ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Точка возврата есть

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

Мое кредо:

http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html

0x01 graphic

"Дуэль Печорина с Грушницким",

Художник Врубель, иллюстрация к повести "Герой нашего времени".

Анатолий Каменев

ТОЧКА ВОЗВРАТА ЕСТЬ - В ВОСПИТАНИИ ЮНОШЕСТВА

В обществе нашем, особенно в его старшей части, бытует пессимистический взгляд на перспективы развития России: "все, мол, потеряно; впереди нас ждут лишь новые невзгоды и лишения".

Основой такого взгляда служит неверное понимание некоторых реалий.

Одна из них заключается в том, что людям нашим, т.е. народу русскому, надо чуть ли не столетия для того, чтобы "опомниться", взяться за ум и устремиться вслед за европейцами, которые, по их мнению, опередили нас, русских, в прогрессе техническом и в вопросах социальных и духовных.

Следовательно, серьезные преобразования в нашем обществе возможны лишь в двух случаях: во-первых, по истечении длительного времени (лет сто, по крайней мере, следует не торопиться) и, во-вторых, эталоном для России является Запад, его государственное устройство, система экономических и общественных отношений, нравы и обычаи в замен тем, кои составляли основу русской жизни на протяжении последнего тысячелетия.

Ошибочны оба понимания: совсем не нужно столетие для вызревания подходящей ситуации; Западу самому есть чему поучиться у русских в области духовной жизни и культурных традиций.

Но и нам надобно учесть уроки прошлого и не предпринимать необдуманных мер без ясной и точной программы и ясного понимания, за что надо взяться в первую очередь.

Нам надо найти ту точку возврата, которая позволит очистить русский характер и жизнь русскую от всего того наносного и мерзкого, что налипло на него за многие столетия прошлой жизни.

События последнего столетия говорят о том, что все серьезные преобразования у нас шли во вред русской государственности и русскому народу.

Революция 1917 года безжалостно сломала царское самодержавие, но не принесла людям избавления от нищеты, бесправия, притеснения; не дала простора развитию ума и талантов.

Политическое насилие и волюнтаризм группы авантюристов в 1991 году принес еще большие беды, чем революция 17-го года.

Гражданская война, которая ведется с тех пор (она началась до переворота 1991-го), т.е. уже в течение почти 25 лет, унесла в могилу миллионы людей, принесла страдание и потери почти во все семьи бывшего СССР, привела к переделу собственности не в пользу народа, а послужила службу ничтожному числу лиц, отличившихся лишь тем, что они сумели воровским образом разграбить общее достояние, оставив тех, кто честно трудился наедине с проблемами и заботами.

История человечества, пожалуй, не знает столь вопиющего и наглого захвата общенародного достояния, который свершился благодаря заносчивому самолюбию Горбачева и упрямому волюнтаризму Ельцина.

Трудно с полным осознанием понять результаты происходящего сегодня, не имея ясного видения пути, на который вступила наша страна с началом правления Путина и Медведева.

Разноплановые решения и разрозненные законодательные акты создают впечатление о том, что правительство наше, власть существующая действует в режиме министерства по чрезвычайным ситуациям.

И министерство это более всего реагирует на происходящее и никак не заботится о том, чтобы посредством упредительных мер снизить число предпосылок к возникновению чрезвычайных ситуаций.

Создается впечатление, что в правительстве нашем мало кто понимает, что главное состоит не в том, чтобы поставить заслоны на пути злоумышленников и не в том, чтобы надежно запереть ценности от воров и проходимцев, а в том, чтобы создать в обществе нетерпимое отношение к нарушению Закона, нравственной нормы и просто правилам поведения...

Получается, как у нерадивого сантехника: тот до очередной аварии пребывает в спокойствии, а в случае вызова на место, накладывает жгут на проржавевшие трубы, заранее зная, что через день-два ему вновь придется поднимать зад из уютного кресла и в очередной раз прилаживать бесполезный жгут на место прорыва.

Тогда же, когда потечет во многих концах, пластырем и жгутом уже не отделаешься. Придется менять весь проржавевший и пришедший в негодность трубопровод.

Малая авария всегда грозит перерасти в большую проблему с разного рода последствиями, если вовремя не делать профилактику, своевременно не менять устаревшее оборудование и вообще, не вести дело с перспективой, с прицелом на будущее.

Люди созидающие и разрушающие

Люди - это движущая и созидающая сила общества.

Люди - это и разрушительная сила, способная разнести до основания все здание современной цивилизации и культуры.

Между людьми созидающими и людьми разрушающими существует водораздел.

И он, водораздел этот, называется воспитанием.

Общество, которое заботится о своем будущем, берет в свои руки воспитание детей и юношества.

Государство, в котором правит корысть, самолюбие, зависть и другие пороки, воспитанием подрастающего поколения пренебрегает, так как видит в развитых, образованный и умных гражданах угрозу своему существованию.

Жизненный закон, как известно, дает шанс исправить положение дел к лучшему.

В обществе, где до этого существовал произвол, где богатый без зазрения совести грабил и притеснял бедного, где гражданская совесть была спрятана в самых потаенных уголках души, может пробудиться нравственное начало и народ, дотоле способный только разрушать, грабить и убивать, постепенно обретает новое качество - миролюбивое, благородное, способное на самопожертвование во благо общих интересов...

Не вымысел ли это?

Можно ли без длительного эволюционного развития и благоприятного развития событий развернуть сознание людей от разрушения и греха к созиданию и добродетели?

История и здравый смысл подсказывают нам, что это вполне возможно.

Точка возврата есть. Она - в воспитании юношества

Обратимся к истории Спарты, в частности к периоду законодательной деятельности Ликурга.

Плутарх, умнейший древнегреческий писатель, повествуя о выдающихся греках и римлянах в своем "Сравнительном жизнеописании", особо выделяет Ликурга тем, что возносит его в степень умнейшего законодателя.

В Спарте господствовало страшное неравенство, наглость, зависть, злоба, богатые притесняли бедных, а те, в свою очередь, мстили богатым. Государство, находясь в состоянии гражданского противоборства и постоянного волнения, было легкой добычей алчных соседей. Даже в минуты крайней военной опасности граждане не находили понимания друг с другом, так как интересы разных слоев общества никогда не совпадали.

Народ, не понимавший необходимости защиты отечества, не стремился обучиться военному делу, а в силу природной невоинственности греков представлял собой негодный солдатский материал.

Ликург, будучи честным и порядочным гражданином, не соблазнился желанием узурпировать власть и принужден был на какое-то время покинуть родную Спарту.

Будучи патриотом и разумным человеком, он не озлобился на сограждан, но постарался с пользой для отечества использовать время вынужденной эмиграции.

Будучи на Крите, он изучил государственное устройство этого государства, сблизился с самыми известными из критян и "кое-какие тамошние законы одобрил и усвоил, чтобы затем насадить у себя на родине, иными же пренебрег".

Как сообщает Плутарх, "с Крита Ликург отплыл в Азию, желая, как рассказывают, сопоставить суровую простоту критян с ионийскою роскошью и изнеженностью -- по примеру врачей, сравнивающих со здоровыми телами больные и недужные, -- чтобы отчетливее увидеть различия в образе жизни и государственном устройстве".

Египтяне утверждают, что Ликург побывал и у них и, горячо похвалив обособленность воинов от всех прочих групп населения, перенес затем этот порядок в Спарту, отделил ремесленников и мастеровых, создав "образец государства, поистине прекрасного и чистого".

"Отдельные законы не принесут никакой пользы"...

Лакедемоняне тосковали по Ликургу и неоднократно приглашали его вернуться.

Ликург возвратился и тотчас принялся изменять и преобразовывать все государственное устройство.

Плутарх подчеркивает для нас важнейшую мысль:

"Он (Ликург - А.К.) был убежден, что отдельные законы не принесут никакой пользы, если, словно врачуя больное тело, страдающее всевозможными недугами, с помощью очистительных средств, не уничтожить дурного смешения соков и не назначить нового, совершенно иного образа жизни".

Верно!

Только система законодательных мер может вывести государство на путь прогресса и процветания.

Все дело, однако, было и есть, в идее такой системе.

До сей поры, если и существовала какая-либо законодательная система, то она, на мой взгляд, была построена по неверному принципу - в ее основе лежала какая-то политическая или экономическая идея.

И то и другое, как правило, определялось узко корпоративным интересом - то ли необходимостью военного завоевания, то ли потребностью и желанием какого-то правящего класса, а то и прихотью государя-правителя.

Общенациональный интерес при таком подходе приносился в жертву интересу частному, тактическому, сиюминутному, порой зряшному и ничтожному.

При таком подходе выигрывали единицы, но проигрывало государство и подавляющее число граждан. Государство направляло свои силы и ресурсы, не преследуя цель улучшить жизнь населения, а лишь обслуживая потребность алчных политиков и жадных до богатства и личных благ кучки людей.

Политика есть продолжение педагогики...

Как часто мы слышим о главенстве политики.

Но утверждение это неверное.

Политика - это всего лишь инструмент достижения тех или иных целей.

Цели, в свою очередь, бывают разные: стратегические и тактические, большие и малые, актуальные и перспективные.

Для государства важно определить приоритет целей, а среди первостепенных и важных выделить главную, основную и ей подчинить все прочие.

Можно, к примеру, поставить на коллективизацию или же индустриализацию, или объявить приоритетным здравоохранение, новейшие технологии, наращивание вооружений и техники...

Все это - цели тактические, но не стратегические.

Стратегической целью для цивилизованного государства является человек и все то, что связано с его становлением как деятельной и ответственной Личности.

Следовательно, все то, что позволяет государству воспитывать здоровое, физически и духовно, подрастающее поколение, вооружать его необходимыми для творческой и созидательной деятельности знаниями, навыками и умениями должно стать предметом особой задачи политики, законодательства, имеющихся в распоряжении государства ресурсов (материальных, финансовых и прочих).

Все государственное управление должно вращаться вокруг этой стратегической задачи - воспитания и образования детей и юношества.

Не случайно Аристотель в своей "Политике" предупреждал:

"...Законодатель должен отнестись с исключительным вниманием к воспитанию молодежи, так как в тех государствах, где этот предмет находится в пренебрежении, самый государственный строй терпит оттого ущерб".

В доказательство сказанного приведем пример из истории Древнего Рима.

Исторический опыт Рима обнаруживает и ярко проявляет ту закономерность, которая гласит: великую цивилизацию невозможно завоевать извне до тех пор, пока она не разрушит себя изнутри.

Разрушение начинается с низов, хотя, как известно, "рыба гниет с головы".

Во времена расцвета римской империи лучшие люди Рима считали своим долгом содействовать воспитанию юношества.

О результате такой политики Тит Ливий писал с восхищением:

-- "...Молодые люди, едва войдя в возраст, трудились, не щадя сил, в лагере, чтобы постигнуть военное искусство на деле, и находили больше радости в оружии и боевых конях, чем в распутницах и пирушках.

-- И когда они мужали, то никакие трудности не были им внове, никакие пути - тяжелы или круты, ни один враг не был страшен: доблесть превозмогала все.

-- Но горячее всего состязались они друг с другом из-за славы: каждый спешил сразить врага, взойти первым на стену и в миг подвига оказаться на виду. В этом заключалось для них и богатство, и громкое имя, и высокая знатность.

-- К славе они были жадны, к деньгам равнодушны; чести желали большой, богатства - честного".

Доблесть воинская соответствовала и благонравию мирскому, гражданскому.

Опять же обратимся к свидетельству Тита Ливия:

-- "Единодушие было постоянным, своекорыстие - до крайности редким.

-- Право и благо чтили, повинуясь скорее природе, нежели законам.

-- Брань, раздоры, ненависть берегли для врагов, друг с другом состязались только в доблести.

-- В храмах бывали расточительны, дома бережливы, друзьям верны.

-- Двумя качествами сберегали и себя, и свое государство - отвагою на войне, справедливостью во время мира. И вот что служит мне лучшим доводом: на войне чаще наказывали тех, кто бросался на врага вопреки приказу или, услышав сигнал к отступлению, уходил с поля брани чересчур медленно, чем тех, кто осмеливался покинуть свое знамя или место в строю, а в мирное время правили больше милостью, чем страхом, и, понеся обиду, предпочитали не наказывать, но прощать".

Без дальнейших пояснений и комментариев, отметим для себя: все то, о чем писал Тит Ливий - результат правильного воспитания юношества.

Ребенок, воспитанный с детства в лоне добродетели, постигший в играх силу товарищества и ощутивший на себе всю мощь единения и сплоченности перед лицом грозящей опасности, ценящий выше всего военную и гражданскую доблесть, нежели успехи в деле коммерции, вряд ли на протяжении своей жизни изменит ценностные ориентации и станет вместо доблести и чести поклоняться знатности и богатству.

Вакансия на должность Ликурга

Горько и обидно смотреть, как день ото дня губится и развращается народившееся и подрастающее поколение наше.

Несносно слушать разглагольствования политиков и политиканствующих ученых, журналистов и писателей по поводу тех или иных проблем.

Хочется сказать всем им: зрите в корень!

Поставьте на должный уровень воспитание детей и юношества и только этим поднимите силу и мощь нашего государства на порядок выше.

Но не сводите всю проблему к дидактизму, формализму и очередной кампании, которая, не успев начаться, потонет в бюрократизме и обрастет сонмом желающих погреть руки на очередной правительственной затее.

Благое дело требует чистых рук и хотя бы одного Ликурга ...

Пока это место никем не занято...

Информация к размышлению

Анатолий Каменев

СОЛОН И ЛИКУРГ

Анахарсис (скиф, один из семи мудрецов древнего мира), странствуя по свету в поисках лучшего государственного устройства, встретился, наконец, в Афинах с мудрым законодателем Солоном.

Ознакомившись с солоновыми творениями, путник стал смеяться над его работой: он мечтал удержать граждан от преступлений и корыстолюбия писанными законами, которые ничем не отличаются от паутины.

Как паутина, так и законы, -- когда попадаются слабые и бедные, их удерживают, а сильные и богатые вырываются, разорвав путы закона.

По свидетельству Плутарха, на это Солон возразил, говоря, что законы, если они правильно написаны, т.е. приноровлены к интересам граждан, охотно соблюдаются.

Но Анахарсис, посетив Народное собрание, выразил удивление, что у эллинов говорят мудрецы, а дела решают невежды.

Да, действительно, законы Солона не могли иметь жизненной силы хотя бы по двум важным основаниям.

Во-первых, афиняне, разделенные на классы и социальные группы, не представляли собой единого общества. Богатые были заинтересованы в том, чтобы и далее преумножать свое богатство, а бедные жаждали ограничить нещадную эксплуатацию их труда. Ростовщик был заинтересован в больших процентах, а его клиент - в обратном.

Не было ни одной сферы жизнедеятельности, где бы интересы людей разных сословий, звания и достатка совпадали. Потому среди элиты даже образовывались союзы, имевшие целью вредить (или противодействовать) интересам массы афинян.

Во-вторых, законы Солона были обширны, многочисленны, но бессистемны. Наряду с серьезными и важными вопросами жизни афинян, они касались и мелких, частных тем.

К примеру, нелепым и смешным кажется закон, позволяющий богатой сироте, в случае неспособности ее мужа, (который в силу закона выступает ее опекуном) к брачному сожительству, вступить в связь с кем-либо из ближайших родственников мужа.

Но самое главное, в-третьих, состояло в том, что своими законами Солон, не устраняя главных противоречий в обществе, еще более усилил их, так как пытался быть полезным и правым и виноватым, и богатым и бедным. Богатых он озлобил уничтожением долговых обязательств, а бедных -- тем, что не произвел передела земли, на который они надеялись, и, по примеру Ликурга, не установил полного равенства жизненных условий.

Свою заслугу, как законодателя, Солон определил сам так:

Власть даровал я народу в той мере, в какой он нуждался,
Чести его не лишил, но и не дал лишних прав.
Также о тех позаботился я, кто богатством и силой
Всех превзошел, -- чтобы их не опозорил никто.
Встал я меж тех и других, простерев мощный щит свой над ними,
И запретил побеждать несправедливо других.

Позиция третейского судьи, которую принял на себя законодатель Солон, ему не удалась, а потому и законам его не суждено было повернуть к лучшему жизнь афинян:

См.: Не забывайте монархии греческой 129k "Статья" История

Совсем иной характер имело законодательство Ликурга в Спарте.

Во-первых, это законодательство было системное, т.е. взаимосвязанное между собой и имеющее системообразующий центр, то главное, чему подчинялись все последующие законы и установления.

-- Это было, прежде всего, установление полного равноправия граждан на основе земельной собственности. Для этого пришлось провести перераспределение земли и каждого гражданина Спарты наделить равным количеством земли.

-- Второе - перед законом все граждане стали равны не только в силу равноценности земельных наделов и имущества, но в силу неотвратимости действия закона во всех случаях.

-- Третье - защита отечества была признана равной и самой почетной из всех гражданских обязанностей.

Во-вторых, Ликургу удалось соединить казалось бы несоединимое вместе систему государственного управления: единовластие (Ликург), аристократию (совет старейшин) и демократию (народное собрание). Причем, эти три формы государственного управления не конфликтовали между собой, а дополняли друг друга, усиливая значение государственных актов.

В-третьих, правильно поставленное воспитание юношества (спартанское воспитание) позволило создать солидную социальную основу для внешней и внутренней политики.

Юношество, воспитанное по системе Ликурга, становилось надежной опорой государственности и Спарта, пока действовали законы Ликурга, ни одного раза не бывала в положении государства, поставленного на грань гибели.

Из приведенных сопоставлений можно сделать следующие важные выводы:

-- Государство, заинтересованное в процветании и прогрессе, должно позаботиться о системе таких законов, которые позволили бы ей двигаться в избранном направлении. Следует подчеркнуть, что у разных государств и разных народов эти законы должны иметь свой национальный и временной (эпохальный) оттенок. Выбрав в качестве ключевого звена развития тот или иной пункт, надо вокруг него и формировать важнейшие законы.

-- Во всех случаях, укрепление вооруженных сил было и остается наиважнейшей системообразующей силой любой актуальной системы законов.

-- Мало разработать законы, надо еще сделать так, чтобы они работали без перебоев и изъятий.

-- В выработке системы законов, безусловно, надо исходить из общенациональных, а не частных интересов и приоритет давать той силе в государстве, которая является в данный момент решающей, прогрессивной и определяющей ход развития. Но, какой бы ни была эта сила, подрастающее поколение среди всех прочих должно быть предметом мудрого законодательства.

Для того, чтобы читатель мог сам ознакомится в законами Ликурга, приводим извлечение из Плутарха о нем.

ЛИКУРГ

[В целях экономии, опустим поучительные строки Плутарха о том, как Ликург избежал соблазна узурпации власти в Спарте. Известно, что под давлением обстоятельств Ликург покинул Спарту и длительное время путешествовал по миру с целью изучить тогдашнее законодательство. Ему удалось ознакомиться с государственным устройством многих стран].

V. МЕЖДУ ТЕМ спартанцы жалели об отъезде Ликурга и не раз приглашали его вернуться. Они говорили, что их нынешние цари отличаются от подданных только титулом и тем почетом, которым они окружены, в то время, как он создан для того, чтобы властвовать и обладать способностью оказывать на других нравственное влияние. Впрочем, и сами цари были не против его возвращения, - они надеялись с его помощью сдержать наглость толпы.

Он вернулся и немедленно приступил к преобразованию существующего порядка, к коренным реформам государственного устройства, - по его мнению, отдельные законы не могли иметь ни успеха, ни пользы; как у человека больного, страдающего притом различными болезнями, следует совершенно выгнать болезнь смесью лекарств со слабительным и предписать ему новый образ жизни.

Дельфийский оракул -- оракул, то есть прорицалище, при храме Аполлона в Дельфах.

С этой целью он, прежде всего, отправился в Дельфы.

Принесши богу жертву, он вопросил его и вернулся домой с тем известным оракулом, где пифия назвала его "любимцем богов" и скорее "богом, нежели человеком". Когда он просил дать ему "лучшие" законы, она отвечала, что бог обещает ему, что лучше его законов не будет иметь ни одно государство. <...>

Из многих преобразований, введенных Ликургом, первым и самым важным было учреждение им Совета старейшин (герусии), который, сдерживая в известных границах царскую власть и в то же время пользуясь одинаковым с нею числом голосов при решении важнейших вопросов, служил, по выражению Платона, и якорем спасения, и доставлял государству внутренний мир.

До сих пор оно не имело под собою прочной почвы, - то усиливалась власть царя, переходившая в деспотизм, то власть народа в форме демократии.

Власть старейшин (геронтов) была поставлена в середине и как бы уравновешивала их, обеспечивая полный порядок и его прочность.

Двадцать восемь старейшин становились на сторону царя во всех тех случаях, когда следовало дать отпор демократическим стремлениям. С другой стороны, они в случае необходимости оказывали поддержку народу в его борьбе с деспотизмом. <...>

Эфоры Спарты

VII. НЕСМОТРЯ на то, что Ликург не передал государственной власти в одни руки, олигархия в чистом ее виде все еще продолжала заявлять о себе, поэтому его преемники, замечая, что она переступает предел возможного и становится невыносимой, учредили для обуздания ее, как выражается Платон, должность эфоров.

Первыми эфорами, при царе Теопомпе, были Элат и его товарищи, что имело место спустя около ста тридцати лет после Ликурга. Говорят, жена Теопомпа упрекала его за то, что он передает своим детям меньшую власть, чем он получил сам. "Да, меньшую, - отвечал царь, - зато более прочную". <...>

VIII. ВТОРЫМ из преобразований Ликурга, и самым смелым из них, было деление им земель.

Неравенство состояний было ужасное: масса нищих и бедняков угрожали опасностью государству, между тем как богатство было в руках немногих.

Желая уничтожить гордость, зависть, преступления, роскошь и две самые старые и опасные болезни государственного тела - богатство и бедность, он убедил сограждан отказаться от владения землею в пользу государства, сделать новый ее раздел и жить всем на равных условиях, так чтобы никто не был выше другого, - отдавая пальму первенства одним нравственным качествам. Неравенство, различие одного от другого должно было выражаться только в порицании за дурное и похвале за хорошее.

Приводя свой план в исполнение, он разделил всю остальную Лаконию на тридцать тысяч земельных участков для жителей окрестностей Спарты, периэков и на девять тысяч - округ самой Спарты: столько именно было спартанцев, получивших земельный надел. <...>

IX. ЧТОБЫ окончательно уничтожить всякое неравенство и несоразмерность, он желал разделить движимое имущество, но, видя, что собственнику будет тяжело лишиться своей собственности прямо, пошел окольным путем и сумел обмануть своими распоряжениями корыстолюбивых людей.

Прежде всего, он изъял из обращения всю золотую и серебряную монету, приказав употреблять одну железную, но и она была так тяжела, так массивна при малой своей стоимости, что для сбережения дома десяти мин нужно было строить большую кладовую и перевозить их на телеге.

Благодаря такой монете в Лаконии исчезло много преступлений: кто решился бы воровать, брать взятку, отнимать деньги другого или грабить, раз нельзя было скрыть своей добычи, которая к тому же не представляла ничего завидного и которая даже разбитою в куски не годилась ни на что?

Говорят, Ликург велел опускать раскаленное железо в уксус. Этим он лишал его твердости, делал ни на что негодным, бесполезным по своей хрупкости для выделки из него каких-либо вещей.

Затем Ликург изгнал из Спарты все бесполезные, лишние ремесла.

Впрочем, если б даже он не изгонял их, большая часть из них все равно исчезла бы сама собою вместе с введением новой монеты, так как их вещи не нашли бы себе сбыта, - железные деньги не ходили в других греческих государствах; за них ничего не давали и смеялись над ними, вследствие чего на них нельзя было купить себе ни заграничных товаров, ни предметов роскоши.

По той же причине чужеземные корабли не заходили в спартанские гавани.

В Спарту не являлись ни ораторы, ни содержатели гетер, ни мастера золотых или серебряных дел, - там не было денег.

Таким образом, роскошь, не имея больше того, что могло поддерживать ее, давать ей средства к существованию, постепенно исчезла сама собой. Богач не имел никакого преимущества перед бедным, так как богатством нельзя было похвастаться публично - его следовало хранить дома, где оно было мертвым грузом. <...>

X. С ЦЕЛЬЮ еще более стеснить роскошь и окончательно уничтожить чувство корысти Ликург установил третье, во всех отношениях прекрасное, учреждение, совместные трапезы, сисситии, - для того, чтобы граждане сходились обедать за общий стол и ели мясные или мучные кушанья, предписанные законом.

Они не имели права обедать дома, развалившись на дорогих ложах за дорогими столами, они не должны были заставлять своих отличных поваров откармливать себя в темноте, как прожорливых животных, вредя этим и душе, и телу, предаваясь всякого рода порочным наклонностям и излишествам, долгому сну, беря теплые ванны, ничего решительно не делая, словом, нуждаясь ежедневно в уходе, как больные.

Одно это было важно, но еще важнее было то, что богатство, выражаясь словами Теофраста, не было ни на что годно, было не богатством - вследствие учреждения общего стола и простой пищи. Им нельзя было пользоваться, оно не могло доставлять чувства радости, словом, нельзя было ни показать множества своей драгоценной посуды, ни похвастаться ею, раз бедняк шел на один обед с богачом. <...>

XII. <...> На сисситии часто ходили и дети.

Их водили туда как в школу для развития ума. Здесь они слушали разговоры о политике и видели пред собой наставников в лучшем смысле этого слова. Сами они учились шуткам и насмешкам, никогда не оскорбляя.

Их приучали и самих переносить шутки, не обижаясь на других. Хладнокровно относиться к шуткам считалось большою честью для спартанца. Кто не желал, чтобы над ним смеялись, должен был попросить другого перестать, и насмешник переставал.

Старший из сисситов показывал каждому новому посетителю на дверь и говорил: "За эту дверь не должно выйти ни одно слово!". <...>

XIII. ЗАКОНЫ Ликурга не были писаными, в чем убеждает нас одна из его "ретр". Все, что, по его мнению, вполне необходимо и важно для счастья и нравственного совершенства граждан, должно войти в самые их нравы и образ жизни, чтобы остаться в них навсегда, сжиться с ними.

Добрая воля в его глазах делала этот союз крепче, нежели принуждение, а эту волю образовывало в молодых людях воспитание, которое делало каждого из них законодателем. Что же касается мелочей, например, денежных дел, - того, что изменяется, смотря по обстоятельствам, - он и их счел за лучшее не заключать в рамки писаных законов и неизменных правил, но дал право делать в них прибавления или убавления, смотря по обстоятельствам и мнению умных людей.

Вообще все заботы его как законодателя были обращены на воспитание.

<...> Известна также ... "ретра" Ликурга, где он запрещает вести войну с одними и теми же неприятелями, чтобы, привыкнув оказывать сопротивление, они не сделались воинственными.

Позже за то именно всего больше и порицали царя Агесилая, что он своими частыми, неоднократными вторжениями и походами в Беотию сделал фиванцев достойными противниками Спарты. Поэтому, видя его раненым, Анталкид сказал: "Фиванцы прекрасно платят тебе за уроки. Они не хотели и не умели драться, но ты их выучил!" "Ретрами" Ликург назвал свои постановления для того, чтобы убедить всех, что они даны оракулом, являются его ответами.

0x01 graphic

Амур и Психея на картине Бугро.

XIV. СЧИТАЯ воспитание высшею и лучшею задачей для законодателя, он приступил к осуществлению своих планов издалека и прежде всего обратил внимание на брак и рождение детей. Аристотель ошибается, говоря, что он желал дать разумное воспитание и женщинам, но отказался от этого, оказавшись не в состоянии бороться с слишком большою волей, которую забрали себе женщины, и их властью над мужьями. Последним приходилось вследствие частых походов, оставлять на их руки весь дом и на этом основании слушаться их, переходя всякую меру, и даже называть их "госпожами". Но Ликург оказал должное внимание и женскому полу.

Девушки должны были для укрепления тела бегать, бороться, бросать диск, кидать копья, чтобы их будущие дети были крепки телом в самом чреве их здоровой матери, чтобы их развитие было правильно и чтобы сами матери могли разрешаться от бремени удачно и легко благодаря крепости своего тела.

Он запретил им баловать себя, сидеть дома и вести изнеженный образ жизни.

Они, как и мальчики, должны были являться во время торжественных процессии без платья и плясать и петь на некоторых праздниках в присутствии и на виду у молодых людей. Они имели право смеяться над кем угодно, ловко пользуясь его ошибкой, с другой стороны, прославлять в песнях тех, кто того заслуживал, и возбуждать в молодежи горячее соревнование и честолюбие.

Кого они хвалили за его нравственные качества, кого прославляли девушки, тот уходил домой в восторге от похвал, зато насмешки, хотя бы и сказанные в шутливой, неоскорбительной форме, язвили его так же больно, как строгий выговор, так как на праздниках вместе с простыми гражданами присутствовали цари и старейшины. В наготе девушек не было ничего неприличного. Они были по-прежнему стыдливы и далеки от соблазна, напротив, этим они приучались к простоте, заботам о своем теле. Кроме того, женщине внушался благородный образ мыслей, сознание, что и она может приобщиться к доблести и почету.

Вот почему они могли говорить и думать так, как то рассказывают о жене Леонида, Горго. Одна женщина, вероятно, иностранка, сказала ей: "Одни вы, спартанки, делаете, что хотите, со своими мужьями". "Но ведь одни мы и рожаем мужей", - отвечала царица.

XV. УЖЕ все то, о чем мы говорили до сих пор, служило побудительною причиною к браку, - я имею в виду торжественные шествия девушек, их наготу, их упражнения в борьбе перед глазами молодых людей, которые шли сюда не с "геометрическими", а с "любовными" целями, выражаясь языком Платона, - но холостяки подвергались, кроме того, некоторого рода позору. Они не имели права присутствовать при празднике гимнопедий.

Зимой они по приказу властей обходили голыми городской рынок и, обходя его, пели сочиненную на счет их песню, где говорилось, что они наказаны совершенно справедливо за свое неповиновение законам.

Наконец, им не оказывали уважения и услуг, которые молодые люди оказывали старшим. Вот почему никто не отнесся с порицанием к тем словам, которые были сказаны Деркеллиду, хотя он был знаменитым полководцем. Один молодой человек, не встав при его входе, сказал: "У тебя нет сына, который мог бы впоследствии встать передо мною!.." Невест похищали, но не таких, которые были еще малы или слишком молоды для брачной жизни, а вполне зрелых и развившихся. Похищенная отдавалась на руки подруги невесты. <...>

XVI. ВОСПИТАНИЕ ребенка не зависело от воли отца, - он приносил его в "лесху", место, где сидели старшие члены филы, которые осматривали ребенка. Если он оказывался крепким и здоровым, его отдавали кормить отцу, выделив ему при этом один из девяти земельных участков, но слабых и уродливых детей кидали в "апотеты". пропасть возле Тайгета.

В их глазах жизнь новорокрещеного была так же бесполезна ему самому, как и государству, если он был слаб, хил телом при самом рождении, вследствие чего женщины для испытания здоровья новорожденного мыли его не в воде, а в вине, - говорят, эпилептики и вообще болезненные дети от крепкого вина погибают, здоровые же становятся от него еще более крепкими и сильными.

"Кормилица". Н. А. Касаткин,

Сюжет заимствован у В. И. Семевского

Кормилицы ходили за ними очень внимательно и прекрасно знали свое дело.

Они не пеленали детей, давали полную свободу их членам и всему вообще телу, приучали их не есть много, не быть разборчивыми в пище, не бояться в темноте или не пугаться, оставшись одни, не капризничать и не плакать.

На этом основании даже иностранцы выписывали для своих детей спартанских кормилиц. Говорят, кормилица афинянина Алкивиада была спартанка Амикла. Впоследствии Перикл, по словам Платона, дал ему в воспитатели раба Зопира, который ни в чем не отличался от других рабов, тогда как воспитание спартанских детей Ликург не поручал ни купленным, ни нанятым за деньги воспитателям. Точно так же он не позволял отцам давать сыну такое воспитание, какое они считали нужным.

Все дети, которым только исполнилось семь лет, собирались вместе и делились на отряды, "агелы".

Они жили и ели вместе и приучались играть и проводить время друг с другом. Начальником "агелы" становился тот, кто оказывался понятливее других и более смелым в гимнастических упражнениях. Остальным следовало брать с него пример, исполнять его приказания и беспрекословно подвергаться от него наказанию, так что школа эта была школой послушания.

Старики смотрели за играми детей и нередко нарочно доводили до драки, ссорили их, причем прекрасно узнавали характер каждого - храбр ли он и не побежит ли с поля битвы.

Чтению и письму они учились, но по необходимости, остальное же их воспитание преследовало одну цель: беспрекословное послушание, выносливость и науку побеждать.

С летами их воспитание становилось суровее: им наголо стригли волосы, приучали ходить босыми и играть вместе, обыкновенно без одежды. На тринадцатом году они снимали с себя хитон и получали на год по одному плащу. Их кожа была загорелой и грубой. Они не брали теплых ванн и никогда не умащались; только несколько дней в году позволялась им эта роскошь.

Спали они вместе по "илам", отделениям и "агелам" на постелях, сделанных из тростника, который собирали на берегах Эврота, причем рвали его руками, без помощи ножа. Зимою клалась под низ подстилка из "ежовой ноги". Это растение примешивалось и в постели, так как считалось согревающим.

XVII. <...> Старики обращали на них больше внимания, чаще ходили в их школы для гимнастических упражнений, смотрели, если они дрались или смеялись один над другим, причем делали это не мимоходом, - все они считали себя отцами, учителями и наставниками молодых людей, так что провинившийся молодой человек не мог нигде ни на минуту укрыться от выговора или наказания.

Кроме того, к ним приставлялся еще другой воспитатель, "педоном", из числа лучших, достойнейших граждан, сами же они выбирали из каждой агелы всегда самого умного и смелого в так называемые "ирены".

"Иренами" назывались те, кто уже более года вышел из детского возраста. "Меллиренами", т.е. будущими "иренами", называли самых старших из мальчиков. Двадцатилетний ирен начальствовал своими подчиненными в примерных сражениях и распоряжался приготовлениями к обеду. <...>

Взрослым они приказывали сбирать дрова, маленьким - овощи.

Все, что они ни приносили, было ворованным.

Одни отправлялись для этого в сады, другие прокрадывались в сисситии, стараясь выказать вполне свою хитрость и осторожность.

Попадавшегося без пощады били плетью как плохого, неловкого вора. Если представлялся случай, они крали и кушанья, причем учились нападать на спавших и на плохих сторожей. Кого ловили в воровстве, того били и заставляли голодать: пища спартанцев была очень скудная, для того чтобы заставить их собственными силами бороться с лишениями и сделать из них людей смелых и хитрых. Из-за этого им главным образом и давали мало есть.

Но, кроме того, им желали дать высокий рост: когда жизненный дух не находится долго на одном месте и в бездействии, большое количество пищи давит его и заставляет уходить в глубину и ширину; если же, наоборот, он благодаря своей легкости может уйти наверх, тело растет свободно, без принуждения.

Этим можно, кажется, объяснить и красоту: тело тонкое и худощавое скорее уступает росту, между тем как толстое, упитанное оказывает ему сопротивление своею тяжестью. Потому-то, без сомнения, дети, родившиеся от матерей, принимавших во время беременности слабительное, бывают худощавы, но красивы и стройны. Жизненная материя может в данном случае по своей легкости быть скорей побеждена творящею силой. Исследовать это явление ближе я предоставляю другим.

XVIII. <...>

После обеда ирен, не выходя из-за стола, приказывал одному из детей петь, другому задавал какой-нибудь вопрос, на который ответить можно было не сразу, например: какой человек самый лучший? Или: что следует думать о том или другом поступке? Таким образом, их с малых лет приучали отличать хорошее от дурного и судить о поведении граждан, потому что тот, кто терялся при вопросах "Кто хороший гражданин?" или "Кто не заслуживает уважения?" считался умственно неразвитым и неспособным совершенствоваться нравственно. В ответе должна была заключаться и причина, и доказательство, но в краткой, сжатой форме. <...>

XIX. ДЕТЕЙ приучали, кроме того, выражаться колко, но в изящной форме и в немногих словах - многое.

Ликург, как сказано выше, дал железной монете при ее огромном весе незначительную ценность; совершенно иначе поступил он с "монетой слов", - он хотел, чтобы немного простых слов заключали в себе много глубокого смысла. Заставляя детей подолгу молчать, он приучал их давать меткие, глубокомысленные ответы; не знающая меры болтливость делает разговор пустым и глупым.

Когда один афинянин стал смеяться над короткими спартанскими мечами и говорил, что фокусники легко проглатывают их на представлениях в театре, царь Агид сказал: "Это, однако, не мешает нам нашими короткими мечами доставать неприятелей". Мне кажется, и спартанская речь, несмотря на свою краткость, прекрасно достигает своей цели, если она производит глубокое впечатление па слушателей.

Лично Ликург, без сомнения, выражался кратко отрывочно, судя по некоторым сохранившимся его фрезам. Сюда, например, принадлежит его известное выражение относительно одной из форм правления. Когда кто-то стал требовать, чтобы он ввел в государстве демократию, он сказал: "Введи сперва демократию у себя в доме". На другой вопрос, зачем он приказал приносить такие маленькие и бедные жертвы, он отвечал: "Затем, чтобы мы никогда не переставали чтить богов". <...>

XXI. НА ХОРОВОЕ пение обращалось столько же внимания, как и на точность и ясность речи.

В самих спартанских песнях было что-то воспламенявшее мужество, возбуждавшее порыв к действию и призывавшее на подвиги. Слова их были просты, безыскусственны, но содержание серьезно и поучительно. То были большею частью хвалебные песни, прославлявшие павших за Спарту или порицавшие трусов, которые живут теперь "жалкими, несчастными". Некоторые из них призывали к смелым деяниям, другие хвалились прошлыми - смотря по возрасту детей. <...>

Точно так же перед сражением царь приносил жертву музам, для того, вероятно, чтобы воины вспомнили, чему их учили, и о том, какой приговор ждет их со стороны составителей песен, чтобы они ни на минуту не забывали об этом, встретясь лицом к лицу с опасностью, и показали в битве подвиги, достойные прославления.

XXII. В ЭТО ВРЕМЯ воспитание молодых людей становилось уже не таким строгим - им позволяли ходить за своими волосами, украшать оружие и платье.

Радовались, когда они, как кони, горделиво выступали и рвались в битву. За волосами они начинали ходить тотчас же по вступлении их в юношеский возраст, но в особенности убирали они их в минуту опасности. <...>

Когда войско выстраивалось в боевом порядке в виду неприятеля, царь приносил в жертву козу и приказывал всем солдатам надевать венки, флейтистам же - играть "песнь в честь Костра".

Сам он начинал военную песнь, под которую шли спартанцы. Величественное и в то же время грозное зрелище представляла эта линия людей, шедших в такт под звуки флейт. Их ряды были сомкнуты; ничье сердце не билось от страха; они шли навстречу опасности под звуки песен, спокойно и весело.

Ни страх, ни чрезмерная горячность не могли, конечно, иметь места при таком настроении; они были спокойны, но вместе с тем воодушевлены надеждой и мужеством, веря в помощь божества.

Царь шел на неприятеля в окружении воинов - победителей на играх.

Говорят, одному спартанцу предлагали на Олимпийских играх большую сумму с условием, чтобы он уступил честь победы. Он не принял ее и после трудной борьбы повалил своего соперника. "Что пользы тебе, спартанец, в твоей победе?" - спросили его. "В сражении я пойду с царем впереди войска", - отвечал он, улыбаясь.

Одержав победу и обратив неприятеля в бегство, спартанцы преследовали его только на таком расстоянии, чтобы укрепить за собой победу бегством неприятелей, и затем немедленно возвращались. По их мнению, было низко, недостойно грека - рубить и убивать разбитых и отступающих. Их обычай был не только благороден и великодушен, но, и полезен, так как их враги, зная, что они убивают только сопротивляющихся и щадят сдающихся, считали выгоднее бежать, нежели оказывать сопротивление. <...>

XXIV. ВОСПИТАНИЕ продолжалось до зрелого возраста.

Никто не имел права жить так, как он хотел, напротив, город походил на лагерь, где был установлен строго определенный образ жизни и занятия, которые имели в виду лишь благо всех. Вообще спартанцы считали себя принадлежащими не себе лично, но отечеству. Если им не давалось других приказаний, они смотрели за детьми, учили их чему-либо полезному или же сами учились от стариков. <...>

XXVII. ПРЕКРАСНЫМИ во всех отношениях были и законы Ликурга относительно погребения покойников. Чтобы с корнем уничтожить суеверие, он прежде всего не запрещал хоронить умерших в черте города и ставить им памятники вблизи храмов, - он желал, чтобы молодежь с малых лет имела у себя перед глазами подобного рода картины, привыкала к ним; чтобы она не боялась смерти...

У Ликурга ничто не было бесцельным, ничего не делалось без нужды - все его важнейшие распоряжения имели целью хвалить доброе и порицать дурное. Он наполнил город множеством образцов для подражания. С ними постоянно приходилось сталкиваться, вместе с ними росли, вследствие чего для каждого они служили путем и примером к достижению добродетели. На этом основании Ликург не позволил уезжать из дому и путешествовать без определенной цели, перенимая чужие нравы и подражая образу жизни, лишенному порядка, и государственному устройству, не имеющему стройной системы.

Мало того, он даже выселял иностранцев, если они приезжали в Спарту без всякой цели или жили в ней тайно, но не потому, как думает Фукидид, что боялся, как бы они не ввели у себя дома его государственного устройства или не научились чему-либо полезному, ведущему к нравственному совершенству, а просто потому, чтобы не сделались учителями порока.

С новыми лицами входят, постепенно, и новые речи, с новыми речами являются новые понятия, вследствие чего на сцену выступает, конечно, множество желаний и стремлений, не имеющих ничего общего с установившимся порядком правления. Поэтому Ликург считал нужным строже беречь родной город от внесения в него дурных нравов, нежели от занесения в него заразы извне. <...>

XXIX. КОГДА важнейшие из его законов успели войти в жизнь его сограждан, когда государство сделалось достаточно крепким и сильным, чтобы нести себя и самому стоять на ногах, Ликург, подобно богу, который, по словам Платона, обрадовался при виде первых движений созданного им мира, был восхищен, очарован красотой и величием созданных им законов, законов, ставших действительностью, вошедших в жизнь, и захотел, насколько может ум человека, сделать их бессмертными, незыблемыми в будущем.

Итак, он созвал всех граждан на Народное собрание и сказал, что данное им государственное устройство во всех отношениях приведено в порядок и может служить к счастью и славе их города, но что самое важное, самое главное он может открыть им тогда, когда вопросит оракул.

Они должны были хранить данные им законы, ничего не изменяя, строго держать их до его возвращения из Дельф. После своего приезда он обещал устроить все согласно воле оракула. Все согласились и просили его ехать. Тогда, взяв клятву с царей и старейшин, затем со всех граждан в том, что они будут твердо держаться существующего правления, пока он не вернется из Дельф, Ликург уехал в Дельфы.

0x01 graphic

Войдя в храм и принесши богу жертву, он вопросил его, хороши ли его законы и в достаточной ли мере служат к счастью и нравственному совершенствованию его сограждан. Оракул отвечал, что его законы прекрасны и что с его стороны государство его будет находиться на верху славы, пока останется верным данному им государственному устройству. Он записал этот оракул и послал его в Спарту, сам же принес богу вторичную жертву, простился со своими друзьями и сыном и решил добровольно умереть, чтобы не освобождать своих сограждан от данной ими клятвы. Он был в таких годах, когда можно еще жить, но так же хорошо и умереть тем, кто не прочь от этого, в особенности ему, чьи все желания были исполнены.

Он уморил себя голодом в том убеждении, что и смерть общественного деятеля должна быть полезна государству и что самый конец его жизни должен быть не случайностью, а своего рода нравственным подвигом, что он совершил прекраснейшее дело, что кончина его будет достойным завершением его счастья и что смерть его будет стражем всего того высокого и прекрасного, которое он приобрел для сограждан своей жизнью, так как они поклялись держаться установленного им правления вплоть до его возвращения.

Он не обманулся в своих надеждах.

В продолжение пяти веков, пока Спарта оставалась верна законам Ликурга, она по своему строю и славе была первым государством в Греции. Из четырнадцати царей, от Ликурга до Агида, сына Архидама, ни один не сделал в них никаких перемен. Учреждение должности эфоров не только не ослабило государства, а, напротив, послужило к его усилению. Казалось, эфорат был учрежден в интересах народа, на самом же деле он послужил к усилению влияния аристократии.

XXX. В ЦАРСТВОВАНИЕ Агида проникли в Спарту в первый раз деньги, вместе же с деньгами вернулись в государство корыстолюбие и жажда богатства.

Виной тому был Лисандр, который, не любя денег лично, сделал своих сограждан корыстолюбивыми и познакомил с роскошью.

Он привез домой золото и серебро и нанес смертельный удар законам Ликурга.

Но пока они оставались по-прежнему в силе, можно было сказать, что Спарта жила жизнью не государства, а жизнью опытного и мудрого мужа ...

<...>

Всеобщая хрестоматия полководческого искусства. Т.3. Полководцы Древней Греции и Македонии: Уроки защиты отчества и военного искусства / Авт.-сост. А.И. Каменев; Под ред. В.С. Чечеватова; ВАГШ ВС РФ. - М., 2004. - 539 с. [Наука побеждать]

Данный том содержит изложение оригинальных сведений и материалов анализа особенностей военного искусства и полководческой практики выдающихся полководцев Древней Греции и Македонии. Работа предназначена для научных работников, преподавателей, слушателей и курсантов военно-учебных заведений. Идеи, изложенные в работе, могут быть полезны органам власти и управления Российской Федерации при подготовке и принятии решений по военным вопросам.

No А.И. Каменев, 2004 г.

Ф.И. ТЮТЧЕВ

(избранные стихи)

Над Россией распростертой

Встал внезапною грозой

Петр, по прозвищу четвертый,

Аракчеев же второй.

1866 или 1867

* * *

Как этого посмертного альбома

Мне дороги заветные листы,

Как все на них так родственно-знакомо,

Как полно все душевной теплоты!

Как этих строк сочувственная сила

Всего меня обвеяла былым!

Храм опустел, потух огонь кадила,

Но жертвенный еще курится дым.

1 марта 1867

СЛАВЯНАМ

Привет вам задушевный, братья,

Со всех Славянщины концов,

Привет наш всем вам, без изъятья!

Для всех семейный пир готов!

Недаром вас звала Россия

На праздник мира и любви;

Но знайте, гости дорогие,

Вы здесь не гости, вы - свои!

Вы дома здесь, и больше дома,

Чем там, на родине своей,-

Здесь, где господство незнакомо

Иноязыческих властей,

Здесь, где у власти и подданства

Один язык, один для всех,

И не считается Славянство

За тяжкий первородный грех!

Хотя враждебною судьбиной

И были мы разлучены,

Но все же мы народ единый,

Единой матери сыны;

Но все же братья мы родные!

Вот, вот что ненавидят в нас!

Вам не прощается Россия,

России - не прощают sacs

Смущает их, и до испугу,

Что вся славянская семья

В лицо и недругу и другу

Впервые скажет: - Это я!

При неотступном вспоминанье

О длинной цепи злых обид

Славянское самосознанье,

Как божья кара, их страшит!

Давно на почве европейской,

Где ложь так пышно разрослась,

Давно наукой фарисейской

Двойная правда. создалась:

Для них - закон и равноправность,

Для нас - насилье и обман,

И закрепила стародавность

Их как наследие славян.

И то, что длилося веками,

Не истощилось и поднесь

И тяготеет и над нами-

Над нами, собранными здесь...

Еще болит от старых болей

Вся современная пора...

Не тронуто Коссово поле,

Не срыта Белая Гора!

А между нас,- позор немалый,-

В славянской, всем родной среде,

Лишь тот ушел от их опалы

И не подвергся их вражде,

Кто для своих всегда и всюду

Злодеем был передовым:

Они лишь нашего Иуду

Честят лобзанием своим.

Опально-мировое племя,

Когда же будешь ты народ?

Когда же упразднится время

Твоей и розни и невзгод,

И грянет клич к объединенью,

И рухнет то, что делит нас?..

Мы ждем и верим провиденью-

Ему известны день и час...

И эта вера в правду бога

Уж в нашей не умрет груди,

Хоть много жертв и горя много

Еще мы видим впереди...

Он жив - верховный промыслитель,

И суд его не оскудел,

И слово царь-освободитель

За русский выступит предел...

Начало мая 1867

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 22/05/2015, изменен: 22/05/2015. 65k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 10 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: "Ликург был убежден, что отдельные законы не принесут никакой пользы, если, словно врачуя больное тело, страдающее всевозможными недугами, с помощью очистительных средств, не уничтожить дурного смешения соков и не назначить нового, совершенно иного образа жизни". Плутарх

Каменев Анатолий Иванович Точка возврата есть - в воспитании юношества

Каменев Анатолий Иванович
Точка возврата есть - в воспитании юношества