ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Ужасное слово "война"...

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

Мое кредо:

http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html

Пересвет и Ослябя.

Рисунок В. М. Васнецова

И. Баграмян

Ужасное слово "война"...

("Обожгла мысль: "Неужели война?!" Не оставалось никаких сомнений, что война ступила на нашу землю")...

(фрагменты из кн. "Так начиналась война")

Не прошло и суток после обсуждения на Военном совете новых мер по повышению боевой готовности войск, как поступила телеграмма из Москвы.

Генеральный штаб запрашивал: на каком основании части укрепрайонов получили приказ занять предполье? Такие действия могут спровоцировать немцев на вооруженное столкновение.

Предписывалось это распоряжение немедленно отменить.

Телеграмма огорчила командующего.

Ведь это была его инициатива, а теперь он должен отменить ранее отданный приказ.

А из войск поступали новые тревожные сообщения.

Мой старый сослуживец по коннице генерал Д. С. Писаревский, начальник штаба 5-й армии, прилетел в Киев.

Его без промедления заслушали Кирпонос, Вашугин и Пуркаев.

Писаревский доложил, что немцы с каждым днем усиливают свою группировку. Особенно настораживает, что фашисты начали убирать все инженерные заграждения, установленные на границе.

Сейчас они лихорадочно накапливают снаряды и авиабомбы, причем складывают их прямо на грунт, значит, не рассчитывают на долгое хранение.

Нападения можно ждать с минуты на минуту.

А наши войска пока находятся на местах постоянного квартирования.

Для того чтобы занять подготовленные вдоль границы оборонительные позиции, понадобится минимум день, а то и два. А даст ли нам противник столько времени?

Свой доклад об обстановке начальник штаба армии закончил вопросом: не пора ли объявить боевую тревогу войскам прикрытия госграницы?

Кирпонос нахмурился.

Сказал, что всецело разделяет опасения командования армии.

На границе действительно неспокойно, и Военный совет округа примет все зависящие от него меры. Объявлять боевую тревогу сейчас нельзя, но надо серьезно подумать о том, чтобы дивизии первого эшелона армии подтянуть поближе к государственному рубежу.

В заключение командующий высказал уверенность, что в Москве все знают и в нужный момент нас предупредят, дадут команду.

Пока, видимо, такой момент еще не настал.

Но мы понимали, что этот момент близится. В тот же день поступило донесение начальника штаба 26-й армии И. С. Варенникова. Полковник докладывал: "Немцы подготавливают исходное положение для наступления".

Справка:

Варенников Иван Семёнович (1901--1971) -- генерал-лейтенант (1943).

-- Родился 28 сентября 1901 года в селе Катенино Оренбургской губернии.

-- В 1918 году окончил 3 класса Высшего начального училища.

-- В 1919 году окончил 4-й класс в школе Елизаветопольской станицы.

-- С ноября 1919 года по июнь 1920 года работал председателем Совета в селе Катенино.

-- 15 июня 1920 года был призван в Красную Армию.

-- С июня 1921 по ноябрь 1923 года обучался на 25-х Троицких, 2-х Уфимских, 20-х Екатеринбургских, 3-х Омских командирских военных курсах.

-- С ноября 1923 года по октябрь 1924 года проходил стажировку, а затем службу на должностях помощника командира взвода.

-- С августа 1925 года по сентябрь 1927 года -- слушатель Киевской объединённой школы командиров. После окончания школы проходил службу на должностях помощника начальника штаба, начальник 2-го отделения 12 кавалерийской дивизии города Краснодара.

-- С мая 1931 года по май 1934 года слушатель военной академии имени Фрунзе.

-- С мая 1934 года по июнь 1938 года начальник оперативного отдела штаба 4 Донской казачьей ордена Ленина, Краснознаменной ордена Красной Звезды дивизии имени т. Ворошилова, в чине майора.

-- С июня 1938 года по январь 1940 года начальник штаба дивизии, в чине полковника.

-- С января по ноябрь 1940 года начальник штаба 6-го казачьего кавалерийского корпуса имени И.В. Сталина.

-- В 1940--1941 гг. слушатель Академии Генерального штаба

-- С ноября 1940 по сентябрь 1941 г. начальник штаба 26-й армии, сформированой в июле 1940 г. в Киевском Особом военном округе.

-- С началом Великой Отечественной войны участвовала в приграничном сражении, вела тяжелые оборонительные бои на винницком направлении, восточнее Проскурова.

-- С середины сентября в составе киевской группировки войск фронта вела боевые действия в окружении. Одиннадцать дней шли бои, армия прорвала кольцо окружения и вышла к линии фронта.

-- С октября 1941 г. по сентябрь 1942 г. начальник штаба 37-й армии 2-го формирования.

-- С января 1942 г. генерал-майор. В ходе боевых действий армии был ранен.

-- С января по апрель 1943 года являлся начальников штаба Южного фронта.

-- С апреля 1943 года был назначен на должность генерал-адъютанта по особо важным оперативным делам с присвоением звания генерал-лейтенанта.

-- Вместе с Жуковым генерал-лейтенант Варенников И. С. участвовал в Орловской, Курской битвах, в Киевской, Львовской, Варшавской, Подзенской, Берлинской операциях. Присутствовал при подписании акта капитуляции Германии.

-- Служил генерал-адъютантом Главкома советских оккупационных войск в Германии Г. К. Жукова.

-- По окончании войны работал заместителем начальника основного факультета по учебной работе в военной академии имени Фрунзе (май 1946 - декабрь 1947г.г.).

-- В те годы началась "травля" Жукова. И. В. Сталин и министр обороны Булганин обвинили Георгия Константиновича в сепаратизме и бонапартизме. Варенникова с группой генералов и офицеров, кто когда-либо работал с Жуковым, арестовали (12 марта 1948 года). Всех их физически принуждали признаться в подготовке "военного заговора" против сталинского руководства, организованного маршалом Жуковым. Этим делом руководили Абакумов и Берия.

-- После реабилитации (9 июля 1953 года) работал в центральном аппарате ДОСААФ.

-- Служил начальником штаба Гражданской обороны СССР (1961--1971), под руководством своего старого друга по Сталинградскому фронту и Группе войск в Германии Маршала Советского Союза В. И. Чуйкова (Начальник ГО СССР (1961--1972).

-- Иван Семёнович Варенников скончался 1 июня 1971 года.

-- Похоронен на Введенском кладбище Москвы.

В Москве, безусловно, обстановку по ту сторону границы знали лучше нас, и наше высшее военное командование приняло меры.

15 июня мы получили приказ начать с 17 июня выдвижение всех пяти стрелковых корпусов второго эшелона к границе. У нас уже все было подготовлено к этому.

Читатель помнит, что мы еще в начале мая по распоряжению Москвы провели значительную работу: заготовили директивы корпусам, провели рекогносцировку маршрутов движения и районов сосредоточения.

Теперь оставалось лишь дать команду исполнителям.

Мы не замедлили это сделать.

На подготовку к форсированному марш-маневру корпусам давалось от двух до трех суток. Часть дивизий должна была выступить вечером 17 июня, остальные -- на сутки позднее.

Они забирали с собой все необходимое для боевых действий.

В целях скрытности двигаться войска должны только ночью. Всего им понадобится от восьми до двенадцати ночных переходов.

План был разработан детально.

31-й стрелковый корпус из района Коростеня к утру 28 июня должен был подойти к границе вблизи Ковеля.

Штабу корпуса до 22 июня надлежало оставаться на месте; 36-й стрелковый корпус должен был занять приграничный район Дубно, Козин, Кременец к утру 27 июня; 37-му стрелковому корпусу уже к утру 25 июня нужно было сосредоточиться в райоие Перемышляны, Брезжаны, Дунаюв; 55-му стрелковому корпусу (без одной дивизии, остававшейся на месте) предписывалось выйти к границе 26 июня, 49-му -- к 30 июня.

Чтобы гитлеровцы не заметили наших перемещений, районы сосредоточения корпусов были выбраны не у самой границы, а в нескольких суточных переходах восточнее.

Для контроля за организацией марша Военный совет потребовал послать в каждую дивизию представителей оперативного отдела штаба армии. Но их просто не хватило бы, поэтому пришлось привлечь офицеров и из других отделов.

Работы нам все прибавлялось.

Мы вносили необходимые изменения в планы прикрытия границы, готовили оперативные карты по основным операционным направлениям, описание маршрутов, изучали и обобщали корпусные и армейские рекогносцировочные материалы.

А тут еще прием и размещение двух армий, переброска корпусов к границе...

Все это вынудило напомнить генералу Пуркаеву мою давнишнюю просьбу об увеличении состава оперативного отдела.

Присутствовавший во время разговора генерал Антонов покачал головой:

-- Эх, Иван Христофорович, где там увеличивать. Говорят, Генеральному штабу приказано в двухнедельный срок наметить новое сокращение штатов центрального и окружных аппаратов на двадцать процентов... Так что и ты прикинь, с кем тебе расставаться.

-- Где этот приказ? -- раздраженно спросил Пуркаев.

-- Сегодня или завтра мы его получим, -- спокойно ответил наш специалист "по организации и мобилизации".

-- Вот когда получим, тогда и будем думать. -- Помолчав, Пуркаев добавил: -- А оперативный отдел я не позволю сокращать. Ищите за счет других отделов.

-- Есть, Максим Алексеевич, -- охотно согласился Антонов.

Оставалась радоваться, что хоть сокращать-то начальник штаба запретил...

(Приказ этот мы так и не успели выполнить: началась война. И мне впоследствии стало казаться, что просто не могло быть такого приказа за неделю до начала боев. Работая над этой книгой, я решил проверить, не подвела ли меня память. Оказалось, что такой приказ все-таки был.)

Как только директивы о выдвижении корпусов к границе дошли до исполнителей, посыпались вопросы и просьбы.

Первым позвонил Пурааеву командир 55-го стрелкового корпуса. Он спросил: как быть с теми подразделениями, которые находятся на сборах на подготовке парашютистов и посылать ли, как предусмотрено планом, туда же еще три батальона?

Пуркаев переговорил с командующим и только после этого сказал мне:

-- Сообщите командиру корпуса: все отсутствующие подразделения немедленно вернуть и больше на сборы не отсылать ни одного батальона.

Впоследствии я узнал, что находившиеся на сборах подразделения так и не успели к началу войны возвратиться в свой корпус.

Телефон у начальника штаба не переставал звонить: одни просили вернуть в корпус части, взятые командованием на выполнение различных заданий, другие -- ускорить возвращение артиллерии с полигона, третьи -- пополнить транспорт.

Все наши учебные, хозяйственные и строительные планы были рассчитаны на мирное время.

Сейчас надо было срочно вносить коренные поправки. Но не все мы могли сделать без разрешения Москвы.

В эти тревожные июньские дни мне особенно запомнилась одна встреча.

С головой погрузившись в работу, я и не заметил, как кто-то зашел в мой кабинет.

-- Здравствуй, товарищ полковник! -- услышал я вдруг звучный веселый голос.

Оторвав взгляд от карты, увидел перед собой своего старого знакомого.

Это был генерал-лейтенант Иван Степанович Конев.

Впервые судьба свела нас еще в 1927 году, в гурзуфском санатории, где мы довольно близко познакомились. Мой новый товарищ отличался прямолинейным характером и остроумием. Он много читал, уделяя этому каждую свободную минуту.

Много говорили мы с ним о волновавших нас проблемах армейской жизни. В результате этих бесед у меня создалось об Иване Степановиче мнение как об оригинально и творчески мыслящем командире, который был не только большим знатоком тактики, но и хорошим методистом боевой подготовки войск. Я подметил у Конева какое-то особое умение различать в развитии военного дела ростки нового, прогрессивного. Все шаблонное вызывало в нем крайнее раздражение, и тут уж даже дружеское расположение не спасало от резкой критики.

Мы как-то легко подружились.

Этому способствовало, конечно, и то, что наши служебные интересы во многом совпадали: оба тогда командовали полками.

Несколько лет спустя мы встретились в стенах Академии имени М. В. Фрунзе.

Хотя я учился на основном факультете, а он -- на особом, мы находили время для дружеской беседы. После учебы наши пути снова разошлись.

Я с интересом следил за быстрым продвижением Ивана Степановича по службе и искренне радовался его успехам. Накануне войны он уже командовал войсками Северо-Кавказского военного округа, основная часть которых и составила нашу новую, 19-ю армию. Конев был назначен командующим этой армией.

Но я совсем не ожидал, что так скоро увижу его здесь, в Киеве.

Поговорить хотелось о многом, но оба были очень заняты.

Иван Степанович попросил ознакомить его с обстановкой, сложившейся в округе.

Я пригласил полковника Бондарева. Он рассказал о положении по ту сторону границы, я -- все, что мне было известно о состоянии и дислокации войск округа.

Конев остался доволен.

-- Ну, спасибо, что просветили! -- сказал он. -- Теперь можно и в свою армию ехать.

Голос его звучал по-прежнему бодро. Он протянул на прощание руку:

-- Всего наилучшего, Иван Христофорович. До встречи.

Не думали мы тогда, что следующая встреча случится не скоро: я со штабом округа выеду в Тарнополь, а Ивана Степановича с его армией перебросят на Западный фронт.

Наш замечательный артиллерист Николай Дмитриевич Яковлев уехал в Москву принимать руководство делами Главного артиллерийского управления.

На его место в середине июня прибыл генерал-лейтенант Михаил Артемьевич Парсегов. У нас его знали немногие. Генерал Кирпонос и корпусной комиссар Вашугин были знакомы с ним по совместной службе в войсках Ленинградского военного округа. Мне довелось в начале тридцатых годов вместе с Парсеговым, молодым в то время командиром артиллерийского полка, учиться в Военной академии имени М. В. Фрунзе. После этого мы не виделись.

Жизненный путь этого 42-летнего генерал-лейтенанта был удивительно похож на жизненный путь большинства крупных военачальников Красной Армии. Парсегов родился в крестьянской семье в Нагорном Карабахе. Подростком пошел работать на хлопкоочистительный завод в городе Андижане. Девятнадцати лет связал свою судьбу с большевиками.

В гражданскую воевал в Средней Азии. "Университеты" свои прошел в Красной Армии. Цепкий ум и редкая память помогли ему стать хорошим артиллеристом. К тридцати годам он уже командовал дивизионом, а затем артиллерийским полком. Потом -- общевойсковая академия, после нее снова артиллерийский полк, а вскоре -- стремительный взлет: его назначают начальником артиллерии Ленинградского военного округа. Во время событий на Карельском перешейке ои возглавил артиллерию 7-й армии, после опять вернулся в округ, а оттуда -- в Москву на пост генерал-инспектора артиллерии Красной Армии. Три года на высших постах в артиллерии дали Парсегову много. Это уже был командир с широким оперативным кругозором, смелый и быстрый в решениях.

Справка:

Парсегов Михаил (Микаел) Артемьевич (3 июня 1899 года -- 26 апреля 1964 года) -- генерал-полковник артиллерии (1958), Герой Советского Союза (1940).

-- Родился в селе Мадаткент (ныне Колхозашен) Нагорного Карабаха. Армянин.

-- В 12 лет остался без родителей и уехал на заработки в Среднюю Азию. Работал на хлопкоочистительном заводе в городе Андижане.

-- В 1916 году призван в российскую армию. С сентября 1916 по ноябрь 1917 участвовал в Первой мировой войне на Кавказском фронте, служил в артиллерийских частях рядовым, затем командиром орудия в звании старшего фейерверкера.

-- В 1918 году добровольно вступил в РККА. В том же году был принят в ВКП(б). Службу начал в крепости города Андижан помощником командира взвода, затем некоторое время исполнял обязанности коменданта этой крепости.

-- С ноября 1918 по ноябрь 1919 года командиром взвода воевал на Туркестанском фронте, сражался против басмачей -- в Андижанском, Кокандском, Наманганском, Скобелевском районах; весной 1919 был ранен.

-- В феврале 1920 -- июле 1921 года в составе Бухарского фронта участвовал в ликвидации банд бухарского эмира.

-- С июля 1921 -- старшина батареи. Гражданскую войну закончил командиром батареи.

-- В 1922 году окончил Ташкентские артиллерийские командные курсы.

-- Служил в ЛВО: с ноября 1922 -- орудийный начальник батареи; с февраля 1923 -- начальник связи батареи 14-го отдельного полкового тяжелого дивизиона 11-го стрелкового корпуса; с ноября 1924 года -- заведующий химической батареей.

-- В 1926 году окончил артиллерийские Краснознамённые КУКС, после чего был назначен командиром учебной батареи отдельного тяжёлого артдивизиона, а в феврале 1927 -- командиром учебной батареи 13-го полевого тяжелого артдивизиона.

-- С марта 1928 года временно командовал 3-м дивизионом тяжелого артиллерийского полка 13-го стрелкового корпуса, а с апреля 1929 -- дивизионом 13-го корпусного полка.

-- С августа 1930 года -- командир 5-го отдельного территориального артдивизиона ПриВО.

-- С ноября 1931 года -- командир и военком 57-го Уральского артиллерийского полка Забайкальского военного округа.

-- С 1932 года учился в Военной академии имени М. В. Фрунзе, которую окончил в 1936 году с золотой медалью. После чего в мае 1936 назначен командиром 69-го тяжёлого артиллерийского полка 19-го стрелкового корпуса.

-- В июле 1937 года выдвинут на должность начальника артиллерии ЛВО.

-- 17 февраля 1938 года присвоено звание комбрига, а 5 ноября 1939 -- комдива.

-- С декабря 1939 участвовал в Зимней войне, был назначен начальником артиллерии 7-й армии.

-- Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 марта 1940 года[2] за образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом отвагу и геройство комдиву Пасегову Михаилу Артемьевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда". В тот же день ему было присвоено звание комкора.

-- 26 июля 1940 года назначен генерал-инспектором артиллерии РККА.

-- С июня 1941 года -- начальник артиллерии КОВО.

-- Начало Великой Отечественной войны встретил начальником артиллерии Юго-Западного фронта.

-- С 24 декабря 1941 года командующий артиллерией Юго-Западного направления. Отличился в Барвенково-Лозовской наступательной операции.

-- С 5 марта 1942 года -- командующий 40-й армией Юго-Западного фронта.

-- До 26 июля 1942 года пребывал в резерве командующего артиллерией, а затем был назначен начальником артиллерии Дальневосточного фронта.

-- Во время Советско-японской войны Парсегов был начальником артиллерии 2-го Дальневосточного фронта.

-- В послевоенное время возглавлял артиллерию Дальневосточного военного округа.

-- С сентября 1946 года -- заместителем командующего артиллерией Северной группы войск в Польше.

-- В июне 1948 году, по окончании Высших академических курсов при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова, был назначен командующим артиллерией Белорусского военного округа, а в июне 1954 года переведён в ЛВО на ту же должность.

-- 18 февраля 1958 года ему было присвоено звание генерал-полковника артиллерии; с августа того же года одновременно совмещал занимаемую должность с должностью члена Военного совета ЛВО.

-- В мае 1961 года освобождён от занимаемых должностей и находился в распоряжении Главкома Сухопутных войск.

-- С августа 1961 года назначен начальником 1-го факультета Военной артиллерийской академии имени М. И. Калинина.

-- Умер 27 апреля 1964 года в Ленинграде.

-- Похоронен на Богословском кладбище Санкт-Петербурга, на его могиле воздвигнут памятник.

Утром 19 июня я докладывал Пуркаеву сведения о движении наших корпусов к приграничной зоне, когда в кабинете появился Парсегов со своим начальником штаба и начальником артиллерийского снабжения.

Чинная тишина кабинета Пуркаева сразу нарушилась.

Худощавый, стройный, очень подвижный, Парсегов с порога громко и весело поздоровался с хмурым нашим начальником, подошел к нему, резко и энергично потряс его руку. Затем он стремительно приблизился ко мне, энергично протянул свою маленькую бронзовую от загара руку. Карие глаза улыбались.

-- Здравствуй, Иван Христофорович! Вот и снова судьба свела нас...

Не выпуская мою ладонь из своих цепких пальцев, Парсегов, обернувшись к начальнику штаба, воскликнул:

-- Смотри, товарищ Пуркаев: земляка, понимаешь, встретил! Вот не ожидал!

С размаху, словно в седло, опустился в кресло, аккуратно поправил золотую звездочку на груди (звание Героя Советского Союза он получил за боевые подвиги при прорыве линии Маннергейма), разгладил маленькие темные усики.

-- Ну, какие вопросы к нам?

В течение всей этой оживленной сцены с лица Пуркаева не сходило присущее ему выражение олимпийского спокойствия и холодной вежливости.

Неторопливо и сухо начал он излагать суть дела: стрелковые корпуса, выдвигавшиеся к границе, из-за недостатка транспорта везли с собой крайне ограниченное количество боеприпасов. Как пополнить запасы?

Парсегов воскликнул:

-- Карту!

Начальник штаба артиллерии протянул сложенный лист. Парсегов быстро развернул его, некоторое время внимательно разглядывал, хмуря тонкие черные брови и безмолвно шевеля губами.

Поднял голову.

-- Основные наши артиллерийские склады размещаются на линии, куда следуют войска. С выходом корпусов в назначенные районы они получат боеприпасы.

-- Командующий округом считает, что желательно не менее половины боевого комплекта артвыстрелов подвезти еще до прихода корпусов, -- заметил Пуркаев.

Парсегов пристально посмотрел на начальника артиллерийского снабжения.

-- Постараемся, -- ответил тот.

-- Не постараемся, а выполним, -- твердо заверил Парсегов.

-- И еще,-- сказал в заключение Пуркаев, -- большая просьба к вам, товарищ Парсегов, лично проследить за тем, чтобы вся материальная часть артиллерии, оставшаяся сейчас на постоянных квартирах из-за отсутствия средств тяги, в ближайшее время была переброшена в корпуса. Для этой цели мы выделим в качестве тягачей оставшиеся автомашины из окружного автомобильного полка. Если не хватит, то остальное нужно немедленно перебрасывать по железным дорогам.

-- Хорошо. Сделаем, -- столь же решительно заявил начальник артиллерии.

И так же стремительно, как и вошел, покинул кабинет, а его громкий, резкий, с восточным акцентом голос некоторое время еще доносился из коридора.

Забегая вперед, должен сказать, что Парсегов выполнил свое обещание: он быстро организовал подвоз боеприпасов в намеченные районы сосредоточения стрелковых корпусов.

Нарастал поток тревожных донесений из армий.

Среди запросов, полученных 19 июня, мне запомнилась телеграмма нового командующего 12-й армией генерала Понеделина.

Он спрашивал командующего, в каких случаях зенитная артиллерия может открыть огонь, если немецкие самолеты вторгнутся в наше воздушное пространство.

Генерал Кирпонос приказал начальнику штаба ответить так:

"Огонь можно открывать:

а) если будет дано особое распоряжение Военного совета округа;

б) при объявлении мобилизации;

в) при вводе в действие плана прикрытия, если при этом не будет особого запрещения;

г) Военному совету 12-й армии известно, что мы огонь зенитной артиллерией по немецким самолетам в мирное время не ведем".

Этот ответ -- еще одно убедительное доказательство, что советская сторона всячески старалась избежать вооруженного конфликта, не дать гитлеровцам малейшего повода для нарушения договора о ненападении, хотя и предпринимала все более решительные меры на тот случай, если конфликта избежать не удастся.

В то же утро из Москвы поступила телеграмма Г. К. Жукова о том, что Народный комиссар обороны приказал создать фронтовое управление и к 22 июня перебросить его в Тарнополь.

Предписывалось сохранить это "в строжайшей тайне, о чем предупредить личный состав штаба округа". У нас уже все было продумано заранее. По нашим расчетам, все фронтовое управление перевезти автотранспортом было не только трудно, но и слишком заметно. Поэтому было решено использовать и железную дорогу.

Командующий округом приказал железнодорожный эшелон отправить из Киева вечером 20 июня, а основную штабную автоколонну -- в первой половине следующего дня.

-- А как насчет войск? -- спросил я у начальника штаба.

-- Пока поступило распоряжение лишь относительно окружного аппарата управления. А вам нужно, не теряя времени, подготовить всю документацию по оперативному плану округа, в том числе и по плану прикрытия госграницы, и не позднее двадцать первого июня поездом отправить ее с надлежащей охраной в Генеральный штаб. После этого вместе со своим отделом выедете вслед за нами на автомашинах, чтобы не позднее семи часов утра двадцать второго июня быть на месте в Тарнополе.

Я, естественно, выразил удивление, что командование выезжает на командный пункт без оперативного отдела: ведь случись что, оно не сможет управлять войсками, не имея под рукой ни офицеров-операторов, ни специалистов скрытой связи.

Но предложение оставить со мной двух-трех командиров, а остальных во главе с моим заместителем отправить одновременно с Военным советом не было одобрено Пуркаевым. В этом нет необходимости, пояснил он: к утру 22 июня оперативный отдел будет уже в Тарнополе, а до этого вряд ли он потребуется.

-- Так что все идет по плану, -- нетерпеливо махнул рукой генерал, давая понять, что нечего тратить время на разговоры.

Вечером 20 июня мы проводили отправлявшихся поездом, а в середине следующего дня -- уезжавших на автомашинах.

Невозмутимое спокойствие командования округа, деловитость и четкость при формировании и сборах в дорогу аппарата фронтового управления подействовали на всех благотворно.

Особой тревоги никто не проявлял.

Кое-кто из административно-хозяйственного аппарата высказывал даже надежду, что это плановый выезд учебного порядка, что не позднее следующей субботы все возвратятся в Киев.

В субботу мы закончили отправку всех срочных документов в Москву.

К подъезду штаба округа подкатило несколько автобусов и грузовых машин. Красноармейцы и командиры быстро погрузили документы, карты, столы, стулья, пишущие машинки.

Работали весело, слышались шутки, смех.

Был теплый вечер.

Из тенистых парков и скверов веяло благоухающей свежестью. Киевляне возвращались с работы. Всюду царило оживление.

Ни у кого и мысли не возникало, что каких-нибудь десять часов отделяют от рокового мгновения, когда внезапно прервется мирное течение жизни и прозвучит ужасное слово "война".

Было еще светло, когда наша колонна пересекла людные городские кварталы и выбралась на Житомирское шоссе.

Я ехал на легковой машине в голове колонны.

Бегло просмотрел газеты, в которые так и не удалось заглянуть днем. На страницах не было ничего тревожного.

И все же на душе было беспокойно. Видимо, потому, что я и мои помощники знали значительно больше, чем сообщалось в газетах.

Не успели мы доехать до Житомира, как послышались прерывистые сигналы следовавшей за мной автомашины.

Я приказал шоферу свернуть на обочину и остановиться. Выяснилось: несколько автомашин встали из-за различных неисправностей. Еще несколько раз в течение ночи приходилось останавливать колонну. Непредвиденные задержки срывали график марша.

Назревала угроза, что к 7 часам утра я не сумею привести свою автоколонну в Тарнополь. Привитое в армии стремление к точному выполнению приказа не позволяло мириться с этим. К тому же всю ночь мучила мысль, что на рассвете может разразиться война.

Приказываю ускорить движение.

Рассвет застал нас неподалеку от Бродов -- небольшого, утопающего в зелени украинского местечка.

Здесь мы сделали очередную десятиминутную остановку.

У каждого автобуса или грузовика меня встречал старший по машине и докладывал:

-- Все в порядке, товарищ полковник.

Возвратившись в голову колонны, я собирался уже подать сигнал "Вперед", как вдруг в воздухе над Бродами послышался гул.

Все подняли головы, вглядываясь в небо. Мы знали, что здесь у нас аэродром, на котором базируются истребители и штурмовики. Что-то рано наши летчики начали свой трудовой день...

Но послышались гулкие взрывы.

Земля под ногами вздрогнула. Кто-то закричал:

-- Смотрите! Смотрите! Пожар!..

За Бродами поднимались клубы дыма.

Наметанный глаз автомобилистов определил: загорелся склад с горючим. Все замерли в тревожном молчании.

Обожгла мысль: "Неужели война?!"

Последние сомнения покинули нас, когда мы увидели самолеты с черной свастикой на плоскостях.

Освободившись от бомб, они разворачивались над нами.

Три вражеских бомбардировщика оторвались от строя и ринулись на нас. Люди бросились врассыпную и залегли в кюветах. Лишь некоторые водители упорно возились со своими машинами.

Фашистские самолеты дважды на бреющем полете пронеслись вдоль колонны, поливая ее пулеметным огнем. Выяснив, что пострадали всего два человека, я распорядился быстро оказать им необходимую помощь и трогаться в путь.

Не оставалось никаких сомнений, что война ступила на нашу землю.

Мозг сверлила мысль: что происходит сейчас на границе?

Ведь даже большинство соединений прикрытия было рассредоточено в значительном удалении от государственного рубежа, а корпуса второго эшелона находились от него в 250--300 километрах. Удастся ли задержать врага? Иначе отмобилизование корпусов второго эшелона будет сорвано, и им придется вступить в сражение в их нынешнем состоянии -- с большим некомплектом в живой силе и технике.

Все это я смогу узнать только в Тарнополе.

Мы поспешили туда, уже не обращая внимания на отстававшие от колонны отдельные автомашины.

С этого часа начался мой долгий путь военных испытаний.

Баграмян И.X.

Так начиналась война. -- М.: Воениздат, 1971

*****************************************************************

Если посмотреть правде в глаза...

Трусость - одно из гнуснейших пороков народа. 70k "Фрагмент" Политика. Размещен: 07/03/2014, изменен: 07/03/2014. 70k. Статистика. 550 читателей (на 20.12.2014 г.)

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Иллюстрации/приложения: 13 шт.

Фрагменты:

ВЕЛИКИЕ МЫСЛИ

Меньшиков Михаил Осипович (1859 - 1918) -

русский мыслитель

-- Война: прежде чем решаться на новые войны, решительно необходимо окончить прежние.

-- Патриотизм. Он осмеян в это полустолетие до такой степени, что в огромных кругах общественных самое слово "патриот" приобрело неприличный оттенок.

-- Моральный упадок: В стране, которую уже не жаль, ведут себя как в завоеванном царстве. Служба все реже переходит в служение, измена законности все реже чувствуется как низость.

-- Петр. Петрова реформа спасла Россию психологически. Она вновь подняла интерес к России среди самих русских, она вернула им любовь к родине. Раз Россия сделалась сильной, могущественной, славной, -- народу стало за что ее уважать. Почувствовалось, что отставшая страна решила искренно начать новую жизнь, что она вышла из прошлого, казавшегося западней, и вошла в будущее, для всех равное. "Теперь мы не хуже других" -- это безотчетное сознание подняло гордость народную и любовь к России.

-- Патриотизм, если он истинный, -- это высшее счастье нации. Но оно дается не даром, оно заслуживается. Приказать быть патриотами нельзя. Если мы хотим вернуть это высокое счастье, пора закладывать для него устои. Надо сделать так, чтобы было чем гордиться за народ свой и не было бы того, за что приходится краснеть.

-- Душа. Кроме души личной и души национальной возможна "третья душа": сверхнациональное, всечеловеческое сознание. Им обладают пока еще очень немногие, исключительные люди. Эта великая "третья душа" начинает просыпаться в высшей европейской интеллигенции, в особенности среди людей, жизнь которых по роду деятельности международна. Это художники, философы, историки, натуралисты, вообще представители чистой мысли, а также "граждане земного шара" -- моряки, образованные купцы, путешественники.

-- Русский. Народ наш живет в огромной массе жизнью еще стихийной, то есть чересчур личной. Он невольно обречен иметь душу элементарную, темную и скудную, -- вторая же, национальная, душа сложиться никак не может.

-- Признайте в каждом русском гражданина, единицу нации. Дайте почувствовать восторг действительной свободы -- не свободы пьянствовать и сквернословить, а свободы сознавать себя немножко хозяином в своем отечестве.

-- "Нация" есть не физическое существо, а политическое. Нация есть одухотворенный народ, сознающий себя среди других народов независимым и державным. Нация -- это когда люди чувствуют себя обладателями страны, ее хозяевами. Но сознавать себя хозяевами могут только граждане, люди обеспеченные в свободе мнения и в праве некоторого закономерного участия в делах страны.

-- В чем коренная причина внутреннего развала, общественного и правительственного распада? Недостает, мне кажется, великой идеи, для которой стоило бы жить. Нет великой воли, способной осуществить мечту.

-- Командующий класс тогда сделался слишком штатским. Искони военное дворянство распустилось в идиллии своих усадеб, в бездействии мирного лагеря. В эпоху мира выдвигается на первый план совсем иной действующей элемент -- чиновничество -- и дает народной жизни совсем другие импульсы.

-- Война, как бы ни смотреть на нее, -- это высший пафос действия. Она требует от человека мужества, напряжения, настойчивости, выносливости, крайней сообразительности и быстроты. Война воспитывает в строгом повиновении, которое, проходя сверху донизу, есть не что иное, как согласие. Война держит армию, вождей ее и всю нацию в непрестанной мысли об отечестве, в священной тревоге за его судьбу, в высокой готовности подвига. Психология учит, что всякое состояние, делаясь продолжительным, становится привычным. Война, приподнимая дух народный, вводила героическое состояние в нравы и обычаи. Высокое становилось обыкновенным, и для отличия требовалось что-нибудь высочайшее.

-- Война, идея которой есть победа, сродни религии: обе требуют человеческого совершенства, обе требуют подвига. Самая молодая из великих религий -- ислам -- учит, что рай правоверных -- в тени мечей. Еще ранее Христос сказал, что нет выше любви, как отдать душу за тех, кого любишь, то есть за родину и народ свой. Еще раньше смерть за отечество считалась счастьем -- у тех народов, которые -- как греки и римляне -- не уронили дух человеческий, а вознесли его.

-- Война. Такова воспитательная роль войны. Теперь она как будто забыта. Как гимнастика и всякий серьезный труд, война совершенствует людей физически. Как всякое благородное увлечение, война воспитывает людей духовно. Можно ли сказать то же самое о канцелярии, теперешней мирной школе нашей интеллигенции? Мне кажется, этого нельзя сказать о ней. Тут никакой физической гимнастики, никакого физического труда, ни тени героического одушевления, ничего религиозного, что напоминало бы человеку отечество и историю.

-- Нужно иметь наготове меч! ... Горе стране, готовящей себе среди мира поражение вместо победы!

-- Прежде всего, первей всего необходимо восстановление армии.

-- Армия не есть простое ведомство, одно из дюжины наших ведомств. Армия -- хранитель государства, его щит и меч. От армии зависит -- быть или не быть империи: тысячелетняя история наша говорит об этом слишком красноречиво. Не было у славян организованной военной силы -- их завоевали варяги. Расстроилась варяжская сила, распустилась в славянстве -- Русь завоевали татары. Сложилась рать московская и создала царство. Чуть отстали от соседей в военном деле -- едва не попали под польское иго. Могучий гений Петра наладил армию, и Россия сразу вошла в первый ряд народов. Петр торжественно завещал помнить о монархии греческой и не останавливаться в военном деле. Завещание это помнили сто лет -- и Россия ширилась и гремела в свете.

-- Если в русском обществе не совсем иссякла любовь к отечеству и чувство народной чести, то пусть центром всех наших дум о будущем станет эта первая необходимость: восстановление армии.

-- У нас склонны думать, что с каждым годом мы отдаляемся от страшной войны, воспоминание о которой заливает краской лицо... Ошибка тяжелая! Да, -- от маньчжурской войны мы отдаляемся, но с каждым годом приближаемся к другой войне, к той неизбежной, которая непременно вспыхнет, желаем мы этого или нет. С каждым днем мы приближаемся к ней и времени подготовки остается все меньше. Бодрствуйте же вы, стоящие на народной страже! Народ доверил вам свою жизнь и честь... Неужели можно дремать, взяв на себя столь тяжелый долг?

-- Главная заслуга Петра Великого перед Россией вовсе не в том, что он построил Петербург, "прорубил окно в Европу", создал флот и преобразовал внутренний строй управления.

-- Просвещение народа только тогда благодетельно, когда идет изнутри, как плод развития собственного духа. Только при этом условии природа производит то, что сообразно с действительными потребностями и задатками народа. При системе внешнего просвещения чужая душа начинает господствовать над вашей, вместо развития собственных сил слагается порабощение чужими. Внешнее просвещение всегда сводится к тупой подражательности, причем умные люди обыкновенно проигрывают, теряя здравый смысл.

-- Подражание придавило нашу оригинальность, отняло потребность инициативы, завело в духовный плен Западу...

-- Петр. Но вот в чем незабвенная и великая заслуга Петра -- он выучил Россию воевать.

-- С благородной скромностью Петр на поле битвы пил за здоровье своих учителей-шведов. В самом деле, это были учителя. Шведы во второй раз после варяжского нашествия оказали России существенную услугу: тогда они научили нас государственности, теперь -- войне. Наука состояла не в том, чтобы передать нам лучшее вооружение, лучшую тактику и стратегию. Вся наука заключалась в том, что упрямый Карл XII, с гордостью последнего викинга, ни за что не хотел заключать постыдного для себя мира и тем принудил Петра воевать 20 лет. Воевать -- значит держать обе страны в состоянии напряженнейших усилий и вводить чрезвычайный подъем -- в привычный порядок.

-- На великое счастье России, мы были оглушительно разбиты под Нарвой. При ином государе это было бы началом бедствий, при Петре -- началом благополучия. Разбитый, он удвоил рвение к войне. Если бы он был дважды разбит, он учетверил бы рвение. Хотя в приказе под Полтавой Петр писал, что "решается судьба отечества", но нет ни малейшего сомнения, что это было не так. Разбитый под Полтавой, Петр продолжал бы воевать. "До каких же пор?" -- спросит читатель. "До тех пор, пока не научился бы побеждать", -- отвечу я.

-- В том и состоит великая заслуга Петра, что он взял перед Богом и историей ответственность за бесконечную войну, лишь бы научить свой народ побеждать.

-- Воинская повинность, совершив жестокий отбор свой, в лице избранных превращалась в призвание, а всякое призвание, хорошо выполненное, дает счастье.

-- Военная культура. Сложилась русская военная культура, которой до Петра не было.

-- Помни войну. "Не забывайте о монархии греческой", -- сказал он (Петр Великий - АК.). Живому поколению своих сподвижников и через них потомству он дал одно великое завещание. Не забывайте, отчего поднимались царства и отчего они падали. Военное искусство есть борьба за жизнь. Пренебрегающие этим искусством гибнут. Что вы кичитесь титулами православной и самодержавной монархии? И Византия была империей православной. И она управлялась самодержцами. Тем не менее, когда в распустившемся греческом обществе упало искусство войны, -- явилась азиатская орда и смела собою древний трон Константина и гордую власть его среди трех материков. Не уставайте же совершенствоваться в военном деле! Идите в нем впереди народов, а не назади их! Остальное все приложится. Грозный непобедимым искусством меч обеспечит мир. Он добудет то, что дороже мира, -- уверенность народа в самом себе, уважение к своей земле, высокую гордость чувствовать себя наверху, а не внизу народов. Побеждающий на войне народ продолжает побеждать и в годы мира: во всякой деятельности он остается победоносным. А в непрерывной победе над препятствиями и заключается настоящий прогресс.

0x01 graphic

Портрет Дмитрия Ивановича Менделеева в мантии профессора Эдинбургского университета (1885 год).

Художник И.Е. Репин

-- Менделеев без всяких колебаний и сомнений признает войну как факт неизбежный; энергически приглашает дать грозный отпор врагу и всего выше ставить военную оборону страны.

-- Менделеев. Менделеев стоит за мир, но, чтобы отстоять мир, он не видит иного способа, как тот, который принят во всей природе: действие с одной стороны должно быть уравновешено противодействием с другой. Против силы должна быть выставлена непременно сила же. Настоящую войну он считает не только вероломной со стороны Японии, но и неизбежной, и предсказывает в будущем ряд таких же неизбежных войн. Причина этому та, что в России слишком много земли, что "в ней оказывается вдвое свободнее, чем во всем остальном мире, взятом в целом", и почти в шестнадцать раз просторнее, чем у ближайших соседей: у Германии и Японии. Войны, по мнению этого ученого, ведут прежде всего из-за обладания землею, то есть чаще всего сообразно с теснотою населения.

-- Менделеев. Поэтому, говорит Менделеев, "нам загодя надо, во-первых, устраивать так свои достатки и все внутренние порядки, чтобы размножаться быстрее своих соседей и всего человечества... А во-вторых, нам необходимо помимо всего быть начеку, не расплываться в миролюбии, быть готовыми встретить внешний напор". Россия, говорит он, должна быть "страною, всегда готовою к отпору всякому на нас посягательству, то есть страною, прежде всего военною". Вот что проповедует этот престарелый ученый.

-- Менделеев. Тяжелая потеря его в самом деле удар всей России. Все знают, что Менделеев был великий ученый, но это неправда: он был не только великий ученый, но и великий гражданин своей земли. К глубокому сожалению, он с этой стороны был не понят, не оценен. Хуже того -- он был не замечен при жизни как гражданин и потому, может быть, и не был понят.

0x01 graphic

Василий Васильевич Верещагин (1842--1904) -- выдающийся русский живописец и литератор, один из наиболее известных художников-баталистов ( Верещагин за мольбертом, 1902

-- Верещагин, сорок лет писавший ужасы вой и сделавший для опорочения ее несравненно больше, чем кто-либо, при первой же тревоге, как и в молодые годы, сам бросился на войну.

0x01 graphic

"Портрет Льва Толстого" 1887.

Художник Репин Илья Ефимович (1844-1930)

-- Толстой. В общении с мыслью Толстого испытываешь то же самое, что при подъеме в горы. На средних склонах развертываются удивительные дали; жизнь внизу, в долинах, кажется прелестной; свежий, душистый от альпийских трав воздух поднимает грудь, и впереди остается какая-то высокая загадочная цель -- вершина. Но чем дальше вверх, тем природа становится беднее.

0x01 graphic

-- Достоевский убежденно и честно указывал причину босячества. "Вся причина -- земля, то есть почва и современное распределение почвы в собственность", -- говорил он. Глубокий консерватор, Достоевский настаивал, что спасение народное в возвращении к земле.

-- Достоевский: "В земле, в почве есть нечто сакраментальное. Если хотите переродить человечество к лучшему, почти что из зверей наделать людей, то наделите их землей -- и достигнете цели".

-- Русский. Достоевский в спокойные минуты утверждал, что "народ всегда и везде умен и добр", но часто кричал со стоном, что народ -- варвар, что "загноился народ в пьянстве", что весь он "предан мраку и разврату", что "в народе началось какое-то неслыханное извращение идей с повсеместным поклонением материализму" ("Дн. Пис.", 1876 г.). Наблюдая ужасы зверства, которые вносит в народ водка, писатель не только кричал -- во весь свой голос, -- что водка "скотинит и зверит человека, ожесточает его и отвлекает от светлых мыслей" ...

-- Достоевский о пьянстве. "Ведь иссякает, -- вопил Достоевский, -- народная сила, глохнет источник будущих богатств, беднеет ум и развитие -- и что вынесут в уме и сердце своем современные дети народа, взросшие в скверне отцов своих?"

-- Русский. Достоевский: "...судите русский народ не по тем мерзостям, которые он так часто делает, а по тем великим и святым вещам, по которым он и в самой мерзости своей постоянно воздыхает".

-- Русские: Как впоследствии Лев Толстой, так в 1876 году Достоевский восхищался и принимал целиком известную формулу Константина Аксакова -- ту, что народ наш давно уже просвещен и образован. Пусть народ совсем не сведущ в тех знаниях, которые составляют и для нас роскошь, пусть он не письмен и не книжен и совсем не силен в умствованиях человеческих. Но зато он просвещен в главном, что "единое на потребу". Он обладает познанием добра и зла более верным, чем мы, ибо оно от Бога, тогда как наше -- от людей.

-- Оттого крестьяне одновременно поражают и крайним своим невежеством, и глубокою мудростью, и эту именно мудрость -- чистоту сердца и здравый смысл -- славянофилы считали образованностью нашего народа.

-- Интеллигенция. По мнению Достоевского, во всем виноваты "мы", интеллигенция, оторвавшиеся от народа классы и предавшие его. Всей меры презрения к интеллигенции у Достоевского нельзя измерить -- к интеллигенции либеральной, к "белым жилетам", к "либеральным Копейкиным", и тут он доходил до явной несправедливости. Достоевский утверждал, что наш культурный класс выродился в "маленький чужой народик", сидящий на шее у огромного и командующий им без всякого права.

-- Во имя Христово и призывал Достоевский образованное общество соединиться с народом. Он говорил, что если бы мы были истинно просвещены, то никакого и разъединения бы не было, потому что "народ наш широк и умен" и просвещения-то именно "жаждет". Но у народа есть критерий мудрости, образ Христа, и все, несогласное с ним, он не почитает светом. Нам надо быть искренними и уступить, ибо в этом и наше спасение. Надо внедрить в душу народа, что правда есть в русской земле и что высоко стоит ее знамя. Но внедрить, конечно, нужно было истину, а не ложь.

-- Достоевский твердо знал, что основная болезнь народная -- "жажда правды, но неутоленная". Без опроса он глубоко веровал, до крестного распятия, если бы было нужно, что "дети людей должны родиться на земле, а не на мостовой", что "всходить нация должна на земле, на почве, где хлеб и деревья растут". Не из опроса, а прямо из совести своей, из сострадания, от Христа, всем говорящего, кто хочет слышать, Достоевский узнал и поведал в этом вопросе "магическое слово", -- но и оно потонуло в тумане холодного, одолевающего нас равнодушия.

-- Говорят, что Петербург -- колония России, что он отделен от страны средостением бюрократизма, потомственным незнанием народа, двухвековым отчуждением от его культуры.

-- Пьянство. Лень. "Не пьянствуй! Не ленись!" -- говорят народу строгие моралисты. "Эх, кормильцы вы наши! -- отвечает себежский мужик (это мы-то кормильцы). -- Эх батюшки! Да как не пьянствовать, коли мочи нет! Как не пьянствовать, когда -- выражаясь вашим интеллигентным языком -- сознание не в силах вынести всего ужаса, в котором мы, шуми-хинские мужики, находимся изо дня в день, из года в год! Всю-то душеньку вымотала наша доля горькая. Хочется забыться -- не хочется, а неутолимая потребность забыться. От действительности бежишь в безумие, которое все же легче, -- от действительности спасаешься, как от кошмара. Нет, трезвость нам, мужикам, не по средствам, -- не сочтите, ваше благородие, за парадокс! Побогаче мужик -- тот тверезый, у него хата белая, у него женка сытая, около него ребята бегают, и кобыла ему машет хвостом весело. Это богатому трезвость по карману, а нам нет. Кормильцы вы наши, войдите, ради Христа, хоть на минутку, в наше психологическое состояние. Вы говорите: "Не ленись!" Но как не лениться, когда всякое дело из рук валится, прямо от отчаяния. Как не лениться, когда заранее твердо знаешь, что ничего-то ровно из твоей работы не выйдет.

-- Дали свободу -- мужик тотчас же очутился в лапах мироедов и кулаков.

-- Просвещение. Народ всего просвещеннее тогда, когда его школою является сама жизнь.

-- Крестьянство. Пока крестьянство не поднято на уровень, где становится возможным какой-нибудь прогресс, тщетны будут самые возвышенные государственные планы. Если тучная нива дает зерну жизнь и вознаграждает сторицей, то нива тощая губит самые крупные зерна и самое высокое искусство сеятеля сводит в ничто.

-- Аристократию следует понимать как постепенное усовершенствование, накопление силы и красоты. Капитал невозможен без бережения -- вот происхождение консерватизма. Достижение, тщательная охрана, благородное использование -- три определяющие момента аристократического склада общества, которое в старину было аристократическим сверху донизу.

-- Пьянство. Пьют по-прежнему, по-скотски пьют, погано и безобразно. Омерзительное пьянство народное -- самое яркое доказательство отсутствия у нас -- и уже с давних пор -- внимательной власти. Чиновническому правительству, по-видимому, все равно -- гибнет народ от пьянства или не гибнет, вырождается он или не вырождается. В каждой крупной деревне теперь непременно открыта "казенная винная лавка" нумер такой-то, да сверх того всюду пошли пивные лавки. Жадный до водки -- пьют ее иные уже не рюмками, а чайными стаканами, -- народ наш оказался крайне жадным и до пива. "Корова столько не выпьет воды, сколько мужик пива", -- говорили мне в одной деревне. Пьют уже не бутылками, а ящиками, по дюжине, по две дюжины бутылок на брата... Кроме казенных кабаков в каждой деревне в двух-трех местах есть тайная продажа водки. Она всего на четыре копейки дороже казенной, считая бутылку. Русское пьянство народное вступает, по-видимому, в период какого-то особого психоза.

-- Школа не спасает народ ни от пьянства, ни от лени, ни от невежества: она только обостряет социальное недовольство и плодит претензии.

-- Анархия. Это -- беспорядок, неустроенность, беззаконность, безвластие.

-- Бисмарк, говорят, носил железное кольцо с русскою надписью: "ничего!". Этим словом он определял таинственную силу самого страшного -- восточного соседа Германии. Однажды, когда Бисмарк был послом в Петербурге, он заблудился на охоте и нанял мужика довезти его до станции. Дело было зимой, завернула вьюга, дорогу замело и князь считал себя погибшим. На все его опасения мужичок отвечал бодро: "ничего!" и знай хлестал клячонку. К изумлению великого дипломата, они действительно, наконец, выехали из дебрей, и он заказал себе кольцо на память. В этом "ничего!" Бисмарку чуялось необыкновенное, сверхчеловеческое упорство русского племени, его способность все презреть, все вынести и в конце концов -- все преодолеть.

-- Германцы. Несколько севернее расположилась германская раса, в климате более мрачном и суровом. Здесь искони жизнь требовала мужества, настойчивости, тяжелого труда, преследования далеких целей. В охоте, мореплавании, в войнах с соседями сложился серьезный и строгий характер германских племен.

-- Спасайте цивилизацию, пока еще не поздно! Ибо вопрос ставится о ней, на нее идет поход. Именно потому, что культура в России так слаба и хрупка, на нее направлен удар варварства, вдохновленного нашими врагами. Последние хорошо знают, чем Россию унизить и обессилить. Просвещение наше уже остановлено. Национальный труд в параличе. Государственность расшатана, правительство в презрении, весь громадный и темный, так мало умеющий, беспомощный народ в брожении. Бессмысленное восстание переходит в армию, живую стену, защищающую нас от соседей. Стены колеблются, поймите. Не какие-нибудь стены кабинета, а государственные, всенародные. Неужели ждать, пока они в самом деле рухнут?

-- Цивилизация есть стеснение свободы -- вот чего у нас не хотят понять. Цивилизация есть непрерывное ограничение, обуздание, уравновешение, введение в пределы.

-- Вседозволенность. Простой народ, невежественный до жалости, не знает, что творит, но отлично знают, что делают, те бессовестные вожди движения, что бросают лозунг: "все позволено".

-- Революция. У революции есть своя гвардия -- неучащиеся студенты, своя пехота -- бастующие рабочие, своя артиллерия -- "боевики", что орудуют бомбами и револьверами. Есть не то партизанские части, не то мародеры, называющие себя экспроприаторами. А недавно целая политическая партия объявила себя осадным корпусом. Предвыборный лозунг кадетов был такой: "Стремительный штурм правительства заменить правильною осадой". Интересно, что разумеют кадеты под "осадой власти"?

-- Налог есть "право входа" в государство, как билет, купленный в театральной кассе. Налог есть цена за пользование услугами власти.

-- Но главная беда наша не в засилье богатства, а в вырождении труда народного, в потере веры в труд, в фантастических химерах, объясняемых одичанием, упадком народа. Не в грабеже столь слабого у нас богатства, а в восстановлении труда -- единственный возможный выход.

-- Выбирайте честных людей.

-- Чего же недоставало? Что столкнуло нас в пучину грязи, где мы до сих пор барахтаемся? Недоставало честности. Только честности, уверяю вас, -- одной честности. Недоставало нравственного ценза. Недоставало мужества выполнить долг свой до войны и во время войны. После севастопольского погрома тогда еще молодой великий князь Константин Николаевич издал знаменитый приказ об официальной лжи.

-- Совестливый человек -- будучи удостоен избрания всенародного -- не поленится изучить, что нужно, а бессовестный поленится, -- вот разница. Человек честный там, на высоте, не поддастся соблазну тщеславия, не продаст своего голоса влиятельному вождю, не увлечется софизмами, а человек нетвердой совести все это сделает.

-- Необычайно важно, чтобы первый парламент наш был во власти совести. Прежде всего, от послов народных нужна верность отечеству. Надо, чтобы законодатели наши не сдавались, подобно генералам, и не отступали. Надо, чтобы государственные люди России научились наконец исполнять свой долг. Надо, чтобы вывелась наконец бесстыдная ложь, продажность, бездействие, предательство и хищение. Гибель нашего народа, как и всякого, единственно от упадка нравов. То, что называется честностью народной, есть крайняя твердыня нации и единственный источник сил. Отшедший порядок вещей размотал не только физическое богатство России, он растратил и нравственное ее богатство. Он развратил страну, растлил ее, осквернил и заразил всеми моральными заразами, какие возможны. Нужно спешить с ними бороться. Пусть выступят вперед честные люди, пусть объявятся праведники народные, люди совести и чести, -- и, может быть, казни гнева Божия отойдут от нас...

-- Смута. Пока не восстановлена вера страны в свое могущество, нужно ждать печальных неурядиц. Все низкое, что есть во всяком народе, подымает голову. Скованные государственной дисциплиной рабские инстинкты начинают говорить громко. Внутренние враги, которые гнездятся в тканях всякого народа, действуют все с большей наглостью. Развивается пропаганда всевозможных отрицаний, неуважение к национальной вере, пренебрежение к родной культуре. Оплевываются старые знамена, проповедуется цинизм, восстание против всякого авторитета.

-- Германия имела некогда счастье провести свою революцию на религиозной почве и укрепила этим дух народный до такой степени, что анархия над ним пока бессильна. Германия имела великую удачу на переломе миросозерцании, в середине прошлого века, запастись блестящими победами. Народная гордость ее надолго удовлетворена; как могучая пружина, она развертывается в явлениях жизненных и жизнестойких. Идея великого отечества попирает самую тень измены. Равнодушие к родине кажется черной неблагодарностью. Неповиновение державной власти -- подлостью. Все это -- колоссальный нравственный капитал -- куда поважнее пяти миллиардов, что оставил Германии Вильгельм I.

-- Армия. Что, если в минуту национальной опасности армия первая изменит своему отечеству? Надо вдуматься в это серьезно.

-- Армия и партии. Все разрушительные партии стараются провести в войска своих единомышленников -- просто чтобы обучить революционную молодежь военному искусству. На казенный счет, под видом правительственной армии, революция обучает свои собственные батальоны.

-- Евреи в войсках. евреи устраивали искусственную панику в войсках, а в службе России разделились так: треть бежала, две трети сдавались в плен.

-- Демократизация армии: следует отречься от гибельного предрассудка демократизации армии.

-- Обучайте военному искусству весь народ, но не смотрите на это как на армию. Начните обучение строю и выправке с народных школ, отмените все льготы, требуйте, чтобы каждый гражданин -- как в Японии и отчасти в Германии -- был бы подготовлен защищать отечество. Но серьезную военную силу набирайте лишь из способных людей и нравственно подходящих, причем основным условием следует ставить то, чтобы они посвятили себя службе не на время, а навсегда. Только такая, постоянная армия, с долговременною привычкой к дисциплине и к идее долга, может быть оплотом государства. Армия берется, конечно, из народа, но она не должна быть народом, или она обращается в милицию, в вооруженное сборище, опасное более для своего отечества, чем для врага. Вся сила армии -- в героизме, в преданности своим знаменам, в безусловном повиновении Верховной власти.

-- Призвание, отбор. Для спасения государств, угрожаемых более изнутри, чем извне, необходимы хоть не большие, но постоянные армии, необходим строгий отбор людей, по призванию и таланту. Только талант удерживает человека иной раз на скромном и неблагодарном ремесле. Дружинами храбрых начинались все государства. Только дружины храбрых могут спасти современные общества от распада.

-- Офицерство -- душа войск, их движущая сила. Эта сила уже в шесть раз понижена против нормы -- и мы все еще толкуем о надежности армии! Мы все еще приписываем армии ее государственную роль!

-- Вузы. Но если офицерам -- любителям военного дела -- тошно в современной армии (и не только у нас, а всюду), то что может удержать в армии огромное большинство тех переодетых в офицерские мундиры штатских юношей, что выпускают наши будто бы военные, на самом деле давно сделавшиеся штатскими училища?

-- Понасажали штатских воспитателей и учителей, назначили директоров, презирающих военное дело и влюбленных в светский лоск, в светскую ученость -- и получили несколько поколений офицерства, невежественного в военном деле и совершенно равнодушного к нему. Они пошли в армию, эти милые молодые люди, но лишь чтобы сделать карьеру, -- а как только оказалось, что война не есть мир, а что-то совсем особое и беспокойное, -- они толпою повалили вон из армии. Офицерское разложение армии еще раз показывает, до какой степени мы стоим над пропастью с этой опасной штукой -- новой эгалитарной армией, "числом поболее, ценою подешевле".

-- Без армии Петра Великого, где служили без отставки, до самой старости, -- не было бы у нас не только теперешней территории, не было бы не только Финляндии, Прибалтийского края, Польши, Белоруссии, Бессарабии, Крыма, Новороссии, Кавказа, Туркестана и Восточной Сибири, -- без армии даже если бы не расхитили Россию соседи, то она давно погибла бы от пугачевщины.

-- Власть и чернь. Чернь, даже захватившая власть, быстро оказывается внизу: она непременно выдвигает, и притом сама, неких вождей, которых считает лучше себя, то есть аристократов. Завязывается игра в лучшие. Чтобы понравиться черни, нужно сделаться ей приятным. Как? Очень просто. Нужно подкупить ее.

-- Дух нации. То, что называется духом нации, темперамент, вековые привычки культа и бытовых особенностей -- все это есть внушение простонародное, до такой степени сильное, что от него не свободны самые далекие от народа аристократы.

-- Простой народ, как медиум, слепо повторяет мысли и жесты своих внушителей. От внушения истинной веры начинается жизнь истинная, то есть в существе своем блаженная. От внушений ложных начинается жизнь безумная, полная страданий.

-- Духа не угашайте. Народ должен быть сильным, веселым, довольным, чтобы иметь мужество нести тяжелый труд изо дня в день, до скончания века. Чтобы одолеть препятствия, народ должен сознавать себя выше всяких препятствий, он должен верить в свою непобедимость, в богатырскую свою силу.

-- Внушенное народу презрение к самому себе обеспложивает самые таинственные родники духа.

-- Христианин. Христианство внесло в круг человеческой мысли истинную меру достоинства человека. В новом обществе ни нация, ни сословие, ни состояние, ни ученость -- ничто не давало человеку права на святое имя христианина. Здесь требовалось только внутреннее совершенство: смирение, кротость, милосердие, алкание правды и мужество в исповедании ее.

-- Психология не есть каприз, это машина, которою если пренебречь, она перестанет работать. Решительно необходимо уважить требования духа, если мы хотим, чтобы сто миллионов голов и рук работали ежедневно с тем одушевлением, какое дает удовлетворенный дух.

-- Дух народный. Если верно, что истинная твердыня государства есть дух народный, если вся цивилизация наша держится на одушевлении нравственном, то величайшим из бедствий следует считать изнеможенье духа.

-- Все знают, что такое паника в войсках. Совершенно такие же состояния бывают и в мирное время, когда народ продолжительными бедствиями доведен до уныния. Еще сильный и вооруженный для труда, народ вдруг опускает руки и становится первым изменником себе. Он погружается в лень, пьянство, в мелкое хищничество и нравственную спячку.

-- Если правда, что спасение человечества -- в истинной вере, то и наше народное спасение в ней же. Будущее зависит от того, проснемся ли мы для истинного христианства и найдем ли в себе мужество решить наши внутренние нужды согласно с той верой, которую мы считаем божественной и спасительной.

-- Серафим Саровский. Не совсем случайно и наш святой старец принял имя Серафима. Еще Гомер заметил, что не напрасно каждый из нас носит свое имя: в каждом имени таится глубокий смысл. Серафим -- по древнему представлению высочайшее из творений. Это дух светозарный, безгрешный, безупречный, вместивший в себя не только знание, как херувимы, но и еще высшее состояние -- любовь. Серафим -- последнее и ближайшее к Богу состояние жизни, высочайшая степень блаженства. Серафим -- святость по преимуществу. И старец, принимая монашество, этот по замыслу своему "чин ангельский", не напрасно назвался Серафимом.

-- Святость - это укрощение плоти. Это - гимнастика духа.

-- Весь подвиг праведности -- в воспитании в себе веры до степени неодолимой заразительности ее для других. Освящает только святое.

-- Великая историческая роль святых -- освящать народ, делать счастье его благородным.

-- Рыцарь, поэт, монах, мудрец -- в сущности, все это люди одной и той же героической породы. Они посылаются не для того, чтобы создавать вещи, а чтобы создавать в своем лице настоящих людей.

Гробница Пересвета и Ослябя

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 21/12/2014, изменен: 21/12/2014. 81k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 11 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: Баграмян: "Обожгла мысль: "Неужели война?!" Не оставалось никаких сомнений, что война ступила на нашу землю")...

Каменев Анатолий Иванович Ужасное слово "война"...

Каменев Анатолий Иванович
Ужасное слово "война"...