После окончания совещания в дивизии мне предстояло направиться в отдельный автомобильный батальон и баллотироваться там на должность секретаря комсомольской организации.
*
Система тогдашней партполитработы имела два звена. Первое звено составляли выборные ("демократические") средства влияния. Административную часть политработы представляли назначаемые политорганами заместители командиров по политической части
Впрочем, и то и другое находилось под жестким контролем политических органов.
Если, вопреки их воле, в какой-то воинской части все же избирались "чужаки", т.е. лица, ими не рекомендованные, то политорган имел право не утвердить данное лицо. Тогда ситуация осложнялась и имела два решения: либо все же навязать своего кандидата, либо согласиться с выбором коммунистов или комсомольцев. Второй исход был крайне редок и имел определенные негативные последствия для политработника данной части: он получал серьезный выговор за то, что не смог оказать должного воздействия на рядовых партийцев и комсомольцев. Как правило, такого политработника удаляли от должности, а на его место присылали другого, более энергичного и влиятельного.
К слову сказать, случаи такие были редки, так как процедура избрания, а также силовое давление со стороны политического органа обеспечивали избрание того, кого они планировали видеть во главе партийной или комсомольской организации.
Суть названной процедуры состояла в том, что избрание партийного или комсомольского руководителя было не прямым, а двухступенчатым. Вначале избирался актив из числа пяти-десяти (иногда и более) человек.
Кандидаты в состав активистов тщательно обсуждались в узком кругу лиц. Критериями отбора служили: лояльность к начальству (командованию), покладистость (прежде всего, умение не перечить воле старшего), определенного рода авторитетность (как специалиста, главным образом). На втором плане стояли возраст (сочетание молодых и зрелых), служебное положение (начальники и подчиненные) и место в составе части (равномерность представительства от разных подразделений).
"Правдолюбцы", ершистые и имеющие свое мнение люди, а также волевые и неуправляемые старшими лица в состав партийного или комсомольского актива не включались.
В некоторых воинских частях пытались провести в состав выборных органов принципиальных и неподкупных коммунистов и комсомольцев. Но это, как правило, сделать не удавалось в силу особой процедуры выдвижения кандидатов в выборный орган.
Обычно, роль дирижера принадлежала председателю собрания, который волевым решением предлагал слово заранее подготовленному лицу. То, выходя к трибуне, предлагал для обсуждения список из числа заранее определенных лиц. Если кто-либо из присутствующих осмеливался выдвинуть своего кандидата, то это предложение выносилось на голосование, и, в случае принятия, предлагаемый включался в общий список.
Как правило, на такой отчаянный шаг коммунистов или комсомольцев данной части побуждало желание провести в состав партбюро или комсомольского комитета своего претендента на пост секретаря.
Но шансов быть избранным у такого человека было чрезвычайно мало.
И вот с чем это было связано.
После того, как выборы нового состава партийного или комсомольского органа признавались состоявшимися, тут же созывалось его первое заседание.
Тут бразды правления, как правило, брал на себя либо представитель политоргана, который курировал данную воинскую часть, либо замполит данной части.
Открывая первое заседание, он ставил на повестку дня один вопрос - об избрании нового секретаря. И тут же сам вносил заранее избранную кандидатуру.
В том случае, если состав избранных не гарантировал избрание нужной кандидатуры, первое заседание откладывалось на неопределенный срок, который нужен был для обработки несогласных и подготовки положительного исхода данной процедуры.
Люди, прозаседавшие не один час в душном помещении, уставшие от полемики (если таковая была) или просто желавшие поскорее закончить участие в формальном акте, нередко быстро соглашались с представленной кандидатурой и открытым голосованием решали участь нового руководителя партийной или комсомольской организации.
На следующий день вновь избранный руководитель брался за дела партийные или комсомольские и, если он не был формалистом, педантом и лентяем, то мог принести немалую пользу людям, становясь как бы духовным лидером данной части.
По моим наблюдениям, не претендуя на полноту изложения, смею отметить, что больший простор для деятельности открывался для комсомольских вожаков. Партийные лидеры воинской части более, чем нужно, отдавались казанной работе, предписанной инструкцией партийным организациям в воинских частях СА и ВМФ. Подготовка партийных собраний, заседаний партийного комитета составляла чуть ли не основу их работы. Немало времени отнимали всякого рода партийные разбирательства, политические акции, как правило, приуроченные к юбилеями, партийным съездам и т.п.
*
Комсомольская работа была более живой, максимально приближенной к людям. Конечно, инструкция комсомольским организациям в ВС также неумолимо требовала определенного количества собраний и заседаний в месяц, но самый состав этой организации не позволял ограничиваться рамками предписаний, а побуждал изыскивать какие-то действенные меры в работе с людьми.
Да и статус комсомольского вожака в воинской части был иной, нежели статус партийного лидера. Последний, как правило, олицетворял власть, демонстрировал солидность, а первый, напротив, был, скорее, равным среди прочих, но с большей степенью свободы и возможностью время от времени подниматься над текучкой жизни, а также способностью смотреть на события не сверху, а изнутри, глазами не начальственными, а очами рядового офицера, не всегда сидящего в окопах, но постоянно там обретающегося, а также имеющего возможность время от времени посещать и командный пункт.
*
Сейчас, по истечении длительного времени, прихожу к убеждению, что деятельность молодежного организатора в воинской части необходима. Конечно, не в форме указанных комсомольских секретарей.
Нет.
Это - в прошлом.
Речь идет о другом.
*
В воинской части нужен молодежный лидер, который был бы сам молод, но образован и умен. Это тот офицер, который умеет улавливать настроение и потребность солдат, сержантов, молодых офицеров. Он - душа, лидер молодых. Его авторитет, умное слово несет заряд бодрости в массы, воодушевляет колеблющихся и сомневающихся. Ему доверяют самое сокровенное и не боятся с его стороны огласки и предательства.
Он знает расстановку сил в воинских коллективах и понимает, как следует бороться с казарменным злом. Он видит то, что не замечают непосредственные начальники, так как те постоянно озадачены текущими вопросами и не имеют сил и возможностей приподняться над окружающей средой и посмотреть со стороны на происходящее.
Он настолько тактичен и деликатен, что самые важные свои советы и рекомендации преподносит не как личное достижение и заслугу, а как плод общего труда.
Это - тонкий психолог, вдумчивый аналитик, прекрасный организатор и успешный координатор деятельности своих помощников, которые на общественных началах сотрудничают с ним во имя укрепления здоровой атмосферы, предупреждения негативных явлений в среде молодых защитников Отечества и которые, вместе с ним, пытаются наполнить прекрасным содержанием те немногочисленные минуты отдыха, которые выпадают на долю военнослужащего.
*
Нарисовав примерный портрет войскового (флотского) молодежного лидера, спешу обратить внимание на необходимость тщательной подготовки офицера данной формации.
Ключевые слова здесь - Личность, Лидер, Специалист-человековед.
Личность - это ум, эрудиция, достоинство, высокая духовность.
Лидер - достойный и яркий пример, воля, коммуникабельность, обаяние, привлекательность, безусловная авторитетность.
Специалист-человековед - глубоко сведущий в психологии (особенно, юношеской), практической педагогике, социологии, текущей политике, истории, праве и других гуманитарных дисциплинах.
Это - человек действия, который умеет не только собирать и анализировать оперативную информацию, но и интерпретировать ее в конкретные дела, поступки, решения и замыслы.
*
Если вдуматься в изложенное, то не трудно придти к такому выводу: практики подготовки таких специалистов у нас (да и у других) еще не было. Готовили узких специалистов. Психологов. Педагогов. Социологов. Историков. Философов. И т.д.
Не было комплексной подготовки человековедов.
Готовили узких специалистов, но не формировали Личности.
Учили специальности, но давали массу ненужного.
Жизненное, практическое знание оставалось за пределами учебного курса.
Знания специализированные конфликтовали и не стыковались с другими и требовали особого статуса.
Ум и умственные способности не развивались, но голова наполнялась разными сведениями. Тренировалась лишь репродуктивная способности памяти.
Воля обучаемого и воспитываемого не только не развивалась, но, даже, всячески притуплялась.
*
Другими словами, вся наша учебная система нуждается в серьезной корректировке.
А вот подготовка молодежных лидеров, в том числе и для вооруженных сил - это проблема, которую надо решать немедленно.
То, что делается сегодня в рамках формирования будущей элиты страны - это то, что делалось в свое время в стенах Пажеского корпуса.
Управленец - это еще не лидер.
А нашей стране нужны молодежные Лидеры.
***
Однако, вернемся в наш отдельный автобат.
В дивизии отдельный автомобильный батальон занимал скромное место, ибо не мог соперничать по размаху и задачам с мотострелковыми и прочими полками. И народу было поменьше, и задачи были поскромнее.
Батальон состоял из трех рот - двух строевых и одной транспортной - и хозяйственного взвода. ЗИЛы-131 и Уралы-375 были достоянием батальона.
Командовал батальоном подполковник В. Игнатов, а его замполитом был майор И. Владимиров.
Иван Михайлович Владимиров, из начальника службы ГСМ батальона, перед моим прибытием в часть стал замполитом, а потому сам только что начал осваивать премудрости политработы и, к сожалению, как специалист в этой области, не мог быть мне быть полезен.
Тем не менее, обладая большим жизненным опытом, здравым смыслом и прекрасным характером, он принял меня под свое крыло, как родного сына, и не стремился навязать мне свой стиль работы.
*
Состав офицеров батальона был характерен для того времени. Командиров рот составляли офицеры, которые между собой с горечью шутили: "Командиром взвода трудно первые семь лет, а потом - легко".
В этой шутке была доля правды. Не только в "кардированных", но и развернутых частях служебный рост офицеров был медленным. Во взводных засиживались по 7-8 лет. И уже вполне зрелые старшие лейтенанты получали роты.
Но, став после столь долгой взводной практики ротными, эти офицеры представляли собой лучший офицерский кадр части. Это были знающие, поднаторевшие в служебных делах люди, которые прекрасно знали солдата и умели отлично с ними работать.
Солдаты наши, служившие тогда еще три года, проникались уважением к таким офицерам и готовы были вместе с ними идти на любые задания.
Это обоюдное доверие, взаимное уважение рождали особые отношения, когда за подлость почиталось хоть в чем-то подвести своего начальника.
Солдаты последнего года службы были на год меня старше, но это не давало им повода как-то игнорировать мое служебное старшинство.
Вообще, отличительной чертой солдат того времени было добросовестное отношение к своим обязанностям.
Как правило, солдаты 2-го и 3-го года службы были водителями транспортной роты, которая ежедневно исполняла те или иные поручения командования дивизии. Машины этих солдат всегда были обслужены, блестели, как новые и всегда находились в безупречном состоянии.
Тогда еще не существовало практики использования на грязных работах солдат младших периодов службы. Водителю-"старику" и в голову не приходила мысль "припахать" сослуживца.
Мало того, они, эти "старички" с охотой делились своим опытом и передавали своим младшим товарищам секреты обслуживания и эксплуатации военного автомобиля.
*
Кому-то это может показать явлением неправдоподобным.
Тем не менее, не лукавлю.
И для ясности, постараюсь разобраться в причинах столь добрососедских и дружеских отношений, которые имели место в конце 70-х годов прошлого века.
*
На мой взгляд, главное и основное состояло в том, что командиры того времени были на высоте. Зная людей, они всякий раз решительно пресекали малейшие попытки неуставных взаимоотношений.
Вторая причина состояла в том, что "стариковство", как явление, еще не пустило корни в советском обществе.
В семьях еще не проповедовали так называемой "волчьей философии" ("с волками жить - по волчьи выть"), в детских садах воспитатели пресекали попытки сильных и активных детей доминировать над другими, в школах учителя учили добрососедству, дружбе и терпимости и не допускали "разборок" в туалетах и на школьных дворах, а в обществе не пропагандировали культ насилия и не демонстрировали на экранах провоцирующие жестокости, дикие нравы, развращенность и т.п.
*
Нам, молодым офицерам, только что окончившим военные училища, пришлось начинать службу в благодатное время: над нами начальствовали без своевольства умудренные опытом офицеры; солдаты не знали еще приемов измывательства над младшими. Но главное состояло в том, что боевая учеба и служба войск была поставлена, в целом, неплохо.
*
Мое избрание в секретари комсомольской организации прошло по указанной ранее схеме. Офицеры и солдаты не противились моему избранию.
В то же время я сам испытывал некоторую робость, попав впервые в сети подобной процедуры. Конечно же, я понимал, что был чужаком, ибо был направлено в часть не по профилю училищной квалификации. Во-вторых, я баллотировался на пост освобожденного секретаря комсомольской организации, не являясь ее членом.
Тем не менее, Система все решила за меня сама.
И вот уже на следующий день мне предстояло с головой окунуться в новые заботы.
Перед множеством неизвестных
Трудно представить себе положение лейтенанта, которому сразу же пришлось решать уравнение с несколькими неизвестными.
Первое - надо было уяснить содержание и объем предстоящей работы.
Второе - нужно было правильно поставить себя в отношениях с равными и старшими.
И, наконец, третье, - следовало выработать определенную линию поведения с солдатами и сержантами, которые были моими одногодками, а некоторые и превосходили меня по возрасту и жизненному опыту.
*
Конечно, не обошлось без ошибок.
И одна из них мне запомнилась надолго. По характеру служебной деятельности я был как бы помощником командира батальона по работе с комсомольцами. Официально эта должность называлась - "секретарь комитета ВЛКСМ батальона". Это давало мне право без излишних церемоний бывать во всех подразделениях батальона.
Однажды, из лучших побуждений, желая лучше познакомиться с воинами роты, которой командовал капитан В. Буданов, я изъявил желание в каком-то вопросе оказать содействие умудренному опытом командиру.
Тот, с удивлением выслушав мою просьбу, спросил:
- Вы что же, товарищ лейтенант, считаете, что я не справляюсь со своими обязанностями?
Меня такая постановка вопроса привела в замешательство:
- Извините, товарищ капитан, я ведь нисколько не хотел вас обидеть, а тем более, в чем-либо упрекнуть. Но как комсомольский работник я мог бы быть вам полезен...
Капитан, смягчившись и поняв, что он несколько круто "заострил" свой вопрос, примирительно сказал:
- Ладно уж, одно дело делаем. Только вот... Впрочем, ладно, приходите, когда сочтете нужным. Честь имею.
Отдалившись от меня, капитан уверенной походкой зашагал в автопарк, а я стоял еще некоторое время в раздумье, пытаясь осмыслить то, что хотел, но не сказал мне.
Тогда я еще не понял той характерной ревнивости, которую испытывает каждый настоящий начальник, когда кто-то пытается вмешиваться в круг его деятельности. Это не психология вотчинника, удельного князя, а ревность добросовестного служаки, который щепетилен до всего того, что касается круга его обязанностей.
Такой человек никогда не допустит даже мысли переложить круг собственных забот на плечи другого, а, тем более, присвоить себе в заслугу достижения или результаты другого лица.
Он за все в ответе не потому, что так предписывает ему устав, а потому, что его нравственное кредо сродни Драгомировскому афоризму: "Атаману первая чарка и первая палка".
Не в правите таких людей искать "козлов отпущения". Они сами первыми идут на ковер и не выстраивают из подчиненных заградотряды в защиту собственной персоны.
*
Тогда я еще не знал, что скрывается за будановским "только вот..." Это позже стало понятно желание опытного командира предупредить молодого и неопытного лейтенанта от необъективных оценок и поспешных выводов.
Конечно, он не мог еще знать, что в моем лице обретает помощника, а не инспектирующего или же подглядывающего со стороны лица. Нет, не в моем правиле было разносить всякого рода чепуху и ублажать начальственный слух разного рода сплетнями и россказнями.
Впрочем, капитан Буданов видел людей разных и немало среди них таких, которые промышляли сплетнями и слухами. И его, Буданова, опыт побуждал проявлять осторожность в общении с мало знакомыми офицерами, дабы не подвергать себя испытанию клеветой, доносительством и прочими мерзостями.
Хотя ему и нечего было скрывать от начальства, опытный командир знал, что оценка зависит не от положения дел, а от точки зрения того, кто является докладчиком.
*
Урок, преподнесенный мне капитаном Будановым, запомнился надолго.
В конце концов, удалось завоевать доверие старых служак и войти в добрые отношения со сверстниками в офицерских погонах.
*
Более всего по душе мне пришелся лейтенант Иван Сливка. Добрый, отзывчивый человек и хороший семьянин, он притягивал к себе открытым характером.
Будучи прекрасным военным специалистом и хорошим офицером, он быстро поднялся по служебной лестнице и уже через два года стало командиром транспортной роты, самой востребованной во всем батальоне.
Ежедневно в рейс уходило более двух десятков машин. И это происходило во всякое время: летом и зимой, утром и вечером.
За всем этим беспокойным хозяйством нужен был хороший командирский глаз.
Диву даешься, как под благотворным влиянием опытных командиров быстро раскрываются дарования человека, который еще вчера с опаской подходил к солдатскому строю, а сегодня уже со знанием дела, толково и грамотно управляет сложным ротным организмом, не забывая ни одно своей обязанности.
*
Этот краткий диалог с настоящим командиром надолго врезался мне в память и стал образцом того, как следует беречься от какой бы то ни было попытки подменить командира, устранить его от исполнения служебных обязанностей.
*
Понемногу наладились отношения со сверстниками, а с семьей лейтенанта Ивана Сливки я даже подружился.
*
В холостяках не должно сидеть долго
Офицерская холостятская жизнь скудна и однообразна. Для службы офицер-холостяк находка и какое-то время даже целесообразно вводить своеобразный мораторий на женитьбу молодых офицеров. Может быть, даже следует подумать о денежном поощрении офицеров-холостяков. Кстати сказать, гусарам вообще запрещалось жениться, дабы те не теряли своей мобильности и не растрачивали свой молодой пыл на что-то, кроме воинской службы.
*
Но есть некая закономерность, от которой никуда не уйти.
Речь идет о критических возрастах в семейной жизни: для женщины этот возраст 24 года, для мужчины - 28 лет. Если к этому сроку (Ж-24, М-28) мужчина или женщина не вступают в брак, то возможны три типичных ситуации: первая - человек начинает комплексовать и терять уверенность в себе; вторая - познав жизнь, человек становится столь требователен в выборе супруги (или супруга), что непомерно высоко завышает планку требований к партнеру (требуется принц или принцесса, и не менее); третья - человек начинает входить во вкус холостятской жизни и не желает и далее обременять себя семейными узами.
*
Мой возраст был не критический - мне шел 22-й год.
Год, проведенный в холостятском общежитии, дал мне возможность осмотреться по сторонам и определиться в выборе будущей супруги.
Решение о женитьбе было столь неожиданным для моих родителей, что они не успели приехать в Новосибирск к моменту регистрации брака.
Светлана, моя избранница, тоже не вошедшая в критический возраст (ей было всего 18 лет), быстро завоевала мое сердце и согласилась вступить в брачные отношения.
Почему-то, не желая ждать очереди в дворец бракосочетания, мы расписались в скромном районном бюро регистрации брака. По случаю бракосочетания командир выделил мне свой "уазик", на котором мы приехали к тете Светы и там скромно отметили вступление в брак.
*
Сейчас, по истечении сорока лет со дня бракосочетания, я нисколько не корю себя в том, что не сумел устроить пышную свадьбу, а ограничился скромным обедом.
Когда люди вступаю в брак не по расчету, а весь их брачный багаж умещается в два небольших чемодана, когда ни один, ни другой не имеют какого-то социального или имущественного перевеса друг перед другом, - это нормально. Плохо, когда вместе с богатством невесты в дом приходит госпожа, которая день за днем попрекает своего мужа своим достоянием и корит последнего за нищенство.
Прав был Владимир Мономах в своем поучении, говоря: "Жену свою любите, но власти над собой не давайте".
Трудно исполнить это поучение тому, кто польстился на богатство невесты или статус ее родных и близких. Много бед подстерегает такого любителя чужого богатства и чужой славы.
Так что, мой совет молодому офицеру - ищи себе жену в однородной среде и не мечтай о принцессе из "высшего общества". Многие эти принцессы - сущие дьяволицы, амбициозные и жестокие.
Офицеру нужна жена добрая, верная, хозяйственная и умная. Только такая, в любом месте службы создаст дома оазис спокойствия и благополучия. Она не станет корить мужа за бытовые неудобства, а постарается сама создать уют из того немногого, что окажется под рукой...
*
Семейная жизнь внесла элемент стабильности в мою жизнь. После недолгого скитания по частным углам мы получили комнату в коммунальной квартире. Нашими соседями сначала был подполковник из штаба округа, затем его сменил прапорщик со своей семьей. На общей кухне у нашей семьи был свой уголок.
Дом наш находился на территории военного городка, рядом с воротами парка боевых машин.
В дивизии часто проводились учения и мы каждый раз просыпались поутру от рева двигателей танков и БМП. Впрочем, это неудобство не бралось в расчет, ибо мы обладали главным достоянием - крышей над головой.
*
Вскоре на свет появилась дочь - Ирина, маленькое, крохотное существо, но очень активное. Соседи тотчас прозвали ее "бусинкой". В те немногие свободные вечера мы прогуливались со своей "бусинкой" по территории городка, пропуская строи солдат и спешащие по заданию автомашины.
*
Марш к Барнаулу
Училищная военно-автомобильная подготовка пришлась мне как никогда кстати. Учили нас водить и обслуживать автомобили всерьез и довольно долго. Мне не составило труда овладеть вождением нового по тому времени автомобилем УРАЛ-375.
*
Но и тут не обошлось без досадного курьеза. В первый год моей офицерской службы зимой в 30-градусный мороз предстоял 500 километровый марш в сторону Барнаула. Это была обычная практика подготовки военных водителей. Только после такого марша гражданский водитель становился водителем военным, не по названию, а по сути.
Для того, чтобы не мешать движению гражданского транспорта и не создавать пробок, наша колонна двигалась только по ночам. Днем мы отдыхали, проводили занятия с солдатами, разбирали дорожные случаи и т.п.
Надо отдать должное тогдашним командирам, которые до мелочей продумали всю организацию марша. Горячая пища, теплые палатки заранее выставлялись на местах будущих привалов, а комендантская и ремонтная службы не допустили ни одного серьезного происшествия в течение всего марша.
Первая ночь марша прошла в сильном напряжении. Но дорога от Новосибирска была широкой, скорость движения небольшой, а ровная местность не требовала каких-то особых навыков от водителя. Начало второй ночи тоже не предвещало никаких трудностей. Но мой водитель, молодой сибиряк, устал от непривычки и психического напряжения. Тогда я предложил заменить его за рулем, не предполагая каких-либо трудностей. Мне удалось выспаться. Чувствовал себя бодро и уверенно.
После небольшой остановки мы поменялись местами и я сел за руль этой огромной машины. И тут началось то, чего я никак не мог ожидать. Полотно дороги резко сузилось, мы въехали в район сильно пересеченной местности. Для того, чтобы спуститься с высокого холма или забраться по обледеневшей дороге на очередное возвышение, нужно было синхронно работать и руками и ногами. Ситуация усложнилась тем, что ухудшился обзор и предел видимости из-за начавшегося снега.
Мы двигались в середине колонны, натружено гудя двигателем, а впереди уже стали утыкаться в обочину те, кто двигался впереди. Аварий не было, но некоторые машины стали сходить с трассы и зарываться в снег на обочине.
Понятно, что и меня эта картина психологически терзала и очень не хотелось оказаться на обочине вместе с незадачливыми молодыми солдатами. Но все обошлось. Пришлось несколько увеличить интервал и за счет этого повысить скорость на подъеме. Но к очередной остановке я был мокрый от пота и крайне возбужденный от пережитого.
Вновь поменявшись местами с водителем, я понимал, что испытание выдержал, хоть и с трудом, но над вождением в трудных условиях мне еще надо было поработать.
*
"Я, младший лейтенант Кожакару"...
После зимнего марша и обретенного опыта службы, нервозность первых месяцев стала спадать. Мы, молодые офицеры, уже перестали так резко выделяться на фоне опытных командиров и начальников. Это стало проявляться и во внешнем виде, походке, поведении и общении. Исчезла та угловатость, суетливость и излишняя торопливость, которая выделяла нас первое время среди остальных офицеров.
Жизнь того времени не преподносила серьезных потрясений, но курьезы всречались и в о время.
Служил в нашем батальоне младший лейтенант Кожакару. Он исполнял должность начфина и по характеру своего положения выделялся среди нас. От него зависел срок и полнота выплат за различные командировки, получение ссуд и т.п. В общем, это бала фигура значимая, несмотря на невысокое воинское звание.
По национальности он был молдаванин, а по характеру - оригинал.
Однажды, уезжая в отпуск на родину, в Молдавию, он передал все денежные дела временно назначенному исполнять обязанности начфина офицеру батальона.
В финансовых делах батальона был порядок, но в кассе недоставало рублей 200.
На эту сумму находчивый начфин составил расписку, в которой значилось:
"Я, младший лейтенант Кожакару, взял из кассы батальона 200 рублей, так как я, молодой человек, не могу ехать в отпуск без денег".
Записка заканчивалась подписью Кожакару.
Принявший денежное хозяйство от Кожакару был так шокирован, что принял записку Кожакару наряду с другими финансовыми документами. Однако, при ревизии расписка нашего начфина была обнаружена и стала известна начальству и нам.
Впрочем, каких-либо последствия выходка Кожакару не имела - тот возвратил деньги и инцидент был исчерпан.
*
К слову сказать: в вооруженных силах того времени мало кто воровал по-крупному. По мелочам, конечно же, тащили, главным образом, тыловые и складские работники. Но так уж, видимо, заведено, тащить то, что тебе поручили охранять...
Одной из причин отсутствия серьезных хищений был постоянный и действенный контроль. Если уж считали боеприпасы, то до последнего патрона...
Контроль - это великая сила.
*
Служили вместе, дружили порознь
В целом, вспоминая службу в автобате, могу сказать, что дружного офицерского коллектива у нас не получилось. Были какие-то обособленные группки по интересам, в основном - питейным. Но сплоченности особой не было.
Думаю, что тому препятствовали несколько обстоятельств. Во-первых, командир не стремился объединить офицеров батальона. Не могу объяснить причин такой позиции. Были ротные командиры, которые ревностно соревновались друг с другом, не прибегая к каким-либо недозволенным приемам, как это впоследствии делали другие. Были мы, офицеры взводного уровня, которые водили приятельские отношения, как правило, с офицерами своей роты.
Одной из причин, не давшей офицерам батальона сплотиться в тесную офицерскую семью было то обстоятельство, что наша воинская часть находилась в городе. Город разобщает людей. Он разобщает и офицеров. Я не буду пытаться разобраться в сути проблемы, но могу подчеркнуть тот факт, что в части, которая дислоцируется в городской черте, очень трудно создать сплоченный офицерский коллектив.
*
Офицерство - это особая корпорация. Узы товарищества здесь играют чрезвычайное значение.
*
Еще в 1909 г. русский офицер Я. Червинка, имевший 12-летней заграничной и затем 28-летней русской службы, отметил резкое отличие германской и русской офицерской корпорации.
Общее корпоративное сближение в германской армии является, по его мнению, самым характерным различием заграничного и нашего корпусов офицеров.
"Оно приносит еще и ту пользу, что там вследствие близкого знакомства друг с другом офицеров более авторитетные из них, выдающиеся способностями и лич-ными качествами характера сами собою, как будто с общего согласия, выступают на первый план, и никто не удивляется, если они выдвигаются быстрее других по службе, становясь начальниками своих товарищей. Их авторитет признавали еще тогда, когда они занимали одинаковое по службе положение".
"Благодаря внедрившемуся в корпус офицеров понятию о необходимости подчинения личных интересов общим каждый сознает, что в высшие начальники годятся не все подряд, а лишь самые достойные из них, потому что качества, требуемые от высшего начальника, свойственны далеко не всякому, и по-тому производство в высшие чины, начиная даже со штаб-офи-церского, всех по старшинству, безусловно, невозможно без ве-личайшего вреда для службы и для всего военного дела, как велико бы ни было усердие к службе менее способных".
"Таким образом, там действительно во главе воинских час-тей стоят компетентные, отборные во всех отношениях началь-ники, с железной настойчивостью воспитывающие своих офи-церов в духе военного товарищества и дисциплины, неослаб-ного чувства долга и бескорыстного служения родине".
Относительно тогдашнего русского офицерского корпуса Я. Червинка писал:
"У нас же вследствие упомянутых выше обстоятельств и разнородности офицерского состава корпоративного духа быть не может. А раз его нет, то не может быть и такого единства, как в армиях с корпоративным духом офицеров. Естествен-ным последствием сего является сравнительная разрозненность, начиная с сослуживцев каждой отдельной части и кончая боль-шими единицами наших войск. Офицеров одного полка у нас связывают большею частью только служебные обязанности и уставные требования, вне которых они предоставлены сами себе. А где нет прочной спайки малых единиц, там и большие не сближаются".
"Недостаточною сплоченностью нашей армии, как послед-ствием отсутствия в ее частях корпоративного духа, объясня-ется также и недостаточное воздействие у нас на молодых офицеров со стороны их старших товарищей по службе и на-чальников. В нашем уставе, разъяснениях к нему и многих высших распоряжениях прекрасно выражена мысль об един-стве корпуса офицеров и о взаимных отношениях сих после-дних друг ко другу. Однако сила обстоятельств не допускает положительного осуществления этой мысли на практике".
"В каждой части существуют отдельные кружки, довольно чужие, а иногда даже недружелюбные между собою. Около командира части или его семьи группируются обыкновенно штабные и приближенные. Другие, более склонные привлекать к себе товарищей, штаб- или обер-офицеры имеют также свои кружки, а в противоположность им собираются где-либо от-дельно офицеры не сходных с ними вкусов и направлений. Молодежь образует также свои отдельные товарищеские круж-ки".
"Пока ошибки молодого офицера не выступают наружу, никто их будто не замечает и ред-ко кто касается их, А когда обнаруживаются воочию, не-медленно принимаются строгие карательные меры. Пото-му неудивительно, если молодежь исполняется недоверием к начальникам и старшим, обыкновенно замкнутым в чуждые молодежи сферы личных своих интересов. Но в этой-то роз-ни состоит одно из самых отрицательных явлений офи-церской жизни, которая, будучи лишена товарищеской опо-ры, перестает стремиться к главной своей цели -- единству".
"Задеваемое вечно самолюбие, беспрерывные уколы и даже грубые понуждения в сутолоке служебных требований, унижение офицерского достоинства, неудовлетворенность, сознание неумения развить свои природные способности -- вот грустные впечатления, которыми так богата служба и жизнь неудачников".
"В жизни офицера лучшие годы молодости, столь обильные воодушевлением и горячей верой в правду и идеалы, проходят в маленьких чинах и должностях, в подчинении кипучей энер-гии молодости элементарным требованиям службы, не выходя-щим часто из рамок азбучной, мертвящей дух деятельности. Если нет близкого, искреннего участия к молодому офицеру и если вместо таковой допускаются ошибки под видом служеб-ных внушений, обидное с ним обращение, строгие кары, когда достаточно было бы выговора или замечания, то что же может спасти офицера от отчаяния, пустоты и непоправимых с его стороны шагов, если не высшее сознание долга, сознание пользы, скрытой в скромной его деятельности и стремление к удовлет-ворению высших запросов жизни? Но откуда же взяться по-добному сознанию в офицере, если для этого нет содействия извне?"
*
Эти строки мною были прочитаны спустя лет 20 после начала офицерской службы. На меня они произвели тогда сильное впечатление, так как сильно задели за живое.
Все 31 год моей воинской службы были как бы иллюстрацией к словам Я. Червинки. Цинизм наплевательского отношения к офицеру со стороны командиров и старших должностных лиц все время преследовал меня, будь то в Сибири или в Москве.
***
Рискованный эксперимент
Относительно моих обязанностей комсомольского вожака следует отметить следующее.
Мне как-то сразу стало ясно, что формальная сторона работы не должна превалировать в моей деятельности.
Конечно, все, что было предписано "Инструкцией" комсомольским организациями в СВС, безусловно, выполнялось.
Мне хотелось внести какую-то теплоту и сердечность в жизнь солдата.
А потому требовалось искать какие-то формы и методы просвещения и духовно-нравственного воспитания моих подопечных.
Во-первых, долг службы обязывал меня обращаться в комсомольские органы по месту жительства солдат с целью запроса учетных комсомольских карточек.
Я решил дополнить свои запросы в местные комсомольские органы просьбой присылать оттуда местные газеты, сообщать новости. Полученные материалы я доводил до сведения солдат и тем самым как бы оживлял канал связи с их родиной.
Это сближало меня с воинами и располагало к откровению. Солдат делился тем, что его волновало и терзало и я старался помочь ему разобраться в ситуации и найти правильный выход.
Такие индивидуальные беседы всегда полезны, но, упаси Бог, спекулировать откровенностью доверившегося или же обращать доверительные сведения против него. Совесть и порядочность, привитая родителями с детства, уберегли меня от такой подлости.
Вторым направлением моей деятельности было организация досуга. Тут пришлось налаживать тесные контакты с местной школой, театром оперы и балета, кинокопировальной фабрикой, другими очагами культуры.
Ознакомившись с моими подопечными, я обнаружил, что многие из них прибыли в нашу воинскую часть из сибирских деревень и сел. Многие из них только в армии они впервые приобщились к регулярному питанию, чистой постели, требованиям гигиены и т.п.
Кино и театр для многих был в новинку.
Вот это и побудило меня обратиться к местным органам культуры и попросить взять культурное шефство над солдатами нашей части.
Надо отдать должное тогдашним властям, которые с уважением и вниманием относились к потребностям войск.
Решение было принято незамедлительно и мы получили возможность бесплатно посещать театры Новосибирска. Да и сами солдаты, как показал мой опыт, рвались в город, чтобы посмотреть очередной спектакль.
*
Кому-то может показаться, что солдата просто тянуло в город из казармы, чтобы хотя бы посмотреть на людей и вырваться из привычного круга общения.
С одной стороны, это было, действительно, так. Но ведь в подобной мотивации нет ничего странного или же противоестественного.
С другой стороны, истинная культура всегда притягательна. Она облагораживает чувства, смягчает нравы, пробуждает сознание, заставляет сопереживать.
Казенщина и солдафонство, напротив, притупляет все сказанное, огрубляет человека, делает его равнодушным.
Если же удается внести в однообразную, тяжелую и монотонную казарменную жизнь хотя бы частичку тепла, жизнь и деятельность становится менее тягостной, а время, которое до сего дня тянулось медленно, ускоряет свой бег.
*
Не буду перечислять всех находок того времени, их было немало.
И самое важное состояло в том, что наступило время, когда я смог без всякой рисовки и самонадеянности сказать командованию батальона, что готов взять под свою личную ответственность весь личный состав на период выходного дня.
*
Как правило, в выходные дни командиры рот назначали ответственных офицеров, которые должны были неотлучно находиться при личном составе в течение всего дня, от подъема до отбоя.
Такая практика сильно мешала службе и наносила вред офицерскому званию.
Дела службы страдали из-за того, что приходилось либо отпускать дежурившего в воскресенье офицера со службы, либо не позволять ему пользоваться правом на отдых после исполнения служебных обязанностей.
Да и сами офицеры тяготились обязанностями воскресного "дневального".
Солдаты понимали, что офицеры не доверяют и им, и сержантам, а потому все время держат их под контролем.