ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева

Макаров Андрей Викторович
Реквием для героя

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.33*7  Ваша оценка:


   Андрей Макаров
   Екатерина Постникова
  
   Реквием для Героя
  
  
   Поземка лизала гладкую застывшую дорогу, когда Сергей Бардин выбрался из промороженной маршрутки и очутился перед монументальным, по-советски квадратным и невыразительным зданием мэрии. Стены обметала серая изморозь. Темная снеговая туча оседлала далекие девятиэтажки и сидела на них без движения, к западу светлело, а над крышей мэрии висел, как флаг, узкий голубой лоскуток неба с осколком мутного солнца. Везде было скользко.
   "И никто не встречает, - зло подумал Бардин, - Хоть провались".
   Он обстучал ботинки на решетке перед дверью, потянул круглую латунную ручку, отполированную сотнями прикосновений, и вошел в душноватое тепло вестибюля. Хмурый милиционер на вахте долго крутил в руках его журналистское удостоверение, кому-то звонил, наконец, с явной неохотой вернул документ и показал, куда идти.
   "Деревня!", - подумал Бардин, шагая по красной ковровой дорожке мимо одинаковых дверей.
   И здание, и людей - все город унаследовал от прежних времен, даже запах в коридорах сохранился тот, незапамятный, словно не было никаких компьютеров и спутниковых антенн, а сидели по тесным кабинетикам тетеньки с ворохом бумажек и тихо шуршали, как старые, подслеповатые мышки, делая вид, что заняты чем-то очень важным и срочным.
   А впрочем, и в Москве мало что изменилось. Лоску стало больше, пыль в глаза пускать научились, а на деле как были совками, так и остались. Все так же мы хамим, нам хамят, и никто ничего не делает.
   В приемной мэра молодая секретарша в тигровой кофточке и огромных фальшивых серьгах сидела за полукруглым пластиковым столом и увлеченно резалась с компьютером в "дурака". Длинные ноги в блестящих колготках, накладные ногти, ухоженное личико, пустые глаза - общероссийский стандарт.
   Бардин вошел, пристроил кейс на гладком казенном стуле, постоял, уселся. Девушка даже не глянула. "Как же она на компьютере-то работает с такими ногтями?" - подивился Сергей. Наконец, компьютер противно запищал, и на экране возникли роковые слова "Game Over".
   - Какой счет?
   - Два - ноль, - секретарша помешала в чашечке остывший кофе и посмотрела на посетителя, - Вы - к Китаеву?
   - Ну да.
   - А чего хотите?
   В Москве какая-нибудь холеная стерва произнесла бы то же самое изысканно вежливо.
   - Я журналист. По поводу вашего Богуша. Будущего Героя России.
   - Богуш? А-а, это насчет вас с вахты звонили? - девушка собрала лобик в забавную гармошку и острым ноготком ткнула в клавишу переговорного устройства, - Вилен Борисович, к вам тут журналист по поводу какого-то Богуша.
   - Из Москвы, - вставил Бардин, и секретарша послушно повторила.
   - Давай журналиста, - с готовностью отозвался динамик.
   Седоватый кряжистый дядя в модном пиджаке сражался с "Пентиумом" в "покер", словно доказывая, что его интеллект на одну ступень выше, чем у секретарши. Обстановка в кабинете была одновременно роскошной и убогой, и Сергей никак не мог понять, что именно заставляет так думать, то ли массивная мебель с фальшивыми позолоченными завитушками, то ли прикрытый ковром поцарапанный паркет.
   - Ну! - весело гаркнул дядя из-за стола, - Кто?
   - Бардин Сергей, - начал гость, - Вы должны были получить телеграмму...
   - Должны - значит, получили, - бодро согласился мэр. Он оторвал взгляд от монитора, - Я спрашиваю - кто? Богуш - кто это?
   - Возможно, будущий Герой России. Из вашего города.
   - Так возможно или будущий?
   - Документы в управлении наград администрации Президента.
   На лице мэра отразилась явная работа мысли. Погладив намечающуюся плешь, он тяжело поднялся из-за стола и одернул пиджак:
   - А что? Нам герой нужен! Был один у нас, который еще с Отечественной, так после майских и умер. Ему за восемьдесят, слава Богу, было. Вот теперь получается: в соседнем районе два Героя есть, а у нас ни одного. Да ты садись. Расскажи, что это за Богуш, что от нас-то надо, чтобы дело двинулось?
   "Вахлак", - мысленно поморщился Бардин. Почему-то все мэры маленьких городков похожи друг на друга, как родные братья. Даже интонации у них одинаковые, словно у отставных полковников.
   Мэр потянулся к переговорному устройству и положил на него огромную красную лапу:
   - Верка, кофе нам принеси, будь добра! И рюмки захвати, - гаркнул он и широкой разлапистой походкой подошел к сейфу. За массивной дверцей оказалась неправдоподобно огромная, оплетенная соломкой бутыль коньяка.
   - Из Греции привез, - похвастался Китаев, неся бутыль, как младенца, - Ездил. По обмену, - он даже облизнулся от приятных воспоминаний.
   Вошла походкой манекенщицы вышколенная Верка с круглым подносом и расставила на столе крохотные чашечки. На гладком боку пузатого кофейника поблескивала золотая гравировка: "Дорогому Вилену Борисовичу в день пятидесятилетия от благодарных подчиненных". Кофе, впрочем, оказался так себе. Бардин неторопливо пересказывал текст представления к награде:
   - ...И когда подразделение получило приказ на отход, рядовой Богуш остался прикрывать товарищей. Подошедший спецназ нашел его, израненного, с последней гранатой, зажатой в руке.
   Мэр слушал, забавно приоткрыв рот и поминутно с серьезным видом кивая. На мгновение Сергею показалось, что сейчас он прослезится, но ничего такого, к счастью, не произошло.
   - Да, - согласился Вилен Борисович, прерывисто вздохнув, - героический парень. Надо же... Вот каких наша земля рожает. Богатыри. Русские солдаты.
   Он встал и одним махом опрокинул в рот налитую до краев рюмку:
   - Ну, за героев!
   Бардин осторожно попробовал коньяк и отставил его в сторону.
   - Странный какой букет, - заметил он.
   - Греция! - непонятно, но внушительно ответил мэр и немедленно снова наполнил рюмку, - Ну, и что от нас? Я-то в администрацию Самого звонить не буду, - оглянувшись на портрет Президента, висящий на стене, опасливо хохотнул он.
   - От вас? От вас ничего. Разве что гостиница. Очерк мы про вашего героя для газеты сделаем. А можно и книгу. Чтоб не хуже, чем в соседнем районе, - улыбнулся Бардин.
   - Да, книгу можно, - согласился мэр, - У нас тут типография есть районной газеты, так ты пиши, мы книжку отпечатаем. И тебе заплатим, не сомневайся.
   - Дело не в этом, - Бардин полез в дипломат, - Уже есть серия. Книжки про героев. И чтобы бумага и печать была хорошей, издавать лучше в Москве. Вот, посмотрите...
   На стол легла и разъехалась пачка одинаковых, как близнецы, ярких книжек с портретами солдат на обложках.
   - Хотите, чтобы ваш герой был не хуже, заключите договор, и он выйдет в той же серии, - он пошевелил книги, как листья, и сразу вспомнил слово "окучивать". Жена Ленка так и говорила, посмеиваясь: "Сегодня окучила "Сталь-Гарант" на разворот, по безналу. Как бы не обманули. Морды у них жуликоватые". Она писала рекламные статьи о швеллере, уголках и гофро-листе, гордо именовала себя "Журналист-тире-рекламный агент" и верила, что хорошо оплачиваемая халтура - это как бы почти и не халтура вовсе.
   - В той же серии, - хмыкнул мэр, - Поди, дорого?
   - Нет, от полутора до двух тысяч. Долларов разумеется, - Сергей солнечно заулыбался.
   - Полторы - две тысячи?.. Это для Москвы, может, ерунда, а для нас деньги... И не маленькие, - Китаев задумчиво поскреб подбородок.
   "Один раз тебе в Грецию не съездить!" - подумал Бардин и продолжал убеждать:
   - Ну, так ведь уровень! Финская бумага, печать тоже, хочется, чтобы герой вашего района был не хуже других.
   - Ты подожди, может, не дадут ему еще Героя, - засомневался мэр, - Хотя, конечно... Ты, в общем, иди в гостиницу, располагайся, номер тебе будет. Я сейчас звякну. А мы тут покумекаем. Говоришь, за пару дней все решится?
   "А машину так и не дал, - подумал Бардин, прощаясь в дверях, - Ну, деревня!"
   - Гостиница через площадь, напротив! - словно угадав его мысли, заметил мэр, - Иди все время прямо. Там вывеска будет. Ну, давай!..
   Гостиница впечатляла обилием стекла (впрочем, давно не мытого) и огромной, наполовину осыпавшейся абстрактной мозаикой на торцевой стене. В окнах сушились чьи-то растянутые футболки, висела вобла в связках. Желтели казенные шторы. Бардин вошел в холл и увидел за полированным столиком в углу пожилую тетку в пуховом платке, наброшенном поверх строгого костюма. Она как две капли воды напомнила ему точно такую же администраторшу из не вспомнить уже и какого города. Да и сама гостиница была до боли стандартна: бесконечные, на весь фасад, лоджии, репродукции на стенах, фикус в кадке, запах жареной картошки. Линолеум облезлый. Делением они, что ли, размножаются?..
   - День добрый, - он подошел к тетке и достал паспорт. Она посмотрела на него, как на что-то бесконечно маленькое, вроде клопа, и железобетонным голосом отрезала:
   - Нет номеров.
   - Есть, - вздохнул Бардин, - И даже одноместный. Или Китаев по телефону сам с собой разговаривал?
   Тетенька кивнула и взялась за трубку. Фамилия мэра ее ничуть не напугала.
   - Зин? Подготовь малый люкс. Обкомовская бронь, - позвучало это невероятно важно и значительно, - Белье там поменяй, - положила трубку, подняла крохотные глазки, - Паспорт ваш давайте сюда. Надолго?
   - Как получится, - Бардин извлек из кармана шоколадку и положил на полированную крышку стола.
   В районном люксе было полутемно, пахло пылью и хлоркой. Он включил свет. Обстановка при всей кажущейся роскоши отдавала казенностью. Тяжелые, темные, словно пропыленные шторы, полированный стол, заслуженный холодильник. Иноземным гостем стоял на тумбочке маленький цветной телевизор "Сони". В ванной звонко капала вода. Заглянув туда, Бардин увидел небольшую сидячую ванну с ржавыми потеками и забытую кем-то початую пачку стирального порошка "Апрель" на сушилке для полотенец.
   Одно было хорошо: окно номера выходило не на мэрию, а в скверик с нелепыми круглыми фонарями и белым Ильичом, указывающим на автобусную остановку. Сергей сел на кровать, и она тут же отозвалась скрипом продавленного матраса. Такое покрывало в веселенький цветочек он тоже где-то уже видел. Гостиницы все одинаковы. Сама жизнь, наверное, сделана по каким-то шаблонам.
   В дверь постучали, зашла толстая горничная с графином в руках.
   - Добрый вечер, я вам водичку заменю.
   - Хорошо. От вас по межгороду как звонить? - он кивнул на стоящий на столе телефон.
   - Сейчас телефон включат. Прямо код набирайте и говорите, - ответила горничная. Она профессиональным движением подравняла подушку и вышла.
   Бардин подождал, пока ее шаги удалятся по коридору, снял трубку и набрал номер.
   - Здравствуйте, Виктор Николаевич! Это я. Бардин. Прибыл, приняли вроде нормально, - он некоторое время слушал невидимого собеседника, короткими гримасками комментируя его слова, - Парень пока в больнице, завтра к нему пойду. Пытался окучить мэра на книжку, но не знаю. Он сам еще не знает. Вроде клюнули. Вы держите меня в курсе дела, - журналист еще помолчал, слушая и, попрощавшись, нажал отбой.
   Главный редактор его немного раздражал и казался похожим на мэра Китаева. Его вообще всегда раздражали очень деловые люди. Интересно, а вне работы главный тоже такой? Например, когда у него болит живот или двадцатилетняя дочка приводит домой очередного бойфренда с глазами рыночного ворюги?
   Он потянулся к пульту телевизора, и из-под него тут же рванул крупный испуганный таракан. Как раз начали передавать новости, и диктор, комментируя картинку на экране, бодро сообщил, что федеральные войска, освободив большую часть Чечни, продолжают выдавливать боевиков в горы. Уже работает мирное правительство под руководством полевого командира первой чеченской войны. Обсуждается план сева и меры по восстановлению хозяйства республики.
   На улице совсем стемнело. Сутки прошли с Москвы, с вокзала, с синего окна, в котором растворился контур грустных глаз. Она рисовала в воздухе картинки: сердечко, телефон, книгу. Потом помахала и отвернулась. Поезд дернулся.
   "Я тебя люблю, позвони мне оттуда, посмотри там книгу". Сергей разобрал сумку, достал пакет с бутербродами и маленький кипятильник. Где-то далеко фабрика тонко закричала в воздух, прогоняя рабочих с вечерней смены. В коридоре две тетки громко ругались из-за какого-то акта на прожженное покрывало, который одна не написала, а вторая не напомнила. Часы на руке пискнули: семь.
   Он набрал код Москвы и домашний номер.
   - Приветики!.. Что? Да нет. Ничего не случилось. Нормально доехал, холодно только в вагоне... Из гостиницы. Да. Ты что, аж целый люкс! Обкомовская бронь... А ты? А чего голос сиплый? А чего в нос говорим?.. - он засмеялся, - Слушай, это такая дыра! И мэр такой же...
   Жена начала, поминутно сморкаясь, рассказывать о том, что пес сорвался с поводка, и ей, бедной, пришлось гоняться за ним по сугробам. По телевизору начался боевик с Джеки Ченом. Заворчали трубы.
   - Я скоро приеду, - пообещал Сергей, - Ты там не скучаешь?.. Да? И я скучаю. Ну давай... Ну, целую.
   Он зевнул, выключил телевизор, разобрал постель, зашел в ванную и потрогал чуть теплую трубу: "Чтоб вас!". Лег. Не читалось, почти бессонная ночь в поезде давала себя знать слабостью, во рту после коньяка остался мерзкий кислый привкус, который не перебили даже бутерброды. Поворочался, вспомнил почему-то лето и вскоре заснул.
  
   * * *
  
   Районная больница, в отличие от гостиницы и мэрии, занимала, видимо, недавно отремонтированное старинное здание с колоннами вдоль фасада. Правда, краски лишь на этот фасад и хватило, остальное было серым, в каких-то потеках, местами еще не убрали леса. Справочная скрывалась за обшарпанным боковым входом.
   - Богуш? - Регистраторша за окошком долго листала какую-то книгу, возя пальцем по строчкам, - Восемнадцатая палата. Состояние тяжелое.
   "Богоугодное заведение", - вспомнилось Бардину название подобных мест в позапрошлом веке.
   Длинные коридоры. Зеленые крашеные стены, больные в растянутых спортивных трико или безразмерных пижамах. Наводящие ужас плакаты с огромными надписями "Педикулез!" и "Инфаркт миокарда". Чьи-то костыли у стены. И поверх всего затхлый запах больничного супчика.
   В восемнадцатой палате стояло семь коек. Все, кроме одной, были заняты. Мужик в дальнем углу время от времени стонал. Остальные лежали тихо и как-то безучастно, словно куклы. Воздух в палате был спертым.
   Богуш дремал на первой же от двери койке, рядом на тумбочке в бумажке лежали какие-то разноцветные таблетки.
   Бардин подтянул табуретку и сел. Пацан был маленький и худой, с оттопыренными ушами и торчащей козырьком челкой, вокруг глаз залегли желтоватые тени, похожие на синяки. Дышал он тяжело, прерывисто, со всхлипами, бессмысленные голубые глаза остановились на какой-то точке стены.
   - Здравствуйте, Алексей!
   - Здравствуйте, - тот не сразу повернул к нему изможденное лицо, - А вы кто?
   - Я Бардин Сергей Викторович, но можно Сергей просто. Журналист. Буду о вашем подвиге писать очерк.
   Стонущий мужик на дальней койке замолчал и повернулся к ним, прислушиваясь. Сергей нервно оглянулся на него и встретил взгляд, любопытный и враждебный одновременно.
   - А чего мамка не пришла? - Богуш облизал губы и потянулся к стакану с водой.
   - Не знаю. Вы можете со мной поговорить?
   - О чем? - тощая рука все-таки достала стакан, и парень присосался к нему, пока не выпил все до капли.
   - О вашем подвиге, о том, что случилось в тот день под Чечен-Аулом.
   - Это что, все в газете напишут?
   Голос его звучал тихо и как-то тускло.
   - Обязательно, - Сергей полез в кейс и достал пару холодных мандаринов, - А может, и в книге.
   - Ну, в засаде были, а тут чехи. Пришлось отходить, - без всякой интонации, словно по бумажке, сказал парень.
   - И вы остались, чтобы прикрыть товарищей?
   - Ну да. "Уходите, пацаны!" - кричу...
   - А чеченцы все ближе? Окружили? Их много было?
   - Много.
   - И вы решили себя и их подорвать последней гранатой?
   - Что? - лицо Богуша на очень короткое мгновение стало осмысленным и даже испуганным, - А, ну да, конечно. Чего, думаю, сейчас получите, напоследок, гады.
   - Ребята потом к вам вернулись с подмогой?
   - Не знаю. Наверно. Я уже в госпитале очнулся.
   Ему было тяжело говорить, каждое слово давалось с трудом. На лбу появились бисеринки пота. Подошла немолодая медсестра со шприцем, укоризненно посмотрела на Бардина, но ничего не сказала.
   Больной, лежавший за Богушем, снова застонал.
   - Ну, до свидания, Алексей, - Сергей поднялся, - Я к вам еще зайду, хорошо? Когда получше чувствовать себя будете.
   Но тот, похоже, его не слышал.
   - Совсем довели парня, - бормотал Бардин, шагая по коридору в поисках врача. Настроение у него испортилось, и дело было даже не столько в жалости, сколько в сознании, что бардак у нас был, есть и будет всегда. И не только в больницах.
   Врач, неожиданно молодой, лет двадцати пяти, но уже лысоватый парень в потрепанном темно-зеленом балахоне, обедал в своем кабинете. Перед ним на столе стоял, похоже, тот самый больничный суп, валялась пачка китайской лапши, на подоконнике закипал древний электрический чайник.
   - Мне нужен лечащий врач Богуша. Это не вы? - с порога спросил Бардин.
   Доктор, не опуская ложку, укоризненно посмотрел на него.
   - Я. А вы ему кто?
   - Конь в пальто, - Бардин достал и сунул под нос врачу журналистское удостоверение, - У вас будущий герой России умирает.
   Врач вздохнул и отодвинул тарелку:
   - Вы тут не грубите, пожалуйста. Освободится койка в реанимации, переведем вашего героя. Всем трудно. Не он один такой. И пока еще не умирает.
   Бардин неожиданно успокоился и подсел к столу:
   - Я могу узнать? Насколько серьезно?
   - Ну... - доктор поморщился, соображая, - Объективно, конечно, состояние тяжелое. К нам поступил с подозрением на сепсис, но это, похоже, не подтверждается. Швы зажили плохо. Общая анемия. Иммунитет снижен. Ну и психически, конечно. Вы сами должны понимать.
   - Ему помочь чем-нибудь можно?
   - Мы ему колем антибиотики, витамины... Другого все равно нет. Вы купите лекарство, я вам напишу какое. - Он что-то черканул на рецепте, - Хорошая вещь. Содержит обогащенную сыворотку крови. Новое лекарство, дорогое. Две моих месячных зарплаты, - доктор криво усмехнулся.
   - Ничего, мэрия оплатит, - Бардин спрятал рецепт, - А вы бы палату ему получше сделали. Он на живой труп похож у вас.
   - Его просто не очень удачно лечили. Еще там, в госпитале, вот и запустили парня. Давно можно было поднять, - хирург помолчал, вертя ложку, - Извините, а под это дело... не получится еще немного шприцов? И перевязочные материалы нужны, кетгут, капельницы, салфетки... Бедно у нас. Инструментарий жуткий.
   - Я поговорю, - неуверенно пообещал Бардин.
   Когда он, закрывая дверь, оглянулся, врач уже подтянул назад тарелку с остывшей капустной баландой.
   День только начинался и Бардин рассчитывал съездить к Богушу домой, зайти в школу, где тот учился, а если успеет, то и в военкомат.
   Район стандартных пятиэтажек начинался сразу за центром. Шесть домов, детсад, школа. И снова дома, школа, детсад - как на конвейере. Бардин отвернулся от автобусного окна. В конце концов, что еще можно было здесь увидеть?
   Нужный дом оказался такой же стандартной пятиэтажкой с пробеленными стыками серых панелей, низкими окнами и облезлыми крошечными балкончиками, заваленными хламом. Дети катались на санках и картонках с пологой горки, бегала здоровенная бродячая собака, кто-то догадался высыпать мусор прямо под ноги прохожим, и Бардин, морщась, пробрался боковой тропинкой к подъезду.
   Дверь квартиры на первом этаже открыла стертая тетка без возраста, одетая в линялый махровый халат, шерстяные носки и шлепанцы:
   - Вам кого?
   "А вот и наша мама!" - подумал Сергей и почему-то сразу очень живо представил детство Богуша: однообразные дни, редкие праздники с неизменной теткой, приезжающей в гости, школа, возня в этом убогом и скучном дворе, материнское нытье по поводу и без, макароны на обед и единственная перспектива изменить жизнь - армия.
   Планировка квартиры Богушей неожиданно оказалась точно такой же, как у Сергея дома, и он, пока мамаша нервно запихивала в какой-то стенной шкаф раскиданную одежду, напрягся от невольного ожидания знакомого голоса в комнате, запаха табака "Капитан Блэк", звуков "Продиджи" и ласкового вопроса: "Это ты, Серенький?". "Ленка, я скоро приеду", - подумал он, и тут тетка, остановившись перед ним в какой-то одновременно заискивающей и вызывающей позе, подала голос:
   - А, это... Лешке правда медаль дадут?
   - Должны, - Бардин пожал плечами, еще не вполне отрешившись от иллюзии дома.
   Они прошли в меньшую из комнат, квадратную, заставленную расшатанной совковой мебелью, с развешанными по стенам семейными фотографиями Богуша, его матери и какого-то светловолосого мужчины, снятых в разных возрастах и ракурсах (впрочем, на более поздних снимках мужчины уже не было). На окне, в трехлитровой банке, плавал толстый чайный гриб. Стекла были давно не мыты, на мебели лежал слой пыли.
   - Мне для статьи, - Бардин придвинул себе стул, уселся к столу и достал диктофон, - нужно что-нибудь про Алексея... ну, как он рос, каким дома был. Расскажите мне о нем.
   - Это зачем? - тетенька покосилась на диктофон, - Записывать будете? А что говорить-то?
   - Ну, он был хорошим мальчиком?
   - Хорошим, - он сморщилась и всхлипнула, - Помогал всегда. Раз было - на мой день рождения. Он себе на магнитофон копил. Так копилку разбил и мне купил кофту, теплую такую... Не в отца он пошел, от того слова доброго не дождешься...
   Она говорила, перемежая слова длинными вздохами, замолкала, снова говорила, а Сергей, давно научившийся слушать, не слыша, думал о том, что в сорок лет пора переходить к чему-то более интересному, важному, более греющему душу, что ли, чем такие вот беседы о чьем-то детстве в чужих квартирах и чужих городах. Ни одному человеку, кроме, пожалуй, Ленки, он не посмел бы признаться, что его престижная работа, когда-то так манившая, оказалась до предела циничной. К тому же, она отнимала столько времени и душевных сил, что на настоящее творчество их просто не оставалось.
   Ему смертельно надоело писать о людях, к которым он был глубоко равнодушен. Надоело ездить Бог знает куда, ночевать в гостиницах и общежитиях, питаться в столовках, а потом, уже дома, сидеть и часами расшифровывать с диктофона записи чужих голосов, которые рассказывают о неинтересных ему вещах.
   Иногда жена Ленка подходила, садилась рядом и слушала диктофонное бормотание, удивленно хмурясь и вертя в руках зажигалку.
   - Серый, - говорила она в таких случаях, - Как ты еще не повесился? Они же... они - ни о чем, они двух слов связать не могут!
   - Есть такое слово - "надо", - вздыхал Сергей.
   - Надо! Тебе это надо?..
   Это был риторический вопрос, на который Бардин никогда не отвечал. Все было ясно и так.
   ...Тетка замолчала и несколько секунд тупо смотрела куда-то в пространство.
   - Ну-ну? - подбодрил Сергей.
   - Бедно теперь живу, - она сглотнула и сложила на животе дряблые рабочие руки, - Работы нет. Мужа нет. Думала, Лешка вырастет, я хоть отдохну. А теперь что?.. Комнату сдаю армянам, чтоб с голоду не помереть, полы у чужих мою, устала я...
   Бардин сочувственно покачал головой и украдкой глянул на часы, успев с удивлением подумать, что не помнит, до скольких обычно длятся школьные занятия.
   - Я еще президенту напишу. Мне за сына пенсия положена, - Изранили, искалечили, - запричитала тетка и неожиданно завыла тонко и неубедительно, словно по обязанности. Сергею сразу захотелось как-то оборвать этот звук, стукнуть по столу, что ли, но мамаша вдруг замолчала сама, словно ее выключили, и сказала:
   - Я чаю поставлю.
   Она ушла на кухню, а в комнате вдруг появился ребенок жильцов, упитанный смугловатый парень лет трех-четырех с огромными черными глазами, остановился и стал беззастенчиво, в упор, как это делают дети, рассматривать Бардина. Сергей подумал, натянуто улыбнулся и показал ему "козу":
   - Ух я тебя!
   - Дурак, да? - немедленно отреагировал пацан, выпятил нижнюю губу и важно удалился.
  
   * * *
   Последний раз Сергей вздрагивал так сильно разве что во время московского урагана, когда крепкий ясень возле "ракушки" соседа вдруг угрожающе затрещал и стал валиться прямо на балкон, где мокрая Ленка в полнейшем восторге стояла у перил с видеокамерой и снимала происходящее "для истории". Тогда он испытал приступ какого-то мгновенного обжигающего ужаса, когда за одну секунду успеваешь умереть и родиться заново, и думал, что больше такое не повторится.
   И ошибся, потому что внезапно грянувший откуда-то с потолка оглушительный электрический звон точно так же заставил сердце сбиться с ритма.
   "Однако, - он вытер вспотевшие ладони и терпеливо переждал звуковую атаку, - Это ж какие надо иметь нервы..."
   Впрочем, старшеклассница, которую он поймал, чтобы спросить дорогу к сорок седьмому кабинету, на звонок отреагировала вполне спокойно, просто замолчала ненадолго, прижмурив один глаз и не переставая катать во рту жвачку.
   - Короче, - как ни в чем не бывало, продолжала она, стоило звону утихнуть, - идете дальше по коридору и после дебильного такого плаката сразу будет дверь. Вот вам - туда.
   Это была ростом с Сергея, очень уверенная в себе девушка лет семнадцати, в огромных ботинках "копыта продакшн" и словно обгрызенных по низу джинсах. Волосы она выкрасила в неоновые цвета, а говорила с ленцой, растягивая фразы и поминутно вставляя слово "типа". Одновременно она оценивающе разглядывала Сергея.
   - А что за плакат? - улыбнулся Бардин, невольно подбираясь под взглядом девчонки.
   - Типа, мойте руки перед едой, - хмыкнула она.
   Коридоры уже оживали, нарастал живой угрожающий гул, и она спешила исчезнуть.
   - Ты чего не на уроках? - неожиданно для себя спросил Сергей.
   - Кто, я? - она так удивилась, словно ей в лицо рассмеялся телевизор, - Да я, типа, не по этой части, дядя. Ну все, бай! А то заловят еще.
   И ушла, а коридор уже наполнился топающими, хохочущими, толкающимися, орущими и жующими существами, одетыми в немыслимые шмотки и объясняющимися на немыслимом птичьем языке.
   Невольно он вспомнил собственное детство: деревянные парты с откидными крышками, которые громко хлопают, когда класс встает, приветствуя учителя, одинаковая школьная форма, ненавистные физиономии педагогов, чернильные ручки, сажавшие кляксы в самых неожиданных местах от карманов до портфелей, обязательные букеты на первое сентября и ко дню учителя. Однажды он видел, как их классная тащила подаренные цветы домой, сбив вместе гвоздики, гладиолусы, георгины и астры в огромную безобразную солянку. "А может, я уже старый?" - неожиданно подумал он.
   В нужном кабинете высохшая немолодая женщина в каком-то бесполом брючном костюме и с бусами на бурой черепашьей шее одной рукой собирала сумку, а другой яростно расчесывала жидкие крашеные волосы. Вошедшего Бардина она не заметила, полностью погруженная в свои мысли. Отсюда только что унесся табун из тридцати подростков, столы по инерции еще слегка вибрировали, а лицо педагога все никак не могло принять нормальное человеческое выражение.
   - День добрый, - сказал Сергей, успев подумать, что не такой уж он и добрый, этот день, а скорее так себе, средней паршивости.
   - А-а! - непонятно чему обрадовалась женщина, - Здравствуйте, здравствуйте! Рада видеть.
   - Меня?.. Ну, можно сказать, взаимно. Вы ведь Галина Васильевна?
   - Проходите, - она бросила в сумку расческу и сделала губы трубочкой, - И что мы будем с вами делать? Мы ведь исключать будем вашу девочку. Вы можете это понять?
   - Мою девочку? - сбитый с толку Бардин прошел по узкому проходу до учительского стола, неуверенно сел за первую парту и чуть не выругался: к штанам немедленно приклеилась чья-то жвачка.
   - А как вы думали? - Галина Васильевна плотоядно усмехнулась, - Месяц назад у нее было последнее предупреждение. Больше я не могу. Извините. Она нам весь класс портит. Никакого самоконтроля!
   Сергей вдруг рассмеялся и почему-то подумал, что учительница говорит о девчонке, которую он встретил в коридоре:
   - Господи! Да вы путаете меня с кем-то, Галина Васильевна!
   - Как это?.. А вы - не отец Волосковой Ирины?
   - У меня вообще нет детей. Я журналист. Насчет Алексея Богуша, Героя России, он же у вас учился.
   - Ах... - ее лицо приобрело буроватый оттенок, и Сергей не сразу понял, что она просто покраснела, - Вот оно что... Герой России! Никогда бы не подумала.
   - Что, у него тоже бывали последние предупреждения?
   - А как же! Что Волоскова эта, что Богуш - одного поля ягоды. Только Волоскова гадит сознательно, а этот... Из класса в класс его за уши перетягивали. Не пойму, зачем вообще учился. Если его что-то и интересовало, в чем я сомневаюсь, то точно не мои уроки. Помню, у него часы были такие, китайские, с крышечкой на циферблате, так он ими весь урок сидит и щелкает, щелкает!.. Как специально. И ведь видит, что я отвлекаюсь, а все равно сидит и щелкает!
   Бардин улыбнулся.
   - Вы не смейтесь, - укоризненно сказала Галина Васильевна и снова сделала губы трубочкой, - Это только говорят, что дети все хороши. А на деле - зверинец! Уголок Дурова! Половине тут вообще делать нечего, им в тюрьму прямая дорога! А Богуш... ну, он просто вялый был какой-то. Ничего не надо, то в окно, то на часы, ничего не знает, ничего ему не интересно... Таскался все время за Генкой Семиохиным, как хвост. Ничего своего. Герой России... Как вышло-то, что он герой?..
   Тут в дверь на высоте пары метров от пола просунулась голова усатого мужчины с сигаретой в зубах:
   - Вызывали? Я Волосковой отец.
   - О! - радостно провозгласила Галина Васильевна, и Бардин понял, что разговор окончен.
   Завуч, на которого удостоверение журналиста произвело гипнотическое впечатление, охотно выудил из недр какого-то шкафа старый классный журнал, продиктовали адрес Геннадия Семиохина и даже объяснил, как туда добраться. Идя по коридору на выход, Сергей вдруг остановился и посмотрел через окно во двор, где несколько пацанов увлеченно валяли друг друга в сугробах. Грянул звонок, словно ударил по голове кувалдой. Перемена закончилась.
   Оставался сущий пустяк - сфотографировать школу, где происходило становление Героя России. В принципе, такое сооружение, скучное, типовое, можно было найти в любом городе и даже в Москве, но Сергей все-таки вынул фотоаппарат, отошел на приличное расстояние и послушно увековечил занесенное снегом здание с яркой надписью на стене ""Иванушки" - лохи!". Времени прошло не так уж много, и он решил, что сегодня можно "добить" знакомых Богуша и забыть дорогу на эту окраину. Постоял, подумал почему-то о том, что, слава Богу, школьные годы остались далеко позади, и двинулся к Геннадию.
   Квартира Семиохиных, хоть и располагалась в такой же обшарпанной пятиэтажке, выгодно отличалась от соседских уже добротной дверью. А когда Сергею открыли, он вошел в прихожую и сразу подумал, что спутниковая антенна, замеченная на фасаде, наверняка принадлежит Геннадию.
   Школьный друг Богуша, молодой румяный парень-крепыш, стоял голый по пояс, в спортивных штанах, по-наполеоновски сложив руки на груди, и вопросительно смотрел на Сергея. На мизинце его левой руки поблескивал явно не дешевый перстенек.
   - Вы - Геннадий Семиохин, друг Алексея Богуша?
   - Это кого, Лешки, что ли? - весело изумился парень, - Он что, в городе?
   - Алексей в больнице после тяжелого ранения. Его представили к званию Героя России, и я хотел бы поговорить с вами о нем.
   - Лешка - Герой России? Во дела! Мать, ты слышишь? - крикнул он куда-то в глубину квартиры и вновь повернулся к Бардину, - Где он, в нашей больнице? Зайду! Как он там? Зайду обязательно!.. Да что ты, проходи в комнату!
   Сергей послушно проследовал за хозяином и чуть не свистнул при виде огромного телевизора с экраном совершенно немыслимых размеров, перед которым, на коврике из натуральной ламы, в вальяжной позе разлегся здоровенный мастифф в блестящем ошейнике. У стены стоял новенький тренажер "Кеттлер". Обстановка подавляла роскошью, все тут стоило дорого, даже пепельница на журнальном столике и цветок на окне.
   - Так и живу! - весело сказал Геннадий, - Ты как, выпьешь? За такое дело? - он подошел к стенному бару и надавил кнопку, заставив дверцу с мелодичным проигрышем распахнуться.
   - Вы с Алексеем дружили? - спросил Сергей и приготовил диктофон.
   - Десять лет, - с готовностью подтвердил Семиохин.
   - Ну, и что он был за человек?
   - Да нормальный пацан. Надо же, Герой... Ну, Лешка! Не ожидал!
   - А чем он увлекался? Может, в секции какие-нибудь ходил?
   - Да ходили мы... в какие-то. В авиамодельный в пятом, в радиотехнический, на балалайку еще. Нам сказали, кто на балалайку запишется, тому пятак по пению поставят. Так у меня в аттестате, считай, одна только эта пятерка и есть.
   - А вы в армии служили? - неожиданно спросил его Бардин.
   Геннадий, склонившийся с бутылкой над бокалами, удивленно выпрямился:
   - Не довелось, - он вздохнул и улыбнулся, - Здоровье. У меня ларьки на площади, - зачем-то добавил он.
   - Хорошо, а девушка у Богуша была?
   - Конечно, - Гена подвинул Бардину бокал и раскрытую коробку дорогих шоколадных конфет, - Не без этого.
   - Адресок не дадите, где живет?
   - Зачем адрес? - удивился он, - Люд! Выйди, покажись людям.
   Людмила не заставила себя долго ждать, она вплыла в комнату, бережно неся впереди себя огромный живот. У нее были круглые глаза и какое-то отстраненное, даже глуповатое лицо, какое часто бывает у беременных женщин, считающих себя и все вокруг лишь придатком к своему животу. Сергей привстал и поклонился ей:
   - Добрый день.
   - Люда, - с ленцой протянула беременная и опустилась в кресло.
   - Ты прикинь, - поделился с ней Геннадий, - Лехе Богушу Героя России дают.
   - Слышала, - она поморщилась, - Ты орешь, что стены дрожат.
   - Вы правда бывшая девушка Алексея? - спросил Бардин, доставая диктофон.
   - Не надо, - Людмила подавила зевок, - Не записывайте. Мне нечего сказать.
   - Почему?.. - он чуть растерялся, - Я же не собираюсь лезть в ваши с ним отношения. Просто расскажите, какой он человек?
   - Никакой. Мы недолго встречались, месяца три. Потом его в армию забрали, а я с Генкой стала ходить.
   - Но вы его... вы к нему хорошо относились? Вы рады за него? - уже без всякой надежды пробормотал Сергей, - Вам жалко его?
   - А мне-то с чего радоваться? - удивилась Людмила, - Или жалеть? Хотя да. Жалко. Он прикольно Никулина изображал. А денег ему много дадут?
  
   * * *
   В гостиницу Бардин добрался, когда было уже совершенно темно и, как всегда в глухой провинции, практически безлюдно. Вскипятил воду в стакане, заварил чай и уселся на кровать, чувствуя себя заезженным, как лошадь. О книге для Ленки опять забыл. После многочасовых хождений ныли ноги.
   Нужно было чем-то заняться, и он достал из кейса блокнот. Мысли, еще пять минут назад громоздившиеся друг на друга, тут же испарились. Что тут писать? Никакой биографии. Писать нечего, а значит, строчи, что угодно, хоть стихами. Стандартный, серенький человек, каких миллионы. Мальчиком был хорошим, в школе учился средне, девушка была, друг был. А еще-то что? Душа Богуша нигде не выглядывала из зарослей казенных фактов.
   Он порылся, извлекая материалы, припасенные для других статей. Какие-то копии представлений к наградам, письма читателей. Целый ворох бумаг, даже смотреть на которые совершенно не хотелось. Неожиданно зазвонил телефон.
   - Вас вызывают из Москвы, - сообщила телефонистка, - Будете разговаривать? Соединяю.
   И почти сразу за ней пророкотал голос редактора:
   - Ну что ты там, не наотдыхался? Как Богуш?
   - Собираю материалы, - ответил Бардин, - Богуш в больнице. Что-то там после ранения... сепсис... состояние тяжелое. Указ на него еще не подписан?
   - Пока нет. Как думаешь, выживет?
   - Разве от этого что-нибудь зависит? - Сергей сам не понял, зачем это спросил.
   - А то ты не знаешь, как у нас любят посмертно присваивать, - с циничной прямотой заметил редактор, - Ты там надолго не зависай, собирай материал и двигай. Тут для тебя еще по двоим работа есть.
   Бардин распрощался и повесил трубку. Работать ему неожиданно расхотелось, и он спрятал бумаги назад в портфель. Погасил свет и подошел к окну. Над сквером в свете фонарей летел снег, на макушке у Ильича образовалась мохнатая меховая шапочка.
   "Восемь книжек уже есть, - тоскливо подумал он, - теперь Богуш. Потом еще двое. Лепим, как пирожки. Штампуем. Добро пожаловать в инкубатор Героев!.. Хорошо, хоть платят аккуратно. Может, на дачу, наконец, накоплю. Или мебель поменять? Сделать, как на той картинке из каталога - "Комната Хорошего Настроения"... Господи, о чем это я?! Он, может, не сегодня - завтра умрет. Или даже так: умрет - Героя дадут, а нет - орден Мужества или медаль. И не думал никогда этот парень ни о каких деньгах, ни о какой карьере".
   Написать бы что-нибудь настоящее. Про тех же парней из маленьких городков, которые там, в Чечне, воюют, калечатся, и погибают. Пусть уйдет на это год. Но это будет хоть год без халтуры.
   "А жить все это время на что?" - грустно возразил он сам себе. Ленке хорошо. Эта ее "халтура-тире-не халтура", по крайней мере, не затрагивает души. Такое можно писать километрами, и совесть остается спокойной.
  
   * * *
   Его уже перевели в отдельную палату, маленькую, темную, с узким окном и глухой дверью с замками. Судя по устоявшемуся запаху хлорки, раньше здесь была процедурная или перевязочная. Теперь желтые шторы скрывали серый зимний день, а в вазочке на столе три вялые гвоздички доживали свой короткий век.
   Богуш дремал, по-детски обиженно отвернув лицо к стене. На звук открывшейся двери шевельнулся, замычал, дернул рукой.
   - Привет, - Бардин присел на край его койки.
   - Холодно, - в пространство сказал Богуш и повернулся к гостю. Выглядел он вроде получше, даже румянец появился, но глаза были совсем мутными, отсутствующими, словно у снулой рыбы.
   - Как тебе тут, нравится? - Сергей включил свет, с некоторой тревогой попытался встретить его взгляд и не смог, - Отдельная палата все-таки. Спишь, небось, все время?
   - Не-а, - Богуш зевнул, на мгновение показав обметанный язык, - Не дают. Достали все. Ходят и ходят... С утра Генка, вот только ушел. Я же не сержусь на него. А он все за руки хватает и хихикает, хихикает... Черт с ней, с Людкой, лярвой этой... Сдалась она мне... Пионеры тут еще приходили.
   - Какие пионеры? - поразился Бардин, неожиданно подумав: "Да у тебя, парень, крыша, похоже, едет...".
   - Не знаю... какие-то... от коммунистов. Я думал, их и не осталось уже. Все в галстуках, чудно. Салют мне отдавали. Обсели, как мухи. Пристали, чтоб рассказал...
   Теперь, при свете, в палате стало уютнее. Красный вымпел, появившийся на стене, словно уравновешивал яркий плакат "Союза правых сил" напротив. На подоконнике лежали какие-то кульки, пакеты, видимо с подарками.
   - Ты лучше бы мне рассказал поподробнее, - вздохнул Сергей, машинально поправляя ему одеяло, - О себе, о войне. Мне ж о тебе писать, а я и не знаю ничего.
   - Чего рассказывать? Призвали и служил.
   - Вот и давай с начала, как призвали.
   - Привезли на сборный пункт, там по командам стали разбирать, кого куда. Погранцы там, моряки. Какой-то майор и говорит: "Кто хочет в веселые войска?". Я и пошел.
   - Почему веселые?
   - Ну ВВ, внутренние войска. Потом КМБ, курс молодого бойца, три месяца в части и в Чечню.
   - В Чечню хотел ехать?
   - Хотел. Там веселее. И дембель раньше.
   - И чем приходилось заниматься?
   Богуш еле заметно пожал плечами.
   - Стояли в поле, землянки, окопы отрыли. Охраняли.
   - Кого охраняли? - все допытывался журналист.
   - Себя.
   - Так ты там полгода провел, - Бардин сверился с блокнотом, - В вашей части потери были?
   - На минах двое пацанов подорвались. И водовозка шла, из зеленки обстреляли, прапора убили. Бак у нее в решето стал. Она мчится по буграм, как на ралли, и вода во все стороны. Водилу только зацепило, так после госпиталя домой дослуживать поехал.
   - Хорошо, Леш, - Бардин поставил поближе диктофон, - Ну, а расскажи мне про тот день, когда тебя ранили. Какое у вас было задание, кто командовал, как напоролись на боевиков?
   Алексей лежал, словно задумавшись, лоб его сморщился, наконец, он медленно, по одному слову, стал отвечать.
   - Задание у сержанта было. Что-то там разведать, уточнить. А я же гранатометчик был, в прикрытии. У садов на чехов напоролись, такая пальба началась.
   - Кто дал приказ на отход?
   Богуш молчал, глядя в потолок.
   - Не помню я ничего. Только помню, что стреляю, ноги не чувствую и страшно, что сейчас патроны кончатся, а магазинов больше нет.
   - Магазинов?
   - Ну да, к автомату. Потом, уже в госпитале, в себя пришел: "товарищ рядовой... подвиг... домой поедете".
   - Ефрейтор, - машинально поправил его Сергей, - Я вчера в военкомат заходил. Они тебе, как узнали, ефрейтора в запасе присвоили.
   - Ефрейтор? "Собака", значит, - усмехнулся он, - Слышь, журналист, а зачем?
   - Что зачем?
   - Зачем это все надо?..
   Богуш обвел взглядом и вымпел и плакат, подарки на подоконнике и, получилось, что и самого Бардина.
   - Я домой хочу, - тихо и жалобно попросил он, - Не надо книги, ничего не надо. Мама пусть придет. Мне по ночам снится, что я умираю, а мамы нет... - он сморщился, и по щеке скатилась слезинка, - Уйдите, пожалуйста, меня уже тошнит от вас от всех...
   Скрипнула дверь. Прежний сосед Богуша по палате стоял на костылях, прислонившись к косяку.
   Бардин поднялся, убрал диктофон, пожал на прощание вялую руку Алексея и, попрощавшись, вышел.
   Уже в коридоре он услышал, как говорил Алексею сосед:
   - Слышь, ефрейтор, с тебя за лычку причитается.
  
   * * *
   Остаток дня Бардин просто ходил по городу. По центральной улице со старыми, еще дореволюционными зданиями. Двух-трехэтажные бывшие купеческие особнячки были обвешаны вывесками каких-то контор. "Райторг", "Районо", "Райвоенкомат", "Рай..." - эта приставка в названиях учреждений повторялась бесконечно. Райское место. Наверно, и праведные жители таких городков попадали в такой же рай. Где все спокойно, тихо и сонно.
   Нашел он и книжный магазин. Точнее бывший книжный, от которого остался лишь отдел учебников да россыпь украшенных пистолетами и перекошенными лицами детективов и женских романов с конфетными обложками.
   - Что интересует? - спросила худенькая продавщица средних лет, сидящая за прилавком над скандинавским кроссвордом.
   - Да я ищу одну книгу, - Сергей обвел взглядом полки за ее спиной, - Джон Варли, "Нажмите "Ввод"". Но у вас...
   - Никогда не читала, - призналась продавщица, - Это боевик?
   - Нет, - засмеялся Бардин, - О компьютерах что-то. Я сам не читал. Это жене нужно, она где-то когда-то видела в магазине. Тоже в таком маленьком городе.
   - О компьютерах есть "Виндоус для чайников". Сто пятьдесят шесть рублей.
   ...Бардин съел в кафе шашлык и теперь, сидя за столиком, потягивал пиво из бутылки, поглядывая в окно. Ему в последние месяцы пришлось много ездить. Обычно вот по таким маленьким городкам, которые уже скатались, как колобок, в одинаковую серенькую картинку. И купе с такими же, как он, командировочными, станции и полустанки, которые не пропускали обычные пассажирские нескорые поезда. На полустанках одинаковые бабки в серых шерстяных платках наперебой предлагали не пирожки, сало или домашнюю колбасу, как когда-то. Сегодня они кричали: "окорочка, окорочка, пиво, окорочка", держа перед собой кастрюли со слегка поджаренными куриными ножками, купленными в своем сельпо.
   А на одной станции, где-то на подъезде к Белоруссии к остановившемуся поезду рванула целая толпа с детскими игрушками. Фиолетовые зайцы чуть ли не в человеческий рост, зеленые львы, пантеры. Прямо перед окном его купе бегала женщина с розовой свиньей размером с чемодан. Где-то рядом была фабрика игрушек, и рабочие, получив зарплату своей же продукцией, спешили на станцию к проходящим поездам.
   Словно в насмешку, репродуктор со столба вещал что-то про экономический подъем, какие-то проценты, доли процентов. Бардин тогда купил Ленке этого гигантского фиолетового зайца, и его потом на вокзале с ним не пускали в метро.
   ...У его столика уже давно ошивался ханыга. Жадно смотрел на остатки шашлыка в тарелке, недопитую бутылку.
   - Иди сюда, - поманил его журналист.
   Тот с опаской и каким-то ожиданием в глазах подошел.
   - Тебе лет сколько? Шестьдесят?
   - Сорок три, - сглотнул слюну мужик.
   - Сын есть?
   - Есть.
   - В армии служил?
   - А как же, он и сейчас служит. Пограничник, - в голосе мужика проскользнула гордость.
   - Значит, граница на замке, - поднимаясь пробормотал Бардин. Он купил еще одну бутылку и поставил ее перед занявшим его место ханыгой. Тот, обрадовавшись, порывался еще что-то рассказать, судя по обрывкам о сыне, собственной службе... "Ракетчик, ракетчик я", - затвердил он, но Бардин махнул рукой и вышел.
   Идти было больше некуда. Старую часть города он исходил, в кинотеатре шел старый американский боевик, который Сергей не стал бы смотреть и десять лет назад. Он еще постоял у расплывающейся афиши и побрел прочь.
   - Дяденька, - позвал тонкий голосок.
   Он оглянулся. Девочка лет тринадцати в потрепанном пуховике и вязаной шапке стояла, переминаясь с ноги на ногу, и смотрела то ли нагло, то ли заискивающе:
   - У вас трех рублей не будет? Мне на билет не хватает...
   - В кино хочешь сходить? - Сергей вынул из кошелька десятку и протянул ей, - Не советую. Туфта.
   - Разве? - она пожала плечами, - Ну, все равно. Я любое кино люблю.
   У нее были темные брови и ресницы, красивое скуластое лицо и вполне осмысленные глаза.
   - Лучше бы почитала что-нибудь, - добродушно проворчал Сергей и сделал движение уйти, но вдруг остановился, - Тебя как зовут?
   - Алена.
   - Алена? То есть Елена?
   Девчонка покивала.
   - У меня жену тоже так зовут.
   - Да? - Алена как-то неуверенно повела подбородком, - А дочка у вас есть?
   - Дочки нет.
   - А почему?
   - Да просто нет.
   Ему почему-то хотелось поговорить с ней. Что-то притягивало. Словно перед ним стоял житель другой планеты.
   - Как здесь, в этом городе, Лен? Скучно?
   Девочка подняла брови:
   - Да нет. А вы откуда? Из Москвы?
   Они пошли рядом.
   - Всем, кто из Москвы, здесь скучно, - объяснила Алена, - Они почему-то ждут, что будут какие-то события, что-то такое, особенное... А здесь никогда ничего не случается.
   - А чем ты целый день занимаешься? Кроме школы?
   - Сразу видно взрослого, - вздохнула девочка, - Школой не занимаются, ее отбывают. А вы кем работаете?
   - Я журналист.
   - О! Это круто. Я пробовала что-нибудь написать. Ерунда получается. Мыслей много, пишешь, пишешь. Я потом в нашу газету отнесла, сказали перепечатать с писаного они не читают. Так я в Москву отправила, мамка "Труд" когда-то выписывала, газеты остались.
   - Ну и как, гонорар не приходил?
   - Не-а, а что, должен был? - оживилась девочка.
   - Вообще-то вряд ли. Но ты все равно пиши, - засмеялся Бардин, - Руку набивай. Может, еще коллегами станем.
   - Да сейчас! - Алена фыркнула, - Этим сыт не будешь.
   Они немного помолчали.
   - Ладно, не пойду в кино, - сказала девочка, - Действительно, ну его на фиг. А про что вы пишете... ммм...
   - Сергей, - подсказал Бардин.
   - Да, Сергей.
   - В основном, про людей. Есть такой журнал "Защитник". Не слышала?
   - Не-а.
   - Ну, это вообще-то не для девочек. Журнал о военных, о героях... - Бардин мучительно попытался вспомнить, о чем еще пишет родное издание, и не смог, - Ну, вот. А у вас тут появился свой Герой. Алексей Богуш.
   - Так, - кивнула Алена, - А дальше?
   Сергею редко приходилось беседовать с подростками, и он поймал себя на том, что просто теряется. Действительно, а что дальше? Герой - это хорошо. Но в чем глубокий смысл?
   Пересказать ей текст наградного листа? Не стоит.
   - Что он такого сделал? - добавила девочка.
   - Ну, он спас людей. Своих сослуживцев.
   - А где он работал?
   - Он служил. Солдат, понимаешь? В Чечне.
   - А-а, в Чечне... - девочка моментально потеряла интерес к разговору.
   - Что, Чечня уже по телевизору надоела? - Сергей засмеялся, - Ты реагируешь в точности, как моя жена. Только я начинаю про Чечню, как она отключается.
   - Засыпает? - удивилась Алена.
   - Нет. Она смотрит на меня, кивает, но если спросить ее, о чем я говорил, она не сможет вспомнить, потому что ничего не слышала.
   - А-а, так это у всех, - девчонке снова стало интересно, и она даже заулыбалась приятной улыбкой с ямочками на щеках, - Со школы привыкаешь. Или дома, если тебя пилят.
   - А тебя пилят?
   - Ну да. Мать, - Алена вдруг загрустила, - Вот сейчас я в кино не пошла, так придется домой. Я не хочется...
   Девчонка шла рядом и носками сапог пинала еще не слежавшийся снег, и он вспархивал маленькими буранами.
   Сергей посмотрел на ее старую курточку, застиранные джинсы и яркий вязаный шарфик, представил, как там у нее дома, и спросил:
   - Сильно пьет?
   - Кто, мать? Нет, не очень. Запоями. Она добрая, когда пьяная. А вот когда трезвая, нудит круглые сутки, как все плохо. Она техничка в школе. Плюс папа триста рублей в месяц алиментов присылает. А меня на работу не берут, у нас и взрослым-то сложно работу найти.
   - Может, ты есть хочешь?
   Алена поджала губы:
   - Даже если бы и хотела. Я не попрошайка. А что на билет просила, так потому, что очень в кино хотелось. Могу отдать, - она начала рыться в кармане.
   - Ну-ка, прекрати! - приказал Бардин, - Не сегодня, так завтра хороший фильм будет. Я предлагаю просто пойти и попить кофе. Мне в этом городе даже поговорить не с кем.
   - Давайте в другой раз, - девочка вздохнула, - Я домой пойду. А завтра в кино. На три часа. Нет, без пятнадцати три. Спасибочки за деньги!..
   Она повернулась и побежала по улице.
   - Извини, если тебя обидел! - улыбаясь, крикнул вслед Бардин, но она не оглянулась.
   В номере уже надрывался телефон.
   Сергей с некоторой опаской поглядел на пыльный аппарат и не в первый уже раз подумал о том, что звонят ему почти всегда некстати. И почти всегда для того, чтобы сообщить какую-нибудь неприятную новость. Давно прошло то время, когда телефонный звонок вызывал счастливый сбой сердца: Ленка хочет видеть, работа интересная намечается, старый забытый гонорар надо получить... Теперь все иначе.
   "Ленуся, пусть это будешь ты!" - подумал Бардин и взял трубку:
   - Да! - слово вылетело резковато и неприветливо.
   - Ой! - крикнул ему прямо в ухо пронзительный женский голос, - Слава Богу! Товарищ журналист!
   - Сергей Викторович, - машинально подсказал Бардин и сел на койку, свободной рукой разматывая шарф.
   - Да! - женщина задыхалась, как после стометровки, - Это Галина Васильевна! Помните?
   Он добросовестно напряг память, даже лоб наморщил, но никакая Галина Васильевна так и не всплыла.
   - Классный руководитель Алеши Богуша! - с готовностью помогли ему, - Вы к нам приходили! В школу!
   - Ах, ну да. Приходил.
   - Мы хотим вас пригласить завтра. Придете? У нас урок мужества в третьем классе.
   - Господи! А я-то причем? - Сергей решил совместить приятное с полезным: налил в стакан воду и воткнул в розетку кипятильник.
   - Вы понимаете, - Галина Васильевна немного снизила тон, и трубка перестала вибрировать, - Урок будет посвящен именно Богушу. Герою России. Так сказать, на примере...
   - На примере чего? Пример! - Бардин фыркнул, - Человек в больнице, умирает... ему, может, пару дней жить осталось. А в реанимации мест нет.
   - Это понятно! - заторопилась собеседница, - Но вы расскажете о нем, о его подвиге. Мы звонили в районо, мэрию, там одобрили, сказали, что вы пишете серию книг о героях. Весь день пытались вас поймать по телефону, но вас не было, - в ее голосе появился упрек, - Расскажите не только о Богуше, но и о них. Понимаете, мы все годы приглашали фронтовиков, как предписывалось. Но сейчас их почти нет, а те, что остались, очень старые. Да и ходят из года в год одни и те же. Мы сколько приглашали "афганцев", но они отказываются. А тут герой, да еще и из нашей школы! Мы же с вами идеологические работники.
   - Он еще не Герой, - устало возразил Бардин.
   - Но нам сказали, что будет Героем. Или хотя бы орденоносцем! А вы с ним встречались. Расскажете о его подвиге. Ну а мы - о школьных годах... Вы знаете, мы тут с коллегами его повспоминали, он, оказывается, был неплохой парень.
   "С учительницей спорить бесполезно", - подумал Сергей.
   - Хорошо, я приду, - сказал он, - Во сколько?
   - С утра и проведем, - обрадовалась учительница, - Первым часом. У нас как раз физкультурник заболел, "окно" и закроем.
   "Дура!" - подумал Бардин, вешая трубку.
   После дня хождений номер казался ему уютным. Сергей поставил сапоги к батарее, и вокруг них сразу же растеклась лужа. Потом достал кипятильник, пачку печенья. Пока он готовил чай, по телевизору передавали новости. Ближе к концу, показали картинку из Чечни и диктор бодро зачитал число уничтоженных за этот день боевиков.
   Сергей вспомнил, что еще с первой чеченской войны складывал этих уничтоженных боевиков, тех, кто сдался и перешел на сторону федеральных войск, да еще плюс уехавшие с республики беженцы. По цифрам давно уже выходило, что никого в этой Чечне просто и не могло остаться.
  
   * * *
   Утром шел мокрый снег. Где-то за облаками поднималось солнце, а здесь, внизу, все было голубоватым, как в сказке. Четыре фонаря освещали скверик и остановку так ярко, словно сейчас там должен был начаться митинг. Бардин немного постоял у окна, глядя на белого гипсового Ильича, который среди снега казался одетым в маскхалат и терялся, когда ветер гнал на него большие тяжелые хлопья.
   Сергею никуда не хотелось выходить в такую погоду. Надевая куртку, он буквально физически ощущал это свое "не хочу", словно оно было зубной болью. Какая школа? Какой урок мужества? Зачем?..
   - Ладно, - вслух сказал он сам себе, - Это еще не самое худшее. Ну давай, Серый, ну, ползи, моя радость...
   В школе все было уже готово к уроку мужества. Он вошел в пустой кабинет с ровными рядами низких голубых столиков, где по стенам висели портреты каких-то мужиков в военной форме и без, но все с длинными колодками наград. Над чисто вымытой доской была пришпилена кнопками огромная фотография Богуша, тогда еще здорового, глуповато улыбающегося, лет пятнадцати. Фото было мутноватым, видимо, его пересняли с маленькой карточки.
   Галина Васильевна, в белой блузке из шуршащей синтетики, аккуратно причесанная, с накрашенными ногтями, поправляла в вазе алые гвоздики.
   - Сергей Дмитриевич! - испуганно вскрикнула она, словно ее застали за неприличным занятием.
   - Викторович, - он снял куртку и положил ее на последнюю парту.
   - Ой! - учительница сразу засуетилась, схватила его вещи и вымелась из класса, дробно стуча каблуками.
   Заглянул пацан лет десяти с торчащими ежиком волосами:
   - Галины нет?
   Бардин не успел ответить, потому что пацан, быстро пробежав взглядом по классу, уверенно вошел, дотопал до учительского стола и запустил руку в ящик:
   - Во-от он, голуба! - его лицо расплылось в радостной улыбке, - Думала, не найду... дура.
   Сергей потерянно молчал. Парень выглядел очень независимо и деловито и глядел на него, как на сверстника.
   - Чего? Она у меня пейджер отняла, - детская рука выудила из стола маленькую черную коробочку на блестящей цепочке, - Потом просить ее, ходить хвостом... А сейчас тут лапшу будут вешать про героев, и не подберешься. Ладно. Вы ничего не видели.
   - Да, конечно... - Сергей хотел улыбнуться, но продвинутое дитя уже потеряло к нему всякий интерес. Оно убрало пейджер в карман джинсовой курточки, плюхнулось на заднюю парту и вытянуло ноги.
   Кабинет начинал заполняться детьми. Бардин неловко стоял у окна и смотрел, как они, обсуждая свои проблемы, входят, рассаживаются, вынимают из сумок яркие тетрадки с фотографиями киногероев на обложках, выплевывают в ладонь жвачки и лепят их на ножки стульев, что-то доедают, роются в карманах, вздыхают. Постороннего никто не заметил, словно он был мебелью или статуей.
   Мальчик и девочка в ярких свитерах прошли в сантиметре от него, едва не задев.
   - ... на самом деле, полицейский, - мальчик продолжал рассказывать что-то, начатое еще в коридоре, - А они думали, что муж этой дуры работает в банке. Из-за этого все и вышло. Они при нем разговаривали, а он взял и сам туда поехал.
   - Туфта, - со знанием дела отреагировала девочка, - Ты "Крикуны" смотрел? Вот там такая же примочка: типа, человек, а на самом деле - робот. Старо!
   - Кстати говоря... - азартно начал мальчик, но его собеседница разу же перебила:
   - Ты мне зубы не заговаривай! Ты карты принес? Час целый париться...
   Бардин вздохнул. Он не любил и совершенно не понимал детей, а от собственного детства в памяти осталось немного: летние каникулы, какие-то несделанные уроки, из-за которых мать пьет валидол, нанятая дача, осенние лужи, горка, лазанье по чердакам, долгожданный грипп зимой, когда все оставляют тебя в покое и ничего не требуют...
   Появилась Галина Васильевна с какими-то бумагами в руках. Приглядевшись, Бардин увидел, что это - старые школьные тетрадки, коллективные фотографии, почетная грамота.
   - Здравствуйте, дети! - отличница народного образования бодренько протопала к своему ограбленному столу и плюхнула на него бумаги, - Сергей Викторович, садитесь, где хотите! Или идите сюда! - она кивнула какому-то мальчишке, - Вова, принеси человеку стул!.. Пожалуйста!
   Рослый флегматичный Вова выволок свое тело из-за стола и нехотя утащил его за дверь. Дети разговаривали почти в полный голос, парочка любителей видео уже достала карты. Бардин присел на свободное место рядом с рыженькой девчонкой, увлеченно читающей книгу "Властелин Колец". Он остро чувствовал себя лишним.
   Учительница уже начала что-то рассказывать, но он никак не мог заставить себя слушать. Взгляд помимо воли съезжал на страницу книги, которую читала девочка. Сергей встряхнул головой и тупо уставился на Галину Васильевну. Она прохаживалась у доски, размеренно вещая:
   - ... нельзя сказать, что Алеша Богуш очень хорошо учился и был отличником, но у него всегда была какая-то тяга к знаниям, интерес, и прежде всего - к своей Родине, к людям, которые принесли ей славу, одолели фашистскую гадину...
   Девочка перевернула страницу и достала из сумки пакетик орешков. У нее были невыспавшиеся глаза, она позевывала. Разрываемый пакет неприлично громко захрустел.
   - Хотите?
   - А? - удивился Сергей.
   Рыженькая протягивала ему угощение:
   - Фисташки. Хотите? А вы не Славки отец случайно?
   - Нет, я тут, как специалист по Богушу.
   - А-а... - без интереса отреагировала девочка и вернулась к книге.
   "Господи, - Сергей смотрел на учительницу, - неужели она не понимает, какой ерундой занимается всю жизнь? На нее же смотрят, как на идиотку! Если вообще смотрят! Вместо того, чтобы просто отменить этот дурацкий первый урок, дать им поспать подольше... она именно - вешает лапшу. Тоска какая. Когда же это кончится...".
   С каждой минутой ему все больше хотелось уйти. Богуша почему-то стало жалко. Просто как человека, как бывшего ребенка, который вот так же отбывал тут повинность, убивая время чем только можно и чем нельзя. Вообще - жалко. Может быть, впервые.
   "Я на секунду, - взглядом сказал он Галине Васильевне, поднимаясь в места, - Сейчас вернусь".
   "Туалет по правой стороне, - торжественным шепотом сообщила она ему, - Скорее приходите, вам пора выступать".
   "Не буду! - зло подумал он, покидая кабинет, - Хоть убей меня, не буду я здесь позориться...".
   Вслед ему еще неслись обрывки слов, какие-то книжные, безжизненные штампы.
   - ... истинный героизм... Родина... - бубнила учительница, шурша бумажками, - ...революционный держите шаг... Леша Богуш...
   На подоконнике напротив двери сидел флегматичный Вова, которого послали за стулом, и смотрел в снежное окно. На улице совсем рассвело, крутилась белая метель. Бардин хмыкнул, хотел что-то спросить, но не стал.
   На лестничной площадке между этажами его вдруг тактично взяли за рукав свитера и хорошо поставленным голосом сказали:
   - Прошу меня извинить, товарищ журналист, всего две минуты вашего времени...
   - Ну? - на грани грубости отозвался Бардин, смертельно уставший от школы и от всего, с ней связанного.
   Растерянный мужчина с седоватыми, зачесанными назад волосами как-то беспомощно поправил очки:
   - Я... преподаватель музыки в этой школе, Виктор Тарасович Гончар. В общем-то, странно, что вы не обратились ко мне, потому что Алексея Богуша я хорошо знал... то есть, знаю. Он ходил в мой кружок. Правда, давно.
   - Так, - Сергей машинально полез за диктофоном, - Ну, а... какие-то интересные факты, случаи? Мне тут все рассказывают, каким он был положительным мальчиком...
   - Положительным? - с сомнением усмехнулся Гончар, - Ну, может быть... Давайте спустимся ко мне, я хотел вам заодно что-то показать.
   В холодном актовом зале с поцарапанным роялем и пыльным плюшевым занавесом педагог сразу же отпер дверь подсобки и сделал широкий жест:
   - Прошу!
   Пригибаясь, Бардин вошел в крохотную комнатушку с единственным шкафом, набитым старыми журналами, нотами и плакатами.
   - Вы не поверите, - горестно заметил Гончар, - Единственное, на что я теперь гожусь, это мелодии на их мобильниках подбирать. Слуха нет ни у кого, вот и идут ко мне, просят что-нибудь позаковыристее... А Леша... Вот вы сказали: положительный. Нет. Но у него было настоящее чувство прекрасного! Меня не обманешь, я ведь музыкант.., - он помолчал, подозрительно глядя на журналиста, - Что вы так посмотрели? Ученики меня любят. Недавно юбилей отметил, так они мне песню по радио посвятили... группы "Чиж и компания".
   - "Вечная молодость"? - сразу догадался Бардин и фыркнул, - У вас тоже "роман с географичкой"?
   - А вы ее видели? Эту географичку?.. - учитель обиделся, - Я музыкант. И вас сюда позвал потому, что я... я написал для Алексея музыку. В честь присвоения ему Героя. Можно сказать, "Гимн для Героя".
   - Даже так?..
   - Да! Вот... - Гончар слазил в ящик стола и извлек новенькую магнитофонную кассету, - Рояль у нас расстроен, так я дома, на фортепьяно... У вас магнитофон есть? Тут без аранжировки, конечно, но основная тема...
   - Диктофон только. Но он под обычную кассету, так что сейчас мы... - Сергей выключил запись, вынул рабочую кассету и вставил подаренную учителем.
   Заиграла музыка. Аккорды были тяжелые, мощные, как поступь мамонта, в них звенел сдержанный металл и угадывалось вращение мощных шестеренок времени, рождающего Героев. Ужас, да и только.
   - Это, извините, не гимн, - Сергей нажал "стоп", - Это похоронный марш. Если Богуш умрет, то да - в самый раз. Так и назовем - "Реквием для Героя".
   - Не нужно издеваться, - сухо пробормотал Гончар и вдруг страшно расстроился, задрожал лицом и принялся тискать лацканы своего поношенного пиджака из коричневой синтетики, - Значит, не пойдет?.. Совсем не пойдет?.. - он проглотил комок в горле, - Я консерваторию закончил, представляете? И где я? В заднице!.. Кому моя консерватория тут сдалась? В школе ставка, потом хор этот проклятый, два кружка, ну, еще кое-кого в ту же консерваторию готовлю. И все! Где тут искусство?..
   Бардин пожал плечами.
   - Это, - педагог кивнул на диктофон, - это моя последняя надежда, понимаете? Может, возьмете? Не обязательно ведь для Богуша, мало ли кому... Хочется же выбраться, - пробормотал он плачуще, - из этой клоаки.
   - Ладно, ну конечно, - торопливо согласился Сергей и демонстративно убрал кассету в карман брюк, - Мне сейчас вернуться надо, там урок мужества в третьем классе. И не волнуйтесь, я передам...
   Никуда он, конечно, не вернулся. Нашел в пустой учительской куртку и кейс, оценил накрытый стол с порезанным на дольки тортом, стащил мандарин и с облегчением ушел.
  
   * * *
  
   - Привет!
   Алена обернулась и просияла. Видно было, что круги у кинотеатра она нарезает давно, хотя пришел Бардин в половине третьего, а не без четверти.
   Ветер трепал прилепленное к стеклу двери объявление: "Сеанс в 15:00 отменяется по техническим причинам".
   - Фильм-то только в семь, Ален. Так и будем на холоде дожидаться? - Бардин потоптался на месте и подмигнул, - Как Дед Мороз со Снегурочкой?
   - А куда? - девочка огляделась, - Может, походим?
   - Походим, - согласился Сергей, - Мне ходить полезно, вон, живот растет.
   - Это у вас от пива, - со знанием дела отозвалась Алена и вздохнула, - Я, наверно, уеду отсюда. Надоело! Верите? Каждый день одно и то же, блин ... Дневник завела, думала, интересные вещи буду записывать. А вчера перечитала, а там такая лажа...
   - Это у всех, - мягко сказал Бардин и заботливо, как дочь, взял ее под руку, - У меня, думаешь, не бывает? Особенно зимой. Понедельник - суббота, понедельник - суббота...
   - Я не в том смысле, - невесело ответила девочка, - Разнообразия-то у меня хоть отбавляй. Но тухло. Суетимся, суетимся... Мать суетится, девки, а толку... Сергей, а можно, я в Москве к вам зайду?
   - Зайди, - слегка оторопел Бардин, - А ты что, в Москву собираешься?
   - Ну, - подтвердила она, - Как потеплеет, рвану.
   - Рвать-то зачем? Что ты там делать будешь?
   - Деньги, - Алена пнула обломок сосульки, - Это без денег я пустое место, а с деньгами... В Москве, говорят, нва каждом столбе объявления. Помощникам руководителя и то от шестисот долларов платят. - она весело покрутила головой, - С деньгами я всех на уши поставлю.
   - Ну ты даешь!.. Да в той же Москве полно народа от получки до получки живет и копейки считает.
   - Все равно. Олька, подруга моя, в Москву той весной подалась. Ей семнадцать только стукнуло. Все говорили: дура, пропадешь. А она ничего, приехала вон в октябре, вся упакованная и на машине, - Алена сделала то ли презрительную, то ли завистливую гримаску.
   - Так она, может, проституцией там занималась.
   Девочка пожала плечами:
   - Ну и что? Зато королевой вернулась, все есть, и машина, и квартиру отремонтировала, и денег полно... Сейчас салон красоты открывает.
   Сергей помолчал, потом неуверенно спросил:
   - Лен, ты это все серьезно?
   Она улыбнулась:
   - Да не знаю. Иногда думаю: может, лучше так, чем... А что мне здесь ловить? Мать как напьется, мужиков наведет, а те потом лезут. Задвижку в моей комнате с мясом выдрали, так я у девчонки ночевала от греха подальше. Вы не думайте, мать-то нормальная, когда трезвая. Ей бы закодироваться... а то ведь была мама, и кончится однажды.
   - А ты в школу-то ходишь? - неизвестно зачем спросил Сергей.
   Алена лукаво глянула на него:
   - Считается, что хожу.
   - А если на самом деле ходить? А потом дальше, ну...
   Девчонка фыркнула:
   - В ПТУ, что ли, на швейницу? Или на завод? Вот крутая биография, слов нет!..
   - Лена моя тоже с завода начинала, - пожал плечами Сергей, - А теперь журналистка, в толстых журналах печатается. Причем, что странно: книги хорошие читает, и много, не ленится, а та-акую ерунду иногда выдает! "Железная песня металлочерепицы"... Хотя эти толстые журналы - они без претензий.
   Алена засмеялась, покачала головой:
   - А что она читает?
   Сергею показалось, что в этой фразе прозвучала нотка легкой ревности.
   - Да всякое читает. Сейчас вот книжку хочет про компьютеры. Джон Варли, "Нажмите "Ввод"". А где я ее возьму?
   - Джон Варли, "Нажмите "Ввод"", - тихонько повторила Алена.
   Они остановились возле низкого четырехэтажного дома с крохотными окошками и примерзшей к красным кирпичам стены сухой сеткой плюща.
   - А вот и моя хата! - вздохнула девочка и неуверенно посмотрела на Бардина, - Может, зайдем? Матери нет, она ногу лечить поехала. Треснулась на гололеде спьяну.
   - Ну-у... - Сергей растерялся, - А удобно, Лен? И надо было купить что-нибудь, ну, к чаю, что ли...
   - У меня пряники есть, - обиженно сказала Алена, - Пойдемте! Ладно вам, хоть на пять минут...
   Квартирка была маленькая, темная, с пожелтевшими потолками и устоявшимся запахом табачного дыма и огуречного рассола. Стесняясь, Алена повесила куртку гостя на гвоздь, развела руками и толкнула обшарпанную дверь своей комнаты:
   - Вот сюда. Здесь я, а в зале - мать. Но у нее не убрано...
   Сергей из вежливости пошаркал ботинками о расстеленную на полу тряпку, вошел и поставил кейс на пол. Комнатка его расстроила: выцветшие, подклеенные полосками бумаги обои, старенький детский шкаф с отошедшими на дверцах петлями, расшатанная софа, застеленная тонким шерстяным одеялом, единственный меховой бегемотик на подоконнике, обрывки штор. Стены пестрят журнальными вырезками с морем и яхтами, на письменном столе, под исцарапанным оргстеклом - Леонардо Ди Каприо. А пол голый, и лампочка под потолком - тоже голая.
   Алена слетала на кухню и тут же вернулась. Глаза у нее отчаянно блестели:
   - Сволочь... гадюка проклятая...
   - Кто? - испугался Сергей.
   - Мамаша, кто... Пряники сожрала, - девочку передернуло, и вдруг она отвернулась и завсхлипывала, закрыв лицо руками.
   Бардин стоял, слушал ее беспомощные рыдания и совершенно не знал, как себя вести. Надо было, по идее, утешить, может быть, погладить по голове, но он не мог заставить себя это сделать. Любое слово и прикосновение заранее казалось ему неестественным.
   - Знаешь что, - сказал он, наконец, - Давай поговорим, как взрослые люди.
   Она вопросительно повернула к нему залитое слезами лицо:
   - Давайте.
   - Раз уж мы с тобой вот так познакомились, я за тебя отвечаю. Морально. Поэтому сейчас я оставлю тебе денег. И свой номер телефона. Если ты действительно приедешь в Москву, позвони мне. Лену я предупрежу, она передаст, если меня не будет... Я ничего не обещаю, но мой хороший друг и его жена, они... любят детей, - Сергей на мгновение отвел взгляд, - А своих у них нет. Если что, они, наверно, смогут тебя приютить... Но пока не обещаю.
   Девочка молча смотрела на него, быть может, целую минуту. Потом вздохнула и расслабилась:
   - Спасибо, Сергей.
   - И ты возьмешь деньги без разговоров.
   - Хорошо.
   - Завтра утром я, скорее всего, уеду. Во всяком случае, надеюсь, - Бардин достал бумажник, мысленно прикинул и протянул девочке три сотенные бумажки. Та послушно взяла их и сунула в карман джинсов, - Будь поосторожнее здесь...
   Уходя из этой квартиры, он чувствовал себя на редкость паршиво. Кроме жалости к Алене, его грызла острыми зубками досадная такая, мерзкая мыслишка, что хорошо все-таки жить далеко от этих людей и этих проблем... И еще - он понимал, что радуется своему отъезду, и никакая жалость к обездоленному ребенку его не остановит.
   Вот эта радость и была гаже всего.
  
   * * *
  
   Богушу стало хуже. Бродя бессмысленным взглядом по потолку, он боролся с собственным дыханием, и выглядело это странно и страшно, будто человек притворяется, что дышит. Над ним возилась с капельницей медсестра, в палате остро пахло медикаментами.
   - Можно? - Бардин вошел и принюхался.
   - Да мне-то что, - буркнула сестра, - Его самого спросите. А лучше к доктору подойдите.
   - Я лекарство принес...
   - Все равно без разрешения врача колоть не буду, это дело не мое...
   Доктор нашелся в своем кабинете, и он снова ел.
   - А-а, здравствуйте, - вяло сказал он, увидев журналиста, - Ну, как? Купили?
   - Купил, - Сергей вынул из кейса упаковку с ампулами, - Вчера хотел, да закрутился.
   На самом деле он просто забывал о лекарстве, но признаваться в этом не хотелось.
   - Ну и ладненько, - врач покивал.
   - Ему хуже вроде, - озабоченно поделился Сергей, - Я заходил, он так дышит...
   - Отек легких, - лицо доктора не выразило ничего, кроме усталости.
   - Это смертельно?
   - Ну, почему сразу смертельно? Что вы так паникуете?.. Просто организм слабый. У него и пролежни, но я же не говорю, что это - смертельно. Будем лечить. Вот вы лекарство привезли... - доктор вздохнул.
   Медсестры уже не было, когда Бардин вошел в палату и осторожно присел на край койки. Богуш лежал, вытянувшись и закрыв глаза.
   - Э-эй, Леша, - Сергей чуть потрепал его по плечу сквозь одеяло и почувствовал, что тот дрожит, - Тебе нужно что-нибудь?
   - А? - Богуш вздрогнул.
   - Это я, - Бардин вспомнил про мандарин, достал его из кармана и положил на тумбочку, - На, съешь потом... Я спрашиваю, тебе, может, нужно что-нибудь? Лекарство я нашел, сегодня колоть начнут...
   Парень облизал губы высохшим шершавым языком и вдруг шепотом спросил:
   - Что вам надо, а? Что вы надо мной, как ворон?.. - он тяжело закашлялся, с хрипом пытаясь вытолкнуть из себя что-то жесткое, горячее, больное, - Что вы все лезете ко мне?..
   Сергей растерянно отстранился, не понимая, бредит он или нет. Богуш открыл глаза, подышал, глотая каждую порцию воздуха, как воду, и вдруг заговорил почти страстно, с нотками отчаяния в срывающемся голосе:
   - Слышь... корреспондент, а я не желаю ни о чем. Ни о войне, ни о ранении этом. Ты пойми... Вот к нам в школе раз фронтовик приходил, все про Отечественную рассказывал. Потом они с военруком напились на пару, и мне велели его домой тащить. Так он сказал, что у него лучше войны ничего в жизни не было. Там, говорит, была и грязь, и смерть, и дни до победы считал, все о доме и мирной жизни мечтал... А победил и пришел, так и засосало. Дом - завод - дом. Так вся жизнь и прошла. А в ней только и вспомнить, что когда-то всю Европу сапогами прошел... Я тогда думал, он спьяну. А оказалось, так оно и есть...
   - Это все философия, - неуверенно сказал Сергей, - У всех по-разному...
   - Да?.. А правду говорят, что, если я умру, мне Героя дадут? А выживу, так только орден какой?
   - С чего ты взял? - от неприятной точности вопроса вздрогнул Бардин.
   - Говорят... - с тихой усмешкой выдохнул парень, - Слышь, корреспондент, а хочешь знать, как все на самом деле было?
   Сергей пожал плечами.
   - Пошли пошарить насчет еды там. Нас не кормили уже несколько дней. Шмоток, чего еще прибрать. Просто перед дембелем прибарахлиться. Пошли в село чеченов потрясти. А там боевики... Как стрельба началась, рванули назад. А я ногой за что-то зацепился, растянулся, чувствую, бежать не могу...
   Сергей смотрел поверх головы Богуша в темное окно. Нижняя половина была закрашена белым. За верхней угадывался больничный парк.
   - Чехи прут, а наши, гады, убежали, - все бормотал парень, словно боялся, что его больше никто не услышит, - Я из автомата начал садить. Те залегли, стали гранатами закидывать... Дальше не помню ничего.
   Он закашлялся. Кашель рвал его, выворачивал наизнанку, это был уже и не кашель даже, а жуткие, невыносимые, почти животные звуки. Тело согнулось. Лицо покрылось алым румянцем, глаза вылезли из орбит, и по щекам сразу же потекли слезы.
   Сергей вскочил и выбежал в коридор с единственным словом "Помогите!", застрявшим в горле. Но сестра уже спешила к палате, неся на отлете приготовленный шприц. Она закрыла дверь, и Бардин неловко топтался в коридоре. Вскоре мимо него в палату прошел и врач.
   Какое-то время страшный кашель еще доносился из бокса, потом его сменили самые настоящие рыдания, и, наконец, все стихло.
  
   * * *
  
   Метель кончилась. Снег падал теперь ровно, и на подоконнике образовался целый сугроб, закрывающий треть стекла. В этом было что-то новогоднее, уютное, и Сергей, сидя на койке в своем номере, представил жену Ленку, которая, наверное, пьет дома чай с малиной, дышит над вареной картошкой, капает в нос и ждет звонка. Но набрать домашний номер, пока жива еще в сознании жуткая картинка из больницы, он не мог. Нужно было отойти.
   - Давай напьемся, Серый? - задумчиво предложил он сам себе, - Вдребезги?.. Ну да, а работать будет Пушкин. Или ну ее а баню, такую работу?..
   На дне сумки, в истрепанной файловой папке, валялись копии чьих-то наградных листов, и Бардин, маясь, стал перебирать их.
   "...сержант Абдуллин Альберт Александрович...", - "А.А.А...", - усмехнулся Сергей, - "...когда при попадании мины начался пожар на складе боеприпасов, под огнем противника возглавил вынос снарядов в безопасное место. Получил ожоги рук второй третьей степени и отравление угарным газом, но не допустил взрыва боеприпасов. За проявленное мужество и героизм представляется к медали Суворова...".
   Бардин перевернул лист.
   "... полковник Гнесин Сергей Игнатьевич, выехав из штаба группировки в часть, оказал конкретную помощь командиру в руководстве боем, управлением войсками, чем способствовал выполнению поставленной боевой задачи. За осуществление общего руководства боем, в ходе которого был захвачен стратегически важный населенный пункт, важный транспортный узел, представляется к ордену "За военные заслуги"...
   Бардин стал листать представления быстрее. Погибшие солдаты все, как один, представлялись к Ордену Мужества. Помимо представлений, здесь были и другие бумаги: испещренные корректорской правкой непрочитанные страницы с версткой журнала, письма читателей, заметки, оставшиеся от прошлых командировок. Большинство конвертов с письмами были подписаны крупным детским почерком, иногда женским, и буквы расплывались то ли от сырости, то ли от слез.
   Уныло прислушиваясь к перебранке двух голосов этажом выше, Сергей кипятил себе чай в стакане и перекладывал листки, думая ни о чем. На душе было так муторно, что желание напиться росло с каждой минутой. "Откажусь, - вдруг подумал он, - Черт с ними, с деньгами. Проживем. Если на то пошло - "железные песни металлочерепицы" хоть звучат не так тоскливо...".
   Чьи-то фары мазнули белым светом по стеклу, шум мотора возник из тишины и тут же умолк. Вскоре в коридоре раздались чьи-то твердые шаги, словно в пол вколачивали сваи. Дверь номера без стука распахнулась.
   - Не ждал? - на пороге, слегка покачиваясь, стоял мэр в распахнутой шубе, держа в руках всю ту же нескончаемую бутылку.
   - Проходите, Вилен Борисович, - помимо воли Бардин обрадовался и даже улыбнулся, вставая с кровати.
   - Что там у тебя? Чай? - Мэр плюхнулся в кресло основательно, будто у себя дома. - Ну его. Вылей, давай лучше коньячку дернем, - и с готовностью поднял бутылку над пустыми стаканами.
   Сергей кивнул, подумав, что предложение более чем к месту.
   - Слушай, ты же журналист, - мэр аккуратно разлил коньяк и взял свой стакан, - А ты вот... Самого видел?
   - Кого - самого? - не понял Бардин.
   - Да Президента! - Китаев чуть смущенно улыбнулся.
   - Видел. На пресс-конференции как-то раз был. Даже вопрос должен был задать, да так и не дали. Там тоже блат, все схвачено.
   - Ну-у? - то ли восхитился, то ли подосадовал мэр, - И я тоже как-то раз на приеме был. Так с ним рядом все правительство, губернаторы, а у нас дальние столы. Даже в другой зале, просто двери распахнуты. Его и видно хуже, чем по телеку, и вокруг все, пока не выпили: "Тише, тише, дайте послушать, что говорит!". Ну, потом-то понеслось. Один из наших даже пошел, чокнуться хотел. Так не пустили...
   - Охрана - они звери, - вздохнул журналист, - Если что, и камеру уронят случайно.
   - Вроде сами выбирали. А теперь и не подойдешь... - задумчиво произнес мэр и отпил сразу полстакана, даже не поморщившись, - Чувствую, обступят его холуи и будет все, как раньше. Тишь да гладь. Оно и неплохо, спокойно как-то, но время-то другое...
   - Что будет, нас не спросят. - Бардин вертел в руках недопитый стакан.
   - Не спросят, - повторил мэр и задумался о чем-то своем, - Телевизор сегодня смотрел? - наконец спросил он, наливая себе еще, - Сегодня Президент выступал. Война закончена. Точнее, контртеррористическая операция, - медленно и с трудом выговорил он, - остались там, правда, какие-то мелкие разрозненные банды... Так что, думаю, героев больше не будет. Наш, если и будет, то последний. Давай, за последнего героя.
   Бардин, неожиданно для себя, выпил до дна.
   Мэр задержался, как-то тяжело помолчал:
   - Ты думаешь, небось, я сволочь такая? Гад последний? Выпендриться хочу? Герой мне в районе, чтоб хвастать, нужен? Выборы, мол, впереди? Сидит, понимаешь, паразит такой, по Грециям мотается, а в городе - бардак?.. Да у меня в городе шесть оборонных предприятий, и ни одно не работает, а людей кормить надо! - Китаев встал и начал ходить из угла в угол, сотрясая шаткую мебель, - Из центра просишь рубль, дают копейку. Да и за ту покланяться надо. А под Героя на аллею Славы каких-нибудь денег дадут. Так мы хоть улицу заасфальтируем. Телевидение приедет, из области кто-нибудь. А то и сам губернатор. Глядишь - еще подкинут деньжат.., - остановившись, мэр внимательно посмотрел на журналиста, - Думаешь, только мне герой нужен? Он всем нужен. Нужно же людям во что-то верить, - он глянул на свой полный стакан, замолчал и одним махом выпил.
   Бардин скривился, как от зубной боли:
   - Да я что? У меня же работа. Вчера про проституток писал, сегодня приказали - будет очерк про Героя. Героический, конечно, - он тоже прервался, закурил.
   - Так что же, это, по сути, никому и не надо? - как бы сам себе сказал мэр, - Играем каждый в свои игры. Ладно. Поздно уже. У меня с утра прием населения.
   Он тяжело поднялся, прихватив бутыль.
   - Извините, - догнал его голос Бардина. - А вот эта бутылка, что у вас, действительно нескончаемая?
   - Ну да, скажешь тоже - нескончаемая. Просто подливаю туда, коньяк-то все несут. А ее саму мы еще в самолете приговорили. Где-то над Прагой летели. Ну... бывай, журналист. Пошел я. Извини, что с Героем не вышло... Ты когда едешь-то?
   - Завтра хотел, - Сергей пожал плечами, чувствуя и разочарование, и облегчение сразу.
   - Завтра так завтра. Я на вокзал позвоню, билет тебе оставят на утренний, так что собирайся спокойно.
   После его ухода Бардин посидел, прислушиваясь к приятному шуму в голове, потом подвинул к себе телефон и набрал телефон справочной больницы.
   - Богуш? - Сонный голос регистраторши был равнодушен и спокоен. - Состояние тяжелое, доступ в любое время. - Неожиданно она смягчилась и заговорила тепло, почти по-матерински, - А, это же наш герой! Вы приезжайте, там уже столько народу сидит. Люди со всего района едут, продукты, подарки несут, кровь хотят сдать...
   - Да, хорошо, хорошо... - Сергей дал отбой и почувствовал, наконец, что уже может разговаривать с Ленкой без того, чтобы сорваться в черный юмор.
   Дома долго не подходили, потом в трубке щелкнуло, и убитый голос жены прогундосил:
   - Да...
   - Ну-у, мать, тебя совсем там развезло! Температура есть?
   - Серый! - обрадовалась Лена, - Да я, елки зеленые, умираю!.. Ты скоро приедешь?
   - Утром трогаюсь. Ты хоть лечишься?
   - А как же!.. Мне болеть ни-зя, из "Строительного еженедельника" уже звонили, интервью требуют, а куда я с такими соплями?..
   - Пока с соплями, сиди дома, - строго сказал Бардин, - Обойдутся. Тоже мне, незаменимая... Кстати, Лен. Можно дурацкий вопрос? Если я завяжу с халтурой, ты как? Пилить не будешь?..
   Лена звонко чихнула и отозвалась:
   - С командировками тоже завяжешь? Тогда я "за". И расцелую.
   - Понимаешь, надоело, - Сергей улыбнулся, - Ездишь, пишешь, столько усилий, а весь пар - в свисток. Тошнит. Я тебе дома расскажу, что тут было. Ты поймешь. Думал, как-нибудь... а не могу больше.
   - Мне твой аванс выдали, - сказала Лена, - Под новую книгу. И остаток гонорара за прошлую. Вернуть аванс-то?..
   - Я приеду, разберусь.
   - Главный твой - сволочь, - судя по звуку, она помешивала чай, - Героев, говорит, надо делать, пока не остыли...
   Бардина передернуло, и перед глазами вновь возник задыхающийся на больничной койке Богуш, его перекошенное страданием лицо, залитые слезами щеки, исколотые вены на худой, почти прозрачной руке и его слова, которые никогда не появятся ни в каком наградном листе...
   Уже прощаясь с женой до послезавтра, он вдруг вспомнил, что так и не нашел ей книгу, но сказать ничего не успел - Лена положила трубку.
  
   * * *
  
   Белый фонарь освещал мокрые бока поезда, похожего на толстую змею в гладкой железной шкуре. Бардин сунул проводнице билет и задержался в тамбуре, пытаясь протиснуться мимо чьих-то перевязанных скотчем коробок. В вагоне уже гомонили, раздевались, усаживались, открывали пиво, выглядывали в окошки на летящий снег.
   - Давайте, давайте! - проводница чуть подтолкнула его, но тут с перрона детский голосок звонко крикнул: "Сергей!", и он обернулся.
   Девочка, кутаясь в пуховик, подпрыгивала у вагона, и лицо ее светилось странной радостью, как-то неуместной на вокзале.
   - Ты что тут? - Сергей выбрался из тамбура, - Что случилось?..
   Алена заулыбалась и полезла за пазуху:
   - Я вам книжку принесла. Ту самую. Которую хотели, - порывшись, она выудила чуть потрепанный томик в простой серой обложке с белыми буквами "Джон Варли. Нажмите "Ввод". Рассказы".
   - Аленка... - растроганно пробормотал Бардин, - Ну, надо же... А где?
   - Где взяла, там уже нет, - девочка торжественно протянула ему книгу, - Только деньги не вздумайте предлагать, знаю я вас!.. И жене привет передайте, ладно? Скажите, что это от меня, - она растерянно помолчала, - Жалко, что уезжаете. Мне теперь совсем тухло тут будет.
   Сергей наклонился и чмокнул ее в щеку:
   - Телефон мой не потеряла? В Москву приедешь, позвони. И просто так можешь звонить, если что.
   - Не-ет, просто так не буду, - Алена отступила на шаг и повернулась, чтобы идти, - Вы же не любите детей. Вот вырасту, тогда...
   Поезд медленно тронулся, фигурка девушки на перроне поплыла назад. Сергей раскрыл книгу и улыбнулся, на первой странице стоял жирный библиотечный штамп.
   В вагоне он зачитался и не успокоился, пока не дошел до конца. Купе досталось тихое, напротив мучился с рефератом тепло одетый студент, на верхних полках дремали два молодых кавказца в одинаковых спортивных куртках. За окном проносились заснеженные поля, мосты, замерзшие леса, полустанки, переезды с вереницами машин за полосой шлагбаума.
   Книга оказалась неожиданно интересной и совсем не про нашу жизнь. Машинально Сергей открыл последнюю страницу и взглянул на выходные данные: отпечатано в 1989 году в Новосибирске, доп. тираж 10.000 экземпляров. Задумался. Да, эту книгу читают. Десять тысяч человек по всей стране перелистывают завороженно страницы, сопереживая герою, едва не сошедшему с ума, и героине, которая покончила с собой, сунув голову в микроволновую печку. Это не про нас, потому и здорово. И никакой войны, разве что война компьютерная.
   Бардин отложил томик и уставился в окно. "А галиматью, которую тоннами строчу я? Ее - читают? Да я сам это никогда не перечитываю, что уж говорить о других!.. А ведь я умею писать. И язык есть, и стиль, и придумать могу все, что угодно. Сорок лет уже - и чем занимаюсь?.."
   Поезд притормозил возле какой-то станции, остановился, и вдоль вагона начали расхаживать торговки в теплых платках и пуховиках, они что-то выкрикивали осипшими голосами, но Сергей не прислушивался. Порывшись в сумке, он вытащил из бокового кармана сложенное вчетверо письмо с пришпиленным конвертом и приготовил ручку.
   Письма читателей он терпеть не мог, и давно прошли те времена, когда они казались ему забавными. Вот и это письмо... Кем надо быть, чтобы на полном серьезе писать такое в журнал?
   "Уважаемая редакция!
   Меня зовут Роман, я учусь в 11 классе и мечтаю после школы попасть служить в спецподразделение, желательно, в горячую точку. Но не знаю, что для этого нужно.
   Учусь я хорошо, занимаюсь восточными единоборствами, боксом, легкой атлетикой, каждое лето езжу в военно-спортивный лагерь..."
   Письмо было длинное, бестолковое и битком набитое орфографическими ошибками. "Лучше бы ты русский выучил, - мимолетно подумал Сергей, - В горячую точку он хочет... На земле спать, вшей вычесывать и под обстрелом Богу молиться... А потом, как Богуш, с разорванными кишками в госпитале загибаться. Тот ведь тоже хотел в эту горячую точку. Веселее там и дембель раньше...".
   Неожиданно ему стало грустно, и острая неприязнь к парню, автору письма, сменилась почти жалостью. Одиннадцатый класс - это лет шестнадцать, через два года в армию. Ну, допустим, повезет ему, вернется он живым из своей горячей точки. А дальше? Кто знает, что там сделается с его душой, с мозгами, как он жить будет?..
   А с другой стороны, должен же кто-нибудь идти на эту или любую другую войну, чтобы остальные жили спокойно. Даже, наверное, хорошо, что кто-то искренне хочет защищать страну, рисковать ради нее, под пули лезть. И ведь не только грязь там, на войне, но и дружба, и честь, и...
   Сам не заметив, как, Сергей увлекся и начал строчить что-то в блокноте, успев мысленно похлопать себя по плечу: "Ладно, ладно... Последняя книжка - и все. И будем настоящими писателями... Мало ли что сорок лет. Успеешь... успеешь...".
   Вскоре он втянулся и уже не думал о всяких глупостях.
  
   * * *
  
  
  
  
   1
  
  
   31
  
  

Оценка: 8.33*7  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2018