Пришло замечательное время, когда разом зацвели брошенные сады. Они скрыли разрушенные домики, покореженные трубы, воронки от бомб и снарядов. И воздух был уже другой, густой и плотный, на вздохе он так наполнял легкие, что бронежилет врезался в бока. Хотелось снять его, поставить в стойку автомат и пойти куда-нибудь по дороге, змейкой, спускающейся с гор.
Бойцы от весны ходили как хмельные, и командир заставы майор Егоров за маленький рост прозванный 'полмайора', то и дело вздыхал, бормотал вполголоса, словно убеждая сам себя:
- Только строевая подготовка!.. И копать, копать, копать!
Но времени не было ни на то, ни на другое. Выезжали на спецоперации, держали несколько блок-постов, вели инженерную разведку, обеспечивали прохождение колонн, которые одна за одной, бесконечными грязно-зелеными гусеницами тянулись мимо.
Колонна проходила, а поднятая пыль еще долго висела в воздухе.
Когда объявлялось очередное усиление, снаряжали 'трехминутку' - группу трехминутной готовности, ночью выставляли усиленный караул, и, если часовому что-либо мерещилось, или от бродячей собаки срабатывала мина-сигналка, застава поднималась в ружье, готовая огрызнуться огнем.
Да и нечего было копать - войска стояли здесь не первый год, превратив обнесенные забором бывшие мастерские со складами в маленькую крепость с собственной узкой, как труба, окольцованной поверху громоотводом, башней. В ней когда-то что-то хранилось, а теперь наверху по маленькой площадке расхаживал часовой.
Под башней, на крыше пристройки, сняв камуфляжную куртку, подставив солнцу бледную спину, с биноклем в руках залег Алексей Юрков - Юрок. Он прошелся биноклем по двору. Готовилась к выходу инженерная разведка. Майор Егоров с комвзвода - прапорщиком Колесовым обходили саперов. Оптика приблизила лицо, и было хорошо видно, как майор, задрав голову, что-то выговаривает Колесову.
Бинокль поднялся выше, он то прыгал по вершинам гор, то сползал по дороге к утопавшим в зелени частным домикам, быстро пробежал по грудам кирпичей с края полуразрушенной трехэтажки, 'москвичу', паре 'жигулей' и старой двадцать первой 'волге' во дворе и надолго остановился на уцелевшей стороне здания. Здесь торчали выставленные в окна трубы, лениво колыхалось на натянутых под карнизами веревках сохнущее белье.
Одно из окон третьего этажа распахнуто. Юрок подкрутил окуляры и замер. Черноволосая девушка в халате убирала постель. Гибкое тело легко наклонялось. Вот она взяла одеяло, подошла к окну, посмотрела в его сторону и улыбнулась. На мгновение поднятая руками цветастая ткань закрыла проем, взлетела волной и опала. Потом девушка говорила с кем-то. Покрутившись у окна, последний раз глянула на заставу и ушла вглубь комнаты.
Юрок перевел бинокль на соседнее окно. Его наполовину закрывал лист фанеры с выведенным коленом трубы, уцелевшее стекло мутное - ничего не разглядишь. Труба чуть дымила - там была кухня.
Неожиданно его кто-то хлопнул по плечу.
Щуплый старший сержант Косолапов по прозвищу Медведь прилег рядом на разогретую солнцем крышу. В одной руке он держал банку из-под тушенки с торчащей кисточкой.
- Чего видать? Яблок нет?
- Только зацвели.
Косолапов обежал взглядом двор.
- 'Полмайора' где?
- С прапором к повару пошли.
- Дай знать, если появятся.
Сержант вскочил, глянул на обложенную мешками с песком площадку на вершине башни и коротко свистнул.
Вниз полетела крепкая веревка с навязанными через метр большими узлами. Косолапов, одной рукой придерживая банку, неуклюже полез по ней.
Два узла вверх - 'Кемерово' - краска на стене уже выцвела. Три - слева - 'Балашиха', справа - 'Ижевск'. Четыре - 'Саратов', дальше неведомые 'Сиктях' и, исполненная гигантскими буквами, 'Пысьва'. Поднявшись еще, Косолапов замер, одной рукой вцепившись в веревку, второй, макая кисточку в краску, вывел 'Абакан'. Надпись вышла неровной, и он, вертясь на веревке, старательно убирал потеки.
Традиция дембелей писать название своих городов пришла еще с первой войны, а от кого - никто уже и не помнил.
Внизу Косолапов довольно оглядел надпись и полез с крыши по приставленной лестнице. Спустился и Юрок и тут же попался на глаза комвзвода.
- Получай оружие и со сменой на блок-пост! - распорядился Колесов.
Бронетранспортер уже оседлали экипированные бойцы. Залез туда в бронежилете с автоматом и Юрок. Долго ждали, пока повара притащат термосы с едой, загрузят их в БТР, потом выехали и, поднимая клубы пыли, помчались к блок-посту. Редкие машины прижимались к обочине, пропуская военных. Бронетранспортер шел мягко, мимо проносились бесхозные сады, дома, задумчиво жевали пыльную траву коровы.
У блок-поста скорость сбросили, аккуратно пробрались между расставленными бетонными блоками.
Сменились быстро, и вскоре Юрок на пару с усатым старшиной-милиционером проверяли проезжавшие машины.
Юрок давно перестал интересоваться, какой сегодня день недели, но раз груженые товаром машины потянулись на рынок - значит суббота.
Уехала белая 'шестерка' с прицепом полным мешков, на досмотровую площадку въехала и со скрипом остановилась двадцать первая 'волга'. Перегруженная машина просела на задние колеса, словно перед прыжком. Заднее сиденье было занято коробками.
Пожилой толстый чеченец неторопливо вылез из-за руля. На голове папаха, брюки заправлены в сапоги, темная рубашка под пиджаком застегнута до горла. Он копался в карманах, доставая документы. Милиционер - старшина в бронежилете поверх формы - пролистал их, попросил открыть багажник.
- Что смотришь?! Каждый раз смотришь! Каждый день смотришь.
Старшина с документами направился в будку. Чеченец заковылял следом.
Юрок подошел к двери у переднего пассажирского сиденья, где сидела девчонка, за которой он наблюдал сегодня с крыши.
- Привет! - Юрок перевесил автомат назад, - я тебя видел утром.
- Опять подсматривал? - девушка отвечала, не повернув головы.
- Не, глядел вокруг, а у тебя окна на заставу.
- Ты снайпер?
Они помолчали. Юрок не знал, что сказать, а девушка смотрела вперед, словно машина продолжала ехать, а не стояла на площадке под прицелом пулемета с вышки.
- Почему снайпер? Я стрелок.
- Стрелок, - прыснула девушка.
- За рулем кто? Отец?
- Дядя.
- Строгий. А родители где?
- В Грозном. Война началась и меня к родственникам отправили.
- Понятно. А в Грозном, что делала?
- В институте училась.
- Я тоже, когда дембельнусь, поступать буду.
Открылась дверь будки, чеченец вышел, рассовывая по карманам документы.
- Тебя как зовут? - быстро спросил Юрок.
- Серижат.
- Серижат? Почти как у нас Сережа. А меня Юрок, Юрков Леша, - поправился он и сунул девчонке шоколадку.
Чеченец подошел, внимательно посмотрел на него, сел за руль, что-то зло сказал, перегнулся и с силой захлопнул пассажирскую дверь.
Девушка что-то тихо упрямо отвечала.
- Смотри, солдат, - покачал головой старшина вслед уехавшей 'волге', - он в другой раз кинжал достанет или гранату бросит. Больше не проси его в будку отзывать.
На досмотровую площадку встал грузовик...
Как не караулил Юрок, 'волга' до вечера не появилась. Видимо вернулась другой дорогой.
Чтобы поддержать порядок, солдат часто строили. С этого начинался день, а под настроение Егоров мог построить всех и вечером. Часто, начав говорить, остановиться он уже не мог. И в этот вечер начал об обстановке и дисциплине, боевой подготовке, потом перешел к делам насущным: поздравил и вручил подарок имениннику, напутствовал на гражданскую жизнь внештатного горниста, год своей трубой направлявшего жизнь заставы, и лишь тогда скомандовал:
- 'Абакан', выходи!
Косолапов, печатая шаг, вышел из строя.
- Ты?! - изумился майор.
Дальше начался привычный спектакль.
- ...и спросят вас, где служили? Ответили бы: в Чечне, у майора Егорова. Почет вам и уважение! Так какого рожна, какой-то болван на башне 'Пысьва' намалевал?! Теперь у нас не застава, не 'хозяйство Егорова', не передовой форпост наших войск на Кавказе, а... Пысьва! Колонны идут - 'передохнем в Пысьве', в штабе: 'не перестанешь пить - сошлю в Пысьву', по связи нам эту Пысьву позывным записали...
Минут через пять он остановился, с недоумением взглянув на деланно виноватого Косолапова, и распустил строй...
* * *
Лучшее время на заставе после ужина. Если не в карауле, не на выезде, не припахали, можно расслабиться. Достать календарик, 'проколоть' прошедший день, написать домой, в который раз перечитать полученное письмо, а еще пошептаться с друзьями.
За стоявшей на возвышении боевой машиной пехоты, державшей под прицелом орудия окрестности, друзья давали наставления убывавшему с ротным в Моздок рядовому Харламову.
Герой дня дембель Косолапов тщательно наставлял:
- В Моздоке, от аэродрома в город ехать, то по железной дороге сразу налево - ларьки, в них водка по пятнадцать рублей. Возьми шесть бутылок.
Сержант щедро протянул сторублевку.
Ефрейтор Дудкин заказал берцы, мягкие кожаные, летнюю пятнистую куртку в сеточку и каких-нибудь военных значков, чтоб как ордена. Купюры были скатаны узкой трубочкой.
- Все на рынке есть, - объяснил он, - или у аэродрома полк стоит, там мой зема в хозроте, подскажет, где взять...
- Пацаны, я ж всего на день, - взмолился Харламов, - Может ротный вообще из машины не выпустит.
- Скажи, надо чаю купить или курева, - наставлял Косолапов, - водку в сидор спрячь или в дудкинские берцы...
- Лучше в бушлат, - подсказал Юрок, - пару в карманы, четыре в рукава. Не дрейфь, ротный сам и за кассетой на рынок заедет и в те ларьки. Отпросись на минуту за чаем.
Юрок дождался, когда заваленный заказами и деньгами Харламов останется один, сунул ему до кучи пятьсот рублей и попросил:
- Купи на рынке что-нибудь золотое.
- Типа, знак-спецназ или пулю на цепке?
- Какую еще пулю?! - разозлился Юрок, - цепочку купи или колье.
- Пятьсот рублей на колье не хватит, - засомневался рядовой.
- Блин, купи что-нибудь на пятьсот рублей! Для девчонки! Не пулю! Не колье! Цепочку, серьги, кольцо!
- Кольцо? - Харламов хотел спросить еще что-то, но глянул на Юрка и передумал.
* * *
Ротный - призванный после института на два года старший лейтенант Свиридов имел задание: купить кассету с уставной музыкой, дабы заменить демобилизовавшегося горниста. Рынок в Моздоке прочесали с двух сторон, кассету нашли, заодно купили что хотели, получили на складе какие-то ящики. Теперь на аэродроме старлей беспечно завалился на траву на краю летного поля, а Харламов в новой сетчатой летней камуфляжной куртке с перекинутыми через плечо связанными за шнурки берцами, увешанный дудкинскими значками как бультерьер на выставке, переживал за свое богатство. Водку он рассовал, как учили, по всему бушлату и с тоской наблюдал, как шмонают солдат на взлетке.
Перронщик - непонятного звания крепыш в летной куртке с 'косыми' карманами - учтиво пропускал к 'вертушке' полковников, 'не замечал' майоров и подполковников, младших офицеров просил расстегнуть сумки и рюкзаки, и как коршун набрасывался на поклажу солдат.
Вот он взялся за перехваченный ремнями бушлат какого-то ефрейтора. Тот обреченно смотрел, как перронщик распустил ремни, взял бушлат за плечи и встряхнул. Две бутылки вылетели, кувыркаясь, сделали пару кульбитов и шмякнулись на бетон, брызнув стеклом.
Перронщик уже ощупывал вещмешок следующего, а ефрейтор все смотрел на стеклянные брызги под ногами, потом, вздохнув, подобрал распотрошенный бушлат и побрел к вертолету.
Харламов глянул на ротного. Старлей дремал, промяв головой впадину посередине огромной камуфляжной сумки. Харламов осторожно расстегнул молнию на ее боковом кармане. Оттуда на него уставились закрытые золотистыми пробками горлышки бутылок. Рядовой зашел с другого бока. Во втором кармане сдвинул бумаги, и стал осторожно совать туда бутылки из бушлата. Последняя предательски звякнула, ротный открыл глаза, недоуменно глянув на присевшего рядом рядового.
- Вроде 'вертушки' пришли, товарищ старший лейтенант.
Ротный поднялся и пошел к перронщику, о чем-то переговорил и вернулся назад, плюхнувшись в примятое место на траве.
Спать ему расхотелось, и он стал донимать разбудившего его рядового.
- Харламов!
- Я! - отозвался тот.
- Давай на контракт!
- Нет, товарищ старший лейтенант, я домой хочу.
- Вот и поедешь домой сержантом. Старшим. Денег заработаешь. Хочешь денег?
- Домой хочу, - не сдавался рядовой.
- Что ты заладил, домой, да домой. Полетели домой. Вон наша 'вертушка' раскручивается.
Харламов с трудом волок ящики, ротный шел впереди, то и дело, поправляя на плече потяжелевшую сумку.
К вертолету уже собралось человек пять. Перронщик посторонился, пропуская полковника, и заступил дорогу Свиридову:
- Товарищ старший лейтенант, пожалуйста, расстегните сумку.
- Тебе надо ты и расстегивай, - бросил ее на бетон старлей.
Харламов чуть не подпрыгнул. Он оставил ящики, скомкал бушлат и сторонкой попытался пройти к вертолету.
- Боец, ко мне! - Взревел перронщик.
- Кто? - остановился Харламов.
- Пихто! Ко мне, говорю!
- Где?
Перронщик подскочил к нему, Харламов отпрыгнул. Они еще пару раз исполнили этот странный танец, пока авиатор не вырвал бушлат и не взмахнул им. Из бушлата вылетела пластиковая бутылка с лимонадом. Шмякнувшись об бетон, газировка сорвала пробку и пустила желтую пенную струю, как из огнетушителя.
- Товарищ командир!.. - заныл Харламов.
Перронщик с досады сплюнул и оглянулся. Все уже залезли в раскручивавший винты МИ-8.
Харламов с сияющим лицом поволок к нему ящики.
* * *
Первый идет неспешно, глядит под ноги, словно гуляет. За ним вдоль обочин двое смотрят, не появилось ли что за ночь, щупами проверяют любой подозрительный холмик, коробку, мусор. Собака служебная минно-розыскная рядом трусит, голову опустила. Язык вывалился, только что дорогу не подметает. Сзади бронетранспортер неслышно катит, охраняет инженерную разведку. Юрок последним топает, ребят прикрывает.
У старой автобусной остановки притормозили. Место опасное. И мусора много, и народ бродит, даром, что остановка в чистом поле у дороги. И сейчас пацаненок с трехлитровыми банками сидит - бензин самопальный продает. Несколько женщин попутку ждут. Рядом старик на палку оперся, голову поднял и смотрит на саперов слезящимися глазами. А еще стайка девчонок. Одна в длинной юбке и платке неотличимая от подруг отделилась, подошла и остановилась напротив Юрка.
- Здравствуй, Серижат!
- Привет, стрелок. Гуляешь?
- Мины ищем.
- Много нашел?
- На этой неделе еще нет.
Стояли - он на дороге, она на обочине, словно понимала, что не одобрит их встречу офицер на бронетранспортере. Платок у девушки завязан, только лицо открыто, черные глаза смеются.
- Хороший у тебя шоколад, московский.
- Спонсоры привезли. Серижат, что завтра вечером делаешь?
- Ты меня на танцы пригласить хочешь? - удивилась девушка.
- Приходи завтра вечером к посту у ручья. А то здесь не поговоришь. Я в восемь заступлю.
Взревел мотор бронетранспортера. Саперы и охранение двинулись дальше.
- Придешь?
Девушка лишь пожала плечами...
* * *
Облетев по большому кругу чуть ли не всю Чечню, вертушка добралась до заставы. В поле неподалеку убраны камни, воткнут шест с истлевшим, лениво ворочающимся под ветром 'колдуном'.
Вертолет подлетел на бреющем, на секунду завис и боком неуклюже сел. Винты не останавливались. Харламов с ротным спрыгнули, вытащили ящики и сумки, и вертушка сразу полетела дальше.
Харламова встречали с почетом - двое солдат во главе с сержантом Косолаповым.
- Молодцы! - похвалил Свиридов. - А то мы замучились эти ящики волочь.
Он взял сумку и зашагал к заставе.
- Держи! - Харламов протянул куртку с болтающейся биркой и берцы Дудкину. Потом стал скручивать значки.
- Юрок! - достал он что-то завернутое в носовой платок.
- Где? - не выдержал Косолапов.
- У ротного в сумке.
- Гонишь?!
- На взлетке шмонали, я потихоньку туда засунул.
- Пацаны! - кивнул на ящики Косолапов и побежал с Харламовым за старшим лейтенантом.
Тяжелые ящики мотало из стороны в сторону. Впереди, повесив на шею связанные за шнурки берцы, шел здоровяк Дудкин. Сзади пыхтел Юрок.
- Больше не могу, - взмолился он, - как харламыч их один пер?!
Дудкин сел на ящики спиной к нему, рассматривая ботинки.
Юрок слазил за пазуху и достал носовой платок. Сложенный конвертиком он раскрылся, внутри оказались золотой полумесяц со звездочкой. Он улыбнулся, покачал на ладони кулон, и бодро скомандовал:
Он повесил на себя сумку, развернув ее карманом к приятелю.
Пройдя метра три, Свиридов оглянулся.
- Косолапов! - скомандовал он. - Дуй на кухню, пусть наши пайки разогреют. Давай, быстрее, - добавил он, увидев, что сержант замешкался.
Харламов потащил сумку дальше. Начались офицерские домики. Окошко в одном распахнуто, зам Егорова, капитан Морозов, еще издали крикнул:
- Купил?
- Кассету? - переспросил Свиридов.
- В пень твою кассету, я спрашиваю купил?!!
- А то! - весело подтвердил Свиридов.
- Давай ее сюда!
- Спасибо, Харламов. Ужинай и в казарму отдыхать. - Ротный протянул руку за сумкой.
- Товарищ старший лейтенант!..
- Что еще? - взялся тот за ремень. - Все дела завтра.
- Товарищ старший лейтенант!.. Я... я согласен на контракт!
- Молодец!!!
- Только чтоб рапорт прямо сейчас.
- В канцелярию!
Через пять минут он под диктовку ротного написал рапорт, и пока тот носил его на подпись командиру, обреченно передавал бутылки стоявшему под окошком канцелярии Косолапову.
* * *
Прожектор на углу казармы дразнил луну. Такое же круглое желтое пятно: ни тепла, ни света. Едва различимы деревья, тропинка вдоль высохшего ручья. Траву выкосили, чтобы открыть подходы.
Никогда еще Юрок не смотрел так внимательно. Привалившись в окопе к пулемету, гадал - придет или не придет Серижат. Он получил втык от дежурного офицера, за то, что поздно его заметил. Дважды доложился по полевому телефону, что все спокойно, а сам все глядел на тропинку.
Днем воздух прогрелся, пропитался пряным духом от трав, и думал Юрок, что дома давно уехал бы с пацанами на мотоцикле в клуб, завалился к кому-нибудь в гости или валялся на диване, пока мамка ужин готовит, а не стоял бы на посту в обнимку с опостылевшим пулеметом.
Так размечтался, что не заметил, как подошла девчонка. Хорошо специально кашлянула.
- Стрелок?..
Юрок разглядел ее у наклонившегося над ручьем дерева, выпрыгнул из окопа навстречу.
- Ты чего с автоматом?
- Положено.
Дерево у ручья словно специально прижалось к земле, чтобы сесть можно было.
- Или ты боишься кого, стрелок? Меня чего звал?
- Поговорить.
Девчонка присела на гнутый ствол. Казалось Юрку, что встречи их на людях, второпях, словно украденные, лишнее слово сказать не дают, а вот один на один оказались, и язык к небу приклеился.
- Стрелок, а у тебя девушка есть?
- Не успел. Быстро призвали.
- И никто тебя не ждет?
Юрок пожал плечами. Кому же тогда ждать кроме мамы с папой.
- Лето скоро. Когда война кончится, не знаешь?
- Через полгода. У меня через полгода дембель. А у тебя парень есть?
Серижат молчала.
- Серижат, война кончится, в Грозный вернешься?
- Конечно. Что здесь делать!?
- Я дома тоже учиться пойду. Хочешь, вместе поедем?
- Ну, ты даешь стрелок!.. Разве так можно? Ты к дяде прийти должен. С подарками. Они решат можно ли мне с тобой уехать. Может, не примут подарки, выгонят, опозорят.
- Да ладно. У вас вон невест крадут.
- А ты знаешь, - развеселилась Серижат, - если невесту украли, то потом должны спросить есть у нее парень или нет. И если есть, тому парню сообщить: 'я для тебя невесту увез'. Ты лучше у нас оставайся.
- Нельзя мне у вас. Будто сама не знаешь.
- А мне у вас можно?
- Конечно! Ты же со мной будешь.
Серижат уже не улыбалась. Пальчиком провела по шеврону на рукаве.
- Почему ящерица?
- Округ такой. У каждого округа свой знак.
- Ты, солдат, оказывается, серьезный, а я думала, дурной травы накурился или носвая нажевался.
Громко играл магнитофон в офицерских домиках, едва услышал Юрок команды у караулки. Скоро смена, надо торопиться.
- Серижат! У меня для тебя подарок есть.
Он достал и развернул платок. Девушка взяла кулон, рассматривая, покачала его в свете прожектора.
- Спасибо, Юрок! Ладонью по его руке провела, как волной теплой окатило. - Нет у меня парня, ни здесь, ни в Грозном.
И Юрку стало так хорошо от того, что впервые она его не солдатом, не стрелком, а так вот, почти по имени назвала.
* * *
Спал поселок, спала застава, только в офицерском домике свет горит. Засиделись командиры. Давно миновали третий и четвертый тосты, перетерев дела служебные, говорили 'за жизнь'.
- Думаешь, только нам надоело? - вопрошал у Свиридова развалившийся на кровати в тельнике капитан Морозов. - Четвертая командировка, а ничего не меняется. И все это время 'через день на ремень'. Мы хоть меняемся, а бойцы за полтора года от этой бессмыслицы дуреют.
- Еще как дуреют, - кивнул старший лейтенант. - На инженерной разведке оглянулся, замыкающий Юрков идет и из цветов букетик собирает.
- Букет ладно. Лишь бы не венок...
- Поговори с ним. Про бдительность...
Бдительность, ответственность, дисциплина - все эти слова придумали и взяли на вооружение люди, сделавшие военную службу профессией - офицеры и прапорщики. Солдаты же - люди подневольные, призванные без спроса, потому, подчиняясь установленным правилам, живут домом, терпеливо колют дырки в карманных календарях, считают дни. Призвали - отслужу, а дембельнусь - начнется настоящая жизнь...
Еще в одном закутке собрались полуночники. У писаря стол обсели солдаты. Сосредоточенно жуют, поглядывая друг на друга.
- Не цепляет, - бросает Дудкин.
- Подожди немного, - не оставляет надежды Косолапов.
- Туфта все это! - Юрок, не выдержав, выплевывает что-то в ведро под столом.
Следом плюют в ведро остальные.
- Носвай! Носвай! - ворчит Косолапов, - все у нохчей не как у людей. Ни чокнуться, ни поговорить. Сидишь и жуешь, как корова.
Он достал из вещмешка бутылку водки. На столе большая тарелка с пловом, вскрытая банка тушенки, галеты.
Юрок, словно фокусник, достает из безразмерных карманов бушлата одно за другим маленькие зеленые яблоки.
- Юрок!.. - с восхищением протянул Дудкин, - ну даешь... Как, говоришь, ее зовут Сер... Сери...
- Пацаны! - угрожающе поднял голос Юрок.
- Не, серьезно, - Косолапов срывает пробку, - у нас девки и курят, и бухают, а здесь все строго. Только гордые очень, нос воротят. Верно, Харламыч? Тебе сам Бог велел здесь подругу искать.
Тот сидел мрачный. Он за этим столом вчера рапорт на контракт написал, как приговор.
Бойцы начинают смеяться. Один, другой, третий, наконец, не выдерживает и Харламов.
* * *
- Расскажи еще про дом.
Вечер холодный, Серижат кутается в бушлат Юрка.
- Решили уже. Ты учиться пойдешь. Я работать и поступлю на вечерний. Меня после службы без экзаменов возьмут. Жить будем у моих.
- Я там невесткой всем прислуживать должна.
- Не, у нас не так.
Еще днем ветер нагнал тучи. И дождик нет-нет, да и накрапывает. Сидя все на том же заваленном дереве, прижалась Сарижат к Юрку. Тот приобнял ее, потом наклонился и осторожно поцеловал. Раз-другой. Та повернула к нему лицо и ответила. Когда руки солдата полезли под бушлат - отстранилась.
- Не торопись. Ты же не стрелок, и даже пока не жених.
Юрок насупился.
- Мне инженерную разведку перекрыли. Просился - не берут. На блок-пост заступлю - откуда узнаю, проедешь ты или нет. А сюда в караул мой взвод уже не ходит. - Он помолчал. - Послезавтра на пост земляк заступит. Я тогда вечером к тебе домой приду. К дяде, как у вас положено. Примет?
Сарижат думала недолго.
- Гостя нельзя не принять. Я еще с тетей поговорю. Ты, когда придешь?
- Послезавтра ближе к ночи.
- Не испугаешься, Юрок?
- Нет, - насупился он.
Серижат наклонилась и поцеловала его. Потом, скинув бушлат, вскочила и пошла по тропинке к селу.
- Приходи, - обернулась она, - буду ждать...
* * *
Банда не первый месяц кочевала по Чечне. Ее изрядно потрепали, но, поредевшая и еще больше озлобленная, уйдя от преследования, она неделями отлеживалась в лагере в горах, а то и на время рассыпалась, разбегалась по домам родственников.
Тактика давно сменилась. На крупные силы не нападать, в бой не ввязываться. Неожиданно навалиться, обстрелять и скрыться.
Когда Серижат пришла домой, дядя закрылся с кем-то в комнате, тетя хлопотала на кухне. Здесь же вертелся Аслан, шестилетний племянник.
- Брат твой приехал, Иса, - не поворачиваясь от плиты, бросила тетя.
