ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Задание командующего

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

Мое кредо:

http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html

Апостол Андрей Первозванный водружает крест на горах Киевских.

Художник Николай Ломтев.

И. Баграмян

Задание командующего

(фрагменты из кн. "Так начиналась война")

На следующий день я уже был в Киеве на улице Чкалова, где размещался штаб округа.

Принял меня молодой командир, в петлицах гимнастерки которого поблескивали по три красных прямоугольника.

-- Старший батальонный комиссар Сергеев, -- представился он, подчеркивая слово "старший".

Начальнику отдела кадров было тогда не более тридцати пяти лет, а выглядел еще моложе. Но он уже обрел снисходительный тон и важность, свойственную некоторым старым кадровикам.

-- Мне командующий уже говорил о вас. Пока оформляйтесь. А завтра в одиннадцать позвоните мне. Я сообщу, когда командующий сможет вас принять.

Попрощавшись с Сергеевым, я поехал в гостиницу.

Вечером долго бродил по городу.

В Киеве я не впервые.

Но каждый раз восхищаюсь им, его прекрасными зданиями, обрамленными зеленью, его улицами, которые живописными террасами спускаются с холма к самому Днепру, широкому, привольному и всегда затянутому легкой серебристой дымкой.

Шеллинг утверждает, что архитектура -- это застывшая музыка.

Когда любуешься многоликой архитектурой Киева, вобравшей в себя вдохновение зодчих на протяжении многих веков, изумляешься целостности этого города. Седая древность неразрывно переплетается, гармонирует с новью.

И, несмотря на смешение самых разных архитектурных стилей, город сумел сохранить свой национальный колорит. Идешь по его улицам и невольно думаешь: вот-вот оживет мертвый камень и услышишь хватающую за сердце украинскую песню.

Переполненный впечатлениями, я долго не мог уснуть в ту ночь и потому поднялся позднее обычного.

Да и спешить было некуда: до одиннадцати все равно делать нечего.

Но не успел я умыться, как в дверь постучал запыхавшийся красноармеец:

-- Товарищ полковник, старший батальонный комиссар приказал доложить, что вас немедленно требует к себе командующий.

Сергеев уже нетерпеливо поджидал меня у входа в штаб.

-- Идите, вас ждут.

Знакомый по прежним посещениям просторный кабинет.

Командующий сидел за столом и размашисто писал резолюцию на каком-то документе. Рядом лежала раскрытая папка с бумагами, дожидающимися своей очереди.

Увидев меня, Жуков бросил на стол карандаш.

Суровое лицо смягчилось улыбкой. Встал, протянул руку:

-- Здравствуй, Иван Христофорович. Давненько мы с тобой не виделись.

Мне снова вспомнилась

Высшая кавалерийская школа в Ленинграде.

В нашей учебной группе оказались А. И. Еременко, Г. К. Жуков, Н. Л. Мишук, К. К. Рокоссовский, П. Л. Романенко, Я. А. Савельев, С. П. Синяков, В. И. Чистяков. Люди совершенно разные по складу характера, по манере поведения.

Но все они уже тогда были испытанными командирами -- волевыми, смелыми в мыслях и поступках.

К тому времени никто из нас еще не достиг и тридцатилетнего возраста.

Молодые, сильные -- кавалеристы отличались физической закалкой, -- мы старались перещеголять друг друга и в учебе, и на конноспортивных состязаниях.

Из всех нас, пожалуй, самым упорным был Андрей Иванович Еременко.

С редким трудолюбием осваивал он довольно обширную и насыщенную учебную программу. Настойчивость и неутомимость остались у него на всю жизнь и с особой силой проявились в Великую Отечественную войну.

Георгий Константинович Жуков среди слушателей нашей группы считался одним из наиболее талантливых.

Он уже тогда отличался не только ярко выраженными волевыми качествами, но и особой оригинальностью мышления. На занятиях по тактике конницы Жуков не раз удивлял нас какой-нибудь неожиданностью.

Его решения всегда вызывали наибольшие споры, и он обычно с большой логичностью умел отстаивать свои взгляды.

Особую симпатию в группе вызывал к себе элегантный и чрезвычайно корректный Константин Константинович Рокоссовский. Стройная осанка, красивая внешность, благородный, отзывчивый характер и великолепная спортивная закалка, без которой кавалерист -- не кавалерист, -- все это притягивало к нему сердца товарищей.

Среди нас, заядлых кавалеристов, он заслуженно считался самым опытным конником и тонким знатоком тактики конницы.

Все слушатели нашей группы были очень дружны, а дух соревнования только помогал учебе, которая проходила с полным напряжением сил.

Благотворное влияние на нас оказывала атмосфера революционной романтики, которой овеян город Ленина -- колыбель пролетарской революции.

Мы с жадностью приобщались к общественной и культурной жизни Ленинграда. Его революционные традиции, огромное, накопленное веками богатство культуры оставили в нашей памяти глубокий след, еще больше усилили гордость за нашу великую Родину.

После напряженной летней учебы в полевых условиях, закончившейся 200-километровым конным пробегом Новгород--Ленинград и большой двусторонней заключительной военной игрой, мы разъехались в разные стороны. С тех пор минуло уже пятнадцать лет, и я лишь по отрывочным слухам узнавал о судьбах своих товарищей по учебе.

Только Г. К. Жуков оказался, как говорится, у всех на виду.

Вместо трех шпал в петлицах у него теперь сверкали пять звездочек генерала армии, а на груди -- Золотая Звезда Героя Советского Союза.

Далеко шагнул наш бывший однокашник.

Его успех меня не удивлял.

Г. К. Жуков обладал не только выдающимся военным дарованием, высоким интеллектом, но и железной волей. Если он чего-нибудь добивался, то всегда шел напрямик.

Внешне Георгий Константинович не очень-то изменился.

Разве только стала чуть полнее его коренастая фигура да несколько поредели мягкие волнистые волосы, а черты лица стали еще резче, суровее.

Встреча с бывшим товарищем по учебе началась официально.

Я держался строго, по-уставному.

Поблагодарил командующего за то, что быстро откликнулся на мою просьбу. Он, хмурясь, отмахнулся:

-- Ну ладно, есть о чем говорить. Я сделал это не только для тебя, но и на пользу службе. Нам сейчас крайне нужны в войсках командиры с хорошей не только общевойсковой, но и оперативной подготовкой. Думаю, в своем выборе я не ошибся.

Официальность встречи улетучилась.

Оба неожиданно увлеклись воспоминаниями о Ленинграде, о времени, когда были совсем молодыми, добрым словом отозвались о товарищах по учебе.

Наконец, снова перешли к делам.

Я попросил командующего разрешить мне выехать к месту новой службы, в штаб 12-й армии.

-- Э, нет, -- возразил Жуков. -- Придется повременить. В декабре состоится совещание руководящего состава Наркомата обороны и всех военных округов. Оно обещает быть широким по составу и важным по задачам.

Помолчав, он добавил:

-- Нам известно, что сам Сталин примет в нем участие. Основной доклад об итогах боевой и оперативной подготовки за истекший год сделает начальник Генерального штаба. Содокладчики -- генерал-инспектор пехоты, начальники Управления боевой подготовки и Автобронетанкового управления, генерал-инспектор артиллерии. По вопросам оперативного искусства и тактики выступят некоторые командующие военными округами. На меня возложен доклад по основному вопросу -- "О характере современной наступательной операции". Ты, насколько я знаю, четыре года провел в стенах Академии Генерального штаба: и учился, и преподавал в ней... Догадался захватить с собой академические разработка?

-- Захватил, товарищ командующий.

-- Ну вот, -- оживился Жуков, -- поможешь в подготовке доклада.

И Георгий Константинович с увлечением стал излагать свою точку зрения.

Все должно строиться на учете реальных возможностей.

Успехи немцев на Западе, основанные на массированном применении танковых и моторизованных войск и авиации, заставляют о многом задуматься. У нас, к сожалению, пока нет таких крупных оперативных механизированных объединений. Наши механизированные корпуса находятся еще только в стадии формирования. А война может вспыхнуть в любую минуту. Мы не можем строить свои оперативные планы, исходя из того, что будем иметь через полтора-два года. Надо рассчитывать на те силы, которыми наши приграничные округа располагают сегодня...

-- Будем вместе думать. Если возникнут вопросы, приходи ко мне без стеснения. Возьми себе в помощь любых командиров из оперативного отдела штаба округа. И завтра же приступай к работе.

-- Завтра воскресенье...

-- Ну и что же: воскресенье для нас, а не мы для воскресенья, -- отшутился Жуков.

Простившись с командующим, я направился к начальнику штаба округа генерал-лейтенанту Максиму Алексеевичу Пуркаеву.

Мне до этого не приходилось встречаться с ним, однако я слышал о нем как о способном и образованном генерале. Он свободно владел немецким и французским языками. Только недавно вернулся из Германии, где был военным атташе.

Знал я и кое-какие подробности из его биографии.

Родился в бывшей Симбирской губернии, в семье рабочего, по национальности мордвин. Окончил реальное училище. По тому времени для паренька из рабочей семьи это было редкое счастье. В 1915 году направили в школу прапорщиков, откуда вышел офицером и попал прямо на фронт. В дни Октября сразу же примкнул к большевикам, добровольно вступил в Красную Армию. С 1919 года член партии. В боях против Колчака командовал полком, был награжден орденом Красного Знамени.

Служебная карьера Пуркаева не отличалась резкими взлетами, но в 1931 году он уже возглавлял штаб Московского военного округа. Сослуживцы считали его суховатым, но уважали за ровность характера и высокую эрудированность. Он по праву считался крупным знатоком штабной работы, особенно хорошо знал службу войск и организационно-мобилизационную работу.

Генерал Пуркаев оказался невысокого роста, но атлетически сложенным, выглядел несколько старше своих лет.

Массивная голова с темными, густыми, слегка топорщившимися волосами, широкоскулое мужественное лицо, большие карие глаза, строго устремленные на собеседника сквозь толстые стекла пенсне.

Встретил он меня сухо и сдержанно.

Разговор получился сугубо официальным. Когда я представился и доложил о полученном от Жукова задании, Пуркаев позвонил генерал-майору Рубцову, приказал подумать, кого из штабных командиров можно было бы выделить мне в помощь, и незамедлительно обеспечить мне в оперативном отделе необходимые условия для работы.

Вскоре Рубцов уже дружески тискал меня в объятиях.

Сразу же поинтересовался, как я устроился с жильем, распорядился, чтобы мне выделили комнату для работы и выдали постоянный пропуск в штаб округа.

Я без промедления приступил к делу.

Большую помощь оказал мне прибывший в округ на стажировку выпускник Академии Генерального штаба бывалый кавалерист подполковник Г. В. Иванов.

Жил я без семьи, работал, как говорится, с подъема до отбоя.

Мы с Ивановым довольно быстро справились с заданием. Много трудившийся над докладом командующий остался доволен нашим старанием.

В конце сентября Георгий Константинович внес последние поправки и дополнения и, вручив мне материал, распорядился:

-- Внимательно проверь еще раз после перепечатки. И готовься к отъезду: через три дня начнется командно-штабное учение в двенадцатой армии. Я хочу побывать там. Поедешь со мной. Представлю тебя командующему армией, а в ходе учения познакомишься со штабом, в котором тебе предстоит работать.

В штабе армии

Штаб 12-й армии разместился в лесу западнее Дрогобыча.

Возле большой палатки выстроились командиры управления армии.

По лесу разнеслось оглушительное "Смирно!", и навстречу Жукову, печатая шаг, двинулся стройный генерал.

Зычным голосом отдал рапорт.

Это был командующий армией генерал-лейтенант Филипп Алексеевич Парусинов. Молча протянув ему руку, Георгий Константинович негромко поздоровался с командирами.

-- А я вам подкрепление привез, -- сказал он Парусинову и указал на меня. -- Ваш новый начальник оперативного отдела.

Генерал внимательно оглядел меня с головы до ног.

Мы обменялись молчаливым рукопожатием.

Он был выше среднего роста, держался прямо, горделиво откидывая назад красивую голову с густой черной шевелюрой. Во всем его облике чувствовалось какое-то особое изящество. Чистое бледное лицо, тонкие смоляные дуги бровей, нос с небольшой горбинкой, ухоженные черные усики щеточкой...

Держался независимо и подчеркнуто официально.

Мне говорили, что Парусинов обладает острым умом.

Опытный командир. Но иногда его подводит недостаточная военно-теоретическая подготовка.

В Красной Армии он служит со дня ее основания. Постепенно дорос до должности помощника командира стрелковой дивизии. А в 1938 году началось его стремительное продвижение.

И вот он уже командующий армией.

Жуков поинтересовался замыслом учения.

Прошли в палатку, где были развешаны карты и схемы.

Жуков сначала слушал командарма не перебивая, а потом выразил неодобрение. Яблоком раздора явился вопрос о количестве танков и артиллерии на участке прорыва.

Проектом Полевого устава 1939 года на каждый километр участка прорыва на направлении главного удара предусматривалось сосредоточение не менее 30--35 орудий и 15--20 танков.

Но опыт боевых действий в Испании и на Карельском перешейке показал, что такие плотности уже явно недостаточны, их надо увеличивать по крайней мере вдвое.

Парусинов не хотел этого признавать, считал, что новые плотности надуманны и создать их практически невозможно. Наступать он собирался, руководствуясь прежними установками.

Жуков выслушивал возражения своего увлекающегося оппонента с холодной невозмутимостью, а затем легко и убедительно разбивал все его доводы.

-- Мы должны учиться воевать с умным и сильным врагом. Одним "ура" его не одолеть.

Командующий округом потребовал создать более высокие плотности артиллерии и танков на участке прорыва. Сделал и другие существенные замечания по организации учения.

Справка:

Парусинов Филипп Алексеевич(27.11.1893 с.Кучеряево ныне Бутурлиновский район Воронежская область-25.10.1973 г.Москва) - генерал- лейтенант

-- В Красной Армии с августа 1918 г.

-- Окончил учебную команду (1915), Воронежские курсы красных командиров (1918), Высшую повторную школу старшего командного состава (1924), КУКС (1941), ВАК при Высшей военной академии имени К.Е.Ворошилова(1951).

-- В Гражданскую войну: пом.ком.роты, ком.роты.

-- В Межвоенный период: нач полковой школы 295 Днепровского сп 99 сд с октября 1924, ком батальона 297 Уманского сп, пом ком по строевой части 297 Уманского сп с ноября 1930, ком.и военком 295 Днепровского сп, пом.ком. 51 Перекопской сд с января 1937, комендант Могилев-Ямпольского УР с июля 1937.

-- Ком. Одесской армейской группы с июля 1938

-- Ком. 12 армии с октября 1939, в период советско-финляндской войны: ком 19 ск с января 1940, ком 13 армии с марта 1940, ком. 12 армии с апреля 1940, ком 25 армии с марта 1941

-- Зам.ком. войсками Дальневосточного фронта с июня 1943, ком Приморской группой войск Дальневосточного фронта с июля 1943,

-- В распоряжении ГУК НКО с июля 1945, ком. Чугуевской оперативной группы с августа 1945, зам.ком. войсками ХВО с сентября 1945,

-- Ком. войсками ХТО с марта 1946,

-- В распоряжении ГУК ВС СССР с июня 1946, зам.ком. войсками ПРИВО по строевой части с октября 1946, в распоряжении ГУК ВС СССР с февраля 1950,

-- Нач военной кафедры Центрального государственного ордена Ленина физического института имени И.В.Сталина с марта 1952

-- В запасе с января 1956.

Когда Г. К. Жуков уехал, ко мне подошел генерал Арушанян, начальник штаба армии. Крепко пожав руку, дружески улыбнулся.

-- Пойдемте ко мне, Иван Христофорович. Побеседуем.

С Багратом Исааковичем мы давние знакомые. В двадцатых годах довольно продолжительное время я командовал Ленинаканским кавалерийским полком Армянской стрелковой дивизии. Арушанян в то время был начальником полковой школы в 1-м стрелковом полку этой дивизии, стоявшем в Ереване.

Баграт, несмотря на молодость, по достоинству считался одним из самых перспективных командиров.

Рос он быстро.

В 1936 году успешно окончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. Командовал полком, дивизией, отличился в боях на Карельском перешейке. И вот уже начальник штаба армии важнейшего приграничного округа. Это был очень способный, умный человек, и такой стремительный взлет не вскружил ему голову.

В небольшой землянке, куда привел меня генерал, было сыро и неуютно.

С потолка падали редкие, крупные капли.

Скомкав клочок бумаги, генерал смахнул им со стола лужицу воды и показал на походный стул:

-- Садитесь.

В землянку тихо вошел молоденький подтянутый лейтенант.

Видно, только что окончил училище. На смышленом румяном лице написана готовность сорваться с места, чтобы выполнить любой приказ, как бы он ни был труден и опасен.

-- Вася, -- генерал показал на стол, -- сообрази что-нибудь.

Лицо лейтенанта сразу как-то померкло.

Он вяло ответил: "Есть!" --и не спеша вышел из землянки.

-- Хорош паренек? -- спросил генерал.

-- Да, симпатичный. Наверное, из него получился бы неплохой командир, не попади он на эту неблагодарную должность.

-- Не могу согласиться с вами, -- возразил Арушанян. -- Имена многих адъютантов наравне с их начальниками золотыми буквами вписаны в историю. Вспомните хотя бы адъютанта Кутузова Андрея Болконского. Князь, аристократ, а не считал свою службу зазорной.

-- Ну, сравнили, -- не сдержал я улыбки. -- Если бы Кутузов давал ему такие поручения...

Поняв мой намек, Баграт Исаакович улыбнулся.

--А что делать?! Не самому же мне бежать за водой. А вестовых ведь у нас нет.

Я не раз после вспоминал об этом разговоре. Частенько мы по соображениям "экономии" сокращали ординарцев, а их обязанности возлагали на офицеров...

На столе гостеприимного хозяина появились вскрытые консервные банки и бутылка коньяку.

-- Разве я думал тогда, в академии, что так стремительно продвинусь от капитана до генерала? А вот, видите, судьба сложилась так, что я не только стал генералом, но и... -- Арушанян, широко разведя руки, тепло улыбнулся, -- заполучил в помощники такого опытного командира, как вы...

-- А я доволен, что попал под ваше начальство, -- вполне искренне признался я. -- Когда хорошо знаешь своего начальника, работается легче.

Баграт Исаакович стал рассказывать о людях штаба.

Характеристики давал короткие, но обстоятельные. Чувствовалось, что своих подчиненных он успел узнать как следует.

Разговор наш прервал телефонный звонок.

Начальника штаба вызывал командующий армией.

-- Придется расстаться, -- вздохнул генерал. Вызвал адъютанта: -- Проводите полковника в оперативный отдел.

Баград Исаакович Арушанян (27 февраля 1903 -- 19 октября 1994) -- генерал-лейтенант (1945 год).

-- Родился в деревне Веришен Горисского уезда Эриванской губернии.

-- В 1920 году был призван в ряды армии Армянской буржуазной республики, в которой прослужил 15 дней.

-- В ноябре 1923 года был призван в ряды РККА и направлен на учёбу в Армянскую объединённую нормальную военную школу, по окончании которой в сентябре 1926 года служил в 1-м Армянском стрелковом полку (Армянская стрелковая дивизия, Кавказская Краснознамённая армия) на должностях командира взвода, роты, батальона и начальника полковой школы.

-- В апреле 1933 года был направлен на учёбу в Военную академию имени М. В. Фрунзе, по окончании которой в 1936 году был направлен в Киевский военный округ, где служил на должностях помощника начальника и временно исполняющего должность начальника 1-й части штаба 15-й стрелковой дивизии.

-- В январе 1938 года был назначен на должность помощника начальника штаба 6-го стрелкового корпуса, в сентябре 1938 года -- на должность начальника 1-го отдела штаба Одесской армейской группы.

-- В январе 1940 года -- назначен на должность начальника штаба 19-го стрелкового корпуса (Ленинградский военный округ). Принимал участие в боевых действиях советско-финской войны.

-- В апреле 1940 года был назначен на должность начальника оперативного отдела штаба, а в июле -- на должность начальника штаба 12-й армии (Киевский военный округ).

-- В начале Великой Отечественной войны 12-я армия была включена в Юго-Западный фронт, в составе которого принимала участие в приграничных сражениях западнее города Станислав, а во второй половине июля армия в составе Южного фронта вела оборону на уманском направлении.

-- 13 октября 1941 года приказом командующего войсками Юго-Западного фронта С. К. Тимошенко Арушанян был назначен на должность начальника тыла -- заместителя командующего войсками Юго-Западного фронта, а с начала ноября исполнял должность начальника штаба 56-й армии, участвовавшей в ходе Ростовских оборонительной и наступательной операций, а затем в наступлении и обороне в районе Таганрога и на ростовском направлении.

-- В июне 1942 года был арестован органами НКВД, причиной чего стало его нахождение в окружении в 1941 году.

-- По окончании следствия в июле 1943 года Арушанян был направлен на учёбу на ускоренный курс при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова, по окончании которого в декабре 1943 года был назначен на должность заместителя командующего 4-й ударной армией (1-й Прибалтийский фронт), участвовавшей в ходе Невельской, Полоцкой и Режицко-Двинской наступательных операций.

-- С 10 по 23 августа 1944 года командовал 14-м стрелковым корпусом, участвовавшим в ходе на завершающем этапе Белорусской наступательной операции.

-- 23 августа 1944 года Арушанян был назначен на должность командира 11-го гвардейского стрелкового корпуса (2-я гвардейская армия, 1-й Прибалтийский фронт).

-- В январе 1946 года был назначен на должность старшего преподавателя Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова.

-- В июне 1949 года было присвоено право окончившего эту академию с вручением диплома.

-- В сентябре 1951 года в отставку.

-- Умер 19 октября 1994 года в Москве.

Через несколько минут я оказался в просторной землянке, сплошь заставленной столами.

Боюсь, что для неискушенного читателя не совсем ясно назначение и место оперативного отдела в штабе армии.

Постараюсь в самых общих чертах пояснить это.

Оперативный отдел ( в крупных штабах -- оперативное управление) -- центр, где концентрируются и обрабатываются данные о состоянии и положении своих войск, сведения о противнике и вообще об обстановке, в которой развертываются боевые действия.

На основе этих данных подготавливаются оперативно-тактические расчеты, необходимые для выработки решения командующего, а когда решение принято, отдел доводит его в виде боевого приказа или частных распоряжений до соединений и организует контроль исполнения.

Вся эта огромная работа осуществляется, конечно, в тесном взаимодействии с другими отделами штаба, а также со штабами и управлениями начальников родов войск и служб. В связи с особо важной ролью оперативного отдела его начальник является заместителем начальника штаба.

Оперативный отдел штаба 12-й армии, который в октябре 1940 года мне было поручено возглавить, состоял из полутора десятка офицеров -- помощников и старших помощников начальника отдела.

Многие из них были совсем молодыми.

С началом второй мировой войны Красная Армия росла столь бурно, что даже крупные штабы приходилось пополнять вчерашними лейтенантами.

Сделать из них опытных операторов могло лишь время да упорная учеба.

И сейчас за столами, застеленными огромными полотнищами топографических карт, трудилась молодежь в звании старших лейтенантов и капитанов.

Один наносил на карту последние данные обстановки, другой оформлял решение командующего армией, третий писал очередное боевое донесение, четвертый готовил распоряжения -- каждый увлеченно занимался своим делом.

Увидев незнакомого полковника, все встали.

Сидевший в углу черноволосый порывистый человек лет тридцати быстро подошел ко мне. Его глаза, словно две маслины, поблескивали на смуглом лице, внимательно и изучающе разглядывая меня.

-- Капитан Айвазов, -- представился он, -- временно исполняющий обязанности начальника оперативного отдела.

Крепко жму руку энергичному капитану.

-- Полковник Баграмян. Назначен начальником вашего отдела.

-- Вот хорошо! -- обрадовался он. -- А то мы тут совсем запарились. Командующий наш спуску не дает. Чуть что -- отчитает, только держись.

-- Что же я вам, громоотвод? -- рассмеялся я.

-- Да нет, -- смутился капитан. -- Но все-таки полковнику легче.

Капитан поочередно представил мне офицеров.

Я сказал, чтобы они продолжали работу, а своего заместителя попросил познакомить с обстановкой и теми задачами, которые решал оперативный отдел.

Айвазов, пользуясь лишь картой и не прибегая к записям, с большими подробностями ввел меня в курс дела. Выяснилось, что завтра утром командующий армией должен принять решение о наступлении. Перед этим он заслушает соображения штаба, начальников родов войск и служб. Начальнику оперативного отдела, как это обычно принято, предстояло доложить оценку обстановки и быть в готовности высказать свои предложения по решению.

До глубокой ночи мы просидели за подготовкой материалов. Обстановка учений была для меня привычной, поэтому дело спорилось. Нам даже удалось немного поспать.

За час до начала сбора меня разбудил дежурный.

Едва я успел побриться, как у входа в отведенную мне землянку раздался жизнерадостный голос моего расторопного заместителя:

-- Доброе утро, товарищ полковник! Большая палатка подготовлена к сбору, необходимые для вашего доклада карты и таблицы вывешены. Там уже начали собираться товарищи. Идемте, а то опоздаем.

Палатку уже заполнили офицеры и генералы управления армии.

Я прошел вслед за Айвазовым к столу, отведенному для оперативного отдела. Разложив свою рабочую карту и проверив справочные записки, осмотрелся.

Справа от меня сидел худощавый узколицый полковник.

Ему было лет сорок. Встретив мой взгляд, он дружески улыбнулся, привстал и, протянув руку, назвал себя: начальник разведывательного отдела штаба армии полковник Каминский.

С Александром Ильичом Каминским мне в дальнейшем пришлось работать в самые тяжелые дни начала войны.

Родился он на Нижней Волге в семье ямщика и с детства страстно любил лошадей. Это в какой-то мере тоже способствовало нашему сближению. Мы подолгу могли обсуждать конские стати и чудесный нрав этих милых и умных животных. Каминский был старым солдатом. В Красной Армии служил со дня ее создания. Тогда же и в партию вступил. Образованием он похвастаться не мог: церковноприходская школа.

Но много учился самостоятельно. Заочно закончил два курса Военной академии имени М. В. Фрунзе. Сначала командовал строевыми подразделениями, дослужился до командира стрелкового батальона. Потом после специальных курсов перешел на разведывательную работу, где особенно полно раскрылись его способности. Он обладал острым умом и настойчивым характером.

Справка:

Каминский Александр Ильич. (1899, д. Пачево Кирилловского уезда Новгородской губернии -- ?

-- Ученик мастера в столярной мастерской (1912-1914), ученик в кустарной столярной мастерской (1914-1916), ученик столяра по внутреннему оборудованию кораблей на Балтийском судостроительном заводе (1916-1917), безработный, имел случайные заработки (1917-1918).

-- Участник Гражданской войны. Красноармеец 1-го запасного Петроградского и Минского добровольческого полков (март 1918 -- сентябрь 1919), помощник командира роты 55-го стрелкового полка 17-й бригады в Казани, командир роты 67-го стрелкового полка, инструктор штаба 58-го стрелкового полка (октябрь 1920 -- сентябрь 1921), помощник командира 58-го стрелкового полка, командир взвода, роты 20-го стрелкового полка 7-й стрелковой дивизии в Чернигове (сентябрь 1921 -- август 1925).

-- Командир роты 138-го стрелкового полка 46-й стрелковой дивизии в Переяславле, ответственный секретарь партийного бюро 138-го стрелкового полка, помощник командира батареи, командир батареи 134-го стрелкового полка 45-й стрелковой дивизии в Киеве, помощник начальника части штаба в той же дивизии (август 1927 -- апрель 1932), начальник 2-й части (боевая подготовка) штаба 8-го стрелкового корпуса в Житомире (апрель 1932 -- октябрь 1935).

-- Слушатель Школы РУ РККА (январь -- октябрь 1935), начальник 4-го отделения штаба 6-го стрелкового корпуса (октябрь 1935 -- сентябрь 1938), начальник РО штаба армейской группы (октябрь 1938 -- сентябрь 1939), штаба 12-й армии (сентябрь 1939 -- февраль 1941), заместитель начальника РО Киевского ОБО (февраль -- июнь 1941).

-- Участник Великой Отечественной войны. Заместитель начальника РО (июнь 1941 -- январь 1942), начальник РО (январь -- август 1942) штаба Юго-Западного фронта, начальник РО штаба Закавказского фронта (август 1942 -- апрель 1943), Центрального фронта (апрель -- октябрь 1943), Среднеазиатского ВО (октябрь 1943 --июнь 1945).

-- Начальник РО штаба Туркестанского ВО (октябрь 1945 -- декабрь 1946).

-- Начальник Управления окружной военной комендатуры округа Лейпциг, Саксония (декабрь 1946 -- июнь 1947), начальник Военного отдела Управления СВАГ Бранденбург (июнь 1947 -- сентябрь 1949).

-- Военный комиссар Киева (сентябрь 1949 --август 1953).

-- С августа 1953 в запасе.

-- А это кто позади нас? -- спросил я про молоденького русоголового майора.

-- Начальник отдела боевой подготовки майор Коротун Сергей Яковлевич. На редкость способный командир, -- сказал Айвазов.

Рядом с Каминским -- представительный пожилой полковник.

Мужественное лицо его, задумчивое и сосредоточенное, показалось мне знакомым.

-- А это кто?

-- Наш начальник автобронетанковых войск.

Вглядываюсь в полковника. И в памяти, словно вспышкой молнии, озарилось далекое прошлое. Вновь увиделся лихой командир бронедивизиона 2-й отдельной Кавказской кавалерийской бригады...

Не он ли это?

-- Его фамилия Пискунов? -- тихо спросил я капитана.

-- Точно, Пискунов Александр Гаврилович...

Да, это был мой старый знакомый по Закавказью, участник гражданской войны Саша Пискунов. В двадцатых годах, когда я служил в коннице, мы часто встречались с ним на учениях и армейских маневрах.

Я обрадовался: среди будущих моих сослуживцев кроме Баграта Арушаняна есть еще один старый товарищ. Я поднялся, подошел к Пискунову. Недоумение, появившееся на его лице, мгновенно сменилось широкой улыбкой. Он обеими руками крепко стиснул мою ладонь, растерянно повторяя:

-- Ну и ну! Ну и ну!

Все удивленно смотрели на нас.

Поговорить мы не успели.

Послышалась громкая команда.

Все встали. В палатке появились командарм Парусинов, член Военного совета армии дивизионный комиссар Зеленков и начштаба генерал Арушанян.

Внимательно осмотрев собравшихся, командующий остановил взгляд на моем соседе.

-- Итак, начнем с разведки. Полковник Каминский, кратко доложите о противнике.

Каминский неторопливо подошел к карте, взял указку и, повернувшись в сторону командующего, сжато и вразумительно стал рассказывать об обороне противника, его силах и средствах, о резервах, которые он может подтянуть к участку прорыва.

Полковник подчеркнул, что противник организовал прочную, заранее подготовленную оборону. Прорвать ее будет нелегко, тем более что на пути наших войск -- крупная речная преграда. Данные об обороне противника далеко не точные. Требуют уточнения и сведения о его ближайших резервах.

Парусинов поморщился:

-- Да, маловато успела разузнать наша разведка. Вот и принимай решение на основе таких неполных данных. К тому же вы такого страху нагоняете: верить вам -- оборона противника вообще неприступна... Ну, а теперь -- командующий посмотрел в мою сторону, -- послушаем, что нам доложит начальник оперативного отдела.

Я постарался кратко оценить обстановку в полосе предстоящего наступления, указал на трудности, которые могут возникнуть при форсировании реки.

Сопоставил силы наступающих и обороняющихся по этапам операции. Численное превосходство наших войск на направлении главного удара было явно недостаточным.

Поэтому я предложил осуществлять прорыв на относительно узком фронте и добиться здесь почти тройного превосходства в силах.

-- С вашим предложением, полковник, не могу согласиться. -- Командующий поднялся. Пальцы его нервно барабанили по столу. -- Если мы нанесем главный удар на узком участке, значительные силы противника останутся без нашего воздействия. А мы должны стремиться нанести ему максимальный урон в результате уже первого удара.

Все попытки доказать обоснованность моих доводов успеха не имели.

После докладов начальников родов войск и служб выступил начальник штаба.

Он поддержал предложение оперативного отдела о необходимости сосредоточить как можно больше сил на участке прорыва.

Парусинов слушал молча, не возражая.

А когда объявил решение, то участок прорыва оказался значительно шире, чем предлагали мы, операторы, и начальник штаба. В лучшем случае удавалось здесь добиться лишь полуторного превосходства над противником.

Учение длилось несколько дней.

Было оно напряженным и довольно поучительным, несмотря на отдельные промахи, допущенные как руководством, так и исполнителями.

В разборе учения участвовал командующий округом.

В целом он дал ему положительную оценку. Но, как и следовало ожидать, подверг критике основное решение за слишком широкий участок прорыва.

Баграмян И.X.

Так начиналась война. -- М.: Воениздат, 1971

*****************************************************************

Если посмотреть правде в глаза...

0x01 graphic

Прощание с Европой!

Картина польского художника Александра Сохачевского

Вредна бездарность кое-что знающая и выучившая 103k "Фрагмент" Политика. Размещен: 14/03/2014, изменен: 14/03/2014. 103k. Статистика. 705 читателей (на 15.12.2014 г.)

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Иллюстрации/приложения: 18 шт.

СУВОРОВ: судьба России и Пруссии и их Армии. Из кн. Александр Фомич Петрушевский (1826--1904)

При вступлении на престол Фридриха Великого, государство его состояло все-таки из территории небольшой, населенной 4 миллионами жителей, и хотя было далеко не богато, но отличалось сравнительным благоустройством и обладало хорошо организованною военною силой. Это доброе наследие не осталось в руках Фридриха II мертвым капиталом; он не способен был зарывать талант в землю.

Дело за Фридрихом не стало. Он вмешался в спор давних, непримиримых соперников и врагов -- Австрии и Франции. Австрия была унижена, Богемия завоевана, Пруссия усилилась Силезией.

Суворову открылась возможность вступить, наконец, на боевое поприще, к которому он так усердию готовился.

Получить назначение в армию было делом очень легким, лишь бы нашлось кому замолвить словечко, ибо все тогда делалось из милости да по связям родства и свойства. Но покровителей у Суворова не было, и он должен был остаться в тени. Военное время сравнительно с мирным бывает редко; для истинно военного человека с подготовкою и честолюбием Суворова -- видеть войну проходящею перед глазами и не принимать в ней участия, -- есть тяжелое испытание,

Поэтому Суворов, находясь в Мемеле, всячески искал себе выхода в армию и наконец, неизвестно каким способом, добился. В 1759 году, в чине подполковника, он получил новое назначение и поступил под начальство князя Волконского, а затем определен к генерал-аншефу графу Фермору дивизионным дежурным, т.е. к исправлению должности в роде дежурного штаб-офицера или начальника штаба.

Фридрих искусными маневрами оттеснил его и при Цорндорфе атаковал с ожесточением, приведенный в негодование грабежами "русской орды", как он называл нашу армию. Битва разыгралась яростная; с каждой стороны потеряно более трети людей, а результат получился ничтожный.

В этом году прибыл к армии Суворов; первое дело, происходившее на его глазах, было занятие Кроссена в Силезии, в июле месяце. Затем армия двинулась к Франкфурту на Одере и к ней присоединился Лаудон с 15,000 австрийских войск. Фридрих не терял времени; собрав разные части войск откуда только было возможно, полетел с 48,000 человек, рассчитывая опрокинуть 80,000 армию союзников в Одер.

При Кунерсдорфе произошло в августе жестокое сражение, первое, в котором участвовал Суворов. В первый раз изменил тут Фридрих своему обычному благоразумию и убедил себя в победе, не видев еще неприятеля.

Легко понять, какое впечатление вся эта бесцельная бойня производила на молодого Суворова, одаренного природной проницательностью и взглядом, просвещенным наукой. Он не командовал еще отрядами, следовательно не был погружен в интересы своего собственного, ограниченного круга действий, загораживающего сферу более обширную, он заправлял штабом корпусного командира Фермора; на его глазах двигались главные рычаги войны, и он имел возможность критически относиться ко всему происходившему. До нас дошел один частный случай, подтверждающий такое предположение.

Когда, после Кунерсдорфской победы, Салтыков остался стоять на месте и даже не послал казаков для преследования бегущего неприятеля, Суворов сказал Фермору: "на месте главнокомандующего я бы сейчас пошел на Берлин". Это по-видимому простое замечание, очень характерно и кроме того верно. "На войне все просто", сказал один писатель: "но простота эта дается трудно". Что сделал бы Суворов на месте Салтыкова, того именно и боялся Прусский король. Он писал королеве, чтобы она торопилась выезжать из Берлина с королевским семейством и приказала бы вывозить архив, так как город может попасть в руки неприятеля. К счастью Фридриха, он имел перед собой не Суворова, а Салтыкова.

Салтыков вернулся с чином фельдмаршала и со строгим повелением -- вести энергическую наступательную войну. В 1760 году предполагалось вознаградить упущенное прежде; русская и австрийская армии долженствовали соединенными силами сокрушить небольшую армию Прусского короля. Но несогласие Дауна и Салтыкова пустило уж слишком глубокие корни и воспрепятствовало единодушному действию. После разных передвижений, Русские удалились и разместились по зимним квартирам в Польше, ознаменовав эту кампанию лишь смелым партизанским набегом на Берлин. Легкий отряд Чернышева, авангардом которого командовал Тотлебен, напал на этот город внезапно; туда ж шел Ласси с Австрийцами, но опоздал.

Гарнизон Берлина состоял всего из трех батальонов; поспешно бросились к нему на помощь небольшие прусские отряды. Пруссаков разогнали, и пока сам Фридрих спешил к своей столице, она была занята Русскими, которые наложили на нее контрибуцию, разграбили окрестности, в особенности загородные дворцы и поспешно ушли. Предприятие это было задумано смело и выполнено удачно. по сопровождалось грабежами, которые еще усилили дурную репутацию русских войск.

В набеге на Берлин участвовал и Суворов, но командовал ли он частью войск или состоял при каком либо штабе, -- неизвестно. Во всяком случае участие его не было выдающимся и ничего замечательного не представляет.

Салтыкова заменили Бутурлиным; при нем дела пошли чуть ли не хуже прежнего; по крайней мере, Русские, при своих значительных силах, сделали в 1761 г. не больше, чем в предшествовавшие года. Назначено было Лаудону соединиться с Русскими и вырвать из рук Фридриха Силезию. Половина похода прошла в стараниях соединить силы союзников и вслед за тем они опять разделились. Прежде Салтыков препирался и ссорился с Дауном, теперь тоже самое происходило у Бутурлина с Лаудоном. Русские двинулись в Померанию, а Лаудон, хотя и усиленный корпусом Чернышева, не отважился однако предпринять ничего серьезного против Фридриха. Король тем временем отрядил генерала Платена, с 10 или 12,000-ным корпусом -- тревожить Русских и уничтожать в Польше их магазины. Против него был выставлен летучий конный отряд генерала Берга и кроме того решено завладеть в Померании Кольбергом, что и поручено генералу Румянцеву.

До сей поры мало приходилось Суворову принимать участия в делах против неприятеля. В Силезии он бывал в разных стычках, но они были так мелки, что в летопись кампании не вошли, и даже сам он про них не упоминает. При всем том Суворов успел несколько выдвинуться из ряда; его знали и ценили многие, в том числе и Берг. Получив в командование легкий корпус, Берг стал просить Суворова к себе. В сентябре 1761 года последовал от Бутурлина приказ: "так как генерал -- майор Берг выхваляет особливую способность подполковника Казанского пехотного полка Суворова, то явиться ему в команду означенного генерала" ⁵. Таким образом Суворов расстался с Фермором. Они сделались близкими людьми, и подчиненный пользовался особенным расположением начальника. Даже в старости Суворов хранил благодарную память о Ферморе. Почти 30 лет спустя, в одном из писем своих к князю Потемкину, он вспомнил про давнего своего начальника с чувством неостывшей признательности и сказал: "у меня было два отца -- Суворов и Фермор".

В этих мелких делах Суворов обнаружил такую отвагу, быстроту и умелость, что о нем было доведено до сведения главнокомандующего. Бутурлин представил его к награде, донося Императрице, что Суворов "себя перед прочими гораздо отличил", а отцу его, Василию Ивановичу, написал любезное письмо, свидетельствуя, что его храбрый сын "у всех командиров особливую приобрел любовь и похвалу" ⁶.
После многих сшибок, стычек и вообще мелких дел, где Русским приходилось не раз сдерживать напор многочисленного неприятеля, Суворов поехал сам по соседству к Фермору с просьбою о подкреплении; Фермор обещал. Возвращаясь вечером к Бергу, верхом, в сопровождении проводника и двух казаков, Суворов был застигнут в густом лесу, близ Аренсвальда, сильною грозою с ливнем. Проводник бежал, Суворов заблудился, проплутал всю ночь и рано утром, при выезде из леса, чуть не наткнулся на неприятельские аванпосты авангарда генерала Платена. Не смотря на неожиданность, Суворов не растерялся и даже извлек из своего положения выгоду: высмотрел расположение Пруссаков, счел их силы и, никем не замеченный, поехал отыскивать свой отряд, который оказался всего в полумиле. Переменив измокшее белье и платье, он тотчас же изготовил отряд к атаке, с нетерпением выжидая прибытия подкрепления, обещанного Фермором.

Вскоре после ему дали во временное командование Тверской драгунский полк, до выздоровления полкового командира. Прусские наблюдательные отряды далеко распространились из-под Кольберга; Берг двинулся туда двумя колоннами, левую вел сам, а правую, из трех гусарских, двух казачьих и Тверского драгунского полков, поручил Суворову. В деревне Нейгартен засели Пруссаки в числе двух батальонов пехоты и слабого драгунского полка. Построив свой отряд в две линии, Суворов повел атаку, сбил драгун, ударил на один из батальонов, многих положил на месте и человек сто взял в плен. Но другой батальон был частью рассыпан по деревне и из домов производил такой жаркий огонь, что Русские не могли удержаться, и должны были отступить.
В последних числах ноября Платен подошел к Кольбергу с большим продовольственным транспортом, который, однако же, препроводить в крепость ему не удалось, и он ретировался, потеряв множество людей замерзшими. Корпус Берга следовал параллельно с ним фланговым движением и постоянно его тревожил. Все дело впрочем ограничивалось легкими стычками и перестрелками, тем не менее зимняя кампания была чрезвычайно тяжела. Тверской полк делал ее, по распоряжению Суворова, без обозов, ради большей подвижности, но от этого нисколько не пострадал и даже больных имел очень мало. Под Старгардом Суворов атаковал было с Тверским полком Платенов ариергард, по безуспешно, потому что дело происходило на замерзшем болоте, по которому прусская пехота двигалась беспрепятственно, а лошади русской конницы проваливались. Счастьем было уж и то, что Суворов отделался без больших потерь.

Командир Тверского драгунского полка выздоровел, вернулся и принял от Суворова свой полк обратно. Суворову было поручено командование Архангелогородскими драгунами, и в общем представлении об отличившихся, Румянцев поместил его как кавалерийского штаб-офицера, который хотя и числится на службе в пехоте, но обладает сведениями и способностями прямо кавалерийскими. Перемена рода службы Суворова почему-то однако не состоялась.

Генерал Берг тоже отозвался о нем с большою похвалою, как об отличном кавалерийском офицере, "который быстр при рекогносцировке, отважен в бою и хладнокровен в опасности". Румянцев и Берг были только отголоском русской армии, в которой Суворов приобрел уже известную репутацию. Известность его пошла даже дальше; его, штаб-офицера, знали больше. чем многих генералов, до того ряды союзников были бедны талантами.

В декабре 1761 года Императрица Елизавета скончалась; Фридрих был спасен.

И в это-то время на русский престол всходит Император Петр Ш, безграничный, экзальтированный поклонник Прусского короля. Петр Ш заключил с ним сначала перемирие, потом союз и почти вслед затем был сменен на престоле Императрицей Екатериной. Русская Государыня объявила себя нейтральною и предложила всем мириться. Утомление было общее и крайнее, мир состоялся.
Вступая в 1759 году в ряды действующей армии, Суворов жаждал практической боевой школы, добивался настоящей военной службы, Что же она ему дала?
Для военного успеха нужны: хорошая армия и даровитый полководец. Второе условие даже важнее первого, потому что отличная армия не в состоянии возместить своими положительными качествами отрицательных качеств плохого полководца и может только уменьшить некоторые из последствий дурного начальствования.

Из четырех русских главнокомандующих, одного Фермора можно, с грехом пополам, назвать военным человеком и в делах его найти временами некоторые признаки дарования. Остальные были просто вельможи-царедворцы, хотя например. Салтыков отличался храбростью и пользовался любовью войска, про их дарования, опытность, знания -- не было и помину; выдвинули их качества придворные, связи, милость, благоволение; сделались они главнокомандующими так, как делались гофмейстерами, гофмаршалами. Преданность ставилась выше способности, угодливость выше годности.

Принципы Петра I забылись или покрылись тем наносным слоем, который обыкновенно является результатом деятельности неумелых преемников великого мастера.

Основное Петровское правило -- назначать государственных деятелей по годности их и способностям, совершенно затерлось.

Не только главнокомандующий, но и другие высшие чины армии назначались, за некоторыми исключениями, по той же системе; почти все делалось по указаниям связей и покровителей. Оттого Семилетняя война мало отметила у нас людей, которые завоевали бы себе блестящее место в истории будущего.

У союзников наших было немногим лучше, особенно у Французов, где высшие военные чины были доступны одному сословию и притом не по справедливой оценке каждого лица, а по проискам и покровительству.

В Священной Римской империи на высших ступенях военной иерархии тоже царила по обыкновению бездарность; исключением служили весьма немногие, особенно Лаудон, который заслужил себе особенное уважение со стороны Фридриха и Суворова. Но и такие лица не имели свободы действий, над ними тяготел гофкригсрат, и даже удачные дела, совершенные без предварительного разрешения, могли навлечь на виновных строгий приговор военного суда, что едва и не случилось с Лаудоном.

И все это завершалось самым верным залогом неудачи -- боязливостью, даже страхом перед Прусским королем. Это жалкое чувство могло бы сделаться роковым для союзных армий, если бы сверху распространилось вниз и перешло в массы, но к счастию массы остались незараженными такою нравственной гангреной.

Как ни плохо было само по себе высшее начальствование, но оно представлялось еще более жалким при сопоставлении с существовавшим в прусской армии. Во главе всех военных сил и средств королевства стоял король, одаренный замечательным военным гением, смелый, решительный, настойчивый, владевший редким даром -- верно оценять своего противника и на этой оценке строить свои планы и операции. Он делал иногда грубые ошибки, зная, что противник не сможет, а чаще не посмеет его накрыть, и не ошибался. С другой стороны, он редко упускал, без извлечения прямой для себя пользы, ошибки союзников, особенно самую крупную из них -- бесплодную потерю времени. Наконец, будучи государем, он не боялся ответственности, как союзные генералы; несвязанный в составлении и исполнении своих предначертаний. он был единой душой, единой волей своей армии. Небогатый материальными способами, он был неодолим по своим нравственным средствам и, окруженный со всех сторон сильными неприятелями, не пугался их, в невзгодах не терял головы и снова приступал к делу с неослабевавшей энергией.

Больше под стать своему королю, чем союзным главнокомандующим были и главные сподвижники Фридриха. Нельзя сказать, чтобы они вполне отвечали своему назначению; многие из них сильно мешали своему верховному предводителю, делая частые и грубые ошибки. Но между прусскими генералами все-таки находилось много даровитых и способных, служивших королю настоящими помощниками; таких генералов в немногочисленной прусской армии было больше, чем в союзных войсках, вместе взятых. Не каприз, не личное благоволение или милость возводили их на высокий пост, а справедливо оценяемое личное достоинство и действительная заслуга.

От предводителей перейдем к войскам. Военное искусство находилось в Европе во всеобщем упадке, кроме Пруссии. Войска были неповоротливы и неудобоподвижны, плохо и несоответственным образом обучены и, вследствие неспособности к маневрированию, от всякого продолжительного движения приходили в беспорядок. Вооружение было большею частию плохое; стрельба весьма слабая. Любой из союзных армий требовались целые сутки на построение боевого порядка: расположившись к бою, боялись тронуться с места, чтобы не перепутаться и не расстроиться. Несколько лучше других, хотя и незначительно, была военная часть у Австрийцев; во Франции же расстройство государственного управления перешло в армию; администрация войск находилась в полном разложении; дисциплина упала так низко, как ни у кого другого; военной службы в действительности не существовало.

В России военная служба была для податного сословия пугалом. Каждому нижнему чину предоставлялось право выходить в отставку по прослужении 8 лет, если его заменит один из ближайших родственников; но охотников почти не было, и закон, не будучи отменен, пришел в полное забвение.

От военной службы отделывались всеми способами; рекрутские недоимки были беспрестанные и тянулись целые годы. Закон предписывал кроткое обращение с новобранцами, но не исполнялся, потому что шел в разлад с общим уголовным законодательством, с давно установившимися жесткими обычаями и со взглядами русского общества на взаимные отношения людей старших и младших, чиновных и простых, господ и слуг.

Требования службы были большие, обращение начальников с нижними чинами жестокое, да и разлука с семьей предстояла рекруту долгая, почти вечная, От всего этого побеги между солдатами были часты, а между рекрутами необыкновенно велики. Варварское клеймение рекрут, заимствованное Петром Великим из Германии, было, правда, заменено бритьем лба, повторявшимся впредь до прибытия рекрута к полку; но этот шаг вперед остался без последствий. Беспрестанные указы о сроках для безнаказанной явки беглых рекрут и большие денежные премии за каждого пойманного, тоже не новели к успеху; побеги не уменьшались. Прямым последствием такого положения дел был постоянный некомплект войск, который сделался хроническим недугом русской армии.

Обучение было плохое по программе и слабое по исполнению. Пехотный полк мог насилу в час построиться, да и то в замешательстве. Построение конницы производилось также очень мешкотно; атака тяжелой кавалерии делалась рысью; регулярная кавалерия полагала свою силу в огнестрельном действии. Артиллерия нисколько не опережала своими качествами другие роды оружия. Маневрирование войск большими массами почти не существовало; построение дивизий или корпусов походило на совершенный хаос; поход был очень медленный и беспорядочный; обозов при войсках находилось несоразмерно много; при 90,000-ной армии, шедшей к границам Пруссии, считалось больше 50,000 повозок.

Разведывательная и сторожевая служба пребывала во младенчестве, офицеры в ней ничего не смыслили.

Лагери разбивались где попало, без всякого соображения гигиенических и тактических условий. Некомплект полков увеличивался вследствие дурной организации обозной части и злоупотреблений низших начальников; ротные командиры брали себе прислугой по 10-12 человек, около третьей доли полка состояло при обозе ⁸.

Дисциплина была строгая, но внешняя, в глубь человека не проникала и воспитательного значения для него не имела. Грабежи всюду сопровождали русскую армию; грабили не одни иррегулярные войска, но все без исключения; тут действовала не столько жажда наживы, сколько какой-то инстинкт разрушения, который был особенно силен у казаков. Слабость сознательной дисциплины высказывалась не только у солдат, но и офицеров и выражалась ненормальностью отношений начальствующих лиц между собою и к нижним чинам. Не смотря на обязательность военной службы для дворян, понятие о субординации оставалось им чуждым. Они были больше господами, чем офицерами, и на нижних чинов смотрели, может быть бессознательно, не так как следует офицеру на солдата, а скорее как смотрел барин на мужика.

Все эти недостатки русской армии выкупались однако же в известной степени её прирожденным достоинством - стойкостью. Качества этого не отрицали даже наши неприятели. Без преувеличения можно сказать, что оно было свойством русской армии больше, чем какой либо другой. Такое неоцененное достоинство не только выкупало значительную долю недостатков самой армии, но отчасти и изъяны главного начальствования, зачастую спасая от плачевных следствий неумелого предводительства. Так было тогда, в Семилетнюю войну, так случалось неоднократно и после, и чем ниже бывали качества главнокомандующих, тем ярче бросалась в глаза самому поверхностному наблюдателю эта капитальнейшая особенность русского солдата.

Армия Фридриха Великого отличалась от союзных армий хотя не в той мере, как он сам от союзных предводителей, но все-таки весьма существенно. Она была лучше вооружена; строевое обучение её было доведено до тонкости, может быть излившей, но этот излишек мы видим теперь. а тогда он наглядно увеличивал разницу между войсками хорошо обученными и плохо обученными. Пехота стреляла гораздо лучше всякой другой; кавалерия производила атаки быстро, холодным оружием; материальная часть артиллерии значительно изменилась и улучшилась.

Тонкий строй был принят как обыкновенный порядок для боя и для маневров в присутствии неприятеля, введены большие каре против кавалерии и сомкнутые дивизионные колонны. Прусская армия маневрировала в степени, близкой к совершенству; быстро и легко переходила из походного порядка в боевой; походные движения исполняла как учебные; часто бивуакировала, чтобы не таскать за собой шатров; часто продовольствовалась у обывателей; имела с собою лишь самый необходимый обоз. Все это делало Фридрихову армию поворотливою и подвижною до такой степени, что он дозволял себе безнаказанно сосредоточение войск в виду неприятеля, фланговые марши на пушечном от него выстреле, движение через страну, угрожаемую тремя армиями, добровольное пожертвование своими операционными линиями, т.е. все то, о чем его противники и подумать не смели.

Наконец, для полноты картины следует еще заметить, что прусская армия была сплочена чрезвычайно строгою дисциплиной, без чего невозможно было достигнуть педантической точности обучения. В солдате буквально исчезал человек; от него требовалась только механическая исправность действия в однажды определенном направлении.

Военные законы изобиловали самыми варварскими наказаниями; ничто не проходило даром, всякая вина была виновата; взыскания назначались и производились с такою же точностью, с какою дрессировалась армия. Вообще дисциплина прусской армии была доведена до степени, о которой в нынешнее время трудно даже составить понятие. Все эти элементы, и худые и хорошие, имели свой rаison d'etre при духе, оживлявшем Фридрихову систему, оттого она и достигла в руках великого полководца, своего создателя, таких блестящих результатов.

0x01 graphic

Петр Мстиславец.

Фронтиспис первопечатного Апостола с изображением евангелиста Луки.

1564 г.

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 16/12/2014, изменен: 16/12/2014. 68k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 7 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: Баграмян: "Оперативный отдел - центр, где концентрируются и обрабатываются данные о состоянии и положении своих войск... И сейчас за столами ... трудилась молодежь в звании старших лейтенантов и капитанов".

Каменев Анатолий Иванович Задание командующего

Каменев Анатолий Иванович
Задание командующего