Дмитрий знал, куда приведет их ущелье, он видел эту картину в книге Робертса, в библиотеке, на горе Скопус, много раз он представлял в мыслях этот момент, но все равно оказался не готов.
Когда Двир дошел до поворота красно-багровых стен, он вдруг застыл, как вкопанный, уставившись куда-то вперед. Руки его спокойно лежали на оружии, и Дмитрий понял, это не опасность. Он приблизился и сам замер, пораженный величественным зрелищем.
В высокой, узкой, образованной стенами щели открывался вид на фасад прекрасного дворца. Вырубленное из розового камня, купавшееся в солнечном свете, здание казалось призрачным миражем. Колоннады, портики, статуи, дрожащие в нагретом утреннем воздухе, выглядели настолько сказочно, что Дмитрий потер глаза. Но изумительное, не постижимое умом видение, будто парящее в воздухе, не исчезло.
Он подтолкнул товарища плечом:
- Пошли?
Двир закрыл рот, сглотнул и забористо выругался.
- Оно не настоящее, это мираж...
Медленно, словно заходя в холодную воду, они вышли из узкой скальной теснины на свет.
Изумительное здание Эль-Хизне - Сокровищницы фараонов предстало перед ними во всей своей красе.
Двир вскинул фотоаппарат и припал к глазку, в поисках лучшего ракурса.
"Прошли годы после Буркхарда, прежде чем еще кто-то из европейцев смог попасть в Красный город. В 1828 году, в Петру пробрались два молодых француза - Леон де Лаборд и Луи Линан. Они воспользовались вспыхнувшей среди бедуинов эпидемией. В тридцатые годы того же столетия их отчеты и зарисовки были изданы в Европе, принеся им известность.
Следующим гостем набатейской столицы оказался шотландский художник Дэйвид Робертс. Он появился в Петре в 1839 году вооружившись новейшим достижением техники того времени: камерой-люцидой. Гравюры и эскизы, привезенные Робертсом из путешествия по Ближнему Востоку, принесли ему европейскую славу и популярность, он стал известнейшим художником викторианской эпохи. В те годы фотографии еще не существовало, Так что рисунки были единственным способом показать, как выглядят далекие страны."
Оставив товарища возиться с фотоаппаратом, Дмитрий шагнул в гулкий полумрак мавзолея. В темных внутренних помещениях было пустынно. Сквозняк катал под узорными сводами пучки верблюжьей колючки.
"Интересно, - размышлял Дмитрий. - Что было в этих комнатах? Могила Набатейского царя, сокровищница фараона, резиденция римского наместника?"
Он вышел обратно на солнечный свет, угодив прямо в объятия Двира. Тот сунул ему в руки камеру и затараторил:
- Сюда смотришь, наведи, так, чтоб я и эта хреновина попали в рамку. Сюда жмешь, потом здесь крутишь, наводишь и снова жмешь. Усек?
- Усек, - усмехнулся Дмитрий, - наводить и жать меня научили, рука не дрогнет.
Первый раз все вышло чин чинарем, навел, нажал. Удивился отсутствию привычной отдачи. Это ж камера, чудило, мелькнула запоздалая мысль.
Он перемотал пленку вскинул камеру, но в последнюю секунду из каменной щели прилетел заливистый женский смех и рука дернулась.
Потом он долго разглядывал эту карточку, не резкую, но запечатлевшую всю стремительную динамику момента: удивление и настороженность на лице Двира, руки тянувшие к плечу "узи", смазанный прекрасный фасад на заднем плане.
- Куд-да, я тембель! - Он рванул ломанувшегося было под свод Двира, - За мной!
Возможное укрытие, узкую квадратную дыру в скале напротив, он присмотрел сразу, как только смог оторвать взгляд от завораживающего фасада.
Дмитрий ящерицей юркнул в спасительную черноту, бережно придержав фотоаппарат.
Пол пещеры оказался метра на полтора ниже уровня поверхности, Он кулем обрушился вниз, сверху на него свалился Двир.
Первым делом отобрал назад свою камеру, осмотрел и захлопнул футляр.
Дмитрий откатился в темноту и неторопливо, ощупав себя, поднялся. Все оказалось целым, кроме разбитого локтя. Напротив, морщился, растирая колено, Двир.
Оставаясь в тени, Дмитрий осторожно выглянул.
Из ущелья все громче неслись веселые голоса. Наконец на свет показался высокий старик в широкополой шляпе. За ним потянулась целая группа туристов: девушки, пастор, несколько немолодых монашек, двое солидных мужчин, средних лет, явно ученых мужей.
Старик в шляпе громко что-то рассказывал. Они прошли мимо мавзолея не задержавшись, видимо гуляли здесь не впервые.
Дмитрий шепотом поинтересовался: - Английский?
Двир кивнул.
Переждав минут десять они выбрались обратно. Дальше шагали медленно, внимательно оглядываясь и прислушиваясь. Ущелье расширилось, редкие кусты и деревья слегка разбавили багрянец камней. Под ногами попадались плоские булыжники древней мостовой.
За следующим поворотом им открылся театр. Полукруглые каменные скамьи, вырубленные в изгибе ущелья, разделялись двумя проходами-диазомами. Над скамьями чернели неизбежные провалы гробниц.
- Ма-а-ать твою... - восхитился Двир, и повторил: - Твою ж мать...
Он снова вцепился в фотоаппарат.
Дмитрий поднялся по ступеням. Затем продолжил карабкаться по стене наверх, пока не выбрался из ущелья на гребень. Фигурка Двира внизу казалась отсюда размером с муравья.
Вокруг, до горизонта раскинулся разноцветный горный ландшафт. Багровые, алые, розовые, песочно-желтые, коричневые, природа, используя всего несколько красок, щедро расцветила скалы самыми разными оттенками.
Дмитрий вытащил из рюкзака отцовский бинокль. Горы рассыпались на ущелья и из каждого склона выступали высеченные в камне мавзолеи, дворцы, какие-то колоннады, арки, лестницы, ниши. Людей не было видно, но километрах в двух южнее поднимался столбик жидкого дыма.
"Саидины" вспомнил он вдруг слова Глика, "бедуинское племя, живущее в Петре. Сторожа Красной скалы, они охраняют Петру от непрошенных гостей".
Дмитрий полез обратно в театр. Уселся на прохладную каменную скамью. Двир все возился с камерой, в поисках лучшего ракурса он то отбегал в сторону, то опять приближался, опускался на одно колено, снова вскакивал. Видимо восходящее солнце мешало сделать удачный кадр. Наконец нажав на спуск, Двир удовлетворенно спрятал камеру в чехол. Дмитрий закинул ногу на ногу и громко зааплодировал. Хлопки рукоплесканий заметались, отражаясь от стен.
Двир оскалился, поднял с земли камень и запустил в приятеля.
От театра начиналась длинная колоннада, вернее то, что от нее сохранилось. Большинство колонн валялись на земле.
Скалы постепенно понижались и раздвигались образуя небольшую долину.
Впереди показались сложенные из крупных блоков столбы. Глик говорил, что это развалины ворот, вход на площадь главного храма города.
Двир замер, всматриваясь в раскинувшийся перед ним пейзаж, а потом показал рукой, - Видишь, там, у стены?
Там, у подножия очередного дворца, толпилась группа людей, четко выделяясь на фоне розовато-красной породы.
Дмитрий поднял к глазам бинокль. Ну да, старые знакомые, так напугавшие их у Эль Хизме. Старик в шляпе стоял у колонн подпирающих портик и что-то рассказывал оживленно жестикулируя.
- Это те самые.
Двир кивнул:
- Что будем делать дальше?
Дмитрий пожал плечами. Самые смелые его мечты обычно заканчивались у резного фасада Казны Фараона, это был предел его мечтаний и о дальнейших планах он как-то не задумывался.
- Кончится это тем, - подал голос Двир. - Что мы попадемся на глаза какому-нибудь арабчонку, который сдаст нас полиции или легионерам.
- У тебя чего-то конкретное, сержант? - ехидно поинтересовался Дмитрий, - Или так, мозги мне посношать?
- Нельзя сношать то, чего нет, - парировал Двир, - это онанизм какой-то получится. А если конкретно... я бы выбрал пещерку поукромнее и оставил в ней рюкзаки и оружие. Ну а дальше погуляем здесь, как культурные туристы.
- А отбиваться как, если что? Тут красиво конечно, но у нас еще дорога обратно запланирована.
- Ну и много ты тут в ущелье навоюешь? Побегаешь немного по пещерам и привет, деваться по любому некуда.
- Так что, - взвился Дмитрий, - сдаться, чтоб как тех, в пятьдесят третьем, расстреляли?
Двир пожал плечами: сдается мне, что с оружием нас тут срисуют очень быстро... Дмитрий помолчал, но затем согласился:
- Лады, но я хоть гранату в карман суну, на всякий случай.
Полазив немного по пещерам, они выбрали ту, что имела второй выход, ведущий на обратную сторону, в соседнее ущелье. Оружие и ранцы сложили в одну из погребальных ниш, завалив верблюжьей колючкой.
Затем они чинно, как заправские туристы спустились вниз и приступили к осмотру достопримечательностей.
Стараясь не приближаться к группе со стариком во главе, они шагали дальше по ущелью.
За колоннадой оказалось отдельно стоящее здание, сложенное из светло-розовых кирпичей, с карнизами и остатками барельефов по верху.
- Вот так номер! - удивился Двир, - Все скалы вокруг на фасады порубили, и вдруг, на тебе, из нормальных кирпичей отгрохали. Слышь, Фридман, твой профессор чего по этому поводу говорит?
- Говорит, что это Каср Бинт Фараун, дворец Дочери Фараона. Вообще это храм набатейского бога Душары. Перед входом когда-то стояла статуя дочери царя Малха, по имени Суудат, а бедуины придумали легенду, будто фараон заточил здесь свою непокорную дочь. И это только издали на кирпичи смахивает, а на самом деле там немалых размеров каменные блоки.
- Мальха-Шмальха, - презрительно фыркнул Двир и зашагал к квадратному строению. Вскоре его фигура замаячила в единственном узком окне.
Дмитрий в храм не полез, обошел кругом и оказался у небольшой, отдельно стоящей скалы. Называлась она Джебаль Хабис и на ее вершине построили замок крестоносцы.
Путь наверх лежал по карнизу, видимо заменившему ров и подвесной мост, там, где карниз обрывался, на противоположный конец была перекинута доска. Он медленно пересек раскинувшуюся под ногами пропасть. По вырубленным в камне красным ступеням поднялся на плоскую вершину. Хотя Глик упоминал, что от замка осталось немного, Дмитрий разочаровался. Стены давно рухнули, а о башнях напоминали лишь массивные фундаменты.
Немного поглазев в бинокль, он полез вниз.
- Пленка кончилась, - сообщил Двир, убирая камеру в чехол. - И вообще, неплохо было б передохнуть и пожрать.
Еще немного побродив по окрестностям они вернулись к тайнику, где спрятали оружие. Пообедали галетами с водой. Дмитрий откинулся на теплую стену и почувствовал, как его плавно уносит в сон.
Февраль 56-го
Весь свой отпуск Дмитрий провел с профессором Гликом и с Джесс на раскопках в Шивте. Он таскал ведра с землей, набивал песком мешки. Учился истории, археологии. Но в основном слушал. Слушал, словно губка впитывая информацию, безжалостно отсеивая все ненужное и намертво запоминая то, что могло пригодиться.
На лице Глика возникала хитрая улыбка каждый раз, когда Дмитрий заводил речь о Петре. Наверняка, он давно все понял, но не подавал виду. А главное исправно рассказывал обо всем, что интересовало юного "археолога".
Под конец отпуска они с Джесс провели незабываемые два дня в Тель-Авиве.
Приличной гражданской одежды у Дмитрия не было, точнее она висела в шкафу в кибуце Дан. Он сгонял на базу, в Тель Ноф, за парадной формой.
В ротном бараке на койке валялся один Шарет, с простреленной ногой.
- А где все? - поинтересовался Дмитрий.
- Тренируются в беге на длинные дистанции, - Шарет ухмыльнулся, - У Арика приступ дисциплины, так что лучше не попадайся ему на глаза.
- Спасибо, - поблагодарил за предупреждение Дмитрий, - А что стряслось?
- Как всегда... - пожал плечами Шарет, - автомобили...
Пока Дмитрий надраивал ботинки, племянник премьер-министра Израиля пускал к потолку колечки дыма и задавал глупые вопросы: а как ее зовут, а она блондинка или брюнетка, и прочий бред.
- Слушай, Шарет - решил извлечь из сослуживца немного пользы Дмитрий, - ты же Тель-Авив знаешь! Куда бы там сходить, чтоб посидеть культурно, выпить?
- Да я, как ты понимаешь, в детстве по таким местам не сильно разгуливал... - смутился Шарет. - Дед у меня там живет, он полицейский на пенсии. Вот он всегда в "Кибенимать" ходил, после работы расслабиться.
- Куда ходил...? - ошалело спросил Дмитрий. - К какой матери?
- Да ты не понял, - засмеялся Шарет. - Это название такое. Место вполне приличное, пиво всегда свежее... публика, правда, специфическая... это ж на Саламе, напротив полицейского управления. Ты скажи бармену, что тебя внук Морди Шарета прислал. Вот увидишь, все будет в шоколаде.
Дмитрий поблагодарил товарища, натянул выходную форму и двинул к КПП. У ворот базы толпились возмущенные гражданские, громко переругиваясь с дежурным, поодаль маячила массивная фигура Арика Шарон.
Припомнив слова Шарета, Дмитрий решил не рисковать и отправился к другому КПП, хоть это и было чревато приличным крюком.
"Припадки дисциплины" обычно случались у Шарона, если ему "вставляли фитиля" высшие начальники. В этом случае в расположение, словно звучала команда: спасайся кто может! Роты тут же организовывали внеплановые учения, уходили в неожиданные марш-броски, на худой конец забивались в укромные щели на базе, только бы не попасть на глаза начальству.
Упоминание же Шаретом автомобилей, все объясняло. В увольнительные десантников организованно вывозили автобусы. Ровно в ноль часов автобусы возвращали отпускников обратно. Опоздавшие, не долго думая, угоняли частные автомобили, аккуратно паркуя их на обочинах перед КПП, не забыв оставить на сидении записку с благодарностью владельцу за оказание содействия армии.
Когда количество автомобилей превышало критическую массу, мэр и начальник полиции шли на поклон Даяну, который давал Шарону по шапке, после чего тот впадал в "приступы дисциплины".
Джесс с подругой снимали крохотную комнату на чердаке, на улице Бен Иегуда.
Когда он с замиранием сердца постучал в обшарпанную фанеру чердачной двери, то подумал, что ошибся дверью. Дверь открыла Джесс, невероятно элегантная, в белой блузке и обтягивающей плисовой юбке. Ошарашенный Дмитрий глупо встал столбом, но тут он заметил развешанную на веревках, за окном, сохнущую рабочую одежду, сообразил, что не ошибся и с опаской обнял подругу.
Они посмотрели кино в Муграби в зале с открытой по случаю хамсина крышей, погуляли по набережной, потом отправились в "Кебенимать".
Шарет не подвел. Место оказалось вполне приличным, контингент, правда, был специфический, не то полицейские, не то уголовники, сразу и не разберешь.
Но колоритные рожи посетителей привели Джесс в полный восторг. А бармен, услышав, что их прислал внук самого Морди Шарета, выдал им тарелку соленых орехов за счет заведения.
Ночью Дмитрий выволок кровать на крышу, и они завалились спать, как в пустыне, под открытым полным звезд небом.
Все это больше напоминало сказку, и так же, как сказка заканчивается с переворотом последней страницы, кончился и отпуск.
Дмитрию пришлось возвращаться в батальон, а Джесс уехала в свой далекий, как другая планета, Бостон, продолжать учебу.
Зима 56-го выдалась холодной. Иерусалим разок даже накрыло снегом. А потом вдруг задул хамсин. Пыльный ветер сносил палатки. Днем стояла жара, и чистое без единого облачка небо слепило голубизной. Только ночью, обиженная несправедливостью, зима брала свое, да с такой яростью, что утром трава покрывалась чуть заметным инеем.
Лагерь легионеров раскинулся в низине у подножья холма. Брезентовые палатки, вышки, несколько джипов и грузовиков, три бронемашины. Над забором раскачивались под натиском бриза редкие фонари, два прожектора на вышках бросали в траву лучи желтого света, еще один прожектор светил от ворот на дорогу.
- Арабы те еще лентяи, - рассуждал Герши, - евреи построили бы базу на вершине...
"Наше счастье, думал Дмитрий, наверху за ними не очень-то понаблюдаешь, а здесь, все на ладони..."
Правда, на вершине торчала сторожевая вышка. Но ложбина и сам лагерь с нее просматривались плохо, и вышка явно предназначалась для наблюдения за ведущим в Дженин шоссе, да и часовой находился там только днем.
А здесь, на обратном склоне холма, среди ядовито-зеленой, буйной растительности пряталась пещерка, укрывавшая их от непогоды и позволявшая спокойно вести наблюдение.
По данным разведки федаины проходили тут инструктаж перед выходами на диверсии, получали взрывчатку и оружие.
Информация подтвердилась. Местные "курбаши" регулярно наведывались на базу, высокий англичанин, в кафие уводил их старшего в стоявшую поодаль палатку, пока подчинённые "курбаши" вьючили на ослов и лошадей увесистые зеленые ящики.
Английские офицеры в лагере вычислялись легко даже на расстоянии, через окуляры бинокля, несмотря на то, что одевались так же, как остальные. Но они курили трубки и сигары, иногда боксировали, нанося подвешенной на перекладине груше звонкие удары, в общем, на досуге занимались вещами арабам несвойственными.
Их дозор состоял из пяти солдат и сержанта: Дмитрий, Двир, Адам, Линкор и Герши. Сержант Горелый, худощавый и вечно хмурый, он был натурально горелым, точнее обгоревшим. Перед самым призывом у них в кибуце случилась какая-то торжественная церемония, вроде открытия памятника. Пришла куча народу и даже сам Моше Шарет. Над толпой летали два "пайпера" с которых должны были разбрасывать листовки с обращением президента. Вдруг один из самолетов снизился, врезался в толпу и загорелся. Погибло много народу, в том числе и родители Горелого, сам он получил сильные ожоги, а позднее и кличку.
Они составили подробный план лагеря, изучили расписание караулов, записывали прибывающие и уезжающие автомобили, поглазели на новенькие английские броневики "сарацины".
Несмотря на сумерки, Горелый не отлипал от бинокля. Вглядываясь в злополучную палатку стоявшую поодаль от остальных. Тусклый свет пробивался через полог и щели неплотно зашторенных окон.
- Интересно... - протянул сержант, отложив, наконец, оптику. - Что ж там у них?
- Что, что... - заявил Двир, - карта, небось, ну, может бюрократия всякая, накладные на боеприпасы, деньги. Легионеры федаинам по-братски помогают, но порядок и отчетность должны быть.
- Слушай, командир, - брякнул вдруг Дмитрий, испугавшись собственной смелости, - а давай я туда схожу и загляну, в эту твою палатку?
- Ты чего, Фридман? - удивился Двир, - Ладно, сам допрыгаешься, но ведь и нас под удар подведешь! Легионеры, они пленных брать не любят. Ты про Кфар Эцион слыхал?
- Погоди, - поморщился Горелый, и повернулся к Дмитрию, - давай, рассказывай.
Вообще-то Дмитрий обдумал и прикинул все еще днем, вот только предлагаться лезть вниз, в лагерь он как-то не собирался. Слова сами сорвались с языка.
А теперь чего уж, назвался груздем...
- Да нечего особенно рассказывать. Там вышка рядом с палаткой, верно?
Сержант кивнул.
- А левее, ручеек, от самой кухни тянется, слив, канализационный. Там где ручеек под забор подныривает, никакой колючки снизу не наверчено, можно под ограждением просочиться.
- А часовой на вышке?
- Часовые у них люди набожные, - ухмыльнулся Дмитрий, - скоро у них эта, как ее... не то "магриб", не то "иша", намаз короче. Вот и будет, от часового, только задница кверху торчать.
- А "бритиш"?
- С "бритишем" сложнее... если повезет, он пойдет с остальными виски глушить, а если не повезет... - Дмитрий провел пальцами по горлу. - ... Сколько у него крови на руках?
Соображал Горелый быстро, и по его лицу Дмитрий понял: он нарвался. Леший его за язык потянул, не иначе.
Сержант снова прилип к биноклю. Пару минут водил окулярами по палатке, вышке и канаве. Затем оторвался и уставился на Дмитрия.
- Там на террасе, - он показал пальцем вниз. - Линкора посадим с пулеметом, лучшей позиции не придумаешь. Он прикроет, по мере надобности. А мы к дороге выдвинемся, если запорешь чего, отвлечем внимание.
- Хотя, - тут Горелый запнулся, - в общем, если запорешь, шансов у нас у всех не густо. Не передумал?
Идти на попятную Дмитрию не хотелось, да и в батальоне потом припомнят. Он отрицательно качнул головой.
- Ну и отлично, встретимся у перекрестка, где поворот на Дженин. Ранец свой разгрузи, барахлишко мы подберем, пока. Ну и чего найдешь, все туда пихай.
Дмитрий кивнул и подтянул к себе брезентовый ранец.
- Погоди, - придержал его Горелый, придвигая карту. - Если вляпаешься, постарайся отвалить в направлении Кабатии, а мы отвлечем в другую сторону. Как оторвешься, сворачивай на запад, к границе.
Дмитрий вгляделся в карту, запоминая.
- Линкор! - сержант пнул дремавшего пулеметчика в подошву ботинка.
Тот лишь подтянул ноги и причмокнул во сне.
- Полундра, - пихнул его в бок Двир, - свистать всех наверх.
Яки открыл глаза и уставился на сержанта.
- Пойдешь с этим "героем", прикроешь, на всякий случай.
- Куда?
- Вниз.
Линкор невозмутимо поднялся и принялся собираться.
- Остальным тоже приготовиться, через пятнадцать минут выдвигаемся, - продолжал раздавать указания сержант, - если у этого психа все получится, придется уносить ноги.
Он помолчал и добавил: - Если не получится, тем более...
Пока планировали, уточняли, высматривали позицию для пулемета, уже совсем стемнело.
Горелый критически осмотрел "экспедиционные силы", поморщился при виде винтовки на плече Дмитрия. Вытащил из кобуры кольт, добавил к нему две обоймы и протянул ему рукоятью вперед.
- Так половчее будет.
Вымазав лица грязью они выползли на исходную. Линкор с Двиром укрылись за глыбами каменистой террасы и принялись тихо оборудовать пулемётную позицию, Линкор - основную, Двир - запасную.
- Если что, - напомнил Двир, - как обычно, крик совы.
Дмитрий кивнул и осторожно прополз дальше вниз.
Прожектор на вышке светил на противоположную сторону склона. Там в темноте что-то зашевелилось, задвигалось.
Он замер внимательно прислушиваясь. До ушей долетело блеянье, перестук копыт.
"Принесла же нелегкая, мелькнуло в голове, только пастуха со стадом не хватало. А ведь где пастух, там и собака..."
Часовой на вышке навел пятно света на невзрачную фигурку пастуха и что-то недовольно крикнул. Пастух ответил, и легионер отвел луч в сторону.
Воспользовавшись диалогом часового с пастухом, Дмитрий подобрался к забору и зарылся в кусты. Оставалось дождаться молитвы. Над травой стоял одуряющий аромат цветов, сена, еще чего-то терпкого. Запах почему-то напоминал детство. Не то, искореженное войной, блокадой, голодом, эвакуацией, а нормальное, довоенное. Когда они ходили с отцом и матерью в ЦПКиО, катались на лодке, пили лимонад. Потом, довольные и усталые, возвращались на трамвае домой.
Сквозь сладкие воспоминания прорезался далекий протяжный крик муэдзина. Его подхватил другой муэдзин в деревне за холмом.
Часовой на вышке засуетился. Снизу, через щели в дощатом полу Дмитрий видел, как солдат расстилал молитвенный коврик.
Пора.
Дмитрий ящерицей юркнул над зловонным ручейком. Бесшумно подлетел к двери палатки. Полоска света пробивалась снизу, значит "бритиш" на месте. Тем хуже для него.
Он старался не думать, о том, что произойдет. Ему еще не приходилось убивать в рукопашной, и Дмитрий немного нервничал. Но в одном он был уверен: там, за брезентовым пологом, враг. Не просто враг, каких он насмотрелся в прорезь прицела, в кого стрелял и кидал гранаты, не федаин, не легионер, а офицер английской армии.
Офицер, посылающий смерть руками других.
Смерть, которая веером расползается отсюда, из Северной Самарии дальше на север, в Израэльскую долину, к Афуле, перехлестывает через хребет Гильбоа, на восток, к Бейт Шеану.
Он вытер вспотевшую ладонь о гимнастерку, вытянул из ножен штык и заглянул под брезент.
Никого...
В тусклом свете керосиновой лампы стоял стол с кипой документов, два стула. На стене приколот огромный лист аэрофотосъемки всего района, от Дженина до Кфар Тавора, от моря до Иордана. Много пометок, стрелок кружков.
Дмитрий заметался по палатке, пихая в ранец все подряд, ежесекундно выглядывая наружу.
Фотографии, какие-то бумаги на арабском, на английском, карты. Вроде все. Он уже закинул ранец на спину, но на глаза попался стоявший в тени, под столом кожаный портфель. Внутри оказались документы, трубка и табак.
Он запихал в боковой карман все, кроме табака и трубки. Снова выглянул наружу и в животе противно заныло. Одинокая долговязая фигура неторопливо шагала к палатке.
В голове пронеслось сразу множество мыслей: о предстоящей схватке, о том, что если проскользнуть под задней стенкой, удастся уйти незамеченным, о тревоге, которую поднимет англичанин, о неизбежной погоне, а еще, о тех, кого он обречет на смерть, посылая в Израиль следующую группу федаинов. И эта последняя мысль решила все. Он крутанул колесико лампы гася свет. Ладонь обхватила деревянную рукоять штыка, вытягивая клинок из ножен.
Англичанин откинув полог шагнул в палатку. На мгновение падавший снаружи свет осветил высокую фигуру и спокойное, безмятежное лицо.
Дмитрий подловил его на этом шаге, ударил снизу, целя под сосок, как учил когда-то Бар-Цион.
Миг растянулся до бесконечности. Казалось, пока летит рука с зажатым клинком, англичанин спокойно выйдет из палатки и позовет легионеров.
Но тот успел лишь нелепо вскинуть перед собой руку, глаза его расширились от удивления.
Штык вошел в тело по самую гарду.
Полог захлопнулся, погружая все во тьму.
Левой рукой он вцепился офицеру в горло, но тот и не пытался кричать, только забился и жутковато захрипел. Одна рука его оказалась зажата в кармане, второй он вцепился Дмитрию в воротник.
Оба рухнули на землю.
Дмитрий вытащил штык и всадил снова. На этот раз угодив во что-то твердое.
"Ребро", бесстрастно констатировало подсознание.
Тело под ним задергалось, из стиснутого горла донеслось бульканье.
Дмитрий бил еще и еще, пока англичанин не затих.
Казалось, прошла вечность, но снаружи все оставалось по-прежнему. Протяжно кричал далекий муэдзин. Часовой молился.
Дмитрий прополз под забором, на этот раз перемазавшись-таки в вонючей жиже, нырнул в кусты.
- Уходим, - шепнул он Линкору и Двиру, подбирая винтовку, - все нормально!
- Чего-то ты быстро... - удивился Двир.
Ползком, дав крюка, выходя за пределы видимости часовых, они спустились к дороге и припустили по гравию. У перекрестка им навстречу поднялся Горелый.
- Ну как?
- Порядок, - буркнул Дмитрий, чувствуя, что его вот-вот вывернет. Остекленевшие глаза англичанина мерещились в темноте.
- А "бритиш"?
- Ушел.
- Куда ушел? - не врубился сержант.
- В свой мир... - пояснил Дмитрий. Горелый кивнул.
- Двигаем, у нас мало времени.
Короткий отряд свернул с дороги и полез на склон. В попытке обмануть возможную погоню, Горелый уводил их на юг, к Кабатии, вглубь иорданской территории.
Иногда сержант останавливался, вскидывая руку, и они замирали, слушая ночь. Тарахтели в траве сверчки, да шакалы выли "на всю Ивановскую".
Через полчаса долетел из-за спины глухой хлопок. Желтая звезда осветительной ракеты взмыла над холмами. Следом за ней посыпались еще две, а потом еще и еще. Ночь заполыхала оранжевым заревом.
Легионеры опомнились.
Дмитрий на ходу прикинул действия иорданцев. Перво-наперво, наверняка поднимут шухер на весь район. Дороги перекроют. Затем попробуют прочесать местность, подсвечивая ракетами. Но тут шансов у них немного. Народу в лагере чуть больше роты, а кругом, куда не глянь тьма, да холмы. Ну и главное, с первым светом поднять в небо хоть самый завалящий самолетик. Дмитрий даже поежился при этой мысли. Холмы здесь голые, трава невысокая, найдут в два счета.
До Кабатии добрались без приключений.
Там явно кому-то не спалось. У стоявшего на отшибе административного здания светили фары и доносились отрывистые команды.
Горелый повернул на запад. Отсюда, пересечь шоссе, подняться на очередную гряду холмов, а там, по ущельям до границы почти финишная прямая.
Они залегли в оливковой роще у дороги, внимательно прислушиваясь.
Нарастающий шум мотора висел в воздухе. Вскоре из-за поворота вылетел "виллис", потом грузовик с солдатами, оба пронеслись мимо, подняв облако пыли.
Снова повисла тишина.
- Двир, - негромко бросил Горелый.
Двир, пригибаясь, перебежал шоссе. Какое-то время карабкался вверх по камням, залитый зыбким лунный свет, затем все стихло.
Два раза ухнула сова.
- Герш, пошел... Адам... Дмитрий...
В холодном ночном воздухе, как назло, возник гул.
Линкор с Горелым перемахнули шоссе последними.
- На склон, быстро! Под ноги смотреть! - поторапливал сержант.
Они почти добрались до вершины, но перевалить через спасительный гребень не успели. Из-за поворота вывернул "сарацин", в лунном свете смахивающий на мифическое чудовище. Установленный на башне прожектор шарил по склонам. Пулеметчик в кормовом люке старательно водил стволом за лучом света.
Дмитрий ткнулся лицом в траву.
За первой бронемашиной, грамотно сохраняя дистанцию, выкатила вторая.
Яркий ощутимый всем существом столб света на миг заполнил окружающее пространство, помедлил и скользнул дальше.
Под ложечкой противно заныло. От бессилия Дмитрий, закусил воротник гимнастерки, - С-сука! - застонал он, - Ну почему, сейчас, почему так глупо...
К грохоту "брена" присоединился рев башенного "броунинга", несчастное животное пробежало в паре метров от Дмитрия, он грудью ощутил, удары впивавшихся в землю пуль.
Пробежав два десятка метров, антилопа грохнулась на землю. Прилетевшая следом очередь из "броунинга" разнесла ее в кровавые клочья.
Тем временем первый "сарацин" вывернув все четыре рулевых колеса, развернулся, приминая кусты и пополз назад. Метров за десять до горе-охотника из башни выскочил офицер, спрыгнул на землю. Бегом обогнув вторую машину, он забрался на броню.
Кормовой пулеметчик продолжал увлеченно палить по бренным останкам оленя, пока прилетевшая плюха не вернула его в реальный мир.
Офицер что-то орал, пулеметчик ослепленный фарами развернувшегося "сарацина", оглушенный пальбой, плюхой и воплями начальства, испуганно моргал, вжав голову в плечи.
Не довольствуясь выговором пулеметчику, офицер подобрался к командирской башенке и, судя по жестикуляции, прописал командиру машины смачный пистон, правда, без рукоприкладства.
Вскоре оба "сарацина" убрались за поворот, и тишина повисла над шоссе. Со склона донесся протяжный стон.
Дмитрий бросился туда. Горелый и Двир уже склонились над кем-то. Адам рылся в своем ранце, вытаскивая аптечку. Снизу, пыхтя, поднимался Линкор.
