Вся эта история случилась потому, что время такое, суетное и безобразное. Хотя Павлин Геннадьевич, один из наших героев, и был уверен, что тех, кто в наши смутные времена дозволяет себе много, в какую-то книжку все равно заносят. На будущее, на всякий случай.
Проблемы и задачи общества Павлина Геннадьевича волновали мало. Точнее, совсем не волновали. На дворе стоял муторный 1991 год, он получал мизерную пенсию, азартно отоваривал продуктовые талоны и наслаждался своей ненужностью. Ни начальству, ни семье, которой нет и никогда не было, ни коллективу заслуженных пенсионеров жэковского значения, словом, никому до него дела не было. В охранении своего одиночества Павлин Геннадьевич преуспел настолько, что временами являл поразительное для нашего времени невежество. Он не знал новых слов, всяких там "альтернатив", "консенсусов" и "кворумов". Пенсионер, например, искренне был уверен, что бомжи - это бывшие, вышедшие в тираж комсомольские работники. Да и что такого? Кефир в молочном бывал, хлеб так и вовсе продавался регулярно. Квартплата вносилась за месяц вперед. Телевизор включался на обязательных сериалах и ровно в 9 вечера на программу "Время". И выключался срезу после прогноза погоды, еще до стрекота заставки кровавых "600 секунд".
Ничего нового не приносил ему и тонкий ручеек прессы. По пути за кефиром покупалась самая дешевая газета местного военного округа и, хотя сам Павлин Геннадьевич военным никогда не был, все равно отдыхал душой глядя на молодецки бравые лица отличников боевой и политической подготовки. Именно с покупки газеты все и началось.
Тусклым зимним утром красное зарево дрожало у горизонта, словно знак спавшей до времени судьбы. Пенсионер-атеист в знаки не верил, принципиально их не замечал и, стоя в очереди за кефиром, читал газету.
Первая страница военной газеты кричала заголовком: "АНОНС! СМОТРИТЕ ВТОРУЮ СТРАНИЦУ!". Не привыкший к такой рекламе Павлин Геннадьевич недовольно страницу перевернул. На треть второй страницы было не пойми что. Нет, было ясно, что это фотография, но на ней усилиями полиграфии вышла какая-то щучья морда, хотя и видно, что в пробковой африканской каске. Вокруг же центральной фотографии на всем оставшемся газетном листе корреспондент окружной газеты капитан Гладкоперов брал интервью у майора Дудкина, который и был изображен на снимке.
" Корреспондент: Как же вы попали в Африку?
Дудкин: Мы люди военные. Вызвали меня в кадры и спросили, не хочу ли я послужить там, где влажно и жарко. Я и ответил, что готов, если родина пошлет.
Коор.: Ха-ха!
Дудкин: Ха-ха-ха!
Корр.: Так и не догадывались, куда попадете?
Дудкин: Не-а. Правда, спросили еще, боюсь ли крокодилов.
Корр.: Какие впечатления остались у вас о Пентосии?
Дудкин: Точно не помню, там все одинаково. Лианы, пальмы. Все почему-то черные, но черные, которые женского пола, уже не такие черные, скорее, смуглые, и все при них.
Корр.: Какую задачу поставили перед вами в Пентосии?
Дудкин: До сих пор не знаю. Нас высадили и приказали ждать дальнейших инструкций.
Корр.: Вы были в форме или нет?
Дудкин: Мы считались специалистами по мелиорации, ходили в чем мать родила, и в касках.
Корр.: Как долго вы прослужили в Африке?
Дудкин: Три года. Потом в меня плюнула плюющая кобра, меня комиссовали и отправили домой.
Корр.: Вас награждали за эти три года?
Дудкин: Да, мне присвоено знание заслуженного работника мелиорации и водного хозяйства..."
Павлин Геннадьевич с возмущением скомкал газету и, не дожидаясь кефира, выскочил из очереди. Вот же?! Как же так?! Такая всегда солидная и строгая в смысле нравов военная газета публикует измышления, пусть и очевидца, о дружественных нам народах Пентосии. Дело в том, что сам Павлин Геннадьевич несколько лет назад волей случая присутствовал при историческом поцелуе нашего вождя с Пентосским. Павлин Геннадьевич за отгул махал государственным флажком в третьей шеренге приветствующих москвичей и теперь, задетый статьей до глубины души, он решил наведаться в редакцию и выразить свое возмущение капитану Гладкоперову. Но на последней странице вместо адреса газеты был указан лишь номер почтового ящика.
Павлин Геннадьевич вернулся домой, переоделся в выходной костюм и, ни минуты не задержавшись, направился в посольство Пентосии.
Посольство находилось в одном из переулков в центре города, в старом здании с милицейским постом у входа и толпой у дверей. Здесь было даже два посольства: Пентосии и могучей европейской державы. Увидев скопление людей, Павлин Геннадьевич решил было, что все они в едином порыве пришли возмущаться статьей Гладкоперова-Дудкина. Он протолкался к дверям, дабы быть в первых рядах возмущающихся, но небритый дядька на ступеньках плюнул Павлину Геннадьевичу в ладонь и вывел химическим карандашом номер 324.
- Так и стой, - мрачно сказал дядька.
Долго стоять не пришлось. Открылись двери, последний атташе, записной дипломатишка, сладко щурясь, вышел на крыльцо и с улыбкой оглядел стоящих у его ног граждан великой страны.
- Ну, граждане будущие эмигранты, все к нам?
Толпа тихо, как опадающая листва, прошелестела что-то покорное.
- А может, сегодня есть кто-нибудь в Пентосию? - ухмыльнулся дипломат.
- Есть! - твердо сказал Павлин Геннадьевич.
Глава 2. Командировка в Тараканск.
- ...тральщик морской водоизмещение 1300 тонн, вооружение: две универсальные артиллерийские установки калибром 76 мм. Скорость 15 узлов. Предназначен для траления в отдаленных районах, противоминного обеспечения больших кораблей и эскадр. Впрочем, вам это ни к чему, - маленький толстенький человечек в форме капитана первого ранга повернулся от широкого окна к капитан-лейтенанту, - На тральщике ни старпома, ни помощника. Некому в Тараканск перегнать. Вы будете отвечать за штурманское обеспечение перехода. Перегоните и через три дня вернетесь.
Капитан-лейтенант уныло смотрел в окно. Идти куда-то на старом тральщике, пусть всего на несколько дней, не хотелось. "Черт меня дернул ему на глаза попасться. И почему я?" - уныло думал капитан-лейтенант. Большое зеркало на стене приняло в себя кабинет, высокий потолок с лепным рисунком, старинный паркет, камин, заложенный кирпичами еще в 1917 году. Поместился в зеркале и простой канцелярский стол с казенной биркой, низенький старший офицер и высокий сутуловатый капитан-лейтенант.
- Я готов, - сказал капитан-лейтенант, покосившись на зеркало.
- Вот и хорошо.
За окном чернел среди снега старый парк, ряды голых деревьев уходили вдаль, за ними тянулся в море причал с шеренгой кораблей охраны водного района. Шланги, подающие с берега пар, травили, корабли стояли укутанные словно белым дымом. Капитану первого ранга захотелось сказать в напутствие перед походом что-нибудь теплое. Он подумал, зачем-то открыл ящик стола.
- Вот ведь какая вещь, Игорь Валентинович, получается, пришла демократия, и сразу сигарет нет. Покупают любые. На фабриках и стали вертеть в бумагу всякую дрянь.
Можно было подумать, что после этих слов он широким жестом протянет капитан-лейтенанту пачку, а то и целый блок сигарет. Но этого не случилось.
- Можете идти, - задвинул ящик, добавил он, словно устыдившись своего порыва.
Капитан-лейтенант повернулся и пошел по лысому ковру к выходу. Единственным светлым пятном предстоящих хлопотных дней виделся законный пропуск уборки мест общего пользования в офицерском общежитии. "Шиш вам", - думал Игорь, без разбора кидая в портфель бритву, полотенце, пачку чая и любимую чашку.
На тральщике его ждали. Командир, молодой старший лейтенант, со вздохом протянул Игорю ключ от каюты.
- У тебя с берегом все? Бросай вещи и поднимайся на мостик, будем отходить.
"Салага, - подумал Игорь, - Года на четыре младше, а уже командир".
К приходу Игоря на мостике был весь командный состав, ждали лишь командира: старший механик капитан-лейтенант с сединой в редких волосах и четыре мичмана - мичман-радист, мичман-боцман, мичман-механик и мичман четвертый, с самой длинной должностью - ВрИО ЗКВПЧ (то есть, временно исполняющий обязанности заместителя командира по военно-политической части).
Наконец, поднялся и командир.
- Оперативный дежурный дал "Добро" на отход. Боцман на бак, механики в машину, радист, включай УКВ.
Разогнав их, старлей витиевато выругался и с отрешенным видом сел в высокое командирское кресло.
- Отходи сам, - бросил он Игорю. Игорь опешил, но уже поднялись на мостик матросы, радиометрист и рулевой, и его рука привычно легла на кнопку колоколов громкого боя.
- Корабль к бою и походу приготовить!
Провод у микрофона длинный, с ним можно выти и на крыло мостика, осмотреться.
- Убрать трап по готовности отдавать кормовые.
Между кормой и стенкой появилась темная полоса воды. И тут же в нее полезла всякая гадость: промасленная ветошь, обломки ящиков. Все это закачалось на радужной мазутной пленке. Скрипел брашпиль, втягивая через клюзы якорь цепи. Дрожала от работающих машин палуба.
- Якорь чист! - доложили с бака.
Из парка налетели вороны и вместе с чайками, крича, закружились над кораблем. Ничейный пес Рыжик, единственный провожатый, помахивал обрубком хвоста на уходящем причале.
- Шар спустить, флаг перенести!
Матрос на баке лениво спускал черный облупленный якорный шар. Динамик рации щелкнул и заговорил хриплым голосом диспетчера:
- Триста двадцать четвертый, триста двадцать четвертый, почему не докладываете о подходе к воротам?
Командир с кресла дотянулся до микрофона:
- Я триста двадцать четвертый, а пошел ты...
- "Телегу" накатает, - заметил Игорь.
Было слышно, как опешивший диспетчер шумно втягивает воздух перед микрофоном.
- Пусть, - зевнул командир и выключил рацию, - Мы теперь не их. Прощай, любимый город.
Прошли ворота гавани, развернулись и пристроились в хвост каравану бредущих за ледоколом судов. Старший лейтеннт слез со своего высокого, как насест, кресла.
- Ты давай рули понемногу, - сказал он Игорю, - Если что, не звони. Моя каюта как раз под палубой. Стукни пяткой раза три посильнее, и я, как Сивка-бурка, прибегу.
Игорь вышел на крыло мостика под сырой ветер. Подошел стармех, облокотился на планширь:
- Затосковал командир. В академию собирался, а тут корабль переводят, - сказал он, закуривая.
- Из Тараканска поступит, - пожал плечами Игорь.
- Тараканск? Жди. Поход еще тот будет! - загадочно пообещал стармех.
Невидимое солнце оседало за облаками. Лед кончился. Суда каравана разбредались, унося в стороны ходовые огни. Пора было меняться, и Игорь стукнул каблуком в палубу над каютой командира.
Глава 3. Дипломатический завтрак.
Лишним будет упоминать, что ранее Павлину Геннадьевичу ни в каких посольствах бывать не приходилось. Пока звонили по телефону из вестибюля, пока его проверяли на отсутствие бомб, оружия холодного и огнестрельного, пока шли длинными коридорами, он мало обращал внимания на обстановку. Контора как контора. Стены с фотографиями, люди с бумажками, он и сам прослужил в такой сорок лет. А может, не обращал внимания потому, что волновался. Шутка ли, ведь его сам посол пригласил на завтрак.
Вместе с провожатым они поднялись на несколько этажей, затем спустились почти до подвала. Длинный переход через все здание и снова наверх, под самую крышу, где в тупичке в двух комнатах разместилось посольство Пентосии.
Завтрак посла уже начался. Без особых церемоний представила Павлина Геннадьевича секретарша, она же официантка, рослая, явно русская девица. Посол, толстый маленький негр в красном халате и черной шапочке наподобие турецкой прихлебывал из блюдечка чай с сахаром вприкуску. Одной рукой он держал блюдечко, другой подносил куски рафинада и в нужный момент поднимал кольцо в носу.
Пенсионеру дали обычную чашку, бросили в нее ложку "тридцать шестого" чая и залили крутым кипятком из чайника с цветком на боку.
- Господин посол интересуется, - заговорила секретарша, - в какой мере среди дружественных им народов Советского Союза крепнет дружба и взаимопонимание с народом Пентосии?
Павлин Геннадьевич для солидности откашлялся, отставил чашку и стал говорить о неуклонно крепнущей дружбе с народами Африки и Азии, особенно с народом традиционно дружественной нам Пентосии.
Посол, вытянув трубочкой толстые красные на отвороте губы, с шумом втягивал чай из блюдца и согласно кивал курчавой головой.
- Господина посла интересует, - секретарша подлила пенсионеру кипятку, - как Советский Союз намерен развивать экономическую помощь народу Пентосии?
Павлин Геннадьевич вновь отставил чашку.
- Традиционно крепкие экономические связи наших стран будут и дальше неуклонно крепнуть и развиваться на основе взаимовыгодности и равноправия партнеров.
Набравшись смелости, вопрос задал и Павлин Геннадьевич:
- Господи посол, а на ваш взгляд, как будут развиваться экономические отношения между нашими странами? Долги когда отдавать начнете?
Посол слушал и согласно кивал головой.
- Да не спрашивай ты его, - зевнула секретарша, - Он по-русски ни бельмеса.
В соседней комнате заплакал ребенок.
- Прием окончен, - секретарша встала, она довела Павлина до двери а, прощаясь, взяла за рукав, - Знаете, давайте-ка ваш паспорт. У нас завтра летит делегация от общества дружбы, приезжайте к восьми часам в Шереметьево-2, я включу вас в список.
Ребенок в соседней комнате надрывался в плаче.
Не успел Павлин Геннадьевич дойти от посольства до дома, а разбитная московская телеграфистка уже отстукивала на клавишах телеграфного аппарата международную телеграмму. Отстукивала левой рукой, правой держа телефонную трубку, успевая одновременно и болтать с товарками по цеху.
"МЕЖДУНАРОДНАЯ=КОНЦЕ ЯНВАРЯ ПРИБЫТИЕ ПОСЛОВ МИССИ НАРОДНОЙ ДИПЛОМАТИИ ПОЛНОМОЧИЯМИ ДРУЖБЫ ТЧК ВСТРЕТИТЬ УГОСТИТЬ ЧТО МОЖНО ПОКАЗАТЬ ОТПРАВИТЬ НАЗАД".
А когда пенсионер бережно вешал костюм на плечики в шкафу, телеграмма уже пробежала добрую половину земного шарика и теперь болталась в сумке босоногого письмоносца, спешащего к президентскому дворцу.
"МЕЖДУНАРОДНАЯ. МАРТОБРЯ ПРИБЫТИЕ ПОСЛОВ МИНИСТРОВ ДИПЛОМАТИИ ПОЛНОМОЧНОЙ ДРУЖБЫ ТЧК ВСТРЕТИВ УГОСТИТЬ МОЖНО ПОКАЗАТЬ ЗАД".
Президент Пентосии на всякий случай приказал быть готовыми к приему на самом высоком уровне.
Глава 4. Пути морские неисповедимы.
Плохо зимой в Балтике на маленьком корабле. Хмурый рассвет нарисует тучи на небе, пеленой нависли они над мачтами и давят на корабль. Всю зиму лохматится ветром море. Волна с разбега выбегает на палубу, в злобе привстает, бросается на иллюминаторы, кутает в пену орудия. Но вновь и вновь корабль задирает нос, и волна с обиженным шипением сползает назад в море.
Обычная вахта в походе трехсменка. Четыре часа на вахте и восемь отдыха. Но Игорю с командиром пришлось поделить сутки на двоих, шесть через шесть. Только сменишься, поешь, подремлешь и снова наверх, высматривать серое хмурое море.
После вахты Игорь спустился было в каюту. Потоптался. Поворочался на жесткой койке, посидел за столом - неуютно. От прежних жильцов остался прошлогодний календарь с полинявшей девицей на переборке, затертая колода карт и треснувшая пепельница. Тоскливо. И он пошел в гости к стармеху.
Старший механик, капитан-лейтенант Сева Бутылкин, был человек хозяйственный и на корабле служил не первый год. Диван в его каюте был обтянут красным велюром. Ковер. Обшивка переборок не как везде, а потемнее, под дерево. Даже плетеный абажур он умудрился повесить над столом. На переборке висела фотография какой-то деревенской баньки. Словом, иллюминатор здесь воспринимался скорее как стилизация "под море" городской комнаты.
Бутылкин на правах старожила просвещал гостя:
- Считай, все удрали. Три мичмана, помощник слинял, два лейтенанта. Замполит только квартиру получил, сказал, что он не дурак в какой-то сраный Тараканск ехать.
- А ты, Сева, что же? - поинтересовался Игорь.
- Что я? Мне до пенсии два года, ни дня не задержусь. Дом в деревне купил, - он ткнул пальцем в фотографию на переборке, - Теперь хоть на Камчатку, без разницы. Дурак был, что на флот пошел.
- Не скажи, сидел бы иначе под танком и сапоги ваксой драил.
- Все равно дурак, - не согласился Сева, - Я на срочной отличным матросом был. Ну и оставался бы отличным матросом. Так нет, дурня двадцати шести лет на курсы лейтенантов послали. Потом училище заочно среднее, а потом сразу бесперспективный по образованию и возрасту. В городе сопливый лейтенант мимо пройдет, в спину: "Карьерист!" бросит.
Стармех разошелся:
- Да, я бесперспективный, службист. А где они, эти перспективные? Как крысы, разбежались, едва боевым флотом запахло. А я в Тараканск иду и до конца, до пенсии то есть, дослужу нормально.
Клонило в сон, Игорь зевнул. Они еще поболтали о пустом и разошлись.
Земля и море ярко воспринимаются лишь вместе, соединяясь. А так море - оно и есть море. Никаких берегов и сотни миль горькой воды. Берег так берег, плотный и осязаемый. Три дня перехода пробежали быстрой чередой вахт. Но болтание на рейде Тараканска при плохой погоде нагоняло тоску. Самое лучшее в таком положении спать. Даже мичмана клевали носом в командирском кресле, неся якорную вахту. Вахтенный моторист привалился к горячему грохочущему дизелю, распустив в сладком дембельском сне слюни. Маяк с равнодушием старой сволочи подмигивал кораблю, через равные промежутки слабо освещая море. Лишь один иллюминатор из каюты замполита светил в ответ ярким желтым пятном. Хотя корабль с надраенной якорь-целью и оставался на месте, мичман, который ВрИО ЗКВПЧ, уплывал в своих мечтах все дальше и дальше, он единственный на тральщике с охотой пошел на перегон даже более: просился сюда и просьбу его с радостью удовлетворили. Тараканск маячил в нескольких кабельтовых от корабля, там мичмана никто не знает, и никому не придется объяснять, как он ухитрился после шести месяцев срочной службы стать мичманом и даже замполитом боевого корабля, пусть и временным.
... Пожилому майору молоденький призывник приглянулся круглым строевым почерком. Стал моряк писарем. Заполняя бумажки, и себя не забывал. Через месяц он уже старший матрос, через два - отличник ВМФ, а через пять - Гена Битюк навострился настолько, что составил и сунул в общую кучу папок документы, представив самого себя к званию мичмана.
Аккуратная папочка в стопке близнецов прошла все положенные ступени. Бумаги равнодушно, не читая, подмахнули все, кому положено. А еще через месяц майор тупо смотрел на пришедший приказ: присвоить старшему матросу Битюку Геннадию Павловичу звание мичмана.
- Да не посылал я на него! - периодически вскрикивал майор.
Отправленный в Москву на разведку кадровик, вернувшись, доложил, что все необходимые подписи на месте и отыграть дело назад без потерь никакой возможности нет. "Ружье назад не стреляет".
Без цветов, оркестра и поздравлений Битюку сунули кортик. Долго думали, куда его пристроить и, наконец, назначили в политотдел инструктором по молодежи, раз он такой шустрый. Дело не забывалось. Вещевик белье давал только рваное, начальник морской инженерной службы высказался категорично: "Умру, но жилья не дам!". Да и все вокруг только и ждали удобного случая, чтобы ножку подставить. В этой ситуации переход в Тараканск был "ход конем".
"А там, - думал Битюк, - диплом университета у меня есть. Нашего, базового, марксизма-ленинизма. Так что с моей должности, да с таким университетом, глядишь, можно и в академию двинуть, как и командир. Только в военно-политическую имени Ленина...".
Заакадемические дали, были цвета розового тумана, и стремиться к ним, конечно, стоило.
"...академию закончу, меня за границу пошлют. Куда-нибудь в племена на революционную работу..."
Сладкие мысли прервал удар в правый борт. Раздался скрежет. Грубый голос разнесся над пустынной палубой:
- Прими швартов!
Мимо иллюминатора прошел небольшой танкер. Со второго захода он ошвартовался борт в борт. У капитана танкера было указание заправить тральщик под завязку пресной водой и соляркой.
Пока командир в шлепанцах на босу ногу ругался по УКВ с берегом, пока Бутылкин с мотористами раскатывали на юте топливные шланги, к левому борту подошел катер-снабженец, и с него полетели на тральщик мешки с крупами и мукой.
На тральщике сыграли аврал, берег отмалчивался, невнятно ссылался на дальнейшие указания. Командир бегал с крыла на крыло, лично руководя погрузкой, кричал на матроса Абрекова, норовившего утащить в кубрик ящик тушенки.
Бутылкин, губами гоняя во рту спичку вместо сигареты, подошел к Игорю:
- Старпом, неспроста все это. Пути морские, они, гады, неисповедимы.
Отвалил от борта катер, танкер продолжал гнать топливо по пульсирующим шлангам, командир и кок, недоучившийся педиатр, заперлись в каюте на ключ.
Поздний рассвет погасил маяк, береговые огни, нарисовал низкий берег. Командир тральщика в шинели с двумя чемоданами в руках наставлял Игоря:
- Я на пять минут на берег. Остаешься за командира. Печать в сейфе, ключ в столе. Можешь пока перебраться в мою каюту.
И, надвинув на глаза фуражку, он шагнул на палубу танкера.
Дальнейшие события развивались настолько стремительно, что уследить за ними можно лишь по скупым записям вахтенного журнала:
"00:00. На рейде Тараканска. Отдан левый якорь. На клюзе 70 метров. Маяк... пеленг...
05:20. К левому борту ошвартовался танкер ВТН-999. Начали прием топлива и пресной воды.
06:08. К правому борту ошвартовался РК-666. Начали прием продуктов. Сыгран аврал.
07:20. Закончили прием продуктов. Отошел РК-666.
09:00. Закончили прием топлива и пресной воды. На ВТН-999 убыл командир. Старшим на борту остался капитан-лейтенант Иванов.
09:30. С берега получена телеграмма о госпитализации командира с подозрением на коклюш. Принял командование кораблем капитан-лейтенант Иванов.
09:35. Катером доставлен пакет, прошнурованный, с печатями. На пакете приказание: "Получением сего сняться с якоря и начать движение с точку с координатами: долгота... широта... где вскрыть пакет и действовать согласно инструкции".
09:40. Начали готовить машины..."
Пока бегали по коридорам матросы, раскручивался маховик команд, можно было особо не задумываться. Да Игорь и специально отгонял мысли, которые упорно возвращались к оставленному в командирском сейфе пакету.
Наконец, выбрали якорь, дали ход и после циркуляции легли на курс в заданную точку. Оставив на мостике мичмана, рулевого и радиометриста, Игорь спустился в командирскую каюту, крутнулся в кресле, не отводя глаз от стола. "Вскрыть в точке с координатами...!". Чтобы красная надпись не раздражала, он перевернул пакет и стал решительно рвать печати.
"По вскрытии пакета тральщику надлежит войти в состав сил "зеленых". Учения "Море-91". Для чего следовать в район центральной Атлантики для соединения с главными силами "зеленых". Подписи: командующий флотом, начальник штаба, член военного совета".
Первым желанием Игоря было лист с приказом немедленно затолкать обратно в пакет, пакет в сейф, а ключ за борт. Хотелось побежать в радиорубку, выйти на связь с берегом и доложить, нет, прокричать, что тральщик старый, команды некомплект и его самого, Игоря, лишь на три дня перегона подписали. Очень хотелось немедленно потерять винт, запороть главный двигатель, получить пробоину и начать неспешную борьбу за живучесть. Но до выхода в точку вскрытия пакета оставалось три часа, и он даже не поднялся с мягкого кресла. Слегка качало, и из сейфа сами собой выползали бумаги, равно мерно покрывая ровную гладкую поверхность стола. От очередной волны судно накренилось, и объемистая папка упала на колени Игорю.
Глава 5. Послы народной дипломатии.
Собравшаяся в Шереметьево-2 дружественная делегация имела вид кочующего цыганского табора. Свои свертки, сумки, кульки и чемоданы солидные мужики, все большие друзья Пентосии, свалили кучей у стоек регистрации. Все они были давно знакомы и спаяны общим делом дружбы. На Павлина смотрели косо, как на чужака, с каким-то даже опасением. Среди пестрой толпы в футболках и шортах Павлин Геннадьевич в своем строгом костюме вид имел вызывающий, да еще и багажа с собой не взял. Друзья Пентосии между собой решили, что товарищ явно непростой, и лишними вопросами не донимали. Одной группой, по списку, миновали они таможенный и паспортный контроль и загрузились в длинную сигару самолета.
Завыли двигатели. Самолет, слегка приседая крыльями на поворотах, покатился по полосе. В салон вышла вымуштрованная на международных линиях стюардесса, улыбнулась поначалу и бойко затараторила на английском. Но, разглядев в салоне лишь соотечественников, махнула рукой, сказав на прощание загадочную фразу:
- Вы ремни того!
Весь дальнейший полет в салоне ее не было.
Качнулась русская земля в иллюминаторе, разменялась под крылом до карты и, казалось, замерла под ним. Когда объявили о перелете границы, Павлин Геннадьевич, сколько ни всматривался, никакой линии или раздела внизу не приметил, да и землю заграничную эту вскоре затянуло облаками.
Полет со всеми его посадками и дозаправками на долгом пути здорово напоминал езду на трамвае, этак от центра к кольцу в новостройках. При каждой посадке самолет покидали пассажиры. Нашего пенсионера взволновало, что по двое, по трое стали исчезать его спутники по дружественной делегации, и уже на подлете к Африке рядом был лишь их руководитель.
- Пошли, Павлин! - тоскливо звал он, - Что тебе Пентосия эта далась? Нет там ничего окромя социализма. Давай здесь сойдем отовариваться, не ломай компанию.
Павлин Геннадьевич упрямо мотал головой, страшась новых неожиданностей и поворотов судьбы.
- Ну, ты как хочешь, а я пошел. Обратный рейс через три дня, не опоздай.
Вжавшись в кресло, Павлин Геннадьевич сидел один в салоне, в дебрях или, точнее, над дебрями Африки, на подлете к традиционно дружественной нам Пентосии.
Легкий, выработавший все топливо самолет, бежал, подпрыгивая, по бетонке аэропорта. Нестройные черные шеренги местных жителей чередой проносились мимо иллюминатора. Самолет крутнулся на площадке, в последний раз прощально взвыли и сразу смолкли моторы, но тишины не было, сотни темнокожих рук били в тугие барабаны. Пентосия встречала высокого гостя.
Трапа в аэропорту не нашлось, из самолета спустили железную лестницу, и засидевшийся Павлин Геннадьевич неловко спустился на ватных ногах, огляделся.
Впереди местных чиновников стоял рослый негр в белой тройке. На его голове красовалась шапка с красной ленточкой партизана времен гражданской войны. На боку болталась сабля. Он немного выждал, не полезет ли кто-нибудь из самолета вслед за Павлином, затем быстро прошагал разделявшие их метры. Не приняв протянутой руки, негр выхватил саблю из ножен и замахнулся на московского гостя.
Павлин Геннадьевич в испуге вскинул руки, словно в двойном пионерском салюте. Негр усмехнулся, со свистом, крест накрест пронесся над Павлином Геннадьевичем клинок. На секунду смолкли и вновь загрохотали барабаны. Ритуал приветствия закончился. Высокого гостя усадили в старенький ЗИМ и повезли в президентский дворец.
Глава 6. Военно-научная
На упавшей Игорю на колени папке была размашистая надпись: "Диссертация на соискание ученой степени кандидата военной психологии" Тема диссертации: "Взаимоотношения в воинском коллективе и роль командира в воспитании у личного состава чувства долга, патриотизма в свете последних и последующих решений партии и правительства. На примере подбора и расстановки кадров в команде морского тральщика Љ333".
Новость, что бывший командир тральщика писал диссертацию, Игоря не то, чтобы поразила, а вызвала скорее чувство растерянности и даже обиды. Сам он служил уже семь лет, но ни о какой диссертации не помышлял. И не то, чтобы капитан-лейтенант Иванов любил читать чужие письма и бумаги. Вовсе нет. Вполне разумно он исходил из необходимости лучше узнать соратников по оружию перед выполнением боевой задачи. Так, успокоив сам себя, он раскрыл папку.
Сразу бросалось в глаза, что диссертация не до конца готова. Листы имели двойную нумерацию. Сначала шел лист Љ1, за ним 1А. Лист 2, а следом 2А, и так далее.
Лист диссертации Љ1:
"...неуклонное повышение жизненного уровня советского народа, отмеченное и намеченное ... съездом КПСС, все дело мира и социализма требуют надежной зашиты. Агрессивные планы империализма заставляют нас держать порок сухим и быть готовыми к защите социалистического Отечества, всего дела мира и социализма. В этих условиях возрастает значение "человека у оружия", его роль, как не бездушного натовца у кнопки, а получившего доверие своего народа защитника. При этом подбор и расстановка военных кадров приобретают ключевое значение на любом уровне..."
Игорь хмыкнул, зевнул и перевернул страницу.
Страница диссертации 1А: "...неуклонное повышение уровня демократии и гласности в обществе, выполнение решений ...съезда народных депутатов, все дело перестройки и ускорения (последнее в тексте зачеркнуто) требует надежной защиты. Агрессивные планы отдельных экстремистски настроенных групп, националистов, заставляет нас держать порох сухим и быть готовыми к защите целостности Отечества. В этих условиях вырастает значение человека у оружия, не как прежнего, зачастую бездушного манекена у кнопки, а как осознанного защитника демократии. При этом подбор и расстановка военных кадров приобретают ключевое значение на всех уровнях..."
-- Товарищ командир, прибыли в точку "Х". В районе наблюдается значительное скопление рыболовецких судов.
Игорь вздохнул, взял пакет и пошёл знакомить с приказом командиров боевых частей.
-- Товарищи командиры, - Игорь был собран и краток. - В полученном пакете приказ следовать в Центральную Атлантику, в район учений "Mope-9I" и действовать в составе сил "зеленых".
Стармех довольно ухмыльнулся, словно говоря, да, я, мол, предупреждал. Мичманы сидели, раскрыв рты. И только замполит сиял, словно надраенная бляха новобранца.
-- Приказ довести до всего личного состава. Задача номер один - проход Балтийских проливов. Движение начинаем немедленно.
И флаг, казалось, сильней затрепетал на мачте, и пенные полосы от форштевня поднялись выше и расходились дальше. Вахта на мостике даже не повернула головы в сторону работающего неподалёку траулера СРТ-888. Куда там килька-флот! Держи конец я становись в кильватер! Траулер и точно встал в кильватер, и даже, потом, обогнал старый тральщик. Но это случилось, когда стемнело и поэтому было совсем не обидно. А на экране локатора все цели отбиваются одинаково, медленно ползущими пятнышками света. Да и Игорь коротал время в каюте, продолжая изучать заинтересовавшую его папку.
Лист диссертации Љ2: "...комплектование команд надводных кораблей ВМФ отличает не только сегодняшние сиюминутные интересы, но и забота о завтрашнем дне наших воинов. Куда пойдет работать демобилизованный матрос? Дал ли ему флот вторую специальность? Эти вопросы были поставлены и начали решаться еще в учебном отряде, и были поддержаны командованием тральщика. Так, например, старший матрос Дулькин, имел до призыва специальность дизелиста, окончил машиностроительный техникум. В учебном же отряде он в короткий срок освоил специальность радиотелеграфиста. Старший матрос Бабин окончил до призыва радиотехническую шкалу ДОСААФ и первое время хотел применить на практике полученную специальность. Но беседы со специалистами отряда, в частности с психологом майором Дудкиным, заставили его изменить решение. Сейчас он верхний марсовый и вахту несёт только отлично".
Игорь хмыкнул и перевернул страницу.
Лист 2А: "...в хорошо поставленном деле подготовки специалистов для надводных кораблей ВМФ имеются отдельные недостатки, когда не используются навыки и знания, полученные матросами на гражданке. В результате таких отдельных нетипичных упущений матросы, вместо приобретения новых специальностей, утрачивают навыки обеих.
В этих условиях, а также ввиду сокращения и экономии военного бюджета, командование тральщика совместно со специалистами учебного отряда, в частности с военным психологом майором Дудкиным разработали пакет предложений направленных на повышение боеготовности путём более полного использования матросами навыков, полученных до призыва на флот. Предлагается:
а) призывать в ВМФ специалистов пароходств, Минрыбхоза и плавсостав судов Академии наук;
б) в целях учета специальности и квалификации призывать их целыми командами, на те же штатные должности;
в) в целях экономии средств переводить их в состав ВМФ вместе со своими гражданскими судами, меняя на время призыва категорию судна. Например: траулер - тральщик, научно-исследовательское судно - крейсер, круизный лайнер - адмиральский катер.
Ожидаемый материальный эффект составит миллиарды рублей от одной только сдачи в металлолом теперешних боевых кораблей. Кроме того, предвидится улучшение морально-психологического климата команд, сплаванности..."
Если Игорь и открыл при этом рот, то вовсе не пораженный грандиозностью планов. Просто хотелось спать, давно зевалось. Дорога впереди длинная и прочитать папку дальше мы еще успеем.
Глава седьмая. Политдонесение
Известие о неожиданном океанском походе взволновало команду. Но особенно засуетился замполит. Совсем не считаясь с тем, что он только ВРИО, считая нежданный приказ преддверием своего звездного часа, мичман волчком носился по кораблю. Ведь впереди столько ответственных моментов, один проход проливов чего стоит! Балтийские, Ла-Манш, с его горлышком Па-де-Кале. И все это в близости от чужих империалистических берегов, когда вероятный противник просматривается до отдельных коров на берегу. К тому же на учениях наверняка встретятся наблюдающие корабли НАТО... Невольно голова пойдет кругом, ведь он, недавний писарь, олицетворяет на корабле руководящую и направлявшую силу государства, его передовой оплот. Считаться с этим придется и командиру, который подло заперся с Бутылкиным на военный совет, не пригласив на него комиссара. Но Гена Битюк так просто сдаваться не собирался и весь день потратил на ускоренный приём в комсомол двух последних представителей несоюзной молодежи. И если москвич, старший матрос Благонравов сразу осознал недопустимость наличия б/п (беспартийных) на корабле во время выполнения боевого задания, то представитель южных национальных меньшинств матрос Абреков на уступки не шёл. На все увещевания отвечал коротко, как резал:
-- Нэт!
И только совместными усилиями замполита и боцмана, секретаря партийной организации мичмана Пилипенко, удалось убедить строптивца в том, что его несознательностью непременно воспользуется противник.
-- А ты Родину любишь? - сурово вопрошал замполит. Временного, на поход, вступления в молодежный союз они от Абрекова все же добились.
Успешно завершив это хлопотное дело, ВрИО ЗКВПЧ с чувством исполненного долга решительно постучал в командирскую каюту.
- Тебе чего? - выглянул из-за двери Игорь.
- Политдонесение принес, на берег передать, - ответил замполит, сбитый с толку неуставным поведением командира.
- Ладно, Павлиныч, и твои бумажки пришпилим, - Игорь взял листки. - Ты иди, кино крути команде, воспитывай народ.
В каюту замполита так и не пустили, но и отмахнуться от политдонесения командир со стармехом не решились, и радиограмма на берег ушла с тремя подписями:
"Получением приказа начали движение в район учений "Море-91". Запасы на 12.00 топливо... масло... вода... провизия...
Поставленные задачи команда выполнить готова. Вместе с тем, для их качественного выполнения необходимо пополнить следующие материальные ресурсы:
1. Шинели матросские - пять штук
2. Шапки зимние - десять штук...
248. Гайка трехдюймовая - одна штука.
Политико-моральное состояние команды здоровое. Команда с большим подъемом восприняла участие в учениях. После доведения приказа до л/с двое б/п матросов подали заявление на вступление в ВЛКСМ. Старший матрос Благонравов и матрос Абреков приняты в союз единогласно. Экипаж стал полностью партийно-комсомольским. На вахтах у механизмов и оружия только коммунисты и комсомольцы. Налажено соревнование между вахтами и боевыми постами. Поставленные командованием задачи экипаж выполнить готов.
Подписали: ВРИО командира капитан-лейтенант В.Иванов
Старший механик капитан-лейтенант В.Бутылкин
ВРИО ЗКВПЧ мичман Г.Битюк
Конечно, ни командир, ни стармех, ни замполит не догадывались, что на КП флота оперативный дежурный читал лишь первые и последние строчки приходящих телеграмм.
Глава восьмая Тайны африканского двора
Надо заметить, что резкая перемена климата, смена континента слабо подействовала на Павлина Геннадьевича. В представительском автомобиле работал кондиционер. За окном проносились почти что ялтинские пальмы, посверкивало между ними море, совсем как Черное, машины навстречу по шоссе бежали тоже наши - ЗИЛы, да газики.
Пенсионер обратился к встречавшему его в аэропорту негру:
-- Машинки-то, все наши, небось и бензин оттуда же, а у нас к осени сахар подорожал, талоны ввели, так подкинули бы хоть триста тонн.
Негр Павлина и словом не удостоил.
Пенсионер стушевался, в груди закипала обида. "И чего я не сошел раньше? - с тоской подумал он. - Через Париж летели. Когда еще в Париж попаду? Никогда! Вернуться бы дай бог!"
Распахнулись ворота президентской резиденции, машина не снижая хода закружила по аллеям и остановилась у подножия высокой лестницы. Павлин Геннадьевич вышел. Машина тут же уехала, а гостя повели во дворец.
-- Здравствуй, здравствуй дорог ой посол!
Да, Павлин Геннадьевич был важным гостем. Президент встретил его у входа, распахнул руки и обнял. Воспоминание, что вот так же, несколько лет назад, президент Пентосии обнимался с нашим генеральным секретарем - "бровеносцем", приятно кольнуло в груди пенсионера. Президент был в светлом кителе полувоенного образца, на груди орден Дружбы Народов и синий вузовский значок.
-- Наш! - заметив взгляд Павлина Геннадьевича, подтвердил президент, - Университет имени Патриса Лумумбы. И мне в столь светлый и радостный день встречи особенно приятно отметить, что слова "дружба народов" для нас не пустые. - Он почесал грудь под орденам.
После плотного ужина беседа продолжилась в саду, и вскоре Павлин Геннадьевич был посвящен во все дворцовые интриги, и прочие вопросы, решить которые без помощи советских друзей было решительно невозможно.
-- Дело в том, глубокоуважаемый посол, - тяжело вздыхал президент, - что второе лицо в государстве оказалось под влиянием Запада. Вице-президент, внук и сын героев национальной борьбы, кто бы мог подумать, поехал учиться в академию вашего вероятного противника в городе Вист-Понт. Привез оттуда медаль, грамоту и жену от того же противника. А тут еще ваша помощь ежемесячная традиционная опоздала.
Чувствовалось, что президент много лет провел в СССР, порой он говорил готовыми фразами газетных передовиц, при чем тогда даже пропадал акцент:
-- ...Реакция поднимает голову... отдельные несознательные элементы... объединенные силы реакции, ревизионисты и местное шаманское духовенство, опираясь на поддержку с Запала... используя все методы вплоть до привлечения зомби...
С запада, словно в подтверждение слов президента, согласно дышал океан, баюкая уходящее вечернее солнце.
-- Последний их выпад и вовсе ужасен, - расстроился президент. - Люди вице-президента захватили ваш траулер. Еще лет сорок назад этого вице-президента просто бы съели, а сегодня, проклятая демократия, я просто ничего не могу сделать. Мы не знали раньше, где эта граница, но в прошлом году её нанесли на карты ваши гидрографы. Ваши мелиораторы вовремя доложили о судне нарушителя. Вице-президент в моё отсутствие, пользуясь связями, полученными в Вист-Понте, арестовал траулер и попросил охранять его линкор вашего вероятного противника. А мелиораторы ваши 23 февраля кричали, что у них день мелиорации, и пальмы ломали, на черепахах неприличные слова нацарапали, а те, между прочим по двести лет живут. Вице-президент вызвал международную экологическую комиссию.
Поскольку беседа проходила за бутылкой хорошего вина, глава Пентосии захмелел. Из темноты бесшумно появился вице-президент, тот самый негр, махавший саблей в аэропорту. Он глянул на бутылку, ухмыльнулся и доложил смотренному президенту:
- Линкор наших новых друзей вступил в бой с тральщиком русских.
Павлин Геннадьевич языками не владел и пропустил его тираду мимо ушей. Беседа закончилась, а на завтра ему была обещана поездка по стране, встреча в обществе дружбы, прием местных пионеров, посещение... Да чего только не было в насыщенной программе гостя, даже подписание совместного меморандума значилось в плане, и это больше всего пугало московского пенсионера.
Глава девятая. Рандеву.
- Что еще за тральщик? Откуда взялся?
- Товарищ адмирал, прибыли в ваше распоряжение согласно приказа.
- Капитан-лейтенант, не нарушайте правила ведения секретных переговоров. Я "Первый", ты "Второй". На черта мне вас прислали? Ваш ход 15 узлов, "синие" в момент накроют. "Второй", я спрашиваю, зачем вы пришли?
- Товарищ "Первый", все согласно приказа. Прибыли в состав сил "зеленых" для противоминного обеспечения эскадры. Нуждаюсь в пополнении запасов топлива, пресной воды и продовольствия.
- Вот отправлю вас назад!.. Кто это только придумал.
- Товарищ "Первый", это, наверное, агент "синих" в штабе "зеленых".
- Не забывайся капитан-лейтенант! Ладно, в эскадре вам делать нечего, отправляйтесь к берегам Пентосии для поиска и траления минных постановок "синих".
- Товарищ "Первый". У нас трала нет, на базе остался
- Ну и что, что нет? Будете условно тралить. Мины-то тоже условные, и стреляемстреляем мы, слава Богу, не боевыми. Все, Конец связи.
....Через полчаса самого командира эскадры "зелёных" вызвал на связь командующий флотом.
- Вы "второй", командующий "Первый", - пискнул в трубке береговой связист и тут же уступил место внушительному голосу комфлотом.
