадлежит к области чисто субъективных восприятий и может быть освещен только извне. Скажу лишь, что успех или неудача прежде всего влияли на эти отношения и что напор шел и справа, и слева.

Я остановлюсь лишь несколько на крайних проявлениях общественного ко мне внимания в виде готовившихся на мою жизнь покушений...

О них органы сыска и контрразведки докладывали часто. Где там была правда, где заблуждение или вымысел, определить трудно. У меня лично не было никогда ощущения нависшей опасности. До лета 1919 года не было решительно никакой охраны, кроме почетного караула у дома, и я пользовался полной свободой передвижения. Затем под давлением общественных деятелей, вопреки моему запрещению, штаб установил секретную охрану, достаточно примитивную и только тяготившую меня. Простой прием -- отъезд на автомобиле, а их было мало и не хватало для охранной службы -- избавлял, впрочем, от этой тягостной опеки.

Розыскные органы сообщали о целом ряде готовившихся покушений со стороны большевиков, а с ноября 1919 года -- и со стороны кубанских самостийников.

Одна партия "террористов", направлявшаяся из Харькова в Таганрог, была обнаружена донской контрразведкой, и пятеро участников "боевого отряда" по приговору донского полевого суда были казнены. Но спустя некоторое время контрразведка Ставки получила сведения, что весь этот заговор явился якобы чистой провокацией и казнены были невинные... По этому весьма темному делу велось следствие, но результаты его до моего отъезда из России не были мне доложены.

Были сведения о командировке на Юг социал-революционера Блюмкина, убийцы Мирбаха, с поручением от большевиков...

На процессе правых социал-революционеров в Москве в 1922 году выяснились некоторые, лично меня касающиеся детали. Некто Семенов, оказавшийся провокатором, предложил ЦК партии "убрать обоих", то есть Колчака и Деникина, но получил отказ: "Колчак разогнал Учредительное собрание, расстрелял многих наших товарищей. Но Деникин еще Учредительного собрания не разгонял, его позиция не выявилась. Пока мы при нем имеем легальную возможность работать".

Осенью 1919 года какой-то анонимный доброжелатель сообщал мне из Киева о боевой организации левых социал-революционеров, имевших задачей убить меня. Эти показания впоследствии совпали вполне с рассказом Каховской, находившейся в составе боевой дружины, которая, действительно, после убийства в Киеве Эйхгорна перебралась в Ростов, где довольно долго подготовляла покушение на меня.

Не придавая тогда никакого значения письму, я его порвал, не передав в штаб. На это дело потрачено было социал-революционерами много времени и денег. Для реабилитации себя в неудаче не очень самоотверженные террористы ссылались на ряд встреченных ими совершенно непреодолимых трудностей, не раз анекдотического характера.

Зачастую эсэровская разведка, говорит Каховская, давала "сильно преувеличенные сведения": "Деникин бывает в Ростове раз в неделю на заседании Верховного совета (очевидно, "Особое совещание". -- Авт. ). Каждый раз место заседаний меняется. С вокзала он едет загримированным, в закрытом автомобиле, причем всегда в ряду других, таких же автомобилей..."

По свидетельству той же Каховской, неудача постигла и боевые группы, посланные в Одессу и Харьков. При этом последняя, "растеряв по дороге взрывчатые вещества и оружие... бессильно смотрела в нескольких шагах на принимавшего парад Деникина".

Летом 1919 года появились сведения о готовящемся покушении со стороны крайних правых; в числе участников называли генерала Комиссарова, вероятно, и тогда уже состоявшего одновременно на службе и у большевиков.

Некоторое время с этой стороны было тихо, и лишь в начале 1920 года в связи с усилившейся против меня кампанией в Севастополе "освящался нож", который должен был "устранить" меня. Желающего им воспользоваться, вероятно, не нашлось. Мне лично все эти рассказы казались следствием излишней впечатлительности осведомителей или бравадой заговорщиков. Тем более, что мои прогулки по улицам Екатеринодара, Новороссийска и Феодосии облегчали до крайности возможность убийства.

Оппозиция находила отклик и в недрах правительственных учреждений.

В начале декабря 1919 года поступил доклад лица, занимавшего видное положение в "Осваге", о том, что якобы готовится убийство начальника штаба генерала Романовского и что центром организации является "бюро секретной информации" "Освага".

Гражданской частью Государственной стражи произведено было по этому делу расследование, обыск в "бюро" и аресты. Улик по данному обвинению не нашлось. Но попутно развернулась картина интриги, питавшейся из казенного сундука, слежки за главнокомандующим, субсидирования оппозиционной правой организации и таинственной связи "бюро" с анонимными группами, стремившимися к перевороту. Расследование затрагивало и высокопоставленных лиц.

Считая неуместным возбуждение подобного политического дела в дни переживаемых нами тогда потрясений (декабрь), я ограничился удалением со службы нескольких чинов "Освага" и расследование велел прекратить.

Лучший следователь -- история, если только ее будут занимать эти мелочи нашей жизни.

Развал так называемого "тыла" -- понятие, обнимающее в сущности народ, общество, все не воюющее население -- становился поистине грозным. Слишком узко и элементарно было бы приписывать "грехам системы" все те явления, которые, вытекая из исконных черт нации, из войны, революции, безначалия, большевизма, составляли непроницаемую преграду, о которую не раз разбивалась "система".

Классовый эгоизм процветал пышно повсюду, не склонный не только к жертвам, но и к уступкам. Он одинаково владел и хозяином и работником, и крестьянином и помещиком, и пролетарием и буржуем. Все требовали от власти защиты своих прав и интересов, но очень немногие склонны были оказать ей реальную помощь. Особенно странной была эта черта в отношениях большинства буржуазии к той власти, которая восстанавливала буржуазный строй и собственность. Материальная помощь армии и правительству со стороны имущих классов выражалась ничтожными в полном смысле слова цифрами.

И в то же время претензии этих классов были весьма велики...

Долго ждали мы прибытия видного сановника -- одного из немногих, вынесших с пожарища старой бюрократии репутацию передового человека. Предположено было привлечь его в "Особое совещание". Прибыв в Екатеринодар, при первом своем посещении он представил мне петицию крупной буржуазии -- о предоставлении ей под обеспечение захваченных советской властью капиталов, фабрик и латифундий широкого государственного кредита. Это значило принять на государственное содержание класс крупной буржуазии, в то время как нищая казна наша не могла обеспечить инвалидов, вдов, семьи воинов и чиновников...

Чувство долга в отношении отправления государственных повинностей проявлялось очень слабо. В частности, дезертирство приняло широкое, повальное распространение. Если много было "зеленых" в плавнях Кубани, в лесах Черноморья, то не меньше "зеленых" -- в пиджаках и френчах -- наполняло улицы, собрания, кабаки городов и даже правительственные учреждения.

Борьба с ними не имела никакого успеха.

Я приказал одно время принять исключительные меры в пункте квартирования Ставки (Екатеринодар) и давать мне на конфирмацию все приговоры полевых судов, учреждаемых при главной квартире, о дезертирах. Прошло два-три месяца; регулярно поступали смертные приговоры, вынесенные каким-нибудь заброшенным в Екатеринодар ярославским, тамбовским крестьянам, которым неизменно я смягчал наказание; но, несмотря на грозные приказы о равенстве классов в несении государственных тягот, несмотря на смену комендантов, ни одно лицо интеллигентно-буржуазной среды под суд не попадало.

Изворотливость, беспринципность вплоть до таких приемов, как принятие персидского подданства, кумовство, легкое покровительственное отношение общественности к уклоняющимся, служили им надежным щитом.

Не только в "народе", но и в "обществе" находили легкий сбыт расхищаемые запасы обмундирования новороссийской базы и армейских складов...

Спекуляция достигла размеров необычайных, захватывая в свой порочный круг людей самых разнообразных кругов, партий и профессий: кооператора, социал-демократа, офицера, даму общества, художника и лидера политической организации. Несомненно, что не в людях, а в общих явлениях народной жизни и хозяйства коренились причины бедствия -- дороговизны и неразрывно связанной с ней спекуляции.

Их вызвало общее расстройство денежного обращения и товарообмена, сильное падение труда и производительности и множество других материальных и моральных факторов, привнесенных войной и революцией.

Торгово-промышленный класс видел средство "вырвать торговлю из рук спекулятивных элементов" в "широкой поддержке государственным кредитом, оказываемой крупным и солидным торговым организациям...". Но и этот способ возбуждал в нас известное сомнение, принимая во внимание ту суровую самокритику, которую вынесли сами представители класса: "...совещание считает своим долгом указать на угрожающее падение нравственного уровня во всех профессиях, соприкасающихся с промышленностью и торговлей. Падение это охватило ныне все круги этих профессий и выражается в непомерном росте спекуляции, в общем упадке деловой морали, в страшном падении производительности труда..." (из резолюции торгово-промышленного совещания в Ростове. Октябрь 1919 г. ).

Обыватель не углублял причин постигшего его бедствия.

Он видел их только в спекуляции и в спекулянтах, против которых нарастало сильнейшее и справедливое возбуждение. Под влиянием этих общественных настроений я предложил Управлению юстиции выработать законоположение о суровых карах за злостную спекуляцию.

В. Н. Челищев затруднялся выполнить это поручение, считая, что само понятие "спекуляция" имеет столь неясные, расплывчатые формы, что чрезвычайно трудно регламентировать его юридически, что в результате могут получиться произвол и злоупотребления. Я провел все-таки через военно-судебное ведомство, в порядке верховного управления, "временный закон об уголовной ответственности за спекуляцию", каравший виновных смертной казнью и конфискацией имущества.

Бесполезно: попадалась лишь мелкая сошка, на которую не стоило опускать карающий меч правосудия.

Лишь оздоровление народного хозяйства могло очистить его от паразитов. Но для этого, кроме всех прочих условий, нужно было время.

Казнокрадство, хищения, взяточничество стали явлениями обычными, целые корпорации страдали этим недугом. Ничтожность содержания и задержка в его получении были одной из причин этих явлений. Так, железнодорожный транспорт стал буквально оброчной статьей персонала. Проехать и отправить груз нормальным путем зачастую стало невозможным.

В злоупотреблении проездными "литерами" принимали участие весьма широкие круги населения. В нем, например, изобличены были в свое время и состав редакции столь демократической "Родной земли" Шрейдера, и одна большая благотворительная организация, которая распродавала купцам предоставленные для ее нужд "литеры" по договору, обусловливавшему ее участие в 25 процентах чистой прибыли...

Донское правительство, отчаявшись в получении хлеба с Кубани, поручило закупку его крупному дельцу Молдавскому. Хлеб действительно стал поступать массами, хотя и обошелся донской казне чрезвычайно дорого. При этом вся Кубань и все железные дороги края были покрыты контрагентами Молдавского, которые по таксе и по чину совершенно открыто платили попудную дань всей администрации от станичного писаря и смазчика до... пределов не знаю.

В Кубанской Раде поднят был даже вопрос о том, что "Молдавский развратил всю администрацию". Мне, кажется, однако, что сетования Рады были не совсем основательны: лиходатели и лихоимцы только дополняли друг друга на общем фоне безвременья.

Традиция беззакония пронизывала народную жизнь, вызывая появление множества авантюристов, самозванцев -- крупных и мелких. Для характеристики приведу несколько незначительных, но характерных эпизодов, задевавших непосредственно меня...

В одесской контрразведке подвизался в темных делах какой-то чин, именовавшийся моим "родственником" и приобретший служебный иммунитет... Такую же роль играла на черноморских курортах какая-то дама, назвавшаяся моей сестрой... Во время переезда по Азовскому морю одна неизвестная мне особа, предполагая скоро разрешение от бремени, принудила капитана большого пассажирского парохода изменить маршрут, назвавшись моей племянницей...

Однажды в Управление земледелия обратился полковник (фамилии его не помню) с запиской от "группы", в составе которой была названа моя фамилия, генерала Лукомского и других известных и неизвестных лиц, числом около пятидесяти, в том числе и автора записки. "Группа" указывала на необходимость колонизации Черноморья и наделения участками казенных дач лиц, оказавших услуги отечеству, в первую очередь членов "группы". Управление в спешном порядке занялось этим делом и готовило соответствующее представление в "Особое совещание".

Когда я узнал об этом эпизоде, я приказал разыскать полковника и посадить его под арест. Произведенное расследование обнаружило, что он не вполне нормален. Но служебный оппортунизм Управления земледелия!..

Все эти факты не вытекали из "системы". Это была давняя и прочная традиция.

В городах шел разврат, разгул, пьянство и кутежи, в которые очертя голову бросалось и офицерство, приезжавшее с фронта.

"Жизни -- грош цена. Хоть день, да мой!.."

Шел пир во время чумы, возбуждая злобу или отвращение в сторонних зрителях, придавленных нуждой. В тех праведниках, которые кормились голодным пайком, ютились в тесноте и холоде реквизированной комнаты, ходили в истрепанном платье, занимая иногда очень высокие должности общественной или государственной службы и неся ее с величайшим бескорыстием. Таких было немало, но не они, к сожалению, давали общий тон жизни Юга.

Великие потрясения не проходят без поражения морального облика народа.

Русская Смута, наряду с примерами высокого самопожертвования, всколыхнула еще в большей степени всю грязную накипь, все низменные стороны, таившиеся в глубинах человеческой души. Между тем только самодеятельность народных и общественных сил могла доставить перевес в борьбе.

И вот, учитывая слагаемые сил и средств боровшихся сторон, приходишь к заключению, что в отношении подъема и активности народных настроений Белое движение имело не многим больше шансов, чем большевизм.

0x01 graphic

"На клиросе" 1877.

Художник Соломаткин Леонид Иванович (1837-1883)

"Особое совещание": вопрос о перемене политического курса. Наказ правительству

Осенью 1919 года с особенной остротой встал вопрос о дальнейшем существовании "Особого совещания".

После признания мною Верховной власти адмирала Колчака вместе с приветственным адресом "Особого совещания" председатель его генерал Драгомиров вручил мне свое письмо, в котором высказался о своей государственной деятельности.

"На Юге, -- писал он, -- задача... устранить все трения к объединению разрозненных частей России... приобретает чрезвычайное государственное значение, ввиду ярких сепаратистских течений, борьба с которыми до сих пор не привела к успеху... По свойствам моего темперамента и характера... у меня совершенно отсутствует уменье сглаживать и смягчать отношения; каждый компромисс, без которого никакая политика невозможна, достается мне путем большого насилия над моей натурой и проводится в жизнь без того чистосердечия и искренности, которые в этих случаях столь необходимы... Род занятий всей моей жизни создал из меня генерала, но не политика. Переделать себя я не в состоянии... Я считаю себя неразрывно связанным и с той великой задачей, которую Вы исполняете, и лично с Вами... Но глубоко убежден, что по своей специальности я могу дать Вам большую помощь, чем на посту, ныне мною занимаемом".

Я не предполагал производить перемен до реорганизации всей структуры правительства и, отдав должное прямоте этого заявления, попросил Абрама Михайловича оставаться на посту.

В ближайшие дни он уехал во главе миссии за границу, и когда в конце августа вернулся, то обстановка изменилась: с одной стороны, казалось близким государственное объединение с казачьими областями, и роль полуответственного перед Высшим советом (право запросов) главы правительства была бы для генерала Драгомирова еще более не по сердцу; с другой -- открылся пост командующего войсками и главноначальствующего в Киевской области, с которой у генерала Драгомирова были давнишние связи, служебные и общественные. Пост этот требовал немедленного замещения. Я указал Абраму Михайловичу на предстоявшую возможность, и он после краткого размышления принял назначение в Киев.

Временным председателем "Особого совещания" стал другой мой помощник -- генерал Лукомский, исполнявший эту должность летом, во время отсутствия генерала Драгомирова. Заместителем председателя был назначен В. Н. Челищев.

В этот переходный период круги, близкие к "Совету государственного объединения России", и правый сектор "Особого совещания" выдвигали усиленно положение, что главою нового правительства должно быть непременно лицо гражданское... Подразумевался А. В. Кривошеин.

Тяжкие внутренние настроения наши служили неоднократно предметом для обмена мнений в заседаниях "Особого совещания". В середине октября по частному поводу "махновщины" я предложил членам совещания подготовить фактический материал для суждения о причинах, питавших повстанческое движение. Сбор и обработка этого материала поручены были Н. И. Астрову, который в одно из ближайших заседаний совещания сделал доклад, охвативший общую картину наших бедствий, грехов правительственной системы, гражданского управления и армии.

Картина получилась глубоко безотрадная.

"Черные страницы армии", произвол и беззакония гражданской администрации -- тема большая и обширная. Но доклад не заключал в себе положительных, конкретных предложений, могущих уврачевать язвы и обосновать новый политический курс. Эта работа была произведена Н. И. Астровым дополнительно и вылилась в составление записки -- "Тезисов по вопросу о политическом курсе", подвергнутой затем автором, по предложению председателя "Особого совещания", обсуждению совместно с членами совещания Савичем и Соколовым.

Записка Астрова состояла из неравноценных частей. В одной перечислялись цели, лозунги борьбы, всецело повторявшие наши неоднократные декларации и заявления. В другой -- указывалось на необходимость пресечения ряда преступлений беспощадными карами. Эти положения также составляли тему десятков моих приказов, а смертная казнь являлась обычной мерой наказания военно-полевого и уголовного кодекса. Было, например, совершенно бесспорным, что "власть должна понудить тыл принять участие в предоставлении армии всего, что нужно для продолжения борьбы", а в армии "принять героические меры к ее оздоровлению, прекращению грабежей и поднятию дисциплины". Что власть "решительно отвергает месть, насилие, самоуправство и произвол над мирным населением...".

Наконец, третья часть записки касалась предстоящего изменения курса и смены личного состава центрального органа. Первый вопрос -- на кого опираться -- был разрешен в такой форме:

"В целях привлечения к делу строительства государства разных слоев населения, кровно заинтересованных в установлении порядка, власть должна действиями, не расходящимися с ее декларациями и обещаниями, дать населению ясное представление о том, какие цели ставит себе она и какие требования предъявляет к населению. Вместе с тем власть должна неукоснительно принимать решительные меры в области социальных реформ на демократических основаниях. Эти реформы, среди которых на первом месте должна стоять аграрная реформа, должны установить связь власти с разными слоями населения и по преимуществу с крестьянством, связанным с землей, со всеми элементами, занятыми производительным трудом в области промышленности и торговли, со служилым элементом, с городским населением, с его мещанством и мелким ремесленничеством. Опора на одну какую-либо часть населения и отбрасывание всего остального населения было бы непоправимой ошибкой, которую и использовали бы враги новой власти".

Эта формула не обнаруживала степени дерзания ни в аграрном, ни в прочих социальных вопросах, сильно напоминая наши всегдашние призывы к сотрудничеству "всех государственно мыслящих слоев населения", а некоторая неясность редакции этого пункта дала даже повод председателю "Особого совещания" генералу Лукомскому сопроводить ее замечанием: "то есть выбросить буржуев!.."

Наконец, вопрос о составе высшего органа власти:

"Преобразование Центрального органа управления и образование органа власти из лиц, связанных единством понимания политических задач и стремлением объединить свою волю с волей носителя высшей национальной власти и способных освободиться от умертвляющей энергию рутины.

Центральный орган должен привести местные органы в полное соответствие с планами и намерениями центральной власти, для чего должны быть пересмотрены все назначения на высшие административные посты, а новые кандидаты на эти должности должны быть проводимы через "Особое совещание" (Высший орган)".

Какая же политическая или общественная группа могла принять на свои плечи бремя власти?

"Особое совещание" в целом отнеслось скептически к "перемене курса", и записка Астрова долгое время не ставилась на обсуждение. Поэтому я вызвал членов комиссии для доклада в Таганрог 2 декабря. На этом докладе все приведенные выше вопросы не только не разъяснились, но были затуманены еще более; каждый из трех членов комиссии придерживался особого мнения.

Н. И. Астров, считая, что декларации главного командования в достаточной степени соответствуют требованиям жизни, говорил о необходимости претворить слово в дело, устранить расхождение обещаний с практикой, словом, принять "ясный политический курс", не поясняя, однако, кому надлежит приводить его в исполнение...

Н. В. Савич говорил о том, что наша политика не удовлетворяет ни одно из течений, борющихся с оружием в руках, и о необходимости опереться на "класс, способный постоять за себя" -- опять-таки не определяя, какой именно.

Только К. Н. Соколов высказался вполне определенно: "Власть должна опереться на консервативные круги при условии признания ими факта земельной революции". Это предложение теряло свою ценность, принимая во внимание настроения правых кругов, в глазах которых тогда даже "третий сноп" считался "уступкой домогательствам черни...".

Пришлось дешифрировать беседу...

Итак, коалиции -- конец. Предстоит выбор: либерализм, консерватизм или "левая политика правыми руками" -- та политика, которая была испытана впоследствии в Крыму другими лицами без особого успеха.

Мои убеждения не были тайной и всецело соответствовали либеральному направлению. Но осуществление их встречало непреодолимые трудности. Если в конце июня, в разгар блестящих успехов армий и общего высокого подъема, либеральная общественность страшилась взять руль правления в предвидении "враждебного отхождения других влиятельных общественных сил и противодействия с их стороны", то теперь позиция ее была несравненно сложнее и тяжелее: армии уходили к Дону, теряя одну область за другой, замутилась вся жизнь страны, по которой катились уже людские волны эвакуаций -- предвестниц катастрофы.

Полоса неудач вызвала сильный напор общественного мнения на власть.

Искусно веденная политическая игра с особенным упорством перекладывала следствия безвременья, вины правителя и правительства на левый сектор "Особого совещания", на "засилье в нем левых, кадет". И хотя такая постановка вопроса была слишком элементарна, несправедлива и отзывала демагогией, но она находила отклик в армии и близких ей кругах, где систематически создавалось озлобление против "кадет", и в частности, либеральных членов "Особого совещания", которых называли "злыми гениями" и "главными виновниками" постигших нас бедствий.

В такой обстановке либеральная общественность сочла для себя бремя власти непосильным и, предлагая известный политический курс, в то же время не давала своих людей, которые могли бы проводить его в жизнь. Очевидно, и не могла дать, так как, по признанию видных ее деятелей, помимо внутренних расхождений, в этом лагере было очень мало людей, которые "революционному разложению и распаду могли бы противопоставить понятную всем организующую силу".

Это последнее обстоятельство встало передо мной особенно ярко, когда я задал вопрос при создавшихся условиях чисто академический:

-- Кого же все-таки либеральная группа могла бы предложить в главы правительства?

После некоторого раздумья мне было названо имя В. Н. Челищева...

Я высоко ценю и уважаю Виктора Николаевича и лично, и как государственного деятеля, но такое предназначение человека, глубоко мирного по природе своей, в дни жестокой борьбы и внутренних потрясений меня удивило.

Вероятно, серьезные сомнения были и у Н. И. Астрова, потому что он не поддерживал свое предложение, заявив, что "если нельзя по каким-нибудь соображениям назначить штатское лицо председателем правительства", то эту должность мог бы занять генерал Романовский... Иван Павлович самым решительным образом отклонил это предложение. Его имя было бы не прикрытием, а яркою мишенью. Не подлежит сомнению, что подобная комбинация привела бы только к тому, что константинопольский выстрел прозвучал бы на несколько месяцев раньше.

Настаивать на образовании либерального правительства было, таким образом, нецелесообразно.

Но и другая комбинация -- переход власти всецело в руки правых элементов -- не говоря уже об идеологических обоснованиях, представлялась немыслимой: этот уклон, и без того преобладавший в деятельности правительства и подчиненных ему органов, был осужден всем ходом событий.

Фронт катился на юг, "российская" территория сокращалась до минимума, и стратегическая обстановка, кроме всего прочего, создавала и большую зависимость нашу от казачьих сил, казачьих настроений. Резкий поворот руля вправо там прозвучал бы как вызов.

Беседа моя с членами "Особого совещания", нося характер теоретического обмена мнений, не привела ни к каким конкретным результатам; по выражению одного из участников, "идеи не были персонифицированы". И, хотя в формах весьма туманных, вопрос как будто сводился к выбору: Челищев, Кривошеин или... Соколов.

Между прочим, со времени наименования кандидатуры Челищева правые круги стали проводить мысль, что главою правительства в переживаемое тяжелое время может быть только лицо военное.

Стратегическая обстановка требовала настоятельно принятия мер предосторожности. 6 декабря председатель "Особого совещания" был уведомлен Ставкой о необходимости начать эвакуацию центральных управлений за Дон. Это известие произвело большое впечатление на членов "Особого совещания", не вполне ясно воспринимавших грозность военного положения. Они считали свою эвакуацию преждевременным "бегством" -- обидным и зазорным для правительства.

В конечном результате с запозданием началась эвакуация правительственных учреждений, личный состав которых было приказано сократить наполовину и больше, в Черноморскую губернию и Крым.

Вследствие враждебности кубанского правительства на Кубани оказалось возможным разместить только одно Военное управление... Ввиду отсутствия крупных центров в тылу и предстоявшей поэтому разбросанности расквартирования главы ведомств должны были обосноваться в Новороссийске лишь с небольшими ячейками своих управлений. До последнего дня они оставались в Ростове. Это решение, продиктованное чувством патриотизма и которому я не воспротивился, повлияло, однако, на планомерность общей эвакуации.

В связи с предстоявшим раздельным пребыванием Ставки и правительства по инициативе последнего мною отдан был приказ о расширении прав начальников управлений и председателя "Особого совещания", которому в известных случаях предоставлялось право утверждать постановления совещания за главнокомандующего.

В связи с этим приказом "Особому совещанию" дан был мною "наказ", определявший тот "политический курс", который ставился главным командованием. В нем не было ничего нового.

Наказ представлял из себя скорее более подробную сводку моих словесных и письменных заявлений и указаний, моральная ответственность за которые лежит на мне.

"В связи с приказом моим сего года за N 175 приказываю "Особому совещанию" принять в основание своей деятельности следующие положения:

1. Единая, Великая, Неделимая Россия. Защита веры. Установление порядка. Восстановление производительных сил страны и народного хозяйства. Поднятие производительности труда.

2. Борьба с большевизмом до конца.

3. Военная диктатура. Всякое давление политических партий отметать, всякое противодействие власти -- и справа, и слева -- карать.

Вопрос о форме правления -- дело будущего. Русский народ создаст Верховную власть без давления и без навязывания.

Единение с народом.

Скорейшее соединение с казачеством путем создания Южно-русской власти, отнюдь не растрачивая при этом прав общегосударственной власти.

Привлечение к русской государственности Закавказья.

4. Внешняя политика -- только национальная русская.

Невзирая на возникающие иногда колебания в русском вопросе у союзников -- идти с ними. Ибо другая комбинация морально недопустима и реально неосуществима.

Славянское единение.

За помощь -- ни пяди русской земли.

5. Все силы, средства -- для армии, борьбы и победы.

Всемерное обеспечение семейств бойцов.

Органам снабжения выйти, наконец, на путь самостоятельной деятельности, использовав все еще богатые средства страны и не рассчитывая исключительно на помощь извне.

Усилить собственное производство.

Извлечь из состоятельного населения обмундирование и снабжение войск.

Давать армии достаточное количество денежных знаков, преимущественно перед всеми. Одновременно карать беспощадно за "бесплатные реквизиции" и хищение "военной добычи".

6. Внутренняя политика.

Проявление заботливости о всем населении без различия.

Продолжать разработку аграрного и рабочего закона в духе моей декларации; также и закона о земстве.

Общественным организациям, направленным к развитию народного хозяйства и улучшению экономических условий (кооперативы, профессиональные союзы и прочее), -- содействовать.

Противогосударственную деятельность некоторых из них пресекать, не останавливаясь перед крайними мерами.

Прессе сопутствующей -- помогать, несогласную -- терпеть, разрушающую -- уничтожать.

Никаких классовых привилегий, никакой преимущественной поддержки -- административной, финансовой или моральной.

Суровыми мерами за бунт, руководительство анархическими течениями, спекуляцию, грабеж, взяточничество, дезертирство и прочие смертные грехи -- не пугать только, а осуществлять их при посредстве активного вмешательства Управления юстиции, Главного военного прокурора, Управления внутренних дел и Контроля. Смертная казнь -- наиболее соответственное наказание.

Ускорить и упростить порядок реабилитации не вполне благополучных по большевизму, петлюровщине и так далее. Если была только ошибка, а к делу годны -- снисхождение.

Назначение на службу -- исключительно по признакам деловым, отметая изуверов и справа и слева.

Местный служилый элемент за уклонение от политики центральной власти, за насилия, самоуправство, сведение счетов с населением, равно как и за бездеятельность -- не только отрешать, но и карать.

Привлекать местное население к самообороне.

7. Оздоровить фронт и войсковой тыл работой особо назначенных генералов с большими полномочиями, составом полевого суда и применением крайних репрессий.

Сильно почистить контрразведку и уголовный сыск, влив в них судебный (беженский) элемент.

8. Поднятие рубля, транспорта и производства преимущественно для государственной обороны.

Налоговый пресс, главным образом, для состоятельных, а также для не несущих воинской повинности.

Товарообмен -- исключительно за боевое снаряжение и предметы, необходимые для страны.

9. Временная милитаризация водного транспорта с целью полного использования его для войны, не разрушая, однако, торгово-промышленного аппарата.

10. Облегчить положение служилого элемента и семейств чинов, находящихся на фронте, частичным переводом на натуральное довольствие (усилиями Управления продовольствия и Ведомства военных снабжении). Содержание не должно быть меньше прожиточного минимума.

11. Пропаганде служить исключительно прямому назначению -- популяризации идей, проводимых властью, разоблачению сущности большевизма, поднятию народного самосознания и воли для борьбы с анархией.

г. Таганрог.

14 декабря 1919г."

А.И. Деникин

Очерки русской смуты. -- Париж, 1921.

См. далее...

Информация к размышлению

История - не предмет праздного любопытства, а предостережение всем (власти, элите, гражданам) на настоящее и будущее...

"Сенат в сапогах"... 19k "Фрагмент" Политика. Размещен: 03/12/2013, изменен: 04/12/2013. 19k. Статистика. 596 читателей (на 10.2.2015 г.)

Древний римский период характерен следующими фактами:

-- во-первых, единой римской военной политики уже не существует (есть крупномасштабная политика Помпея, Цезаря, Августа; есть ограниченная политика "солдатских" императоров; нет единой военно-политической линии);

-- во-вторых, римские полководцы становятся заложниками своей военной политики и подпадают под влияние солдатской массы;

-- в-третьих, римские полководцы вынуждены наращивать объемы подачек солдатам, для чего требуется изобретать массу способов выколачивания налогов или добычи средств;

-- в-четвертых, проскрипции становятся не только средством борьбы с политическими оппонентами, но и способом пополнения военного бюджета.

Римский историк Аппиан, анализируя причины гражданских войн, отмечает, что в результате всех указанных выше явлений, в римской армии стало иметь место безначалие:

"Причинами его (А.К. - тогдашнего безначалия) было и то, что

-- полководцы занимали свои должности по большей части ... не на основании выборов ... и не для нужд всей родины, служили не для общественного блага, а в интересах только тех, кто их в войска зачислял;

-- да и им они служили, подчиняясь не силе закона, а потому, что их привлекали данные отдельными лицами обещания;

-- и сражались они не против врагов всего государства, а против врагов отдельных лиц, не против чужеземцев, а против равноправных с ними сограждан.

Все это подорвало воинскую дисциплину:

-- солдаты считали себя не столько отправлявшими военную службу, сколько помощниками своих начальников на основе личного расположения, личного желания и полагали, что и правители нуждаются в них в личных своих интересах.

-- Переход на сторону неприятеля, считавшийся прежде совершенно недопустимым, в это время даже удостаивался даров; так и поступали солдаты в громадном числе, а некоторые из знатных людей считали, что переход из одной партии в другую, совершенно ей подобную, не представляет собой "перебежки".

-- Партии же были действительно вполне схожи, и никогда ни та, ни другая из них не занимала сама по себе враждебного положения в отношении римского государства как такового. Скорее предводители обеих партий представляли себе дело так, будто все они содействуют благу родины, и это в свою очередь облегчало такие "перебежки": везде оказывалось возможным служить на пользу родине.

-- Предводители понимали это положение и мирились с ним, зная, что они солдатами управляют не в силу закона, а скорее путем их задабривания. Таким образом, все войско было готово к смуте и к анархии, к неповиновению возглавлявшим смуту вождям".

Народ страдает от безначалия, беззакония, корыстолюбия временщиков и, если не в состоянии всему этому активно противодействовать, то и не вполне ответственен за происходящее, ибо:

-- не всегда в состоянии понять суть происходящего;

-- ему не хватает сплоченности;

-- основная масса людей не всегда правильно понимает роль общего блага в жизни каждого человека.

НЕГОДЕИ УБИВАЛИ НАРОД, ВЕРУ И ВЛАСТЬ, чтобы возвыситься над другими.

... Народ страдал от безначалия, беззакония, корыстолюбия временщиков

"Ненасытный монстр, который без остатка поглощает все"... 33k "Фрагмент" Политика. Размещен: 29/11/2013, изменен: 30/11/2013. 33k. Статистика. 640 читателей (на 1.3.2015 г.)

Иллюстрации/приложения: 6 шт.

"РЕЗЕРВУАР ЭНЕРГИИ НАЦИИ"

Средний класс наиболее ценен для государства по следующим причинам:

-- во-первых, это класс имущих граждан, имеющих свой экономический интерес; этому классу есть что защищать;

-- во-вторых, это класс людей с развитыми амбициями, далеко идущими стремлениями и перспективами и потому в этом классе очень развиты надежды на лучшее;

-- в-третьих, это, в определенной степени, развитой класс; умственные способности, практическая хватка, знание жизни произрастают лишь на благодатной почве; именно в этом классе рождаются ученые, талантливые специалисты, художники и поэты.

Однако осуществить задуманное не удалось по ряду причин:

-- во-первых, поборники аграрных законов (братья Тиберий и Гай Гракхи) были убиты заговорщиками и уже некому было с их настойчивостью проводить в жизнь эти законы;

-- во-вторых, частые войны (и, особенно, Пунические) "выбили" средний класс из рядов римского войска и этот класс лишился возможности рекрутировать из своих рядов необходимое число воинов;

-- в-третьих, сокровища Греции, Азии и Африки широким потоком полились в Рим и родили так называемую денежную аристократию, или олигархию, отличаемую звериным аппетитом и отсутствием каких-либо национальных чувств и национального долга.

"ХИЩНИКИ, КОТОРЫЕ ВНЕ ЗАКОНА"

Курс на пролетаризацию армии стал следствием нескольких причин:

-- во-первых, как уже было сказано, средний класс в ходе войн понес значительные потери (часть людей этого класса погибла в войнах; часть разорилась и перешла в низший разряд; другую часть среднего класса "задавили" налогами и разного рода притеснениями со стороны крупных финансовых воротил);

-- во-вторых, олигархи ("финансовая аристократия"), всячески пытаясь увеличить свою прибыль, вели борьбу с издержками на войну и военное дело (такие "издержки" были связаны с тем, что после продолжительной осады Веий (405-395 гг.) пришлось ввести жалованье войскам).

-- Следствие: чтобы меньше тратиться на жалованье для войск, надо было разрешить доступ в войска нищих и обездоленных, для которых и небольшое жалованье было уже спасением от нищеты и прозябания.

"ЗАСЕЧНАЯ ЧЕРТА АРМИИ"

Марий, в силу сложившейся ситуации, а отчасти и из политических соображений, прибегнул к призыву capite censi:

-- ценз был уничтожен;

-- набор с классов - тоже уничтожен;

-- в армию брали бедных, наряду с вольноотпущенниками, гладиаторами и рабами.

Вместо граждан, проникнутых любовью к отечеству, заинтересованных в его славе, в армию спасались от ужасающей бедности пролетарии:

-- патриотизм исчез, уступив место страстям;

-- легионы Рима сделались легионами известных партий или своих предводителей;

-- самые богатые откупались от участия в войне.

Весь этот "сброд" нужно было как-то дисциплинировать.

У Мария для того нашлись необходимые средства: муштра, работа и жестокая дисциплина.

Из солдата этими средствами:

-- вытравливалась индивидуальность,

-- сознательность подменялась страхом,

-- гордое имя воинов теперь носили солдаты, больше похожие на вьючных лошадей, мыслящие лишь о самом насущном - хлебе, отдыхе, нехитрых развлечениях и об удовлетворении физиологических потребностей.

"КЛИН МЕЖДУ АРМИЕЙ И НАРОДОМ"

Со времен Мария в римских войсках начинает формироваться солдатская психология и мораль:

-- военное дело становится профессией, а, точнее, - ремеслом;

-- солдат не стремится стать мастером своего дела, его устраивает уровень подмастерья;

-- гражданские дела общества его не только не волнуют, но нередко раздражают и озлобляют;

-- в гражданах своей страны он видит уже не одноплеменников, а некую непонятную ему массу людей, перед которой у него нет никаких обязательств, но есть право - "законное" требовать оплаты своих воинских услуг;

-- не имея ничего своего, солдат рассчитывает получить нечто существенное (пенсию, землю, подарок и т.п.) по достижении предельного срока службы, либо в связи с ухудшением здоровья и т.п.;

-- солдаты имели отвращение к труду, но не к войне. Если война и требовала иногда трудов, то, во всяком случае, меньших, чем земледелие или ремесло; кроме того она удовлетворяла страстям и в особенности алчности.

"ЗАКОНОДАТЕЛЬ, СУДЬЯ И БЛАГОДАТЕЛЬ" ("повелитель над воинами")

Именно с этого момента обозначается почти полная зависимость положения и состояния страны от военачальников.

Монтескье, говоря об этом явлении, писал:

"Солдаты начали признавать только своего генерала, возлагать на него все свои надежды и меньше любить свое отечество. Они уже не были больше солдатами республики, а солдатами Суллы, Мария, Помпея, Цезаря. Рим не мог больше знать, является ли командующий армией в провинции его генералом или же его врагом".

У отдельных римских военачальников той поры появляется соблазн использовать военную силу в своих интересах.

Так создается основа для гражданских войн, ибо появляется немало лиц, желающих безраздельно господствовать в Риме. А раз появляется много претендентов на власть (или даже, если таких претендентов всего лишь двое) и в их подчинении находится вооруженная сила (легионы), то почему бы не помериться силами с претендентом, отбросив в сторону национальные интересы?

Валлей Патеркул так описывает начавшийся процесс:

"С этого времени закон был подавлен силой и могущественный занимал первое место, разногласия между гражданами, ранее смягчавшиеся уступками, теперь стали разрешаться оружием и войны начинались без каких-либо основательных причин, -- из-за выгоды, какую они могли принести".

Гражданские войны принесли много страданий римлянам, подорвали многие устои, отбросили государство по многим позициям назад.

Аппиан так образно характеризует этот период:

-- "Все время, за исключением коротких промежутков, царила беззастенчивая наглость, постыдное пренебрежение к законам и праву.

-- Зло росло все больше и больше; происходили открытые покушения на существующий порядок, большие насильственные вооруженные действия против отечества со стороны лиц, подвергавшихся изгнанию или осуждению по суду или соперничающих друг с другом из-за какой-то должности, гражданской или военной.

-- Во многих местах стали образовываться олигархические правительства с руководителями партий во главе, так как одни из враждовавших не желали распускать врученные им народные войска, а другие по своему почину, без согласия на то государства, набирали войска из чужеземцев.

-- Лишь только одной партии удавалось овладеть Римом, другая партия начинала борьбу - на словах против бунтовщиков, на деле же против родины.

-- Они вторгались в родную страну, словно в неприятельскую, безжалостно уничтожали всех тех, кто становился им поперек дороги, других подвергали проскрипциям, конфискации имущества, а некоторых и тяжелым пыткам".

Фон Штреффлер:

"Шахматный игрок не может выиграть партию, если он умеет только переставлять пешки; из книг нельзя научиться плавать или ездить верхом; точно также нельзя рассчитывать на успех, если затверживать только теорию в то время, как противник посредством долгой практики и изучения достиг искусства быстро и точно схватывать истинное положение дел и действовать соответствующим образом.

-- Уверенность в самом себе есть свойство высокоразвитого, гибкого ума, и многие войны доказали, что научная подготовка в вышеупомянутом смысле нисколько не шла в разрез с храбростью, а, напротив, пренебрежение наукой имело гибельные последствия".

Права дружбы кончаются у алтаря... 21k "Фрагмент" Политика. Размещен: 23/02/2015, изменен: 23/02/2015. 21k. Статистика.

Там, где вопрос стоит о законе, справедливости и государственной пользе, права дружбы заканчиваются.

Иллюстрации/приложения: 7 шт.

http://artofwar.ru/editors/k/kamenew_anatolij_iwanowich/prawadruzhbykonchajutsjaualtarja.shtml

Мне (А.К.) в жизни не раз приходилось видеть встречу старых приятелей, наподобие той, что описал А.П. Чехов в рассказе "Толстый и Тонкий".

Встретившись на вокзале Николаевской железной дороги, они с радостью бросились друг к другу. Но как только Тонкий узнал, что его приятель по гимназии вошел в чины, тот час "побледнел, окаменел", "съёжился, сгорбился, сузился"...

Аристотель в своей "Этике" писал:

"Дурные люди не могут быть единомыслящими, разве только на короткое время, точно так же как и друзьями они могут быть лишь короткое время, так как везде, где чуют наживу, стремятся к излишней выгоде".

Плутарх сетует на то, что Клеон, будучи человеком сребролюбивым, завистливым и злонравным, прогнав друзей, собрал вокруг себя льстцов. На примере этого человека он делает вывод о том, что "государственная жизнь требует от человека не одиночества и нелюдимости, но честности и благоразумия".

0x01 graphic

Астрономия. 1754.

Художник Суходольский Борис Васильевич (середина XVIII века-)

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 13/10/2015, изменен: 13/10/2015. 67k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 5 штук. Скачать FB2	Ваша оценка:
Аннотация: "Классовый эгоизм процветал пышно повсюду... Он одинаково владел и хозяином и работником, и крестьянином и помещиком, и пролетарием и буржуем. Все требовали от власти защиты своих прав и интересов... Материальная помощь армии и правительству со стороны имущих классов выражалась ничтожными в полном смысле слова цифрами. И в то же время претензии этих классов были весьма велики... Лучший следователь - история!" (Деникин)

Каменев Анатолий Иванович Тезисов о традиции беззакония

Каменев Анатолий Иванович
Тезисов о традиции беззакония