ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Лосев Егор
Вчера была война

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 5.84*26  Ваша оценка:







День начался как обычно, еще один день, еще одной войны. В оффисе, расположенном в центре страны, о ней напоминало только бубнящее радио, перечисляющее названия городов, где объявлена воздушная тревога. Kто-нибудь из сотрудников переодически подходил к единственному подключенному к интернету компьютеру.
Кто-нибудь другой буднично спрашивал: Какой счет?
Тот что у компьютера так же буднично отвечал: - Двое в Нацерете... один в Нагарии... бои в Биндж-Беле... есть потери...
Эту дурацкую шутку про "счет" занес кто-то из консультантов, она означала количество погибших. Так и прижилась с первых дней войны.
"Потери" же, в переводе с "языка" новостей означало погибшие, родным которых пока не сообщили.

Потом позвонила двоюродная сестра. Рассказала, что улучшив момент между обстрелами она, наконец, вырвалась из Нагарии, и увезла в центр страны двух маленьких дочек, осатаневших от страха и нервного истощения.
К полудню заявился мой начальник - Йони, подозрительно довольный и загадочный.
Усевшись в кресло и врубив "Пинк Флойд", он радостно заявил:
- Сегодня поеду на север! - оценив мой ошарашенный вид, он выдержал паузу и наконец объяснился:
- Мы всей семьей скинулись, купили тысячу конфетных наборов для детей. После работы поеду раздам детям... в бомбоубежищах... - произнес он, словно собирался прогуляться через дорогу, в ближайший детский сад, а не на север Израиля, круглые сутки обстреливаемый Хизбаллой.
За стеной раздался громкий стук, это консультант по производству и планированию выражал свое несогласие с Пинк-Флойдом.
Йони вздохнул, укоризнено покосившись на стену, убавил мощности и крикнул:
- Что такого случилось, Хези!? Подумаешь, с утра немного музыки!
Хези промолчал.
- Как же ты один попрешься, после работы, ночью?- спросил я прикидывая, сколько времени у Йони возьмет смотаться на север и вернуться домой, в Иерусалим.
- Музыку погромче сделаю, колу куплю и все будет беседер*. - беззаботно отозвался Йони.
- Я поеду с тобой, - вдруг выдал я, удивив самого себя, - Вдвоем все ж веселей. Только у меня машина на стоянке у железнодорожной станции, потом туда подкинешь?
- Без проблем, только вот, что твоя жена скажет?
Это был серьезный вопрос. Я стукнул кулаком по столу:
- Какая разница, что она скажет, мужчина я!? Или где!?
Йони понимающе ухмыльнулся.
- Позвоню с дороги, поставлю ее перед фактом, - трусливо добавил я.
Йони качнулся в кресле, привычно поймал соскользнувшую с головы вязанную кипу и ловким движением вернул ее на место, защелкнув зажим.

*Беседер - в порядке(ивр.)

До конца рабочего дня мы старательно стучали по кнопкам клавиатуры, переругивались с консультантами. Радио, заглушаемое ревущими в Йонином лэптопе Каллексико, как мантру перечисляло подвергающиеся обстрелу города, имена жертв обстрелов и вчерашних боев.

В шесть часов Йони захлопнул крышку компьютера:
- Не передумал?
- Нет! - решительно ответил я.

Машина, набитая внушительными картонными ящиками стояла на подземной стоянке.
- Чтобы конфеты не растаяли!- пояснил Йони.
Мы сели, взревел мотор и "шевроле" бодро вылетел на улицу, сходу воткнувшись бесконечные пробки Гуш-Дана*.
- А куда мы вообще едем? - поинтересовался я.
- А хрен его знает, - бесшабашно заявил начальник, бросая мне на колени атлас, - Я водитель, - ты штурман.
Нормально, да? Сам и выбирай, где тебе больше нравится жизнью рисковать.

*Гуш Дан - центральный район Израиля.

В принципе вариантов было два:
Первый - ехать по побережью, тут все обстреливаемые города: Хайфа, Акко, Нагария.
Второй вариант рвануть по Шестому платному шоссе, потом свернуть в Вади Ара, оттуда продолжить в Нацерет, Цфат Рош Пину и так до Кирьят Шмоны.
В глубине души я все же надеялся, что конфеты закончаться до Кирьят Шмоны. Уж больно жуткое зрелище представлял этот окруженный кольцом горящих лесов город, обстреливаемый чаще других, по причине близости к границе.
Посовещавшись, мы выбрали первый вариант, то есть Хайфу. Йони зарание выписал телефоны муниципальных деятелей, которые могли нам помочь и принялся их обзванивать.
К тому времени, потолкавшись в пробках, мы вырвались на приморское шоссе. Я достал мобильник и позвонил жене.
Вообщем, обошлось без кровопролития. Когда я закончил, Йони скосил глаза:
- Ну как? Тяжелая артиллерия в ход пошла?
- Пока нет... - буркнул я, - твоя жена хоть телек не смотрит.
Йони не держал дома телевизора, его жена лишена удовольствия лицезреть на экране пылающие, разрушенные дома и носящиеся под сиреной "амбулансы". Ей, наверное, было легче.
Йони улыбнулся:
- Хабиби*, ей не до телевизора, попробуй-ка троих детей спать уложить.

* Хабиби - дружище (сленг)

До Натании шоссе выглядело загруженным, как в обычный будний день, но севернее дорога стремительно опустела. Когда слева замелькали огнями трубы хадерской электростанции, я насчитал впереди и сзади всего четыре машины. Когда показались огоньки разбросанного по холмам Зихрон Яакова, мы остались одни. В те дни до Зихрона хизбаллоны не доставали, но через несколько дней им это все же удалось.

Йони набрал номер на мобильнике, с кем-то переговорил. Потом бросил телефон на колени.
- Хайфу сейчас не обстреливают, в бомбоубежищах никто не сидит, так что поедем дальше на север.
Я задумчиво поерзал в кресле:
- А может мы организуем раздачу в каком-нибудь бомбоубежище? Детям придется спускаться к нам за конфетами, вот тебе и будут "дети в бомбоубежище"?
- Не смешно... - сообщил Йони и вдруг спохватился, - У меня для тебя есть шикарная музыка, русская!
Он поворошил груду дисков рассыпанных по всей машине, по панели, по полу, между сидениями, извлек один, критически осмотрел, обтер его об рубашку и сунул в приемник.
Лично я не осмелился бы назвать музыкой, загрохотавшую из динамиков какофонию. Под сумасшедший рок какой-то деятель дико орал на английском, изредка глуша музыку внятным русским матом, причем во всю эту абракадабру вплетались какие-то цыганские напевы.
Распугивая "шикарной русской музыкой" бродячих котов и чаек, мы влетели в притихшую, темную Хайфу. Город выглядел вымершим и мрачным, на улицах ни машин, ни людей.
- Ты бы сделал потише, "катюшу" не услышим! - проорал я, улучшив момент между матерными воплями певца.
- Свою ракету все равно не услышишь, а услышишь, не прыгать же из машины. - оптимистично ответил Йони, - и вообще, бывало и похуже.
- Похуже может и бывало, - возразил я, - ты только не забудь, что мы не в твоей "меркаве", а в "шевроле", да еще корейской сборки.
- Забудешь тут, как же, у этого драндулета маразм, он забывает переключать скорости. А все Дуду, жадюга, не мог взять в лисинг тачку поприличнее.
Дуду был совладельцем нашей фирмы, и по совместительству коммерческим директором.
Я представил себе, как он усаживается перед телевизором с чашкой кофе и видит в вечерних новостях Йонин шевроле с эмблемой нашей конторы на борту, виляющий между разрывами.
Картина обещала получиться достойной кисти Верещагина.

За окном тянулись ангары железнодорожного депо. Несколько дней назад ракета пробила крышу и разорвалась в ангаре, убив восемерых рабочих.
- Это и есть депо? - спросил Йони, приглушив наконец музыку.
- Угу, - подтвердил я.
Йони помолчал и вдруг спросил:
- А ты помнишь, как свистит эта хреновина?
Я помнил плохо. Мы с Йони одногодки и служили примерно в одно время, в середине девяностых. Он мехводом "меркавы", я связистом. В те годы север Израиля частенько обстреливали ракетами. Я вечно торчал в бункерах, а вот Йони нередко наблюдал, как перечеркивали ночь огоньки ракет несущиеся назад, в тыл и глухо рвались там, среди мерцающих огней Кирьят Шмоны или другого израильского поселения, в зависимости от того на каком участке стоял их батальон.
Йони снова поднял к глазам мобильник, выбрал номер и переговорил с кем-то. Потом покосился на меня:
- Мы едем в Акко, там недавно был обстрел, все сидят в укрытиях, как раз то, что надо.
У меня в ушах похоронным звоном проиграла заставка к новостям, которые я успел послушать перед выходом. Ну да, диктор говорил как раз про Акко. Трое погибших и несколько раненых различной степени тяжести, в результате ракетного обстрела. Я подумал было о том, что снаряд не попадает дважды в одно и то же место, но потом вспомнил, что в злополучное депо ракеты попадали три раза, с интервалом в несколько дней.
В конце концов я решил, что причин для беспокойства нет, от ракеты не убежишь и если уж случиться беда, то остается лишь постараться сдохнуть не хуже других.
- В Акко, так в Акко, - покорно отозвался я, вспомнив старую присказку гласящую: "кому суждено быть повешенным, тот не утонет".
Тем временем мы свернули на перекрестке Чекпост, пролетели через безжизненную промзону и въехали в Киръят Ям. На обочине синел огромный рекламный щит с надписью: "Город кайфует!". Чуть пониже пояснялось, что город кайфует из-за выгодных ссуд предоставляемых каким-то банком. Эта реклама, посреди темного, обезлюдевшего города, выглядела настолько ненастоящей, что мы оба захохотали.
На светофоре рядом тормознул пограничный джип. Мордатый магавник* в надвинутом на лоб берете окинул меня ленивым взглядом. Потом у него в машине захрипела рация, другой пограничник поднес микрофон к губам и что-то проговорил. Джип осветился мигалками, взвыл сиреной и вывернул против движения разворачиваясь.
Мы остались на перекрестке одни. Я открыл окно. Густое влажное марево летней ночи навалилось на меня. Снаружи царила зловещая тишина. Светофор сменился и Йони вдавил газ.

*магавник - пограничник от названия пограничной охраны МАГАВ.

Остались позади гиганские бетонные конструкции нефтеперегонных заводов. Именно их пытались нащупать террористы, пока, слава Богу, безуспешно.
Йони уже снова позвонил муниципальному деятелю и, включив динамик, слушал его указания.
Вскоре мы уже подъезжали к указанной в качестве ориентира недостроенной гостинице. За грязным лобовым стеколом виднелось море, белели в темноте бастионы крепости крестоносцев. Совсем по мирному качались на волнах яхты, укрытые молом.
- Езжайте до упора, потом налево, - хрипел голос в динамике, - на круге направо. Видите ворота?
Мы вкатились в распахнутые ворота и остановились паралельно древнему грузовику.

Я вылез и потянулся разминая кости. Со всех сторон нас окружали складские помещения, судя по архитектуре построенные во времена британского мандата. За сдвинутой дверью одного из складов виднелись какие-то штабеля.
Тишина вокруг казалась еще более гнетущей и недоброй, чем раньше. При этом о войне не напоминало ничего: громко тарахтели цикады, на рампе невозмутимо умывалась кошка, усыпанное звездами небо безучастно перемигивалось звездами.
- Ну, как доехали? - на рампе появился коренастый мужчина в белой рубашке. Он подошел к краю и неожиданно легко спрыгнул вниз, тряхнув гривой седых волос.
- Меня зовут Давид, - он протянул квадратную шершавую ладонь, - я городской архитектор.
Мы тоже представились.
- Спасибо, что приехали помочь, нам это сейчас очень нужно.
- Не за что, - пробормотал Йони, сразу беря быка за рога, - нам бы... это... детей, в бомбоубежищах... .
- Будут тебе дети, и убежища будут, не торопись. Мы сейчас поедем раздавать матрацы и вентиляторы, вы можете поехать за нами. Вон моя машина, - он ткнул рукой в белеющий у стены склада тендер, - сложите в нее ваши коробки. Архитектор, повернулся и зашагал обратно внутрь склада.
Йони подогнал "шевроле" к тендеру, мы перегрузили коробки.
В кузове грузовика что-то громыхало, шуршало и мы подошли поближе.
Архитектор с каким-то пожилым мужиком, пыхтя о отдуваясь, закидывали в кузов зеленые армейские матрацы, которыми оказался набит склад.
Обоим, и архитектору и его помошнику по возрасту явно перевалило за шестьдесят, оба они тяжело дышали, перетаскивая в кузов тюфяки.
Мы не сговариваясь взялись за работу. Я вскарабкался в кузов, а Йони подавал матрацы снизу. Стариков мы выставил наружу отдыхать.
Кузов был ржавый, матрацы грязные и вонючие, так что работа особого удовольствия не доставляла. Несколько матрацев пришлось отложить - их объели крысы.
- Скажи мне кто-то утром, что в девять вечера я буду грузить вонючие тюфяки, в Акко, я бы долго смеялся. - отдуваясь прохрипел я в темный лабиринт склада, где копошился Йони.
- Ну и что, кто-то ведь должен это делать, чем ты хуже этих стариков?
Я только усмехнулся. В этом был весь Йони. "Кто-то же должен, почему не ты? Или не я?"
Первый раз я услышал это в офисе, когда Йони объявил обоим нашим начальникам о том, своем призыве на сборы - трехнедельные учения в Негеве.
- Ты естественно отмажешься, - даже не спросил, а утвердительно произнес Дуду.
- А как же она? - спокойно, но очень серьезно вопросил Йони, поднимая на них черные наивно-детские глаза.
- Кто она? - хором спросили Дуду и Рами(наш второй босс).
- Ну Родина, - пояснил Йони, - кто-то же должен ее защищать, почему не я?
Боссы многозначительно переглянулись, Рами открыл было рот, но Дуду пнул его ногой под столом и осторожно спросил:
- А ты уверен, у тебя ведь... это... семья, дети... ?
Йони молча кивнул, и столько в этом кивке ощущалось непоколебимой уверености, что начальники отстали.
(Через пол года начальники потребовали, чтобы Йони отмазался от очередных сборов. Он послал нашу контору подальше и уволился.)

Наконец мы набили кузов до отказа. Помошник архитектора полез в кабину грузовика. Мы подошли к тендеру. Я сел рядом с водителем, а Йони примостился на заваленном коробками заднем сидении. Кроме наших наборов в тендере лежали штук пятнадцать вентиляторов.

Живительная струя кондиционера выдавливала из кабины густой влажный воздух.
Давид вытащил телефон и ткнул пальцем в кнопки:
- Мы выезжаем. - сказал он кому-то.
Древний "мак" скрипя ржавым кузовом выкатился из ворот, тендер архитектора пристроился в хвосте. Мы петляли по безлюдным улицам, фонари почти нигде не горели. На одном из перекрестков нас нагнала машина муниципального патруля. Давид открыл окно, помахал им и машина мигая желтым маячком двинула следом.
"Мак" завернул в тупик, окруженный со всех сторон четырехэтажными амидаровскими домами. Свет горел всего в нескольких окнах.
- Тут район такой... - сообщил Давид, - ... не благополучный, а за время войны они вообще озверели.
Архитектор вылез и ушел в ближайший дом. Вскоре он вернулся с женщиной, смешно шаркающей по асфальту огромными плюшевыми тапками, пошитыми в виде зайцев.
- Да мне штук двадцать нужно! - возмущалась женщина, - Ты сам загляни, там же дети!
- Охренела, - Давид помахал рукой у виска, - откуда я тебе возьму двадцать. Получишь два, я тебе на фабрика матрацная. Позови кого-нибудь, чтоб помогли!
Архитектор подошел ко мне и поросил:
- Залезь, пожалуйста, наверх. Скинь ей два матраца.
Откуда-то уже возникла пара пацанов лет десяти, с интересом уставившаяся на грузовик.
Женщина в тапках ообернулась и вдруг хриплым басом проревела:
- Мооошшшииикооо, бо*!!!!!!!!
Архитектор поморщился:
- Потише ты, твои вопли в Бейруте слышно!
- Ну и хорошо, - сварливо откликнулась женщина, - может Насралла, мать его, испугается и сдохнет!
На ее вопль из подъезда шаркая шлепанцами вышли два нереально огромных, бритых наголо амбала, в линялых лопающихся на могучих грудях майках.
- Чо мамуля? - вопросил старший.
- Через плечо! - огрызнулась "мамуля", - матрацы вон, возьмите.
Я забрался в кузов и скинул им два матраца.

*Бо - иди (ивр.)

Тем временем Йони ковырялся со своей коробкой, пытаясь вскрыть ее "универсальным инструментом", зажимом для кипы. Получалось плохо. Я бросил ему перочинный нож.
Поковырявшись Йони распечатал коробоку и сунул пацанам по пакету с конфетами. За их спинами, словно из воздуха, соткались еще трое загорелых тощих подростков.
- А у меня сестра дома, - тут же соврал один, - можно мне два?
Йони сунул ему два пакета. Амбалы шаркая подошли и хмуро уставились на Йони.
- Ты кто? - поинтересовался страший.
- Мы добровольцы, подарки детям вот привезли.
- А дети, до какого возраста считаются? - серьезно спросил младший.
Йони вручил им два пакета и хлопнул младшего по плечу. Лицах амбалов засветились непоредственными детскими улыбками. Они подхватили свои матрасы у зашаркали в подъезд.

Балансировать на зыбких матрасах, держась за ржавый борт мне не хотелость, и я полез вниз. Давид уже с кем-то переругивался, размахивая бумагами, пытался разглядеть что-то в свете фар грузовика. Народу постепенно прибывало. Йони, как заведенный, раздавал пакеты.
Помошник Давида выдал высокому очкарику вентилятор, и вдруг я понял, что грузовик окружает самая настоящая толпа, какие-то люди заглядывали нам в глаза, спрашивали когда начнется эвакуация, что мы раздаем. Мелькали перед глазами лица русских, кавказцев, арабов, эфиопов, мароканцев, иракцев. В какой-то момент толпа набрала невидимую критическую массу.
На Йони со всех сторон напирали дети и подростки. Я протолкался к нему, оттеснил к грузовику, что бы не напрыгивали со спины.
- Сволочи!! - заверещал в толпе женский голос, - Бросили нас тут, за что мы только налоги платим!
Густой голос архитектора, тут же перекрыл визг:
- Кто здесь налоги платит?! Покажите мне героя, кто здесь платит все налоги без скидок! Ну!!!
Район этот, по всему, был нищий и налоги тут мало кто платил полностью.
Видимо реплика о налогах разозлила народ еще больше, раздавались выкрики на всех языках: на иврите, на русском, на арабском, на амхарском.
Архитектора толкнули в грудь, он возмущенно закричал.
- Зина!!! - рявкнули под ухом, - Быстро сюда!!! Занимай очередь!!!
... мы тут! ... дети в бомбоубежищах с ума сходят!
Народ зверел на глазах, нас притиснули к грузовику, где-то надрывался сорванным голосом архитектор.
... жарко!... гады... драпанули... разворовали все...!
Пакеты у Йони уже не брали, а зло выдирали, разрывая картон. К коробке тянулись десятки рук, хватая нас за одежду, что-то требуя. Йони смотрел на них с растеряной улыбкой. Его толкали, орали в лицо.
Какой-то парень подскочил ко мне схватив за ворот рубашки, я вырвался, заломил ему руку, парень упал вниз под ноги.
"Вот они, кранты!" мелькнуло в голове, "И никаких ракет не надо!"
- Под грузовик!!! Быстро!!! - заорал я хватая Йони за плечо. Но тут, совсем рядом взвыла полицейская сирена, двор заполыхал голубыми отблесками мигалок.
- Р-р-разайтись!!! - рявкнул усиленный матюгальником голос, по-русски раскатывая "р".
Толпа настороженно притихла, отхлынув назад. К грузовику пробивались двое полицейских. Третий насторженно следил за ними от патрульного джипа.
Взмокший, красный как помидор, архитектор благодарно пожал руку одному из полицейских.
Я протолкался через толпу и отошел в сторону, подальше от толчеи. Под столбами ближайшего дома сидели на стульях пенсионеры.
- Молодой человек, - спросил один, - вы по-русски не говорите?
- Говорю...
- Вы не знаете что там происходит?
- Муниципалитет матрацы раздает и вентиляторы.
- Вентилятор, это хорошо, - вздохнул старик, - да разве пробьешься...
Я шагнул мимо них в темный подъезд, где тусклым квадратом светился вход в подвал. Спустившись по ступенькам, шагнул внутрь, мимо распахнутой стальной двери и ужаснулся.
В узкое помещение с грубо побеленными бетонными стенами набилось человек тридцать. Они сидели на расставленных вдоль стен стульях и диванах, освещенные тусклым светом двух лампочек. Единственный вентилятор шумно месил тяжелый, смрадный воздух.
На застеленном одеялами полу возились дети, бубнил в углу телевизор, показывая картинки людей, погибших вчера и сегодня.

Секундный флешбэк вернул меня в зиму девяностого первого года, в такое же бомбоубежище, где мы, с замиранием сердца ждали, когда же ухнет глубокий, сотрясающий дом до фундамента, разрыв очередного иракского "cкада".

Люди синхронно повернулись и посмотрели на меня. Десятки глаз, полных испуга, отчаяния, истерики. В их взглядах была такая сила, что я невольно попятился наружу, понимая, что если Йонины конфеты и нужны, то именно здесь, этим людями, а не беснующийся снаружи толпе.
Я выбежал на улицу, вытащил начальника из толпы и рассказал ему о том, что видел.
Схватив две коробки, мы рванули в убежище.
Йони объявил, что мы добровольцы, что приехали из центра, помочь чем можем.
Надо было видеть, как у людей теплели взгляды, как на мгновенье исчезал в их глазах испуг и истерика.
Но потом... потом, когда мы шли к двери, я оглянулся и осознал: мы отвлекли их лишь на мгновенье, сейчас мы уйдем, уедем в безопасное место, спокойно ляжем спать, а они остануться. И снова будут наедине со своими страхами торчать в этих грязных, бетонных мешках, среды духоты и вони, прислушиваясь к грохоту разрывов на улице.
Мы спустились в убежище в доме рядом, потом в другое, в третье... Везде мы встречали одно и тоже. Множество стариков, детей, инвалидов, представителей самых разных общин: коренных израильтян, арабов, русских, эфиопов.
Те кто мог давно эвакуировались, остались те, у кого не было возможности, кому некуда было уезжать.
Мы обошли все убежища в квартале и вернулись к грузовику. Толпа почти разошлась. Полиция уехала, осталась только машина муниципального патруля.
Архитектор приперался со сгорбленным стариком, стоя у своего тендера. Увидев нас он замахал рукой и крикнул:
- Не уходите, скоро поедем дальше.
Мы обессилено упали на сидения.
- Чувствую себя, как в стране третьего мира, - пробормотал я.
- По моему, как минимум восьмого. - обессилено выдохнул Йони.
Давид грузно осел на водительское сиденье, по его рубашке расплылись большие мокрые пятна, аккуратная прическа растрепалась.
- Такой райончик, - пояснил он, врубая кондиционр на полную мощность, - Трущобы. В других районах по другому.
Грузовик медленно развернулся, Давид тронул тендер следом.
Через пару минут мы остановились у общественного бомбоубежища, окруженного вполне приличными четырехэтажными домами с одной стороны и частными домиками с другой. Чувствовалось, что этот район гораздо благополучнее. Аккуратные газоны, детская площадка.
У входа в бомбоубежище сидели на траве и на стульях люди. Какая-то женщина выкрикивала что-то в истерике, вырывалась. Ей тыкали бутылку с водой, успокаивали, но она снова и снова рвалась, кричала.
Навстречу нам поднялся со стула хрупкий лысый старичок с газетой в руке.
- Здравствуй, мар* Сташевский! - Архитектор нежно потрепал старичка по плечу, - Как у вас тут?
- Да, ничего, - бодро отозвался старичок, - бывало и похуже... .
- В семьдесят третьем, например?
- Например... - послушно согласился старичок.
- Скорую уже вызвали? - поинтересовался Давид, кивнув в сторону кучки людей успокаивающих женщину.
- Вызвали. У нас тут вообще-то все в норме, но пяток матрацов не лишне будет.
Архитектор повернулся ко мне:
- Скинь пожалуйста. - я полез в кузов, который, как оказалось, опустел наполовину.
- Эй, помогите ему.- попросил Сташевский. Видимо он пользовался здесь авторитетом. Трое мужчин сразу же поднялись со стульев и подошли. Я скинул им матарцы и слез. Йони уже вытащил из машины коробку и мы затопали вниз по ступенькам, сопровождаемые старичком и Давидом. На ярко освещенной лестнице я заметил вытатуированный на руке Сташевского лагерный номер и мне подумалось, что в его жизни бывало настолько "похуже", что нам и в кошмарном сне не приснится.

*Мар - господин(ивр.)

Это бомбоубежище построили всего лет десять назад, оно было большим и ярко освещенным, работала вытяжка и царило здесь какое-то подобие спокойствия и основательности. Зал убежища был разгорожен стеной, за которой свет был притушен, там, на полу и на складных кроватях спали. В другой комнате, с группой детей, которым видимо не спалось, играл в лото пожилой мужчина.
- Видите, - обвел руками Сташевский, - у нас здесь полный порядок. Только некоторым спать негде.
Мы раздали детям конфеты, потом Йони ушел за стенку положил по пакету рядом с каждым спящим.
Наверху уже перемигивался мигалками амбуланс. Женщина, поддерживаемая санитарами, все еще вскрикивала, содрагаясь от рыданий.
Мы сели в тендер. Архитектор хмуро покосился в сторону "амбуланса" и повернул ключ в замке зажигания.
Ехали молча. На этот раз я трясся на заднем сидении, облокотившись на три последних "конфетных" ящика.
Давид опустил окно, закурил и выдохнул дым:
- Правительство ни хрена не делает, одни добровольцы вроде вас помогают.
- Чего ж ты хотел? - грустно ухмыльнулся Йони и добавил свою любимую присказку, - Хотели "Вперед", получили под зад.*
*(Игра слов: название правящей партии "Кадима" переводится как "вперед".)
- Я за Кадиму не голосовал, - буркнул архитектор, - я вообще на эти ублюдочные выборы не ходил. Да хрен с ними с выборами, лишь бы у наших уродов выдержки хватило дело до конца довести, мы-то потерпим сколько надо. Ведь жить так больше не возможно. У меня сестра в Шломи, они там в последний год от бомбоубежищ отходить бояться.
О происходящем до войны на северной границе мы и сами знали не понаслышке. Йони рассказывал, как прошлом ноябре, в их танк, стоявший в опорном пункте, влепили ракету. Причем эти кадры засняли журналисты и потом крутили по всем каналам.
Да и я на всю жизнь запомнил сборы, года за три до войны. Тогда снайпер боевиков с той стороны границы застрелил двоих наших связистов чинивших антенну.
Но Давида понесло:
- Шесть лет, как мы из Ливана ушли, шесть лет они по нам стреляют через границу, убивают солдат, гражданских... А наши заладили одно: не провоцировать... не провоциорвать, не давать повода... . Ну дык хизбаллоны сами этот повод и взяли. Сколько раз они пытались солдат похитить, сколько?
- Кажется четыре. - встрял я с заднего сидения.
- Вот, а сколько было просто нападений, террактов? И ни черта эти наши придурки не делали! Все одно... не провоцировать, тьфу.
Давид сплюнул в окно.
Йони молчал, я тоже помалкивал. Часы на приборной панели показывали пол первого ночи.
- Сейчас поедем в тот район, где сегодня погибли люди.
Убедившись, что грузовик следует за нами, Давид свернул, потом еще и медленно выкатился на улицу, застроенную по обе стороны белыми трехэтажными домами, даже редкие фонари на этой улице горели, освещая все дрожащим желтаватым светом. Асфальт впереди сверкал и переливался блесками. Когда мы подъехали, я понял почему. Сверкали осколки выбитых автомобильных стекол. Давид проехал еще немного и встал. Мы с Йони вышли осматриваясь вокруг.
Улицу накрыл залп ракет. Это напоминало кадры какого-то фильма: в полной тишине стояли красивые белые дома, но стекла были выбиты а кое-где чернели закопчеными краями проломы прямых попаданий. Стены были испещрены сотнями отметин.
У каждого дома сидел на стуле охранник, нанятый мэрией, следить, чтоб не растащили имущество. Со столбов и деревьев свисали полосы полицейской ленты. На асфальте чернела воронка. Буквально все было покрыто маленькими круглыми дырочками.
Об этом часто говорили в СМИ, но одного дело слышать, а совсем другое увидеть своими глазами. Боевики Хизбаллы усовершенствовали ракеты, заполнив БЧ сотнями стальных шариков. Они давали огромный разлет осколков и невероятную кучность. Шарики и сейчас катались под ногами.
Продырявленно было все вокруг: машины, дорожные знаки, заборы. За дырявым ограждением детской площадки, покачавались дырявые, как решето, качели, карусели, даже стенки песочницы оказались пробитыми насквозь.
Истекали смолой деревья покрытые десятками круглых, похожих на пулевые раны, выщербин.
Странное это было ощущение, стоять под черным давящим небом, на улице, на которой сегодня днем нашли свою смерть три человека... . Сюрреалистические дырки покрывавшие любой предмет добавляли свой вклад в отрыв от реальности.
- Ну как? - поинтересовался архитектор, разорвав напряженную тишину.
Йони только покачал головой.

Бомбоубежище находилось позади детской площадки. Мы потопали туда, хрустя битым стеклом и осколками. Где-то в подсознании вдруг запел Бутусов. "Посмотри как блестят брильянтовые дороги, смотри какие следы оставляют на них боги..."
Давид, объехав вокруг, подогнал ко входу тендер.
В этом убежище безнадежно воцарилось отчаяние. Оно проглядывало во взглядах людей сидевших у двери, в позах спящих на полу.
Судя по району, люди тут собрались выше среднего достатка. Никакие матрасы или вентиляторы им не требовались, а на жалкие попытки приободрить, нас просто послали по дальше, проводив вслед матерком.
Архитектор филосовски пожал плечами и махнул напарнику - разворачиваться.

Следующее убежище нас доканало. То ли по близости находился какой-то пансион, то ли дом престарелых, но здесь скопилось человек двадцать пять стариков-пенсионеров. Почти никто из них не спал, они сидели на улице у стен бомбоубежища и смотрели на нас полными страха и отчаяния глазами. Внизу, в страшной духоте, спали на раскладушках две старухи.
Тут сомлел даже архитектор. Мы живо перетаскали вниз оставшиеся вентиляторы и матрасы. Йони оставил здесь содержимое последней своей коробки.
Старики молча провожали нас слезящимися глазами. Давид пообещал утром прислать социальную работницу разбираться.
Окончательно вымотанные физически, и еще больше морально, мы вернулись к складу откуда начинали разъезд.
Давид отпустил помошника. Мы уже хотели распрощаться, но архитектор настоял, на том, что бы мы поехали за его тендером.
Через несколько кварталов Давид остановился у огромного, уродливого здания, сложенного из серых бетонных блоков. Больше всего этот образчик израильской архитектуры восьмидесятых напоминал оборонный объект, но это оказалось здание мэрии.
Пройдя через пустынный холл, мы поднялись на второй этаж в длиный коридор.
Часы показывали почти два часа ночи, но здесь слышались голоса людей, хрипели рации, где то стрекотал, выплевывая листы, принтер.
Давид, пройдя по коридору, завернул в распахнутые двухстворчатые двери. На диване, рядом с заваленным бумагами столом, высилась гора керамических бронежилетов.
- Подождите, - попросил архитектор и шагнул в соседнюю комнату.
Раздались голоса. Потом отчеливо простучали женские каблучки.
Вскоре Давид вернулся и позвал нас.
В комнате стояла, прислонившись к столу, девушка с усталым лицом, она улыбнулась нам показав жестом:
- Мэр ждет вас...
Давид толкнул дверь и мы вошли.
Навстречу нам из-за стола поднялся высокий, худой мужчина лет сорока. Давид представил нас и вкратце рассказал о поездке.
Мэр пожал каждому руку и поблагодарил, а потом порывшись в ящике, извлек два маленьких вымпела с гербом города Акко и вручил нам.
Мы еще раз пожали ему руку и вышли.
- Ну вот, теперь и попрощаться можно, - произнес Давид, - спасибо вам мужики! За все спасибо! Будете в Акко, мой дом для вас всегда открыт.
Он вытащил из встроенного в стену холодильника две бутылки минералки и протянул нам:
- Чтоб не уснули по дороге.
Мы распрощались с архитектором и с трудом переставляя ноги от усталости побрели к машине.
Вскоре "шевроле" уже мчался на юг. Разговаривать не хотелось. Слушать музыку тоже.
За окном море катило темные валы, увенчанные барашками пены.
Я откинулся на сидении. Йони пошарил в бардачке и извлек заначку - банку теплой кока-колы. Открыл ее, глотнул и вставил в держатель. Я покосился на него:
- Как ты пьешь эту теплую гадость?
- Нормально, - отозвался мой начальник, - авось взбодрит немного.... - и добавил, - Тебе не показалось, что мэр похож на змею, скользкую и холодную, и рука у него была такая же влажная и вялая?
Я пробормотал что-то об обманчивом внешним виде. Йони, в ответ, критически хмыкнул.
За окном уже пролетали темные дома нижней Хайфы, протянулся справа ярко освещенный порт, а слева музей военно морского флота, за забором которого чернела рубка подводной лодки Даккар. Наконец мы выбрались на приморское шоссе и Йони вдавил газ.
На подъезде к Атлиту запиликал мобильник. Йони бросил взгляд на экран:
- Мы попали..., это Шалом...
Шалом тоже работал програмистом в нашей фирме. В начале войны его призвали на сборы в армейский раввинат, где он занимался опознанием трупов. Насмотревшись за неделю на то, во что превращают человека современные виды оружия и пообщавшись с родственниками погибших, Шалом перестал спать по ночам. Когда прихидилось совсем туго он звонил тем, кто неосмотрительно забыл выключить на ночь мобильник.
Вот и сегодня его колбасило. Йони описал ему нашу поездку. В ответ Шалом рассказал о том, как сегодня ему пришлось выскребать из БТРа останки экипажа.
Это оказалось выше моих сил, я закрыл глаза и почти сразу отключился. Проспал до самой железнодорожной станции.
Йони высадил меня у машины, развернулся и двинул в сторону шоссе, ему предстояло добираться домой в Иерусалим.
Облокотившись на капот, я уставился в небо. Здесь оно казалось совсем другим, спокойным и мирным. Звезды невозмутимо изучали наш неугомонный мир. На востоке краешек небосвода незаметно менял цвет с черного на фиолетовый. Зарождался восход, а вместе с ним зарождался еще один день, еще одной войны.









Оценка: 5.84*26  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023