ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Карцев Александр Иванович
Курсанты-кремлевцы

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.70*13  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Есть такая профессия - Родину защищать. Эта книга о тернистом пути главного героя в военную разведку. О том, что нужно знать и уметь военному разведчику. Об учебе в прославленном Московском ВОКУ и о его подготовке к командировке в Афганистан. О советской системе военного образования и о том, что без использования знаний и боевого опыта наших предков нам не выжить и не победить.

Кураснты-кремлевцы

   Наш спортивный взвод на съемках фильма
  
  
  
   Моим однокурсникам-кремлевцам, преподавателям и командирам посвящается...
  
   Есть такая профессия - Родину защищать. Эта книга о тернистом пути главного героя в военную разведку. О том, что нужно знать и уметь военному разведчику. Об учебе в прославленном Московском ВОКУ и о его подготовке к командировке в Афганистан. О советской системе военного образования и о том, что без использования знаний и боевого опыта наших предков нам не выжить и не победить.
  
  

Глава 1. Детство

  
   О своих предках по отцовской линии я знаю совсем немного. Знаю, что мой дедушка по отцовской линии Егор Петрович Карцев в Первую мировую войну был офицером-артиллеристом. После революции работал счетоводом в Завидовском военно-охотничьем хозяйстве. Умер от ран во время Великой Отечественной войны.
   Дедушка по маминой линии - Иван Васильевич Чураков был первым председателем колхоза в селе Теплое (ныне Липецкой области). Выводил новые сорта яблонь, был участником двух довоенных Всесоюзных сельскохозяйственных выставок в Москве.
   В 1941 году он собрал всех своих братьев (родных и двоюродных - всего более тридцати человек) и вместе с ними ушел добровольцем на фронт. Домой из них вернулся только один его брат. А гвардии красноармеец, стрелок 4-го гвардейского мотострелкового полка 2-й гвардейской мотострелковой дивизии Чураков Иван Васильевич погиб в наступлении 4 августа 1942 г. в районе деревни Коршуново Ржевского района. Но из-за ошибки полкового писаря, 65 лет он числился пропавшим без вести...
   В детстве я завидовал своим друзьям, у которых были дедушки. Ведь они могли сходить с ними в лес или на рыбалку. Просто о чём-то посоветоваться, что-то от них узнать. У меня всего этого не было. И в то время я даже ненавидел своих дедушек за то, что они не вернулись с войны. Возможно, потому я и решил тогда стать военным, чтобы поехать на войну и вернуться с неё живым. Чтобы доказать им... Чтобы они поняли... Как мне их не хватает. И как сильно я их люблю.
   Мои родители, познавшие все тяготы безотцовщины, были категорически против моей мечты. Почему-то они были уверены, что, если я стану военным, то тоже погибну. Но при этом отец все равно рассказывал мне о том, как сам служил старшиной артиллерийской батареи, о новых образцах вооружения, с которыми ему довелось столкнуться в армии и о солдатской смекалке. И как после таких рассказов было не хотеть служить в армии?
   А еще отец любил повторять: природа дарит нам лишь фундамент, а что мы построим на нем, зависит от нас самих. И потому с раннего детства приучал меня делать упражнения для улучшения зрения, играл со мной в "запоминайку" (развивал наблюдательность и умение воспроизвести увиденное в ограниченное время). Но самое главное - приучал меня к труду и никогда не сдаваться на пути к своей цели.
   Отец работал слесарем на комбинате "Химволокно", был мастером высшей квалификации. Увлекался восстановлением старинных музыкальных часов и изготовлением мебели. Окружающие говорили, что у него золотые руки. И каждое лето мы вместе с ним делали скворечники, что-то строили и перестраивали на даче, на тех самых прославленных шести сотках, которые были тогда у многих.
   К тому же, отец очень хорошо играл в шахматы. Поэтому вскоре обучил этой игре и меня. Но самой большой его страстью было чтение - с каждой получки он старался купить новую книгу. И очень огорчался, что в детстве я не очень любил их читать. По его словам, в книгах, а особенно в сказках, скрыта мудрость наших предков. Поэтому читать нужно больше. Но не всё, а только полезное.
   Моя мама работала перемотчицей, была Ударником Социалистического труда. Работать ей приходилось на нескольких станках одновременно, все движения у нее были отработаны до совершенства. И когда она заставляла меня наводить порядок в моем секретере, объясняла, что предметы, которые лежат на расстоянии вытянутой руки, а не под грудой мусора, дарят мне время для других, более важных и интересных дел, чем их поиски. Я не сразу тогда понял важность маминых слов, но со временем теория коротких траекторий не раз меня здорово выручала.
   Да, мои родители были против того, чтобы я стал военным, но особо не переживали на этот счет. В отличие от меня, они прекрасно понимали, что мечта эта несбыточна. Ведь с моим врожденным пороком сердца шансов поступить в военное училище у меня не было.
   Но каждое лето родители отправляли меня в ссылку в деревню, в Завидовский заповедник, где жили родственники моего отца. И я целыми днями пропадал в лесу, пас коров, ворошил сено, вместе со своим дядей высаживал саженцы сосен - в память о его погибших товарищах. Дядя Валя с осени 1941 года был войсковым разведчиком в кавалерийском корпусе Доватора, после тяжелого ранения - механиком-водителем Т-34. А после войны стал лесником. И мне почему-то казалось, что он знает в лесу каждое дерево. С ним было интересно. Он учил меня ориентироваться на незнакомой местности, находить подножный корм и выживать.
   Вернувшись домой, вместо игр с мальчишками на улице, я корпел над школьными учебниками. Поначалу с учебой у меня не все шло гладко. Ведь мои родители были из деревни. Но, приехав в город, одновременно с работой, они учились в вечерней школе, окончили фабрично-заводское обучение. Моя старшая сестра с полутора лет постоянно болела, подолгу пропадая в больницах и санаториях, дома появлялась редко. И помочь мне с учебой они особо не могли.
   Но благодаря тому, что играть с мальчишками в подвижные игры я не мог, на улицу меня особо не тянуло. Так что большую часть времени я проводил дома за учебниками. И с физкультурой проблемы у меня были довольно долго. Но освобождение от уроков физкультуры родители мне не делали. Отец говорил, что я должен быть таким, как все. Плавать и быстро бегать в младших классах я так и не научился. Да, и в подвижных играх быстро уставал. И почему-то постоянно боялся потерять сознание. Но, раз у меня не получалось бегать, я старался больше ходить. И вскоре догадался, что ходить нужно не просто так, а туда, где интересно. Поэтому после окончания четвертого класса я начал ходить в Дом пионеров в шахматную секцию и на занятия по классу гитары, а позднее в кружок юных корреспондентов газеты "Серп и молот".
   Это правильно: не можешь бегать - ходи. Не можешь ходить - ползай. Не можешь ползать - учись. Делай то, что можешь, для того, чтобы со временем сделать то, что сейчас не можешь.
   В первом классе меня назначили командиром звездочки. В четвертом - командиром пионерского отряда нашего класса. В пятом классе, когда родители получили новую квартиру, меня перевели в новую школу. Первые пару месяцев один из моих новых одноклассников почти каждый день, после окончания уроков, отводил меня за угол школы и колотил. Почему-то для него было очень важно, чтобы я сдался и попросил у него пощады.
   Мне это было непонятно. Ну и что, что он сильнее меня. Но это же не повод просить у него пощады. Я лишь махал своими кулачонками в ответ. Сдаваться и просить у него пощады я не собирался.
   Через два месяца ему это надоело, и он объявил всему классу, что я - его друг. И кто попробует меня обидеть, будет иметь дело с ним. Странно, но кроме него, никто обижать меня не собирался.
   Почему-то я довольно долго не считал его своим другом. Оказывается, для того, чтобы стать врагами, иногда достаточно лишь нескольких секунд. Чтобы стать хорошими товарищами, нам понадобилось около пяти лет. И еще несколько лет - для того, чтобы стать настоящими друзьями.
   Вскоре меня избрали председателем Совета дружины школы. В те времена от председателей пионерских организаций не так требовалось умение командовать, как умение организовывать. Командовать я не любил никогда, а вот организовать своих товарищей на какую-нибудь авантюру, у меня всегда получалось неплохо. Нет, разумеется, мы собирали макулатуру и металлолом, выпускали школьные газеты, проводили конкурсы художественной самодеятельности и торжественные мероприятия. Но мои одноклассники почему-то чаще вспоминали, как мы все вместе устанавливали теннисный стол во дворе нашего дома, играли в городки и классики. И как на свой первый гонорар юного корреспондента местной газеты я купил для всего класса мороженое и билеты в кинотеатр на просмотр нового фильма о войне. Разумеется, за то, что мы сбежали с уроков, мне потом попало, но это было не важно.
   А в шестом классе я организовал наблюдение за квартирой, в которой жила мама космонавта Юрия Петровича Артюхина (благо, это было в соседнем доме), чтобы задать ему один, интересующий меня, вопрос. Юрий Петрович в то время жил в Звездном городке, но часто приезжал в Клин проведать маму. Разумеется, этот вопрос можно было задать ему и на встречах, которые он проводил со школьниками. Но и у других детей было к нему много вопросов, а времени для ответов на встречах было мало.
   Для организации наблюдательных пунктов нам пришлось уговорить отца одного из наших одноклассников принести с аэродрома несколько списанных военных телефонов ТАИ-43 и катушку провода - этот провод мы протянули по всем дому. Назначили дежурство наблюдателей. И в очередной приезд Юрия Петровича дружной гурьбой завалились к нему в гости - ребята, чтобы посмотреть на небольшой импровизированный музей космонавтики, который был в квартире. А я, чтобы получить ответ на свой вопрос - как космонавты делают зарядку в космическом корабле, ведь там так тесно?
   Юрий Петрович ответил, что зарядку можно делать не только в ограниченных пространствах, таких, как космический корабль, но даже лежа на кровати, когда ты не можешь двигаться - ведь ты можешь пытаться поднять руки или ноги, или хотя бы давить головой на подушку. А еще он рассказал о пользе статической гимнастики. Я не зря задавал этот вопрос. Позднее ответы на него мне очень пригодятся.
   В общем, это очень просто: если ты хочешь узнать что-то новое и интересное, ты должен уметь не только задавать вопросы, но и получать на них ответы. И вскоре мне придется искать ответы на мои вопросы в читальном зале городской библиотеки, задавать их учителям и моим знакомым.
   Учиться в новой школе было интересно. Многие наши учителя были фронтовиками, пришедшими в школу сразу после окончания войны. Наши учительницы были их женами. А мы были их последним выпуском. После нас многие из них ушли на пенсию. Получилось, что мы были их "лебединой песней". А потому они старались передать нам не только свои знания, свой жизненный опыт, но и свою любовь.
   Учитель физики Георгий Иванович Топоров на войне был разведчиком. После войны у него осталось несколько орденов и медалей. И пуля в позвоночнике. Многие из нас тогда даже и не подозревали об этом.
   По его словам, формулы, которые мы учим на уроках, понадобятся нам не только на экзаменах, но и в жизни. И подтверждал свои слова на простых примерах. Много лет спустя, формула соотношения пути, скорости и времени, послужит основой моей программы обучения разведчиков скоростной стрельбе.
   Учитель Начальной военной подготовки Евгений Михайлович Гаврилов, после уроков проводил с нами дополнительные занятия по изучению оружия и приборов химической разведки, стрелковые тренировки (мы стреляли в классе НВП из пневматических винтовок) и рассказывал нам о том, что война - это тоже школа. Но, чтобы выжить и победить, в этой школе нужно учиться очень быстро.
   А учитель труда Алексей Петрович не раз повторял нам, что война - это не только подвиги, но в первую очередь - тяжелый солдатский труд. И для того, чтобы победить, нужно не только знать, но и уметь больше, чем умеет противник. Поэтому, когда Алексей Петрович готовил меня к городской олимпиаде по техническому труду (на которой мне предстояло ответить на теоретические вопросы по металловедению, а также изготовить на токарном и сверлильном станках из шестигранного прутка болт и гайку), он пригласил своего друга, одного из лучших токарей нашего города, чтобы тот поделился со мной своими знаниями и умениями. И своего сына, студента Московского института сталей и сплавов, чтобы он подготовил меня по металловедению. Не могу сказать, что победить на этой олимпиаде было легко, но далеко не у всех участников олимпиады были такие учителя и наставники, как у меня. И мало, кто из шестиклассников тогда так хорошо разбирался в диаграмме "железо-углерод", как я.
   После того, как я окончил седьмой класс, отец моего друга Андрея Пименова устроил нас на лето помощниками слесаря в своем совхозе. Владимир Иванович был директором совхоза "Щекинский" и пошел на серьезное нарушение законодательства, ведь нам с Андреем еще не хватало трех месяцев до пятнадцати лет. Но Владимир Иванович считал, что любому мальчишке нашего возраста будет не лишним узнать, на каких деревьях растет хлеб и что нужно сделать, если что-нибудь сломается. И хотя у нас была всего лишь четырехчасовая рабочая смена, гаек мы тогда с Андреем много по-закручивали и по-откручивали. Узнали, что такое труд слесарей и механизаторов. И вы не представляете, какие сияющие глаза были у моей мамы, когда я принёс домой свою первую зарплату.
   Деньги, заработанные в совхозе, были очень кстати. За хорошую учебу и активную общественную работу тем летом меня отправили в Международный молодежный лагерь в Чехословакию. И из Чехословакии я привез подарки родителям и сестре, а себе купил настоящие футбольные бутсы с резиновыми шипами. Шипы я вскоре срезал, и бутсы превратились в легкие, а самое главное - очень прочные кеды. С кедами у меня была тогда беда. В седьмом классе я пытался заняться бегом, но кеды быстро пришли в негодность. А просить родителей купить новые, мне было стыдно. Я знал, что в семье лишних денег нет, поэтому планировал заработать на их покупку сам. Но о том, что смогу купить себе такие замечательные бутсы, даже не мог и мечтать. Это было похоже на настоящее чудо! Похоже, что чудеса в нашей жизни случаются? Но чтобы они случались чаще, нужно делать шаги им навстречу.
  

Глава 2. Старшие классы

  
   В восьмом классе я подал документы в Калининское Суворовское военное училище. И, конечно же, не смог пройти медкомиссию. Что скрывать, для меня это было настоящим шоком. Хотя, с другой стороны, не трудно было догадаться, что, если бы я, каким-нибудь волшебным образом, прошел медкомиссию и успешно сдал вступительные экзамены, меня бы все равно вскоре отчислили. Посудите сами: бегать я не умею, плавать не умею, подтягиваюсь раз шесть. Какой из меня суворовец?!
   Зато восьмой класс я закончил всего лишь с одной четверкой. Летом родители устроили меня к себе на комбинат. И я почти два месяца проработал в перемоточном цехе транспортировщиком. Перевозил бобины с нитками от станков на склад. Это было тяжело, но очень интересно - работать вместе со взрослыми. А самое главное, за восьмичасовую смену и платили по-взрослому. Помнится, отец тогда сказал мне, что зарплата - это эквивалент моей полезности обществу. Если общество платит мне сто рублей в месяц, а не тысячу, значит, настолько я ему полезен.
   А еще рабочие моей смены подарили мне на прощание набор ручек для школы - чернильную и шариковую. Сказали, что за отличную работу. Это было очень приятно.
   И очень здорово, что ещё весной отец сходил в школу к нашему учителю физкультуры и выписал у него упражнения и нормативы, которые мне предстояло выполнять в девятом классе (почему он раньше об этом не додумался?). И в свободное время я учился их выполнять. Позднее это было для меня большим подспорьем.
   В девятом классе меня избрали в комитет комсомола школы. И назначили ответственным за учебный сектор. Я не очень хорошо понимал, в чем заключается моя работа, пока отец не сказал, что главный принцип обучения и воспитания: "Делай, как я". А потом пошутил, что в армии некоторые командиры, использует принцип: "Делай, как я сказал". Поэтому моя главная задача - самому учиться хорошо и быть для остальных примером.
   С осени мы с Андреем Пименовым начали ездить в бассейн, а с Лёшкой Пересыпкиным - в театральную студию "Юность". В школе на переменах я делал домашнее задание на завтра. Посещал почти все школьные факультативы - по истории, химии, математике и английскому языку.
   После школы переодевался в спортивную форму, обувал свои любимые кроссовки и выбегал на пробежку - на один-два километра. Возвращался домой. Ужинал. Смотрел фильм по телевизору, что начинался в двадцать один тридцать. После фильма быстренько доделывал письменные уроки, которые не успел сделать в школе на перемене. И ложился спать.
   Увы, хождение в бассейн и попытки заняться бегом, особых результатов не приносили - ничего у меня толком не получалось. До тех пор, пока мой одноклассник Сева Лёхин, неоднократный победитель областных соревнований по легкой атлетике, не уговорил своего тренера взять нас с Андреем в "группу лечебной физкультуры". Ведь официально Леонид Георгиевич вел спортивный класс, плюс занимался с Севой и с его другом.
   Для меня до сих пор остается загадкой, почему Леонид Георгиевич не отказал Севе? С первого взгляда было понятно, что никаких спортсменов из нас не получится. Тем не менее, он разрешил нам приходить на занятия в спортивную школу. Помог составить график тренировок на первый месяц (и помогал составлять их позднее). Подсказал, какие упражнения в тренажерном зале нам нужно будет делать.
   График тренировок был довольно простым. Пять рабочих дней, как у взрослых (на первое время: 4-5 км.). Один день - разгрузочный (3 км.). И один день - выходной. По сути это был бег трусцой: 6-7 минут на километр. Можно было бежать и медленнее. Такой график бега мне понравился. Но я не был уверен, что смогу пробежать хотя бы три километра.
   К моему удивлению, смог. И три, и четыре, и пять. Это же не на время бежать, а бег трусцой, в удовольствие! Через месяц Андрей бросил тренировки, я продолжил. К Новому году, совершенно неожиданно для себя пробежал свои первые двадцать километров. Или, точнее, прошел "трусцой"? Бегал я от дома по дороге на Дмитров, уже в потемках, машин тогда было мало, и никто не видел, как медленно я бегу - а значит, мне не было стыдно. Единственное, что возвращаться домой с тренировок я стал значительно позже. Пришлось исключить из своего распорядка дня просмотр вечернего фильма. Сожалений об этом не было. Почему-то подумалось, что, вместо того, чтобы смотреть на жизнь других людей, лучше прожить свою так, чтобы о ней потом снимали фильмы.
   Помимо занятий в тренажерном зале, я начал больше подтягиваться на турнике и делать подъем-переворотом. А в конце мая 1980 года попробовал сделать на перекладине и "солнышко". Буквально в нескольких шагах от дома. Но, либо уличный турник немного отличался от того, что был установлен в спортивной школе. Либо я ещё не был готов к этому упражнению, но факт остается фактом: я не удержался и упал с перекладины.
   Диагноз, который был мне поставлен, перечеркнул на корню все мои мечты и планы на ближайшее будущее - трещина лучевой кости. И травма позвоночника - в шейном и поясничном отделах.
   Вместе с моим падением, рухнул и мой мир. Но приехала моя бабушка по маминой линии. И заставила меня играть в игрушечных солдатиков, которых я купил годом ранее. А вместе с ними, сползать с кровати и заползать на нее, осваивать азы полководческого мастерства и азы маневра. Рассказала мне о целебной силе трех волшебных "Т" - традиций, труда и творчества.
   С тех пор одной из моих традиций стало следование главному жизненному принципу Рамзая (агентурный псевдоним Героя Советского Союза Рихарда Зорге): всегда учиться и всегда возвращаться в строй.
   Оказалось, что только труд, тяжелый, изнурительный и, казалось бы, совершенно бесполезный, может подарить шанс справиться с болезнью или травмой. И только творчество поддержит в минуты отчаянья, придаст сил идти дальше и не сдаваться.
   Что кратчайший путь к цели, не всегда правильный. И не всегда стоит ломиться в закрытые двери, а иногда стоит посмотреть по сторонам - нет ли рядом открытого окна. И что дорога в тысячу ли начинается у тебя под ногами...
   Через два месяца я уже ходил на костылях. А осенью пошел в школу. Уже без них.
   В школе меня снова выбрали в комитет комсомола. На этот раз - ответственным за Гражданскую оборону. Нас, ответственных за гражданскую оборону со всех школ города, собрали на инструктаж в городском Комитете ВЛКСМ. Инструктор горкома рассказал нам наши обязанности в случае объявления тревоги (в каждой квартире тогда была радиоточка, по которой передавали не только радиопередачи и концерты, но и экстренные сообщения). Затем каждому из нас показали бомбоубежище, закрепленное за школой, в котором мы должны были организовать прием местного населения, размещение, первую медицинскую помощь и досуг.
   А потом мы ежемесячно проверяли в нашем бомбоубежище запасы воды, медикаментов и исправность противогазов. Отрабатывали различные вводные с девчатами-сандружинницами по оказанию первой медицинской помощи пострадавшим. Это было интересно.
   В десятом классе я продолжал ходить на школьные факультативы по химии и математике. Занял призовые места на городских олимпиадах по физике, химии и математике. По четвергам, после уроков, я ездил в Москву, на подготовительные курсы в автодорожный институт. По результатам областной олимпиады по химии был зачислен в МГУ еще до сдачи выпускных экзаменов в школе. А по результатам контрольных работ на подготовительных курсах - в МАДИ.
   Все это было здорово, но не так важно. Оказалось, что кандидату, поступающему в высшее военное училище на первое сентября должно обязательно исполниться семнадцать лет. А мои семнадцать лет исполнялись лишь девятого сентября. Какие-то восемь дней превратились в проблему. По совету военкома я написал письмо на имя Министра Обороны, и примерно через две недели получил ответ за подписью какого-то генерала, разрешающий "в порядке исключения поступать в военное училище, если он отвечает остальным требованиям".
   Но самое трудное было впереди - медицинская комиссия. Разумеется, шансов ее пройти у меня не было, но это же не было поводом не попробовать.
   Для начала я сходил в поликлинику, записался к какому-то врачу на прием, получил в регистратуре свою медицинскую карту, но к врачу не пошел. А пошел в ближайший овраг и торжественно похоронил там свою медкнижку. А через несколько дней снова пришел в поликлинику и снова попытался записаться к врачу. В этот раз мою медкнижку найти не получилось и пришлось заводить новую. К счастью в то время записи в медкнижках нигде не дублировались, и моя новая медкнижка оказалась девственно чиста.
   Это могло показаться кому-то подозрительным. Но когда на медкомиссии кто-то из врачей задал мне этот вопрос, я лишь пожал в ответ плечами. Откуда я знаю?! Все вопросы к врачам.
   Думается, я был достаточно убедителен - недаром почти два года занимался в театральной студии. И это не было обманом, а было лишь военной хитростью. Анализы, которые я сдал, были в порядке. К тому же, хорошую службу сыграла запись в моём приписном свидетельстве о том, что я приписан в морскую пехоту. Видимо, это означало, что со здоровьем у меня всё нормально (хотя эта запись и была сделана ещё до получения мною травмы позвоночника). А, возможно, помогло то, что в Афганистане уже второй год шла война. И требования к здоровью абитуриентов были не столь высокими. В общем, медкомиссию в военкомате я прошёл успешно.
   Незаметно подкрались выпускные экзамены. Последние полгода мы писали ответы на вопросы выпускных экзаменов. Проводили тренировочные экзамены. Так что с их сдачей проблем не возникло. Десятый класс я закончил без четверок, круглым отличником.
   А через две недели после выпускного вечера поехал сдавать вступительные экзамены в училище. Все вокруг называли его "кремлёвским". И я наивно полагал, что и экзамены придется сдавать если уж не в самом Кремле, то, по крайней мере, не далее, чем на Красной площади. В военкомате лишь улыбнулись моей наивности. И направили меня в Ногинск. Точнее в Ногинский учебный центр.
  

Глава 3. Вступительные экзамены

  
   Да, мои родители были категорически против того, чтобы я поступал в военное училище. Но на вступительные экзамены они почему-то отпустили меня с легкой душой. Видимо, были уверены, что в "кремлёвское" училище меня не возьмут. Они считали, что это не место для простых смертных.
   К тому времени я уже был зачислен в МГУ и МАДИ. Поэтому родители вполне разумно рассудили, пусть их ребёнок съездит в училище, получит небольшой щелчок по самолюбию и вернётся домой. Главное, что он не будет винить их в том, что они помешали исполниться его мечте. А будет спокойно себе учиться в каком-нибудь гражданском ВУЗе. Никаких торжественных проводов не было. Я взял обычную спортивную сумку, положил в неё пару-тройку своих учебников и направился на железнодорожный вокзал.
   В военкомате мне сказали, что в этом году из Московского ВОКУ не пришла заявка на абитуриентов. Поэтому я поехал в надежде на русское авось. В Ногинске на привокзальной площади абитуриентов поджидали несколько автобусов, на которых нас и отвезли в Ногинский учебный центр. Он располагался в километрах в четырёх к северу от города. Всех прибывших разбили на взводы. Командирами взводов назначили курсантов третьего курса. И разместили нашу разношёрстную команду в небольших летних домиках недалеко от стрельбища.
   А дальше закрутилась карусель экзаменов. Мы сдавали физическую подготовку и экзамены по профессиональному отбору (нужно было запомнить показания каких-то приборов, ряды цифр, проводить металлическим стержнем по лабиринту, не касаясь его стенок и сдавать кучу других непонятных тестов).
   Затем был экзамен по математике. Письменный. Я решил задания своего варианта и собрался уже уходить, когда увидел взгляд своего соседа. В этом взгляде не было ни просьбы, ни сожаления. Была только боль. Всё было ясно без слов. И мой сосед по моему взгляду тоже всё понял. Он улыбнулся, и мы обменялись с ним листками. Я быстренько решил и его вариант.
   Между столов периодически проходили офицеры - следили за тем, чтобы мы не списывали. Но нам повезло, нашу махинацию они не заметили. Мы сдали свои работы и, довольные друг другом, вышли на улицу. Там и познакомились.
   Моего соседа звали Сергеем Рылёвым. Он пожал мне руку. Слова здесь были не нужны. Но даже молчаливая благодарность была приятна. Так у меня появился первый знакомый в училище. К следующему экзамену мы готовились уже вместе.
   Сергей был москвичом из хорошей, интеллигентной семьи. Он знал несколько иностранных языков и, к тому же, был очень интересным собеседником. Рядом с ним я как-то сразу успокоился. И уже не очень сильно переживал насчёт остальных экзаменов. Да и сам Сергей признался на следующий день, что очень боялся именно первого экзамена. И именно математики. Сказал, что в школе не очень-то дружил с этим предметом. Да и школ за время учёбы ему пришлось сменить немало. Его отец был военным атташе в Польше. И по роду своей деятельности мотался со своей семьёй по всему свету. Так что, вполне естественно, что с математикой у Сергея действительно были серьёзные проблемы.
   Следующим экзаменом было сочинение. Сергей за сочинение не переживал. Язык у него был подвешен, как надо. А меня с первой же минуты нашего знакомства поразила его способность так грамотно излагать свои мысли. Языком профессионального журналиста-международника. Для семнадцатилетнего парня это было несколько необычно.
   Единственное, о чём он меня попросил - чтобы я проверил ошибки в его сочинении, если такая возможность появится. За ошибки он немного переживал. Увы, во второй раз нам повезло меньше. Передать мне своё сочинение на проверку он смог лишь на пару минут. Я просмотрел его работу лишь мельком, но грубых ошибок не увидел.
   Тем не менее, за сочинение Сергей получил два балла. Это было немного странным. Насколько бы я не был невнимателен, но пропустить столько ошибок в те годы я не мог. Мы пошли разбираться. Сейчас это звучит немного смешно. Но тогда нас не послали по всем известному адресу и даже показали нам его сочинение. Грубых ошибок в нем действительно не было, а те, которые были, я успел исправить. Но нам сказали, что двойку Сергею поставили за то, что он списал своё сочинение. Потому что сам он не мог написать такого. Я попытался переубедить приёмную комиссию. Сказал, что он не только так пишет, но даже думает. Едва ли у нас получилось что-то объяснить, но, в конце концов, было принято соломоново решение. За сочинение Сергею поставили три балла. И допустили его к сдаче следующего экзамена.
   Это было почти победой. После каждого экзамена отсеивалось примерно две трети абитуриентов. Такими темпами к третьему экзамену осталось примерно столько абитуриентов, сколько должно было быть зачислено на первый курс. Но радость наша оказалась преждевременной. Третьим экзаменом была снова математика. Устный экзамен.
   Разумеется, у Сергея не было ни малейшего шанса на успех. В тот же вечер он собрал свои вещи, попрощался со мной и уехал из лагеря. В следующий раз я увидел его, только через год, когда он приехал поступать в училище уже из армии. Во второй раз ему повезло больше. Так что учились мы с Сергеем на разных курсах. Но на все годы учебы сохранили с ним теплые, дружеские отношения.
   Физкультуру я сдал довольно легко, а вот с устным экзаменом по физике возникли серьезные проблемы. Наш школьный учитель Георгий Иванович Топоров из-за тяжелого ранения, полученного на войне, каждое лето вместо прохождения курсов повышения квалификации, ложился в госпиталь. И в результате, программа, по которой мы учились в школе, немного отличалась от той программы, по которой мы сейчас сдавали экзамены. К счастью, снова помогла актерская школа, и я умудрился получить за этот экзамен оценку "хорошо".
   А потом была приёмная комиссия. Мы стояли у двери в кабинет, где она заседала. Нас вызывали по списку и там объявляли решение. Я мог не волноваться. Физподготовку сдал на "отлично". По остальным экзаменам у меня были три пятёрки и одна четвёрка. До последнего дня мы не знали результатов экзамена по профессиональному отбору, но поговаривали, что и там у меня всё нормально.
   Следующим по списку должен был заходить Равиль Муравьёв. Но перед тем как он вошёл в кабинет, все мы, стоящие под дверью, услышали, что приёмная комиссия обсуждает уже следующую кандидатуру - мою. Чей-то глухой голос сказал, что всё нормально и ни у кого возражений по этой кандидатуре нет. И вместо Равиля, в кабинет вызвали меня. Это было неожиданно, и я растерялся. Хотя меня и хватило на то, чтобы более или менее строевым шагом войти в кабинет. Быстро окинуть взглядом собравшихся, выбрать самого большого начальника, сидящего справа за столом и доложить ему.
   - Товарищ председатель, абитуриент Карпов на приёмную комиссию прибыл.
   Самый большой начальник снисходительно кивнул мне в ответ. Но ничего не ответил, а лишь улыбнулся. Остальные члены комиссии весело рассмеялись. Генерал, сидевший в центре стола, тоже улыбнулся.
   - Дмитрий Макарович, наверное, абитуриент из числа спортсменов, раз считает тебя председателем приёмной комиссии и начальником училища, а не меня. Твой человек?
   - Да, пока вроде бы, нет, - ответил генералу самый большой (по размерам) начальник. - А там посмотрим.
   После этого все склонились над своими бумагами. И стали что-то обсуждать друг с другом. Обо мне все, как будто бы, забыли. Я стоял столбом посреди кабинета, но в мою сторону никто даже не смотрел. Это было немного странно. Я думал, что они мне обязательно что-нибудь скажут. Ведь то, что я обратился не к тому, к кому было нужно, не могло служить поводом, для того, чтобы меня игнорировать. Но пауза затягивалась и, недолго думая (ума-то палата!), я тихонечко вышел из кабинета. Командир взвода, стоящий за дверью, спросил меня на выходе.
   - Ну, как?
   Откуда я знал, как? Мне ничего не сказали. В ответ я лишь пожал плечами. Командир принял моё молчание за знак согласия. И сделал какую-то отметку в своей ведомости.
   На выходные нас отпустили по домам. Порадовать своих родителей. Для моих родителей моё поступление в училище стало настоящим шоком. Последний день дома вышел не самым весёлым. Все мы сидели в моей комнате. В доме было удивительно тихо и очень грустно. Отец вдруг решил научить меня наматывать портянки. И я весь вечер осваивал эту новую для меня науку. Сестра с грустью смотрела на нас с отцом. Её муж Виктор изредка заходил в комнату и дружески похлопывал меня по плечу. Племянник Серёжка ползал по ковру и пытался делать свои первые шаги. На днях ему должен был исполниться год, и первые шаги его были ещё не очень уверенными. Мама сидела на стуле, руки её лежали на коленях. И в глазах её тоже не было особой радости.
   Утром я вернулся в учебный центр. На следующий день приехали выпускники суворовских училищ. Нас построили на плацу. Разбили на три роты. Сформировали взвода. Я попал в третий взвод седьмой роты. Командиром роты у нас был капитан Белянин Григорий Николаевич. Командиром взвода - капитан Князев Валерий Иванович. Ротный назначил командиров отделений и заместителей командиров взводов. Нас подстригли, переодели в военную форму. И дали два часа, чтобы пришить погоны и подворотнички.
   Вскоре начался курс молодого бойца. Мы целыми днями пропадали на стрельбище или на тактическом поле. Отстреляли подготовительное упражнение из автомата. Потом был подъём по тревоге. Трёхсуточный полевой выход, на котором мы сами разогревали на костре кашу в консервных банках. Учились окапываться. Ходить в атаку. В общем-то, было весело.
   А потом нас всех собрали в клубе. На сцену поднялся тот самый большой начальник, которого я по ошибке принял за начальника училища. Нам его представили. Это был заместитель начальника училища полковник Конопля Дмитрий Макарович. Он зачитал приказ о зачислении курсантами первого курса Московского высшего общевойскового командного Краснознамённого Орденов Ленина и Октябрьской революции училища имени Верховного Совета РСФСР нижепоименованных товарищей. Дальше шёл длинный список. Все с удовольствием слушали свои фамилии. Это неправда, что самое приятный в мире звук - это звук твоего имени. Иногда человеку бывает приятно услышать и свою фамилию. Я внимательно слушал, когда же прозвучит моя.
   Но моей фамилии в списке не оказалось. Дмитрий Макарович поднял глаза от списка.
   - Ну, что, всех назвал? - спросил он, заранее уверенный в положительном ответе.
   Из центра зала раздался чуть слышный голос умирающего лебедя.
   - Меня не назвали, - я поднялся со скамейки. Спазмом сжало моё горло, и я еле-еле смог произнести эти слова.
   - Как фамилия? - удивлённо спросил Дмитрий Макарович.
   - Карпов, - ещё тише произнёс я. Голос у меня пропал окончательно.
   - Не слышу.
   - Карпов, - прошептал я.
   Ребята, которые сидели рядом, хором повторили мою фамилию.
   Полковник Конопля еще раз внимательно посмотрел в приказ. Поднял глаза от бумаги.
   - Вашей фамилии здесь действительно нет.
   Вот и всё. На глазах у меня уже наворачивались слёзы. И из-за этого мне было ужасно стыдно. Я стоял посредине зала и понимал, что мне нужно уходить. Меня не зачислили. Как же так получилось?! Мне выдали военную форму, подстригли. И даже дали три раза выстрелить из автомата. Я растрезвонил всем своим одноклассникам, что поступил в училище. Как я буду теперь смотреть им в глаза?
   Немая сцена затягивалась. Нужно было уходить. Но я всё стоял истуканом и не мог сделать ни шагу.
   - Так, подождите минутку, - снова раздался голос полковника. Он достал из портфеля толстую папку с бумагами и начал перебирать их прямо на трибуне. При этом продолжая что-то говорить себе под нос.
   - Странно, а здесь вы есть. Машинистка видно ошиблась. Ну, что ж, извините, - он от руки дописал мою фамилию в приказ. И, обращаясь ко всему залу, уже более громко произнёс. - Курсант Карпов тоже зачислен на первый курс. Поздравляю!
   Кто-то потянул меня за рукав вниз, кто-то хлопал по плечу. Кто-то поздравлял. Я никого не слышал. В ушах лишь звучали слова о том, что меня зачислили.
   Лишь вечером я догадался, что машинистка здесь была совершенно не причём. Виноват был тот папуас, который не дождался в кабинете решения приёмной комиссии. А по причине собственной бестолковости вышел из кабинета ещё до того, как его фамилия была перенесена секретарём приёмной комиссии из списка абитуриентов в список курсантов. Виноват был я сам! Так по собственной глупости я чуть было не пролетел мимо своего училища.
   А вскоре нас привезли в Москву. Начались занятия. И усиленная подготовка к принятию присяги.
   Седьмого сентября на разводе мы снова увидели начальника училища. Участник Великой Отечественной войны генерал-лейтенант Магонов Иван Афанасьевич был человеком-легендой. Мы сразу почувствовали это по шелесту, который прошёлся по рядам старшекурсников - было ясно, что в училище его не только любят, но и очень уважают. Правда, в этот раз генерал был явно не в себе.
   Он подошел к микрофону на трибуне и начал свою разгневанную речь.
   - Товарищи офицеры и товарищи курсанты в нашем училище произошло чрезвычайное происшествие. Очень неприятный случай. Такого у нас никогда не было! В прошедшие выходные два курсанта четвертого курса в курсантской чайной избили курсанта первого курса, - на мгновение генерал замолчал. Видимо, обдумывая, в кого превратить этих старшекурсников? Судя по его виду, даже в образе черепах им не грозило оставаться надолго. Но решение видно было уже принято.
   - Курсант Иванов (фамилии старшекурсников изменены), - после этого должна была поступить команда генерала: "Выйти из строя"!
   Но вместо курсанта, ответившего "я", раздался голос его командира роты:
   - Курсант Иванов в госпитале с переломом челюсти.
   - Курсант Петров, - начальник училища вызвал второго провинившегося.
   Снова раздался голос ротного.
   - Курсант Петров в медсанчасти. С сотрясением мозга.
   Начальник училища повернулся в сторону нашего батальона.
   - А курсант Дёмин-то в строю?
   Из строя, молча, вышел мой сосед по койке Серёжа Дёмин, тот самый первокурсник, которого в прошедшие выходные якобы жестоко избили два четверокурсника. И повернулся лицом к строю. На нём не было ни одного синяка, ни одной ссадины.
   Начальник училища с лёгкой отеческой улыбкой посмотрел на чуть сутуловатую спину курсанта Дёмина.
   - У вас есть какие-нибудь претензии к курсантам Иванову и Петрову?
   Сергей, как-то совсем не по-военному, пожал плечами. Во всей его фигуре чувствовалось лёгкое недоумение - он никак не мог понять, в чём была проблема? Если бы у него были бы какие-нибудь претензии к ребятам, он добавил бы им еще по парочке аперкотов.
   - Никак нет, товарищ генерал.
   Генерал снова улыбнулся. И дал команду Сергею встать в строй.
   Это был первый и последний случай "дедовщины" в нашем училище. По крайней мере, мы с нею больше не сталкивались. И Сергея старшекурсники больше не обижали.
   Да, я забыл вам сказать, что Сергей был Кандидатом в Мастера спорта СССР по боксу. В тяжёлом весе. Но разве это имело какое-нибудь значение?
  

Глава 4. Первый караул

  
   Наша седьмая рота располагалась на последнем этаже четырёхэтажного здания. Это классно размещаться на последнем этаже! Когда над тобою только крыша, звёзды и солнце. А всё остальное находится где-то там, внизу: восьмая рота на третьем этаже, девятая - на втором.
   Но от комбата нашему ротному постоянно достаётся за то, что мы выходим к месту построения самыми последними. Увы, с этим ничего поделать нельзя. Такова карма всех подразделений, размещающихся на последних этажах. При одинаковой скорости движения те, чей путь длиннее, всегда приходят позднее. А если те, кто располагается выше, увеличат скорость, это приведет к столпотворению на лестнице. Что еще хуже. Тогда все придут позже.
   Что рассказать вам о расположении нашей роты. У выхода из казармы стояли шкафы, в которых висели наши шинели, хранились вещмешки и общевойсковые защитные комплекты. Слева находилась бытовая комната с сушилкой. Рядом - комната для хранения оружия. Чуть правее - умывальная комната и туалет. Справа от выхода - Ленинская комната и место дневального. Напротив дневального - каптёрка старшины роты. Далее два кубрика для личного состава. В самом конце помещения - канцелярия командира роты и небольшой спортивный городок. И запасной выход.
   На первом этаже нашей казармы размещались кабинеты командира батальона, замполита батальона, комитета ВЛКСМ батальона и учебные классы. Самым необычным для меня с первых же дней стало практически полное отсутствие личного пространства. В тумбочке, которую мы делили с Сергеем Дёминым, можно было хранить только бритвенно-умывательные принадлежности, подшивочный материал, нитки, иголки - в верхнем ящике. Тетради - на верхней полке. И сапожные щётки с обувным кремом - на нижней. Вот и всё личное пространство! Нет, разумеется, в учебных классах у нас ещё были полки в шкафах (примерно 30 на 40 сантиметров на каждого), на которых лежали наши учебники и тетради.
   И это было самым непривычным. Моё личное пространство враз уменьшилось до совершенно неприличных размеров. То, что ещё несколько месяцев назад с огромным трудом умещалось в моей комнате, теперь без особых проблем умещалось на небольшой полке в учебном классе и в прикроватной тумбочке.
   Да, моё личное пространство практически исчезло. Но зато внешний мир заметно расширился. У меня появились новые друзья. И новые привычки. Распорядок дня приобрёл чёткие границы и очертания. Подъём, зарядка, умывание, завтрак, учебные занятия (строевые тренажи, тренировки по Защите от оружия массового поражения до завтрака и после обеда начались у нас немного позднее). После обеда - самостоятельная подготовка, спортивно-массовая (или культурно-массовая) работа. После ужина немного свободного времени. Вечерняя прогулка с пением строевых песен. Вечерняя поверка и отбой.
   Первые две недели сентября всё свободное время и даже в часы самоподготовки у нас шла подготовка к присяге. Мы разучивали текст присяги и сам ритуал её принятия. Отрабатывали строевые приёмы и тренировались в прохождении торжественным маршем.
   Присягу нам выпало принимать 13 сентября 1981 года. Было торжественно и очень красиво. Ко многим из нас приехали родители, сёстры и любимые девушки (ко мне приехали только родители, сестра осталась дома с годовалым Серёнькой). И хотя после принятия присяги всем нам выписали увольнительные записки, первое своё увольнение я провел напротив комнаты посетителей.
   Куда идти в свое первое увольнение, я не знал. Поэтому всё это время я провел с родителями на ближайшей скамейке в разговорах на какие-то совершенно абстрактные темы. Ничего в них не было, в этих разговорах. Но тревога в глазах моих родителей, поселившаяся в них в последние месяцы, куда-то исчезла. Вместо неё в них появилось что-то новое. И мне показалось, что в этот день они мною даже немного гордились.
   Мама привезла из дома целую сумку продуктов. Жареную курицу, блинчики с творогом, какую-то снедь. Я что-то ел, а мама внимательно и немного грустно смотрела на меня, словно пыталась меня запомнить. Отец при виде всего этого только загадочно улыбался.
   На прощание мама почему-то сказала, чтобы я не женился на первом курсе. К чему она это сказала, я так и не понял, но дал слово, что на первом курсе не женюсь. Некогда на первом курсе жениться.
   А вечером наша казарма превратилась в продовольственный склад из какого-то фантастического фильма. Продуктами были забиты все тумбочки. Пакеты и сумки стояли даже под кроватями. Ротный с тоской смотрел на всю эту вакханалию.
   На вечерней поверке он предупредил всех, что продукты, которые не будут съедены на завтрак, будут выброшены. И демонстративно, при всех, поставил задачу командирам взводов завтра во время занятий проверить содержимое наших тумбочек.
   Рота гудела всю ночь. Но не как встревоженный улей. А, как-то по-доброму. Гудение было тихим и очень домашним. Из разных уголков казармы слышались лишь трудно различимые голоса.
   - Игорёк, а ты попробуй ещё вот это.
   - Олежек, рекомендую...
   - А лучше вот это.
   - Мужики, вы ещё это не пробовали...
   - Ох, больше не могу.
   - Больше не лезет...
   Утром на построение рота вышла с неуставными пакетами и авоськами. Комбат, подполковник Тушин, морщился, но молчал. Безуспешно пытаясь внушить себе, что это всего лишь цунами, бороться с которым совершенно бесполезно. И которое нужно просто пережить.
   Наши ротные, капитаны Белянин, Павлов и Гаврилов, отдали распоряжения убрать пакеты внутрь строя. Им тоже было в тягость смотреть на своих махновцев. Но и они прекрасно понимали, что это последний день нашей вольницы.
   Уже шестнадцатого сентября мы заступили в свой первый караул. В Ногинском учебном центре. Начальником караула был наш командир взвода капитан Князев Валерий Иванович. Последние три дня мы усиленно изучали Устав гарнизонной и караульной службы. Зубрили, что такое пост и кто такой часовой? Обязанности часового и в чём заключается его неприкосновенность? Что запрещается часовому и табели своих постов с перечнем охраняемых объектов и номерами печатей, которыми они опечатаны.
   Мы занимались на караульном городке отработкой различных вводных. Учились правильным действиям при смене постов и при нападении на посты разных диверсантов, смутно представляя при этом, как это "смело действовать штыком и прикладом"? К этому времени приказом по училищу были назначены курсанты для несения службы у Боевого знамени училища (на первом посту) в Москве и для охраны складов боеприпасов в ногинском учебном центре. Я оказался в их числе.
   Шестнадцатого сентября после обеда мы получили в оружейной комнате автоматы со штык-ножами и боеприпасы. Снарядили магазины патронами. И убыли к автопарку. Затем на ЛАЗе (автобусе Львовского автозавода) выехали в Ногинск. Как же классно было в этом автобусе! Уже через пару минут мы начали пригреваться и улетать в нирвану. На третьей минуте все мы, кроме нашего командира взвода разумеется, сладко спали.
   Первый караул запомнился нам тем, что мы всю ночь бегали. Бегали на улицу и на посты. Называлось это вводными. И основных вводных было всего две - это нападение на пост и нападение на караульное помещение.
   В первом случае, бодрствующая смена убывала для отражения нападения на пост, подвергшийся нападению (и на усиление других постов), отдыхающая смена занимала оборону внутри караульного помещения. Во втором - бодрствующая смена занимала оборону снаружи караульного помещения, а отдыхающая - снова внутри. Как вы уже догадались, самое классное было оказаться в составе именно отдыхающей смены. Нужно было вскочить с топчана, на котором ты отдыхал (можно было не одеваться, ведь в карауле не раздеваются), взять автомат, выключить свет в комнате, закреплённой за твоим постом. Присесть у окна и водить стволом автомата в разные стороны, живо представляя, что в это время какие-нибудь глупые враги пытаются напасть на ваше караульное помещение.
   Хотя и в составе бодрствующей смены действовать было тоже довольно забавно. Правда, бегали они гораздо больше, но и у них тоже было весело. Разумеется, меня посещали разные глупые мысли о том, что окна в нашем караульном помещении без решёток и сеток. И одной гранаты, случайно залетевшей в караульное помещение, вполне было достаточно для того, чтобы натворить бед. Да и чисто символическое занятие обороны снаружи караульного помещения при отсутствии окопов и подготовленных огневых точек казалось мне немного непонятным.
   В школе я любил математику. И при малейшей возможности любил считать различные цифры. К примеру, на сколько минут боя хватит двух магазинов (по тридцать патронов) при боевой скорострельности автомата в сто выстрелов в минуту. И как долго продержится караул в караульном помещении, в котором имеется запас патронов из расчёта 150 патронов на автомат? Но кто мог напасть на караульное помещение? Разве что инопланетяне.
   Да, я любил считать. Посчитав, что на посту часовой стоит не более восьми часов в сутки, я предположил, что за вычетом восьми часов, проведённых в составе бодрствующей смены, на отдых караульному остаётся тоже около восьми часов. Это было совсем даже не плохо. Но, как говорится, гладко было на бумаге, да забыли буераки.
   Если из восьми часов, которые я так щедро подарил отдыхающей смене вычесть время, потраченное на смену часовых, заряжание и разряжание оружия, проведение боевого расчёта, получение продуктов в столовой и приём пищи, то времени на отдых останется не так уж и много. А если из него вычесть ещё и время, потраченное на отработку различных вводных, вы легко догадаетесь, что в первую ночь отдохнуть толком нам не удалось.
   Ближе к рассвету я оказался в составе бодрствующей смены. По очередной вводной мы устремились отражать нападение на пост, расположенный на стрельбище. Службу на нём нес Паша Здоровцов. Разводящим в нашей смене был командир первого отделения Дима Ряшин. А в составе смены, кроме меня, Игорь Гук и его лучший друг Андрей Шульга (оба из Минского СВУ).
   Когда мы подбежали к центральной вышке, Андрей решил немного подшутить над Пашей. Он выставил ствол своего автомата из-за угла здания и сделал вид, что целится в Пашу. Что подумал в этот момент наш часовой и кого вспомнил, сказать сложно. Но думал он не долго. Мы не слышали, как Паша снял автомат с предохранителя. Но щелчок затвора был слышен очень отчётливо. Раздался совершенно нелогичный в этой ситуации крик: "Стой! Стрелять буду"! А никто и не собирался ходить или бегать. Но шутки на этом закончились. Подошедший Дима Ряшин отчитал Андрея Шульгу. И крикнул Паше, что это мы.
   Потом Дима доложил по телефону в караульное помещение о прибытии на пост. Затем они с Пашей разряжали его автомат. Попутно произвели смену. Игорь Гук заступил на пост. А я поймал себя на мысли, что Паша немного не в себе. И шутка Андрея его здорово напугала. Именно в этот момент до меня дошло, что на посту может быть страшно.
   Мы вернулись в караульное помещение. Начальник караула вышел на разряжание оружия. И дальше произошло что-то непонятное. Дима разрядил свой автомат. Раздалась команда: "Осмотрено". Начальник караула сделал шаг к Паше. Тот отсоединил магазин, отвёл затвор и, не дожидаясь, когда наш взводный проверит патронник, отпустил затвор и нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел.
   Теперь уже трудно понять, когда в этой сплошной цепочке ошибок и недоразумений вкралась самая большая ошибка. Похоже, Паша, разряжая автомат в первый раз после шутки Андрея, сначала перезарядил его, сопровождая затворную раму рукой, а только потом отсоединил магазин. Вставил в магазин извлечённый патрон, но оставил в патроннике другой. И в результате патрон не был дослан в патронник полностью, а зацеп выбрасывателя не зашел в кольцевую проточку гильзы.
   При разряжании оружия у караульного помещения Паша отсоединил магазин, отвёл назад затворную раму. Любой из нас знает, что, если при этом в патроннике есть патрон, затвор обязательно извлечёт его. Обязательно, но не в этот раз. Как я уже сказал, зацеп выбрасывателя не зашёл в кольцевую проточку. И затвор не извлёк патрон из патронника. За исключением того, что Паша не дождался, когда начальник караула осмотрит его оружие, в этот раз он всё сделал правильно. Как учили: отведя затворную раму назад, отпустил её. Затворная рама вместе с затвором под действием возвратного механизма пошла вперёд, зацеп выбрасывателя заскочил в кольцевую проточку гильзы. Затвор провернулся вокруг продольной оси и закрыл патронник. Затворная рама повернула рычаг автоспуска, вывела шептало автоспуска из-под взвода автоспуска курка. Курок повернулся, вышел из-под защёлки замедлителя и встал на боевой взвод. И при нажатии спускового крючка раздался выстрел.
   Под действием пороховых газов затворная рама начала своё движение назад. Зацепы затвора в этот раз захватили гильзу, и отражатель выбросил её из ствольной коробки. Гильза пролетела в нескольких сантиметрах от головы Димы Ряшина. Никогда раньше я не видел таких белых лиц, как у Димы в этот момент. И это был единственный момент за четыре года моей учёбы в училище, когда я был уверен, что наш взводный выскажется о происходящем на великом и могучем разговорном русском языке. Но, видно, я слишком плохо знал своего командира. Такие мелочи не могли заставить нашего Валерия Ивановича изменить своим привычкам. И его пристрастию к русскому литературному языку.
   В Москву мы вернулись в подавленном настроении. Это был наш первый караул. И он чуть было не закончился несчастным случаем. А сколько этих караулов будет ещё впереди?!
  

Глава 5. Мужская работа

  
   За учёбой, несением службы в нарядах и повседневными заботами воспоминания о первом карауле вскоре осели где-то в самых дальних уголках нашей памяти. При подведении итогов за неделю, в одну из суббот за первое место по успеваемости в батальоне, наш взвод был поощрён поездкой в Большой театр. На балет о мальчике Роме и девочке Джули ("Ромео и Джульетта"), который был довольно известным. Даже я о нём что-то слышал раньше. И если я правильно всё понял, главной мыслью Шекспира было то, что мальчикам лучше гулять со своими девочками и желательно в своём районе. Тогда в их жизни неприятностей будет гораздо меньше. Но и приятностей, к сожалению, тоже. А кто из нас может похвастаться тем, что прислушивался к советам старика Шекспира?!
   На сцене что-то происходило, но мы не очень внимательно следили за сценой. Всё наше внимание было приковано к огромному и весёлому человеку, что сидел в нашей ложе. На протяжении всего балета он рассказывал нам полушепотом анекдоты и какие-то весёлые истории из своей жизни. Когда мы уходили после балета, кто-то сказал нам, что этот мужчина - известный спортивный комментатор Николай Озеров. Он всем нам очень понравился. Гораздо больше, чем сам балет.
   В конце ноября моему взводу снова "посчастливилось" идти в караул номер два (номер один был в Москве). Батальон наш в это время находился на выезде в Ногинском учебном центре. В лагеря мы выезжали раз в четыре недели (по количеству курсов) и меняли там очередной батальон. Таким образом, не менее четверти всех занятий у нас проводилось в полевых условиях, а с учётом полевых выходов - даже больше. В первое время мы еще не носили в своих вещмешках мешочки с песком. И не было ещё у нас пеших маршей, когда колонна, на которой мы выезжали из Москвы, останавливалась, не доезжая до НУЦа пятнадцати-двадцати километров. И мы высаживались из машин, и пешочком, а зимой на лыжах шли навстречу тем, кто возвращался в училище. Всё это началось немного позднее. В первые выезды колонна ЗИЛ-ов и ЛАЗ-ов привозила нас почти к самому офицерскому общежитию и караульному помещению. И один из взводов в тот же день заступал в караул по учебному центру.
   В этот раз мы были этим самым взводом. Не успели мы ещё толком принять караульное помещение, и первая смена не успела выйти на смену постов, как нас "обрадовали", что из Гробов (так меж собой мы называли полк гражданской обороны, что располагался в населенном пункте Починки, примерно в двух километрах западнее Ногинского учебного центра) сбежали два солдатика. Чтобы бегать им было не скучно, они убили часового. И прихватили его автомат, штык-нож и два магазина с патронами.
   Вы можете представить, как мы обрадовались этой новости! Нам предстояло заступать на посты, в двух километрах от которых бегали солдатики с автоматом. Любимым развлечением этих солдатиков было убивать часовых и забирать их оружие в качестве боевых трофеев. И это было совсем даже не весело.
   Разумеется, мне посчастливилось нести службу у складов с боеприпасами. В лесу, который примыкал к Гробам. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы предположить, куда направятся два солдатика, вооружённые автоматом, когда у них закончатся патроны? А патроны всегда заканчиваются. Это знал даже я. Уповать на то, что солдаты не ведают, где находятся склады боеприпасов, было, по меньшей мере, наивно. Это мы - курсанты могли чего-то не знать, а солдатики знали всю округу, как свои пять пальцев. Кто из вас был солдатом, не даст мне соврать, многие вещи они частенько знали гораздо лучше своих отцов-командиров.
   Ещё не доходя до поста, я уже знал свою судьбу. И так явственно представлял двух огромных, длинноволосых (почему длинноволосых?) солдат, измазанных кровью, со счастливыми улыбками на лицах, у которых закончились патроны. Которые крадутся на склад боеприпасов. Затем картинка резко менялась. И уже через мгновение я видел их снова, но уже склонившихся над моим бренным тельцем. Спорящих о чём-то. И безуспешно пытающихся вырезать тупым штык-ножом моё сердце или мою печень. И совершенно бредовая мысль навязчиво крутилась в моей голове. Я почему-то был твёрдо уверен, что перед тем, как бежать из части, солдатики забыли плотно поужинать. Меня трясла мелкая противная дрожь. Я откровенно трусил.
   Когда разводящий и смена уходили с поста, я мысленно называл их предателями. Ведь, как честные люди, они должны были остаться со мной. И вместе со мной принять свой последний бой. Хотя, с другой стороны, я их тоже понимал. Зачем оставаться с тем, кто всё равно обречён?
   А через два часа я уже никого не боялся. Мне было никак. И если бы к этому времени на горизонте появились те самые два солдатика, я бы не стал вырезать у них сердце и печень только по одной, единственной причине - у меня не оставалось для этого сил. К счастью, вместо солдатиков появлялась смена. Разводящий, мой командир отделения Олег Берёзко, героически пытался выглядеть спокойным. И даже пытался шутить. Но у него это получалось не слишком здорово. Что уж было говорить о том, кто оставался нести службу на посту. Возможно, он тоже проклинал нас и называл в душе предателями? Но думать об этом как-то не хотелось. А хотелось как можно быстрее добраться до караульного помещения и спрятаться за его крепкими бетонными стенами.
   В караульном помещении мы узнали свежие новости. Ребята сказали, что со следующей смены на посты будут выставлять по два часовых. Я с трудом представлял, как это возможно с точки зрения смены постов. Ведь для этого требовалось, как минимум четыре смены караульных, а не три, как было у нас. Но определённый смысл в этом, конечно же, был. Едва ли вдвоём часовые смогли бы нести службу вдвое бдительнее. Но зато вдвоём нести службу было не так страшно.
   За время моего отсутствия сбежавшие солдатики успели остановить легковой автомобиль. Убили водителя, но не смогли справиться с машиной. Затем местные жители видели их у каких-то стогов. А потом милиционеры блокировали их в каком-то заброшенном здании.
   Ночью в учебный центр приехали милиционеры. Откуда-то сверху поступила команда выделить в их распоряжение от училища бронетранспортёр с экипажем и боекомплектом. Наш взводный сказал, что вместо экипажа, БТР повели два майора с кафедры огневой подготовки. Офицеры прекрасно понимали, что экипаж - молодые, необстрелянные солдаты. Они решили, что нечего подставлять их под пули. И поехали сами.
   Эти майоры прибыли в училище из Афганистана. В Афганистане уже второй год шла война. Но мы, курсанты первого курса, о ней как-то не задумывались. Хотя к этому времени в училище стали появляться новые преподаватели с характерным южным загаром. И со скромными орденскими планками (в то время наград у офицеров, прибывших из Афганистана, было не слишком много). На кафедре тактики тоже появился новый преподаватель с планкой медали "За отвагу". Когда он проходил рядом, раздавался характерный скрип. Кто-то из ребят сказал, что у него вместо ног протезы.
   Да, тогда мы не задумывались над этим. Но война в Афганистане не только давала училищу всё новых и новых преподавателей, а нам для изучения новые образцы оружия и боевой техники, она требовала и чего-то взамен. Разумеется, этим "чем-то" были наши выпускники. И, может быть, именно благодаря этой войне возникла необходимость увеличения количества выпускников общевойсковых училищ. А у многих ребят, таких, как я, появилась возможность стать курсантами нашего прославленного училища.
   Я наивно полагал, что моя сдача вступительных экзаменов на хорошо и отлично, позволила мне поступить в училище. Но вполне возможно, что поступил в него я именно благодаря афганской войне. Ведь не случайно наш батальон с лёгкой руки старшекурсников получил гордое и красивое прозвище "китайского". Мы думали, что это почётное наименование. А это была лишь констатация факта. Раньше роты были численностью до ста человек. У нас - около ста пятидесяти. То есть в полтора раза больше. Кстати, помните, я рассказывал вам о нашей казарме? О двух кубриках. Так вот, кубрик - это такая комната, в которой мы тогда спали. Большая комната. На семьдесят пять человек.
   Тем временем наши преподаватели огневой подготовки, вместе с милиционерами, уехали на бронетранспортере в сторону тактического поля, недалеко от которого нашли беглецов. Позднее выяснилось, что милиционеры предложили солдатикам сдаться. Но те ответили огнём. У милиционеров тогда ещё не было автоматов, тем не менее, они готовились к захвату. Помнится, когда я узнал об этом, то очень обрадовался, что не служу милиционером. Потому что, во-первых, это неправильно идти с пистолетом на человека, у которого в руках автомат. И, во-вторых, пытаться взять живым того, кто пытается тебя убить. А мне не нравилось, когда что-то было неправильно.
   И всё-таки милиционеры решили идти на захват. Такая уж у них была работа. Милицейский начальник поставил нашим преподавателям задачу дать длинную очередь из крупнокалиберного пулемёта Владимирова поверх голов дезертиров. А после этого милиционеры должны были выломать дверь в комнату, в которой те прятались. И задержать их.
   Но то ли майоры не умели стрелять поверх голов, то ли им стало жалко молоденьких милиционеров, сказать сложно. Разумеется, очередь они выпустили чуть ниже.
   Первый солдатик погиб сразу. Когда милиционеры выбивали дверь, второй застрелился из автомата. Позднее я часто думал об этом происшествии. И понимал, что офицеры всё сделали правильно. Я бы и сам, наверное, сделал то же самое. Но всё равно это было как-то неправильно...
   Так закончился ещё один караул. Перед самым Новым годом секретарь нашей ротной комсомольской организации ушёл "в отставку по собственному желанию". На комсомольском собрании на место секретаря ротной организации выдвинули комсорга нашего взвода - Володю Савченко. А меня выдвинули на его место. Так вот нежданно-негаданно, но я снова оказался в круговороте общественной работы. Я не знал радоваться мне или огорчаться этой новости. В последнее время я снова почувствовал вкус к учёбе. Мне было интересно учиться и уже не очень хотелось отвлекаться на что-нибудь ещё.
   Но, как бы то ни было, именно благодаря этому выдвижению и за успехи в учёбе ротный отпустил меня на Новый год домой. Мне впервые выписали отпускной билет на двое суток. Клин считался уже другим гарнизоном, и увольнительной записки для поездки домой было недостаточно. Выписывать отпускные билеты было для ротного лишними хлопотами. И позднее я ездил в Клин по обычным увольнительным запискам (и всего лишь пару раз без них), уповая на удачу, что не попадусь комендантскому патрулю. К счастью, удача никогда меня не подводила. Если не считать самого первого раза.
   Когда я приехал домой, до Нового года оставалось ещё более двух часов. Если бы у меня была девушка, я с удовольствием провёл бы это время вместе с ней. Но где взять девушку честному курсанту, который обещал своей маме не жениться на первом курсе? Ведь если бы она у меня была, я женился на ней немедленно. Думается, даже не один раз. Но девушки у меня не было.
   Чтобы не мешать моим домашним накрывать стол, и не путаться у них под ногами, я надел поверх кителя свою гражданскую куртку. И решил сходить к маминой сестре - тёте Ане Коледе, что жила неподалёку. Если бы вы только знали, как зудело у меня в одном месте от желания похвастаться перед моими двоюродными братьями Юрой и Геной своей новой формой! А перед Геной особенно, ведь он был не только моим братом, но и самым большим моим другом.
   У тёти Ани я провёл не более получаса. Почему-то мне уже не очень-то хотелось хвастаться перед своими братьями своей новой формой (и даже перед Генкой). Рассказывать им о полевых выходах, караулах и курсантских буднях. Я понемногу начал собираться домой. Тётя Аня, как обычно, стала собирать мне пакет с овсяным печеньем и какими-то вкусностями. Но от пакета я героически отказался. Ведь раньше, когда тётушка старалась меня подкормить чем-нибудь вкусным, я был маленьким. А теперь я был курсантом!
   Я сослался на то, что курсанту нельзя ходить с пакетами. И уже собрался уходить, когда брат Юрка всучил мне бутылку шампанского.
   - Это крёстной (моей маме) и Танюшке (моей сестре) от нас на Новый год. С шампанским-то курсантам ходить можно? - с улыбкой обратился он ко мне.
   Странно, но в Уставе Внутренней службы о шампанском не было сказано ни слова. Вот ведь задачка! Хотя с другой стороны, по аналогии с различными законами, всё то, что не запрещено, разрешено. Ответ пришёл сам собой.
   - Думаю, что с шампанским можно.
   Все вокруг рассмеялись. Уж слишком серьёзно, я обдумывал этот вопрос.
   На обратной дороге меня остановил военный патруль. Я прожил в Клину всю свою жизнь и часто видел на улицах патрули. В городе располагались две воинские части. И патруль, назначенный от одной части, с увлечением и каким-то спортивным интересом охотился за военнослужащими другой части. Но это никак и никогда не касалось, и не могло касаться меня самого. До тех пор, пока я сам не стал курсантом. И к этому мне ещё предстояло привыкать.
   Ко мне подошёл капитан в лётной форме. Рядом с ним стояли два солдатика. Капитан выразительно оглядел меня сверху вниз. На мгновение его взгляд остановился на бутылке шампанского в моей руке. Думается, мне картина была довольно живописной. Репин и Васнецов могли отдыхать.
   - Курсант? - с улыбкой спросил он.
   - Так точно, товарищ капитан, курсант, - тогда я ещё не знал, что патрулю лучше на глаза не попадаться. И голос мой прозвучал неприлично весело, почти радостно. Ну, а чего грустить, ведь Новый год же на улице!
   Капитан снова улыбнулся.
   - Идите, - он даже не спросил у меня ни документов, ни отпускного билета.
   - Есть, - ослепительно улыбнулся я. Рука, отработанным движением, поднялась к головному убору. Правда, головного убора на месте не оказалось. На улице было довольно тепло, и я забыл свою шапку дома. Но сообразил это слишком поздно. Рефлексы сработали гораздо быстрее, чем мозги.
   - К пустой голове руку не прикладывают, - привычно пошутил капитан. У него тоже сработали рефлексы. Просто мы всегда так шутим.
   Я не стал ничего отвечать. Глупостей на сегодня уже хватит. Четко повернулся кругом и пошёл домой, пока капитан не передумал и не сделал в моем отпускном билете запись о нарушении мною военной формы одежды. Или ещё о чем-нибудь. Но через пару шагов я остановился и, повернувшись в сторону патруля, негромко сказал то, что должен был сказать уже давно:
   - С Новым годом!
   Капитан лишь махнул рукой мне в ответ. Патруль пошёл в другую сторону. В отличие от меня, ребятам предстояло встретить этот Новый год не дома.
   Я шел домой и впервые в жизни думал о том, как много не замечал в своей гражданской жизни раньше. Не замечал того, что даже в праздники кто-то несёт службу. Кто-то охраняет наш покой. А мы даже не задумываемся об этом. Я думал о пограничниках и милиционерах, об этом капитане и его патрульных. И многих, многих других.
   Только теперь я начинал понимать, что скоро и сам встану в их ряды. И, вполне возможно, что уже другие люди на гражданке никогда не задумаются о том, что кто-то в это время несёт службу. И может быть, даже рискует жизнью, чтобы они никогда об этом не задумывались. Я начинал понимать, что за мою работу мне не всегда будут говорить слова благодарности. Не будут награждать орденами и медалями. Как и этих ребят, которые несут сегодня службу. Но я буду просто делать работу, которую до меня делали мои деды и прадеды. Как древние атланты, вместе со своими товарищами, буду держать небосвод. Ведь кто-то должен это делать. Потому что иначе небосвод упадёт.
   Я шёл к дому. И на душе у меня было светло. Потому что это очень важно знать, что ты делаешь нужное и важное дело.
  

Глава 6. Первый отпуск

  
   После Нового года совершенно незаметно подошло время нашей первой сессии. Она была не слишком сложной, ведь по учебной программе на первом курсе из нас должны были сделать всего лишь хороших солдат, а не фельдмаршалов. Да и общегражданская подготовка ничем особенным не отличалась от той, что проходили студенты в обычных институтах. А то, что по силам студенту, курсант тоже осилит. И никакие наряды по роте, караулы и полевые выходы не в силах будут ему помешать. Ведь и студентам нелегко сдавать сессию. Бары, дискотеки и вечеринки отвлекают от учебников ничуть не меньше!
   В первую сессию мы сдавали экзамен по Истории КПСС, зачёты с оценкой по высшей математике и физподготовке. И просто зачёты по тактике и огневой подготовке. Наш комбат на построении батальона торжественно объявил, что курсанты, сдавшие сессию на отлично, уедут в отпуск на два дня раньше остальных.
   А мог бы и не объявлять! Или объявить, что курсанты, побывавшие на Марсе, уедут в отпуск ещё на сутки раньше. Ради этих суток курсанты легко бы слетали и на Марс. Ради дополнительных суток отпуска мы готовы были перевернуть горы.
   И до сих пор мне почему-то кажется, что первую сессию все мы поголовно сдали на "отлично". Или, может быть, я ошибаюсь? Тем более что подготовиться к сессии было совсем не сложно. Времени для этого у нас было предостаточно. Почти три часа самоподготовки ежедневно (если не выпадал снег, и взвод не снимали с самоподготовки на очистку строевого плаца - наш взвод отвечал за плац: летом за весь, зимой за половину). Все выходные были в нашем распоряжении (в субботу после парково-хозяйственного дня, а в воскресенье после очередного спортивного праздника). Но это при условии, что взвод не был в карауле, в наряде по училищу или не привлекался для несения службы в гарнизонном патруле.
   А ещё в нашем распоряжении была вся ночь. Но, чтобы по ночам мы не становились слишком умными, подниматься для подготовки к занятиям разрешено было только через час после отбоя и ложиться не позднее, чем за час до подъёма. Но какой молодой, растущий организм, замученный дневными бегами, мог подняться через час после отбоя, чтобы посидеть с учебником или конспектами?! Нет, конечно же, такие находились. И особенно на первом курсе. Дима Ряшин, Володя Савченко, Юра Рыжков. Иногда и я. И очень часто Слава Харитонович. Но Слава - отдельный разговор. Он был самой светлой головой на нашем курсе. И о том, как он учился, можно было снимать научно-популярный фильм и показывать его в институтах и университетах под грифом "Совершенно секретно" для самых продвинутых вундеркиндов. Да, Слава был совершенно уникальным человеком. И умудрялся находить время для занятий в читальном зале и библиотеке даже тогда, когда мы не могли найти время даже для посещения курсантской чайной.
   Итак, первая сессия была успешно сдана. Комбат объявил фамилии счастливчиков, которые получили двое суток дополнительного отпуска. И ротный приступил к постановке задач командирам взводов по наведению порядка в учебных классах и в расположении роты. Всё это было вполне разумно и понятно. Естественно, перед отъездом в отпуск мы должны были оставить после себя порядок.
   Лишь несколько слов ротного показались нам не слишком понятными. По крайней мере, я точно пропустил их мимо ушей. Что-то о рабочей команде, которая будет покрывать лаком какой-то паркет. И его шутливую фразу о предстоящей нам половой жизни. Фраза была несколько фривольной, и даже многообещающей. Но мы ещё были не готовы даже предположить, что она может означать.
   Увы, ларчик открывался просто. Ротный с улыбкой произнёс, что в отпуск мы, конечно же, поедем. Поедем все. Почти все (курсанты, не сдавшие сессию, в зимний отпуск не ездили, а летом уезжали только на две недели). Но только после того, как... Это было самое противное! Мы сразу догадались, что между этим "как" и отпуском, обязательно что-нибудь окажется.
   Этим "что-нибудь" оказался пол. Нет, не мужской и не женский, а обычный паркетный пол в нашей казарме. И прежде, чем отправиться в отпуск каждому курсанту предстояло заняться половой жизнью. Командиры отделений щедро отмерили каждому из нас где-то по три-четыре квадратных метра. Мы должны были очистить паркет от старого лака, а рабочая команда за время нашего отпуска - покрыть паркет новым лаком.
   А теперь я должен сказать вам несколько слов об устройстве циклевальной машины. Не знаю, какие детали и механизмы запихивают в неё современные конструкторы, но в наше время эта машина была шедевром конструкторской мысли. И состояла она из огромного количества кусочков оконного стекла или металлических подковок, которые мы прибивали к каблукам сапог и ста пятидесяти пар курсантских рук.
   Это современные циклевальные машины постоянно перегреваются и норовят сломаться. В наши дни все наши кусочки стёкол и подковки двигались практически без остановок. Не требуя ни масла, ни электричества. И даже еды.
   Кстати, совсем не обязательно было напоминать нам о том, что мы давно бы могли уже быть в отпуске, если бы ещё чуточку увеличили свои обороты. Разумеется, всё это попахивало шантажом. И не прибавляло нам ни сил, ни настроения. Это нужно было просто пережить. Потому что рано или поздно, но всё в этой жизни заканчивается. Через несколько часов закончился и наш "дембельский аккорд".
   Что рассказать вам о моём первом отпуске? У каждого из нас первый курсантский отпуск был самым необыкновенным и удивительным. У каждого по-своему. Но одно объединяло нас всех. Потому что у курсантского отпуска есть такая удивительная особенность - пролетает он совершенно незаметно. И очень стремительно.
   Однажды утром мама решила подшутить надо мною. И, войдя в мою комнату, довольно громко произнесла всего два слова.
   - Рота, подъём!
   Последние полгода не прошли для меня даром. И, уж чему-чему, а подниматься быстро в училище нас научили. Научили до полного автоматизма. И с кровати я вскочил быстро. Может быть, даже слишком быстро, для того, чтобы сообразить, что я не в казарме, а дома. И что кровать дома стоит у меня немного иначе. И что вставать мне нужно в другую сторону. Совсем в другую сторону от стены.
   Мама не успела рассмеяться. И даже испугаться не успела при виде того, как я упал на кровать. А произнесла только одно слово:
   - Убила...
   Мне тоже было не слишком весело. И лишь немного больно. С тех пор в отпуске мама больше старалась надо мной не подшучивать. Не без причины, опасаясь, что в училище меня могли научить чему-нибудь такому, что в повседневной, мирной жизни может пойти мне не на пользу. Может быть, мама вспоминала своего родного дядю, который, вернувшись с войны, не только работал учителем, но и вырыл себе землянку? И несколько месяцев жил в ней. Потому что после тяжелой контузии, полученной на фронте, долго не мог привыкнуть спать в избе. И очень страдал от уличного шума (не представляю, какого труда стоило ему учить детей в школе). Может быть, мама тоже считала меня немного контуженным?

Глава 7. Спортвзвод и рабкоманда

  
   После отпуска нас снова закружила карусель повседневных дел, службы и учёбы. Единственное, что скрашивало нашу жизнь - это просочившиеся невесть откуда слухи о начале набора на нашем курсе спортивного взвода. Что это за зверь такой, никто толком не знал. Хотя, нет, наверное, кто-то и знал. И наиболее осведомлённые из них рассказывали, что этот взвод в течение всего второго курса будет готовиться к каким-то соревнованиям. Не будет ходить на занятия, и сдавать сессию. Будет освобождён от караулов и нарядов по училищу. И летний отпуск у них будет на две недели больше, чем у остальных.
   Ещё ходили слухи о том, что там будет весело. И даже о каком-то совершенно сказочном дополнительном питании! Слухи эти были приятными и немного неправдоподобными. Ведь мы учились на первом курсе, а всё это уже относилось ко второму! Верилось в эти слухи с трудом, хотя мы и знали, что у нынешних второкурсников есть этот самый спортвзвод. И знали, что они готовятся к Первенству Московского военного округа по многоборью взводов. Но сама подготовка была покрыта какой-то таинственностью. Удивительной и притягательной.
   Сидя на занятиях, мы довольно часто видели это непонятное подразделение, одетое, как правило, в спортивную форму и очень редко в военную. Видели, как они строились на плацу между нашими казармами. Но больше походили на банду махновцев, чем на взвод курсантов. Хотя их командир, лейтенант Бурёнкин Сергей Юрьевич, был само воплощение требовательности и командирской строгости. Он подавал команду и взвод, как-то вразвалочку, устремлялся в сторону спортивного городка или даже за пределы училища, чтобы заниматься физподготовкой по индивидуальному плану (вы только прочувствуйте весь магнетизм и всё волшебство этих слов - по индивидуальному плану)! И все мы втайне им завидовали. А те, кто не завидовал, просто умело это скрывали. Но поверить в то, что кто-то из простых смертных людей может оказаться в рядах этих небожителей, могли только самые отъявленные фантазёры и мечтатели.
   Но вскоре эти слухи стали обрастать какими-то подробностями. И даже стало известно, что командиром спортивного взвода будет назначен наш взводный - капитан Князев Валерий Иванович. В этом не было ничего удивительного. Валерий Иванович был Мастером спорта СССР и Чемпионом Вооружённых Сил по офицерскому многоборью. Кто, кроме него, был более достоин возглавить спортвзвод? Но за прошедшие полгода мы так к нему привыкли и сроднились, что никак не могли поверить, что он променяет нас на какой-то там спортвзвод.
   Тем не менее, уже через пару недель Валерий Иванович начал отбор кандидатов. Стал проводить какие-то соревнования и прикидки. Среди счастливчиков оказался мой сосед по койке Серёжа Дёмин, отличающийся необыкновенной силой Игорь Дерюгин, Мастер спорта и член сборной СССР по скоростному подводному плаванию Стас Песков. И ещё несколько курсантов из нашей роты.
   Я в это время усиленно грыз гранит науки. Меня все эти новости никак не касались. Среди Мастеров спорта, кандидатов в Мастера спорта и перворазрядников, которых набирали в спортвзвод, мне делать было совершенно нечего. Я даже не пытался льстить себе на этот счёт какими-либо надеждами.
   Весенний семестр пролетел как-то незаметно. В эту сессию мы сдавали экзамены по Истории КПСС и огневой подготовке. Зачёты с оценкой по тактической подготовке, общевоинским уставам, физподготовке, начертательной геометрии и техническому черчению, а также по технологии конструкционных материалов.
   Небольшие проблемы возникли у меня только со сдачей зачёта с оценкой по технологии конструкционных материалов. Причём проблемы чисто физиологического свойства. Совершенно неожиданно для меня самого и для многих окружающих у меня оказался слишком длинный язык. И очень короткий ум.
   В школьные годы, во время моей подготовки к городской олимпиаде по техническому труду я хорошо разобрался с диаграммой "железо - углерод". Немного лучше, чем наша новая преподавательница технологии конструкционных материалов, только что окончившая институт. И вместо того чтобы, как и все мои однокурсники, просто любоваться ее коленками, я начал доказывать ей, что она немного неправильно объясняет нам суть этой диаграммы.
   Возможно, я был трижды прав с этой диаграммой, но спорить с молодой и очаровательной женщиной было неправильно. Тем более, при всех. Мог бы подойти к ней после занятий и подсказать, где она неправа. Возможно, я просто пытался привлечь к себе её внимание? Но лучше было мне не выступать. В результате, на зачёте с оценкой я получил лишь четыре балла, а не пять. Впоследствии эта четвёрка окажется единственной в моём дипломе об окончании училища. Это было немного обидно, но справедливо - длинные языки курсантов не красят. Да, и субординацию в армии никто не отменял. Тем более, по отношению к таким симпатичным преподавателям.
   Беда, как известно, не ходит одна. В тот же день я получил письмо от своего бывшего одноклассника и лучшего друга Андрея Пименова. Андрей поступил в Высшее Военно-морское училище имени П.С. Нахимова в Севастополе. И летний отпуск у него должен был быть в августе. А наш отпуск планировался на июль. И перспектива не встретиться со своим лучшим другом казалась мне просто удручающей. Столько нужно было ему всего рассказать!
   Спасение пришло с совершенно неожиданной стороны. На очередном построении наш ротный сообщил, что Родине срочно требуются два добровольца. И после этого прозвучало волшебное слово: "в рабкоманду".
   Согласно теории ученого-физиолога Ивана Петровича Павлова, при слове "рабкоманда" у каждого курсанта военного училища должно было начаться бурное слюноотделение. Это был запрещённый приём. И ротный это прекрасно знал. Поэтому стоял и улыбался, предвкушая, как вся рота сейчас сделает два шага вперёд.
   Но он не учёл одного небольшого обстоятельства - слово "рабкоманда" выглядело слишком аппетитно и соблазнительно, чтобы кто-нибудь из нас мог не сделать два шага из строя. Ведь все мы прекрасно знали, что после успешного выполнения поставленных задач, неважно каких, всех членов рабочей команды ожидают дополнительные сутки к отпуску.
   Но, к удивлению ротного, никто из нас не спешил сделать эти два шага. Всех пугало другое слово - добровольцы! К окончанию первого курса даже самые твердолобые курсанты уже усвоили, что ничего хорошего это слово обозначать не может.
   Кто-то из-за моей спины, подал голос.
   - А что нужно будет делать?
   Ротный постарался сделать вид, что не заметил этого нарушения воинской дисциплины. И пространно объяснил, что наше училище ежегодно сдает государству (подшефному совхозу или конноспортивной базе) какое-то количество сена. Затем прозвучала цифра: восемнадцать тонн. Причём было не очень ясно, 18 тонн должно было сдать всё училище, батальон или каждая рота? Но такие мелочи уже никого не интересовали. Что такое восемнадцать тонн сена, мало кто из нас представлял даже теоретически.
   Так что цифры эти были для нас совершенно абстрактными. А, значит, и ничего незначащими. Но следом за этим прозвучали слова о том, что с каждой роты остаётся по два курсанта. И в отпуск они поедут в августе.
   В тот же момент из строя вылетел курсант Игорь Георгиогло. Почти одновременно с ним сделал два шага из строя и я. Вы спросите, чем мы тогда думали, когда делали эти шаги? А я откуда знаю. Но уж не головой, это точно! Когда это мы ею думали. Ведь голова курсанту нужна, для того чтобы носить головной убор и чтобы в неё есть, а не для всяких там... Ну, в общем, вы понимаете, о чём я.
   Ротный скептически оглядел наши тщедушные фигуры. И с явным сомнением спросил.
   - А косить-то вы умеете?
   Странный вопрос! Уж что-что, а "откашивать" от работы мы умели ничуть не хуже любого другого курсанта с нашего курса. Игорь начал усердно кивать головой, пытаясь убедить ротного в том, в чём убедить его было невозможно. Хотя то, что косить траву мы не умеем, было ясно, как божий день. Мне же хватило ума ответить, по возможности, кратко.
   - Так точно, умею, - предусмотрительно не уточняя, что я умею делать: косить или откашивать.
   Ротный махнул рукой. Возможно, мой ответ посеял в его душе семена сомнений?
   - Ну, что ж, быть по сему. Подойдёте к капитану Мартьянову. Он уточнит вам задачу.
   Сразу же после построения я отвёл в сторону Игоря. Мне было интересно пообщаться с человеком, который только что в присутствии, как минимум ста пятидесяти свидетелей, признался, что умеет косить. То, что я только что сказал, то же самое, меня в данный момент не интересовало (ведь это не было обманом, а было лишь маленькой военной хитростью!).
   Разумеется, выяснилось, что косить Игорь не умеет. Что и следовало ожидать. Но ему обязательно нужно было попасть в отпуск в августе потому что... Дальше я не слушал. Всё было и так ясно. Мне тоже обязательно нужно было попасть в отпуск именно в августе! Конечно же, что такое коса, я знал прекрасно. Видел, как косили отец и дядя Валя. Я не раз ворошил сено, но вот косить мне еще не доводилось. Хотя, как известно, когда курсанту что-то нужно, он горы готов свернуть.
   Вскоре нам с Игорем выдали две косы, два точильных бруска. И пожелали доброй охоты на новом пути.
   Косить траву мы решили на Стенде (стрелково-спортивный комплекс для стендовой стрельбы, что располагался за забором нашего училища). Все необходимые разрешения вскоре были получены. И в то время, когда там не проводились соревнования или тренировки, мы могли спокойно заниматься своим делом. То есть, спать. Всё очень просто. Уже в первый же день нашего пребывания на Стенде, в самом конце стрельбища мы нашли старый заброшенный бункер. Привели его в порядок. И первые два или три дня усиленно делали жим подушки щекою. Просто отсыпались.
   Все вы знаете басню Ивана Андреевича Крылова "Стрекоза и муравей". Так вот, на третий день нашего пребывания в этом бункере, я вдруг обнаружил, что за всё это время мы не скосили ни одной травинки. И не запасли ещё ни одного грамма сена. Разумеется, к этому открытию я не мог прийти просто так. Для этого нужно было яблоко, упавшее на голову Ньютону. Или кирпич...
   Так вот, поводом для моего открытия стало возвращение с соревнований спортвзвода четвёртого батальона. На протяжении семи лет до этого, наше училище занимало на этих соревнованиях только первые места. А ребята заняли третье.
   Для командования училища это было равнозначно измене Родине. И кара за это последовала незамедлительно. Ребятам из спортвзвода было предложено сдать сессию. Ну, и что из того, что весь второй курс ребята занимались спортом и на занятия не ходили. Кого это могло интересовать?!
   Разумеется, сессия была сдана успешно. У некоторых курсантов даже получилось сдать её на положительные оценки. Не с первого раза, разумеется. Те, у кого это получилось, поехали в отпуск. И те, кто не смогли сдать экзамены, поехали, но только на две недели.
   Вот именно это заставило меня немного задуматься о тех самых проклятых восемнадцати тоннах сена. Поэтому, начиная со следующего утра, я занялся сенокосом. Игорь же сказал, что он ничего косить не будет. Потому что от косы у него мозоли.
   Я был в панике. Те охапки сена, которые я смог насушить за первую неделю, как-то явно не тянули на восемнадцать тонн. Представив, что за оставшиеся три недели я смогу только в три раза увеличить это количество, окончательно впал в состояние глубокой депрессии. В этом состоянии я пошел к ребятам из девятой роты, Коле Киселеву и Серёже Марчуку, чтобы посоветоваться с ними.
   Выяснилось, что восемнадцать тонн сена должен сдать наш батальон. На каждую роту приходится по шесть тонн. Судя по тому, что ребята уже успели накосить и высушить, через пару недель они свою норму выполнят.
   Косить они умели. И я решил работать рядом с ними. Втроем было веселее.
   В школьные годы отец научил меня при косьбе работать не руками, а всем туловищем. Но это было еще до моей травмы позвоночника. Сейчас приходилось больше работать руками. Поэтому к вечеру я валился с ног от усталости и засыпал, как убитый.
   Мы просыпались в пятом часу утра, пока не сошла роса. Косили часов до восьми. Шли на завтрак. Затем весь день ворошили сено. Следили за тем, чтобы его не замочил дождь. На ночь собирали его в небольшие копны.
   С Игорем мы стали видеться гораздо реже. Мне стало неинтересно с ним общаться. И он это почувствовал. Было видно, что он переживает по этому поводу. Но ничего изменить в наших отношениях это не могло. Он пытался несколько раз подняться вместе с нами на утренний сенокос. Вставать так рано было не слишком приятно. Да и косить ему тоже не понравилось.
   Но перед очередными выходными он позвонил своему дяде, который, работал большим начальником в Министерстве сельского хозяйства. И в понедельник перед воротами училища стояли два новеньких КАМАЗа, доверху нагруженные золотистым, первоклассным сеном. Так закончилась наша сенная эпопея.
   За успешное выполнение Приказа командования, проявленные при этом инициативу и смекалку, всем нам был объявлен дополнительный отпуск в пять суток. И он был приплюсован к основному отпуску, в который мы поехали в последних числах июля. Кажется, это называлось счастьем?
  

Глава 8. Прикидка

  
   Летний отпуск пролетел незаметно. Ничего особенного в нём не произошло. Но зато, что я смог встретиться со своим лучшим другом. За год учёбы в военно-морском училище Андрей заметно повзрослел и возмужал. Чего не скажешь обо мне. Детства у меня в одном месте было ещё предостаточно.
   В конце августа я вернулся в училище. Прежде чем идти в канцелярию командира роты и сдавать отпускной билет, я успел перекинуться парой слов со своими друзьями по взводу. Игорь Овсянников и Сергей Андреев рассказали мне последние новости. О том, что наш взводный Валерий Иванович Князев остаётся со взводом. Что спортивный взвод сформирован на базе пятого взвода нашей роты. И командовать им будет кто-то другой.
   Рассказали о том, что пока я "развлекался в отпуске с девчонками" наш взвод не вылезал из нарядов по училищу и караулов (такова была судьба всех курсантов первого курса, когда второй и третий курсы уезжали в отпуск, а четвёртый курс выпускался из училища, они тянули служебную лямку за все курсы). Рассказывали, как классно ходить в караулы в Ногинском учебном центре летом. И я понимал, что вся моя жизнь прошла мимо. Ведь я не испытал ничего из того, что выпало на долю моих однокурсников в этом августе.
   К тому же меня мучили угрызения совести, что в самые трудные дни меня не было рядом с моими друзьями. И именно с этим ощущением я направился в канцелярию командира роты докладывать о возвращении из отпуска.
   - Разрешите войти? - обратился я к ротному.
   Григорий Николаевич поднял глаза от бумаг, что лежали перед ним на столе, и кивнул в ответ.
   - Товарищ капитан, курсант Карпов из отпуска прибыл. Во время отпуска замечаний и нарушений не имел.
   Ротный внимательно посмотрел на меня. Кажется, я доложил всё совершенно правильно? Вместо "прибыл" не сказал "явился". Потому что уже твёрдо усвоил, что являются только приведения, а курсанты и поезда прибывают. Мне показалось, что ротный словно бы даже обрадовался моему появлению. И в ответ поспешил обрадовать меня.
   - Вас переводят в пятый взвод. Командир взвода уже в курсе.
   - Пятый же взвод спортивный?
   Мой вопрос был явно риторическим. Ротный пожал в ответ плечами. Он и так прекрасно это знал.
   - Но я же не проходил отбор, - у меня никак не укладывалось в голове, чем я так провинился? И за что меня переводят из моего взвода? К тому же, я прекрасно понимал, что человек я, в общем-то, неплохой. Вот только спортсмен из меня никудышный. И даже для меня самого это не было секретом.
   В ответ ротный сказал, что наш третий взвод - лучший в роте. Что в этом есть доля и моих заслуг, ведь, если я не забыл, то до сих пор ещё являюсь комсоргом взвода. Что в спортвзвод меня переводят по рекомендации моего командира взвода капитана Князева. И переводят не как спортсмена, а в первую очередь, как комсорга. Что мне оказано большое доверие. И что, если взвод займёт на Первенстве округа первое место, значит, я оправдаю это доверие, исполню свой комсомольский долг и ещё что-то в том же духе.
   - Да, но комсорга взвода выбирают, а не назначают, - удивился я.
   Ротный лишь усмехнулся. В отличие от меня, он давно уже не был столь наивен.
   Уже через несколько минут я был в своём новом взводе. Далеко идти не пришлось. Его расположение начиналось сразу же за дверью ротной канцелярии с левой стороны. Моим новым командиром оказался лейтенант Горлов Владимир Вячеславович (о том, что он Чемпион Вооружённых Сил по плаванию и по офицерскому многоборью я узнал немного позднее). А командиром моего отделения (снова третьего) - Валера Жуленко. Во взводе был и Сергей Дёмин, мой сосед по тумбочке. Но главное, среди своих новых товарищей по взводу я, к огромной своей радости, увидел и одного из своих "сенных" братьев - Колю Киселёва. Это было хорошей новостью.
   А уже через два дня мы сдавали свою первую "прикидку". Это были обычные "внутренние" соревнования, проводимые нашим новым командиром взвода с целью определения наших физических возможностей. Или определения границ нашей физической немощи. Причем соревнования, разумеется, проводились по программе будущего Первенства.
   Первым видом была стометровка. Сдавали мы её на строевом плацу. Стартовали от здания, в котором располагался батальон обеспечения учебного процесса. Финишировали почти у самой трибуны, в центре плаца.
   На стометровке я постарался не попасть в один забег с Игорем Дерюгиным и Колей Орловым. Рядом с этими лосями ловить мне было нечего. Но зато сразу же обратил внимание на Андрея Трофимова. Его медлительность и удивительное спокойствие давали мне шанс предположить, что он был тем самым единственным курсантом, которого я мог опередить на этой дистанции. Просто я так быстро бегаю стометровку, что ещё никогда в жизни никого на ней не обгонял. А внешний вид Андрея давал мне такую малюсенькую надежду.
   Но вся эта медлительность и спокойствие Андрея оказались лишь маскировкой. Тогда я еще не знал, что во время войны его дед, Пётр Трофимов, служил в разведке (и его образ лёг в основу фильма "Пакет", снятого по одноимённому рассказу Леонида Пантелеева), а Андрей умело скрывал за своей нарочитой медлительностью свой истинный темперамент. И то, что именно стометровка всегда была его "коронной" дистанцией!
   Уже через мгновение после старта Андрей ушёл в такой отрыв, что всю оставшуюся дистанцию я видел только его спину и мелькающие где-то у горизонта пятки. Как после этого можно было верить людям?! И их внешнему виду.
   Всё это было довольно странно. В этот раз я бежал явно быстрее ветра, потому что ветер дул в другую сторону. И стартовал не хуже Андрея. И сапоги мои были ничуть не тяжелее его. И секундомер показал время немногим больше пятнадцати секунд. Но какое же время тогда показал мой напарник?! Нет, мне даже не хотелось этого знать! Я попытался внушить себе, что "сотка" - всего лишь не моя дистанция. Вот если бы... Странно, но в какой дисциплине я смогу отличиться, в голову мне так и пришло.
   Полосу препятствия я пробежал не хуже остальных. Но и не лучше. Такие же средненькие результаты были у меня и при метании учебной гранаты Ф-1 на дальность.
   Зато "трёшку" я пробежал неплохо. И с большим удовольствием. Оказалось, что после моих школьных забегов на длинные дистанции, три километра давались мне легче всего. Да, бегать мне всё-таки нравилось. Но только не на маленькие дистанции. Потому что я всегда был уверен, что удовольствия должно быть много.
   Подъём переворотом тоже не стал для меня серьёзным испытанием. Силовые упражнения на перекладине не были для меня проблемой. Я научился делать подъём переворотом ещё в школе. И свои положенные восемь раз в сапогах делал на первом курсе, не напрягаясь. Но на прикидке выяснилось, что по условиям выполнения упражнения необходимо фиксировать верхнее и нижнее положения по одной секунде. А, значит, отдыхать на перекладине запрещалось. А еще нужно было оттягивать носочки и при этом улыбаться. Видимо улыбаться оказалось нам труднее всего, поэтому никаких особых рекордов, помнится, никто из нас тогда не показал.
   И это притом, что на соревнованиях мы должны были выполнять это упражнение не менее 28 раз (100 очков). И только при условии, что мы будем больны на соревнованиях чумой, сибирской язвой или ящуром. Что у нас будут сломаны все руки, выпадут все зубы, и нам нечем будет держаться за перекладину. Потому что вообще-то мы должны делать 78 подъёмов переворотом (150 очков). Большее количество не оценивалось. Меньшее не прощалось.
   Всё это стало для меня новостью. Но самое смешное было впереди.
   Мы пошли в бассейн. Сдавать плавание. К счастью, плаваю я очень даже неплохо. В том смысле, что не тону. В прошедшем летнем отпуске я осилил дистанцию в два километра. И останавливаться на этом не собирался. Единственное, чему я так и не научился, так это плавать быстро.
   Но тут выяснилось, что я не умею ещё кое-что. Я не умею стартовать с тумбочки в бассейне. Нет, я без особого страха прыгал "солдатиком" с трёхметровой вышки в воду. Но высота одного метра была для меня совершенно непреодолимой. Дело в том, что после девятого класса, пытаясь крутануть "солнышко", я упал с перекладины, с высоты примерно двух метров. Как ни странно, мои пятки абсолютно ничего не запомнили о том падении. Чего не скажешь о голове. Она, словно фотоаппарат, запечатлела всю траекторию моего падения и момент контакта с землей - и особенно последний метр. С тех пор я без особых проблем мог прыгать с практически любой высоты "солдатиком". Но прыгать головой вниз мое тело отказывалось категорически. И я ничего не мог с этим поделать.
   Я стоял на тумбочке. И никакая сила не могла столкнуть меня с неё в воду. Мне пришлось несколько раз прыгать в воду с бортика, чтобы хоть немного перебороть этот страх. Но всё это было бесполезно.
   Командир взвода с лёгким сожалением смотрел на весь этот спектакль. Он уже догадывался, что это только цветочки. Но даже его фантазии не хватало для того, чтобы представить, какими будут ягодки.
   Когда я финишировал, наш командир взвода лейтенант Горлов Владимир Вячеславович с тоской посмотрел на нового чемпиона бассейна. На секундомер он уже не смотрел. Остальные ребята давно уже вылезли из воды. И только я из последних сил молотил руками по воде. Заканчивалась вторая минута заплыва. И командир взвода не верил своим глазам. У него просто в голове не укладывалось, что стометровку можно плыть так долго.
  

Глава 9. Начало Эпохи пышных похорон

  
   Эх, никому нельзя верить! Мало того, что за какие-то грехи меня сослали в спортивный взвод, так еще и со спортвзводом надули. Говорили: пирожное-мороженое и дополнительное питание! Нет, если быть до конца откровенным, то лично мне ничего не обещали. Да, и другим ребятам, тоже. И ничего подобного нам не говорили. Но все мы втайне надеялись, что спортвзвод окажется чем-то мягким и пушистым. Мечтали о чём-то неосязаемом, немного абстрактном, но совершенно удивительном. Увы, наши мечты так часто не совпадают с реальностью!
   Вот и в этот раз всё оказалось чистейшей воды надувательством. Образ спортвзвода, созданный в наших воспалённых юношеских умах совершенно не совпал с тем, что оказалось в действительности. На поверку вышло, что вместо дополнительного питания у нас было несколько часов ежедневных изнурительных тренировок, которые едва ли могли сделать из нас чемпионов. Зато вполне могли отбить всякое желание не только тренироваться, но даже и жить.
   К тому же, памятуя о плачевных результатах сдачи летней сессии нашими предшественниками, командование решило с первых же дней научить нас "любить Родину". Другими словами, третий семестр нам пришлось не только тренироваться, но и учиться, как всем. Жить по общему распорядку. А также, ходить в наряды и караулы, как и другим взводам. Выезжать на полевые выходы в Ногинск. Ходить в патруль по гарнизону. Но, кроме этого, вставать на полчаса раньше других и тренироваться.
   И всё это называлось спортвзводом?! А 21 сентября 1982 года нас привлекли еще и на похороны последнего маршала Победы - Баграмяна Ивана Христофоровича.
   Наш взвод выставили в оцепление у гостиницы "Москва" на Манежной площади. Мимо нас медленно проходила траурная церемония. На орудийном лафете провезли гроб с телом маршала. Следом шли его ближайшие родственники. Среди них я с удивлением заметил и курсанта Баграмова с третьего курса нашего училища. Тогда я еще не знал, что он был внуком маршала Баграмяна.
   Ивана Христофоровича похоронили на Красной площади у Кремлёвской стены. И, возможно, он был одним из самых достойных этой последней почести, людей.
   Через полтора месяца после этого наш батальон был на очередном выезде в ногинском учебном центре. Было начало ноября. И однажды вечером где-то в стороне Черноголовки мы впервые увидели непонятное сияние в небе. Кто-то сказал, что всё это напоминает Северное сияние. Сейчас трудно сказать, что это было на самом деле. Возможно какие-то болотные газы, а вокруг нашего учебного центра было множество озёр, вызвали это непонятное явление. Но на следующий день в учебный центр пришла колонна машин и автобусов. Наш батальон в спешном порядке вернули в Москву.
   Уже в училище мы узнали, что умер Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев. Три дня наша рота стояла в оцеплении на Старой площади со стороны улицы Разина (ныне улица Варварка). Остальные роты были расставлены в других местах.
   Мы были без оружия. Конкретных задач нам не ставили. И не совсем понятно было, для чего выставлялось это оцепление. Людей на улицах было немного. Общественный транспорт ходил, как обычно. По расписанию. Не было никаких митингов, шествий и демонстраций. В городе всё было спокойно и очень тихо.
   В газетах писали, что новым Генеральным секретарём ЦК КПСС избран бывший Председатель Комитета государственной безопасности Юрий Владимирович Андропов. Так начиналась "Эпоха пышных похорон". Но мы об этом тогда ещё, разумеется, не знали.
   На очередной прикидке я смог показать довольно неплохие результаты. А вот у остальных наших ребят с результатами дела обстояли не слишком здорово.
   Ещё в октябре наш командир взвода сделал маленькое открытие - если мы такими темпами будем и дальше готовиться к Первенству, то даже последнее место занять нам удастся едва ли. И причины для его беспокойства были довольно серьёзные. За месяц усиленных тренировок и занятий наши спортивные результаты не только не улучшились, но, казалось, даже стали хуже.
   Особенно удручающие результаты были в метании гранаты на дальность. После того, как Владимир Вячеславович научил нас метать гранаты правильно, дальность бросков уменьшилась еще на несколько метров. Полный завал был с плаваньем и полосой препятствий. Ничего не ладилось с бегом. Всё это попахивало какой-то мистикой! Чем больше мы учились делать что-то правильно, тем хуже были наши результаты. И все мы с тихим ужасом ожидали того момента, когда взводный возьмётся учить нас правильно дышать. Или ходить.
   Не помогали никакие драконовские меры, угрозы и стимулы. Все мы были похожи на огромную загнанную лошадь, которую можно было пугать. А можно было и не пугать. Можно было понукать, но проще было пристрелить.
   Вместо этого наш командир взвода придумал совершенно нестандартный ход. Владимир Вячеславович бросил клич, что те курсанты, которые на следующей прикидке покажут результаты на сто очков лучше, чем на предыдущей, получат от его щедрот десять эклеров.
   С этого и надо было начинать наши тренировки! За десять эклеров и кусок колбасы любой курсант станет чемпионом Европы, а то и мира! Практически в любом виде спорта.
   Разумеется, ничего удивительного не было в том, что на следующей прикидке результаты наши заметно подросли. Три курсанта смогли улучшить свои результаты более чем на сто очков. Это были Игорь Пузанов, Валера Сахащик. И, разумеется, я. Причем мне сделать это оказалось легче остальных. Потому что предыдущие мои результаты были столь удручающими, что улучшить их было совсем не сложно. Особенно результаты в плавании. Сделал тридцать два подъёма переворотом. Да и в остальных видах показал не самые плохие результаты.
   Вечером того же дня Владимир Вячеславович торжественно купил в курсантской чайной тридцать эклеров. И мы всем взводом не менее торжественно их умяли.
   Эксперимент нам понравился. И мы уже строили радужные планы на следующую прикидку (прикидывая в уме, сколько пирожных, мороженого и эклеров перепадёт нам в следующий раз), но Владимир Вячеславович посоветовал нам не слишком-то раскатывать губы.
   Так мы и знали! Сладкая жизнь подходила к концу. Даже не успев толком начаться. Зато вместо неё начиналась будничная спортивная работа, рутинные тренировки и вполне обычная "потосоковыжималка".
   В конце декабря на тренировке я встретил своего земляка из Клина (с которым мы познакомились в Международном молодежном лагере в Чехословакии) - Толю Семёнова. Оказалось, что Толя учится на курс младше меня в первом взводе пятой роты (эх, хорошо, что я пошёл в школу с шести лет, а не с семи, как он - иногда это давало некоторые преимущества, благодаря которым я мог считать себя иногда таким взрослым). Он тоже попал в спортвзвод, правда, в неофициальный. В отличие от нас, их отобрали ещё на первом курсе. И готовили к соревнованиям даже более серьёзно, чем нас.
   Так прошёл еще один семестр. Прошёл интересно и занимательно. Вот только мой разбитый позвоночник стало прихватывать. Всё чаще и чаще. А я так надеялся, что смогу о нем когда-нибудь забыть.
  

Глава 10. Спортвзвод

  
   Нет, всё-таки я - большой молодец. Обещал маме не жениться на первом курсе, и не женился. Кремень, а не человек! Хотя мама была твёрдо уверена, что стоит мне только сделать шаг за порог дома, так я первым делом обязательно женюсь? На первой же красивой девушке, встреченной мною на пути. Видимо, она знала меня гораздо лучше меня самого. Так, мама же!
   Но на первом курсе я не женился. А на втором стало уже не до того. После спортивных тренировок я уже был ни на что не годен. Применительно к девушкам. После тренировок по плаванию мог лежать на бортике, но у меня уже не было сил доползти до казармы. После полосы препятствий ноги становились ватными. Я мог ещё ими шевелить. Но пользоваться ими по прямому назначению, уже не мог. А тут ещё старая травма позвоночника стала доставлять серьёзные проблемы. Несколько раз прихватывало так сильно, что я почти терял сознание от боли. И очень боялся, что рано или поздно, это может случиться на виду у всех. Тогда бы я вылетел из училища в считанные часы. После ужина я частенько уходил на спортивный городок. И плакал там от боли и бессилия. Спортсмен из меня явно не получался.
   А вот мои товарищи по спортивному взводу, казалось, были сделаны из железа. Хотя на следующей, после эклеров, прикидке многие из нас показали довольно слабые результаты (вот она волшебная сила эклеров - какие без них могли быть результаты?). Для меня это была трагедия, а ребята ничего, носы не повесили. Знай себе, тренируются! Да ещё во время утренних кроссов по Кузьминскому парку умудряются заглядываться на девчонок. Что-то кричать в их адрес. И откуда у них только силы берутся?!
   Третьего октября вместе с группой наших офицеров и курсантов мне довелось участвовать в агитпробеге по местам боевой славы нашего курсантского полка. После посещения школы в Малояропольце, мы побывали у памятника нашим курсантам-кремлёвцам, которые в трудном 1941 году, обороняя столицу, пали на этом рубеже. Запомнились слова секретаря комитета ВЛКСМ нашего батальона Володи Черникова, курсанта девятой роты: "Ваш подвиг навсегда сохранится в памяти потомков". Интересно, сохранится ли?
   Сохранится ли память о том, что ходе активных оборонительных боев под Москвой в октябре-декабре 1941-го года отдельный курсантский полк проявил не только героизм, но и высочайший военный профессионализм. И задержал превосходящие силы противника почти на два месяца. За это время силами полка было уничтожено более восьмисот фашистов, 3 артиллерийские и 8 минометных батареи. Захвачено 8 пушек, 12 минометов, 20 машин. В плен попало около 500 немецких солдат и офицеров. Не часто в начале войны наши войска могли похвастаться такими результатами и таким количеством пленных немцев.
   Но через несколько лет Никита Михалков снимет фильм "Утомленные солнцем-2", где изобразит наших героических курсантов и офицеров бестолковым "пушечным мясом". Бездарно и бессмысленно погибшими в первом же бою. А главными защитниками нашей страны в его фильме станут штрафники и уголовники, которых осенью 1941 года под Москвой не было.
   В Волоколамске мы возложили цветы к памятнику семи москвичам-разведчикам, повешенным фашистами в сорок первом. Как-то непривычно было слышать эти слова: "москвичам-разведчикам". На разъезде Дубосеково посетили памятник двадцати восьми панфиловцам.
   Потом всё закрутилось в карусели повседневных дел, учёбы и тренировок. Больше я не удивлялся запасу прочности своих друзей. И их жизнелюбию. На тренировках от них остались только легкие воспоминания. Но в начале декабря дневальный по роте передал мне распоряжение командира роты срочно прибыть на первый контрольно-пропускной пункт. Приехали девчата из какого-то института, пригласить курсантов второго курса на танцевальный вечер в свой институт. Ротный, взвесив все за и против, принял решение, что, несмотря на то, что в нашем спортвзводе все поголовно - бездельники и тунеядцы, нам всё-таки нужно дать шанс. И, если не в спорте, так в чём-нибудь другом мы сможем показать свою общефизическую подготовку.
   Девчата оказались с музыкально-педагогического факультета Московского государственного педагогического института имени Ленина. Они пригласили наш взвод на танцевальный вечер в свой институт в ближайшую субботу.
   Мы приехали в институт. В одном из учебных классов столы были составлены вдоль одной стены. А сам класс превратился в импровизированную танцплощадку.
   Легкий полумрак. Медленные мелодии. Красивые девушки. Ну, что ещё нужно для полного счастья бедному курсанту?! Вкусный ужин? А вот и не правда! Это на первом курсе курсанты думают только о еде! На втором они тоже думают о еде. Но уже не только о ней. А и о других вещах тоже...
   Пройдет несколько лет, и я напишу письмо в комитет комсомола второго курса Московского государственного педагогического института имени Ленина с просьбой взять шефство над моими разведчиками. Вскоре каждый из них будет получать письма от девчат из пединститута. И я уверен, что эти письма будут одной из причин, по которой все мои бойцы вернуться домой из Афганистана живыми.
  

Глава 11. Штык-нож

  
   Да, тысяча девятьсот восемьдесят второй год подходил к концу. До Нового года оставалось меньше недели. Двадцать шестого декабря нашу роту в полном составе отправили в Кузьминки на строительство нового универсама. В школьные годы вместе со своими одноклассниками я занимался в учебно-производственном комбинате. Получил удостоверение штукатура-маляра и плиточника-отделочника. Так что на строительстве универсама я работал почти по специальности - вместе с другими курсантами выносил из здания строительный мусор и подметал полы.
   Но нам нравилось, что мы впервые в жизни делали настоящее мужское дело. Что-то строили, а не разрушали. Позднее на протяжении многих лет мы будем с гордостью проходить мимо здания этого универмага в Кузьминках. И чувствовать свою причастность, пусть и такую крошечную, к появлению на свет этого здания.
   А ещё мы будем мечтать, что когда-нибудь соберёмся вот так же все вместе. И все вместе построим кому-нибудь из нас дом. Бесплатно, как на субботнике. Потом построим дом второму. Третьему. Всем. Построим все вместе. Потому что всем вместе это сделать совсем не трудно. Ведь строили же наши деды, вернувшись с войны, избы друг другу - большие избы, двенадцать на двенадцать метров. Строили всем миром. И жили потом дружно всем миром. Невзирая на национальности, религиозные пристрастия и черты характера друг друга. Потому что ссориться после этого уже было невозможно. А можно было только дружить.
   В воскресенье второго января, впервые за полтора года учёбы в училище, нас забыли разбудить. И встали мы только в восемь сорок, вместо восьми. Вы даже не представляете, какое это счастье поспать дополнительные сорок минут в курсантские годы! По какой-то непонятной причине увольнениями сегодня снова не пахнет.
   Да, все-таки, хороший праздник Новый год! Ведь если бы не Новый год, поехали бы мы на очередной выезд в Ногинский учебный центр еще в субботу. А так, как белые люди, поедем только в понедельник третьего января. Завтрак в пять тридцать. Выезд в семь. В крытых ЗИЛ-ах ужасный холод. Но когда это холод мешал нашим курсантам сладко спать. Особенно в колонне на марше. Да, никогда! Просыпаемся мы уже в учебном центре. Так как менять нам никого не пришлось, нас не стали высаживать, как обычно километров за пятнадцать-двадцать до учебного центра, а привезли прямо до казарм. Бывает же и в нашей курсантской жизни счастье.
   Мы забросили в казармы свои вещмешки. И сразу же после этого убыли на занятия по огневой подготовке. До обеда изучали автоматический гранатомет АГС-17 "Пламя". Интересная игрушка! И стрелять из неё гораздо веселее, чем из автомата.
   Во вторник начались тактические занятия с боевой стрельбой. Меня впервые назначают командовать войсками. Целым мотострелковым отделением! Правда, состоящим не из мотострелков, а из моих товарищей, курсантов. Занятие проходит на стрельбище. После короткого инструктажа мы занимаем окопы. Готовимся к атаке.
   Я дублирую команду руководителя стрельб.
   - В атаку! Вперёд! - голос мой звучит, как-то по-детски. Совсем не так, как должен звучать голос настоящего командира отделения. Но, кажется, на это никто не обращает внимания. Следом за боевой машиной пехоты все лихо бросаются в атаку. А что, идти в атаку совсем даже не страшно. Бежишь себе и бежишь. Поднимаются мишени, ты открываешь по ним огонь. Ничего сложного. Тем более что мишени не стреляют в ответ.
   Наводчик оператор БМП уничтожает танк противника. Правда, чуть раньше, чем я подаю ему команду. Но и на это никто не обращает внимания. Преподаватели сейчас сосредоточены на соблюдении нами мер безопасности. К тому же уже поднимаются цели для пехоты, то есть для нас. Сначала пулемётный расчёт, затем "бегунки".
   Мы готовим гранаты. Чувствуется приличный мандраж. Нет, боевые гранаты мы уже один раз метали. Ручные наступательные гранаты РГД-5. Как полагается, метали в движении. Перед броском передвигали сумку с противогазом на живот (преподаватели говорили нам, что противогаз может остановить осколок гранаты и спасти наши животы и наше мужское достоинство - мы верили в это с трудом, но испытывать судьбу всё равно никому не хотелось). После броска наклоняли голову с каской. Да, всё это мы уже делали.
   Но раньше мы метали гранаты индивидуально, а не в составе отделения. К моему удивлению всё проходит без происшествий. И хотя в шинелях забросить гранаты подальше у нас не получается, наш командир взвода мог бы нами гордиться (если ты всё детство играешь в снежки, а камень является не только оружием пролетариата, но и твоей любимой игрушкой, то научиться метать учебную гранату на дальность совсем не сложно; если ты полгода почти ежедневно занимаешься метанием учебных гранат на дальность, то и боевые гранаты ты будешь бросать неплохо).
   Сегодня мы явно перевыполняем все мыслимые и немыслимые нормативы по дальности метания гранат для бойцов, одетых в шинели, у которых в руках еще и оружие. На самом деле, гранаты разрываются подозрительно близко. Метрах в двадцати, не дальше. И мне кажется настоящим чудом, что их осколки никого не задевают. Хотя один из осколков попадает в ствольную коробку моего автомата. Слышится противный визг рикошета.
   Майор Смирнов, преподаватель огневой подготовки, с удивлением смотрит в мою сторону. Подходит ближе и внимательно рассматривает мой автомат.
   - Ничего себе. Да, ты в рубашке родился - чуть было боёк от запала не поймал. Не часто такое бывает.
   Я не очень хорошо понимаю, о чём он говорит. Краем глаза замечаю большую вмятину на ствольной коробке своего автомата, но в это время поднимается мишень танка. И мне нужно срочно подавать команду гранатомётчику.
   - Гранатомётчику! - истошно кричу я. - Ориентир второй. Влево пятьдесят дальше тридцать. Танк противника. Уничтожить!
   В этот момент из моей головы совершенно улетучиваются все знания, полученные мною на занятиях по тактической и огневой подготовке. Все коэффициенты боевой эффективности для реактивного противотанкового гранатомёта в наступлении и в обороне. Что уничтожить танк одной гранатой нельзя. Но кого сейчас интересуют такие мелочи?! Игорь Маркеев первой же гранатой попадает в мишень. А следом поражает и вторую. К счастью, учебный танк можно уничтожить и одной противотанковой гранатой.
   Кажется, я счастлив. Мы разбили всех врагов в пух и прах. И при этом у нас никто не убит и даже не ранен. Что нужно делать с ранеными и убитыми, мы ещё не проходили.
   Мы залезаем в десантные отсеки боевых машин пехоты. И счастливые от того, что не нужно "чапать" пешком (ведь мы же мотострелки, а не какая-то там пехота!), возвращаемся на исходный рубеж.
   После обеда заступаем в караул. Он проходит без происшествий. Затем день занимаемся вождением боевым машин пехоты и бронетранспортёров на танкодроме. И всего лишь один день (обычно два) остаётся у нас на тактическую подготовку. Тема занятия: "Оборона мотострелкового взвода в лесу" Динамика боя увлекает. Мы не обращаем внимания на усиливающийся мороз. Нам весело. И это очень здорово, что кроме позиционной обороны есть ещё и маневренная. Маневренная оборона нам нравится больше. Но это только зимой. Ведь летом нет ничего приятнее, чем поспать где-нибудь под кустом в глухой позиционной обороне. Хотя мы неплохо научились спать и зимой.
   Это на первом курсе после суточного полевого выхода поутру ротный гулял по тактическому полю. И во все отверстия в сугробах, из которых поднимались тонюсенькие струйки теплого воздуха, забрасывал шашки с хлорпикрином. Уже через мгновение из-под сугроба вылетали очумелые курсанты. Нет, на втором курсе этот номер уже не проходит. На втором курсе мы уже спим в противогазах.
   После занятий традиционный марш-бросок. Шесть километров от тактического поля до учебного центра. Точнее даже не марш-бросок, а сказка. Обычная армейская сказка, сюжет которой извилист и непредсказуем, как полёт летучей мыши. Другими словами, не самая весёлая сказка. Но главным сказочником в ней, как обычно, выступает командир взвода.
   И начинается эта сказка с легкой двухкилометровой пробежки. А затем всё, как обычно.
   - Противник справа. Взвод, на рубеж: кусты - овраг, к бою!
   Мы выдвигаемся на указанный рубеж. Падаем в снег. Дыхание сбито, зато нас догоняют отставшие. Проходим ещё два километра. Снова "противник", но уже слева. Ещё километр. "Вспышка справа"! Ещё семьсот метров.
   - Взвод, к бою! На рубеж двадцать метров по-пластунски вперёд! Противник применил химическое оружие. Взвод, газы! В направлении опушки леса в атаку вперёд!
   Так нас учат держаться на марш-броске всем вместе. И не отставать. Минут через пятнадцать мы возвращаемся на отметку 137,0 (западная граница учебного центра). К казармам подходим, как и полагается, с песней. Уставшие, но не побеждённые. Командир взвода объявляет всему личному составу взвода благодарность за отличное исполнение строевой песни. И напоследок приказывает выполнить по двадцать отжиманий. Вот так всегда! Идём сдавать оружие. И на обед.
   После обеда у нас занятия по военно-инженерной подготовке. Изучаем взрывное дело. Готовим заряды. Взрываем их. Классно! Взрывное дело нам нравится.
   Единственное, на занятиях по тактической подготовке нас учат преодолевать минные поля по сделанным кем-то проходам. Все это выглядит немного формально. Мой дядя, воевавший на войне в войсковой разведке, рассказывал, что для разведчиков противопехотные мины были настоящим проклятьем - и не только, установленные немцами, но и нашими.
   Тем более что работать разведчикам приходилось в основном ночью, часто на незнакомой местности, в тылу противника. А сапера перед каждым разведчиком не пустишь. Поэтому, по его словам, на войне больше разведчиков погибало от противопехотных мин, а не от стрелкового оружия. Эти слова я запомню надолго.
   А всё утро субботы мы обслуживаем боевую технику. После вождения, огневой и тактической подготовки ей досталось на полную катушку. Механики-водители из батальона обслуживания учебного процесса всё ещё пытаются на нас покрикивать. Но уже всё реже и реже. Не первый курс, чай! Да и мы уже начинаем разбираться в технике без подсказок, хотя возиться с ней нравится далеко не многим.
   После обеда сдаём казармы. И начинается пеший марш в сторону родной столицы (если быть более точным, то всего лишь к нашей колонне машин, которая, как обычно, ожидает нас километрах в пятнадцати-двадцати от учебного центра).
   Маршрут уже привычный: Починки - Ямкино - Воскресенское - Авдотьино. Мы идём рядом с Игорем Маркеевым. Потихоньку болтаем. За разговором время идёт незаметно. И через два часа встречаем первый батальон. Бедные, им ещё столько топать!
   А вскоре мы выходим к колонне машин. И через полтора часа уже в училище. Сдаем оружие. Ужинаем. И стоим в строю до двух часов ночи. Оказывается, кто-то из наших курсантов потерял где-то штык-нож. Интересно, от того, что мы будем стоять в строю всю ночь, нож найдётся быстрее?
   Весь следующий день продолжается "кровавое воскресенье". Мы сидим в казарме. Ротный проводит разбирательства. И увольнения наши накрылись медным тазом. Командиры взводов уехали в Ногинск. Силами первого батальона они будут искать пропавший штык-нож. Вообще-то это первая потеря оружия у нас на курсе. И мы смутно представляем, чем всё это закончится? Наверное, кого-нибудь расстреляют? Возможно, всех.
   Наши взводные вернулись только вечером. Ничего не нашли. И в казарме явственно повисает какое-то тревожное ожидание. Что теперь будет, никто из нас не знает?
  

Глава 12. Бокс

  
   Как ни странно, но за потерю штык-ножа никого в роте не расстреляли. Приказ Министра обороны N 85 "О материальной ответственности военнослужащих за ущерб, причинённый государству", требующий всеми формами и методами политико-воспитательной работы добиваться глубокого осознания каждым военнослужащим личной ответственности за сохранность вверенных вооружения, техники и другого военного имущества, будет принят только через год (17 марта 1984 года). Так что даже выплачивать стоимость потерянного штык-ножа в десятикратном размере никому не пришлось. Всё ограничилось лишь дисциплинарными взысканиями. И вскоре об этом происшествии все забыли.
   Ротный продолжает свои педагогические эксперименты. Ежедневно кого-нибудь из нас назначают исполнять обязанности старшины роты и заместителей командиров взводов. Так сказать, для привития командных навыков. Это хорошая идея. Ведь у командиров отделений, замкомвзводов и у старшины роты такая практика - каждый день. А обычные курсанты живут на автопилоте. Командирской практики у нас маловато. Вчера весь день старшиной роты был я. Какой из меня старшина?! Хотя я и старался, как мог. Да и ребята команды мои выполняли с первого раза. Явно было видно, что они не хотят подводить меня.
   После обеда наш спортвзвод направляют в гарнизонный офицерский клуб. Приехала какая-то начинающая певица. Будут снимать её встречу с курсантами-кремлёвцами. Эта встреча позднее войдёт в фильм об этой певице. И будет этот фильм называться "Мзиури", по названию детского ансамбля, в котором она начинала когда-то выступать. Нет, видно, это уже не совсем начинающая певица, раз о ней будет сниматься целый фильм? Меня назначают ведущим встречи. Объясняют, что я должен делать.
   Нас знакомят с высокой, но такой худенькой, словно тростиночка, девушкой. Зовут её Тамара Гвердцетели. Пока осветители выставляют свет, она с удовольствием поет нам свои песни, аккомпанируя себе на рояле, установленном на сцене. Рядом с нами постоянно кружится её мама. Она тревожно посматривает в нашу сторону. Видно, кто-то наговорил ей о наших курсантах много всякого разного. И очень тревожного для мам, у которых молодые, красивые дочки. Оклеветать нас легко. Хотя, к чему скрывать: молодых, красивых девушек мы действительно любим. Но ведь не только же их! Мы любим мир во всём мире. И, конечно же, мы любим и детей, у которых молодые, красивые мамы.
   Пока снимался фильм, мы успели подружиться с Тамарой. Нормальная девчонка, и совсем не зазнайка. Хотя голос у неё действительно очень красивый. Но и мама у неё слишком серьёзная! И сразу же после съёмок она, почти за руку уводит свою дочь со сцены. Хотя всем прекрасно видно, что Тамара еще немного с нами бы поболтала. Ей приятно наше внимание. Девчонка, что с неё возьмешь?!
   В ближайшее воскресенье в передаче "Служу Советскому Союзу" показали кусочек из этого фильма. Так странно было видеть себя в роли ведущего встречи по центральному телевидению. Но встреча и впрямь получилась интересной и запоминающейся.
   Сразу же после передачи наш взводный, приказал нам быстренько переодеться в спортивную форму. Ведь воскресенье - это настоящий праздник жизни. И нет ничего более приятного в такой праздник, чем пробежать десяток-другой километров. По крайней мере, так считал наш командир взвода. Мы не совсем с ним в этом согласны. Наивно полагая, что воскресенье с не меньшей пользой можно было провести и просто в увольнении.
   Мы пробежали всего лишь "десятку". В парке нам не встретилось ни одной чёрной кошки (иначе бы нам пришлось прибавить ещё парочку километров к нашей дистанции, или несколько раз по два километра в зависимости от количества встреченных нами кошек). Наш командир - удивительно суеверный тренер. Или просто делает вид, потому что любая, встреченная нами кошка, независимо от цвета, служит для него поводом еще немного увеличить дистанцию нашего бега.
   Зато в парке целое нашествие лыжников. Все красивые, цветные. В своих ярких и модных спортивных костюмах. Отдохнувшие, весёлые, молодые. И мы - обутые в недорогие кроссовки, а чаще в обычные кеды. Все синие от холода и мокрые от пота, бегущие по заснеженным тропинкам.
   В понедельник после обеда прошла очередная тренировка. С подъёмом переворотом дела у меня, кажется, налаживаются. В серии я делаю это упражнение уже 120 раз (20, 2х15, 2х20, 30). Но на максимум больше тридцати раз пока сделать не получается. Всё приходится начинать сначала. Да и с плаванием пока всё очень грустно. Сбросил ещё секунд пятнадцать. И, тем не менее, у меня, как и прежде, один из худших результатов во взводе.
   Вечером наш взвод собирает в Ленинской комнате командир роты. Григорий Николаевич, видно, в курсе наших спортивных достижений. И они его почему-то настораживают. Он задаёт только один вопрос.
   - Что вам нужно для того, чтобы показывать нормальные результаты?
   Интересно, а, правда, что? Может быть, немного почаще тренироваться? У наших предшественников тренировки были целый день. У нас - только после обеда. Кто-то неосторожно пытается озвучить эту мысль. На наше удивление ротный не испепеляет гневом этого смельчака. А как-то сразу же начинает собираться. Делая вид, что у него ещё куча очень важных дел. И ответ на, интересующий его, вопрос он уже получил. Поднимается из-за стола. Мы встаём тоже. На прощание ротный бросает лишь одно слово.
   - Подумаем.
   Меня всегда умиляло это слово. А раньше это нельзя было сделать?
   В училище проходят соревнования по боксу. Наш Дима Туманов в первый же день боёв послал одного первокурсника в глубокий нокаут. Сергей Рыбалко тоже выступил очень красиво и технично. Победил за явным преимуществом. Хотя это был всего лишь третий бой в его жизни. Но подготовкой его занимался старшина нашей роты Мастер спорта СССР по боксу Игорь Астраханцев. Талантливый ученик и талантливый тренер - очень часто этот союз бывает полезным обоим. Вышел в финал и наш Игорь Герасименко. Хотя и не провел ещё ни одного боя. Просто в его весе у него всего лишь один противник. И даже если Игорь ему проиграет, он всё равно займёт, как минимум, второе место.
   Дима Туманов проиграл в следующем бою. Хотя и по очкам. Но бой был очень тяжёлым. Да и Игорь Астраханцев выступил не слишком эффектно. Хотя и победил. Мы все ждали настоящей рубки. Крови и зрелищ. Тем более что противник Игоря, курсант четвёртого курса, так отважно бросался в атаки. Так лихо бросал свои пудовые кулаки в его сторону, что, всем нам казалось, остановить его будет невозможно. Но наш старшина лишь уклонялся от ударов противника, уходил с линии атаки и настойчиво вбивал, словно гвозди, свои тяжёлые апперкоты и ответные удары по корпусу своего противника.
   Мы чувствовали явное разочарование. Понятно, что Игорю не было равных в училище. Ещё в первом раунде он легко мог подловить своего противника и послать его в нокаут. Или сам пропустить хотя бы пару ударов. Увы, если он что и пропускал, то только по защите. Да и то не часто. Нет, боя не было. Была лишь игра в кошки-мышки. Совершенно не зрелищная и даже чуточку скучная. Тогда мы не понимали, что этот бой Игорь посвятил всем нам. И показал, что настоящее мастерство заключается не только в тяжести кулаков, но и в мозгах боксёра. В его умении двигаться в ринге, уходить от ударов противника. И целенаправленно, удар за ударом, приближать свою победу. А ещё он показал нам, что реальный бой не всегда красив. Что иногда для победы можно отдать всё. Но настоящие профессионалы отдают для победы ровно столько, сколько нужно. Потому что победа в одном сражении не всегда означает победу во всей войне. И чтобы дожить до победы, нужно не только выигрывать сражения, но ещё и оставаться живым.
   В какой-то момент противник Игоря просто опустился на колени. Не было никакого решающего удара. Просто под тяжестью предыдущих ударов по корпусу, набрался такой "тоннаж", что противник нашего старшины уже не мог дальше продолжать схватку. Он смотрел вокруг как-то удивлённо и немного обиженно. Не понимая, что же произошло? Куда ушли все его силы?
   Игорь победил техническим нокаутом.
   Да, даже в этом боксёрском поединке Игорь уже был больше тренером, чем боксёром. И больше учителем, чем бойцом. Я с удивлением поймал себя на мысли, насколько же взрослее и мудрее он был, чем многие из нас. На целую жизнь, как минимум.
   Очень красиво выступил первокурсник с пятой роты курсант Слепнёв. Он никому ничего не показывал. И никого ничему не учил. Просто вышел в ринг. И просто красиво победил. В течение нескольких секунд он засыпал своего противника градом ударов. Не оставив тому ни малейшего шанса. Ни то, что на победу, но даже на проведение хотя бы одной ответной серии ударов. Трибуны ревели от восторга. Разумеется, этот бой понравился нам куда больше, чем бой нашего старшины. Глупые мы тогда были.
   По итогам соревнований Игорь Астраханцев и Игорь Герасименко заняли первые места в своих весовых категориях (Игорь Герасименко честно выиграл свой поединок и тоже вполне заслуженно стал чемпионом училища). Сергей Рыбалко занял второе место. Наша седьмая рота - первое. Мы тоже чувствовали себя победителями. Хотя и были очень далеки от бокса.
   На очередную тренировку к нам пришёл заместитель начальника училища полковник Конопля Дмитрий Макарович. Видимо, ротный всё-таки поделился с ним опасениями по поводу нашей готовности к соревнованиям. Дмитрий Макарович с первых же слов начал намазывать большой пряник толстым слоем сгущённого молока и ещё более толстым слоем шоколада. И обещать нам золотые горы в случае нашей победы на Первенстве округа.
   - Сколько вы говорите, делаете подъёмов переворотом? Сколько человек делают подъём переворотом более сорока раз? Запомните, нам нужно только первое место! Вы защищаете честь училища. Подарки вам уже приготовлены, зачётки тоже. После соревнований мы встретим вас под звуки оркестра, каждому пожмём руки. Лучшее распределение после училища... А сейчас тренируйтесь!
   Интересно, что он там говорил про зачётки? Мы сдаём сессию, как и все остальные. Экзамены по Марксистско-Ленинской философии и Высшей математике; зачёты с оценкой по основам военной психологии и педагогики, по физподготовке и теоретической механике. Зачёт по основам электротехники и гидравлики. Единственное отличие от остальных, мы сдаём экстернами и сессию за четвёртый семестр одновременно с сессией третьего семестра. По вечерам рассчитываем курсовые проекты по деталям машин (наши однокурсники будут сдавать свои проекты только в следующем семестре). Василий Прокофьевич Балашов, наш преподаватель по высшей математике (во время войны он командовал разведротой, в музее училища я видел его военную фотографию: вся грудь у него была в орденах) по субботам и воскресеньям, в своё личное время, приходит к нам в учебный класс, проводит консультации по своему предмету.
   В отличие от остальных, мы сдаём ещё и экзамены по физике и тактической подготовке. Зачёты с оценкой по огневой подготовке, общевоинским уставам, высшей математике, по сопротивлению материалов, деталям машин и подъёмному оборудованию, основам электротехники и гидравлики. Зачёты по строевой подготовке и иностранному языку. И после этого у кого-то поднимется язык назвать нас "шлангами"? Да, с высокими результатами в спорте у нас пока что не очень получается. Зато учимся мы, как самые последние ботаники.
   А Дмитрий Макарович обещает нам поставить сессию за следующий семестр "автоматом". Какой же это "автомат", если нам приходится всё сдавать самим?! Неужели нам говорили в школе неправду, объясняя, что слово автомат происходит от греческого слова "самодействующий"? Мы-то надеялись, что сессия будет сдана сама собой, без нашего участия. Но, как и всё остальное в армии, без нашего личного участия здесь ничего не делается. И даже для стрельбы из автомата здесь постоянно кому-то приходится нажимать на спусковой крючок. Хотя командир взвода нам, конечно же, здорово помогает. Да и благожелательное отношение преподавателей к нашему взводу всё-таки слишком заметно. Все считают нас "людьми Дмитрия Макаровича" (он курирует все спортивные сборные училища), чем мы все втайне очень гордимся. Да и вообще, к спортсменам наши преподаватели относятся с явной симпатией.
   Первого февраля на вечере вопросов и ответов начальник политотдела училища полковник Чемисов Владимир Сергеевич задаёт нам странные вопросы.
   - А что если вам придётся надеть лейтенантские погоны не через два с половиной года, а через год, полгода? Готовы ли вы к этому?
   И даёт нам понять, что времени на нашу подготовку может быть отпущено гораздо меньше, чем мы думаем. И это, отпущенное нам, время нужно использовать по максимуму. Интересно, что он имеет в виду?
   После обеда я сбегал в санчасть к Игорю Маркеееву, отнёс ему учебник по высшей математике. У Игоря ветрянка. Говорит, что попал в санчасть надолго. И вполне возможно, что даже на экзамен по высшей математике его могут не отпустить. Поверить в это практически невозможно. Под магнетизмом восторженного отношения к высшей математике Василия Прокофьевича Балашова, мы и сами начинаем относиться к его предмету, как к чему-то очень важному. И то, что кого-то могут не отпустить на экзамен по высшей математике, кажется любому из нас просто немыслимым.
   В воскресенье шестого февраля после обеда у нас тренировка по плаванию. Точнее прикидка. Проводят её командир взвода и ротный. В нашем заплыве неожиданно слабенький результат показывает Дима Березовский. Результат у него даже хуже моего. Хотя Дима - настоящий труженик. На тренировках себя не жалеет. Но я ловлю себя на мысли, что это не его результат хуже моего. Просто в этот раз мой результат оказался немного лучше, чем его. И эта мысль меня здорово согревает.
   У Стаса Пескова минута и шесть секунд на стометровке. Одно удовольствие смотреть, как он скользит практически над поверхностью воды. Единственный, с кем он иногда может поспорить на стометровке, так это с нашим взводным. Владимир Вячеславович Горлов - чемпион Вооружённых Сил по офицерскому многоборью и по плаванию. И тоже может показать, на что он способен. В чём-то они даже похожи (оба невысокого роста, стройные, даже какие-то поджарые). И оба очень спокойные. Хотя на тренировках наш взводный мог в любой момент "взорваться". Стоило ему только увидеть, что кто-нибудь (особенно на тренировках по плаванию) пытается "шланговать", то в сторону виновника мог полететь как складной стул, так и блокнот, в котором наш взводный своей чернильной ручкой записывал наши результаты.
   У меня седьмой с конца результат во взводе. Не слишком хороший результат. Но я смог сбросить ещё семь секунд. Чему радуюсь, как самой большой своей спортивной победе.
   Игоря Маркеева на экзамен по высшей математике так и не отпустили. Сказали, что ветрянка - заразная болезнь. Василий Прокофьевич Балашов принимал у него экзамен прямо в палате нашей санчасти.
  

Глава 13. Карантин

  
   Ненавижу возвращаться из отпуска. Это в школе в последние дни летних каникул у многих из нас появлялось какое-то необъяснимое желание поскорее встретиться со своими одноклассниками. Да, и в училище в конце отпуска у многих из нас тоже появлялась эта необъяснимая тяга поскорее встретиться снова со своими товарищами. И нам хотелось поскорее вернуться в училище. Но только не на втором курсе. Почему-то именно после зимнего отпуска на втором курсе возвращаться в училище мне было тяжелее всего.
   Возвращаться от мамы, которая каждое утро будила меня с первым лучом солнца. С первым лучом солнца, появившимся в моей комнате. От мамы, которая никогда не открывала шторы и не запускала этот первый лучик в твою комнату раньше одиннадцати часов. Которая готовила такие вкусные обеды. Пекла такие замечательные блины и пироги. Мама, роди меня обратно! Я не хочу возвращаться в училище!!!
   Но мы, словно зомби, возвращаемся назад. Сдаем отпускные билеты. Переодеваемся в повседневную форму. И с удивлением ловим себя на мысли, что рады видеть друг друга. И что успели соскучиться по своим товарищам за эти короткие две недели.
   В роте мы узнали, что нашего Колю Орлова на зимние каникулы, вообще не отпустили. Точнее, его не отпустила высшая математика. Да, всё на этой планете устроено очень просто - не сдал зимнюю сессию, не видать тебе зимних каникул. Не сдал летнюю сессию - едешь в отпуск только на две недели, вместо месяца.
   Говорят, что беда не приходит одна. Колю не только не отпустили на каникулы, но ещё и переводят из нашего взвода в четвёртый взвод. Переводят вместе с Игорем Дерюгиным. Формулировка: "за низкую успеваемость". Всё это звучит немного странно. Ребята - классные спортсмены, одни из самых лучших во взводе, и какое отношение их успеваемость имеет к спорту нам не совсем понятно. Тем более что с первого же дня четвёртого семестра в нашей жизни происходят совершенно немыслимые изменения.
   Ну, во-первых, нам больше не нужно ходить на занятия. Ротный сдержал своё слово и теперь у нас есть возможность тренироваться целый день. Во-вторых, нас больше не привлекают к несению караульной службы и хождению в наряды по училищу. Нас освободили от выездов в Ногинский учебный центр. Нам выписали дополнительное питание: 300 грамм яблочного сока и несколько граммов печенья на день. Коля Киселёв и Сережа Марчук почти ежедневно бегают в городок в продуктовый магазин - это, конечно же, попахивает самовольной отлучкой, но зато из магазина они приносят литровые пакеты молока и по батону хлеба каждому.
   А ещё после обеда у нас теперь - тихий час. За этот тихий час нас, похоже, ненавидит вся наша рота - у них в это время тренажи по строевой подготовке или защите от оружия массового поражения. И теперь, по логике нашего командования, мы можем сотворить любые чудеса на ниве подготовки к Первенству округа. Мы стараемся не обмануть этих надежд. Правда, первые чудеса, которые мы устраиваем, довольно далеки от спортивных достижений.
   Четвёртого марта на комсомольском собрании взвода мы разбираем персональные дела комсомольцев Туманова и Рыбалко. Дима и Сергей, находясь в самовольной отлучке, попались на глаза кому-то из офицеров нашего батальона. В самоволки хотя бы по разу из нас сходили уже многие. Оказывается, в этом нет ничего страшного. Сплошная романтика и лишь совсем чуть-чуть легкой атлетики. Но, как бы здорово не было в увольнении, попадаться на глаза офицерам все равно не стоит. Вот и сидим мы, ломаем головы, как нам наказать наших товарищей. Наказать-то нужно обязательно, хотя бы для галочки. Не за то, что ушли в самоволку, а за то, что попались.
   Причём, как у первичной комсомольской организации, у нас есть "право первой ночи". Чтобы вышестоящая организация не накрутила ребятам хвосты, мы объявляем им выговоры без занесения в учётную карточку. Через месяц эти выговоры можно будет снять, а можно и не снимать: о них и так все забудут. Зато сейчас и волки сыты и овцы целы. Наверх всё равно нужно докладывать о проделанной воспитательной работе. Да, и ребятам хороший урок: никогда и ни под каким соусом не попадаться.
   В ближайшую субботу у меня неожиданно поднимается температура. Тридцать девять и три. Всё это похоже на кару за проведённое комсомольское собрание. И за объявленные ребятам выговоры. Как говорится, не суди и сам не судим будешь. В санчасть идти уже поздно, и командир взвода разрешает мне "отбиться" сразу после ужина. Это как-то довольно странно. И попахивает махновщиной. Ложиться в кровать до отбоя - самое страшное табу в училище. Хорошо ещё, что высокая температура приглушает все инстинкты самосохранения. И мне не так страшно нарушать этот запрет.
   И ещё одна мысль не даёт мне покоя. Раньше я был уверен, что офицеры никогда не болеют. Офицеры не могут болеть, потому что не могут болеть никогда. А сам я заболел по одной простой причине: я - всего лишь курсант. А вот на старших курсах с нами обязательно проведут специальные занятия и научат нас никогда не болеть (на втором курсе я действительно в это верил). Либо перед самым выпуском из училища каждому из нас в торжественной обстановке выдадут горшочки с какими-нибудь волшебными снадобьями от всех болячек. Скорее бы уж, что ли стать офицером!
   В воскресенье ротный отправляет наш взвод в Кузьминский парк, прокладывать лыжню к спортивному празднику. Лыжи добивают меня окончательно. И хотя температура немного падает (до тридцати восьми и девяти), на послеобеденной тренировке я теряю сознание прямо на перекладине.
   На вечерней поверке Игорь Пузанов теряет сознание прямо в строю. Температура тридцать девять. Оказывается, в училище уже третий день свирепствует грипп. Косит всех подряд. Больших и маленьких. В санчасть относят старшину роты, нашего замкомвзвода Славу Голомёдова и ещё несколько ребят. Санчасть переполнена. И на следующий день в спортивном комплексе открывают изолятор. Училище переводят на двухнедельный карантин. Приказано, как говорится, никого не впускать и никого не выпускать из училища.
   Через два дня в изоляторе набирается около двухсот человек. Болеют и наши офицеры. Особенно тяжело приходится нашему взводному лейтенанту Горлову. Да, и ротный тоже переносит болезнь на ногах. Григорий Николаевич делает вид, что болезнь ему совершенно не страшна. Потому что он большой и сильный. И не боится никаких мелких и противных "микробиков".
   Мы все в шоке. А как же секретные занятия по защите от болезней и баночки с волшебными снадобьями? Неужели их содержимое уже закончилось? А может быть, их и не было вообще?! И наши командиры - обычные люди, такие же, как и мы, только немного нас постарше.
   К тому же, вдруг выясняется, что не нужна никакая война, не нужны танки, самолёты, ракеты. Микроскопические вирусы выводят из строя на несколько дней целое училище. И не только наше. Наверняка, болеют учителя, рабочие, шахтёры. Космонавты и ученые. Болеют каждый год. А иногда и по несколько раз за год. В головах у нас крутятся совершенно бредовые мысли о всемирном заговоре работников фармакологических предприятий, которые придумали грипп, чтобы потом продавать больным людям лекарства от этого самого гриппа. О том, что такую гадость могут придумать враги, мы не еще верим. Ведь все наши враги воюют за свою идею, а не за деньги. А тут, как говорится, ищи, кому это может быть выгодно.
   Полный бред. Ну, а что вы хотели? У всех у нас высокая температура. Со всеми вытекающими из этого последствиями.
   Училище словно вымирает на несколько дней. Закрывают гарнизонный офицерский клуб. Фильмы отменены. И болеть довольно скучно.
   Вечером тринадцатого наша рота заступает на боевое дежурство. Несколько раз за вечер нас строят и проверяют по списку вечерней поверки. Всё это как-то странно, словно наши отцы командиры получили совершенно секретную информацию о возможном побеге кого-то из нас на Марс или на Луну. И пытаются этими постоянными проверками помешать этому побегу. Между нами: совершенно бессмысленное занятие. Ведь все знают: "Уж коли я чего решил, я выпью обязательно". Так что от самоволки наших ребят, чисто теоретически, ещё возможно удержать, но от полёта на Луну...
   Все становится понятным на следующий день. Ранним утром роту поднимают по "Туману" (сигнал сбора). Пока первый и второй взводы получают оружие, мы одеваемся. На полном автопилоте я смотрю на часы. Четыре часа пятьдесят пять минут. До подъёма ещё два часа. Вот ведь невезуха! Через несколько минут мы уже за забором училища в районе сбора. Норматив перекрыт в полтора раза. Это единственная хорошая новость за всё утро. Потому что все остальные новости назвать хорошими у меня просто не поворачивается язык. Потому что следующей новостью стал шестикилометровый марш-бросок с полной выкладкой. Видимо, очередная проверка нас на вшивость.
   В профилактических целях борьбы с гриппом марш-бросок периодически проходит в средствах защиты. И ладно бы, если только в противогазах. Маленьких зелёненьких слоников видели? Нет, я не про маленьких зелёненьких человечков, их все из нас хоть раз в жизни, но видел. Я спрашиваю про маленьких зелёненьких слоников! Если видели, значит, вы знаете, о чём я говорю. Есть такой страшный зверь в армии. Называется он коротко и сурово: ОЗК - общевойсковой защитный комплект. Так вот, одного этого зверя вполне достаточно для того, чтобы нормальных, в общем-то, людей в противогазах превратить разом в инопланетных маленьких зелёных слоников. Которые так смешно передвигаются и весело разговаривают друг с другом! На языке племени Умба-Юмба. В общем, бежим мы не только в противогазах, но и в ОЗК.
   На следующий день на партсобрании батальона капитан Геннадий Александрович Панов зачитал нам письмо Центрального Комитета партийным организациям "Об усилении борьбы с травматизмом на производстве". Никогда бы не подумал, что ЦК может писать такие письма. И никогда бы не запомнил это письмо, если бы через два дня после этого в училище не приехала моя мама. И не сказала, что на работе у отца произошла авария. У него двойной перелом ноги. Пробита голова. Состояние средней тяжести. Я смутно представляю, как такое возможно. И пытаюсь отпроситься в больницу, проведать его. Но меня не отпускают. Говорят, что это недостаточно веская причина. Ведь после аварии он же остался жив!
   Как ни странно, но в эти дни заканчивается эпидемия гриппа. Хотя, что здесь странного?! Всё проходит в этой жизни. И все прекрасно знают, что если грипп лечить современными лекарственными средствами, то он проходит довольно быстро. Буквально за две недели. Если не лечить, то только через четырнадцать дней. А если вести здоровый образ жизни, питаться полезной и здоровой пищей, грамотно использовать принципы рассредоточения, то и еще быстрее.
   Наш изолятор в спортзале постепенно пустеет. И жизнь в училище входит в норму. На первом этаже батальона висит "Экран сдачи экзаменов и зачётов за третий семестр обучения". Внизу красными буквами: "Лучший взвод: 5/7. Командир взвода: лейтенант Горлов В.В. Секретарь бюро ВЛКСМ взвода: курсант Карпов С.И."
   Странно, но впервые в жизни меня не радует новость, что мой взвод занял первое место в батальоне по успеваемости. И мне совершенно фиолетово, что моя фамилия написана красным, а не синим цветом (синий - цвет взвода, занявшего последнее место в батальоне). Я с тревогой жду вестей от отца. Плохо, что дома у нас нет телефона. Приходится держать связь с мамой через тётю Тоню, маму моего одноклассника Андрея Пименова. Тётя Тоня говорит, что отец понемногу пошёл на поправку. Но попасть к нему в больницу я всё равно никак не могу. И жизнь сама подталкивает меня к выводу, что если меня не отпустят в увольнение в следующие выходные, то придётся ехать самому без разрешения, в самоволку. Не ехать нельзя.
   Так прошли первые три недели после зимнего отпуска. Среди изменений, произошедших после отпуска, было ещё одно. Вместо Коли Орлова и Игоря Дерюгина, переведённых в четвёртый взвод, к нам из девятой роты перевели Сергея Марчука - моего второго "сенного" брата, который вместе с Колей Киселевым, после первого курса в рабочей команде учил меня косить траву косой. И я был очень рад этому переводу. Но еще более ему рад этому переводу был Коля Киселёв. Ведь Сергей Марчук был его лучшим другом.
  

Глава 14. Высшая математика и спортсмен капут

  
   В четвертом семестре нас освободили от всех учебных занятий. За исключением высшей математики. Даже начальник училища не смог убедить нашего неугомонного Василия Прокофьевича Балашова в том, что хорошим офицером можно стать и без знания высшей математики. Василий Прокофьевич с этим категорически не согласен. И, как минимум, два-три раза в неделю (в том числе, и в выходные дни) он приходит в расположение нашей роты и проводит с нами свои занятия.
   Ребята шутят, что Василий Прокофьевич проводит эти занятия только ради меня. Потому что я - его любимчик. Думается, что это не так. Хотя его занятия мне нравятся. И на занятиях мы давно уже вышли за рамки программы высшего военного училища.
   После окончания одного из таких занятий он отводит меня в сторону.
   - Сережа, вам нужно срочно перевестись из училища в МГУ или в Бауманку, на физтех или на мехмат. Я договорюсь об этом. Просто в науке вы принесете стране гораздо больше пользы, чем в армии.
   Предложение это немного неожиданное. Я об этом никогда не думал, хотя математику любил всегда. А еще - немного обидное. Я почему-то надеюсь, что буду полезен и в армии. Поэтому отказываюсь от его предложения.
   Девятнадцатого марта наш батальон уезжал в Ногинский учебный центр. Оставался только наш спортвзвод. Это немного непривычно, когда не нужно ходить на занятия, в наряды и в караулы, а только на тренировки.
   Двадцать девятого марта у нас началась очередная трёхдневная прикидка. После того, что произошло в последние дни, ребята выглядят немного подавленными. А потому результаты у нас снова очень низкие. Чего не скажешь обо мне. Когда взвод показывает низкие результаты, у комсорга всегда есть возможность немного отличиться. И показать какой он классный спортсмен. Что я и делаю. Хотя, если честно, причина для этого у меня вполне уважительная. В прошедшие выходные в училище приезжала мама. Она сказала, что отец пошёл на поправку. Нога у него заживает. И голова тоже. Врачи говорят, что его скоро выпишут домой. От этих новостей я летаю на седьмом небе. И в результате показываю очень даже неплохие спортивные результаты.
   Хотя судейство на этой прикидке, не в пример предыдущим, очень строгое. Я делаю сорок с лишним подъёмов переворотом, но мне засчитывают только восемнадцать. Это слишком мало. Зато Саня Смирнов делает "чистые" семьдесят пять раз. Вот ведь молодчина!
   Метаю учебную Ф-1 на сорок пять метров. И проплываю "сотку" в бассейне за минуту тридцать семь. Тоже не бог весть, какие результаты. Но после полосы препятствий, по предварительным подсчётам, я вхожу в число пятнадцати лучших результатов. А, значит, вхожу в основной состав команды. И моей радости нет предела.
   Через пару дней на вполне заурядной тренировке на полосе препятствий командир взвода подзывает меня к себе. Смотрит на меня как-то странно. Берёт пульс. Что-то со мной не так? Я и сам чувствую какую-то непонятную слабость во всём теле. У меня такое впервые в жизни. И я с удивлением выслушиваю новый и совершенно необычный для меня диагноз - перетренировался. Интересно, это как? Слышал от старшекурсников термин "недоперепил", но, чтобы перетренировался?
   Командир взвода дал мне освобождение на пять суток от тренировок. И порадовал, что по-хорошему должен освободить меня от тренировок, как минимум, на месяц.
   Вот уже неделю всё училище ходит на приём пищи по "большому кругу". Мы выходим на плац со стороны батальона обеспечения учебного процесса, идём в начало плаца со стороны первого батальона, а затем проходим торжественным маршем мимо трибуны и только после этого заходим в столовую. Под музыку нашего училищного оркестра. Похоже, нас начинают готовить к майской проверке. Мы брюзжим потихоньку на эти изменения в нашем привычном распорядке дня. И даже немного жалеем себя. Под солнцем и дождём нам приходится наматывать строевым шагом лишние несколько сотен метров. А тем временем на плацу нам играет оркестр. Он играет практически целый день (лишь крайне редко, когда оркестр выезжает на какие-то торжественные мероприятия, вместо него на плацу остаются только два барабанщика). И со временем мы начинаем понимать, что кому-то приходится гораздо труднее, чем нам.
   В субботу после завтрака мы выезжаем в Лыткарино. Теперь взвод каждую субботу бегает кроссы в районе Лыткаринских карьеров. В распоряжение нашего взвода выделен ЛАЗ (автобус Львовского автозавода). Возможно, в то время, это был один из самых комфортабельных отечественных автобусов. Он нам всем очень нравится. И мы чувствуем себя в нём, как дома. А его водитель кажется нам, чуть ли не ближайшим родственником.
   Места в Лыткарино красивые. Холмы, озёра. Хотя ребята рассказывали, что трасса здесь довольно тяжелая. Тем более что взводный постоянно заставлял их ускоряться на подъёмах. Говорил, что нужно немножко поработать. Меня всё это пока не касается. На тренировки меня не берут. И я сижу в автобусе, читаю "Зверобоя" Джеймса Фенимора Купера.
   А вечером наш взвод едет на танцевальный вечер в пединститут (это один из "пряников", которыми нас поощряют за будущие спортивные достижения: с апреля почти каждую субботу мы выезжаем куда-нибудь на танцевальный вечер; в воскресенье - практически весь взвод идёт в увольнение). Моё присутствие там не требуется. Я составил своеобразный план работы комсомольской организации 5 взвода 7-й роты на целый месяц (точнее, на два). В этом плане нет комсомольских собраний и заседаний бюро. Нет музеев и театров. А одни только танцевальные вечера в педагогических и медицинских институтах и училищах. Дискотеки и вечера расписаны почти на два месяца вперёд. А чем ещё заняться бедному спортвзводу по субботам, как не дискотеками. Мы же спортсмены. Нам нужно накачивать мышцы, а не грузить мозги. И лучше это делать на дискотеках, чем на Лыткаринских кроссах. А ещё лучше совмещать одно с другим. Полезное с приятным.
   Да, ребята уехали на дискотеку. А я с одной своей знакомой иду на вечернюю лекцию на факультет журналистики МГУ (ул. Моховая, д.9). Лекция довольно интересная: "Дворянский этап в освободительном движении в России". Читает лекцию какой-то доцент. И читает очень эмоционально и живо. Да, хорошая лекция. Классно, что моя знакомая учится на факультете журналистики. И очень жаль, что она не учится на медицинском факультете. Ведь нет ничего более романтичного и познавательного, чем сходить в субботу на занятия в анатомичку. Посмотреть на вскрытие. Мне, почему-то, думается, что для будущих офицеров углубленная военно-медицинская подготовка была бы совсем не лишней. Но, к сожалению, мечты мои не сбываются. И я разбираю "дворянский этап" вместо того, чтобы копаться в чьих-то внутренностях.
   Мы сбегаем со второй пары. Долго гуляем по Кремлю. Заходим в Алмазный фонд и в Оружейную палату. Затем едем в Серебряный бор. Купаться ещё рано. И мы просто гуляем по аллеям.
   В воскресенье я наконец-то еду домой. Отца уже выписали из больницы. После всех этих переломов у него удивительная слабость. Он стал словно бы меньше ростом. Но в глазах светятся искорки. Он у меня очень жизнелюбивый. И видно, как он радуется моему приезду. Время дома всегда пролетает удивительно быстро. Особенно в увольнении. Пора возвращаться в училище.
   После того, как я перестал тренироваться всё чаще и чаще стал напоминать о себе позвоночник. А тут ещё командир взвода на занятиях по строевой подготовке вдруг заметил, что носки моих ног смотрят куда-то не туда. Вот ведь не было печали! Врачи говорили мне, это какие-то последствия травмы позвоночника. И что с ногами у меня будут какие-то проблемы. Но хорошо, что командир об этом не знает. Он меня, конечно же, ругает. Но это пережить можно. Главное, чтобы не выгнал из взвода.
   Тринадцатого апреля меня отправляют регистрироваться на четвёртый Слёт студентов-отличников города Москвы. Слёт будет проходить четыре дня. В Колонный зал Дома Союзов едут капитан Геннадий Александрович Панов, и курсант Савченко Володя из нашей роты, я еду в Академию общественных наук. В Академию педагогических наук - курсант Маганов и в Академию сельскохозяйственных наук - курсант Саврук, оба из нашей 7 роты. В МГУ - курсант Марценюк и на возложение венка к Мавзолею В.И. Ленина - курсант Игорь Волобуев, оба из 9 роты. До слёта ещё пять дней, но мне думается, там будет очень даже интересно.
   Но самое интересное заключалось в том, что пять дней, отпущенные мне командиром взвода на восстановление, подошли к концу. Я снова начал участвовать в тренировках. После вынужденных каникул, на очередной прикидке показал результат в четыреста пятьдесят очков. До так необходимых для победы на Первенстве Округа пятисот очков оставалось совсем немного. Но, видно, сломался во мне какой-то стержень. Я продолжал выступать на соревнованиях. Неплохо стал бегать "трёшку" (3000 м.). Сбросил время до 10.50. А на одних соревнованиях, как-то ненароком, даже пробежал 3000 метров за 10.20. Для меня это было совсем неплохо.
   Ещё немного улучшил результаты в плавании. И в других видах многоборья. Но всё это шло скорее по инерции. И больше эти улучшения уже не приносили мне былой радости. Я понимал, что хороший спортсмен из меня не получится. И я ничего не мог с этим поделать.
  

Глава 15. Перед стартом

  
   Восемнадцатого апреля взвод всё утро занимался строевой подготовкой - она была отдельным видом на Первенстве Округа по многоборью взводов. Всё было, как обычно. За исключением одного: в этот день занятиями руководил начальник училищного оркестра. Сразу было видно интеллигентного человека. У которого, к тому же, было неплохое музыкальное образование. Ведь вместо привычных "громче" и "дружнее", он учил нас исполнять песню на два голоса. Сыпал разными мудрёными словечками. И не ругался, когда у нас что-то не ладилось.
   Мы разучивали песню "Фронтовики, наденьте ордена". И вскоре она стала получаться у нас очень даже неплохо.
   Затем отработкой строевого шага с нами занялся полковник Янгорев. Суровый мужик, но в училище его все просто обожали. Он был одним из лучших методистов и строевиков училища. А следом на плац подтянулся и наш комбат майор Тушин. Втроём они с утроенной силой и энтузиастом стали гонять нас по плацу. Как самых последних помойных котов.
   Сразу же после строевой ребята пошли заниматься на полосу препятствий. А я поехал на 4-й городской слёт студентов-отличников. В таких ситуациях лучше было "не тормозить", пока командование не передумало. Регистрация гостей слёта проходила в Свердловском райкоме комсомола на ул. Петровка, д. 40. Оттуда меня направили в Академию общественных наук при ЦК КПСС на Новослободскую.
   Встреча проходила на шестом этаже академии. С приветственной речью выступил академик Александров. Затем слово было предоставлено Литвинову Ивану Павловичу. Преподаватели Академии прочитали короткие лекции о последних событиях в Польше и о массовом искусстве. Затем была экскурсия по Академии.
   Иван Павлович Литвинов постоянно ко мне цепляется. То задаёт какие-то каверзные вопросы, то вдруг выясняется, что я сел на место, на котором раньше сидел Эрик Хоннекер. И мне срочно нужно с него куда-нибудь пересесть. Но подначивает весело, беззлобно. В конце концов, я не выдерживаю и напрямую спрашиваю о столь пристрастном его отношении ко мне. Иван Павлович искренне удивляется.
   - Сергей Иванович (вот ведь, даже имя-отчество запомнил!), вы же здесь единственный человек в форме. И, естественно, вас трудно не заметить.
   После этого он начинает обсуждать с окружающими небольшую группу слушателей Академии, занимающихся художественной самодеятельностью на сцене Ленинской аудитории (очень красиво поёт под аккомпанемент гитары симпатичная и веселая немка средних лет).
   Иван Павлович рассказывает, что в академию поступают первые секретари обкомов и крайкомов партии. Срок обучения на очном отделении два года. В аспирантуре - три. Академия готовит партийных работников для Центральных комитетов. Он называет количество стран, из которых приехали слушатели. Я, по старой привычке, мысленно провожу какие-то подсчеты - это количество заметно превышает количество стран Социалистического лагеря. Похоже, что в Академии готовят партийных работников и для тех стран, в которых ещё нет и самой компартии.
   Весь следующий день наш взвод принимает участие в показных занятиях по сдаче нормативов военно-спортивного комплекса для заместителей начальников военных училищ. Сдаём подъём переворотом, 100-метровку, метание гранаты на дальность, кросс 3000 метров, полосу препятствий и плавание на 100 м. Классно, что это не прикидка, а обычная "показуха". Взвод, естественно показал очень даже приличные результаты. Гораздо более высокие, чем на последней прикидке. За отличную организацию и проведение показных занятий начальник физподготовки штаба Округа полковник Тетельбаум объявил нам благодарность.
   После обеда с нашим взводом занимается курсант третьего курса (из предыдущего спортвзвода) Игорь Кирпичёв (мы встретимся с ним позднее уже в Афганистане - Игорь будет командовать мотострелковой ротой в рейдовом батальоне, в котором я буду командиром отдельного разведвзвода, начальником разведки). Он учит нас метанию гранаты на дальность и рассказывает о соревнованиях.
   28 апреля наш взвод показывал преодоление специальной полосы препятствий для какой-то эфиопской делегации. Ребята подорвали два "Шираза", взорвали кучу взрывпакетов и организовали море огня на полосе препятствий (к сожалению, холостыми патронами). Море огня и дыма. Гостям понравилось. Они восторженно хлопали в ладоши, и что-то кричали на своём нерусском языке. После этого один их гостей, худенький, невысокого роста в гражданской одежде, долго и оживлённо о чем-то беседовал с нашим Дмитрием Макаровичем Коноплёй. Он жестикулировал и усердно пытался в чём-то убедить нашего шефа. Вскоре выяснилось, что он всего-навсего просил Дмитрия Макаровича отдать ему наш взвод в аренду на полгода. Говорил, что с нами он сделает в своей стране революцию. И обязательно победит.
   К сожалению или к счастью, Дмитрий Макарович был непреклонен и никому нас не отдал. И правильно сделал. Какая там революция?! После показа у нас по распорядку дня был обед. И тихий час. А в тихий час мы обычно никаких революций не устраивали. Хотя после вечерней поверки мы в принципе были свободны... Да и на выходные вполне могли найти немного свободного времени. И куда-нибудь слетать на денёк-другой. Почему бы, не слетать?! Нам всем хотелось побывать в Африке. Или где-нибудь ещё - поваляться под пальмой в шезлонге с бокалом тропического сока. Рядом с красивой девушкой.
   А командир роты начал нас понемногу прессовать. В ближайшее воскресенье должен был состояться спортивный праздник училища. Наш взводный как-то неосторожно высказался, что этот праздник идёт вразрез с его графиком тренировок. И желательно, чтобы взвод не участвовал в этом празднике.
   Это было что-то новенькое. И напоминало бунт на корабле. Разумеется, всё это было высказано в довольно мягкой форме. В виде пожелания, но надо было знать нашего Григория Николаевича. За такое "пожелание" он мог разорвать нашего взводного на тысячу маленьких "тренерят". А потом, для профилактики и укрепления воинской дисциплины во вверенном ему подразделении, ещё на тысячу. А уж от нас, обычных курсантов, даже пыли бы не осталось.
   Понятно, что на всех спортивных праздниках мы были полочкой-выручалочкой нашего командира роты. Ведь собраны мы были со всего батальона, а не только из седьмой роты. Мы единственные из всего училища имели возможность ежедневно тренироваться ("внештатный" спортвзвод пятой роты был не в счёт, как и отдельные спортсмены, пусть даже и очень талантливые, из других рот, но лишённые такой возможности). А, значит, находились в неравных условиях с остальными. Но какому ротному не хочется показать свою работу с лучшей стороны?! И поэтому он с чистой совестью использовал наш взвод, как главную ударную силу на различных соревнованиях. Мы же периодически пытались бунтовать.
   Вот уже месяц, как вся рота встаёт вместе с нами, на полчаса раньше, чем обычно - в 6.30. Каждый день у роты факультатив - 6-8 километров. Для нас это обычная разминка, а ребят загоняют с такими бегами. Бедные! Но тут уж ничего не поделаешь. Всё училище готовится к сдаче какой-то министерской проверки.
   На плавании у нас началась основная работа. После разминки (400 м.), 100 метров с пенопластом. Работают только руки. Затем сто метров работают только ноги. Следующая задача: один час продержаться на воде вольным стилем. Хорошее упражнение, когда голова перестаёт мешать работать рукам и ногам. Сознание выключается. И ты начинаешь работать на полном автопилоте.
   И вот наконец-то наступило второе мая. Открытие летнего спортивного сезона. И спортивный праздник, посвященный этому "величайшему" событию. С самого начала у нас что-то не заладилось. Сначала на полосе препятствий с моста упал Игорь Герасименко. Смог подняться, снова прошёл препятствие. Показал 1.09. Шестое место в училище. А мог бы попасть и в тройку лучших. Я бежал "полосу" следом за Игорем, но не попал даже в десятку лучших результатов в училище. Володя Горлов споткнулся на стометровке. Чуть было не упал и, естественно, показал не самое лучшее время. Андрей Трофимов на той же стометровке обогнал всех своих соперников метров на пятнадцать. Перед финишем остановился, решил, что и так всё ясно. Но забыл пересечь финишную черту. И его время не было зафиксировано.
   В результате, рота заняла лишь третье место в училище. И первое в батальоне. Ротный нас окончательно "разлюбил". Он называет всех нас предателями, изменниками Родины и тунеядцами. И обещает, что этот спортивный праздник нам обязательно аукнется в самом недалёком будущем. К нашему счастью через десять дней в училище приехала проверка Министерства Обороны во главе с заместителем Министра Обороны по ВУЗам генералом Амбаряном. И эта проверка дала нам шанс искупить потом и кровью своё поражение на спортивном празднике. И реабилитировать себя в глазах ротного.
   Нас отправляют на занятия (первые и последние в четвёртом семестре). Две лекции и одно практическое занятие по высшей математике. А затем мы сдаём физподготовку. Подъём переворотом, прыжки через коня, марш-бросок шесть километров с полной выкладкой. Результаты совсем даже не плохие. Проверяющие в восторге. Светится от удовольствия комбат. Да и ротный, кажется, готов сменить гнев на милость.
   По результатам проверки наш взвод занял первое место в училище. И ротный даже "грозится" отпустить нас в выходные в увольнение. И мы втайне надеемся, что вышли из опалы.
   Восемнадцатого мая в училище приехал "Поезд дружбы" - делегация из ГДР. Всё училище оккупировано весёлой молодёжью в непривычно ярких нарядах. Шумной и любопытной. Их около четырёхсот человек. Они посещают учебные классы и аудитории, присутствуют на занятиях. После обеда наш взвод участвует в соревнованиях по плаванию с их сборной. Четыре вида: вольный стиль, брасс, спина, комплекс. В заплывах по три человека с каждой стороны. Команда у немцев сильная, но мы оказались сильнее. В нашем взводе: Владимир Васильевич Горлов (Чемпион Вооруженных Сил по плаванию), Стас Песков (из Сборной Советского Союза по подводному скоростному плаванию), нескольких пловцов из республиканских Сборных. К тому же мы находились на подъёме. А, значит, в эти дни нам сам чёрт был не страшен.
   После соревнований мы идём на стадион. У нашего взводного очередная идея-фикс. Оказывается, он тайный фанат футбола (вот бы никогда не подумали!). Хотя и тщательно скрывающий от нас свои пристрастия. И теперь мы каждый вечер играем в футбол.
   Мы еще не догадываемся, что футбол - всего лишь обычная тренировка. В незаметной и незатейливой форме Владимир Вячеславович заставляет нас пробегать по футбольному полю намного больше, чем на обычном кроссе. А мы этого не замечаем.
   В субботу - традиционный кросс в Лыткарино. Два круга по пятикилометровой трассе и ещё около часа по ближайшим лесам и перелескам. Всего около двадцати километров (бежали мы не быстро). Похоже, что напоследок наш командир решил нас окончательно умотать на этих горках. Обожает он у нас немного "поработать" на подъёмах. Мы же героически сопротивляемся любой работе.
   До начала Первенства округа остаются считанные дни. С нами проводятся последние, почти методические, тренировки. Капитан Ветров со спортивной кафедры снова учит нас работе на полосе препятствий, учит "разножке" и своим небольшим секретам. Всё это мы проходили уже тысячу раз. Но, мы ловим себя на мысли, что эти тренировки больше похожи на сеансы массового гипноза. Словно в нас закладывают какие-то тайные знания, а не спортивные навыки. Игорь Кирпичёв снова показывает нам технику метания гранаты на дальность. Капитан Князев Валерий Иванович бегает с нами кроссы (периодически подменяет на них Володю Горлова). С точки зрения спортивной необходимости всё это, наверное, уже не имеет особого смысла. Как говорится, перед смертью не надышишься. Но с психологической точки зрения во всём этом, видимо, есть какой-то тайный и очень важный смысл.
   Мы проводим несколько заплывов в прудах Кузьминского парка (соревнования по плаванию на Первенстве будут проходить в открытом водоёме, а не в бассейне, и нам важно почувствовать разницу). Отдыхающие с явным удивлением смотрят на проплывающие через одинаковые отрезки времени, посередине прудов, тройки пловцов. Организованные и слишком серьёзные для летнего пляжа. И для обычных отдыхающих.
   В последние дни командир взвода запрещает нам загорать. И советует поменьше пить жидкости. Говорит, что на соревнованиях нам это поможет. На последней прикидке я сделал 80 подъёмов переворотом (сделал больше, но засчитали только восемьдесят), "выплыл" сотку из полутора минут и "выбежал" трёшку из одиннадцати минут (10.50). Неплохо пробежал полосу препятствий и сотку. С гранатой у меня всегда все было в порядке. И при всём этом у меня один из худших результатов во взводе (около 500 очков). Да, угонись теперь за этими лосями! Это легко быть первым, когда все показывают слабенькие результаты. А вот когда все рвутся в Чемпионы?!
   Да, взвод, действительно, на подъёме. И результаты у всех очень приличные. Год назад мы даже мечтать не могли о таких результатах.
   За неделю до соревнований мы переходим на белковое голодание. На день каждому из нас приходится лишь по сто пятьдесят грамм питательной смеси (глюкоза, мёд, сахар, элеутеракок и соль, по вкусу). Вполне отвратительная смесь! Но в планах нашего командира три дня такого голодания.
   Эх, мечты, мечты! Я это о мечтах нашего командира взвода. В первый же вечер в расположении взвода слышны приглушённые вопросы: Ни у кого сухарика не завалялось? Или корочки хлеба? На следующий день после обеда весь взвод в полном составе тайком от командира взвода смотался в курсантскую чайную. Белковое голодание, говорите?!
   Да, после того, что было съедено нами в этот день в курсантской чайной, мы готовы были перейти на любой вид голодания. Потому что больше в нас уже едва ли что могло вместиться. И теперь мы уже окончательно были готовы к соревнованиям. Другими словами, накормленному до отвала курсанту не страшны ни танки, ни вражеские самолёты, ни даже соревнования.
  

Глава 16. Соревнования

  
   О том, что меня не взяли в основной состав команды, я узнал буквально за пару дней до соревнований. Сказать, что это стало для меня новостью, значит, ничего не сказать. Я убит этой новостью. Вы меня поймёте - по результатам последних прикидок я входил в основной состав. И был твёрдо уверен, что смогу участвовать в Первенстве наравне со всеми своими товарищами. Вместо этого попал в запасные (кроме 24 курсантов основного состава команды, на соревнования разрешено было взять двух запасных). Да, для меня эта новость стала больше, чем неожиданностью.
   От депрессии меня спасало одно - все эти дни мне, как комсоргу, постоянно приходилось помогать командиру взвода с оформлением, необходимых для соревнований, документов. Беготня по штабу, строевому и машинописному отделам, в санчасть и в спортивный корпус немного отвлекали меня от грустных мыслей о том, что я не попал в основной состав. Нужно оформить классификационные книжки, заявки, приказ об откомандировании взвода на соревнования, какие-то справки и медицинские книжки. Так что времени думать о своей никчёмности у меня просто не оставалось.
   Ротный постоянно говорит о какой-то моей особой миссии, а я бегаю с этими бумажками, получаю дополнительное питание на продовольственном складе, интересуюсь техническим состоянием автобуса, на котором мы должны будем ехать на соревнования. Занимаюсь какой-то ерундой.
   В последний день мая с нами проводит беседу начальник политотдела училища полковник Чемисов. Наш комбат подполковник Тушин желает нам всем удачи. Все желают нам удачи. Да, она нам не помешает!
   Подъем в пять часов утра. В пять тридцать завтрак. В шесть часов выезд из училища. И шесть с половиной часов мы трясёмся в автобусе до летнего лагеря Костромского высшего командного училища химзащиты.
   Нас размещают в палатках по девять человек. Мы проходим медицинскую комиссию. И понемножку осматриваемся на новом месте. Рядом с лагерем Костромского училища химзащиты расположен лагерь Ярославского финансового училища. Места здесь красивые: песочек, как на пляже, берёзовые рощи, большое озеро. По сравнению с нашими ногинскими болотами, эта местность кажется настоящим раем. А кто говорил, что пехотные офицеры обязательно должны обитать в раю? Нам всё больше придётся на собственном пузе ползать по болотам, мёрзнуть зимой и изнывать от жары летом.
   Первый день Первенства начался с торжественного открытия соревнований. Выступил начальник физической подготовки Округа полковник Тетельбаум. И сразу же началась оценка строевой подготовки взводов. За прохождение торжественным маршем наш взвод получает четыре балла!!! Хотя, естественно, торжественным маршем мы прошли лучше всех. А прохождение с песней - отлично". Занятия с начальником училищного оркестра не прошли даром. И у судей просто не поднялась рука поставить нам другую оценку.
   Мы все в шоке. Строевая подготовка - визитная карточка нашего училища. И мы, действительно, подготовлены намного лучше остальных. Все это прекрасно знают. Кроме судей. И, к сожалению, судья всегда прав. Даже если судьями - представители наших основных соперников: офицеры Ярославского, Костромского и Балашихинского училищ.
   К слову сказать, преподаватели Ярославского и Костромского училища оценивают всех вполне объективно. Чего не скажешь о судье из Балашихинского высшего командного училища дорожных и инженерных войск. Выше тройки оценок нашим ребятам он не ставит. И особенно это бросается в глаза при оценке одиночной строевой подготовки. Остальные судьи ставят пятёрки (в крайнем случае, четвёрки), но только не он. Все всё прекрасно понимают, но ничего изменить не могут. И для нас становится неприятным открытием новость, что если мы хотим победить, то нам нужно будет побеждать настолько убедительно, чтобы даже судьи не смогли украсть у нас нашу победу. Побеждать, как в боксе, только нокаутом. По очкам нам здесь победить нам не дадут.
   По результатам строевой подготовки на первом месте оказываются "балашихинцы", на втором месте ярославское финансовое училище, на третьем - костромское училище химзащиты. Наше училище занимает только четвёртое место.
   После обеда начались соревнования по преодолению полосы препятствий. И на полосе препятствий нас тоже поджидало несколько неприятных моментов. Лестница оказалась у них значительно шире, чем у нас. Мост ходит ходуном, и к преодолению его ребята уже не успевают приспособиться. И перед самым стартом нашей команды проходит небольшой "грибной" дождь. Даже природа против нас. Или кто-то просто применил против нашей команды совсем чуть-чуть геофизического оружия?
   Ребята всё делали правильно. Работали технично и быстро, как нас учили на тренировках. Но на мокрых препятствиях они поскальзывались и падали. По результатам преодоления полосы препятствий "балашихинцы" снова на первом месте. "Костромичи" и "ярославцы" поменялись местами (второе и третье места, соответственно). На четвёртом месте Горьковское училище тыла. Мы - только на пятом!
   Среди команд ходят упорные слухи, что у "балашихинцев" есть "подставы" (курсанты старших курсов, а по правилам, к соревнованиям допускаются только курсанты второго курса). Я начинаю старательно фотографировать курсантов балашихинского училища, а подполковник Соколов уезжает в Кострому проявлять мои плёнки. Затем делает фотографии и передаёт их подполковнику Дегтярёву с нашей спортивной кафедры. У того есть какие-то агентурные связи в балашихинском училище.
   Каждый день приносит все новые сюрпризы. По старым правилам, подъёмы переворотом оценивались по очень простой схеме: 28 раз - 100 очков, последующие пятьдесят раз - по одному очку дополнительно за каждый подъём переворотом. Всего нужно было сделать 78 раз, остальные подъёмы переворотом не оценивались. Но в этот раз почему-то решили поменять привычные правила. И теперь сняты ограничения в 78 раз. Оценивается любое количество выполненных подъёмов. Мы к этим изменениям не слишком готовы. На максимальное количество подъёмов переворотом на тренировках нас никогда не нацеливали. А только на качество обязательных семидесяти восьми подъёмов переворотом (плюс нескольких про запас, на возможность "не зачёта" судьями). На этих соревнованиях на качество выполнения упражнения судьи внимания практически не обращают. Учитывается только количество. Да, что и говорить, иногда бывает полезно поменять правила игры. Особенно в самый последний момент.
   Причина этих нововведений скоро становится ясна. Сейчас это бы назвали лоббированием чьих-то интересов. Курсант Еловацкий сделал 130 подъёмов переворотом, курсант Назарьян - 132 раза, младший сержант Чубарев - 220 раз. И курсант Кольцов - 310 раз. Все они были, разумеется, из Московского высшего командного училища дорожных и инженерных войск - балашихинцы. И всем сразу становится ясно, откуда растут уши у этого "зайца".
   Такого я ещё никогда не видел. И едва ли когда увижу. Наших ребят наконец-то достали все эти нововведения и неспортивное поведение "балашихинцев". Ребята стиснули зубы и начали работать. Струилась кровь из ладоней, кружились головы от усталости, но они продолжали делать подъёмы переворотом. И в результате заняли второе место. "Костромичи" и "ярославцы" в этом споре практически не участвовали. И набрали в общекомандном зачёте почти на тысячу баллов меньше нас. Но только в кино можно стиснуть зубы и победить всех своих врагов. Разом. Нашей спортивной злости, к сожалению, хватило ненадолго. Уже на стометровке мы снова немного "провалились". Олежка Зорин сделал два фальстарта. Получил "баранку". И не только он. И, несмотря на то, что наш командир взвода лейтенант Горлов показал лучшее время дня - 12,8 сек., да и остальные выложились, как могли, в результате на стометровке у нас всего лишь шестое место.
   Третий день оказался переломным. Точнее, не день, а вечер. Днём на метании гранаты снова не повезло Олегу Зорину. У него "спорная" граната (попала в зачётную линию). К месту падения подошёл Главный судья соревнований. Внимательно посмотрел на след от гранаты и поднял флажок вверх. Бросок засчитан. Правда, вечером по непонятной причине его вычеркнули из ведомости результатов. Но самое странное произошло на плавании.
   Вместо курсантов ярославского финансового училища, которых мы все уже знаем в лицо, плывут какие-то крепкие, длинноволосые ребята. По слухам, это сборная Ярославской области по плаванию. Мы пытаемся возмущаться, но нас никто не слушает. Неожиданно хорошо выступило Рязанское автомобильное инженерное училище. Но там ребята просто честно выложились на дистанции. Мы же уверенно заняли третье место.
   А вечером взвод ходил смотреть трассу кросса. Трасса тяжёлая. Полтора километра "тягун" в горку, затем метров восемьсот спуск и метров семьсот - финишная прямая. Сплошной песок.
   Начал собираться материал по балашихинцам. Мы вычислили у них три подставы. Одного курсанта опознал командир взвода Костромского училища химзащиты. Этот курсант выступал за своё училище в прошлом году и взводный его хорошо запомнил. Второго курсанта опознал один курсант из Костромского училища химзащиты. Химик учился в одном классе с курсантом, под чьей фамилией выступал этот старшекурсник из Балашихи. И третьего опознали в самом Балашихинском училище по одной из моих фотографий. Все эти подставы вскоре были сняты с соревнований, их результаты аннулированы. И в результате, Балашихинское училище сразу же откатилось на одно из последних мест.
   Что рассказать вам о кроссе? Все честно умирали на таком красивом, почти пляжном, песочке. Наш взвод честно вырвал первое место. Обогнав "ярославцев" всего на три очка.
   Но в результате мы заняли только второе место, став серебряными призёрами Первенства Московского военного округа. Первое место заняли ярославцы. Третье место - ребята из Костромского училища химзащиты.
   Наш взвод уезжал с соревнований в подавленном настроении. Мы так и не стали Чемпионами. И смутно представляли, как нас встретят в училище с нашим вторым местом. Перед самым отъездом полковник Янгорев в последний раз нас всех построил. И сказал, что все мы были молодцами. И сделали для победы всё, что могли.
   Где-то через пятнадцать километров от лагеря в автобусе полетел ремень генератора. А ещё через несколько километров в автобусе пробило радиатор. Мы все прекрасно понимали, что всё это неспроста. Даже автобус не хотел возвращаться обратно в училище. Боялся, что его пустят на металлолом? Что уж говорить о нас? Для этого не нужно было быть экстрасенсами. Мы и сами догадывались, что ничего хорошего по возвращении в училище нам не светит.
  

Глава 17. Казнить нельзя помиловать

  
   В училище мы вернулись около полуночи. Ребята с роты нас жалеют. Интересно, за что? Утром на построение пришёл комбат. Сказал, что мы всё-таки молодцы. Но его похвала прозвучала как-то малоубедительно. Интересно, кого он пытается в этом убедить?
   После обеда нас всех отпустили на сутки в увольнение. Но не сказали ни слова о том, что будет с нами дальше. Ребята со взвода сразу же подались в кафе "Викинги" на Академическую, отмечать возвращение с соревнований. Больше отмечать было нечего. Я же проявил явное безволие и вместо того чтобы поехать со своими товарищами, поехал на дачу к родителям - нужно было проведать отца. И это, разумеется, вышло всем нам боком. Когда на следующий вечер я вернулся в училище, ещё с порога, меня огорошили новостью. Наши вчера перепились и умудрились попасться на глаза дежурному по училищу. В общем, залёт вышел неслабый. А почему? Был бы с ними комсорг, всё могло бы сойти за культурное мероприятие. А без комсорга сошло лишь за обычную бытовую пьянку. И за злостное нарушение воинской дисциплины.
   К моему удивлению, никто не стал читать нам мораль. На следующее утро половину взвода направили на ремонт "подводной лодки" (помещений, расположенных под трибунами нашего стадиона). Меня, с другой половиной взвода, отправили в Ногинский учебный центр. Через неделю в НУЦ на военные сборы должны были приехать триста студентов пятого курса МГУ. А мы соответственно, к их приезду должны были установить пятнадцать палаток для их проживания, три палатки - для хранения оружия и двенадцать палаток для проведения учебных занятий. Старшим нашей рабочей команды был назначен преподаватель кафедры тактики полковник Бабушко, любимец всего училища - настоящий хохол, весельчак и балагур.
   Целую неделю мы занимались планировкой площадок, выравниванием и отсыпкой их песком, установкой палаток (те, кто сталкивался с УЗ-68, подтвердят, что занятие это довольно хлопотное), рыли ровики вокруг палаток, в них опускались концы подпольника. Всё делали по науке. И целую неделю шёл противный, изнурительный дождь. По вечерам, в короткие промежутки, когда дождь заканчивается, Бабушко выгонял нас на спортивный городок. Похоже, он - страстный поклонник гимнастических упражнений. Или просто, любитель позаниматься с любимым личным составом.
   Он твердит нам что-то о неминуемом летнем отпуске, о пляжном сезоне и о совершенно противоестественных на летнем пляже наших тщедушных телах! По его твёрдому убеждению, всё, что не привлекает на летнем пляже девичьих взоров совершенно противоестественно и бесполезно. А потому заставляет нас тягать железки на спортивном городке, делать подъёмы переворотом и подтягиваться на перекладине. Мы привычно сопротивляемся.
   Вскоре в учебном центре бпоявляются целые толпы студентов. Организованные и не очень организованные. Их уже переодели. Но даже в военной форме студент всегда остается студентом. Какие бы военные сборы с ним не проводились. Ведь можно подстричь студента, надеть ему на голову пилотку, но умище-то всё равно никуда не спрячешь!
   Вместе со студентами из Москвы приехал и заместитель начальника училища полковник Конопля Дмитрий Макарович. На ужине он подошёл к нашему столу. Задал несколько вопросов о прошедших соревнованиях. Поинтересовался нашим настроением (из-за полной неопределённости наше настроение было на абсолютном "нуле"). А затем сказал, что он на нашей стороне. Слышать эти слова было приятно. И очень важно для нас. Тем более что мы ничего не знали о решении, приятом нашим начальником училища. Решил он казнить нас или миловать за второе место на Первенстве Округа? Хотя мы догадывались, что занять второе место из двенадцати возможных, было совсем даже не плохо. Но ещё мы знали, что второе место не было первым.
   Двадцатого июня нас разыскал дежурный по учебному центру. Передал нам приказ начальника училища - срочно прибыть в Москву. У караулки нас уже поджидал крытый ЗИЛ. И часа через полтора мы были уже в училище.
   За время нашего отсутствия в роте произошли большие изменения. Не в самую лучшую сторону. Рота усиленно готовится к окружным соревнованиям. К марш-броску на десять километров с боевой стрельбой и к соревнованиям по военно-прикладному плаванию. Что такое марш-бросок, за два года пребывания в училище мы уже усвоили. Но что за зверь - военно-прикладное плавание - это для нас пока было не ясно. Обычное плавание, это всегда, пожалуйста. Но плавание в приложении к чему-то, кажется нам явным извращением.
   Тем не менее, рота каждое утро встаёт на час раньше. И растрясает свои кости на изнурительных марш-бросках. Тренируется в стрельбе из автомата на нашем стрельбище. А после обеда пытается плавать в бассейне в обмундировании (сапоги под ремнём, вместо автомата у каждого за спиной закреплён здоровущий кусок металлической трубы, залитой свинцом). Правда, плавает рота не в полном составе. Выяснилось, что к окончанию второго курса у нас в роте ещё есть несколько человек, которые не умеют плавать. И почти у половины роты не получается плавать в форме и с оружием.
   Но есть и две хорошие новости. Подполковник Дегтярёв, временно исполняющий обязанности начальника физподготовки училища, уточнил у начальника учебного отдела полковника Вострикова, интересующий нас вопрос. Сессию за второй курс мы сдавать не будем. Это точно. Или почти точно. И второе - согласно приказу начальника училища за второе место на Спартакиаде Ордена Ленина Московского военного округа по военно-прикладному многоборью взводов, летний отпуск нашему взводу будет увеличен на семь суток, если... Если наша рота займёт первое место на окружных соревнованиях по марш-броску с боевой стрельбой.
   Хорошо ещё, что начальник училища не связал наш отпуск с соревнованиями по военно-прикладному плаванию. После марш-броска кое у кого остаются пусть крошечные, но шансы на отпуск. У тех, кто доберётся до финиша. После соревнований по военно-прикладному плаванию таких шансов нет ни у кого. Потому что, если я не ошибаюсь, утопленники в отпуск не ходят.
   Мы все прекрасно понимаем, что начальник училища так и не решил для себя окончательно: кем нас считать? Героями, занявшими в трудной борьбе второе место на Первенстве округа? Или последними негодяями? Наш генерал так и не решил для себя, где же поставить запятую во всем известном предложении: "Казнить нельзя помиловать".
   А ещё мы прекрасно понимаем, что этот странный устный приказ о дополнительном отпуске легко может быть отменён. Или заменён приказом о сдаче летней сессии курсантами бывшего спортвзвода. А далее, дополнен приказом о сокращении отпуска курсантам, не сдавшим сессию. Кажется, в умных книжках это называется кнутом и пряником? И кто только придумал такую глупость?! Которая, к сожалению, неплохо работает.
   Да, всё теперь зависит только от нашего выступления на Первенстве Округа по марш-броску с боевой стрельбой. И совсем чуть-чуть от всех остальных.
  

Глава 18. Марш-бросок и Му-Му

  
   Двадцать второго июня нас подняли на час раньше, чем обычно. Мы получили оружие и противогазы. Построились перед батальоном. На улице моросит по-осеннему холодный дождик. И уже не верится, что на дворе только первый месяц лета. Но дождь - это хорошая примета. А ещё говорят, когда идёт дождь, небеса плачут о ком-то. Сегодня небеса плачут о нас.
   Потому что сегодня у нас очередная прикидка по марш-броску. Бег для нас - родная стихия. И автомат давно уже не доставляет хлопот. Автомат стал частью тела и, кажется, уже намертво прирос к спине. Как ни странно, но лишним на этом празднике жизни является лишь противогаз. Он болтается сбоку из стороны в сторону и здорово отвлекает нас от умных мыслей. Хотя и умных мыслей у нас сегодня совсем не много - о том, что нужно было закрепить его на спине, а не сбоку.
   Мы никуда особенно не торопимся. Бежим свободно, не напрягаясь. Бежим по науке. Один ведущий, остальные - ведомые. Периодически меняем ведущего. Трасса марш-броска для нас немного непривычная, но Кузьминский парк давно уже стал родным. И мы кожей чувствуем, когда нужно будет ускоряться и накатывать на финиш.
   Где-то километра за три до финиша Саня Смирнов и Коля Киселёв немного ускорились. Отпускать их одних не хотелось, ведь втроём бежать всегда веселее, чем вдвоём, вот и пришлось мне составлять им компанию. Мы оторвались от основной группы. За километр до финиша ребята немного прибавили ещё. Пробежали мы неплохо. Я насчитал около сорока человек с роты, которых мы обогнали. У меня оказался 12-й результат в роте - 49.49.
   После этого мы отстрелялись в тире по мишеням. И попали, куда нужно. По крайней мере, уж точно не попали туда, куда не нужно. Иначе бы нам об этом сказали.
   После завтрака рота разбрелась по кафедрам и лабораториям. Все сейчас сдают сессию. Все, кроме нас. Приказом начальника училища нашему взводу оценки за этот семестр должны поставить автоматом. Тем более что формально мы сдали ее еще в прошлом семестре экстерном. И оставшуюся до соревнований неделю нас привлекают на различные работы по подготовке учебно-материальной базы училища к новому учебному году.
   На следующий день наш лейтенант сказал нам, что мы идём не тренировку в бассейн. Где будем учиться этому самому загадочному военно-прикладному плаванию. И учить всему этому нас будет наш старый друг Володя.
   Вы спросите, кто такой Володя? Не знаю, как называлась его должность в бассейне. Вот старший прапорщик Азамов - это понятно - он начальник бассейна. А Володя был, скорее всего, его заместителем или помощником. Воинское звание у Володи было невысоким, но зато самым почётным. Он был рядовым срочной службы. И отличался от всех нас своим богатырским ростом, за два метра, мощным телосложением и удивительным добродушием. А до армии занимался водным поло. И входил в Сборную Советского Союза.
   Володя постоянно пропадал в подсобных помещениях бассейна. Но мы знали, что температура воды в бассейне зависит именно от него. А если вы когда-нибудь занимались плаванием, то знаете, насколько температура воды в восемнадцать градусов отличается от температуры в шестнадцать.
   И человек, который может сделать воду в бассейне теплее на градус-другой для пловцов, всегда был самым уважаемым человеком на свете. Поэтому Володю мы все любили и уважали. Хотя и никогда не задумывались над тем, что в своей жизни он может делать ещё что-то другое.
   Когда наш взводный сказал нам, что Володя покажет нам, что такое военно-прикладное плавание, мы лишь снисходительно улыбнулись. Ну, что нам может показать наш Володя?
   Мы стояли вдоль бортика. Босиком. В хлопчатобумажном обмундировании с закатанными до локтей рукавами, сапоги под ремнём. За спиной у каждого болтался приличный кусок трубы - вместо автомата. И ждали, когда же наконец-то появится наш новый учитель. И что же он нам покажет.
   Володя вышел из душа. Одет он был точно так же, как мы. Но форма на нём явно казалась маловатой. При каждом движении она жалобно трещала по всем швам. И было заметно, что Володя немного стесняется своих богатырских габаритов. Мы не сразу заметили, что за спиной у Володи висел учебный автомат. По сравнению с самим Володей, автомат казался детской игрушкой.
   Наш новый учитель был немногословен.
   - Военно-прикладное плавание - это... Ну, в общем, смотрите, - и не спеша поднялся на тумбочку. И прыгнул в воду.
   Вы когда-нибудь ходили в зоопарк? Видели там тюленей? Морских котиков? А слонов видели? Нет, я это к тому, что китов в зоопарке всё равно нет. Ну, может быть, пароход когда-нибудь видели? Ну, как вам можно рассказать о военно-прикладном плавании, если вы ничего этого не видели?! И как я смогу вам объяснить, как плыл Володя? Нет, понятно, что это было нечто среднее между брассом и короткими нырками, когда, в целях экономии сил, вдох делается на два-три гребка, а не на каждый гребок, как в брассе. Форма нашей одежды вам уже ясна. Проплыть нужно всего сто метров. На время. Минута тридцать даёт три очка. Минута сорок пять - два. Две минуты - одно. Всё очень просто. Каждый из нас должен был проплыть сотку менее чем за полторы минуты. Максимум, за минуту сорок пять.
   Володя проплыл сто метров за минуту и двадцать секунд.
   - Ну, в общем, как-то так, - сказал Володя, вылезая из бассейна. - Всё понятно?
   Да, нам всё было понятно. Патроны. У начальника училища закончились патроны. Он принял своё решение по нашему взводу. И объявил свой приговор. Приговор был окончательным и обжалованию не подлежал. Но, как назло, в училище закончились патроны.
   Все мы учились в школе. Поэтому прекрасно знали о добром дворнике Герасиме и о его шумной собаке с коровьим именем "Му" (для тех, кто в школе не мог запомнить её имя с первого раза, учителя обычно повторяли его дважды: "Му-Му").
   Все вы помните, чем закончилось нарушение ею Закона "О шуме". И её антисоциальное поведение. А, значит, вы тоже уже догадались, что светило нашему взводу. Мы догадались сразу. В отличие от Му-Му, которая провинилась-то, в общем, совсем по мелочи, мы, по мнению нашего начальника училища, были предателями, изменниками и тунеядцами. И заслуживали самого сурового наказания. Ведь мы же не заняли первого места на Первенстве округа! И теперь судьба наша была предрешена. Вместо камня на шею, каждому из нас повесили железную трубу за спину. Вместо Герасима на казнь пригласили Володю. И каждому разрешили сделать добровольно шаг к эшафоту. С тумбочки.
   Все как-то сразу сникли. То, что за оставшиеся до соревнований двадцать шесть дней мы можем переучиться с вольного стиля на брасс, мы не сомневались. За это время можно было даже выучить китайский язык. Грустно было от понимания того, что до финиша все равно доплывут не все. Зря нам показали, как плывёт Володя. Он был волшебником, и утонуть не мог по определению. Волшебники ведь в воде не тонут - это знают даже самые маленькие дети! Мы же чувствовали себя чугунными гирями, которые легко могут утонуть даже на суше. Эх, жалко всё-таки, что у начальника училища закончились патроны.
   На вечерней поверке нам объявили, что те, кто на утреннем марш-броске выбежал из пятидесяти минут завтра освобождаются от очередной прикидки. Таких не более пятнадцати человек с роты. Но это был второй курс, а не первый. На втором курсе мы уже знали, что спать на час больше нам всё равно не дадут. А, скорее всего, в качестве поощрения отправят носить чугунные батареи или попытаются утопить в бассейне.
   На втором курсе наши отцы-командиры свято верили, что отдых курсанта - это всего лишь смена его деятельности. Устал бегать марш-броски, отдохни на военно-прикладном плавании. Затем можно будет немного расслабиться в карауле, в наряде по училищу или на хозяйственных работах.
   Поэтому все мы изъявили желание пробежаться снова.
   Двадцать девятого июня нас подняли в шесть утра. Идём в тир, проверяем бой и приводим к нормальному бою свои автоматы. После обеда проходим углубленный медицинский осмотр пред завтрашним марш-броском. Во мне оказалось семьдесят килограммов всякого разного. Вот ведь закабанел на втором курсе. Два года назад весил шестьдесят четыре килограмма. Чем это нас здесь таким кормят (невольно вспомнились странные "коровы-мутанты" с атрофированными передними ногами, которых мы разгружали в конце первого курса в курсантской столовой и штампы на тушах: "Made in Australia. 1932 г."
   Видимо, после пятидесяти лет хранения, их заменяли на что-то другое, а австралийские кенгуру уходили в солдатские и курсантские котлы)?
   Вечером в казарму пришёл Дмитрий Макарович Конопля. На этот раз он был немногословен. Пообещал за первое место трое суток к отпуску. Ну, что ж, он сказал самое главное. А что ещё нужно бедному курсанту? Лишь доброе слово. И трое суток к отпуску.
  

Глава 19. Марш-бросок

  
   Тридцатого июня около десяти часов утра мы приехали в Алабино. Через сорок минут началась мандатная комиссия. И почти сразу же после неё первые подразделения стали выходить на старт. На старт запускают повзводно через десять минут.
   Мы бежим после балашихинцев. Команда у их очень сильная. И сегодня они наши главные соперники. Это не является ни для кого из нас секретом.
   За несколько минут до нашего старта начался дождь, довольно сильный. Вообще-то дожди уже основательно всех достали. Хотя с другой стороны, бежать в дождь гораздо легче. Не так жарко.
   Мы совершили одну маленькую ошибку еще на старте - взяли слишком большой темп. Видно, сказался предстартовый мандраж. Или слишком большое желание победить. Стартовали мы повзводно, но результаты учитывалось у каждого индивидуально. Поэтому каждый старался выложиться до конца. Как оказалось, совершенно забыв, о том, что мы не только спортсмены, но ещё и команда.
   Где-то на середине дистанции выделилась группа лидеров. Коля Кравченко и Коля Киселёв. Метрах в пяти от них обосновались Серёжа Рыбалко, Андрей Хажиев, наш взводный Володя Горлов, Саша Харченко и я. Остальные стали понемногу отставать. К этому времени дождь прекратился. Из-за облаков выглянуло солнце. И почти сразу же шоссе превратилось в дорогу смерти. Испарения и полуденное солнце, словно небесный бухгалтер, стали перебрасывать костяшки своих счётов направо и налево. Отделяя живых от мёртвых. И это не было громкими словами. На последующих пятистах метрах "сломался" Саша Харченко. Он продолжил бег, но выпал из группы лидеров. Это было дурным знаком. Саня был одним из лучших бегунов во взводе. И если ему эта дистанция оказалась не по зубам, то, что тогда было говорить об остальных?
   Следом за ним отстал наш командир взвода. Наша группа постепенно стала растягиваться. Каждый бежит сам за себя. И нет привычных ведущих и ведомых. Нет того, что было у нас на каждой тренировке. Нет взаимовыручки и поддержки друг друга. Куда всё это подевалось?
   Никогда не бежалось так тяжело. У меня начинает кружиться голова. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что это мой позвоночник даёт о себе знать. Напоминает: "Эй, человечишка, ты считаешь себя моим хозяином? А у меня нет хозяина. Я сам по себе. И всё то, что ты делаешь, мне уже надоело". Я знаю, что будет дальше. Скоро я потеряю сознание. Не люблю, когда это происходит. Но это уже зависит не от меня.
   В мозгу начинает пульсировать мысль. Она всего одна, но очень длинная. Какая-то бесконечно длинная мысль: "Нужно сходить с дистанции. Нужно остановиться. Иначе потеряю сознание. Нужно остановиться на одну минутку. Только на одну. А потом я побегу снова. Обязательно побегу".
   Да, я знаю, что нужно остановиться. Но ещё я знаю, что если остановлюсь, хотя бы на мгновение, тогда ноги сразу же станут ватными. Заболит, разбитая в кровь автоматом, спина. Но самое страшное, пропадёт та крошечная и загадочная искра в сердце, которая зовет тебя к финишу и позволяет забывать обо всех тяготах и невзгодах.
   Я понимаю, что нужно смотреть вдаль. Но глаза смотрят только под ноги. Бегу на полном автопилоте. И у меня даже не хватает сил радоваться тому, что мой автопилот ещё работает. Какая же парилка! Сейчас бы глоток свежего воздуха! За пару километров до финиша на ходу стираю пилоткой пот со лба. Неизвестно откуда, небольшой порыв ветра приносит свежую струю воздуха. Голова сразу же начинает кружиться. И мне моментально становится хуже, чем было до этого. Вот ведь, идиот! Минуту назад я мечтал об этом глотке свежего воздуха. Совершенно не думая о последствиях. Нет, нужно быть осторожнее в своих желаниях. Ведь иногда они имеют свойство сбываться...
   Я перехожу на другой ритм дыхания. Два шага вдох. Два шага - глубокий, акцентированный выдох. Но это мало помогает. Кто это говорил, что стоит немного потерпеть и откроется второе дыхание? Увы, первое дыхание закончилось ещё пару километров назад, а второе даже и не собирается открываться.
   Где-то за километр до финиша на обочине без сознания лежит Андрей Хажиев. С ним занимается подполковник Соколов с кафедры физподготовки. Нет, смотреть на обочину никак нельзя. Только вперёд. Только вперёд! Нужно еще докарабкаться до финиша. Испарения, поднимающиеся от асфальта, забирают последние силы. Дышать практически нечем! Но нужно остановиться, собирать эвакуационную группу, ведь до финиша должны добраться все - на своих ногах или на наших руках.
   Финишная прямая - это 800-метровый подъём в горку, который забирает последние силы. Перед огневым рубежом на траве без сознания лежат Володя Савченко и Игорь Иванов. Приходится вместе с ребятами подбирать и их. И тащить к финишу.
   А впереди еще боевая стрельба. Я падаю на огневом рубеже. Присоединяю магазин к автомату. Хорошо, что теперь мне не нужны никакие силы. Не нужно ничего на свете. Нужен лишь автомат, магазин с тремя патронами. И нужно восстановить дыхание. Время останавливается. И всё уходит в какое-то другое измерение...
   Я снял автомат предохранителя. Поставил его в режим ведения одиночного огня. Дослал патрон в патронник и только после этого посмотрел в сторону мишени. Сделал три выстрела. После этого судья остановил секундомер.
   Сегодня я выбежал и отстрелял из сорока шести минут. Сил радоваться этому у меня уже не было. Но нужно было найти ещё капельку сил, чтобы встать с огневого рубежа. И освободить место для тех, кто будет стрелять следом...
   Вечером было подведение итогов. На марш-броске с боевой стрельбой наше училище показало среднее время в 53 минуты, балашихинцы - 57 минут. Средний процент попаданий: 70% у нас и 50% у балашихинцев. Но двух наших ребят отвезли в реанимацию. Они сошли с дистанции и штрафное время, которое нам за них добавили, отбросило наше училище на второе место.
   Да, этот маленький летний дождик подложил нам большую свинью.
   Володя Горлов сразу же объявил, что сегодня после ужина у нас будет подготовка к зачёту с оценкой по "Деталям машин и подъёмному оборудованию". Сдаём послезавтра. Мы уже ничему не удивляемся. И больше не вспоминаем о приказе начальника училища об "автоматическом" выставлении нам оценок в этой сессии.
   Всё понятно и без слов - второе место. Снова второе место! Мы все потрясены этой новостью. Но больше всех переживает наш командир взвода. Наше поражение он почему-то примеряет на себя лично.
   - Постоянно второй. Почему я всегда лишь второй?
   Коля Кравченко, самый старший во взводе (вообще-то, Дима Березовский на полгода его старше, но Дима - обычный курсант, а Коля - целый сержант) пытается его успокоить.
   - Товарищ лейтенант, но вы же Чемпион Вооруженных Сил по плаванию. И по офицерскому многоборью...
   Всё это логика, а с логикой у нашего командира взвода сегодня явно не лады. Он согласно кивает в ответ, а потом снова начинает вслух сокрушаться о вторых местах Несколько лет спустя наш командир, в возрасте "за пятьдесят", будет участвовать в Чемпионатах Европы по триатлону (это когда секундомер будет выключаться после марафона, 180 километров на велосипеде и двух миль вплавь) и станет неоднократным Ironman - Железным Человеком! Но до этого времени еще далеко. А пока он, действительно, огорчен очень сильно. Что уж говорить о нас? Мы просто убиты этой новостью.
   На подведении итогов выступает полковник Конопля. Дмитрий Макарович рассказывает нам, какие мы молодцы. Оказывается, мы показали высокий моральный дух. А спортивный взвод ещё и продемонстрировал такие высокие спортивные результаты, что ни один другой взвод, из принимавших участие в Первенстве, даже хотя бы чуть-чуть не смог к ним приблизиться. Наш спортивный взвод выступил лучше всех. И даже лучше разведроты из таманской дивизии (в роте было тридцать шесть человек, поэтому её оценивали по двум показателям: как роту и как взвод, одновременно). И заслуженно занял первое место среди взводов. Но рота, к сожалению, заняла только второе место. А, значит, обещанных трёх суток мы не заслужили.
   Это было действительно так. Дополнительных суток к отпуску мы и впрямь не заслужили. Но зато из этих соревнований мы вынесли один очень важный урок. Урок о том, что какими не были бы правила соревнований, мы должны никогда не забывать о том, что мы - одна команда. Потому что, что жизнь - это не соревнования. И в реальной жизни команда оценивается не по первому, а по последнему её игроку, пересёкшему финишную черту. И начиная с этих соревнований, командир взвода изменил установку на наши тренировки. Теперь мы больше не доказывали друг другу свою крутизну. Упор в нашей подготовке был сделан на командные игры. И марш-броски взвода с этого дня оценивались только по последнему прибежавшему.
   В субботу второго июля мы сдавали зачет по "Деталям машин". Зачет принимала Мария Карповна Месяц, удивительно красивая женщина лет тридцати. Многие из нас были тайно в неё влюблены, хотя она и казалась нам такой взрослой! Ведь ей было почти тридцать лет!
   - А, Карпов? Ну, садись рядом. Давай, мы с тобой просто поговорим.
   И мы просто поговорили о выражении передаточного числа. О модуле, шаге зацепления, делительном диаметре. И прочих глупостях. О чём еще мы могли говорить? Ну, не о погоде же!
   На душе сразу отлегло. Это отвечать на билет я не мог. А поболтать о чём угодно мог до бесконечности. Вскоре зачет по деталям машин превратился в точную копию зачёта по высшей математике. Да, я понимаю, что нас должны были научить сдавать экзамены в любых условиях. В условиях хронического недосыпания и хронической безграмотности. Но еще - в любых условиях и любым преподавателям мы должны были научиться успешно сдавать свои посредственные знания на хорошо и отлично. Ведь на то мы и были курсантами!
   И я получил ещё один урок жизни. Оказывается, экзамен - это не только проверка знаний, но и последняя возможность преподавателю чему-то научить нас. Чему-то самому главному. Чему он не успел научить нас на занятиях.
   Наш экзамен затянулся. На столах появились учебники. Мы стали о чём-то спорить. Решать какие-то задачи. Все, вместе обсуждая сложные вопросы.
   - Вы - молодец! Оценка отлично, - Мария Карповна поставила в зачетку пятёрку. Протянула зачётную книжку мне. Ослепительно улыбнулась на прощание - её улыбка была самой приятной оценкой сегодняшнего зачёта. И подсела к следующему курсанту.
   Так прошла эта неделя. Она была тяжелой во всех смыслах. Но кто говорил, что хорошие уроки даются нам бесплатно?
  

Глава 20. Ихтиандры

  
   Каждый день после обеда мы готовимся в бассейне к соревнованиям по военно-прикладному плаванию. И героически пытаемся доказать нашим отцам-командирам, что нас не так-то просто будет утопить на соревнованиях. Потому что в воде мы не тонем. Сколько бы железа на нас не навесили. Но доказать это получается у нас не очень. Мы тонем, тонем, тонем...
   Неожиданно пригодился брезентовый шланг, который кто-то из наших ребят стащил из какого-то пожарного шкафа. Ещё в начале второго курса, мы по-братски поделили его на метровые отрезки, вставили в него небольшие свинцовые пластины. В прорези пропустили брючные ремни. И получили классные "утяжелители". Сколько кроссов, мы пробегали с ними, готовясь к Первенству Округа по военно-прикладному многоборью взводов?! После бега с этими свинцовыми поясами, на соревнованиях ноги летели к финишу сами собой. Как мало им для этого было нужно! Всего лишь освободиться от лишнего веса.
   Эти свинцовые пояса тоже нашли своё применение. На тренировках мы стали использовать их вместо автоматов. Плавать с ними было гораздо удобнее, чем с железными трубками, заменяющими автоматы. Ну, и, разумеется, наш взводный, не преминул добавить к положенным трём с половиной килограммам еще один "легкий килограммчик". Вполне логично рассудив, что этот килограмм едва ли кому сможет помешать - из тех, кто утонет. Но может помочь на тренировках тем, кто доплывёт до финиша. Мы сильно сомневаемся, что такие среди нас найдутся.
   Начиная с восьмого июля нашу роту, кроме тренировок по плаванию, привлекают ещё и к подготовке выпуска первого батальона. Два раза в день мы тренируемся в прохождении торжественным маршем. Это наш первый выход на Красную площадь. И, естественно, все мы здорово волнуемся. К тому же, нашему взводу нужно будет ещё и обеспечивать само проведение выпуска. А нам никто и не обещал, что будет легко!
   После обеда пятнадцатого июня должна была состояться генеральная репетиция выпуска. Но начался ливень. И через несколько минут строевой плац превратился в настоящее лебединое озеро. Правда, лебедей в озеро решили всё-таки не запускать. А репетицию перенесли на восемь вечера. Мы, лебеди, были не против. Мы знали, что ещё наплаваемся. Вдоволь.
   На следующее утро нас подняли около шести часов. Сразу после завтрака мы загрузили на два ЗИЛ-а девять столов и отдельно от основной колонны выехали на Красную площадь.
   Там ещё пусто, но милиция уже всё оцепила. Мы выносим столы, устанавливаем их перед Мавзолеем, согласно разметке. Получаем дипломы и "поплавки" (значки выпускников высших военных училищ). На каждый стол по 36 комплектов. И только на стол, установленный напротив Мавзолея - двадцать семь.
   В девять сорок объявлена готовность номер один. Со мной в паре командир первого отделения Коля Кравченко. Старшим подполковник Палаш. К нашему столу подходит генерал-лейтенант Неелов Николай Алексеевич. Здоровается с каждым за руку. Да, есть всё-таки что-то необычное во фронтовиках, родившихся в 1923 году. Они восемнадцатилетними ушли на фронт. И говорят, что по статистике из них домой с войны вернулся только один из ста. Николай Алексеевич один из них. Он будет вручать дипломы за нашим столом. И мы тайком, почти с обожанием, посматриваем в его сторону.
   Без десяти десять раздаётся музыка училищного оркестра. На площадь выходят колонны выпускников. Затем эстафету принимает образцово-показательный оркестр Московской военной комендатуры. Колонны перестраиваются. Выпускники строятся в две шеренги. С училищем здоровается Председатель Президиума Верховного Совета РСФСР Яснов Михаил Алексеевич. Вместе с начальником училища он проходит вдоль строя. И останавливается напротив Мавзолея. По команде мы выносим столы на линию.
   Начинается вручение дипломов и "поплавков". К столу подходит очередной выпускник. Докладывает Неелову:
   - Товарищ генерал-лейтенант, лейтенант (такой-то) для получения диплома прибыл.
   Николай Алексеевич вручает диплом и знак. Говорит несколько напутственных слов, поздравляет с присвоением лейтенантского звания. Примерно через полчаса вручение дипломов закончилось. Пионеры вручают цветы выпускникам. И мы уносим столы. С приветственным словом выступают М.А. Яснов, затем - наш выпускник лейтенант Петров, начальник училища генерал-лейтенант Магонов Иван Афанасьевич. Зачитывается приветственное письмо ЦК КПСС.
   После этого - прохождение торжественным маршем и всё.
   - Выпускники свободны. Остальные направо. К машинам!
   Молодые лейтенанты попадают на растерзание своих родных и близких. Примерно через час, выпускники начинают съёзжаться к училищу. Им ещё предстоит получить направления к новому месту службы.
   Распределение заканчивается только под вечер. Из штаба уходят последние выпускники. Распределение у ребят неплохое. Из трехсот с лишним выпускников первого батальона, около ста двадцати человек распределилось в Московский военный округ и в саму Москву. Около ста человек - в Группы войск. Несколько человек - в Киевский, Белорусский, Прикарпатский и Ленинградский военные округа. Около пятнадцати человек - в Афганистан.
   Совершенно случайно мы стали свидетелями двух семейных сцен. Из штаба вышел свежеиспечённый лейтенант. Чуть слышно произнёс: Забайкальский военный округ. Он явно расстроен. Но к нему подходит его девушка. Целует. Утешает. И говорит, что согласна ехать с ним хоть на край света. Лейтенант явно польщён. И заметно, что его настроение поднимается прямо на глазах.
   Через несколько минут выходит второй выпускник. Его девушка внимательно рассматривает его документы. Бросает их ему под ноги. Следом летит обручальное кольцо. Она, молча, разворачивается. И так же, молча, уходит. Нет, это не было съёмками какого-то художественного фильма. Обычная житейская сцена. Но всё это происходило на наших глазах.
   Вечером нас "огорашивают" очередной новостью. В соревнованиях по военно-прикладному плаванию должны принимать участие девяносто процентов от списочного состава роты, а не пятьдесят, как нам говорили раньше. Это действительно новость. В роте сто пятьдесят человек. Из них к соревнованиям готовились (более или менее успешно) человек восемьдесят. Не больше. Остальные умели плавать только в плавках, но не в обмундировании. И, тем более, без оружия. А некоторые не умели плавать вообще. В новый список команды попали и те, и другие. Приказ есть приказ. На соревнованиях поплывут все. Даже те, кто плавать не умеет.
   Девятнадцатого июля мы выехали на соревнования. Сначала приехали в Кубинку. Выяснилось, что нас там не ждут. Соревнования проходят на базе Кантемировской дивизии под Наро-Фоминском. Приходится ехать туда. На месте выясняется, что плыть действительно должны 90% личного состава роты. Но зачёт идёт только по пятидесяти одному человеку. Ротный принимает волевое решение. Поплывёт ровно пятьдесят один человек. Григорий Николаевич вполне логично рассудил, что лучше не занять первое место, чем утопить половину роты.
   В принципе, это правильно. Разумеется, мы тоже не против того, чтобы хоть кто-то из нас выжил в ходе этих соревнований.
   В число потенциальных утопленников был назначен наш взвод в полном составе и ещё двадцать одного человека набрали из оставшихся четырёх взводов. Плыть предстоит в реке Наре. Поперёк течения. От одного понтона, закреплённого на берегу до другого. Пятьдесят метров туда и пятьдесят метров обратно. Кто-то может выбрать и другой маршрут. Более короткий. Вниз здесь метра два-три, не больше.
   Дорожки обозначены натянутой от берега до понтона проволокой с поплавками. Единственный недостаток - нет привычной разметки, как на дне бассейна.
   Дальше было всё, как всегда. Бывают ситуации, когда не победить просто невозможно. Когда твои друзья забывают обо всём на свете. О том, что нужно дышать (хотя бы изредка), забывают о себе и даже забывают о самой жизни. Но помнят только об одном - о том, что должны победить. Обязательно победить. Чего бы это ни стоило!
   Мы плыли в военной форме одежды. Сапоги и автомат под ремнём (сапоги на животе, автомат за спиной). И соревновались только со временем. Потому что других соперников у нас сегодня не было. Ведь в других командах были вполне нормальные люди, для которых это были всего лишь соревнования. Для нас это было чем-то иным. Хотя мы и не очень хорошо понимали, чем? Но догадывались, что чем-то очень важным в жизни. Ведь нельзя всю жизнь быть вторым. Каждый мужчина, хоть раз в жизни, должен почувствовать себя победителем. Может быть, не так важно в чём? Но победителем. Мужчиной! И мы старались.
   Поначалу я плыл брассом, как учил нас рядовой Володя, короткими нырками. Вот только вдох делал не на два гребка, а где-то на три-четыре. Наглотавшись воды, чуть было не запаниковал. И поэтому на последнем отрезке поплыл вольным стилем. Уже не пытаясь прихватить хотя бы глоток воздуха. Полагая, что оставшиеся метры смогу обойтись и без него. Плыл практически на ощупь. С трудом, выдерживая направление движения. Катастрофически не хватало воздуха. Даже не легким. Его не хватало мозгу. Мозг постепенно начинал засыпать, отключаться.
   Потом мне рассказали, как это выглядело со стороны. По моей дорожке плыло нечто полузатопленое. Хорошо был виден только ствол автомата и две руки, которые пытались грести. В какой-то момент мой автомат зацепился за разграничительную проволоку. И начал собирать поплавки. Когда поплавки зацепились за какой-то узел, ствол на мгновение остановился (было несколько слабых рывков, словно он пытался сорвать их с мёртвой точки). Затем начал постепенно уходить на глубину.
   Судья дал команду спасателям вытаскивать меня из воды. Но в этот момент ствол моего автомата снова появился на поверхности и продолжил движение к финишу. Судья отменил свою команду.
   С каждым метром движения моих рук становились все медленнее и медленнее. А ствол автомата всё больше погружался под воду. Я не помню, как добрался до финиша. Помню лишь, что выбрался на берег сам, без посторонней помощи. И только после этого у меня пошла изо рта рвота с водой...
   А ещё ребята говорили, что один из судей плакал при виде того, как я плыл. Видимо, он лучше других понимал, что я делаю. И чего мне это стоило.
   На этих соревнованиях мы стали Чемпионами ордена Ленина Московского военного округа по военно-прикладному плаванию. Я смог проплыть стометровку в Наре на десять секунд быстрее, чем плавал в бассейне. И принес команде два балла, а не один. Это было совсем немного. Но это было всё, что я смог тогда сделать. Думаю, тогда многие из нас смогли, как и я, сделать чуть больше того, что было в наших силах.
   Из этих соревнований я вынес три урока. Во-первых, мы слишком мало знаем о работе нашего мозга. И о возможностях своего организма. А потому очень часто недооцениваем или переоцениваем их возможности. Но каждый из нас способен на большее, чем думает о себе. Во-вторых, оказалось, что иногда нужно быть готовым умереть, для того, чтобы выжить и победить. А, в-третьих, я понял, что в реальном бою, после форсирования водной преграды я бы не смог сразу бежать в атаку. Но зато смог бы прикрывать огнем своих товарищей. Поэтому, как будущему командиру, мне предстояло научиться тому, как распределять задачи между своими подчинёнными, чтобы даже самое "слабое звено" в подразделении тоже могло приносить пользу в бою.
   По возвращении в Москву нам довели приказ начальника училища: "Спортивному взводу (5-й взвод 7-й роты) за высокие спортивные результаты, показанные на Первенстве ордена Ленина Московского военного округа объявить:
   Пять суток за второе место на Первенстве Округа по многоборью взводов (дополнительно к основному отпуску); пять суток за второе место на Первенстве Округа по марш-броску с боевой стрельбой. И восемь суток за первое место на соревнованиях по военно-прикладному плаванию".
   На следующий день никто не обратит внимания, что в отпускных билетах у нас будет записано: "Прибыть 31 августа". Это значит, что вместо сорока восьми суток отпуска (тридцать плюс восемнадцать) у нас будет всего сорок трое суток. Естественно, что к первому сентября все мы должны были быть на месте. Первого сентября - начало учебных занятий. Поэтому все эти объявленные сутки остаются только на бумаге. Но на эти мелочи никто из нас не обращает внимания. Все мы на седьмом небе от счастья. Мы наконец-то стали Чемпионами! Свершилось то, о чём мы мечтали целый год. И мы наконец-то едем в отпуск. Это то, о чём курсанты мечтают всегда.
  

Глава 21. Ленинград и Марина

  
   В первый же день моего отпуска родители сказали, что в ближайшую пятницу к нам в гости придет одна девушка с родителями. Я должен буду с ними познакомиться и в этом отпуске жениться на этой девушке. Забавно, совсем недавно мама просила, чтобы я не женился на первом курсе.
   Я понимаю, что у родителей очередная паническая атака. Они почему-то думают, что меня в любой момент могут отправить на войну, и я в первый же день там непременно погибну. Поэтому хотят, вместо непутевого сына, получить замечательного внука. А, возможно, даже не одного. Поэтому их так и шарахает из крайности в крайность.
   Бесполезно объяснять им, что до выпуска из училища у меня еще целых два года. Что содержать семью на свою курсантскую стипендию в 17 рублей 80 копеек я, конечно же, могу. Вот только сможет ли моя молодая жена прожить на эту стипендию? Или она будет жить на свою зарплату? Тогда зачем ей вообще такой муж?
   Но я прекрасно понимаю, что они меня не услышат. А потому на следующий день бросаю в свой дипломат складной зонтик, электробритву, что-то по мелочи. Говорю сестре, что поехал в гости к друзьям и вернусь через неделю или две.
   И я действительно поехал к друзьям. Точнее, к своему однокласснику Игорю Широкову, студенту Калининского политехнического института, который в то время проходил студенческую практику на каких-то торфоразработках в районе поселка Васильевский мох. Но пробыл у него всего лишь сутки. Чудом не подрался с деревенскими парнями, полночи пробегал от них по разъезду Оршина и уже оттуда уехал в Ленинград.
   Когда учился в десятом классе, я несколько раз уже бывал в этом замечательном городе. На выходные покупал билеты в плацкартный вагон в ночь на воскресенье, весь день гулял по городу, в ночь на понедельник возвращался обратно, хватал портфель и бежал в школу на уроки. Вот и в этот раз я решил поехать именно туда.
   Приехать в Ленинград было не проблемой. Проблемой оказалось то, что мне было нужно провести там не менее недели, а денег у меня с собой было немного. Об этом я как-то не подумал, когда сбегал из дома.
   В общем, неспешно прогуливаясь по Невскому проспекту, я обдумывал, как и к кому мне обратиться за помощью? Кто сможет приютить бедного гусара на неделю-другую и не за дорого?
   Как говорила мне моя бабушка, любая проблема - не приговор, а лишь задача, которую нужно постараться решить. И чтобы решить эту задачу, мне нужно было всего лишь найти ответы на некоторые вопросы.
   Почему-то я был уверен, что в поисках ответов на эти вопросы, мне непременно помогут навыки, полученные за два года учебы в нашем прославленном Московском командном пехотном училище. Невольно вспомнилось, что, совершая пешие марши от Ногинского учебного центра до тактического поля мы часто обсуждали между собой не только наши возможные действия при встрече с противником, но и с мирным населением. Точнее, с мирными девушками.
   Согласно неписанным курсантским законам, общение с девушками в таком случае нужно было начинать с традиционной фразы:
   - Не найдется ли воды испить, красавица?
   А дальше уже следовали различные варианты: от "а то, с утра не ел, да и ночевать негде", до "ночевать не с кем".
   Когда ты знаешь, с чего начинать общение с незнакомой мирной девушкой, всегда возникает второй вопрос - а где её найти? Второй вопрос был гораздо проще первого. Любой курсант военного училища знает, что искать мирных девушек лучше под стенами "педов" или "медов". Не секрет, что именно студентки и выпускницы педагогических или медицинских институтов испокон веков были не только лучшими подругам курсантов и офицеров, но и становились им самыми лучшими и верными женами. Причина этому довольно банальна - в отдаленных гарнизонах женщинам с педагогическим или медицинским образованием было гораздо легче найти работу, чем женщинам-математикам или женщинам-астрофизикам. А работающим по специальности женщинам было гораздо легче оставаться верными и ждать возвращения своих мужей с войны, с тактических учений или из служебных командировок, чем женщинам, страдающим от безделья.
   Оставался третий, но самый сложный вопрос. Вспомнить, где здесь находится ближайший медицинский или педагогический институт?
   К сожалению, на плане города они отмечены не были. Но невольно вспомнилось, что во время своих предыдущих поездок где-то рядом с метро Петроградская, на одном из зданий я видел название какого-то медицинского института. Моя дурацкая фотографическая память в этот раз оказалась более чем кстати.
   Уже через несколько минут я выходил на Петроградской. На улице шел дождь. Редкие прохожие кутались в плащи, прятались под зонтами и норовили поскорее где-то спрятаться. Но передо мною из метро вышла высокая стройная девушка без зонта. И, не задумываясь ни на мгновение, пошла прямо под дождь.
   Почему-то в этот момент у меня вылетели из головы все мои "домашние заготовки" о том, чтобы испить водицы, поесть или поспать. На полном автопилоте я достал из дипломата свой зонт, догнал девушку и раскрыл его над нею.
   Девушка удивленно подняла глаза на зонт, а затем посмотрела на меня. Я начал нести какую-то ахинею по поводу того, что на самом деле в далекой древности мамонты не вымерзли, а судя по ленинградской погоде, скорее всего, просто вымокли насмерть. Сказал, что нам просто по пути. И что мокнуть красивым девушкам сейчас не модно.
   Почему-то я был уверен, что в ответ получу по хитрой рыжей физиономии. Хотя физиономия моя совсем и не рыжая. Но, к моему удивлению, девушка лишь улыбнулась в ответ. И ничего не сказала.
   Как известно, молчание - знак согласия. Я совершенно забыл о том, что мне негде ночевать, что я не ел уже больше суток и что самое время испить водицы. В голове была лишь одна мысль, чтобы зонт надежно закрывал мою таинственную незнакомку от дождя и холодного, пронизывающего ветра. Видимо это уже рефлекс какой-то выработался - служить и защищать, а не думать.
   Я почему-то был уверен, что девушка сейчас свернет в ближайшую парадную. Но, к моему удивлению, она свернула на улицу Льва Толстого. Как оказалось, на улице Льва Толстого располагался первый мед (1-й Ленинградский медицинский институт имени академика Ивана Петровича Павлова). Это было довольно странно. Ведь когда ты придумываешь, как решить какую-то житейскую задачу, жизнь подкидывает тебе такие вводные, что мало не покажется. И, как говорится, "загад не бывает богат".
   Но девушка никуда больше не сворачивала. А целенаправленно шла в сторону мединститута. Это становилось подозрительным. На всякий случай, я поинтересовался..
   - Вы в медицинском учитесь?
   Девушка снова улыбнулась в ответ. И я наконец-то услышал ее голос.
   - Да, в медицинском. Но сейчас у нас каникулы. А у меня практика в больнице.
   Я задал свой вопрос без всякой задней мысли. Просто для поддержания или для начала разговора. Как его продолжить, если честно, я не знал. Но то, что в августе в институтах никого из студентов нет, я почему-то не подумал. Хотя сам был в отпуске. А курсантский отпуск - это почти, то же самое, что и каникулы у студентов. Только намного лучше.
   Мы не дошли до института метров двести. Девушка свернула налево в сторону какой-то больницы или поликлиники. Я проводил ее до двери. Не трудно было догадаться, что пришло время прощаться.
   Но почему-то прощаться мне совсем не хотелось. А хотелось гулять под проливным дождем рядом с этой девушкой, нести всякую чепуху и никогда не расставаться. Именно поэтому я пожелал ей хорошего дня и легкой практики. И улыбнулся на прощание. Это было совсем нелогично, но правильно. Потому что иначе было бы слишком навязчиво и глупо.
   Девушка улыбнулась в ответ. И произнесла лишь одно слово.
   - Спасибо.
   Повернулась, чтобы идти. Но почему-то остановилась. Затем повернулась ко мне. И снова очень внимательно посмотрела на меня. Словно хотела понять что-то важное для себя. Что-то очень важное. И через мгновение произнесла:
   - Вы совсем промокли. Насквозь.
   - Да ничего страшного.
   - Но так можно простудиться. Вы никуда не торопитесь?
   Увы, в отличие от Винни-Пуха, который был свободен только до пятницы, мне кажется, для такой девушки, как она, я был свободен и всю свою жизнь.
   - Не тороплюсь.
   - Пойдемте, я вас хотя бы горячим чаем напою. Да и обсохнете немного. Вы же не против?
   Разумеется, я был только за! Двумя руками и двумя ногами. Я открыл дверь, пропустил девушку вперед и прошел следом за ней.
   А все-таки, в военном училище плохому не научат! И вскоре меня угостили вкусным бутербродом с докторской колбасой. И горячим чаем.
   Очаровательную незнакомку звали Мариной. У нее были фантастически зеленые глаза. Говорят, что такие глаза бывают только у самых красивых девушек. Она почти не о чем меня не спрашивала. Но, кажется, знала обо мне абсолютно все. Это было похоже на телепатию или на какое-то волшебство. И почему-то мне казалось, что мы знакомы с ней целую вечность.
   Марина попросила меня помочь ей отнести какие-то коробки. Потом что-то принести. И больше уже не спрашивала, не тороплюсь ли я куда? Видимо, догадываясь, что торопиться мне некуда.
   А потом пришла целая делегация каких-то врачей. Один из них, похоже, старший, поинтересовался у Марины, кто я такой?
   - Это Сергей. Он курсант. Из Москвы.
   Никогда бы не подумал, что слов "Сергей", "курсант" и "из Москвы" окажется вполне достаточно для того, чтобы тебя не выгнали на улицу, под дождь. Но врач очень внимательно, и как-то оценивающе, посмотрел на меня. А затем сказал Марине, чтобы она нашла мне халат и сменную обувь. И пошел дальше.
   Когда они ушли, Марина сказала, что это был заведующий отделением. Принесла мне халат и тапочки. И мы пошли с ней снова переносить с одного места на другое какие-то коробки с лекарствами и бумагами.
   После этого на меня больше никто не обращал внимания. И обращались не по имени, а просто: "курсант". Звучало это почти как "доцент" в фильме "Джентльмены удачи". Не обидно звучало. Просто курсант, и все. Хотя нет, скорее, как "товарищ курсант". По-доброму звучало.
   Дежурство пролетело совсем незаметно. Я не думал, что будет дальше. Я так и не нашел, где мне ночевать и не решил множества других жизненно важных для меня вопросов. Но это было уже не важно. Ночь я провел за разговорами с Мариной. И лишь несколько часов поспал на банкетке в ординаторской.
   А утром, по окончании дежурства, мы просто пошли с Мариной в сторону метро. По дороге она сказала, что ее родители на все лето уехали на дачу. Она не спрашивала о моих дальнейших планах и поеду ли я к ней? Она всё знала и без слов. И, похоже, так же, как и я, не хотела расставаться.
   Всю неделю я прожил у Марины. Утром мы ездили с ней на практику. Я помогал ей дежурить в травматологическом отделении. Большого опыта ухода за больными у меня тогда еще не было, но во многих старых советских фильмах я видел, как выздоравливающие помогали своим оптимизмом другим больным или раненым поскорее подняться на ноги. Но у меня был небольшой опыт, связанный с моим восстановлением после травмы позвоночника. И я делился с больными этим опытом. Рассказывал им, как бабушка подняла меня на ноги, используя игровой метод, развивая трудолюбие и прививая мне любовь к творчеству.
   Но пользы от меня в больнице, конечно же, было мало. Так, принеси-подай-помоги. Зато я учился тому, что вскоре мне обязательно пригодится - в моей дальнейшей службе, и в жизни. И, почему-то мне кажется, что заведующий отделением это прекрасно знал, еще с первой нашей встречи, раз не прогнал меня из своего отделения.
   После дежурства мы гуляли с Мариной по городу. Она знакомила меня со своими друзьями - художниками, музыкантами, актёрами. А вечером делала мне массаж. Говорила, что моему сломанному позвоночнику он очень полезен. Когда после девятого класса я сломал позвоночник, моя бабушка тоже делала мне массаж. Но массаж, который делала мне Марина, был гораздо приятнее.
   А потом Марина учила меня делать массаж. Похоже, ей он тоже был полезен? И уж точно, приятен не меньше, чем мне.
   К сожалению, все хорошее когда-то заканчивается. Неделя пролетела, как миг. В воскресенье Марина проводила меня на вокзал. Поцеловала на прощание.
   - Спасибо тебе за все. Ты - классный! Береги себя.
   Это был единственный поцелуй, который она мне подарила. Да, до этого мы не целовались ни разу. Все эти дни и ночи мы просто были хорошими друзьями. Двумя половинками одного целого. Наверное, в свои восемнадцать лет я был еще слишком маленьким для чего-то большего. А Марине было просто хорошо со мной. Тепло и уютно. И большее ей было тогда не нужно.
   Я не знал, что сказать Марине. И лишь поцеловал ее в ответ.
   Вот и получилось, что я сбежал в Ленинград, чтобы не жениться. И встретил в этом необыкновенном городе девушку своей мечты. На которой непременно нужно было жениться. Срочно! В первый же день нашего знакомства.
   Я знаю, что было бы, если я женился на ней - мы прожили бы долгую и счастливую жизнь - в любви и согласии. У нас были бы замечательные дети и внуки. И нам бы все завидовали. Хотя завидовать и нехорошо.
   Говорят, что вся наша жизнь соткана из уроков. Мимо одних уроков мы проходим, не замечая их. Другие уроки не учим. Третьи помогают нам стать умнее, лучше, мудрее. Четвертые становятся нашей судьбой.
   Уроки, которые я получил в этой поездке, в дальнейшем мне очень пригодились. То, что командир должен думать не только о выполнении боевой задачи, но и о других, менее героических и более прозаических вещах - о питании личного состава, о его размещении, о различных санитарных мероприятиях. А еще о том, как важно иногда бывает взаимопонимание - не только в разведывательных, но и в любых других подразделениях. Абсолютное взаимопонимание, без слов, на уровне телепатии. Удивительное, но спасающее жизни.
   Массаж, которому меня тогда учила Марина, вскоре станет частью моей "легенды" в Афганистане и после него. Но с Мариной мы больше не встретимся.
   Когда я вернулся домой, там ничего не напоминало о моей несостоявшейся свадьбе. Словно бы я всего лишь на пару дней уехал куда-то по своим делам и вернулся обратно. К счастью, оправдываться и никому ничего объяснять мне не пришлось. Мама от любых разговоров на эту тему дипломатично уходила. Правда, у неё в глазах изредка поблескивали слезинки. Но она быстро отворачивалась, чтобы никто их не заметил. А отец обиженно молчал. И до самого окончания моего отпуска со мной не разговаривал.
   Единственным моим союзником была сестра. Она успокаивала меня. Говорила, что все будет хорошо. Что родители обязательно простят меня. Но не сразу.
   Я понимал, что был прав. Это родители были не правы. Но мысль о том, что, может быть, все-таки стоило хотя бы одним глазком взглянуть на свою несостоявшуюся невесту, иногда посещала и меня. А вдруг она - самая красивая девушка на свете, самая умная, самая нежная, самая лучшая? Какая-нибудь незамужняя принцесса из сказки? А я - Иван-Дурак, дурак, дурак... И, может быть, мои родители были не так уж неправы, как я думал?
  

Глава 22. А кто, кроме нас?

  
   Тридцатого августа я приехал в училище. Как обычно, после отпуска, первым делом отметился в медсанчасти. Затем посетил парикмахерскую, подстригся. И доложил о своем прибытии дежурному офицеру.
   И сразу же столько новостей!
   Во-первых, наша победа на Первенстве ордена Ленина Московского военного округа по военно-прикладному плаванию имела печальные последствия. Чтобы мы особо не зазнавались, нам сообщили, что в середине сентября нашему курсу придется участвовать в соревнованиях на приз газеты "Красная Звезда" по военно-прикладному плаванию. Проблема заключалась в том, что на окружных соревнованиях наша рота участвовала не в полном составе. На соревнованиях на приз газеты "Красная Звезда" должна была выступать уже даже не рота, а целый батальон. Пусть даже не полного штата, а, скорее всего, по штату разведбата. Но найти и подготовить, за пару месяцев к соревнованиям по военно-прикладному плаванию, примерно двести курсантов в нашем батальоне было совершенно не реально.
   Хотя едва ли такие мелочи кого интересовали. Ведь, как известно, "если Родина прикажет, у нас героем стать готов любой". В данном случае, героем посмертно. Потому что предстоящие соревнования явно грозились превратиться в откровенное утопление всего нашего героического третьего курсантского батальона. Или, как минимум, большей его части.
   Вторая новость тоже была не самой приятной - оказалось, что парадная коробка нашего батальона к предстоящему ноябрьскому параду на Красной площади будет создаваться, в основном, на базе 8-й и 9-й курсантских рот. С нашей седьмой роты в коробку войдут только 2-й и наш 5-й (спортивный) взводы.
   Хотя это было понятно с самого начала. В парадной коробке всего лишь двести человек. С учетом запасных, двести десять - двести двадцать. В нашем батальоне учится около четырехсот пятидесяти курсантов. Так что на этом параде примет участие лишь половина из нас. Естественно, все мы мечтаем побывать на параде на Красной площади. Ведь мы же - курсанты-кремлёвцы! Хоть раз в жизни мы должны прийти по Красной площади в парадном расчете! Наверное, поэтому нам сказали, что на третьем курсе на парад пойдет первая половина нашего батальона, на четвертом - вторая. Видимо, хотели как-то успокоить?
   Но верится в это с трудом. Ведь, если сейчас сформируют парадную коробку, вымуштруют её, добьются слаженных и согласованных действий, то едва ли на четвертом курсе будут начинать делать это с нуля, с новым составом. Скорее всего, используют тех, у кого за плечами уже будет парадная подготовка на третьем курсе. Поэтому все мы прекрасно понимали, что именно сейчас так важно попасть в основной состав.
   А третья новость оказалась совсем уж печальной - наш взвод расформировывают. Вообще-то, это было вполне ожидаемо. Так поступали и с нашими предшественниками - с другими спортивными взводам, которые почти целый год готовились к соревнованиям.
   Разумеется, за год занятий спортом, знаний общеобразовательных и военных у ребят особо не прибавлялось. Поэтому после соревнований их разбрасывали по разным взводам, чтобы на третьем курсе в одном взводе не оказалось слишком много двоечников.
   Это было понятно, но совершенно неправильно. По крайней, для меня. Поэтому я сразу же спустился на первый этаж, где находились не только наши учебные классы, но и кабинеты комбата и замполита. К комбату идти я не решился. У комбата можно было легко схлопотать парочку нарядов вне очереди. Поэтому постучался в кабинет нашего нового замполита батальона - капитана Панова. А потом в течение нескольких минут пытался доказать ему, что решение расформировать наш взвод - ошибочное. Мне нужно было как-то обосновать свою точку зрения. Коротко и, по существу. Чтобы замполит мог потом так же доходчиво и четко донести её до комбата.
   Во-первых, я сказал, что наш взвод был на сборах не весь второй курс, а только последний семестр второго курса. Что, в свободное от тренировок время, с нами проводились дополнительные занятия по высшей математике (это, действительно, было так) и другим предметам (это было не совсем так). Поэтому мы не слишком отстали по учебе от других курсантов.
   Во-вторых, наш взвод отлично подготовлен для соревнований и показательных выступлений, которые проводятся для различных зарубежных делегаций.
   Ну, а в-третьих, я пообещал, что мы подтянем успеваемость. И следующую сессию наш взвод сдаст не хуже других.
   Мне кажется, замполит пропустил мимо ушей все, что я говорил о дополнительных занятиях, которые с нами якобы проводили. Немного задумался над моими словами о показательных выступлениях и о зарубежных делегациях. Но третий пункт моих доводов его, похоже, чем-то зацепил. Потому что явно тянул на некие повышенные соцобязательства. А какой гарный замполит не любит повышенных социалистических обязательств, принимаемых его подчинёнными?
   - Вы даете слово, что ваш взвод сдаст следующую сессию не хуже других взводов? - после небольшой паузы спросил замполит.
   - Так точно, товарищ капитан!
   - Хорошо. Идите! Мы подумаем.
   - Есть, - ответил я. Четко, как и полагается, сделал поворот кругом. И вышел из кабинета.
   И только за дверью начал мысленно высказывать все, что о себе думаю. Разумеется, то, что я ввалился к замполиту со своими претензиями по поводу расформирования нашего взвода, было большой наглостью. Но я был комсоргом спортвзвода. И мне по штату полагалось отстаивать интересы моих товарищей любым способом и любым видом нелетального оружия - возможно, наглость и относилась к одному из них?
   Да, я должен был, хотя бы попытаться уберечь наш взвод от расформирования. Потому что идея расформирования нашего замечательного взвода была не только ошибкой, но и несправедливостью! Я мог примериться с ошибкой, а вот с несправедливостью - нет.
   А еще, я только что вернулся в училище из дома. Еще не был отформатирован хождением строем, распорядком дня, различными построениями, превращающими человека в винтик большой и надежной машины. Но стирающий его индивидуальность. Когда человек привыкает действовать в составе отделения, взвода или роты. Но немного забывает, что может сделать в одиночку.
   Да, я только что вернулся из дома. Отец еще не простил мне моего бегства в Ленинград. И последние дни со мной не разговаривал. Но я хорошо помнил, как несколько лет назад он рассказывал о том, что у десантников есть девиз: "Никто, кроме нас!". А когда он служил срочную в артиллерии, у их командира их батареи был немного другой девиз: "А кто, кроме нас?". Согласитесь, этот девиз довольно сильно отличается от девиза десантников. И я на всю жизнь запомнил эти слова моего отца.
   Я не был уверен, что Геннадий Александрович сможет переубедить нашего комбата, а тем более, начальника училища. Но через пару дней, когда наша рота строилась у казармы на ужин, капитан Панов подошел к нашему взводу. И сказал, что нас расформировывать не будут.
   Мне, кажется, никто ничего не понял. Потому что многие из ребят даже и не знали, что наш взвод планируют расформировывать. Но я чуть было не закричал: "Ура". И чуть было не запрыгал от счастья. К счастью, вовремя успел вспомнить, что я - курсант третьего курса, а не какой-то там гражданский восторженный юноша. И что прыгать в строю довольно неприлично. А потому ничего кричать и никуда прыгать не стал. Но весь вечер словно бы летал на крыльях.
   То, что наш взвод не стали расформировывать - это было здорово! Оставалось только решить вопрос, как подтянуть успеваемость во взводе? Да, обещать подтянуть успеваемость, было слишком самонадеянно с моей стороны. Ведь я совершенно не знал, как это сделать. И не знал, к кому обратиться за советом?
   Но почему-то мне вспомнились как в школьные годы, в девятом классе, когда в комитете комсомола школы я отвечал за учебный сектор, то для повышения успеваемости придумал создать учебные тройки, состоящие из отличника, хорошиста и троечника (двоечника). Ведь не случайно в наших народных сказках были три богатыря, три сына и "соображать" наши мужики обычно любили на троих. Да, и троечнику (двоечнику) будет легче понять объяснения отличника, если их, на доступный и более понятный для него язык, переведет друг-хорошист. Да и подтягивать учебу нужно не только двоечникам, но и троечникам, и хорошистам. Всем нам нужно стремиться стать лучше.
   В школьные годы учебные тройки себя оправдали. По словам директора нашей школы, наш выпуск был самым сильным за всю историю школы. Если учебные тройки сработали в школе, то почему бы не попробовать их и в училище?
   На ближайшем комсомольском собрании я поднял этот вопрос. Рассказывать о своем обещании, которое я дал замполиту, не стал. Сказал лишь, что пока мы были на спортивных сборах, у нас не было проблем с увольнительными. Но теперь сборы закончились, и мы будем ходить в увольнения, как и все - с учетом не только требований боеготовности, но и с учетом дисциплины. И что самое печальное для нас - с учетом успеваемости (курсанты получившие на неделе двойки, в списки на увольнение не записывались, хотя, конечно же, бывали и "позвоночные" исключения). Ребята меня услышали. Идею с шефством поддержали. И не только на словах, но и на деле.
   Результатом этого стало то, что по итогам следующей сессии наш взвод занял первое место в батальоне (из пятнадцати взводов). А я стал Фрунзенским стипендиатом.
  

Глава 23. Курсантская се ля ва

  
   Первое сентября началось с торжественного построения на плацу. Начальник училища зачитал поздравительно письмо Министра обороны к курсантам военно-учебных заведений. После этого мы, как обычно, прогулялись по плацу торжественным маршем. А потом начались занятия.
   Два часа физподготовки. Конь, 10-е упражнение на перекладине, 14-е упражнение на брусьях. Вторая пара - иностранный язык. У нас новый преподаватель английского - Ирина Артемовна. Симпатичная, очень эрудированная девушка. Во взводе у нас есть курсанты, которые ее значительно старше.
   Третью пару проводит полковник Шамсутдинов - занятие по теории вождения бронетанковой техники. Водить на этом третьем курсе придется много - и бронетанковую технику, и автомобильную.
   После обеда - спортивно-массовая работа. Сдаем нормативы Военно-спортивного комплекса - бег на 100 и на 3000 метров, подъем переворотом. Заметно, что после отпуска многим эти нормативы даются уже не так легко, как раньше. И переключиться с гражданской, отпускной жизни за один день на курсантскую, действительно непросто. Но командиры наши оперативно закручивают гайки и сметают всю гражданскую шелуху, прилипшую к нам за время отпуска.
   Мне проще, чем многим моим товарищам. В отпуске, вернувшись из Ленинграда, я много бегал и плавал.
   Перед ужином комбат собирает парадную коробку. Десять шеренг по двадцать пять курсантов (это значительно больше, чем мы думали вначале, ведь на параде в шеренге будет всего лишь двадцать человек плюс один запасной). Я попал во вторую шеренгу девятнадцатым. Это здорово! То есть я оказался в основном составе. Но радоваться рано. Все мы прекрасно знаем, что в ходе парадной подготовки в шеренге будут постоянно проводиться ротация. Те, кто ходит строевым шагом лучше, будут перемещаться командиром шеренги ближе к правому флангу. Те, кто хуже - постепенно смещаться к левому. И те, кто сейчас ходят двадцать какими-то, со временем могут оказаться в основном составе. А те, кто сейчас находятся в основном составе - на их месте. Как говорится, естественный отбор. На парад попадут только лучшие из лучших.
   Мы сделали несколько пробных прохождений мимо трибуны. Комбат даже не ругал нас. Хотя явно было за что - все наши прохождения были просто ужасными. Мы и сами это понимаем. До этого нам ни разу еще не приходилось ходить в шеренге из двадцати пяти человек. И понятно, что у нас ничего не получается.
   На следующий день подъем у нашего взвода был на полчаса раньше, чем у других (хотя в спортвзводе мы и так вставали на полчаса раньше остальных) - в 6.30. Но сегодня причина у нас немного иная - мы выезжаем в Ногинский учебный центр на сдачу контрольных упражнений по вождению боевой машины пехоты и бронетранспортера.
   На танкодроме, как обычно, короткая вводная часть, нам напоминают меры безопасности и следует команда: "По машинам!"
   Сначала сдаем упражнение на БТР-е. Мне достается вести бронетранспортер первым. Если честно, водитель из меня еще не слишком хороший. У отца машины никогда не было. И у меня нет ни малейшего опыта вождения машин в гражданской жизни. Всё, чему научился - это здесь, в училище. А этого для уверенного вождения лично мне явно не хватает.
   Да, мне нравится водить Боевую машину пехоты. Штурвал, которым она управляется, кажется немного игрушечным. Мультипликатор, кнопка электро-спуска для курсового пулемета - все такое миниатюрное и даже немного детское. Мне кажется, любой школьник сможет водить эту боевую машину. С БМП у меня все получается. А вот с БТР-ом дела обстоят немного хуже. Пока не получается почувствовать машину. А потому, на предыдущих занятиях БТР то глох у меня на подъеме, то ревел, как стадо раненых бизонов.
   Но сегодня, вроде бы все нормально. Получаю уверенную четверку - это для меня большое достижение. И оценку отлично за вождение БМП. К счастью, сегодня контрольное упражнение по вождению танка мы не сдаем. Поэтому особо не задерживаемся на танкодроме.
   На следующий день, на лекции по огневой подготовке нам озвучили задачи на третий курс. В принципе, ничего нового. Семь недельных выездов в Ногинский учебный центр. Как обычно с полевыми выходами, учебными стрельбами и, конечно же, метание боевых гранат.
   После обеда наш взвод заступает в наряд по училищу. Меня ставят дежурным на Контрольно-технический пункт в парк автомобильной и бронетанковой техники. Сразу же чувствуется, что мы стали старшекурсниками. Дневальными у нас курсанты младших курсов. Впервые мне приходится кем-то командовать - двумя дневальными. Наряд проходит без происшествий и приключений, а это главное!
   5 сентября у нас три лекции - по боевым машинам, двигателям и тактике. Есть у меня такое подозрение, что лекции после нарядов по училищу, это скрытая форма неофициального отдыха (в наряде по училищу ведь толком не выспишься). Или же скрытая форма проверки нас на вшивость - а сможем ли мы не уснуть на лекции после наряда?
   Многие из курсантов героически проходят эту проверку. Но кое у кого, вместо конспектов лекций, в тетрадях появляются диаграммы сна - это когда ручка вдруг прекращает выписывать буквы и слова, а начинает рисовать какие-то замысловатые линии. Я один из этих курсантов. Хотя обычно у меня образцовые конспекты. Но не сегодня. Видно, еще не совсем втянулся в учебу и службу.
   После обеда мы снова выезжаем в Ногинский учебный центр. В этот раз на двухсуточные ротные тактические учения. Тема учений - гранатометный взвод в наступлении. Наносим тактическую обстановку на рабочие карты, рисуем схемы огня гранатометного взвода, делаем наброски решения и боевого приказа.
   Мы немного припозднились с подготовкой к занятиям. Поэтому отбой был произведен на час позже, чем обычно, в 23.00 (в НУЦе мы живем по "армейскому" распорядку дня, а не по "курсантскому" - здесь подъем в 6.00 и отбой в 22.00; в училище подъем в 7.00, отбой в 23.00). Сквозь сон слышу: "Первые отделения взводов, подъем!" Сплю дальше. Меня это не касается. Мое отделение - третье.
   Утром на зарядке рассказываю о своем сне ребятам. Оказывается, это был не сон. Действительно, первые отделения взводов подняли в пять часов. И отправили на разгрузку какого-то вагона с щебнем. Лишь после этих слов понимаю, что на зарядке нет трети нашего взвода. Ребята из первого отделения появляются только на завтраке - уставшие и не выспавшиеся.
   После завтрака мы надеваем снаряжение, получаем оружие, загружаемся в БМП и выезжаем на тактическое поле. И чувствуем себя белыми людьми. Ведь обычно до тактического поля мы добирались на одиннадцатом номере, то есть пешком. Или правильнее сказать, марш-броском.
   Эти учения немного необычные. Мы впервые спим на учениях в казарме, вместо того, чтобы ночевать в поле.
   На тактическом поле мы снова повторяем то, что уже изучали в училище: устройство автоматического гранатомета на станке АГС-17, прицел автоматического гранатомёта (ПАГ-17), артиллерийскую логарифмическую линейку. Отрабатываем приемы действий гранатометного взвода в наступлении. Думается, лучше было бы провести это занятие в рамках огневой подготовки - с боевой стрельбой. Пользы от него было бы больше. А бегать по тактическому полю со всякими-разными железками, мы и так уже умеем.
   Во время небольшого перерыва преподаватель тактической подготовки подполковник Стебунов рассказывает нам о своей службе в войсках. Дает совет жениться только после 23-х лет, то есть через пару лет после окончания училища, когда уже немного встанем на ноги. Рассказывает, что родителям своих солдат лучше отправлять поздравительные открытки с благодарностями, если солдаты хорошо служат. Но только не письма. Письма из армии могут напугать родителей (тогда мы еще не задумывались о том, что родители могут получать не только благодарственные письма, но и похоронки). Что нужно обязательно поощрять солдат за хорошую службу. И не бояться их наказывать, если они того заслужили. При поощрении можно применять фантазию, если не хватает уставных форм поощрения. А вот наказывать только в рамках Устава.
   Забавно, такие небольшие перерывы и короткие рассказы наших преподавателей позднее окажутся для нас не менее важными, чем сами занятия.
   После обеда мы снова готовимся к завтрашнему дню. Снова наносим обстановку на карты, рисуем схемы огня. Тема завтрашнего занятия: "Гранатометный взвод в обороне".
   Ночью сквозь сон снова слышу: "Вторые отделения взводов, подъем!". Рефлекторно смотрю на часы - 4.00. Соображаю, что это снова не касается нашего отделения. Это хорошо! И при мысли, что завтра, после занятий, мы возвращаемся в Москву, а значит, до третьих отделений дело не дойдет, сладко засыпаю.
   Да, это немного несправедливо, что щебенка достается только первым и вторым отделениям, а третьим отделениям - самый сладкий утренний сон. Но мир не всегда справедлив и совершенен.
   Утром выясняется, что я не ошибся - вторые отделения, как и первые отделения, прошлой ночью, были отправлены на разгрузку какой-то неведомой щебенки. Но зато и сегодня мы снова выехали на тактическое поле на БМП - это просто праздник какой-то! Единственное, что немного омрачает этот праздник - мы снова едем "по-боевому" - в десантных отсеках. Как килька в томате! Я ненавижу кататься в десантном отделении. Запах солярки и постоянные мотания машины из стороны в сторону мне совсем не по нутру. Меня постоянно подташнивает от этого. И я опасаюсь, как бы все это не вырвалось наружу.
   Одна мысль согревает меня, что после окончания училища, уже офицером, я буду кататься не в десантном отделении, а в боевом - там гораздо свободнее и не так укачивает. Но до этого еще нужно было дожить.
   Сегодня мы гораздо меньше бегали с железками по тактическому полю. А больше занимались с самими гранатометами. Отрабатывали стрельбу веером и стрельбу с закрытой огневой позиции. И, конечно же, принимали решение на бой, отдавали боевой приказ, организовывали управление и взаимодействие. А главное, мы не оборудовали взводный опорный пункт и не окапывались по самое не хочу, как обычно. Нет, все-таки учиться на старших курсах было гораздо приятнее, чем на младших!
   Восьмого сентября первые три часа у нас была огневая подготовка в тире. Стреляли из автоматического пистолета Стечкина - одиночными и короткими очередями. Классный пистолет. Мне понравился. На 25 метров все одиночные выстрелы в девятку или в десятку. При стрельбе очередями разброс, конечно же, побольше. Но не намного.
   Из автомата выбил всего 82 очка. Не самый лучший мой результат, если не сказать большего. Немного схалтурил. Стрельба из автомата на сто метров мне не очень нравится. С моим зрением стрелять на небольшие дальности мне не очень интересно - при стрельбе из пистолета на двадцать пять метров я отчетливо вижу пробоины на мишени. А иногда и при стрельбе из автомата на сто метров.
   После обеда мы заступаем в караул по училищу. Мне-то хорошо, я стою на первом посту - сухо и тепло. Главное, чтобы враги наше Боевое знамя не стащили. И денежный ящик в придачу. А на улице всю ночь идёт проливной дождь. Льёт, как из ведра. Ребятам на постах сейчас не сладко.
   Но это не самое главное сегодня. Потому что уже после полуночи я чувствую себя самым счастливым человеком на свете. Девятое сентября! Я дожил до девятнадцати лет. Это настоящее счастье! Потому что каждый прожитый год, для меня и моего больного сердца - настоящий подарок.
   Но еще больший подарок ожидает меня и всех моих товарищей в караульном помещении. К нам с проверкой пришел бывший комендант училища, а сегодня - помощник дежурного по училищу, гроза всех самовольщиков и разгильдяев, старший лейтенант Васиков. Он больше часа гоняет всех нас по знанию Устава гарнизонной и караульной службы (сам знает его наизусть). И дает различные вводные - от нападения на такой-то пост и нападения на караульное помещение до высадки инопланетян. И мы, как помойные коты, в два часа ночи, под проливным дождем, летаем по территории училища, отражаем какие-то нападения и тушим учебные пожары. А кто-то в это время сладко спит в теплых кроватках. Несправедливо, однако.
  

Глава 24. На приз "Красной Звезды"

  
   Вечером 9 сентября командир роты зачитал приказ о присвоении очередных воинских званий. Звание "сержант" присвоено нашему замкомвзвода Славе Голомедову и командиру первого отделения Коле Кравченко. Ротный перед строем вручил им новые сержантские погоны. Хорошая новость. Ребята это заслужили.
   В субботу после парко-хозяйственного дня наша рота заступила на сутки на боевое дежурство. Естественно, все увольнения в субботу и в воскресенье накрылись медным тазом. К счастью, в воскресенье у первого курса - присяга. А, значит, в училище будут толпы родителей и полное разгильдяйство.
   Приехали и мои родители - проведать своего непутевого сына. О моей неудавшейся свадьбе они больше не заикаются. Рассказывают последние новости. Сестру отвезли в роддом. На днях у неё в семье ожидается очередное пополнение. Скорее всего, будет дочка. Это здорово!
   Я очень рад повидаться с родителями. Хотя и взрослый уже, но все равно по ним соскучился. А не виделись всего немногим больше недели. Но пообщаться толком с ними не получилось. Полчаса, не больше, посидел с родителями в нашем учебном классе. И меня вызвали в расположение роты. У нас очередное построение.
   После построения ротный выставляет дневального у выхода из расположения. Приказывает, чтобы тот никого из роты не выпускал. Ничего не поделаешь, боевое дежурство. Родители уезжают домой. Три часа из Клина до училища. Три часа обратно. Ради того, чтобы полчаса пообщаться. Но отец все прекрасно понимает, сам служил в армии срочную.
   Официально 13 сентября - наш первый день парадной подготовки. Получается, что все предыдущие наши тренировки были как бы неофициальными. Из-за парадной подготовки официальный подъем у нас теперь в 6.30 - на полчаса раньше, чем обычно. А отбой, как обычно в 23.00 (просто спим на полчаса меньше). После утренней тренировки - завтрак и учебные занятия.
   Начинается наша парадная подготовка, разумеется, с одиночной строевой подготовки. Упражнения для рук на четыре счета, упражнения для ног на два счета. Повороты на месте и в движении. Начинаем гулять по строевым квадратам под бой барабана. С 6.50 до 8.00 утром. И два часа после обеда - с 15.30 до 17.30.
   В каждой роте начали составлять ростовки на получение так называемой "особо парадной формы", шинелей, сапог и фуражек.
   Утром наш ротный почтальон принес мне письмо от моего одноклассника Андрея Пименова. В Севастополе сейчас плюс двадцать пять. Их курс тоже готовят к соревнованиям по военно-прикладному плаванию на приз газеты "Красная Звезда".
   Жаль, что не получится повидаться с ним на соревнованиях. А было бы здорово повидаться. Но соревнования наверняка будут проводиться не в одном месте, а по местам расположения воинских частей и военно-учебных заведений. По крайней мере, уже известно, что нам придется плыть стометровку в нашем училищном бассейне. Это хуже, чем в открытом водоеме - ведь длина нашего бассейна 25 метров, будет теряться время на поворотах. Но зато в крытом бассейне гораздо теплее, чем в открытом водоеме в середине сентября.
   Самое забавное, что плыть нам предстоит уже сегодня. Эту новость ротный сообщил нам после обеда. Разумеется, плыть мы будем не во время послеобеденной парадной подготовки, а после ужина. С полными животами, чтобы служба нам медом не казалась.
   Да, курсанты Черноморского военно-морского училища всё еще тренируются, а нам уже через четыре часа предстоит "рожать ёжиков" в бассейне! Хотя на самом деле, это просто письмо шло несколько дней. Вполне возможно, что и они тоже сегодня плывут свою стометровку.
   За последние дни курсанты других взводов пару раз сходили на тренировки в бассейн. Наш взвод на тренировки в бассейн за прошедшие две недели не ходил ни разу. Видимо, наше командование посчитало, что мы достаточно потренировались еще во время подготовки к окружным соревнованиям. Или, скорее всего, из-за того, чтобы дать побольше времени на подготовку другим курсантам, которым на этих соревнованиях придется плыть стометровку в военной форме с оружием впервые.
   В принципе, нам все равно - тренировали нас или нет. Как положено курсанту военного училища, сказали плыть - поплыл. Сказали сдавать зачет или экзамен по китайскому языку, отложил метлу, которой только что подметал строевой плац, пошел и сдал. На хорошо или отлично. Даже если и не знаешь ни слова по-китайски.
   После ужина мы переодеваемся в сменное хлопчатобумажное обмундирование. Проверяем, чтобы по привычке не положить в карманы что-нибудь лишнее - документы или чернильные ручки. Получаем в каптёрке двенадцать пар сменных сапог. И в комнате для хранения оружия получаем двенадцать автоматов. Автоматы свои, родные. В бассейне шесть дорожек. Итого: два комплекта по шесть автоматов и шесть пар сапог - пока первая группа будет плыть, вторая будет готовиться к старту, закреплять их на себе поясными ремнями.
   Выдвигаемся к бассейну. Наш взвод плывет первым. В общем, все, как обычно. Первая смена хорошенько проверила, чтобы поясной ремень надежно держал не только автомат, висящий за спиной, но и сапоги, которые закреплены под ремнем - нельзя, чтобы во время заплыва они выпали. Ибо, "упражнение считается невыполненным при утере оружия или предметов обмундирования".
   Закатали рукава на хб-шках до локтей - так плыть будет легче. То же самое сделала и вторая смена. А первая смена тем временем уже вышла на старт.
   В бассейне плыть, действительно, гораздо комфортнее, чем в реке Наре, где мы плыли свою стометровку на предыдущих соревнованиях, на Первенстве Московского военного округа по военно-прикладному плаванию. Да, мы заняли на тех соревнованиях первое место. Но какой ценой досталась нам та победа! В этот раз хотелось, чтобы цена был хоть немного пониже.
   Кроме того, что вода в бассейне была значительно теплее, чем в реке, здесь не было и сильного бокового течения, как на Наре. А главное, было хорошо видно разметку дорожек на дне бассейна - это здорово экономило нам время, которое потом мы все равно теряли на поворотах.
   Каждый заплыв занимал примерно по три минуты (с учетом времени на выход смены из воды после заплыва, из них примерно две минуты уходило на сам заплыв). И минут за пятнадцать наш взвод "отстрелялся" полностью.
   Мы наивно полагали, что теперь нас отпустят в казарму. Совершенно забыв о том, что в бассейне "плавают" наши автоматы (сапоги, могли принести в казарму и другие курсанты, а вот свое персональное оружие, естественно, мы должны были сдать в оружейную комнату сами).
   Но комбат приказал ротному оставить нас еще по одной причине - на время соревнований мы выполняли обязанности спасателей. Именно поэтому мы и стартовали первыми. Видимо, комбат полагал, что нашему взводу спасатели не нужны. А вот другим взводам вполне могут понадобиться.
   Комбат не ошибся. Наша помощь на соревнованиях все же понадобилась. Два курсанта немного не дотянули до финиша. И хорошенько нахлебались воды. Пришлось доставать их из бассейна. Доставали мы их не слишком эстетично - обычными баграми. Но зато крайне эффективно, быстро и довольно безопасно. В том числе, безопасно и для самих спасателей.
   Третий курсант реально, чуть было не утонул. После того, как мы достали его из воды, дежурному врачу пришлось делать нашему "утопленнику" искусственное дыхание. Но когда, курсант немного пришел в себя, еще очень смутно соображая, он поднялся на ноги, взял у кого-то из ребят автомат. И пошел на старт, чтобы снова попробовать проплыть эту, чуть ли не ставшую для него последней, стометровку. Комбат вовремя его остановил.
   - Не надо, сынок. В следующий раз!
   Курсант развернулся и на полном автопилоте пошел куда-то в сторону раздевалки. Менялись смены, продолжались заплывы. Всё наше внимание было устремлено на пловцов. И мы совершенно не заметили, как этот курсант снова вышел на старт. И примерно через минуту после этого, нам снова пришлось доставать его из воды...
   На соревнованиях на приз газеты "Красная Звезда" наш батальон занял всего лишь пятое место. С треском проиграв абсолютно всем... отрядам боевых пловцов Тихоокеанского, Северного, Балтийского и Черноморского флотов.? Но мы заняли первое место среди всех остальных.
   А в личном зачете первое место на этих соревнованиях занял наш командир взвода лейтенант Горлов Владимир Вячеславович (Чемпион Вооруженных Сил СССР по плаванию и по офицерскому многоборью, Мастер Спорта СССР). Второе место - курсант Дима Кабанов из 9-й роты. Третье место - командир третьего взвода нашей роты (мой первый взводный) капитан Князев Валерий Иванович (Чемпион Вооруженных Сил СССР по офицерскому многоборью, Мастер Спорта СССР). Они оказались круче любых боевых пловцов! Лучшими из лучших в Вооруженных Силах всего Советского Союза. Это было очень круто! И очень приятно.
   Но что было не менее важным, никто из нас не утонул на этих соревнованиях. И все мы остались живы. Да, многие из нас были готовы к подвигам. Но когда предстоящая задача была хорошо продумана и организована, места для геройства практически не осталось. Ведь, как известно подвиги одних, это зачастую - всего лишь просчеты других. Это тоже стало для всех нас хорошим уроком. Этот урок мы хорошо усвоили. И запомнили на всю свою жизнь.
  

Глава. 25. Спортивный праздник и учебные будни

  
   15 сентября весь наш курс собирают в Гарнизонном офицерском клубе. Лекция по тактике (лекции для всего курса в ГОКе у нас большая редкость, обычно лекции читают для рот в лекционном зале в Учебно-лабораторном корпусе). Проводит занятие полковник-лётчик, преподаватель Военной Академии имени Фрунзе. Тема лекции: "Авиация вероятного противника". Занятие очень интересное, но мы невольно ловим себя на мысли, что, наверное, это не совсем наш уровень, не уровень командира пехотного взвода. По молодости и неопытности, мы явно ошибаемся на этот счет. Командиру взвода в современной войне нужно знать многое. Гораздо больше, чем мы думаем. И, как говорится, с запасом.
   На следующий день в училище приехал военный комендант Москвы Герой Советского Союза генерал-лейтенант Серых Владимир Дмитриевич. Проверял нашу подготовку к инструкторско-методическому занятию для командиров парадных расчетов. По результатам этой проверки он объявляет нам благодарность.
   Парадная подготовка продолжается. К упражнениям для рук и для ног, поворотов на месте и в движении добавляется упражнение "подход к начальнику" и "отход от него". А также, учебно-строевой шаг с подтягиванием и выносом ноги. В конце занятий несколько прохождений в составе парадного расчета.
   Как обычно, по итогам прохождений полковник Конопля хвалит четвертый курс, а нас ругает. В принципе, все так и есть. С четвертым курсом нам пока не тягаться. У них уже парад на Красной площади за плечами. Хотя за три недели занятий прогресс и у нас на лицо. Так и должно быть. Ведь парадная подготовка теперь проводится два раза в день. В результате, с равнением начинает что-то получаться. Но еще не очень.
   23 сентября наш комбат проводит собрание сержантского и комсомольского актива. Вопрос один: как повысить заинтересованность курсантов в результатах парадной подготовки? Странный вопрос. Мы и так стараемся из последних сил. И заинтересованность у нас максимальная. Все мы мечтаем попасть на парад. И конкуренция среди желающих довольно жесткая. Но комбат уверен, что стараемся мы недостаточно. На этом собрании звучит предложение вручать торт лучшей шеренге...
   В субботу 24 сентября нас поднимают в час десять. Да, да, в десять минут второго. За окном - темнота, хоть глаз выколи. К счастью, это не команда "Туман", получать оружие и куда-то бежать не нужно. Оказалось, что дежурный по училищу на ночном обходе подразделений не досчитался у нас в роте одного курсанта. Вот нас и подняли - не столько для выяснения фамилии пропавшего, сколько в профилактических целях. Вскоре выяснилось, что Миша Ломакин со второго взвода ушел в самоволку. Минут через десять нас отпускают по кроваткам, а второму взводу ставят задачу найти "пропажу".
   Поиски не слишком сложные. Миша наверняка оставил кому-то из своих товарищей номер телефона, по которому его можно будет вызвать в случае необходимости. Или не оставил. Не оставил. Потому что вернулся он в роту только в пять утра. И до пяти утра второй взвод активно изображал его поиски.
   В принципе, дело вполне житейское. Во многих училищах на старших курсах - свободный выход. У нас же, все четыре курса - казарменное положение. Миша - уже взрослый человек. По-хорошему, в его годы уже можно спать к кроватке и с красивой девушкой, а не одному. Но, с другой стороны, и понятие боеготовности никто не отменял. И наше училище - по сути, одна из самых боеготовных воинских частей Московского гарнизона. Поэтому у нас все эти боевые дежурства, ограничения на количество увольняемых и казарменное положение. Все правильно, но немного несправедливо.
   Утром ротный устроил Мише хорошую головомойку. Хорошо, что мы уже не первый курс, а старшекурсники. Поэтому Мишу расстреливать и отчислять из училища не стали. Ротный ограничился лишь словами: "Ай-я-яй!" (разумеется, немного другими). И нарядом вне очереди.
   Воскресенье начинается с традиционного спортивного праздника. Чей это праздник, нам не совсем понятно. Но пока он не закончится, никого из роты в увольнение не отпустят. Поэтому приходится нам идти на стадион и "праздновать".
   Сегодняшний праздник посвящен легкой атлетике. Хорошо, хоть не боксу. Вообще-то в училище много сильных и талантливых боксеров. Тягаться с ними просто не реально. А вот в легкой атлетике - совсем другое дело. Здесь есть с кем потягаться. С нашим взводом, к примеру.
   По итогам спортивного праздника 1 место занимает четвертый батальон, наш - всего лишь второе, первый батальон - третье место, второй батальон - четвертое. При этом, среди рот, наша седьмая рота занимает первое место, второе место занимает одиннадцатая рота. А в личном зачете победители, в основном ребята с нашего взвода: первое место в училище по подъему переворотом занял наш Саня Смирнов, Андрей Трофимов - 1 место на стометровке, Коля Орлов - 1-е место на 400-метровке. Володя Воронов - 1 место на 3000 метров (9 мин. 48 сек.). К тому же, наша рота заняла первое место по футболу, волейболу и по шведской эстафете.
   Возможно, наши командиры считают, что после такого насыщенного спортивного праздника у нас не останется ни малейших сил на всякие-разные подвиги в увольнении и на самовольные отлучки. Они нас явно недооценивают. На разгильдяйство и разные подвиги силы мы всегда найдем!
   В понедельник двадцать шестого сентября подъем в 6.00. Снова выезжаем в Ногинский учебный центр. В этот раз на автодром. Занятие по вождению ЗИЛ-131. С ЗИЛ-ом у меня тоже не самые лучшие отношения, как и с БТР-ом. При вождении в городе, управляемая мною машина, в любой момент может заглохнуть на перекрестке. А я могу не заметить какую-нибудь легковушку, которая так и норовит залезть под передний бампер моей машины. Но на автодроме водить машину значительно проще - знай себе крути руль и переключай скорости. Здесь никто ниоткуда не выскакивает, не бибикает и не кричит на тебя. И хотя мне периодически достается на орехи от инструктора за мои ошибки, их с каждым занятием становится все меньше и меньше.
   Каждому из нас достается по полчаса за рулем. Это не слишком много. Хотелось бы, конечно же, покататься побольше. Но погода сегодня опять никудышная - снова проливной дождь. Невольно ловлю себя на мысли, как это здорово - учиться на старших курсах. Мы катаемся в машинах, а ребята с младших курсов тем временем на полевых выходах ползают по тактическому полю, окапываются, ночуют в поле - зимой и летом. Хотя и мы все это проходили еще совсем недавно.
   27 сентября на занятиях по английскому, как обычно, у нас двусторонний перевод. Сегодня проходим организацию и тактику действий ракетно-артиллерийского дивизиона армии США. Лекция по тактической подготовке "Мотострелковая рота в наступлении". А ведь еще совсем недавно мы изучали работу командира мотострелкового взвода. Ведь именно взводами нам предстоит командовать после окончания училища. Рота - это на вырост.
   После обеда, командир четвертого батальона полковник Корнилов, проводивший с нами парадную подготовку, довел до нас порядок дальнейших тренировок. До 1 октября у нас продолжается индивидуальная строевая подготовка. В каждой шеренге остается по одному запасному (до сего дня было 5-6). 2-3 октября мы отрабатываем приемы с оружием. С 3 по 17 октября парадная подготовка проводится в составе одной, двух и трех шеренг. С 18 по 25 октября - в составе всего парадного расчета. С 26 октября начинаются репетиции на аэродроме и генеральные репетиции на Красной площади.
   И маленькое нововведение: во время индивидуальной подготовки, два-три курсанта с каждой шеренги, показавшие наихудшие результаты, остаются на час дополнительных занятий. В ходе тренировок в составе шеренг, то же самое - час дополнительной тренировки для худшей шеренги. Суровое, но, наверное, действенное наказание?
   И еще одна интересная новость. Из тех курсантов нашего батальона, кто не попал в парадный расчет, будет сформирована рота "карабинеров" для показательных выступлений с оружием. Да, показы - это наше всё!
   28 сентября я проснулся от мысли, что спим мы сегодня слишком долго. Практически весь последний месяц нас поднимают в 6.30. Это официально. На самом деле поднимают в 6.20. Чтобы мы никуда не опаздывали, нас будят на десять минут раньше, чем положено. Такая, не совсем законная перестраховка. Но зато нам так гораздо удобнее - не нужно особо торопиться.
   Смотрю на часы. На них 6.25. Что бы это значило?
   Дневальные уснули? Этого не может быть. Потому что не может быть никогда! Смотрю по сторонам. Все понятно. На подъем пришел командир батальона подполковник Тушин. И дежурный по роте не решается при нем поднять нас на десять минут раньше. Пустячок, как говорится, а приятно. Ведь не только никуда не спешить, но и хорошенько поспать, мы тоже любим. А поспали мы сегодня на десять минут больше, чем обычно. Для курсанта даже десять минут дополнительного сна дорогого стоят.
   Во время завтрака узнаем, что первый и второй курсантские батальоны сегодня уезжают на съемки фильма "Битва за Москву". Будут изображать ополченцев. Вид у них, действительно, довольно живописный - на ребятах зипуны, тулупы, телогрейки, бушлаты, в кепки и треухи. Возможно, их будут снимать крупным планом. Потому что через несколько дней на съемки этого фильма поедем и мы - в обычных курсантских шинелях современного образца. Единственное, поедем на Красную площадь с оружием времен Великой Отечественной войны.
   Получил сегодня письмо из дома. Десять дней назад у сестры родилась дочка, меня племянница. Назвали её Ириной. Родилась Иришка 18 сентября, в тот самый день, когда моя мама приехала меня проведать в училище, еще не зная, что у нее уже несколько часов, как родилась внучка. Это очень здорово! Все мои домашние на седьмом небе от счастья.
   А на занятиях, как гром средь ясного неба, я услышал от ребят новость, что Игорь Овсянников написал рапорт с просьбой отчислить его из училища. Игорь окончил Уссурийское Суворовское военное училище. Высокий, атлетического сложения, необычайно сильный. Прирожденный командир, самой высокой пробы. Настоящий мастер карате и айкидо. На первом курсе он был заместителем командира третьего взвода, в котором я учился до перевода меня в спортвзвод.
   На втором курсе Игорь уговорил ротного освободить его от должности замкомвзвода. Потому что, по его словам, эта должность мешала ему не только заниматься спортом, но и учиться "военному делу настоящим образом". Понимая, что Игоря не переубедить, ротный пошел ему навстречу.
   Когда началась парадная подготовка, Игорь написал рапорт об отчислении из училища. Твердо убежденный, что парадная подготовка и различные показы - далеко не самое главное в подготовке командира. Его личный график тренировок, самоподготовки и личной подготовки были слишком плотными, чтобы отвлекаться на парады и показы. Но в этот раз ротному все же удалось уговорить его остаться.
   Возможно, если бы Игорь настоял на своем решении, он не стал бы офицером. Зато стал бы прекрасным специалистом в любой другой области, которую бы выбрал. Но Игорь остался в училище.
   В 1985 году, сразу после выпуска, он получит назначение в Афганистан, в 66-ю отдельную мотострелковую бригаду. Перед самой заменой в одном из рейдов командир первого десантно-штурмового взвода второй десантно-штурмовой роты старший лейтенант Игорь Викторович Овсянников будет тяжело ранен, останется без ног.
   Через полгода после этого Игорь встанет на протезы, а позднее будет на них танцевать. Получит второе высшее образование. И погибнет 8 августа 1989 года в дорожной аварии. Но тогда, в 1983 году, мы всего этого еще не знали.
  

Глава 26. Саботажники и простуда

  
   В воскресенье второго октября на построении всего училища нас обрадовали новостью, что в прошлое воскресенье у нас был обычный спортивный праздник. А вот в это воскресенье нас ожидает не просто спортивный праздник, а Закрытие Летнего Спортивного Сезона.
   Думается, что это было абсолютно то же самое. Просто вид сбоку или с другой стороны. Мы правы, нам снова предстоит бежать. Но в этот раз программа праздника гораздо скромнее, чем в прошлое воскресенье. Нужно всего лишь пробежать марш-бросок на десять километров. Это похоже на какой-то детский лепет. Всего лишь десять километров!
   К нашему удивлению, марш-бросок дается нам не так легко, как обычно. Вроде бы и дождь идёт не сильный (а в дождь бежать гораздо легче). И дистанция для нас вполне привычная. Но совершенно неожиданно на седьмом километре плохо стало Серёже Марчуку. Пришлось мне забирать его автомат. А ребятам поддерживать его во время бега со всех сторон.
   Но Сергей - молодец. Как всегда, проявил свои бойцовские качества, с дистанции не сошел. И, как бы трудно ему не было, добежал вместе с нами до финиша. Как обычно, наш взвод пересек финишную черту с криками: "Ура"! Сегодня мы показали не самое лучшее свое время. Но, тем не менее, все равно заняли первое место в училище.
   Что случилось с Сергеем, было непонятно. Он сказал, что просто накатила какая-то необъяснимая слабость. К вечеру у Сергея поднялась температура. Но он сказал, что всё пройдет и так. И в медсанчасть не пошел.
   4 октября после обеда проходит парадная подготовка с оружием и в белых перчатках (чтобы отработать в шеренге однообразное положение рук на цевье и на прикладах автоматов). Как обычно, начинается она с одиночной подготовки. Затем - прохождения в составе шеренг и в парадном расчете. Командир второго батальона подполковник Корнилов сказал, что наш третий батальон сегодня прошел лучше, чем его курсанты. Слышать это приятно. Нас впервые похвалили.
   Но это только слова. Видимо, он хочет поддержать нас морально? На самом деле, мы и сами понимаем, что дела в нашей парадной коробке обстоят не самым лучшим образом - пока еще у нас не получается "слышать барабан" и большие проблемы с подъемом ноги. Хотя причина в этом, скорее всего, не наша лень, а издержки марш-броска на десять километров, который мы пробежали в прошедшее воскресенье.
   Наш комбат подполковник Тушин нашим прохождением явно недоволен. Говорит, что мы плохо стараемся. Оставляет первую и девятую шеренги на час дополнительных занятий.
   Послеобеденную парадную подготовку проводит замначальника училища полковник Конопля Дмитрий Макарович. Он тоже недоволен прохождениями нашей коробки.
   Выводит из строя Рому Добросельского с нашего взвода.
   - Кто командир взвода?
   - Лейтенант Горлов.
   Из строя выводят и нашего командира.
   - Не может быть, чтобы он был из спортвзвода, - с сомнением в голосе произносит Дмитрий Макарович.
   С нашим взводом замначальника училища знаком хорошо. Не раз приходил к нам на тренировки. Лично показывал нам гимнастические упражнения на перекладине, которые у нас не очень хорошо получались. При его, немного избыточном весе, это всегда выглядело более чем внушительно. Гимнаст он прекрасный. И один из самых уважаемых командиров в нашем училище. Но если начальника училища генерал-лейтенанта Магонова Ивана Афанасьевича, участника Великой Отечественной войны, командовавшего на Курской дуге, сначала мотострелковым, а затем танковым батальоном, мы просто бесконечно уважаем, то Дмитрия Макаровича - уважаем и любим.
   Наш командир взвода не стал объяснять Дмитрию Макаровичу, что Рому перевели в наш взвод лишь месяц назад. Такой спортивной подготовки, как у нас, у него, разумеется, не было. И сегодняшний низкий подъем ноги - это явно издержки нашего воскресного марш-броска, когда Роме досталось по самое не хочу. Но оправдываться не было смысла.
   Голос подал наш комбат.
   - Курсанта Добросельского перевели только что.
   - Я и говорю, что не может быть таких курсантов в спортивном взводе. Лентяев там не было и нет! - Констатирует Дмитрий Макарович и уходит с трибуны. На сегодня парадная подготовка завершена. Но не для всех.
   Комбат высказывает нам все, что он о нас думает. Говорит, что сегодня мы ходили просто отвратительно. Называет нас саботажниками.
   Мы на это не обижаемся. Понимаем, что комбат хочет, чтобы мы ходили не хуже четвертого курса. Просто у нас это еще не получается.
   Нашу шеренгу оставляют на час дополнительных занятий. Видно, как Рома Добросельский переживает из-за этого. Но переживает он совершенно напрасно. Не понимает, что на самом деле, он сделал гораздо больше, чем мог, на прошедшем в воскресенье марш-броске. Не подвел наш взвод. И на парадной подготовке старался, как мог. Просто в этот раз не смог сделать того, что было сверх его сил. Мы и сами через такое проходили.
   Но на дополнительную тренировку мы остаемся впервые. До этого дня наша вторая шеренга считалась одной из лучших в нашей коробке. Невольно закрадывается мысль, что причина наших не самых лучших прохождений заключается не только в прошедшем марш-броске, но и в том, что несколько курсантов из нашей шеренги на днях загремели в медсанчасть с простудой. И вместо них сейчас ходят запасные. Хотя и в других шеренгах такая же ситуация и не только в нашем батальоне - на четвертом курсе тоже много ребят из основного состава заболели.
   Это довольно странно. Сказать, что причина в дождях, которые явно зачастили в последнее время, я не могу. Погода не баловала нас и на первом курсе, и на втором. Особенно во время полевых выходов, когда мы дневали и ночевали на тактическом поле или на стрельбище. Под дождем и снегом. Но почему-то тогда у нас в батальоне не было так много заболевших, как в этом году. Странная какая-то простуда. Таких у нас раньше не было. Медсанчасть переполнена. Начмед не знает, куда размещать вновь поступивших.
   7 октября, на День Конституции меня отпускают в увольнение. Хорошо, что сегодня пятница, а не воскресенье - никаких спортивных праздников сегодня не предвидится. Подъем в 8.00. Командир роты капитан Белянин Григорий Николаевич подает команду, чтобы увольняемые строились на завтрак в парадной форме.
   После завтрака мы строимся в расположении роты. Никогда еще нас не отпускали в увольнение так рано, как сегодня. Но нас и не отпускают. Точнее, не всех. Кого-то ротный "развернул" из-за проблем с внешним видом, кого-то отправил в парикмахерскую, кого-то из-за незнания 43 статьи Устава Внутренней Службы, согласно которой "военнослужащие обязаны постоянно служить примером высокой культуры, скромности и выдержанности, строго соблюдать требования коммунистической морали и с достоинством вести себя в общественных местах и на улице. Должны соблюдать вежливость по отношению к гражданскому населению, способствовать защите чести и достоинства граждан, и поддержанию общественного порядка, а также оказывать им помощь при несчастных случаях, пожарах и стихийных бедствиях".
   И только в одиннадцатом часу мы покидаем расположение роты. Сегодня мне обязательно нужно съездить домой. В прошлом месяце у меня родилась племянница. Нужно поздравить сестру. И очень хочется посмотреть на пополнение в нашем семействе.
   Дома выясняется, что все болеют. И родители, и Татьяна, и её муж Виктор, и мои племянники - Сережка и Ирина. У них тоже какой-то сильный грипп. Так что пробыл дома я совсем не долго. Посмотрел на новорожденную, немного поболтал с родителями. После обеда забежал к тете Ане, повидался с двоюродным братом Геной. И побежал на вокзал.
   Почему-то сильно клонит в сон? Но приходится дожидаться вечерней поверки. И отбоя. Дотянул до них с трудом. И с утра какая-то слабость во всем организме. Наверное, такая же, как была и у Сережи Марчука во время марш-броска? Все мои сегодняшние походы и поездки даются мне с большим трудом. Неужели тоже заболеваю?
   Ничего, завтра-послезавтра выходные. Хорошенько отдохну за эти два дня. И приду в норму. Такие у меня планы на ближайшие дни.
   Но отдохнуть толком у меня не получается. По причине того, что до парада остается уже меньше месяца. Мы к нему еще совсем не готовы. И поэтому парадная подготовка теперь проводится у нас не только два раза в день, но и по выходным - вместо спортивных праздников.
   В субботу с утра мы хорошенько "погуляли" по большому плацу в составе шеренг. Это, действительно, было очень похоже на прогулку. Потому что я был, как в тумане, ходил на полном автопилоте.
   В воскресенье во время парадной подготовки снова начался сильный дождь. Поначалу ходить было не очень комфортно. Сыро, мокро и противно. Но когда мы вымокли до последней нитки, всем стало как-то совсем по барабану. Даже какой-то мальчишеский задор появился. Впервые за последние несколько дней никого из нас не оставили на "дополнительный час". Это уже хорошо!
   В понедельник 10 октября развод на занятия проводится не в составе училища на большой плацу, как обычно. А в составе батальонов перед казармами. В чем причина, не совсем понятно - то ли из-за того, что в училище много заболевших. То ли из-за того, что вчерашний дождь так и не прекратился. Холодный, пронизывающий, настоящий осенний дождь. Хотя мы все равно стоим на улице, под этим самым дождем.
   На второй паре у меня сильно заболела голова. Решил, что после парадной подготовки нужно будет обязательно сбегать в медсанчасть. Проведать наших ребят со взвода, которые там лежат. А заодно и померить температуру.
   Но и парадную подготовку сегодня, почему-то отменили. Впервые за всё это время. Так что после чистки оружия я отпрашиваюсь у командира взвода и бегу в медсанчасть. Чтобы успеть вернуться до начала самоподготовки.
  

Глава 27. Медсанчасть

  
   Терапевт, к которому я зашел в медсанчасти, выглядит уставшим. Понять его можно, в этом году в училище как никогда много заболевших. Он внимательно смотрит на меня. Но ничего не спрашивает, похоже, ему все ясно и без слов. Молча, протягивает мне градусник. У меня, действительно, температура. 38 и 2. Говорит, чтобы я сходил в расположение своей роты, забрал личные вещи и сразу же возвращался в медсанчасть.
   Делать нечего, иду в роту. В казарме наш ротный, капитан Белянин Григорий Николаевич, проводит подведение итогов. Пришлось немного задержаться. После того, как нас отпустили на самоподготовку, я собрал свои умывальные принадлежности. И пошел в учебный класс, доложить командиру взвода о том, что меня кладут в медсанчасть. А заодно и забрать с собой парочку тетрадей с лекциями, чтобы не терять время даром, пока буду валяться в медсанчасти.
   В медсанчасти меня переодевают в пижаму. Показывают мою кровать в четвертой палате на втором этаже. В палате уже лежит мой друг из 9 роты Володя Иванов. Наверное, из-за того, что рядом находится мой друг, к вечеру мне становится немного лучше. Достаю свои конспекты лекций, надо будет почитать их перед сном. А завтра ребята со взвода принесут новые - нельзя от ребят отставать по учебе. Стыдно будет, если комсорг взвода плохо сдаст сессию. Какой тогда из меня пример для них выйдет?
   Есть такая известная присказка: "На новом месте приснись жених невесте". Видимо, такие присказки распространяются только на девушек? Мне в первую ночь в медсанчасти никто и ничего не снится. Даже уснуть у меня не получается. Вроде бы ничего и не болит, а уснуть все равно не могу. Сильно болит голова. Всю ночь ворочаюсь.
   Утром медсестра померяла температуру. 39 и 9. Сестра делает мне укол амидопирина. И отправляет сдавать кровь на анализ.
   Когда у меня брали кровь, совершенно неожиданно для себя, я потерял сознание. Просто барышня-гимназистка какая-то, а не курсант третьего курса! Пришел в себя уже на кушетке. Медсестра с ватой, пропитанной нашатырным спиртом, суетится рядом. Врач просит меня что-то сказать. Я не очень понимаю, что он от меня хочет? Но на всякий случай говорю, что все нормально.
   Врач улыбается в ответ.
   - Да, не важно, как ты себя чувствуешь. Главное ответить, что у тебя все нормально!
   Почему-то мне очень хочется улыбнуться в ответ. Но у меня это не получается.
   Когда мне становится немного лучше, врач с одним из курсантов отводят меня в мою палату на второй этаж. Но я не дохожу до палаты несколько метров и снова теряю сознание.
   Прихожу в себя, когда вокруг меня уже собралась целая толпа из четырех человек: трех врачей и дежурной медсестры. Слышу, что главврач отдает распоряжение медсестре сделать мне несколько уколов: две ампулы кофеина, две пенициллина, одну амидопирина и что-то еще.
   После уколов правая рука и левая нога сразу же становятся "деревянными". Почему такая асимметрия мне непонятно, да и не очень интересно. До вечера мне делают еще серию уколов, но лишь по одной ампуле каждого лекарства. В десять часов вечера приходит медсестра с градусником. Температура 40 и 8. Похоже, иду на очередной рекорд? Уже немного остается.
   Медсестра уходит и вскоре возвращается с врачом. Мне снова делают уколы. И примерно через час температура подает до 35 и 5. А я проваливаюсь в сон.
   Но на следующее утро у меня снова высокая температура. Не знаю точно, какая. Ее регулярно меряют, но, видимо, обсуждают где-то в другом месте. Весь день проходит в каком-то полубессознательном состоянии. И весь день мне делают уколы. Их снова неприлично много.
   В десять часов вечера мне снова становится хуже. Дежурная медсестра вызывает из дома в медсанчасть наших врачей: Ольгу Васильевну и Лилию Ивановну. Мне делают уже привычную серию уколов. Какой-то укол делают прямо в сердце (или очень рядом). И ставят капельницу.
   А затем связываются по телефону с дежурным по училищу. Тот вызывают офицера из дежурного подразделения (стоящего на боевом дежурстве), который будет сопровождать мое тельце до госпиталя. Вскоре из автопарка приходит наша "таблетка" (УАЗ-452). И офицер, вместе с водителем, относят меня на носилках в машину. В сопровождении одного из врачей меня отвозят в в 574-й Военный клинический госпиталь Московского военного округа, расположенный рядом с Курским вокзалом.
   Но всего этого я уже не знаю. Потому что снова нахожусь без сознания. И в себя прихожу лишь через сутки с лишним в каком-то незнакомом мне помещении. Судя по всему, за окном - ночь. Да, хорошенько я поспал!
   Рядом с моей кроватью дежурит медсестра. Это очень необычно. До этого мне ни разу не приходилось лежать в военном госпитале. И я не знаю, какие здесь порядки. Когда раньше мне приходилось лежать в обычной районной больнице, там дежурная медсестра была одна на целое отделение.
   Медсестра, которая дежурит у моей кровати, очень красивая. Почему-то я решил для себя, что её зовут Таней. Но, кажется, она мне не говорила, как её зовут? С чего бы ей это говорить? Девушка рассказывает, что прошлой ночью у меня остановилось сердце. И меня еле-еле смогли спасти. Говорит, что сегодня мне нужно обязательно хорошенько выспаться. И после уколов приносит мне какое-то снотворное. Но оно меня не берет. Видимо, слишком много вкололи мне всякого-разного, что мешает уснуть. После небольшого совещания с врачом, она приносит пробирку с какой-то прозрачной жидкостью и говорит, что мне нужно это обязательно выпить.
   Медсестра говорит очень много. Но меня это не раздражает. Похоже, она просто очень рада, что я пришел в сознание? Мне приятно слышать её голос. Но отвечать ей у меня пока не получается.
   Она говорит, что в пробирке спирт. Его совсем чуть-чуть. Девушка немного приподнимает мне голову, чтобы я не подавился. Говорит, чтобы я постарался открыть рот и выливает в него содержимое пробирки. Я совершенно не чувствую ни запаха спирта, ни вкуса. Где-то я слышал, что спирт может обжечь горло. Но я совершенно ничего не чувствую.
   Просыпаюсь я лишь к обеду. Сколько прошло времени - часов или суток, я не знаю. Оказалось, что немного. После приема спиртовой микстуры прошло около десяти часов.
   В палату приходит врач. Что-то говорит медсестре. Я не очень хорошо расслышал, что он ей сказал. Услышал лишь, что медсестру "Таню" зовут Светланой.
   И обращаясь ко мне, шутит.
   - Еще немного и мы с вами бы не разговаривали.
   Наверное, это у них в госпитале такие шутки? Я не знаю, что ему ответить. Но то, что он рад, что я с ним разговариваю, это хорошо.
   Правда, дышу я еще с большим трудом. Не хватает воздуха. И говорить у меня пока еще не получается. Но врач не унывает. Весело перечисляет медсестре список лекарств, которые мне нужно будет колоть и таблеток, которыми меня нужно будет пичкать. По уколам: пенициллин и новокаин, шесть уколов в день. У таблеток незнакомые названия.
   Мне хочется спать. И сквозь полудрему я слышу лишь, что в нагрузку к уколам и таблеткам, мне ежедневно полагаются еще и две капельницы. И почему все так любят грузить бедных курсантов дополнительными нагрузками?
  

Глава 28. Госпиталь

  
   Когда я просыпаюсь в следующий раз, у моей кровати дежурит уже совсем другая медсестра. Тоже очень красивая. У нее кавказские черты лица, но зовут ее почему-то Сарой. А еще мне почему-то кажется, что она не очень любит курсантов. Или просто не любит много говорить? Потому что, молча, ставит мне капельницы, делает уколы и приносит таблетки. Все молча! Почему-то я начинаю скучать по медсестре Светлане, которая еще вчера казалась мне ужасной болтушкой.
   Но зато сегодня меня впервые кормят. С ложечки и из специальной поилки. Рацион питания у них немного отличается от училищного. Совсем немного. Точнее, совсем отличается. Два раза в день кипяченое молоко, сок, ватрушки с творогом и очень много самых различных салатов. Первое и второе мне пока не дают.
   Да, как будто бы я снова попал в детство или в пионерский лагерь. Жаль только, что не хватает маминых пирожков с капустой или блинчиков со сметаной, борща, картошечки и соленых огурцов!
   В пятницу 14 октября на дежурство заступает новая медсестра - Ирина. Но в этот день я не очень хорошо себя чувствую. День проходит в какой-то пелене.
   Зато на следующее утро у меня настоящий праздник. Оказывается, у медсестры Светланы сегодня День рождения. Двадцать один год! Поэтому она приносит мне из дома кучу вкусняшек - домашние пирожки, кусочек торта, фрукты и даже конфеты. Обожаю дни рождения! Единственное, мне нечего подарить Светлане.
   А еще Светлана принесла мне кучу книг. Читать мне их пока тяжело, но зато они помогают мне скоротать время в ожидании её следующего дежурства.
   В понедельник 17 октября, пока Ирина куда-то вышла, я попробовал подняться с кровати. Голова сразу же закружилась, руки и ноги моментально стали "ватными". Но, по крайней мере, меня слушаются. Хоть немного, но слушаются. Это уже хорошо.
   Больше экспериментировать в этот день не стал. Но, когда на дежурство заступила Светлана, я произнес первое слово за эту неделю - сказал ей "спасибо"! Надо было видеть, как Светлана этому обрадовалась!
   С этого дня она больше не дежурит у моей кровати. Мне немного полегчало, и её перевели дежурить в коридор на стационарный пост.
   На утреннем обходе, кроме моего лечащего врача, был и незнакомый мне подполковник медицинской службы. В окружении целой свиты. Судя по всему, начальник отделения. Я попросил его поскорее меня выписать.
   Мой лечащий врач рассмеялся в ответ.
   - Куда вы все торопитесь. Только вчера ведь пришел в себя!
   Это не так. В себя я пришел уже почти пять дней назад. Ну, не совсем конечно, пришел. Но вчера уже начал ходить. Почти начал.
   Подполковник ничего не ответил. Хотя тоже улыбнулся. Видимо, вспомнил что-то смешное? Повернулся и собрался уходить. Но от меня ведь так просто не уйдешь!
   - Товарищ подполковник, я не могу лежать долго. У меня через неделю отчетно-выборное комсомольское собрание во взводе. Кроме меня, его проводить некому. А двадцать шестого октября Командующий округом проводит первую репетицию нашего парадного расчета. Я должен там быть. Обязательно!
   Подполковник как-то погрустнел.
   - Отдыхайте, лечитесь. Спешить вам некуда. Вы свое уже отмаршировали.
   И вышел из палаты. Следом за ним вышли и другие врачи.
   Что он хотел этим сказать? Я ничего не понял. Но моя слишком длинная речь отняла у меня последние силы. И переспросить его я уже не смог.
   Лишь в голове мелькнула мысль, что он ошибается. Что я еще совсем даже не отмаршировался. Что я обязательно буду ходить. И на параде тоже.
   После утреннего обхода у меня получилось перекинуться парой слов со Светланой. Она сказала, что ее родной брат учится у нас в училище в четвертом батальоне. И сказала, что мои товарищи передают мне большой привет и желают мне скорейшего выздоровления.
   Мне нужно было срочно с кем-то посоветоваться. А я не знал, с кем? Это когда я поступал в военное училище, то догадался, как мне избавиться от моих болячек, с которыми в училище меня ни за что бы не приняли. Кому нужен курсант с врожденным пороком сердца и с переломом позвоночника в двух отделах?! Но достаточно было всего лишь потерять свою медицинскую карту, как ты сразу становился совершенно здоровым человеком. По крайней мере, на бумаге.
   Вот и в этот раз, я догадался, что с бумагами, которые мне дадут после выписки из госпиталя, учеба моя в училище может моментально закончится. Нужно было срочно что-то придумывать. После обеда я впервые вышел из палаты в холл - чтобы немного посекретничать со Светланой. В моей палате лежали еще двое - там поговорить без "лишних ушей" было невозможно.
   Светлана рассказывает мне, как обычно у них проходит выписка. Говорит, что у меня обычный острый фарингит. Но просто в какой-то тяжелой форме. Главная проблема заключается в том, что во время моего обследования в госпитале "всплыли" мои проблемы с сердцем. Если о них узнают в училище, меня отчислят.
   Да, чисто теоретически можно "потерять" выписной эприкриз и медицинскую книжку, что я делал уже и раньше. Это при условии, что мне выдадут их на руки. Но из училища всегда могут запросить в госпитале дубликат выписного эпикриза. Едва ли он кому у нас в училище понадобится, но кто его знает, как устроена эта административная медицинская машина?
   Мы рассматриваем со Светланой различные варианты. Но ничего путного придумать не можем. Есть только один вариант - сбежать из госпиталя еще до того, как будет написан выписной эпикриз. За побег из госпиталя в училище меня непременно накажут. А это наказание даст малюсенький шанс, что получится отвлечь внимание от самой причины побега. Где-то я уже слышал, что у китайских стратегов была такая практика - соблазнять противника выгодой. Конечно же, любому командиру проще наказать нарушителя воинской дисциплины, чем разбираться в каких-то там причинах этого нарушения. Шансов, что это сработает мало. Но других вариантов у меня нет.
   Остается два практических вопроса: как забрать из кладовой мою курсантскую форму и как выбраться из госпиталя? Светлана говорит, что она мне поможет. Кладовщиком работает ее знакомый. Она с ним договорится. Если бы одежда просто пропала, у него могли бы быть серьезные неприятности. А если одежда пропадет вместе с пациентом, то едва ли кто будет в этом разбираться.
   Уходить проще через запасной выход. Когда я выберусь на территорию госпиталя, не нужно идти, куда идут все. Потому что через контрольно-пропускной пункт меня не пропустят. Лучше перебраться через забор. Бежать надо вечером, когда в отделении будет поменьше медперсонала. Переодеваться в туалете, а не в палате.
   Рассуждает она очень профессионально, а главное логично. Словно каждый день организует побеги не только выздоравливающих из госпиталя, но и заключенных с каторги.
   Я прекрасно понимаю, как она рискует. Ведь за помощь мне ее могут наказать и даже уволить с работы.
   - Тебе может попасть за это.
   Светлана лишь улыбается в ответ.
   - Ерунда! Как у вас в училище говорят: "Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут!"
   Настоящая сестра курсанта-кремлёвца, которая ничего и никого не боится. Мне она начинает положительно нравится!
   Остается только дождаться вечера, когда ходячие больные направятся в столовую. И когда неходячим начнут развозить ужин по палатам. Когда все будут чем-то заняты. И когда Светлана подаст мне знак, что забрала мою форму.
   Как только её голова появляется в дверном проеме, я поднимаюсь с кровати. Медленно, чтобы не упасть, бреду к посту, на котором дежурит Светлана. Под столом у нее лежат мои сапоги и форма. Она ждёт, когда я переоденусь в туалете (там же оставляю свою пижаму и тапочки). И провожает меня на первый этаж к запасному выходу.
   Светлана смотрит на меня с большим сомнением - смогу ли я осилить дорогу до училища? Есть такие сомнения и у меня.
   - Ты только не умри, пожалуйста, по дороге.
   - Не умру, - отвечаю я ей. - Обещаю!
   И пытаюсь улыбнуться, вспомнив слова отца, что обещать и жениться - это две большие разницы. Улыбнуться у меня получается не очень. Я понимаю, что нужно обязательно поцеловать её на прощание. Но я знаю, что сил на поцелуй у меня не хватит. А потому лишь говорю Светлане спасибо. Второй раз за все время. И от чистого сердца.
  

Глава 29. Возвращение

  
   За дверью уже поздний вечер. Через несколько лет мне придется не раз сбегать из военных госпиталей и из медсанбата. В баграмском инфекционном госпитале я переживу клиническую смерть. Но сегодня у меня дебют. Как бежать правильно, я не знаю. И поэтому мне приходится полагаться не на свой опыт, а на интуицию. И немного на везение.
   Я пытаюсь сориентироваться на территории госпиталя, определиться, где находится контрольно-пропускной пункт. Там наверняка есть дневальные, которые могут заметить, как я перелезаю через забор. Мне лишние зрители ни к чему.
   Забор оказывается невысоким, метра два, не больше. К тому же, без колючей проволоки. Это хорошо. Но перелезть через него у меня получается не сразу. Где-то с третьей или четвертой попытки. Не хватает ни сил, ни дыхания. А потом я долго сижу под забором, потому что после забора у меня уже совсем ни на что не остается сил. И кружится голова.
   Но надо идти. Я смутно представляю, где находится ближайшая станция метро. К счастью, на пути мне попадается какой-то мужичок, который показывает, куда идти. Очень правильный мужичок, без всяких там "норд-вестов" и "зюйд-остов", просто показывает рукой. Он явно чуток перегружен спиртным и объяснять мне что-то на словах ему тоже трудно. Я не уверен, что он понял мой вопрос и показал правильное направление. А не просто послал меня куда-то. Но уже через несколько шагов выхожу на Садовое кольцо. С другой стороны улицы вижу здание Курского вокзала. И знакомую букву "М".
   На метро добрался до Текстильщиков. Затем на 242-м автобусе доехал до училища. Вся дорога проходит в каком-то тумане. Я практически ничего не вижу из того, что происходит вокруг. Не помню, как добираюсь до казармы, поднимаюсь на четвертый этаж по лестнице и падаю на свою кровать.
   А вот, что делать утром я не знаю. Ходить мне пока трудно. Я пропускаю зарядку, но нахожу силы, чтобы сходить на завтрак. На завтрак любой найдет в себе силы! На разводе на занятия к нам приходит врач из нашей медсанчасти Ольга Васильевна. Похоже, им уже позвонили из госпиталя. Она явно рада обнаружить меня в строю. Говорит, что мне нужно еще две недели отлежать у них в медсанчасти. Я согласно киваю в ответ. К счастью, наш командир взвода в это время выслушивает какие-то распоряжения командира роты, и не слышит врача.
   Когда командир возвращается ко взводу, Ольга Васильевна уже уходит. Владимир Вячеславович спрашивает у меня, зачем она к нам приходила? Отвечаю, что просила передать, что у меня освобождение от зарядки на две недели. Это не правда, если не сказать большего. Но мне, кажется, это вполне равноценный обмен. И гораздо лучше, чем две недели лежать в медсанчасти. К тому же, у меня есть подозрение, что стоит мне вернуться в медсанчасть, как снова закрутится механизм медицинской административной машины по оформлению всяких-разных эпикризов и медицинской книжки. Но тогда может всплыть никому не нужная информация о состоянии моей сердечно-сосудистой системы. И поэтому я откровенно жульничаю.
   На послеобеденной парадной подготовке выясняется, что меня вычеркнули из парадного расчета. Это уж совсем неправильно. Да, ходить в составе парадной коробки я не могу. И вообще ходить у меня получается с большим трудом. Но это же не повод меня откуда-то вычеркивать!
   Приходится дожидаться окончания парадной подготовки я идти в кабинет к комбату. Месяц назад, когда нужно было спасать наш взвод от расформирования, моей решимости хватило лишь на общение с замполитом. И хватило сообразительности понять, что у комбата я могу легко схлопотать пяток нарядов вне очереди за своё нахальство.
   Сегодня с сообразительностью у меня туговато. А вот решимости в избытке. Да, на первом курсе мы боялись нашего комбата, как огня. Сейчас, на третьем курсе, начинаем понимать, что он - не пугало, а наш командир, которому приходится ежедневно решать множество серьезных и ответственных задач. В последнее время на комсомольских и партийных собраниях комбат настойчиво внушает нам, что без командной и совместной работы, успешно решить эти задачи едва ли возможно.
   Наверное, сейчас именно тот самый случай, когда стоит проверить так ли это или нет? Все-таки парад - серьезная, ответственная, практически государственная задача.
   - Разрешите войти, товарищ подполковник?
   - Входите.
   - Товарищ подполковник, курсант Карпов. Разрешите обратиться?
   - Обращайтесь.
   Я усиленно пытаюсь доказать Владимиру Александровичу, что меня нельзя вычеркивать из парадного расчета. И привожу какие-то совершенно бредовые доводы.
   К моему удивлению, комбат разрешает мне участвовать в парадной подготовке.
   - Хорошо, походите запасным. А там посмотрим. За то, что вы сбежали из госпиталя нужно посадить вас суток на пять под арест на гауптвахту. После парада разберемся. А пока идите!
   - Есть, - радостно отвечаю я. Меня вернули в парадный расчет! Но поворот кругом получается у меня не слишком четко. А строевой шаг, тем более.
   Комбат с явным сомнением смотрит мне вслед.
   Слова комбата о гауптвахте, меня совершенно не пугают. Просто я ни разу там не был и не знаю, что это такое. А бояться того, чего ты не знаешь, согласитесь, глупо. Так что всё это - мелочи. Главное, что я вернулся в училище. Вернулся без выписного эпикриза и без лишней для меня медицинской информации.
   Теперь все зависит только от меня. Я прекрасно понимаю, что стоит мне хоть немного раскиснуть, как я просто сломаюсь. Сломается тот маленький железный стерженёк, который позволяет мне держаться. Поэтому раскисать нельзя. Никак нельзя.
   На следующий день на парадной подготовке я занимаю свое место в шеренге - девятнадцатым. В надежде, что это прокатит. К моему удивлению, на меня никто не обращает внимания. Наверное, из-за того, что пока это не очень важно - каким ты стоишь в шеренге? Важно, как ты ходишь. Хожу я пока никак. И уже на следующий день меня перемещают не только из основного состава, но и среди запасных я хожу самым последним в нашей шеренге - двадцать третьим.
   На прохождении у меня отваливается каблук от левого сапога (видимо, я не слишком удачно прыгнул с забора, когда убегал из госпиталя). Приходится идти в мастерскую. После обеда меня вызывают в строевую часть. Там пытаются разобраться с документами, которые я должен был привезти из госпиталя. А я не знаю, что им ответить. Кажется, все обошлось, но настроение у меня не очень. Что-то не ладится у меня ничего сегодня.
   Но проблема не в том, ладится или нет. Просто я подсознательно переживаю, что, если строевая часть начнет разбираться с моими документами, то я могу вылететь не только из шеренги, но и из училища. От этих переживаний, на душе у меня как-то не спокойно. Да, и с парадной подготовкой у меня тоже ничего не получается. И это очень печально. Единственное, что радует - впереди выходные. Будет возможность почитать конспекты лекций, которые мне дал мой "сосед по тумбочке" и командир моего отделения Валера Жуленко. Если со строевой подготовкой у меня пока не получается, то хотя бы учебу нужно немного подтянуть. За прошедшие полторы недели отстал я от ребят основательно. И это единственное, что мне сейчас по силам.
  

Глава 29. Как пограничники на трибуну лаяли

  
   24 октября на парадной подготовке присутствует начальник училища генерал-лейтенант Магонов. Иван Афанасьевич пойдет во главе нашего парадного расчета. Поэтому тоже тренируется - дважды проходит весь плац вместе с нами.
   Через месяц ему исполняется 60 лет. Если подумать, то не так уж и много. Но нам он кажется человеком из другой эпохи. Из эпохи настоящих гигантов и настоящих героев.
   После строевой у нас шесть часов тактической подготовки в классе. Делаем склейки рабочей карты командира мотострелковой роты из шести листов. Наносим обстановку, принимаем решение и так далее. Судя по количеству листов, после выполнения основной боевой задачи, командиру роты придется продолжать движение в направлении соседней звездной галактики. После обеда - подготовка к завтрашнему строевому смотру. Послезавтра мы выезжаем на генеральную репетицию на аэродром имени Фрунзе. И сразу после этого - на ночную репетицию на Красную площадь.
   25 октября на строевом смотре командиры рот лично контролируют работу специалистов из швейной мастерской по подрезке наших шинелей. Нас выстаивают по шеренгам, у каждого отмеряют 32 сантиметра от асфальта, на шинели мелом рисуют отметки. И по ним подрезают шинели. Получается ровная и однообразная линия по низу шинелей у всей шеренги. Точно такие же однообразные линии на параде будут у нас по положению наших головных уборов и рук в белых перчатках на оружии. Положение оружия и наших поясных ремней. Будут красивые линии, когда равнение будет держаться не по третьему в шеренге, а по четвертому. И будут красивые диагонали. Все будет, как надо!
   Я еще не в основном составе. Но уже двадцать первый в шеренге. Пока что запасной. И еще есть время попасть в основной состав. Я очень на это надеюсь. Стараюсь из последних сил.
   Точно так же я старался и на подготовке к Первенству ордена Ленина Московского военного округа по многоборью взводов, но в последние дни сильно перетренировался. И мне не хватило запаса прочности. Так что тогда в основной состав я не попал. Поехал на соревнования лишь запасным. Спортсмен из меня оказался никудышный. И от мысли этой горько. Я старался, старался, а не смог. А теперь еще и в основной состав на парад не попадаю. Неужели, так и буду всю жизнь запасным? Неужели я совсем ни на что не годен?
   26 октября подъем в 5.30. В 8.00 построение в парадных шинелях и с оружием у батальона. Укладываем оружие на асфальт. От каждого взвода назначается по одному курсанту, который будет охранять оружие, пока мы позавтракаем.
   После завтрака - построение на большом плацу. Напутственное слово Дмитрия Макаровича Конопли:
   - От нашего первого прохождения на аэродроме зависит не только, какое впечатление мы произведем на Министра Обороны Маршала Соколова. Но и все дальнейшие наши прохождения.
   Мы и сами понимаем, как это важно - первое прохождение. И первое впечатление о нас. Мы выдвигаемся к автопарку. Наша парадная коробка, по шеренгам, занимает места в ЗИЛ-ах. Обычно, во время наших полевых выездов в Ногинский учебный центр на взвод из тридцати курсантов выделяется один ЗИЛ. С трудом, с оружием и вещевыми мешками, но мы умещаемся в кузове. Сегодня на ЗИЛ приходится всего-то двадцать один курсант. У нас только оружие, вещевых мешков нет. Поэтому мы впервые чувствуем себя белыми людьми.
   Наш четвертый курс выезжает на генеральную репетицию на автобусах. Традиция, однако. Они уже почти выпускники. К ним отношение уже другое.
   Приезжаем на аэродром имени Фрунзе. После нашего большого училищного плаца взлетно-посадочная полоса кажется нам просто огромной. Чуть в стороне стоит боевая техника: БМД, БТР-70, БМП-2, комплексы ПТУР, 152-мм самоходные гаубицы "Акация", 122-мм полковые самоходные гаубицы "Гвоздика", танки Т-80, тактические ракетные комплексы и т.д.
   На построении парадного расчета, командир нашей шеренги и командир 8 роты по совместительству, капитан Павлов переставляет меня из запасных в основной состав - девятнадцатым. Я не знаю, чем это вызвано. Мне кажется такая неожиданная замена перед генеральной репетицией - шаг довольно рискованный со стороны ротного. Но настроение у меня сразу поднимается. И сил прибавляется. Они всегда прибавляются, когда приходят хорошие новости. И когда в тебя верят.
   Нас выводят на взлетно-посадочную полосу. Построение, видимо такое, какое будет и на Красной площади. Справа от нас парадная коробка морпехов. Морские пехотинцы - здоровенные ребята ростом под два метра, на полголовы выше нас, все как на подбор. Мы рядом с ними, со своими метр восемьдесят - метр девяносто, чувствуем себя просто карликами. Слева от нас оркестр. За оркестром нахимовцы и суворовцы. Перед нами и правее - слушатели Академии имени Фрунзе, Академии имени Ленина и других академий, десантники, курсанты Ленинградского высшего военно-морского училища, курсанты пограничного училища.
   По телевизору я не раз видел, как проходят парады на Красной площади. Но сегодня впервые вижу парад изнутри. И хотя репетиция проходит не на Красной площади, весь ритуал повторяется до мелочей.
   Проходим один учебно-тренировочный заход. Затем четыре раза по полной и два раза по сокращенной программе. Расстояние, которое мы прошли, кажется нам просто не реальным. Дыхания мне явно не хватает. Но это не важно. Важно ощущение причастности к чему-то очень важному и очень большому.
   Морпехи оказались не такими крутыми, как мы думали вначале. В парадной подготовке, видимо, рост не самое главное. Главное - умение. Да, возможно, в бою они и круче всех. На параде им до нас далеко!
   Откровенно повеселили курсанты-пограничники. При прохождении мимо трибуны мы поворачиваем головы направо на "счет и раз". Пограничники на "счет раз-два".
   В результате, у нас поворот головы осуществляется четче. У них - забавнее. Дело в том, что между собой мы называем ребят из пограничного училища "мухтарами" (они нас "морковками" за цвет наших погон). Высшим пилотажем у нас считается во время перерыва прикрепить к хлястику шинели курсанта-пограничника заранее привязанную к самодельному крючку косточку на веревке. Изредка из наших рядов к пограничникам улетают кусочки сахара, от них к нам прилетают морковки.
   Не знаю, почему они придумали такой "счет". Но слово "два" звучит очень похоже на "гав"! Скорее всего, это у них такая шутка. Которая всем нам поднимает настроение. Ведь никто, кроме них, не решается "гавкать" на трибуну. Но когда мы впервые слышим этот "гав", весь наш парадный расчет чуть было не выпадет в осадок. И не только наш. Шутники, однако, эти пограничники. Большие шутники!
   Да, у всех есть шутливые прозвища - и у курсантов-пограничников, и у нас. Но все мы прекрасно понимаем, что ребята в зеленых фуражках - это те, кто даже в мирное время всегда на передовой. И, на самом деле, относимся к ним с огромным уважением.
   Разумеется, по результатам всех прохождений наш парадный расчет признан лучшим. Это естественно. Ни у кого больше нет такой строевой подготовки, как у нас. Но больше всего достается суворовцам и особенно нахимовцам. Они идут перед нами. В последних шеренгах у них совсем малыши.
   Поэтому начальник училища вынужден немного нарушать команду "на одного линейного дистанции". Если мы с самого начала пойдем на такой дистанции, то перед самой трибуной реально растопчем нахимовцев - ведь им не хватает ни роста, ни ширины шага, даже чтобы просто убежать от нас. Поэтому мы начинаем движение с дистанцией "на двух линейных", а иногда и чуть больше. У трибуны сокращаем её до одного линейного. А за трибуной нахимовцы и суворовцы, которые идут перед ними, переходят со строевого шага на бег. И просто бегут, чтобы мы их не растоптали.
   Так парад выглядит изнутри. Забавно выглядит. И очень приятно слышать восхищенные слова генералов, стоящих на трибуне, о нашем "кремлевском" шаге.
  

Глава 30. Брусчатка Красной площади

  
   Мы возвращаемся в училище после репетиции на аэродроме. Наша автоколонна с парадным расчетом идет без остановок. Не обращая внимания на светофоры. На всей дороге от Беговой до училища для нашей автоколонны "зеленый свет". Это немного непривычно. После обеда у нас два часа занятий по электрооборудованию. Затем мы снова получаем оружие и в 18 часов выезжаем на репетицию, на Красную площадь. Немного волнуемся. Все-таки Красная площадь - это не аэродром.
   Начало репетиции в 20.00. Парадные коробки нашего училища стоят недалеко от Лобного места. Отсюда хорошо видно всю Красную площадь (хотя изначально оно было предназначено для того, чтобы все собравшиеся на площади могли видеть то, что происходит на Лобном месте). И если на аэродроме наши парадные коробки на фоне взлетно-посадочной полосы, казались нам относительно небольшими, то в ограниченном пространстве Красной площади более чем реально ощущаешь монолитную силу и мощь, стоящих рядом, парадных расчетов. И ты перестаешь чувствовать себя маленьким винтиком большой машины, а становишься частью большого, сильного и несокрушимого организма.
   Меня охватывает какое-то особое чувство приподнятости и восторга. Такого никогда не испытаешь, просто гуляя по Красной площади. И даже ради этого стоит хотя бы раз в жизни поучаствовать в таком параде.
   После приветствий и прочих формальностей начинается первое прохождение. Это самое главное, ради чего нас привезли на Красную площадь - помаршировать вдоволь и прочувствовать "землю". Ощущение восторга не проходит. И не только у меня. Мы поворачиваем направо и вдоль ГУМа походным шагом идем на исходную - к Историческому музею.
   И наша восторженность сразу же начинает куда-то испаряться. Многих из нас начинает беспокоить совершенно незначительный по меркам гражданских, но очень важный для нас вопрос - а как вообще здесь можно пройти строевым шагом?
   Мы почти два месяца тренировались на большом плацу нашего училища. Ходили по асфальту. Сегодня утром несколько раз прогулялись по бетонке взлетно-посадочной полосы. Но это, ни в какое сравнение не идет с брусчаткой Красной площади! Если у Мавзолея она уложена более-менее ровно, то перед ГУМом её явно укладывали в режиме: "буераки, реки, раки". Ходить строевым шагом по такой брусчатке, наверное, можно? Но только одному и хорошенько приняв перед этим "на грудь" - для удержания равновесия. Но как здесь пройти парадной коробкой в десять шеренг и по двадцать курсантов в каждой шеренге, при этом сохраняя равновесие, равнение в шеренге и диагонали?
   Нас начинают посещать смутные сомнения. От былого восторга не остается и следа. И к Историческому музею мы подходим в состоянии явной неуверенности в том, что сможем пройти, как надо.
   Первое прохождение становится для нас настоящим шоком. Да, нас хорошо научили держать равнение в шеренге (ничего особо сложного - смотришь себе одним глазом на грудь четвертого), держать дистанцию между шеренгами (её оцениваешь вторым глазом), держать диагональ (третьим глазом). Но всем нам катастрофически не хватает четвертого глаза, чтобы смотреть вниз, на брусчатку!
   А потому при прохождении периодически раздаются чуть слышные звуки, сквозь стиснутые зубы. В основном это звуки "а" и "ё", означающие, что кто-то наступил на стык между брусчаткой или попал в какую-то яму. Но самое смешное заключается в том, что буквально перед прохождением прошел небольшой дождь. И брусчатка мокрая!
   В результате, мы не только наступаем на какие-то естественные неровности и проваливаемся в ямы, но и сапоги наши с подковками скользят и расползаются в разные стороны. Это просто феерическое зрелище, напоминающее прохождение стада коров парадным маршем по льду Чудского озера.
   К счастью, это всего лишь наши ощущения. Гласные звуки, которые мы издаем, слышны лишь ближайшим соседям по шеренге. С трибуны наши парадные коробки выглядят довольно монолитно. И проходят гораздо лучше, чем остальные.
   Пока мы не успели прийти в себя, нас снова выводят на исходную. И мы еще дважды проходим торжественным маршем мимо трибуны. Времени на репетицию отпущено не много - поэтому сейчас не до перерывов. Только ходить, ходить и ходить.
   Последующие два прохождения проходят более уверенно, чем первое. Хотя все мы прекрасно понимаем, что это не наш уровень. Мы можем пройти лучше! Просто пока это у нас не получается.
   В десятом часу тренировка заканчивается. И мы уезжаем в училище. Комбат приказывает ротным сделать сегодня отбой немного пораньше, в 22.30. Ротные привычно отвечают: "Есть"! Хотя нам еще нужно сдать оружие и поужинать. В результате отбой у нас в начале двенадцатого.
   Но на следующий день нам устраивают настоящий праздник - подъем в семь часов. Парадная подготовка только после обеда. А утром - обычные плановые занятия в Учебно-лабораторном корпусе.
   На парадной подготовке мы снова наслаждаемся хождением по асфальту. Какое же это счастье, чувствовать под ногами твердую и ровную поверхность, а не скользкую брусчатку Красной площади! Да, действительно, все познается в сравнении. Большой училищный плац сегодня кажется нам по-настоящему родным.
   Во время самоподготовки я натыкаюсь в газете "Красная Звезда" на статью о том, что наше Министерство Обороны разместило на территории ЧССР и ГДР ракеты средней дальности. Читать такие статьи немного печально. Ведь, как писал Антон Павлович Чехов, "если в начале пьесы на стене висит ружье, то (к концу пьесы) оно должно выстрелить".
   Невольно вспоминаются слова нашего начальника политотдела училища полковника Чемисова Владимира Сергеевича. Когда мы учились еще на первом курсе, он сказал, что после окончания училища мы будем получать большие зарплаты, большие квартиры и различные льготы. Но все это будет не зарплатой, а неким авансом за наши офицерские погоны. Потому что главное в профессии офицера - его готовность умереть за Родину.
   Хотя в училище нас учат не тому, как умирать. А тому, как выполнять поставленные боевые задачи и при этом сохранять жизни своих подчиненных. Да, и сам начальник политотдела постоянно твердит нам о том, что мы должны заботиться о своих подчиненных, налаживать их быт и беречь каждого своего солдата. Но его слова о нашей готовности умереть за Родину почему-то занозой остаются где-то в самых глубинах моей памяти. Я понимаю, что он пытается сказать нам что-то очень важное.
   Но, видимо, я еще не дорос до этих прописных истин. Для меня всегда главным было - выполнить поставленную боевую задачу и сохранить своих бойцов. А героически пусть умирают наши враги.
  

Глава 31. КДС и Поезд дружбы

  
   29 октября в восемь утра мы выезжаем на торжественное собрание и праздничный концерт для участников парада. Многие из нас впервые оказываются в Кремлевском дворце съездов. И я, в том числе.
   В эти дни у нас в училище проходят отчетно-выборные комсомольские собрания. Меня избирают в комитет комсомола нашего батальона (ответственным за культурно-массовый сектор) и освобождают от должности комсорга спортвзвода. Вместо меня комсоргом взвода выбирают Сашу Смирнова - отличный парень, настоящий трудяга. Будет мне достойной заменой.
   С секретарем комитета ВЛКСМ нашего батальона Володей Черниковым мы хорошо знакомы, хотя он из 9 роты. На первом курсе секретарем комитета комсомола у нас был лейтенант Виталий Сучков, Володя был его заместителем. Они чем-то похожи друг на друга - настоящие комсомольские лидеры, которые и на подвиг могут поднять и в атаку! На втором курсе Виталия Ивановича перевели в политотдел училища, ответственным за работу с комсомолом, а Володю избрали секретарем комитета комсомола.
   Володя для меня - образец советского офицера. Есть в нем какой-то несгибаемый стержень. И я во всем стараюсь брать с него пример. Как комсоргу взвода мне приходилось довольно часто с ним общаться и на первом, и на втором курсах. А теперь придется общаться еще чаще.
   Утром 31 октября наш парадный расчет выезжает на аэродром имени Фрунзе. Мы уже немного освоились. После брусчатки Красной площади бетонка взлетно-посадочной полосы кажется нам идеально ровной. Парадные коробки нашего училища снова отмечают в лучшую сторону.
   Но вечерний выезд на Красную площадь почему-то отменяют. Точнее, переносят на второе ноября. И Генеральную репетицию переносят с 4 на 5 ноября. Причина переноса нам не известна.
   1 ноября комбат снова приходит на подъем в нашу роту. И чего не спится Владимиру Александровичу? Мы без него, что ли не проснемся? Комбат приказывает ротному на зарядке провести кросс на три километра. Кросс - это не марш-бросок. Можно немного расслабиться. Тем более, на зарядке.
   Мы разбиваемся на пары и тройки. Болтаем не бегу, шутим. Эх, нравятся мне такие кроссы, когда никуда торопиться не надо. Не нужно бежать на время. А исключительно ради удовольствия. Хотя, кажется, жизнь наша начинает налаживаться. Если худшие шеренги на парадной подготовке оставляют на час дополнительных занятий, то для лучшей шеренги придумана новая форма поощрения, которой нет в Дисциплинарном Уставе. Это - торт на всю шеренгу! Пустячок, как говорится, а приятно. Наша шеренга уже пару раз получала такую вкусную и приятную награду.
   Я не знал, но оказывается, на прошедших репетициях на аэродроме и на Красной площади у нашего парадного расчета были первые потери - на каждом выезде один-два курсанта теряли сознание. Наверное, где-то в последних шеренгах. У нас, в первой-второй шеренгах я ничего подобного не видел. Видимо, это последствия ОРЗ, которое месяц назад так основательно подкосило наши ряды?
   Прошло уже почти две недели, как я сбежал из госпиталя, но на меня до сих пор периодически накатывает какая-то необъяснимая слабость. Хожу, как в тумане. Дышать еще тоже тяжело. И я очень боюсь, что в любой момент могу потерять сознание.
   Второго ноября весь наш взвод проснулся в плохом настроении. Возможно, просто вымотались за последние дни? Или потому, что подъем у нас сегодня снова в 5.30? А в такое время просыпаться с хорошим настроением мало у кого получается. Но, скорее всего, причина в том, что за окном казармы - снова холодный, осенний дождь.
   И он не прекращается всю парадную подготовку. Сегодня от нас в парадные коробки пограничного училища не летят косточки, которые обычно мы собирали, готовясь к выездам на аэродром. От них не летят в наши шеренги морковки. Видимо, и у ребят-пограничников сегодня нет на это настроения?
   Молча, как роботы, мы проходим мимо трибуны. Раз за разом. Сегодня нас не ругают, но и не хвалят. Никто из генералов и маршалов, собравшихся на трибуне, не восхищается нашим замечательным кремлевским шагом. Нежели, и у них сегодня тоже плохое настроение?
  

Глава 32. Последние приготовления

  
   Разумеется, каждый день, помимо парадной подготовки, у нас проходят и обычные плановые учебные занятия. 3 ноября по расписанию: лекция по партийно-политической работе, иностранный язык и практическое занятие по оружию массового поражения. Тема занятия по ОМП: "Работа командира по химическому обеспечению мотострелковой роты, мотострелкового батальона в наступлении". Занятие традиционно завершается "преодолением зараженного участка местности" (от автопарка до расположения роты) в средствах защиты - в противогазах и общевойсковых защитных комплектах.
   После обеда проходит строевой смотр училища. Мы получили новые "парадные" автоматы. Они практически ничем не отличаются от наших штатных автоматов, с которыми мы ходим на занятия и в караулы. Просто новые. И в них нет затворов. Но так положено на параде - все должной быть новым, красивым и без затворов. Мы получили новые фуражки, белые ремни, перчатки и другую мелочь. Переодеваемся в особо парадную форму и в шинели.
   Не успели мы построиться на большом плацу, как небо затянули черные тучи. И пошел снег. Не обычные снежинки, а большие снежные хлопья. Замела поземка. Но это, разумеется, не повод для отмены парадной подготовки.
   По окончании строевого смотра мы сделали три прохождения. И холодно, и пот прошибает одновременно. Как говорится, голова в цветах, а все остальное в мыле.
   На следующий день у многих снова отвратительное настроение. Наверное, всё это из-за погоды. У меня снова температура под сорок. Неужели всё повторяется? На утреннем построении у меня сильное головокружение. Чтобы не упасть, я ухожу во вторую шеренгу и опираюсь о стену. Благо, что рядом находится канцелярия командира роты и есть крошечный пятачок, к которому можно прислониться. К счастью, никто не догадывается о причине, по которой я покинул свое место в строю. Но в этот момент я действительно испугался. Столько сил потратил, чтобы попасть в основной состав. Чтобы за два дня до парада грохнуться перед всей своей ротой на пол без сознания, разом перечеркнув все свои усилия и мечты.
   На парадной подготовке мы сделали три прохождения. Я совершенно не помню их. Все было, как в тумане. Но, видимо, сработали рефлексы, выработанные за два месяца парадной подготовки - голова не работала, зато работали мышцы и мышечная память. Все три раза наша шеренга была признана лучшей. И в результате мы получили целых три торта. Мне кажется, торты - лучшее лекарство от простуды.
   Потому что, когда после парадной подготовки мы, всей шеренгой пошли в курсантскую чайную, закупили там чая и кофе, и уговорили эти три торта, мне стало гораздо лучше. По крайней мере, мне так показалось.
   Показалось. Ночью меня прошиб сильный озноб. Утром мой сосед по тумбочке и командир моего отделения Валера Жуленко сказал, что я всю ночь бредил. Пришлось сослаться на то, что мне просто приснился плохой сон. О своей высокой температуре говорить я не стал. Зачем Валере лишняя информация?
   В субботу 5 ноября мы выезжаем на генеральную репетицию на аэродром. Погода сегодня просто замечательная. Да, немного прохладно. Но зато нет ветра. А из-за облаков иногда даже выглядывает солнце. Вот бы такую погоду нам на парад!
   На репетиции присутствуют Министр Обороны маршал Устинов, все его заместители и еще целая куча каких-то маршалов и генералов. Как обычно, по традиции, мы вручаем торт самому маленькому участнику парада. Но если в прошлый раз самым меленьким участников парада был выбран нахимовец, то в этот раз наше командование решило наградить самого маленького суворовца. Это правильное решение - нельзя одному самому маленькому участнику парада есть на каждой генеральной репетиции по целому торту, а то очень скоро он станет самым толстым участником парада. На это пойти мы, разумеется, не можем!
   Самым маленьким суворовцем оказывается Серёжа Абрамов. На нашем фоне он выглядит настоящим ребенком. Но мы прекрасно знаем, что рост для будущего офицера - не самое главное.
   У нас одно тренировочное и два контрольных прохождения. По результатам контрольных прохождений мы получаем отличные оценки. Что интересно, территория перед трибуной огорожена автобусами, стоящими вплотную. Кто-то из офицеров говорит, что это наша защита от каких-то провокаций. А кто-то говорит, что всё это сделано для защиты нашего высшего военного руководства от снайперов. Звучит это немного непривычно. Какие провокации и снайперы могут быть в Москве?
   Мы возвращаемся в училище. После ужина мне становится совсем плохо. Я ложусь спать без чьего бы то ни было разрешения. Это серьезное нарушение воинской дисциплины. Но на вечернюю поверку меня не будят. За это огромное спасибо нашим ребятам и командирам. Потому что дополнительные два часа сна, для меня сейчас - лучшее лекарство.
   Воскресенье 6 ноября прошло в какой-то суете и нервотрепке. Постоянные построения, доведение различных ЦУ, ОЦУ и БЦУ (ценных, особо ценных и бесценных указаний). Три дня назад в расположении 8 роты произошел небольшой пожар. Поэтому комбат, в целях усвоения нами Мер пожарной безопасности, приказывает всем нашим ротам выучить новую строевую песню "Враги сожгли родную хату". И ходить строем только с этой песней. Температура у меня не падает. И я снова хожу, как в тумане.
   День тянется бесконечно долго. Мне хочется поскорее добраться до кровати. Но отбой у нас только в 21.30. Приходится держаться.
   Вот такой у нас отдых получается перед парадом. Чтобы особо не расслаблялись.
   Наверное, это правильно? Весь день меня мучают угрызения совести. По-хорошему я должен доложить командиру взвода о своем плохом самочувствии. Об этом нам не раз говорили наши командиры. Я в любой момент могу потерять сознание и подвести не только свою шеренгу, но и все наше училище. К тому же, одно дело, когда курсант просто теряет сознание в строю. Но совсем другое дело, когда он знает о том, что может потерять сознание, но не сообщает об этом.
   Я прекрасно это понимаю. Понимаю, что я совершенно не прав. Но одна мысль удерживает меня от правильного шага, мысль о том, что в любой момент могут всплыть мой выписной эпикриз из госпиталя или просто информация, что в госпитале у меня остановилось сердце. И всё! Моя учеба в училище закончится в тот же день. Поэтому я должен держаться. И должен пройти этот парад. И пройду. Чего бы мне это не стоило!
  

Глава 33. Парад на Красной площади

   7 ноября подъем в 5.15. Завтрак, построение на большом плацу. Вынос Боевого Знамени училища. Полковник Конопля Дмитрий Макарович зачитывает праздничный приказ Министра Обороны.
   Вскоре автоколонна с нашим парадным расчетом выезжает на Красную площадь. Вдоль всего маршрута следования выставлено оцепление - милиция и добровольные народные дружины.
   Наша автоколонна едет кратчайшим путем, а не по набережной, как обычно. Останавливаемся на улице Татьяны Макаровой.
   Мы делаем три небольших разминочных прохождения по Болотной набережной. Погода стоит удивительная - тепло, безветренно, светит солнце. Наши офицеры говорят, что такой погоды на 7 ноября не было с 1956 года.
   Выходим на Красную площадь. Настроение у всех праздничное, чувствуется небывалый подъем. Занимаем свое место у ГУМа. А вот сам парад проходит, как обычная генеральная тренировка. Единственное, нам кажется, что значительно быстрее. Да, на трибунах много народа. Издалека нам не очень хорошо видно ни стоящих на трибунах, ни тех, кто стоит на Мавзолее.
   Как и на тренировках, Министр Обороны объезжает на машине парадные расчеты. Здоровается. Поздравляет с праздником. После этого мы выходим на исходную к Историческому музею. Все, как обычно. Хотя волнуемся мы не по-детски. Но работаем, как роботы. Все движения уже отработаны до автоматизма. Так что, в принципе, ничего сложного.
   На запястье левой руки у меня висят наручные часы. Рука на цевье автомата. Специально повесил часы так, чтобы попытаться засечь время, которое займет наше прохождение по Красной площади. Просто интересно. А для меня это ещё и очень важно. Ведь если я не буду о чем-то думать (в данном случае, о часах), то запросто могу отключиться и потерять сознание от волнения или от температуры. К сожалению, температура до сих пор так и не упала. Держится где-то в районе 38 градусов.
   На исходной успеваю посмотреть на часы. 10.25. Мы начинаем движение. Подходим к Мавзолею.
   - Счёт!
   - Сч-ё-ё-т... и раз!
   Одновременно с поворотом головы направо, я чувствую, как земля уходит у меня из-под ног. Похоже, что правая нога попала в какую-то небольшую ямку? И мне кажется, что я делаю один шаг, не касаясь земли. Моментально перехватывает дыхание. Но я даже не успеваю издать ни одного традиционного для такой ситуации звука. Возникает такое чувство, словно ты пролетаешь этот шаг, повиснув на локтях своих соседей. Это невозможно даже чисто теоретически. Но впечатление такое остается.
   Почему-то в этот момент мне вспоминается эпоха Древней Греции, принцип неразрывности фаланги и клятва афинского гражданина: "Не покину соседа по строю, с которым мне вместе идти". Я впервые в жизни реально чувствую, что такое плечо товарища. Это непередаваемое словами ощущение. И оно остается со мной на всю жизнь.
   Мы проходим мимо Мавзолея. Лишь на мгновение получается переключить внимание на людей, стоящих на Мавзолее. В голове только три слова: равнение, дистанция, диагональ. Но я успеваю заметить, что Генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Владимировича Андропова на Мавзолее почему-то нет.
   Почти сразу за Мавзолеем мы практически наступаем на пятки нахимовцам, идущим перед нами. Им приходится переходить со строевого шага на бег. И сегодня они убегают от нас гораздо быстрее, чем обычно. Но у Лобного места мы все равно врезаемся в их коробку.
   Это уже не важно. Теперь у нас общая задача - как можно быстрее уйти с Красной площади. Освободить место для боевой техники, которая пойдет следом за нами. Наше прохождение строевым шагом по Красной площади, от Исторического музея до Покровского собора, уложилось примерно в 47 секунд.
   А весь наш пеший парад занял ровно полчаса. Совсем немного. И два с лишним месяца тяжелых, изнурительных тренировок.
   Всю обратную дорогу в голове у меня крутится название камня, из которого сделана брусчатка на Красной площади - крымский габбро-диабаз. Смешное название. Чем-то напоминающее мне название некого фантастического гавкающего "бро" (брата), живущего на какой-то разведывательной базе (DIA, на английском жаргоне - военная разведка). Пройдет менее трех лет после этого парада, как в окрестностях Баграма на моей сторожевой заставе, сильно напоминающей некую базу военной разведки со станцией радиоперехвата, ПСНР-5 и Вавиловским прожектором, будет жить семейство настоящих дикобразов. И я буду называть их "дикобрОзы", слегка изменив окончание их названия на английское слово "bros" (братья, братишки, приятели). Они совсем не будут лаять. Но при виде их я буду вспоминать нашу Красную площадь. И это забавное название - габбро-диабаз.
   А пока мы возвращаемся в училище. В 11.50 строимся на большом плацу. Полковник Конопля Дмитрий Макарович передает нам, что прошли мы без замечаний. На оценку "отлично". Лучше всех. Наверное, то же самое говорят сейчас и другим участникам парада. Потому что всем нам объявлена благодарность от Министра Обороны. И от всех этих новостей на душе у каждого из нас отличное настроение. Мы сделали это!
   Сдаем оружие и особо парадную форму. Переодеваемся в парадно-выходную форму. В 13.00 построение перед казармой батальона. Комбат поздравляет нас с успешным прохождением. Командиры рот вручают каждому участнику парада Благодарность от Министра Обороны "за отличную строевую выучку" и увольнительные записки (москвичам - на сутки, остальным до 23 часов сегодня). Я не москвич, но ротный выписывает и мне увольнительную на сутки. Это очень здорово! Съезжу домой, повидаюсь со своими. Спасибо, Григорий Николаевич! Золотой вы человек!
   Восьмого ноября к 20.30 я возвращаюсь в училище. Как все-таки здорово, что меня отпустили на сутки домой. Сутки - это почти целая вечность!
   9 ноября подъем в 7.00. Впервые за прошедшие два с лишним месяца. Это настоящее курсантское счастье! Никаких тебе парадных подготовок, а всего лишь обычная утренняя физическая зарядка. Утренний осмотр. Завтрак. Развод на занятия. Учебные занятия. Обед. Чистка оружия и самоподготовка. Ужин. Отбой. Эх, хорошо, когда жизнь идет по обычному курсантскому распорядку!
   На следующий день после обеда выезжаем в Ногинский учебный центр. Заступаем в караул. После ЗИЛ-ов, на которых мы уже вдоволь накатались за два с лишним года, автобус ЛАЗ кажется нам чем-то немыслимо уютным и комфортным. Всю дорогу спим. И когда приезжаем в Ногинск за окном уже темно. Хотя всего лишь седьмой час. На электронном табло температура - ноль градусов. Ночью обещают до минус семи. Как-то слишком быстро наступает зима. Самое нелюбимое время года для курсантов. После осени, разумеется. Особенно на полевых выходах.
   Во всем учебном центре почему-то нет света. Ощущение такое, словно попали на войну. Вокруг темнота, хоть глаз выколи. И только мы, как лунатики, бредем с оружием на плац, на развод суточного наряда.
   Меняем караул от девятой роты. Первые три часа в караульном помещении горят лишь две керосиновые лампы "Летучая мышь". Света от них не много. Да, и то только в комнатах бодрствующей смены и начальника караула. Ужинать приходится в кромешной темноте. Практически наощупь.
   Электричество дают только в 22 часа. Видимо из-за этой аварии изменился порядок несения службы. Смена, вместо двух часов, выставляется на четыре. И, вместо одного часового на посту, стоят двое. Мы не против. Вдвоем веселее. Начальник караула, он же командир нашего взвода, требует, чтобы мы несли службу в противоположных углах наших объектов. И, разумеется, чтобы не разговаривали друг с другом, как и полагается по Уставу Гарнизонной и караульной службы. Но соблазн пообщаться слишком велик. Столько всего произошло за последнее время. Так что все свои смены мы злостно нарушаем Устав гарнизонной и караульной службы и болтаем с моим напарником Сергеем Марчуком о жизни, о девушках и наших планах на будущее.
   За всю ночь не было ни одного проверяющего. Ни одной вводной и ни одного происшествия. Это был самый классный караул за все время нашей учебы. А под конец караула пошел снег. Да, зима уже не за горами.
   Караул сдали быстро. Но потом почти два часа искали водителя нашего автобуса. Он ушел погреться в какую-то казарму. И уснул там. В результате, в училище мы приехали только в 23.30. Ребята пошли на ужин. А я сразу же лег спать. Поужинаю завтра, на завтраке.
  

Глава 34. Слишком умный, что ли?

  
   15 ноября меня с Саней Севериловым отправляют дневальными в нашу курсантскую чайную с романтическим названием "Юность". Это не наряд по роте, но побегать за день нам пришлось вдоволь. На следующий день взвод заступает в наряд по училищу. Видимо, это некая кармическая расплата за то, что во время парадной подготовки мы были освобождены от нарядов и караулов.
   17 ноября подъем в 6.00. Ночью выпал снег и нас отправляют срочно чистить большой плац. Вместо двух часов управляемся минут за двадцать пять. Это, конечно, не правильно - быть стахановцем в армии. Но по-другому наш спортвзвод не умеет.
   После обеда на самоподготовке мы готовимся к завтрашним политзанятиям, которые будем проводить в бригаде охраны. Мне уже доводилось проводить политинформацию с солдатами и сержантами нашего батальона обеспечения учебного процесса. Но опыт этот был у меня не самым успешным.
   Сообщили мне тогда об этой политинформации минут за десять до ее начала. Разумеется, готовиться к выступлению времени уже не было. Поэтому я забежал нашу ротную Ленинскую комнату, схватил первую попавшуюся газету. Проверил, что номер свежий - это было важно! Удостоверился, что в руках у меня газета "Правда" - газета с таким названием внушала мне доверие. На ходу просмотрел название статей на первой странице. Одна из них привлекла мое внимание. Но читать её было некогда. Я убрал газету в свою командирскую сумку в надежде, что у меня еще будет хотя бы несколько минут, чтобы почитать ее повнимательнее.
   Когда я прибежал в одну из рот нашего БОУПа, бойцы уже сидели на табуретках в расположении. Замполит батальона сразу же предоставил мне слово и куда-то быстро испарился. Видимо, чтобы не мешать мне высказывать свое компетентное мнение о самых важных событиях в нашей внутренней и международной жизни.
   Я окинул взглядом собравшихся. Некоторые лица были мне хорошо знакомы - многие из солдат и сержантов были нашими инструкторами по вождению. От кое-кого из них, на занятиях, мне попадало на орехи за то, что я допускал какие-то ошибки в управлении учебного ЗИЛ-131. Или слишком резво преодолевал различные препятствия на танкодроме, управляя танком, БМП или БТР-ом. Но это было на занятиях, когда они были инструкторами, а я - обучаемым. Сегодня наши роли поменялись!
   Я снисходительно посмотрел на них сверху вниз. Выдержал небольшую паузу для солидности и произнес свою торжественную речь.
   - Товарищи сержанты и рядовые, с сегодняшнего дня все вы можете спать спокойно! Ваш дембель больше не в опасности! Гонка вооружений закончилась. Мы победили! Наши ученые не только изобрели, но и успешно испытали на днях новую ракету-носитель с десятью разделяющимися боеголовками. Ничего подобного ни у кого в мире больше нет. Мы - самые крутые. Круче, чем вареные яйца! Все!
   Я развернулся, и под восхищенные, и немного растерянные взгляды военнослужащих БОУПа, вышел из расположения. За моей спиной повисла мертвая тишина.
   На лестнице я встретил замполита БОУПа. Он поинтересовался, как прошла моя политинформация? Я ответил, что все прошло замечательно. И поспешил на выход. Дабы замполит не успел посмотреть на часы. Не успел увидеть, что вся моя политинформация уложилась в полминуты. И не стал задавать мне глупых вопросов.
   Уже через пару минут я забыл о своем выступлении. Сами понимаете - построения, завтрак, учебные занятия... Тут уж было не до воспоминаний. Но какое-то странное чувство не давало мне покоя. Наверное, это было шестое чувство, необычайно развитое у всех курсантов военных училищ и у кошек, съевших не свое мясо?
   В общем, когда после обеда дневальный по роте сказал, что меня вызывает к себе командир батальона, я удивился не слишком сильно. Хотя за три года учебы ни разу не слышал, чтобы комбат вызывал к себе кого-нибудь из курсантов. Но настроение у меня было веселое. И поначалу я не успел даже подумать, к чему это о моей скромной персоне вспомнил подполковник Тушин? Я спустился на первый этаж. Подошел к кабинету комбата. Постучал и когда услышал от комбата "Войдите", открыл дверь.
   - Товарищ подполковник, курсант Карпов по вашему приказанию прибыл!
   К моему удивлению, комбат был не один. За столом сидел крепкий мужчина с хорошей выправкой и очень пронзительным взглядом.
   Я не знал звания этого мужчины и как его зовут. Но пару раз видел его на территории нашего училища. И слышал, как наши курсанты называли его между собой "Молчи-молчи". Почему-то я сразу догадался, что мужчина этот оказался в кабинете комбата совсем не случайно.
   - Так, товарищ курсант, - медленно и многозначительно начал свою речь незнакомец. - Рассказывайте, откуда вы узнали о Р-36М УТТХ? Кто вам о нём рассказал? Где он работает? Кем?
   Вопросы сыпались один за другим. Я не только не успевал на них ответить, но не успевал даже о них подумать! Все моим мысли были о явках и шифрах. О парашюте, который выдавал во мне советского шпиона. И о буденовке, которая сейчас непременно будет обнаружена в моей командирской сумке. Я понимал, что все наши явки провалены. Шифры расшифрованы. Все мои боевые товарищи захвачены гестапо.
   Разумеется, отвечать на вопросы лучше было встречным вопросом. Мой встречный вопрос был одним из самых глупых в моей жизни.
   - А что такое Р-36М УТТХ? - действительно, это был очень глупый вопрос. Ведь не трудно было догадаться, что первая бука "Р" означает название какой-то радиостанции. "36" - модель. Буква "М" - модернизированная. "У" - учебная. Последние буквы "ТТХ" - тактико-технические характеристики. Но все вместе это означало полный бред.
   Незнакомец внимательно посмотрел на меня. Видимо решая, пытаюсь ли я изображать из себя невинную жертву или собираюсь уйти в несознанку? Он снисходительно улыбнулся. Всем своим видом показывая, что таких шпионов, как я, он дюжинами ест на завтрак. А затем медленно и с расстановкой произнес.
   - Это стратегический ракетный комплекс третьего поколения Р-36М УТТХ с ракетой 15A18, оснащённой десятиблочной разделяющейся головной частью. Так откуда вы узнали об этом комплексе?
   Мне было стыдно признаться, что об этом комплексе я слышу впервые. Ведь курсанту третьего курса стыдно не знать о том, что стоит на вооружении в нашей армии. К сожалению, услышал об этом комплексе я только что. И услышал именно от этого незнакомца. Но судя по его взгляду, которым он пытался пронзить меня насквозь, я уже начинал догадываться, что мне лучше признаться абсолютно во всем, что знаю. И даже в том, чего не знаю.
   И только одна мысль занозой засела у меня в голове: "ракетой, оснащенной 10-блочной разделяющейся головной частью". И эта мысль никак не давала мне покоя. Я мысленно начал загибать пальцы на руках: один, два, три... десять! Пытаясь вспомнить что-то очень, очень важное.
   Тем временем "Молчи-молчи" начал зачитывать мне мой смертный приговор.
   - Сведения, относящиеся к разработке данного стратегического ракетного комплекса, являются государственной тайной. Разглашение которой карается... А вы сегодня утром...
   Дальше, видимо, должны были последовать слова о том, что революционным трибуналом я приговорен к высшей мере наказания - пытке апельсинами? И в этот момент меня вдруг осенило.
   - А так вы про это! - пока незнакомец не набросился на меня и не начал выкручивать мне руки, я быстро достал из своей командирской сумки газету "Правда", которую носил с собой весь день. - Так это здесь написано!
   "Молчи-молчи" медленно взял из моих рук газету. Подозрительно долго вертел ее в руках.
   - Где написано?
   Я радостно ткнул пальцем в передовицу.
   - Вот же, здесь. Видите? Сегодня с космодрома Байконур запущены спутники связи Т1, Т2, Т3, Т4... Т10. Все спутники выведены на орбиту одной ракетой-носителем. Видите?!
   Незнакомец медленно, словно по слогам, прочитал написанное в газете. Затем перечитал снова. И снова. Сморщил лоб. Поднял глаза на меня. Внимательно перечитал название газеты. Снова посмотрел на меня. То, что он произнес в ответ, убило меня окончательно.
   - Слишком умный, что ли?!
   Что я должен был ему ответить? Что для того, чтобы посчитать количество спутников на одной ракете-носителе и сообразить, что вместо спутников могут быть использованы боеголовки, высшего образования не требуется? И слишком умным быть, тоже не требуется. Но, на всякий случай, помня Указ Петра 1 "О подчиненном", который гласил, что "подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, чтобы умом своим не смущать начальства", я немного выпрямился и лихо произнес:
   - Никак нет, товарищ... - в каком он был звании, я не знал. Майор или подполковник, генерал или маршал. Это было уже и не важно. Не трудно было догадаться, что интерес ко мне у незнакомца пропал полностью. Раз и навсегда. Но, на всякий случай, я закончил свою фразу словом - "полковник"! С меня не убудет, а хорошему человеку будет приятно.
   - Свободен! - с легкой усмешкой произносит незнакомец. Было заметно, что тяжкий груз свалился у него с плеч. И лицо его сразу посветлело. Конечно, любому "молчи-молчи" будет приятно узнать, что в его подразделении или в его воинской части нет вражеских шпионов. И никакие нехорошие люди не сплели у него под ногами никаких шпионских сетей.
   Я повернулся лицом к комбату.
   - Разрешите идти, товарищ подполковник?
   Владимир Александрович слегка вздрогнул. Все это время он сидел за столом в положении "Смирно сидя". И за все время нашего разговора с незнакомцем не произнес ни слова.
   - Да, идите!
   Я еще раз вопросительно посмотрел на незнакомца. Не передумал ли он отпускать меня на волю?
   "Молчи-молчи" внимательно посмотрел на меня. Неожиданно улыбнулся. И произнес чуть фамильярно.
   - Больше не умничай! - а после короткой паузы уже более официально добавил. - Идите, товарищ курсант!
   - Есть! Есть не умничать! - пообещал я. Развернулся и вышел из кабинета. Не буду скрывать, выйдя на улицу, я сразу же забыл о своем обещании не умничать. Но почему-то всей кожей ощутил, что небо над головой вдруг стало чище, все краски - ярче, а воздух - вкуснее.
  

Глава 35. Бригада охраны и песок в вещмешках

  
   18 ноября у нас снова подъем на час раньше. Похоже, в последнее время подъем на час раньше становится новой традицией в нашем училище. В семь часов мы выезжаем в учебный центр 1-й Отдельной стрелковой ордена Красной Звезды бригады охраны в Зюзино для проведения политзанятий. Офицеры в бригаде, в основном, выпускники нашего родного МосВОКУ. Но встречает нас ротный, окончивший какое-то другое училище. Это сразу заметно по отсутствию у него "стояков" (сапог, сшитых по индивидуальному заказу) и фуражки с высокой тульей - фирменному опознавательному знаку наших выпускников.
   Командиры взводов разводят нас по своим подразделениям. Для них наш приезд - небольшое развлечение и возможность немного побездельничать, пока мы будем проводить занятия. Для нас - одна из первых встреч с личным составом. Хотя это не совсем обычная воинская часть. А часть довольно элитная. У многих рядовых и сержантов, проходящих службу в бригаде, средне-специальное, высшее или неполное высшее образование.
   Мы с Сергеем Рыбалко, Игорем Маркеевым и Сергеем Залесским попали в сержантскую учебку. На душе у меня неспокойно. Ведь первый мой опыт проведения политинформаций, действительно, оказался у меня не самым успешным. И я боюсь накосячить снова. Тем более что сегодня не какая-то жалкая политинформация, а настоящее политзанятие!
   Нас разводят по учебным классам. Когда я захожу в класс, раздается команда.
   - Взвод, встать! Смирно! Товарищ курсант, сержантская группа для политзанятий построена. Помощник руководителя группы политзанятий сержант (такой-то).
   - Здравствуйте, товарищи сержанты, - пародирую я нашего Министра Обороны, который всего лишь десять дней назад здоровался с нами на Красной площади. Хотя, в принципе, можно было бы ограничиться и обычным "здравствуйте".
   - Здравия желаем, товарищ курсант! - дружно отвечают мне собравшиеся. Причем отвечаю без подколки, на полном серьёзе.
   - Вольно. Садитесь.
   К моему удивлению, занятие проходит легко и непринужденно. Видимо, сказывается то, что мы учимся уже на третьем курсе. Нам есть, что рассказать. И есть, чем поделиться с бойцами.
   Тем более что сержантов не так интересует международное положение, как наше училище. Возможно, кто-то из них собирается поступать к нам в следующем году. И они задают мне кучу вопросов о нашей жизни, службе и быте. О родном МосВОКУ я могу рассказывать бесконечно.
   Сержанты слушают меня с неподдельным интересом, не перебивая. А я ловлю себя на мысли о том, что хорошим подспорьем в общении мне сейчас служит лето, проведенное мною после седьмого класса в совхозе "Щекинский". Когда мы с моим другом Андреем Пименовым работали помощниками слесаря, готовили сельхозтехнику к уборочной. И научились общаться со слесарями и механиками, которые знали больше нашего. И лето, после восьмого класса, когда я работал транспортировщиком на комбинате "Химволокно". И мог сравнить, как мой отец общается с нами в семье и, как он общается со своими товарищами на работе.
   Это были хорошие уроки. Не только приобщения к настоящей мужской работе, но и уроки общения.
   Мы возвращаемся в училище. У нас еще занятия по иностранному языку и по эксплуатации боевых машин. На инязе Ирина Аркадьевна вызывает меня к доске пересказать текст на английском. Когда поднимаюсь из-за парты, чувствую, что теряю сознание. С трудом выхожу к доске. Начинаю что-то отвечать.
   - Громче, - просит Ирина Аркадьевна.
   А я понимаю, что громче говорить просто не могу.
   - Я не могу громче.
   К моему удивлению, Ирина Аркадьевна не возмущается. А понимающе кивает головой.
   - Хорошо, продолжайте.
   После занятия командир взвода отправляет меня в медсанчасть. Что-то мне опять становится плохо.
   Дежурная медсестра Валентина Павловна протягивает мне градусник. Температура, как ни странно, небольшая. 37 и 4. Но Валентина Павловна помнит, что я совсем недавно лежал и них. Помнит, что меня среди ночи отвозили в госпиталь. А еще, она помнит и то, как меня зовут. Обращается ко мне только "Серёжа" и "Серёженька". Она так ко всем курсантам обращается - по имени. И это очень приятно.
   Меня снова укладывают в палату, в которой я лежал месяц назад. Видимо, это специальная палата и специальная резервная кровать для меня. Потому что других ребят отправляют в спортзал, где у нас сейчас развернут временный лазарет. На самом деле эта кровать зарезервирована для "тяжелых". Хотя я к ним явно не отношусь.
   Всю ночь снова не могу уснуть. Как и в прошлый раз. Почему-то ломит все тело, сильно разболелся мениск на правой ноге и позвоночник. Но утром проваливаюсь в сон почти до обеда.
   Сегодня мой взвод выезжает на автоподготовку в Ногинский учебный центр. Там они и останутся. Будут ждать остальных. А весь наш батальон поедет в НУЦ завтра после обеда. На неделю. Повезло моему взводу! Потому что, как обычно, автоколонна с нашим батальоном не доедет до учебного центра километров пятнадцать-двадцать. И ребятам придется прогуляться от места спешивания до НУЦа с полной выкладкой. И с десятью килограммами песка в вещмешках. Песок этот, по мнению наших командиров, крайне необходим, дабы служба нам медом не казалась.
   Поначалу мы пробовали немного облегчить нашу жизнь, пытались отсыпать немного этой "песочной радости". Ну, если не половину, то хотя бы треть! Но на первой же проверке в НУЦе наш ротный понятно и доходчиво объяснил нам, что делать этого не стоит. Пробежав марш-бросок на 10 километров с полной выкладкой и мешками с песком до тактического поля и обратно, мы легко усвоили его рекомендацию. И больше с песком старались не химичить. Но, по словам нашего Славы Харитоновича, песок легко заменялся на банки со сгущенным молоком - вес мешков от этого не менялся, но пищевая ценность значительно возрастала.
   А разговоры о том, что за один выезд мы переносим в своих вещмешках почти четыре с половиной тонны песка, долго не давали нам покоя. Мысленно мы умножали четыре с половинной тонны (в батальоне нас было примерно 450 курсантов) на восемь-десять ежегодных выездов и четыре года обучения. И пытались представить, какой получилась бы эта куча песка, если бы мы высыпали её на плацу?
   К сожалению, песок мы никуда не высыпали. А с ним же совершали встречный марш от учебного центра до места, где остановилась автоколонна с курсантами другого батальона, приехавшими нам на смену. И возвращались в Москву. Так что пользы от переноски песка с места на место особо не видели. Но этот песок, который мы считали совершенно бесполезным, подарит нам выносливость, которая позднее очень пригодится многим из нас в Афганистане, Чечне и других горячих точках.
  

Глава 36. Военная топография

  
   Я очень жалею, что проведу эту неделю в медсанчасти. Выезд планируется интересным. Кроме автоподготовки, два дня тактической подготовки; два дня огневой подготовки; один день, точнее сутки - дневное и ночное вождение боевой техники (танк, БМП-2 и БТР). И в субботу - занятие по военной топографии. К счастью, не будет ни одного контрольного занятия. Так что с пересдачей, пропущенного мною на этом выезде, как-нибудь справлюсь.
   Да, и с занятием по военной топографии разберусь. Ногинский учебный центр за два с половиной года мы уже исползали вдоль и поперек. Поэтому с определением "точки стояния" проблем там ни у кого из наших ребят не будет. И у меня, тоже. А с теорией разберусь и по учебнику.
   Это в Москве у нас поначалу были серьезные проблемы с определением своих координат. Любимое развлечение у нашего преподавателя военной топографии подполковника Френкеля заключалось в том, чтобы вывезти наш учебный взвод на автобусе с зашторенными окнами куда-нибудь за МКАД в районе Капотни. Заехать в самую глушь садов и огородов, откуда не видно ни одного хорошего ориентира. Вывести взвод из автобуса, раздать всем топографические карты и вежливо попросить каждого отметить свою "точку стояния". После того, как курсанты, наморщив лбы, ткнут ручками куда-то на карте, поставить всем двойки. А после этого вернуться обратно в училище.
   Довольно долго на этих занятиях мы чувствовали себя настоящими папуасами, потому что реально найти свое местоположение на незнакомой местности без ориентиров было довольно сложно. До тех пор, пока не сообразили, что у нас в автобусе закрыты только боковые окна, а переднее стекло водителя открыто. Поэтому стали внимательно отслеживать маршрут, запоминать, а затем мысленно переносить его на карту. После этого определить свои координаты стало гораздо легче. И оценки у нас сразу же полезли "в гору".
   Для себя я немного усложнил это упражнение. Придумал игру под названием "Квадрат". Стал наблюдать не за пейзажем за окном, а за движениями водителя. И отслеживать все повороты руля, которые он делал. Одновременно с этим засекая по часам, сколько времени мы двигались в одном направлении. Зная среднюю скорость движения автобуса по МКАДу и по проселочной дороге, я мысленно работал в режиме обычного курсопрокладчика (навигационной аппаратуры ТНА-3 "Квадрат").
   С учетом того, что на занятия мы всегда брали одну и ту же топографическую карту, которую я уже хорошо выучил, "рисовать" в уме двигающийся по этой карте автобус было совсем не сложно. А запоминание карты местности, на которой предстояло работать моему подразделению, вскоре вошло у меня в привычку.
   Кроме этого, на занятиях по военной топографии мы отрабатывали методику изучения местности по карте и аэрофотоснимкам. Учились тому, как определять условия наблюдения, маскировки, ведения огня, проходимости, ориентирования и использования местности рельефа для защиты от оружия массового поражения.
   Мы должны уметь прогнозировать по карте последствия пожаров, затоплений и разрушений при использовании противником оружия массового поражения. Решать задачи для артиллерийских батарей по определению глубины укрытия, угла укрытия и угла места цели. Строить профиль определения видимости и поля невидимости между различными точками (между наблюдательным пунктом и целью, огневой позицией и целью, и т.д.), определять простреливаемые и непростреливаемые участки местности. И многое, многое другое.
   На первый взгляд, наши занятия, на которых мы прикладывали лист бумаги к карте и отмечали на его верхнем обрезе точки пересечения с горизонталями, казались нам детской игрой. Да, и когда после этого мы рисовали на листе рельеф местности "в разрезе" от наблюдателя до цели, считали, что это занятие явно для детей детсадовского возраста. Не старше.
   Практического смысла в этих картинках мало. Ведь для того, чтобы нарисовать поля видимости и невидимости для наблюдателя в круговом секторе нужно сделать десятки таких рисунков. И даже, если сектор наблюдения будет градусов в тридцать, может понадобиться не один такой рисунок, а несколько.
   Смысл в этих был рисунках немного иной. Из нас ведь готовят не наблюдателей, а командиров. Благодаря этим "детским занятиям" у нас вырабатывалось умение читать карту. Или, как сейчас говорят, видеть её в 3д-формате. Видеть, не просматриваемые и не простреливаемые огнем артиллерии и стрелкового оружия участки местности, которые необходимо перекрывать сейсмодатчиками, минными полями, "Охотой", минометами, техническими средствами разведки, дополнительными наблюдателями и т.д. Понимать, где можно скрытно подойти к противнику. И многому, многому другому.
   В Афганистане все эти "детские игры" станут для меня большим подспорьем, когда придется работать со своими разведчиками на незнакомой местности, ориентироваться на ней не только днем, но и ночью. Давать целеуказание приданным и поддерживающим огневым средствам. А моя "игра в курсопрокладчик" будет здорово выручать нас во время ночных передвижений. Особенно в горах, когда по ряду причин, не будет возможности подняться на линию водораздела или на ближайшую вершину для определения своих точных координат. А также, при отсутствии ориентиров в зоне видимости.
   А пока я лежу в медсанчасти. Не сплю четвертую ночь. Температура не очень высокая, около тридцати восьми. Но уснуть не получается. И лишь изредка я проваливаюсь в сон днем.
   25 ноября меня отвозят на консультацию в 12-ю поликлинику Мосгарнизона. У меня плохие анализы крови. Что-то в них не так. Проблема с проходимостью сосудов. Врач говорит, что нервная система у меня соответствует возрасту 40-45 лет, но никак не моим девятнадцати. И, по его словам, похоже, что у меня какие-то проблемы с позвоночником?
   Достаточно сделать обычный рентгеновский снимок, чтобы понять, что проблем, кроме перелома позвоночника в шейном и поясничном отделах, у меня, в общем-то, нет. Все это я уже проходил месяц назад. Стоит врачам начать копаться в мое "здоровье", как меня просто комиссуют. Но, к счастью, мысли о том, что при повышенной температуре нужно делать рентген позвоночника, никому в голову не приходят. Меня спасает то, что в гарнизонной поликлинике сейчас тоже завал с пациентами. По всей Москве и Московской области лютует непонятная эпидемия. И разбираться со мной просто некогда. Мне выписывают какие-то уколы и таблетки. И отвозят обратно в медсанчасть.
   Пока сидел в поликлинике, из разговоров с другими пациентами я узнал, что во всех московских ВУЗах закрыли военные кафедры и всех студентов вторых курсов скоро заберут в армию. Многие из студентов осенью 1983 года, действительно, попали в армию. А на следующий год уже в Афганистан.
   В субботу я уговариваю Ольгу Васильевну выписать меня из медсанчасти. Говорю, что температура у меня нормальная. Чувствую себя хорошо.
   Температура у меня, действительно, сегодня не высокая, 37 и 2. У многих, лежащих в медсанчасти, температура гораздо выше. На самом деле, чувствую я себя не очень. Но чем больше меня будут лечить, тем больше у меня шансов вылететь из училища. Рисковать не стоит.
   К счастью, Ольга Васильевна, сегодня не возмущается. И выписывает меня. С освобождением от физподготовки на две недели. Эта запись в моей медицинской книжке меня просто умиляет. Интересно, как Ольга Васильевна себе это представляет? Вся рота на зарядке, а я гуляю по цветочной поляне, собираю лютики-цветочки? Хорошо, что никто из наших командиров не читает таких смешных книжек - медицинских книжек.
   В тот же день меня ставят дневальным по роте. Не самое лучшее занятие сразу после возвращения из медсанчасти. Но нашим ребятам приходится еще труднее. После чистки оружия, всю роту оправляют чистить плац. Прошедшие на этой неделе метели постарались на славу. Снегу намело основательно. И рота чистит его весь вечер субботы и все воскресенье. В увольнение никого не отпускают.
   Самое забавное, что на улице днем - плюсовая температура. Такая уж у нас московская осень, когда в середине ноября возможны метели, а начале декабря - дожди. Вот и сейчас идет дождь, временами переходящий в ливень. Ребята чистят снег под дождем. Если его не чистить, возможно, к понедельнику он растает и сам. Но слово "возможно" нашим командирам, похоже, незнакомо.
   Есть приказ, что наш строевой плац всегда должен быть в идеальном состоянии. Как и вся территория училища. Это правильный приказ. И нашим ребятам ничего не остается, как чистить снег. Под дождем.
   К сожалению, к понедельнику снег на плацу не растаял. Все утро и после обеда нам снова приходится его чистить. Очищать бордюры на ширину совковой лопаты. Выравнивать и прибивать сугробы лопатами. Это на первом курсе мы умудрялись выкапывать в этих сугробах подземные ходы. И играть в снежные крепости и в царя горы. Сейчас мы уже курсанты старшего курса, нам не до этих детских развлечений.
  

Глава 37. Войсковая стажировка

  
   Во вторник 29 ноября проходит партсобрание батальона. Тема: предстоящая войсковая стажировка в должности командира отделения. Наша рота едет в Таманскую дивизию. У восьмой и девятой рот "география" значительно шире - Кантемировская дивизия, Горький, Калинин, Ковров. Повезло ребятам. Покатаются от души.
   Пред нами выступают курсанты четвертого курса. Рассказывают о том, как они проходили эту самую стажировку. С какими трудностями столкнулись, делятся своим опытом.
   Через несколько дней мы выезжаем в Алабино. В 73-й гвардейский мотострелковый полк 2-й гвардейской мотострелковой Таманской Краснознамённой, ордена Суворова дивизии имени Михаила Ивановича Калинина.
   В принципе, стажировка в должности командира отделения не кажется нам слишком уж сложной. Как проводить занятия с личным составом по плану боевой и политической подготовки мы знаем неплохо.
   Перед штабом полка нас распределяют по подразделениям. Кто-то из наших ребят попал в полковую разведроту. Кто-то в мотострелковые и танковые подразделения. Из нашего отделения - меня и четырех курсантов отправляют на сборы молодого пополнения. Меня назначают старшим. Точнее, исполняющим обязанности командира первого учебного взвода. А так как командир роты временно отсутствует, то заодно и исполняющим его обязанности. Сергея Марчука назначают исполняющим обязанности командира второго взвода, Олега Зорина - исполняющим обязанности командира третьего взвода, Сергея Залесского - его заместителем, а Саню Смирнова - старшиной роты.
   Эй, вы там наверху, вы ничего не перепутали?! Вообще-то, мы приехали стажироваться в должности командира отделения! А не в должности старшины роты или командира взвода. И уж, тем более, не в должности командира роты. Мы еще слишком маленькие для этого!
   Но, как и положено старшему, я стараюсь не задавать глупых вопросов и лишь уточняю у подполковника, который занимается нашим распределением, куда нам идти и кому представится?
   Подполковник показывает нам направление на одну из казарм. И просит немного подождать, когда он принесет нам расписание занятий.
   Ну, чего не подождать? Подождем. Буквально через пару минут он возвращается из штаба, в руках держит расписание.
   Разумеется, я уточняю, кому на сборах молодого пополнения доложить о нашем прибытии? Он внимательно и непонимающе смотрит на меня.
   - Никому ничего докладывать не надо. Я же сказал, вы - старший. У вас в подчинении четыре младших сержанта и четыре курсанта. Проводите сборы молодого пополнения с водителями БТР-ов, прибывшими из учебки. Задача: провести с ними занятия согласно учебному плану, подготовить личный состав и технику к совершению 100-километрового марша. Все ясно?
   Хороший вопрос. Из всего сказанного мне ясно только одно. Что мы приплыли.
   Да, на протяжении двух с половиной лет нам твердили, что в случае необходимости нас в любой могут отправить в войска, не дожидаясь окончания нами училища. Явно намекая на сложную международную обстановку и возможное вероломное нападение на нашу планету инопланетян. Мы были уверены, что все это нам говорят для того, чтобы просто держать нас постоянном тонусе.
   В пример нам приводят, как поднятый по тревоге с 6 на 7 октября 1941 года курсантский полк нашего училища в течение двух месяцев сдерживал фашистов под Волоколамском и Клином. Многие из курсантов к тому времени проучились в училище менее двух месяцев.
   Так что, чисто теоретически, это возможно. Но практически этого не может быть. Потому что не может быть никогда. У нас в Советском Союзе такая армия, что даже инопланетяне едва ли решатся на нас нападать. А среди тех, кто живет на нашей планете, дураков нападать на нашу страну, тем более нет.
   Так что все у нас идет по плану и по учебному расписанию. Согласно которому мы приехали проходить стажировку в должности командира маленького-маленького мотострелкового отделения из восьми-девяти бойцов. Но вместо этого, нам предстоит проводить сборы с молодым пополнением...
   Разумеется, я хорошо помню слова Наполеона о том, что "сначала нужно ввязаться в сражение, а там уже видно будет". Поэтому отвечаю, что мне все ясно. К сожалению, я помню не только слова Наполеона, но и то, чем все это для него закончилось.
   К моему удивлению, проводить сборы оказывается не так трудно, как я подумал вначале. Есть расписание занятий. От нас требуется написать план-конспекты для проведения этих занятий. Есть молодые бойцы, которых нужно научить тому, что записано в расписании. Есть десять бронетранспортеров, которые нужно проверить и подготовить к стокилометровому маршу. В общем-то, ничего особо сложного.
   Нам бы еще на сборы какого-нибудь офицера, хотя бы какого-нибудь самого захудалого лейтенанта-пиджака, который подскажет, как все это организовать. Тогда бы всё было вообще замечательно. Но никакого офицера у нас нет. Приходится все делать самим.
   Мы с Сергеем Марчуком и Олегом Зориным берем на себя учебные занятия с молодым пополнением (раз уж мы назначены исполняющими обязанности командиров взводов). Сергей Залесский и Саня Смирнов берут на себя подготовку БТР-ов к маршу - они в технике разбираются хорошо, им и карты в руки.
   В казарме для нашей курсантской компании отгораживают угол. Ибо, по словам наших младших сержантов, негоже нам спать вместе с бойцами. Но мы все равно находимся в одном помещении с ними. И это позволяет избежать неуставных проблем со стороны старослужащих, с которыми иногда сталкиваются молодые солдаты в начале своей службы. Хотя, по словам наших ребят, попавших на стажировку в другие подразделения, для наведения уставного порядка им пришлось ставить на место старослужащих солдат, используя не только доброе слово, но и кулаки. У нас, к счастью, обошлось без этого.
   Наша спортвзводовская привычка работать в команде здорово выручает. Каждый работает на своем участке. У нас толковые сержанты-срочники и ребята из молодого пополнения тоже толковые. Занятия идут по учебному плану. И вроде бы все у нас получается, как надо. За две недели сборов к нам только раз заглянул начальник штаба полка. Посмотрел, как у нас идут дела. Остался доволен.
   И вот наступил день, которого все мы так ждали. Стокилометровый марш. Вроде бы и к нему мы готовы? Правда, занятий по вождению у нас на сборах не было. Но по логике вещей, этому водителей должны были научить в учебке.
   После утреннего развода меня вызывает к себе начальник штаба полка. Ставит задачу на марш. Протягивает мне обычную гражданскую карту-схему Московской области. На схеме показывает маршрут движения: от полка до Киевского шоссе, по Киевскому шоссе до Наро-Фоминска. Показывает места, где нам нужно будет останавливаться и менять местами водителей. И место, где нам нужно будет развернуться
   Форма приказа кажется мне немного необычной, и даже чуточку колхозной. Я прекрасно знаю, что в прославленной Таманской дивизии боевая подготовка стоит на самом высоком уровне. Хотя я понимаю, что это и не приказ, а так просто разговор не о чем. Или какая-то проверка?
   В училище нас учили, что командир подразделения должен уяснить задачу, изучить по карте маршрут движения, его протяженность и проходимость, условия совершения марша, рубежи и время вероятной встречи с противником или к каким действиям быть готовым, места и время привалов, время и порядок дозаправки техники, приема пищи личным составом и пополнения запасов материальных средств, расходуемых в ходе марша. А также, определить мероприятия, которые необходимо провести немедленно для быстрейшей подготовки к маршу, произвести расчет времени, отдать указания командирам подчиненных и приданных подразделений по подготовке к маршу, оценить обстановку, принять решение, отдать боевой приказ, организовать взаимодействие, дать указания по организации всестороннего обеспечения марша, управлению и политической работе.
   А здесь мне просто ставят задачу прокатиться с колонной БТР-ов из точки "А" в точку "Б" и вернуться обратно. Просто прокатиться с ребятами на БТР-ах я, конечно же, могу. Обычное упражнение по вождению. В общем-то, понятно, почему этот марш мы должны провести не на танкодроме - накручивать сто километров там просто умучаешься. И водителям явно нужна практика вождения в колоннах по обычным дорогам. Мне непонятно другое, зачем вообще начштаба мне все это рассказывает? Есть же старший колонны, пусть ему все это и объясняет.
   - Все ясно? - переспрашивает меня начштаба.
   - Не совсем, товарищ подполковник, - совсем не по уставу отвечаю я. Тем более что мне вообще ничего не ясно. - А старшим колонны кто?
   Начштаба непонимающе смотрит на меня.
   - Вы. А кто же еще?
   И я начинаю понимать, что мы не просто приплыли. Мы приплыли по самое не хочу!
   Напоследок начштаба, в качестве успокоения, говорит, что сопровождать нашу колонну будет машина военной автоинспекции. Что самое главное - не нарушать правил дорожного движения. И никого не угробить. На прощание желает мне удачи.
  

Глава 38. Начало безумного марша

  
   Находиться в шоке командир долго не может. Секунду-две, максимум. Больше нельзя. Ему нужно работать. Я безуспешно пытаюсь вспомнить последовательность работы командира роты по организации марша. Благо, что маршей за время учебы в училище мы совершили предостаточно - в основном, конечно, в автоколоннах на выездах в НУЦ и на парадную подготовку. И пешком. Разумеется, пешком больше всего. Но все эти марши я совершал в должности "багажа" или обычного пешехода, нагруженного всякими-разными "железками", песком и снаряжением. Но еще ни разу не организовывал марш подразделения и не руководил своим подразделением в ходе марша. Я даже старшим машины еще ни разу не ездил.
   На ум приходят какие отрывочные воспоминания из лекций по тактике. В принципе, последовательность работы командира взвода и роты в наступлении и в обороне любой курсант третьего курса уже знает довольно хорошо. Но в организации марша есть своя специфика, с которой сталкиваться мне еще не приходилось. Что касается скорости движения, дистанции между машинами, исходных данных для расчета марша, работы головного дозора - это тоже не сложно. Порядок действий при встрече с противником - увеличиваешь скорость движения и дистанцию. Но все остальное для меня - дремучий лес. Остается только придумать версию, что марш - это почти, как наступление. Последовательность работы командира примерно такая же. Но это не точно.
   К счастью, в полку есть целый запомпотех полка, который помогает моим товарищам выгнать БТР-ы на дорогу и построить их в колонну. Он в комбинезоне, поэтому я не знаю, в каком звании. Зампотех кивает мне при встрече, как старому знакомому. Хотя виделись мы с ним пару раз, не более. Шутливо отдает честь, как обычно отдают шутливое воинское приветствие всем "директорам" подразделений (чем отличается "директор" от командира подразделения, думаю, вы знаете). Независимо от того, в каком звании они находятся. И уходит куда-то по своим делам. Похоже, дел у него невпроворот.
   Вся наша сборная банда из трех учебных взводов, четырех курсантов и четырех младших сержантов стоит неподалеку от БТР-ов. Я подзываю своих друзей. Мне срочно нужен совет стаи. Мы уединяемся у головного бронетранспортера. Посторонние уши нам не нужны. Потому что если кто-то из посторонних услышит то, что я рассказываю, в шоке буду не я один.
   Рассказываю ребятам, какую задачу получил от начштаба. На броне укладываю карту-схему и показываю на карте маршрут нашего движения. И мы срочно пытаемся провести мозговой штурм. Вспомнить, хоть что-то из работы командира роты по организации марша.
   Саня Смирнов вспоминает о необходимости оценки местности, об условиях защиты и маскировки колонны на марше и на привалах. И о задачах походного охранения. Сергей Залесский вспоминает, что нужно определить порядок преодоления заграждений на дороге. Олег Зорин что-то говорит про построение походного порядка и порядок отражения ударов воздушного противника.
   Серёга Марчук меня успокаивает. В шутку называет меня командиром.
   - Не парься, командир. Задача не сложная. Расстояние небольшое, привалы не нужны, обернемся за час. Это всего лишь обычное занятие по вождению. Прокатимся!
   Единственный вопрос, который все мы считаем важным - это организация связи. В училище нас с первого курса приучили к одной очень простой мысли: потеря связи в бою - это поражение и гибель твоего подразделения. Но я не знаю, частот, на которых работает 73-й полк. В принципе, основная и запасная частоты, на которых "работает" полк, должны быть установлены на всех радиостанциях Р-123. Или можно их уточнить у наших сержантов - они должны это знать. Но, на всякий случай, договариваемся с ребятами о том, что нам лучше работать на частоте, на которой мы обычно работаем на нашем тактическом поле в Ногинском учебном центре, чтобы не позориться перед местными связистами. Пока мы строим наших бойцов, и я ставлю им задачу на марш, Саня Смирнов устанавливает эту частоту в качестве запасной на всех БТР-ах.
   Почему-то я был уверен, что на БТР-ах будут штатные водители, как у нас в училище. Выясняется, что кроме нас никого больше нет. И на десять БТР-70 у нас, в качестве старших, пять курсантов и четыре младших сержанта. На десятый БТР приходится назначать старшего из молодых бойцов.
   Буквально на минуту подхожу познакомиться с инспектором ВАИ. Интересуюсь, какие обычно проблемы возникают при движении автоколонны. И что нам нужно сделать, чтобы избежать их?
   Старший лейтенант улыбается в ответ. И повторяет слова начштаба:
   - Не нарушать правил дорожного движения.
   И еще добавляет, чтобы мои бойцы не пытались кого-либо обгонять, старались держать дистанцию, не обращали внимания на легковушки, которые будут влезать в нашу колонну, поменьше перестраивались в ходе движения, а просто "шли в затылок", одна машина за другой.
   Ставлю задачу на марш. Сергей Марчук поедет с головным дозором. Смена водителей примерно через 10 километров (вручаю Сергею схему с отметками, где производить остановки). У въезда в Наро-Фоминск разворачиваемся и возвращаемся обратно. Напоминаю Меры безопасности и передаю пожелания нашего военно-инспекционного ангела-хранителя. Затем распределяем бойцов по БТР-ам.
   После этого следует команда: "По машинам"! Бойцы залезают внутрь бронетранспортеров. Старшие машин усаживаются на броню, свешивают ноги в командирский люк. Проверяем связь. И следом за машиной ВАИ отправляется в путь.
  

Глава 39. Оглушительный провал

  
   Под зеленый свет светофора машина военной автоинспекции выехала на перекресток на Киевском шоссе и остановилась. На всякий случай, перекрыв движение для других машин, чтобы не разрывать нашу колонну. А мы спокойно продолжили движение дальше.
   Примерно через каждые десять километров мы останавливались. Производили смену молодых водителей. У Наро-Фоминска развернулись и поехали обратно. Так же, через каждые десять километров производя замену водителей.
   На предпоследней стоянке один из бронетранспортеров заглох. При попытке запустить двигатели, они пыхтели, кряхтели, пытались ответить нам взаимностью, но не заводились. Мы с умным видом по очереди залезали в БТР. Несколько секунд мысленно читали какие-то мантры, пытались трогать разные тумблеры и переключатели. А потом вылезали наружу и стояли рядом. Совершенно не зная, что делать дальше. Пока один из наших младших сержантов не заметил, что стрелка указателя уровня топлива находится на нуле.
   Кто-то подсказал, что нужно переключить тумблер на щитке приборов, чтобы проверить есть ли топливо во втором баке? Стрелка указателя уровня топлива даже не шелохнулась. Второй бак был тоже пуст.
   В принципе, ничего страшного не произошло. С кем не бывает. Возьмем БТР на прицеп, как-нибудь дотянем его до полка. Но на душе у меня становится как-то не спокойно. Я ведь не проверил заправку машин перед маршем!
   Пока народ совещается, что нам делать дальше, я полез по остальным "коробочкам". Меня начинают терзать смутные подозрения. И они оказываются не беспочвенными. На других БТР-ах стрелка указателя уровня топлива тоже подозрительно близка к нулю.
   Мне снова нужен совет стаи. В этот раз на наш Совет допущены и наши младшие сержанты. Мнение у всех одно - нужно попробовать добраться до полка. Потому что другие варианты едва ли выполнимы. Есть вариант попросить водителей грузовиков, которые проезжают рядом, поделиться бензином. Они не откажут. Но нам нужно литров сто пятьдесят - двести, чтобы заправить все БТР-ы. Столько нам никто не даст. Придется стоять с протянутой рукой полдня и тормозить всех подряд. Да, и просить как-то стыдно. А повернуть стволы крупнокалиберных пулеметов Владимирова танковых на проезжую часть, не позволяет совесть.
   Второй вариант, добраться до ближайшей заправки. 76-й бензин там точно есть. Можно заправиться за свой счет. Мы считаем мелочь в своих карманах. На пару канистр должно хватить. Но этого для десяти БТР-ов слишком мало.
   Третий вариант, выйти на связь с полком, сообщить о нашей проблеме. Радиочастоту, на которой полк работает на ученьях, наши сержанты знают. Но из позывных знают только позывной ротного. Того самого ротного, который сейчас находится в отпуске. Выходить в открытый эфир, не зная ни позывных, ни переговорных таблиц, как-то хочется. Еще сержанты знают номер домашнего телефона своего ротного. Но телефонной будки рядом нет.
   Возможно, были и другие варианты? И старший лейтенант-ваишник, возможно, мог выйти на связь с полком по своей радиостанции? Но мы тогда об этом просто не подумали. Поэтому все же решили попытаться добраться до полка, как в песне поется, "на честном слове и на одном крыле". В надежде, что у кого-нибудь из нас это получится.
   По совету сержантов, БТР без "горючки" решили на прицеп не брать. Дорога скользкая, трос короткий, бойцы молодые - обязательно "поцелуются". На улице не холодно, ребята с этого БТР-а смогут дождаться, когда приедет топливозаправщик.
   С последним предложением я не совсем согласен. Поэтому молодых бойцов с этого БТР-а, которые уже отводили, на всякий случай, забираем с собой. Оставляем двух бойцов, которые еще не водили. И Олега Зорина старшим. Говорю, чтобы на проезжую часть не выходили и ждали нас.
   С остальными договариваемся, что те, у кого будет заканчиваться бензин, просто съезжают на обочину и ждут топливозаправщик.
   По дороге к последнему месту "пересадки" отстали еще два БТР-а. Старшие вышли на связь, сказали, что у них тоже закончился бензин. Стоят на обочине, кукуют и ждут.
   До полка остается меньше десяти километров. Наверное, я совершаю ошибку, что в очередной раз останавливаю колонну ради смены водителей? Остановка, начало движения - это еще "горючка", которую мы сжигаем впустую. Но я почему-то считаю это важным - чтобы все молодые водители "прокатились" на том марше.
   Теперь я смотрю не вперед, а назад. Сможем ли мы дотянуть или нет? Увы, чудес не бывает. Сразу же за железнодорожным переездом на обочину плавно съезжает четвертый БТР. Все понятно.
   Перед самым полком сходит с финишной прямой БТР Сани Смирнова. Но пять БТР-ов все же дотягивают до полка. И это настоящее чудо!
   Я нашел зампотеха. А дальше все было, как в "Дорожной истории" Владимира Семеновича Высоцкого.
  
   Конец простой: пришел тягач,
   И там был трос, и там был врач,
   И МАЗ попал, куда положено ему...
  
   Правда, у нас был не тягач, а топливозаправщик на базе ЗИЛ-131. Был трос и вместо врача, был водитель этого самого топливозаправщика. И было несколько часов, пока мы заправили все наши БТР-ы и пригнали их в полк.
   После этого я пошел доложить начштаба полка о завершении нашей эпопеи, кляня себя, на чем свет стоит. Ведь меня учили в училище почти три года, как управлять подразделением в обороне, в наступлении и на марше. Я получал отличные отметки за теорию. Подтверждал их на полевых выходах в Ногинском учебном центре. Но когда дошло до реального дела, так опростоволосился!
   Связь полком не организовал. Не проверил заправку машин. И бойцов чуть было без обеда не оставил. И вообще все запорол! Хорошо еще, что было не очень холодно. А то бы и поморозил всех оставшихся с машинами.
   А если бы реально, в боевой обстановке, мне пришлось организовать марш своего подразделения? Что бы тогда было?
   Мне хотелось провалиться от стыда сквозь землю. Такого оглушительно провала мне не могло присниться даже в самом страшном сне. Даже элементарное занятие по вождению я не смог организовать и провести. И это называется курсант третьего курса!
   Я доложил начштаба о выполнении поставленной задачи. О том, что для этого нам понадобился топливозаправщик, он был уже в курсе.
   - Где сейчас рота? - уточнил начштаба.
   - В столовой, на обеде, - ответил я. Хотя, судя по времени, правильнее было бы сказать, что рота на позднем полднике. Точнее, половина учебной роты, которую мы смогли привезти сразу, уже пообедала и находится на самоподготовке. А вторая половина, которую мы почти три часа собирали по всему Киевскому шоссе, сейчас ест уже остывший обед.
   - А чего такой хмурый?
   Что я мог ответить начштаба? О том, что я всё провалил?
   - Если бы это был реальный марш в боевой обстановке, я бы угробил всю роту, - с горечью в голосе произнес я. Мне было стыдно. И очень горько от своей никчёмности.
   Начштаба улыбнулся. И с какой-то непонятной мне грустью в голосе произнес.
   - Вы все пока учитесь. Это был хороший урок. И вы его никогда не забудете. Бойцы живы? Живы! Задачу выполнили? Выполнили. А остальному научитесь, - и после небольшой паузы добавил. - Вы счастливые. У вас есть еще время многому научиться.
   Сегодня начштаба был не в повседневной куртке, в которой я видел его раньше. А в кителе. С орденскими планками. Две из них были одинаковые. И я их знал, такая планка была у моего дяди. Это были планки ордена "Красной звезды".
   Как ни странно, но по итогам войсковой стажировки все мы, проводившие сборы молодого пополнения, получили благодарность от командира полка за образцовое выполнение своих служебных обязанностей. Да, ребята заслужили эту благодарность. Я не заслужил. И был уверен, что провалил стажировку. Правда, начштаба почему-то был по этому поводу другого мнения. На прощание он крепко пожал мне руку. И это пожатие было лучшей благодарностью за все то, что я делал последние две недели.
  

Глава 40. Главная военная тайна СССР

  
   На Новый год у меня получилось смотаться домой. Отпускной билет мне, разумеется, никто не выписывал. Пришлось снова полагаться на удачу и на свою спортивную подготовку. Я понимал, что очень скоро мне придется встречать этот праздник уже вдали от дома. А потому для меня было так важно в этот раз провести его вместе с моими родными и близкими.
   В январе мы сдавали сессию. Был еще один полевой выезд в Ногинский учебный центр и два караула. А 9 февраля скончался Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Юрий Владимирович Андропов. На посту генсека он пробыл чуть больше года, на посту председателя Верховного Совета и того меньше - семь с половиной месяцев.
   Но если на похоронах Брежнева нам пришлось три дня простоять в оцеплении на площади Ногина, то в этот раз нам повезло гораздо больше. Мы три дня просидели на усилении в кинотеатре "Художественный" на Арбате.
   Сидеть в тёплом зале на уютных креслах и ничего не делать - мечта любого курсанта-третьекурсника. Наша мечта состояла из трех частей.
   Во-первых, сначала мы хорошенько покемарили в этих замечательных креслах - поспасть толком у нас, конечно, не получилось. Да, и не дали бы нам наши отцы-командиры. Ведь спать на усилении в то время, когда вся страна находится в трауре, было как-то не совсем прилично.
   Во-вторых, мы посмотрели классный фильм известного польского режиссера Ежи Гофмана "Знахарь". С замечательным актером Ежи Биньчицким в главной роли.
   Думается, что из-за траура кинотеатры в это время не работали. Но кто-то из наших офицеров договорился с руководством кинотеатра о том, чтобы нам показали кино. Предупредив, что иначе, своим богатырским храпом, мы можем переполошить весь Арбат. И центр Москвы. Это было похоже на явный шантаж.
   Фильм двух "ежей" (Ежи Гофмана и Ежи Биньчицкого) пришелся более чем кстати. Эту удивительно трогательную историческую мелодраму мы посмотрели с огромным интересом.
   А, в-третьих, за эти трое суток мы от души наговорились. За все предыдущие годы нашей учебы, когда возможности толком пообщаться друг с другом у нас почему-то не было.
   Конкретной задачи нам никто не поставил. Похоже, наши командиры и сами смутно представляли, что мы здесь делаем. Ведь если враги надумают напасть на нашу страну, по логике вещей, нам лучше находиться в своем училище. Там, где хранятся наше оружие и боевая техника.
   Здесь же из оружия у нас были только поясные ремни. Но они могли пригодиться в драке с хулиганами, а никак не для того, чтобы отражать вооруженное нападение проклятых империалистов.
   Наверное, на время усиления, вполне достаточно было и нас - безоружных. Ведь в случае необходимости нам на помощь немедленно пришла бы Отдельная Краснознамённая орденов Ленина и Октябрьской Революции мотострелковая дивизия особого назначения имени Ф. Э. Дзержинского.
   Да, и нападать на нас тогда в Москве было просто некому. Ведь все находились на работе или на учебе. И какой смысл на кого-то нападать, если у тебя хорошая работа, достойная зарплата, интересная учеба и уверенность в том, что завтрашний день будет лучше сегодняшнего? В общем, усиление наше прошло без всяких происшествий.
  

Глава 41. Комитет комсомола третьего батальона

  
   Последний семестр третьего курса заметно отличался от других семестров. Если на младших курсах у нас многое не получалось, то теперь мы, словно бы преодолели полосу препятствий и вышли на финишную прямую.
   И все наши занятия тактической и огневой подготовкой, эксплуатацией и вождением боевых машин, инженерной подготовкой и ЗОМП, связью и инязом, и другими предметами, которые на младших курсах многим из нас давались с трудом, теперь проходили "на ура".
   В первую очередь, здесь сказались привычка к труду и спортивное честолюбие, привитые нам нашим командиром взвода - лейтенантом Горловым Владимиром Вячеславовичем. Мы должны были быть лучшими! И мы старались стать ими.
   Моя идея использовать "учебные тройки", тоже оказалась не лишней. Здорово помогло то, что на первом курсе я учился в другом взводе - в третьем взводе нашей седьмой роты. Так что теперь, когда мы всем взводом пропускали лекции (из-за нарядов или караулов), я брал конспекты у своих товарищей из "старого" взвода. Мы всем спортвзводом переписывали их и наверстывали упущенное.
   Помните слова маленького пажа из кинофильма "Золушка": "И хоть я и не волшебник, а только учусь, но позвольте мне вам сказать, что дружба помогает нам делать настоящие чудеса". Оказалось, что товарищество, взаимовыручка и правильная организация боевого взаимодействия с другими взводами нашей роты творят настоящие чудеса. Тогда мы, наверное, впервые почувствовали, что не только наш взвод - одна команда. Но и вся наша рота. И батальон. И все выпускники нашего училища. Независимо от года выпуска. Это было очень важное для всех нас открытие.
   Не трудно было догадаться, что, когда ты правильно решаешь задачи, которые посылает тебе Судьба, в качестве поощрения, она непременно дарит тебе хорошие добрые подарки. Таким подарком для всех нас стало то, что по результатам шестого семестра наш взвод снова занял первое место в батальоне по успеваемости. И вопрос с нашим расформированием был закрыт окончательно.
   Кроме учебы, весь этот семестр я работал в комитете комсомола нашего батальона ответственным за культурно-массовый сектор. Работа эта была мне понятна - организация походов в театры и в музеи. На младших курсах, особенно "не москвичам", это было многим интересно. На старших уже не очень. Но зато посещение танцевальных вечеров было интересно для всех. И на всех курсах.
   За год работы комсоргом спортвзвода, когда мы не только много тренировались, но и не сильно были ограничены в увольнениях, я регулярно договаривался с девчатами из московских педагогических и медицинских институтов о совместных танцевальных вечерах для нашего взвода. Руководство этих институтов, прекрасно понимая пользу таких вечеров для своих выпускниц, всегда шло нам навстречу. Разумеется, раз в месяц и мы приглашали девушек из этих институтов на танцевальные вечера, которые проводились нашим курсом в Гарнизонном офицерском клубе нашего училища. Девушек, желающих попасть на эти вечера, в Москве всегда было очень много.
   Организацией и проведением этих вечеров я и занимался. В этом не было ничего сложного. Моя задача была согласовать технические вопросы с Жанной Владимировной, работавшей ГОКе. Подготовкой пригласительных билетов и передачей их нашим курсантам и в институты занимался Серёжа Коржавый и другие наши ребята.
   Танцевальные вечера в училище проводились довольно регулярно, почти каждую субботу. Но с учетом того, что наш Гарнизонный офицерский клуб не мог вместить всех желающих, вечера эти проводились лишь для одного курса. И каждый батальон мог организовать не больше одного такого вечера в месяц.
   Разумеется, курсанты старших курсов каждый раз пытались проникнуть на танцевальные вечера к младшим курсам, мотивируя это тем, что "к салагам ходят самые красивые девушки". Иногда это у них получалось, чащ нет. Потому что на контроле надежным щитом стояла главный организатор этих вечеров - Жанна Владимировна.
   Из музыкального оборудования у нас был один магнитофон. Но его было вполне достаточно. Ребята со второго батальона (второй курс) пытались создать вокально-инструментальный ансамбль. Солистом у них был Гена Левкин, душа компании, бард и замечательный гитарист. Его мама, Валентина Ивановна, работавшая у нас в училище инструктором женсовета, однажды познакомила меня с ним. И мы на всю жизнь стали с Геной лучшими друзьями. Пройдет совсем немного лет и со своей песней, посвященной мне, он станет лауреатом Всесоюзного конкурса бардовской песни. Правда, называться она почему-то будет не Сережка, а Сашка. Наверное, для рифмы?
  
   Друг мой Сашка служил в Афганистане.
   В это время в Группе я служил.
   Но о службе редко мы писали.
   Хоть его об этом я просил.
  
   Сашка, Сашка, почему не пишешь?
   Сашка, Сашка, почему молчишь?
   Может, этой ночью вой шакала слышишь.
   Или же в ущелье раненый лежишь...
  
   И заканчиваться эта песня будет словами:
   "Чтобы не забыла про Афган страна".
  
   Но тогда, на третьем курсе, использовать его музыкальную группу я так и не смог. Гена учился на младшем курсе, и так получалось, что, либо наш батальон был на выезде в Ногинском учебном центре, либо их. Либо мы занимались парадной подготовкой, а их привлекали на какие-либо торжественные мероприятия.
   В общем, танцевальные вечера проходили у нас без особых затей. Их простота и незамысловатость всех устраивала. Кроме меня. Да, я пытался совмещать наши танцевальные вечера с конкурсами и смотрами художественной самодеятельности, читал на них свои стихи (и за один из таких вечеров даже получил благодарность от начальника училища генерал-лейтенанта Магонова Ивана Афанасьевича, думается, это была последняя благодарность, объявленная им в училище, потому что уже через два дня после этого он сдал должность своему преемнику - генерал-майору Сергееву Юрию Михайловичу). Но и этого мне было мало.
   Мне нужно было посоветоваться со своим непосредственным комсомольским начальником. За время работы в Комитете комсомола мы как-то незаметно сблизились с Володей Черниковым. Вместе решали какие-то текущие задачи, вместе ездили на Слет отличников Московского военного округа. И постепенно становились друзьями.
   Что самое забавное, все эти годы в училище нам внушают, что главное предназначение офицера - готовность умереть за Родину. А Володя учит нас жить, творить и созидать.
   А еще у Володи есть дар превращать сложные вещи в простые. Любые задачи он оценивает исключительно с точки зрения нахождения путей и способов их решения. Поэтому со своими идеями и сомнениями я иду к нему. Одному мне с ними не справиться. А для Володи никогда не было ничего невозможного.
   Рассказываю ему о том, что на тактике нас учат работать на опережение. Мы же с этими танцевальными вечерами и смотрами художественной самодеятельности застряли в далеком прошлом.
   Следующий год у нас - выпускной. Ребята начнут массово жениться. А опыта и знаний, нужных для счастливой семейной жизни, ни у кого из нас еще нет. Поэтому нам нужно вместо танцевальных вечеров и художественной самодеятельности начинать проводить вечера для молодых семей. На которые приглашать родителей, бабушек и дедушек наших курсантов (многие курсанты у нас в училище - продолжатели известных военных династий), чтобы они рассказывали ребятам о трудностях, с которым столкнулись в первые годы своей семейной жизни. И как их решали. Чтобы делились опытом, знаниями и своими секретами счастливой семейной жизни.
   Володе идея явно понравилась. Это всегда заметно. У него глаза начинают светиться, когда он слышит что-то интересное.
   - Что от меня нужно? - поинтересовался он.
   - Володь, идея такая: помимо рассказов родителей, бабушек и дедушек наших курсантов, мы будем проводить различные конкурсы. С этим поможет руководитель нашего училищного женсовета Валентина Ивановна Левкина. Понятно, что будет и танцевальная часть. Мне кажется, что нам непременно нужна еще и эстрадная часть. Нужны профессиональные артисты и музыканты, которых мы могли бы приглашать на наши вечера. А не только наши "доморощенные" певцы, поэты и юмористы. Тогда мы выйдем совсем на другой уровень.
   Володя на мгновение задумался.
   - С профессионалами сложно. Вряд ли они согласятся выступать просто так. Но что-то придумать можно.
   - Володь, но во время войны ездили же артисты на фронт, выступали перед бойцами. И сейчас ездят. Помнишь, когда мы учились на втором курсе, к нам в училище приезжала Тамара Гвердцители? На днях, когда я отвозил документы в ЦК ВЛКСМ, встретил её в лифте. Тамара рассказала, что в том же году она летала и в Афганистан. Принимала там участие десяти концертах для наших солдат и офицеров. Вот я и думаю, почему бы артистам не взять шефство не только над теми, кто сейчас воюет. Но и над теми, кто скоро поедет воевать?
   Володя снова задумался.
   - Это немного другое, но мысль хорошая.
   - Да, я понимаю, что это будет непросто. Может быть, тогда не к известным артистам обратиться, а к начинающим. Или к руководству театральных, музыкальных или эстрадных училищ? Для их студентов это будет дополнительная практика. А нам - польза.
   Володя улыбнулся.
   - Да, действительно, хорошая мысль. Посоветуюсь с ребятами из Москонцерта. У меня есть там знакомые. Что-нибудь придумаем. Что-то ещё?
   - На днях я ездил выступать в одну из школ. Случайно попал на урок начальной военной подготовки. У нас в школе военрук был выпускником нашего училища, фронтовик. Занятия проводил на таком уровне, что школьники уходить с них не хотели. Очень толково учил военному делу! А в этой школе, куда я ездил, преподаватель - бывший военный моряк. Такие морские байки рассказывал, заслушаешься. А если выпускники этой школы попадут служить не на флот, а в Афганистан, в пехоту иди десант? Никто из них не вернется обратно.
   - Почему?
   - Он с морскими узлами на "ты", а вот с автоматом Калашникова - не очень.
   - И, что ты предлагаешь?
   - Думаю, нужно поговорить с новым начальником училища, чтобы он разрешил курсантам нашего батальона на четвертом курсе проводить занятия по начальной военной подготовке в школах нашего района во время нашей самоподготовки. Возьмем над ними шефство. Не только же артистам и музыкантам быть шефами! Ребята наши получат хорошую педагогическую практику. Да и военрукам помогут проводить занятия. А у школьников появится шанс вернуться домой из армии живыми.
   Идея с уроками НВП Володю заинтересовала. Буквально на следующий день он встретился с помощником начальника политотдела по работе с комсомолом старшим лейтенантом Виталием Сучковым. И они вдвоем убедили нашего нового начальника училища, что инициативу эту нужно поддержать. И уже на четвертом курсе ребята с нашего батальона, и я вместе с ними, начали проводить занятия по начальной военной подготовке со старшеклассниками в Волгоградском районе.
   Вопросы с Москонцертом Володя тоже решил оперативно. И уже в ноябре 1984 года артисты Москонцерта начали выступать у нас на наших вечерах для молодых семей - заполнять музыкальные паузы.
   Идеями организации вечеров для молодоженов я поделился в своей работе на городском туре Десятого Всесоюзного конкурса студенческих работ по общественным наукам, истории ВЛКСМ и международного молодежного движения.
   А еще идеями возрождения традиций тимуровского движения, которые в последние годы заметно мельчают и превращаются в имитацию. А в Афганистане уже пятый год идет война. На этой войне уже есть погибшие. И всем нам нужно взять шефство над их семьями. И над теми, кто возвращаются с этой войны. Что современным тимуровцам нужно не просто дарить цветы и подарки ветеранам на праздники, а помогать им строить большие и красивые дома. Потому что только вместе с ветеранами, делая хорошие и важные дела, у нашей молодежи появится шанс стать лучше. А у ребят, воевавших в Афганистане, появится шанс поскорее вернуться в мирную жизнь.
   Ведь не случайно великие советские педагоги Антон Семенович Макаренко и Василий Александрович Сухомлинский учили нас воспитывать молодежь в совместном труде и с опорой на положительное, что есть в каждом из нас. А что может быть более положительным, чем совместное строительство больших и красивых домов, для тех, кто защищал и защищает наше Отечество.
   По итогам этого конкурса я получил Диплом второй степени. Но практического применения мои идеи в те годы так и не нашли.
  

Глава 42. Четвертый курс

  
   Третий курс пролетел совсем незаметно. А вот летний отпуск после окончания третьего курса был просто волшебным. Вместе с Серёжей Рылевым мы слетали в Одессу к его родственникам. Почти неделю погостили у его тети в Белгороде-Днестровском. Поели замечательную уху в селе Маяки. Вдоволь накупались в Черном море.
   Командир нашего спортвзвода лейтенант Горлов на кроссах всегда приучал нас преодолевать все водные преграды, которые мы встречали на своем пути. И специально выбирал такие маршруты, на которых этих преград было больше. Разумеется, Черное море я переплывать не стал, а вот Днестр переплыл - туда и обратно. Не утонул лишь чудом. Выяснилось, что все наши подмосковные водоемы - лишь небольшие лужицы. А Днестр оказался стремительным, грозным и очень опасным товарищем. Благо, что он не был мне врагом, поэтому я доверился его течению и не пытался сильно сопротивляться. Но мысль о том, что некоторые водные преграды лучше преодолевать с помощью подручных средств я усвоил хорошо.
   31 августа 1984 года я вернулся в родное училище. Секретарь комитета ВЛКСМ нашего батальона Володя Черников сразу же обрадовал меня кучей новостей, что завтра на торжественном митинге, посвященном началу нового учебного года, мне придется выступать с приветственной речью. А еще, сказал, что на четвертом курсе я остаюсь Фрунзенским стипендиатом (сам Володя на третьем курсе получал стипендию имени Ленинского комсомола, а на четвертом курсе Ленинскую стипендию) - это очень хорошая новость (сорок рублей повышенной стипендии для меня совсем не лишние)! А еще, что за отличную учебу мою фотографию повесили на Доску почета. И мою кандидатуру снова выдвигают в комитет комсомола нашего батальона.
   Я не очень люблю выступать на митингах и собраниях, призывать своих товарищей к новым достижениям в службе и учебе. Мне гораздо проще посоветоваться с ними и вместе придумать, как правильно решить поставленные перед нами задачи. К тому же, в детстве я немного заикался и до сих пор немного стесняюсь выступать пред большой аудиторией. Но первого сентября мне приходится выступать на митинге.
   Я должен произнести какие-то общие фразы о необходимости хорошо учиться. Но в последние годы в училище все больше и больше появляется офицеров, вернувшихся из Афганистана. Лично я еще не слишком задумываюсь о том, что такое Афганистан? Для меня важнее учеба, организация вечеров отдыха и работа с подшефными школами, увольнения и девушки.
   Но почему-то на митинге, вместо подготовленного мною вчера выступления, я произношу слова, которые идут у меня откуда-то из глубины души, но которые я сам еще не до конца понимаю. Слова, о том, что где-то в Афганистане идет война. Возможно, кому-то из нас вскоре доведется попасть на эту войну. И у нас, курсантов старших и младших курсов, осталось слишком мало времени до выпуска. Поэтому всем нам нужно очень постараться, чтобы успеть подготовиться к этой войне, как можно лучше.
   После торжественного митинга меня никто не ругал за мое выступление. Но и не хвалил. Ребята были какие-то притихшие, задумчивые. Нас развели по учебным занятиям.
   После лекции по научному коммунизму ко мне подошел начальник кафедры марксизма-ленинизма полковник Аксенов. Сказал, что я непременно должен продолжить работу над своим рефератом, получившим диплом второй степени в городском туре Всесоюзного конкурса по общественным наукам, истории ВЛКСМ и молодежного движения. И отправить его на новый конкурс. Сказал, что темы, которые я затронул в своей работе очень важные и интересные. Особенно в канун сорокалетия Победы.
   После окончания занятий по английскому языку наш очаровательный и очень симпатичный преподаватель Лилия Ивановна Хохлова просит меня немного задержаться. Как Штирлица в известном кинофильме.
   Оказывается, сейчас идет набор на курсы военных переводчиков. И мне обязательно нужно на них записаться. Да, у меня отличные оценки по английскому, но словарный запас явно недостаточен для свободного общения. Лилия Ивановна говорит, что английский язык мне обязательно пригодится в дальнейшем. Что после окончания училища за диплом военного переводчика будет какая-то доплата (чуть ли не десять рублей). И говорит что-то еще. Похоже, Лилия Ивановна сомневается в том, что я соглашусь. Но я соглашаюсь. Раздумывать мне особо некогда, чтобы не опоздать не следующие занятия.
   На младших курсам мы шутили, что для допроса англоязычных военнопленных нам достаточно выучить лишь одну фразу на английском языке: "Если вы не будете говорить по-русски, у вас будут неприятности". Но теперь мы и сами понимаем, что наших заученных фраз на английском: "Ваше имя, звание и должность" и "Вы знаете, какие заграждения перед вашими позициями" даже для простого общения с военнопленными девушками-иностранками явно недостаточно. Не говоря уж о том, чтобы пригласить их на танец или проводить к себе домой. Так что, действительно, надо учить английский.
   А вечером мы снова встречаемся с Володей Черниковым. Он только что вернулся с первого КПП. Встречался там со своей Людмилой. В наших глазах Володя всегда был борцом за лучшее будущее и примером для всех нас. А сейчас он вдруг стал как-то мягче, роднее. Начал больше улыбаться. И, словно бы, весь светится. Я догадываюсь, почему.
  

Глава 43. Присяга и курсовая работа

  
   В 1984 году присяга у первого курса выпала на 9 сентября. С подъема я получаю поздравления от своих друзей по этому случаю. Затем от командира взвода старшего лейтенанта Горлова Владимира Вячеславовича. И от Володи Черникова, которой ради того, чтобы поздравить меня, поднялся к нам в роту. Это очень приятно.
   После завтрака - построение на большом плацу. Перед началом присяги наш "цветочный расчет" (Коля Киселев, Игорь Пузанов, Саша Харченко и я) возлагает цветы к памятнику В.И. Ленину. Вроде бы прошли мы неплохо, как и полагается курсантам спортвзвода.
   Первокурсники принимают присягу. После присяги - торжественно прохождение. Все, как обычно. Но сегодня в училище приехали мои родители. Благо, что во время присяги в училище - День открытых дверей. Так что мы немного прогулялись с отцом и мамой по территории училища. А затем вместе с моими ребятами из спортвзвода пошли в курсантскую чайную.
   Занимаем два стола. Покупаем кофе, эклеры, булочки. Игорь Маркеев произносит поздравительную речь - очень красивую и даже немного трогательную. У мамы на глазах почему-то появляются слезы. Потом выступает Сергей Андреев. Потом еще кто-то из ребят. Желают мне отличной учебы, любви и хорошей службы после окончания училища.
   На следующий день на занятиях по эксплуатации боевых машин нам раздают темы курсовых работ. Мне досталось проектирование учебного комплекса танкодрома (тогда я еще не понимал, что эта курсовая работа - самый главный подарок не только на мое двадцатилетие, но и на всю мою жизнь).
   Немного неожиданная тема, но очень интересная. Я с улыбкой вспоминаю все наши с отцом ежегодные эпопеи по перестроению, переделыванию и расширению садового домика на наших родных шести сотках. Сначала к домику три на пять метров, сделанному из дощечек от ящиков, мы пристроили небольшую террасу. Затем сделали мансардную крышу. Потом что-то еще. И еще...
   Все это было интересно. И мы с отцом могли бы сделать и что-то большее. Но серьезных знаний в проектировании и в инженерных расчетах у отца не было. Он все больше полагался на свою интуицию и на житейский опыт. И вот сейчас мне досталось проектирование капитального двухэтажного здания. Как нельзя кстати! Настоящая, серьезная и взрослая работа. Когда нужно не просто использовать то, что у тебя есть под руками. Но и проводить серьезные инженерные расчеты.
   Вскоре я впервые узнал о несущей способности грунта, фундамента, стен и плит перекрытия, о расчетах сечения балок и арматуры, об эргономике пространства, инсоляции помещений, о строительных нормах и правилах (СНиП), о санитарных правилах и нормах (СанПиН). И о многом, многом другом.
   И, если честно, я в неописуемом восторге. Все это фантастически интересно. И я очень жалко, что нам ничего не рассказывали об этом в школе. Ведь, как странно это получается: нас учили в школе физике и химии, астрономии и черчению - тому, что многим из нас в жизни могло никогда не пригодиться. А таким простым, но самым главным вещам в жизни, как правильно ухаживать за деревьями и любимыми девушками, воспитывать своих детей, строить красивые, уютные и безопасные дома - почему-то не учили!
   И сейчас я с головой погружаюсь в свою курсовую работу. Понимая, насколько мне с ней повезло. И насколько это важно. Еще даже не понимая, что это, возможно, самое главное дело всей моей жизни.
   Преподаватель, который проводит с нами занятия, говорит, что те, кто строил мосты и здания, лучше других знает, как их взрывать. Поэтому мы должны обращать внимание и на этот аспект. Но мне об этом думать как-то не хочется.
   По моим расчетам до выхода в запас мне остается всего 22 года. А если доведется служить в районах со льготной выслугой, то и того меньше. По Закону, офицеру, вышедшему в запас, государство выделяет 25 соток в городской черте или 50 соток в сельской местности для индивидуального строительства.
   По словам руководства нашей страны к 2000-му году все граждане Советского Союза будут жить в больших, красивых и современных квартирах. Уверен, что, к тому времени мы, всей семьей, и сами построим себе большой и красивый дом. Строительная бригада у нас уже собралась серьезная: отец, я, муж сестры. Племяннику уже четыре года - через пару-тройку лет он станет настоящим помощником. Плюс мама, сестра и племянница. А еще через несколько лет после этого я отслужу свои 25 лет, получу землю под строительство дома и начнем мы строить второй дом - уже для моей семьи. Это правильно - потому что в нашей самой богатой и лучшей в мире стране такие дома должны быть у всех, кто честно трудится, служит и защищает её.
   Так что, едва ли мне понадобятся эти знания для того, чтобы что-то взрывать. А вот для строительства дома понадобятся обязательно. Понятно, что я еще не думаю о пенсии, но догадываюсь, что пенсия офицера - это не средства для дожития оставшихся лет, а его зарплата за воспитание им детей и внуков - и не только своих. И, что дом офицера должен быть всегда открыт для его друзей, для соседей и знакомых. В этом доме должны быть: большая библиотека и различные мастерские (художественные и ремесленные); должны проводиться концерты, мастер-классы и образовательные проекты. И этот дом должен быть культурно-образовательным центром всего поселения.
   Да, к четвертому курсу подход к различным вопросам у меня становится чисто военным. Я прекрасно понимаю необходимость городов для концентрации рабочих рук рядом с заводами и промышленными предприятиями, для создания крупных научных и образовательных центров. И то, что в мирное время жить в городе комфортнее. Но, как военный, так же понимаю, что с началом войны во многих высотных домах пропадут вода и электричество - выжить тогда будет проще в малоэтажных домах с земельными участками, с колодцами и с запасами продовольствия - желательно, с восполняемыми. Поэтому думаю, что еще в мирное время нужно развивать не только города, но и деревни, поселки и села - делать их удобными, комфортными и интересными для проживания. Ведь, как известно, хочешь мира, готовься к войне.
   Позднее, уже в Афганистане, когда у меня будут выпадать редкие свободные минуты, я буду рисовать проекты своего дома на клочках бумаги или просто на песке. Возможно, именно эти рисунки помогут мне вернуться домой живым. И не только из Афганистана.
   А за свою курсовую работу по проектированию учебного комплекса танкодрома я получу оценку "отлично".
  

44. Игорь Астраханцев и начало парадной подготовки

  
   В тот же день мы заступаем в наряд по училищу. Это наш первый и последний наряд на четвертом курсе. Увы, наряды по училищу, когда нужно всю ночь мыть посуду из-за сломавшейся посудомоечной машины или чистить картошку на все училище, потому что сломалась картофелечистка - это дело молодых. А мы - люди уже пожилые. И нам очень скоро предстоит готовиться к выпускным экзаменам.
   Я заступаю дневальным на 1-е КПП. Дежурным по контрольно-пропускному пункту - наш бывший старшина роты старший сержант Игорь Астраханцев. Я уже рассказывал, что Игорь - Мастер спорта СССР по боксу. Невысокого роста, удивительно спокойный и одновременно - подвижный, как ртуть. В каждом его движении угадывается грация пантеры - мягкая, казалось бы, безобидная. И смертоносная на самом деле. Очень эрудированный. Слушать его можно бесконечно. И при этом, человек удивительной доброты.
   Игорь - любимец все роты. В свободное от службы время, он учит нас азам своего боксерского мастерства. Всегда готов прийти на помощь в трудную минуту.
   Время в наряде пролетело незаметно. Будни. Гостей и посетителей нет. Зубрить Устав внутренней службы, знание которого у нас периодически проверяет дежурный по училищу или его заместитель, необходимости уже нет - мы его и так уже знаем почти назубок. Четвертый курс, однако.
   12 сентября подъем в 6.30. Хотя по распорядку дня мы должны спать сегодня до семи часов. Просыпаться на полчаса раньше как-то совсем лениво. Но никуда не денешься, снова начинается парадная подготовка.
   Как обычно, первым делом проходит ранжировка. Мы с Валерой Жуленко и с Серёжей Коршаком снова оказываемся в одной шеренге. Но на этот раз не во второй, как на прошедшем параде, а в пятой. Это похоже на какое-то волшебство. Мы, что, на прошлом параде стерли ноги почти по пояс, что стали такими маломерками? Или остальные за это время так выросли?
   Хорошо еще, что переместились почти на правый фланг. И то ладно. Причина нашего перемещения из второй в пятую шеренгу довольно банальна. В прошлом году нам сказали, что те, кто не попадет в парадный расчет на первый парад, попадут на второй. Мы сомневались на этот счет. Какой смысл готовить парадную коробку дважды? Если проще одной, хорошо подготовленной коробкой, пройти два парада.
   Да, проще. Но нас не обманули - действительно в этот раз среди нас много ребят, которые не ходили на прошлогоднем параде. Многие из них выше нас, поэтому мы и переместились так далеко от своей родной второй шеренги.
   В перерыве мы обсуждаем с ребятами все это. Ведь теперь нам придется начинать все с нуля. Но это не так важно. Гораздо важнее было узнать, что наши командиры нас не обманули. Это очень здорово. И очень важно для всех нас. Потому что это очень важно - верить своим командирам. И знать, что ни никогда тебя не продадут и не предадут.
   После занятий я бегу в наш Гарнизонный офицерский клуб. Нужно переговорить с Жанной Владимировной насчет танцевального вечера, который мы проводим в следующую субботу. И нужно обязательно встретиться с Валентиной Ивановной Левкиной, руководителем женсовета училища. И пора приступать к подготовке очередного вечера для молодых семей.
   Валентина Ивановна - наша общая мама, удивительно добрая, светлая, гостеприимная. И, к тому же, она - замечательный организатор. Когда в прошлом учебном году я предложил ей провести вечер для молодых семей, она сразу же загорелась этой идеей.
   Особенно ей понравилась идея пригласить представителей нескольких поколений кремлевцев - отцов, дедушек наших курсантов. Чтобы они пришли на вечер со своими супругами и поделились своим опытом и секретами счастливой семейной жизни. А династии у нас в училище удивительные! Родителям, дедушкам и бабушкам наших кремлевцев есть, что рассказать всем нам.
   Мне очень хочется подтянуть к этому вечеру и наших ребят из художественной самодеятельности. Талантливых ребят у нас на курсе много: Толя Кузьменко, Артур Фирсов и многие другие. Но пока достаточно и того, что мы придумали. А дальше будет видно.
  

Глава 45. Эвакуация боевых машин

  
   14 сентября подъем в шесть утра. Наш взвод выезжает в Ногинск на танкодром. Занятие по ремонту и эвакуации боевых машин. С утра и до самого обеда идет холодный, пронизывающий дождь. И это еще только середина сентября. Эй, погода, не гони! Дай еще немного насладиться последними отголосками лета. Мы еще успеем намерзнуться зимой на полевых занятиях и ученьях.
   Как несправедливо устроен мир. У женщин есть зима, весна, лето и бабье лето (и даже чуть-чуть золотой осени). У курсантов есть только два сезона и два учебных периода - зимний и летний. При этом лето, почему-то оказывается таким коротким! А зима кажется бесконечной.
   Полковник Сосиков спрашивает у нас теорию эвакуации поврежденных машин, ставит первые в этом учебном году двойки и разбивает наш взвод по экипажам. Слава Голомёдов назначается командиром роты, я - старшим техником роты. Плюс, вместе с механиком-водителем, мы - обычный экипаж одной из учебных БМП.
   Совершаем учебный марш по танкодрому. По вводным преподавателя, экипажи БМП "выходят из строя" - кому-то приходится реально "переобуваться" ("подрыв на мине" - замена поврежденных траков). Кому-то - "самовытаскиваться" из лужи с помощью бревна. А экипажам бронетранспортеров - с помощью лебедки и полиспастов.
   Наша БМП по вводной "застряла" посредине глубокой лужи (понятно, не на сухом же месте нас учить!). Разумеется, в ходе предыдущих тяжелейших боев мы потеряли бревно для самовытаскивания. БМП наша подбита, "хвост горит, бак пробит", двигатель не работает. И единственное крыло, на котором мы можем дотянуть до своих, стоит не на нашей машине.
   И приходится нам прыгать в воду, тянуть трос к танку, который работает у нас в роли тягача. Танк довольно легко вытаскивает нашу БМП из лужи. Промокшие, продрогшие, но счастливые мы продолжаем движение. Не самая сложная нам досталась сегодня вводная. И это здорово!
   Но уже в следующей луже у нашей БМП на резком повороте слетает гусеница. И, разумеется, ее клинит о фальшборт. Увы, это не вводная. Ведь вводные ограничены фантазией преподавателя. А в реальной жизни ограничений на проблемы не существует.
   Нам со Славой снова приходится лезть в лужу. И около часа возиться с этой гусеницей. Разбирать ее, ставить на место, собирать. И все это под проливным дождем. Мы промокли до нитки. Извозились в грязи по самое не хочу. Но преподаватель доволен - занятие удалось на славу.
   Уже через год с небольшим после окончания училища в Афганистане мне придется делать то же самое, когда в окрестностях Баграма при преодолении реки Барикав, на моей командирской БМП слетит гусеница. Придется так же разбирать ее, натягивать на катки, собирать. В ледяной воде. И я буду с благодарностью вспоминать занятие, которое прошло у нас на четвертом курсе.
   В воскресенье мы отсыпаемся, как белые люди, до восьми утра. Вчера немного температурил, но сегодня самочувствие прекрасное. После завтрака три часа парадной подготовки. Комбат случайно услышал, как наш взвод выходил на большой плац с песней. Объявил всему взводу благодарность. И приказал ротному отпустить нас всех сегодня в увольнение.
   Это попахивает каким-то бонапартизмом. В училище никто не отменял понятие боеготовности. Поэтому в увольнение стараются отпускать не более трети роты. Иногда, конечно же, уходит больше. Но списки увольняемых составляются именно из такого расчета. И если сегодня отпустят в увольнение весь наш взвод, то два других взвода могут этого самого увольнения лишиться. Но, кажется, сегодня никто не хочет заморачиваться таким мелочами, как боеготовность. По крайней мере, не мы.
   Мы быстро переодеваемся в парадную форму. Ротный проверяет наш внешний вид, и мы уходим в увольнение. Я еду домой к родителям, в Клин.
   В вагоне электрички я сразу же усаживаюсь рядом с какой-то симпатичной девушкой. Знакомлюсь с ней, беру у нее номер телефона, приглашаю на ближайший танцевальный вечер в наше училище. На четвертом курсе все это делается легко и на полном автопилоте.
   Это через пару лет мне станет трудно знакомиться с девушками. Из-за трости, с которой я буду тогда ходить. Из-за того, что лицо мое будет "украшено" шрамами. Из-за осложнения с позвоночником и множества других комплексов, и придуманных проблем. Но это будет еще не скоро. А пока никому из нас не стоит никакого труда познакомиться с любой красивой девушкой. И влюбиться нее по уши.
  

Глава 46. Рукопашный бой

  
   В четверг 27 сентября Володю Черникова после обеда увезли в поликлинику. Какой-то гипертонический криз. Что это такое я не знаю. Говорят, что-то связанное с давлением. И это очень неожиданно. Непривычно. Моя мама постоянно мучается с давлением. И, по-моему, разумению, это проблема может касаться только людей старшего возраста. Но никак не нас.
   Врачи в поликлинике настаивают, чтобы Володя лег в госпиталь. Но он категорически против. И в тот же день возвращается обратно в училище. Когда мы встретились с ним вечером, Володя говорит, что ему нужно срочно подготовить какое-то очередное комсомольское собрание. И, что до окончания парада он просто не имеет права куда-то там ложиться. Будет ходить лечиться в нашу медсанчасть.
   Я рад, что Володя вернулся. И мне не придется заниматься подготовкой собрания и прочей текучкой, которой он обычно занимается. Рад, совершенно не задумываясь о том, что Володе лучше было бы сейчас немного подлечиться.
   И где-то подсознательно я запоминаю, этот Володин урок, что командир не имеет права болеть до окончания войны. Болеть будем потом. На пенсии.
   Из нашей подшефной школы пришла просьба помочь им в подготовке к соревнованиям по военно-спортивной игре "Зарница". Нужно будет узнать, что им конкретно нужно? Думается, как обычно - строевая подготовка, разборка-сборка автоматов, преодоление полосы препятствий, спортивные состязания.
   Да, моя идея помогать нашим подшефным школам в проведении занятий по начальной военной подготовке начала давать свои первые результаты. И теперь на городских соревнованиях наши подшефные школы занимают самые высокие призовые места. Это, конечно же, радует.
   В воскресенье 30 сентября у нас у самих проходит очередной спортивный праздник. После соревнований ко мне подошел Игорь Овсянников. Сказал, что хочет позаниматься со мной рукопашным боем. Для меня это немного неожиданно. Я давно мечтаю попасть к Игорю на тренировку (и не только я один). Еще с первого курса, когда Игорь был заместителем командира нашего курсантского взвода, а я комсоргом, у нас сложились с ним хорошие, дружеские отношения. Но на втором курсе меня перевели в спортвзвод. И последующие два года Игорь тренировался с Володей Ивановым и Олегом Якутой.
   После прошедшего отпуска, когда я героически пытался избегать драк или обходился малой кровью, пришло понимание, что бегать больше нельзя. На четвертом курсе бегать уже стыдно. Нужно учиться уметь постоять за себя. И не только за себя, но и за своих близких. И за свою страну. Поэтому я искренне благодарен Игорю за его предложение.
   Тем же вечером мы переодеваемся с Игорем в спортивную форму и идем в зал рукопашного боя. Игорь проводит разминку и тренировку. Оценивает мои потенциальные возможности. Говорит, что у меня неплохие удары руками. Хорошая реакция. А вот удары ногами откровенно слабоваты. Словно бы я пинаю грушу, вместо того, чтобы жестко пробивать её. Показывает, как и куда нужно бить - не по груше, а немного за неё.
   Показывает приемы по обезоруживанию противника, вооруженного ножом или пистолетом. Его "ножницы" кажутся мне более эффективными, чем те, довольно громоздкие и вычурные приемы, которые мы изучали до этого на занятиях по рукопашному бою.
   Игорь - фанат айкидо. Но его техника явно неспортивного направления, а боевого. Очень короткие и жесткие удары. И они сильно отличаются от того стиля, которому меня учили прежде Толя Шиян и Равиль Муравьев.
   Да, ребята - большие молодцы. И я искренне благодарен Игорю, Толе и Равилю за все их занятия и тренировки, которые очень скоро мне здорово пригодятся. На войне.
   А в понедельник, совершенно неожиданно для себя, на парадной подготовке я натираю мозоли. Для четвертого курса это как-то совсем глупо. Ладно бы на первом курсе! Но мы только что получили новые сапоги. Видно, они еще не сели по ноге. Пришлось идти в каптерку, искать свои старые сапоги, которые сейчас перешли в разряд подменки. К счастью, получается их найти. И пару дней походить в них. На четвертом курсе ноги заживают быстро.
   Да, и парадная подготовка на четвертом курсе заметно отличается от той, что была у нас на третьем курсе. Начинается она так же - утром с подъема. И продолжается до завтрака и начала учебных занятий. Затем пара часов после обеда.
   Проходит парадная подготовка не только в будни, но и в выходные. Мы так же участвуем в показательных занятиях для командиров парадных расчетов. Но после того, как ты уже прошел один парад, второй не кажется уже чем-то особенно сложным. Все это большинство из нас уже знает и проходило год назад. А главное, теперь парадная подготовка проходит значительно веселее.
  

Глава 47. Странная диссертация

  
   На четвертом курсе на тактической подготовке мы уже "переросли" работу командира мотострелкового взвода. И с точки зрения нашей учебной программы, уже готовы командовать взводами. Поэтому теперь изучаем работу командира роты и батальона. В принципе, это правильно.
   Ведь, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом (полностью эта фраза звучит: "плохой тот солдат, который не думает быть генералом, а еще плоше тот, который слишком думает, что с ним будет", и принадлежит она русскому литератору Александру Фомичу Погосскому).
   В отличие от солдата, офицер обязан думать не только о себе и не только о выполнении боевой задачи, но и о том, что будет с его подчиненными. И командиру взвода обычно некогда мечтать о генеральских погонах. В лучшем случае, он мечтает стать ротным. А потому должен знать обязанности командира, как минимум на одну ступень выше занимаемой должности. Потому что в бою должен быть готов в любой момент заменить выбывшего из строя командира роты.
   Так что лекции и групповые упражнения становятся с каждым днем все интереснее. Мы проходим ведение радиоэлектронной борьбы, применение автоматизированных систем управления при ведении боевых действий, организацию противовоздушной обороны, боевого охранения, инженерного и химического обеспечения в наступлении, обороне и на марше. И многое, многое другое. Все на это не только уровне роты - батальона, но и выше.
   На этих занятиях мне ужасно стыдно вспоминать о том, как в прошлом году в ходе войсковой стажировки я организовывал марш на сборах молодых водителей. И как мы собирали потом на шоссе наши БТР-ы, оставшиеся без горючего. Это был просто детский сад. Сейчас, на четвертом курсе, я начинаю понимать, как нужно организовывать марш не просто для того, чтобы доехать из одной точки в другую, а довести колонну без потерь. И не в мирное время, а на войне. В этом есть небольшое, но очень важное отличие.
   В конце сентября у нас прошел семинар по Научному коммунизму. Проводил его полковник Облецов Валентин Иванович. Это была первая наша с ним встреча. Хотя слышал о нём я уже и ранее.
   Семинар интересный. Валентин Иванович рассказывал нам о том, что именно экономика определяет политику, а не наоборот. Что война есть продолжение политики другим средствами. И что армия - лишь инструмент в руках политиков.
   - Примерно, как топор, - продолжает он. - И важно не только, чтобы этот топор был всегда хорошо наточен и крепко сидел на топорище, но еще важнее, в чьих руках он окажется. Потому что толковый плотник с его помощью может построить большой и красивый дом, а пьяница - зарубить своего собутыльника. Топору можно сказать спасибо за хорошую работу, а вот ругать его за недоделки - глупо. Ведь он - всего лишь инструмент в чьих-то руках. Вместе с армией такими же инструментами являются милиция и государственная безопасность - три щита нашей страны. Стоит потерять хотя бы один из этих щитов, страну ждут большие беды. Поэтому от профессиональной, слаженной и эффективной их работы зависит не только безопасность нашей страны, но и ее будущее.
   А еще он приводит интересные цифры соотношения количества управленцев, военнослужащих и сотрудников силовых структур, которых смогут "прокормить" крестьянин из сказки Салтыкова-Щедрина "Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил" и рабочие без ущерба для экономики страны. Удивительно доходчиво, простым языком и одновременно с научной точки зрения Валентин Иванович объясняет нам основы построения справедливого общества. Которое обязательно должно быть социальным и улучшать жизнь народа. А иначе оно будет служить лишь обогащению правящего класса и будет обречено на войны, кризисы и гибель. Рассказывает, что социалистическое общество может жить без войны - за счет своего созидательного начала, а капиталистическое не может, ибо живет только за счет ограбления своего населения или населения других стран - поэтому вынуждено постоянно вести захватнические войны.
   Валентин Иванович рассказывает нам о психологическом эксперименте "Третья волна", который в 1967 году провел американский учитель истории Рон Джонсон над учащимися 10-го класса, когда всего за одну учебную неделю он превратил обычных американских детей в юных нацистов. И о том, что, если наши враги надумают повторить подобные проекты, они обойдутся им не слишком дорого. А нам на борьбу с последствиями этих экспериментов придется тратить свои ресурсы и жизни наших ребят, которые не бесконечны.
   А еще по его словам, чтобы воспитать хороших людей, нужны замечательные педагоги и наставники, нужны годы кропотливого труда. А для того, чтобы воспитать нацистов нужно лишь несколько дней и всего один учитель "истории".
   Через несколько дней после этого начальник кафедры марксизма-ленинизма полковник Фёдор Григорьевич Аксенов сказал, что я должен помочь полковнику Облецову в написании им какой-то диссертации. И с 10-го октября распоряжением начальника училища меня на целую неделю освобождают от учебных занятий. К парадной подготовке это, разумеется, не относится. Парадная подготовка - это святое! Но сразу же после парадной подготовки я ухожу заниматься с полковником Облецовым его диссертацией. А по ночам переписываю у своих друзей материалы лекций и учебных занятий, от которых меня освободили.
   Тема диссертации "Молодежные организации в политической системе социалистических стран и их роль в защите социализма". Воинская специальность: 090002. Диссертация на соискание ученой степени кандидата философских наук.
   Работа над диссертацией кажется мне немного странной. Во-первых, освобождение курсанта четвертого курса на целую неделю от учебных занятий - событие довольно неординарное. Во-вторых, непонятно, чем обычный курсант может помочь целому полковнику. И, в-третьих, почему этим курсантом оказался именно я?
   Я рассказываю Валентину Ивановичу о своей работе в комитете комсомола школы, об учебных тройках и организации гражданской обороны. О наших училищных вечерах молодоженов и о работе с подшефными школами. О том, что, на мой взгляд, игра "Зарница" должна быть более военно-прикладной - с элементами выживания в различных условиях. И о необходимости возрождения тимуровского движения для реальной помощи ребятам, возвращающимся из Афганистана.
   Во время наших разговоров Валентин Иванович постоянно что-то записывает. И искренне удивляется тому, что у нас в нашем третьем батальоне происходит так много интересного. Но это действительно так.
   Вскоре полковник Облецов подарит мне автореферат своей диссертации с автографом и словами благодарности за помощь в её написании. Через неделю я получу грамоту от Московского городского комитета ВЛКСМ за активную работу по военно-патриотическому воспитанию молодежи. А мои родители получат по почте благодарственное письмо от начальника нашего училища и начальника политотдела "за хорошее воспитание сына".
  

Глава 48. Интервью

  
   Уже второй день ходят слухи, что сегодня ночью нас поднимут по сигналу "Туман". По этой причине все увольнения сокращены до минимума. А те, кого отпустили, должны вернуться в училище не позднее шести часов вечера.
   К счастью по тревоге этой ночью нас не подняли. Но увольнения в воскресенье все равно сокращены до десяти-пятнадцати человек с роты. Причина уважительная - сразу же после двух часов воскресной парадной подготовки мы переодеваемся в зимнюю форму одежды. В этом полушерстяном обмундировании нам предстоит теперь ходить до самого выпуска в июне. А когда весной все училище перейдет на летнюю форму одежды (хлопчатобумажное обмундирование), наша темно-зеленая форма будет фирменным знаком выпускников.
   Хорошо, что полушерстяное обмундирование нам выдают на два года. И мы пришили к нему петлицы и погоны еще в прошлом году. Сейчас остается пришить только подворотнички. Это дело привычное. И много времени не занимает.
   Во вторник после занятий меня отправляют в Музей истории войск Московского военного округа на Красноказарменную улицу. Оказывается, у меня будут брать интервью для какой-то немецкой радиостанции. Начальник политотдела полковник Чемисов говорит, что это интервью для молодежной передачи. Что-то по обмену опытом. Нужно будет рассказать о себе, о нашем училище и об учебе. Ничего сложного.
   К моему удивлению, вопросы, которые задает мне ведущий, странным образом пересекаются с вопросами, которые буквально неделю назад мы рассматривали с полковником Облецовым в его диссертации. Похоже, ведущего меньше всего интересует моя биография. Почему-то ему гораздо интереснее мои идеи по обустройству мира.
   Ведущий задает кучу вопросов. И явно не хочет меня отпускать. Но наше интервью длится уже более трех часов. И мне пора возвращаться в училище.
   Вскоре выяснится, что к диссертации Валентина Ивановича Облецова, эти вопросы не имеют никакого отношения. И сегодняшнее интервью оказалось всего лишь элементом международного военного сотрудничества в рамках Варшавского Договора. Просто в рамках этого сотрудничества наши союзники старались узнать о нас и наших планах гораздо больше, чем мы о них.
  

Глава 49. Вылет из шеренги и "Известия"

  
   Парадная подготовка идет, как обычно. Начались выезды на аэродром имени Фрунзе. 19 октября в училище на парадную подготовку приехал с проверкой заместитель командующего войсками ордена Ленина Московского военного округа генерал-лейтенант Неелов Николай Алексеевич.
   Наверное, по должности ему полагается накрутить нам хвосты и дать жару. Но в прошлом Николай Алексеевич был начальником нашего училища. Похоже, он до сих пор испытывает ностальгию по тем временам. И отношение у него к нам скорее отцовское, чем начальственное. По результатам прохождений наша пятая шеренга снова получает два призовых торта.
   26 октября в нашу шеренгу вводят Сережу Демина. Вместо меня! Я в панике. Да, в последнее время я немного расслабился. За плечами уже один парад. Ко второму параду готовиться гораздо проще. Все идет на полном автопилоте. Да, совсем недавно меня на целую неделю снимали с занятий помогать полковнику Облецову в написании его диссертации. Но снимали меня только с учебных занятий, парадную подготовку я не пропускал ни разу. Замечаний ко мне за это время не было - ни по службе, ни по учебе. И тут такое!
   В голову лезут глупые мысли о том, что Сергей захотел поучаствовать в параде и попросил, что бы его поставили вместо кого-нибудь в парадный расчет. И выбор пал именно на меня. Самое обидное, что с Сергеем мы учились на первом курсе не только в одном взводе и в одном отделении, но и "жили" с ним в одной тумбочке, которая полагается на двух курсантов. Так что, волей-неволей были самими близкими товарищами. И вот от него такая подстава!
   В голове у меня крутится куча мыслей, одна печальнее другой. Пока ходил в парадной коробке, особо не задумывался о том, как это круто. А когда меня вывели из парадного расчета, понял, как многое я потерял. Все мое нутро кипит от возмущения. В перерыве я подхожу к Сергею, чтобы разобраться, откуда растут ноги у этой замены.
   Слово "разбираться" звучит немного двусмысленно. Разбираться с Сергеем, кандидатом в Мастера Спорта СССР по боксу, безопаснее только на словах. И желательно, не самых обидных.
   Серёга успокаивает меня. Говорит, что краем уха слышал, что завтра я куда-то уезжаю. И ему нужно подменить меня всего лишь на пару дней. Зачем и куда я еду, он не знает. Но видя мое, немного обиженное лицо, дружески похлопывает меня по плечу.
   - Все нормально.
   Ничего не нормально! Что за секреты в датском королевстве?
   Вечер проходит в полном неведении. И мне весь вечер очень стыдно за то, что я подумал о своем товарище плохо.
   А еще весь вечер я думал, о том, как плохо, когда у тебя нет полной информации о событиях, и ты делаешь выводы лишь из ее разрозненных отрывков. И когда ты не умеешь правильно работать с этими "кусочками", это неминуемо приводит к серьезным ошибкам.
   Но на следующее утро ничего не проясняется. И лишь после окончания зарядки дежурный по роте предает мне, что сразу же после завтрака я должен быть у начальника политотдела в парадной форме.
   Иду в бытовку гладить форму. После завтрака получаю у полковника Чемисова задачу прибыть к десяти часам в издательство "Известия" и позвонить по телефону Саутину Николаю Анатольевичу. Как только освобожусь, я должен сразу же позвонить в политотдел, доложить о результатах встречи. Начальник политотдела пишет мне на листочке бумаги адрес издательства, номер телефона Саутина и добавочный телефонный номер политотдела (телефонный номер коммутатора мы все знаем наизусть).
   Иду к ротному за увольнительной запиской. Григорию Николаевичу уже позвонили. Он проверяет мой внешний вид. Выписывает увольнительную до 24.00.
   Менее чем через час я на "Пушкинской". Захожу в издательство. Сержант-милиционер на проходной отправляет меня на 7 этаж. Саутина почему-то в кабинете нет. И вместо него со мной минут сорок беседует Лукашин Вячеслав Петрович.
   Вячеслав Петрович спрашивает меня о моем детстве, о планах на будущее, обо всем на свете. И даже, о чем я мечтаю. Разговор какой-то странный. Тем более что точно такие же вопросы мне совсем недавно задавали полковник Облецов, во время работы над его диссертацией и корреспондент немецкой радиостанции, когда брал у меня интервью. Сговорились они что ли?
   К тому же, формально мой вызов в издательство связан с тем, что 31 октября я должен буду принять участие в какой-то встрече прославленных военачальников с участниками предстоящего парада на Красной площади "за Круглым столом "Известий". И я должен подготовить выступление к этой встрече. Думается, об этом могли бы сказать и по телефону начальнику политотдела. Он бы мне все передал. Не понятно, для чего понадобились эти "смотрины". А то, что это "смотрины", догадаться не трудно.
  

Глава 50. Круглый стол и будущие "долги"

  
   Утром 29 октября мы выезжаем в Кремлевский дворец съездов на торжественное собрание и концерт для участников предстоящего парада. Концертная программа в этом году не такая интересная, как в прошлом. Похоже, этот концерт организаторы готовили как-то слишком уж формально, для галочки. Но выступление Владимира Винокура понравилось всем. Душевно он выступил.
   Перед обедом возвращаемся в училище. Сегодня у нас разгрузочный день, послеобеденную парадную подготовку отменили. Чему мы несказанно рады.
   Послезавтра мне выезжать в издательство "Известия" на какой-то неведомый Круглый стол (видимо, как у короля Артура?). Но о выезде пока ничего не известно.
   И даже 31 октября вокруг тишь, да гладь. И ноль информации. Как обычно, вся движуха у нас начинается только в самый последний момент. Во время физзарядки на спортгородок прибегает дневальный из девятой роты. Говорит, что по приказу начальника политотдела меня снимают с занятий, и я срочно должен вернуться в роту. В роте меня уже дожидаются капитан Геннадий Александрович Панов и старший лейтенант Виталий Иванович Сучков из политотдела. Ротный снова выписывает мне увольнительную записку. Спрашивает у офицеров политотдела, до какого времени её выписывать?
   - Карпов, до скольких часов тебе выписывать? - переспрашивает у меня капитан Панов.
   В ответ я пожимаю плечами. Откуда я знаю?
   - Проси, до скольких часов совесть позволяет, - продолжает искушать меня капитан Геннадий Иванович.
   В выходные моя совесть легко бы согласилась погулять в увольнении до полуночи. Пока моя карета не превратится в тыкву. А лакированные туфли в сапоги. Но сегодня - будни, домой в Клин я, скорее всего, съездить не успею. А просто так гулять по Москве без дела, смысла нет. Лучше вернусь в училище пораньше, перепишу у ребят конспекты сегодняшних лекций, подготовлюсь к завтрашнему дню. На всякий случай говорю, чтобы выписали до 22-х часов. Чтобы спокойно провести это время в Ленинской комнате за конспектами лекций.
   Офицеры проверяют мой внешний вид, инструктируют меня перед поездкой.
   Виталий Сучков в шутку уточняет, не забыл ли я выучить текст своего выступления? Пару дней назад вместе с Виталием Ивановичем мы сократили длиннющий доклад, который я подготовил к Круглому столу, до парочки коротеньких абзацев, выучить которые совсем не сложно.
   - Никак нет, товарищ старший лейтенант, не забыл, - отвечаю я.
   -Тогда удачи! - напутствуют меня отцы-командиры.
   Сегодня можно не торопиться. К двум часам я приезжаю в издательство. Выписываю на проходной временный пропуск. Поднимаюсь на седьмой этаж, где находится кабинет Лукашина Вячеслава Петровича. Перед его кабинетом настоящий аншлаг - прогуливается несколько генералов. Один из них - целый генерал армии с Золотой Звездой Героя Советского Союза. Раньше генералов армии вживую видеть мне не приходилось. Приложив руку к козырьку фуражки, я серой мышкой проскальзываю между ними в кабинет. И попадаю из огня да в полымя. В кабинете сидит какой-то генерал с большой звездой на погонах. Точнее, с очень большой звездой. И тоже с Золотой Звездой Героя Советского Союза.
   - Разрешите войти, товарищ...
   И дальше продолжение фразы растягивается на долгие миллисекунды. В голове у меня начинают вращаться и скрипеть шарики и ролики. Только что в коридоре я встретил генерала армии с такой же большой звездой на погонах. Но у него была на погонах общевойсковая эмблема. Тот точно генерал армии. А у этого на погонах - летный "пропеллер". У летчиков, как известно, все, ни как у людей. Судорожно пытаюсь вспомнить, как же у летчиков называют генералов армии?
   - ... маршал...авиации.
   - Так вы уже вошли. Присаживайтесь, товарищ курсант. Вячеслав Петрович сейчас подойдет.
   Лукашин пришел буквально через пару минут. Меня познакомили с гостем. Маршал авиации Герой Советского Союза Сергей Игнатьевич Руденко оказался не просто летчиком, в 1948-49 годах он был Командующим ВДВ (воздушно-десантными войсками). И был человеком-легендой!
   Вячеслав Петрович Лукашин сказал, что через несколько дней после парада мне предстоит принять участие во Всесоюзной читательской экспедиции "Известий" - "Память. Неизвестные страницы войны". Наша "экспедиция" заключается в том, что вместе с группой журналистов я должен буду несколько дней поработать в "Известиях" с архивными документами. И подготовить материалы о неизвестных героях Великой Отечественной войны для публикации в газете к сорокалетию Победы.
   В армии прежде, чем сделать подобные предложения курсантам, обычно сначала обо всем договариваются со старшими командирами. Похоже, решение по этому вопросу за меня уже принято. Но предложение интересное. Поработать с архивами, узнать что-то новое и научиться чему-то новому - кто бы от этого отказался?!
   И, как вишенку к торту, Вячеслав Петрович напоследок добавил, что со мной хочет пообщаться один товарищ. Когда мы спустились на третий этаж в Круглый зал, он познакомил меня с генералом армии Павловским. Сказал, что я буду работать в его группе. А затем подвел меня к какому-то подполковнику с артиллерийскими эмблемами. Подполковник оказался очень скромным, и даже не сказал, как его зовут. Видимо, посчитал это лишним.
   Мы отошли в сторону и около получаса он уточнял разные детали моей биографии, расспрашивал меня о моих планах на будущее. Делал какие-то пометки в своем блокноте. Можно было предположить, что этот подполковник - военный журналист. Но вопросы, которые он задавал, явно относились не к моему прошлому и настоящему, а скорее к будущему.
   Все это было похоже на какое-то дежавю. Подобные вопросы в этом месяце мне уже задавали несколько человек. Но я решил не забивать этим голову. Ведь, как писал Виктор Драгунский в своих рассказах про Дениску, тайное всегда становится явным.
   А потому пошел занимать свое на место за Круглым столом.
   Встреча была очень интересной. Сначала выступал Иван Григорьевич Павловский. Следом за ним - Герой Советского Союза маршал авиации Сергей Игнатьевич Руденко, затем я. Далее - участник обороны Брестской крепости генерал-лейтенант Иван Яковлевич Шумейко и участники парада.
   Наверное, не случайно во встрече принимали участие офицеры, прошедшие Афганистан: слушатель академии имени Фрунзе Герой Советского Союза Наби Махмаджанович Акрамов, слушатель академии имени Гагарина майор Бунин Александр Сергеевич и другие? Были среди нас десантники, разведчики, морские пехотинцы, ракетчики, пограничники, награжденные боевыми наградами в мирное время.
   И было какое-то странное ощущение, что нас, молодых ребят, словно бы снова принимают в некую пионерскую организацию.
   В ближайший вторник в газете "Известия" (! 310 (21021) от 6 ноября 1984 г.) была опубликована большая передовица, посвященная встрече Генерального секретаря ЦК КПСС Константина Устиновича Черненко с руководителями молодежных организаций социалистических стран. По забавному стечению обстоятельств эта встреча состоялась 5 ноября в День Военного разведчика.
   Позднее выяснилось, что именно для этой встречи старший преподаватель кафедры Марксизма-Ленинизма Московского высшего общевойскового командного училища полковник Облецов Валентин Иванович писал аналитическую записку и свои рекомендации. А чтобы эти материалы не пропали даром, Валентин Иванович попутно использовал их для своей кандидатской диссертации, которая с самого начала показалась мне более чем странной. Точнее не сама диссертация, а наша немного необычная работа над ней. До тех пор, пока я не узнал, для кого и для чего она готовилась.
   Но теперь стало понятным, почему интервью для немецкой радиостанции было посвящено именно этим вопросам. И почему меня пригласили принять участие во Всесоюзной читательской экспедиции "Известий" - "Память. Неизвестные страницы войны". Похоже, мы с Валентином Ивановичем поработали на славу.
   В этом же номере газеты "Известия" была опубликована и большая статья, посвященная нашей встрече за Круглым столом. В этой статье было упоминание и обо мне:
   "Сережа Карпов из тихого Клина. И, видимо не случайно родители мечтали, чтобы он занимался музыкой. Да, и учился Сережа в школе, которая носит имя П.И. Чайковского. А он все ночи напролет запоем читал книги Эммануила Казакевича, который в годы войны служил в войсковой разведке. "Звезда", "Весна на Одере", "Сердце друга" открыли юноше глаза на армейскую службу. С первых же дней учебы в Высшем общевойсковом командном училище имени Верховного Совета РСФСР курсант Карпов был отличником. Здесь он стал кандидатом в Мастера Спорта по многоборью, кавалером почетного знака ЦК ВЛКСМ "За отличную учебу".
   - Вся моя биография может уложиться в двух строках, сказал курсант С. Карпов. - Но я не отделяю ее от судьбы моего деда Ивана Васильевича Чуракова, который защищал Родину. Мы, молодые воины, гордимся тем, что будем офицерами.
  

Глава 51. Парад и ковбои

  
   В начале ноября на парадной подготовке нас наконец-то перестали ругать. И даже изредка начинают хвалить. И все реже оставляют шеренги на дополнительные прохождения. Но 2 ноября из четырех прохождений на парадной площадке аэродрома имени Фрунзе только последнее прохождение признано удовлетворительным. Что-то мы немного расслабились. А до парада остается меньше недели. Командование училища явно недовольно этим.
   5 ноября состоялся очередной выезд на генеральную репетицию на аэродром. Перед первым прохождением мы с Володей Черниковым идём в парадную коробку нахимовцев к нашему старому знакомому Сереже Абрамову. В прошлом году на параде он был самым маленьким участником. За год особо подрасти не успел. Так что и в этом году мы торжественно вручаем ему два торта от нашего училища, как самому маленькому участнику парада.
   Нахимовцы - молодцы. Совсем еще дети, а чувствуется у них особая морская сплоченность и дружба. Приятно смотреть на них. Но они выглядят такими маленькими. Особенно на фоне парадной коробки морских пехотинцев, что стоит рядом с ними.
   Как обычно, на исходной из нашей парадной коробки в ряды наших соседей-пограничников летят косточки. От них к нам в ответ - морковки. Все это со смехом и улыбками. Ничего не поделаешь, традиция! Возможно, немного детская, но традиция. Благодаря которой у нас с пограничниками особые, но очень дружеские отношения.
   Вечером по телевизору показали наш Круглый стол в "Известиях". Немного необычно было видеть себя на экране.
   После обеда 6 ноября в училище прошли строевые смотры парадных расчетов. Отбой в 22.00. Подъем в 23.30. Что-то поспали мы сегодня явно маловато. Полтора часа. По команде "строиться", выходим сонные, как лунатики. Каково же наше удивление, что утро еще не наступило.
   Оказывается, три курсанта нашей роты (не из парадного расчета, разумеется) ушли ночью в самоволку. В надежде, что перед парадом их никто не хватится. Но после отбоя в расположение роты, как обычно, пришел помощник дежурного по училищу. Посчитал спящих, и обнаружил недостачу (сделать это было совсем не сложно - достаточно было лишь заметить пустые кровати).
   Мы до полуночи стоим в строю, пока наши самовольщики не возвращаются в расположение роты. Кто это был, никому не интересно. Все слишком сонные. Хочется поскорее добраться до кроватей. Командир роты читает нам традиционные нотации и дает команду "Отбой". Мы, как лунатики, залезаем в кровати и тут же засыпаем.
   Подъем в 5.30. После завтрака построение на большом плацу. Вынос Боевого Знамени училища. Затем замначальника училища полковник Конопля Дмитрий Макарович зачитывает праздничный приказ Министра Обороны. Выезжаем на Красную площадь. Точнее, на Болотную набережную. На улице Татьяны Макаровой три раза проходим торжественным маршем для разминки. И с песней "День Победы" выходим на Красную площадь. Занимаем свое место в парадном строю у ГУМа.
   Странно, но Министра Обороны Маршала Советского Союза Дмитрия Фёдоровича Устинова на параде почему-то нет. Вместо него парад принимает его заместитель - Маршал Советского Союза Сергей Леонидович Соколов. Что-то в последнее время какая-то текучка в высшем руководстве страны. Какой-то мор напал на Генеральных Секретарей ЦК КПСС. За последние два года похоронили уже двух.
   В этот раз парад прошел без особой восторженности, которая была у нас в прошлом году. Как обычно, мы отпустили коробки суворовцев и нахимовцев на дистанцию почти трех линейных, вместо одного, как положено. Но, не доходя до Лобного места, они уже вынуждены были не идти, а бежать, чтобы мы не врезались в их парадные коробки. Разумеется, длина парадного шага курсантов-кремлевцев не идет ни в какое сравнение с длиной шага суворовцев и нахимовцев. Вот и приходится им спасаться от нас бегом.
   Прошли мы хорошо. Как обычно, лучше всех. В 12 часов вернулись в училище. Все участники нашего парадного расчета получили благодарность от Министра Обороны "за отличную строевую выучку, высокую дисциплину и организованность, проявленные на параде войск Московского гарнизона". Сдали оружие. Переоделись из особо-парадной в обычную парадную форму. После обеда получили увольнительные записки. Всех москвичей из парадного расчета отпустили в увольнение до 19.00 девятого ноября. И хотя я не был москвичом, но и меня ротный включил в этот список. Это очень здорово.
   А то я начал уже переживать, что Григорий Николаевич в последнее время на меня смотрит искоса за то, что меня постоянно освобождают от учебных занятий, куда-то отправляют. Я-то здесь причем?
   Но то, что я смогу побывать дома - это очень здорово. Чуть больше двух месяцев прошло, как я приехал в училище из отпуска, а уже соскучился по домашним.
   Два с половиной дня дома пролетели совсем незаметно. Наигрался вдоволь с племянниками, повидался с одноклассниками. И после обеда 9 ноября поехал обратно в училище.
   В воскресенье после обеда наш батальона убывает в Ногинский учебный центр на очередной недельный выезд. По прибытии в НУЦ меня сразу же назначают в наряд по роте. И целые сутки, я летаю по роте, как белка в колесе.
   Во вторник у нашего взвода вождение боевых машин - БМП и БТР-а. Днем и ночью. Почему-то ночное вождение у меня получается гораздо лучше, чем дневное. Видимо, по ночам я забываю, что водитель из меня никудышный. А может быть, потому, что в дальнейшем мне больше придется работать со своими разведчиками по ночам.
   На следующий день у нас проходят занятия по связи. Во время занятий в класс заходит немецкая военная делегация. Немцы почему-то сильно удивлены, что мы изучаем радиоэлектронную борьбу. Можно подумать, что они её не изучают. А давно уже осваивают световые мечи и межгалактические корабли.
   На инженерной подготовке мы тренируемся в установке мин и работаем с накладными зарядами. Это мы уже проходили. А вот тактическая подготовка откровенно радует. Ведь нам больше не нужно оборудовать взводные опорные пункты и лихо бегать в атаки по оврагам и буеракам, словно мы лошади Пржевальского или дикие собаки Динго. Теперь мы выступаем в должностях больших военачальников. По крайней мере, сегодня я - командир отдельного зенитно-ракетного взвода. И вся моя война проходит, не ползая на брюхе, а сидя в командно-штабной машине условного мотострелкового батальона.
   Все бы хорошо, но в последние дни на улице заметно похолодало. По ночам уже первые заморозки. И в поле, к тому же, довольно ветрено. Хотя на тактическом поле это не страшно. Здесь особо мерзнуть некогда. А вот на огневой подготовке в такую погоду не очень весело. К счастью, на этом выезде мы отрабатываем управление огнем бронетранспортеров (днем и ночью), стреляем из подствольника ГП-25. И выполняем "ковбойское" упражнение из автомата - днем и ночью. А, как известно, ковбои никогда не мерзнут, когда у них в руках есть автомат Калашникова и три полных магазина патронов (ночью нам почему-то дали пострелять от души - по три магазина на каждого). Плюс общевойсковой защитный комплект и противогаз, без которых у нас не проходят ни тактическая подготовка, ни стрельба.
   В воскресенье наш взвод заступает в караул по училищу. Все это очень печально. Я так надеялся, что у нас будут свободные выходные. Ведь до вечера молодоженов, к проведению которого мы с Володей Черниковым готовимся уже больше месяца, времени остается все меньше и меньше. А успеть еще нужно очень многое. Благо, что сценарий вечера я написал уже давно.
   Мы успели провести с ребятами несколько репетиций. Договорились с приглашенными гостями. Кажется, согласовали все вопросы. Володя смог договориться с артистами Москонцерта, чтобы они приняли участие в нашем вечере. Но на душе все равно не спокойно. Предыдущие вечера для молодоженов были у нас немного попроще, а вечеров такого уровня, как сейчас, мы еще не проводили.
  

Глава 52. Предсвадебный подарок

  
   Во вторник 20 ноября сразу же после занятий Володя Черников и Людмила поехали подавать заявление в ЗАГС. Это так необычно, когда твои друзья женятся.
   Когда Володя возвращается в училище, я шучу, что они с Людмилой специально подали заявление, чтобы можно было вполне официально попасть на вечер молодоженов, который состоится в эту субботу.
   Володя на мои подколки не обращает внимания. И даже не улыбается в ответ. Лишь глаза у него сияют. И сам он, словно светится изнутри - от счастья. В принципе, чего улыбаться? Он просто совершил настоящий мужской поступок - сделал предложение своей любимой девушке. И мы все очень рады за них. Красивая будет пара и замечательная семья.
   А информация о вечере для молодоженов, который мы готовим, похоже, уже утекла далеко за пределы нашего училища. Потому что вечером на партсобрании нашего батальона присутствует инструктор политуправления Московского военного округа по работе с семьями военнослужащих Алевтина Николаевна Дерябина. Песочит за то, что у нас в батальоне, оказывается, работа с молодыми семьями ведется из рук вон плохо.
   Ребята шутят, между собой обсуждают, что за три с лишним года нашей учебы работа с молодыми семьями никого особо не интересовала. С Политуправления к нам в батальон по этим вопросам ни разу никто не приезжал. И видимо, мы замутили что-то действительно очень крутое с этим вечером, раз пошла такая движуха.
   Мы с Володей отшучиваемся. Некоторые детали предстоящего вечера держим ото всех в секрете (особенно по приглашенным гостям). Но то, что сегодняшний разнос повысит интерес курсантов к нашему вечеру, мы не сомневаемся.
   Как и не сомневаемся в том, что "у победы тысяча отцов, а поражение всегда сирота". Если что-то не получится с этим вечером, все свалят на нас с Володей. А если получится, тогда найдется множество тех, кто якобы приказал нам провести этот вечер, был его главным организатором и вдохновителем.
   В крайнем случае, просто доложат своему руководству, что такого-то числа они провели собрание с нерадивыми курсантами, указали им на допущенные недостатки в работе. А через два дня эти недостатки были успешно устранены. И под их чутким руководством работа с молодыми семьями была улучшена на пятьдесят, нет, на шестьдесят процентов.
   Все оставшиеся до субботы дни я летаю по территории училища, как шебутная летучая мышь. Но траектория моих перемещений довольно банальна: казарма - гарнизонный офицерский клуб. Гарнизонный офицерский клуб - казарма.
   В пятницу у нас проходит генеральная репетиция вечера. Напридумывали мы для этого вечера слишком много. И официальную часть с рассказами нескольких поколений кремлевцев о тяготах и лишениях семейной жизни. И творческую часть - с выступлениями артистов Москонцерта. И танцевальную, и различные конкурсы. За каждое направление отвечает отдельный человек. А направлений этих у нас получилось слишком много. И ответственных тоже. В этом большая проблема.
   Ведь, как известно, прочность любой цепи определяется ее самым слабым звеном. Подобных вечеров мы еще не проводили ни разу. Поэтому, конечно же, переживаем не на шутку, как все у нас получится.
   А тут еще Валентина Ивановна Левкина, наш инструктор по работе женсовета, настаивает, чтобы я обязательно прочитал на этом вечере свои стихи. Со стихами беда. Когда в школьные годы я получил травму позвоночника, моя бабушка, занимавшаяся моим лечением, приучила меня по вечерам писать стихи или рисовать. Тогда, когда дневные тренировки и занятия уже закончились, а на смену им приходили сомнения и неуверенность в том, что я смогу подняться на ноги. Бабушка говорила, что творчество - не менее сильное средство от хворей и невзгод, чем лекарства. Оказалось, что она не шутила.
   Поэтому, начиная со старших классов, я пытаюсь рисовать и писать стихи. Но для меня не секрет, что поэт из меня никудышный. И я опасаюсь, что, если начну читать свои стихи вслух, друзья забросают меня тапками. Рисковать не хочется. И, уж тем более, на этом вечере. Но Валентина Ивановна настаивает. Говорит, что стихи у меня хорошие, душевные. Я в этом сильно сомневаюсь.
   С утра в субботу глажу парадную форму, переодеваюсь и иду в гарнизонный офицерский клуб. Последние наставления, последние инструктажи. Володя тоже нервничает. Мне почему-то кажется, что для него это не просто вечер для молодоженов, а нечто гораздо большее. Более личное, что ли. Почему-то думается, что это не просто его комсомольская работа, а немного необычный, но очень красивый и яркий предсвадебный подарок для Людмилы. И он очень старается, чтобы все у нас прошло по самому высшему разряду.
   И мы тоже стараемся. Потому что это - наш общий подарок не только всем нашим ребятам, но и лично Володе с Людмилой. И для нас тоже очень важно, чтобы все у нас получилось.
   В это самое время, возвращаясь с обеда, наш, ответственный за сегодняшний вечер и его ведущий Сережа Коржавый поскользнулся на лестнице. И сломал ногу.
   Его срочно увозят в госпиталь. Просто в голове не укладывается, как такое возможно?! Буквально за два часа до начала торжественной части вечера.
   И, в результате, весь наш вечер для молодоженов оказывается под угрозой срыва.

Глава 53. Разведчики и их жены

  
   Да, ситуация с переломом ноги у нашего ведущего неожиданная и неприятная. Но времени паниковать у нас уже нет. К тому же, на протяжении четырех курсов нас постоянно приучают к взаимозаменяемости в расчетах и экипажах, к готовности в любой момент заменить выбывшего из строя командира.
   По сути, ситуация ведь не меняется - вечер нам все равно нужно проводить. Просто нужно немного перераспределить обязанности и каждому поработать за двоих. К счастью, этот вечер - наше общее с Володей "детище". Всю внутреннюю кухню этого мероприятия мы знаем, как никто другой. Самое сложное сейчас найти замену для ведущего вечера. Володя, как обычно, вызывает огонь на себя. Говорит, что справится.
   Вечер мы решили проводить не в концертном зале, а в танцевальном. Поставили небольшие столики, стулья. Получилось уютно и менее официально. Открывает вечер наш новый начальник училища генерал-майор Сергеев Юрий Михайлович. Мы впервые видим Юрия Михайловича в немного непривычной обстановке. И впервые он нас не ругает, а напутствует на будущую офицерскую и семейную жизнь. Мы еще пока не очень хорошо понимаем, насколько они связаны друг с другом. Хотя о том, как важен фронту надежный и крепкий тыл, уже начинаем догадываться.
   Следом за начальником училища свои стихи читает известная поэтесса Зинаида Яковлевна Палванова. Красивые у нее стихи и читает она их просто замечательно. Затем выступают артисты из Москонцерта - поют песни, танцуют. Я читаю парочку своих стихотворений. А затем начинается самое интересное.
   Дело в том, что вместе с отделом кадров, политотделом училища и нашей замечательной Валентиной Ивановной Левкиной за два предыдущих месяца мы умудрились провести серьезную и кропотливую работу, чтобы не просто вычислить парочку интересных военных династий среди наших выпускников. Но и найти их контакты. И, что было еще сложнее, уговорить их прийти к нам на вечер.
   Так что мы пригласили не только молодоженов с нашего курса, но и их родителей, их бабушек и дедушек. Сегодня в качестве гостей у нас были те, кто воевал не на передовой.
   К примеру, один из наших гостей всю Великую Отечественную войну просидел в тылу. В немецком тылу, разумеется. В Абвере. После окончания войны сбежал от наступающей Красной Армии в одну из южноамериканских стран. Несколько лет проработал там католическим священником. А потом вернулся в СССР. Был награжден несколькими орденами. До недавнего времени возглавлял кафедру иностранных языков в одном известном ВУЗе. Высокий, стройный, с красивой осанкой. Похоже, что в молодости его супруга была очень красивой - и сейчас не утратила своего очарования.
   Сын пошел по их стопам - вместе с супругой работал в Главном разведывательном управлении. Стал генералом. А их внук учился вместе с нами.
   Второй приглашенный нами дедушка, не был кремлевцем, он выпускался из Михайловского артиллерийского училища. Еще до революции. В Гражданскую войну благодаря его работе красные взяли Читу с минимальными потерями. До начала Великой Отечественной войны был одним из "агентов Коминтерна".
   В историю советской военной разведки он вошел под псевдонимами "Кавалерист" и "Шейх". Один из его сыновей окончил Военный институт иностранных языков. Много лет работал на Ближнем Востоке, в настоящее время - прекрасный и очень талантливый поэт (правда, его на вечере в тот раз не было). Второй сын - выпускник нашего училища, вместе со своей очаровательной супругой, работал более чем в сорока странах (они были гостями нашего вечера). А один из его внуков тоже учился вместе с нами.
   К сожалению, мужская половина наших гостей очень мало рассказывала нам о своей работе. А вот их очаровательные супруги сделали наш вечер по-настоящему незабываемым.
   Они по очереди рассказывали нам о том, что жены офицеров должны уметь готовить, шить, петь, танцевать, рисовать, учить и воспитывать детей, оказывать первую медицинскую помощь. И многое, многое другое. И то, что они нам рассказывали, стало для меня настоящим открытием.
   А потом была танцевальная часть, за которую огромное спасибо заведующей нашим клубом Жанне Владимировне. Наш инструктор по работе женсовета Валентина Ивановна Левкина провела несколько забавных конкурсов (с блинами и сметаной, которые нужно было есть с завязанными за спиной руками; с пришиванием пуговиц вслепую, и т.д.) и парочку небольших уроков кулинарии. Ребята и наши гости от души посмеялись и повеселились при этом.
   На прощание мы вручили букеты очаровательным вторым половинкам наших удивительных гостей. Пожелали им крепкого здоровья и долгих лет. К сожалению, время, отпущенное нам на вечер, подошло к концу.
   И расходились мы после вчера - замученные и счастливые. Немного оглушенные тем потоком информации, который на нас только что свалился. И очень довольные, что у нас все получилось. Не менее довольными были и наши молодожены - вечер им тоже очень понравился. И они требовали продолжения "банкета".
   К нашему удивлению, накладок у нас не было. Все прошло, как надо. И слабых звеньев в нашей "цепи" не оказалось. Наверное, нам помогло то, что мы уже четвертый год служили и работали вместе. И научились не только понимать друг друга с полуслова. Но и помогать друг другу. И прикрывать, если понадобится.
   Такой вот замечательный предсвадебный подарок получился у Володи Черникова его будущей супруге Людмиле. А у всех у нас - подарок этой самой красивой и самой замечательной на нашем курсе будущей семейной паре. И всем нашим молодоженам.
   Через несколько лет Володя Черников будет проводить более серьезные мероприятия. Такие, как "Круг Света" и многие другие. И все они будут посвящены не только москвичам, но в первую очередь - его очаровательной супруге Людмиле и их замечательным детям.
   Но все это начиналось именно тогда - с наших вечеров для молодоженов.
  

Глава 54. Школа работы с информацией

  
   Говорят, что, как вы встретите Новый год, так его и проведете. Не знаю, как Новый год, а декабрь начинается для нас с одной очень плохой новости. Наш новый начальник училища приказал изменить распорядок дня. В войсках Московского военного округа подъем в 6.00. У нас в училище подъем в курсантских подразделениях в 7.00.
   Генерал-майор Сергеев Юрий Михайлович почему-то решил, что курсанты должны вставать раньше. Чтобы больше успевать. И чтобы после выпуска из училища нам было проще адаптироваться к армейской службе. Поэтому, начиная с 1 декабря у нас подъем в 6.20. И это очень, очень печально. Ведь спать до семи часов утра нам нравится гораздо больше.
   В декабре мы начинаем сдавать зимнюю сессию. В следующем месяце у нас запланирована войсковая стажировка в должности командира взвода. Так что приходится нам совмещать учебные занятия с зачетами и экзаменами.
   А еще нашу роту начинают готовить в качестве дублера для Роты Почетного Караула. С чем это связано, мы не знаем. Но нас учат ходить траурным маршем. Это что-то новенькое. Мы снова подгоняем особо-парадную форму. И, похоже, готовимся к чьим-то похоронам. Неужели одной роты почетного караула для этих похорон уже недостаточно?
   С 15 по 22 декабря мы выезжаем на очередной полевой выезд в ногинский учебный центр. Стоят сильные морозы: минус 38-39 градусов по Цельсию. На занятиях по вождению боевых машин я сильно обморозил руки и ноги. Губы все потрескались от мороза. Похож на пленного француза времен Отечественной войны 1812 года или пленного немца из армии Паулюса. Хорошо, что мои родители меня сейчас не видят.
   На занятиях по электрооборудованию мы изучаем работу курсопрокладчика. Интересная игрушка. К ней бы еще штаны с пропеллером, как у Карлсона, и можно будет полетать по свету. На БМП-2. С полным боекомплектом, разумеется.
   Вечером в пятницу пришло сообщение о смерти Министра Обороны, Дважды Героя Социалистического Труда, Героя Советского Союза, Маршала Советского Союза Дмитрия Фёдоровича Устинова. И в субботу мы выезжаем в Москву.
   К счастью, на похороны Министра Обороны нас не привлекают: ни в оцепление, ни на траурные мероприятия.
   Всю следующую неделю после учебных занятий я катаюсь в издательство "Известия". Три недели назад меня предупреждали, что вскоре мне предстоит принять участие во Всесоюзной читательской экспедиции "Известий" - "Память. Неизвестные страницы войны".
   К сорокалетию Победы, которое будет отмечаться через полгода, нам нужно подобрать интересные материалы для публикации в "Известиях", посвященные неизвестным страницам Великой Отечественной войны. И требования, предъявляемые к этим материалам, тоже довольно простые: должен быть неизвестный ранее подвиг. Герой, его совершивший, должен быть жив, чтобы можно было наградить его за этот подвиг накануне празднования Дня Победы. И третье, самое главное - подвиг должен быть реальным, проверенным, а не переписанным из наградных документов, в которых иногда писалось много лишнего.
   В нашей группе работают журналисты Военного отдела "Известий" Николай Анатольевич Саутин и Вячеслав Петрович Лукашин, самый молодой член Союза журналистов СССР Лиля Кабанова и еще несколько ребят-журналистов.
   От меня пока толку мало. В отличие от остальных, я - не волшебник, а только учусь. Но с каждой минутой нашей работы приходит понимание, что то, чему нас учат в училище, в плане работы с информацией, похоже на детский сад. Здесь же собрались профессионалы самого высокого класса. И они не просто учат меня азам аналитики, но и щедро делятся своим колоссальным опытом.
   Сказать, что я был потрясен увиденным - это ничего не сказать. Я впервые увидел, как проводится анализ информации перекрестным способом - когда сравниваются и анализируются разные, не связанные друг с другом источники - отечественные и иностранные. И насколько эффективен мозговой штурм, когда в сложной ситуации мы собирались в круг и делились своими мыслями и идеями - где, как и что нужно еще сделать, чтобы решить поставленную задачу. И как здорово, когда ответы на запросы в правоохранительные органы приходили оперативно, четко и по существу.
   Мы были завалены кучей архивных документов, внимательно их читали, анализировали и пытались найти что-то стоящее. Все это было очень интересно.
   Вот такую практику нежданно-негаданно довелось мне пройти в редакции газеты "Известия" за полгода до выпуска из училища. Случайно я попал в состав этой группы или нет, я не знаю. Но эта работа наглядно показала мне, какой колоссальный потенциал заложен в совместной деятельности различных правоохранительных органов и серьезных аналитиков, если они работают плечом к плечу не только благо нашей страны, но и на благо нашего народа.
   И я искренне благодарен всем журналистам газеты "Известия", которые учили меня уму-разуму и щедро делились со мной своим опытом и знаниями. Это была замечательная школа и прекрасные учителя.
  

Глава 55. Мастер Спорта полковник Чингачгук

  
   28 декабря мы должны заниматься подготовкой к завтрашнему зачету с оценкой по огневой подготовке. Но после второй пары в класс приходит дневальный по роте, говорит, что меня срочно вызывает к себе начальник политотдела училища. К чему такая срочность? Всю прошедшую неделю после занятий я катался в издательство "Известия", работал там с архивными документами. Сегодня тоже должен туда ехать. Может быть, что-то отменили?
   Начальника политотдела на месте нет. Но зато вместо него в кабинете сидит наш преподаватель военной истории полковник Угольников. На ловца, как говорится, и зверь бежит. Буквально на днях я думал о том, что нужно с ним переговорить по одному вопросу. И вот такое везение.
   В этом семестре нам предстоит сдавать экзамен по его предмету. По словам полковника Угольникова, он знает свой предмет на пять с минусом. Наши отличники - в лучшем случае могут претендовать на оценку "хорошо", но они должны будут это доказать на экзамене. Что у них едва ли получится. Потому что никто из них не знает военную историю даже на оценку "удовлетворительно". Наш преподаватель в этом твердо убежден.
   Никакие удовлетворительные и хорошие оценки меня не устраивают. Хотя, с другой стороны, прекрасно понимаю, что за оставшиеся до экзамена дни выучить этот предмет никак не успею. Да, и попробуй выучить предмет, в котором столько имен и дат, сражений, побед и поражений, подводных камней и точек зрения, отличных от твоей. И тем более, от точки зрения нашего преподавателя. А оценивать тебя будет именно он.
   Но кто-то из наших ребят сказал, что, если написать хороший реферат, то можно будет получить оценку за экзамен по Военной истории автоматом. Говорят, что такие прецеденты уже были. Но реферат должен быть очень сильным.
   Верится в это с трудом. Оценку автоматом можно получить на зачете с оценкой, но никак не на экзамене. Хотя, возможно, реферат даст шанс получить более высокую оценку? Надо попробовать!
   Моя сестра, которая довольно часто лечилась в различных санаториях в Калининградской области, недавно подарила мне книгу "Штурм Кёнигсберга". А в начале января наша рота выезжает в Калиниград (бывший Кёнигсберг) на войсковую стажировку. И в голове у меня возникает вполне разумная идея. Я обращаюсь к полковнику Угольникову с предложением написать реферат на тему освобождения Кёнигсберга нашими войсками. Якобы во время войсковой стажировки в Калининграде я смогу найти интересные материалы на эту тему. Естественно, я ничего не говорю ему о книге, подаренной мне сестрой, а лишь рассказываю о предстоящей стажировке. Нет, это не жульничество. Это просто маленькая военная хитрость.
   К моему удивлению, полковник Угольников легко соглашается с моим предложением. Но, чуть улыбнувшись, он немного уточняет тему реферата. И звучит она теперь, не как "Освобождение Кёнигсберга", а "Действия штурмовых групп и штурмовых отрядов в боях за Кёнигсберг".
   Кажется, приплыли. Что-то я не припомню, чтобы в книге было что-то про действия этих самых групп и отрядов. Я и слышу о них впервые. Даже на занятиях по тактической подготовке нам о них не рассказывали. Хотя, кажется, в приложении к книге была какая-то памятка бойцу штурмовой группы. На полстранички. Но это не точно. И этого для хорошего реферата явно маловато.
   Я смотрю на улыбающегося полковника и понимаю, почему мы его не любим. Дело в том, что полковник Угольников, в отличие от нас, все знает - это просто ходячая энциклопедия! И он служит немым упреком для всех курсантов нашего училища, которые на его фоне чувствуют себя жалкими неудачниками. Дело в том, что он - не просто полковник, интеллектуал и умница. Кроме всего прочего, он прекрасно играет на гитаре и фортепиано, классно танцует, поет. И, к тому же, Мастер спорта СССР по современному пятиборью.
   Вы можете себе это представить? Мастер спорта СССР по современному пятиборью! Этот вид спорта изначально считался военно-прикладным и включал в себя: верховую езду, фехтование, стрельбу, плавание и бег. И со второй половины девятнадцатого века до 1948 года к соревнованиям по современному пятиборью допускались только офицеры. Другими словами, полковник Угольников совершенен во всем!
   Да, мой первый командир взвода капитан Князев Валерий Иванович тоже Мастер спорта СССР, чемпион Вооруженных Сил, но лишь по офицерскому многоборью (стрельба из ПМ, гимнастика, плавание на 100 м. и кросс на 3 км.). И он - всего лишь капитан. Командир нашего спортвзвода старший лейтенант Владимир Вячеславович Горлов - Мастер спорта СССР, чемпион Вооруженных Сил по офицерскому многоборью и по плаванию. Но он - всего лишь старший лейтенант. Стас Песков с нашего взвода - Мастер Спорта СССР, но всего лишь по плаванию. И он - всего лишь курсант.
   А тут - целый Мастер спорта по всем видам спорта полковник Чингачгук! И если с капитана Князева Валерия Ивановича, старшего лейтенанта Горлова Владимира Вячеславовича и со Стаса Пескова мы все берем пример и стараемся во всем быть на них похожими, то в сторону полковника Угольникова мы стараемся даже не смотреть. Он - Мистер Совершенство. Нам никогда не стать такими. Но его совершенство почему-то не служит нам примером, а даже немного отталкивает. Потому что нельзя быть "красивым" таким!
   И это его предложение немного изменить название моего реферата, видимо, из той же оперы? Наверное, хочет показать свое всезнайство? Совсем чуть-чуть изменил тему реферата, но полностью обломал мне всю малину!
   Увы, я тогда был всего лишь курсантом четвертого курса. И еще не понимал, что полковник Угольников был не хуже и не лучше наших командиров. Он был другим. Ученым, историком, человеком, который учил нас думать. И быть лучше, чем мы были на самом деле.
   И это небольшое изменение в названии реферата позднее мне очень пригодилось. Уже в Афганистане. И помогло мне спасти жизни моих бойцов. Ведь когда ты знаешь тактику действий штурмовых групп и отрядов, тебе проще не только организовать оборону сторожевой заставы от тех, кто будет пытаться на нее напасть, но и сделать эту оборону максимально эффективной.
   Позднее я буду получать много писем от своих бойцов и разведчиков со словами благодарности за то, что все они вернулись из Афганистана домой живыми. И буду невольно задумываться о том, что в их возвращении домой было не только мое везение, но и очень большая доля участия моих командиров, учителей, наставников и преподавателей, которые научили меня думать. И частичка участия полковника Угольникова, в том числе.
  

Глава 56. Предложение, от которого нельзя отказаться

  
   Только мы успели обсудить с полковником Угольниковым тему моего будущего реферата, как в кабинет вошел начальник политотдела училища полковник Чемисов Владимир Сергеевич. Полковник Угольников передает ему какие-то бумаги и уходит.
   Я не ошибся, сегодня после обеда мне действительно не нужно ехать в "Известия". И стоило ради этого вызывать меня в политотдел? Могли бы передать эту информацию и через дневального.
   Но Владимир Сергеевич усаживает меня на стул напротив себя. И начинает что-то писать на листочке бумаги. Объясняет мне, что это номер маршрутки, на которой я должен буду доехать от Пушкинской до издательства газеты "Правда". Пишет номер телефона, по которому я должен буду позвонить в издательстве. И фамилию-имя-отчество человека, к которому я должен буду обратиться - к Александру Александровичу Щелокову.
   Говорит, что со мной хотят поговорить по одному очень важному вопросу. Я должен буду хорошенько подумать. И согласиться.
   Странно, раньше я всегда считал, что хорошенько подумать - это значит, взвесить все "за" и "против". И принять решение - "да" или "нет". А здесь я должен подумать и согласиться. Необычное это "подумать".
   При этом полковник Чемисов обращается ко мне по имени. Что тоже очень странно.
   - Сережа, считай, что это - твой партийный долг.
   В 15.00 я уже в издательстве. Оказывается, никуда звонить мне не нужно - Александр Александрович Щелоков ждет меня у бюро пропусков. Мне выписывают пропуск. Мы поднимаемся в кабинет к Александру Александровичу. И там беседуем больше часа.
   В немногочисленных публикациях об Александре Александровиче Щелокове написано, что он родился 1 мая 1926 во Владивостоке. В детстве беспризорничал и воспитывался в детских домах. С 15 лет работал помощником комбайнера. Затем бурильщиком на свинцово-цинковом руднике, мастером геолого-разведочного бурения, электромонтером на химкомбинате в Чирчике, электротехником и дежурным инженером ТЭЦ "Заря Востока" в Фергане. Позднее учился в горно-артиллерийском училище в Тбилиси, окончил редакторский факультет Военно-политической академии. Отслужил 25 лет. Работал главным редактором журнала "Советский Красный Крест", членом Президиума исполкома Союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца СССР. Написал более 25 остросюжетных повестей и романов.
   Но нигде не будет написано о том, что Александр Александрович работал в Военном Отделе ЦК КПСС и занимал там серьезную должность. Ни слова о его работе в Афганистане еще до ввода наших войск и о его роли в подготовке и организации вывода наших войск из Афганистана. О том занятном случае, как он стал одним из самых известных нумизматов в СССР. И о многом, многом другом.
   На долгие годы Сан Саныч станет моим наставником, другом и непосредственным руководителем. И его хороший друг, бывший преподаватель Кабульского политехнического института Шафи (агентурный псевдоним "Кази" - судья) вскоре тоже станет моим другом. Как говорится, друзья моих друзей...
   Александр Александрович рассказывает мне о том, что меня порекомендовало командование нашего училища. Что я неплохо зарекомендовал себя во время работы в экспедиции "Известий" - "Память. Неизвестные страницы войны". Что мне предстоит серьезная и очень важная работа. И если я на нее согласен, сразу же после Нового года, начнется моя подготовка к этой работе. Звучат два слова: Афганистан и командировка.
   Что я должен был ответить? Можно подумать, у меня был выбор. Это позднее я увижу замечательный диснеевский фильм, в котором принцесса на слова упрека о своей необязательности будет отвечать:
   - Ну, обещала, обещала. Мало ли, что я обещала.
   Тогда я узнаю, что выбор у человека есть всегда. И научусь говорить "нет". Увы, на четвертом курсе, я не видел подобных фильмов. Но в далеком 1941-м году мой дедушка коммунист-двадцатипятитысячник Иван Васильевич Чураков собрал всех своих братьев и ближайших родственников. И вместе с ними ушел добровольцем на фронт. И погиб подо Ржевом в августе 1942 года, защищая нашу Родину и всех нас. Я всегда помнил об этом.
   К тому же, я давал присягу. Буквально месяц назад в издательстве "Известия" произносил красивые слова о том, что готов поехать туда, куда меня позовет мой долг. Правда, совершенно не задумываясь о том, что очень скоро мне придется держать свое слово.
   Мне предложили работу в военной разведке - это было то, о чем я мечтал всю свою жизнь, с раннего детства. Думаю, что те, кто сделал мне это предложение, прекрасно знали, что я отвечу.
   Почему-то я думал, что теперь мы отметим мое трудоустройство за праздничным столом. С шампанским и конфетами. В крайнем случае, со спиртом и тушенкой. Но после моего ответа Александр Александрович предложил мне придумать себе псевдоним и дал на подпись одну забавную бумагу. А после этого повел на третий этаж в издательство "Комсомольская правда". Точнее, в кабинет с надписью: "Агитатор ЦК КПСС".
   Александр Александрович говорит, что нужно нарисовать мой портрет. Знакомит меня с художником Михаилом Емельяновичем Кузнецовым, который делает наброски моего портрета - акварелью! Это что-то новенькое. Не скрою, по логике вещей, я думал, что сейчас меня начнут фотографировать, заполнять различные анкеты, допуска и брать разные подписки. Но вместо этого я почти два часа сижу истуканом на стуле и пытаюсь не уснуть, пока меня рисуют. Да, похоже, о работе военной разведки я знаю совсем немного. И то, что знаю, явно не имеет к ней ни малейшего отношения. Хотя это и правильно - что это за разведка, если все о ней всё знают.
   На обратной стороне портрета подписываю, что с портретом согласен. Хотя портрет еще явно еще не дописан. Но сегодня я согласен со всем. Михаил Емельянович оставляет мне номер своего телефона и домашний адрес. И просит меня позвонить ему, сразу же после Нового года. Нужно будет дорисовать портрет, как можно скорее.
   Я возвращаюсь в училище. Лечу словно на крыльях. И мне хочется поделиться своей радостью со всем миром. К сожалению, я прекрасно понимаю, что сегодняшний наш разговор с Александром Александровичем должен остаться между нами.
   На следующий день наш взвод сдает зачет с оценкой по огневой подготовке. Из-за работы над диссертацией полковника Облецова я пропустил один из выездов на стрельбы в Ногинский учебный центр. И полковник Кулиш, который принимает у нас экзамен, говорит, что я могу претендовать на отличную оценку только, если буду отвечать на билет без подготовки. Можно подумать, подготовка что-то сильно изменит. Если ты не знаешь ответов на вопросы, придется как-то выкручиваться. Если все знаешь, выкручиваться не придется. Но лучше быть к этому готовым. Чтобы, по старой курсантской традиции, успешно сдать свои посредственные знания на хорошо или отлично.
   Отвечаю без подготовки. К счастью, вопросы достались совсем не трудные:
   1. Пистолет Макарова, тактико-технические характеристики и основные части.
   2. Оборудование мишенного поля.
   3. Проверка боя и приведение к нормальному бою снайперской винтовки СВД.
   4. Сдача норматива ! 13 СВД.
   Отвечаю и сдаю норматив на отлично.
   Из-за предстоящей войсковой стажировки, учебные занятия и экзамены проходят у нас не только в будни, но и в выходные. В воскресенье 30 декабря у нас шесть часов эксплуатации в парке. Тема: "Снятие с кратковременно хранения бронетанковой техники". Извозились мы в масле МТ-16п (среди курсантов название этого масла расшифровывается, как "мы танкисты - 16-го получка") по самое не хочу. Но это дело привычное.
   После обеда на построении полковник Конопля Дмитрий Макарович передает нам с Володей Черниковым приказ начальника училища о проведении на Новый год такого же вечера, что мы провели недавно для молодоженов. Похоже, начальнику училища наш вечер понравился. Жаль только, что он не подумал о том, сколько времени и сил ушло у нас на его подготовку. И, что подготовить подобный вечер за оставшиеся сутки просто физически невозможно.
   Тем более что сегодня мой взвод заступает в караул по училищу. И я вместе со всеми. Володя меня успокаивает. Говорит, что как-нибудь справится.
   - Володь, я очень хочу вырваться домой на Новый год. Если получится, конечно.
   После событий последних дней мне очень хочется повидаться с моими родителями и близкими, просто посидеть с ними, ничего не рассказывая. Володя долго и внимательно смотрит на меня. Одно дело подготовить танцевальный вечер и сымитировать какие-то элементы нашего вечера для молодоженов. Совсем другое дело - провести вечер в одиночку, без моей помощи. Тем более что он и сам, наверняка, мечтает вырваться домой на Новый год. И встретить его со своей невестой Людмилой.
   Не знаю, что увидел Володя на моем лице в этот момент. Едва ли он догадался о моем разговоре с Александром Александровичем Щелоковым. И вряд ли прочитал мои мысли о предстоящей командировке. Скорее всего, каким-то шестым чувством Володя почувствовал, что для меня этот Новый год может стать последним, который я проведу вместе со своей семьей.
   Удивительно, но на следующий Новый год у меня будет возможность прилететь домой из батальона резерва офицерского состава, в котором я буду проходить переподготовку перед отправкой в Афганистан. Но я сам не захочу этого, чтобы не обманывать своих родных насчет предстоящей мне командировки. А еще через год погибнет муж моей сестры. Еще через несколько лет погибнет племянник. И мы, действительно, больше никогда уже не сможем собраться все вместе.
   Володя улыбается мне в ответ. И повторяет слова одного из героев фильма "Рожденная революцией":
   - Ничего. Мы пскопские. Мы прорвемся. Поезжай. Я справлюсь.
   Я до сих пор помню эти его слова. Новогодний вечер, который он провел без меня. И до сих пор благодарен ему за это.
   Из караула мы сменились в 20.00. В 20.30 старший лейтенант Михайлов отпускает нас в увольнение. Но помощник дежурного по училищу обнаруживает, что наши увольнительные подписаны не нашим ротным. На четвертом курсе такое случается, когда увольнительных в роте на всех не хватает и ответственный офицер берет их в соседней роте.
   Пока утрясается этот вопрос, мы задерживаемся еще на час. К счастью, сразу за вторым КПП я смог поймать такси. До Ленинградского вокзала мы домчались без проблем. Но прямо перед моим носом уходит калининская электричка. Еще час пришлось ждать до следующей.
   В Клину я бегу от железнодорожной станции до дома в надежде успеть к Новому году. Бой курантов застает меня уже в лифте. Быстро поднимаюсь на седьмой этаж. Все мои домашние очень рады, что приехал. И никто не обращает внимания на то, что я немного задержался.
   Но не случайно говорят, что как ты встретишь Новый год, так его и проведешь. Мысль об этом не отпускает меня всю новогоднюю ночь.
  

Глава 57. Душа народа и войсковая стажировка

  
   В январе 1985-го года начинается моя новая жизнь. Двойная. Теперь я живу за себя и за того парня. До обеда хожу на учебные занятия вместе со всеми. Сдаю зачеты и экзамены. После обеда, когда мои товарищи занимаются самоподготовкой и подготовкой к экзаменам, выезжаю в издательство "Правда". Там из меня пытаются сделать "Штирлица". К ужину возвращаюсь в училище. А через час после отбоя иду в Ленинскую комнату и готовлюсь к завтрашним занятиям и экзаменам. Недосып ужасный.
   4 января я в очередной раз приезжаю в "Правду". Сан Саныч проверяет статью, которую я написал о нашем училище, о спортвзводе и нашей учебе. А затем отправляет меня к Кузнецову. Михаилу Емельяновичу нужно срочно дорисовать мой портрет. Осталось дорисовать какие-то детали. Глаза, наверное, ведь сам портрет, по сути, уже готов. Художник усаживает меня на стул и приступает к работе.
   Но глаза мои очень хотят спать. И стоит мне только приземлиться на стул, как они моментально начинают закрываться.
   Михаил Емельянович смеется.
   - Сережа, может быть тебе спички дать? Поставишь их, чтобы глаза не закрывались.
   У меня нет сил даже отшучиваться.
   К счастью, через час-полтора работа закончена. Я возвращаюсь к Сан Санычу. У него не заснешь! И силы берутся неизвестно откуда. По соседству с его кабинетом со мной занимаются преподаватели, к которым нужно обращаться по именам. Без отчеств. Для меня это непривычно - обращаться по имени к тем, кто старше меня. Но, похоже, чтобы не перегружать меня ненужной информацией, отчества им не придумывали. Не трудно догадаться, что и имена у них не настоящие.
   Пока мы только знакомимся. Основная работа у нас начнется после моего возвращения с войсковой стажировки. На первых занятиях мне рассказывают историю Афганистана, нравы и обычаи местных жителей. По словам Сан Саныча, мои наставники - обычные журналисты-международники.
   Но мне почему-то кажется, что они - не просто журналисты. Слишком уж специфичными знаниями они со мной делятся. И эти знания явно получены ими не из учебников и справочников.
   Конспекты мне писать нельзя. Пользоваться учебниками можно только в этой комнате, где проходят наши занятия. Это не очень удобно. Мне привычнее делать записи на бумаге, чтобы потом можно было над ними хорошенько подумать. Что-то вспомнить. Но ничего не поделаешь - нельзя, чтобы кто-то в училище догадался о том, чем я сейчас занимаюсь.
   Я это понимаю. И очень нелогичным поэтому мне кажется первый подарок, который делает мне Сан Саныч. Он дарит мне книгу "Афганские сказки и легенды" (Издательство "Наука", Главная редакция восточной литературы. Москва. 1972 год. Перевод с пушту.).
   По словам Сан Саныча в сказках скрыта душа народа. И если ты хочешь лучше узнать местных жителей, ты должен понять их душу. Я рассчитываю, что на обложке книги Сан Саныч оставит свою дарственную надпись. На память. Но он лишь улыбается в ответ. Просит, чтобы эту книгу я отвез домой. И внимательно прочитал в летнем отпуске.
   Афганские сказки сильно отличаются от русских. Какие-то они очень мрачные. Все герои погибают, любовь остается неразделенной. Или же разделенной палачом на много-много маленьких частей. И я начинаю невольно задумываться о том, в каких условиях живут те, кто слагает подобные сказки. Насколько они отличаются от нас. И сколько у нас с ними общего. Ведь, по сути, они и мы мечтаем об одном и том же.
   Позднее Сан Саныч будет не раз дарить мне свои книги. Но уже с автографами. А повесть "Жаркие горы" напишет в качестве учебного пособия персонально для меня и моих товарищей. Потому что в письмах все это писать было бы очень долго.
   Много лет спустя автограф, который Сан Саныч оставит мне на странице этой книги, я использую в качестве эпиграфа в своем романе "Шелковый путь (записки военного разведчика)". В память о своем наставнике, учителе и друге - замечательном советском писателе и военном разведчике Александре Александровиче Щелокове.
   А вечером 5 января мы выезжаем на войсковую стажировку в Калининград. Всю ночь наш курсантский народ колобродничает в поезде. Ребята бродят из вагона в вагон, что-то обсуждают. Командир роты безуспешно пытается разогнать их по спальным местам. Я сплю без задних ног.
   В пять утра мы приезжаем в Калининград. На ГАЗ-66 нас развозят по войсковым частям, в которых нам предстоит стажироваться. Нам повезло - наш 79-й гвардейский мотострелковый Краснознамённый полк расположен на окраине города. До него можно добраться даже на трамвае.
   В 66-х холодно и сыро. Наши родные ЗИЛ-ы, на которых мы катались почти четыре года, кажутся нам, в сравнении с 66-ми, супер-комфортными, теплыми и уютными. Возможно, это особенности местного климата? Мороз на улице не очень сильный. Но вместе с большой влажностью он воспринимается гораздо хуже, чем наши родные и лютые подмосковные морозы.
   Мы с Игорем Маркеевым попали в одну роту. К капитану Шевцову. Взводных в роте не хватает. И нас назначают не стажерами, а исполняющими обязанности командиров взводов. Хорошо, что будем с Игорем в одной роте. Игорь - настоящий трудяга и надежный товарищ. Не подведет ни в труде, ни в бою. Это большое счастье, когда рядом с тобой такие ребята, на которых можно положиться в трудную минуту.
   Обстановка в полку какая-то мрачноватая. Подъем в пять утра (а мы-то еще совсем недавно возмущались, что начальник нашего училища сделал подъем в училище в шесть двадцать). Первый день пишем конспекты занятий. 8 января проводим боевые стрельбы в составе отделений. Погода на стрельбище отвратительная. Настроение у всех тоже не самое боевое.
   На занятия по тактической подготовке, которые я провожу с ротой, приезжает командир полка. Вроде бы все проходит нормально. По крайней мере, меня не ругают. Но и не хвалят.
   На следующее утро я назначен ответственным "офицером" по роте. Разумеется, бойцы узнали об этом первыми. И на подъеме попытались немного "побунтовать". К счастью, мы это уже проходили на предыдущей стажировке с Таманской дивизии. Да, и в училище у нас механизм утреннего подъема прекрасно отработан - за десять минут до подъема дежурный по роте будит заместителей командиров взводов. За пять минут до подъема - командиров отделений. И тогда с подъемом все получается, как надо.
   А если что-то не получается, то личному составу объясняют, что у них теперь будет немного меньше свободного времени и больше тренировок. До тех пор, пока все не будет получаться. Потому что то, что не доходит через голову, хорошо доходит через ноги. И дальше, все идет, как по маслу.
   Но по маслу почему-то в первые дни всё идет довольно туго. Если с подъемом мы разобрались довольно быстро, то во время утренней физической зарядки наши бойцы выглядят на кроссе, как колонна военнопленных. На спортгородке, на перекладинах, как глисты. Да, и торжественное прохождение с песней можно описать лишь словами: "этот стон у нас песней зовется". В-общем, работать нам еще с ротой и работать.
  

Глава 58. Культурная программа

  
   В воскресенье меня снова назначили ответственным по роте. В прошлый раз, когда рота попыталась проигнорировать мои команды на подъеме, я думал, что мы во всем разобрались и подобное больше не повторится. Я ошибся. И сегодня на подъеме снова небольшой бунт на корабле. Рота опять динамит мои команды. Что-то немного расслабились наши бойцы в воскресенье. Но в этот раз я не успеваю разрулить ситуацию. В казарму приходит наш ротный, капитан Шевцов. И тут же устраивает мне разнос. За то, что я ничего не умею делать - даже поднять роту. Слышать это обидно. Но бойцам, похоже, приятно, что из-за них отругали курсанта, который пытается ими командовать. А сам ничего не может.
   Но обижаться на это нельзя. Ведь, как известно, на обиженных воду возят. А водовоз из меня никудышный. Нас в училище немного другому учат. Но бойцы это, похоже, еще не поняли. Ничего, объясним.
   После завтрака мы идем все ротой чистить стрельбище от снега. В начале недели, как обычно, стрельбище нам понадобится. Боевая подготовка в полку ведется на самом высоком уровне. И командир полка гвардии подполковник Афонский Сергей Иванович свой командирский хлеб есть недаром.
   В понедельник ко мне обратился за помощью секретарь комитета комсомола полка. На погонах у него сержантские лычки. Зовут Игорь. Откуда-то он узнал о моей работе в комитете комсомола нашего курса. В ближайшее время в полк приезжает проверка ГлавПУРа и он просит меня помочь ему подготовить документацию к этой проверке.
   После успешной сдачи проверки Игорь поинтересовался, чем может меня за неё отблагодарить? Наверное, я бы не отказался от парочки бутербродов с колбасой или банки сгущенки? Но неожиданно я вспоминаю, что в свободное от службы время Игорь преподает на истфаке Калининградского университета. А я обещал полковнику Угольникову написать реферат о штурме Кёнигсберга. Но до сих пор в моем реферате, как говорится, даже конь не валялся.
   - Игорь, мне для реферата нужны материалы о действиях штурмовых групп и штурмовых отрядов в боях за Кёнигсберг. Поможешь?
   Игорь удивленно смотрит на меня. Видимо, как и я, он предпочел бы в качестве благодарности бутерброды и сгущенку. Что-то обдумывает. А потом вдруг улыбается.
   - Да, не вопрос. Конечно, помогу!
   Мне очень повезло, что моим напарником на стажировке оказался Игорь Маркеев. Родная душа - наши интересы с ним полностью совпадают. После службы, когда капитан Шевцов остается ответственным по роте, мы выезжаем с Игорем в город. За эту неделю побывали в местном краеведческом музее (в Музей янтаря попасть не смогли - он почему-то был закрыт), съездили в пятый форт. Сходили в Драматический театр на спектакль "Дон Хуан" Побывали у памятника 1200-м гвардейцам 11-й Гвардейской армии, погибшим при штурме Кёнигсберга в апреле 1945 года. Посетили Кафедральный собор и могилу немецкого философа Иммануила Канта.
   Вообще-то я не самый большой фанат работ Канта (всех его "Критик ..."). Но перевод очень лаконичного латинского изречения "Sapere aude" ("Дерзай знать" на лат.) из "Послания" Горация, превращенный им в длинную и красивую фразу: "Имей мужество использовать свой собственный разум" - на долгие годы стал одним из моих лозунгов.
   В эти дни я первые в жизни увидел январский дождь. Калининград моментально превратился в какой-то волшебный, сказочный город. Весь, от черепичных крыш до брусчатки мостовых, покрытый слоем льда. Перемещаться по городу в такую погоду могут только коровы, привыкшие ходить по льду. У людей это получается менее смешно и более травмоопасно. Местные жители умудряются наклеивать на подошву обуви лейкопластырь. Это мало помогает. Нам не помогает ничего. Мы с Игорем перемещаемся по городу гораздо смешнее, чем те самые коровы. А в моем блокноте появляются новые строчки.
  
   Январский дождь. О, чудо из чудес -
   Для нас, привыкших к дьявольским морозам.
   Январский дождь. Смеётся Кёнигсберг
   Над всеми предрассудками природы...
  
   Ну и что, что не в рифму, не в лад и невпопад. Я же для себя пишу. Не для других. Эти строчки все равно никто и никогда не увидит.
   А еще у Калининградской областной филармонии мы случайно знакомимся с одной девушкой. Зовут ее Лена. Работает экскурсоводом. И она приглашает нас в ближайшие выходные на концерт органной музыки в Филармонию. Это что-то новенькое. Раньше мне ни разу не приходилось слышать органную музыку вживую. Мы надеемся, что в воскресенье не будет очередных вводных. И у нас получится вырваться со службы.
   Разумеется, в воскресенье мы полдня наводим порядок в казарме и убираем территорию, закрепленную за ротой. Но затем ротный расщедрился и отпустил нас с Игорем в увольнение. Наверное, это скрытая благодарность за успешное проведение занятий по вождению (которые Игорь проводил в четверг) и за ведение ротной документации, которой, в свободное от службы время, занимался я. За эти занятия и за документацию ротный на днях получил благодарность от командира полка. Вот и нам немного перепало с барского стола.
   Если честно, я немного в шоке от того, сколько разной бумажной документации приходится вести ротному. Особенно меня умиляет "Дневник педагогических наблюдений и учета индивидуальных бесед с личным составом роты". И невольно на ум приходят слова, которые приписывают Бисмарку: "Армия, которой не с кем воевать, воюет с бумагами". Позднее, когда я попаду в Афганистан, то узнаю, что наша армия, в отличие от других, может успешно воевать и на два фронта. И "Журнал выдачи мыла, сигарет и помывки личного состава 8-й сторожевой заставы в бане" не будет уже казаться мне чем-то слишком уж экзотичным.
  

Глава 59. Что выбрать: дуэль или самоубийство?

  
   После обеда мы с Игорем едем в филармонию на концерт органной музыки. Лена ждет нас перед входом. Здание филармонии очень необычное - старинное, из красного кирпича, напоминающее рыцарский замок из кинофильмов.
   Сегодняшний концерт посвящен предстоящему 300-летию со дня рождения "Ивана Севастьяныча", как мы зовем меж собой Иоганна Себастьяна Баха. Из того, что я слышал, мне показалось, у него все больше какие-то похоронные мелодии и траурные марши. Скукотища, одним словом!
   Как любого приличного курсанта, который нашел точку опоры в виде уютного кресла, меня начинает клонить в сон. Мне ужасно стыдно за это. Ловлю укоризненные взгляды Лены. Боюсь, что она подумает, что все курсанты такие некультурные сони. Но я ничего не могу с собой поделать. Тепло, уютно, усыпляющая музыка - бороться с этим невозможно! И, чтобы не уснуть, мне приходится доставать из кармана свой блокнот и делать в нем какие-то наброски, которые незаметно превращаются в строчки. И начинаются они, разумеется, со слова: "костёл". Просто слово "кирха" мне не очень нравится. В нем слышатся стариковские кхе-кхе. Да, и вообще костёл звучит гораздо круче.
   В безмолвно притихшем костеле
   Вдали от людской суеты
   Старик-органист говорил
   Словно с...
  
   После концерта Игорь поехал в часть. А мы с Леной пошли немного прогуляться по городу. Вышли на набережную реки Преголи, прошли мимо могилы Канта. Неподалеку от гостиницы "Калининград" зашли поужинать в один небольшой, но очень уютный ресторан.
   И я сразу же наткнулся на засаду. Прямо напротив входа сидит наш ротный - капитан Белянин Григорий Николаевич собственной персоной. Рядом с ним за столиком ужинают еще два незнакомых мне офицера. Все они внимательно смотрят на входящую парочку. Сначала на Лену, затем на курсанта - меня. Приплыли!
   Надо же было в таком большом городе выбрать именно этот ресторан! Умом-то я понимаю, что мы находимся на обычном туристическом маршруте, в центре города, где обитают исключительно приезжие и гости города. Пошли бы мы с Леной поужинать в каком-нибудь спальном районе, там никого из своих офицеров я не встретил бы и днем с огнем. Хотя, Закон подлости никто не отменял!
   Мне остается только сделать вид, что ничего особенного не произошло. Кивком поприветствовать своего ротного и выбрать столик подальше. Григорий Николаевич оценивающе смотрит на Лену. Увиденное ему явно нравится. Затем смотрит на меня. С улыбкой кивает в ответ.
   Вечер, кончено же, испорчен. Но Лена ни о чем не догадывается. Мы спокойно ужинаем. После этого я провожаю её до дома и возвращаюсь в часть. Получать свои сутки на гауптвахте, расстрел или отправку в штрафной батальон.
   К моему удивлению, Григорий Николаевич в наш полк не приехал. Расстреливать меня не стал. Позднее, он сказал, что на самом деле расстреливать меня было не за что - я не напился в ресторане, не буянил, не позорил свою форму. Вел себя достойно. Как и полагается будущему офицеру. Так что гроза миновала. По крайней мере, я так думал.
   Но я снова ошибся. Гроза не миновала. А только начиналась. В расположении роты меня встречает подполковник из нашего училища, приехавший нас проверять. Точнее, наше присутствие в части. Когда он приехал, меня в части не оказалось.
   Я не знаю, чем это было вызвано? Тем, что и в других воинских частях, где он сегодня успел побывать, курсанты, свободные от службы, ушли в город? Так воскресенье же! Или у него было плохое настроение? И он просто решил на мне отыграться. Но при моем появлении подполковник начал кричать так, как на меня не кричал еще никто в моей жизни. И никто еще так не оскорблял меня. Тем более, в присутствии посторонних. С матом и криками.
   На меня словно вылили ушат помоев. В другие времена я бы вызвал этого подполковника на дуэль. К четвертому курсу нас отлично научили обращаться с оружием. Думаю, подполковник тоже неплохо с ним управляется. Это была бы честная дуэль.
   Но, как сегодня курсант может защитить свою честь? Обращаться в суд? Смешно. Пунцовый от стыда и обиды я разворачиваюсь и ухожу из казармы.
   Капитан Шевцов, молча, стоит в сторонке со скучающим видом. Его это не касается. Подполковник что-то кричит вслед. Но какое это уже имеет значение?
   Иду, куда глаза глядят. Хотя глаза мои ничего не видят. Их застилают слезы. От обиды и несправедливости. Как жить дальше, я не знаю. Да, и есть ли смысл жить дальше? Наверное, нет.
   Всё произошло так неожиданно. Столько планов было. Еще вчера. Столько мечтал успеть сделать. И всё разом рухнуло.
   Я понимаю, что нужно что-то делать. Ведь я не смогу проснуться завтра утром и сделать вид, что ничего не произошло. И жить с этим не смогу. Нужно где-то найти веревку. Или пистолет. Лучше пистолет. Или что-то еще. Я не знаю, как это делается. Но это нужно сделать сегодня, сейчас... Пока еще есть силы.
   - А вот ты где, - раздается чей-то голос сзади.
   Меня это не касается. Я не оборачиваюсь. Но ко мне подходит Игорь, комсомолец полка.
   - А я тебя весь вечер ищу, - он протягивает руку для рукопожатия.
   Я непонимающе смотрю на него. Зачем? Что ему нужно? Не хочу. Не хочу никого видеть.
   Игорь ничего не понимает. Опускает руку. Но продолжает что-то говорить. Я не вникаю в смысл его слов. До меня доходят лишь обрыв фраз. Но они меня не касаются.
   - Экзамен... Своим студентам... Кто найдет... Получит оценку...
   Игорь протягивает мне пухлую папку, которую держит в левой руке.
   - Вот то, что ты просил.
   На автопилоте я беру эту папку. И собираюсь идти дальше. Просто идти...
   Но Игорь останавливает меня.
   - Да, ты совсем замерз. Что случилось?
   Не знаю. Что случилось? С кем случилось? Что ему от меня нужно? Мне нужно идти...
   Но Игорь почти насильно разворачивает меня. Куда-то ведет. Потом поит горячим чаем. И укладывает спать. Ужасно болит голова. В ней рой каких-то мыслей. Но я ничего не понимаю.
   Утром я просыпаюсь в незнакомой комнате. На тумбочке передо мною лежит открытая папка с какими-то документами, схемами, донесениями. На автопилоте я начинаю листать эти бумаги. Это что-то о Великой Отечественной войне. О штурмовых отрядах. Что-то знакомое. Откуда-то из другой жизни. Меня это не касается.
   Вскоре пришел Игорь. Принес из солдатской столовой хлеба с маслом. Поставил чайник. Достал кружки, заварку и сахар. Оказывается, это комната, в которой он живет.
   Он продолжает что-то говорить. Но я его все еще не понимаю.
   - Проверку ГлавПУРа мы сдали на отлично. Замполит полка просил передать тебе благодарность. Здесь документы, которые ты просил по действиям штурмовых групп и штурмовых отрядов. Студенты мои насобирали. С замполитом я договорился, ближайшие два дня ты можешь заниматься своим рефератом здесь. Ротный в курсе. Если будет что-то нужно, скажи. Ты меня слышишь?
   Так много слов. Так много он говорит. Зачем? Да, я его слышу. Но не понимаю.
   К счастью, Игорь вскоре уходит. И я остаюсь один. Хорошо, что один. Не хочу никого видеть. Они так много говорят.
  

Глава 60. Жизнь после смерти

  
   Последующие два дня я сижу над рефератом по военной истории. У меня жуткая апатия. Делать ничего не хочется. Я не представляю, как это возможно - жить после того, что произошло. И поначалу лишь механически листаю архивные документы, которые собрали для меня студенты калининградского университета по действиям штурмовых групп и штурмовых отрядов в боях за Кёнигсберг.
   Содержание некоторых документов просто переписано от руки. Другие документы сфотографированы. Какие-то документы подлинные - обычные пожелтевшие от времени листочки с трудно различимыми записями. Им уже сорок лет - целая вечность. Это планы тактических занятий со штурмовыми подразделениями, которые проводились на специально оборудованных учебных полях. Планы по подготовке авиа-сигнальщиков. Докладные записки командиров стрелковых рот (эти роты служили основой штурмовых отрядов), описывающие их опыт захвата и уничтожения немецких укреплений. Судя по датам, этот опыт оперативно собирался, передавался в вышестоящий штаб, анализировался и наиболее успешный опыт немедленно передавался другим подразделениям.
   Отчеты наших военных инженеров о многослойности системы огня и геометрии пулеметных бойниц немецких фортов, которые располагались над уровнем воды во рвах и позволяли вести кинжальный огонь по нашим бойцам, пытающимся форсировать эти рвы. Но с учетом того, что рвы были заполнены водой примерно наполовину, их стены не позволяли нашей артиллерии поражать эти бойницы своим огнем. Потому что они находились значительно ниже возможной траектории полета наших снарядов.
   Отпечатанная в какой-то фронтовой типографии "Памятка бойцу штурмовой группы" с подробным описанием тактики штурма зданий. И многое, многое другое.
   Наверное, все это было бы мне очень интересно - в другой жизни. Сейчас все эти штурмовые группы и штурмовые отряды мне совершенно безразличны.
   Но одна мысль не дает мне покоя. В училище на занятиях по тактической подготовке всему этому нас почему-то не учат. Да, мы проходим темы: "Мотострелковая рота в наступлении" и "Бой в городе". Но все эти тонкости работы командиров штурмовых групп и отрядов, организацию взаимодействия с саперами, минометчиками, огнемётчиками, танкистами, артиллеристами при подготовке к бою и в бою нам не объясняют так подробно и досконально, как описано в этих документах. И особенно работу с авиацией. А, значит, всему этому нам придется учиться уже самим. На новых войнах, совершая новые ошибки. Цена которым одна - гибель наших боевых товарищей и наших бойцов.
   Поэтому я постепенно начинаю втягиваться в работу. Заставляю себя вдумываться в строчки документов, пытаюсь найти связь между ними. Поставить себя на место командиров, которые их писали. Чтобы написать хороший, добротный реферат по тактике действий штурмовых групп и отрядов, в котором хочу проанализировать весь этот опыт. И изложить его в простой и доходчивой форме для своих товарищей и для тех, кто придет после нас. Потому что, скорее всего, эти документы не вечны. Очень скоро они просто истлеют. И, возможно, я один из последних, кто держит их в своих руках. И это налагает на меня особую ответственность.
   Так что этот реферат будет хорошим "дембельским аккордом" перед тем, как я уйду из училища. И хорошей памятью обо мне.
   В казарму мне идти не хочется. Не хочется никого видеть. В столовую я тоже не хожу. Игорь приносит мне какую-то еду в котелке. Угощает чаем. Я что-то ем. Но и есть мне не хочется.
   С 23-го по 25-е января наша рота обеспечивает сборы комсомольского актива округа. Мы проводим с ними стрельбы и занятия по тактической подготовке. Мне пришлось вернуться в роту. Нужно помочь Игорю Маркееву с проведением этих занятий. Капитан Шевцов смотрит на меня как-то странно. Но не подходит. Хорошо, что не подходит. Разговаривать с ним мне почему-то не хочется.
   Вскоре стажировка наша заканчивается. И 30-го января в 20.30 на трамвае мы выезжаем на Южный вокзал. Перед самым отъездом ко мне подходит преподаватель, который неделю назад сломал мою жизнь.
   Подполковник говорит, что немного погорячился. И зачем-то протягивает мне руку.
   - Без обид?
   Я долго и удивлено смотрю на него. Не понимая, чего он от меня хочет. О какой обиде говорит? Наверное, если бы я был жив, то смог бы простить многое. Но неделю назад он меня убил. А мертвые протягивать руки, наверное, не умеют. Я, молча, разворачиваюсь и иду занимать свое место в вагоне.
   Так закончилась наша войсковая стажировка на четвертом курсе. Мой реферат по теме "Действий штурмовых групп и штурмовых отрядов в боях за Кенигсберг" полковник Угольников назвал лучшим за последние годы. И поставил мне отличную оценку за экзамен по военной истории.
   Думается, десять лет спустя этот реферат мог бы спасти жизни очень многих наших солдат и офицеров, которым довелось воевать на Северном Кавказе. Но, скорее всего, к тому времени его просто выбросили на помойку.
  

Глава 61. Подготовка к Афганистану

  
   На следующее утро после возвращения из Калининграда наша рота занимается уборкой территории. Мы убираем снег на плацу, равняем сугробы. А после обеда я уезжаю в "Правду". Я должен сказать Сан Санычу, что решил уходить из училища. И больше не смогу участвовать в операции, к которой меня готовят.
   Сан Саныч в шоке от этой новости. У него в голове не укладывается, как всего за три недели я смог так кардинально изменить свое отношение к военной службе. Мне не хочется рассказывать ему подробности, но он усаживает меня в кресло напротив и проводит мастер-класс по теме: "Допрос военнопленного".
   Мне неприятно вспоминать то, что произошло со мной на стажировке. Но совершенно незаметно для себя я выкладываю Сан Санычу не только наш разговор с подполковником, но и то, что после этого разговора я чуть было не совершил большую глупость. И, что теперь я не имею морального права оставаться в военном училище. И уж тем более, не могу стать офицером. Ведь меня не просто оскорбили и унизили, но и лишили веры в то, что офицеры - это представители особой касты, которые готовы умереть не только за свою Родину, но и защищая свою честь. И, что они никогда не могут унижать и оскорблять других.
   Возможно, я - идеалист. И в реальной жизни все немного иначе. Вполне возможно, что офицеры тоже бывают разные. Умом я это понимаю. Но также понимаю, что офицер должен быть образцом всегда и во всем, для своих подчиненных, для мирного населения и даже для врагов. Должен держать свое слово и быть человеком чести. Мне непонятно другое - как я могу стать офицером, если меня лишили веры во все в это.
   Сан Саныч меня не перебивает. Дает мне выговориться. А затем встает с кресла. И начинает ходить по кабинету.
   - Знаете, Сережа, я был близко знаком с нашим бывшим Министром Обороны маршалом Малиновским. Так вот Родион Яковлевич говорил, что офицера нельзя сажать в тюрьму или на гауптвахту. Если он провинился, ему можно объявить выговор, понизить в должности или в воинском звании. Если совершил преступление - отправить в штрафной батальон или расстрелять. Но его нельзя унижать или оскорблять. Офицер заслуживает к себе особого отношения, потому что его профессия, подразумевающая готовность умереть за свою страну и свой народ, достойна самого высокого уважения.
   Сан Саныч о чем-то задумывается на мгновение.
   - А что касается вашего преподавателя, неумные люди встречаются везде. И среди офицеров, к сожалению, тоже. Иногда дурак оказывается хуже врага. Но есть такая профессия - защищать Родину. Ваши деды, Серёжа, погибли за неё. И ваши старшие товарищи сейчас проливают за неё свою кровь в Афганистане. У вас есть возможность помочь им вернуться домой живыми. А если сейчас вы все бросите, бросите свое училище и измените своей мечте, то будете жалеть об этом всю свою жизнь. И о том, что не спасли тех, кого могли спасти.
   Я еще не очень понимаю, что имеет в виду Сан Саныч, когда говорит о том, что я должен помочь своим товарищам вернуться домой живыми. И еще даже не догадываюсь, что Судьба подарила мне шанс принять участие в уникальной операции Главного разведывательного управления по подготовке и организации вывода наших войск из Афганистана. Что благодаря этой операции многие из наших солдат и офицеров вернуться домой живыми. Понимаю лишь то, что я должен остаться. И сделать то, что должен сделать.
   Но понимать и делать - это немного разные вещи. Поначалу занятия даются мне с большим трудом. Мне трудно переключиться от мысли все бросить к серьезной работе. Мозги категорически не хотят работать. И поэтому многое не получается. Особенно трудно дается мне банальное сидение на циновке. Вроде бы ерунда. Но очень скоро мои мышцы затекают в непривычной позе. И ноги начинают дико болеть. Казалось бы, какое отношение это имеет к моей дальнейшей работе? Я никогда бы не подумал, что серьезные дяди будут учить меня этому. Но Сан Саныч говорит, что я должен научиться комфортно себя чувствовать, сидя на циновке. Если мне будет некомфортно, то и афганцев это будет напрягать. Они будут считать меня чужим. И им будет сложнее найти со мной общий язык. И договориться со мной о чем-то важном.
   В издательстве "Правда" оборудовано несколько помещений для учебных занятий. Наши занятия больше похожи на театрализованные постановки - с переодеваниями и перевоплощениями (и я снова с большой благодарностью вспоминаю полтора года, проведенные мною в театральной студии "Юность" и нашего замечательного режиссера Наталью Ивановну Левину). А интерьеры этих помещений, изображают реальные жилища афганцев - пуштун, хазарейцев, афганских таджиков, узбеков и туркмен. Меблировка комнат крайне скудная (наверно, она такая же и у афганцев?). Используется методика погружения в жизнь и быт афганцев.
   Не трудно догадаться, что помещения эти обычно не пустуют. И занятия здесь проходят не только со мной. Но с другими учениками я не пересекался ни разу. Это правильно.
   "Журналисты-международники" объясняют мне основы ислама. И пять основных столпов веры. В принципе, эта религия не сильно отличается от христианства. В ней так же присутствуют: выплата "очистительного" налога и ограничения в еде (но бедные афганцы, как и в христианстве, ограничивают себя в хлебе и в овощах, а богатые - в мясных блюдах, рисе, птице и шюрве). И многое другое.
   Меня учат правильному приему пищи и правилам ношения афганской национальной одежды (и тому, что иногда бывает полезно кое-что из этих правил нарушать), приветствиям при встрече, манерам и правилам поведения (а эти правила нарушать не стоит).
   Два инструктора занимаются со мной изучением фарси. Для меня остается загадкой, почему вместо дари или пушту меня учат фарси. Но, видимо так было нужно (возможно, для работы уже в других странах). Система обучения очень простая - использовался метод вытеснения - ты узнаешь, как называется предмет на фарси и прекращаешь использовать на занятиях его русское название. И, если тебе что-то понадобится, спроси. Но на фарси.
   Примерно через месяц занятий мы начинаем общаться только на фарси. К тому времени я научился считать до ста. Освоил основные формы приветствия, и названия предметов, которые обычно встречаются в быту или могут мне понадобиться.
   Один из инструкторов занимается со мной упражнениями на развитие наблюдательности, внимательности и памяти. Это не очень сложно, но нужна постоянная тренировка. К примеру, упражнение, когда под небольшим покрывалом лежит несколько предметов. Покрывало снимается на короткое время (в начале, количество секунд равно количеству предметов - позднее временные интервалы уменьшаются) и за это время ты пытаешься запомнить их. Затем предметы снова закрываются. За такое же время (количество секунд соответствует количеству предметов) необходимо записать название увиденных предметов на бумаге - из-за ограниченности времени приходится использовать азы стенографии.
   Затем меняется положение этих предметов. Их переворачивают, укладывают под разными углами - и ты должен зафиксировать эти изменения.
   Упражнения на запоминание текстов, написанных на разных языках - арабском, китайском, японском и других языках. Запоминание различных рисунков и даже каракулей. И другие упражнения.
   Сан Саныч рассказывает мне о традиции "хлебного братства", когда лепешка, которую ты поделил с другом или гостем, делает вас хлебными братьями. И хлебное братство ценится иногда дороже кровного. Рассказывает о том, что гостеприимство афганцев подразумевает, в том числе, и охрану гостя. И если понадобится, хозяин обязан выступить на защиту своего гостя с оружием в руках. Это гостеприимство распространяется и на врагов, но заканчивается, как только гость окажется за пределами кишлака. Другой стороной подобного обычая является обязательно ответное приглашение в гости. Об этом тоже нужно помнить.
   - Только не стоит заблуждаться, Сережа, многие из этих традиций постепенно утрачиваются афганцами. Эти традиции нужно знать, но полагаться на их защиту особо не стоит. - Сан Саныч грустно улыбается. - А еще в традициях афганцев привлекать к защите своих жилищ не только женщин, но и детей. И наши солдаты едва ли готовы к этому.
   В свободное от занятий время Сан Саныч обсуждает со мной книгу афганских сказок и легенд, которую подарил мне недавно. А еще рассказывает о важности игры "Царь горы" в Афганистане. Делится со мной своими знаниями по особенностям работы артиллерии и минометов в горах. Похоже, как выпускнику Тбилисского артиллерийского училища, ему важно не только то, чтобы я смог выполнить поставленные задачи, но и остался при этом в живых.
   Он учит меня азам налаживания контакта с нужными людьми. И, чтобы я её запомнил, несколько раз повторяет фразу, которая была лозунгом замечательного разведчика Героя Советского Союза Рихарда Зорге: "Чтобы узнать больше, нужно знать больше других. Нужно стать интересным для тех, кто тебя интересует".
   - Сережа, ты рассказывал, что в школьные годы ходил на факультативы по математике. И задачи, которые вы решали на уроках одним способом, на факультативе вас учили решать несколькими другими способами. И некоторые из этих способов были гораздо проще, чем те, которые вы использовали на уроках.
   Как и в школе, Сан Саныч задает мне различные задачи и требует, чтобы я решал их различными способами! Двумя или тремя. Постепенно приучая меня к умению, как в шахматах, просчитывать действия противника на несколько ходов вперед, к "многоходовкам" и "многовариантности" решения поставленных задач (к слову сказать, еще за год до моей замены из Афганистана Сан Саныч настоятельно порекомендует мне заняться изучением английского языка - для следующей командировки).
   - Да, Сережа, для успешного выполнения своего задания ты должен не только хорошо знать своего врага, его сильные и слабые стороны, но и местных жителей. Знать их традиции и обычаи, их мечты и даже их суеверия. Ты должен с большим уважением относиться к тем, на чьей земле будешь всего лишь гостем. Чтобы со временем стать для них не только товарищем, но и другом. И никогда не оскорблять их.
   Увы, этот урок я уже выучил.
  

Глава 62. Ах, эта свадьба...

  
   Да, теперь я практически через день, после учебных занятий, катаюсь в издательство "Правда" на факультативные занятия по подготовке "штирлицев". Официальная версия моих поездок - ведение шефской работы со школами Волгоградского района и Кузьминок. Точнее, проведение факультативных занятий со школьниками по начальной военной подготовке. Моя инициатива по проведению этих занятий оказалась неплохим прикрытием для меня. Но вся эта легенда шита белыми нитками.
   На каждую поездку ответственный по роте офицер выписывает мне увольнительную записку. Но все эти мои поездки явно не нравятся нашему ротному. Григорий Николаевич старается не показывать виду, хотя о чем-то он догадывается. И ему явно неприятно, что от него что-то скрывают.
   По ночам я готовлюсь к занятиям, зачетам и экзаменам по программе училища. А также выполняю учебные задания, полученные от своих "афганских" инструкторов. Недосып ужасный. Тем более что никто не освобождает меня от обычной курсантской рутины - несения караульной службы, нарядов по роте и по училищу.
   Вечером 12-го января наш взвод выезжает в Ногинский учебный центр. Последующие два дня на занятиях по тактической подготовке мы отрабатываем пятое упражнения по вождению. Это, так называемый стокилометровый марш. В первый день я "работаю" в роли командира разведдозора. Второй день - в роли обычного механика-водителя БМП-2. Как говорится, на все руки от скуки. На четвертом курсе мы умеем стрелять из всего, что есть на вооружении мотострелковой роты. И работаем на любых должностях - от пулеметчика, снайпера, механика-водителя и наводчика БМП-2 до командира взвода и исполняющего обязанности командира роты. Это та самая взаимозаменяемость в расчетах и экипажах, которой вскоре нам предстоит в войсках учить наших подчиненных.
   С легкой ностальгией я вспоминаю "покатушки", которые устраивал на сборах молодого пополнения во время нашей войсковой стажировки на третьем курсе в Кантемировской дивизии. Тогда мы с молодыми водителями БТР-ов просто прокатились из точки "А" в точку "Б". А потом собирали по всему Киевскому шоссе заглохшие бронетранспортеры, у которых закончилось горючее.
   Сейчас все по-взрослому. С боевым и походным охранением, с отработкой различных вводных, с ремонтом и эвакуацией "поврежденных" машин, отражением нападения воздушного противника и вражеских диверсионно-разведывательных групп, с защитой от оружия массового поражения и так далее. Занятие это внушает нам уверенность, что мы многому уже научились. И сможем успешно выполнять поставленные боевые задачи, когда придет наше время.
   А пока пришло время свадеб. Четвертый курс, последние полгода до выпуска. После возвращения с войсковой стажировки свадьбы у нас на курсе проходят почти каждую неделю. Кажется, еще совсем недавно Володя Черников с Людмилой подавали заявление в ЗАГС. Три месяца пролетели совершенно незаметно.
   Володя договорился с кем-то из командования, чтобы нас с Андреем Голубевым отпустили к нему на свадьбу. В пятницу 15-го февраля сразу же после занятий мы уезжаем с Андреем из училища. Приезжаем к ребятам. И сразу же выезжаем в Дворец бракосочетания. После росписи катаемся по Москве - ребята возлагают букет к Могиле Неизвестного Солдата в Александровском саду. Мы едем на Ленинские горы к МГУ. И зачем-то на Новодевичье кладбище.
   Удивительно, но после свадьбы Володи и Людмилы я снова научился улыбаться. А у моих однокурсников по нашему третьему батальону появилось новое развлечение -приглашать меня на свои свадьбы не просто гостем, а свидетелем. Возможно, моим товарищам нравилось то, что я придумывал для их свадеб интересную культурную программу. Или то, что я читал на свадьбах свои стихи. Или они просто считали, что мое присутствие на их свадьбе принесет им любовь и удачу. Наивные, любовь и удачу приносят только взаимное стремление к ним и огромный совместный труд. А не те или иные свидетели на свадьбе.
  

Глава 63. Полтора миллиона друзей и сто дней до выпуска

  
   Во время моего очередного приезда на занятия в "Правду" Сан Саныч передает мне журнал "Агитатор ЦК КПСС" с моим портретом на развороте обложки и моей большой статьей, посвященной нашему училищу, спортвзводу и нашим ребятам.
   Раньше никто еще не рисовал моих портретов. Тем более, акварельными красками. Но портрет у Михаила Емельяновича Кузнецова получился неплохой. Сан Саныч говорит, что я даже немного похож на себя. Шутит. На рисунке я слишком взрослый. Наверное, так я буду выглядеть немного позднее? Похоже, что, портрет сделан на вырост.
   Под портретом подпись: "В год сорокалетия Победы он получит офицерское звание и будет служить Родине там, куда позовёт его долг".
   Разумеется, буду служить, куда пошлют. А куда я денусь?!
   Для чего Сан Санычу понадобилось заморачиваться с этим портретом, мне не совсем понятно. Но одним из побочных эффектов этой публикации вскоре стало то, что теперь, помимо учебы в училище и ускоренных курсов юных "штирлицев" в "Правде", мне придётся регулярно давать интервью на различных радиостанциях (даже на "Пионерской Зорьке"), выступать на партсобраниях и встречах с трудовыми коллективами. А еще отвечать на десятки писем, которые почти ежедневно будут приходить мне со всего Советского Союза.
   Однажды я поинтересуюсь у Сан Саныча, зачем все же была нужна эта публикация в журнале?
   Сан Саныч удивится этому вопросу.
   - Я думал, ты и сам догадаешься.
   А потом протянет мне журнал, и попросит посмотреть его тираж.
   - 1 миллион 559 тысяч экземпляров, - прочитаю я на одной из последних страниц.
   - Это не простой и не очень публичный журнал. Он для своих. Но после этой публикации практически в каждом городе Советского Союза у тебя появятся друзья, которые всегда помогут тебе в трудную минуту. А если с этим журналом ты придешь в любой горком, обком или крайком партии, тебе там тоже обязательно помогут.
   10 марта наш взвод заступает в последний караул по училищу. На разводе мы идём строевым шагом от памятника Владимиру Ильичу Ленину до памятника Михаилу Илларионовичу Кутузову с барабаном и с метлой - такая традиция у нас в училище. Откуда она взялась, никто из нас не знает. Но это же не повод её не исполнять. Да, и дежурный по училищу относится к этому с пониманием. Многие из наших преподавателей и сами когда-то были курсантами нашего училища.
   По окончании караула мы узнаем, что вчера вечером умер Генеральный секретарь ЦК КПСС Константин Устинович Черненко. Не понятно, зачем избирать на такую должность людей в столь преклонном возрасте, на восьмом десятке лет? Ладно бы советником или консультантом, но руководитель страны все же, думается, должен быть немного помоложе. Не дело, что за последние три года мы хороним уже третьего Генерального секретаря. Для любой страны это слишком много.
   Утром 12-го марта нас переодевают в парадную форму, в готовности к выезду в оцепление. Но в последний момент наш выезд отменяют. Похоже, что в этот раз обойдутся без нас.
   14 марта началось формирование парадной коробки к 9 мая. Я снова на старом месте - в пятой шеренге, третьим. Рядом со своим командиром отделения и соседом по тумбочке Валерой Жуленко.
   Нас уже предупредили, что из-за XII Всемирного фестиваля молодёжи и студентов, который должен пройти в Москве этим летом, наш выпуск из училища состоится на месяц раньше, чем обычно - 22 июня. Видимо наше военное руководство посчитало, что для всех будет лучше, если к началу фестиваля мы успеем отгулять свои лейтенантские отпуска. И разъедемся по местам дальнейшего прохождения службы. А не будем приставать к девушкам-иностранкам, приехавшим в Москву, с разными неприличными предложениями. Ведь отказать, даже самому неприличному предложению выпускника Московского ВОКУ, любой девушке едва ли по силам. Поэтому у нас отменили зимний отпуск. И, естественно, немного уплотнили учебную программу. В результате, мы одновременно учимся и сдаем бесконечно длинную зимнюю сессию, плавно переходящую в летнюю.
   21 марта с утра наш взвод выезжает на тактическую подготовку в Ногинский учебный центр. Едем не как обычно, по Горьковскому шоссе, а по Щелковскому. У нашего ЗИЛ-131 неожиданно загорается колесо. Впервые такое вижу. Хорошо, что огнетушитель у водителя оказался заправленным. Останавливаемся на обочине, тушим колесо, ставим запаску. Приезжаем в Скобельцино. Тема занятия: "Рота в обороне". Кажется, мы проходили эту тему уже миллион раз. Стоим в строю, греемся на солнышке. Дурачимся. Хорошо, когда зима закончилась. И хорошо, что нас не заставляют бегать по тактическому полю. Правда, не совсем понятно, зачем ради такого элементарного занятия, нас нужно было вывозить в учебный центр.
   После обеда мы возвращаемся в Москву. Но сначала нам пришлось почти полчаса ждать машину. Видимо, водитель пытался ее немного подремонтировать в автопарке. Не успели мы залезть в кузов, а машина тронуться, как в нас влетел какой-то гражданский ЗИЛ-130.
   Задний борт нашей машины разлетается вдребезги. К счастью, никто из нас сильно не пострадал. Так отделались синяками и испугом. По логике вещей нужно вызывать ГАИ, но преподаватель и наш водитель что-то обсуждают с водителем влетевшей в нас машины. И расходятся миром.
   Мы едем в Москву. Как в песне поется, "на честном слове и на одном крыле". С серьезными сомнениями, что сможем добраться до столицы без приключений. Машина наша выглядит более чем живописно. Словно только что вышла из боя.
   На вечерней поверке, впервые за четыре года, над строем роты витает легкий запах спиртного. Такого раньше у нас никогда не было. Оказывается, сегодня остается ровно сто дней до нашего выпуска. Вот кто-то немного и расслабился. Благо, что ответственный офицер ничего не заметил.
   И нам, почему-то кажется, что, чем меньше времени остается до выпуска, тем больше препятствий возникает на нашем пути к лейтенантским погонам.
  

Глава 64. Парадная подготовка

  
   15-го апреля Володю Черникова увезли в госпиталь с аппендицитом. И на меня сразу же свалилась куча различных проблем и забот. Одно дело, когда нужно просто помогать Володе. Совсем иное, когда приходится всё делать самому. Благо, что в комитете комсомола у нас подобрались толковые ребята. Всё делают без понуканий и всячески мне помогают. Но без Володи все равно у нас полный завал.
   Нужно готовить очередное комсомольское собрание. Подбивать комсомольскую и партийную документацию - на днях приезжает проверка из округа.
   Много сил и времени занимают занятия в "Правде", на которые я регулярно выезжаю. В голове у меня уже какая-то "каша" от учебных занятий в училище, информации, которой меня грузят инструктора в "Правде", новых слов на фарси и необходимости готовиться к зачетам и экзаменам.
   Из Ногинского учебного центра пришли невеселые новости. При выполнении упражнения по метанию гранат, два бойца "словили" осколки от РГД-5. Но говорят, ничего страшного. А вот одного солдатика из батальона обеспечения учебного процесса зацепила боевая машина пехоты. У него дела похуже.
   Да, весна выдалась какая-то неспокойная. И это еще лишь её середина. Почему-то нам все это не очень нравится.
   С 7-го апреля начались выезды на парадную площадку. Парадная подготовка проходит у нас без особых проблем, ведь это уже наш третий парад на Красной площади. И мы чувствуем себя суперпрофессионалами. Мы - курсанты-кремлевцы! Лучшие из лучших. Поэтому нет ничего удивительного, что однажды нашу пятую шеренгу оставляют на полчаса дополнительных занятий, как худшую шеренгу в нашем парадном расчете. Хотя до этого мы регулярно получали торты, как лучшая шеренга. Похоже, где-то подцепили "звездную" болезнь, вот и остались в этот раз без сладкого.
   А на одной из ночных репетиций на Красной площади наша парадная коробка вообще прошла из рук вон плохо. Если не сказать большего. На подходе к Мавзолею пошла какая-то волна по нашей парадной коробке. За эту волну наши отцы-командиры накрутили нам хвосты по самое не хочу. Откуда она появилась, эта волна, непонятно?
   Стали разбираться. Оказалось, что за зиму в этом месте немного просела брусчатка. И точно такая же "волна" была у всех парадных расчетов, а не только у нашего. Естественно, ко Дню Победы отремонтировать Красную площадь уже не успеют. Что делать и на каких крыльях пролететь нам над этим местом, чтобы не пустить волну, никто не знает. Мы в легкой панике.
   И поэтому гоняют нас на ночных тренировках по Красной площади не как курсантов выпускного курса, а как помойных котов - от исходной у Исторического музея и до Лобного места. И снова - по кругу. Видимо, надеясь, что мы все же научимся летать. Вместо того чтобы просто отремонтировать этот участок на Красной площади. Но месяц назад умер Генсек ЦК КПСС Константин Устинович Черненко. А новому Генсеку Горбачеву и его команде сейчас, похоже, не до какой-то там брусчатки.
   В последнее время я стараюсь реже ездить домой. Уже несколько месяцев продолжается моя подготовка к командировке в Афганистан. Родители, похоже, о чем-то начинают догадываться. Обманывать их не хочется. А чтобы не обманывать, приходиться немного жульничать - говорить, что в увольнения на четвертом курсе отпускают редко и с учебой завал. На самом деле - это правда. И с увольнениями. И с тем, что одновременно заниматься учебой в училище и в "Правде", комсомольской и общественной работой у меня получается с большим трудом.
   Вечером 22 апреля наш взвод выезжает в Ногинский учебный центр на стрельбы. В учебном центре меня сразу же ставят дневальным по роте. Ночью, как обычно я пишу конспекты, подбиваю комсомольскую документацию и протоколы собраний. Очень хочется спасть, но за меня ведь мою работу никто не сделает.
   На занятиях по огневой подготовке нам приходится подменяться в суточном наряде друг с другом. От бессонницы уже качает. Стреляем "ковбойское" упражнение из автомата. И впервые за четыре года я отстреливаю его на "хорошо". Для нашего училища на этом упражнении "хорошо" - оценка недопустимая. Но мне сейчас главное - просто не уснуть на стрельбище. Занимаемся проверкой боя и приведением к нормальному бою автомата, выверкой прицела к РПГ-7. А меня все клонит в сон. Хотя весной, думается, в сон клонит абсолютно всех курсантов.
   25 апреля подъем в 5.45. Выезжаем на аэродром имени Фрунзе. Сегодня мы первые видим ветеранов Великой Отечественной, которые пойдут вместе с нами на параде. Им всем уже лет по шестьдесят. Кому-то чуть больше. Вроде бы и не очень много на самом деле. Но при их виде, почему, у многих из нас перехватывает горло от волнения.
   Наверное, потому что рядом с нами сейчас проходит История нашей страны, и люди-легенды. Со Знаменем Победы идет младший сержант Герой Советского Союза Мелитон Варламович Кантария, о котором мы совсем недавно читали в школьных учебниках. И вот на перерыве он стоит рядом с нами, разговаривает, шутит.
   26-го мы выезжаем на ночную тренировку. На Красную площадь. Всего два прохождения. И к полуночи мы возвращаемся в училище. Уставшие, но, словно на крыльях, потому что в эти дни у нас появился шанс не просто немного прикоснуться к Истории нашей страны, но и самим стать её маленькой частицей.
  

Глава 65. Профессиональная деформация и китайские друзья

   Ближе к выпуску из училища занятия в "Правде становится все интереснее. Понятно, что языковая практика продолжается, и со всеми вопросами я обращаюсь к своим инструкторам только на фарси (и я уже не так сильно похож, на глухонемого, пытающегося что-то узнать у слепого, как раньше - словарный запас у меня заметно вырос). Продолжаю выполнять упражнения для развития наблюдательности и памяти. Но теперь со мной проводят занятия по военно-медицинской подготовке (по словам Сан Саныча она мне вскоре пригодится) и другим предметам. Самое неожиданное - меня учат массажу. И почему-то учат очень серьезно. Гораздо серьезнее, чем меня учила Марина в Ленинграде.
   Запомнились занятия, которые проводил высокий статный мужчина лет сорока пяти. Он рассказывал о древнекитайских полководцах и мыслителях. Говорил, что их знания не устарели до сих пор. И еще не скоро устареют.
   Приводил в пример слова Сунь-цзы из его трактата "Искусство войны": "Самая лучшая война - разбить замыслы противника; на следующем месте - разбить его союзы; на следующем месте - разбить его войска. Никогда еще не бывало, чтобы война продолжалась долго, и это было бы выгодно государству. Война любит победу и не любит продолжительности".
   И объяснял, что его мысль о том, что первичной целью должно стать подчинение других государств без вступления в военный конфликт. Что невоенные средства борьбы с внешним противником Сунь-цзы ставил на первый план. И, что "затяжка" войны сулит гибельные последствия не только чисто в военном смысле (враг использует это время для подготовки новых рубежей обороны, обучения своей армии, пополнения запасов оружия и боевой техники), но и в финансо-вом, и в экономическом. А также в международных отношениях.
   А еще рассказывал о наставлениях Вэй Лао-Цзы:
   "Земля - это средство обеспечения населения; (укрепленные) города - это средство защитить землю; битва - это средство защитить города. Поэтому, тот, кто следит, чтобы люди пахали землю, не будет голодать; тот, кто следит за обороной земель, не окажется в опасности; тот, кто отдает все силы сражению, не будет окружен. Эти три были основной заботой правителей прошлого, и среди них военные дела были главной.
   Государство (настоящего) правителя обогащает народ, государство гегемона обогащает чиновников. Государство, которое лишь выживает, обогащает высоких чиновников, а государство, которое вот-вот погибнет, обогащает лишь свои склады и амбары. Это называется "верх полон, а низ протекает". Когда придет беда, спастись будет невозможно".
   По словам инструктора, Вэй Ляо-цзы настаивал, что "карательные меры нужны против злых прави-телей и их приспешников, а не против населения, за исключением, пожалуй, случаев, когда вооруженные взрослые мужчины яростно нападают на войско". Поэтому он проповедовал мысль о сохранении полей и садов, отказ от разграбле-ния городов и истребления населения, от порчи его домашней утвари. И следуя этому совету, китайские полководцы добивались быстрого умиротворения населения покоренной территории и тем самым уменьшали последствия потерь в случае противодействия населения победившей армии.
   И очень часто инструктор повторяет слова Конфуция о том, что "посылать на войну людей необученных - значит предавать их".
   Действительно это очень простые и очень правильные истины, которые люди знали более тысячи лет назад. Мне только непонятно, зачем он их рассказывают мне. Я же не полководец и не правитель государства. Однажды я не удержался и спросил об этом Сан Саныча.
   - Для общего развития, - улыбнувшись, ответил Сан Саныч. - Ты же помнишь, чтобы узнать больше, нужно...
   - ... знать больше других. Нужно стать интересным для тех, кто тебя интересует, - продолжаю я девиз легендарного советского разведчика Рихарда Зорге, который часто повторял мне Сан Саныч.
   А еще Сан Саныч рассказывает мне о таком понятии, как профессиональная деформация.
   - Это, когда военные приехавшее, к примеру, в Афганистан после нескольких засад или рейдов начинают забывать, зачем и для чего мы пришли в эту страну. Мы пришли в Афганистан не воевать, а помогать нашим соседям, строить вместе с ними лучшую жизнь, укреплять дружбу и сотрудничество. Поэтому тебя и учат сейчас медицине, чтобы ты мог оказывать помощь не только своим бойцам, но и местным жителям. Чтобы потом они вспоминали о тебе не только, как о хорошем воине, но и как о человеке, который спас их жизнь. А это важно, как о нас будут помнить. Даже, если мы оттуда уйдем. Да, и для агентурной работы это будет большим подспорьем. Никогда не забывай об этом! Ты теперь - государственный человек. И думать должен, не только, как офицер, но и как государственный человек. И действовать. Все ясно?
   - Ясно, - отвечаю я. Хотя очень смутно представляю, что такое Афганистан? И что мне предстоит там делать?
  

Глава 66. Парад Победы

  
   За полтора месяца до выпуска отношение к нам со стороны преподавателей заметно меняется. В их глазах мы уже не просто курсанты, а почти офицеры, их младшие товарищи. Поэтому на занятиях, вместо "товарищи курсанты", все чаще звучит шутливое "товарищи офицеры". Это приятно.
   4-го мая прошла генеральная репетиция парада на аэродроме Фрунзе. 7-го мая -ночная тренировка на Красной площади. Ночь с 8-го на 9-е мая оказалась беспокойной, как и любая другая ночь перед парадом. Вроде бы за плечами уже два парада, а волнуемся, как маленькие.
   Подъем в 5.30. Одеваемся, получаем оружие, завтракаем. В восемь часов утра мы уже на улице Татьяны Макаровой. Как обычно, три раза проходим по улице торжественным маршем для разминки. В 9.30 занимаем свое место на Красной площади. Сам парад проходит гораздо быстрее, чем парадная подготовка. Всего одно прохождение. Не зря ведь говорят, что тяжело в учении, легко в бою. В этот раз перед нами не было ни суворовцев, ни нахимовцев, как на ноябрьских парадах. Так что мы не боялись никого растоптать, прошли легко и спокойно. И даже, каким-то немыслимым образом пролетели над тем местом, где на Красной площади в эту зиму просела брусчатка.
   После прохождения сразу же загрузились в машины и поехали в училище. А на Красной площади тем временем продолжалось прохождение боевой техники и праздничные торжества. Нас это уже не касалось. В полдень мы были в училище, сдавали особо парадную форму и оружие.
   Все предыдущие дни в училище ходили тревожные слухи насчет увольнений. Новый начальник училища генерал-майор Сергеев, ссылаясь на требования боеготовности, практически с первого дня своего назначения на должность, приказал отпускать в увольнение не более трети курсантов из каждого подразделения. Да, боеготовность - дело нужное. Но когда в других училищах для старшекурсников - свободный выход, а мы до самого выпуска находимся на казарменном положении, то подобная "боеготовность" выглядит немного несправедливо. Тем более что после ноябрьских парадов, в которых мы участвовали, весь парадный расчет всегда отпускали в увольнение. Но, к счастью, и в этот раз Дмитрию Макаровичу Конопле удалось убедить начальника училища отпустить нас всех в увольнение.
  
  
   Дома отец отводит меня в сторону. И чтобы никто не слышал, задает провокационный вопрос.
   - Сколько времени нужно офицеру, чтобы расписаться в ЗАГСе?
   Я точно не знаю. Ребята подавали заявление примерно за три месяца до свадьбы. Но я что-то слышал о том, что офицерам, в экстренной ситуации, разрешено расписываться через три дня после подачи заявления.
   - Говорят, что три дня, - нехотя отвечаю я. Догадываясь, к чему клонит отец.
   - Сынок, я даю тебе четыре дня после выпуска, чтобы расписаться. А потом помогу тебе построить дом. Сделаю в нем все, что ты захочешь.
   Наш разговор случайно услышала мама.
   - Ты что, дед! Куда ты его торопишь? У него еще целая жизнь впереди. Успеет еще жениться.
   Отец в сердцах машет рукой.
   - Молчи, мать. Откуда ты знаешь? Может быть, ему отпущена очень короткая жизнь...
   Разговоры эти про женитьбу уже основательно достали. Почему-то отец уверен, что я обязательно попаду в Афганистан. И там погибну. Как погибли в годы Великой Отечественной войны оба моих деда. И он очень переживает, что после меня не останется наследника, продолжателя нашего рода.
  

Глава 67. Самое трудное в жизни разведчика

  
   В начале июня мы уехали в Ногинский учебный центр сдавать Государственные экзамены. Все четыре года учебы в училище я учился на отлично. У меня была только одна оценка "хорошо" на втором курсе по предмету "Технология металлов". Да, и то, потому, что этот предмет я знал немного лучше нашей новенькой преподавательницы, только что окончившей институт.
   Так что я иду на красный диплом, в котором допускается девять оценок "Хорошо". Но на государственных экзаменах я получаю отличные оценки только по Научному Коммунизму и тактической подготовке. А на огневой подготовке и эксплуатации машин - "хорошо". Для меня это большая неожиданность, предметы эти я знаю на отлично. Но в результате, неожиданно для всех, остаюсь без красного диплома. Для Фрунзенского стипендиата это стыдно.
   Много лет спустя Сан Саныч попросит у меня прощения. Скажет, что эти четверки - дело рук нашего Управления. Ведь красный диплом давал право выпускнику училища не только поступать в академию без экзаменов, но и выбирать место дальнейшей службы. И Управление решит не рисковать, чтобы я случайно не передумал ехать в Афганистан...
   - А в академию ты бы в любом случае экзамены сдал. Мы в этом не сомневались.
   Странно, когда я получил синий диплом, мне было обидно. А когда Сан Саныч рассказал мне, почему я его получил - уже совершенно безразлично. Столько уже за это время всего произошло...
   К моему большому сожалению, из-за занятий в "Правде" я не смог окончить курсы военных переводчиков. И, похоже, мои регулярные поездки в "Правду" окончательно переполнили чашу терпения моего ротного. Григорий Николаевич Белянин смотрит на меня, как на врага народа. Я его понимаю, кому понравится, когда на протяжении полугода твоего курсанта через сутки отправляют в увольнение для проведения какой-то непонятной липовой военно-шефской работы. И ничего тебе не объясняют. То, что от него скрывают истинную цель моих поездок, Григорий Николаевич прекрасно догадывается. Как догадывается и о том, что я в этой "секретности" не виноват. Но все равно он испытывает ко мне в последнее время некоторую неприязнь. Словно я в чем-то виноват.
   Тяжело переносить такое отношение к себе со стороны ротного. Он очень много хорошего сделал для меня за четыре года учебы. Мы все его безмерно уважаем, стараемся брать с Григория Николаевича пример. Но я ничего не могу с этим поделать. Остается только терпеть.
   Перед самым возвращением из ногинского учебного центра в Москву ко мне подходят ребята из моего спортвзвода. Говорят, что в последние полгода я не жил жизнью взвода, сильно от них отдалился. Поэтому они не хотят, чтобы я присутствовал в ресторане, где они будут отмечать наш выпуск. Кроме меня, в черный список неприглашенных попало еще несколько ребят с нашего взвода. Все это очень неожиданно для меня и очень больно. Ведь я был комсоргом нашего спортвзвода на втором курсе. Работая в комитете комсомола, всегда старался добыть лишние билеты в театр или приглашения на дискотеки в институты для нашего взвода. И всегда был уверен, что все ребята со взвода - мои лучшие друзья.
   Да, и отдалился я не по своей воле, а потому, что последние полгода проходил подготовку к командировке в Афганистан. Но я не могу им об этом рассказывать. Не могу рассказывать, что меня готовят к важной и очень серьезной работе. И что, на самом деле все они мне очень дороги и важны.
   Почему-то обидно, что они поставили мне в упрек мои послеобеденные поездки во время самоподготовки (я ведь не отдыхать ездил). Но ни словом не обмолвились о том, что во все наряды и караулы я хожу вместе с ними, участвую наравне со всеми по всех мероприятиях и хозяйственных работах. И на все учебные занятия тоже хожу вместе с ними. Просто моя самоподготовка к занятиям проходит не после обеда, как у них, а по ночам, когда они спят.
   Неприятности в последние дни сыплются на меня со всех сторон. Но самое страшное, что Володя Черников вдруг перестал со мной общаться. Кто-то ему что-то обо мне сказал, и он даже не пытается объяснить мне, что я такого натворил? Чем заслужил к себе такое отношение? На мои попытки разобраться, Володя уходит от ответа. И лишь перед самым выпуском он сказал, что последние полгода я не ездил ни в какие школы и не проводил там никакой военно-шефской работы. А все это время врал ему.
   Я никому не врал. Просто не все рассказывал. Потому что все рассказывать не имел права. Я полностью раздавлен. От меня отвернулись мои товарищи по взводу, от меня отвернулся мой лучший друг. И самое страшное, что я не могу им ничего рассказать и ничего объяснить. На душе пустота и боль.
   Как все глупо. Я поступил в военное училище, совершенно ничего не зная о военной службе. Согласился работать в военной разведке, зная о ней, только то, что видел в художественных фильмах и прочитал в книгах. Полагая, что самое тяжелое в жизни разведчика, это рейды и засады в тылу противника, разведка боем и захват "языков". А самое тяжелое, оказывается, это хранить секреты не от врагов, а от друзей, от своих родных и близких. Выслушивать от них упреки и не иметь возможности сказать им правду.
   19-го июня мы возвращаемся с государственных экзаменов. Комбат шесть раз останавливает нашу автоколонну. Ребята вывесили на одной из машин плакат с безобидной надписью "108-й выпуск". За этот плакат ребятам с третьего взвода нашей роты попало особо.
   По возвращении в Москву я звоню маме своего друга Гены Лёвкина - Валентине Ивановне. Нужно посоветоваться с ней, как и что мне сказать родителям по поводу места моей дальнейшей службы. Отец уже не раз спрашивал, куда я получил распределение? Говорю, что не знаю точно. В Киевский военный округ или в Южную группу войск. Узнаю об этом только после выпуска.
   Отец, на всякий случай, уточняет, Южная группа войск - это, случайно, не Афганистан? Отвечаю, что это Венгрия (почему я выбрал именно ЮГВ для алиби, мне совершенно не понятно - просто ляпнул, не подумав, а надо было сказать что-нибудь про Монголию или Среднеазиатский военный округ).
   Но когда на распределении я получу направление, открепительный талон к партбилету и прочие документы родители сразу же все узнают. И как все это скрыть, я не знаю. Валентина Ивановна в задумчивости.
   - Делай, что хочешь. Только маме на выпуске ничего не говори. Пусть хоть этот день будет для нее светлым. Наплакаться она еще успеет...
   Да, еще успеет. А что делать, я не знаю.
   Начальник училища решил провести выпускной бал, а уже после него выдавать нам офицерскую форму. Идея с балом кажется нам немного неуместной. К счастью, кто-то наверху отменил его распоряжение. Бал тоже отменили. И нам выдали офицерскую форму.
   В огромном бауле приходится везти её домой: две шинели - парадная и повседневная, три формы - парадная, повседневная и полевая, плащ-накидка, плащ, сапоги - хромовые и юфтевые, ботинки, сумка офицерская, фуражки, шапки, ремни, белье, рубашки и многое другое. Каждому из нас срочно нужен денщик или хотя бы носильщик. А лучше два. Одному перевезти все это богатство просто нереально. Но, оказывается, мы способны на гораздо большее, чем думаем. И потому с трудом, но я довожу все это богатство на такси до Ленинградского вокзала, затем на электричке до Клина. А от вокзала в Клину тащу этот баул на себе до дома. Смутно представляя, как после выпуска довезти все это до своего нового места службы. К счастью, ребята, уже отслужившие в Афганистане, вскоре подскажут мне, что на войне все это не пригодится. И с тех пор я буду кататься налегке. По всей планете и по жизни. А в моей офицерской форме будет щеголять мой отец, копая картошку на даче или занимаясь каким-нибудь делами по хозяйству.
   Всю ночь с 21-го на 22-е в роте творится что-то невообразимое. Ребята гладят парадную форму, слоняются по казарме без дела, болтают. Я героически пытаюсь уснуть, но у меня это не очень хорошо получается.
   22 июня после завтрака заместитель начальника училища полковник Конопля Дмитрий Макарович поздравляет нас с выпуском и зачитывает приказ Министра Обороны. Мы выезжаем на Красную площадь. На Золотом Километре из каждой машины с выпускниками вылетают горсти мелочи - это традиция. Именно из-за этой традиции километр от училища до МКАДа называется Золотым.
   Погода стоит отличная. Выпуск проходит без сучка и задоринки. С приветственным словом выступают Председатель Президиума Верховного Совета РСФСР Герой Социалистического труда Владимир Павлович Орлов, командующий Ордена Ленина Московского военного округа генерал армии Герой Советского Союза Пётр Георгиевич Лушев и начальник Московского ВОКУ генерал-майор Сергеев Юрий Михайлович. С ответным словом от имени выпускников училища произносит речь лейтенант Владимир Васильевич Черников. Наш Володя!
   Нам вручают дипломы и знаки выпускников высшего военного училища. После этого мы проходим через Мавзолей мимо саркофага с телом Владимира Ильича Ленина - почетного курсанта и командира нашего училища. Затем мимо кремлевской стены, читая на ходу известные нам с детства фамилии тех, кто в ней похоронен.
   Последнее прохождение торжественным маршем по Красной площади. После прохождения мы идем строем на возложение венков к Могиле Неизвестного Солдата. У Могилы опускаемся на одно колено - каждый незаметно кладет под это колено металлический рубль - это тоже традиция.
   И только после этого следует команда, которую мы ждали все четыре года:
   - Курсанты по машинам. Офицеры свободны.
   У Исторического музея я встречаю своих одноклассников Андрея Пименова и Юру Соколова. С родителями мы как-то разминулись. Искать их на Красной площади, наверное, нет смысла. И в глубине души, понимая: хорошо, что разминулись - не нужно ничего выдумывать. Я прощаюсь с одноклассниками и еду в училище.
   В отделе кадров получаю направление в Краснознаменный Туркестанский военный округ. В отпускном билете написано, что после окончания отпуска "тов. Карпов С.И. должен прибыть в управление кадров Краснознаменного Туркестанского военного округа, в город Ташкент". Но в открепительном талоне члена КПСС все гораздо конкретнее - встать на партучет в политотделе 40-й общевойсковой армии. Это Афганистан.
   Разумеется, показывать все это родителям никак нельзя. Поэтому, приехав домой, я несу им всякую ахинею. Говорю, что получил направление в Киевский военный округ. Почему в Киевский военный округ?! Хотя, какая разница - через месяц, когда окончится мой отпуск, придется снова что-то придумывать. Главное, чтобы отец не начал требовать мои документы.
   Отец уже догадывается, куда я скоро поеду. Просто он меня слишком хорошо знает. Наверное, поэтому не требует, чтобы я показал ему свои документы. Да, и маме уже все ясно - ей подсказывает это ее материнское сердце. Но они скрывают это друг от друга. Наивно полагая, что другим так будет легче.
   В отпуске я несколько раз встречаюсь с Сан Санычем. Получаю от него контакты и визитную карточку Юрия Рудченко, первого секретаря посольства СССР в ДРА для экстренной связи. И последние наставления. В отпуске объезжаю всех своих родных и близких. Они думают, что я просто приехал к ним в гости. На самом деле я приехал попрощаться. На всякий случай.
   А через месяц, по окончании отпуска, на красивом самолете я полечу в Ташкент. И мой портрет в журнале "Агитатор ЦК КПСС" окажет мне первую услугу - я прилечу не в незнакомый мне город, а в город, в котором меня будут ждать мои новые друзья, которые очень помогут мне в первое время. И будут помогать в дальнейшем.
   Так начинались мои первые шаги на древнем Шелковом пути. Сначала в Средней Азии, затем в Афганистане. И долгие годы работы в военной разведке.
  

Послесловие

   В штабе Туркестанского военного округа я получил направление в поселок Азадбаш, что располагался на окраине Чирчика. Пару месяцев проработал в оперативном отделе кадрированной дивизии. Затем почти целый год проходил переподготовку в 197 отдельном батальоне резерва офицерского состава. Месяц стажировался в должности начальника разведки танкового полка. Этот год стал своеобразным пятым курсом училища, когда я учился вождению боевой техники на горном танкодроме, совершенствовал свою огневую подготовку на горном стрельбище, занимался горной подготовкой, а главное - проходил акклиматизацию.
   И только после этого я оказался в Афганистане.
   А вскоре получил письмо от Володи Черникова. Володя написал, что он во всем разобрался, и моей вины в том, что я не рассказывал ему о своей подготовке к командировке в Афганистан, нет. Он попросил меня простить его за свою несдержанность. И за то, что он не разобрался в этом сразу.
   Это письмо стало для меня глотком свежего воздуха. Я не знаю, как и какого труда Володе стоило разобраться в причине моего вынужденного "молчания". Но то, что он не вычеркнул меня из своей жизни, как обычного постороннего человека, а во всем разобрался - было для меня очень важно.
   Уже в Афганистане я буду получать от Володи замечательные и очень теплые письма с фотографиями его новорожденной дочки, которую они с Людмилой назвали Сашей. С Володиными рассказами о его службе и жизни. Эти письма будут поддерживать меня в самые трудные минуты, дадут мне силы выжить, успешно выполнить поставленные передо мною задачи. И вернуться с войны домой.
   За 26 месяцев моей службы в Афганистане среди моих подчиненных не было не только погибших, но и раненых. Это то, чему нас учили в прославленном Московском ВОКУ - успешно выполнять поставленные боевые задачи без потерь. Все эти месяцы мне посчастливилось принимать участие в уникальной операции ГРУ по подготовке и организации вывода наших войск из Афганистана. Благодаря нашей работе очень многие наши ребята вернулись домой живыми.
   После возвращения из Афганистана мне довелось командовать в родном училище курсантским взводом, курсантской ротой. А затем преподавать в Московском инженерно-физическом институте. И это были лучшие годы в моей жизни.
  
   Александр Карцев, http://kartsev.eu
  
  
  
  
  
  

  
  
  
Оценка: 8.70*13  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023