ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева

Лучков Андрей Юрьевич
Гарь войны

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 9.20*15  Ваша оценка:

из литературы про афганскую войну: "- Говорят, вертолёты - это души сгоревших танков!"

Гарь войны.

   Пороховые газы должны выводиться из танка после каждого выстрела, но гарь от выстрелов остаётся в танке и, накапливаясь плотной массой, словно висит в воздухе. Ну, стрельнул снаряд в цель, а экипаж уже дышит этой гарью. И никуда она не девается. Не было тогда эффективной системы вывода отработанных газов. Не до неё было на той войне.
   Говорят, что после 30 выстрелов экипаж Т-34 мог задохнуться насмерть. Но сделать 30 выстрелов в реальном бою - это редко кому удавалось.
   А гарь уже под шлем проникает, на коже лица оседает, нос забит, глаза красные. Чем дышать? Всматриваешься вглубь танка - а там гарь, не видно почти ничего, только чёрный иней в просветах кружит и оседает везде, и после каждого выстрела гарь уплотняется. Где-то там, в башне наводчик и командир.
   А вот попадание в твой танк - это..., это и не передать. Как бы, до этого, ты был нормальный человек, с мыслями, с чувствами, а после этого ты и оглох, и онемел, и оКуел! Так вдруг стало страшно, что двинуться не можешь. И никак не поймёшь, с чего тебя трясёт?!
   ... Но теперь понимаешь, что гарь - это ерунда.
   Взрыв - это огромная сила, даже звук его реально осязаем, каждой клеточкой, каждой частичкой, тебя всего встряхнуло так, словно воздух это и не воздух совсем ... и ты не слышишь ничего. Такая тишина после взрыва. И, кажется, шлемофон вошел в твою башку. Очень тяжёлая тишина, и уши уже вдавлены внутрь головы, сплющены, и больно, очень - очень больно. Будто треснула голова как колокол. Наводчика не слышно, командира не слышно, себя не слышишь, но понимаешь, что кто-то из вас уже мёртвый! И ты боишься, что вдруг мёртвый это ты!
   Взвыл во весь голос и орёшь: "- А-а-а-а-а!". Орёшь, только чтоб услышать самого себя. И ты слышишь! Ты, глухой на оба уха, а слышишь, что в твоем танке Смерть! Это твоё сердце так громко стучит, что отчетливо разбираешь все его слова.
   Гарь! Сука, какая, эта гарь, особенно после взрыва!
   Ты вот "слышишь" эту гарь, жуёшь её на своих зубах, и понимаешь, что экипажа нет, а ты живой!
   Тебе страшно так, что и не передать!
   Люк наверх! Бегом наружу! Кто придумал этот люк для водителя?! Он же, зараза, маленький!
   Оно, конечно, маленький люк, когда смотришь снаружи внутрь. А когда ты в танке, когда видишь мир не через прорезь триплекса с водительского места, а в открытый люк - это целый мир! И хорошо, что ты не закрыл его как положено по инструкции, а то фиг откроешь потом. И ты бежишь из подбитого танка через этот люк. Туда, наверх, где чистое небо и нет этой липкой жирной гари с запахом кишок и крови!
   И ты уже не защищён броней, ты, словно голый! И не понимаешь, где страшнее. Но здесь хотя бы "тихо", и бежишь из "коробочки". Глухой пацан, как старый дед. Орёшь, проверяя свой слух снова и снова: "- А-а-а-а! А-а-а-а-а!!!" И хлопаешь себя по ушам. Башка - колокол: "- Бум-бум-бум!" и воешь в ответ:"- Су-у-ка-а-а-а!!!"
   Уши ничего не слышат, ковыряясь пальцем в ушах, ты ощущаешь только сгустки крови и ... гарь на пальцах. Может у тебя такая чёрная кровь?
   А что ты хотел, ты ж танкист, ты знал, что такое бывает, но думал, что это тебя не настигнет. А оно вот как вышло. Только пошли в атаку и на тебе! Сразу в башню ...
   И ты, шатаясь, бежишь вон к тому дереву, чтобы жить. Добежал, обнял, повис. Вроде берёза? Падаешь в обнимку с берёзой - пытаешься встать. Земля под ногами - то есть, то нету. Бежишь, ползёшь, бредёшь. Чужие руки? Нет, свои! Ты попал к своим. Ты выжил! И не ранен никуда!
   ... "- Была атака. Твой танк был подбит первым. Почему так?! Ты механик? Ты!".
   - Что вы говорите?
   "- Выжил в подбитом танке, говорю. Такой везучий? А командир танка? А наводчик - выжили? Ты проверял, что они убиты? А почему не принял попытку спасти их? Почему побежал назад?! Ты ж и не ранен даже! Испугался за свою шкуру? Почти весь твой батальон героически погиб! А почему именно тебя подбили первым? Не знаешь?! А что тут знать?!! Ты оружие Родины врагам оставил!!! К стенке его!".
   - Что вы сказали?!
   ... Тебя быстро допрашивают, красные от бессонницы глаза смотрят не видя тебя и ты читаешь по губам: "- За измену Родине! Расстрел!". И рука конвоира на твоем плече. Свой? Чужой! Ты уже стоишь там, у стенки, зачем-то колупаешь грязным пальцем раскрошенный кирпич. Не успевая пропустить все мысли, что, как и почему? Застывшие, словно чугунные мозги, звенят от страшных слов и ничего не соображают: "- Бум. Бум. Бум". Может ты чего не так услышал? И долгое ожидание ...
   - Что сказали-то? - орёшь конвойному.
   Ждёшь, когда это уже закончится. И хочется покурить ...
   Вдруг замечаешь, как конвойный, усталый пацан, присаживается на корточки рядом с тобой, прислонившись спиной к "расстрельной" стенке. Хлопает тебя по ноге, показывает рукой на пол.
   - А приговор?! Меня расстреляют?
   - Что - приговор? Его уже отменили. Иди-живи, тЯтеря глухая, снова в танкисты, - криком вернул к действительности окающий говор.
   Прям там, отменили приговор, оставив тебя жить. И словно взвалив на тебя смерть командира танка и наводчика.
   Танкистов мало, а танки еще есть.
   И ты живёшь, и так получилось, что твой танк на этой войне, снова будет подбит. Твой танк сгорит, а ты снова останешься жить. Повезло дважды.
   Третий экипаж ... новые люди, новые жизни. А с тобой ещё те ребята, за которых ты ещё не отгулял, не прожил жизнь.
   Это всё будет потом. Потом, после войны ... Ты еще накуролесишь! За себя и за них, за своих друзей.
   Два ордена Великой Отечественной, два ордена Красной звезды, две медали За боевые заслуги, куча юбилейных наград, и даже награды других стран. Славный танкист!
   И каждый год, на великий праздник День Победы, да и на 22 июня, на третий тост, в стакане, где должна быть водка, ты явно чувствуешь гарь. Горькая, привычная гарь на губах и в горле танкиста. Третий тост - молча и стоя!
   ... и снова ты в танке, руки хватаются за рычаги. Лязгая гусеницами, раскачиваясь на ухабах, располосовывая землю-матушку на поворотах, отбрасывая в стороны комья грязи, ревёт твой танк. Снова не закрыл люк, так обзор лучше, да и ветер в лицо - проветривание, ещё какое!
   А рядом несколько экипажей! Как уместились? Чумазые, весёлые, стукаются головами о броню и гогочут в полный голос: "- А помнишь как тогда, еще до подрыва? - Помню!!! - А пошлый анекдот про радистку из штаба помнишь, Витька рассказывал? - Помню!" Громко хохочут!
   Все в одном танке. "- По полю танки грохатали, солдаты шли в последний бой, а молодого командира несли с пробитой головой ..." И не смущаясь никого, рассказывают какие-то похабные шутки, ржут до слёз, а когда замолкают, то спрашивают: "- Расскажи, Петя, как ты живёшь?"
   А что им ответить? Они вечно молодые, а ты?
   Ты старик, ветеран!
   Сказать им, что ты уже не всегда можешь дойти до туалета сам? Про кресло, про сиделку, про тёплый плед? Как болит сердце и скачет давление. Про вставные зубы им расказать? Да ну вас, к чёрту!
   Для них, погибших на той войне, ты должен жить! Ты счастливчик-везунчик и никак иначе!
   И твои внуки (твоё, уже второе продолжение) приходят к тебе, и ты живёшь ещё и для них! Твои внуки - твои друзья!
  
   ... Зазвонил телефон у старшей внучки:
   "- Наташа, если Ваня за мной не приедет, то, как я попаду домой?!"
   "- Дедушка, а ты где?"
   "- Я сейчас на мотоцикле еду. Где-то в лесу под Брянском!"
   "- Под каким Брянском?! Ты же дома! Где сиделка Ирина?"
   "- Ирина? ... Ах, да, Ирина. Да вот она. Ходит тут, по квартире" - снова квартира в Москве, кресло, плед. Танк, как и мотоцикл, остались только в воображении ...
  
   И потерпеть, снова потерпеть эту реальность. Ты давно уже не куришь сигареты, но, когда тебе тяжело, ты затягиваешь одну, и кладёшь на краешек фарфорового блюдца и она лежит, дымит, отдавая тебе запах не табака ... привычной гари.
   Пусть запах гари такой горький, пусть. Но он возвращает к памяти, к жизни. Потому что тогда, так близко была смерть. И сейчас близко. И это не ты постарел. Смерть постарела. Но всегда на острой границе, между жизнью и смертью - всегда самая дорогая цена жизни.
   Ты солдат той войны, той страны, которой нет. Но есть память.
   И три-четыре сигаретки в неделю, сгоревших в блюдце, для запаха, это немного.
   И сегодня у второй внучки свадьба!
   И ты, в звании полковника, с утра уже ждал их в кресле, в наброшенном на плечи военном кителе со всеми наградами. Обнимая приехавшую навестить тебя внучку с гостями, почему-то загадываешь, кто из твоих парней, на этот раз будет встречен в новой жизни?
   ... и не обращаясь ни к кому конкретно, тихо говоришь вслух: "- Я вот в который раз ощущаю себя у стенки! Ну, как бы понимаю, что в этот раз всё! Больше ничего не будет! От "стенки" не уйти! Мне всё хуже и хуже. Но, вот внучка вышла замуж, и я от "стенки" отступил! А мне ведь уже девяносто два года, сколько еще мне намерено? К ребятам уже хочу..."
   Голос предательски дрожит, рука ищет блюдце с зажжённой сигареткой. Запрещает сиделке Ирине выбрасывать не догоревшие окурки-"бычки"! Как тогда, как на войне.
   ... Наклонился над блюдцем. Носом втянул гарь. Замер, задумался вспоминая...
   От каждого движения звонко позвякивают на кителе многочисленные медали и ордена ... Полковник Вооруженных сил СССР, танкист Великой Отечественной, Катков Пётр Фёдорович.
  
   Приписка: "- Если бы хоть раз в году, на 9 мая, танки с постаментов могли сами заводиться урча моторами и выпуская клубы сожжённой солярки, прошли бы маршем по улицам городов, вот тогда бы и смогли люди понять выражение "ожившая история". Разве это можно забыть?!"
Оценка: 9.20*15  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2018