ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Макаров Андрей Викторович
Яша

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.09*9  Ваша оценка:
  Война шла не первый год. Егоров и не помнил, какая это командировка. Не замечал грязь вокруг, мог заснуть в любое время, в любом месте.
  Уже под вечер, на взводном опорном пункте, их обстреляли. Скорее всего из жиденького леска за речкой. Пули сухо щелкали по бетонным плитам, неслышно входили в землю. Из пробитого мешка тонкой струйкой потек песок. Первым обстрел заметил взводный, крикнул 'застава в кольцо', и все попрыгали в траншею. Егоров прыгнул неловко, зацепил край бруствера грудью, а если по правде, то животом, и, сползая в окоп, вымазался жирной вязкой грязью.
  Это в столицах лейтенанты подполковниками не командуют, здесь законы другие.
  С позиций по лесу коротко и зло бил пулемет.
  'Молодежь балуется, был бы снайпер - каюк', - подумал Егоров, когда они, пригибаясь, по траншеям выбирались с заставы.
  За забором из бетонных плит приткнулся УАЗик, водитель, как ни в чем не бывало, дрых, положив на руль голову. До конца дня надо объехать еще два пункта. Егоров наскоро почистился, пожал руку козырнувшему лейтенанту и полез в машину.
  Разбитая грузовыми Уралами дорога то поднимала уазик, то швыряла его вниз, и тогда казалось, что падаешь на самолете в воздушную яму и что-то обрывалось внутри, но машина уже карабкалась на очередной гребень.
  Минут через двадцать выехали к очередной заставе. Подполковник Егоров в блиндаже писал в книге проверок. Керосинка на столе очертила неясный круг, за которым угадывались нары, обшитая досками земля. Печь не топили, было сыро и зябко.
  - Что еще? - поднял он голову от журнала. - Чего не хватает?
  - Батарейки бы, - попросил взводный, - приемник второй день молчит. И дров подвезти.
  Лейтенант был свеженький, только из училища. Сразу брошенный на передовую, где нет света, вода и дрова привозные, целый день в грязи и в баню выберешься не чаще, чем раз в неделю. Да и убить могут запросто.
  - Будут батарейки. - Подполковник помолчал. - Как тут? Не тяжко?
  Неожиданно под столом, что-то скользнуло, коснувшись ноги.
  - Крыса! - Вскочил Егоров.
  Лейтенант нырнул под стол и достал белого котенка. Маленького, с тонкими дрожащими лапками и куцым, загнутым вопросиком, хвостом.
  - Фу-ты, напугал, - подполковник протянул к котенку руку.
  Тот доверчиво лег в ладонь, мордочку успел где-то вымазать и теперь старательно тер ее, счищая сажу.
  Второй рукой подполковник погладил котенка, пальцем залез под пузо и почесал там.
  Раздалось урчание, будто включился маленький моторчик.
  - Приблудный, - пояснил взводный. - Заберите его, товарищ подполковник. Он боевой, выстрелов не боится. Ест всё. А то у нас кавказская овчарка, порвет ненароком.
  За полой бушлата котенок затих. На свету его шерсть оказалась с едва заметной желтизной. А глаза голубыми, под стать небу. В живом тепле он забился в карман и, видимо, уснул.
  Котенок не пискнул, когда машина вновь запрыгала по ухабам.
  В соединение вернулись в темноте. Его домик стоял в стороне, маленький сборный на две комнаты, он занимал его на пару с полковником из штаба бригады.
  Как раз закончилось построение, народ с плаца расходился по палаткам и недавно заселенным общежитиям.
  Порядок в соединении держали строгий. Не как на Большой земле, где в городах встречный военный скорее отвернется, чтобы не приветствовать старшего по званию. Здесь же не козыряли только жены крутых начальников. Их ефрейторские и сержантские лычки смотрелись отражением полковничьих погон мужей. Они сидели где-нибудь на делопроизводстве, полировали ногти и, нажимая клавиши калькулятора, считали сколько 'боевых' дней заработали.
  Егоров обил на пороге грязь, стянул куртку в крохотной прихожей и только тут, сунув руку в карман, вспомнил о котенке.
  Тот мирно спал, а когда его достали и опустили на пол, выгнул спину горбиком, потянулся и мявкнул.
  Подполковник засуетился у холодильника. Вопреки утверждениям лейтенанта котенок тушенку есть не стал, задрав крохотный хвостик, терся о ноги и, только когда в блюдце налили из банки густого концентрированного молока, уткнулся в него розовым носом и жадно лакал.
  Подполковник сидел рядом на табуретке. Надо раздеться, снять 'ползунки' - ватные, доходящие до плеч, камуфлированные штаны, свитер, надеть даже не спортивный костюм - все равно еще дернут на службу - а легкий камуфляж, но не было сил. В последнее время стал уставать. А просыпался теперь, как бы не умотался накануне, за час или два до подъема. Лежал в темноте, таращился на потолок.
  Он поднял наевшегося котенка на руки. Животик у того стал тугим и объемным. Задремавший, едва его начинали гладить, котенок с готовностью урчал и подставлял голову под руку, словно бодался.
  - Как же тебя назвать?
  Егоров переложил котенка на кровать. В миску налил воду. В напоминавшую лоток железную крышку нарвал военных газет и поставил её в туалет.
  Его больше не побеспокоили, и он, переложив котенка на стул, лег спать.
  Утром на разводе стоящий рядом майор, зевая в кулак, остановился взглядом на рукаве его бушлата. В сонных глазах проявился интерес, он хмыкнул и снял с рукава короткий белый волосок.
  - Так-так... блондинкой обзавелись, значитца. Стриженой! Из связи или медсанбата?
  - Что мы не мужики? - расправил грудь Егоров.
  - Мужики! - согласился тот. - Жди в гости с бутылкой и закуской. Как звать-то?
  - Звать? - Егоров задумался. - Как тебя.
  - Яшей, что ли? - оторопел майор, а Егоров расхохотался.
  - В гости заходи, только на закуску Вискас возьми.
  Так котенок получил имя.
  Обласканный и опекаемый, на молоке и сыром мясе, через несколько месяцев он вырос в здоровенного наглого, как генеральский адъютант, кота. Не боялся грохочущих бронетранспортеров, ухом не вел, когда шедший мимо домика строй подхватывал припев строевой песни.
  Даже, когда городок обстреляли, и военные разбежались по тревоге, а кошки и собаки попрятались, Яша все так же сидел на окне, вылизываясь, и недоуменно поглядывал на дрожавшие стекла.
  К возвращению Егорова со службы кот вылезал из-за шкафа и шел навстречу, потягиваясь и зевая. А подполковник, хлопоча по нехитрому хозяйству, пересказывал ему прошедший день:
  - Годовую норму для бронетехники машины за месяц проходят. А запчастей нет! Офицеры с зарплаты скидываются, солдаты дают с боевых, покупаем у тех же чеченцев на рынке...
  Яша внимательно слушал, голубыми глазами следя за ним, за рукой, которой он в азарте рубил воздух.
  Минут через пятнадцать, когда подполковник выплескивал все, что накопилось, Яша подходил, терся об ногу. Егоров лез в холодильник за банкой молока или пакетом корма, готовил себе на скорую руку ужин. Приходили в гости офицеры, Яша внимательно следил за всеми, переводя голубые глаза с одного на другого.
  Ночью кот клубком сворачивался в ногах у хозяина.
  Сосед по домику, невысокий крепкий, как боровичок, полковник появлялся нечасто, больше времени проводя в раскиданных по всей Чечне батальонах и комендатурах.
  - Правильно! - одобрил он нового жильца. - Я бы и сам завел. Только не кота, а овчарку. С детства, хочу, а все никак. Училище, служба, квартира съемная.
  В комнате Егорова они пили чай. Над столом фотокарточка: жена и сын с дочкой. Нарядная жена. Сын в форме кадетского корпуса. Дочка, надувшая губы. Ей в тот день то ли не купили что-то обещанное, то ли куда-то не пустили. Егоров уже и не помнил. Яша подремывал на коленях у Егорова и во сне, то распускал, то собирал когти из крохотного мохнатого кулачка. Тот осторожно, чтобы не потревожить кота, поставил стакан под янтарную струю из чайника.
  Полковник был известен суровым нравом. Он и сейчас, то и дело жал тангенту рации, через дежурного настойчиво искал какого-то капитана.
  - Где, капитан? - спрашивал он в микрофон.
  - В расположении! - мгновенно отзывался дежурный.
  - В каком расположении? - не успокаивался полковник. - Почему на связи его нет?
  - Рация в палатке на зарядке, а сам он в расположении части, - не сдавался дежурный.
  - Ищите! Доклад через пятнадцать минут.
  Через распахнутую дверь видна его комната. Почти как у Егорова. И снимок висел над кроватью. Только сын младший, а дочка с модной прической и сережками в ушах, хитро смотрела в объектив, словно хотела сказать: я тебе, папочка, устрою спокойную старость!
  - Мается молодежь, - вздохнул полковник, - то один напился, то другой хобот залил, не понимают, что легче от этого не будет. Ждут отпуска, отгулов. Чего здесь не служить? Лейтенант сопливый пришел - через полгода он уже старлей, через год капитан. Что не день, так за три. Не жизнь, а сплошное ускорение. А они дни до замены считают. С утра впряжешься, закрутишься, не заметишь, как месяц пролетел! Вот где этот капитан-партизан?
  Словно, услышав, отозвалась рация, дежурный доложил, что капитана видели у медсанбата.
  - Я его с отчетом жду, а он по бабам пошел! - разозлился полковник, придвинул полевой телефон и яростно закрутил ручку. - Коммутатор? Медсанбат мне!
  Одно за одним гасли окна в общежитии напротив, где-то еле слышно играла музыка. Кто-то в наброшенном на плечи бушлате прошел под фонарем, свистом подзывая убежавшую собаку.
  - ...Пройдите по палаткам и найдите, почему у вас после отбоя посторонние?!
  - Товарищ, полковник! - доносился из трубки густой спокойный бас командира медсанбата. - У меня личного состава триста человек. В основном девчонки. И еще человек двести ночевать приходят...
  - Слушай! - встрял Егоров, - очень он тебе нужен? Парень молодой...
  Полковник повесил трубку. Погладил кота. Тот потянулся, перекрутился, свернулся в другую сторону и снова задремал.
  Разговор затих. Бормотал радиоприемник. Передавали ночные новости. Захлебываясь то ли восторга, то ли от ужаса диктор рассказывал про заваливший улицы Москвы снегопад, на одной из них дерево упало на машину.
  - Дерево упало, - хмыкнул полковник, - у меня за неделю два подрыва, разведдозор расстреляли и ни слова! Пойду спать. Если капитан на связь выйдет... - он задумался, вспоминая, чего хотел от него, да так и не вспомнил, - впрочем, черт с ним...
  Он ушел, погасил свет, скрипнула койка. А Егоров все думал о себе, о войне, о Яше. О том, что хорошо, что он появился и теперь вечером можно ему о чем-то рассказать. А кот в ответ обязательно потрется об ногу и заглянет тебе в глаза. Он почесывал кота, и тот перекатился на спину, подставляя белое с просвечивающей розовой кожицей теплое пузо.
  Война войной, а люди жили и будут жить. Он вспомнил первые месяцы. Бригаду развернули в чистом поле. Первой построили гостиницу для бесконечных высоких гостей и комиссий, сами ютились в палатках и землянках. Обустроились. Прошел год-другой, и выяснилось, что под Урус-Мартаном можно дешево купить компьютер или телевизор. Можно сговориться с летчиками и смотаться в Кизляр, вернуться с коньяком и осетриной. Даже машины контрактники прикупали здесь, чтобы пару лет поездить и бросить, поскольку на большой земле они числились в угоне.
  Знал подполковник, что никогда у него не будет старых проблем, все, чего хотел когда-то, пришло. Нет давно лейтенантских трудностей, тебя, куда ни приедешь, разместят и накормят, дадут машину, те же лейтенанты будут старательно козырять, увидев в части незнакомого старшего офицера. Все, о чем мечтал, пришло, но что-то ушло из жизни и уже никогда не вернется.
  Еще год другой, дадут ему квартиру в каком-нибудь городке на юге России, он выйдет на пенсию, найдет работу, и будет тихо жить сколько осталось.
  Он тихо рассказывал об этом коту. Тот зевал, но старательно слушал, водя за ним круглыми голубыми глазами.
  Жизнь здесь действительно летела, с вечными усилениями, минированием дорог, обстрелами. Требовали с тебя, ты требовал с подчиненных. Начальство хотело невыполнимого, подчиненные не могли сделать элементарного.
  Спустя месяц Егоров сорвался и накричал на ефрейтора, точнее на ефрейторшу - племянницу одного из генералов. Потом накричали уже на него, он вспылил в ответ.
  Вечером в домик к Егорову пришел оставшийся за начмеда командир медсанбата.
  - Держи! - хлопнул он, припечатывая к столу бумагу. - Путевка. Приказ комбрига - на реабилитацию!
  Егоров повертел цветной бланк.
  'Опоздавшие не допускаются... Нарушители выписываются, с сообщением по месту службы...'.
  - Можно я не один поеду?
  Начмед улыбнулся.
  - В наше время все можно. Только зачем в Тулу со своим самоваром... Санаторий МВД, там ментовочки бывают, прелесть.
  - Кота хочу взять, и жена подъедет...
  На большую землю летели на 'корове' - большом вертолете внутри напоминавшем вагон. В единственный иллюминатор виднелся болтающийся за ними как на веревочке МИ-24 - вертолет сопровождения.
  Шли низко, над самой землей и все равно не уследили. В Моздоке летчики обнаружили дырку от пулевого отверстия и бегали вокруг, гадая в каком месте по ним пальнули.
  В номере санатория кот все обнюхал, спал все так же на койке Егорова и с остервенением драл когтями старый ковер на полу.
  Вскоре прикатили жена с сыном. Приболевшую дочку оставили с бабушкой.
  Кота жена одобрила за толщину и спокойный нрав.
  - Ишь, морда толстая, на кис-кис даже не обернется.
  Они гуляли, пили противную целебную воду. Находили знакомых по прежним местам службы. Егоров ловил себя на том, что выпадает из общих разговоров. О детях, квартирах, переводах и повышениях по службе. И жена в который раз заводила разговор, чтобы он восстановил дружбу с вышедшими в генералы однокашниками, перевелся преподавателем в училище, выпросил себе должность в Москве или Ростове.
  Егоров отшучивался, сам давно утратил всякие амбиции, решил, что толкаться в гонке за новой должностью или званием не будет. Жизнь устоялась. В генералы не вышел, но остался жив во всех этих войнах от Карабаха до Чечни. Не такая уж плохая середина.
  'Вот сын пусть!' - думал он, смотря как тот, в кадетской форме, старательно козыряет встреченным в санатории или городе военным. Еще отдыхающие много говорили о болезнях. Если молодые на отдыхе здоровье последовательно разрушали, нанося удары по почкам, печени и другим важным органам, то те, кто постарше, старательно лечились.
  Егоров решил привить от всех кошачьих болезней Яшу. Спрятав недовольного кота в коробку, отправился в ветеринарную клинику. Отсидел длинную очередь хозяев с котами, собаками, хомяками, попугаями и морскими свинками. Один дед был с козой. Животные в этом Ноевом ковчеге вели себя на удивление смирно, а он подивился - сколько бесполезной, с точки зрения здравого смысла, живности держат люди.
  Врач, быстрый и верткий, осмотрел кота. Достал непонятный приборчик вроде камертона. Пару раз щелкнул им, но кот и ухом не повел, продолжая вылизываться на смотровом столе.
  Доктор наполнял шприц вакциной и приговаривал:
  - Яша хороший, Яша смирный, Яша глухой...
  - Как глухой? - не понял Егоров.
  - Белые голубоглазые часто глухие. Природный дефект. Вы его зафиксируйте, колоть будем...
  Егоров вышел из клиники.
  - Я ж ему всю свою жизнь рассказал, - пробормотал Егоров и заглянул в коробку.
  Яша после укола укоризненно смотрел на него чистейшими голубыми глазами.
  Жена с тюрбаном накрученного на голове после лечебной ванны полотенца пробурчала:
  - Другие из Чечни деньги на квартиру, машины привозят, в доме один гарнитур мебельный приволок, а ты - кота и то глухого.
  А Егоров вспоминал, как кот не вздрогнул, когда солдат случайно выстрелил неподалеку, когда летели в громыхающей вертушке. Всем хвастал, что у кот у него с крепкими нервами и настоящим военным мужским характером.
  Переживал, пока Яша не простил его за укол, не подошел и потерся, а потом привычно прыгнул на колени.
  Прошли две недели отдыха. Жена с сыном поехали домой, Егоров в бригаду. От Моздока добирался на бронепоезде - между пассажирскими вагонами стояли платформы с танками и зенитными установками.
  Путь, на вертолете занимавший минут двадцать пять, растянулся на восемь долгих часов. Бронепоезд еле тащился. Было видно, что по всей Чечне разбросаны наши части, вывалена на брустверы земля, натянута колючка, и возятся чумазые бойцы.
  Кот спал. Егоров смотрел в окно. В одном месте играли в волейбол, на посту через речку Джалка, кто-то, нанизав на веревку, повесил сушиться рыбу. Везде жизнь. Потому что война войной, а на одном 'ура' и 'давай-давай' протянешь неделю, ну две, может месяц, а потом крыша поедет.
  Везде и всегда человеку, рядовой он или генерал, на войне он или нет - нужна отдушина. Она ведь от слова душа.
  Нельзя жить только службой. Вот и у них, один поставил за домом макивару и 'мочалит' ее каждый вечер, другой книги читает запоем. Молодых офицеров из медсанбата не выгнать. Многие уже и жениться успели. Есть те, кто 'настрадавшись' за день хватается за стакан. Правда, на этом долго не продержишься...
  Он размышлял обо всем этом пока бронепоезд не подкатил к части. Его ждал УАЗик и уже через полчаса подполковник был дома.
  В домике горел свет. Егоров открыл дверь. Прямо за ней растеклась лужица. В комнате на коленях стоял сосед с каким-то помолодевшим разгладившимся от морщин лицом. Перед ним лежал толстый неуклюжий черный с желтым щенок овчарки, напоминавший медвежонка. Стоило ему подняться, полковник валил его на ковер и тот, сердясь, смешно кувыркался, болтая в воздухе всеми четырьмя лапами.
Оценка: 8.09*9  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023