Память вещь скверная - запоминаешь не то, что надо. От понятия косинус в памяти осталось только то, что на учительнице были колготки с дыркой. От долгих плаваний - тоска после трех месяцев в море, когда впереди столько же. От чеченских кампаний - липкая грязь, намертво вцепившаяся в ботинки. Чтобы сохранить хоть что-то, в журналистскую бытность завел блокноты и диктофон. Блокноты терялись, диктофон давно продан, коробка кассет зря занимает место на антресолях. Во время службы в милиции, если что и записывалось, то в секретную тетрадь, давно похороненную в необъятных размеров сейфе.
В результате остались лишь эпизоды, обрывки мыслей, событий.
Объявления
Самая популярная газета России - телепрограмма. Потому и рекламы в ней много, собрано самое востребованное, то, что скорее найдет отклик читателей. Итак, что же больше всего нужно людям? Сауна-массаж. Красивая блондинка с выездом. Потенция-потенция и снова потенция. Лечение венерических заболеваний. (Наверное, та блондинка оказалась сволочью).
Между объявлениями краткое содержание 456-серии фильма и главная новость недели, что очередная теледура искупалась голышом.
Дальше по новой. Дипломы-аттестаты. Срочно нужен заместитель руководителя для работы в офисе, возраст и образование значения не имеют, зарплата от двух тысяч долларов. Кулинарные рецепты, еще один торт, бабушкины рулетики с заварным кремом. Вот так я похудела на десять килограмм за месяц. Алкоголизм. Кодирование-декодирование с выездом. Псориаз излечим! Артрит, артроз, плохие сосуды, повышенное давление - всё излечат чудо-стельки. Приворот и отворот. 'Сестра из Владивостока написала, что её и мужа исцелила после инсульта Целебная шапочка. Где её можно купить?' Знахари и народные средства, сибирско-алтайская бабушка Пелагея и чудо-корень, который лечит все. Предсказательница в третьем поколении. Двойной и тройной приворот. Снятие порчи, венца безбрачия, удача в бизнесе с открытием денежных потоков, возвращение любимого и устранение соперницы. Тройное шабашное воздействие жесткими методами путем работы со стихиями и энергетикой.
Снова потенция и портативный лазерный аппарат для лечения на дому от всего (видимо для тех, кому не помогли чудо-стельки, чудо-корень и целебная шапочка). Пенсионер устал от любовных утех. Лечение суставов супераппаратом с использованием нанотехнологий и попутно полное очищение организма. Гороскоп и прогноз погоды.
Налицо основные интересы людей. Вкусно пожрать, помассажироваться с блондинкой, полечиться. Снять с себя порчу и навести её на соседа. Заплатил - и на дом привезли диплом. Зарплата большая, а делать ничего не надо. Напиться от такого счастья, закодироваться, потом раскодироваться...
Правда, это дешевая телепрограмма. В той, что дороже все то же самое плюс с упоением расписываются особняки и квартиры звезд, что в дешевой, чтобы не злить - опускают.
Вот и все, что надо от жизни. Ну и конечно смотреть телевизор.
Ох уж этот Вовка!
Кто кем станет на старте карьеры не угадаешь. Начинали - он сержант, стажер, только после армии, она - 'мисс конспиративная квартира', первая красавица в отделе, успешный опер, которая на новичка, смотревшего на неё восхищенными глазами, внимания не обращала.
Тридцать лет прошло, и вот он - генерал, а она... не заладилось что-то в жизни. С мужем разошлась, уволилась, работала в разных местах, болела, детей воспитывала. Ни стажа, ни пенсии. Встретились случайно, поохали, повспоминали, и попросила бывшая красавица на работу её взять. Любую. У генерала в конторе на гражданских должностях лишь уборщицы. Но она и на это согласна. Тем более, что взяли её в генеральский отсек. В нём ковровые дорожки, на окнах портьеры, никто в грязной обуви не наследит, в угол не плюют, окурки в горшках с цветами не гасят. Три часа с тряпкой и свободна.
Месяц она пылесосила ковры, смахивала пыль со столов, протирала холодильник, поливала цветы. И сам генерал каждое утро ей говорил:
- Здравствуй, Людочка!
Она в ответ вновь начинала рассказывать о своей незадавшейся жизни. Но генерал слушал рассеянно, изучал документы, включал телевизор, звонил куда-либо по одному из стоявших на его столе в шеренге телефонов. В конце концов, просто стал уходить в соседний кабинет в гости к другому генералу. Людочка же отжимала тряпку и продолжала полировать холодильник.
Общие темы закончились быстро. Генералу было все равно, что она говорит и о чем. Но когда Людочка пару раз поделилась с товарками воспоминаниями, о том, как тридцать лет назад она генералом чуть ли не командовала, то комендант наедине попросил впредь в разговорах на тему, кто с кем начинал и как - не распространяться.
На какое-то время в отсеке воцарились тишина и спокойствие. Людочка работала, поджав губы. Цветы политы, пол блестит, холодильник - аж сияет. А пару месяцев спустя случился с генералом неприятный казус. Приехала какая-то дружественная делегация, и её главу генерал принимал в кабинете. Получил в подарок вымпел, вручил в ответ свой. И предложил в честь встречи выпить по рюмочке.
Напитков в генеральском холодильнике хватало. Впору экскурсию проводить, что он и сделал, рассказывая, кто, какую бутылку в честь чего и с какими словами ему преподнес.
После началась дегустация. Налили по рюмке из одной, выпили, переглянулись и... сморщились - водка на три четверти разбавлена водой, налили уже по чуть-чуть из другой... тоже самое. Когда перебрали весь запас бутылок, гость засмеялся, и достал из портфеля свою. Которую также привез в подарок. Смеялся и наш генерал, но как-то нерадостно.
Следствие было недолгим. В тот же день Людочку уволили. Она ходила по отделам и, подписывая обходной, всем говорила, что её оклеветали. И Вовка (генерал) сам эту водку выпил, а на неё сваливает. Что он и тридцать лет назад... (дальше не буду, чтобы не рушить авторитет руководства).
Уборщица нашего этажа эту историю рассказала, не скрывая злорадства, потом посетовала, что ей никто протекцию в генеральский отсек не составит, а без блата туда не попадешь. У них была своя градация. Первый этаж - проходной двор: комната водителей, дежурка, место для курения, убирай - не убирай, а натоптано как в конюшне. Второй - где оперсостав - почище. И - самое сладкое - генеральский отсек. Уборщица еще повздыхала, выжала в ведро тряпку и ушла.
Сидевший в нашем кабинете майор, у которого второй месяц ни шатко, ни валко решался вопрос о переводе на хорошее место, мрачно заключил - везде интриги.
Из жизни монархов
Жена захотела в хороший театр. В этом месяце в Москве гастролировали: Королевский балет Фландрии, Королевский Театр "Драматен" (Швеция) и просто Королевский драматический театр. Последний приехал в столицу на электричке, поскольку находится в подмосковном Королеве. Забавный город. Благодаря устоявшемуся правилу печатать букву 'ё' только в детских книжках у местных жителей всегда есть повод для гордости. У всех этих подмосковных королевцев и королевичей. Ведь у них помимо Королевского драматического театра есть и королевский суд, королевский собес и, даже, королевский вытрезвитель. Что ставил их театр уже и не помню. Вроде Шекспира.
Мучения мичмана
Старая байка. Чем отличается мичман царского флота от мичмана флота советского? Первый до синевы выбрит, слегка пьян и знает музыку от Генделя до Баха. Второй небрит, до синевы пьян и знает музыку от Эдиты Пьехи до 'иди ты...'
Неправда. Наши мичмана были разные как, подозреваю, и мичмана царского флота. Мичман Никишин был эстет, снимал на узкопленочную любительскую камеру фильмы о наших походах и портах, в которые заходили. С ним приятно было поговорить о музыке и литературе. Мичман Жолтовский являл собой дивную дремучесть пополам с гигантским самомнением.
- Шо эти ученые по шесть лет в институтах учатся, - недоумевал он. - Я за две недели по всей гидрологии зачеты сдал.
Мичман Стоцкий, техник гидрографической лаборатории, был еще и секретарем партбюро. Абсолютно правильным, строгим и справедливым. А еще он съезжался с тещей. В выходные ходил по квартирам, смотрел предложенные варианты. В понедельник делился впечатлениями.
- Договорились, что придем в воскресенье утром смотреть квартиру. В девять ноль-ноль - звоню. Не открывают. Звоню снова. В девять двадцать открыли.
Хозяин в халате, зевает, баба его на заднем плане в ночной рубашке мелькает. А в прихожей кошка нагадила, и тут же сидит, умывается. И он мне говорит: 'Извините, что я в халате...'. Что в халате извините, а то, что в углу с ведро насрано - это нормально! Мы с женой переглянулись - развернулись и пошли другие варианты смотреть. Тещу с собой брали. Ей же с нами жить. Говорю ей потом: мама, как так можно? У нас-то так не будет?!
До призыва он жил где-то в селе на Украине. Потом срочная служба - кубрик. Школа мичманов - казарма. Попал на хороший пароход, жил в каюте, которую, буквально, вылизал. Утром - приборка, по пятницам с одеялом на палубу для 'вытряхивания постельных принадлежностей'. Женился, получил однокомнатную квартиру и стал съезжаться с тещей, чтобы выменять двушку.
- Вечером квартиру смотрел, - в очередной раз качал он головой, - вроде приличные люди. Картины висят. Под одну заглянул, а там пятно по форме как Австралия. Хозяйка еще и кивает - мы специально пейзаж повесили, чтобы закрывал. Куинджи у них пятно закрывает! Тещу с собой брал. Мама, ей говорю, ведь приличные люди?
В Кронштадте с досугом было туго, в Ленинград лишний раз не выберешься. Походы по чужим домам помогали мичману познать жизнь. Тот же театр. Издали все красиво, поют и танцуют, и царь сидит на троне, как полковник. А ближе подойдешь - все обманка, мишура и корона у самодержца картонная. В квартирах граждан текли сливные бачки, отставали обои, не закрывались форточки. Мичман придирчиво выискивал недостатки, показывал их теще, та, соглашаясь, обреченно кивала головой.
Мы уже уходили в море, когда мичман все-таки подобрал себе вариант. Взял матросов и грузовик, переехал.
После рейса встретил его на причале.
- Вчера квартиру смотрел, - поделился он, - словно и не прошло полгода.
- Подожди, - опешил я, - ты же с тещей съехался?
- Разъезжаюсь, - мрачно ответил он, секунду помолчал и с азартом продолжил:
- Представляешь, прихожу я в эту квартиру...
Строгие требования
Позвонили из редакции военного журнала, где когда-то служил.
- Хотели твоим рассказом год открыть. Но в нем офицеры водку пьют, а солдаты наркотики пробуют. Начальство в главке не поймет. Может, почистишь? Заменишь, что засиделись офицеры за стаканом крепкого чая.
- Да, - соглашаюсь я, - а как заварка кончается, сразу в Моздок за ней на вертолете летят.
Невидимый собеседник вздыхает.
- Может, что еще про войска есть?
- Есть повесть новая, в ней один из героев - офицер главка.
- Отлично. Срочно скинь по электронке.
- Только он у меня к концу повести с ума сходит.
- Да? Зря! А больше у тебя ничего нет? Можно и не про войска.
Березовая терапия
В конце девяностых ведомственные санатории еще работали, но лекарств в них уже не было. Обходились подручными средствами. Разные грязи, ванны, душ Шарко. Массаж. Треть спины тебе мнут бесплатно, а остальные две части уже за деньги. Народ едет лечиться, а его буквально грязью мажут. Санаторий Увильды. Место глухое, на Урале, до ближайшего населенного пункта полчаса на автобусе. Несколько зданий санатория, озеро и тайга вокруг.
Самым настырным и жаждущим исцеления врач рекомендует народную терапию. Выбрать себе в тайге березу, обнять её покрепче и пересказать ей тоже самое, что и ему, только подробнее. Далее (по его словам) наступит единение со стволом, береза заберет из организма пациента всё плохое и пустит внутрь свои живительные силы. Там ещё были ссылки на светил народной медицины, газету 'ЗОЖ' (Здоровый образ жизни), непознанные силы природы и заветы предков.
После столь убедительных речей тайга вокруг санатория представляла удивительную картину. Идешь вдоль озера. То тут, то там видишь прилипших к деревьям как наросты отдыхающих. Выбрав себе дерево, обняв его руками и ногами, 'войдя в единение со стволом', они старательно лечились. И чем корявей был ветеран, тем стройнее и красивее березку себе выбирал. Обнимет её, чуть ли не всю голову в дупло засунет и шепчет, шепчет...
* * *
Дико звучит название должности в окружном управлении здравоохранения Москвы: 'Главный специалист по бесплодию и невынашиванию'.
Вечная классика
Продаю ненужные книги. Классика идет плохо. Неожиданно попросили Горького 'Дело Артамоновых'. Для учительницы русского языка из Италии. Где-то в третьем ряду на полке откопал нужный том. Помимо истории купеческой семьи в нем и несколько статей. Открыл наугад:
'Нет сомнения в том, что развитию преступности в сильной степени способствуют газеты, навязчиво и ярко расписывая, раскрашивая убийства и тем создавая из убийцы - героя, из преступления - подвиг. Обнаруживая острый интерес к преступнику и полное равнодушие к его жертве, газеты больше всего говорят о ловкости убийцы, о его хитрости и смелости.
На той же медной трубе сенсации играют и господа авторы так называемых 'детективных' романов, которые правильнее именовать дефективными романами.
Этим двум влияниям успешно помогает кинематограф: воспроизводя на экране картины преступлений, он возбуждает зоологические эмоции одних людей, развращает воображение других и, наконец, притупляет у третьих чувство отвращения к фактам преступности. Всё это делается для того только, чтоб развлечь людей, которым живется скучно'.
Написано в двадцатые годы.
С тех пор добавились телевидение и интернет. А так, всё правильно сказано. На то он и классик.
Книга уехала в Италию.
За год вялой книготорговли из соотечественников Горьким никто не заинтересовался.
Среди небожителей
Справляли юбилей хорошего человека, настолько хорошего и в своем кругу известного, что три бывших и один действующий заместителя министра не посчитали зазорным прийти на праздник. Был среди гостей и один отставной полковник и выпало ему оказаться за столом между двух замминистров, а третий - напротив сидел. Отставник всё торжество был непривычно тих, буквально светился и ухаживал за соседями, как за дамами. Вначале только слушал, потом осмелел и пару раз вставил словцо, несколько раз во время торжества вскакивал и бежал к фотографу, чтобы тот отвлекся от юбиляра и запечатлел его вместе с именитыми соседями.
Весь вечер говорились тосты, вручались подарки, звучали пожелания, праздник прошел торжественно и достойно. Спустя пару дней, когда давно растащили столы по кабинетам, неюбилейный полковник всё вздыхал:
- Три замминистра! Один генерал-полковник слева сидит, другой справа, третий - напротив! А я в центре!
Прошла неделя, и его воспоминания оживились:
- Всеволод Петрович, ну замминистра, мы же когда-то на одном этаже работали. Он налево от лифта, я - направо, я ему еще помогал, помню, стол перетаскивать. А Юрий Владимирович, он хороший мужик, не смотри, что генерал-полковник. Думаешь, ему легко? И Владимир Егорович, он, правда, уже после меня пришел, но посидели, выпили, общих знакомых вспомнили.
И тут доставалась пачка свежеотпечатанных фотографий.
К исходу месяца в воспоминаниях стало больше личного.
- Ну, как, Всеволод? - спрашиваю его, - не жалеешь, что ушел из войск? А он только рукой махнул. А сам седой как лунь. Юра-то сильно сдал, я вот до сих пор стометровку в норму пробегу, а он не-е-ет. Володя же огурцом держится, я ему предложил; давай, кто кого перепьет, так он сразу отбой дал, не могу, говорит, за тобой угнаться, как и раньше.
Тут они между собой что-то выяснять стали, а я по столу хлопнул. Шабаш, ребята! Наливай! Я же весь вечер между ними сидел.
Вскоре мы узнали о генералах еще больше.
- Болеет Юрка, дома нелады. Севка-то бодрячком, а у самого в кармане таблетки горстью. Володька - глянешь, вроде все нормально, а спросил, так стал жаловаться, пока я не сказал, что хватит плакаться...
Месяца два общение с небожителями было главной темой его бесед. Потом он переключился на что-то другое. Кажется, Ельцина в трамвае встретил.
У каждого свой рекорд
Главное для репортера оказаться в нужном месте в нужное время. В сентябре 1964 года перед олимпиадой в Токио штангист Юрий Власов выступил в подмосковном Подольске на местном чемпионате посвященном началу учебного года. Поставил мировой рекорд, доказал, что является сильнейшим человеком на планете. Получил от спорткомитета законные 630 рублей (700 минус налог). Единственный на соревнованиях фоторепортер, с неохотой приехавший сюда из Москвы, на снимках этого рекорда заработал тысячу.
* * *
Клацаю по клавишам компьютера, а рядом на ковре спит собака. Она всегда спит рядом. А если я перейду на кухню, то она полежит еще немного (вдруг я сразу вернусь), а потом встает и тащится следом. У неё инстинкт, что надо быть рядом с хозяином. Он по тайге выслеживает зверя - она помогает и охраняет хозяина, готовая защитить его от волка или медведя, а потом получит потроха от добычи. Вот она и идет за мной на кухню, толстая как кабан, позевывающая во всю свою желтозубую пасть. Шерсть на левом боку у нее слежавшаяся, поскольку именно на нем она всегда спит.
Впрочем, и я не охотник. Все уже добыто. Открываю холодильник и режу колбасу, обрезки кидаю собаке.
* * *
Кино и телевидение - волшебная страна. Кто туда попал - уже не возвращается. Этакое Эльдорадо. Издалека видны лишь звезды, которых преследуют наглые папарацци.
Сам влезть в экран не пытался, но время от времени оттуда появлялись какие-то мутные люди.
Однажды на электронную почту пришло письмо, что меня вот-вот экранизируют и издадут.
Радостный помчался туда, куда поманили. Получил кофе с бубликом и, растаяв под ласковые речи, подписал совершенно дурацкий договор, уступив все права на книгу и фильм неизвестно кому.
Спустя год, размахивая служебным удостоверением, вернул права обратно, ни фильм, ни книга за это время так и не появились.
Потом нарисовался никому неизвестный режиссер. Лет неопределенных, в прическе и одежде творчески неряшливый. Он брезгливо поводил пальцем по моей повести, указав, где надо усилить и развернуть, а где наоборот - свернуть. Из повести предстояло срочно сделать сценарий.
- И побыстрее! - поторопил он, - а то гранты поделят, план студии подпишут, и деньги кончатся. А я пойду, меня Михалков ждет.
То, что деньги кончаются, подстегнуло. Я пригласил соавтора, в четыре руки мы дней за десять переделали повесть в сценарий.
С этим сценарием я месяц безуспешно искал режиссера. На письма он не отвечал, его телефон был недоступен. Видимо деньги уже поделили без нас.
Обнадеженный было соавтор со мной не разговаривает уже несколько лет. Фамилию режиссера я иногда вижу в титрах.
Бог любит троицу, и третий шанс выпал, когда я случайно оказался в коридоре одной творческой организации.
- Мальчик, ты хочешь сниматься в кино?
Нет, не так, фраза прозвучала с поправкой на годы потерь:
- Мужчина, не хотите поучаствовать в популярной телепередаче в качестве героя?
Девушка, задавшая вопрос, ответ прочитала в моих глазах, и стала деловито инструктировать.
- Подъедете к телестудии, пропуск вам закажут. В передаче про народных целителей изобразите больного (у вас получится), которого исцелят на глазах у миллионов зрителей. Гонорар - две тысячи рублей.
Не знаю, что меня оскорбило больше - унизительная роль или мизерность гонорара.
Вечером пожаловался жене, что птица удачи опять пролетела мимо и успокоилась в чужих руках.
- Сколько раз тебе говорила, - вздохнула она, - ходи в форме. Меньше с глупостями приставать будут.
Она явно намекала, что кроме погон меня уже ничего не красит. И вообще...
Ладно, мы, кажется, уходим в сторону.
Так что кино... телевидение... Ничего кроме раздражения. Что простительно. Возраст, знаете ли.
Но зачем-то до сих пор я каждый день просматриваю электронную почту.
Художник и маршал
В тридцатые годы Немирович-Данченко получил возможность съездить за границу. С женой. Естественно за государственный счет. Для лечения, знакомства с лучшими образцами театрального искусства и т.п. Поехал ненадолго, но подзадержался. Несколько раз через Станиславского, Горького и других просил у правительства деньги на обратную дорогу, получал их, да все никак не возвращался. Попутно подрабатывал. Писал книги, делал постановки. В Америке предлагал Голливуду сценарий за сценарием. В очередной раз обратился к правительству за материальной помощью. Телеграмма блуждала по бюрократическим коридорам и дошла до Сталина с припиской Ворошилова: 'Мое мнение, можно было бы удовлетворить просьбу при условии обязательного и немедленного возвращения Н.-Данченко в Москву, в противном случае этот ловкий старичок будет доить казну и дальше'.
* * *
На склоне лет ветеран МВД Иван Фёдоров вспоминал, как его перед войной призвали в войска НКВД. Сначала учебная часть в Серебряном Бору, потом охрана Кремля. По ночам дежурил в Грановитой, Оружейной палатах, в опочивальне Ивана Грозного. Солдат не мог удержаться и, бывало, сиживал на царском троне в шапке Мономаха.
Спокойно относились к сокровищам и солдаты созданной в ленинградской оперативной части внутренних войск роты спецназа. Она квартировала в соседнем с Эрмитажем здании. И бойцы, получив навыки по преодолению препятствий, в самоволку ходили через Эрмитаж, мимо картин, скульптур и других мало интересовавших их экспонатов.
С честными намерениями
В городе Выборге на столбе у дороги не объявление, а крик души.
Объявление я сфотографировал. Снимок распечатал и показывал разным засидевшимся в девушках знакомым от тридцати до сорока лет в звании от капитана до полковника. Те брезгливо фыркали. Может, потому так и остались в девушках.
P.S. Четыре года спустя. Тот же Выборг, тот же столб неподалеку от магазина 'Карусель'. От Фарида ничего нет, зато висит задорное объявление: 'Кому негде ночевать - приходи ко мне в кровать'. Ниже приписка: 'Для женщин!!!' и номер телефона.
Жигули вы мои жигули
Не поверите, были времена, когда жигули-шестерка стоили как трехкомнатная кооперативная квартира в столице. В те годы в моем кронштадтском дворе на полсотни квартир было две машины. Мотоколяска у безногого инвалида и шикарный белый экспортный москвич-408 у майора, отслужившего несколько лет в Африке. В соседнем подъезде кто-то добивал эмку (раритетную ГАЗ-М1). Все!
А тут нам в рейсе неожиданно заменили порт захода. Торсхавн - Фарерские острова, на столицу Исландии - Рейкьявик. Рейкьявик, так Рейкьявик. Люди у нас по тридцать лет в море ходили и кое-что в экономической географии понимали. Радиооператор Марочкин вспомнил:
- Заходили раз в Рейкьявик. Иду по пирсу, вдруг как задует, чувствую, сейчас унесет, а у меня в руках два пакета с шерстью, парусят, вот-вот руки оторвут.
- Отпустил?!! - вскрикивают слушатели.
- Ногой за канат зацепился, пакеты собой придавил и переждал. А так хороший город. Шерсть, свитера, да, еще там наши подержанные жигули сто долларов стоят.
Неосторожная фраза всколыхнула команду. Если наш, размером с крейсер, белый пароход шел с заходом в Балтийск или в Полярный, то на борту с удобствами размещались человек сто, здесь и команда, и минимум прикомандированных научных работников. И ничего, программу исследований выполняли. Если же предстоял поход с заходами в порты иностранных государств, на него ехали научные сотрудники из самых разных институтов. По их рассказам в самих НИИ драка за такую командировку была ещё та. В самом деле, получаешь ты у себя в Москве или Баку сто двадцать инженерских рублей, а тут заграница, валюта, можно на несколько дней припасть к 'язвам гнилого Запада'. Пусть их осуждает тот, кто в СССР не жил.
Итак, снова о Жигулях. Сто восемьдесят членов команды. Отбросили матросов срочной службы и практикантов из Ломоносовской мореходки. Осталось сто шестьдесят. И все хотят. Прикинули возможности. Носовой трюм, бак, вертолетная палуба. Влезало не так уж и мало - машин сто. Откинули автомотовладельцев. Тех, кто пытался скрыть наличие железного коня, активно обличали товарищи. Осталось сто сорок восемь упорно желающих, из которых следовало выбрать достойных. Беспартийный предпенсионный матрос нагло заявил, что в такой ситуации коммунисты должны сделать шаг назад. Но коммунисты не сдавались и шагали только вперед. С участием профкома и представителей служб долго разрабатывали систему отбора счастливчиков. Она была сложной и учитывала буквально все. Сколько лет человек проработал на судах экспедиции и сколько конкретно на данном пароходе, имел ли он взыскания, поощрения и т.п. Боцман - пришедший на пароход перед этим рейсом и оставшийся вне списка потенциальных автовладельцев - пригрозил, что во время погрузки пара машин случайно упадет за борт, и был восстановлен в правах. Я, сам по молодости оказался в резерве и подумывал, приобретя машину, подъехать на ней к пароходу, запереться изнутри и поставить командование перед фактом.
Но тут в ситуацию вмешалась холодная война, и её ветер отвернул нас от Рейкьявика. И сразу в команде воцарились мир и спокойствие. Все помирились и, даже, на очередном собрании дружно проголосовали за какую-то резолюцию осуждающую что-то нехорошее международное.
Как обычно, моя мечта сбылась у другого. Однокашник по Арктическому училищу встретил меня из похода на шикарной желто-черной 'копейке', которую он купил в Голландии за 75 валютных рублей, что примерно соответствовало ста баксам.
Прошло лет двадцать, я ехал в Москве на машине в районе проспекта Мира, когда под рычагом переключения передач что-то хрустнуло. По инерции докатился до тротуара, с трудом вписавшись между двумя иномарками. Когда заглянул под машину, увидел растекающуюся по асфальту масляную лужу.
Древняя 'копейка' честно отъездила больше тридцати лет, сменив пятерых хозяев. Я снял магнитолу, забрал какую-то мелочь из багажника и ушел. Её потом у меня купили какие-то пионеры как раз за сто долларов. И было жалко даже не машину, а что-то другое, что осталось далеко в прошлом.
Вот и повидались
Надо же, ещё вчера небожитель, государственный деятель, и имя твое у всех на слуху, а сегодня просто генерал. Как впавших в немилость членов ЦК отправляли послами в дальние страны, так и здесь - смайнали первого замминистра туда, где служил когда-то. И должность дали, за которой даже не волга, а банальный зеленый уазик закреплен.
Для большинства населения всё это прошло незаметно, но наше подразделение если и не замыкалось на генерала напрямую, то должно было с ним взаимодействовать: что-то утверждать, что-то согласовывать и вообще 'держать в курсе'.
- Как он сам-то? - интересовались мы у полковника, который когда-то с генералом не только постоянно встречался по службе, но и приятельствовал.
- Не знаю, - пожимал тот плечами, - был мужик, как мужик, и рюмку поднимешь, и за жизнь поговоришь, а наверх поднялся - так не виделись.
Все ясно, на олимпе у него было с кем рюмку поднимать.
Несколько дней новый начальник себя никак не проявлял. Приезжал на службу раньше всех, уезжал позже всех. За его окном, под которым даже не висел ящик кондиционера, допоздна горел свет. А дня три спустя раздался звонок. Дежурный сообщил, что генерал вызывает старого приятеля к себе.
Тот придирчиво осмотрел форму, взял папку с текущими документами и отправился к генералу.
Пока шел по этажам, вспоминал их старые разговоры. 'Сын - хулиган, дочь - двоечница, получил участок... да, сколько лет прошло, теперь, сын - офицер, дочь - учительница... дачный домик никак не дострою...'
У генеральского кабинета он ещё раз одернул форму, решительно постучал в дверь и с радостной улыбкой зашел.
- Дверь закрой, - неожиданно тяжело и глухо прозвучал генеральский голос.
Генерал сидел за столом, опустив голову, говорил, не поднимая глаз.
Полковник стёр с лица улыбку, закрыл дверь, строевым шагом подошел и доложился.
Генерал помолчал, потом голова его стала медленно подниматься.
Полковник успел отметить, что начальник за эти годы слегка обрюзг, волосы поредели, под глазами мешки, сами глаза... Глаза сверкнули, и генерал заорал:
- Ты что себе позволяешь! Смирно! Давай папку! Это что?! Что это спрашиваю?!! В глаза смотри! Доложи мне! Молчать!!!
Полковник почувствовал, как пол кабинета качнулся, всё куда-то поплыло, и генеральский голос звучал уже глухо и словно со стороны.
Очнулся он, сидя на стуле, генерал хлопотал рядом, держа в руке стакан с водой.
- Ну вот и славно... Вот и повидались... А я всё думал, не разучился ли командовать... Вроде всё нормально... Сам-то ты как? Как жена, дети?
Полковник ничего ответить не мог, и все пил воду.
- Ну ты, иди, иди..., - вздохнул генерал, - папку забери... скажи отпустил тебя сегодня, потом посидим с тобой как-нибудь...
Полковник поднялся со стула, поставил на стол стакан и на негнущихся ногах вышел из кабинета.
Генерал еще командовал нами года два. Генерал был как генерал. Не дурак, умел слушать подчиненных, но мог и сурово отчитать провинившегося. Да нормальный он был человек, сколько бы не изгалялись над ним журналисты в годы перестройки. Тогда даже, вдогонку к прежним грехам, его судили. На суде в качестве взятки фигурировал халат, который ему подарили во время визита в Среднюю Азию и прочий недостойный упоминания бред.
А полковник вскоре после этого уволился. Как и многие полковники - по здоровью. И говорил мне при встрече, что на гражданке он совершенно счастлив.
* * *
'Работодатель избегал принимать на работу обладателей карих глаз, лысины и бороды, что могло свидетельствовать об их природной лживости'.
Прочитал это, подошел к зеркалу, посмотрел на себя. Глаза в чем-то, конечно, карие, но лысина и не лысина вовсе, скорее, полянка в зарослях, что касается бороды - просто побриться надо. В общем, как обычно, соврал сам себе.
На долгую память
В букинистических магазинах попадаются книги с посвящениями. Если это не автограф автора, их оценивают дешевле (кстати, как и в ломбарде золотые и серебряные изделия с выгравированными надписями). Что зря, часто слова за обложкой - документ эпохи.
Том Горького 1949 года. 'Овладеть наукой, стать образованным гражданином - задача всей молодежи нашей Социалистической Родины. В день 12-летия Юры от папы'. И размашистая подпись.
Сборник 'Ленин и Сталин о труде' в 1942 году был преподнесен Михаилу Столярову - 'крепкому, мужественному, храброму бойцу и защитнику города Москвы, показавшему при этом исключительную находчивость и смекалку'.
В книгах тридцатых-пятидесятых годов часто встречаются штампы личных библиотек, причем не только столичных, но и глубоко провинциальных городов.
'Дорогому брату Алешеньке от Лоры Леженко. Октябрь 1960 г. Запорожье'. На первой странице штамп семейной библиотеки, в которой 'Белеет парус одинокий' Валентина Катаева получил ? 149.
Невесть как оказались в московском магазине книги из домашних библиотек Железноводска, Перми, Костромы. Из 'личной библиотеки генерал-лейтенанта Шеина Б.П.' на книжный развал перекочевал сборник речей Хрущева и Булганина во время их пребывания в Индии, Бирме и Афганистане.
После войны, когда объявили что книга - лучший подарок, ими вовсю награждали достойных.
Том стихотворений и писем Пушкина Комитет ВЛКСМ Главного управления в 1970 году вручил 'Хальской Галине в связи со 100-летием со дня рождения В.И. Ленина за активное участие в воспитании молодежи'. Роскошный альбом репродукций Государственного Русского музея в 1965 году преподнесли Людмиле Синицкой 'В день 8 марта за участие в групповом отчете женщин-фотолюбителей'.
В тот же день и в тот же год 'Дорогая Лина Степановна' получила от сотрудников ВНИИБП путеводитель по Русскому музею, что подтверждено печатью месткома. Месяц спустя подарок передарили, приписав ниже: 'Дорогой Володя! Хочу как художнику тебе вручить этот мой подарок. Будь таким как твои родители. Москва 9/iv 65'. Еще ниже идут карандашные каракули. Видимо сына или внука художника.
В те времена хорошая книга прекрасно заменяла банальную коробку конфет.
'Дорогой мой доктор, дорогой Аркадий Ростиславович! Пусть чувства уважения и благодарности к Вам будут подкреплены предметом, вызывающим чувство прекрасного! Ваш пациент ... Ленинград 1971'.
Сегодня поднеси терапевту 'предмет, вызывающий чувство прекрасного' - альбом 'Твоих оград узор чугунный', пусть и в суперобложке, понимание и благодарность в ответ вряд ли получишь.
А вот надпись за обложкой энциклопедического справочника 'Ленинград', изданного в честь 40-летия Великой Октябрьской социалистической революции:
'В день Ангела Ольге Алексеевне от зятя Шувалова Никиты Федоровича. Июль - 1958 год'.
Дарили книги на память. 'Елене Прекрасной! На память об отдыхе в 'Белых ночах'. Желаю вам гармонии, полноты всех ощущений, мыслей совершенства и любви...' 94 год.
Елену Прекрасную отличала практичность, подаренная книжка 'Артур и Анна' о романе Ахматовой и Лурье принесла ей рублей пять.
Сборник 'Оттепель' 1993 года украшает загадочная возвышенная подпись: 'От Арарата Петру'.
Отдельная тема книги подписанные авторами. От торопливых безличных 'счастья и удачи', оставленных на встречах с читателями, в магазинах и на книжных ярмарках до прочувствованных, на всю страницу, критикам, редакторам и коллегам-писателям.
Книги с надписями, датированными новым веком, в магазинах встречаются редко. Время ещё не пришло, а может, предчувствуя, куда те попадут, люди их просто не подписывали, чтобы не сбивать цену.
А вообще-то грустно. Большой том Лермонтова. 1935 год. 'На память доче от мамы'. И мамы давно нет, и дочки, видимо, тоже. Огромный потрепанный явно не раз перечитанный том оценен в букинисте в двадцать рублей. Значит, сдали его рублей за десять.
Ужас "дедушки" Семенова
Профессиональная армия - это здорово! На смену ни на что не годным восемнадцатилетним пацанам идут бравые рэмбо отечественного разлива, которые вытеснят все плохое, что накопилось за годы застоя.
Зима 93-го года. В бригаде связи развод. Подполковник-замполит на трибуне. Бригада под оркестр печатает строевым шагом по плацу. Плац маленький, доходят до конца, по команде разворачиваются и назад мимо трибуны.
Идет автохозвзвод. В первой шеренге тянутся, ровняют строй молодые, "духи", первогодки. Потом привычно маршируют "черпаки", отслужившие полгода. В предпоследней шеренге вяло, как на прогулке, идут дембеля. Главный здесь сержант Александр Семенов.
Семенов - злой "дедушка". Добрых 'дедушек' уже демобилизовали, а Семенова по личному указанию комбрига держат до последнего, чтобы уволить "под елочку", тридцатого или, даже, 31 декабря. Семенов ходит только на развод, после чего спит в каптерке. Наконец, последними - четверо в шеренге - первые контрактники. Среди них рядовой контрактной службы Екатерина П.
С вдохновенным лицом она шагает старательно и самозабвенно.
В такт шагам бьет барабан.
- Выше ногу! - командует замполит.
Катя, заслушавшись оркестр, выполняет команду и засаживает носок сапога прямо в зад идущему впереди "дедушке" Семенову. Дембель, которому осталось служить от силы дней десять, от неожиданности подпрыгивает.
Ее соседи по шеренге давятся от смеха. Сержант заводит руку за спину и показывает кулак. Его обрамленный шинелью жирный широкий зад мерно колышется в такт шагам.
Замполит не понял, почему оживился строй, и подошел к перилам. Бригада заходит на второй круг.
Поют на морозе трубы, бьет барабан. Оркестранты тоже проснулись и заиграли веселее. Оркестр, как всегда, играет строевую бригадную "Катюшу". Солдатские сапоги мерно впечатываются в снег.
И как раз где-то на припеве, неслышно подтягивая "выходила - песню заводила", контрактница, войдя в раж, вновь всаживает сапог под зад дембелю.
Тот подпрыгивает и улетает на полшага вперед.
- Саша, прости! - доносится ему вслед.
Давит смех уже не только последняя шеренга, но и шагающая за ней ремрота.
В другие роты, идущие следом, на вопросы шепотом передают суть:
- Катька Семенову поджопник дала.
Сержант на ходу оборачивается, делает страшное лицо и шепчет:
- Слышь, ты!!! Ну еще хоть раз!..
Замполит понимает, что-то не так, и именно между автохозвзводом и ремротой.
Строй приближается, и он внимательно рассматривает солдат.
- Только не ударить! Только не ударить, - шепчет Катя, со всеми приближаясь к трибуне.
- Тянуть носок! - командуют оттуда.
Семенов чувствует опасность и начинает ерзать. Деться некуда. Суровые законы строя не дают метнуться ни влево, ни вправо. Впереди шеренга "черпаков", а сзади "эта"...
Трибуна все ближе. Уже надо держать равнение направо. Вот над строем сам "товарищ подполковник". Нога еще четче печатает шаг и, аккурат напротив трибуны, под команду: "И-р-раз" взлетает так высоко, что уже привычно входит в зад Семенову.
Барабан сбивается с ритма. Подполковник на трибуне стоит, взявшись за перила, низко опустив голову, прячет лицо.
Семенов сквозь зубы матерится и оглядывает однополчан.
Хуже всего "молодым". У них застывшие в муке каменные лица.
Катя в строю. Сбылась ее мечта. Она в армии. Киномеханик клуба, рядовой контрактной службы. С гордостью носит форму, честно ходит на службу. И даже утром на разводе шагает со всей бригадой, хотя женщин-военнослужащих от утреннего марша освободили.
Ей страшно и, в то же время, нечего терять, и она, поравнявшись с трибуной, держа равнение на замполита, в четвертый раз впечатывает сапог в зад сержанту.
Трубы запели вразнобой, каждая свое. Барабан замолк, барабанщик словно хочет укусить свою колотушку. Кто-то прямо в строю не выдержал и согнулся от хохота. Бригаду останавливают и распускают.
